Бесплатный фрагмент - Алтарь для Спящего бога

Лучшая месть человеку — это доказать, что ты можешь обойтись без него.

Валентин Пикуль

Плейлист

1. polnalyubvi ― «Спящая красавица»

2. Вячеслав Ковалёв ― «Поле битвы»

3. Вайолет ― «Он — дракон»

4. Владимир Высоцкий ― «Баллада о времени»

5. Мельница ― «Баллада о борьбе»

6. Хелависа ― «Поверь»

7. Plamenev ― «Перед Казнью»

8. Anne Dudley ― «Medhel an Gwyns»

9. Green Apelsin ― «Я тебя найду»

10. Plamenev, Михаил Яковец ― «Разговор»

11. Liliana Bush, Daria Scherbak, Ensemble Vanya ― «Дорога»

12. Vitamin String Quartet ― «Aerials»

13. RADIO TAPOK ― «Монстр»

14. Канцлер Ги ― «Folker’s Song»

15. London Festival Chorus ― «Hativkah»

Пролог

Легенды лгут. Всегда. Твой дед передал твоему отцу историю своего отца. И вот ты рассказываешь уже своему сыну о том, как предок достал звезду с неба и пленил дракона. Так и со всеми прочими легендами ― сколь они прекрасны, столь и лживы. Истину поведают лишь свидетели, а свидетели, как водится, давно в сырой земле спят. Вот и эта история, начало которой было положено много веков тому назад, лгала и увиливала, покуда сам участник не стал её творцом.

Милуга подёрнулась корочкой льда. Её пологий склон покрыли сугробы. Алтарь же на удивление стоял чистым, и ни одна снежинка не рискнула приземлиться на его серую каменную крышку. Со стороны виднеющегося на горизонте леса ехала телега, запряжённая двумя смирными лошадками. За спиной возницы возвышался груз, укрытый грубой тканью. Сам возница был явно не так хорошо подготовлен к путешествию, поскольку чёрная бархатная вышивка на дублете поистрепалась, а плащ, хоть и отороченный мехом, имел тонкую пурпурную подкладку. Сразу видно ― не так прост этот лорд.

Наконец он остановился у самого Алтаря. Спрыгнул с козел и обошёл камень, придирчиво осмотрев его со всех сторон. Выражение его лица менялось от страха до животного предвкушения. А затем одним резким движением он сдёрнул ткань с возка. Там уложенные друг на друга, лежали человеческие тела. Их было ровно одиннадцать. Мужчины, женщины и маленькая девочка. Их можно было бы принять за мёртвых, но нет ― они всего лишь, одурманенные зельем, спали.

Лорд принялся перетаскивать тела, раскладывая их вокруг Алтаря. Ему явно не доставляло это удовольствие, и несколько раз он останавливался, тяжело дыша. Последняя девочка лет десяти, осталась в телеге и уже пришла в себя, но не могла двинуться с места. Не столько из-за пут, сколько из-за страха. Она же и стала свидетельницей последующих событий.

Лорд, что увёз её из родного дома, встал перед Алтарём и заговорил. Язык был девочке незнаком. Он поднял руки и резко замолчал. А затем достал из складок своей одежды длинный нож, подошёл к лежащему на земле человеку и наклонился к нему. Пленник что-то замычал и стал извиваться в своих путах. Стоны прекратились так же резко, как и начались. Лорд вновь что-то сказал и перешёл к следующему. И так от одного к другому, перебивая стоны короткими фразами на незнакомом языке. Девочке хотелось закрыть уши и не слышать творящегося здесь ужаса. Словно все эти люди для лорда были скотом, приведённым на убой.

Когда всё было закончено, он вернулся к Алтарю, отбросил кинжал и потёр лицо обеими руками. На коже остались багровые полосы, придав ему первобытный полузвериный вид. Он вновь воздел руки к небу и прокричал незнакомые слова. И наступила совершенная тишина: ни ветерка, ни крика птиц не было слышно. Девочка затаила дыхание, не найдя в себе сил даже зажмуриться.

Тишину нарушил скрежет. Грохот этот наполнил всё, вселил ужас. Треск, скрип и оглушительный грохот разнёсся по округе Зажмурившись, девочка прижалась лбом к доскам телеги.

― Я, Альгар, сын лорда Граанта, освобождаю тебя, о древний Бог!

― Освобождаешь?

― Ты теперь свободен! Но в обмен исполни моё желание.

― Желание?

― Я хочу… чтобы отец умер, а соседи сдались на мою милость! Хочу три сундука золотом, два… нет пять с каменьями.

― Милость?

― Да, чтобы подчинялись мне, как королю.

― Как королю?

― Нет!.. Я хочу быть королём! Я желаю быть властителем этих земель. От самого Зимнего предела до Морского берега. А если тебе недостаточно жертвы, то вот невинная девица! Тебе же приводят девиц? — Лорд подошёл к телеге и, схватив девочку за шиворот, приволок к Алтарю. Её ноги едва касались земли. — Это справедливая плата за твоё освобождение!

…свобода!

Вновь по округе раздался лязг и грохот, а следом ни с чем не сравнимый крик боли. Рука, сжимающая ворот, разжалась, и девочка ничком упала на землю. Она, скуля, отползла в сторону, сжалась на влажном снеге.

Стихло, только ветер подвывал. А затем послышались шаги и хруст снега. Девочка принялась ползти, пыхтела и стонала, помогала себе спутанными ногами и руками. Перед самыми её глазами появились сапоги, а на девственно белый снег упали капли крови. Она подняла глаза и увидела человека. Его шея была рассечена, из неё которой хлестала кровь. Он коснулся горла, и рана сама собой затянулась. Человек смотрел растерянно. Огляделся и вновь взглянул на девочку. Глаза его горели алым.

― Помолчите, ― хрипло проговорил он неизвестно кому.

Прочистил горло, поднёс свои руки к глазам и несколько раз сжал и разжал пальцы. После чего вновь обратил свой взор на девочку.

― Ты не из этих… не та. Не моя, ― Говорил он медленно, неуверенно проговаривая каждое слово. ― Кто… ты?

― А… Аника.

― Аника, ― повторил человек.

― Не убивайте меня. Я никому ничегошеньки не скажу!

― Зачем мне тебя убивать? ― человек растерянно осмотрел свою одежду, словно видел её впервые.

― Вы меня купили.

― Я не… но… Понятно.

Он отошёл. Связанная, Аника не могла видеть, что делает этот человек. Она слышала его шаги, странный, тихий шёпот, словно он с кем-то ругался. Через несколько минут он вернулся и перевернул Анику на спину. Та, увидев в его руках нож, вскрикнула и принялась извиваться и крутится.

― Не шевелись, ― приказал он.

Её тело обмякло, словно разом лишилось сил. Человек занёс кинжал и несколькими движениями разрезал путы.

― Шевелись, ― вновь приказал он и Аника почувствовала, что вновь может двигаться.

Человек сел прямо на землю и внимательно её разглядывал, не делая больше ничего.

Аника вскочила и бросилась прочь, но отбежав остановилась и обернулась. Человек всё так же продолжал сидеть на земле и смотреть вдаль. Алтарь в стороне выглядел уже иначе ― его каменная крышка была сдвинута в сторону. Вокруг весь снег покрывали следы грязи и крови. На тела она взглянула мельком, тут же отвернувшись.

― Аника, ― позвал её незнакомец. ― Зачем? ― спросил он.

― Зачем? Я не понимаю.

― Зачем он это сделал? Нет, я знаю.

Человек тяжело вздохнул, сгрёб ладонью снег и принялся чистить заляпанные руки.

― Они говорят, что я чумазый. Говорят мне надо умыться. Зачем?

― Вы в крови.

― А… Да, люди испугаются.

― Нужна тёплая вода, ― предложила Аника.

― Тёплая. Ага… А это какая? ― он раскрыл ладони, блестящие от расстаянного снега.

― Это снег. Он холодный.

― А как получить тёплую?

― Разжечь костёр.

Среди вещей в телеге нашёлся кремень и кресало и немного еды. Спустились сумерки. Аника жалась к огню, стараясь согреться. Человек кажется даже не замечал холода. Он умылся, всё так же продолжая бормотать. Девочка подогрела на огне хлеб с мясом и осторожно положила их рядом с человеком. Тот взял ломоть хлеба, придирчиво осмотрел его и осторожно откусил.

― Это еда. Её нужно есть, ― уверенно сказал он.

Аника прыснула со смеху.

― А что с ней ещё можно делать?

― Не знаю. Я пока ничего не знаю.

― Почему?

― Не знаю, ― повторил человек.

Какое-то время они сидели молча. Аника уже не так боялась этого человека, даже его красный, немного светящихся глаз. Он не был похож на того, кто забрал её из дома. Даже лицо изменилось. Вроде те же черты: высокие скулы, широкие крылья носа, длинные чёрные волосы, всё ещё измазанные кровью и грязью. Но раньше он смотрел на всех равнодушно, холодно, а теперь скорее растерянно и любопытно.

― Кто такой Альгар?

― Вы сказали, что вас так зовут.

― Да? А кто такой лорд Граанта?

― Ваш отец, наверное. Его земли там, ― Аника махнула рукой в сторону леса. ― Папа ему налог платит.

― У меня нет отца, ― уверенно сказал человек. ― Постойте, не кричите.

― Я не кричу, ― заметила девочка.

― Не ты. Они, ― человек коснулся виска. ― Они всё пытаются мне объяснить, учат. Очень шумно. Как ты здесь оказалась?

― Папка продал меня вам за мешок овса и гнедую кобылку. Вы не помните?

― Нет. А это много?

― Много. Кобылка хорошая была.

Человек опять замолчал. Внезапно он протянул руку и коснулся огня, но пламя не обожгло его. Аника открыла рот, наблюдая за ним.

― Хочешь домой? ― внезапно спросил он.

― Не, ― помотала она головой. ― Папка меня ещё кому продаст.

― Они говорят, что продавать детей плохо. Значит ты ребёнок?

Девочка вновь рассмеялась.

― Взрослые говорят, что ребёнок.

― А я тогда кто?

― Взрослый.

Человек нахмурился, словно ему не нравилось когда его так называют.

― Я не хочу продавать детей. Да постойте, не голосите. Я понял.

Он поднялся, дошёл до телеги и вытащил оттуда какой-то мешок и скрученное одеяло.

― Они говорят, что тебе будет холодно ночью. Ложись у огня. Мне нужно подумать. Поэтому ты будешь спать.

Кусочек хлеба выпал из рук Аники и она сонно поморгала, а затем очень быстро уснула.

Утро порадовало землю ярким солнцем. В стороне, ближе к реке, за ночь появилось десять холмиков. Аника огляделась. Человек сидел на краю каменного Алтаря и смотрел в его глубину. Она выползла из-под одеяла и обнаружила, что этот странный человек завернул её ещё и в свой плащ. Она осторожно погладила мех и подивилась, что такой знатный лорд не мог себе позволить что-то получше, чем кошачью шкурку. Когда девочка подошла ближе, ёжась и кутаясь в дарёный плащ, человек даже не поднял голову. Аника осторожно вытянулась вперёд. Оказалось, что под крышкой был колодец. В его темноту и вглядывался человек.

― Теперь я кое-что понял, но пока не всё, ― внезапно сказал он.― Я тебя не покупал. Это сделал он, Альгар, ― человек указал на себя. ― Я наказал его. Воздал по заслугам.

― Вы… не он?

― Я там, ― он указал на чёрный провал. ― И не там. Сложно. Ты не бойся.

Когда он поднял глаза, то они уже были обычного чёрного цвета.

― Я не боюсь. Наверное.

― Это хорошо. Они, женщины, что приходили ко мне, рассказывали очень интересные истории про разные места. Я хочу их посмотреть. Ты не хочешь возвращаться домой. Я тоже не хочу домой. Мы можем поехать туда вместе.

Аника задумчиво взглянула в колодец.

― Так значит вы Бог? Тот самый, из легенд?

― Я Альгар, сын лорда Граанта. Они сказали так будет безопасно называться. Поедешь со мной?

Девочка немного подумала, да и согласилась. Альгар поднялся с Алтаря.

― Отойди, ― попросил он и, дождавшись когда Аника отойдёт на несколько шагов назад, достал из-за пояса кинжал, полоснул по ладони, проговорил незнакомые слова и окропил кровью каменную крышку. Та с лёгким шорохом встала на место.

― Вот так-то лучше. Пусть и дальше спит.

Они сели в телегу, и Альгар взялся за поводья. Он несколько минут словно вслушивался в себя, а затем обратился к девочке:

― Ты умеешь этим пользоваться?

― А чего тут уметь?

Сама она не очень хорошо правила лошадками, но с горем пополам смогла вывезти их на дорогу и они отправились вдоль Милуги к ближайшему мосту. Альгар расспрашивал её обо всём подряд: зачем мост, зачем лошадкам овёс, что такое город… Иной раз он сам тут же находил ответ, другой внимательно слушал свою спутницу.

Переехав мост, повозка двинулась дальше. На юг.

Глава 1. Наказание за преступление

Осень 1 523 г.

Они висели рядком и слегка покачивались. Так аккуратно и по порядку, словно палач специально выстроил их по росту и подогнал верёвку. А может, так оно и было на самом деле. Вон, стоит, опираясь на древко топора и опустив голову. И красный, забрызганный багряным дублет ему в самый раз. Как и погрязшее в крови правосудие.

― … Закон свершился во благо герцогства и по желанию его сиятельства, герцога Баккереля.

Все четверо…

Утром дождь превратился в водяную взвесь и ледяной коркой укрыл плечи и головы людей, пришедших посмотреть на происходящее. Первые места выменивали за кусок хлеба, соль или то, что удалось найти. Остальным же ничего не оставалось, как толпиться по краям площади, вытягивая головы в попытках разглядеть повешенных лордов. Эрии повезло забраться на козырёк одной из лавок и затеряться среди уличных ребятишек. Благо дни скитаний преобразили её, и в рваной одежде никто не узнает старшую дочь лорда Кальдерона.

Ей бы заплакать, закричать, вцепиться в лицо герцога Баккереля, который появился уже после совершения казни. Стоит, бледный, с недвижимый, а в глазах его читались лишь холод и безразличие. Эти глаза Эри́я не видела, но представляла их именно так. Да и самого герцога она узнала не сразу. Какой же знатный лорд позволит себе одеть дублет без единой золотой ниточки? Не было у него и белого накрахмаленного воротника, а за спиной не толпились слуги в цветах дома. Только по герцогской цепи и тонкому обручу на голове она его и распознала.

Убийца.

Отец предатель, что уж здесь говорить. Мать не раз упрекала его за верность клятве мятежнику, а когда отец возглавил отряд… Справедливо, если посмотреть со стороны.

Но мама? Сестра и брат? В чём они виноваты?

Эрия отвернулась, понимая, что теперь никому уже не помочь ― самой бы ноги унести. Поблуждав по промёрзшим улочкам Ларека, она забилась в какую-то конуру, где, наконец, дала волю слезам. Её била крупная дрожь и непонятно: от холода, голода или от всего пережитого. Так и уснула, сжавшись в своей берлоге и желая никогда не проснуться.

На второй день из норы её выгнал голод. Как ни крути, а она всё ещё живой человек и нуждается в такой простой вещи, как еда. А раньше принимала как должное: три смены блюд, мясо и обязательно печенье с клубничным вареньем. Сенни любил варенье. Пробирался на кухню и таскал, пока кухарка отворачивалась и не замечала его. А может, всё прекрасно видела, только не могла отказать такому красивому мальчику.

Подступивший к горлу ком заставил Эри остановиться и прижаться к мокрой после дождя стене. Сенни и Марсали. Маленькая, красивая, как фарфоровая куколка Марсали. Её прочили в жёны младшему сыну лорда Эндерса. Родители почти договорились об этом браке, но всё пошло не так. Всё рухнуло.

Стоит пойти к кому-то из знакомых. Попросить помощи. К тому же лорду Эндерсу. Он хорошо относился к Эрии, часто бывал у них в доме, а порой засиживался до самой темноты, что-то обсуждая с отцом в кабинете.

Эрия рассмеялась от таких мыслей. Её сдадут первому же патрулю за вознаграждение, за благосклонность нового герцога или просто ради куска хлеба. Лорд Эндерс был в числе первых, кто поднял своё знамя против мятежников и присоединился к новому герцогу Баккерелю, рукоположеного самим королём Холмистого края Луизом Хитрым.

Эрия смогла стащить подгоревшую краюху хлеба и, спрятавшись под мостом, жадно вцепилась в неё зубами. Мякиш была горькой, вязкой, с меловым привкусом. Несомненно, пекарь подмешивал в тесто мел. Или толчёную кору. Нельзя было его винить за это: ещё не остыли пожарища усмирённого восстания, не забыт голод, постигший жителей во время осады, а Ларек уже наводнили беженцы. Город изменился — стал грязным, неприветливым, голодным. От речушки воняло падалью.

Взгляд натолкнулся на груду тряпья на другом берегу. Приглядевшись, Эрия узнала в этой куче несчастного, который, похоже, стал жертвой грабителей или голода. Она откусила кусочек, продолжая смотреть на тело. На худую грязную руку, со следами разложения, на видневшуюся под тряпкой голову, на босую пятку в разводах грязи. Скоро грянут морозы, и снег похоронит под собой мертвеца. По весне река распухнет и тело вынесет за город в предместье, где какой-нибудь неравнодушный выловит его и похоронит. Или нет, и вода вымоет всю плоть, оставив лишь тонкие белые кости.

Что станется с телами её родных? Возможно, их также сбросят в канаву, и они будут вынуждены месяцами разлагаться без должного обряда. Или их просто скормят свиньям? Рассказывали, что как-то старого фермера взял удар прямо у загона с поросятами. Он упал за ограду и умер, а свиньи обглодали его почти до костей. Они всеядны. Может так случиться, что те свиньи, которые съедят Сети и Марсали попадут на стол герцогу Баккерелю и он подавится косточкой.

Эрия вновь расплакалась, уткнувшись носом в собственные колени.

.

Альгар не успел. Спешил, загнал коня, но обратно не поворотить совершённого. Увиденное привело его в ярость. Он был готов лично и прилюдно отсечь голову Тервуд. Стереть с этого великородного лица довольную ухмылку. Выдержки хватило только на то, чтобы процедить сквозь плотно сжатые зубы:

― В зале совета.

Тервуд так и не понял, чем был недоволен герцог. Он пожал плечами и скрутил свиток, с которого зачитывал свою пламенную речь. Альгару подвели свежего коня, и он направился в сторону замка. Рядом пристроился Оскольд.

― Кажется комендант перегнул палку.

― Не переживай, я разогну её обратно.

Оскольд с опаской взглянул на брата.

― Тервуд из знатной фамилии. Родич короля. К тому же, извини за напоминание, ты сам назначил его комендантом. Позволь тебя предупредить ― не делай глупостей.

Альгар зло рыкнул.

― Глупость совершил он. И пожалеет об этом.

― Ну не такой же Тервуд дурак…

Голос под конец совсем стих. Оскольд видел друга и в хорошие дни, и в гневе, но теперь тот был в бешенстве. И это пугало.

Альгар надеялся принести мир. Он считал, что после того как мятежники сложили оружия и присягнули на верность новому герцогу и своему королю всё закончится.

Надежда. Вот самый большой враг его стремлений.

.

Трапезный зал в замке герцога Баккереля, который в это сложное время отвели для собраний городского совета, носил на себе следы былой роскоши. В период осады почти всю мебель спалили вместо дров, за золото и серебро новая власть выменивала зерно, а стяги нового рода пока не заняли положенные места. Хотя Королевские Герольды уже должны были подготовить как герб, так и внести запись в Родовую книгу.

Король Луиз недолго думал, как передать провинцию. Кайя был лишён своего титула герцога и вычеркнут из Родовой книги, а Альгар, наоборот, был введён в род особым указом и тут же принёс присягу королю Холмистого края. В следствии такого решения возникла некоторая путаница, поскольку каждый называл своего представителя герцогом.

Лорды лениво заползали на свои места и только тогда замечали герцога. Казалось, их сиятельство нездоровы ― у него было бледное, почти серое лицо. Ещё больше лордов пугали красные глаза с кровавыми ниточками от разорванных капилляров. Небольшой рыжеватый камень в обруче мерцал, словно предупреждая об опасности. А чёрный дублет с таким же чёрным жёстким воротником делали герцога похожим на самого настоящего демона. Тонкие губы плотно сжались. Господа советники неуверенно заёрзали, обеспокоенные затянувшимся молчанием. Только лорд Эндерс расслабленно откинулся на спинку и ожидал развязки.

Тервуд, окрылённый своим успехом, влетел в зал и с порога провозгласил:

― Ваше сиятельство — правосудие свершилось! Последние предатели наказаны, и я, как непосредственный участник событий, предлагаю по этому поводу устроить великий пир!

Оскольд, сидящий по правую руку от герцога, кашлянул и тихо сказал:

― Я забираю свои слова обратно: он полный идиот. Ату его, Альг.

Альгар бросил гневный взгляд на брата, но через мгновение усмехнулся. До сего момента его намерением было сразу снести голову идиоту, но теперь… Теперь он отыграется.

― Лорд Тервуд, о каких предателях вы говорите? — Голос герцога был спокоен, словно спрашивал о погоде.

Комендант, не видящий опасности, радостно затряс руками:

― Ваша светлость, как же. Лорд Эрл Кальдерон публично признался, что возглавил восстание против вас и короля вместе с Кайя!

Взгляд Альгара заледенел, и ближайшие к нему советники попытались отодвинуться.

― Я согласен и, более того, сам подписал его приговор, но уточните, пожалуйста, каковы были преступления леди Элизабет, девицы Марсали пятнадцати лет и юного Сетирона четырёх лет? Прошу вас, подробно рассказать нам о суде и тех доказательствах, что там были представлены. И отчего я в этом суде не участвовал.

По всей видимости, Тервуд всё же понял, что герцог им недоволен. Он спал с лица, нервно хватаясь за свой белый накрахмаленный ворот.

― Ваша светлость…

― Ваше сиятельство!

― Ваше сиятельство, вся семья Кальдерон призналась в преступлениях против герцога и короны. Их повесили по закону военного времени! Если бы мы этого не сделали, то народ… народ бы возмутился!

Альгар улыбнулся, а присутствующие затаили дыхание. В этой кромешной тишине в зал проскользнул неприметный мужчина, которого в замке звали просто Кеке, без титула. Смуглый, черноволосый, с раскосыми глазами и высокими скулами, этот человек на вид лет тридцати держал в своих руках все документы герцогства. В его манере изъясняться и говорить чувствовалась нисская школа. Некоторые лорды проявляли недолжное пренебрежение к Кеке, но иные старались считаться с его мнением. Человек, получивший образование в стенах Нисского университета, мог быть опасен для тех, кто хотел обмануть герцога.

Кеке осмотрелся, одёрнул короткий дублет и, подбежав к столу, положил перед герцогом папку. Раскрыл её на закладке и пальцем указал на нужное место, а потом сел в углу, чинно сложив худые руки на коленях. Альгар лишь мимолётно взглянул на листы.

― Хорошо, лорд Тервуд. Предлагаю обстоятельно рассмотреть дело. Итак, какие преступления послужили причиной вынесению смертного приговора леди Элизабет Кальдерон?

Оскольд пододвинул к себе папку и углубился в чтение.

― Она… Она жена преступника!

Герцог откинулся на спинку кресла и кивнул, словно соглашаясь:

― Допустим. Если быть женой преступление, то тогда мы давно бы уже погрязли в грехе или вымерли, — лорды неуверенно засмеялись. — Согласно особому указу нашего короля наказание для родственников мятежников должно быть соразмерно их вине.

— Она… она участвовала! Свидетели говорят, что она была рядом с мужем!

— Было бы странно, если бы женщина вдруг позволила себе пойти против брачной клятвы, — Альгар поднял руку, не давая Тервуду ответить. — Далее: какие преступления послужили причиной вынесению смертного приговора девице Марсали Кальдерон?

― Она… она находилась в тесной связи с заговорщиками. Она… могла… Она передавала письма!

― К сожалению, я не нашёл подтверждения вашим словам в отчёте и в допросных листах. Ну, ничего страшного, бывает. Забыли, наверное, дописать.

Комендант яростно закивал и неуверенно улыбнулся. Оскольд наклонился вперёд и прошептал:

― А можно я его? А? Ведь каков подлец! Ладно жена, но мальчишку и того не пожалел.

Герцог величественно отмахнулся от него.

― Продолжим. Какие преступления послужили причиной вынесению смертного приговора Сетирону Кальдерон, четырёх лет от роду, страдающему хилостью конечностей? Навряд ли младенец писал письма — не был обучен грамоте, а как мне известно, он и вовсе не говорил, ― голос герцога перестал быть мягким. ― Как вы, многоуважаемый комендант, объясните, за какие такие преступления на эшафот взошёл четырёхлетний ребёнок? Если я не ошибаюсь, то указом короля от одна тысяча пятьсот девятого года со дня Пришествия, дети до семи лет не несут ответственности за свои действия и они не могут быть приговорены к смертной казни. Наказание получают родители или опекуны, а если таких не имеется, то ребёнок помещается в королевский приют до достижения совершеннолетия и более не несёт ответственности по обвинению. Но, ― Альгар выдержал долгую подобающую интриге паузу, ― вы могли об этом не знать. Бывает.

Тервуд медленно выдохнул. Да и все окружающие тоже заметно расслабились. В самом деле, не будет же герцог убивать лорда Тервуда, пятиюродного брата короля на глазах благородной толпы. Только лорд Эндерс подозрительно прищурился, разглядывая то Тервуда, то Альгара. Герцог тем временем продолжил:

― Я изучил перепись имущества лорда Кальдерона, которое было сделано несколько дней назад. Как я понимаю, оно отходит старшей дочери Эрии Кальдерон.

Кеке дёрнулся, кажется, желая что-то сказать, но захлопнул рот и продолжил наблюдать.

― Она женщина! И, Ваша светлость, девушка сбежала! Она тоже участница заговора! Она… Она была невестой Фегги Бортрен!

― Если быть невестой также теперь является преступлением, тогда мы все должны дружно встать и перебить добрую половину жителей Ларека! Вы, милорд, заврались! Хватит! ― Альгар подкрепил свои слова, встав и громко стукнув ладонями по столу. Советники вжались в спинки стульев. ― Я знаю, что уже неделю вы обустраивайтесь в доме покойного лорда Кальдерона. Вы были замечены в скупке драгоценностей, а также заказали рамы красного дерева и конфисковали сколько-то там локтей пурпурного шёлка! Я мог бы быть снисходителен к глупцу или идиоту, но не вору. В тот момент, когда зима ещё не пришла, когда по всему герцогству разорены дворы, а люди умирают от голода на улицах Ларека, вы набиваете себе карманы. Мы продаём столовое серебро, фамильные картины, одежду и мебель, чтобы наполнить амбары Пасгантским зерном. Если сейчас мы не сможем поддержать герцогство до лета, то осенью пожнём лишь могилы. Вы пренебрегли не только моими приказами, но и приказами короля. Вы не просто глупец, вы жалкое лицемерное существо…

― Я член королевской семьи! — голос Тервуда сделался совсем тоненьким и испуганным. ― Вы не имеете права так ко мне обращаться!

Альгар вышел из-за стола и медленно направился в сторону коменданта.

― Вы обвиняетесь в превышении должностных полномочий, приведшие к смерти трёх человек, в том числе детей. Без доказательств, без суда и в обход моего приказа. Мотив ― вопиющее жажда наживы и денег. Все доказательства и допросные листы будут направлены лично Его Величеству королю Луизу за моею печатью.

Герцог остановился в шаге от Тервуда. Тот, по всей видимости, считая, что изобличение закончилось, отступил, но был остановлен Альгаром.

― Стоять! Я ещё не закончен! Как герцог этих земель, рукоположённый королём Луизом, за совершенные преступления, я приговариваю маркиза Тервуда лорда Нестера Лаверан, члена Тайного совета, кавалера ордена Ласточки и так далее и так далее, к смерти. Приговор будет приведён во исполнение немедленно.

Меч птицей вылетел из ножен, мелькнул, словно молния. Глаза Тервуда были широко раскрыты, когда его голова с лёгким стуком ударилась об пол, а тело повалилось набок. Альгар вытер меч о свой плащ и одним движением бросил его в ножны.

― Лорд Эндерс, с этого момента вы комендант Ларека. Принимайте дела.

Лорд поднялся и поклонился. Остальные замерли на своих местах и, казалось, вовсе не дышали. Из зала герцог вышел в полной тишине.

Оскольд нагнал его уже в галереи второго этажа.

― Ну ты… Признаюсь, я такого не ожидал. Уверен, что король одобрит твоё решение? — Альгар промолчал. ― Ага. Не уверен. Как бы потом беды ни было. Кеке, конечно, умничка и все доказательства подготовил в лучшем виде, но… брат короля, пусть и седьмая вода на киселе… Альг, ты меня хоть слышишь?

Альгар отмахнулся от него и свернул к дверям в свои покои. Уже в комнате он вытащил меч и занялся его чисткой. Это было хорошее оружие: старый и верный клинок, лезвие которого доставали только в исключительных случаях. Не надо было его марать. Нехорошо.

Оскольд налил себе вина и вальяжно развалился на стуле.

― Я отдал распоряжение от твоего имени, чтобы этих несчастных сняли и похоронили. Думаю, что после сегодняшнего представления никто и не пикнет.

― Я тебе не шут, чтобы представление устраивать.

― Скоморох здесь я, ― Оскольд отпил вина и печально взглянул на друга. ― Не ожидал от тебя такой жестокости.

Альгар со свистом бросил меч в ножны.

― Я не жестокий, Оси. Жестокие они. Из-за жадности повесить женщину с детьми! Ведь это ничтожество полностью осознавал, что делает. Нет, Оси, это не жестокость — это справедливость. Позови Кеке ― нужно найти эту девчонку.

― Решил посвататься? ― хихикнул Оскольд.

― Нет, тебя женить. Хватит, нашутились. Нам надо найти её первее других. Всё-таки не крестьянка ― её фамилия всё ещё имеет силу. Кальдероны в родстве с королевским родом. Давай, займись делом.

Оскольд отсалютовал кубком и ринулся на подвиги, то бишь искать Кеке. Оставшись в одиночестве, Альгар со стоном упал на кровать и закрыл лицо руками.

Чудовищная случайность. Он не виноват, что великовозрастные лордики заигрались. Перепутали жизнь и смерть. А он надеется, что все забудут и про казнь на площади, и про казнь в зале совета.

Герцог… Знали бы эти благородные господа, кто ими командует. Вот бы их рожи вытянулись… от ужаса.

Когда пришёл Кеке, Альгар продиктовал ему письмо. Приложил все листы и запечатал перстнем. Этот конверт ещё до вечера отправится к королю с доверенным гонцом.

И поди всё обойдётся. В такие минуты ему не хватало Аники ― её советов и поддержки. Ничего, скоро Бейтрин, они как в былые года смогут сесть рядом и говорить часами.

.

О том, что в замок нужна служанка, притом обученная грамоте, Эрия узнала на рынке, а следом на доске объявлений нашла приколоченную бумажку.

«В замок требуется служанка женского полe для уборки комнат. Опрятная, без вшей. Не замужем. Без детей. Без долговых обязательств».

И правда, кто такие объявления вешает, если слуги, тем более «женского полу» все сплошь вместо имени крестик ставят в бумагах? Эрия сорвала бумажку и спрятала её за пазуху. На слуг никто не обращает внимания, и она сможет слиться с другими и тогда… Тогда она отомстит.

Украденное платье Эрия постирала в ручье за городом и кое-как высушила на костре. В нём недоставало несколько шнурков, а сама ткань знавала лучшие времена, протеревшись на локтях. Благо прорехи и пятна можно было прикрыть плащом. Хотя и он сгодился бы скорее на тряпки. Волосы тщательно расчесала украденной расчёской. Несколько минут смотрела на своё смутное отражение в воде, а после одним движением отсекла примерно половину. Простолюдинки не отращивают длинных кос. Волосы рассыпались по плечам и теперь едва доставали до пояса. Эрия с трудом оттёрла грязь с рук и лица, но не слишком старательно. Вряд ли господа ожидают увидеть ухоженную женщину, пришедшую из пригорода в такое-то время.

Эрию мало волновало, что раньше она особо не утруждала себя работой. Хотя в прежние времена и участвовала как в покраске тканей, мыловарении, так и в ежегодной чистке серебра, которую леди Кальдерон проводила собственноручно вместе с дочерьми, не допуская к сервизу никого из слуг.

Замок изменился. Пропали стяги с деревом и стрелой, по стенам ходил караул, а у закрытых ворот дежурила стража. Старший из воинов выслушал девушку и пропустил внутрь, наказав идти через скотный двор к входу для слуг. На стук дверь открыла полная женщина в припылённом мукой фартуке и льняном чепце.

― Тебе чего, ― грубо спросила она, разглядывая Эрию с ног до головы.

― Я по объявлению, ― девушка протянула ей бумажку.

Та лишь мельком взглянула на неё, видимо, сама она читать не умела.

― Ну, проходи.

Закрыв дверь, кухарка повела Эрию вглубь тёмного коридора, в конце которого виднелась светлая комната со столом.

― Жди здесь, ― приказала повариха и ушла.

Эри послушно встала у стены. В коридоре стоял потрясающий запах горячей еды и свежеиспечённого хлеба. В глазах бегали мушки. Последний раз она ела дня три назад, а до того уже и не помнила когда.

Через несколько минут из комнаты в конце коридора к ней вышел невысокий, полноватый мужчина. Из-под короткой, потрёпанной на краях мантии, выглядывал холщовый дублет, из которого топорщился небольшой льняной накрахмаленный воротник. Сразу видно, герцог не обременяет себя заботой о слугах, раз их одежда в таком плачевном состоянии. Мужчина внимательно оглядел Эрию, подкрутил тоненькие усики и устало представился:

― Меня зовут мистер Фрим, управляющий этого дома. Слушаю вас.

Эрия неуверенно поклонилась, подражая нерадивым простушкам.

― Я Марта Оум, из Брута. Пришла по объявлению.

Она протянула бумажку. Управляющий взял её и придирчиво осмотрел.

― Грамотная?

― Умею читать, писать и считать.

Фрим вытащил из кармана сложенный лист, развернул его и протянул Эрии.

― Читай.

Девушка забрала листок и принялась читать по слогам, стараясь казаться малограмотной, но не настолько, чтобы быть недостойной должности.

― На рынке надобно приобрести пять десятков яиц. Яйца должны быть чистые, без помёта. Хозяйку выбирать придирчиво, особо внимание обращать на чистые руки.

― Хватит, ― остановил её управляющий. ― Сколько тебе лет?

― Двадцать.

Приписала себе пару лишних лет, в этом же нет ничего такого?

― Есть ли родственники в городе? Жених?

― Никого. Я сирота. Все погибли на войне. Я приехала вчера и не ела уже несколько дней. Мне очень нужно это место.

Управляющий забрал листок, аккуратно сложил его и пубрал обратно в карман.

― Его сиятельству требуется служанка. Нужно убирать комнату, относить одежду прачкам, чистую раскладывать, приносить еду и прислуживать за столом, если он ест в своих покоях. Тридцать медяков в месяц. Можно обменять на одежду или ткань. Воскресенье выходной. Нельзя водить мужчин, иметь связь со слугами: попадёшься, тут же окажешься на улице. Вино можно пить только в свой выходной день, но не более кружки. Замечу за пьянством, тут же окажешься на улице. Есть будешь со всеми слугами. Завтрак до того, как господа встанут, обед после господского обеда, а ужин до господского ужина. Всё понятно?

Эрия отчаянно закивала.

― Благодарю, господин.

Управляющий поморщился.

― Не обращайся ко мне так, и ни к кому в этом доме. Ко мне следует обращаться мистер Фрим, а к герцогу — его сиятельство. К остальным — милорд или миледи.

― Благодарю, мистер Фрим.

Управляющий удовлетворённо кивнул.

― Хорошо. Фиона!

Из-за угла выглянула девушка, чьи светлые кудряшки торчали из-под льняного чепца. Она подошла, на ходу заправляя выбившиеся волосы.

― Это новая служанка, Марта. Проводи её в комнату… В твоей была свободная кровать. Найди подходящую одежду и отведи в баню, а после пусть Мод её хорошенько накормит. А ты, Марта, приступишь к работе завтра с утра.

Фиона проводила девушку в крохотную комнатушку и показала на узкую кровать.

― Твоё место. В шкафу твои полки верхние… А где твои вещи?

Эрия положила кулёк с обносками на кровать и пожала плечами.

― У меня больше ничего нет.

Фиона расстроенно всплеснула руками.

― Совсем-совсем? А ты откуда?

― Из Брута.

― Ой, ― служанка жалостливо заломила тонкие светлые бровки. ― Какой ужас. Хорошо, что тебе удалось спастись. Я сейчас всё сделаю! ― И она настежь раскрыла створки шкафа.

Фиона подобрала ей одно из одинаковых серых платьев, простой накрахмаленный воротничок, льняной небелёный чепчик, передник, а также чистое исподнее, две пары чулок, рубаху, полотенце, мыло, палочки с зубным порошком, а в конце сунула в руку круглую засахаренную конфету, которую Эрия тут же положила в рот. Одежда была хоть и ношеной, но чистой и почти без заплаток.

— На исподнее и рубаху можешь испросить ткани в следующем месяце, если будешь хорошо работать. На платье или обменяй жалование, или скопи и попробуй выторговать на рынке. Впрочем, можно подождать. Мистер Фрим говорил, что на Бейтрин все получат по отрезу хорошей шерстяной ткани, которую можно будет пустить хоть на платье, хоть на плащ. Мыло и исподнее всем выдают. Не дорогие, но нам-то больше не нужно. Бери чистые вещи и пошли в баньку — искупаешься, а то мистер Фрим чумазых слуг не любит.

Загадочная «банька» оказалась небольшим бревенчатым домиком на заднем дворе замка. Внутри он делился на две комнаты: в одной стояли лавки, несколько табуретов и стол, а в другой только широкие лавки да бадьи с водой. Там было влажно и душно.

— Я туда не пойду! — Воспротивилась Эрия, с ужасом отпрянув от входа.

Фиона презрительно фыркнула, но тут же весело рассмеялась.

— Нет-нет. Герцог велел всем через это проходить раз в неделю по субботам. Вернее женщины по субботам, а мужчины по воскресеньям.

— Это такая пытка?

Но служанка только ещё больше развеселилась.

— Что ты! Здесь моются. Ты просто не распробовала. По первости все в замке жутко боялись, но место лишится страшнее. Ты смотри, я ещё могу и за веник взяться — как раз утром замочили, — но увидев отразившийся ужас на лице Эрии, вновь залилась радостным смехом. — Что же ты такая пуганная. Веники мужики любят, а мы как-то и так — мочалом обходимся.

Тем временем Фиона заткнула юбку за пояс, сняла ботинки и чулки. Однако увидев, что Эрия так и стояла на месте, прижав к себе чистую одёжку, упёрла руки в бока и погрозила пальцем:

— Ну, что встала? Раздевайся, а то и вправду за веником пойду.

Она хотела оставить рубаху, но служанка и её заставила снять. Фиона придирчиво осмотрела девушку, проверила волосы и, удостоверившись, что посторонних обитателей нет, успокоилась.

— И что, все ходят по одному?

— Нет, все вместе, — Фиона села прямо на пол на низкий табурет.

— Это же какой-то разврат, — проворчала Эрия, опрокидывая на себя ковш с водой.

— Да ну тебя, мы же сюда мужиков не водим.

— Ну так они могут подсматривать, — девушка кивнула на приоткрытое окошко. — Вон какая щель в ставнях.

— Пробовали уже. Герцог собственноручно их выпорол. Да так, что эти демоны неделю ходили в раскорячку. Впрочем, и нам нельзя подсматривать, — Фиона залилась краской и глупо захихикала.

— Вас тоже… розгами?

— Что ты! Нет, конечно, — и тихонько добавила: — Нас не поймали.

Отвернувшись к бадье, Эрия взялась за мочало и как бы между делом спросила:

— А герцог, он как…?

― А что герцог? Герцогствует. Давеча лютовал, страшнее летней бури. Один Оскольд к нему подойти и решился. Вещами кидался. С третьего этажа по лестнице спустил лорда Рейнертала. За что только? А сегодня их сиятельство уехали в Брейсвик. И теперь неизвестно, когда вернуться. Так что тебе не придётся много работать. Правда, мистер Фрим может ещё какой работы дать, но не думаю, что пока будет тебя мучить. А ты правда грамотная?

― Да.

― В приходской школе училась? Родители, наверное, богатые были.

Эрия спрятала глаза.

― Нет, но хотели, чтобы я образованной была. Тогда и место хорошее найду.

Фиона мечтательно вздохнула.

― Повезло тебе. Мои дальше поля не выпускали. Зачем, говорят, тебе школа. Сорняки дёргать некому. Ну а потом я сбежала. А будь грамотной, может, где и получше местечко сыскалось.

― Хочешь, научу писать и читать?

Она это предложила из чувства сострадания. Всё равно в скором времени её либо повесят, либо она сбежит.

― Правда?! ― Фиона по-детски раскрыла глаза. ― А тебе точно несложно будет? ― Её круглое кукольное личико озарила неуверенная улыбка, и такое неподдельное счастье засветилось в глазах, что Эрия с трудом проглотила комок в горле.

― Точно. Только бумагу и карандаш найди. Или дощечку с мелом.

― Спасибо! ― Фиона захлопала в ладоши от счастья.

Глупо было обещать то, что никогда не сможешь сделать, но ей надо было стать «своей». У Эрии не было плана, только желание отомстить, а как именно неважно. Пусть даже после этого её притащат за волосы на площадь и повесят, пусть пытают. Неважно.

Герцог вернётся через месяц или два, а значит, у неё достаточно времени, чтобы подготовиться.

Глава 2. В берлоге зверя таится несметный ужас

Вдоль Милуги двигались два всадника. Лошади вязли в снегу, и, в конце концов, путникам пришлось спешиться и вести коней в поводу.

Алтарь завалило по самую крышку, и юному ученику мага пришлось лопатой, которую взял с собой предусмотрительный учитель, расчищать снег вокруг. Это только в сказках маг махнёт рукой, и река вспять повернёт.

Хуртулей был учеником уже полтора года и страшно этим гордился. Сам он родился в далёкой северной деревеньке и никогда не уходил дальше дневного перехода. Что там в той деревне он мог увидеть? Читать и то не умел. Ученик оказался способным и менее чем за полгода смог освоить грамоту. Не сказать, чтобы в совершенстве, но для начала этого было достаточно.

Не далее, чем месяц, Антонио принёс первую из пяти клятв. Илларет давался Хуртулею с трудом, но Джузеппе был им доволен. Собственно сам маг поначалу не питал никаких надежд к новообретённому ученику, пусть и был он послан самим проведением. Ещё пройдёт не один год, прежде чем юному Антонио перейдёт участь охранять Алтарь. И не только хранить, но и выполнять возложенную на их плечи ношу. Джузеппе был стар, но надеялся, что сможет довести дело до конца.

Казалось, что Алтарь грустит. Камень и грустит! Старик покачал головой и стёр с камня ледяную крошку. На него уже несколько десятков лет никто не всходил, и теплилась надежда, что не потребуется ещё столько же. Может, за это время сам Джузеппе или его приемник найдут новую ветвь.

Демоны побери этих идиотов! Сумасшедшая война. И Эрл… Он же знал! Знал и всё равно ринулся в гущу переворота, не думая о последствиях! Остался верен клятве герцогу и нарушил другую. Не сберёг семью! Не сохранил дочь. Не успел старый Джузеппе, не вовремя отправился на поиски ученика.

Старейшина медленно выдохнул. Рядом с Алтарём его всегда начинал обуревать гнев. Но сколькие поколений женщин всходило на Алтарь, неся на своих хрупких плечах ответственность за безопасность этого мира! И всё может рухнуть в одночасье. Как здесь не злиться?

Старик, кряхтя, вскарабкался на Алтарь.

― Смотри внимательно, как я буду общаться с Алтарём, ― бросил он ученику. ― После пятой клятвы ты будешь делать это самостоятельно.

Антонио энергично закивал и жадно вперился взглядом в старика. Усевшись, Джузеппе поджал ноги и положи ладони на колени. Закрыл глаза.

Алтарь откликался нехотя, ворчал, разбуженный после долгого сна. Поднялся ветер, бросил в лицо ученика горсть снежинок, засветились знаки, и в воздух взвилась водянистая взвесь. Старик вошёл в Алтарь и прислушался…

Смолкла колыбельная.

В тишине Джузеппе стало страшно. Дыхание Спящего, до этого ровное, сделалось чаще. Стены колодца, всегда холодные и во льду, покрылись тонким слоем влаги. Темница таяла.

Джузеппе наклонился вперёд, разрывая связь. Его колотила крупная дрожь.

Надо искать новую ветвь. Как можно скорее. И хорошо, если девица окажется в возрасте и успела обзавестись потомством. Для верности Джузеппе проверил старую привязку, и какого было его удивление, когда она загорелась ровным голубым светом.

Жива… Марсали или Эрия? Это предстояло выяснить.

Джузеппе открыл глаза и снисходительно взглянул на своего ученика. Парнишка присел от испуга и смотрел широко раскрытыми глазами.

― Учитель… Я видел!

― Видел, видел, ― усмехнулся старик. ― Молодец, не убежал.

― Это же был… Он!

― Да, это был наш всемогущий Спящий бог. Помоги старику спуститься.

Антонио подскочил к Алтарю и едва ли не на руках перенёс учителя на землю. Сил парню, конечно, не занимать. Осталось только ума набраться.

― Учитель, мы будем теперь с ним сражаться?!

Старик отряхнулся и поплотнее закутался в шубу.

― Не мели чепухи. Мы с тобой две букашки. На одну лапу положи, другой прихлопни.

Антонио громко сглотнул.

― Но ведь это значит, что мы теперь…

Джузеппе похлопал парнишку по плечу.

― Наша задача маленькая. Найти жертву, и она уже сама всё сделает.

― Жертву?

Маг с запозданием вспомнил, что до сих пор так и не решился рассказать своему ученику про эту не самую приятную часть их миссии. Так было заведено, что только после второй клятвы, когда ученик в полной мере познаёт и поток, и себя самого… А впрочем, что уж тут. Выбора у них всё равно нет ― год, может быть, два и Алтарь расколется, выпустив в мир нечто куда страшнее, чем нежные чувства юного ученика.

.

Альгар редко спал. Ему, как обычным людям, сон не требовался. Но иногда накатывало желание отстраниться от мира.

Забыть.

Потеряться.

Как в этот раз. Он плохо помнил те годы, что провёл в Алтаре. Темнота, холод, да песня жертв. Со времени освобождения, голоса притихли. Если поначалу их советы звучали громко, а иной раз дамы начинали спорить друг с другом, то теперь Альгар слышал лишь эхо.

Каждому приходит время уходить, даже душам.

Во сне он долго блуждал. Вначале по коридорам какого-то замка, где ему встречались люди в длинных красно-чёрных мантиях. Затем был зимний лес. Холодный и одинокий. В конце концов, блуждания его завершились у Алтаря. Его крышка съехала в сторону, открывая своё жадное чрево. Альгар подошёл совсем близко и заглянул внутрь.

Из тьмы на него смотрели алые глаза.

― Я не ты, ― проговорил Альгар.

― Ты?

― Я лучше тебя

― Лучше?

― Я остановил войну!

― Остановил?

― Ты бессмысленная, неразумная оболочка. Ты не я!

― Я?

Из тьмы высунулась когтистая лапа, схватила Альгара и утащила внутрь.

Он проснулся весь в поту и долго тёр саднящее горло. Если такие сны снятся, то лучше совсем не спать.

Полог палатки отдёрнулся. В серости предрассветного утра показалось лицо Оскольда.

― Ты чего кричишь?

Альгар потёр глаза и поднялся с топчана, что заменял в походе кровать.

― Кошмар приснился.

Оскольд хмыкнул и зашёл в палатку, задвинув за собой полог.

― Там это, парламентёры приехали. Хотят тебя видеть.

― Сдаваться?

― Ну как сказать: выгодно продать свою свободу, я думаю.

Глава 3. Лик войны

Последняя крепость, не сдавшаяся на милость герцога, а значит, и короля, остался Брейсвик. Альгар намеренно не стал распылять силы и брать его сразу, лишь осадил, тем самым выиграв время и наладив снабжение по всей остальной усмирённой провинции. Накануне мятежа туда свезли зерно и прочие запасы. Но перебежчики рассказывали, что несмотря на полные склады, вот-вот начнут урезать пайки.

Брейсвик был не из тех крепостей, о которых слагали баллады. Невелик, но добротно сложен: толстые стены без излишеств, глубокий ров, узкие ворота с двойной решёткой. Его строили не для величия — для удержания.

Фронтальный штурм был возможен, но стоил бы слишком дорого. Альгар не собирался платить такую цену без крайней необходимости.

Его небольшое войско численностью семь сотен, при поддержке почти полутора тысяч королевских хорошо обученных солдат обустроились у стен крепости ещё летом. Посланный на переговоры парламентёр вернулся ни с чем. Комендант лорд ― Эйг Гранд ― даже не стал выслушивать предложения, а просто выставил посланника вон. Несмотря на всю безрассудность мятежа, он остался верен клятве и ныне покойному герцогу Кайя Баккерелю. Соответственно, присягать новому не намеревался. Эйг свято держался древнего обычая — следовать за сюзереном до самого конца, и Альгар справедливо опасался: в отчаянии тот способен на всё, даже утопить Брейсвик в крови.

И вот к ним пришли договариваться. Не стоило сомневаться, что пришли парламентёры исключительно по своей собственной воле и без ведома Эйга. Удивление вызвало не столько появление парламентёров, сколько их предводитель — женщина. Лет сорока с лишним, но с той спокойной красотой, которую не трогают годы. Прямая спина, неторопливые, точно выверенные движения. Даже мужской камзол не мог скрыть благородства её манер. Она внимательно изучила Альгара, затем склонила голову — не покорно, а с достоинством.

― Приветствую вас, герцог Баккерель, ― голос её был подобен тихому летнему ветру, но не стоит обманываться ― он быстро переменится, едва разразиться бури. ― Меня зовут леди Аннабелл Гранд.

За спиной Альгара кашлянул Оскольд, но предпочёл не делать своих шутливых замечаний.

― Приветствую вас, леди Гранд.

Жена или сестра?

― Мы могли бы поговорить наедине?

Невысокий мужчина из числа парламентёров наклонился к её уху и что-то прошептал, но леди величественно взмахнула рукой и спокойно ответила:

― Не стоит, Роберт. Милорд не сделает мне ничего дурного.

В палатке леди присела у стола на предложенный табурет рядом с походной печкой и с благодарностью приняла из рук Альгара горячий травяной чай, отказавшись от вина.

― Вам выдался тяжёлый путь, ― начал он.

― И вы жаждете узнать, зачем я его проделала, но воспитание требует начать разговор издалека? ― Аннабелл устало улыбнулась. ― Я бы предпочла перейти сразу к делу, минуя ненужные светские условности.

Альгар согласно кивнул и сел рядом.

― Только утолите моё любопытство: лорд Гранд не знает о вашем приходе сюда, я прав?

― Вы догадливы. И боюсь, если узнает, то участь наша будет незавидная, ― леди Гранд аккуратно отпила из кружки и посмотрела Альгару в глаза. ― У вас достаточно сил и ресурсов, чтобы взять нас измором. У нас достаточно людей и запасов, что протянуть до лета. Это будет долгая осада, упорная, и, в конце концов, когда люди начнут умирать от голода, они сами откроют ворота. Или вы войдёте чуть позже и обнаружите внутри лишь склеп.

― Как вы сказали, у нас достаточно солдат и ресурсов, и не только для долгой осады.

― Вы правы, ― леди Гранд на мгновение прикрыла глаза, словно ей было больно смотреть. ― Я пришла к вам, чтобы предостеречь от этого. Эйг… вы знаете, он следует старому рыцарскому кодексу. Не тому, где про турниры и подвиги. Ещё старше. Глас Первородного ― свод правил благородной крови.

― Не слышал о таком.

Но даже из названия стало ясно ― касаются они только лордов.

― Неудивительно. Триединый и ныне правящими королями они признаны излишне… консервативными. Но Эйг всегда восхищался их строгостью и праведностью. И до недавнего времени они казались мне действительно самыми правильными ― верность своему слову, смирение и искоренение слабостей. Но у каждого прекрасного идеала есть и обратная сторона, ― на лицо Аннабелл легла тень. ― Если не можешь быть верным клятве до конца и битва проиграна, нельзя сдаться на милость врагу.

― Вы можете передать лорду Гранду, что его наказание не минует, как не избежали его прочие мятежники. Но в обмен на сдачу Брейсвика я, как герцог, обеспечу безопасность его семье и остальных.

― Боюсь, вы меня не поняли, ― Аннабелл потёрла висок, словно у неё внезапно разболелась голова. ― Мы уже покойники. Не будет сдачи в обмен на защиту семьи, ибо это противоречит тому, во что верит Эйг. Во что мы верим. Если вы попытаетесь взять город силой и быстро, то вначале убьют детей и тех, кто не захочет уйти с честью добровольно. Затем все прочие…

Голос изменил леди Гранд, и она замолчала. Альгар надеялся, что ослышался.

― Вы хотите сказать, что всех…

― Только благородных. В крепости почти два десятка детей. Шестнадцать женщин. И около сорока мужчин, ― она усмехнулась — сухо, безрадостно. ― Эйг умеет вдохновлять. Они пойдут за ним до конца. Даже если этот конец будет кровавым. Милорд… Я не стала бы устраивать этот маскарад. Не пришла бы. Не стала бы говорить с вами, но моему внуку всего несколько месяцев. Его мать дрожит от страха перед тем, что замыслил её отец. И она не одна. Есть и другие — среди женщин, среди слуг. Не все… но достаточно. Если действовать осторожно. Очень осторожно… может, у нас ещё останется шанс — не спасти крепость, но спасти хоть кого-то. Хоть что-то.

Альгар не ответил сразу. Его взгляд метнулся к проёму, в сторону мрачных стен за пределами шатра, а затем медленно вернулся к собеседнице. Он провёл ладонью по столу, как будто что-то искал — решение, уверенность.

― Вы ведь понимаете, — сказал он наконец, негромко, почти устало, — что если мы войдём в крепость и нас обнаружат…

Леди Гранд выпрямилась, словно сбрасывая с плеч груз, который несла слишком долго.

― Конечно, понимаю. Насколько бы тихо вы ни вошли — жертвы всё равно будут, — она смотрела прямо, голос был твёрд, но не холоден: — Я лишь прошу: пусть их будет как можно меньше.

― Мне нужен подробный план крепости, возможный проход и содействие.

― План есть, ― она кивнула медленно, сдержанно — словно взвешивала каждое слово. — Хотя он не имеет смысла без моих пояснений, если вы понимаете, о чём я.

Альгар наклонился вперёд, задержал её взгляд и, с той уверенностью, на которую только был способен, произнёс:

― Ваши жизни под моей защитой.

Аннабелл рассмеялась негромко, по-женски прикрыв рот ладонью. Но в этом смехе не было ни насмешки, ни веселья — лишь усталость.

― Наши жизни ничего не стоят, милорд. А ваши слова просто слова. Я хочу получить более весомый зарок.

Её взгляд остановился на кинжале, который висел у Альгара на поясе. Но он только покачал головой.

― Я не могу принести кровавой клятвы. Она не будет действовать.

Брови леди Гранд едва заметно приподнялись, в глазах мелькнуло удивление, но выражение её лица тут же сменилось лёгкой, почти материнской улыбкой:

― Вы знаете, из-за чего началась эта проклятая война?

― Из-за притязаний герцога Кайя Баккереля на корону Холмистого края.

На мгновение воцарилось молчание. Затем леди Гранд снова рассмеялась: тише, горче, почти про себя.

― Так и правда говорят. Не скажу, что Кайя не хотел власти. Хотел, но причина была не в этом. Его семья носила это имя многие сотни лет. Три с половиной, если быть точной. У Кайя было достаточно власти, больше, чем имел каждый из нас, кроме, разве что короля. Да и то, с оглядкой. И уж точно Кайя не хотел стать королём. Всё дело Генриетте.

Альгар пытался вспомнить, где слышал это имя.

― Кажется, так звали старшую сестру короля Луиза.

― Она умерла от оспы, когда ей было всего четыре. Однако спустя десять лет объявилась некая особа, утверждавшая, будто ею и является. Мол, смерть — лишь вымысел, а на деле ребёнка тайно вывезли в Ниссу, где она и прожила все эти годы. Ложных личностей история знала немало, но эта… ох, эта разыгрывала свою с удивительным искусством. Ей даже в какой-то удалось одурачить Луиза.

Её приняли при дворе, но признания не последовало — необходимо было всё тщательно проверить. Спустя какое-то время она вступила в связь с вашим предшественником и родила от него сына. Разумеется, вне брака.

На тот момент о короне речи не шло — ни с её стороны, ни тем более со стороны мальчика. Так к чему, скажите, была разыграна вся эта сцена? Ради скверной шутки? Или денег? Или просто из любви к театру? Увы, ответа мы уже не получим.

Кайя, взвесив всё, принял решение: жениться на ней — несмотря на смутное прошлое. А тем временем наш с вами общий знакомый, лорд Эндерс, отыскал занятного свидетеля — мелкого лорда из Ниссы, утверждавшего, что «принцесса» — не более чем продажная девка из самого захудалого дома приятия. Затем нашлись и другие, кто подтверждал его слова.

Казалось, свадьба будет расстроена, но что бы вы думали? Кайя Баккерель отказался верить слухам — и публично провозгласил её девицей безупречной добродетели.

― Ему виднее, ― не удержался от едкого замечания Альгар, и Аннабелл поддержала его задорной улыбкой.

― Ничуть не удивлюсь, если лорд Эндерс самолично подбирал этих свидетелей. Он рассчитывал выдать за Кайя свою дочь, тем самым связав свой род с Баккерелями. Возможно, в нём взыграла гордость… или самая простая обида. Как бы там ни было, Луиз поверил обвинителям и велел заключить Генриетту в темницу вместе с ребёнком. Сам же вскоре отбыл в горы — на охоту, как говорили. На мой взгляд, он просто решил переждать, пока не улягутся слухи. Безусловно, разрешения на брак он бы не дал. Но если бы Кайя проявил хотя бы каплю благоразумия…

Он разозлился. Я видела его — как вас вижу сейчас — и поразилась тому, насколько ярость может преображать человека. Не знаю, что двигало им — любовь, уязвлённая гордость… а, быть может, и то и другое. Он говорил много. Слишком много. И в какой-то момент его слова вышли за дозволенное. Если бы он ограничился речами о несправедливости, ничего бы не случилось. Но он посягнул на святое — усомнился в законности притязаний Луиза на корону. Лорды испугались. Пока король отсутствовал, герцог с войском вполне мог взять столицу, освободить Генриетту… и посадить на трон своего сына. Быть может, Кайя и не собирался идти так далеко. Возможно, он просто брехал, сорвался в пылу гнева. Но советники Луиза предпочли не рисковать.

Они казнили сначала Генриетту, а затем… и ребёнка. Я была там, ― голос Аннабелл снова дрогнул. ― Палач нёс мальчика на плече, а тот всё спрашивал, куда они идут и можно ли потом покататься на пони… того самого, что подарил ему отец. Бедный мальчик.

Голос Анабель дрогнул, и она обхватила шею ладонью. В глазах её блестели слёзы.

Альгар прекрасно понимал, что испытал король, когда вернулся в столицу, осаждённую обезумевшем Баккерелем. Стоит ли ему самому ждать удара в спину?

― Дети ― вот истинная трагедия этого безумия. У нас с Эйгом было шесть девочек и три мальчика. Выжили только Лейла и Дарин. Дарин не отступиться — он пойдёт за отцом до конца, но Лейла, её муж Роберт и их ребёнок… другие дети… ― Аннабелл глубоко вздохнула, словно набиралась смелости сказать следующие слова. ― Я не боюсь умереть. Завтра или через полгода. От рук своего мужа или от голода, но я не хочу, чтобы мой внук был поднят на штыки во имя чужих интересов. Вы могли бы промолчать, принести клятву и действовать по своему разумению, герцог Баккерель, но вы сказали правду. Я вверяю вам жизни моих детей. ― Она достала из внутреннего кармана куртки сложенные листы. ― Здесь подробный план крепости. Если вы готовы пойти на риск, то мы можем пригласить остальных и продумать план.

И наверное, никогда в жизни Альгар не видел столько решимости и смелости в одной-единственной женщине.

.

Матушка подняла Лейлу перед рассветом. Заставила тепло одеться и спрятаться.

— Что бы ни случилось, не выходи, — сказала мать напоследок и ушла.

Она прижимала к себе сына, скрючившись в узком тайнике между стенками, и молила Богов, чтобы малютка не проснулся. Она смогла напоить его сладкой водичкой с капелькой сонного корня, но сколько ребёнок проспит. Лейла привыкла не задавать вопросов. Муж и отец лучше знают, как надо поступить. А матушка? Что она задумала?

Было тихо, и Лейла даже стала думать, что можно выбираться, когда крепость наполнилась криками, топотом ног и лязгом железа. Она прижала к себе ребёнка, едва касаясь его детский пуховых волос, и беззвучно зашептала молитву.

.

Когда спускается ночь, приходят тени. Они живут в дрожащем свете факелов, в щелях, в чужих шагах. Тени движутся бесшумно, проскальзывают, тают в темноте и появляются вновь, будто не идут — а плывут сквозь камень. Задремавший часовой уронил голову на грудь и не заметил, как рукоять кинжала стремительно опустилась ему на затылок. Он повалился наземь, а тени двинулись дальше.

Взять крепость, даже укреплённую, бывает проще, чем кажется — особенно если за стенами есть тот, кто откроет дверь. Если таких несколько, это уже не штурм, а почти прогулка. Но на этот раз всё пошло не по плану. Роберт опоздал. Они пробрались внутрь, когда рассвет уже начал окрашивать башни. Их едва не засёк патруль на внутреннем дворе, и, только спрятавшись за бочками, удалось проскользнуть дальше. И когда они уже были в донжоне, какая-то женщина выперлась в коридор с пустым ведром и с визгом уронила его на камни. До покоев Эйга они добрались почти бегом. Странно — охраны не было вовсе. Слишком тихо. Слишком просто. Опыт подсказывал: если всё идёт гладко — значит, ты чего-то не заметил. Или уже опоздал. Альгар почувствовал, как в горле становится сухо, а в животе — тяжело, будто там завязали узел. Опасения оказались не напрасны.

Как лорд догадался о предательстве жены? Уже неважно.

Эйг встретил их, держа у горла жены короткий меч. Он оказался моложе, чем Альгар себе представлял: не такой седой, да и морщин на лице почти не видно. В глазах Эйга горел такой знакомый Альгару огонёк безумия.

Солдаты за спиной быстро вышли из комнаты, начиная зачистку крепости. Альгар и Оскольд остались наедине с Эйгом.

― Лорд Гранд, опустите оружие. Эта война окончена, ― как можно спокойнее попросил Альгар.

Лорд лишь презрительно поморщился.

― Неужели ты, мальчишка, считаешь, что я преклоняю колено пред тобой? Никогда я не опущусь ниже безродного приблудны с севера.

Глупо было ожидать, что мятежный лорд сдаться.

― Знаю, но колено вы обязаны преклонить не предо мной, а пред королём.

― Вот когда король появится здесь, тогда и моя спина склонит.

Альгар поймал взгляд Аннабелл: смесь страха и покорности судьбе. Она уже всё решила для себя, ещё тогда, в палатке. Женщина медленно закрыла глаза, в ожидании своей участи.

Оскольд коснулся локтя Альгара и тихо спросил:

― А ты не можешь… как тогда?

Как в Райрате. Там всё вышло скверно. Но если сделать всё аккуратно?

В коридорах крепости разгоралась битва. Их было слишком мало, но благодаря неожиданности они ещё могут победить.

В Аяре, где Альгар провёл прекрасные три года, водились змеи Джохоэсу. Смертельно ядовитые и очень быстрые. Местный охотник Барн Барам показал, что делать, если встретишь такую змею. Лучше всего, конечно, убежать, но если змея близко, то шансов мало. Кто быстрее ― змея с её смертельным ударом, или человек с ножом? Нужно отсечь голову тогда, когда Джохоэсу бросится и будет совсем рядом. Именно такую вот змею напоминал Эйг. Отсеки ей голову и победа будет за тобой.

Альгар прикрыл глаза, а когда открыл, то увидел как «змея» вздрогнула. Кровавый взгляд демона преисподней, вот что увидел мятежный лорд. Стоит отдать ему должное ― он малодушно не упал на колени и не стал молить о пощаде, а только крепче сжал рукоять меча. Глаза Аннабелл в ужасе расширились. В этот момент она, наверное, пожалела о своём предательстве.

Сразу, как только Альгар выбрался из заточения, подчинение людей давалось легко. Порой было достаточно сказанного слова, а то и мысли. Но с каждым годом это становилось сложнее и менее… предсказуемо. То ли его человеческое тело не было рассчитано на такую силу, то ли сам Альгар терял контроль, а в последний раз… последний раз в Райрате заставил людей сражаться до смерти, когда этого не требовалось.

Погружение в чужой разум, то же, что и погружение в кисель. Особенно если человек обозлён. Эйг же ненавидел. Не кого-то конкретно, а всех скопом. Один сплошной клубок ненависти, злобы и страхов. И всё же лорд старался держать себя в руках. Внимательный, собранный и обозлённый противник ― то, что им нужно было меньше всего. Человеческий разум — это инструмент, струны которого, если правильно настроить, будут издавать приятную музыку. Альгар не умел играть. Как-то он пытался освоить гитару, но учитель после более полугода развёл руками, признавая поражение. Требовался не только опыт и точность движений, но и понимание этой музыки, чувство такта и своевременности.

Открыться. Подтянуть здесь, ослабить там, и вот разум звучит иначе. Альгар дёрнул воображаемые струны и…

…они лопнули, выплёскивая всё, что так давно копилось внутри.

— Только смерть смоет позор!

— В смерти нет чести. Куда больше храбрости нужно, чтобы посмотреть в глаза живым.

— Кровь смоет грехи!

— Кровью не накормить людей, кровью не взрастить урожай, кровью не…

— Только кровью можно восполнить долг чести за право быть… прощённым.

— Прощение может попросить лишь живой, а мёртвым всё едино.

— Невозможно смотреть в глаза. Я проиграл, но не побеждён. Только победа. Любой ценой.

— И кто определит цену? И кто её заплатит?

— Ты.

Глаза Эйга расширились. Разговор, в котором не было произнесено ни единого слова, но сказано слишком много, подвёл черту. Мятежный лорд прикрыл глаза и решительно опустил меч.

Последнее, что запомнил Альгар, это короткий вскрик Аннабелл, глухой удар падающего тела и разъярённый крик Эйга, а затем только алое марево.

.

Земля чавкала под ногами.

Внутренний двор опустел.

В утренней хмаре едва можно было различить лошадей у коновязей и брошенное, казалось, в спешке, оружие. В разрубленное пополам соломенное чучело кто-то по рукоять вогнал меч. Альгар тронул чучело носком сапога — и оно завалилось набок. Рукоять меча глухо стукнула о камень.

Он вздрогнул.

Альгар отвернулся и пошёл дальше, но стоило сделать несколько шагов, как под ногой хрустнуло. Опустив глаза, он увидел стрелу с обломанным наконечником. Рядом, в грязи, валялся кожаный нагрудник.

Он знал этот нагрудник. Его носил один из молодых — Грит, кажется. Или не Грит. Уже не важно.

Тишину этого зимнего утра нарушил интендант, пронёсшийся мимо. Он на мгновение остановился, поклонился и пошёл дальше за ворота. Грязь, смешанная со снегом, противно хлюпала под его ногами.

Альгар пнул сломанную стрелу, едва не упав, поскользнувшись.

Он выругался. Тихо, почти про себя.

Его путь завершился перед крутой каменной лестницей, ведущей на стену крепости. Её ступени покрывал толстый слой грязи. Та же грязь была и на деревянных поручнях, вбитых в стены. И на самих этих стенах.

Поднявшись наверх, герцог Баккерель облокотился о стену и тупо уставился перед собой, наблюдая, как небо меняет цвет. Снег за стеной искрился и переливался.

Над землёй взошло алое солнце.

Тошнило. Крутило и тянуло. Альгар опустил взгляд, наблюдая, как в лагере суетятся дневальные. Тянуло дымом костров и кашей.

На завтрак будет овсянка.

Гадость.

Живые едят. Мёртвые ждут.

Хотелось окунуться в ледяную воду во рве, чтобы смыть с себя грязь, пот и кровь. Прыгнуть со стены, проломить тонкую, словно паутинка, корочку льда и медленно опуститься на дно.

Пару раз его задели, но раны тут же затягивались, что приводило противников в ужас. Ещё и глаза, конечно. Глаза, похоже, их беспокоили больше всего.

Ворота крепости были распахнуты настежь, и солдаты выносили тела своих собратьев и складывали их в телеги, чтобы увезти домой. Поверженных мятежников некому было хоронить. Их сложили в стороне за стеной.

― Остальных тоже нужно похоронить. Для тех, кого можно опознать, пусть сделают таблички. Пока из дерева, но по весне из камня, чтобы можно было понять, где кто лежит. У них ведь должны быть какие-то свои обряды? Возможно, где-нибудь тут есть жрец или кто-то вроде него…

В это зимнее утро слова падали как камни. Оскольд кашлянул.

― Я не думал, что ты меня заметишь… Ладно, я прикажу…

― Оси, больше никогда, слышишь?! Никогда не проси меня…

― Никогда, ― глухо повторил друг.

После того как Эйг убил жену, все словно сошли с ума. Уже не разбирали, кого оставить, а кого убить. Кто-то открыл ворота. Все, кто остался верен Эйгу, понесли своё наказание. И не только они.

Цель достигнута, а победа спишет счёт. Но легче от этого не стало.

Безумие.

― Пора заканчивать, Оси. Пора домой.

Но вместо ответа послышалось какое-то не то кряхтение, не то мяуканье. Альгар обернулся. На руках Оскольда ворочался маленький свёрток. Ребёнок выпростал ручку и принялся грозить кулачком, а следом огласил крепость громким требовательным криком. Солдаты внизу остановились и задрали головы, удивлённо смотря на стену.

― Его мать, по всей видимости, укрылась в тайнике, но зачем-то выбралась оттуда в самый разгар битвы, ― пояснил Оскольд. ― Её закололи в пылу, а этот вот выжил. Пока непонятно, кем они приходились Гранду. Не знаешь, у них здесь коза есть?

― Коза?

― Ну его покормить бы неплохо. Да и пелёнки сменить.

Младенец издал ещё один громогласный крик.

― Я не знаю… Спроси интенданта, ― и подумав добавил. ― А после отправляйтесь к Анике и Глаше. Уж он то знает, что нужно делать.

Оскольд облегчённо вздохнул.

― Вот и славно, а то я уж и не знал, куда его девать. Не, я мог бы усыновить, но там и жениться придётся, а я как-то не спешу.

― По-моему, наоборот ― вначале женятся, а потом детей заводят.

― Да у меня всё никак у людей.

Мальчик нахмурился и серьёзно посмотрел на Альгара. Тот давно заметил, что иногда, кажется, будто бы младенцы понимают много больше всех взрослых, до того осмысленный и сосредоточенный у них взгляд.

― Мне этого не простят, Оси.

― Невозможно спасти всех, ― возразил друг. ― Ситуация и так не имела выхода.

― Имела, но…

― Без «но», Альгар. Не имела. Либо Эйг всех уморил бы голодом или прикончил, либо мы их…

Альгар протянул руку и коснулся пальцем пухлой щеки мальчика. Тот завозился, сосредоточенно скосил голубые глаза и сморщил носик-пуговку.

Победа спишет счёт, но пока что они ведут один-один.

Глава 4. Суета

Слуг на замковой кухне кормили вполне прилично. Разносолов не давали, но никто не оставался голодным. Даже в хлеб, который кухарка Мод пекла каждое утро, не подмешивали ни мела, ни кору. А по пятницам так и вовсе в тарелках появлялось мясо. Жилистое, с тонким слоем желтоватого жира, по маленькому кусочку каждому, но мясо.

За столом собирались все работники от домашних слуг до дворовых. И всем клали поровну. Эрия в первый день с опаской приблизилась к столу, опасаясь, что ей, как только что принятой и самой младшей, в лучшем случае достанутся объедки. Но Фиона усадила девушку рядом с собой за общим длинным столом и пододвинула полную тарелку доброй крестьянской каши и овощной похлёбки.

― Чего глазеешь, девка? ― Спросил её следящий напротив старик.

― Ничего, ― стушевалась Эрия.

― Да ты ешь, ешь, ― улыбнулся тот. ― Я Бако, конюший. В замке, поди уже лет сорок работаю.

Странно было видеть сытый стол, когда город на грани голода. Это Эрия и спросила.

― Ты поди не знаешь ничего, ― усмехнулся Бако. ― Герцог приказал открыть питейные дворы, куда могёт прийти всякий голодный, и истребовать порцию.

― Поди у самого герцога-то стол получше, ― зло усмехнулась Эрия, но вопреки ожиданию не встретила одобрения, а наоборот слуги заворчали, косо смотря на неё.

― Эй, нет, ― ответила за всех Мод, погрозив половником. ― Герцог-то наш всё то же ест, что и мы. На третий день, как освободили замок, вызвал он меня и прочих поварёшек и наказал, что в доме всем едино на стол подавать без учёта положения, покуда не переживём мы ненастье. Кроме солдат, но те отдельно едят. И то же он приказал прочим лордам. Говорят, что многие прислушались. А те, кто не исполнил указание бить плетьми. Так что не возводи напраслину на герцога нашего, он добрый и справедливый. Не чета прошлому прошлый. Поди народ плясал, когда его вздёрнули.

Прошлого герцога Эрия помнила. В народе его не любили, да и среди лордов тоже за спиной шептались. А когда он поднял знамя восстания, то мир поделился на своих и чужих.

― Добрый-то, добрый, ― продолжил старик Бако. ― А коменданта обезглавил. Прямо в зале.

― И что скажешь не за дело? ― вскинулся немолодой дворовый мужик.

― Да как посмотреть, ― скривился конюх. ― Кальдерона-то за дело вздёрнули, а вот детей…

― На рынке слышала, что хотят подать прошеную грамоту герцогу. Мол, не дело это детей на верёвку пускать, когда сестра мятежника Кайя жива живёхонька и прощена, ― сказала Фиона, печально заломив брови.

Бако покрутил в руках нож и поморщился.

― Не дело. Только вот лорд Кальдерон на верёвке болтается, как вор какой-то. Да кто слушать станет. Ты, Фи, не трепли языком попусту, а то и без языка останешься, ― старик вогнал нож в столешницу.

Служанка побледнела, на мгновение открыла рот и тут же яростно заговорила:

― Да я… Я за герцога нашего! Как ты мог подумать! Я всем говорю, что не он это. Не он! Он бы никогда!

― Всё, хватит, ― мистер Фрим, молчавший до того, ударил ладонью по столу. ― Делу время, потехе час. За работу.

Прошёл месяц, как Эрия работала в замке. За это время она успела опрокинуть ведро с помоями посреди обеденного зала; едва не подожгла одну из комнат; чистя камин, испачкала весь пол. Тем не менее мистер Фрим не приказал бить розгами и, что ещё удивительнее, не погнал неумеху прочь. Порой так хотелось всё бросить — сбежать прочь, забыть. Но она помнила, зачем пришла сюда. Ничего не оставалось, как браться за тряпку и работать дальше.

Новость о взятии крепости Брейсвик разлетелись по всему городу, а вместе с ней и подробности. Сторонники герцога ликовали, противники рассказывали, что северянин утопил Брейсвик в крови и самолично ел на завтрак младенцев. Так или иначе, но лорд Эйг Гранд был последним, к кому Эрия могла бы обратиться за помощью. Сам лорд не вызывал у девушки симпатии, но он мог помочь ей перебраться на запад или даже Ниссу, если бы она вздумала бежать. Впрочем, её планы изменились.

.

В темноте прячутся глаза. Они сверкают, смотрят и ждут.

В темноте прячутся лица.

В темноте прячутся.

Эрия протянула руку, но тут же отпрянула, почувствовав что-то мягкое и тёплое.

― Я не боюсь тебя!

― Ты не должна бояться, ― ответили сразу несколько голосов.

― Кто ты?

― Лишь добровольные закланцы.

В темноте прячутся холод и тени.

― Чего вы хотите?

― Ты это уже и сама знаешь, но не помнишь.

Её закружил вихрь, и Эрия проснулась. Скрипнула соседняя кровать, когда Фиона перевернулась на другой бок, но не проснулась. Эрия надела на ночную сорочку платье и не стала зашнуровывать его. Поверх накинула шерстяной платок и вышла. На ощупь дошла до кухни. Из окон под потолком падал лунный свет, позволяя разглядеть часть чистого выскобленного стола, ровный ряд кастрюль со сковородами и приготовленное к утру тесто в большой деревянной бадье. Девушка дотянулась до полки, достала оттуда простую глиняную кружку и зачерпнула из бочки воду.

Остатки кошмара медленно сползли, оставив после себя лишь неприятное воспоминание. Удивительно, что ей не приснилась виселица, когда та так близко.

Её план и планом особо не был. Главное стать как можно незаметнее, а там только выбрать нужный момент. Вот как этот. Чего стоит подняться по лестнице для слуг, оттуда через скрытую в стене дверь. Подойти к мирно спящему на кровати человеку и одним ударом…

― Вижу не только меня замучил поздний голод.

Крик замер в горле, а пальцы разжались. Каким-то невообразимо быстрым движением человек бросился вперёд, подхватил посуду и выпрямился. Герцог Баккерель убрал с лица длинные волосы и протянул ей кружку.

― Будет неловко, если нас обнаружат здесь, посреди ночи.

Эрия медленно кивнула, всё ещё не веря в реальность происходящего. Нет, нет, нет! Это просто очередной кошмар.

― Тебя заподозрят, что ты крадёшь еду, а меня… собственно тоже.

Он, как не в чём не бывало, подошёл к столу, взял тарелку и протянул её Эрии.

― Вот, возьми.

Внезапно девушку охватил ужас. Она присела и нервно, заикаясь, проговорила:

― Простите меня, ваше сиятельство… Я не знала…

― Да Боги с тобой, девочка! ― усмехнулся герцог. ― Только не кричи, прошу, а то сюда сбегутся все. Вот будет потеха ― герцог Баккерель пробрался на кухню и обчищает собственные кладовые. Бери. Я не против.

Эрия отрицательно покачала головой. Взять еду у врага ― это то же самое, что взять из его рук яд. Никогда. Ни за что. Герцог устало вздохнул. В ночи нельзя было различить выражение его лица.

― Твоя воля. А ты чего по ночам бродишь? То же… кладовые очищаешь?

― Нет! Я… мне кошмар приснился.

― А мне вот сны не снятся, ― вздохнул тот, садясь за стол. ― Не хотел тебя пугать. Мы только вернулись, а будить всех как-то… Смешно сказать, герцог боится будить слуг. Ха! А с другой стороны, разбужу и потом весь день, как сонные мухи будут ползать. Да и суета эта… Не люблю суету.

Эрия бросила взгляд на выход, но не знала, как лучше ей проскочить мимо.

― Я тебя не помню. Как звать?

Имя? О Боги, она забыла собственное имя! Не своё, конечно, а то, придуманное.

― Я… я…

Очередной печальный вздох.

― Ладно, беги уже. И смотри, не оступись по дороге. Нынче болеть чревато. И дорого.

Девушка стрелой метнулось к выходу, но внезапно остановилась, неловко поклонилась и сказала:

― Доброй ночи, ваше сиятельство.

― Наше сиятельство благодарно, ― сухо ответил герцог.

.

Утро выдалось сплошным ворохом неотложных дел. Городской совет предложил повысить налоги. Но с кого? С голых улиц или вымерших лавок? На этом всё и кончилось — совет сам же своё предложение и отклонил.

Следом был суд: трое — за воровство на работы; один — за то, что убил жену и съел её — на виселицу.

Закончив с судом, Альгар отправился посмотреть на питейный двор, устроенный по распоряжению совета. Двором это, впрочем, было трудно назвать — три чана с мутной бурдой. Очередь тянулась к чанам длинной вереницей — кто с плошкой, кто с кастрюлей, кто даже с половником. Альгар подошёл ближе и, не говоря ни слова, поднёс посудину. Парень на раздаче сглотнул, дрогнув, и с опаской плеснул в его плошку похлёбки. Альгар попробовал варево. Разжёвывал молча, закусил тонким ломтём хлебом, потом повернулся к распорядителю:

― Что это?

Распорядитель вытер лоб и неверным голосом проговорил:

― Ячмень или репа с куриными костями. И хлеб.

К полудню всех ответственные за доставку продовольствия и организацию питейных дворов стража согнала на главную площадь и посадила прямо напротив помоста с виселицей. Глаша́тай зачитал обвинение, причину и детально ― по просьбе герцога ― что именно преступник совершил со своей женой, а также с выражением и в подробностях перечислил, как приговорённый проделал каждое своё действие, в том числе приготовил похлёбку.

― Надеюсь, господа, уже завтра всё, что случайным образом не доехало, потерялось и украдено злыми духами, будет возвращено на место, ― после свершения правосудия предупредил распорядителя Альгар. ― Всё по спискам. И не стоит надеяться, что я плохо знаю грамоту. Знаю и хорошо. И отличить картофель от горького корня вполне способен.

Распорядитель весь разом расслабился и, беспрестанно кланяясь, убежал. По всей видимости, искать, куда злые духи запрятали продовольствие.

До обеда пришлось разбираться с королевским гарнизоном. Двое не поделили какую-то девушку, и дело едва не дошло до смертоубийства. Драчуны отделались сломанными носами и месяцем карцера. Начальник гарнизона предложил отправить солдат на патрулирование города, ибо те от безделья начинают чудить. Так и решили.

В замок Альгар вернулся в скверном настроении и тут же наткнулся на мистера Фрима.

― Я нашёл её, ваше сиятельство.

― Кого её?

― Девушку. Грамотную. Только вот…

― Что вот? ― не сдержал раздражения Альгар.

― Если вы искали служанку, то не думаю, что она подойдёт. Убирается скверно, часто витает в облаках. С другой стороны, симпатичная и неболтливая.

― На кой мне её красота? Читать умеет?

― Умеет. Довольно хорошо.

― На том и хватит.

Альгар уже отвернулся, когда управляющий торопливо добавил:

― Ваше сиятельство… мне было бы проще, если вы сказали зачем вам грамотная служанка? Если эта не подойдёт…

― Не мне, а моей… скажем подопечной. Нужна девушка ― компаньонка, которая будет ей читать вслух.

― Тогда не проще ли подобрать среди благородных леди?

― Благородные леди будут нос воротить. Ещё и придумают какие-нибудь пакости, ― и добавил, заметив растерянное выражение мистера Фрима. ― Моя подопечная неблагородна, но образована. С кем-то низкого происхождения ей будет спокойнее.

― Тогда позвольте поделиться своими размышлениями, ― управляющий осторожно посмотрел в глаза герцога и, дождавшись разрешающего кивка, продолжил. ― Мне кажется, что девица низкого происхождения может доставить больше проблем, нежели леди.

― Что ты имеешь в виду?

― Зависть. Обычная человеческая зависть.

― И что? Найденная тобой девица обладает таким качеством?

― Не уверен, но всё может быть, ― пожал плечами Михей. ― Она тихая, в разговоры не лезет, исполняет, что прикажут. Но работает без должного умения. Мне кажется, что она не простолюдинка. Говорит не так, ходит, опять же не умеет того, что умеет любая деревенская девчонка. Хоть и пытается читать по слогам, сразу видно — специально это делает.

― В наше время всё может быть, ― усмехнулся Альгар. ― Приведи её ко мне завтра. Я посмотрю, а там решим.

.

Альгар сразу приметил её запах. Смесь свежевыпеченного хлеба и раскалённого камня. Девушка неловко раскладывала разбросанные по комнате вещи. Платье сидело на ней плохо, широкая юбка оказалась слишком длинной и постоянно путалась в ногах.

Услышав его шаги, она вздрогнула и обернулась. Бледное лицо, большие зелёные глаза, выбившиеся из-под чепчика золотистые пряди, круглый подбородок, кожа без каких-либо оспин или шрамов. В её глазах промелькнул то ли страх, то ли гнев. Промелькнул и исчез. Страх Альгар ещё мог понять ― после случая в зале совета многие из слуг, оказываясь рядом, старались быть незаметными. Но гнев?

― Ваше сиятельство, ― она присела и опустила взгляд в пол.

Альгар усмехнулся, вспомнив их ночную встречу.

― Так как тебя зовут?

― Марта, Ваше сиятельство.

Это имя ей совершенно не шло. Как и опущенный в пол взгляд. Альгар повёл плечами, стараясь прогнать странный жар, рождённый в груди.

― О тебе говорил Фрим. Ты действительно умеешь читать?

― Да, ваше сиятельство.

Альгар огляделся, взял со столика книгу и протянул её Марте.

― С самого начала.

И правда, читает очень аккуратно. Ни так как те, кого обучали в сельских школах. Те едва слога складывали, а она…

Альгар попытался сосредоточить свой взгляд на окне, но всякий раз возвращался к Марте. Запах… горячий, каменный, словно горн, в котором обжигают горшки или плавят железо. Тонкие блестящие пряди волос ласкали бледную кожу, на которой расцвёл лёгкий румянец. Длинные ресницы, словно крылья бабочки, отбрасывали на щёки тень. Грудь её вздымалась и опадала в такт чтению. Руки, крепкие, но красивые, уверенно держали книгу, а пальцы аккуратно переворачивали тонкие, полупрозрачные листы. Губы шевелились, но слов Альгар не мог разобрать. Во рту пересохло, и он практически жаждал испить с этих губ…

― Хватит!

Марта подняла на него удивлённый взгляд. Альгар скрылся в соседней комнате, не желая и дальше испытывать судьбу. Ни к чему хорошему его желание не приведёт. Эти человечки блюдут свою невинность, а встретиться после с её родителями не хотелось… Хотя он же герцог. Что ему какие-то там крестьяне могут предъявить?

Плохие мысли. После них начинает болеть голова и трудно думать.

Альгар сжал кулаки, с трудом, подавляя ярость. С каждым новым днём на этой проклятой земле ему становилось хуже, а земле становилось хуже от него. Люди требовали крови. Он же, как какой-то наивный мальчишка, бегает между ними и пытается примерить, построить из веточек крепкий долговечный дом.

…сжечь их…

Альгар помотал головой. К горлу подкатил ком.

…разорви… и подчини… они слабые…

Он до боли сжал кулон через рубашку. Острые края врезались в кожу, запахло кровью.

«Ты же не такой. Мы знаем…»

Альгар несколько раз вздохнул, приводя в порядок разбушевавшиеся чувства.

«Скоро…»

В соседней комнате были слышны лёгкие шаги Марты… Интересно, если подойти и коснутся её плеча, она вздрогнет? Испытает отвращение? Или поддастся желанию получить награду? Но даже если оттолкнёт, ему ничего не стоит её взять там же, а потом выставить. Кому она пожалуется? Кажется, Михель говорил, что она сирота… Вот, ей и пожаловаться некому.

«Остановись! Не всё, что можно взять силой, нельзя взять даром».

Такие далёкие, едва различимые голоса стали для него словно глоток свежей ключевой воды. Ярость, гнев и жажда отступили, оставив лишь металлический привкус на губах.

Альгар помотал головой. Кулон ещё сильнее врезался в ладонь, и вокруг руки на рубашке начало расплываться кровавое пятно. Он медленно разжал руку и вытащил цепочку из-за ворота. На ней висел простой красный камень в серебряной оправе с острыми гранями и несколькими короткими шипами. Камень медленно гас, а вместе с ним уходило и наваждение.

«Скоро…»

Одно ясно — времени мало. Год или два, и ему придётся вернуться.

.

Лорд Эндерс неплохо справлялся со своими новыми обязанностями, и спустя два месяца после взятия Ларека, жизнь в городе вошла если не в привычное русло, то хотя бы мирное. С улиц убрали трупы, прочистили сточные ямы и наладили поставку угля. Новый комендант ввёл карточную систему, которая кое-как работала. А к концу месяца вновь открылись немногочисленные таверны и мастерские. Казалось, что город потихоньку возрождался. На самом деле им всем ещё только предстояло пережить зиму.

На совете приняли решение отправить большую часть королевских солдат обратно к королю. В основном из-за того, чтобы они не объедали остальных жителей города. Да и надобности держать такой большой гарнизон отпала.

Сложнее дела обстояли в предместье и дальних деревнях, которых застал врасплох мятеж и неурожай. В лесах развелись разбойники, и пришлось отправить несколько отрядов на расчистку и возы с провизией для крестьян. Пойманных лихоимцев новый герцог тут же вешал в назидание.

Удовлетворённый проделанной работой, Альгар вернулся в Ларек, где намеревался провести весь остаток зимы, кроме Бейтрина. По весне будет много дел, но главное уже сделано: мятеж подавлен, а люди, так или иначе, выживут.

Накануне все праздновали Бедовый месяц. Так называли ноябрь за его холодную, промозглую погоду. Потому завтрак подали за полдень и прислуживавший мистер Фрим, едва сдерживая зевоту. К столу совершенно неожиданно прибыл лорд Эндерс в сопровождении юной леди. Об этом сообщил вбежавший Кеке. Он многозначительно поднял брови, упоминая леди.

― И что это должно значить?

― Как что? ― усмехнулся Кеке. ― Ты теперь герцог. Да ещё и неженат. Так, знаешь ли, не годится. Раньше не до того было, а теперь, глядишь, каждая мать начнёт примечать. А лорд Эндерс — сам подумай — ты выделил его среди прочих. Он, по мне, и глазом не моргнёт, как дочку под бок подставит.

Альгар так удивился, что ненароком опрокинул кубок. Вино потекло по столу.

― Куда пристроить?

― Замуж, конечно.

― За кого?

― За тебя, ― Кеке выглядел уже не настолько воодушевлённым. ― Сам подумай: король спустил тебе выходку с Тервудом, в свою очередь, ты сам проявлял благосклонность к Эндерсу. Он считает, что браком сможет связать себя с хоть и молодым, но всё же благородным родом.

― Кеке, ― тихо, едва сдерживая ярость, прошипел Альгар. ― Я не собираюсь жениться.

Секретарь поправил кружевной воротничок и спокойно ответил:

― Это мы с тобой знаем. Но всё же придется объясниться не только с лордом Эндерсом, а с ещё двумя десятками лордов, имеющих дочерей, сестёр и племянниц от двенадцати до сорока. И я бы всё же советовал встретиться с нашим новым комендантом. Сейчас портить с ним отношения не хотелось бы.

― Он, что, хочет прямо сейчас просить моей руки?

Стоящий в стороне мистер Фрим уронил поднос, но присутствие посторонних ничуть не смутила Кеке. Тот даже не улыбнулся:

― Ни в коем случае. Сейчас будут что-то вроде смотрин. В приватной беседе лорд Эндерс может намекнуть или сказать прямо, но последнее слово всегда будет за тобой. И ты должен будешь попросить руки девушки.

― Я не собираюсь…

― Это этикет. Во время смуты его не принято придерживаться, но теперь, когда эти дни позади, требуется соблюсти приличия. Я бы советовал принять их, и всех прочих, но не давать поспешных обещаний.

― Ага, а там или дракон сдохнет, или рыцарь. Ладно, зови уж.

Леди звалась Даниэлой. Она была смугленькой, черноволосой, с крохотной мушкой на щеке. С торчащими ключицами и такими тонкими запястьями, что казалось, их можно переломить одним неловким прикосновением. Не то чтобы девочка была некрасива, но Альгару нравились девушки повыше да покрепче. И главное постарше ― на взгляд ей было не больше четырнадцати.

А ещё она оказалась полнейшей дурой. Для этого даже не нужно было читать мысли.

― Нынче совершенно негде взять апельсины. Это так ужасно. Возможно, вы смогли бы что-то с этим поделать? Все леди Ларека вам были бы благодарны, ― и тут же переходила к совершенно другой теме. ― Ткани из Ниссы задержались на переправе, а потом все эти события не дали привезти их в срок. Теперь же они вышли из моды! И придётся заказывать новые! Это такая потеря времени.

Вскоре лорд Эндерс смекнул, что Даниэла не только не произвела впечатление на герцога, но и откровенно его раздражает и быстро занял того разговором, а вскорости откланялся.

Кеке был прав ― лорд Эндерс подсуетился первым.

.

Эрия падала, мимо мелькали каменные стены. Наверху едва можно было различить пятно света. И вот когда казалось, что земля совсем близко, падение остановилось. Чей-то далёкий женский голос сказал:

― Скоро…

Глава 5. Леди Гленна

Всё добро собрали в общем зале. Альгар никогда особо не привязывался к вещам, и потому оторопело взирал на обилие одежды, белья, перин, подушек, золота и серебра, разнообразно посуды, шкур, гобеленов, статуэток и прочее барахло. У стены стопками стояли фолианты.

— Я собрал всё, что имеет ценность. Есть ещё кровати и несколько перин в обжитых комнатах, но я не стал их собирать, — Михей с гордостью выпрямился.

— Я составил опись имущества, — добавил Кеке и потряс свитками.

— И что мне со всем этим делать? — Альгар развёл руками.

Михей открыл было рот, чтобы ответить, но так и застыл. По всей видимости, он не понимал проблемы.

— Здесь много хорошей одежды, тебе по статусу, — предложил Кеке.

Альгар подошёл к раскрытым сундукам и извлёк тонкую белую сорочку, расшитую серебром и речным жемчугом.

— И это тоже? Она ж, гляди, развалится при первом движении.

— Это свадебная рубашка.

Альгар приложил её к себе, поморщился.

— Мала.

Кеке кашлянул и отвернулся, скрывая улыбку:

— Она… женская. Скорее всего, принадлежала матери или бабушке бывшего герцога.

Альгар с явным облегчением закинул её обратно в сундук. Носить чужое бабье бельё он точно не собирался.

— За золото и серебро мы сможем пополнить амбары. Гобелены верните на стены, что ли ― зачем снимали только, — Михей кивнул, явно соглашаясь с таким решением. — Одежду, что подороже, продать. Остальное раздать слугам, — и видя, что ему сейчас буду возражать, твёрдо добавил: — На этом всё. С остальным поступите по своему уразумению.

— А что-то из одежды вы себе не оставите? — Изумился Михей.

Альгар указал в сторону свадебной рубашки и скривился:

— Носить женское платье я не намерен.

— Но здесь есть мантии и камзолы бывшего герцога! Они подойдут вам по статусу. Возможно, их придётся немного ушить, так это быстро… — Управляющий замком умолк на полу слове, натолкнувшись на прохладный взгляд герцога теперешнего, сглотнул и тихо закончил: — Я… всё раздам… или продам.

— Ещё кое-что, — мрачно сказал Кеке и указал в сторону лежащего на столе талмуда.

Альгар подошёл и коснулся кожаной обложки, на которой красовался герб рода покойного Кайя Баккерель: дерево и меч.

— Родовая книга, — пояснил Кеке.

— Её надлежит сжечь, — сухо предложил Михей, брезгливо косясь на талмуд. — У рода больше нет потомков.

Альгар открыл книгу наугад и пролистал до последней записи. Худой род — так назвали бы Баккерелей. Все мужчины мертвы, а женщины либо вышли замуж и перешли в другой род, либо…

«Запись от четырнадцатого дня месяца декабрьского.

В ночь с ветром и громом родилась мне дочь. Крепка телом. Волос чёрен. Едва возопила — разразилась буря, в чём вижу предзнаменование мрачное.

Запись от десятого дня месяца январского.

Дал я имя дитяти — Гленна, как звалась бабка моя по отцу. Ребёнка благословил отец Лукерий.

Запись от пятого дня месяца июньского.

К двенадцати годам здева моя здрава. Волос чёрен, густ. Очи карии. Высока ростом. Проявляет скромность и благонравие, коему радуюсь».

— Одна есть, — задумчиво ответил Альгар.

Он уже шёл прочь из зала, когда его настиг серьёзный голос Кеке:

— Милорд, а что вы собираетесь делать с леди Гленной?

Альгар обернулся и тяжело посмотрел на брата:

— То, что должен был сделать уже давно.

.

С высоты Белой башни город лежал как на ладони. Сновали люди, телеги, немногочисленный худой скот. И эта картина радовала куда сильнее, чем пустые улочки, по которым единственным прохожим была костлявая подруга. В открытые ставни проникал влажный холодный воздух молодой зимы. Он выстуживать и без того скверно отопленную комнату, но Гленне не хватало воздуха.

События перемешались, и едва ли можно было вспомнить сытую жизнь «до». Годовая осада Ларека. Голод, что неотвратимо проник даже в дома благородных лордов. Короткая пятидневная осада крепости. Сдача солдат и захват Кайя. Допросы… всё слилось в одно. О казни брата Гленна узнала только через три дня, когда к ней приставили служанку. Та и поведала новость с нескрываемым торжеством. И добавила, что достанет билет в первый ряд, когда на виселицу поведут саму Гленну. По праву благородного происхождения та надеялась на плаху, но разве можно ожидать милости от приблудного человека, что по воле короля занял место её брата и стал герцогом?

На Кайя Гленна не злилась. Видят Боги, он сам накликал на себя беду, но всё же он кровь от крови её. Благо тот уже в земле и не сможет вновь натворить глупостей.

После взятия крепости, Гленну, как сестру мятежника, заключили под стражу. Возможно, из уважения к её благородному происхождению темницей стала небольшая западная башня. Во время своего заключения она привыкла на закате открывать ставни и любоваться на уходящий день ― он мог стать последним.

День за днём жизнь в городе менялась. Вновь зазвучал колокол храма, на улицах стали появляться люди, а со скотного двора доносился мычание и ржание. И так день за днём. Ещё немного — и Гленна будет рада даже казни. Или просто шагнёт в окно. Внизу лишь камень замкового двора. Порыв ветра охладил разгорячённые от гнева и смятения щёки.

Послышались гулкие шаги по лестнице. Служанка уже приходила, а поступь у визитёра тяжёлая, мужская. Гленна развернулась, расправила выцветшие юбки, одёрнула рукава с узкими манжетами и поправила косу. Старое мамино платье, не единожды перешитое, явно доживало свои последние дни. Того и гляди ткань сама расползётся. Будь её воля, Гленна обрядилась бы в доспех.

Ей предстоит сражение или капитуляция, но страха она не испытывала — только выматывающее ожидание.

Альгар и не знал, что у Кайя была сестра. Вернее, слышал, но считал, что та давно уже замужем. Однако в Родовой книге значилось, что Гленна Баккерель жива и все двадцать семь лет живёт в отчим доме. Её поселили в одну из уцелевших башен, а потом, кажется, и вовсе забыли. Может, кто раньше, и говорил про пленницу, да Альгару было не до того. И теперь он испытывал смутную вину за такую свою небрежность.

Он откинул запор, постучал, подождал немного, чтобы леди смогла приготовиться, и вошёл. В комнате было холодно, но яркие лучи закатного солнца высветили маленькую скудно обставленную комнату.

— Добрый вечер, миледи, — он слегка поклонился, разглядывая леди Гленну.

Та была бледна, худее, чем должна была бы быть женщина её роста, да и платье на ней никак не могло принадлежать сестре герцога, до того оно казалось ветхим и неприметным. Чёрная тугая коса, перевитая чёрной же лентой, спускалась через плечо на грудь и ниже до самых коленей. И только это свидетельствовало о благородном её происхождении. Такие же тёмные, ореховые, как у брата, глаза, смотрели настороженно. Многочисленные роды и непосильный труд не оставили на её лице отпечатка ранней старости, но скорбные морщинки в уголках губ и потухший взгляд говорили о непростых годах ― иного проигравшим не оставалось.

Не так молода, чтобы брат смог выдать её замуж, а значит, леди, скорее всего, смирилось со своей участью старой девы. Перед приходом следовало поговорить со слугами, но Альгару хотелось составить своё мнение.

— Приветствую вас, ваше сиятельство, — Гленна низко склонилась, при этом держа спину совершенно прямо. Кончик косы коснулся пола.

— Поднимитесь.

Она распрямилась, сложила руки перед собой и опустила глаза. Смиренная поза, кротость в каждом движении — но Альгар знал женщин слишком хорошо, чтобы принимать это за чистую монету. Впрочем, у этой не было иного выхода, кроме как склонить голову перед победителем.

От врагов можно ждать всего, а от их близких ещё больше. Оставлять за своей спиной сестру поверженного противника опасно, но и лишать её жизни… Особенно после Брейсвика. Достаточно пролито крови. Эта земля уже пресытилась ею.

— По указу короля с вами я могу поступить по своему уразумению.

— Я приму любую вашу волю.

Ай ли? Прикажи он сейчас же отправить её на плаху, будет ли леди столь же покорной? Станет молить о пощаде? Альгар с трудом подавил в себе желание проверить. С этой женщины, похоже, хватит унижений.

— Клятву верности.

Леди вздрогнула, подняла больные, блёклые глаза и крепко сцепила пальцы.

— На крови?

Альгар выждал, стараясь нащупать слабину. И впервые за долгое время удивился: она будет готова и на это.

— На камне. Будете носить его вплоть до того, как я не разобью его… или не умру.

Последнее его вряд ли ожидало. Леди опустила глаза и отчётливо ответила:

— Я согласна.

Она медленно ступала по каменному полу замка, вслушиваясь в гулкое эхо своих шагов. Герцог шёл впереди, и Гленна с трудом примерилась к его широкому шагу.

Замок изменился. Пропали латы, серебро, гобелены, шкуры и иные ценности. Ещё в начале мятежа Кайя продал некоторые вещи, но теперь новый владетель решил распродать оставшееся. Гербы её рода сняли, но пока их место не заняли новые. Слуги, прежде сновавшиеся без дела, теперь заняты каждый своим делом: одни драили полы, другие носили куда-то вёдра, с улицы доносились стук топора. Но Гленна всюду чувствовала на себе взгляды: боязливые, злые, презрительные.

Герцог остановился перед дверью, которая вела в малую залу, где брат обычно принимал посетителей в приватной обстановке. Открыл дверь и пропустил Гленну вперёд.

— Побудьте здесь, а я пока всё приготовлю, — бросил он и ушёл, оставив её одну.

В этой комнате Гленне не разрешалось находиться, но бывали дни, когда она ещё совсем девочкой прибегала сюда и забиралась на руки отца. Вот знакомый стол на львиных лапах, чья лакированная поверхность испещрена царапинами. Вот полки, ныне пустующие. А вот кресло, знавшее ещё её деда. В него она и села, опасаясь лишиться чувств. Все прошлые страхи оказались совершенно беспочвенные — если клятвой она вымолит у богов жизнь, пусть будет так. Возможно, после, ей разрешат уйти к жрицам в одну из обителей. Куда ни будь на север, где о Гленне никому не известно.

Скрипнули несмазанные двери, и в комнату проскользнул невысокий, щупленький мужчина. Чернявый, со смуглой кожей и яркими, словно подведёнными, чёрными глазами. В нём отчётливо виделась южная кровь. Он замер, прижав к груди свитки.

— Ми-миледи? — он сглотнул и неловко поклонился.

Гленна поднялась со своего места и поклонилась в ответ, гадая, кто же перед ней.

— Я Кеке. З-занимаюсь бумагами, — южанин покраснел и потупил взгляд. — Альгар… То есть ми-милорд, он… п-попросил поп-п-присутствовать…

— С каких пор ты заикаешься? — появился за его плечом герцог, но не дожидаясь ответа, продолжил. — Давайте начнём.

Камень холодил пальцы. Почти чёрный, с мелкими светлыми вкраплениями. Руки свело судорогой, когда Кеке вылил в глубокую миску воду. Гленна решительно опустила туда ладони.

— Вы знаете слова? — Спросил южанин.

Это простая клятва — не на крови. Нарушь её и твои руки превратятся в камень. Гленна кивнула и прикрыла глаза.

— При свете дня и во тьме ночной, в мире или войне клянусь, что буду и впредь хранить верность господину моему, никогда не причинять ему вреда и буду относиться к нему с почтением, добросовестно и без обмана. И если у вашего очага найдётся место для меня, а на столе хлеб и вино, то вот вам моя верность. Если я нарушу свою клятву, то пусть Боги покарают меня, а руки мои обратятся в камень.

Камень нагрелся, но клятва ещё не была завершена. Герцог опустил руку в воду и положил её на пальцы Гленны.

— У моего очага всегда будет место для тебя. За моим столом тебе найдётся хлеб и вино. При свете дня и во тьме ночной, в мире или войне ты всегда найдёшь у меня защиту. Твой род от тебя и до последнего потомка. Мой род — от меня и до последнего потомка. Если я нарушу свою клятву, то пусть Боги покарают меня, а руки мои обратятся в камень. Да будет так.

— Да будет так.

Камешек перевязали верёвочной сеточкой, и Гленна повесила его на шею. Теперь она до конца жизни будет нести эту ношу. Ох, Кайя, разве можно было быть настолько недальновидным?

Герцог сел за стол и подпёр щёку ладонью. Его острый взгляд, казалось, проникал под кожу. Гленна сцепила руки и опустила голову.

— С этим покончено. Теперь, что же мне делать с вами?

— Что прикажете, ваше сиятельство.

— Чем прежде вы ведали в замке? — спросил Альгар, не отрывая взгляда.

— Отвечала за женскую работу, подбирала служанок, следила за их поведением, — ответила она сдержанно, сцепив руки в замке пальцев.

— Разве не в том же состоит дело мистера Фрима?

— Он ведает лишь мужскую половину, — Гленна набралась храбрости и спросила: — Позвольте сказать, — Альгар чуть кивнул, и она продолжила, взгляд её был прям и голос оставался ровен: — Такое разделение полезно для порядка и уменьшает случаи… неправильного поведения среди слуг. По той же причине этаж для слуг разделён на мужскую и женскую половины.

Альгар прищурился:

— Вы хотите сказать, что мистер Фрим пользуется своим положением?

— Не он, но другие могут. В таком большом замке следует блюсти порядок.

— Тогда решено. Найдите, Фрима — и всё уладьте.

Герцог подорвался со своего места и быстро направился к выходу. За ним тенью скользнул Кеке. Но в последний момент он обернулся.

— Леди Гленна, я думаю, будет правильным, если вы займёте свои покои.

— Боюсь, это невозможно. Южная башня разрушена, — Гленна подняла взгляд, стараясь разглядеть на лице герцога хоть единую эмоцию.

Знает ли он? Разве некому было рассказать о её прошлом? Видимо, нет.

— Тогда Кеке, подбери что-нибудь. В этом замке много пустых покоев. Ах и ещё одно. Кажется, мистер Фрим мог ненароком прихватить вашу одежду, когда решил устроить представление «добыча победителя». Пусть он всё вернёт на место. Кроме золота и серебра — боюсь, эти вещи нам сейчас нужны. Впрочем, если среди них есть нечто вам памятное, то скажите мне лично.

― Что вы имеете в виду?

Оглушённая столькими новостями, Гленна едва понимала суть слов. Альгар понимающе улыбнулся, чем окончательно смутил её.

― Кольцо матери, шкатулка бабки, свадебная рубашка прабабки ― всё это память. От одной такой вещицы убытка мало, но вам будет память, ― поклонился и вышел, оставив Гленну в растерянности.

Осторожно она опустилась в старое кресло деда. Привыкшая скрывать свои чувства, она вдруг разрыдалась. От облегчения и от осознания, что всё закончено.

В отличие от герцога, мистер Фрим прекрасно знал, кто такая леди Гленна и как та опозорила свой род. Особой любви к ней он не питал, но и злобы — а была ли? — не выказывал. Быть может, не решился идти против воли господина. Да и «женская работа» управляющему вряд ли была по нраву. Так и вышло, что жизнь сестры мятежного герцога вскоре вернулась к привычному распорядку.

При передаче дел мистер Фрим упомянул деликатную проблему, к которой леди не знала, как поступить: новая служанка Марта приглянулась герцогу, и на её скверное отношение к работе следует закрыть глаза. Девушка и вправду оказалась прехорошенькой, удивительно, что она до сих пор обитает на этаже для слуг. С другой стороны, леди никогда не стала бы упрекать ни саму девушку, ни тем более герцога. Потому на все оплошности служанки она также закрыла глаза. Гленна давно уяснила: такова женская доля — подчинятся и надеяться, что Боги будут милостивы.

Глава 6. Леди Кальдерон

Сватовство, похоже, было придумано людьми как особая форма изощрённой пытки. Альгар, за долгие годы скитаний лишь однажды задумавшийся о браке — и то по недоразумению, — пребывал в тихом ужасе и старался как можно реже показываться в замке. Когда же стало ясно, что там его не дождаться, родители юных леди избрали иную тактику: дочери вдруг стали попадаться на улицах города — будто случайно, в самых неподходящих местах. И если совсем юные девицы скромно опускали взгляд или лепетали что-то себе под нос, то их старшие «сёстры» знали, как себя подать. Их Альгар обходил куда осторожнее. Если уж ему нужно было найти себе женщину, он выбрал бы кого-то попроще.

За безумием последних дней он совсем забыл про Марту. Её следовало отправить к Анике, но каждый раз словно забывал отдать приказ. В ней было что-то притягивающее. Родственное. Знакомое. Но они прежде никогда не встречались. Альгар был в этом уверен.

Убиралась она никуда не годно. И чашница из неё вышла недотёпистая. Как-то за ужином она расплескала вино прямо на скатерть, чем вызвала возмущённый взгляд мистера Фрима. Альгар всё это видел — и не удостоил ни словом, ни взглядом. Ему не было дела, как она метёт или с какой руки подаёт кубок. Её следовало бы уже давно отправить в Раат — и забыть. Но каждый раз, дойдя до этого решения, он медлил.

Эта неестественная привязанность не пропала ни через день, ни через месяц. Может быть, он действительно сходит с ума?

.

Задумавшись, Эрия самым позорным образом пролила вино. Она уже представила, что её погонят прочь, но не только мистер Фрим промолчал, но и сам герцог не обратил на это внимание. А после Эрию даже не наказали! Если бы кто в доме отца пролил вино на скатерть, его бы давно высекли и отправили в деревню!

Как-то вечером перед сном Эрия поделилась своими сомнениями с Фионой. Девушка какое-то время кусала губы, мялась, но всё же ответила краснея:

― Ну так ты его сиятельству приглянулась. Вот и терпят.

Эрия, не чувствуя под собой пола, опустилась на кровать.

― И чего он хочет?

― Чего и все, ― бровки Фиона сочувственно приподнялись. ― Да ты не переживай. Чай герцог, наш не людоед.

― Не людоед? Да он… он…!

― Что он? Вот представь: пригласить тебя герцог к себе…

― Даже представлять не хочу!

― А ты представь: пригласит, а ты так прямо и скажи, что девушка порядочная и собираешься дать обет целомудрия, по примеру святой Марлаты.

― Какой Марлаты?

Фиона закатила глаза.

― Непорочной девы, что ушла к жрицам, не сумев выдержать притязаний мужа на её добродетель.

― А он прямо так и проникнется.

― Может, и проникнется. За герцогом нашим насилия я не замечала. К тому же его теперь женить хотят, а он бегает от этих невест, словно от хвори какой.

― А ты откуда знаешь?

Фиона зарделась и шёпотом, словно рассказывает какую-то сокровенную тайну, ответила:

― Мне Кеке рассказал: не хочет герцог жениться. Так что… А даже если и предложит, что плохого? Ну там будешь в шелках ходить и…

― Я не хочу… Я… не буду! ― разгорячилась Эрия.

― Ну и не хоти и не будь, ― фыркнула Фиона и отвернулась к стене.

Эрия никогда не была благословлена терпением, что стало испытанием для её измученной души. Она собрала волю в кулак и притаилась, выжидала, как охотник добычу. Дочь славного и старого рода Кальдерон ― потомок всадников Простора, обладала порывистостью как суждений, так и поступков. В ней смешались горячая кровь южного побережья и равнинных дикарей. Но она прекрасно понимала: не получится одолеть герцога ― мужчину, рыцаря и воина ― в открытом бою.

Эрия сумела выкрасть из комнаты герцога тонкий, острый кинжал и теперь всегда держала его при себе. Она даже рассмеялась, разглядывая зеркальный холод лезвия. Умереть от собственного кинжала ― красивая выйдет месть. Оставалось только выгадать момент. Но то герцог отсутствовал, то в коридорах было слишком много людей, то Фиона мучилась бессонницей, не позволяя выйти из комнаты ночью ― всякий раз приходилось отступать и вновь ждать.

Интерес герцога вызвал одновременно и отвращение и показал ещё одну возможность приблизиться к нему. Её девичество было предназначено лишь для мужа, как драгоценный дар, как порука её чистоте и чистоте их детей, как вскинутое знамя древнего рода воинов. Но Эрия почти смирилась с тем, чтобы принести этот дар на алтарь возмездия. Чего стоит пара капель её крови против справедливости? Всё чаще она ловила не себе горячий взгляд герцога. Всё чаще, находясь к нему близко, она ощущала его внимание. И настанет день, когда он сделает последний шаг, а там… она взойдёт вслед за своей семьёй.

Перед самым рассветом Эрия отправилась в храм, дабы принести на алтарь богов подношения и получить их молчаливое благословение. Она подумывала об исповеди, но тут же отбросила эту мысль ― нельзя. Донесут. В храме Ларека в этот ранний час никого ещё не было. Небольшие статуи богов располагались по трём сторонам и, не мешкая, девушка обратилась к Сессилю.

― Ты справедливый судья, ― проговорила она. ― Ты знаешь, что я хочу лишь справедливости. Не для себя, для… ― Она запнулась, на мгновение смутившись собственного голоса. ― Пусть я стану твоим орудием, поведи мою руку и не дрогнет она, а коли после смерти ты решишь, что душа моя темна, проводи в Преисподнюю.

Эрия положила на алтарь пирожок с вишнёвым вареньем и отвернулась. Она сделала несколько неуверенных шагов в сторону Магдалины, подняла глаза на её светлый лик и, резко отвернувшись, вышла из храма.

Замок медленно просыпался: кухонные и чёрные слуги только встали и как сонные мухи разбрелись по замку. Эрия проскользнула в комнату, где Фиона ещё нежилась в постели, скинула плащ, повязала косынку и передник и поднялась по чёрной лестнице на второй этаж. Однако в коридоре, где располагались гостевые комнаты, стояли двое ― лорд Эндерс и его дочь Даниэла. Девушка выглядела растрёпанной, со следами слёз на лице. Эрия притаилась в темноте ниши в стене.

― Что значит выгнал? ― строго спросил лорд.

― Он… Он сказал, чтобы я и близко к его покою не приближалась. И дверь запер, ― Даниэлла всхлипнула и вытерла нос рукавом.

― Что ты натворила?

― Ничего! Как вы, папенька, и говорили, я плечо оголило, сказала, что… хочу… а он… Папенька, он смеялся! Сказала, мол, он что никогда не видел костлявых девичьих плечиков?

― А ты?

― А я… я в шнуровке запуталась, ― слёзы вновь полились из глаз маленькой леди. ― Папа, я не хочу! Он же… он ест на завтрак человечину!

― Не говори глупостей.

― Он безродный!

― Хватит! Он не безродный.

― Безродный! Он приблуда с Порога! Папочка, я не хочу! Я не буду! Я… я жизни себя лишу!

Лорд Эндерс вскинул руку и коротко ударил Даниэлу. Девочка, поражённая отцовской пощёчиной, прижала руку к щеке и замолчала. Эрия, которую отец никогда не бил, даже когда дочь вела себя как демон преисподней, стало жаль маленькую Даниэлу.

― А теперь, моё драгоценное дитя, послушай внимательно, ― тихо и сухо сказал лорд. ― В твоей маленькой головке слишком много глупостей. Сейчас ты пойдёшь к себе, умоешься, примешь микстуру и будешь свежа и печальна. К тебе придёт доктор. Ты дашь ему себя осмотреть, а позже, когда жрец спросит тебя, была ли ты сегодня близка с герцогом, то ответишь «да». Ты поняла?

― Но папочка! ― тихо пробормотала девушка.

Мужчина ещё раз замахнулся и ударил по второй щеке. На губе Даниэлы выступила кровь. Эрия сама вздрогнула.

― Повторяю ― ты поняла?

― Да, папочка.

― Вот и умничка, ― лорд Эндерс наклонился, холодно поцеловал дочь в лоб и толкнул в одну из комнат, а сам отправился вниз.

Возможно, Сессиль сжалился над Эрией и сам наказал ублюдка? Похоже, дай волю, и лорд Эндерс самостоятельно отправит на тот свет «приблудного» сюзерена.

В комнате, примыкающей к покоям герцога, Эрия расставляла по местам на деревянной витрине маленькие фигурки животных, вырезанные из кости. Точно такие же как-то прислал отцу старый друг из Аяра. «Каждая несёт в себе свою волю и свой замысел», ― говорил отец. Медведь ― силу. Тигр ― быстроту и смелость. Олень с ветвистыми рогами ― мудрость. Эрия внимательно рассматривала эти диковинки, вспоминая, как в детстве, расположившись на ковре в кабинете отца, играла с костяными животными и придумывала забавные истории. Отец сидел в кресле и смеялся, слушая её лепет. Марсали же никогда не любила подобные игры. Она же леди, а леди не сидят на полу и не бегают, задрав юбки по двору, пачкая новые сапожки. Бедная, маленькая Марсали ― вот кто был настоящей леди, а не Эрия, которой грезились рыцарские подвиги.

Девушка так погрузилась в собственные воспоминания, что не заметила, как в комнату вошёл герцог.

― Нравится? ― спросил он.

От неожиданности Эрия охнула и выронила фигурку маленького крылатого змея, но мужчина проворно подхватил её и поставил на место.

― Сам звездочёт Аясо Лу ― Белая Луна ― вырезал их для меня.

― Он искусный мастер, ― немного придя в себя, ответила Эрия.

― Лучший. Нет на свете никого искуснее его и уже не будет, ― в голосе герцога послышалась горечь.

Он отошёл в сторону, но Эрия продолжала чувствовать на себе его взгляд.

Тошно.

Отвратительно.

Страшно…

Страшно? Эрия впервые за много дней действительно испугалась. Нет, не смерти ― она уже смирилась с ней. Того, что смерть не всегда бывает быстрой.

Клетка. Эрия боялась клетки.

Альгар снял перевязь и положил меч с кинжалом на столик.

― Марта, ― позвал он девушку.

― Да, Ваше сиятельство.

Ресницы бросали тень на её бледные щёки. Прав Фрим: такая бледность несвойственна деревенской девке. А этот стан? Поворот головы? Нет, Марта не была хрупкой и воздушной, но обладала той приятной полнотой и крепостью, которую Альгар особо любил в женщинах. Куда приятнее держать в руках мягкое, полное крови и тепла тело, нежели трогательные косточки. За последние месяцы она окрепла после некоторого времени вынужденного скитания.

Этой уже почти женщиной можно было просто любоваться. Альгар на мгновение испугался, не считая себя, вправе, не то что отведать, а просто смотреть на её женственный образ. Он уверен: она не откажет ему. Не посмеет. Но зачем брать силой то, что даётся даром? Впервые Альгар хотел быть до конца уверенным в том, что это не будет взято силой.

Марта приподняла брови, растерянная его молчанием.

― Ты ведь бываешь в городе?

― Да, ваше сиятельство.

― Ты слышала, как меня называют?

Она на мгновение замерла, отвернулась, но тихо ответила:

― Да.

― И как?

Выпрямилась и взглянула на него удивлённо.

― Я не могу…

― Можешь. Говори. Ничего тебе не будет.

Что-то промелькнуло в её взгляде. Не страх. Скорее опаска, торжество, и тут же это мимолётное чувство пропало. Ох, как хотелось Альгару прочесть её мысли, но помня о произошедшем в Брейсвике, он боялся сорваться. Марта отвернулась, смотря куда угодно, только не на него.

― Не думаю, что вам это понравится.

Альгар усмехнулся и подошёл ближе.

― Я справлюсь. Говори.

Она коротко вздохнула, и Альгару почудился аромат вишни ― спелой, тёмной, с блестящим боком, по которой медленно ползёт капелька росы.

― Вас называют кровавым герцогом… Или висельным герцогом.

― У людей совсем нет фантазии, ― усмехнулся герцог.

― Вас это не обижает? ― Марта бросила на него тревожный взгляд.

Альгар сделалал ещё шаг вперёд. Теперь он мог рассмотреть, как на её шее бьётся маленькая венка. И расслышать быстрый стук сердца. Быстро-быстро. Или это его сердце заходится в бешеном ритме?

― Нет. На правду нельзя обижаться.

― Тебя это пугает?

Она вновь вздохнула, и Альгар окончательно потерял голову от дурманящего запаха вишни.

― Нет, ― коротко ответила девушка, не опуская взгляд.

Он поднял руки и положил их на её плечи. Сквозь грубую ткань платья ощущалось тепло тела. Она дрожала. Была ли это дрожь страха или желания? Как узнать?

― Смелая, ― улыбнулся Альгар.

Волосы выбились из-под чепчика и золотистыми узорами ложились на белую шею. Они, как у всех леди ― если он всё правильно понял, должны быть длинными. Легко представить её, одетую только облаком собственных золотых волос. Альгар провёл ладонью по покатому плечу выше, к маленькому трогательному ушку. Пальцы коснулись щеки, на которой подобно розе расцвёл румянец. Её губы слегка приоткрылись, выпуская на волю волнующее дыхание.

Альгар определённо делает то, о чём пожалеет. Он нагнулся и приник к изгибу шеи. Вдохнул и вишню, и пламень горна, которыми пахла эта женщина. Марта вздрогнула и вся напряглась. Он провёл губами выше и коснулся алеющего ушка, тихо проговорив:

― А мне страшно. Никогда не встречал таких, как ты.

И это правда. Женщин Альгар познал многих, но таких, чтобы сводили сума… А Марта сводила его с ума. На своей щеке он ощутил её тёплое, влажное дыхание и действительно был готов прямо тут… Может быть, это в нём говорит человек? Ведь какое дело древнему богу до терзаний души? Да и есть ли у бога душа?

Альгар чуть сильнее сжал тёплое мягкое тело в своих руках, отстранился. Её глаза были закрыты, а лицо совершенно ничего не выражало.

Как узнать?

Как не обмануться?

Он склонился и осторожно коснулся её губ губами с почти болезненным предвкушением. Марта вздрогнула, и, почувствовав опасность, Альгар отпрянул.

― Убийца! ― в ярости выкрикнула девушка и бросилась на него.

Обезоружить её не составило труда. Кинжал полетел в сторону, и Альгар прижал её руки к телу.

― Да что это с тобой!

А она как безумная крутилась, пытаясь вырваться.

― Убийца! Я отомщу, чего бы мне это ни стоило.

Альгар, окончательно потерявший понимание происходящего, просто стоял и ждал, пока силы не оставили её. Ждать пришлось долго, что вызывало невольное уважение. Женщина повисла на его руках, тяжело дыша.

― Успокоилась? ― как можно мягче спросил он и, не получив ответа, встряхнул девушку. ― Зачем? Достаточно было сказать простое «нет» и я бы тебя отпустил. Не тронул бы. Но зачем с ножом кидаться?

Она смотрела прямо, и в глазах её стояли слёзы и такая ярость, что Альгар невольно залюбовался.

― Ты… Ты… Они же ничего не сделали, а ты их убил!

― Я много кого убил, девочка. И не всегда это были плохие люди, ― горько ответил он.

Девушка откинулась назад и плюнула. Метко так. Альгар отпустил её, и та упала на пол.

Герцог тяжело дышал, щёки его раскраснелись, а взгляд потемнел. Он медленно, с достоинством стёр плевок.

Эрия отползла к стене и потёрла ушибленный локоть. Теперь всё. Она упустила свой шанс. Ей не уйти. Ему даже не нужно звать палача ― сам справится. Вот герцог отвернулся, подошёл к столу, где лежал меч. Эри закрыла глаза, не желая более видеть лицо своего врага. Какая же она всё же трусиха и неумеха. Могла ведь ещё подождать, выгадать момент. Пробраться в спальню, когда ублюдок уснёт. Или потерпеть. Пусть бы он вдоволь натешился ею, а уж потом она бы отплатила в полной мере. Но стоило герцогу прикоснуться, как отвращение и гнев скрутили её. Поддалась.

Ублюдок. Подонок. Сын портовой шлюхи. Он сам подтвердил правоту людской молвы.

Шаги… Вот и всё. Хорошо, если смерть будет быстрой, а то сил, чтобы держаться, практически не осталось. Она не закричит, не даст ему повода увидеть её слёзы. Не будь она дочерью позабытых ныне всадников Просторов, чья голова никогда не склонялась перед врагом.

― Встань, ― жёстко приказал он.

Эрия крепче зажмурилась, но, глубоко вздохнув, прямо и с вызовом посмотрела на герцога. Не отомстила, так хоть с честью умрёт. Встала, цепляясь за стену. Ноги не слушались, подгибались, но Эрия Кальдерон никогда не опуститься, до того, чтобы унизительно просить пощады.

― Иди сюда.

Два шага дались с трудом. В руках герцога блеснул кинжал. Он держал его так бережно, как держат младенца. Эрия гордо вздёрнула подбородок.

― Вот, держи, ― он с силой вложил в её руку рукоять, тёплую от его ладоней.

Эрия подняла его к глазам и увидела своё бледное лицо в зеркальном лезвии.

― Только бей сюда, крови будет меньше и смерть быстрая, ― герцог указал куда-то на грудь и рванул ворот, оторвав петельки и костяные пуговки. ― Но если хочешь насладиться, то бей в шею. Вот сюда, ― его палец указал место на сильной шее. ― Но тогда испачкаешься, и тебе сложно будет выбраться из дома. Ну, давай!

Эри вздрогнула от его спокойного голоса. Она с недоверием смотрела на открытую шею, на которой быстро бился пульс.

На живот.

На кинжал. Кулак, держащий его, свело судорогой. Эрия всхлипнула и пошатнулась. Кинжал вывалился из её рук, глухо стукнув рукоятью о ковёр.

Дура…

Она бы упала, если бы герцог её не поймал. Эри зажмурилась.

― Не стоит хвататься за оружие, если не можешь им воспользоваться, — Она всхлипнула, и герцог погладил её по волосам, словно ребёнка. — Это был очень глупый поступок, девочка. Глупый и опасный. Вот убей ты меня, чтобы произошло? Стража тебя бы на месте и прирезала. А там вновь мятеж и вновь кровь.

Что? Он смеётся? Смеётся. И, несомненно, ей не след надеется на быструю смерть или на простую виселицу. Её усадили на стул. Горячие руки обхватили лицо.

― Ну же, посмотри на меня, ― попросил герцог. ― Зачем? Кого из твоих родных я убил? Отца? Мать? Может, жениха или мужа? Или детей твоих? На этой проклятой демонами войне столько народу полегло, что не счесть. И все на моей совести. С тем и живу.

Эрия сжалась, не понимая смысла его слов. Не желая слушать. Останься у неё силы, она бы закрыла уши. Герцог несколько раз встряхну её, а после коротко бросил:

― Посиди здесь. Я скоро вернусь.