Бесплатный фрагмент - Ангел, который ничего не ждёт

Пролог

— Дождь всегда приходит с той стороны улицы, — встреченный мной старик не глядя махнул рукой в сторону пригорка, по которому карабкалась желтая лента дороги.

Домов, этих маленьких деревянных избушек с абсолютным отрицанием привычной параллельности стен и прямых углов на их стыке, на пригорке уже не было, а кривая линия последней изгороди заканчивалась за моей спиной.

Я, конечно, спорить с ним не стал. Дожди приносятся ветром откуда угодно, но в этой глуши люди верили в приметы. И если красное солнце — на ветер или ясное небо — к холоду я ещё смог бы понять, то дождь с определённой стороны света был выше моего разумения. Пахло здесь каким-то фатализмом.

Однако старик на смирившегося и уверовавшего в Судьбу был мало похож. В блеклой синей радужке под седыми бровями горел маленький злой огонёк, превращавший в маскарад это переодевание в залатанную мешковину и грубый лён. Нет, я определённо не ошибся. Чутьё не подвело. Ему больше подошли бы меч и труба архангела.

— А что находится там, за пригорком? — спросил я лениво, мысленно пытаясь протянуть золотую ниточку сканирования к новому знакомому.

Ха, ауры, биополя… Чего люди только не придумают, чтобы объяснить необъяснимое. Всех этих слов у них нахватался, привык, а всё равно нам как-то проще без слов. Просто видишь тусклое свечение вокруг человека и пытаешься крыло протянуть… В фигуральном смысле, конечно. Крылья нам доставать запрещено, пока на задании.

— Что за тем пригорком? — переспросил старик.

Его жёсткий колючий взгляд мазанул меня по щеке, а я вдруг понял, что дотянуться до его биополя у меня категорически не получается. Как об стенку лбом бьёшься, а толку ноль.

— Так я ж тебе сказал, светлый, что там дождь начинается. А еще иногда там находят ангелов упавших.

Я тихо поперхнулся на вдохе и сделал шаг назад.

— Упавших?

Я отчаянно тянул время. Нет, мне уже вторая сотня лет пошла, я вам не херувим голозадый, я знаю разницу между «посланным в командировку / на разведку / для усиления личного состава» (нужное подчеркнуть) и теми, кто Изгнан. Эти… Нет, не подумать без дрожи. Эти превращаются в кучку обгоревших перьев. И никто не находит их тел. Никогда.

— Точно так, — старик откровенно издевался; мягкие золотые щупальца его сканирования маячили за моей спиной. — А потом они приходят в деревню, а тут бабьё уже на ушах стоит, полынь-звезда прилетела третий раз за месяц… Дурёхи. Да ты не боись, никого там нет сейчас. Хочешь — пошли, посмотрим.

И мы пошли. Я вслед за стариком карабкался на пригорок, по щиколотку увязая в жёлтом горячем песке, и молчал. Надо было бы, конечно, ещё и не думать, но это оказалось выше моих сил. Внутренняя ехидна, которой не лишены и ангелы, ржала во весь голос над учебниками и пугающими наставлениями в духе «не делай глупости, а то до земли не долетишь». Ха. Врали, выходит, Наставники, что Изгнанные, как космический мусор, сгорают ещё на подходе к грешному миру. Вот он, сгоревший такой, впереди топает. Хорошо, допустим, что я прав. Тогда… Связаться с начальством? Нет, это означает сразу лишиться своей мирной задачи соцопроса о пользе Рая, вляпаться в секретность, а там и до разведки недалеко. А в разведке, простите, платят мало, а нектар только по большим праздникам. Пробить по скану ауры через базу? Интересно же, сколько надо согрешить, чтобы так…

— Только попробуй, — произнес старик, даже не повернув головы. — Я тебе мигом помогу здесь навсегда остаться. Сам помогу, даже главную деревенскую шлюху звать не буду. Мне, как ты уже догадался, терять нечего.

На пригорке стало как-то очень тихо. Ветер, кидавший в лицо скрипучий песок, превратился в робкую позёмку, ворошившую… Перья. Много белых рваных перьев. Я нагнулся, поймав одно из них в ладонь. Легкая пушинка с характерным металлическим отливом латуни — цвета второго круга.

С губ сорвалось почти непроизвольно:

— Это всё… что осталось?

Вопрос повис в воздухе. Я чувствовал себя идиотом, но этот пустырь с сосновым лесом по краям и деревушкой где-то внизу никак не вязался с историями Наставников. И уж тем более сюда не вписывалась фраза «приходят ангелы в деревню, а бабы про полынь-звезду кричат».

— И чему же нынче учат? — хмыкнул старик, явно подслушав мои мысли. — Что мы превращаемся в комету и сгораем, как Тунгусский метеорит?

Я кивнул. Старик пожал плечами и выудил из кармана пачку сигарет.

— А если я скажу, что упавший ангел теряет только одно крыло, ты мне поверишь? — спросил он после первой затяжки, выдохнув вместе с дымом полынную горечь прожитых дней.

— Нет.

— И правильно сделаешь. Это ложь.

Старик спокойно обвёл меня оценивающим взглядом, и я сразу вспомнил первое причастие: так же жёстко взвешивал все «за» и «против» Наставник.

— А истина, светлый, в том, что это крыло у нас отнимает Он еще там, наверху, у ворот Рая. Он не оставляет нам шанса. Вот только представь, — старик закашлялся и едва слышно засипел, хватая ртом воздух, — на тебе цепи, крылья железками перетянуты, а из ничего возникает искра… И не сбежать. Должен вытерпеть, пока одно крыло не сгорит дотла, а потом сигануть на землю.

Моё сердце пропустило удар. Не может этого быть. «Он милосерден, доброта Его неупиваемая чаша и нет того в Нём, что называется неправильным или ошибочным», — напевный голос школьного наставника рвал в клочья историю старика.

Смех. Шафранный смех прошедшего тысячу километров земного ада.

— Ошибаются все, даже Он, иногда даже из пушки по воробьям стреляет и промазывает отчаянно, — старик снова улыбнулся и шевельнул носком сапога ворох обманчиво металлических перьев. — А это уже со здоровых крыльев, знаешь ли. Сами рвём. От бессилия и страха. Но это проходит.

1

Волна воспоминаний захлестнула Влада с головой, заставив снова почувствовать тугое объятие шейных кандалов. Сознание ангела вернулось в пронизывающий холод мартовского Выборга.

Открыть глаза. Обнаружить себя в прямоугольнике разрушенных стен с арочными проёмами выбитых окон, и почти интуитивно понять извращённое чувство юмора Господа Бога: падшему ангелу — храма руины, большего не достоин. А потом, через секунду перевести взгляд на косую, нарушающую все законы геометрии, башню с тусклой позолотой замерших часов, и в сером снежном небе не увидеть ничего. Это там, наверху, в Раю, даже с каменным куполом Третьего круга смириться проще, чем с этой пустотой над головой.

Ни намёка на Бога.

Ни намёка на свет.

Ни намёка на…

Именно в эту пятую секунду осознания своего падения срывает любого. Здесь ластик боли с состраданием прошёлся по рисунку памяти, смазав кадры цветного фильма до простого «он заранее отнял душу и оставил жить»[1]. Наверно, как и все, он метался по этому замкнутому объёму мертвого храма, выдирал перья из уцелевшего крыла в тщетной попытке изменить свою природу.

— А я говорю — это звезда с неба упала! — детский вопль скрипичной нотой разрезал волну помешательства на «до» и «после».

Влад отчётливо помнил, как в последний раз оглянулся на громаду башни с часами. Её верхушка тонула в тёмном небе, почти неотличимо сливаясь с мартовской хмарью. Звезда с неба. Или с башни. До сих пор кажется, что разницы никакой.

А вдруг всё это просто приснилось? Только вот крыло…

Он едва успел перебраться через поваленные колонны и спрятаться в тени свода правого нефа, как пространство вдруг заполнилось ватагой ребятишек мал мала меньше, галдевшей словно юный сонм в правом нефе на заседании старейшин Круга.

— Ну и где твоя звезда?

— Сашка, гляди, сколько перьев! Интересно, чьи они…

— Чьи-чьи, птеродиктеля конечно.

— Врё-о-ошь…

— Нет такой птицы!

— Есть, я в книжках видел! Коричневая такая и с клыками!

Влад пятился к арке, из которой появились дети, на подгибающихся ногах. Слабость и шум в ушах с трудом гасили приступы адской боли в обожженном бескрылом плече.
Ещё один пустырь. Перелезть через разрушенную стену, до крови ободрать колени и локти. И, наконец, стать «местным»: окунуться в холод земной, остро почувствовать свою почти-наготу в изодранной тунике, сдаться и лечь на сырую землю.

Вот тогда Они его достали. Там, у стены с другим городом, нарисованным наивными оптимистами, а может, загнанными в угол пессимистами, у рисунка черепичных крыш с доминантами башен, его накрыли Они.

Первым появился агент Дьявола. Он подошел вразвалочку, одетый с иголочки, оставив за спиной чёрную громаду автомобиля на мокрой блестящей брусчатке. Вот тебе… Как тебя там? Да, в сущности, не важно, вот тебе костюм как раз впору, белая рубашка и зелень денег. Автомобиль в прокат пока, не обессудь, но я уверен, что с твоими данными это совсем ненадолго. А шевелюру мы тебе в чёрный закрасим: седые, знаешь ли, не котируются. Командировки по стране и за границу, карьерный рост, дружный коллектив. Сопротивление, мой друг, бесполезно. Кто предложит лучше? Тебе в Питере квартиру или в Москве? Есть общага наша на Лубянке. Выборг этот, знаешь ли, не комильфо совсем.

Второй появился, словно из-под земли. В хламиде не первой свежести, с тусклым нимбом над лысеющим затылком. И весь он был такой обрюзгший и погрязший, что твой китайский божок. Выразительно воротя нос от агента Дьявола, объяснил, что Божий суд, конечно, никто не оспаривает, но все можно замолить. Мгновенных результатов не обещаем, на небо тоже не вернем, но священнослужители, которые познали мир высший изнутри, нынче на вес золота… Не захочешь карьеру — приход дадим, матушку, детишек вволю, полная чаша. Приход хороший, все жертвуют, машины крестить очередь. А сейчас вот пока хлеба кусок и кагору стакан, так сказать, причаститься к святому таинст…

Третьего Влад заметил от невозможности отвязаться от назойливого внимания первых двух. Он уже сделал пару шагов назад, упёрся крылом в сырой шершавый бетон стены, и впору было кричать и бить наступающих на него посланцев. А он не хотел, не хотел ничего из того, что они предлагали! Он хотел, чтобы его оставили в покое. Он отказывался от Выбора и это тоже был Выбор.

Третий плавным перекатом оказался вдруг на острие атаки и вскинул руки. Первые двое растворились во мраке.

А всё оказалось до безумия просто. Он не задал Владу ни одного вопроса, молча скинул с плеч куртку и отдал «новенькому». Потом показал, как сложить крыло, чтобы не светить им на всю улицу, и последней электричкой увёз в Питер, в приют Азефа.

Долго Влад не мог придумать внятной земной аналогии этой специализации некоторых ангелов в приюте. Ровно до того момента, пока не узнал об аварийных комиссарах. Словно где-то с неба приходит уведомление, что такой-то упал с неба полынь-звездою в секторе игрек, а дальше к этому падшему срываются все подряд. И хорошо, если хватит ума не согласиться на услуги первого подкатившего в обмен на собственную душу. Ведь что-что, а душу Азеф не забирал. Впрочем, и не обещал ничего.

Однако, каждый раз, выныривая из ярких до рези в глазах воспоминаний о Выборге, Влад задавался лишь одним вопросом.

Если ты ничего не выбрал, то что ты получил?

Всё или ничего?

2

— Ну, друг, выдыхай уже, — за странным онемением Влад почувствовал, как тяжёлая рука Азефа сжала его плечо. — Не ты первый, не ты последний.

Плечо робко отозвалось болью. Чувствительность возвращалась медленно и неохотно, смутно подозревая, что духовные скрепы внутри ее хозяина надорваны до предела. На столе перед Владом возникла рюмка с чем-то коричневым.

— Коньяк. Арарат. Святая гора или куда нас только не селили, — Азеф мрачно улыбнулся и тоном, не терпящим возражений, приказал. — Пей. А потом рассказывай.

Влад отрицательно помотал головой. Нет, так недолго и алкоголиком стать. Хотя, с другой стороны, не каждый день тебе звонит с утра Бог… Стоп. Он же не мой сотовый набрал.

— О, я вижу, ты начал что-то понимать, — Азеф кивнул. — Тогда поступим проще. Ты начинаешь кивать и дакать, а я рассказываю. Он позвонил сюда. Тебя позвали к телефону. Он сказал, что ты сильно провинился и потерей крыла не покрыл и части долгов, успел ещё и нагрешить тут, на земле, немерено…

Влад как загипнотизированный кивал, не сводя взгляда с объёмной туши Азефа, хозяина притона «У Падшего или Ангелы и Ко», меряющего шагами персидский ковёр на полу собственного кабинета. Белое пятно его капитанского кителя словно бы насмехалось над чернотой крыла. Говорили, что перья у падших чернели редко, только после всех семи смертных грехов. Впрочем, от Азефа можно было ждать и изобретения восьмого.

— А потом тебе сообщили, что скоро за тобой придут, — вопросительной интонации в словах Азефа не было ни капли, но Влад на всякий случай прошептал «да».

Азеф вздохнул.

— Эх ты, наивная душа.. Если б кто пришёл, а. За мной двадцать лет уже идут. Двадцать лет, Влад! Гораздо страшней, когда ты никому не нужен. Я даже не знаю, что такого нужно сделать, чтобы Он о нас вспомнил.

— Но Он же позвонил, — Влад тряхнул головой, чувствуя, как скрипят мысли, — значит, помнит о нас.

Азеф расхохотался. От раскатов этого ржания, подобного Коню Бледному, зазвенели хрустальные слёзы на люстре.

— Это был автоответчик, Влад, — горько выдохнул главный по притону. — И текст для всех один.

Влад залпом опрокинул рюмку с коньяком и уткнулся носом в рукав пальто. В голове стремительно светлело, энтропия падала до нуля, но оставались ещё некоторые детали вселенского паззла, которых не хватало позарез.

— А в твоём тексте было что-нибудь про кучу дел и теракт в институте?

Азеф плюхнулся в кресло и задумчиво почесал подбородок.

— Нет. Двадцать лет назад в моде были жилые дома и концертные залы. А ещё жара под сорок и горящие торфяники под Москвой. Про институт со школами тебе Тамер может рассказать. Видел этого пацана? Моет обычно парадную лестницу. Погиб в Бесланской школе, был изгнан из первого круга за шутку, что бог триедин в одном лице, но с таким диагнозом надо к психоаналитику.

Они помолчали. Азеф налил ещё по одной. Выпили, не чокаясь.

— В общем вот тебе мой совет, Влад, — совсем тихо произнес чернокрылый в кителе. — Ты уже полгода здесь. Пора заканчивать с мечтами и обустраиваться. Все эти сказки, которыми ты пудришь мозги, про красну девицу с координатами к лестнице в рай и земного ангела… Ерунда всё это. Ты думаешь, что если вернёшься, там тебя с распростертыми объятиями встретят? Ага, жди. Даже если ты ничего особенного не натворил, там уже такие легенды сложены, что тебя по их итогам и вовсе надо Люциферу сдавать. Это как у людей на работе… Неделю не побыл — и всё, отъявленный бездельник, будь у тебя там хоть сотня отработанных сверхурочных. И звонок этот — дежурная вещь. Сколько их ещё будет — собьёшься со счета. Так что с понедельника ты выходишь на работу. На первое время я тебе подыщу, а так-то сам давай. Я всех уже не прокормлю, честно. Много вас… стало.

Через полчаса Влад тихо, чтобы никто не услышал, но проникновенно материл уклад жизни на земле. Всё-таки у Рая было одно неоспоримое преимущество: там ценили тебя самого, а не дьяволову тучу документов, без которых на Земле ты никто. Ну, скажем, умеешь ты рисовать. Влад вот умел. И не нужно тебе удостоверение маляра-штукатура энного разряда, чтобы наружную поверхность храмовой стены раскрасить. Хотя, конечно, казалось порой, что на этом райская демократия и кончалась.

«Интересно, а сквернословие — серьёзный грех?» — подумал вдруг Влад, скосив глаза на собственное крыло. В этом был плюс приюта Азефа — крыло можно не прятать. В этом же и минус. Коммуна коммуной, равенство, братство, а принадлежность Кругам и здесь по старой памяти некоторыми взводилась в Абсолют.

Перья сверкающей бронзы третьего Круга Блаженства уже порядком потускнели и стремительно темнели у корней. После тщательного осмотра в тусклом свете сентябрьского питерского дня Влад обнаружил на них зеленые пятна окислов. Так-так-так, внимание, скоро в вашем дурдоме Ангел Изумрудного крыла, встречайте!

— Гребаная жизнь, — пробормотал Влад. — И когда умудрился столько нагрешить…

А в голове уже роились слова. Они толкались, путались, играли в салочки и скатывались в похабщину. Типичное состояние вдохновения, которое Влад мог почерпнуть в чём угодно, даже в самом плохом. Ибо стихи он тоже писать умел. Кривовато, но в Третьем Круге, куда поэтов вообще редко заносило, это ценилось высоко.

И всего-то надо расставить слова… А утро как никогда располагало. И вырванный из блокнота листок немедленно заполнился короткими строчками:

Сегодня с утра позвонил бог

Сказал, что лимит грехов исчерпан

Что он и сам бы достать меня смог

Только некогда, если честно

Только загружен очень — комменты к Слову

Теракт в институте и школьный автобус в горах

Кадровый резерв вовсю готовлю

поэтому ты уж как-нибудь сам

«Что „сам“? — поинтересовался зануда в подкорке. — Для рифмы поставил?» Но Влада несло. Владу хотелось закончить стихотворение какой-нибудь чёткой, как выстрел, фразой, и смысл-то уже вот он, только схватить… Только признаться в самом главном себе, чёрт побери, послушаться Азефа, отпустить себя…

Мои скоро тебя найдут, а теперь пока, до связи.

Бог звонил лично. Рая не будет, как и второго раза

Строчки повисли посреди комнаты, как удавленник, а Влад схватил пачку документов для трудоустройства, почти все деньги, какие оставались с прошлой халтуры и, давя в себе жуткое желание нажраться до собеседования, а не после, рванул к выходу.

Замков на дверях комнатушек не было. Коммунизм или что-то вроде, о ключах можно было и не думать. Задевая встречные косяки бронзовым крылом, Влад миновал длинный узкий коридор и вывалился на парадную лестницу.

И как раз вовремя.

Вообще всё в моей жизни происходит внезапно и вовремя, думал Влад. Единственное исключение — это, пожалуй, тот самый день, когда я сдох.

Мысли текли неспешным потоком, как широкая ртутная лента большой реки, а тело, выдрессированное жизнью в раю, летело вниз по перилам к высокому Падшему с крылом почти таким же чёрным, как у Азефа. Незнакомец зажал у стены тощего пацана с серебристыми пёрышками Первого Круга.

Может, Влад бы и мимо прошел — чего не бывает в подлунном мире, любовь штука странная, — если бы не увидел, как крепкая рука высокого с оттяжкой вырывает серебристые перья из крыла пацана и бросает их на ступени лестницы. Пацан глухо стонал, даже не пытаясь вырваться на свободу.

— Что, сладкий, больно? Ну, потерпи, ты же любишь па…

Договорить чернокрылый не успел. Влад прицельно с разворота врезал ему ногой в челюсть и отшвырнул в сторону.

Пацан ошарашенно затих. Влад мазанул по нему взглядом. Память услужливо подкинула ответ голосом Азефа: «Тамер, паренёк, погиб в Беслане, моет парадную лестницу». Тамер. А полное имя Тамерлан, значит?

— Ты ш-што себе позволяеш-шь, сука? — прошипел, сплёвывая кровь из разбитых губ и дёсен, чернокрылый. — Ты хоть знаеш-шь кому дорогу переш-шёл?

— Знаю, — спокойно ответил Влад, заслоняя крылом Тамерлана. — А тебя что, на маленьких потянуло? Всех у Магдалены перетрахал?