Бесплатный фрагмент - Анжелика на том свете

Анжелика на том свете

Пролог

Три часа сорок семь минут.

Анжелика посмотрела на безликие электронные цифры в углу монитора и мысленно вздохнула. Время в офисе текло, как застывший мед — тягуче, почти неощутимо. Еще три часа и сорок шесть минут до того момента, как можно будет с чистой совестью нажать кнопку «Завершение работы» и вырваться из этого серого, кондиционированного мирка, пахнущего пылью, бумагой и слабым ароматом чужих духов.

Ее пальцы порхали над клавиатурой с механической, отточенной годами легкостью, заполняя очередную таблицу в Excel. Цифры, столбцы, формулы… Мозг выполнял работу на автопилоте, оставляя сознание свободным для куда более важных мыслей. Зайти ли вечером в книжный за новым романом, который так советовала Лена из отдела кадров? Или сразу домой, под мягкий плед, заказать пиццу с двойным сыром и включить тот самый сериал, где драконы выглядели реальнее, чем ее квартальный отчет?

Вопрос был не из легких.

Она лениво повела мышкой, и курсор замер над ячейкой G12. Рядом с монитором, на идеально прибранном столе, стояла ее единственная вольность, маленький островок бунта против офисной серости — керамическая фигурка рыцаря на коне. Подарок мамы на прошлое рождество. «Чтобы твой принц всегда был рядом, Анжелика», — сказала она тогда с той своей лукавой улыбкой. Принц пока не торопился, а вот рыцарь исправно охранял ее от авралов и недовольного ворчания начальника.

Воздух был прохладным и неподвижным. Монотонно гудели системные блоки, где-то в дальнем конце опенспейса натужно вздохнул и зажевал бумагу старый принтер. Обычный вторник. Обычная жизнь. Главное, не забыть полить фикус, когда вернется домой. Он этого не простит.

Анжелика потянулась к своей большой белой кружке с надписью «Королевы рождаются в августе». Кофе давно остыл, превратившись в горьковатую, бодрящую лишь силой самовнушения жидкость. Она уже поднесла кружку к губам, когда в груди что-то кольнуло. Остро, тонко и холодно. Словно кто-то коснулся сердца кончиком ледяной иглы.

Ее рука замерла в воздухе. Она нахмурилась, прислушиваясь к тишине собственного тела. Ощущение исчезло так же внезапно, как и появилось, не оставив и следа.

«Нервы, наверное, — решила она, сделав наконец глоток. — Надо меньше кофе пить. Или это из-за того, что я вчера до ночи читала?»

Логичное, простое, успокаивающее объяснение. Она поставила кружку на стол и снова взялась за мышку. Ячейка G12. Что там у нас…

Вторая волна была не уколом. Это был сокрушительный, слепящий удар, будто невидимый таран пробил грудную клетку, вышибая из легких весь воздух. Мир взорвался болью. Ее пальцы разжались сами собой, и белая кружка с грохотом рухнула на пол, разлетаясь на осколки. Темно-коричневая лужа начала стремительно расползаться по светло-серому линолеуму.

Она открыла рот, пытаясь вдохнуть, закричать, позвать на помощь, но легкие отказались подчиняться. Тело стало чужим, непослушной, обмякшей куклой. Стул на колесиках откатился назад от ее неловкого движения, и она начала медленно, неуклюже сползать на пол, цепляясь за край стола, который ускользал из слабеющих пальцев.

Гул в ушах заглушил привычные звуки офиса. Сквозь него, как сквозь толщу воды, начали пробиваться первые встревоженные голоса. Зрение сузилось до темного, плывущего туннеля. Жгучая, невыносимая боль разливалась по груди, огненным потоком устремляясь в левую руку. По венам, казалось, полз ледяной холод.

«Не может быть… Что происходит… Мама…» — мысли путались, рвались, тонули в панике.

Она уже не видела, а скорее чувствовала, как вокруг нее нарастает хаос. Вскакивали со своих мест люди, опрокидывая стулья. Кто-то закричал. Расплывчатое пятно — Светлана из бухгалтерии — склонилось над ней, холодные пальцы коснулись ее шеи, пытаясь нащупать пульс.

Звуки доносились искаженными, булькающими.

«…вызовите скорую!..»

«…дыши, Анжелика, дыши!..»

И самый страшный, самый абсурдный из всех:

«…Боже мой! В таком-то возрасте!..»

Ее щека прижалась к холодному, жесткому линолеуму. Краем глаза она видела ножку своего стола и темную лужу остывшего кофе. Как глупо. Как унизительно и нелепо. Лежать вот так, на грязном офисном полу, в окружении испуганных коллег.

«Фикус…» — пронеслась в угасающем сознании последняя, до смешного ясная мысль. — «Я так и не полила фикус…»

Ее взгляд, уже ничего не видя, уперся в белый ячеистый потолок. Боль отступила, уступая место всепоглощающей слабости. Тело обмякло окончательно.

Тишина. И тьма.

Глава 1

Тьма была абсолютной. Не такой, как в темной комнате, где глаза постепенно привыкают и начинают различать смутные очертания предметов. Это была тьма иного порядка — густая, плотная, лишенная не только света, но и самого пространства. Анжелика была в ней не точкой, а самой этой тьмой. У нее не было тела, которое могло бы ощутить холод или тепло, не было легких, чтобы сделать вдох, не было век, чтобы моргнуть. Были только мысли. Бесплотные, паникующие бабочки в банке небытия.

«Где я? Что это? Сон?..»

Мысль прозвучала оглушительно в окружающей тишине. Сон. Да, это должен быть сон. Кошмар. Сейчас она проснется в своей постели, скомкав одеяло, сердце будет колотиться от пережитого ужаса, а за окном будет светать новый день. Нужно только подождать.

«Кома?..»

Эта мысль была холоднее и страшнее. Она заставила ее метаться в этой пустоте, искать стену, пол, хоть какую-то опору. Но ее сознание просто проходило сквозь ничто. Ничего. Я ничего не чувствую. Совсем ничего. И этот факт был страшнее любой боли.

Постепенно тьма начала редеть. Она не рассеивалась, а словно выцветала, как старая фотография, сменяясь бесконечным, всепроникающим серым туманом. Мгла была живой, она клубилась и завивалась, и из нее, как проявляющиеся на фотобумаге образы, начали проступать очертания.

Сначала — одна вертикальная линия. Затем еще и еще. Они складывались в бесконечные ряды чего-то, похожего на стеллажи. Гигантские, уходящие в туманную высь, теряющиеся в серой дымке по обе стороны от нее. Они образовывали бесконечные коридоры, похожие одновременно на залы гигантской библиотеки, на пути старинного вокзала и на ряды архивных полок. Все было монохромным, лишенным цвета, будто мир вокруг был нарисован карандашом разной степени твердости.

«Библиотека? Вокзал? Что за бред…» — мысленно пробормотала она. Успокоение начало прорастать в ее панике. — «Я, должно быть, в больнице. Это просто галлюцинации от лекарств. Да, точно. Сейчас я проснусь. Врач скажет, что все хорошо». Она цеплялась за эту мысль, как утопающий за соломинку.

Вместе с образами пришел и звук. Тихий, едва уловимый, но всеобъемлющий. Шелест. Словно миллионы страниц переворачивались одновременно где-то далеко, и их эхо сливалось в единый, монотонный гул.

Из-за ближайшего стеллажа бесшумно выплыла фигура.

Высокая, тонкая, облаченная в простой серый балахон с глубоким капюшоном, полностью скрывавшим то, что должно было быть лицом. Сущность скользила над туманным полом, не касаясь его. Рукава ее одеяния были пусты и безвольно свисали по бокам. Она не шла, не летела — она просто перемещалась, как мысль, и остановилась прямо перед Анжеликой.

От нее не исходило ничего. Ни тепла, ни холода. Ни угрозы, ни сочувствия. Полная, абсолютная, бюрократическая нейтральность. И это было страшнее всего.

«Кто это?.. Врач?.. Ангел?.. Смерть?..» — сознание лихорадочно перебирало образы из книг и фильмов, но ни один не подходил. Это было нечто иное. Нечто древнее и бесконечно уставшее.

Она попыталась заговорить, задать вопрос, закричать от ужаса, но у нее не было ни голоса, ни рта. Она была лишь зрителем в этом театре абсурда.

Сущность не говорила. Она просто подняла свой правый рукав — пустую, безвольную складку серой ткани — и протянула его в сторону Анжелики.

В тот момент, когда кончик рукава почти коснулся ее, в сознание ударила вспышка. Не мысль, не воспоминание, а холодное, беспристрастное знание, загруженное прямо в ее суть.

Офис.

Разбившаяся белая кружка.

Разрывающая грудь боль.

Холодный линолеум под щекой.

Последняя, отчаянно-глупая мысль о фикусе.

Все это пронеслось за долю секунды, но теперь это было не воспоминанием о событии, а неоспоримым фактом, высеченным в граните ее нового состояния.

«Я умерла».

Осознание было не горьким. Не трагичным. Оно было никаким. Просто констатацией. Как дважды два — четыре. Как то, что после ночи приходит день. Отрицание рассыпалось в прах. Шок схлынул, оставив после себя лишь звенящую, всепоглощающую пустоту.

«Я умерла. По-настоящему. Это не сон. Я умерла».

Она попыталась заплакать, но у нее не было ни глаз, ни слез. Она попыталась закричать от отчаяния, но у нее не было легких. Она была душой, запертой в клетке абсолютной беспомощности перед лицом свершившегося факта.

***

Архивариус безмолвно развернулся и заскользил вглубь одного из бесконечных коридоров. Анжелика почувствовала мягкое, но непреодолимое притяжение, словно невидимый поводок потянул ее за бесплотной сущностью. Сопротивляться было невозможно, да и бессмысленно. Она плыла за ним, невольная гостья в этом царстве тишины и пыли.

Они двигались мимо стеллажей, и теперь она видела, что полки не были пусты. На них стояли не книги. Миллиарды, триллионы тускло светящихся сфер, похожих на жемчужины разного размера и оттенка серого. От них исходило едва заметное, холодное свечение, не способное, впрочем, разогнать окружающую мглу.

«Что это?.. Души?..» — мысль пришла сама собой, лишенная удивления, наполненная лишь глухой тоской. — «Это и есть все, что остается?.. Просто пыльная жемчужина на полке в бесконечном архиве?»

Ее недавнее отчаяние сменилось чем-то иным. Холодной, отстраненной меланхолией. Она была лишь одной из бесконечного множества. Песчинкой на берегу вечности.

Процессия завершилась на просторной «площади», где сходились несколько коридоров. Здесь не было стеллажей. В самом центре этого пространства, нарушая идеальную геометрию, в воздухе парил большой, гладкий камень, черный и матовый, как обсидиан. А над ним висело нечто. Сложная, почти живая конструкция из переплетенных светящихся нитей, напоминающая одновременно и старинную астролябию, и терновый венец, и причудливую модель неизвестной галактики.

Здесь шелест миллионов душ становился громче, превращаясь в постоянный, низкий гул. Свет, исходящий от артефакта, был теплее, чем от жемчужин на полках, но таким же беспристрастным.

«Судный день? — подумала Анжелика. — Это и есть то самое место? Где взвешивают твои грехи?»

Она инстинктивно приготовилась к худшему, лихорадочно перебирая в памяти все свои мелкие и не очень проступки: ложь родителям в подростковом возрасте, списанная курсовая на втором курсе, сплетни о коллегах за обедом… Список казался одновременно и ничтожным, и бесконечным.

Архивариус указал пустым рукавом на черный камень. Невидимая сила мягко подтолкнула Анжелику вперед, располагая ее сознание прямо над его гладкой поверхностью. В тот же миг артефакт над ней ожил. Светящиеся нити пришли в движение, расплетаясь и сплетаясь в новые, немыслимые узоры. Конструкция медленно опустилась, и ее сияющие волокна прошли «сквозь» ее душу, не причиняя боли, но вызывая ощущение абсолютной, пронзительной уязвимости. Ее читали. Ее сканировали. Ее познавали до самого дна.

И странное дело, артефакт, казалось, совершенно не интересовался ее грехами. Он скользил мимо ее офисной рутины, мимо выплаченной ипотеки, мимо ее страха перед публичными выступлениями. Он искал другое. И находил.

Он вытащил на свет ее детскую, почти забытую любовь к сказкам, которую привила ей мама. Он нашел ее тайную, тщательно подавленную жажду приключений, которую она глушила скучными сериалами. Он вскрыл ее безнадежный романтизм, спрятанный под толстым слоем бытового цинизма. И в самой глубине, под всем этим, он обнаружил неожиданную, никогда не востребованную внутреннюю силу, твердую, как алмаз.

Она увидела себя настоящую. Не офисного клерка Анжелику, а ту, кем могла бы быть. И этот образ потряс ее до глубины ее новообретенной души.

Сканирование завершилось. Артефакт плавно поднялся на прежнее место. А прямо перед ней, из серого тумана и рассеянного света, соткались два образа, два окна в иные возможности.

Слева — тихая, безмятежная река, медленно несущая свои молочно-белые воды в туманную даль. От этого образа веяло абсолютным покоем. Забвением. Концом пути.

Справа — яростный, хаотичный калейдоскоп. В нем мелькали яркие, обрывочные картины: блеск обнажаемого из ножен меча, огненный след падающей с ночного неба звезды, дикие, заросшие гигантскими грибами поляны, оскаленная пасть неведомого чудовища, пара пронзительных глаз цвета расплавленного золота… Отсюда веяло опасностью, болью, страстью. Веяло жизнью.

«Покой… или… это?..»

Выбор был очевиден и не требовал слов. Стать еще одной серой жемчужиной на пыльной полке вечности или… рискнуть.

Она колебалась лишь мгновение. Страх перед неизвестностью был велик, но ужас перед бесконечной, безликой скукой забвения оказался сильнее. Вся та суть, которую только что вскрыл в ней артефакт, взбунтовалась.

Она сделала мысленный шаг вправо.

В тот же миг правый портал вспыхнул ослепительным светом и с силой урагана втянул ее в себя. Мир взорвался цветом, звуком и ощущением головокружительного падения сквозь звезды.

Следующая остановка — Фэнтегрия.

Сознание снова померкло, но эта тьма была уже другой. Короткой, как моргание. Живой. Обещающей.

Глава 2

Возвращение было грубым. Не постепенным пробуждением, а внезапным, жестоким вбрасыванием обратно в плоть. Первым вернулось осязание. Жесткие, занозистые доски впивались в спину и лопатки, холодный, влажный сквозняк пробирал до костей сквозь тонкую ткань одежды. Тело ныло, каждая мышца протестовала против этого насильственного воскрешения.

Затем пришел запах. Удушающая, тошнотворная волна, которая ударила по рецепторам и заставила желудок сжаться в тугой, болезненный комок. Это была сложная, многослойная вонь, в которой смешались кислый запах немытого человеческого пота, едкий аммиак нечистот, прелая гниль соломы, терпкие ароматы незнакомых пряностей и соленый, йодистый дух близкого моря.

«Что?.. Где я?.. Больно… Воняет… Господи, как же воняет…»

Мысли были короткими, рваными, инстинктивной реакцией тела, которое отчаянно пыталось понять, что происходит. И наконец, обрушился звук. Оглушительная какофония, яростный шторм после абсолютной, мертвой тишины Станции. Гортанные выкрики торговцев, грубая ругань на незнакомом языке, чей-то отчаянный плач, блеяние странных, похожих на коз животных, лязг металла и гул сотен голосов, сливающийся в единый, давящий на уши гул.

Анжелика с трудом разлепила веки. Яркий, безжалостный свет ударил по глазам, заставив ее зажмуриться. Сквозь ресницы она увидела толстые, покрытые ржавчиной железные прутья прямо перед своим лицом.

«Клетка?..»

Она заставила себя снова открыть глаза, привыкая к свету. Да. Клетка. Маленькая, грязная, едва позволяющая вытянуться в полный рост. Она попробовала сесть. Тело отзывалось с неохотой, мышцы дрожали от слабости, голова закружилась, и мир на мгновение качнулся. Упершись руками в дощатый пол, она почувствовала под пальцами липкую грязь и острую щепку.

«Я в клетке. Это какой-то бред… Я должна быть в больнице… или…»

Воспоминание о сером, бесконечном архиве и светящемся артефакте всплыло в памяти, но на фоне этой осязаемой, кричащей и воняющей реальности оно казалось далеким, нереальным сном.

Она подползла к прутьям, цепляясь за них ослабевшими пальцами. То, что она увидела снаружи, заставило ее забыть о боли и слабости.

Широкая, вытоптанная до состояния камня площадь, забитая шумной, пестрой толпой. И повсюду — клетки. Десятки, если не сотни. В некоторых сидели люди, испуганные, сломленные или, наоборот, смотрящие с вызовом. В других — существа, сошедшие со страниц фэнтези-романов. Коренастые, клыкастые гоблины, сбившиеся в испуганную кучу. Высокие, утонченные эльфы с поникшими взглядами и грязью в светлых волосах. Даже огромный, покрытый серой шерстью зверочеловек, который тоскливо смотрел в небо.

Мимо ее клетки, не обращая на нее внимания, проходили потенциальные покупатели. Моряки с обветренными лицами и наглыми взглядами. Богато одетые купцы в ярких шелках, брезгливо зажимающие носы надушенными платками. Стражники в причудливой чешуйчатой броне, лениво попинывающие прутья клеток. Один из них, проходя мимо, грубо ткнул древком копья в плечо эльфа в соседней клетке. Тот лишь молча вжался в стену.

«Невольничий рынок… Это невольничий рынок. Как в книгах. Нет. Нет, нет, нет… Этого не может быть. Я умерла. Что происходит?!»

Холодная волна ужаса прокатилась по ее телу, вытесняя все остальные чувства. Это было не страшное кино и не дурной сон. Это была ее новая реальность. Шок, отрицание и животный страх сплелись в один тугой узел. Ее положение было не просто плохим. Оно было катастрофическим.

Она отшатнулась от прутьев, отползла в самый дальний, темный угол клетки и забилась в него, обхватив колени руками. Она попыталась стать как можно меньше, незаметнее, слиться с тенью и грязью. Тело затрясло в ознобе — от холода, страха и абсолютного, всепоглощающего бессилия.

Она была одна. В чужом, враждебном, невозможном мире. И она была товаром.

Она сидела в полумраке своей новой тюрьмы, слушая жестокую музыку нового мира и пытаясь осознать всю глубину своего падения.

***

Дверца клетки распахнулась с оглушительным, ржавым визгом. Двое стражников, чьи лица были похожи на плохо вылепленные из глины маски, грубо схватили Анжелику за плечи и выволокли наружу. Она попыталась упереться, инстинктивно выставить руки, но ее тело, ослабленное шоком и голодом, было мягким, как воск. Ее поволокли сквозь гудящую толпу к небольшому деревянному помосту, сколоченному из старых, неструганых досок.

Ее почти вшвырнули наверх. Яркий солнечный свет ударил в глаза, заставив ее на мгновение ослепнуть. Когда зрение вернулось, она увидела море лиц. Сотни любопытных, равнодушных, оценивающих, а порой и откровенно похотливых взглядов были устремлены на нее. Толпа гудела, как растревоженный улей. Она стояла в центре этого улья, выставленная на всеобщее обозрение, и чувствовала себя голой, несмотря на грязную рубаху и штаны.

«Не трогайте меня… Пожалуйста… Отпустите…»

Паника сменилась спасительным оцепенением. Она заставила себя смотреть сквозь людей, в мутное, выцветшее небо над головой. Она отключилась. Превратилась в куклу. Так было легче.

— Смотрите! Свежий товар! — раздался рядом крикливый, пропитый голос. Аукционист, потный мужчина с редкими сальными волосами, ткнул в нее пальцем. — Молодая, здоровая! Зубы целые! А внешность-то какая, экзотика! Редкая птичка для вашей коллекции, господа!

Анжелика скользнула пустым взглядом по толпе, не видя лиц, только размытые пятна. И вдруг ее взгляд зацепился за одну фигуру.

Он стоял чуть в стороне, прислонившись к деревянному столбу навеса. Высокий, одетый не в яркие шелка купцов, а в практичную, потертую на сгибах кожаную одежду. Рыжие, как осенняя листва, волосы были заплетены в несколько тонких кос. Острые, чуть вытянутые уши не оставляли сомнений — эльф. Но поразили ее не уши и не волосы. Его взгляд. Он не раздевал ее глазами, как многие другие. Он смотрел на нее с холодным, отстраненным, почти научным интересом. Будто перед ним была не живая, напуганная девушка, а сложная головоломка, которую он пытался разгадать.

«Эльф… Он тоже покупатель? Почему он так смотрит? Будто знает что-то…»

Его пристальный взгляд тревожил и пугал больше, чем сальные ухмылки остальных.

В этот момент сквозь толпу, грубо расталкивая зевак, начал пробиваться небольшой отряд стражников. Они расчищали дорогу для тучного, богато одетого вельможи. Один из охранников нес перед собой небольшой, окованный темным железом ларец.

Когда они поравнялись с помостом, мир для Анжелики взорвался.

Внезапная, острая мигрень пронзила ее череп, будто в мозг вонзили раскаленный гвоздь. Холодный пот мгновенно выступил на лбу. Цвета перед глазами смазались и потекли, звуки рынка превратились в искаженный гул. Она качнулась, хватаясь за голову, и из горла вырвался тихий, сдавленный стон.

«Что это?! Опять… как тогда… в офисе?.. Нет, другое…»

Она не понимала, что происходит, но чувствовала — эта боль была не изнутри. Это была реакция на что-то снаружи. Что-то, что было в том ларце.

Большинство в толпе либо не заметили ее минутную слабость, либо списали на обычный страх рабыни. Но взгляд эльфа у столба резко изменился. Холодный анализ в его глазах сменился вспышкой чистого, незамутненного шока. А затем — азарта. Почти хищного, торжествующего понимания. Он единственный увидел. Единственный связал ее внезапный приступ с проходящим мимо ларцом. Он оттолкнулся от столба, его тело напряглось, как у охотника, заметившего редкую добычу.

Анжелика, мельком взглянув на него сквозь пелену боли, заметила эту перемену. Теперь в его глазах горел огонь.

«Он видел. Он понял… Но что он понял?» — его реакция напугала ее сильнее, чем сама боль.

Приступ отступил так же внезапно, как и начался. Ларец пронесли дальше, и игла в ее голове исчезла, оставив после себя лишь тошноту и дрожь во всем теле.

Аукцион продолжался, но теперь все было по-другому. Эльф вступил в торги.

— Пять серебряных! — крикнул кто-то из толпы.

— Десять! — тут же, не раздумывая, бросил эльф. Его голос был спокойным, но в нем слышалась сталь.

— Двенадцать!

— Двадцать!

Он не торговался. Он уничтожал конкурентов. Каждая его ставка была вдвое выше предыдущей, не оставляя другим шанса. Толпа загудела, с интересом наблюдая за этим поединком. Наконец, какой-то купец выкрикнул: «Тридцать!».

— Пятьдесят! — ответил эльф, и в его голосе прозвучала окончательность.

Толпа ахнула. Аукционист просиял. Он трижды ударил своим деревянным молотком.

— Продано! Рыжему эльфу за пятьдесят серебряных!

Райхалис, не удостоив Анжелику даже взглядом, развернулся и направился к конторе аукциониста, чтобы завершить сделку.

А она осталась стоять на помосте, дрожа всем телом, окруженная завистливыми и удивленными взглядами. Она не понимала, что только что произошло, но одно чувствовала совершенно точно: ее купили не как женщину и не как рабыню. Ее купили как ключ. К чему-то, о чем она не имела ни малейшего понятия.

Глава 3

Райхалис вернулся минут через десять. Анжелика все еще стояла на помосте под бдительным оком двух стражников, которые теперь смотрели на нее с оттенком зависти — пятьдесят серебряных были состоянием для простого люда. В руках эльфа не было мешка с деньгами. В руках у него был простой кожаный ошейник с прикрепленным к нему тонким, но прочным поводком.

Он молча поднялся на помост. Его движения были лишены суеты, в них чувствовалась экономия и сила хищника. Он не смотрел на стражников, не обращал внимания на любопытные взгляды, оставшиеся в толпе. Он подошел прямо к Анжелике.

Она инстинктивно отшатнулась, вжав голову в плечи. Он остановился, взял ее за руку. Его хватка была крепкой, пальцы — жесткими от мозолей, но в ней не было жестокости. Это была хватка человека, привыкшего держать все под контролем, будь то рукоять меча или судьба купленной рабыни.

Второй рукой он обхватил ее шею. Анжелика замерла, боясь дышать. Его пальцы были теплыми, почти горячими на ее холодной от страха коже. Он сноровисто защелкнул замок ошейника. Металлический щелчок прозвучал в наступившей тишине оглушительно, как удар молота по наковальне. Как приговор.

«Ошейник… Он надел на меня ошейник. Как на собаку. Этого не может быть. Это унижение. Это конец».

Она закрыла глаза, чувствуя, как последние остатки ее прежней личности рассыпаются в прах. Она больше не была Анжеликой, офисным работником с не политым фикусом. Она была безымянным товаром с кожаной удавкой на шее.

Эльф взял поводок и, не говоря ни слова, потянул ее за собой. Он не тащил ее жестоко, но и не ждал. Он шел быстро, уверенно, и ей приходилось почти бежать, спотыкаясь, чтобы не упасть и не почувствовать болезненного рывка. Он вел ее сквозь толпу, которая теперь почтительно расступалась перед ним. Он был хозяином, а она — его собственностью. Он ни разу не оглянулся, ни разу не посмотрел на нее. Он просто шел, а она следовала за ним, как тень, как вещь, которую он нес с рынка.

«Куда он меня ведет? Что он собирается со мной сделать? Продать? Убить? Использовать?»

Страх, смешанный с унижением, парализовал волю. Она просто переставляла ноги, глядя в широкую, мускулистую спину своего нового владельца.

Он вывел ее с шумной площади в один из узких, грязных переулков, где солнце едва пробивалось сквозь нависающие друг над другом крыши. Здесь смрад был еще гуще. Наконец, он остановился перед покосившейся дверью трактира с вывеской, на которой была изображена криво нарисованная русалка с тремя хвостами.

Внутри пахло кислым пивом, прогорклым жареным жиром и десятками немытых тел. Несколько пьяных посетителей проводили ее мутными взглядами, но Райхалис бросил на них один короткий, холодный взгляд, и они тут же уставились в свои кружки.

Он провел ее на второй этаж по скрипучей, шатающейся лестнице и остановился у последней двери в коридоре. Открыв ее, он грубовато подтолкнул Анжелику внутрь.

Комната была маленькой и убогой. Узкая кровать с комковатым матрасом, шаткий стул, медный таз для умывания на деревянной подставке и маленькое, засиженное мухами окно, выходящее на заваленный мусором внутренний двор. Пахло сыростью, плесенью и безнадежностью.

«Это еще хуже… На рынке хотя бы были люди. Здесь я с ним совсем одна».

Дверь за ее спиной захлопнулась. Раздался сухой скрежет — он задвинул тяжелый деревянный засов. Ловушка захлопнулась.

Анжелика замерла посреди комнаты, не смея пошевелиться. Он медленно повернулся к ней. В тусклом свете, пробивающемся из окна, его лицо казалось высеченным из камня. Впервые он посмотрел ей прямо в глаза. Его взгляд был все таким же холодным, аналитическим, но теперь в нем не было отстраненности. Он изучал ее вблизи, так, как ученый изучает пойманное редкое насекомое.

Он сделал шаг к ней. Она вздрогнула, съежилась, готовясь к худшему. Но он лишь протянул руку к ее шее. Его пальцы коснулись холодного замка ошейника. Раздался тихий щелчок, и кожаная удавка упала на пол.

Жест был настолько неожиданным, что Анжелика растерялась. Она подняла руку и коснулась своей шеи, ощущая внезапную, странную свободу, которая никак не вязалась с запертой на засов дверью. Тишина в комнате давила на уши.

«Он снял его… Почему? Что теперь?»

Она смотрела на него, не дыша, ожидая, что произойдет дальше. Насилия. Допроса. Приказа. Чего угодно. Но он просто стоял и смотрел на нее, и в его глазах она не видела ни похоти, ни злобы. Только напряженное, почти нетерпеливое ожидание.

***

Он отошел от нее на пару шагов, давая ей возможность дышать, и беззаботно опустился на единственный стул в комнате. Старое дерево протестующе скрипнуло под его весом, но выдержало. Теперь их глаза были почти на одном уровне, и это почему-то пугало еще больше. Он больше не был хозяином, смотрящим сверху вниз. Он был охотником, изучающим свою добычу.

Тишина, густая и вязкая, длилась с минуту. А потом он нарушил ее.

— Как тебя зовут?

Его голос был низким, спокойным, с легкой хрипотцой. В нем не было ни угрозы, ни приказа. Просто вопрос. Первый осмысленный звук, который она услышала от него, не считая выкриков на аукционе. И это сбивало с толку.

«Он спрашивает мое имя… После всего этого, он просто спрашивает мое имя? Может, он не так ужасен, как кажется?»

Крошечный, почти безумный росток надежды проклюнулся в ее душе. Она сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло.

— Анжелика, — ее голос прозвучал тихо, почти как шепот, сорвавшись на последнем слоге.

Он на мгновение нахмурился. Не от злости, а с выражением легкого недоумения, будто она только что сообщила ему, что луна сделана из сыра. Он медленно покачал головой.

— Глупое имя. Слишком вычурное. Привлекает ненужное внимание.

Он произнес это не как оскорбление, а как диагноз. Как неоспоримый факт.

— С этого момента тебя зовут Ластения.

«Ластения?..»

Росток надежды был вырван с корнем и растоптан. Шок сменился ледяным, обжигающим гневом. Он. Просто. Стер. Ее. Он решил, что имеет право дать ей новое имя, как бездомному щенку, которого подобрал на улице.

В ней что-то взорвалось. После клетки, после унижения на помосте, после ошейника — это стало последней каплей. Это было посягательство на единственное, что у нее осталось. На саму себя.

Она выпрямилась, сама удивляясь тому, как тело вдруг налилось силой. Она посмотрела ему прямо в глаза, и в ее взгляде больше не было страха.

— Нет. Меня зовут Анжелика.

Голос прозвучал на удивление твердо и громко. Адреналин ударил в кровь, заглушая страх. Она впервые почувствовала под ногами какую-то опору в этом безумном мире.

«Пусть он убьет меня. Пусть делает что угодно. Но я не позволю ему отнять у меня имя. Это все, что у меня есть».

Райхалис не рассердился. Он даже не изменился в лице. Он смотрел на ее внезапный бунт с тем же холодным, почти научным любопытством, как энтомолог смотрит на неожиданно агрессивное поведение жука. Затем он заговорил, и его голос был таким же спокойным и терпеливым, будто он объяснял ребенку, почему нельзя трогать огонь.

— Имя «Анжелика», — начал он, медленно выговаривая слоги, — здесь, на юге, звучит как имя демоницы-суккуба из старых легенд. Или дорогой шлюхи из столичного борделя. С таким именем мы не пройдем и двух миль, прежде чем какой-нибудь пьяный наемник или святоша из Ордена не решат проверить, соответствуешь ли ты своей репутации.

Он сделал паузу, давая словам впитаться.

— «Ластения» — простое, серое, распространенное имя. Никто не обратит на него внимания. Оно — твоя маскировка. Твой щит. Пойми, — он чуть наклонился вперед, и его взгляд стал жестче, — твое «я» здесь никого не волнует. Волнует только выживание.

Его спокойствие и железная, жестокая логика обезоруживали. Ярость начала спадать, оставляя после себя горький привкус растерянности.

«Демоница?.. Шлюха?.. Он издевается? Или… он говорит правду?»

Она смотрела на его уверенное лицо и понимала, что он не лжет. Ее земные представления, ее привычный мир здесь не работали. Ее красивое, романтичное имя здесь было клеймом.

Она молчала, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Она не согласилась. Но и возразить ей было нечего.

Он увидел эту борьбу на ее лице. Увидел и, видимо, счел этот раунд оконченным. Он поднялся со стула.

— Привыкай к новому имени, Ластения.

Он подошел к своему походному мешку, достал оттуда грубый, но чистый холщовый сверток и бросил его на кровать. Рядом положил краюху серого хлеба.

— Приведи себя в порядок. Мы уходим через час.

С этими словами он вышел из комнаты. Засов за дверью снова заскрежетал, запирая ее.

Анжелика осталась одна. Не сломленная, но и не победившая. Она смотрела на простую одежду, на кусок хлеба, и ненавистное, чужое имя «Ластения» глухим эхом звучало в оглушительной тишине комнаты.

Глава 4

Он вернулся ровно через час, ни минутой раньше, ни минутой позже. За это время Анжелика успела сделать три вещи. Во-первых, жадно, почти не жуя, съесть краюху серого, но удивительно вкусного хлеба. Во-вторых, выпить почти всю воду из глиняной кружки, которую он оставил. В-третьих, переодеться в одежду из свертка. Это были простые штаны из грубого холста и рубаха чуть более тонкой ткани, но они были чистыми и сухими, и это ощущение было почти роскошью.

Она сидела на краю кровати, когда скрипнул засов и он вошел. Напряженная, как натянутая струна, готовая ко всему. Он молча поставил на шаткий стол еще одну кружку с водой и небольшой, туго набитый кожаный мешочек. Он не сел. Он остался стоять посреди комнаты, высокий, широкоплечий, заполняя собой почти все пространство. Позиция силы.

«Сейчас он начнет… Сейчас он скажет, для чего я ему нужна. Я должна быть готова ко всему».

Он развязал шнурок на мешочке и высыпал его содержимое на пыльную столешницу. На дерево с глухим стуком упало несколько маленьких, темных, оплавленных кусочков металла неправильной формы. Они не блестели, как обычное железо или серебро. Наоборот, казалось, они впитывают тусклый свет, проникающий в комнату.

Райхалис взял один из осколков, самый крупный, размером с ее ноготь на большом пальце, и протянул ей.

— Возьми.

Она заколебалась. Ее взгляд метнулся с его непроницаемого лица на темный кусочек металла в его руке. Он ждал, не проявляя нетерпения. Наконец, она протянула руку и взяла осколок.

Он был неожиданно теплым, словно долго лежал на солнце, и от него исходила слабая, едва уловимая вибрация, которая отдавалась легким гулом в кончиках пальцев.

— Это Небесный Металл, — сказал он, и его голос был ровным, как у лектора. — Кровь звезд. Некоторые называют его так. Самый ценный и редкий ресурс в этом мире. Основа всей настоящей магии, всех прочных клинков и нерушимых артефактов. Он не рождается в земле. Он падает с неба во время огненных дождей. Его трудно найти. И за него убивают чаще, чем за золото.

«Вот оно… Это то, что было в том ларце. То, на что я среагировала».

Страшная догадка, бившаяся в ее сознании, начала обретать четкую, уродливую форму.

Он забрал у нее осколок так же просто, как и дал, и снова бросил его на стол. Затем он посмотрел ей прямо в глаза.

— На рынке, когда стражники пронесли ларец, у тебя заболела голова. Ты чуть не упала. Верно?

Он не спрашивал. Он утверждал. У нее перехватило дыхание, и она смогла лишь молча кивнуть.

— Некоторые люди, — продолжил он, не сводя с нее взгляда, — рождаются с редким даром. Или проклятием, как посмотреть. Они могут чувствовать этот металл. Чем ближе осколок, чем он крупнее, тем сильнее отклик. Головная боль, тошнота, слабость. Таких, как ты, называют «резонаторами». Живыми компасами.

Он говорил об этом без тени восхищения. Так агроном говорил бы о редком сорте плодовых деревьев. Ценно. Полезно. Инструмент.

— Таких, как ты, не видели уже лет сто. Большинство считает вас просто выдумкой, легендой для старателей.

«Резонатор… Живой компас… Значит, я не больна, не сумасшедшая. У меня есть… дар? Или проклятие?»

Смесь ледяного ужаса и странного, неуместного облегчения прошла по ее телу. Она была не просто жертвой. Она была ценностью. А в этом мире, как она уже поняла, это было еще опаснее.

Райхалис отошел к противоположной стене и провел пальцем по толстому слою пыли, рисуя грубую, приблизительную карту. В центре он начертил большой круг.

— Это Демаркационный Дистрикт. Гигантский кратер, куда сотни лет назад упала с неба целая звезда. Земля там пропитана металлом. Искажена магией. Смертельно опасна.

Его голос стал тише и серьезнее, когда он заговорил об этом месте.

— Там бродят твари, которых ты и в кошмарах не видела. Законы природы там не работают. Время может течь быстрее или медленнее, а земля под ногами — ожить. Из десяти отрядов, что уходят туда, возвращается в лучшем случае один. И то — с пустыми руками и помутившимся рассудком. Но, по легенде, в самом центре этого ада лежит «Сердце Звезды». Огромный, чистейший осколок, который может дать одному человеку власть, способную изменить баланс сил во всем мире.

Он закончил свой рассказ, повернулся и посмотрел на нее. Его глаза горели холодным огнем.

— Мы идем туда. И ты, — он ткнул пальцем в ее сторону, — приведешь меня к нему.

В его голосе не было просьбы. Только приказ.

Анжелика сидела на кровати и смотрела на него, на пыльную карту на стене, на темные осколки на столе. Она все поняла. Он собирался повести ее в самое пекло этого мира. Использовать ее, как приманку, как инструмент, как живой детектор, чтобы найти свое проклятое сокровище. И у нее не было выбора.

***

Анжелика сидела на кровати, ошеломленная. Масштаб его плана был настолько чудовищным, что мозг отказывался его принимать. Дистрикт. Монстры. Искаженная земля. И она — в самом центре этого ада, в роли живого маяка для сокровищ.

Она подняла на него взгляд, полный ужаса, и медленно покачала головой.

— Нет.

Слово сорвалось с ее губ тихо, но твердо.

— Я не пойду туда. Вы хотите меня убить.

Это была не истерика. Это была констатация факта. Первая отчаянная попытка прямого отказа.

Райхалис не удивился. Кажется, он вообще был не способен на удивление. Он ожидал этого. Он подошел к столу, взял один из темных осколков и начал лениво подбрасывать его в ладони. Металл бесшумно перелетал с пальцев на ладонь и обратно.

— У тебя есть выбор, — сказал он, и его голос оставался таким же спокойным и деловым. — Всегда есть выбор.

Он поймал осколок и посмотрел на нее.

— Вариант первый: ты идешь со мной. Я вырос в диких землях, я знаю, как там выживать. Со мной у тебя есть шанс. Небольшой, признаю, но он есть. Я буду тебя кормить, поить и защищать от любой твари, что выползет из тени. Потому что ты, — он чуть заметно усмехнулся, — мой самый ценный актив.

«Актив…»

Слово ударило, как пощечина. Он даже не считает ее человеком. Она не попутчик. Она не партнер. Она — вещь. Ценная, да, но все равно вещь. Инструмент, который нужно беречь до поры до времени.

Он перестал подбрасывать осколок и крепко сжал его в кулаке. Его взгляд стал жестче, а голос потерял последние нотки отстраненности.

— Вариант второй: ты отказываешься. Тогда я разворачиваюсь, беру тебя за шиворот и веду прямо в контору Гильдии Торговцев. Они уже пронюхали, что я купил на рынке что-то необычное, и пустили слух. Они заплатят за тебя в десять раз больше, чем я. И они не будут тебя защищать. Они посадят тебя в глубокий подвал, в клетку, из которой ты никогда не выйдешь. Будут ставить опыты. Резать твою кожу, чтобы посмотреть, как она реагирует на близость металла. Вливать в тебя зелья, чтобы усилить твой дар, пока твой мозг не расплавится от боли. Они попытаются понять, как он работает, чтобы научиться его извлекать.

Он сделал шаг к ней, и она инстинктивно вжалась в стену.

— Когда они выжмут из тебя все, что можно, тебя, обезумевшую от боли пустышку, просто выкинут в сточную канаву. Если ты, конечно, еще будешь жива.

Его слова не были пустой угрозой. Они были нарисованы с такой холодной, детальной точностью, что Анжелика почти физически ощутила лезвие скальпеля на своей коже, почувствовала боль от опытов, о которых он говорил.

«Боже… Он не блефует. Он действительно это сделает. Это не выбор между жизнью и смертью. Это выбор между быстрой, честной смертью в пасти монстра и медленной, мучительной агонией здесь, в этом „цивилизованном“ городе».

Она долго молчала, глядя в грязный дощатый пол. В комнате повисла звенящая тишина. Райхалис не торопил ее. Он дал ей время, чтобы ужас от его слов полностью пропитал ее, чтобы она осознала всю глубину и безнадежность своего положения.

Наконец, она медленно подняла голову. В ее глазах больше не было паники. Страх никуда не делся, он просто замерз, превратившись в холодный, твердый кристалл упрямой решимости.

— Хорошо, — произнесла она, и ее голос не дрогнул. — Я пойду с вами.

Она намеренно использовала официальное, холодное «вы», проводя между ними черту.

Он коротко кивнул. Уголки его губ чуть дрогнули в подобии удовлетворенной улыбки.

— Правильное решение.

«Я пойду с тобой. Я буду твоим компасом. Но я не буду твоей рабыней. Я найду способ выжить в твоем проклятом Дистрикте. И однажды, — поклялась она себе, — я стану свободной».

Райхалис подошел к двери.

— Собирайся. У нас мало времени.

Он остановился, уже взявшись за ручку, и обернулся.

— И запомни. Никаких глупостей. Попытаешься сбежать — я тебя поймаю. Попытаешься меня предать — я тебя убью. Но пока ты мне полезна, ты будешь жить.

С этими словами он отодвинул тяжелый засов. Дверь со скрипом открылась. Он вышел, но не стал запирать ее снова.

Это был символический жест. Теперь ее тюрьмой была не эта комната. Теперь ее тюрьмой был он сам.

Анжелика медленно поднялась с кровати, чувствуя, как по всему телу разливается ледяное спокойствие. Она была готова. Готова начать самый страшный путь в своей жизни.

Глава 5

Рассвет в Хотагонии был серым и промозглым. Первые лучи солнца тщетно пытались пробиться сквозь плотную пелену тумана, смешанного с дымом очагов и смрадом, поднимающимся из сточных канав. Райхалис разбудил Анжелику грубым тычком в плечо задолго до того, как город начал по-настоящему просыпаться.

Он бросил ей к ногам небольшой, но плотно набитый походный мешок. Когда она попыталась поднять его, то едва не упала — казалось, он был набит камнями.

— Все самое необходимое, — коротко бросил он, затягивая ремни на своем, куда более внушительном рюкзаке. — Не отставай.

Они покинули трактир через заднюю дверь и погрузились в лабиринт спящих, узких переулков. Он двигался быстро и почти бесшумно, его сапоги не издавали ни звука на скользкой брусчатке. Анжелика, спотыкаясь и задыхаясь под тяжестью ноши, с трудом поспевала за ним. Мешок больно бил по спине, а лямки впивались в плечи.

Они покинули город не через главные ворота, а через узкую, едва заметную щель в стене, прикрытую гнилой рогожей. Контрабандистский лаз. Последнее, что она почувствовала от Хотагонии — это ее прощальный, удушливый запах. А затем они вышли на открытое пространство, и свежий утренний ветер ударил в лицо.

«Наконец-то из этой клоаки… Но куда мы идем? Что там, за стенами?»

Облегчение смешивалось со страхом. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались поля, подернутые седой дымкой, и редкие, темные рощицы.

К полудню солнце разогнало туман и начало нещадно палить. Для Анжелики путь превратился в монотонную пытку. Ноги гудели от непривычной нагрузки, натертые лямками плечи горели огнем. Каждый шаг отдавался болью.

— Я… я больше не могу, — наконец выдавила она, останавливаясь и сгибаясь пополам, пытаясь отдышаться. — Давайте… сделаем привал.

Райхалис остановился и посмотрел на нее без всякого сочувствия. Но, к ее удивлению, кивнул. Он сбросил свой рюкзак, достал флягу и нож.

— Пей, — он протянул ей флягу.

Она жадно припала к горлышку, делая большие, шумные глотки. Он тут же вырвал флягу у нее из рук.

— Маленькими глотками, — отчеканил он. — Если напьешься залпом в жару, только быстрее вымотаешься. Запомни.

Он подошел к ближайшему дереву, одним точным движением срезал крепкую прямую ветку, зачистил ее от сучков и протянул ей.

— Посох. Снизит нагрузку на ноги. Делай так.

Он показал, как правильно на него опираться при ходьбе, как переносить часть веса. Он не учил, не объяснял. Он отдавал короткие, емкие приказы, как будто программировал механизм.

«Он даже не разговаривает со мной, он просто программирует. Я для него — городской неженка, бесполезный груз, который нужно дотащить до места».

Раздражение и жгучее чувство собственной неполноценности смешивались с усталостью.

Вечером они свернули с дороги в небольшую рощу. Пока она, обессиленная, валилась на землю, он уже действовал. Собрал валежник, несколькими ударами кремня высек искру, и вскоре между камнями весело заплясал огонь. Он показал ей несколько тонких, почти невидимых силков, которые установил на звериной тропе.

— Принеси хвороста. Сухого.

Анжелика побрела вглубь рощи, но скоро поняла, что не имеет ни малейшего понятия, как отличить сухую ветку от сырой. Все они казались ей одинаковыми. Она вернулась с охапкой, которая при соприкосновении с огнем зашипела и выпустила клуб едкого дыма.

Райхалис молча отобрал у нее ветки, выбрал две-три подходящие, а остальные отбросил в сторону.

Позже они сидели у костра и ели мясо какого-то маленького зверька, поджаренное на прутике. Оно было жестким, безвкусным, но горячим, и это было лучшей едой в ее жизни. Ночная прохлада опустилась на землю, а из темноты начали доноситься странные, незнакомые звуки: уханье, стрекот, далекий вой. Каждый шорох заставлял ее вздрагивать.

«В книгах все было так романтично… Костер, звезды… А на деле — спина болит, ноги отваливаются, и каждый звук в кустах заставляет сердце ухать вниз».

Разочарование было горьким, как дым от сырых веток.

Райхалис сидел напротив, сосредоточенно чистя лезвие своего длинного ножа. Анжелика не выдержала давящей тишины.

— Откуда ты? — спросила она, просто чтобы услышать человеческий голос.

Он даже не поднял головы.

— Меньше болтовни — больше шансов выжить. Разговоры оставь для таверн. В дороге нужно слушать лес, а не друг друга.

Его тон был холодным и окончательным. Он поднял на нее глаза.

— Правила простые. От меня не отходишь ни на шаг. Ничего не ешь и не пьешь без моего разрешения. И не задаешь лишних вопросов.

Это вывело ее из себя. Усталость и накопившееся унижение прорвались наружу.

— Я не вещь! — воскликнула она, сама удивляясь своей смелости. — Я не ваш походный мешок, который можно просто тащить за собой!

Он медленно поднял на нее взгляд. В его глазах не было злости. Только холодное, как лед, презрение.

— Вещи не ноют и не задают глупых вопросов. Так что пока ты хуже мешка.

С этими словами он воткнул нож в землю рядом с собой, лег на бок, спиной к ней, и накрылся плащом.

Анжелика осталась сидеть одна, глядя на его неподвижную спину. Она чувствовала себя так, словно ее ударили. Она легла с другой стороны от костра, но сон не шел. Их разделяли не только три шага и веселое пламя. Их разделяла стена из его жестокого прагматизма и ее полного, отчаянного непонимания этого мира.

***

Следующий день начался в том же молчаливом напряжении, что и закончился предыдущий. Они шли, и единственными звуками были скрип ее посоха о землю, мерный шаг его сапог и их собственное дыхание. Райхалис больше не давал ей инструкций, а она не задавала вопросов. Они были двумя одиночками, случайно связанными одной целью, а не спутниками.

К полудню они вышли к неширокой, но быстрой речке, весело журчащей на перекатах. Прозрачная вода манила прохладой. Но прямо посреди тропы, у самой кромки воды, сидело нечто.

Огромное, размером с крупную собаку, существо, похожее на гигантскую, невероятно упитанную морскую свинку. Оно было покрыто жесткой бурой шерстью и сидело с таким невозмутимым достоинством, будто вся эта река, лес и тропа принадлежали лично ему. В зубах оно держало какой-то сочный зеленый листок и медитативно его пережевывало, глядя на мир спокойными, чуть раскосыми глазами.

«Что это за… штука?» — подумала Анжелика. — «Она не боится нас? Совсем».

Впервые за последние дни усталость и страх отступили, уступая место чистому, детскому любопытству.

Райхалис, однако, не разделял ее восторга. Он раздраженно нахмурился, увидев препятствие. Подняв с земли плоский камень, он с силой метнул его рядом с существом. Камень шлепнулся в воду, подняв фонтанчик брызг. Зверь лениво повернул свою массивную голову, проводил взглядом круги на воде, а затем перевел взгляд на Райхалиса. В его темных глазах не было страха. Только философский укор. И он снова принялся жевать.

— Зачем вы так? — возмущенно выдохнула Анжелика. — Оно же безобидное!

Она сделала шаг вперед, но Райхалис тут же схватил ее за руку. Его пальцы были как стальные.

— Не подходи. Дикий зверь. Может быть опасно.

Она вырвала руку.

— Опасно? Да оно же само воплощение спокойствия!

Игнорируя его предостерегающий взгляд, Анжелика медленно, чтобы не напугать, подошла к зверю. Тот перестал жевать и просто смотрел на нее своими умными, чуть влажными глазами. Она присела на корточки и осторожно протянула руку.

— Привет, — шепотом сказала она.

Она коснулась жесткой шерстки за его ухом. Зверь не отпрянул. Наоборот, он чуть наклонил голову и закрыл глаза, издавая тихий, утробный, булькающий звук, похожий на мурлыканье, если бы кошки умели мурлыкать под водой. В этот момент, глядя на это упрямое, невозмутимое существо, Анжелика почувствовала укол родства.

— Ты совсем не страшный, — прошептала она, продолжая его чесать. — Ты такой… важный. И серьезный. Настоящий сэр. Сэр Зануда.

Имя родилось само собой, с нежностью и иронией.

— Мы уходим, — раздался сзади голос Райхалиса. — Оставь эту крысу-переростка.

Анжелика неохотно поднялась. Они сняли сапоги и перешли реку вброд. Холодная вода приятно остудила гудящие ноги. Выйдя на другой берег, Анжелика оглянулась. Капибара, не издав ни звука, вошла в воду и уверенно поплыла за ними. Ее большая голова двигалась по воде, как небольшой буксир.

Когда они обувались, она тоже вышла на берег, основательно отряхнулась, обдав их веером брызг, и продолжила свой путь. За ними. На расстоянии десяти шагов.

— Да что за проклятье! — пробормотал Райхалис.

Он развернулся и грозно пошел на нее, топая ногой.

— А ну, кыш! Уходи!

Капибара остановилась. Посмотрела на него. Подождала, пока он закончит свою тираду, и, как только он отвернулся, снова неспешно потрусила следом.

К вечеру они сдались. Когда они развели костер, капибара без всякого приглашения расположилась с другой стороны от огня, улеглась и принялась с задумчивым видом жевать пучок травы.

Райхалис, раздраженно помешивая в котелке похлебку из сушеного мяса и кореньев, бросил через плечо:

— Надеюсь, этот твой Зануда не съест ночью все наши припасы.

И тут произошло нечто странное. Капибара мгновенно перестала жевать. Она замерла, как статуя. Затем из ее недр раздался низкий, вибрирующий, осуждающий звук: «Хрррм». Она медленно повернула голову к Райхалису и уставилась на него. В ее взгляде было все разочарование мира.

Анжелика смотрела на эту сцену, и вдруг до нее дошло. Она не смогла сдержать смешок.

— Он не Зануда, — сказала она, давясь от смеха. — Он Сэр Зануда. Кажется, он настаивает на титуле.

Райхалис перевел взгляд с упрямого животного на смеющуюся девушку и обратно. Он тяжело вздохнул, и в этом вздохе слышалось не раздражение, а почти комичное смирение перед абсурдностью этого мира.

В их маленьком, напряженном отряде появился третий член. И у него были свои принципы.

Глава 6

Утро было обманчиво мирным. Вчерашнее напряжение, казалось, растворилось в свежем, пахнущем росой и прелой листвой воздухе. Анжелика проснулась от того, что Сэр Зануда настойчиво тыкался своей большой влажной мордой ей в щеку. Она рассмеялась и почесала его за ухом.

Райхалис уже сидел у едва тлеющих углей костра, проверяя свое снаряжение. Впервые за все время путешествия Анжелика почувствовала что-то похожее на спокойствие. Она нашла несколько сочных ягод на кусте неподалеку и, помня вчерашние уроки, протянула их сначала эльфу. Он молча взял одну, повертел, понюхал и кивнул.

— Можно.

Она с облегчением съела несколько ягод и протянула одну Сэру Зануде. Тот деликатно, одними губами, взял угощение и с важным видом принялся его пережевывать.

«Может, все будет не так уж и плохо?» — подумала Анжелика, наблюдая за этой сценой. — «По крайней мере, теперь я не одна с этим молчаливым варваром».

Они собрали свои скромные пожитки и снова вышли на дорогу. Но мирная иллюзия продержалась недолго.

Примерно через час пути Райхалис внезапно остановился так резко, что Анжелика едва не налетела на его спину. Он присел на корточки у обочины и замер. Анжелика и Сэр Зануда тоже остановились, как по команде. Эльф внимательно, миллиметр за миллиметром, изучал примятую траву, а затем его взгляд переместился на куст, росший рядом. Он коснулся пальцами свежего излома на одной из веток. Он ничего не говорил, но все его тело напряглось, как у зверя, почуявшего опасность.

Тишина вокруг вдруг стала другой. Более плотной, звенящей. Пение птиц, которое только что казалось ей беззаботным, теперь звучало тревожно.

«Что он там увидел? Обычная сломанная ветка. Или нет?»

Она вглядывалась, но не видела ничего, кроме травы и кустов. И в этот момент она с пугающей ясностью поняла, насколько слепа и беспомощна в этом мире.

Они пошли дальше, но их движение изменилось. Райхалис сбавил темп. Он больше не смотрел вперед. Его взгляд скользил по сторонам, по земле, по кронам деревьев. Он постоянно прислушивался, поворачивая голову, как хищная птица. Вскоре он, не говоря ни слова, указал на едва заметную тропу, уходящую в лес, и они свернули с натоптанной дороги.

У небольшого ручья, куда они спустились, чтобы пополнить фляги, он снова замер. На влажном песке у воды виднелся смазанный, нечеткий отпечаток сапога. Кто-то пытался неумело затереть его веткой, но для опытного глаза след был очевиден.

Анжелика не выдержала давящего молчания.

— Что происходит? — прошептала она.

Райхалис не сразу ответил, продолжая изучать след.

— За нами идут, — наконец коротко бросил он, выпрямляясь. — Двое. Неумелые, но упрямые.

«За нами идут… Из-за меня? Это те, о ком он говорил? Из Гильдии?»

Ледяные пальцы страха снова сжали ее сердце. Это была больше не абстрактная угроза, о которой он говорил в той грязной комнате. Это была реальная, дышащая им в спину погоня.

Тактика Райхалиса тут же изменилась.

— Иди за мной. Точно след в след, — тихо приказал он. — Наступай на камни, а не на мох. Когда проходишь под ветками, пригибайся, не ломай их. И молчи.

Он больше не был похож на надсмотрщика, который гонит свою рабыню. Он был похож на командира отряда, который быстро и четко инструктирует своего единственного, бестолкового солдата.

Анжелика кивнула, полностью сосредоточившись. Весь мир сузился до его спины и земли под ногами. Каждый шаг стал выверенным и напряженным. Лес перестал быть просто декорацией. Он стал полем боя, где каждая ветка, каждый камень, каждый звук имел значение.

«Я должна это сделать. Я не могу быть для него просто обузой. Не сейчас. Наша жизнь от этого зависит».

Страх сменился злой, отчаянной концентрацией.

Они шли так до самого вечера, пока небо не начало окрашиваться в багровые тона. Райхалис нашел небольшую, скрытую густыми зарослями лощину и знаком приказал ей и Сэру Зануде оставаться там и не издавать ни звука. А сам, вытащив из-за спины меч, бесшумно растворился в сгущающихся сумерках.

Эти полчаса были самыми длинными в жизни Анжелики. Она сидела, обняв колени, и вслушивалась в каждый шорох, ожидая увидеть в тенях не Райхалиса, а их преследователей. Сэр Зануда, почувствовав ее напряжение, подошел и положил свою тяжелую голову ей на колени, тихо и успокаивающе «хррмкнув».

Райхалис появился так же внезапно, как и исчез. Просто материализовался из темноты, без единого звука. Его лицо было мрачным.

— Они близко, — сказал он шепотом, и от его голоса у Анжелики по спине пробежал холодок. — В полумиле позади. Разожгли костер, идиоты. Но они нас не потеряли.

Он посмотрел на нее, и в его глазах она увидела жесткую, холодную решимость.

— Ночью мы не спим. Идем дальше.

Мирная передышка была окончена. Начиналась настоящая гонка на выживание. Анжелика посмотрела в темноту за своей спиной, и ей показалось, что она видит крошечный, далекий, вражеский отблеск костра.

***

Ночь не принесла отдыха. Она превратилась в бесконечный, лихорадочный марш-бросок сквозь тьму. Райхалис шел впереди, превратившись в темный, бесшумный силуэт. Он двигался по ночному лесу с уверенностью, которая казалась Анжелике сверхъестественной, ориентируясь по одному ему видимым знакам. Она же плелась следом, спотыкаясь о корни, цепляясь одеждой за колючие ветки, которые хлестали ее по лицу. Каждый мускул в ее теле кричал от усталости, но она упрямо шла, подгоняемая липким, холодным страхом.

«Не отставать. Главное — не отставать. Нельзя сейчас раскисать. Нельзя».

Эта простая мантра стала ее единственной опорой, единственной мыслью в затуманенном от изнеможения сознании. Даже Сэр Зануда, обычно такой неторопливый, теперь двигался следом на удивление тихо и сосредоточенно для своих внушительных габаритов.

Они шли уже несколько часов, когда лес внезапно расступился. Они вышли на небольшую, залитую призрачным лунным светом поляну. И в этот момент тишину разорвал громкий, торжествующий крик сзади:

— А вот и они!

Анжелика обернулась. На краю поляны, из-за деревьев, выскочили две массивные фигуры. Преследователи. Они их нагнали.

— Беги! — рявкнул Райхалис, и его спокойствие мгновенно испарилось, сменившись холодной яростью воина.

Он схватил ее за руку, и ее ладонь утонула в его стальной хватке. Он рванул ее за собой так, что она едва не упала. Мир превратился в смазанное, мелькающее пятно. Стук ее собственного сердца оглушал, за спиной слышался тяжелый топот сапог и грубая, торжествующая ругань.

«Все. Конец. Они нас поймают».

Паника грозила затопить сознание, превратить ноги в вату. Они неслись через поляну, и впереди, в свете луны, Анжелика увидела развилку. Одна тропа круто уходила вверх, по каменистому, осыпающемуся склону. Другая ныряла вниз, в темную, чавкающую низину, от которой пахло тиной и гнилью.

Райхалис на долю секунды замедлил бег, выбирая путь. И в этот момент Анжелика почувствовала это. То самое ощущение, что и на рынке, но в тысячу раз слабее. Не боль, а легкое, назойливое покалывание, слабая вибрация, исходящая откуда-то из болотистой низины.

— Туда! Вниз! — крикнула она, сама не понимая почему. Инстинкт был сильнее логики. Она потянула его за руку в сторону топи.

Не имея времени на раздумья, он доверился ей. Они свернули с твердой тропы и по щиколотку увязли в холодной, вязкой грязи.

«Что я делаю? Почему я это сказала? Там же болото!»

Но отступать было поздно. Они по колено в воде, каждый шаг давался с огромным трудом. Преследователи, двое крепких, бородатых наемников, с ревом ворвались в топь следом за ними. Они были уже в нескольких шагах.

Райхалис резко развернулся, выталкивая Анжелику себе за спину. Меч со свистом покинул ножны. Лунный свет хищно блеснул на мокрой стали.

— Беги дальше, не останавливайся! — крикнул он ей, и его голос потонул в лязге клинков.

Завязался бой. Анжелика, спотыкаясь, пыталась бежать, но не могла оторвать взгляда от происходящего. Это была не красивая дуэль из фильмов. Это была грязная, жестокая работа. Райхалис двигался быстро, пластично, несмотря на вязкую воду. Он был опытным бойцом, но двое против одного, в болоте, которое сковывало движения, — это было почти самоубийство. Лязг стали, хриплые крики, тяжелое дыхание и громкий плеск воды смешались в кошмарную симфонию.

«Он дерется за меня. Он может умереть. Из-за меня».

Чувство вины и ужаса ледяной рукой сжало ее горло. Она оглянулась, беспомощно наблюдая, как один из наемников почти зашел Райхалису за спину, занося свой тяжелый тесак для удара.

И в этот момент Сэр Зануда, которого в пылу схватки все игнорировали, сделал свой ход. Он не атаковал. Он не издал ни звука. Он просто разогнался, насколько это было возможно в воде, и, как живой, мохнатый таран, врезался в ноги второму наемнику, который как раз собирался помочь своему напарнику.

Тот не ожидал атаки от гигантской морской свинки. С удивленным воплем он взмахнул руками и плашмя рухнул в самую глубокую часть топи, скрывшись под мутной водой с громким бульканьем.

Это дало Райхалису решающую секунду. Он ушел от удара первого врага, развернулся и нанес свой, короткий и смертельный. Наемник захрипел, выронил тесак и медленно осел в воду, окрашивая ее в темный цвет.

Второй барахтался в трясине, пытаясь вынырнуть. Райхалис, тяжело дыша и опираясь на меч, не стал его добивать.

— Уходим!

Он схватил Анжелику за руку и потащил ее из болота. Сэр Зануда, фыркая и отряхиваясь, невозмутимо поплыл следом.

Они выбрались на твердую землю, грязные, изможденные, но живые. Погоня окончена. Они ушли в темноту ночного леса, оставляя одного врага мертвым, а другого — на милость топи.

Глава 7

Они шли всю ночь. Бежали, спотыкались, снова бежали, продираясь сквозь колючие заросли и перепрыгивая через поваленные деревья. Адреналин и страх гнали их вперед, не давая почувствовать усталость. Но когда первые, робкие лучи рассвета окрасили небо в бледно-серый цвет, силы оставили Анжелику. Ноги подкосились, и она буквально рухнула на влажную, покрытую мхом землю.

Райхалис, тяжело дыша, остановился рядом. Он не стал ее подгонять. Вместо этого он осмотрелся и, видимо, оставшись доволен увиденным, подхватил ее под руку, помогая подняться. В нескольких шагах от них чернел неглубокий грот, скрытый в нагромождении серых, поросших мхом валунов. Он завел ее внутрь и, прежде чем заняться костром, тщательно замаскировал вход, завалив его сухими ветками и лапником.

Пещера была маленькой и сырой, но она казалась самым безопасным местом на свете. Анжелика съежилась на каменном полу, дрожа всем телом. Озноб бил ее не столько от холода мокрой одежды, сколько от пережитого ужаса и нервного истощения.

«Я жива. Мы живы. Не могу поверить, что мы живы».

Эта мысль пульсировала в ее голове, простая и оглушительная.

Райхалис, не говоря ни слова, развел небольшой, почти бездымный костерок из сухого мха и веток. Огонь нерешительно заплясал на влажных стенах, отбрасывая их причудливые тени. Тепло начало медленно, мучительно медленно пробираться сквозь мокрую ткань, отгоняя ледяной холод. Эльф порылся в своем рюкзаке и протянул ей сверток. Это была его запасная рубашка, грубая, но сухая и пахнущая дымом и травами.