Бесплатный фрагмент - Бережная эпиляция для души

«Истинная магия — это не заклятия и зелья,

а тёплые руки, добрые слова и готовность

заботиться даже тогда, когда никто не ждёт чуда.»

— из записок домового Степана, хранителя тишины и воска

Начало

В самом центре Хабаровска, на тихой улице с облезлыми фасадами и старым клёном у подъезда, работал небольшой салон красоты с матовой табличкой «Мастерская Марины». Днём здесь пахло лавандой и тёплым воском, звучала спокойная музыка. Вечером за стеклом горел мягкий свет: его не выключали до полной темноты.

Сюда приходили разные люди: молодые и взрослые, уверенные и осторожные, привыкшие к расписанию процедур. Одним нужно было просто убрать волосы. Другим — начать новый этап с гладкой кожей и ровным дыханием. Здесь плакали, смеялись, стеснялись, болтали о сериалах и молчали. Почти все уходили немного другими, чем пришли.

Марина, хозяйка салона, не считала себя волшебницей. Она просто делала работу аккуратно, смотрела в глаза, знала, когда помолчать и когда предложить чай с липовым мёдом. Всё изменилось в тот день, когда клиентка забыла мешочек с воском с запахом полыни. На следующее утро зеркало в массажной ответило Марине улыбкой.

Тогда Марина впервые поняла: её кабинет — не только место, где становятся красивыми. Это портал. Куда он ведёт, она ещё не знала.

Глава 1. Воск, чай и разговоры по душам

Люди приходили сюда не только за гладкостью. Им нужна была тишина. На доме горела ровная вывеска «Мастерская Марины». Тот, кто переступал порог, попадал в пространство, где можно говорить или просто молчать и дышать. Днём на улице шли автобусы, пахло мокрым асфальтом и выпечкой из соседней пекарни. За матовым стеклом салона всегда было тепло и тихо. Внутри пахло чаем и эвкалиптом, на стойке стоял глиняный чайник, возле рецепции лежала стопка свежих полотенец. В дальнем углу висело большое зеркало. Утром оно отражало мягкий свет и дремало. К вечеру становилось внимательным и живым. Оно слышало больше, чем люди произносили вслух.

Марина приходила раньше всех. Открывала дверь, здоровалась с комнатой коротким «доброе утро», раздвигала шторы и смотрела на вершины деревьев, которые первыми ловили солнце. Ей нравился пустой час до начала записей. В это время она наводила порядок, расставляла баночки, грела чай, проверяла, где лежат пинцеты, как сложены простыни, как свет падает на кресла. Вода в чайнике нагревалась до тихого гула, и в салоне становилось особенно спокойно.

Светлана влетала вихрем. Часто немного опаздывала и всегда приносила что-нибудь: свежий багет, открытку с котом, баночку облепихового варенья.

— Я успела, — шептала она, проверяя расписание, не снимая куртки. — Мужчины сдвинулись, одного перенесли. В девять тридцать — «самурай», в одиннадцать — Татьяна, «та, что с песнями». После обеда — студентка из общежития, первая эпиляция. Живём.

— Живём хорошо, — отвечала Марина. — Наливай чай. И дыши спокойно.

Екатерина входила иначе. Открывала дверь почти неслышно, снимала шарф и сначала смотрела на свет. Подкручивала тёплую лампу у зеркала, выключала верхний прожектор, оставляя боковой луч. От её рук всегда шло тепло.

— У тебя плотный график, — сказала она Марине. — Я возьму звонки и тишину между ними.

— Возьми чай, — ответила Марина. — И напомни про сбор с мятой.

Екатерина кивнула и положила на рецепцию новый блок чистых карточек. На первой было написано: «Дышите, как вам удобно».

Утро начиналось не с приборов и не с пасты. Оно начиналось с чашки, которую Марина подавала первому клиенту. Это был знак: можно присесть и не торопиться. Не все брали чай, но почти все благодарили взглядом. Конфет на стойке не было. Вместо них лежали записки с короткими фразами, которые Светлана подписывала вечером: «Вы справитесь», «Не стыдно бояться», «Скажите, если нужно остановиться». Кто-то забирал записку, кто-то шутил про «магическое обезболивание».

Первым пришёл Алексей. Лет тридцать, сухие плечи, короткая стрижка. Он не любил разговаривать и не любил смотреться в зеркало. Разувался молча, снимал свитер, аккуратно складывал вещи и оставлял на подоконнике бумажный пакет из пекарни.

— Чтобы не на голодный желудок, — говорил он каждый раз и проходил в кабинет.

В блокноте его записали как «самурай». Не из-за позы и не ради силы. Он просто выдерживал. Когда рука Марины задерживалась, чтобы дать коже отдохнуть, Алексей слегка кивал. В этом было не геройство, а просьба о бережности. Марина внимала этой просьбе и работала мягко.

Екатерина незаметно заглянула в кабинет. Поставила рядом с креслом маленькую чашку с тёплой водой и каплей эвкалипта. Алексей не взглянул, но плечи опустились.

— Всё по плану, — сказала она тихо и приглушила верхний свет. На стене у зеркала прошла тонкая рябь, стекло отозвалось и снова стало ровным.

Следом пришла Татьяна. Её знали все вокруг. Она пела. Начинала с тихого «ах», а через минуту уходила в чистый высокий голос. Сегодня Татьяна принесла запах жасмина и торопливую радость.

— Я быстро, — сказала она. — У меня свидание. Если не успею, он уйдёт. Если успею, останется.

— Дышим, — ответила Марина и включила музыку чуть громче. — Скажите, когда готовы.

Татьяна запела на первом рывке. Пела про декабрь, про улицы, про снег. Светлана в соседнем кабинете приоткрыла дверь и слушала с улыбкой. В конце Татьяна затихла, села, взяла чашку и сказала просто:

— Спасибо. Я буду красивая не из-за этого. Но это помогает поверить.

— Вы уже красивая, — сказала Марина.

— Сегодня мне нужна смелость, — сказала Татьяна, глядя в зеркало. — Красота успеет.

Екатерина дотронулась пальцами до рамы зеркала.

— Зеркало умеет помогать, — сказала она шёпотом. — Без лишнего.

— Хорошо бы оно еще тянуло время, — улыбнулась Татьяна.

— Иногда тянет, — ответила Екатерина и сдвинула лампу. Голос Татьяны окреп.

После Татьяны пришла студентка из первого общежития. В руках у неё дрожала скидочная карта. Она села на край кресла и молчала.

— Вы в первый раз? — мягко спросила Марина.

— Да. Я читала, что… надо… — Девушка смутилась. — Я хочу перестать бояться своего тела. Хочу быть аккуратной. И без стыда перед собой.

— Здесь не бывает стыда, — сказала Марина и подвинула чашку ближе. — Говорите, если нужно остановиться. Или если нужно, чтобы я держала вас за руку.

Первый рывок оказался громче, чем она ожидала. Девушка ахнула, потом рассмеялась и снова ахнула.

— Больно, — честно сказала она.

В конце она поднялась, собрала одежду и направилась к двери.

— Вы забыли, — тихо напомнила Марина и протянула аккуратно сложенное белое бельё.

Девушка замерла, покраснела и закрыла лицо ладонями.

— Простите. Я вся в мыслях.

— Всё в порядке, — сказала Марина. — Вы справились.

В коридоре её встретила Екатерина с кружкой чая и лёгкой накидкой-пледом.

— На дорогу, — сказала она. — Сладкое не обязательно. Важно тепло к себе.

Студентка кивнула, спрятала уши под шапку и, уже на пороге, спросила:

— А вы правда умеете делать не больно?

— Мы умеем быть рядом, — ответила Екатерина. — Тогда легче.

Когда студентка ушла, Светлана выглянула в коридор.

— Видела? — прошептала. — Она сияла на выходе.

— Она разрешила себе быть, — ответила Марина. — Это главное.

В обед пришёл Артём. Ему было по-настоящему страшно. Он много говорил, задавал вопросы, рисовал в воздухе схемы, интересовался, кто придумал депиляцию и зачем растут волосы.

— А если вдруг… — он замялся и показал на пах.

— У нас не бывает ситуаций, которые мы не решаем, — сказала Марина.

— Я буду смотреть в потолок и думать о космосе, — объявил Артём и так и сделал. На каждом рывке он издавал короткое «эээ», потом сам смеялся. — Я герой?

— Вы человек, — ответила Марина. — Этого достаточно.

У двери он остановился.

— Можно странное? — Он посмотрел на столик с полосками. — Можно одну забрать? Мне нужна память о том, что я вытянул из себя страх.

— Если так легче — забирайте. Только заверните, — сказала Светлана и не смогла сдержать улыбку.

К вечеру пришла Юлия Викторовна, преподаватель литературы. Она редко говорила о себе, чаще — о детях и их страхе ошибаться. Сегодня у неё было тяжёлое лицо.

— Чай можно? — спросила она, не поднимая глаз.

— Можно, — ответила Марина. — С мёдом?

— С мёдом. И без разговоров.

Екатерина молча поставила фарфоровую чашку. К мёду добавила несколько зёрен лаванды.

— Только запах, — сказала она. — Пусть лишних слов не будет.

Во время паузы Марина и Юлия дышали в одном ритме. За стеклом прошёл автобус. Зеркало стало внимательным и собранным.

Они прошли в кабинет. Юлия Викторовна сняла колготки, легла и закрыла глаза. Марина работала медленно. В какой-то момент Юлия глубоко вдохнула.

— Я сегодня накричала на ребёнка, — сказала она глухо. — На чужого. Он плакал. Я не остановилась.

Марина положила ладонь ей на кисть.

— Такое бывает.

— Я не хотела. Я устала быть правильной.

— Здесь можно быть любой, — сказала Марина и продолжила работу. — Завтра принесите ему яблоко и скажите, что были неправы. А сегодня просто полежите спокойно.

Юлия Викторовна кивнула. На выходе она задержалась у зеркала, прислонила к нему ладонь и тихо улыбнулась своему отражению. Потом взяла с рецепции записку «Скажите, если нужно остановиться» и убрала в сумку.

Ближе к закрытию произошёл небольшой переполох. В зале зазвонил видеозвонок: бизнес-леди в строгом костюме зашла «на пятнадцать минут, срочно». Срочность не совпала с реальностью. Она говорила с коллегами, держала телефон у лица, кивала, утверждала пункты презентации. В это время Марина делала свою работу тихо и быстро. В конце клиентка выключила звонок, посмотрела на Марину и рассмеялась.

— Вы фокусник. Они спорили о бюджете, а у меня здесь победа.

— По секрету, — шепнула Светлана из-за двери, — мы включаем невидимый режим.

Рыжий кот Амур вышел из подсобки, поставил лапу на коврик у входа и ровно выпрямил его. Сел рядом с рецепцией и уставился в угол потолка. Там лампа смягчила свет.

— Администратор ночи явился раньше, — сказала Екатерина.

— Премия сливками, — ответила Светлана и поставила блюдце с молоком. Амур попил и ушёл.

Дверной колокольчик иногда звенел сам. Светлана говорила про сквозняк. Марина кивала, но замечала другое: утром щётка лежала в новом месте; полотенца были сложены непривычно ровно, с маленьким подогнутым уголком; в чае появлялся тонкий запах полыни. Не резкий, а едва заметный.

— У нас добрая уборщица, — шутила Светлана. — Приходит ночью и делает красивее.

— Пусть приходит, — отвечала Марина и оставляла на ночь чашку чая. Иногда утром чай был тёплым.

Однажды вечером зашла пара. Он — высокий, в старой шерстяной шапке. Она — тонкая, голос почти прозрачный.

— Можно просто посидеть в коридоре? — спросили они.

— Запись до закрытия, — вздохнула Светлана. — Но, если вам нужно перевести дух, садитесь.

— Мы тихо, — сказала женщина Марине. — Здесь легко дышится.

Они посидели десять минут и ушли. На прощание мужчина пожал Марине руку. Ладонь у него была очень тёплой.

— Важно не то, что вы берёте, а то, что оставляете, — сказал он.

Когда дверь закрылась, зеркало в дальнем углу стало яснее. В нём вспыхнул незнакомый блик и исчез. Марина подошла. В отражении была она и пустая комната.

— Всё в порядке, — сказала она зеркалу. И себе.

В тот же вечер позвонила Ольга, постоянная клиентка. Она всегда говорила быстро.

— Я не успеваю, я в пробке, перенесите на завтра. И ещё. Можно для мужа? Он стесняется. Говорит, это не по-мужски. А я думаю, ему будет легче.

— Скажите, что у нас чай и никаких героев, — ответила Марина. — Пусть придёт человеком. Этого достаточно.

Екатерина достала маленький мешочек с сухими травами.

— Дай ему выбрать запах, — сказала она. — Так будет больше контроля.

— Хорошо, — кивнула Марина. — Здесь страх уменьшается, когда есть что держать в ладони.

— Лучше прижать к ладони, — мягко поправила Екатерина. — Так спокойнее.

На следующий день Ольга привела мужа. Он выглядел так, будто собирался на подвиг. Вцепился в подлокотники и смотрел прямо вперёд.

— Я смогу, — сказал он.

— Сможете, — ответила Марина. — Я рядом.

Первый рывок дался ему трудно. Он резко выдохнул и выругался. Потом извинился.

— Ничего, — сказала Марина. — Иногда ругаться полезно. Только тихо.

К концу он сел, посмотрел на полоски и попросил одну завернуть.

— Покажу ребятам. Скажу, что был и выжил.

Светлана улыбнулась и завернула аккуратно, без шуток.

— Чай в дорогу? — спросила Екатерина.

Муж кивнул и взял чашку двумя руками.

— Спасибо, — сказал он у двери. — Теперь легче дышать.

По пятницам салон жил иначе. Люди хотели закрыть неделю и войти в выходные спокойнее. В эти дни чаще приносили пирожные, дольше сидели с чаем, больше шутили. После закрытия Марина и Светлана иногда оставались. Светлана красила Марине ногти прозрачным лаком, Марина учила Светлану заваривать сбор для сна. Они говорили о простом: кто прошёл ночью по лестнице, кто поздоровался на углу, что купить к утру.

Пришла женщина после тяжёлой болезни. Её знобило не от холода. На руках были тонкие следы от капельниц.

— Я хочу почувствовать себя живой. Можно? — спросила она.

— Можно, — сказала Марина. — Буду очень бережно.

Она работала мягко и без спешки. В середине процедуры женщина заплакала без звука. Марина остановилась, подала салфетку, подождала и продолжила. На выходе женщина крепко обняла её.

— Я думала, я никому не нужна, — сказала она. — Вы приняли меня и сделали лучше. Спасибо.

— Приходите просто на чай, — сказала Марина.

Екатерина убрала плед, сложила простыню и посмотрела на зеркало. На нижней кромке проявился узор из тонких листьев.

— Полынь, — сказала она. — Место работает.

Марина кивнула. В чай добавили каплю липы. В салоне стало тише.

Иногда в салоне появлялась лёгкая и естественная эротика. Не для показухи, а как часть заботы о теле. Когда женщина просила глубокое бикини, Марина больше говорила о границах, чем о схемах:

— Скажите, как удобно. Скажите, где остановиться. Скажите, если нужна пауза.

Из этих слов рождалось доверие. Тело принимало внимание, и страх уходил. Некоторые потом признавались, что у них налаживалась близость с партнёром. Не из-за гладкости, а потому что они становились мягче к себе. Марина слушала и радовалась молча. В такие дни зеркало в зале становилось тёплым на вид.

В тот вечер Екатерина закрыла блок с записками и положила сверху чистую карточку. На ней ничего не было. Только едва заметный отпечаток её пальца.

— На завтра, — сказала она. — Пусть первая мысль родится у того, кто зайдёт утром.

Поздно вечером, когда Светлана уже выключила верхний свет, Марина заметила под стойкой тонкий след. Кто-то провёл влажным пальцем по пыли. Линия напоминала букву, но не складывалась в знак. Марина стёрла след и оставила на ночь чашку чая. Утром чашка стояла в другом месте, а на блюдце лежал сушёный лист полыни. Светлана ничего не трогала. Марина тоже. Они переглянулись и решили помолчать. Обе всё поняли.

В конце недели пришли две подруги. Одна решилась на бикини впервые, другая пришла поддержать. Они смущались и попросили держаться за руки.

— Конечно, — сказала Марина и дала плед.

Первая задержала дыхание и потом смеялась со слезами. Вторая гладила её по запястью и шептала: «Ты справляешься». В конце они сидели рядом под одним пледом и пили чай. Говорили про Новый год, про гирлянду в комнату и про каток на набережной. После их ухода в помещении стало легко. Воздух был свежим и ровным.

— Ты заметила? — спросила Светлана, собирая чашки. — Здесь кто-то радуется вместе с нами.

— Заметила, — ответила Марина. — И это хорошо.

В тот вечер она задержалась одна. Светлана ушла к подруге, пообещав принести в понедельник новый чай. В стенах было тихо. Зеркало в дальнем углу отражало пустой коридор. С улицы слышно было торможение позднего автобуса. Марина сидела на табурете и вспоминала сегодняшний день: Алексея, Татьяну, студентку, женщину после болезни, мужчину, который попросил завернуть полоску. Она думала, что эта работа не про воск и не про рецептуру. Она — про присутствие. Про право быть рядом с человеком в его уязвимости.

Она подошла к зеркалу и провела пальцами по холодной раме. В отражении была она — немного уставшая, с тёплыми глазами. На миг за её плечом мелькнула тень. Марина обернулась. Никого. На краю стекла проявился тонкий морозный узор. Он тянулся от угла к углу и связывал края отражения.

— Спасибо за день, — сказала Марина.

В коридоре прошуршал Амур и сел напротив зеркала. Кончик хвоста двигался размеренно. На раме вспыхнула крошечная точка и погасла.

— Чай и воск помогают не хуже заклинаний, — сказала у двери Екатерина. — А заклинания иногда просят чай.

Марина улыбнулась. В чайнике тихо ответило тепло.

Зеркало молчало. В чайнике щёлкнуло, будто вода продолжила дышать. Марина выключила свет, оставила гореть бра на рецепции и закрыла дверь. Утром на коврике перед порогом она найдёт маленький мешочек с золотистым воском, пахнущим травами и мёдом. Это будет следующая история.

С этого момента Марина стала замечать не только порядок, который появляется сам по себе, но и знаки: запах полыни по утрам, тонкий звон, когда в салоне никого нет, и гостей, которые приходят не совсем из этого города.

Глава 2. Запах полыни и странные совпадения

Ночью выпал снег, улица стала тише, и вывеска «Мастерская Марины» светилась мягче. Утро тоже вышло спокойным. На углу Карла-Маркса и Дикопольцева уже спешили люди, автобус притормозил на перекрёстке, а в салоне стояла ровная тишина. Вчера вечером чайник щёлкнул на остывании, и Марина запомнила этот звук.

Она открыла дверь ключом, включила свет у входа, сняла верхнюю одежду и поставила сумку на стойку. В комнате и без ламп было светло. В дальнем зеркале отражался пустой коридор.

Екатерина пришла почти бесшумно. Сняла шарф, коснулась ладонью лампы у зеркала — свет стал теплее. Положила на стойку новый блок карточек и написала на первой: «Дышите свободно».

В зале появился новый запах — тонкий и сухой. Полынь. Он не резал воздух и не перебивал чай. Чай со вчерашнего вечера стоял на своём месте, трав рядом не было. Марина вдохнула глубже и улыбнулась.

Она зажгла бра, приоткрыла шторы, повесила жилет. По привычке обошла зал: проверила кресло, прикрыла крышки на банках, сменила воду в вазе. На столике одна крышка была закручена туже обычного. Вчера до неё не дошли руки. Марина протёрла поверхности и согрела ладони.

— Доброе утро, — сказала она комнате.

У кромки зеркала дрогнул бледный узор, словно на стекло попало тёплое дыхание. Марина не стала подходить ближе, только поправила чайник. Воздух стал теплее. Екатерина кивнула — чувствовала то же.

Светлана ворвалась быстрым шагом, едва не задев стойку. На шапке лежал свежий снег.

— Прости, пробка, — выдохнула она и сняла варежки. — Принесла пирожки. Чай ставить?

Из подсобки вышел рыжий кот Амур. Он подвинул лапой коврик у двери, сел напротив зеркала и замер.

— Администратор на месте, — улыбнулась Светлана.

— Поставь чай, — сказала Марина. — И скажи, чувствуешь запах полыни?

Светлана вдохнула, посмотрела к окну.

— Полынь. Откуда?

— Не знаю, — ответила Марина.

Светлана ушла на кухню и вернулась с чайником.

— У нас колонка сама включилась, — спокойно сказала она. — Я только открыла дверь в подсобку — и загорелся индикатор.

— Может, розетка шалит, — предположила Марина.

— А может, кому-то нравится музыка, — хмыкнула Светлана. — Вчера щётки лежали сложенными ровнее обычного. Я их не трогала.

Марина промолчала. В салоне чувствовалось тихое присутствие — не чужое и не тревожное. Ей хотелось, чтобы в помещении было спокойно и аккуратно. Она налила две чашки чая и привычно поставила одну к зеркалу — для гостя, который иногда «заходит» без звонка.

Екатерина добавила рядом вторую чашку.

— На случай, если придут вдвоём, — сказала она. — Тот, кто видим, и тот, кто рядом.

— Нам сегодня звонить в парикмахерскую, — напомнила Светлана, листая блокнот. — И новая запись: женщина примерно семидесяти лет. Записалась поздно вечером, сказала, что адрес знает давно.

— Справимся, — ответила Марина.

Дверь звякнула, и вошёл Алексей — «самурай». Всё как всегда: короткое «здравствуйте», пакет с выпечкой, спокойный взгляд. Он снял куртку и прошёл в кабинет. Марина работала с ним в привычном темпе, делала паузы, когда нужно. В середине процедуры колонка в коридоре включила знакомую мелодию. Алексей не удивился, выдохнул, когда просила выдохнуть, и сел, когда нужно было сесть.

— Чай? — спросила Марина.

— Возьму с собой. Спасибо, — ответил он и ушёл.

Екатерина легко коснулась спинки кресла.

— Он дышит ровнее, — сказала она. — Оставлю ему записку: «Вы выдерживаете лучше, чем думаете».

Марина кивнула. Зеркало стало внимательнее.

Затем пришла Юлия Викторовна. Поприветствовала Светлану, попросила «без разговоров» и села у зеркала с папкой в руках.

— Сегодня ненадолго. На первом уроке контрольная, — сказала она.

Марина работала мягко. В один момент пальцы Юлии коснулись её пальцев на подлокотнике. Они обе остановились на секунду и продолжили. На выходе Юлия взяла записку «Не стыдно бояться» и убрала в папку.

Когда учительница ушла, на стойке стояла ещё одна чистая чашка.

— Ты ставила? — спросила Светлана.

— Нет, — ответила Екатерина. — Пусть будет. Лишнее здесь не появляется.

После обеда стало оживлённее: заглянула пара; зашла женщина с плотным графиком; пришёл парень в спортивной куртке и попытался не показывать волнение. Светлана успевала всё.

— Ты закручивала эту крышку? — шепнула она Марине.

— Нет.

— Тогда у нас есть очень аккуратный помощник.

Музыка снова включилась без команды. Голос в песне был мягкий и спокойный. Никто не испугался, все приняли это как часть дня.

В короткую паузу Екатерина приглушила верхний свет и повернула торшер. Свет стал мягче. Амур моргнул и ушёл к подсобке, будто принял дежурство.

Марина взглянула на зеркало. Внизу появились два тонких листика, будто нарисованных паром. Запах полыни стал заметнее.

В три часа пришла пожилая женщина — невысокая, в тёмном пальто, с усталым, но ясным лицом. На платке — узкая зелёная кайма.

— Это «Мастерская Марины»? — спросила она.

— Да, проходите. Как к вам обращаться?

— Агриппина Васильевна, — ответила женщина и улыбнулась, словно знакомы давно. — Я была здесь очень давно. Салона ещё не было. Была комната. И женщина.

— Вы здесь жили? — уточнила Светлана.

— Нет. Приходила однажды лет сорок назад, — сказала она. — Её звали Анна. Её называли знахаркой. Она мало говорила и работала руками. На столе были травы. К ней приходили те, кому уже некуда было идти. Денег она не брала. Ей оставляли хлеб, веточку или слова.

— Что она делала? — спросила Марина.

— Клала ладони на голову и плечи, — ответила женщина. — У неё был мешочек с травой. Для сна. Я тогда не спала ночами и пришла от отчаяния. Она ничего не спрашивала. Посадила меня, положила ладони на виски. Мне стало тепло. Я уснула у неё в кресле и проснулась спокойной. Перед уходом она дала лист полыни и сказала держать при себе, пока не станет тише. Я держала.

Екатерина поправила бра.

— Если Анна оставляла полынь, она знала, что место умеет слушать, — заметила она.

Агриппина Васильевна кивнула.

— Сегодня здесь снова пахнет полынью, — сказала она, посмотрев на зеркало. — Значит, дом помнит Анну.

Марина почувствовала согласие и ничего не сказала. Светлана сдержала волнение.

— Вы на какую услугу записаны? — спросила Марина.

— На любую, — улыбнулась женщина. — Хочу немного посидеть. Но давайте сделаем руки. Я хочу снова узнавать свои руки.

Они прошли в кабинет. Женщина сняла перчатки: кожа сухая, уставшая. Марина согрела масло в ладонях. Комната стала тише. Агриппина Васильевна негромко вспоминала, как менялись жильцы, как в девяностые здесь была обувная торговля, как потом помещение пустовало, и как однажды увидела свет и надпись «Мастерская Марины».

— Я подумала тогда: Анна бы порадовалась. Дело продолжается. Вы удерживаете людей. Даёте место, где можно быть, — сказала она.

— Мы не лечим словами, — ответила Марина. — Мы настраиваем дыхание.

Зеркало подсветило их лица теплее, музыка в коридоре стала тише.

Когда они закончили, Агриппина Васильевна достала маленький свёрток.

— Возьмите, — сказала она. — Травы из моего сада: полынь, мята, зверобой. Положите на ночь под зеркало. Если не нужно — выбросите. Но думаю, нужно.

— Не выбросим, — ответила Екатерина. — Ночью положим, утром посмотрим узор.

— И ещё, — добавила женщина у двери. — Если ночью услышите шорох, не бойтесь. Здесь проверяют порядок. Любят чай и тишину.

Женщина ушла спокойно. Воздух стал ярче.

— Дом с характером, — сказала Светлана.

— Дом с памятью, — поправила Марина.

Дальше всё шло спокойно, но ощущение «участия» не исчезало. Полотенца лежали особенно аккуратно. Музыка не обрывалась в паузах, и сама звучала тише, когда клиент закрывал глаза. На мойке оказалась чистая чашка, которую никто не приносил. Запах полыни держался и усиливался, когда клиенты говорили о важном.

— Я слышала маленькие шаги, — тихо сказала Светлана после пятого клиента. — Не в коридоре — здесь, у стойки. И музыка включилась ровно в момент, когда ты сказала «спасибо».

— Если кто-то помогает — будем благодарны. Если это проводка — позовём мастера, — ответила Марина.

Вечером пришла женщина со страхом. Сразу предупредила, что может заплакать, и попросила воды.

— Боюсь прикосновений. Но устала бояться. Я буду говорить. Если скажу «стоп» — остановитесь?

— В любой момент, — сказала Марина.

Они договорились о каждом шаге. В острые моменты музыка сама становилась тише, а где-то на краю слуха звенел тонкий колокольчик. Марина ничего не включала и не выключала. Она вела ритм. Женщина ушла собранной и взяла на стойке записку «Скажите, если нужно остановиться».

— Я сказала, — произнесла она. — И вы услышали.

Светлана выглянула из кабинета:

— У тебя свеча зажигалась?

— Нет. Днём свечи не ставим.

— Тогда лампочка мигнула на слове «стоп», — сказала Светлана. — Будто подала знак.

Дальше пришёл мужчина «на спину», выдержал процедуру и сказал: «Давно не чувствовал бережного отношения». Молодая мама попросила только чай и тихую музыку. Марина не расспрашивала. Плечи у неё опустились, лицо стало мягким.

— Запиши «чай без процедуры», — сказала Марина. — Иногда десять минут тишины — лучшая услуга.

— «Тише, чем вчера», — записала Светлана.

К закрытию Светлана вынесла мусор, задержалась на лестнице, прислушалась и вернулась:

— Внизу кто-то разговаривает. Но там никого нет, кроме охранника. Он молчит.

— Хочешь ночевать здесь с термосом и записывать явления? — улыбнулась Марина.

— Хочу. Люблю такие загадки, — призналась Светлана.

— Останемся, — решила Марина. — Но без охоты. Мы здесь работаем.

Они закрыли дверь, погасили верхний свет, оставили бра. Марина положила свёрток трав под зеркало. Светлана выдернула вилку колонки и показала шнур.

— Готово. Никакой самодеятельности, — сказала она.

Они сели у стойки с чашками. За окном редели машины, снег падал медленно. Было тепло и тихо. В соседнем подъезде хлопнула дверь.

— Что ты знаешь о той женщине? — спросила Светлана.

— Только рассказы, — ответила Марина. — В таких историях много лишнего. Но иногда чудеса всё же бывают.

— Например, когда колонка включается без розетки, — усмехнулась Светлана.

— Например, — согласилась Марина.

В коридоре послышался шорох. Не шаги и не царапанье — будто провели щёткой по полу. Светлана выглянула: никого. На полу — узкая влажная дорожка от двери подсобки до стойки.

— Убирают, — прошептала она.

— Значит, мы не одни, — так же тихо ответила Марина.

На стойке рядом с чашкой лежал свежий лист полыни. Минуту назад его не было. Марина взяла лист, он был тёплым. Положила под зеркало, к свёртку.

— Спасибо, — сказала она вслух.

Амур вернулся в зал, подтолкнул коврик, сел и прикрыл глаза. Колонка, выдернутая из розетки, мягко щёлкнула — света на индикаторе не появилось.

Екатерина положила ладонь на раму зеркала:

— Если вы здесь, спасибо. Мы будем беречь порядок.

Ответа не было. Чай остывал медленно.

— Поехали домой, — сказала Марина. — Завтра длинный день.

Они закрыли салон. Снег на углу Карла-Маркса и Дикопольцева шёл плотнее. В доме рядом с салоном кто-то смотрел поздний фильм. Внутри «Мастерской Марины» горела узкая полоска света от бра.

Утро пришло быстро. Светлана пришла раньше обычного — проверить свёрток. Он лежал на месте. Под зеркалом появилось два сухих семечка, круглых и крошечных.

— У нас завёлся хранитель, — сказала Светлана.

— Хранитель любит порядок, — откликнулась вошедшая Екатерина. — Проверим свет и тишину.

Первой пришла женщина в песочном плаще. Держалась сдержанно, но была насторожена.

— Я на глубокую, — сказала она, заполняя карту. — Плохо переношу боль. Лишних слов не нужно.

— Сделаем спокойно, — ответила Марина. — Паузы — по вашему сигналу.

Светлана проводила её в кабинет, поставила высокий торшер и приглушила свет. Женщина в трудные моменты сжимала край простыни и шептала «ещё». Светлана работала уверенно и мягко. После процедуры женщина долго грела ладони о чашку.

— Здесь пахнет травой, — сказала она у двери. — Это помогает. Спасибо.

День пошёл спокойно. Мужчина пришёл «на подмышки», честно выдержал и попросил завернуть одну полоску «на память». Девушка с зелёной резинкой на волосах пришла «на ноги» и ушла без спешки. Пожилая пара заглянула просто на чай и посидела у зеркала. Колонка молчала и больше не включалась сама. Но когда Марина говорила «спасибо» или «не страшно», в воздухе появлялся тонкий звон — слышался не ушами, а телом.

Екатерина время от времени подходила к зеркалу и чуть поворачивала лампу. Свет послушно перестраивался.

В обед зашла женщина с коляской. Ребёнок спал.

— Сделайте брови и дайте десять минут тишины, — попросила она. — Если он проснётся, я уйду.

— Если проснётся, возьмёте его на руки, и мы допьём чай, — ответила Марина.

Ребёнок не проснулся. Женщина успела всё и на выходе сказала:

— Я впервые за долгое время почувствовала, что мои руки — мои.

— Запиши «чай без процедуры», — напомнила Марина.

— «Тише, чем вчера», — добавила Светлана в блокнот.

К вечеру вернулась Агриппина Васильевна — без записи. Она оставила на стойке свёрнутый лист бумаги. Внутри лежала тонкая серебряная пуговица.

— На удачу, — сказала она. — У Анны была такая. Она пришивала пуговицы тем, кто терял связь с телом. Говорила: «Пуговицы держат мир». Положите рядом с травами.

Екатерина положила пуговицу рядом с семенами:

— Пусть соединяет.

— Мы не смеёмся, — сказала Светлана.

— Нам это важно, — добавила Марина.

Запах полыни усиливался, когда кто-то говорил правду, и исчезал, когда начиналась игра. Закрывая салон, Марина провела ладонью по стеклу. На секунду проступил тонкий узор, похожий на нить, и исчез.

— До завтра, — сказала она и выключила свет.

Ночью Марине приснилась комната с низким столом, травами и женщиной с узкими руками. Женщина молча работала. Тепло от неё было уверенным. Когда Марина проснулась, в квартире пахло так же, как в салоне. На телефоне мигала новая запись: поздний час, имя — Элина. Раньше такого имени в списке не было. На завтра.

Утром Светлана вошла почти на рассвете и увидела Марину у окна с чашкой чая.

— Не спала?

— Спала, но мало. У нас запись на поздний вечер. Элина.

— Кто это?

— Не знаю. Но, кажется, мы уже знакомы.