Бесплатный фрагмент - Часть команды, часть корабля

ВВЕДЕНИЕ: ТРИ КОРАБЛЯ — ОДИН КОРАБЛЬ

Есть история о корабле, который чинили так долго, что в конце концов заменили каждую доску. Философы спорят: тот же это корабль или другой? Но философы задают неправильный вопрос. Они ищут тождество там, где его нет. Корабль Тесея — не загадка о вещах. Это загадка о том, что остаётся, когда вещей не осталось.

Есть легенда о корабле, чья команда не может сойти на берег. Летучий Голландец обречён вечно плыть, и со временем различие между кораблём и командой стирается. Моряки врастают в палубу. Капитан становится частью штурвала. Это не метафора проклятия. Это точное описание того, что происходит, когда процесс длится достаточно долго.

Есть река, в которую нельзя войти дважды. Гераклит понял это две с половиной тысячи лет назад. Вода утекает, но река остаётся. Что такое река без воды? Ничто. Что такое река, если вода есть? Форма течения. Паттерн. Способ воды двигаться.

Три истории. Три корабля. Но если смотреть внимательно, это одна история.

Корабль Тесея ставит вопрос: что сохраняется при замене частей? Ответ, к которому приходишь после долгого размышления: сохраняется не вещество, а конфигурация. Не доски, а способ их связи. Не материал, а паттерн. Когда заменена последняя доска, корабль остаётся кораблём Тесея не потому, что в нём есть что-то от прежнего корабля, а потому что паттерн — форма, структура, способ быть кораблём — продолжается.

Летучий Голландец показывает, что происходит с теми, кто несёт паттерн. Команда не просто плывёт на корабле. Команда становится кораблём. Срастание — не поэтическое преувеличение. Это буквальное описание онтологического статуса. Часть команды, часть корабля — формула, которая перестаёт быть проклятием, когда понимаешь: так устроено всегда. Мы все — части своих кораблей.

Река Гераклита добавляет последний элемент: время. Река — это не вода в данный момент. Река — это процесс течения. Остановите воду — реки нет. Есть озеро, пруд, лужа. Но не река. Река существует только как движение. Её бытие — становление.

Теперь соединим три образа.

Голландец и есть корабль Тесея. Команда срослась не с досками — доски давно заменены. Команда срослась с паттерном. С формой корабля, которая воспроизводит себя через любой материал, включая людей. Капитан — не человек на корабле. Капитан — способ корабля управляться. Матросы — не люди, работающие с парусами. Матросы — способ корабля плыть.

И этот корабль плывёт по реке, которая тоже паттерн. Вода течёт, река остаётся. Доски меняются, корабль остаётся. Люди приходят и уходят, команда остаётся. Три уровня одного и того же: процесс, сохраняющий форму при смене содержания.

Вот о чём эта книга.

Организация — это корабль Тесея, Летучий Голландец и река Гераклита одновременно. Это процесс, а не вещь. Паттерн, а не субстанция. Способ существования, а не место.

Когда мы говорим «компания», язык подсказывает нам существительное. Нечто, что есть. Но попробуйте указать на компанию пальцем. Вы покажете на здание — но компания не здание. На людей — но люди приходят и уходят. На логотип — но логотип можно сменить. Компания не имеет местоположения. Она не занимает места в пространстве так, как его занимает стол или камень.

Компания происходит. Это глагол, притворяющийся существительным. Процесс, принявший грамматическую форму вещи. Как пламя, как танец, как река.

Отсюда следует нечто важное о нас.

Мы не работаем в организациях. Мы происходим как организации. Различие принципиальное. «Работать в» предполагает внешнюю позицию: вот я, вот организация, я вхожу, выхожу, нахожусь внутри. Но так устроены только вещи. С процессами иначе. Танцор не находится «в» танце. Танцор танцует, то есть является танцем в момент исполнения. Когда танец заканчивается, танцор остаётся, но танца нет. Когда организация останавливается, люди остаются, но организации нет.

Мы — команда Летучего Голландца. Мы срастаемся с паттерном. Наши знания становятся памятью корабля. Наши навыки — его функциональными органами. Наши привычки — его способом двигаться. Часть команды, часть корабля — это не проклятие и не метафора. Это точное описание того, как мы существуем, когда существуем в организациях. То есть — почти всегда.

Вопрос этой книги прост: что мы такое, когда происходим как организация?

Не «что такое организация» — этот вопрос предполагает, что организация есть нечто отдельное от нас, что можно рассмотреть со стороны. Но стороны нет. Мы внутри. Мы — часть того, что пытаемся понять.

И не «как улучшить организации» — этот вопрос предполагает, что мы знаем, что они такое, и хотим сделать их лучше. Но сначала нужно понять, с чем имеем дело.

Вопрос именно таков: что мы такое, когда происходим как организация? Что значит быть частью процесса, который больше нас и который продолжается, когда мы уходим? Что значит нести паттерн, который безразличен к тому, кто именно его несёт? Что значит срастись с кораблём?

Ответ, который разворачивает эта книга: мы — способ паттерна существовать. Носители. Временные формы, через которые процесс воспроизводит себя. Это не хорошо и не плохо. Это просто так устроено.

Книга движется от вопроса «что это» к вопросу «что мы в этом» и далее к вопросу «что из этого следует».

Первая часть — «Что есть» — устанавливает онтологию. Организации нет как вещи. Она не имеет местоположения, не может быть остановлена без исчезновения. Организация — это паттерн, инвариант процесса, безразличный к материалу носителей. И этот паттерн обладает странным свойством: он производит условия собственного существования. Организация организует организацию.

Вторая часть — «Как устроено» — описывает механику. Функции мигрируют между носителями: от людей к документам, от документов к системам, от систем к алгоритмам. Паттерн распределён и не имеет центра. Ему всё равно, кто его несёт, — важно лишь, чтобы кто-то нёс.

Третья часть — «Мы внутри» — поворачивается к нам. Нет внешней позиции. Мы не действуем в организации — мы происходим как её часть. И мы срастаемся с паттерном, проходя через стадии от сопротивления до слияния. К концу этого пути мы буквально становимся частью корабля.

Четвёртая часть — «Что из этого» — говорит о жизни и смерти паттернов, о том, как они рождаются, существуют и распадаются. И о том, что даёт знание. Осознание не освобождает — выхода нет, потому что некуда выходить. Но осознание проясняет. Есть разница между сомнамбулой и тем, кто видит свой сон.

О том, как написана эта книга.

Здесь нет практических советов. Это не руководство по управлению и не инструкция по выживанию в корпорациях. Здесь нет примеров успешных компаний и провальных стратегий. Нет ссылок на исследования и цитат из бизнес-литературы. Нет полемики с оппонентами и нет прогнозов о будущем организаций.

Здесь есть только одно: медленное, последовательное разворачивание одной мысли. Организация — это процесс. Мы — способ этого процесса существовать. Из этого следует всё остальное.

Тон книги — созерцательный. Мы не критикуем организации и не восхваляем их. Мы не предлагаем их изменить и не сетуем на невозможность изменений. Мы описываем, как они устроены. Как устроены мы внутри них. Это не хорошо и не плохо. Это так.

Метод книги — феноменологический. Мы начинаем с простых наблюдений: попробуйте указать на организацию пальцем. Мы обнаруживаем странности: вы не можете. Мы разворачиваем эти странности философски: что это говорит о природе организации? И приходим к выводам о нас самих: что это говорит о нас внутри?

Каждая глава — шаг в этом движении. Каждая глава заканчивается итогом: одно предложение, фиксирующее достигнутое понимание. Эти итоги складываются в целое.

Три корабля. Один вопрос. Одно понимание.

Корабль Тесея учит: остаётся паттерн, не вещество. Летучий Голландец учит: мы срастаемся с паттерном, становимся его частью. Река Гераклита учит: всё это — процесс, а не вещь.

Вы возвращаетесь к своим кораблям каждый понедельник. Вы уже часть команды. Вы уже часть корабля. Эта книга не изменит этого. Она только прояснит.

Есть ценность в том, чтобы видеть ясно.

ЧАСТЬ I: ЧТО ЕСТЬ

ГЛАВА 1. ВЕЩЬ, КОТОРОЙ НЕТ

1.1. Указать на организацию

Попробуйте показать пальцем на организацию.

Это простое действие. Мы делаем его тысячи раз в жизни — указываем на предметы. Вот стол. Вот дерево. Вот человек. Палец направлен, взгляд следует за ним, объект указания очевиден. Никакой загадки.

Теперь попробуйте указать на организацию, в которой работаете. Или на любую другую — банк, университет, министерство. Куда направится ваш палец.

Первый импульс — указать на здание. Вот офис, вот штаб-квартира, вот тот небоскрёб со знакомым логотипом на фасаде. Но здание — это бетон, стекло, металл. Организация может переехать, и здание останется пустым. Здание можно снести, а организация продолжит существовать в другом месте. Здание — не организация. Это просто место, где что-то происходит.

Тогда, возможно, указать на людей. Вот сотрудники, вот руководство, вот основатель. Но люди приходят и уходят. За десять лет состав может смениться полностью. Человек, который основал компанию, давно мёртв, а компания существует. Люди — не организация. Они участвуют в чём-то, но это что-то — не они сами.

Может быть, указать на документы. Устав, регистрационные свидетельства, договоры, отчёты. Бумага с печатями и подписями. Но документы — лишь записи о чём-то. Они фиксируют, удостоверяют, описывают. Сами по себе они — стопка бумаги или файлы на сервере. Организация — не её документы, как человек — не его паспорт.

Логотип, бренд, название. Но название можно сменить. Логотип перерисовать. Бренд переосмыслить. Под новым именем продолжится то же самое — или не то же самое. Имя — не вещь. Знак — не означаемое.

Продукты, товары, услуги. То, что организация производит. Но производство может измениться целиком. Компания, которая делала фотоаппараты, теперь делает медицинское оборудование. Завод, который выпускал танки, выпускает тракторы. Продукт — результат деятельности, не сама деятельность.

Активы, имущество, капитал. Но активы можно продать, имущество — передать, капитал — перевести. Всё это — ресурсы, которыми что-то распоряжается. Но что именно.

Палец завис в воздухе. Он не нашёл точки, на которую мог бы указать. Всё, на что он указывает, оказывается чем-то другим — не организацией, а тем, что организации принадлежит, где она находится, кто в ней участвует, как она называется, что она делает. Но не ею самой.

Это первое странное наблюдение: организация не имеет местоположения. Она не находится нигде конкретно. Нельзя обвести её границу на карте, нельзя очертить её контур в пространстве. Она как-то связана со зданиями, людьми, документами, но не сводится ни к одному из них и не является их простой суммой.

Сумма — вообще неудачное слово. Если сложить здание, людей, документы, логотип и продукты, получится не организация, а инвентарный список. Перечень компонентов. Набор элементов. Но организация — не набор. Она — что-то, что этим набором пользуется, что его связывает, что через него действует.

Или даже так: она — то, что делает набор набором именно этой организации. Те же люди могли бы работать в другом месте. То же здание могло бы принадлежать другой структуре. Те же документы могли бы описывать иное юридическое лицо. Но почему-то именно эти люди, именно это здание, именно эти документы связаны вместе определённым образом. Связь — вот что организация.

Но связь — это не вещь. На связь нельзя указать пальцем. Связь — это отношение между вещами, а не вещь сама по себе.

Попробуем иначе. Водоворот на реке. Можно ли указать на водоворот. Кажется, да — вот он, видимый глазу, имеющий форму, занимающий место. Но на что именно указывает палец. На воду. Но вода течёт, и через секунду в том же месте — уже другая вода. Водоворот не состоит из какой-то конкретной воды. Он — форма движения воды. Паттерн, который вода принимает в этом месте течения.

Водоворот кажется объектом. У него есть видимая граница, узнаваемая форма. Он длится во времени — можно вернуться через час, и он всё ещё там. Но попробуйте остановить воду. Что останется от водоворота. Ничего. Мокрое место. Водоворот существует только пока вода движется. Он — не вещь, а процесс.

Организация — тот же водоворот. Кажется, что это объект: у неё есть название, адрес, штат, бюджет. Она как будто занимает место в мире вещей. Но это иллюзия, создаваемая устойчивостью формы. Как водоворот, организация — форма движения. Движения людей, денег, информации, решений, товаров. Остановите движение — и организации нет.

Это не метафора. Это буквальное описание. Организация — процесс, принявший видимость вещи.

Указать на процесс нельзя. Можно указать на то, что процесс делает, на то, через что он протекает, на следы, которые он оставляет. Но не на него самого. Процесс не имеет местоположения, потому что он — не предмет в пространстве. Он — способ, каким предметы связываются и изменяются во времени.

Язык здесь нас подводит. Мы говорим: организация существует. Организация находится. Организация владеет. Все эти глаголы предполагают подлежащее — что-то, что существует, находится, владеет. Грамматика требует существительного. Но организация — не существительное. Это глагол, притворившийся существительным.

В этом — первый ключ к пониманию. Организация не имеет бытия в том смысле, в каком его имеют вещи. Стол есть. Камень есть. Здание есть. Они занимают место, они устойчивы, на них можно указать. Организация — не есть в этом смысле. Она происходит. Она совершается. Она длится — но это длительность события, не длительность предмета.

Вот почему палец повисает в воздухе. Мы ищем вещь там, где есть только процесс. Мы пытаемся зафиксировать то, что по своей природе — движение.

1.2. Глаголы, притворяющиеся существительными

Язык формирует мышление. Грамматические структуры становятся структурами мысли. Мы думаем предложениями, а предложения строятся из подлежащих и сказуемых, из существительных и глаголов. Субъект действует. Объект претерпевает. Мир делится на вещи и то, что с ними происходит.

Эта структура языка — полезное упрощение. Она позволяет говорить о мире, указывать на предметы, описывать события. Но она же создаёт иллюзии. Одна из главных: всё, что имеет имя, должно быть вещью.

Слово «организация» — существительное. Грамматически оно ведёт себя как название предмета. Организация существует. Организация растёт. Организация действует. Во всех этих предложениях организация — субъект, нечто, что есть и что делает. Язык настаивает на её вещественности.

Но попробуем перевести это существительное обратно в глагол, из которого оно произошло. Организация — от «организовывать». Организовывать — значит упорядочивать, связывать, координировать. Организация — это то, что организует. Но что именно организует.

Вот первый сбой. Обычно глагол требует субъекта: кто-то организует что-то. Но в случае организации субъект и объект странным образом совпадают. Организация организует. Сама себя. Процесс организации, ставший достаточно устойчивым, получил имя и превратился в существительное.

Это не уникальный случай. Многие слова в языке — такие же замаскированные глаголы. Пламя. Что такое пламя. Процесс горения, достаточно устойчивый, чтобы получить имя. Пламя — не вещь, которая горит. Пламя — это горение. Нет пламени помимо процесса горения, как нет улыбки помимо процесса улыбания.

Река. Слово-существительное, которое обозначает процесс течения воды. Река — это течение, а не вода. Вода — лишь материал, через который течение происходит. Река Волга — не определённый объём воды, а определённый способ, каким вода течёт в определённом русле. Поэтому можно сказать, что река та же, хотя вода в ней полностью сменилась.

Танец. Танец — не вещь, а движение тела определённым образом. Нет танца отдельно от танцевания. Танец существует только пока кто-то танцует. Закончилось движение — закончился танец.

Разговор. Где находится разговор. Нигде. Разговор — это процесс обмена словами между людьми. Он происходит, но не существует как предмет. После завершения разговора остаётся память о нём, возможно запись, но не сам разговор.

Война. Война — не вещь, а состояние вооружённого конфликта. Война происходит. Когда прекращаются боевые действия — война заканчивается. Не исчезает, как может исчезнуть предмет, а именно заканчивается, как заканчивается процесс.

Все эти слова — пламя, река, танец, разговор, война — существительные, обозначающие процессы. Язык обращается с ними как с вещами, но они — не вещи. Они — способы, которыми вещи движутся и взаимодействуют.

Организация принадлежит к тому же классу. Это процесс-существительное. Глагол, получивший имя.

Какой именно процесс. Процесс координации действий многих людей для достижения определённых результатов. Процесс принятия решений и их исполнения. Процесс преобразования ресурсов в продукты. Процесс воспроизводства собственных условий существования. Всё это — разные аспекты одного: организация — это организование.

Сказать «компания существует» — значит употребить неточный язык. Точнее было бы сказать: компания происходит. Компания совершается. Компания длится. Все эти формулировки указывают на процессуальную природу того, что мы называем организацией.

Но язык сопротивляется. Мы привыкли говорить о компаниях как о вещах. Компания владеет активами. Компания нанимает людей. Компания принимает решения. Грамматический субъект предполагает субстанцию — что-то устойчивое, что является носителем свойств и источником действий.

Здесь происходит любопытная инверсия. В действительности не компания нанимает людей — люди, действуя определённым образом, создают и поддерживают то, что мы называем компанией. Не компания принимает решения — решения принимаются в процессах, которые мы объединяем под именем компании. Но язык переворачивает отношение. Он делает процесс субъектом, а участников процесса — объектами его действий.

Это не просто лингвистическая особенность. Это концептуальная ловушка. Начав говорить об организации как о субъекте, мы начинаем думать о ней как о субъекте. Мы приписываем ей интересы, цели, волю. Мы говорим: компания хочет расти, компания стремится к прибыли, компания решила выйти на новый рынок. Как будто компания — существо с желаниями и намерениями.

В каком-то смысле — да. Но это желания и намерения особого рода. Не такие, как у человека. Организация «хочет» выжить в том смысле, в каком река «хочет» течь вниз. Это не психологическое хотение, а структурная тенденция. Процесс стремится продолжаться — но «стремление» здесь означает лишь то, что продолжающиеся процессы продолжаются, а прекратившиеся — прекращаются. Выжившие организации — те, которые выжили. Тавтология, но содержательная.

Вернёмся к грамматике. Русский язык, как и большинство индоевропейских языков, различает активный и пассивный залог. Кто-то делает — что-то делается. Но есть ещё один залог, который язык выражает с трудом: средний залог, когда субъект и объект действия совпадают. Не «я мою руки» и не «руки моются», а «я моюсь» — действие, направленное на себя.

Организация существует в среднем залоге. Она организует себя. Она воспроизводит себя. Она поддерживает себя. Субъект и объект — одно и то же. Это рекурсивный процесс, который создаёт иллюзию субстанции.

Есть языки, которые устроены иначе. В некоторых языках американских индейцев, например, мир описывается преимущественно через глаголы, через процессы. Вместо «молния» говорится нечто вроде «сверкается». Вместо «дом» — «проживается здесь». Для носителей таких языков вопрос «на что указать, когда указываешь на молнию» был бы странным. Молния — не вещь, на которую указывают. Молния — событие, которое случается.

Если бы мы говорили на таком языке, организации понимались бы иначе. Не «компания существует», а «компанится». Не «университет находится», а «университетится». Глагольные формы, указывающие на процесс, не притворяющиеся существительными.

Но мы говорим на языках, которые овеществляют процессы. И потому думаем об организациях как о вещах. Пытаемся указать на них пальцем. Удивляемся, что не можем.

Понимание процессуальной природы организации требует усилия — усилия против языка, против грамматики, против привычных форм мысли. Нужно помнить, что существительное «организация» — это свёрнутый глагол «организовывать». Что за видимостью вещи скрывается длящееся событие. Что устойчивость формы не означает вещественности.

Компания происходит. Университет происходит. Государство происходит. Все эти слова — имена процессов, достаточно устойчивых, чтобы казаться объектами. Но это видимость. Под именами — чистое движение.

1.3. Остановка как исчезновение

Есть простой способ отличить вещь от процесса: остановить и посмотреть, что останется.

Остановите камень. Камень останется камнем. Он не нуждается в движении, чтобы быть. Его существование не зависит от того, что с ним происходит. Камень может лежать неподвижно миллионы лет — и всё это время он есть.

Остановите реку. Что останется. Вода. Может быть, лужа. Может быть, озеро. Но не река. Река — это течение. Без течения есть вода, есть русло, но реки нет. Река существует только в движении.

Остановите пламя. Что останется. Несгоревшее топливо, зола, дым, тепло, уходящее в окружающее пространство. Но не пламя. Пламя — это горение. Горение прекратилось — пламени нет.

Теперь проведите тот же мысленный эксперимент с организацией. Остановите все её процессы. Все без исключения. Люди пусть замрут на своих местах. Документы пусть перестанут составляться, подписываться, передаваться. Деньги пусть прекратят двигаться по счетам. Товары пусть остановятся на складах. Решения пусть не принимаются. Коммуникация пусть прервётся.

Что останется.

Здания. Компьютеры на столах. Застывшие люди. Бумаги в папках. Товары на полках. Деньги на счетах — но и это не совсем верно, потому что деньги на счёте — тоже запись о процессе, обязательство, которое имеет смысл только в контексте возможных транзакций.

Всё материальное на месте. Все компоненты в наличии. Но где организация.

Её нет. Она исчезла в тот момент, когда прекратились процессы. Потому что она и была этими процессами.

Можно возразить: это искусственный эксперимент, ведь в реальности процессы не останавливаются полностью. Даже ночью, когда офис пуст, что-то продолжается: серверы работают, охрана дежурит, время идёт до открытия. Организация как будто спит, но не исчезает.

Верно. Но это подтверждает тезис, а не опровергает его. Организация существует, пока хоть какие-то процессы продолжаются. Пока есть ожидание возобновления. Пока связи сохраняют потенциал активации. Сон — не смерть именно потому, что это временная пауза в активности, а не её прекращение. Спящий человек жив, потому что его тело продолжает функционировать. Спящая организация существует, потому что её структуры сохраняют готовность к возобновлению.

Но вот процессы прекращаются окончательно. Не пауза, а полная остановка. Люди расходятся, не собираясь возвращаться. Документы перестают иметь силу. Счета закрываются. Связи рвутся. Что происходит.

Организация умирает. Но это странная смерть, непохожая на смерть тела. Когда умирает человек, его тело некоторое время ещё здесь — труп, который постепенно разлагается. Когда умирает организация, ничего подобного нет. Нет трупа организации. Есть только бывшие её части, которые теперь — просто вещи, не связанные друг с другом особым образом.

Здание, бывшее офисом, становится просто зданием. Люди, бывшие сотрудниками, становятся просто людьми. Документы, бывшие уставом и договорами, становятся просто бумагой. Ничего не исчезло в материальном смысле. Но организации больше нет.

Это и есть свидетельство того, что организация — не вещь. Вещи не исчезают оттого, что их части перестают взаимодействовать. Разберите машину на запчасти — запчасти останутся, и их можно снова собрать в машину. Но «разобранная» организация не может быть «собрана» обратно тем же простым способом. Потому что организация — не конструкция из частей. Она — процесс взаимодействия.

История знает впечатляющие примеры этого исчезновения. Двадцать шестого декабря тысяча девятьсот девяносто первого года Советский Союз прекратил существование. Что изменилось материально. Ничего. Те же территории. Те же здания. Те же люди. Те же ресурсы. Даже документы — большинство законов, постановлений, инструкций — продолжали действовать по инерции. Но СССР исчез.

Он исчез, потому что прекратились процессы, которые его конституировали. Прекратилась координация, осуществлявшаяся из единого центра. Прекратилось признание союзных органов власти республиканскими. Прекратилось движение ресурсов по общесоюзным каналам. Процессы, составлявшие СССР, остановились — и его не стало.

При этом многие компоненты сохранились. Армия осталась, хотя переприсягнула новым государствам. Предприятия остались, хотя перешли под иную юрисдикцию. Люди остались, хотя стали гражданами других стран. Материально почти всё на месте. Но того процесса, который назывался Советским Союзом, больше нет.

Можно ли было указать пальцем на СССР. В каком-то смысле — да: вот карта, вот территория, вот граница. Но карта — не территория, а территория — не государство. Государство — процесс управления территорией, процесс, создающий границы и придающий им смысл. Когда процесс прекратился, границы остались линиями на карте, но перестали быть границами государства, которого больше нет.

То же самое происходит с любой организацией, только обычно менее заметно. Маленькая фирма закрывается — кто обратит внимание. Но структура исчезновения та же. Процессы прекращаются, и организации не становится. Не постепенно — а вот так, сразу. Конечно, есть юридические процедуры ликвидации, занимающие время. Но они — тоже процессы, процессы завершения. Когда они заканчиваются, остаётся запись в реестре: ликвидирована. И больше ничего.

Esse est operari — существовать значит действовать. Эта формула, восходящая к средневековой схоластике, точно описывает способ существования организаций. Для них быть — значит делать. Не делать — значит не быть. Это не моральный императив и не совет по менеджменту. Это онтологическое утверждение о природе организации.

Камень существует, не делая ничего. Его бытие не зависит от деятельности. Он просто есть. Организация — не просто есть. Она есть, только пока действует. Её бытие — её деятельность. Не бытие, которое проявляется в деятельности, а бытие, которое и есть деятельность.

Поэтому вопрос «что делает организация» в каком-то смысле неправильно поставлен. Он предполагает, что есть организация, которая затем что-то делает. Но организация — это и есть делание. Нет сначала субъекта, а потом его действий. Действия — и есть субъект.

Это трудно помыслить, потому что мы привыкли разделять вещи и их поведение. Человек существует, а потом ходит, говорит, работает. Машина существует, а потом едет. Существование предшествует функционированию. Но с организациями наоборот: функционирование предшествует существованию. Вернее, функционирование и есть существование.

Стартап возникает не тогда, когда регистрируется юридическое лицо. Юридическая регистрация — лишь фиксация чего-то, что уже происходит. Стартап возникает, когда люди начинают действовать скоординированно, когда их действия складываются в некий паттерн, который воспроизводит сам себя. В этот момент — и только в этот момент — можно сказать, что стартап существует. Существует как процесс.

И наоборот: стартап погибает не тогда, когда юридическое лицо ликвидируется. Он погибает, когда прекращаются процессы, которые его составляли. Ликвидация юридического лица — лишь фиксация того, что уже случилось. Формальность, удостоверяющая смерть.

Отсюда следует нечто важное. Если организация — процесс, то её существование требует постоянных усилий. Не однократного акта создания, после которого она просто есть, а непрерывного делания, без которого её нет.

Построенный дом стоит. Его не нужно постоянно строить заново. Достаточно иногда ремонтировать. Созданная организация не стоит. Её нужно постоянно создавать заново. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Как только это делание прекращается — организация прекращается вместе с ним.

Это объясняет, почему организации требуют такого количества энергии. Почему люди в них всё время что-то делают — планируют, согласовывают, отчитываются, контролируют, координируют. Не потому что они бюрократы, которые любят создавать видимость работы. А потому что без этой работы организации не будет. Буквально не будет. Она исчезнет, как водоворот при остановке воды.

Всё это может казаться абстракцией, далёкой от повседневного опыта. Но стоит посмотреть на праздничные дни, когда организации «не работают». Офис пуст, телефоны молчат, электронная почта не отвечает. В каком-то смысле организации в эти дни нет. Есть только потенциал её возобновления, готовность процессов снова запуститься. Организация существует в праздники лишь в той мере, в какой существует уверенность, что в рабочие дни всё продолжится.

А теперь представим, что уверенности нет. Никто не знает, вернутся ли люди после праздников. Соберётся ли снова эта конфигурация. Возобновятся ли процессы. В такой ситуации можно сказать, что организация исчезла — не в момент расхождения по домам, а в момент утраты общего ожидания возврата.

Организация — это процесс, но также и ожидание процесса. Уверенность в том, что процесс продолжится. Связи, которые существуют не только в актуальном взаимодействии, но и в потенциальном. Всё это — не вещи. Всё это — способы организации не-быть-вещью.

Итог этой главы прост: организация не имеет бытия вне становления. Она не существует, а происходит. Она не есть, а делается. Это не вещь, которую можно найти и на которую можно указать. Это процесс, который длится, пока длятся усилия по его поддержанию.

Из этого вытекает всё остальное. Если организация — процесс, то что в ней постоянно. Если она — не вещь, то что делает её узнаваемой, тождественной себе. Если она существует только в делании, то как она воспроизводит себя во времени.

Ответ на эти вопросы — в понятии паттерна. К нему мы теперь переходим.

Организация не имеет бытия вне становления.

ГЛАВА 2. ПАТТЕРН

2.1. Что сохраняется в потоке

В первой главе мы обнаружили отсутствие. Организация не вещь. Её нельзя локализовать. Она не имеет бытия вне становления. Но это только половина ответа. Мы сказали, чем организация не является. Теперь нужно сказать, чем она является.

Вернёмся к реке Гераклита. В одну и ту же реку нельзя войти дважды — вода всё время другая. Но что-то остаётся. Мы узнаём эту реку. Мы называем её тем же именем. Мы знаем, где она течёт, как изгибается, какой ширины достигает в устье. Вода сменилась полностью, но река — та же самая. Что именно сохраняется?

Не субстанция. Молекулы воды, прошедшие здесь вчера, сегодня уже в море. Не форма в простом смысле — русло меняется, берега размываются, глубина колеблется. Сохраняется нечто более тонкое: конфигурация течения. Способ, которым вода движется в этом месте. Структура потока.

Это и есть паттерн.

Паттерн — не вещь и не свойство вещи. Паттерн — это инвариант процесса. То, что остаётся неизменным, пока процесс продолжается, независимо от того, какой материал через него протекает. Река — паттерн движения воды. Пламя — паттерн горения. Водоворот, о котором мы говорили — паттерн вращения.

Организация — паттерн взаимодействий.

Это утверждение требует медленного разворачивания. Что значит — паттерн взаимодействий? Когда мы смотрим на организацию, мы видим людей, которые что-то делают. Они разговаривают, пишут письма, проводят совещания, принимают решения, производят продукты. Всё это — взаимодействия. Между людьми, между отделами, между организацией и внешним миром. Поток взаимодействий никогда не прекращается в живой организации.

Люди приходят и уходят. Меняются офисы. Обновляются технологии. Трансформируются продукты. Но способ взаимодействия — то, как здесь принято общаться, как принимаются решения, как распределяется информация, как реагируют на проблемы — этот способ сохраняется. Он может медленно эволюционировать, но в каждый момент времени он узнаваем.

Паттерн безразличен к материалу. Реке всё равно, какие именно молекулы воды через неё текут. Пламени всё равно, какое именно дерево горит. Организации — в определённом смысле — всё равно, какие именно люди в ней работают. Это звучит жёстко, почти цинично. Но это не оценка, а описание структуры. Паттерн воспроизводит себя через любых подходящих носителей. Конкретный человек незаменим как личность, как друг, как родственник. Но как элемент организационного паттерна — он заменим. История каждой организации это подтверждает: люди уходят, организация остаётся.

Здесь важно избежать двух ошибок. Первая — думать, что паттерн это что-то абстрактное, существующее отдельно от конкретных взаимодействий. Нет. Паттерн не над взаимодействиями и не за ними. Паттерн — это сами взаимодействия, взятые в их структурном аспекте. Как мелодия не над нотами, а есть способ их связи.

Вторая ошибка — думать, что паттерн это просто описание, которое мы накладываем на реальность. Конструкт нашего ума. Удобная абстракция. Нет. Паттерн реален. Он производит эффекты в мире. Он определяет, как будут вести себя новые элементы, попавшие в него. Он сопротивляется изменениям. Он воспроизводит себя. Это не свойства абстракции. Это свойства реального, хотя и процессуального, сущего.

Гераклит понимал это двадцать пять веков назад. Всё течёт, но логос остаётся. Не застывший порядок над потоком, а порядок самого потока. Паттерн — современное имя для древнего понимания.

Что это значит для организации? Когда мы говорим, что организация существует, мы говорим именно это: существует определённый паттерн взаимодействий. Он воспроизводится день за днём. Через него протекают люди, ресурсы, информация. Они приходят и уходят, но паттерн остаётся. Пока остаётся.

2.2. Идентичность без тождества

Есть компании, которым больше ста лет. Ни одного человека, работавшего в них при основании, давно нет в живых. Здания сменились, возможно, не один раз. Продукты, которые они производят, не имеют ничего общего с изначальными. Технологии, процессы, рынки — всё другое. И тем не менее мы говорим: это та же компания. Тот же банк. Тот же университет.

На каком основании?

Здесь необходимо различение, которое философия проводит, но обыденный язык смешивает: различение между тождеством и идентичностью.

Тождество — это отношение вещи к самой себе. А тождественно А. Это значит: те же самые части, те же самые свойства, то же самое. Тождество требует неизменности. Если что-то изменилось — строго говоря, это уже не та же самая вещь. Гераклит был прав: нельзя войти в ту же самую воду дважды.

Идентичность — нечто иное. Идентичность — это узнаваемость. Мы узнаём человека, хотя он изменился. Мы узнаём мелодию, хотя она сыграна другим оркестром, в другой тональности, в другом темпе. Идентичность не требует тождества частей. Она требует сохранения паттерна.

Организация сохраняет идентичность, не тождество.

Это ключевое понимание. Когда мы спрашиваем — та же ли это компания, что и сто лет назад — мы задаём вопрос об идентичности, не о тождестве. И ответ: да, та же, если паттерн сохранился. Если способ организации деятельности, несмотря на все изменения, остаётся узнаваемым. Если есть непрерывность воспроизводства.

Мелодия — точный образ для этого понимания. Возьмите простую мелодию. Сыграйте её на фортепиано. Потом на скрипке. Потом спойте голосом. Потом свистните. Каждый раз — физически совершенно разные звуки. Разные частоты, разные тембры, разные способы звукоизвлечения. Но мелодия — та же. Мы мгновенно её узнаём.

Что мы узнаём? Не конкретные ноты в их физической реализации. Мы узнаём отношения между нотами. Интервалы. Ритмический рисунок. Структуру. Паттерн.

Мелодия существует только как паттерн. Нет мелодии помимо конкретного исполнения — но мелодия не сводится к конкретному исполнению. Она может быть реализована бесконечным числом способов, оставаясь той же мелодией. Способ существования мелодии — воспроизводимый паттерн.

Организация существует точно так же.

Компания может полностью сменить состав сотрудников, переехать в другую страну, изменить продуктовую линейку, пережить несколько реструктуризаций — и остаться той же компанией. Не в смысле тождества частей, а в смысле идентичности паттерна. Способ организации деятельности, культура взаимодействия, логика принятия решений — всё это может эволюционировать, но сохранять узнаваемость. Непрерывность.

Когда идентичность теряется? Когда паттерн разрушается настолько, что узнавание становится невозможным. Это случается при радикальных трансформациях, при поглощениях, при кризисах. Формально компания может сохранять юридическое лицо, название, даже часть сотрудников — но паттерн уже другой. Это уже другая организация, носящая старое имя.

И наоборот: паттерн может сохраниться при смене всех формальных атрибутов. Команда может уйти из одной компании и создать другую — унеся с собой паттерн. Юридически это новая организация. Онтологически — продолжение старой.

Здесь становится видно, насколько юридическая идентичность не совпадает с онтологической. Юристы отождествляют организацию с юридическим лицом. Но юридическое лицо — это документ, запись в реестре. Организация — это живой паттерн. Они связаны, но не тождественны. Можно убить паттерн, сохранив юридическое лицо. Можно сохранить паттерн, потеряв юридическое лицо.

Идентичность без тождества — это способ существования всего живого и всего, что подобно живому. Биологический организм полностью обновляет свои клетки за несколько лет. Ни одного атома, бывшего в вас десять лет назад, в вас больше нет. Но вы — это вы. Идентичность сохраняется через непрерывность паттерна. Через то, что каждое следующее состояние вырастает из предыдущего, сохраняя структуру.

Организация идентична себе ровно так же, как идентичен себе живой организм. Не через сохранение частей, а через непрерывность воспроизводства паттерна.

2.3. Иллюзия целого

Есть соблазн думать, что организация — это нечто целое, существующее над своими частями и помимо них. Некая сущность, которая владеет людьми, офисами, технологиями как своими атрибутами. Организация как субъект, имеющий свойства.

Это иллюзия.

Нет организации помимо паттерна взаимодействий. Нет целого над частями. Есть только способ связи частей.

Для прояснения этой мысли полезен образ, который использовал Льюис Кэрролл. В «Алисе в Стране чудес» Чеширский кот исчезает, оставляя только улыбку. Улыбка без кота. Улыбка без лица. Образ абсурдный — именно потому, что улыбка не есть нечто отдельное от лица. Улыбка — это способ, которым организовано лицо. Конфигурация мышц, складок, черт. Нет улыбки самой по себе.

Искать организацию помимо паттерна — искать улыбку без лица.

Мы привыкли думать о целом как о чём-то дополнительном. Вот части, а вот — сверх них — целое. Но это грамматическая иллюзия. Целое не существует сверх частей. Целое — это способ существования частей в связи. Паттерн их взаимодействия.

Когда мы говорим «организация решила», «компания хочет», «фирма считает» — мы используем удобное сокращение. На самом деле нет никакой организации, которая решает, хочет или считает. Есть паттерн взаимодействий, в результате которого возникает то, что мы называем решением, желанием, мнением. Это эмерджентные свойства — они возникают из взаимодействий, но не принадлежат никакой отдельной сущности.

Сравните с сознанием. Нет сознания помимо работы мозга. Сознание — не вещь, сидящая где-то в голове. Сознание — это способ, которым организована нейронная активность. Паттерн. Уберите нейронную активность — не останется сознания, которое существовало бы само по себе. Но и к отдельным нейронам сознание не сводится. Оно в их связи.

Организация устроена так же. Нет организации, которая существовала бы помимо людей, документов, процессов, взаимодействий. Но организация и не сводится к любому из этих элементов или даже к их сумме. Организация — это способ их связи. Паттерн.

Это не делает организацию менее реальной. Сознание реально, хотя оно только паттерн. Мелодия реальна, хотя она только паттерн. Река реальна, хотя она только паттерн. Паттерн — это полноценный способ существования. Не менее реальный, чем вещественный.

Но это меняет наше понимание. Мы не можем думать об организации как о вещи, которая имеет свойства. Мы должны думать о ней как о паттерне, который воспроизводится. Не субъект, а процесс. Не существительное, а глагол.

Иллюзия целого имеет практические последствия. Когда мы думаем об организации как о субъекте, мы ищем её волю, её интересы, её цели. Мы спрашиваем: чего хочет компания? И не находим ответа, потому что вопрос бессмыслен. Нет компании, которая хочет. Есть паттерн взаимодействий, в котором возникают эффекты, похожие на желания.

Когда мы понимаем организацию как паттерн, мы перестаём искать скрытого субъекта. Мы начинаем видеть динамику взаимодействий. Мы понимаем, что «решение компании» — это результат того, как паттерн обрабатывает информацию. Не чья-то воля, а эмерджентный эффект.

Это не значит, что в организации нет людей с волей и целями. Они есть. Но организация не сводится к воле её членов. Паттерн взаимодействий производит результаты, которых никто из участников мог не желать и не предвидеть. Организация — это больше, чем сумма намерений. Не потому, что есть что-то сверх людей. А потому, что паттерн их взаимодействия производит эмерджентные эффекты.

Улыбка реальна, хотя она только конфигурация лица. Организация реальна, хотя она только паттерн взаимодействий. Нет нужды искать что-то ещё.

2.4. Паттерн хочет жить

До сих пор мы описывали паттерн как что-то статичное: структура, конфигурация, инвариант. Но это только половина картины. Паттерн — не застывшая форма. Паттерн активен.

Река не просто имеет форму. Река поддерживает свою форму. Она прокладывает русло, размывает препятствия, находит пути. Если преградить ей дорогу — она будет искать обход. Пламя не просто горит. Пламя распространяется, ищет топливо, сопротивляется затуханию. В паттернах есть нечто, похожее на стремление.

Организационный паттерн тоже активен. Он не просто существует — он воспроизводит себя. Он сопротивляется изменениям. Он ассимилирует новые элементы. Он борется за продолжение.

Это можно выразить так: паттерн хочет жить.

Конечно, это метафора. У паттерна нет сознания, нет желаний в человеческом смысле. Но метафора указывает на нечто реальное: паттерны, способные себя воспроизводить, продолжают существовать. Паттерны, не способные — исчезают. Это простая логика отбора. Мы видим вокруг себя только те паттерны, которые оказались достаточно устойчивыми, чтобы дожить до нашего наблюдения.

Организация, которая существует, — это организация, которая научилась воспроизводить свой паттерн. Которая выработала механизмы самосохранения. Которая сопротивляется энтропии.

Как паттерн воспроизводит себя?

Через носителей. Через нас.

Паттерн не существует в вакууме. Он воплощён в людях, документах, системах, пространствах. Эти носители — его материальная основа. Но носители смертны, изменчивы, ненадёжны. Люди уходят. Документы устаревают. Системы ломаются. Чтобы выжить, паттерн должен постоянно копировать себя в новых носителях.

Когда в организацию приходит новый человек, паттерн начинает воспроизводить себя в нём. Это называется адаптацией, обучением, социализацией. На языке паттерна это — копирование. Новый носитель усваивает способы поведения, характерные для этой организации. Учится её языку, её ритуалам, её логике. Постепенно становится носителем паттерна.

Этот процесс не случаен и не факультативен. Он необходим для выживания паттерна. Организация, которая не умеет транслировать свой паттерн новым членам, умирает с уходом старых. Организация, которая делает это эффективно, может существовать неопределённо долго.

Ритуалы, традиции, документы, истории, легенды — всё это механизмы воспроизводства паттерна. Они могут казаться лишними, нефункциональными, даже абсурдными. Но они выполняют важнейшую функцию: они переносят паттерн от поколения к поколению. Они — память организации, записанная не в одном месте, а распределённая по множеству носителей.

Культура — это паттерн, ставший привычкой. Когда мы говорим о корпоративной культуре, мы говорим именно об этом: о паттерне взаимодействий, который стал настолько устойчивым, что воспроизводится автоматически. Люди в организации ведут себя определённым образом не потому, что их заставляют, а потому, что это стало естественным. Паттерн встроился в их способ действия.

В этом смысле можно сказать: паттерн использует нас для своего выживания.

Это не зловещее утверждение. Это просто описание механизма. Мы — носители паттерна. Через нас он воспроизводится. Мы передаём его дальше — новым сотрудникам, партнёрам, клиентам. Мы даже не всегда осознаём, что делаем это. Паттерн копирует себя нашими руками.

Здесь проступает глубокая связь с биологией. Ричард Докинз описал гены как репликаторы, которые используют организмы для своего копирования. Тело — машина для выживания генов. Аналогия с организацией неточная, но поучительная. Организационный паттерн тоже репликатор. Он тоже использует носителей для своего копирования. Мы — машины для выживания паттерна.

Это не значит, что мы лишены свободы или что наши интересы не важны. Это значит, что мы существуем в симбиозе с паттерном. Мы даём ему тело; он даёт нам форму деятельности. Мы несём его; он несёт нас. Отношения сложнее, чем простая эксплуатация.

Но одно верно: паттерн активен. Он не просто есть — он стремится быть. Он воспроизводит себя, защищает себя, распространяет себя. В этом смысле — и только в этом — можно сказать, что паттерн хочет жить.

2.5. Время внутри

До сих пор мы говорили о паттерне как о структуре в пространстве. Но паттерн — это ещё и структура во времени. Более того: паттерн создаёт собственное время.

Время организации не совпадает с часовым временем. Это странное утверждение требует разъяснения.

Часовое время — внешнее, однородное, измеримое. Час — это час, минута — это минута. Для физики, для механизмов, для расписаний. Но опыт времени внутри организации другой. Иногда день тянется бесконечно, иногда неделя проносится мгновенно. Это не просто субъективное восприятие. Это отражение реальной структуры организационных процессов.

У организации есть свой ритм. Ежедневные планёрки, недельные спринты, квартальные отчёты, годовые циклы. Эти ритмы — не произвольные деления часового времени. Они — пульс паттерна. Способ, которым паттерн организует своё воспроизводство.

Подумайте о разнице между стартапом и корпорацией. Они существуют в одном и том же часовом времени, но в совершенно разных организационных временах. Стартап живёт быстро: решения принимаются за часы, продукт меняется за недели, год — это вечность. Корпорация живёт медленно: согласование занимает месяцы, изменения — годы, десятилетие — это обозримый горизонт. Разные паттерны — разные времена.

Это не метафора. Организационное время — это реальная структура процессов. Оно определяет, как быстро информация распространяется, как скоро решения принимаются, как долго изменения приживаются. Два человека могут сидеть в одной комнате и существовать в разных организационных временах — если один работает в стартапе, а другой в министерстве.

Паттерн создаёт своё время через ритмы. Ритмы — это повторяющиеся циклы активности. Утренняя почта. Еженедельное совещание. Ежемесячный отчёт. Квартальная премия. Годовой план. Каждый ритм — это такт, по которому бьётся организационное сердце.

Ритмы синхронизируют элементы паттерна. Они гарантируют, что разные части организации существуют в одном времени, соотносятся друг с другом, координируются. Без ритмов организация рассыпалась бы на несвязанные фрагменты. Ритмы — это механизм интеграции во времени.

Они также создают время как переживание. Организационное время — это не просто длительность, но и качество. Время аврала отличается от времени рутины. Время запуска нового продукта — от времени поддержки старого. Паттерн окрашивает время, придаёт ему текстуру, плотность, значение.

Здесь снова полезна аналогия с музыкой. Мелодия создаёт собственное время. Это не часовое время метронома — хотя метроном может отбивать такт. Музыкальное время — это время напряжения и разрешения, ожидания и свершения. Структура отношений между нотами создаёт ощущение движения, развития, времени.

Организация создаёт своё время так же, как мелодия. Через структуру событий, их связи, их последовательность. Время дедлайна ощущается не так, как время брейнсторминга. Время кризиса — не так, как время стабильности. Паттерн взаимодействий порождает паттерн времени.

Это объясняет странный феномен: почему организации так по-разному стареют. Некоторые компании за десять лет проживают столько, сколько другим не прожить за столетие. Дело не в количестве лет, а в интенсивности организационного времени. Сколько циклов воспроизводства паттерна уместилось в эти годы. Сколько поколений сотрудников сменилось. Сколько трансформаций пережито.

Возраст организации измеряется не годами, а циклами.

И ещё одно следствие. Когда мы входим в организацию, мы входим в её время. Мы начинаем жить в её ритмах. Наше восприятие времени подстраивается под пульс паттерна. Утро становится временем планёрки. Пятница — временем отчёта. Декабрь — временем закрытия года. Паттерн организует не только наше пространство, но и наше время.

Это ещё один способ сказать: мы не просто работаем в организации. Мы существуем в её времени. Мы синхронизированы с её ритмами. Мы вплетены в её темпоральную структуру.

Паттерн — это не только конфигурация в пространстве. Паттерн — это конфигурация во времени. Способ организации становления.

Организация — это само-воспроизводящийся паттерн, создающий собственное время. Паттерн — не вещь над процессом, а инвариант процесса. Идентичность организации — не тождество частей, а узнаваемость паттерна. Целое — не отдельная сущность, а способ связи элементов. Паттерн активен: он воспроизводит себя через носителей, создаёт свои ритмы, порождает своё время.

Мелодия, которую мы услышали, — она звучит. И будет звучать, пока есть кому её играть.

ГЛАВА 3. СТРАННАЯ ПЕТЛЯ

В предыдущих главах мы установили два фундаментальных положения. Организация не является вещью — она процесс, не имеющий бытия вне становления. И этот процесс сохраняет себя как паттерн — инвариант, безразличный к материалу носителей, создающий собственное время. Теперь нам предстоит сделать следующий шаг и обнаружить нечто ещё более странное: этот паттерн производит сам себя.

Древний символ уробороса — змеи, кусающей собственный хвост — изображает замкнутость, которая кажется логически невозможной. Как может нечто быть причиной самого себя? Откуда берётся первое звено цепи, если каждое звено порождается предыдущим? Эти вопросы предполагают линейную причинность, начало и конец, внешнее основание. Но организация устроена иначе. Она — петля, которая замыкается сама на себя. И в этом замыкании нет парадокса. Есть способ существования.

Уроборос — один из древнейших символов человечества. Он встречается в египетских гробницах, в греческой алхимии, в скандинавской мифологии, где мировой змей Ёрмунганд опоясывает землю и держит собственный хвост в пасти. Везде этот образ означает одно: самодостаточную целостность, не нуждающуюся во внешнем основании. То, что поддерживает себя само. То, что существует силой собственного замыкания.

Организация — современный уроборос. Социальная змея, кусающая собственный хвост. Но чтобы понять, как работает это замыкание, нужно рассмотреть его механику подробнее.

3.1. Себя через себя

Рассмотрим простой факт: отдел кадров нанимает сотрудников для отдела кадров. Это наблюдение кажется тривиальным, пока мы не начинаем разматывать его следствия. HR-специалист, который сегодня проводит собеседование с кандидатом на позицию рекрутера, сам когда-то прошёл собеседование с другим HR-специалистом. Тот, в свою очередь, был нанят ещё кем-то. Цепочка уходит в прошлое, но она не уходит вовне. Нет момента, когда некто внешний, не принадлежащий организации, создал бы её функцию найма. Функция найма создаёт саму себя, воспроизводя людей, которые её осуществляют.

Это не метафора и не преувеличение. Это описание механизма. Организация определяет критерии отбора новых членов. Эти критерии воплощают паттерн — то, как здесь принято думать, действовать, оценивать. Люди, отобранные по этим критериям, усваивают паттерн и начинают применять те же критерии к следующим кандидатам. Круг замыкается. Паттерн воспроизводит себя через людей, которых сам же отбирает.

Проследим этот механизм детальнее. Кандидат приходит на собеседование. Его оценивают по определённым параметрам: профессиональные навыки, культурное соответствие, потенциал роста. Эти параметры не висят в воздухе. Они сформулированы организацией, воплощают её понимание того, какие люди ей нужны. Это понимание, в свою очередь, сформировано людьми, которые сами были отобраны по сходным критериям. Они отбирают подобных себе — не из злого умысла, а потому что знают только такой способ оценки. Паттерн самовоспроизводится.

Стратегия определяет стратегов. Те, кто формулирует стратегические цели организации, были выбраны, продвинуты и оценены в соответствии с предыдущими стратегическими решениями. Их способ мышления, их понимание успеха, их критерии важного — всё это сформировано организацией, стратегию которой они теперь определяют. Они не привносят стратегию извне. Они продолжают и модифицируют стратегию, которая их же и создала как стратегов.