Бесплатный фрагмент - Последнее сражение Рамиреса

Представляемый Вашему вниманию роман, по своей форме принадлежит жанру «фантастика», который интересен, пускай и довольно широкой, но все же ограниченной аудитории. Однако его содержание способно увлечь намного больший круг читателей, поскольку, им сможет насладиться не только любитель увлекательного «чтива», наполненного схватками и погонями, но и тот, кто ценит глубину сюжета.

Думаю, следует добавить, что многие из тех, кто прочтет «Последнее сражение Рамиреса», без труда заметит пересечения его повествования с событиями нашего времени, и, возможно, подумает, что написан он, как принято говорить — «на злобу дня». Однако смею заверить «тех многих», что рождение и становление сюжета этого романа произошло около четырнадцати лет назад. Все эти годы, пройдя через множество редактирований, он взрослел, послужив абразивом для затачивания клинка моего писательского умения.

Глава 1

Путь тот остер, как лезвие бритвы.

Тяжко идти по нему, трудно его одолеть.

Катха Упанишада.

— Неужели вы думали, что я привезу гору из медвежьих лап и шкур уссурийских тигров сразу сюда, на эту встречу? Нет уж, мистер Цао Пи, покажите вначале ваши деньги! — сказал я на английском языке пожилому китайцу в безупречном деловом костюме и круглых очках с золотой оправой.

— Вы не доверяете нам, мистер Ло Ки, — улыбаясь, спросил у меня Цао Пи, и его улыбка напомнила мне оскал тигра.

— Мое имя произносится слитно — Локи, — поправил его я.

— О-о, простите меня, мистер Локи! — Китаец непринужденно взмахнул рукой в полумраке. — Ваши европейские имена очень сложны для нас…

— Конечно, вам я доверяю. — Сейчас моя улыбка приравнивалась к эталону добродушия. — Мы давно, хоть и опосредованно работаем друг с другом. Однако у меня такое количество товара, что власти могут упрятать меня в тюрьму на пару десятков лет. Я просто хочу быть уверенным, что все идет как нужно…

Мы походили на дуэлянтов, скрестивших шпаги: Цао Пи нападал, а я защищался. Однако его натренированная улыбка была не в силах заставить меня потерять концентрацию даже на мгновение. В противном случае расплата за такую оплошность приравнивалась бы не только к двум с половиной миллионам долларов — цене данной встречи. Думаю, не для того, чтобы подчеркнуть его респектабельность, в тени, за спиной китайца, похожие на скульптурную группу, замерли телохранители. Стоило ему подать им знак, и в следующий миг я пребывал бы в пределах памяти только весьма ограниченного количества людей.

Признаться, меня насторожила настолько представительная свита этого бизнесмена средней руки. Но в жизни, как и в фехтовании, выигрывает тот, у кого надежнее защита и большее разнообразие выпадов. И этот напяливший на себя дорогой европейский костюм болван еще не знает, что вот уже пятнадцать минут я заплетаю своим клинком красноречия его эспадрон жадности в позицию, в которой он никогда не был.

— Очень хорошо, мистер Локи! — Цао Пи коротко кивнул.

За его спиной обозначилось движение. Предо мной предстал китаец богатырского телосложения.

Подобные гиганты нечасто встречаются среди сынов Поднебесной, и потому он, как никто другой, подходил на роль хранителя большого серебристого кейса, пристегнутого к его похожей на ковш экскаватора руке.

Движением, заученным на уровне инстинктов, здоровяк зафиксировал кейс на левом предплечье, а Цао Пи, подходя к нему, извлек из нагрудного кармана пиджака маленький серебристый ключик и, щелкнув замками, поднял его створку.

Мы находились под ветхой кровлей заброшенной колхозной молочной фермы. Естественное освещение, проникавшее в нее сквозь оконные проемы, было очень скудным, поэтому, перед тем как подойти к кейсу, я извлек из кармана брюк маленький светодиодный фонарик.

Раздался звук, похожий на щелчок ломаемой сухой ветки. Круг света выхватил из полутьмы портрет президента Франклина, наиболее известный из прочих.

Словно Мона Лиза, он улыбался мне одними глазами с перетянутых банковскими лентами пачек купюр, будто знал о чем-то пока для меня недоступном.

Та непринужденность, с которой мной извлеклась стопка зеленых прямоугольников из центра кейса, пропиталась естественностью. Сняв с пачки банковскую ленту, я внимательно осмотрел купюры и не обнаружил ни малейшего намека на подделку. Деньги были настоящими.

— Работать с вами, мистер Цао Пи, одно удовольствие! — сказал я, небрежно бросая банкноты обратно в зев кейса.

— Теперь мы можем посмотреть на ваш товар? — Он вновь кивнул, и здоровяк-телохранитель, закрыв кейс, отступил на прежнее место.

Отцепив от брючного ремня рацию, я нажал на кнопку.

— Гарри, подгоняй грузовик! — перейдя на русский, бросил я в нее.

— Принято! — отозвался бодрый голос из рации.

— Через пять минут он будет здесь, — вновь прибегнув к английскому, сказал я Цао Пи.

Китаец, довольно улыбаясь, часто закивал головой.

— Вы выбрали очень удачное место для нашей сделки, мистер Ло Ки! — похвалил он меня. — Рядом нет леса, и местность вокруг хорошо просматривается…

— Да, мистер Цао Пи, колхозы по эту сторону границы вымерли, оставив много заброшенных зданий. В том числе и эту молочную ферму, которая нам очень пригодилась, не так ли?

— Да-да. — В очках Цао Пи отразились светлые пятна оконных проемов.

Я заметил, что ответил он мне механически. Мысли китайца сейчас явно были заняты чем-то другим.

— У вас и ваших людей клички вместо имен, — сказал он, не мигая глядя мне в глаза. — Могу ли я узнать ваше настоящее имя?

— Сейчас это не имеет никакого значения…

— А-а, понимаю, понимаю…

Пространство фермы огласила протяжность струн цинь. Из внутреннего кармана ладно облегавшего его коренастую фигуру пиджака Цао Пи извлек позолоченный смартфон. Проведя указательным пальцем по экрану, он порывистым движением приложил его к уху.

— Мне передали, — убирая смартфон и вновь повесив дежурную улыбку на лицо, сказал Цао Пи, — что к нам движется грузовик с зеленым тентованным кузовом. Он ваш?

— Да, — кивнул я. — Именно его мы и ждем.

— Хорошо, значит, он уже должен скоро появиться здесь…

За воротами фермы послышалось равномерное урчание двигателя, Цао Пи вновь едва заметно кивнул, и двое телохранителей, прежде неподвижно стоявших в тени за его спиной, быстрым шагом подошли к ним.

Раздался лязг отворяемых засовов. Ржавые створы распахнулись. Внутрь фермы задним ходом сдал грузовик с закрытым брезентовым тентом кузовом. Пронзительно заскрипели тормоза, и он застыл на месте.

Впечатывая в землю каблуки лакированных «казаков», из кабины грузовика ловко выскочил мой давний друг и верный помощник Гарри, получивший это прозвище благодаря фамилии — Гарин.

Широко улыбаясь, словно ковбой, выигравший главный приз на родео, он поприветствовал китайцев кивком головы и, насвистывая себе под нос разбитной мотивчик, прошел к заднему борту кузова.

— Чертовы крюки, — поглядывая на китайцев через плечо, проворчал Гарри, — вечная с ними морока…

Некоторое время он сражался со строптивыми замками, но вскоре, откинув борт, открыл нашему взору множество запечатанных скотчем больших картонных коробок.

Я помог ему достать и поставить на землю одну из них.

Цао Пи зажег фонарик на смартфоне, торопливо подошел к коробке и, с громким треском оторвав липкий скотч от картона, заглянул в ее утробу.

Его телохранители, как я и надеялся, оказались обычными бандитами, поскольку допустили одну непростительную ошибку, которую от профессионалов вряд ли возможно ожидать: стремясь разглядеть содержимое коробки, они невольно подались вперед, упустив меня и Гарри из виду. Нам нужно было лишь пару мгновений, и мы их получили.

— Что за?!. — воскликнул Цао Пи, увидев, что из коробки ему сонно лыбятся плюшевые мишки.

Он гневно вскинул голову вверх. В круглых окулярах надетого на мою голову противогаза, предварительно спрятанного среди коробок в кузове грузовика, отразилось его лицо, перекошенное от злобы и неожиданности.

Ответом ему послужил звук, похожий на выстрел из новогодней хлопушки и змеиное шипение обретшего свободу газа.

Китайцы синхронно и спешно стали нащупывать оружие под своими пиджаками. Но, вдохнув перемешанный с сильнодействующим снотворным веществом воздух, словно по команде одновременно упали на утоптанную землю.

Я посмотрел на секундомер на часах, отмеряя минуту, по истечении которой газ должен был распасться на безвредные элементы.

— Тютелька в тютельку! — воскликнул Гарри, стянув с головы противогаз. — Все произошло так, как ты и говорил!

— Да, — откликнулся я, — наши друзья из ФСБ, продав нам этот газ, не обманули…

— Эти друзья нам очень дорого обходятся, — усмехнулся Гарри. — Они по-настоящему дорогие друзья!

— Но они действительно стоят того. Теперь мы стали богаче на два с половиной миллиона долларов!

— А я был прав, — он извлек из-за спинки водительского сиденья ножницы для резки арматуры, — прихватив на всякий случай вот это…

Щелкнув их ножами, Гарри направился туда, где, широко раскрыв рот, в объятиях Морфея покоился здоровяк-китаец, а я подошел к Цао Пи, чтобы забрать у него ключ от кейса.

Он лежал лицом верх на земляном полу и мирно похрапывал. И хотя на его лице застыло по-детски беззащитное выражение, в правой руке он продолжал сжимать вороненый пистолет ТТ китайского производства.

Указательный палец Цао Пи находился на курке. Ему не хватило мгновения, чтобы выстрелить в нас. Но это все равно, как если бы ему не хватило вечности.

Мое внимание привлекло темное пятно на его груди, обнаженное в момент, когда он пытался достать оружие из наплечной кобуры.

В порыве недоброго предчувствия я распахнул его рубашку, словно двустворчатые двери. И мне открылось то, что я боялся увидеть: поблекшая и потерявшая четкость контуров, на немолодой коже китайца, исполненная в национальном стиле, темнела татуировка синего лотоса. Мои подозрения относительно его слишком представительного эскорта оправдались полностью.

— Черт, это триада! — крикнул я Гарри.

Тот уже закончил возиться с цепью и убирал ножницы и кейс в кабину грузовика.

— И что это значит?

— Это значит, что мы кинули на два с половиной миллионов долларов триаду и нам нужно убираться отсюда как можно дальше и как можно быстрее.

— Тогда не будем терять время!

За это я и ценил своего напарника. Он всегда и все схватывал на лету.

Торопливо обыскав китайцев, мы забрали у них смартфоны и разбили их о кирпичную стену фермы. В ее тени стояли два джипа, на которых они прибыли на эту встречу. Раздались несколько хлопков, знаменующих множественные проколы в их шинах. И вскоре, поднимая клубы пыли, мы мчались на грузовике Гарри по тряской проселочной дороге.

У опушки леса Гарри снизил скорость. В кабину грузовика, держа пластиковое пневматическое ружье, запрыгнул третий участник нашей авантюры — кореец Ю Хон Пак.

— Как успехи? — спросил у него я.

Этот вопрос не нуждался в ответе, поскольку и без него было понятно — у Пака все хорошо.

— Как ты и сказал, — ответил он, усаживаясь со мной рядом, — в том самом месте они и спрятали наблюдателя. Плохой наблюдатель — не охотник. Я смог незаметно вплотную подползти к сосне, где он устроил свою кукушку, и всадить ему в задницу дротик с транквилизатором. Видел бы ты, как его скрючило! Он так и полетел головой вниз! Ему повезло, что упал он в малинник, иначе свернул бы себе шею, как пить дать. Телефон у него был плохой, а вот винтовка отличная — СВД модернизированная, и если бы я его не снял… пах! — Пак изобразил выстрел из пластикового ружья, едва не ударив им меня по макушке головы, — он перестрелял бы нас всех, как зайцев, ведь Гарри ни за что не смог бы вложиться в этот поворот на большой скорости…

— Ты еще не знаешь, что я могу, — злорадно усмехнулся Гарри.

— Мы кинули триаду, — сказал я Паку, не дав начаться обычной между ними перепалке. — Я видел у их старшего татуировку синего лотоса на груди…

Тишина.

— Синий лотос?! Синий лотос — это очень и очень плохо, — наконец произнес Пак. — Я слышал об этой триаде от одного китайца-контрабандиста. Это самая могущественная из всех триад!

Пак был потомственным охотником и далеко не трусом. Он с детства помогал отцу и добывал даже медведя, но я заметил, что сейчас ему стало страшно. На скулах корейца забегали желваки.

— Ничего-ничего! — подбодрил я его. — Еще не все потеряно… Если мы будем строго придерживаться небольших правил, им никогда нас не найти…

— Ты не понимаешь, Локи, — перебил меня кореец. — Это «Синий лотос»! Теперь нам придется прятаться всю оставшуюся жизнь, но, скорее всего, они нас найдут!

Афера, которую мы провернули, оказалась самой сложной и изощренной из всех осуществленных мной до этого. Я потратил на нее огромное количество сил, как умственных, так и физических, включая крупную сумму денег. Я отнесся к ней, словно поэт к сочинительству поэмы, и в каком-то смысле у меня получилось нечто редкое и прекрасное. Разве я мог отказаться от этого?

— Так, у нас есть два пути, — сказал я. — Первый — это пойти на поклон к китайцам в надежде, что они нас пощадят, и с извинениями вернуть им деньги, однако это наверняка ввергнет нас в долговую кабалу перед ними, поскольку так просто они нас не отпустят. Второй — оставить деньги себе. Это подразумевает: обрубить связь со всеми родственниками и друзьями и добраться до Москвы, где я свяжусь с одним человеком. Он, за относительно умеренные комиссионные, сделает нам любые документы, а также откроет на наши деньги счет в офшоре, после чего мы сможем уехать куда угодно и начать там новую жизнь…

— Мне больше по душе второй вариант, — крутя руль, проворчал Гарри. — Мы сами ввязались в это дело, и теперь надо идти до конца. Мужики мы, в конце концов, или кто? Я сам себя никогда не прощу, если приползу на брюхе, как нашкодивший пацан, возвращать такую кучу бабла. На месте китайцев я бы, не задумываясь, пристрелил бы такое ничтожество, чтобы не мучилось! Мне все равно, чьи это деньги — «Синего лотоса» или самого дьявола! Нам выпал шанс на жизнь, в которой не нужно будет седеть за баранкой, чтобы заработать на хлеб, и я не собираюсь его упускать!

— Что скажешь на это, Пак? — спросил я у корейца.

— Я выбираю второй вариант, — после недолгого раздумья ответил тот.

— Значит, решено, — подвел я итог, — мы сейчас расходимся по долям. Мы не возвращаемся домой, мы никому не звоним и поодиночке — так нас труднее будет засечь — выбираемся из Хабаровского края на попутках. Так будет надежнее. Позже я дам вам контактный телефон. Через десять дней — при имеющихся у нас на руках финансах этого времени вполне должно хватить — мы встречаемся в Москве, откуда нам будет открыт путь хоть на Северный полюс.

— Но вначале нам нужно избавиться от наших телефонов, — сказал Гарри.

— Все верно. Сотовая связь выдает наше местонахождение…

Я извлек из кармана смартфон, разобрал его на части и выкинул груду пластика в открытое ветровое стекло.

Кореец молча последовал моему примеру. Гарри, крутя руль одной рукой, другой залез в нагрудный карман своего джинсового пиджака и протянул мне кнопочную трубку.

— И помните, — добавил я, уничтожив ее, — не позднее чем через неделю вы должны быть в Москве. Кто опоздает, будет выбираться из этого дерьма самостоятельно…

— А если кто-нибудь из нас приведет за собой хвост? — спросил Пак.

— Об этом не беспокойся, — ответил я. — Есть множество способов это проверить, и я позабочусь обо всем. А сейчас, Гарри, отвези нас туда, где мы сможем разойтись долями…

Когда Гарри вырулил на шоссе, вечер уже уступал место стремительно наступающей ночи.

— Примерно через десять километров, — включая фары, сказал он, — будет небольшая придорожная гостиница. Там мы сможем спокойно разойтись… по долям…

— Отлично, — кивнул я.

Гарри оказался как всегда точен. Вскоре он припарковал грузовик на стоянке, прилегающей к одноэтажной гостинице. Над ее крышей из красной металлической черепицы неоновым цветом светилась вывеска: «Мотель „Роза ветров“».

На стоянке приютились на ночь несколько машин. Среди них выделялся большой тягач с двухъярусной эстакадой и несколькими японскими легковыми автомобилями на ней. Под его опрокинутой вперед кабиной, где-то в недрах огромного двигателя, копошился мужик с налобным фонариком.

Спрятав кейс в старый туристский рюкзак, мы молча вылезли из кабины грузовика под ночное небо. Над нами, освещая засыпающие деревья синеватым сиянием, в свите из звезд парила луна.

Придорожная гостиница, с яркой вывеской на крыше, походила на картинку с рекламной открытки какого-то туроператора, предлагавшего путевки на обласканные тропическими водами пляжи маленького островного государства, название которого я не помнил. По-моему, на ней еще был рекламный слоган: «Там время над вами не властно», или что-то созвучное этому.

Звон колокольчика вернул меня в настоящее, и мы вступили в небольшой и уютный холл мотеля, на полу которого, примыкая дальним концом к темно-коричневой деревянной стойке, протянулась длинная красная ковровая дорожка.

За стойкой, в свете ночника, сидела женщина средних лет. Ее глаза поблекли от усталости, как и цвет ее крашеных волос от времени, у корней которых я различил серебристые ниточки седины.

— Что для вас? Номер? — спросила она. — Остался только один, двухместный.

— Идет, — произнес я.

— С вас четыре тысячи двести рублей за сутки, — устало вздохнула женщина.

Я положил на стойку нужную сумму, и она вручила мне ключ с красным номером девять на желтой треугольной бирке.

— По коридору до конца и налево, а потом прямо, — добавила она, жестом начертив в воздухе зигзаг.

Комната оказалась угловой. В ней пахло плесенью. К стене изголовьем примыкала аккуратно заправленная двуспальная кровать. И на нее с восторженным возгласом Гарри высыпал содержимое кейса.

— Вот теперь я понимаю, что значит куча денег! — смеясь, крикнул он.

— Мне кажется, — произнес Пак, не отрывая раскосых глаз от горы денежных знаков, — я сплю!

— Сейчас не время для лирики, — сказал я. — Не сомневаюсь, по нашему следу уже пущена свора китайских ищеек. Надо быстрее делить деньги и расходиться…

— Представляю себе, — хмыкнул Пак, — какой сейчас у них там поднялся переполох!

— А под китайскими ищейками ты кого имел в виду, — захохотал Гарри, — пекинесов, что ли?! Пекинесы — единственная известная мне китайская порода собак!

Но его смех прозвучал как-то невесело. И, ничего ему не ответив, я присел на край кровати и отсчитал долю Пака.

— Твои пятьсот тысяч.

— Черт! — воскликнул он. — Куда мне это положить?!

— При гостинице, — предположил я, — есть заправка, а там продают не только бензин, но и товары в дорогу. Думаю, тебе нужно туда сходить и купить всем нам что-нибудь подходящее. Сумки или что-нибудь подобное…

— Мне ничего покупать не надо, — сказал Гарри. — У меня уже есть рюкзак.

— Закройте за мной, — сказал Пак, выходя из номера.

Гарри щелкнул дверным замком, а я принялся делить оставшиеся два миллиона.

— В холодильнике мышка повесилась, — пробормотал Гарри, открыв дверцу старенького холодильника. — Даже такую удачу отметить нечем! Удачу. Удачу-чу…

И я посмотрел на него. Его нахмуренное лицо в излучаемом из утробы холодильника белом сиянии, словно нарисованное с помощью трафарета, сейчас служило местом, где делились свет и тьма.

И это мне напомнило что-то… Словно где-то когда-то это уже происходило со мной. Я не помнил деталей, но суть случившегося была точно такой же, как и сейчас: свет и тьма!

Но что последовало за этим? Я почувствовал, что еще чуть-чуть, и смогу заглянуть в будущее. Но оно ускользнуло от меня, оставив с тягостным предчувствием.

— Рано еще отмечать, — сказал я, сглатывая подкативший к горлу горький комок, — отметим в самолете. Над Москвой.

— Да я хочу чисто символически, — проворчал Гарри, — черт его знает, когда мы еще увидимся… и увидимся ли?

В его голосе я расслышал нотки, созвучные тому, что почувствовал только что. Это была странная беспомощность перед неизбежным, словно все причины и следствия уже сформировались и ничего нельзя было изменить.

— Увидимся, Гарри, не сомневайся, — стараясь придать своему голосу как можно больше оптимизма, пододвигая его долю к краю кровати, я торжественно объявил: — Твой миллион, Гарри! Получи и распишись!

— Ого! Теперь я официальный миллионер! — глядя на деньги, воскликнул он, но в его голосе не было веселья. — Жаль только, это и отметить-то нечем…

Послышался тихий стук в дверь.

— Кто? — спросил Гарри.

— Я, — ответил Пак.

Щелкнул замок, и Пак вошел в комнату.

— На этой чертовой заправке ничего не было, кроме этого. — Кореец положил на кровать несколько черных полиэтиленовых пакетов. — Я на всякий случай купил каждому по два…

— Сойдет и это, — кивнул я.

Пакеты оказались довольно просторными, и, спрятав распечатанную пачку долларов во внутренний карман куртки, я аккуратно сложил свою долю в один из них, после чего, для надежности связав ручки, вставил его во второй пакет.

Пак последовал моему примеру.

— Теперь нам нужно двигаться дальше, — сказал я. — Первым уеду я. Лучше будет, если до Москвы мне удастся добраться раньше вас. Так я смогу все заранее подготовить. А вы, не доезжая до поста ДПС, сверните куда-нибудь и спрячьте грузовик. Спрячьте его как можно лучше. Чем позже его найдут китайцы, тем больше у нас будет времени.

Взяв с тумбочки рекламный журнал, я оторвал от него два клочка глянцевой бумаги и написал на каждом десятизначный номер.

— Вот номер контактного телефона в Москве. По нему вас не вычислить. Будьте осторожны, внимательны и не допускайте глупостей. Помните, на кону наши жизни.

Мы вышли из мотеля. Ночное небо всплакнуло прореженным дождиком. Кабина тягача была возвращена на место. Его водитель, сжав в зубах сигарету, вытирал руки цветастой тряпкой.

— Куда путь держишь? — спросил я у него.

— В Читу.

— Отлично. Подкинешь меня туда?

— Не могу, спать охота. Я почти сутки крутил баранку, а потом возился с двигателем этого динозавра. — Мужик похлопал по капоту тягача.

— Плачу двести долларов! — Я красноречиво похлопал по внутреннему карману своей куртки.

Выплюнув сигарету, мужик испытующе посмотрел мне в глаза.

— Двести баксов? Идет!

Две новенькие зеленые купюры быстро перекочевали из моих рук в его мозолистые клешни.

Он внимательно изучил каждую из них.

— Вроде нормальные. По дороге где-нибудь разменяем… Когда отправляемся-то?

— Прямо сейчас…

Мужик кивнул и, распахнув дверь кабины, закинул свое громоздкое тело в царящую в ней темноту. Там, похожий на грозовое облако, поелозив ягодицами по сиденью, он на мгновение завис над штурвалом тягача. Тот, вздрогнув и зарычав, исторг в воздух черные клубы дыма.

— Не прощаемся! — крикнул я сквозь рокот двигателя Паку и Гарри и крепко обнял каждого. — Помните, ребята, о чем я вас просил, и тогда все будет хорошо. До встречи в Москве!

Словно разрывая с ними невидимую нить, я резко развернулся и поднялся в кабину тягача. Когда тот выезжал с территории стоянки на шоссе, я посмотрел в боковое зеркало заднего вида. Пак и Гарри, как мне показалось, потерянные и осиротевшие, стояли на прежнем месте.

Сентиментальность? Стараясь приободриться, я усмехнулся. Раньше подобного я за собой не замечал.

— Путешествуете автостопом? — вывел меня из раздумий голос водителя тягача.

— Что-то вроде этого, — ответил я.

Навстречу пронесся дорожный знак: «Трасса Р-297 „Амур“ Хабаровск — Чита».

До Читы оставалось ровно две тысячи километров.

Глава 2

Минуло около двух суток, прежде чем я попрощался с водителем тягача на окраине Читы. По известным причинам эта поездка изначально не могла назваться приятной. Однако ее усугубляла не только ухабистая тряская дорога, но в большей мере манера дальнобойщика без перерыва слушать шансон.

Его покрытый заскорузлыми пятнами тягач был оборудован магнитолой со встроенным проигрывателем компакт-дисков, которая обладала функцией реверса. И как только смолкали аккорды последней «композиции», внутри магнитолы что-то громко щелкало и все повторялось снова и снова, снова и снова…

После нескольких часов вынужденного прослушивания одной и той же музыки, которая сама по себе не отличается разнообразием вариаций, я согласен был оглохнуть, лишь бы положить конец этой пытке. Однако мысль, что, возможно, это цена, которую необходимо заплатить ради успешного завершения моего «путешествия», приносила мне небольшое облегчение.

После короткого прощания с водителем тягача я вышел, нет — выпорхнул из его пыточной кабины.

На другой стороне трассы находился магазин спортивных товаров, где я купил сумку, в которую идеально поместился мой миллион долларов. Помню, я подумал тогда, что это хороший знак…

Однако мне нужно было быстро принимать решение: что делать дальше. Вариантов было не так уж и много. Точнее, только два. Первый — выйти на шоссе, поймать попутную машину и продолжить путь. Второй — ненадолго задержаться в Чите, чтобы выспаться.

Около двух суток я не смыкал глаз ни на минуту. И сон — то, в чем я нуждался больше остального, поскольку от этого зависела ясность моего ума, а от нее моя жизнь. Полагая, что сделал достаточно, чтобы позволить себе расслабиться, я выбрал второй вариант.

Как только я подал знак его водителю, первое же такси услужливо остановилось передо мной. Через несколько минут я вышел у опрятной гостиницы и по паспорту (разумеется, на другое имя) снял номер — уютную двуместную комнату с живописным видом на привокзальную площадь.

Я решил, что для сумки, набитой долларами, самым подходящим местом является запыленное пространство под кроватью. И, спрятав ее там, я не стал тратить время на аккуратное развешивание одежды.

Бросив куртку на потертую спинку кресла, я стянул с опухших ступней покрытые пылью туфли, запустил ими в сторону двери и в наслаждении растянулся поверх покрывала, так и не сняв с себя брюки и рубашку.

В моем положении надо быть готовым к бегству в любой момент. Еще не наступило то время, когда я смогу спать, как все обычные люди. Оно когда-нибудь наступит… вот только когда? В голове пересекались и путались мысли о Гарри и Паке и бог еще знает о чем, прежде чем я провалился в пространство без сновидений.

Я проснулся от чувства, что сплю слишком долго. За окном стремительно темнело. Привокзальная площадь, погружаясь в вечерние сумерки, отстреливалась от наступающей ночи светом уличных фонарей. Прекрасное время для беглеца! Потраченное на сон время я рассчитывал нагнать позже, но прежде решил посетить гостиничный ресторан.

Он, к моему удовлетворению, оказался почти безлюдным. И не успел я расположиться за одним из столиков у огромного, похожего на витрину окна, как аккуратно причесанный официант с принужденно-вежливой улыбкой протянул мне меню и прейскурант вин.

Вскоре передо мной благоухал восхитительный ужин: на луноликой тарелке, соседствуя с черным рисом, расположился стейк форели, а бокал белого сухого испанского вина пропускал через себя свет, почти его не преломляя.

Старательно подавляя торопливость, я с наслаждением приступил к еде и остановился лишь тогда, как только последний кусочек превосходно приготовленного блюда, сопровождаемый глотком терпкого хмелящего напитка, отправился в мой рот.

Я почти не курил, но иногда мог выкурить сигарету-другую. Когда же это делать, если не после подобного ужина? Намереваясь позвать официанта, чтобы попросить его принести мне пачку сигарет, я повернулся, и в этот миг мое внимание привлек вошедший в зал человек.

Он был азиатом и, вероятно, китайцем. Однако не это насторожило меня, ведь ни для кого не является секретом то, что сынов и дочерей Поднебесной немало везде, где ее граница примыкает к соседним государствам. Меня насторожил его принужденный взгляд, брошенный в мою сторону, как будто он узнал меня. Вначале, как мне показалось, китаец не собирался долго задерживаться в ресторане, но почему-то передумал и выбрал ближайший к выходу столик.

Словно для того, чтобы полюбоваться ночным видом привокзальной площади, я отвернулся к окну. Разумеется, ее вид меня совершенно не интересовал. Все мое внимание сосредоточилось на подозрительном незнакомце. Стекло окна и темнота за ним послужили мне зеркалом, в отражении которого я увидел, что китаец неотрывно смотрит в мою сторону.

Сомнений нет, они меня нашли! Но как?! Неужели Пак и Гарри допустили какую-то ошибку?! Мне нужно срочно отсюда выбираться, но вначале я должен забрать свои деньги из номера. Игра еще не окончена, просто чрезвычайно повысились ставки…

— Любезный! — позвал я официанта.

— Что для вас? — подскочил он ко мне, растягивая улыбку едва ли не шире собственного лица.

— Ужин был сегодня отменный! — Я говорил, выкладывая на стол одну за другой банкноты по сто долларов так, чтобы китаец не смог этого увидеть. — И поэтому первая — плата за ужин, вторая — тебе на чай, третья — на чай шеф-повару, четвертая — если поможешь мне уйти отсюда через кухню. Вы меня поняли?

Официант обладал глазами сообразительного человека. И я не ошибся.

— Конечно! — Он покосился в сторону китайца и одним ловким движением забрал деньги со стола. — Мне надо лишь кое-кого предупредить…

— Еще одна просьба, — я поймал его за руку, — недолго…

— Все займет около минуты, — успокоил он меня и исчез где-то в недрах ресторанной кухни.

Я заметил, что туалет для посетителей примыкает к коридору, ведущему на кухню, а также что от обеденного зала их отделяет толстая коричневая штора. Если мне удастся выполнить задуманное, тогда я смогу выиграть несколько драгоценных минут и забрать деньги из номера.

Вскоре появился официант и едва заметно кивнул мне. Поднимаясь с места, краем глаза я уловил, как напрягся следивший за мной китаец. Стараясь вести себя как можно непринужденнее, я пересек ресторанный зал и, зайдя за штору, открыл дверь в туалет, однако заходить в него не стал, а, осторожно закрыв дверь, проскользнул в ведущий в ресторанную кухню коридор.

— Следуйте за мной, — улыбнулся поджидавший меня там официант и, указывая мне дорогу, быстрым шагом пошел впереди.

Кухня состояла из множества отсеков и походила на облицованный кафелем лабиринт Минотавра. Там, среди огня и пара, словно облаченные в белые одежды души в царстве Аида, сновали повара.

У служебного выхода нас встретил хмурый охранник с покрасневшими от бессонных ночей глазами. Он сидел на высоком трехногом табурете, подобном тем, что обычно стоят у барных стоек, и решал сканворд, вооружившись огрызком простого карандаша. Спустившись на землю и почему-то не отрывая глаз от покрытого щербатым кафелем пола, он молча распахнул передо мной металлическую дверь. За ней притаился длинный коридор.

Двери лифта находились поблизости, но, опасаясь оказаться в ловушке, я не стал вызывать его и, ориентируясь по указателям, пройдя еще несколько шагов по коридору, вышел на лестницу черного хода. Что-то мне подсказывало, что у меня еще есть немного времени и что оно неумолимо подходит к концу.

Перепрыгивая через несколько ступенек, я взлетел на третий этаж и застыл, вслушиваясь в тишину сквозь гулкий стук своего сердца.

Этаж был пустынным. Нигде не было видно и горничной. Встав на цыпочки, я подкрался к двери своего номера и приложил к ней ухо.

Тишина.

Мне понадобилось несколько секунд для того, чтобы набрать в легкие воздух и открыть дверь магнитным ключом. Как только язычок замка защелкнулся, я закрыл его на три оборота и облегченно выдохнул.

В комнате все было на своих местах, и заветная сумка оказалась там, где я ее оставил.

Я перекинул ее лямку через голову. Пришло время подумать о том, как мне выбираться из гостиницы. И принимать решение нужно было как можно быстрее.

Выйти через центральный вход? Безумие! Нет никаких сомнений, что китайцы следят за ним, ожидая, что я преподнесу им такой подарок. Есть более верный путь…

Я распахнул окно. На два этажа ниже его вдоль фасада здания протянулся бетонный козырек. Если я спрыгну на него, не переломав ноги, то это поможет мне уйти из гостиницы незамеченным. Я уже согнул ногу в колене, чтобы взобраться на подоконник, как чудовищной силы удар выбил дверь моего номера.

В комнату ворвались несколько китайцев во главе с Цао Пи и его телохранителем-гигантом. Очевидно, зияющий пустотой дверной проем был делом его рук. Но сейчас он держал за воротник джинсовой куртки избитого до полусмерти Гарри.

— Мистер Ло Ки, — с ехидным прищуром на лице, держа левую руку за спиной, протянул Цао Пи, — хочу вас поздравить с хорошей попыткой ограбить нас…

Он щелкнул пальцами, и здоровяк ударил ногой в коленные сгибы Гарри. Тот, громко охнув, рухнул на пол.

— Локи, — облизав распухшие губы, обреченно пробормотал он. — Они убили Пака…

Измочаленное лицо Гарри походило на сине-красную сливу, а волосы в его некогда пышной шевелюре склеились бурыми колтунами. Он тоскливо смотрел на меня расширенными от боли зрачками через узкие щели фиолетовых раздувшихся век.

Цао Пи вывел из-за спины руку, и я увидел, что все это время он держал в ней плюшевого мишку, одного из тех, что были в той коробке. Китаец приложил игрушку к затылку Гарри, достал другой рукой из-за брючного ремня пистолет с накрученным на ствол глушителем и медленно поднес его к ней.

В тот момент, когда я понял, что сейчас произойдет, время для меня растянулось, став тягучим, словно мед. И едва указательный палец Цао Пи, давя на курок пистолета, начал движение, я развернулся и бросился к окну.

Я не слышал звука выстрела и не видел, как по номеру разлетаются мозги Гарри, но когда мои ноги столкнулись с бетоном козырька, твердо знал, словно видел это собственными глазами, — его больше нет среди живых.

Мой каскадерский прыжок прошел удачно. Навыки, приобретенные в армии, вновь пригодились мне. Я смягчил столкновение с поверхностью козырька, совершив кувырок через голову. Выбивая фонтанчики бетонной пыли, рядом со мной, одна за другой, ударили две пули. Китайцы стреляли в меня из открытого окна номера.

Громоздкая сумка сильно сковывала мои движения. Однако на то, чтобы достичь края козырька, мне понадобилось не больше двух кратких мгновений. Почувствовав землю под ногами, я обежал здание гостиницы и растворился в темноте переулка.

Стремительно надвигающаяся ночь была моим союзником. Но каждое изогнутое деревце она превращала в притаившегося врага, а каждый куст — в источник опасности. И я еще долго, потеряв всякое представление о времени, сворачивал с одной улицы на другую, из одного проулка в следующий.

Однако усталость вынудила меня остановиться в тени забора, ограждавшего какую-то стройку, чтобы отдышаться. Я чувствовал, как, грозя выскочить наружу, бьется о ребра мое сердце, а дыхание было таким частым и громким, что казалось, оно может всполошить жильцов соседнего дома.

У меня не было времени на долгий отдых, как и на пространные рассуждения: что мне делать дальше? Впрочем, ответ на этот вопрос был крайне прост: варианты остаться в Чите и покончить жизнь самоубийством были для меня равнозначны.

Но, несмотря на страх, какая-то незамутненная сущность в глубине моего естества не переставала удивляться тому, насколько быстро китайцы разыскали нас. Нет никаких сомнений, что для подобного оперативного розыска необходима обширная агентурная сеть и, конечно же, свои люди в полиции и ФСБ.

«Локи, они убили Пака!» — раздался в моей голове похожий на стон голос Гарри.

Реальность была неумолима: Пака и Гарри больше нет! Но у меня не было времени на угрызения совести, ведь им уже ничем не помочь. И сожалениями, пускай и очень горькими, их, увы, не воскресить. Когда-нибудь реальность догонит меня. Я буду вливать в себя алкоголь мегалитрами, пытаясь потушить этот пожар. Это случится потом, а сейчас мне нужно бежать.

Дыхание стало успокаиваться. Вдруг, рассеивая темноту, меня осветили фары автомобиля. Я вжался в забор с такой силой, что с трудом мог определить, где заканчивается его металлический профиль, а где начинается мое тело.

К моему облегчению, эта машина оказалась жигулями шестой модели, на чьей крыше умиротворенно светился желтый колпак с черными шашечками. Вряд ли китайцы, разыскивая меня, стали бы рыскать по городу на стареньком авто советского производства, тем более на такси.

«Шестерка» припарковалась на другой стороне переулка. В ее салоне вспыхнул желтый рассеянный свет, и через лобовое стекло мне хорошо было видно, как сидящий на переднем сиденье мужчина расплачивается с водителем.

Хлопнула дверь, пассажир растворился в темноте арки, я отлепился от забора.

— Земляк, не подкинешь? — через опущенное боковое стекло спросил я у темноволосого, с орлиным профилем, таксиста.

— А куда тебе? — откликнулся тот с заметным кавказским акцентом.

— Мне на шоссе в сторону Улан-Удэ…

— Садись.

Мы ехали молча несколько минут.

— Если желание имеешь, я могу отвезти тебя в Улан-Удэ. Много не возьму, — предложил таксист.

И в этот миг меня осенила идея.

— Сколько стоит твоя машина? — спросил я.

— Что?! — выпучил глаза он. — Э-э! Какая разница, скажи ты мне, сколько стоит моя машина?

Гипертрофированное чувство собственного достоинства этого человека походило на нарывающую рану, каждое прикосновение к которой вызывало гневную вспышку. Неужели он подумал, что я хочу посмеяться над его стареньким авто?

— Я серьезно спрашиваю! — Мне пришлось вложить в свой голос как можно больше убедительности. — Сколько стоит твоя машина?!

— Сто пятьдесят тысяч. — В его глазах вспыхнуло любопытство. — А что?

— Я дам тебе пять тысяч баксов, — сказал я, понимая, что он завысил цену на свою машину как минимум в пять раз, словно она уже успела перейти в разряд ретро. Но разве у меня был выбор? — При условии, что ты отдашь мне ее прямо сейчас…

Кавказец резко свернул на обочину дороги и заглушил двигатель.

— Не врешь? — Во тьме сомнения его глаз звездочкой мерцала надежда. — Если не врешь, дорогой, я смогу себе такого японца купить! Вай!

Я сделал то, что было убедительнее всяких слов, а именно достал из нагрудного кармана куртки толстую пачку долларов.

— Я согласен, дорогой!

— Только у меня есть небольшое условие. — Я убрал деньги обратно.

Таксист сопроводил это действие взглядом, полным тоски.

— Какое, дорогой?! — Все его невербальные сигналы гласили, что оно уже выполнено.

— Ты не рассказываешь никому о нашей встрече, и если решишь заявлять об угоне, то сделаешь это не раньше чем завтра в полдень. Этим ты убережешь от неприятностей прежде всего самого себя. Идет?

— Идет!

Я вновь достал деньги из кармана и отсчитал на приборную панель пятьдесят портретов президента Франклина. Таксист сопровождал каждое мое движение еле заметным кивком головы, а его губы шевелились в унисон шуршанию денег. Когда последняя купюра присоединилась к остальным, он взял ее и слегка замялся.

— Хочешь проверить, не фальшивая ли она?

— Это не от недоверия к тебе, дорогой, — виновато улыбнулся он, — но такое не каждый день случается, так ведь?

— Все нормально. Валяй…

Кавказец включил в салоне свет и стал внимательно изучать банкноту. Он складывал ее, смотрел сквозь нее на свет, скоблил по ней ногтем. А потом… потом проделал то же самое с каждой из ее товарок.

Наблюдая за его манипуляциями, я удрученно думал о драгоценном времени, что теряю из-за крайней недоверчивости этого человека. Китайцы к этому моменту могли уж взять под наблюдение дороги, ведущие из Читы. Но мне ничего не оставалось, как терпеливо ждать и надеяться, что удача и дальше будет ко мне анфас.

— Вроде все хорошо! — воскликнул довольный таксист. Он рассовывал деньги по карманам и забрал с держателя смартфон. — В бардачке есть карта дорог всего Забайкальского края, — сказал он, доверительно подмигнув мне.

— Отлично!

— А с машиной-то что собираешься делать?

— Думаю, ты больше никогда ее не увидишь.

— Вай! Тогда я еще смогу получить страховку по угону!

Мы вышли на безлюдную улицу.

— Ну, теперь эта старушка твоя. — Кавказец похлопал автомобиль по покрытому пятнами ржавчины капоту и, подняв глаза к черному, затянутому облаками небу, на котором было не видно ни одной звезды, восхищенно добавил: — Ночь сегодня очень красивая!

— Не забудь, — я снял таксистский световой короб с крыши машины и сунул его в руки кавказцу, — заявишь об угоне не раньше полудня завтра…

Со вздохом посмотрев на колпак, потом, словно подводя черту под прошлым, он бросил его в придорожный кустарник.

— Будь спокоен, дорогой!

Насвистывая себе под нос удалую лезгинку, кавказец растворился в темноте.

Двигатель чихнул, однако завелся с первого оборота ключа. Мятая, потертая в изгибах карта помогла мне быстро сориентироваться, и, выехав на шоссе, я разогнал машину до ста двадцати километров в час. Смертельное испытание для нее! Но мне нужно было нагонять упущенное время и как можно быстрее выбираться из этого региона. Я надеялся, что могущество «Синего лотоса» не беспредельно.

Обступившая меня непроглядная, похожая на чернильную кляксу ночь не отличалась от затаившегося впереди будущего.

Свет фар отразился от дорожного знака: «Трасса „Байкал“ Р258. Чита — Улан-Удэ — Иркутск». До Улан-Удэ оставалось шестьсот восемьдесят километров.

Глава 3

Когда мной были отмечены первые розовые всполохи наступающего утра, я вымотался настолько, что мне казалось, еще немного, и сознание покинет меня. Ведь каждый раз, когда в зеркале заднего вида отражались пятна фар догоняющего меня автомобиля, я балансировал на грани паники. И хотя мои страхи не оправдывались, при этом я чувствовал не облегчение, а скорее опустошение.

Из-за напряженного всматривания в дорогу и переживаний пространство вокруг меня затуманилось. И я решил, что как только не смогу видеть дальше носа автомобиля, то сверну в какое-нибудь укромное место и позволю сознанию покинуть себя. А до тех пор мне оставалось только одно — упрямо жать на газ. Только так у меня появлялся шанс выбраться из этого кошмара живым.

Но, как это часто бывает, надеясь на одно, ты получаешь противоположное. В погоне за выживанием я забыл о том, что автомобилям необходимо топливо. И этот недоносок прогресса не собирался подстраиваться под мои планы. Красная тревожная лампочка на приборной панели гласила о том, что бензин в его баке иссякнет в ближайшее время. И ни уговоры, ни проклятия, ни угрозы не заставят сдвинуться с места этого белесого, покрытого пятнами ржавчины ублюдка даже на миллиметр. Поэтому знаку, гласящему, что АЗС находится в километре от нас, я обрадовался, словно указу о своем помиловании.

Заправочная станция состояла из павильона, включавшего минимаркет и кафе на три столика. К павильону примыкал навес из металлочерепицы, под которым расположились пять топливных постов.

Асфальтированная площадка вокруг станции была хорошо освещена и, к моему облегчению, пустынна. Сквозь запыленную витрину павильона мне хорошо был виден скучающий у кассы продавец, что-то малюющий ручкой на обрывке бумажного листа.

Я потянул ручку входной двери на себя, и продавец, уже немолодой мужчина с затронутыми сединой роскошными густыми усами, воодушевленно вскинул голову мне навстречу.

— Здравствуйте, — поздоровался он со мной первым.

— Здравствуйте, — эхом откликнулся я.

— Что вам угодно?

— Сорок литров девяносто второго, пожалуйста, — ответил я, несколько удивленный не столько необычным для этих широт по своей форме вопросом, но в большей мере непринужденностью, с которой он был мне задан. Этот продавец предстал передо мной этаким Григорием Печориным, который из-за вечной борьбы со скукой вдруг решил немного поработать на АЗС.

— Один момент, — проворковал «Печорин», щелкая клавишами. — Первый пост, пожалуйста!

Я заправил бак машины полностью. Теперь бензина ей должно хватить надолго. Однако ее двигатель, перед тем как завестись, вновь чихнул. И это был очень недобрый знак. Не хватало ко всем моим бедам еще лишиться средства передвижения. Но эти мысли не могли сделать мое настроение еще хуже…

Выезжая на шоссе, я отметил, что небо на востоке покраснело. Но, не проехав и сотни метров, свернул на обочину и заглушил двигатель. Проклятая рассеянность! Как я мог забыть купить воды и продуктов?! Если мой план — не останавливаться как можно дольше, мне нужно было запастись ими! Я решил вернуться на АЗС пешком.

У границы между темнотой и светом, ниспадающим из осветительных мачт заправочной станции, я замер. С трассы, мигая правым указателем поворота, на ее территорию заезжал черный джип японского производства. Внутренний голос настоятельно требовал не выходить на свет и оставаться для людей, находящихся в нем, невидимым.

Подозрительный автомобиль остановился у дверей павильона, что насторожило меня еще больше, поскольку это означало лишь одно — они здесь не ради бензина. Но когда двери джипа открылись и из него вышли два азиата, мое сердце чуть не выскочило из груди, ибо я сразу узнал одного из них — им был богатырь-телохранитель Цао Пи! Подавив настойчивое желание убежать, я замер на месте, ведь так у меня появлялась возможность узнать что-то очень важное.

Водитель из джипа не вышел и двигатель не заглушил. Мне хорошо был виден вспыхивающий при каждой затяжке красный огонек его сигареты. Мои преследователи, переговариваясь короткими репликами на китайском языке, зашли в павильон и сразу приступили к допросу продавца.

Он отвечал им охотно, сдабривая слова богатой жестикуляцией. Гигант достал из внутреннего кармана пиджака небольшой прямоугольник и положил его перед ним на стойку. От страшной догадки мое сердце подпрыгнуло и рухнуло в пропасть — у них была моя фотография!

Продавец, лишь мимолетно бросив на нее взгляд, принялся эмоционально указывать пальцем в сторону двери. У меня не оставалось ни секунды, и, стараясь за один шаг покрывать как можно большее расстояние, я бросился к своей машине.

За спиной, с громким, похожим на выстрел звуком, одновременно захлопнулись две двери джипа. Проворачивая ключ в замке зажигания, я молил небеса, чтобы двигатель моей старушки не подвел меня сейчас. И удача вновь не оставила меня! Он завелся с первого оборота.

Выжимая из двигателя все возможное и даже больше, обгоняя едва плетущиеся машины, я помчался на запад. В отражении зеркала я увидел, как джип, рискуя выскочить на встречную полосу, вылетев с территории АЗС на трассу, устремляется за мной.

Между нами было примерно сто метров, и, несмотря на все мои усилия, это расстояние постепенно сокращалось.

Сидя за рулем «шестерки», рассчитывать на конкуренцию в скорости с представителем японского автопрома было бы наивным. Но у меня не было иного выхода, как жать на педаль газа до упора и надеяться на удачу, которая никогда меня не оставляла, ведь только она могла помочь мне сейчас.

Редкие машины, попадавшиеся мне на пути, становились невольными помощниками моих преследователей. Трасса на этом участке имела всего две полосы, и, обгоняя их, мне часто приходилось выезжать на полосу встречного движения.

Это было очень рискованно! Несколько раз я успевал завершить маневр перед носом несущегося мне навстречу автомобиля. Их водители протестовали против моего безрассудства истошными воплями клаксонов. Но откуда они могли знать, что в моем положении большим безрассудством было этого не делать? И, вспоминая изувеченное лицо Гарри, я понимал, что на быструю расправу над собой мне рассчитывать не стоит.

Вдруг, засыпав салон маленькими прозрачными кубиками, с громким хлопком в заднем стекле моей машины образовалась большая дыра. Увидев в отражении зеркала вооруженного автоматом Калашникова здоровяка-телохранителя, высунувшегося по пояс из люка в крыше джипа, я лихорадочно протер рукой глаза.

Темнеющий на фоне лучей восходящего солнца силуэт его дородной фигуры напоминал грудную мишень на военном стрельбище. Но существенное различие состояло в том, что сейчас мишень целилась в меня, а не наоборот.

И это было полной неожиданностью для меня, ведь я не мог даже предположить, что китайцы способны на подобную наглость — открыть стрельбу на федеральной трассе. Из своего опыта я знал, что представители их криминальной профессии предпочитают решать свои дела, не привлекая лишнего внимания. Очевидно, я недооценил степень их желания разделаться со мной. И конечно же, их абсолютную уверенность в своей безнаказанности.

Думаю, таким способом они хотели заставить меня прекратить гонку и сдаться. Однако я твердо решил не даваться им в руки живым. Сжав руль с силой так, что побелели фаланги пальцев, я еще сильнее утопил педаль газа в пол. Одновременно с этим, прошив крышу у меня над головой, две пули выбили большую дыру в лобовом стекле напротив моего лица.

Прохладный утренний воздух с силой и восторгом водопада ворвался ко мне в салон и словно пресс прижал меня к спинке кресла. Преодолевая его сопротивление, я ощупал внутреннюю поверхность солнцезащитного козырька. Удача! Там находились солнцезащитные очки — один из наиболее часто используемых атрибутов таксиста.

Мгновение, и я водрузил их себе на переносицу. Не могу сказать, что это намного улучшило мне видимость, ведь утро только начиналось, а очки были все же солнцезащитными, но теперь я мог вести машину. А это значит, игра еще не окончена.

Я вложил старушку в крутой поворот. Словно пораженные артрозом, ее механические суставы скрипели жалобно и обреченно. Машина накренилась на левый бок так сильно, что через боковое окно я, не затрудняясь, мог коснуться асфальта. Но все обошлось благополучно, и мы влетели в темное жерло тоннеля.

Там мне пришлось сбросить скорость, но все же она оставалась очень высокой — около ста километров в час. Практически самоубийство! Однако китайцы находились в каких-то десяти-пятнадцати метрах позади меня. И более верным самоубийством стало бы решение ее снизить.

Здоровяк-телохранитель скрылся в салоне джипа. Но преследователи приблизились ко мне настолько, что, когда тоннель закончится, он сможет без особого труда расстрелять меня почти в упор.

Я лихорадочно пытался найти выход из этого положения и, когда предо мной возник прицеп плетущегося лесовоза, чуть не зарыдал от досады. Идти на обгон в тоннеле — смертельный номер. Но разве у меня был выбор? И я вывел машину на встречную полосу.

Вначале все шло хорошо. Встречный путь оказался свободным, но лесовоз был, как мне показалось, длиной не меньше километра. Когда я сравнялся с тягачом, его водитель, глядя на меня круглыми от ужаса глазами, что-то прокричал мне, указывая пальцем вперед.

Боковым зрением я уловил нечто огромное, что приближалось ко мне, словно неумолимый жестокий рок. Сдернув с глаз очки, я увидел, что это был исполинский красный газовоз, выскочивший в нескольких десятках метров передо мной, точно демон из преисподней.

Несмотря на чувство самосохранения, заставившее меня резко утопить педаль тормоза в пол, мысль, что это конец, вплыла в мой разум спокойно.

Никелированная решетка тягача газовоза, везущего цистерну с океаном сжиженного пропана, отражая свет желтых проблесковых маячков, приближалась ко мне будто прыжками. От сумасшедшего мелькания лучей стало светло, словно ясным днем. Но возможно, это мой перегруженный разум в последние мгновения решил вдруг сыграть со мной в странную игру?

Газовоз вострубил, словно страж богов Хеймдалль в преддверии Рагнарека, и этот разрывающий ушные перепонки рев отразился от бетонных стен тоннеля тысячекратным эхом.

Вдруг что-то невыразимое, завладев моим телом, сделав его невероятно координированным и быстрым, одним движением отцепило ремень безопасности, открыло дверь и вытолкнуло меня из машины.

Голова столкнулась с чем-то бесконечно твердым. Передо мной вспыхнул ослепляющий свет бесчисленных солнц, и меня поглотило темное ничто.

Глава 4

Мое сознание всплыло на поверхность темного ничто, и первое, что я почувствовал, — боль. Она была настолько сильной, что мне показалось, будто моя голова превратилась в куриное яйцо, которое засунули в задний карман джинсов. Следующим красноречивым признаком моего возвращения к жизни была тошнота. Меня вырвало чем-то отвратительно кислым, и я открыл глаза.

Сквозь фиолетовую мглу предо мной проступила сводчатая стена тоннеля, рядом с которой, широко раскинув руки, я лежал на животе.

Боль означала лишь одно — жизнь решила задержаться во мне. До этого я и предположить бы не смог, что меня может обрадовать способность чувствовать ее.

Я попытался вспомнить, что произошло после моего прыжка из машины, но память дала сбой, спроецировав у меня перед глазами черный квадрат Малевича.

Однако портрет президента Франклина отразился в ней отчетливо. Его хитрая улыбка манила, словно далекая мечта, и я отважился пошевелиться.

Убедившись, что все мои конечности работают безотказно, я попробовал отжаться от земли. Голова откликнулась на это резким приступом боли, и, застонав, я вновь распластался на земле.

Как странно, но я не услышал звука своего голоса! Я удивился этому, несмотря на мучительное жжение в области правого виска, похожее на мерцающий, но постепенно затухающий уголек. Когда же он стал размером с десятикопеечную монету, я перевернулся на спину. Боль откликнулась на это кратковременной вспышкой, но вскоре стихла.

Ободренный этим, преодолевая слабость, я попытался сесть. Когда же это у меня получилось, даже несмотря на сильное головокружение и боль, я испытал прилив воодушевления.

Сколько сейчас времени? Я поднес к глазам запястье левой руки, но мои часы были разбиты. Их циферблат, скрещенные, словно шпаги, стрелки, шестеренки и выпучивающиеся пружинки механизма, напоминали вафельный торт.

Расстегнув замок ремешка, я с досадой кинул часы в темноту. И вновь не услышал ничего, как будто они, вопреки гравитации, не упали на землю, а зависли где-то в сумраке.

Темнота вокруг меня могла считаться абсолютной, если бы не странное фосфоресцирующее свечение. Но что было его источником? Я поднялся на ноги и, пошатываясь, приблизился к стене. Необъяснимое, мистическое сияние, мерцая, исторгалось из трещин в ее опаленном бетоне. Я поднес к нему ладонь.

Что это? Фиолетовые блики отразились на ней с едва уловимой пульсацией.

Неважно, откуда и как это свечение здесь появилось, оно поможет мне найти мои деньги, ведь если я все еще жив, значит и они могли остаться целы. Но чтобы убедиться в этом или обратном, мне вначале необходимо разыскать свою машину. Определив, в какой стороне мне следует ее искать, я углубился в фиолетовый сумрак.

Тишина была настолько плотной, что я не услышал даже звуков собственных шагов. Возможно, я потерял слух из-за контузии. Опаленный, растрескавшийся от жара бетон стены тоннеля говорил, что здесь произошла детонация чего-то очень мощного. В памяти возник гигантский тягач-газовоз, и это вызвало разряд ледяной молнии между моих лопаток. Однако я не ощущал боли в ушах, также в ушных раковинах не было крови. Значит, причина тишины заключалась в чем-то другом.

На расстоянии двух-трех шагов от стены к центру трассы свечение полностью поглощалось тьмой, и она царила там безраздельно. Я обыскал карманы куртки. Найдя в одном из них зажигалку, вновь ощутил прилив воодушевления, когда она вспыхнула с первого же поворота колесика.

Желтый свет, излучаемый неподвижным язычком пламени, проявил из сумрака джип. Я сразу узнал его. Это была машина китайцев. Однако громоздкий автомобиль, вопреки гравитации, не стоял на дороге, а соприкасался с ней только задней колесной парой, его передняя колесная пара зависла в паре десятков сантиметров над ней.

Надеясь найти этому объяснение, в замешательстве я медленно обошел джип кругом. Но, словно на представлении иллюзиониста, он без видимой поддержки со стороны соприкасался с дорогой лишь задней колесной парой, уставившись разбитыми фарами и пустым проемом переднего окна в сгущающуюся у потолка темноту.

Я осторожно потянул на себя ручку передней пассажирской двери. Салон оказался пустым. Ни трупов, ни иных следов, указывающих на недавнее пребывание в нем людей, я не обнаружил.

Впрочем, положение джипа указывало, что направление, где мне следует искать свою машину, мной было выбрано правильно. Но не успел я пройти и двух шагов, как споткнулся и, выпустив из рук зажигалку, рухнул на асфальт. Боль взорвалась в моем правом виске глубинной бомбой, и я вновь провалился в темное ничто.

Мое возвращение в сознание немногим отличалось от его потери, ибо эти два состояния одинаково наполнялись тьмой и тишиной. Понимая, что моя попытка похожа на поиски света в сосредоточии тьмы, я стал лихорадочно ощупывать асфальт перед собой. Пальцы соприкоснулись с каким-то цилиндрическим предметом. Его поверхность была гладкой, похожей на пластмассу. О чудо! Это была моя зажигалка. Как только у меня получилось сесть, через мгновение ее желтый огонек отодвинул от меня темноту.

В моей памяти отразился высунувшийся по пояс из люка в крыше джипа здоровяк-телохранитель. Где сейчас пребывал сам стрелок, оставалось для меня загадкой, однако его оружие лежало передо мной. Это был автомат АКС-74У, который благодаря его неважным стрелковым качествам и двум последним буквам аббревиатуры в войсках пренебрежительно прозвали «сучка». Это из-за него я сейчас сидел на асфальте едва живой.

Я поднялся на ноги и, дабы избежать подобных падений в будущем, подошел к стене и, опираясь на нее рукой, побрел на поиски своей машины дальше. И хотя это было очень непросто, ведь в фиолетовой полутьме я не мог ничего различить и в паре метров перед собой, но излучаемый стеною свет все-таки позволял мне пускай и медленно, шаг за шагом, но продвигаться вперед.

Вдруг путь мне преградило что-то похожее на завал из бревен, однако точного определения этому нечто я дать не могу, поскольку уверен — нигде в пределах Вселенной невозможно увидеть ничего подобного.

Этот завал приблизительно можно было бы описать как выскользнувшие из ладони спички, которые почему-то решили не падать на землю, а зависнуть в воздухе.

Нащупывая зазоры, сдирая с них опаленную кору, я стал осторожно протискиваться вперед между бревнами, холодея от мысли, что будет со мной, если я застряну.

Но все закончилось благополучно. Я выбрался с другой стороны завала и, чиркнув колесиком зажигалки, отодвинул от себя темноту. И это было очень своевременно, поскольку если бы я этого не сделал, то мог столкнуться своей многострадальной головой с металлической рамой прицепа лесовоза.

В желтом рассеянном свете я увидел, что, расцепленный с тягачом, он, подобно цирковому акробату, выполняющему стойку на обеих руках, уперся в асфальт передними колесами, едва не касаясь свода тоннеля задними.

Тягач находился поблизости. Но, как я и ожидал, в его кабине водителя не оказалось. Ни живого, ни мертвого…

Механически закрыв за собой его дверь, ощущая каждой порой кожи, что цель моих поисков близка, предвкушая встречу с ней, я побрел вдоль сводчатой стены, часто сканируя пространство с помощью огонька зажигалки.

Но, узрев, во что превратилась моя «старушка», ощутил вкус горечи разочарования, заполнившей мой рот: словно поддерживаемое невидимой рукой, ее искореженное, опаленное чудовищным жаром тело зависло в воздухе в нескольких сантиметрах над дорогой.

Ни одна из дверей, как это и должно было случиться, не открылась. Их заклинило в корпусе машины. И мне ничего не оставалась, как влезть в нее через пустой проем заднего окна.

Увидев заветную сумку, я ощутил, как мое сердце радостно заныло. Слегка припорошенная стеклянной крошкой, она находилась там, где я ее и оставил — между водительским и задним пассажирским сиденьем. Схватив ее и извиваясь, словно змея, я смог выбраться наружу вперед ногами.

Положив сумку на землю, я попытался расстегнуть ее молнию, но от волнения мои руки сильно дрожали, и мне не удавалось справиться ни с нервами, ни со строптивым замком. Устав сражаться с обоими, я с усилием потянул за материю. Опаленная огнем, она разошлась легко и беззвучно. Встретившись глазами с насмешливым взглядом президента Франклина, я облегченно выдохнул — деньги не пострадали.

Пришло время подумать о том, как мне выбираться отсюда. Учитывая, что трупов китайцев я не обнаружил, значит, они могли выжить и поджидать меня у обоих выездов из тоннеля. Я знал, что он обязательно должен быть оборудован аварийным выходом с лестницей, ведущей наверх.

Однако где именно следует его искать, я не знал. Поскольку он не повстречался мне во время поисков моей машины, я решил следовать в том же направлении, что и прежде.

Но не успел совершить и четырех шагов, как меня остановила вдавленная радиаторная решетка газовоза. Подняв глаза, я вновь ощутил разряд ледяной молнии между лопаток, ведь это зрелище затмевало все, что я видел до этого… В свете огонька зажигалки из темноты проступил огромный трак. Он завис в воздухе, едва не касаясь изломанным бампером земли, а тело цистерны с огромной рваной пробоиной в боку, похожей на раскрытую в немом реве зубастую пасть, парило рядом с ним.

Итак, я нашел подтверждение своей догадке — здесь произошел взрыв газа. Впрочем, зависшие в воздухе машины и бревна, а также стены, излучавшие сияние, только взрывом объясняться вряд ли могли.

Однако намного важнее рассуждений о причинах произошедшего, для меня был поиск аварийного выхода. И я еще долго бродил в фиолетовом сумраке, натыкаясь на автомобили, занимающие самые невероятные положения в пространстве, пока не наткнулся на деформированный прямоугольник металлической двери, которая поддалась на мое усилие и отворилась удивительно легко. За ней находился круглый бетонный колодец и узкая лестница, сваренная из железных прутьев, по которой я быстро взобрался и откинул люк.

Глава 5

Шуршанием, шепотом, скрежетом, словно стихийное бедствие в мою голову ворвались тысячи звуков. Но со зрением все обстояло намного хуже. Из-за яркого солнечного света я ослеп. Глаза сильно слезились, и у меня не получалось разомкнуть веки.

Последние ступеньки лестницы я преодолел на ощупь. Когда же мне удалось выбраться на поверхность земли, остатки сил покинули меня, и, судорожно вдыхая жаркий воздух, я упал на горячий песок.

Постепенно окружавшие меня предметы стали проявляться все отчетливее. И вот я обнаружил себя в окружении маленьких деревец, искривленных, словно под действием гравитации от сверхмассивного тела.

— Где я?! — вырвался из моих уст изумленный выдох.

Что здесь произошло? Какая катастрофа? Сколько времени я находился там, в тоннеле? Эти и еще множество вопросов безостановочно вспыхивали в моей голове, словно разноцветные лампочки в новогодней гирлянде.

Озираясь, я поднялся на ноги и не смог обнаружить и намека на то, что где-то здесь поблизости находится шоссе. Очевидно, оно заросло этими нелепыми подобиями деревьев. Все выглядело так, как будто я находился не в Забайкалье, а в раскаленной тундре.

Изнемогая от жары, я побрел в ту сторону где, как предполагал, должна находиться трасса. Но, преодолев около сотни метров, к своему изумлению, так и не смог обнаружить даже склона к ней.

— Эй, внизу! — вдруг раздался надо мной чей-то трубный глас. — Тебе нужна помощь?

Солнечные лучи ослепили меня, и мне пришлось защититься от них с помощью козырька из приставленной ко лбу ладони.

И я увидел то, отчего мне захотелось скрыться в жерле аварийного люка: в нескольких метрах надо мной беззвучно зависла серебристая гигантская сигара, похожая на цеппелин начала двадцатого века. Но, блуждая в поисках шоссе, я потерял всякое представление о том, где находится люк, и мне ничего не оставалось, как застыть на месте.

Из его гладкого сверкающего на солнце бока ко мне молниеносно выдвинулась небольшая площадка с поручнем. Я отшатнулся от нее, но таинственный голос остановил меня:

— Встань на эту площадку, друг! И тогда ты сможешь подняться ко мне! — Это было сказано на странной англо-русской языковой смеси, но очень радушно.

Выполнив то, о чем просил меня голос, я взялся обеими руками за поручень, и площадка очень быстро понесла меня вверх.

Серебристый борт сигары стремительно увеличился передо мной, и я зажмурил глаза, но в следующее мгновение обнаружил себя в прохладной круглой комнате.

За моей спиной с легким жужжанием свернулась диафрагма, и быстрая смена яркого солнечного света на тень вновь ослепила меня.

— Как ты оказался посреди этой пустыни, друг? — послышался знакомый заботливый голос.

Светлые пятна перед глазами растворились, и я увидел перед собой странного человека.

Его огненно-рыжие волосы упрямыми завитками стремились наружу из-под серебристой форменной кепки с длинным козырьком, украшенной аббревиатурой «OK», а комбинезон, того же цвета, что и кепка, едва вмещал в себя его грушеобразное тело.

— Ну, пойдем в операторскую, что ли? — буркнул незнакомец. — Там нам будет удобнее с тобой разговаривать.

Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, он побрел впереди меня, а я, так и не проронив ни слова, поплелся за ним следом.

Войдя в просторное помещение, незнакомец сразу же плюхнулся в странное желеобразное кресло. Он не произнес ни слова, пока внимательно и не отрывая взгляда изучал меня. Все это время добродушная и глуповатая улыбка не покидала его лица.

— Ты, вообще-то, откуда? — наконец спросил он меня.

Я вновь отметил, что незнакомец говорит на странном диалекте, составленном из английских и русских слов. Однако не это вызвало у меня затруднение. Я не знал, что же ему ответить, поскольку наше определение «откуда я» во многом основывается на понимании «где я». У меня полностью отсутствовало представление о последнем, и я сказал:

— Не знаю…

— Но куда тебе?

— Не знаю…

— А как тебя зовут?

— Локи.

— Как-как?

— Ло-ки. — Я по слогам произнес свое прозвище.

— Какое красивое и необычное имя! — восхитился незнакомец. — А меня Гомер…

Видимо, он ассоциировал себя с животом, поскольку представляясь, похлопал по своей обширной брюшной жировой складке.

— Какой ты чумазый! — хихикнул Гомер, но потом, неожиданно перейдя на строгий командный голос, громко бросил в пространство: — Убрать грязь в операторской!

И в то же мгновение из разверзнувшейся в полу диафрагмы вылетело около десятка издающих деловитые пищащие звуки механизмов. Быстро просканировав операторскую на наличие загрязнений и не обнаружив их, они принялись очищать от грязи меня. Одни роботы, похожие на назойливых мух, протянув ко мне гибкие раструбы хоботков, жужжа, принялись втягивать в себя воздух вместе с пылью и сажей, покрывавших меня с макушки до подошв туфлей. Другие, обдавая облачками из микроскопических капель какой-то резко пахнущей жидкости, насухо протерли меня мягкими разноцветными губками. Видимо, посчитав задание выполненным, все они исчезли в той же диафрагме так же неожиданно, как и появились.

— Я вижу кровь на твоей башке, — с неподдельным участием в голосе сказал Гомер. — На, возьми…

Он протянул мне белую плоскую металлическую коробочку с узнаваемым красным крестом на ней. Но как я ни пытался, у меня не получалось открыть ее.

— Просто поднеси ее к ране, — затрясся от смеха Гомер. — Ты что, не знаешь, как пользоваться аптечкой первой помощи?

Я поступил, как он сказал. Из коробочки молниеносно выдвинулись похожие на лапки насекомого щупальца-манипуляторы. Им хватило нескольких мгновений, чтобы исследовать, удалить запекшуюся кровь, обколоть анестезией и запаять лазером рассечение на моем виске. В окончании процесса она приятным женским голосом на том же англо-русском диалекте отчиталась об успешном завершении операции.

Боль исчезла, словно ее и не было! Я растерянно ощупал правый висок, где несколькими секундами ранее находилась рана, но мне не удалось обнаружить там ничего, кроме гладкой кожи.

Видя мое изумление, Гомер вновь затрясся от смеха.

— Ты похож на героя шоу «Скрытая камера»! — хохотал он, тряся щеками, украшенными крупными, словно блюдца, веснушками. — Любишь это шоу?!

— Нет.

— Напрасно! — Он помрачнел. — Мы с Моной, Мона — это моя жена, не пропускаем ни одного его выпуска. Бывает очень и очень смешно!

Участливо улыбаясь, я молча переминался с ноги на ногу.

— Что же ты стоишь, Локи? — вдруг спохватился Гомер.

— Куда же мне сесть? — Я посмотрел по сторонам, но не обнаружил ничего даже отдаленно похожего на стул.

— Ты как с Луны свалился! — взорвался новым приступом смеха Гомер. Продолжая хихикать, он громко произнес в пространство: — Вывести кресло номер два!

В полу разверзлась очередная диафрагма, из нее передо мной выскочило нечто отдаленно напоминающее закрытый бутон тюльпана на серебристой ножке. Когда же он раскрылся, я обнаружил, что внутри его находится такое же, как и у Гомера, желеобразное кресло.

— Ну, садись же! — подбодрил меня он.

Я осторожно опустился в теплую мякоть. Кресло еле слышно зачавкало и, став там, где необходимо, тверже, а где-то оставаясь по-прежнему мягким, подстроилось под особенности моего тела и оказалось в высшей степени удобным.

— Итак, — с добродушной улыбкой наблюдая за мной, спросил Гомер, — как ты здесь оказался?

— Хотел бы я это объяснить самому себе, — это было первым, что пришло мне в голову, — но, видишь ли, я ничего не помню…

— Понятно. — Улыбка мгновенно исчезла с его лица. — Не хочешь говорить — не надо. В моей семье не принято задавать лишних вопросов. Все мои предки, мужики, как и я, были операторами контейнеровозов. И у нас никогда не было проблем, потому что мы никогда не совали свой нос не в свое дело. Скажу тебе лишь одно, парень, сегодня ты остался жив, и тебе очень сильно повезло…

Разве это являлось для меня новостью?

— …ведь если бы я не решил срезать дорогу, чтобы сэкономить немного топлива, ты бы запекся задолго до наступления ночи. Тебя спасла моя природная экономность! Я всегда говорил, что жизнь похожа на шоу «Скрытая камера»!

Он вновь зашелся в смехе.

Я не нашел в словах этого весельчака ничего смешного и молча наблюдал за колыханиями складки на его животе.

Словно утонув в раскатах своего хохота, Гомер резко прекратил смеяться. Пальцы его рук, будто наделенные собственным существованием, подобно перстам пианиста, ловко пробежались по множеству карманов на его комбинезоне, замерли над одним из них и извлекли из него небольшой предмет, похожий на спичечный коробок, который очень аккуратно Гомер вставил себе в висок.

— Поехали! — словно подводя черту под этим действом, воскликнул он.

Я удивленно смотрел на него. Оказалось, что под кожей в его правой височной области был вживлен вход для этого странного предмета.

— Этот модуль мильнтального…

— Ментального, — поправил его я.

— …мозгового управления контейнеровозом, — отвечая на мой недоуменный взгляд, продолжил Гомер. — Можно, конечно, перевести бортовой компьютер и на ручное управление, но делать это при помощи головы… — он постучал кулаком себе по лбу, — гораздо удобнее. Просто представляешь себе нужный маневр, модуль что-то делает там с сигналом и передает его куда-то там, а тот отдает приказ контейнеровозу. Все очень просто! А еще, при помощи этого модуля можно заниматься киберсексом, но для него нужна дополнительная насадка…

— Киберсексом?

— Да-да, киберсексом. Выходишь на специальный портал, вставляешь модуль в висок, надеваешь насадку себе… — соображая, как назвать ему место, для которого она предназначена, Гомер застенчиво замялся, — сюда, — он указал пухлым пальцем в область паха, — и можешь через Глобал заниматься киберсексом с любой женщиной, в каком из гиперполисов она бы ни находилась. Причем ты сможешь ощутить все ее особенности, как физические, типа сокращений ее влагалища при оргазме, так и психологические, ведь каждая женщина переживает его по-своему. У меня около пяти или шести киберлюбовниц в западном и восточном гиперполисах. И моя жена не обвиняет меня в измене. Очень удобно…

Гомер вновь зашелся в смехе, а мое воображение нарисовало довольно омерзительную картинку.

— Включить экран наблюдения! — неожиданно перестав смеяться, крикнул Гомер в пространство.

Перед нами вспыхнул большой монитор, похожий на лобовое стекло самолета. Операторская наполнилась ярким солнечным светом.

— Что-то слишком много света, — недовольно щурясь, произнес Гомер и, повысив голос до фальцета, вновь отдал команду пространству: — Затемнение на десять процентов!

Экран заметно потемнел.

— Совсем другое дело, — удовлетворенно буркнул Гомер. — Ну что, поехали?!

Перед ним материализовался эллипсовидный, излучающий синее сияние голограммный экран, по корпусу контейнеровоза пробежали едва ощутимые вибрации, послышалось равномерное гудение, и он, словно ракета, полетел над океаном искривленных деревьев.

Меня везли неизвестно куда, но и увозили неизвестно откуда. Из осторожности я решил не выказывать того, что абсолютно не понимаю, где нахожусь.

Я посмотрел на своего спасителя. Несомненно, этот тип как нельзя лучше подходил для выведывания у него нужной мне информации, не вызывая при этом подозрений. И мое заявление, что я якобы ничего не помню, должно мне в этом помочь. Впрочем, непохоже, чтобы этот толстяк безоговорочно поверил в потерю мной памяти. И мне ничего не оставалось, как начать издалека.

— А что ты везешь, Гомер?

— Самое важное — энергию. — Говоря это, он закинул ногу на ногу и принял горделивую позу. — Точнее, портативные термоядерные реакторы из западного гиперполиса, которыми наша компания «OK» вот уже двести лет снабжает весь восточный гиперполис…

Видимо, чтобы я мог лучше прочувствовать всю важность его миссии, Гомер выдержал многозначительную паузу, а затем продолжил:

— Вот уже двести лет вся моя семья по мужицкой линии, предки и я, работали, работают и будут работать на «OK». Работягам, которые трудятся в этой компании династиями, предоставляются различные льготы и прибавка к жалованию. И я этим очень доволен. Бескрайние лета ее основателю — бессмертному Юлиану, ведь все, что я имею: сытую жизнь, семью, жилье и неограниченный вход в Глобал, — это все благодаря ему! — Гомер от наплыва чувства благоговения поднял увлажненные глаза к потолку операторской.

Бессмертный Юлиан?! Основатель компании, которая существует двести лет, до сих пор ею руководит?! Что здесь происходит?!

— Ты, наверное, хотел сказать бессменный руководитель Юлиан? — поправил я его.

Я понимал, что мой вопрос звучит довольно нелепо, но в тот момент у меня не получилось сформулировать ничего лучше этого.

— Я хотел сказать, как уже сказал — бессмертный Юлиан! — ответил Гомер. — А почему это тебя так удивляет?

— Мне непонятно, что ты подразумевал под словом «бессмертный», — ответил я, — поскольку не верю, что какой-то человек может руководить компанией двести лет.

Гомер внимательно посмотрел на меня. Веснушки замерли на его щеках. Я понял, что он находится в крайнем затруднении.

— Ты-ы стра-анный, — растягивая слова, наконец выговорил он. — Нет — ты очень странный человек, Локи! Ты не знаешь того, что известно всем! Двести лет назад ученые открыли миру вакцину бессмертия, и на Земле появились бессмертные…

— Ты тоже бессмертный?

— Нет. — Веснушки вновь запрыгали на круглых щеках Гомера. — Бессмертными стали лишь те, кому это было по карману. Надо иметь целую галактику юнитов, чтобы стать бессмертным. Бессмертные не стареют, бессмертные не болеют, бессмертные не умирают, бессмертные — промысел всемогущего бога на земле. Но почему об этом ты ничего не знаешь?

— Кроме своего имени, я не помню ничего. — Говоря это, я смотрел в глаза Гомера в упор, и на моем лице не дернулся ни один мускул. Ложь вышла очень правдоподобной. Мой большой опыт в этом вновь не подвел меня. — Я же тебе уже говорил вначале. Помнишь?

— Видно, та рана на твоей башке от удара, и из-за этого у тебя пропала память. — Лицо Гомера накрыла тень вины. — Прости, что сразу тебе не поверил…

Я мысленно похвалил себя за сообразительность. Теперь мне можно спокойно, не вызывая лишних вопросов, выяснить у него самое главное — где я оказался, и тогда, возможно, смогу понять, что мне делать дальше.

На горизонте появились множество строений. Когда мы пролетали над ними, я увидел, что это были развалины брошенного города.

Вряд ли существует что-то печальнее вида пустынных домов. Здания с разбитыми окнами и провалившимися крышами давно стали прибежищем змей, а улицы, загроможденные хламом, были безлюдны. Чахлые растения уже отвоевали то, что когда-то принадлежало их предкам всецело.

— Что это был за город? — спросил я у Гомера.

— Хрен его знает. Названий этих городов никто уже не помнит. Все давно переселились в гиперполисы.

Город-призрак темным пятном скользнул под контейнеровоз и исчез, оставив тягостное чувство. Его мрачный вид молчаливо свидетельствовал о какой-то катастрофе, произошедшей здесь когда-то. Здесь когда-то… Но где и когда?

— Ну вот, — Гомер указал пухлым пальцем на голограммный экран, — мы достигли трассы, ведущей в восточный гиперполис. Теперь можно включить автопилот, и наш контейнеровоз сам принесет нас туда, куда нужно…

Уловив боковым зрением движение на экране наблюдения, я повернулся к нему. И мне открылось то, от чего у меня между лопаток завибрировали потоки ледяных молний: рассекая дрожащий от зноя воздух, образуя несколько рядов (как по горизонтали, так и по вертикали), в одном направлении с нами и навстречу нам летели множество аппаратов различных форм и размеров. Они были крохотными, средними, огромными, сферическими, треугольными, многоугольными, а иные обладали формой, трудно поддающейся описанию.

В самом фантастическом сне вряд ли возможно увидеть что-то подобное, однако все происходило со мной и наяву. Ощущая частую смену испарины и озноба, сквозь парящие перед моими глазами разноцветные круги я не отрываясь смотрел на развернувшееся передо мной ужасающее и одновременно захватывающее зрелище.

Итак, я в будущем! Там, в тоннеле, время передо мной расступилось. И как далеко меня унесло его течением, мне еще предстоит выяснить. Мир изменился до неузнаваемости. В нем появились вечно живущие люди, машины из наземных тихоходов превратились в подобие НЛО, и он стал очень и очень жарким.

С другой стороны, благодаря невероятному стечению обстоятельств отныне все мои прежние проблемы остались буквально в прошлом. Там, из-за своей вечной занятости, а также кочевого образа жизни, я так и не завел семью, мой единственный друг погиб, а значит, тот прежний мир стал для меня чужим. В нем я мало преуспел, а здесь я смогу наладить спокойную и безмятежную, а главное — обеспеченную жизнь.

— О-о! — воскликнул Гомер, кивая на экран наблюдения. — У кого-то случилась авария!

Он указал пальцем на гигантский, похожий на синего кита транспорт, зависший в воздухе в стороне от общего потока. Словно мухи у темного бока коровы, рядом с ним сновали крошечные одноместные модули.

— Накинулись, стервятники, — погрозил им кулаком Гомер. — Теперь драйверу этого грузового бота придется расстаться с целой ставкой юнитов. Ремонтники никогда не отпускают жертву, пока не выудят у нее все до последней крохи. Не повезло бедолаге! — Он сокрушенно покачал головой.

Юниты?! Он опять сказал юниты?! Похоже, он имел в виду деньги. Надо обязательно выяснить у него, так ли это!

Гомер вынул из виска блок ментального управления.

— Что же я сижу? — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Ты, наверное, почавкать хочешь?

В унисон его словам урчанием о своем присутствии заявил мой желудок. Я мог сказать, что не ел целую вечность, не боясь преувеличения.

Гомер отклеил свое тело от кресла и, переваливаясь, словно пингвин, с ноги на ногу, прошел ко мне за спину.

Я развернулся в кресле вокруг своей оси и обнаружил, что он замер у прозрачного сферического предмета с печатью затруднения на лице.

— Что ж тебе предложить? — Гомер наморщил лоб. — Здесь полторы тысячи блюд…

— Я полностью доверяю твоему вкусу…

— Отлично! Тогда я инсталлирую тебе и себе по бургеру и по порции картошки.

Сфера заполнилась туманом. Гомер запустил руки сквозь ее прозрачные стенки и выложил на подносы бургеры, конверты с поджаренным картофелем и поставил стаканчики с пенящейся газировкой.

— Обед готов! — объявил Гомер. И, едва не ткнув им мне в переносицу, предложил один из подносов.

— Как же в эту штуку влезает полторы тысячи блюд? — Я кивнул в сторону сферы.

— Никакая это не штука, а инсталлятор, — ответил он мне.

— Инсталлятор?

— Да-да, инсталлятор. Он превращает образцы на основе синтезированной ДНК в еду…

Лицо Гомера выражало неудовольствие. Ему приходилось отрываться от дразнящей его ноздри еды и объяснять мне то, что, по его мнению, должен знать каждый. Но чувство гостеприимства заставляло его терпеливо нести свой крест.

— И как же этот инсталлятор работает? Ты засунул в него руки сквозь его стенки?

— Ты знаешь, что ты чудак, Локи? — пробубнил Гомер. — У него нет стенок, потому что он голограмма. И я толком не в курсе, как он устроен, ведь я не какой-то там ученый, а оператор контейнеровоза. И мне не нужно этого знать. Я знаю главное — как нажать на нужную кнопку, чтобы получить бутерброд и картошку.

— Но получается, — не унимался я, — что мы сейчас едим искусственную пищу! Но она выглядит очень натурально…

— Ты чудак, Локи! Натуральную еду могут себе позволить лишь богачи. К ним я не отношусь. Я драйвер контейнеровоза и ем синтезированную жратву…

Его лицо выражало что-то вроде: «Ну как можно быть настолько тупым, чтобы задавать такие тупые вопросы?»

Я позволил ему закончить обед, прежде чем снова спросил:

— А юниты — это деньги?

— Видно, ты начинаешь кое-что вспоминать! — попался на мою уловку Гомер. — Юниты — это мировая валюта.

Я отлепился от кресла и, подойдя к лежащей на полу операторской сумке, сдернув накрывавшую ее куртку, открыл ему вид на ехидную усмешку президента Франклина.

— Тогда что это такое?

— Откуда это у тебя?! — Гомер едва не поперхнулся газировкой.

— Не помню…

— Столько старинных бумажных денег разом я никогда не видел! — воскликнул он. — Я как-то видел их в Глобале. Это старинные деньги называются довары… или как, мать их, там? Уже давно, лет триста, нет таких денег. Все расплачиваются вот этим…

Гомер продемонстрировал мне небольшой бугорок на внешней стороне правого запястья.

— Что это? — спросил я.

— Кеш-чип! Платежный чип, имплантированный мне в первую мою зарплату. Чтоб меня! — Он хлопнул ладонью себе по лбу. — У тебя должен быть такой же. Как я мог забыть? Сейчас мы быстро выясним, кто ты и откуда…

Мне пришлось показать ему запястья обеих рук.

— У тебя нет кеш-чипа?! — сосредоточенно изучая их, воскликнул Гомер. — Но это невозможно! Это значит, что либо ты никогда работал, либо ты апокалиптик! Один из тех придурков, которые вырезают кеш-чипы в знак протеста, мол, они не такие, как все. Пропагандируют всякое дерьмо. Гадят в головы всяким дурачкам, одним словом…

— Но что же мне теперь с этим делать? — перебил я его, указав пальцем на сумку.

— Не знаю! — покачал головой он. — Такие деньги давно не в ходу. Юниты давно заменили все!

Последние слова Гомера прозвучали для меня смертным приговором. В памяти короткими вспышками промелькнули сиротливо стоящие у дороги Гарри и Пак, бегство от китайцев, взрыв в тоннеле, сияющая в лучах солнца серебристая сигара…

Столько пережить, чтобы в конце испытать это?! Я ощутил сладковатый привкус крови из прокушенной губы.

Горький комок подкатил к центру горла. И здесь было от чего разрыдаться, но усилием воли мне удалось сдержать слезы.

— А это кто? — Гомер указал пальцем на портрет президента Франклина. — Бессмертный?

— Когда-то им был, — удрученно ответил я.

Солнце, преодолев пик полудня, уже начинало движение к подножию запада, когда на голограммном экране, парящем перед лицом Гомера, замигала красная точка.

— Мы приближаемся к восточному гиперполису! — торжественно объявил он.

Вначале возникнув черной нитью на горизонте, на нас стала стремительно надвигаться темная масса гигантских строений.

Гиперполис не приближался, а будто вырастал из темной, дышащей испарениями холмистой субстанции. Не было и намека на переход от малоэтажных пригородных построек к городу. Огромные, невероятно высокие здания, похожие на скалы горного хребта, загромоздили горизонт почти мгновенно. Они напоминали зубы, торчащие из нижней челюсти дракона. Словно это его зловонное дыхание, тучи свинцового смога, цепляясь за их острия, зависли над ними.

— Что это? — Я указал на странную субстанцию, дышащую испарениями, холмящуюся у основания этих зданий.

— Это, как говорят ученые, отходы человеческой жизнедеятельности, — брезгливо поморщился Гомер. — А я называю это человеческим дерьмом. Людей становится все больше, перерабатывать их отходы становится все дороже. Приходится вывозить его за гиперполис и сваливать там…

Пока мы летели над крышами высоток, похожих на острова правильных форм, покрывающих серое море смога, мы не произнесли ни слова.

— Скоро мой офис. — Гомер виновато посмотрел на меня. — Мне запрещено брать на борт пассажиров. Поэтому нам надо расставаться. Где бы ты хотел сойти?

Я пожал плечами:

— Мне все равно…

— Скоро будет удобная вершина одного мегаскреба. Ты мог бы сойти там…

Глава 6

Стоя на вершине, как его назвал Гомер, «мегаскреба», я смотрел вслед удаляющемуся контейнеровозу. Вскоре серебристая сигара превратилась в темную точку и через мгновение растворилась в гуще клубящегося смога.

Прежде чем высадить меня, мой новый друг вручил мне странный предмет, напоминающий плоскую таблетку.

— Если тебе понадобится моя помощь, коннектись с моим кибертоном по этому адресу, — сказал он мне на прощание. — Я бы мог скинуть его тебе на кеш-чип, но его у тебя нет, поэтому держи мою визитку.

Эта визитка выглядела очень странно, и я перевел недоуменный взгляд с нее на Гомера. Видя мое затруднение, он забрал у меня «таблетку» и сдавил ее между указательным и большим пальцем.

Под аккомпанемент оды «К радости» из нее возник его трехмерный голограммный образ, который металлическим голосом членораздельно продиктовал мне два десятка цифр и латинских букв.

— Вот как это работает! — подмигнул мне Гомер.

Желая хоть чем-то отплатить за его доброту, я подарил ему на память стодолларовую купюру. Взяв ее обеими руками, Гомер растрогался.

— Ты мне кажешься каким-то особенным. — Он вытер тыльной стороной руки, сжимавшей купюру, крупные слезы с дрожащих щек. — Как будто ты откуда-то с другой планеты. Надеюсь, память вернется к тебе и мы еще встретимся.

— Я действительно с другой планеты, — мрачно буркнул я в ответ так, чтобы он не мог меня расслышать, и, встав на площадку, берясь за поручень, сказал громче: — Прощай, Гомер!

Контейнеровоз растворился в смоге, и я огляделся.

Для меня, человека, недавно находившегося в другой эпохе, открывшийся вид показался чем-то немыслимым. Приблизительно его можно описать как безумную смесь из ада Данте и Мордора.

Вокруг, насколько хватало взгляда, громоздились мегаскребы правильных и странных зигзагообразных форм. Оттененная серым тоном их стен, в режиме нон-стоп яркими непродолжительными вспышками оживала голограммная реклама.

Рекламой вряд ли возможно удивить меня. Однако ее было так много, и она была настолько яркой, что свет от нее, отражаясь в свинцовых небесах, походил на всполохи вулканической магмы, текущей в тоскливых ущельях Мордора.

На фоне этих вспышек я различил черные нити монорельса, спиралями опоясавшие тела мегаскребов. По ним стремительно и беззвучно проносились небольшие, приплюснутые с боков вагончики.

Но пространство между мегаскребами полностью принадлежало ботам. Они сливались в многоуровневые потоки мерцающей субстанции, в движении которой улавливался строгий и хорошо отрегулированный порядок: верхний уровень двигался в одном направлении, а нижний — ему навстречу.

С неба сорвались крупные капли дождя. Влажный ветерок лизнул меня зябким холодком, а моя куртка все еще прикрывала дыру в сумке. Надевая ее, я встретился глазами с насмешливым взглядом президента Франклина. Теперь это хлам. Бесполезная ноша. Что мне оставалось со всем этим делать?

Наблюдая, как, кружась, словно опадающая с деревьев листва, стремятся к земле зеленые прямоугольники стодолларовых купюр, я подумал, что видел нечто похожее в каком-то давно забытом фильме. Помню лишь, что раньше такие сцены вызывали у меня только скуку, ибо я не верил, что кто-то способен так поступить с деньгами.

Но со мной все было иначе. Не сытая жизнь, рассыпавшись на бумажные осколки, растворялась в мокром воздухе в нескольких метрах ниже меня, а ее мираж. И с сожалением, которое грозило перерасти в отчаяние, я прощался с тем, что призрачной нитью все еще связывало меня с прошлым.

Похожее на вспышку рекламы, передо мной возникло окровавленное лицо Гарри. Он смотрел на меня широкими от боли зрачками, через похожие на разломленные сливы щели распухших век. Мгновение, и Гарри трансформировался в поникшую, темнеющую в отражении зеркала фигуру Пака.

Что это со мной? Похоже на укоры совести! Черт возьми, испытывал бы я ее угрызения, потягивая прохладную пина колада сидя в шезлонге, и созерцая рябь на поверхности океана, или для дальнейшего пребывания в летаргии ей хватило бы отговорки, что их смерть все же была не напрасной?

Дождь усилился, грозя перерасти в ливень. У меня не оставалось времени, чтобы все так же не спеша вскрывать каждую пачку и веером кидать купюры в насупленное небо, я перевернул сумку разорванным верхом вниз и, как только она стала невесомой, отправил ее следом за деньгами.

— Эй, приятель! — вдруг донесся ко мне чей-то резкий окрик. — Какого хрена ты здесь делаешь?!

И я увидел, что ко мне быстрым шагом приближается странная парочка в черной униформе.

Первый из них был тощ и высок, его гусиную шею венчала маленькая голова с нахлобученной на загнутые уши многоугольной фуражкой. Второй обладал приземистой и дородной фигурой, а также лишенной шеи, похожей на кочан капусты головой.

Они походили на сюрреалистический натюрморт белокочанной капусты и банана. Находясь в другом расположении духа, я, возможно, позубоскалил бы над их нелепым видом, но выражение лиц этой странной парочки не сулило мне ничего хорошего.

— Так какого хрена ты здесь делаешь? — хватая меня за правую руку, сквозь сиплый свист учащенного дыхания спросил у меня толстый.

— Дышу свежим воздухом, — усмехнулся я.

— Сутить исволите? — прошепелявил долговязый и впился длинными узловатыми пальцами в мое левое плечо.

— Система сообщила нам, — брызгая слюной, неожиданно перейдя на крик, продолжил толстый, — что ты, чертов апокалиптик, кидаешь листовки с крыши охраняемого нами хаба! Это так?! Отвечай, дерьмо собачье!!!

Меня передернуло от оскорбления. Но я был не в том положении, чтобы бросаться в драку. Иногда подобное приходится терпеть.

— Никакой я не акапалиптик, — сглатывая горькую слюну, ответил я. — Я кидал не листовки, а…

И осекся. Как же мне объяснить этим болванам, что именно я кидал с крыши?

— Сто ты расговариваес с ним? — глубже погружая пальцы в мое плечо, возмутился долговязый. — Давай просто выкинем его на улицу к чертям, как всегда поступаем с такими подосрительными типами!

— Именно так мы с ним и поступим! — откликнулся толстяк. — Выкинем его отсюда ко всем чертям собачьим! Мы всегда хорошо выполняем свою работу! За что нас и ценят!

Они схватили меня под руки и принялись куда-то тащить, но это было сделано слишком грубо, и я попытался вырваться.

— Не дури, парень! — одернул меня толстый.

Свободной рукой он отстегнул от пояса черный предмет, похожий на ручку теннисной ракетки. С тихим щелчком из нее выдвинулась длинная прозрачная трубка.

— Если я ударю тебя этим по голове, — сквозь редкие зубы прошипел он, — то мы все равно выкинем тебя отсюда, но при этом ты будешь без сознания, зато со штанами, полными дерьма!

— Именно так! — поддакнул ему долговязый. — Со станами, полными дерьма!

Словно в подтверждение их слов трубка полыхнула синеватым отсветом и зажужжала от переполнявшей ее энергии.

Достаточно было взглянуть на их перекошенные злобой карикатурные лица, чтобы понять, что они только и ждут от меня малейшего сопротивления и не задумываясь, но даже с удовольствием воплотят свои угрозы. Я смирился и позволил этим двум стражникам преисподней вести меня туда, куда им заблагорассудится.

Мы остановились у обозначенного былым цветом и освещенного желто-красными проблесковыми маячками круга. Под аккомпанемент гонга из развернувшейся диафрагмы перед нами выскочила цилиндрическая кабина лифта.

Как только ее двери разошлись, охранники втолкнули меня внутрь кабины и зашли следом.

— Хаб. Нулевой уровень! — отдал команду толстяк, и лифт беззвучно помчал нас вниз.

Мне было очень неуютно в компании этой парочки. Однако больше всего мне досаждали их упертые в меня взгляды. В полной тишине они плотоядно пялились на меня и не отводили глаз до тех пор, пока гонг не прозвучал вновь и двери лифта не разошлись.

На площадке, в ярком белом сиянии стояла прекрасная голубоглазая женщина в лазурном облегающем платье. Она походила на существо небесного происхождения. Время замерло, и на секунду я забыл все то, что было до этого.

— Не возражаете, джентльмены, — грудным бархатным голосом спросила женщина, — если я опущусь с вами на пару уровней ниже?

Охранники, ослепленные ее сиянием, потеряли дар речи. И хотя моего ответа никто не ожидал, но даже под угрозами получить той дубинкой по голове я не смог бы произнести и слова.

Расценив наше молчание как знак безусловного согласия, мерно покачивая бедрами, женщина вплыла в узкое пространство лифта. Я ощутил пьянящий аромат ее духов, и воздух наполнился энергетикой тропических джунглей.

Я не помню, на каком этаже вновь прозвенел гонг, но когда женщина вышла, я ощутил нечто странное, словно она символизировала для меня ту жизнь, которой я так страстно добивался и которая, увы, все же прошла мимо меня.

Из лифта и невеселых размышлений, синхронно подхватив под руки, меня вывели охранники, которые воодушевленно подтащили к выходу из здания. Большие, похожие на ворота двери бесшумно расступились, и я оказался на площадке со ступеньками, ведущими на улицу, где бушевал тропический ливень.

— Проваливай! — сказал толстяк. — И не смей больше попадаться нам на глаза!

Охранники отпустили меня и, словно по команде, одновременно повернулись ко мне спинами.

— Вам никогда не говорили, — ехидно сказал я им вслед, — что вы похожи на парочку уродливых клоунов?

Они медленно развернулись ко мне, и, к моему удивлению, выражение их лиц не было злобным. Ехидная усмешка застыла на губах обоих.

— Каждый раз говорят! — воскликнул толстяк. — И каждый раз мы поступаем с ними вот так!

Долговязый согнул длиннющую ногу и толкнул ей меня в живот.

Потеряв равновесие, я попытался восстановить его, отступив назад. Но за мной были только воздух да крутые ступеньки, по которым я скатился вниз и не переломал себе костей благодаря глубокой луже, смягчившей падение моего тела. Рядом со мной, с громким шлепком, в грязь упала пустая сумка.

— Ну и кто теперь уродливый клоун?! — донесся ко мне торжествующий крик толстяка.

Небо расхохоталось надо мной гулкими раскатами грома.

Я лежал в луже и одновременно в центре враждебного мира и не мог найти ни одной причины для того, чтобы из нее подняться. У меня не было ни денег, ни ночлега, ни малейшего представления о том, что мне делать дальше.

Прошло пять секунд, или несколько минут, или несколько часов, и вдруг…

— Поздравляю, приятель, ты упал в лужу от дождя, которого не было сто лет, — услышал я чей-то тихий голос, идущий сверху. — Но тебе нужно идти дальше…

И я увидел склонившегося надо мной, закутанного в дождевик высокого старика. Его длинная седая борода под напором дождя прилипла к его впалой груди, а волосы, словно серебряные водоросли, свисая поперек его лица, едва не касались меня.

На носу старика балансировали очки с большими круглыми окулярами. Ручейки воды рисовали на их стеклах узоры, но я все же смог разглядеть его глаза, смотревшие на меня с неведомым доселе покоем. В них была сама жизнь, но не бурная и преходящая, а потаенная, словно пришедшая из глубин космоса.

— Кто ты? — поднимаясь, спросил я у него.

— В том-то и дело, — пожал плечами тот, — что знаю я многое, но этого не знаю…

Он развернулся и сбивчивой походкой побрел прочь. Я стоял неподвижно и смотрел ему вслед, не зная, как мне поступить. Небо неожиданно сжалилось надо мной. Ливень прекратился, и пространство вокруг меня стало быстро заполняться густыми испарениями.

— Что же ты стоишь? — вдруг остановившись, спросил старик. — Пойдем…

— И куда же?

— Туда, где ты сможешь обсохнуть. По-моему, сейчас этого вполне достаточно…

Я хотел спросить у него о чем-то, но передумал и покорно побрел следом за ним.

Мой странный проводник часто сворачивал из одного переулка в другой. И чем дальше мы уходили от того места, где он нашел меня, тем становилось грязнее. Воздух пронзил смрад гниения, и вскоре я понял, что нахожусь на территории мусороперерабатывающего комбината.

Горы из отходов, облюбованные пребывавшими на вершине блаженства упитанными крысами, громоздились даже у ближайших мегаскребов. Юркие грызуны продолжали копошиться в них, даже когда мы проходили рядом, и только самые любопытные из них поднимали к нам заостренные лоснящиеся мордочки.

Киборги-уборщики, поскрипывая узлами-суставами, сновали тут и там. Но мусора вокруг было столько, что их деловитая активность не приносила видимого результата.

Иногда нам встречались управляющие роботами люди в шипастых респираторах на лицах. Их пустые взгляды не выражали ничего, кроме безразличия.

Из-за переизбытка углекислоты смрадный воздух проникал в мои легкие опасливо, словно вор в чужое жилище, и вскоре я почувствовал усталость.

«Куда ведет меня этот старик? — подумал я, переставляя ноги. — Если все будет продолжаться так и дальше, я вскоре увижу врата ада».

— Уже близко, — не оборачиваясь, сказал мне он. — Потерпи еще немного…

Удивленный его проницательностью, я нашел в себе силы еще на несколько десятков шагов, и вот мы остановились у небольшой двери, ведущей в подвал мегаскреба.

Старик толкнул ее костлявой рукой. Перед нами открылся темный, низкий и узкий проход, ведущий вниз. Прежде чем вступить в его мрак, ему пришлось согнуться вдвое, и я последовал за ним.

Рискуя удариться головой о выступ, ориентируясь на шумное дыхание старика, я брел в темноте, подняв перед собою руку. Вскоре непроницаемая темнота сменилась полутьмой, и мы оказались в комнате, в которой единственным источником света служило небольшое сквозное оконце под потолком, следы копоти вокруг него говорили о том, что оно использовалось и в качестве дымохода.

Подтверждая это, под ним стояла мятая ржавая бочка с прогоревшей решеткой. Из нее едва уловимой струйкой сочился сизый дымок… Видимо, она служила здесь печью, при помощи которой старик обогревал каморку и готовил себе еду.

Сняв дождевик и повесив его на выступ стены, старик кинул в бочку несколько пригоршней мусора из заготовленной рядом с ней кучи. Встав на колени, через дыру в ее основании он раздул тлеющую золу и закашлялся. Пока огонь неспешно разгорался, мы не произнесли ни слова. Но когда пламя набралось сил и в каморке стало светлее, я решил начать разговор первым:

— Как звать тебя, отец?

— Кто знает меня, зовет Простак. — Он приложил ладони к теплому боку бочки. — Хотя, по правде говоря, меня никто не знает…

В свете огненных всполохов я разглядел лежащий рядом с бочкой толстый прямоугольный лист пластика, накрытый одеялом с пестрыми заплатами и, видимо, служащий старику постелью.

— На что же ты живешь? — Я обвел взглядом его жилище. — Судя по этой комнате, ты должен голодать…

— С тех пор как меня перестали пускать в реформистскую церковь на шестой улице, где раньше я обедал, отец небесный питает…

— Почему же тебя больше не пускают туда? — спросил я.

— Да лезет в башку ерунда всякая. Видения…

— Видения?

— Чтоб им пусто было, — грустно улыбнулся Простак. В стеклах его очков отразились красно-желтые языки пламени.

Я заметил, что очки держатся на его голове благодаря затерявшейся среди волос тонкой, связанной узлами засаленной бечевке. Во мне шевельнулась жалость к этому человеку. Он показался мне очень знакомым: обычным использованным жизнью и выброшенным на ее задворки стариком. Таких людей и в моем мире было немало.

— Ты слышал легенду о Прометее? — помолчав, спросил у меня Простак.

— Да, в детстве. Так звали титана, который принес людям огонь…

— И за это разгневанный Зевс, — Простак сел на лист пластика и жестом предложил мне последовать его примеру, — приказал Гефесту приковать Прометея к скале. Каждый день к нему прилетал орел и выклевывал у Прометея печень, но за ночь она восстанавливалась, и его мучения повторялись снова и снова до тех пор, пока не пришел Геракл и не освободил его…

— К чему ты клонишь, отец?

— Мало того, — продолжал он, — что из этой легенды следует вывод о том, что древние греки знали о регенерации клеток печени, хотя у них не было для этого сложных медицинских устройств. Но суть не в этом, а в том, что мне открылось в одном из моих видений… — Старик понизил голос до шепота. — В этой легенде древние греки предсказывали пришествие Иисуса Христа. И мне стало это абсолютно ясно, словно я всегда знал это, а потом забыл. Огонь — истина, которая согреет и накормит всех! Распятый Иисус на Голгофе — это прикованный к скале Прометей, а клюющий его печень орел — копье легионера Лонгина, проткнувшее печень Иисуса!

Не смея прервать этот удивительный рассказ, я, садясь рядом с ним, промолчал, а Простак, захваченный воспоминаниями, продолжил:

— Когда я это осознал, перед моими глазами, словно рожденные из дыма, — он указал на дым, сочившийся из бочки, — ожили образы из Евангелия и легенды о Прометее. Они переплелись и стали неразделимы. Я увидел прикованного к скале Иисуса, из-под его тернового венца сочилось красное вино, и черного орла, сидящего на римском штандарте…

Простак поднялся на ноги и, сложив руки так, будто нес этот штандарт, прошествовал по коморке.

— Мне показалось, что все длилось пару мгновений, — опускаясь рядом со мной, тихим голосом продолжил он, — но когда я пришел в себя, понял, что нахожусь в незнакомом месте. Сколько времени я был в беспамятстве и что все это время я делал, не знаю. Но я к этому уже привык, со мною частенько такое бывает…

— Простак, тебя из-за этого больше не пускают в церковь?

— Да. Я был настолько глуп, что все рассказал нашему настоятелю. Откуда мне было знать, что он из-за этого на меня так рассердится? Он назвал меня еретиком и не велел больше появляться в церкви, дабы я не сбивал его паству с пути истинного…

— И что было потом?

— Потом? Потом я пришел сюда. Лег на этот топчан. — Он похлопал рукой по куску пластика, на котором мы сидели. — И пролежал так дней пять. За это время в моем желудке побывало лишь несколько глотков дождевой воды, которую я собираю в контейнер за окном. Я думал, что так и умру от голода. Но мне не было страшно. Я давно смирился со смертью. Не прошло и дня, чтобы я о ней не думал. Мало ли людей умерло от голода? Чем я лучше их?

Простак пошевелил палкой золу в бочке и, когда огонь вспыхнул с новой силой, продолжил:

— Когда я ослаб настолько, что уже не мог встать, чтобы справить малую нужду, меня захватило новое видение. Оно показалось мне быстрым, похожим на разряд молнии. И в нем мне открылось, что наша жизнь, со всеми ее трудностями и бедами, — шлифовальный круг, а наша душа — алмаз в руках творящего начала. И на этом круге оно шлифует наши души, выводя на них новые грани, совершенствуя их. Помню, я подумал тогда, что, возможно, чтобы мой алмаз стал совершенным, нужна последняя грань и она выводится прямо сейчас?

Простак бросил в бочку еще несколько пригоршней мусора. Огонь усилился, и предо мной из красно-коричневой мглы проступил неясный человеческий образ, чьи очертания были размыты тенью. Отчетливо были видны только его длинные, как у скрипача, пальцы рук, нежно прижимавшие алмаз к шлифовальному кругу, который извергал во вселенскую тьму искры, похожие на звезды.

И вдруг меня пронзила догадка! А что, если старик, оживив видение в своей памяти, смог спроецировать его в мой разум? Ведь этот образ, словно придя извне, возник спонтанно и не принадлежал моему воображению! Так кто же ты такой, Простак?!

— Но умереть мне не дал кот, — донесся ко мне его голос. — Вначале, я подумал, что он предсмертная галлюцинация. Ко мне подошел кот и внимательно посмотрел мне в глаза. Я лежал на боку, не шевелясь и не отрывая взгляда от него. А он, совершенно меня не боясь, обнюхал мое лицо, а затем исчез…

Простак прервался и кивнул, указывая мне на что-то, что находилось за моей спиной. Я обернулся и с удивлением обнаружил большого серого в тонкую белую полоску кота, лежащего вблизи меня на подогнутых лапках.

— Я очнулся от прикосновения чего-то влажного и холодного к моей щеке, — продолжил Простак. — И, открыв глаза, увидел подле себя этого кота, только в этот раз он принес с собой большую дохлую крысу. Но, видя, что я не проявляю к его дару никакого интереса, вскоре исчез, а я снова впал в забытье…

Он поднял кота с пола и, поглаживая его по густой шерстке рукой, похожей на сухую ветку, положил его себе на колени.

— Он пришел, когда проем окошка еще не потемнел полностью, и принес мне большую сырную лепешку. Где он ее взял, какое это имело значение, ведь я умирал от голода? У меня уже не было сил, чтобы сесть, и мне пришлось съесть ее лежа, а он отужинал рядом со мной своей крысой. С тех пор не реже чем раз в день он приносит мне еду, поддерживая тем самым мое существование…

— И как ты его назвал? — спросил я, почесав кота за ушком.

— Кого? — недоуменно переспросил Простак.

— Кота.

— У него уже есть название…

— И какое же?

— Кот…

— Я имел в виду его имя, — рассмеялся я.

— Люди всегда и всему хотят дать название, — не понимая, почему я смеюсь, хмуро пробурчал Простак. — Этот кот — мой спаситель. Он не дал мне умереть и по сей день кормит меня. Это настоящее чудо. Не те шоу, которых так ждет молящаяся паства в церквях, а чудо тихое, касающееся только нас с котом. Зачем ему имя? Я и так знаю, кто он.

— А где твои родные, Простак?

— Сколько себя помню, их у меня никогда не было.

— Ты, как и я, сирота?

— Не знаю. Я помню себя лет с тридцати. В одно мгновение я очнулся на одной из улиц, абсолютно не помня, что было со мной до этого. Будь я кому-то нужен или если бы меня кто-то любил, то непременно бы разыскал меня за это время. И мне не хочется, чтобы память возвращалась ко мне. Кто его знает, кем или чем я был раньше. Иногда не знать этого — благо.

За оконцем стемнело.

— Пора ложиться спать, — посмотрев на него, сказал Простак и, откинув заплатанное одеяло, лег на край топчана.

— Чего же ты ждешь? — подбодрил он меня. — Ложись, под одним одеялом вдвоем нам будет теплее. Ночи здесь довольно холодные.

Сняв обувь и куртку, я устроился с ним рядом и сквозь ткань своей рубашки, спиной, ощутил движение острых лопаток старика.

— Расскажи мне о бессмертных, Простак.

— Да не о чем рассказывать-то…

Его ответ очень меня удивил.

— Как это? Один человек мне рассказывал о людях, живущих вечно.

— Не знаю, поймешь ли ты? — помолчав, сказал Простак. — Но их нет…

Разумеется, ничего не поняв, я решил больше ни о чем его не спрашивать. И спустя какое-то время услышал, как он ровно дышит во сне.

Вскоре я ощутил, как надвигающаяся сонливость стала спутывать мои мысли, и, прежде чем провалиться в забытье, все еще бодрствующей частью сознания на мгновение уловил шлифовальный круг, исторгающий в темное пространство искры, похожие на звезды.

Глава 7

Мое пробуждение было очень и очень странным. Я не открыл глаза, как только проснулся, поэтому мой сон не рассеялся сразу и в нем, словно в зеркале, отразилось лицо человека.

Его губы разомкнулись, и до меня донесся зов, похожий на шелест листьев под порывом ветра:

— Прошедшшший…

Это слишком походило на реальность! Я вскочил на ноги. Таинственное лицо, задрожав, растворилось во мраке.

Вслушиваясь в тишину сквозь резонирующую в барабанных перепонках дробь сердцебиения, я, словно загнанный в ловушку зверь, озирался по сторонам.

Спасаясь от проникающих через закопченное оконце редких лучей дневного света, тени прятались по углам каморки. Но среди них никого не было.

Тишина, разбавленная звонкими вкраплениями далекой капели, была почти неподвижной. Приняв это видение за проделки воображения, я облегченно выдохнул.

Пока я спал, Простак ушел куда-то. Его также можно было принять за проделки моего воображения, однако рядом с топчаном на белоснежном куске материи лежала круглая лепешка, а на выступе стены висела моя очищенная от грязи куртка.

И пускай лепешка была румяной и от нее исходил дразнящий ноздри аромат, а мой желудок давно пребывал в разлуке с пищей, я решил ее не трогать. Забрать последнюю еду у нищего старика я не мог. И если я голоден, тогда мне нужно самому о себе позаботиться.

С этими мыслями, накинув куртку на плечи и ощупью пройдя по темному подвалу, я вышел на улицу.

Не обнаружив Простака и там, я подумал, что, к сожалению, мне придется уйти, не попрощавшись с ним. А впрочем, уместны ли здесь подобные проявления вежливости? Блуждая по своим мирам, старик, скорее всего, уже и не помнит обо мне. Я же должен идти дальше. Куда? Непростой вопрос. Но этому человеку и так слишком нелегко поддерживать свое существование. Он все еще жив благодаря необычайно умному коту. Я не мог злоупотреблять его гостеприимством.

Осмотревшись по сторонам, я решил двигаться в направлении мегаскреба, откуда вчера меня выкинули охранники. Та лужа являлась для меня нулевой отметкой. Началом отсчета моих первых шагов в этом негостеприимном мире. В конце концов, куда мне еще следовало идти, ведь в первую очередь я должен позаботиться о еде? Для этого мне необходимо найти какую-нибудь работу, пускай она и будет оплачиваться лишь тарелкой каши. Для начала сойдет и это. Как мне представлялось, в респектабельном районе достичь этой цели мне будет проще, чем среди мусорных куч.

Глотая перенасыщенный углекислотой воздух, с трудом преодолев несколько километров зловонного пространства, я обнаружил, что иду по гладкой поверхности, которую, применив воображение, можно было назвать асфальтированным тротуаром.

Покрытие этой пешеходной дорожки по своей структуре напоминало укатанную стеклянную крошку. И поскольку она давно не ремонтировалась, в ее паутинообразных трещинах тут и там уже торжествовала зеленая травка.

Почувствовав усталость, я стал подыскивать место для отдыха. К счастью, мне удалось разглядеть поблизости удобный выступ в тени мегаскреба. Обогнув небольшую кучу хлама, я опустился на него с выдохом удовлетворения.

Вдруг куча хлама подала признаки жизни и зашевелилась. Она вытянула ко мне бледную, с синеватыми пятнами руку и попыталась схватить меня за лодыжку. Но в последний миг, чуть не закричав от ужаса, я успел отскочить в сторону.

— Что ты здесссь делаешшшшь? — спросила у меня куча голосом, похожим на шипение змеи.

Не в силах вымолвить ни слова, я следил за ее рукой, готовый к бегству.

Куча хлама вновь пришла в движение. Из ее глубин выдвинулась обмотанная грязным тряпьем голова, чьи черные зрачки глаз, похожие на два бесконечных тоннеля, гипнотизирующим взглядом уставились на меня из центра бескровных белков.

— Что ты зде-есссь делае-ешшшшь? — разомкнув тонкие синие губы, вновь спросило у меня существо, похожее на сюрреалистическую черепаху. — Ведь тебя зде-есссь нет! Нет! Не-ет!!

Повязка соскользнула с головы существа, и мне открылась изогнувшаяся от темени к правому виску под бледной кожей его черепа, похожая на змейку фиолетовая вена.

Меня передернуло от отвращения, и, судорожно глотая смрадный воздух, я предпочел убежать.

— А теперь дай мне пожрать! Пожра-а-ать!!! — раздался у меня за спиной дикий крик существа.

Кто это был? Что мне пыталось сказать это чудовище, в котором угадывалось человеческое начало? Электрические разряды еще пробегали между моих лопаток, когда я вышел на заполненную людьми улицу.

Царство блаженных и монстров, запустения и отходов таилось в нескольких метрах от них, но его не существовало для этих облаченных в яркие одежды человеческих особей, снующих в узком пространстве, зажатом между похожими на отвесные скалы зданиями. Они шли, проезжали мимо меня в похожих на ампулы прозрачных модулях, скользили по змеевидным эстакадам, опутавшим нижние уровни мегаскребов.

Грань гендерного различия между ними была стерта, ведь все они носили одинаковые, различающиеся только цветовой гаммой комбинезоны и одинаково яркую, подчеркнуто неровно нанесенную косметику на лицах.

Они шли, ехали, скользили в полной тишине, уставившись в парящие перед их лицами голограммные экраны, на которых безостановочно вспыхивали яркие картинки, или вглядывались в голограммные витрины секс-портов, где их вниманию предлагались кибернетические репродуктивные копии человеческих тел, способные, как объявлялось, «скрасить их одиночество».

Я не услышал ни разговоров, ни смеха, обычных для людей, гуляющих по городским улицам, словно могущественный чародей наложил на их уста печать молчания. И если они и раскрывали рот, то лишь затем, чтобы отправить в образовавшуюся пустоту порцию еды.

Однако чистая улица — лучше мусорных куч и прячущихся в них монстров. Сделав шаг и растворяясь среди них, я ощутил себя окруженным механическими манекенами, скрыть холодность лиц коих яркая косметика была не в силах.

Помню, я подумал тогда: «А что, если я все же погиб там, в тоннеле, и попал в преисподнюю? В конце концов, откуда мне знать, как она выглядит, возможно, она есть мир, подобный бездонному ущелью и населенному механизмами, которым старательно придали человеческий вид?»

И небо, словно отражая мои мысли, было мрачнее холодного ада. Из-за смога мне оно казалось свинцово-коричневым потолком, по которому черной мошкарой безостановочно сновали бесчисленные боты.

Почувствовав прикосновение к локтю, я вздрогнул. Но, увидев перед собой похожую на подростка девушку, успокоился.

Внешне она сильно отличалась от окружающих нас людей. На ее лице не было косметики, и одета она была не в комбинезон, а в серый поношенный плащ с накинутым на голову глубоким капюшоном, из-под которого выбивались несколько русых косичек, похожих на тонких змеек. Незнакомка обладала живыми и умными глазами, однако ее привлекательность ограничивалась этим.

Наверное, я слишком пристально разглядывал ее лицо и она смогла догадаться о моих мыслях. Строго посмотрев мне в глаза, девушка резким движением сунула мне в руки какую-то листовку.

«ТЫ — РАБ!» — прочитал я на состоящем из гибкой пластичной структуры листе два слова, напечатанные крупным шрифтом. Ниже находился код, похожий на адрес сайта. Я хотел спросить у нее, что это значит, но ее не оказалось рядом, она словно растворилась в воздухе.

— Что здесь происходит? — пробормотал я и побрел дальше, часто оглядываясь в надежде разглядеть ее среди толпы.

На нижних уровнях гиперполиса сумерки наступали быстрее обычного. В стенах зданий один за другим распахивались лючки. Из них выплывали похожие на футбольные мячи разноцветные сферы. Они зависали над тротуаром и вспыхивали, заливая улицу радужным светом. Вместе с этим мне приходилось подводить неутешительный итог: я так и не смог найти работу, а также место для ночлега.

Впрочем, у меня не было ни малейшей возможности для этого. Все магазины, рестораны или развлекательные заведения оказались полностью роботизированными. Я несколько раз пытался обратиться с просьбой о помощи к прохожим, но, прежде смерив меня холодным взглядом, они неизменно обходили меня стороной.

Сырная лепешка теперь казалась мне блюдом из рациона гурмана, а каморка Простака — оазисом тепла и уюта. Но сейчас я не мог, если бы даже этого очень захотел, разыскать ее.

— Эй, парень! — донесся до меня чей-то окрик.

Я обернулся и увидел в нескольких шагах от себя странного человека. Он был приземист и толст, а его голову с длинными, зачесанными назад темными курчавыми волосами опоясывала черно-белая повязка.

Однако не из-за этих весьма тривиальных элементов внешности он показался мне странным. А из-за его глаз. Точнее, правого из них: из затянутой тонкой рябой кожей глазницы меня держала под прицелом похожая на короткий сигаретный мундштук маленькая видеокамера.

— Ты выглядишь уставшим, — приблизившись ко мне, сказал он, явив странное сочетание холодного матового блеска камеры и карего цвета здорового глаза.

— И что из того? — горько усмехнулся я.

— Значит, Макки тот, кто тебе нужен! — воскликнул он. — Я могу тебе дать то, что избавит тебя от усталости, если ты устал! Накормит тебя, если ты голоден! Вдохнет в тебя надежду, если ты отчаялся!

«Наверное, торговый агент», — подумал я, однако спросил:

— И что же это?

Макки (очевидно, под этим именем он имел в виду себя), казалось, ждал от меня подобного вопроса.

— Звездная пыль! — возвестил он, извлекая из кармана грязно-коричневых штанов небольшую пробирку с полупрозрачными кристаллами внутри.

— Что это? — не отводя взгляда смотря на пробирку, спросил я.

— Какая разница, как это называть?! — воскликнул Макки. — Это твой билет в другую реальность! Дверь в мир, где ты станешь богом! Причем в первый раз ты отправишься туда абсолютно бесплатно! Андестенд, мля?!

И что-то внутри меня уже поддалось напору Макки, ведь я был голоден, очень устал и был на грани отчаяния.

«Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!» — вопил мой рассудок, но рука уже дернулась, чтобы взять ее…

— Жертвенные овцы! — раздался над нами чей-то хриплый крик.

Подняв голову, я увидел, что примерно в двадцати метрах надо мной, на выступе, опоясывающем конический мегаскреб, стоит мужчина в длиннополом плаще.

Ветер грозил скинуть безумца вниз. Однако тот, держа у покрытого курчавой бородой лица приспособление, служащее ему мегафоном, абсолютно не боялся этого.

— Вот дерьмо! — с досадой воскликнул Макки. — Один из этих долбаных апокалиптиков! Сейчас здесь будет полно копов! Ну, если что, ты знаешь, где найти Макки!

Едва его дородная фигура скрылась в быстро сгущающейся толпе зевак, во мне возникло чувство, что я только что чуть не совершил большую глупость. Но от этих мыслей меня отвлек очередной крик безумца.

— Жертвенные овцы! — освещенный ярко-белым светом зависших вокруг него патрульных ботов, вновь прокричал он толпе. — Бессмертные принесут вас в жертву, они избавятся от вас как от вещи, переставшей быть нужной!

И хотя все происходило в реальности, однако стоящего у края пропасти человека в длиннополом плаще, освещенного полицейскими ботами (словно он находится в излучении театральной рампы), можно было принять за постановку безумного спектакля. Безумного настолько, что казалось, даже ветер, став одним из зрителей, вдруг затих.

Люди вокруг меня уже не походили на механические манекены. На их, словно сошедших с полотен Пикассо, разукрашенных ломаными линиями, поднятых вверх лицах эмоциональное напряжение достигло апогея. И будто по невидимой электрической цепи оно передалось мне. Я почувствовал, как взмокли мои ладони.

— Немедленно покиньте парапет! — раздался бесстрастный металлический голос. — Вы нарушаете указ правительства номер сто тринадцать параграф пятый…

— Вот вам указ правительства! — плюнул в сторону полицейских ботов человек в плаще. — Люди! — вновь обратился он к толпе. — Вы находитесь в тюрьме, где двери, засовы и решетки невидимы! Выплюньте синтезированные бутерброды, оторвите свои взоры от бесконечных трансляций курсов акций, перестаньте лелеять несбыточную мечту стать одним из бессмертных и обретите свободу, ибо рабство хуже смерти, ведь смерть может нести освобождение.

Человек в плаще замолчал и склонился над пропастью. Прижимая к груди истрепанную ветром, похожую на темную тряпку бороду, он как будто пребывал в нерешительности. Несколько секунд он смотрел вниз, затем совершил глубокий вдох, словно перед прыжком в воду.

— Сейчас прыгнет, — сказал я, кому — неизвестно.

И в этот миг он оттолкнулся от стены.

Секунды, отделявшие самоубийцу от падения на тротуар, растянулись для меня в замедленный повтор эпизода из спортивной трансляции. И я успел заметить, что, еще находясь в воздухе, он широко раскинул руки, будто был распят на кресте или хотел обнять скопившихся под ним людей.

Истошный женский крик скрыл от меня звук падения его тела. Когда я пробился сквозь толпу, то увидел, что в луже темно-алой крови лежит что-то бесформенное, завернутое в длиннополый плащ.

О чем кричал этот безумец? Что может оправдать этот отчаянный поступок?

Я обвел взглядом столпившихся вокруг людей и вновь ощутил, что с ними было что-то не так. От них, словно при смертельной болезни, исходила обреченность, их объединяло нечто бесформенное и удручающее, похожее на труп, лежащий перед ними на тротуаре, и различил среди зевак девушку, сунувшую недавно мне в руки листовку.

Капюшон ее плаща был сейчас опущен, и косички, похожие на множество змеек, рассыпались у нее по плечам. Девушка склонила голову к сложенным у сердца в молитвенном жесте ладоням; по ее припухлым щекам медленно скатывались крупные слезы.

Она знала этого самоубийцу! Мою догадку подтверждала та листовка, схожая по смыслу со словами, что кричал он толпе. Между ними была четкая связь. Внутренний голос прошептал мне, что я должен обязательно расспросить ее об этом и попробовать завязать с ней знакомство, и, возможно, она сможет мне чем-то помочь. Я часто доверялся своей интуиции и ни разу не пожалел об этом. С чего начать с ней разговор, я не знал. В таких случаях лучше положиться на импровизацию.

— Представление окончено! Расступиться! — раздался чей-то требовательный голос и, растолкав зевак, над трупом склонились двое полицейских в серебристо-синей униформе.

— Ну-ну, — поправляя маленькую серебристую фуражку на голове, обводя взглядом толпу, насмешливо произнес один из них, — что, самоубийц не видели никогда? Расходитесь, шоу окончено!

— Блэкаут, — пытаясь нащупать пульс самоубийцы, равнодушно констатировал его смерть другой.

— Который это по счету прыгун, Марк? — спросил первый полицейский.

— За последний месяц третий случай.

— Я думаю, это из-за приближающейся осени.

Марк сдвинул фуражку на затылок:

— При чем здесь осень?

— Птиц, как говорили раньше, осенью на юг тянет.

И они дружно расхохотались над этой невероятной по глупости шуткой.

Девушка развернулась и начала выбираться из толпы.

Стараясь не потерять ее из виду, я поспешил следом за ней.

Мне пришлось потратить много времени на то, чтобы продраться сквозь кольцо зевак, но в последний миг я успел заметить плащ незнакомки, мелькнувший в ближайшем переулке.