Бесплатный фрагмент - Цветущий Пион

Цветущий Пион

ПРОЛОГ: Пробуждение

Мир культивации был миром силы. Миром, где меридианы были реками, духовные корни — источниками, а энергия Ци — воздухом, которым дышали. Это был мир, где слабые были второсортными, а те, кто не мог ступить на путь совершенствования, — пылью под ногами. Они были сломанными инструментами, семенами, неспособными прорасти в плодородной, казалось бы, почве духовной энергии.

В таком мире родилась Линь Хуа, в клане Линь, который дорожил силой и традициями. Но природа отказала ей в главном. Её меридианы были узкими, её духовный корень, если он вообще был, — дремлющим и недоступным. Год за годом тесты подтверждали безжалостный приговор: неспособна. Бесполезна. Бремя.

И вот, семечко было выброшено. Из клана, который был её домом, но никогда не был семьей. Из мира культивации, к которому она никогда не могла принадлежать. Она упала в другую землю — грубую, простую почву мира смертных. В деревню, где жизнь измерялась не силой техник, а теплом очага и урожаем с полей.

В этой новой земле, среди людей, не знающих о меридианах и духовных корнях, Линь Хуа нашла подобие покоя. Она приняла свою участь, свою слабость. Семечко, казалось, смирилось с тем, что не суждено ему расцвести в мире, где цветение означало силу культиватора.

Но даже в самом глухом уголке смертного мира тени великого мира не дремлют. Опасность пришла — темная, первобытная, угрожающая уничтожить ту простую жизнь, которую Линь Хуа обрела. И в час отчаяния, когда надежды не осталось, семечко, дремлющее в её душе, откликнулось.

Оно не проросло так, как ожидал мир культивации. Не по стандартным правилам, не через привычные каналы. Оно вырвалось наружу взрывом чистой, дикой, необузданной жизненной силы. Силы, которая была одновременно прекрасной и ужасающей. Силы, что расцвела, как Цветок Пиона, в самой гуще тьмы, изгоняя тени и спасая жизни.

Это цветение не осталось незамеченным. Аромат необычной силы разнесся по ветру, привлекая внимание. Одних — любопытством и восхищением перед невиданным явлением. Других — жадностью и желанием подчинить или уничтожить то, что не вписывалось в их понимание.

Семечко выжило. Семечко проросло. И теперь, когда оно расцвело, его путь только начинался. Путь, который вел обратно в мир культивации, но уже не как изгнанную никчемность, а как носителя уникальной тайны. Путь, полный опасностей, непонимания и борьбы. Путь Цветущего Пиона, который должен был найти свое место и свою истинную силу в жестоком, но величественном мире.

КНИГА ПЕРВАЯ: Семечко в Земле

ГЛАВА 1: Нежеланное Наследие

Холодный полированный камень Зала Предков клана Линь казался Линь Хуа таким же безжизненным и равнодушным, как и лица старейшин, сидевших перед ней. Воздух был наэлектризован формальной серьезностью, тяжелым ароматом благовоний и невысказанным разочарованием, которое преследовало её с самого рождения.

Ей было двенадцать лет. Возраст, когда большинство детей клана Линь уже демонстрировали первые признаки пробуждения духовной энергии, готовясь вступить на священный путь культивации, путь к силе, долголетию и, возможно, даже бессмертию. Но Линь Хуа не была «большинством».

Перед ней стоял низкий нефритовый пьедестал с идеально круглым, матово-белым Камнем Измерения Духа. Его поверхность должна была светиться, когда кто-то с подходящим духовным корнем касался его, отражая качество и потенциал этого корня. Линь Хуа подходила к этому камню каждый год с семи лет. И каждый год результат был один и тот же.

«Подойди, Линь Хуа», — голос Главного Старейшины, Линь Цанфэна, был сухим и лишенным всякого тепла. Его взгляд, казалось, скользил сквозь неё, не задерживаясь. Седовласый, с проницательными глазами, он воплощал собой всю суровость традиций клана.

Сделав шаг вперед, Линь Хуа почувствовала привычную слабость в коленях. Её тело всегда было таким — хрупким, склонным к болезням, лишенным той внутренней жизненной силы, которая струилась в других детях клана, что занимались хотя бы базовыми упражнениями Ци. Она протянула тонкую руку и положила её на холодную поверхность камня.

Тишина в зале сгустилась. Все присутствующие — старейшины, несколько дядей и тетушек из основных ветвей клана, даже несколько детей, что проходили свои собственные тесты — внимательно смотрели. Они смотрели с ожиданием… нет, не с ожиданием чуда, а с ожиданием подтверждения. Подтверждения того, что она осталась прежней.

Камень Измерения Духа оставался матовым. Ни единого отблеска. Ни малейшего свечения.

Слабый вздох разочарования — или, скорее, окончательного подтверждения — пронесся по залу. Линь Хуа опустила руку. Внутри что-то сжалось, болезненно и привычно. Она знала, что это произойдет. Но каждый раз это было как удар.

Затем последовал тест меридианов. Другой старейшина, специализирующийся на анатомии культиваторов, подошел с тонкой иглой, мерцающей слабой духовной энергией. Аккуратно, почти пренебрежительно, он коснулся нескольких точек на её запястье, локте, шее. Он сосредоточился на мгновение, и его брови медленно сошлись на переносице.

«Как и в прошлый раз», — произнес он, отступая. «Меридианы слабые, суженые, некоторые почти полностью заблокированы. Не способны эффективно поглощать и проводить духовную энергию. Даже если бы духовный корень был, энергия не сможет циркулировать».

Приговор был вынесен. Негромко, но с неоспоримым авторитетом.

Старейшины переглянулись. Их лица выражали смесь сожаления — о впустую потраченных ресурсах и решимости — принять необходимое решение.

«Линь Хуа», — снова заговорил Главный Старейшина Линь Цанфэн. «Клан Линь почитает силу. Мы выделяем наши ресурсы тем, кто способен нести наше наследие, тем, кто может защитить нас и укрепить наше положение в мире культиваторов. В течение двенадцати лет мы наблюдали за тобой. В течение шести лет мы проводили эти тесты».

Его голос стал чуть жестче. «Результат всегда один. Твоё тело не способно к культивации. Оно не может использовать духовную энергию мира».

Линь Хуа молчала, глядя на свои руки. Руки, которые не могли сжать меч с силой, руки, которые не могли призвать даже слабейшую технику.

«Ты являешься… бременем», — прямо сказал другой старейшина. «Наши пилюли, наши духовные травы, время, потраченное на твое обследование… всё это можно было использовать более эффективно».

«Клан не может позволить себе содержать тех, кто не способствует его росту и безопасности», — заключил Линь Цанфэн. «Твоя ветвь рода, увы, не оставила сильного потомства в твоем поколении. И природа лишила тебя возможности исправить это».

Он сделал паузу, оценивая её, как оценивал бы испорченный товар. «После обсуждения мы, старейшины клана Линь, приняли решение. Ты не можешь оставаться в пределах нашего основного поселения. Тебе будет предоставлено скромное содержание и отправлена в одну из наших отдаленных деревень смертных. Там ты сможешь жить обычной жизнью. Без бремени культивации, которого ты всё равно не можешь нести».

Слова были простыми, но их смысл был ясен как день. Изгнание. Не из клана формально — чтобы не портить репутацию, они называли это «перемещением» или «предоставлением возможности жить спокойной жизнью». Но по сути, это было изгнание. От мира, который она знала, от людей, которые были её семьей — хоть и холодной, от любой надежды на иной путь.

Линь Хуа подняла глаза. В них не было слез, только глубокая, застарелая боль и странная, пугающая пустота. Она понимала. Понимала правила этого мира. Слабый не имеет ценности.

«Я понимаю, Главный Старейшина», — её голос был тихим, едва слышным, но устойчивым.

Старейшины, казалось, были удивлены её спокойствием. Обычно дети плакали, молили, спорили. Но Линь Хуа всегда была слишком… тихой. Слишком слабой даже для протеста.

«Очень хорошо», — кивнул Линь Цанфэн. «Сборы будут организованы. Завтра на рассвете ты покинешь клан. Твои личные вещи… их немного, будут отправлены с тобой».

Он встал, показывая, что аудиенция окончена. Другие старейшины последовали его примеру. Никто не подошел к ней. Никто не выразил сочувствия. Дети, что наблюдали, быстро отвели глаза, как будто Линь Хуа была заразной болезнью.

Линь Хуа поклонилась — низко, как полагалось. Затем повернулась и медленно пошла к выходу из Зала Предков. Каждый шаг отдавался тяжестью в груди. За спиной она слышала, как старейшины уже обсуждают следующие дела клана, её судьба была решена и забыта в одно мгновение.

Она вышла из величественного зала под яркое солнце, которое сегодня казалось особенно чужим. Ветер ласкал её лицо, но не приносил облегчения. Завтра на рассвете она оставит позади всё, что когда-либо знала. Из клана, который был её домом, но никогда не был семьей. Из мира культивации, к которому она никогда не могла принадлежать.

Семечко было выброшено из плодородной почвы. Куда оно упадет? И сможет ли оно когда-нибудь прорасти? Линь Хуа не знала. В этот момент она чувствовала себя лишь пылинкой, уносимой безразличным ветром судьбы.

ГЛАВА 2: Дорога в Никуда

Ночь после вынесения приговора прошла для Линь Хуа в странном оцепенении. Слез не было. Казалось, все они выплаканы годами разочарований, собственным ощущением неполноценности и холодной отстраненностью тех, кто должен был быть её семьей. Она провела последние часы в своей маленькой, почти пустой комнате, которая всегда ощущалась временным пристанищем, а не настоящим домом. Собрать было нечего — пара смен белья, тонкое одеяло, деревянная расческа и маленький, выцветший тканевый мешочек с несколькими медными монетами, которые ей изредка давали.

На рассвете, когда первые бледные лучи солнца только касались резных крыш павильонов клана Линь, Линь Хуа уже стояла у Восточных Врат. Это были служебные ворота, которыми пользовались поставщики и низшие слуги, а не величественные Главные Врата, предназначенные для гостей и учеников высших рангов. Её положение было ясно даже в этом.

Ждать пришлось недолго. К воротам подъехала простая телега, запряженная выносливой, но неказистой мулицей. Рядом стоял невысокий, кряжистый мужчина средних лет в грубой синей одежде — не ученик, не старейшина, а один из немногих смертных слуг, которых клан держал для самой черной работы. Он держал в руках небольшой деревянный сундук — её обещанное «скромное содержание».

«Это Линь Хуа?», — пробасил он, его голос был равнодушен, как шум ветра. Ему было поручено доставить её. Личность и чувства пассажирки его не интересовали.

Кивнув, Линь Хуа приблизилась. Слуга жестом указал на телегу. «Садись. Дорога долгая».

Ни прощальных слов, ни напутствий. Никто из старейшин не пришел. Никто из других детей, с которыми она выросла, не вышел проводить её. Было только серое небо на востоке, грубая телега и равнодушный слуга.

Она забралась в телегу. Сундук поставили рядом с ней. Внутри, кроме еще нескольких монет, оказалось несколько кусков сушеного мяса, мешок риса и бутылка воды — провизия на несколько дней пути. Это было всё.

Слуга передал поводья вознице — пожилому, беззубому смертному с выветренным лицом. «Поезжай. Как сказано, в деревню Сосновых Ручьев. По пути нигде не останавливаться без крайней нужды».

«Будет исполнено, господин», — прокаркал возница.

Слуга кивнул и, не взглянув больше на Линь Хуа, пошел обратно к воротам, которые тут же медленно и тяжело закрылись за ним, отрезая её от мира, который до сих пор был её единственной реальностью.

Телега тронулась. Медленно, со скрипом колес по гравию. Линь Хуа сидела, ссутулившись, чувствуя, как каждое движение телеги отзывается тупой болью в непривыкшем к тряске теле. Она обернулась.

Величественные павильоны клана Линь, их изогнутые крыши, уходящие в предутренний туман, казались одновременно прекрасными и чужими. Это был символ силы и процветания, мир, построенный на духовной энергии, мир, в котором ей не нашлось места. Она смотрела, как они уменьшаются, превращаясь сначала в ряд изящных зданий на холме, затем в неясные очертания на горизонте.

Когда клан скрылся из виду за поворотом дороги и густой рощей, Линь Хуа почувствовала пустоту. Это было не только физическое расстояние, но и ментальное — она была полностью оторвана от своей прошлой жизни. Дорога перед ней была пыльной и неровной, уводящей всё дальше и дальше от знакомых мест.

Возница молчал, изредка только пощелкивая кнутом или бормоча что-то себе под нос. Линь Хуа сидела в тишине, нарушаемой лишь скрипом телеги и стуком копыт мулицы. Часы превращались в вечность. Деревья сменялись полями, поля — небольшими холмами, покрытыми лесом. Мир смертных, грубый и неотесанный, раскрывался перед ней.

Она думала о прошедших годах. О том, как в детстве пыталась подражать другим детям, практикующим базовые дыхательные техники, и как быстро уставала, чувствуя лишь истощение, а не прилив сил. О том, как учителя мягко, но настойчиво игнорировали её на занятиях по культивации. О взглядах других детей — снисходительных или просто равнодушных. О редких, формальных визитах к родителям, которые давно смирились с её «недугом» и переключили всё свое внимание на её младшего брата, обладающего, к счастью клана, хорошим духовным корнем.

Она была ошибкой природы, бракованным изделием в мире, где эффективность и потенциал были единственной мерой ценности.

Солнце поднялось высоко, припекая. Пыль от дороги оседала на одежде, на волосах. В горле пересохло. Линь Хуа достала бутылку с водой — её было не так много. Нужно экономить. Экономить всё.

У неё не было цели. Ей просто сказали ехать. Дорога вела «в никуда» в буквальном смысле — в место, которое не имело для неё никакого значения, к жизни, о которой она ничего не знала.

Телега продолжала свой путь. Линь Хуа смотрела на проплывающие мимо деревья, на крестьян, работающих в полях, на редкие встречные повозки. Она была никем. Ученица клана, которая больше не ученица. Дочь семьи, которая её отвергла. Просто хрупкая девочка на пыльной дороге, направляющаяся в неизвестность.

Чувство одиночества было всеобъемлющим. В клане она была одинока среди людей. Теперь она была одинока в этом огромном, равнодушном мире.

Но где-то глубоко внутри, под слоем усталости и смирения, теплилась крошечная искорка. Искорка… чего? Она не знала. Возможно, это была просто воля к выживанию. Или смутное, невысказанное желание доказать миру — или хотя бы самой себе — что даже семечко, выброшенное на бесплодную землю, может найти способ прорасти.

Дорога тянулась. Скрип телеги стал монотонным, как её собственные мысли. Впереди был только путь. Дорога в никуда. И Линь Хуа шла по ней.

ГЛАВА 3: Уют Смертного Мира

Путь до деревни Сосновых Ручьев занял почти неделю. Каждый день был похож на предыдущий: скрип телеги, пыль дороги, однообразные пейзажи и молчаливый возница. Солнце поднималось, шло по небу и садилось, окрашивая горизонт в багровые тона. Ночи были прохладными, Линь Хуа спала, свернувшись на жестком полу телеги, укрываясь тонким одеялом. Она ела сушеное мясо и рис, запивая скудными глотками воды. Это была жизнь, лишенная всякого излишества, жизнь на самом базовом уровне. И в этой простоте было что-то… освобождающее. Никто не оценивал её духовный корень, никто не измерял силу её меридианов. Она просто *была*.

Наконец, на седьмой день, телега свернула с основной дороги на узкую, поросшую травой тропу. Впереди показались низкие крыши, дымок, поднимающийся из печных труб, и силуэты простых, невысоких домов. Деревня Сосновых Ручьев.

По сравнению с величественными павильонами клана Линь, утопающими в духовной энергии и окруженными защитными формациями, деревня выглядела… настоящей. Стены домов были из глины и дерева, крыши крыты соломой или простой черепицей. Пахло дымом, свежей землей и чем-то неуловимо живым и теплым.

Когда телега въехала на центральную, вытоптанную площадь, несколько деревенских жителей остановились и с любопытством посмотрели на незнакомку. Дети перестали играть в пыли.

Возница остановил мулицу и крякнул. «Приехали. Деревня Сосновых Ручьев».

К телеге подошел пожилой мужчина с морщинистым лицом и добрыми глазами — деревенский староста, как оказалось. Он держал в руках деревянный посох.

«Это ты, дитя?», — спросил он мягко, разглядывая Линь Хуа. Ему, видимо, сообщили о её прибытии. «Из клана Линь, да? Нас предупредили».

Линь Хуа кивнула. «Да, я Линь Хуа».

Староста кивнул в ответ. В его взгляде не было ни презрения, ни особого почтения — только простое человеческое любопытство и, возможно, немного жалости. «Ну что ж, добро пожаловать. Твой дом готов».

Её «дом» оказался маленькой, отдельно стоящей хижиной на краю деревни. Он был простым донельзя — одна комната с земляным полом, очагом, деревянным столом и кроватью, сколоченной из грубых досок. Но он был чистым, и в нем пахло деревом и травами. Возница оставил её сундук у двери и, получив расчет от старосты, тут же уехал обратно, словно торопился избавиться от напоминания о мире смертных.

Староста помог ей занести сундук. «Вот. Провизия, что с тобой прислали, дадим ещё немного, пока не освоишься. Деревня небольшая, все друг друга знают. Люди здесь простые, добрые. Будешь жить тихо, никто тебя не тронет».

Он показал ей, где находится колодец, как топить очаг, где собирать хворост. Его объяснения были практичными и земными. Ни слова о духовной энергии, о меридианах, о путях культивации.

«Если что понадобится, не стесняйся, спроси», — закончил он. «Мы… мы не такие, как в клане. Мы просто люди».

Эти последние слова прозвучали особенно значимо. Линь Хуа почувствовала легкое облегчение. Возможно, здесь, среди простых людей, ей не нужно будет постоянно ощущать себя неполноценной.

Первые дни в деревне были посвящены освоению нового быта. Она училась разводить огонь в очаге, чтобы приготовить рис. Она ходила к колодцу за водой, носила её в тяжелых ведрах, чувствуя, как ноют непривыкшие к нагрузке мышцы. Она училась стирать одежду вручную в ручье, собирать съедобные травы в лесу. Это был совершенно новый набор навыков, совершенно отличный от того, чему учили в клане — каллиграфии, истории сект, основам формаций — все это казалось теперь бесконечно далеким.

Поначалу деревенские жители наблюдали за ней сдержанно. Дети хихикали, показывая пальцами. Но Линь Хуа не проявляла высокомерия, которым часто грешили выходцы из культивационных кланов, даже самые низкоранговые. Она была тихой, вежливой, всегда готовой помочь, если просили.

Постепенно лед начал таять. Соседка, добрая полная женщина по имени А-ма, показала ей, как правильно сушить травы и хранить зерно. Дети перестали её дразнить, а стали с любопытством подходить и спрашивать о «большом доме на горе», где она жила раньше. Линь Хуа рассказывала им простые истории, избегая деталей о культивации и силе.

Она начала помогать на огородах, полоть грядки, поливать растения. Её руки, всегда слабые, постепенно крепли. Под солнцем её бледная кожа приобрела легкий загар. Еда казалась невероятно вкусной после однообразной клановой диеты — свежие овощи, простая каша, иногда рыба из ручья.

Жизнь в деревне была медленной, предсказуемой, связанной с ритмами природы. Здесь не было соревнований, не было интриг, не было постоянного давления стать сильнее. Были только рассветы и закаты, времена посадки и сбора урожая, шум ветра в соснах и журчание ручья.

Конечно, иногда накатывала тоска. В минуты одиночества, сидя у очага вечером, Линь Хуа вспоминала клан. Не с любовью, а с чувством глубокой, въевшейся боли. Она вспоминала лица старейшин, равнодушие родителей, насмешки ровесников. Вспоминала мечты о культивации, которые так и не сбылись.

Но затем она смотрела на свои руки, на мозоли, появившиеся от труда. Чувствовала усталость в мышцах — здоровую усталость, а не болезненную слабость. Чувствовала тепло очага, слышала вдалеке смех детей. И понимала, что в этой простой жизни есть своя ценность. Своя, тихая сила.

Она была семечком, выброшенным в землю смертного мира. Земля была не такой «плодородной» в плане духовной энергии, но она была настоящей. И семечко, кажется, медленно, едва заметно, начало приживаться. Оно еще не проросло, но оно перестало увядать. Оно училось дышать другим воздухом, питаться другой почвой.

Линь Хуа провела в деревне Сосновых Ручьев почти год. Год мира, труда и относительного спокойствия. Год, когда она была просто Линь Хуа, а не «бесполезной Линь Хуа».

Но мир культиваторов, мир, от которого она сбежала или куда была изгнана, не забывал о себе навсегда. Его тени, его опасности могли достичь даже самой глухой деревни. И спокойствие деревни Сосновых Ручьев, как и хрупкое равновесие в жизни Линь Хуа, готовилось быть нарушенным.

ГЛАВА 4: Тень на Горизонте

Жизнь в деревне Сосновых Ручьев текла размеренно, словно ручей, давший ей имя. Год, проведенный здесь, стал для Линь Хуа временем обретения невиданного ранее спокойствия. Её руки, прежде слабые и неуклюжие, научились управляться с мотыгой, носить воду из колодца, собирать ягоды в лесу. Она освоила простую, земную мудрость выживания, далекую от возвышенных знаний о культивации. Жители деревни приняли её — не как бывшую изгнанницу, а как тихую, трудолюбивую девушку, готовую всегда помочь. Она помогала старухам по хозяйству, читала сказки детям, учила их простым песенкам, которые когда-то слышала в клане. Впервые в жизни Линь Хуа чувствовала себя частью чего-то целого, а не чужеродным элементом.

Однако мир смертных, хоть и был избавлен от постоянных интриг и борьбы за ресурсы, свойственных миру культиваторов, не был абсолютно безопасен. Дикая природа таила в себе опасности, а границы миров — смертного и культивационного, праведного и демонического — не всегда были непроницаемы.

Первые тревожные звоночки прозвучали с наступлением осени. Лес, прежде щедрый и спокойный, стал мрачным и негостеприимным. Охотники жаловались, что дичи стало меньше, а та, что осталась, вела себя странно — была либо излишне агрессивной, либо, наоборот, пугливой до безумия. Затем появились сообщения о необычно крупных и злобных зверях, которых раньше не видели в этих местах.

Беспокойство нарастало. Исчез местный охотник, Е Вэй, опытный следопыт, знавший лес как свои пять пальцев. Его поиски не дали результатов — лишь оборванные следы и жутковатое ощущение присутствия чего-то *неправильного* в глубине чащи.

Несколько дней спустя вернулся старик Ли, другой охотник. Его принесли на руках. Он был в полубреду, покрыт глубокими, рваными ранами, от которых исходил странный, тошнотворный запах. Линь Хуа, обладавшая базовыми знаниями о травах благодаря Старейшине Мэй, когда он еще изредка навещал клан для поставок трав и пилюль, помогала А-ме обрабатывать его раны деревенскими средствами.

«Тени… они были повсюду…", — хрипел старик Ли, его глаза были полны ужаса. «Не волки… они черные, как ночь, с горящими глазами… Клыки… когти… Я никогда не видел такого… Они убили Е Вэя… Я едва ушел…»

Он говорил о Теневых Волках — существах, порожденных темной энергией, обитающих на границах с Демоническими Землями. Их появление так близко к деревне смертных было совершенно немыслимым. Это означало, что либо граница ослабла, либо что-то *вело* их сюда.

Паника охватила деревню. Староста, седобородый, но крепкий духом мужчина, собрал всех. «Сражаться мы не умеем», — сказал он честно. «Мы не культиваторы. Но мы можем защитить свои дома, свои семьи! Мы останемся здесь, вместе!»

Начались приготовления. Мужчины точили топоры и вилы, готовили охотничьи луки и стрелы с наконечниками, закаленными в огне. Женщины собирали припасы, заготавливали воду, укрепляли двери и окна. Линь Хуа помогала, таская бревна для примитивного частокола, помогая ставить ловушки, перевязывая раны старика Ли, который так и не оправился от шока и ран.

Она работала не покладая рук, но чувствовала себя бесполезной. Её тело было сильнее, чем год назад, но оно все равно было телом смертной девушки. Она не могла поднять тяжелый топор с силой воина, не могла натянуть тетиву лука с достаточной мощью, чтобы пробить шкуру Теневого Волка. Все её знания о травах и лечении были примитивны по сравнению с алхимией культиваторов. Она была свидетелем ужаса и страха, но не могла предложить *настоящей* защиты.

Ночи стали пыткой. Из леса доносились жуткие завывания, низкое рычание, скрежет когтей по камням. Воздух стал холоднее и наполнился отвратительным запахом — запахом гнили, смерти и чего-то потустороннего. Костры горели всю ночь, их пламя металось, отбрасывая пугающие тени.

Напряжение достигло предела. Все понимали, что нападение — лишь вопрос времени. Деревня Сосновых Ручьев, тихий уголок смертного мира, оказалась на пути уродливой, темной волны.

Вечером третьего дня после возвращения старика Ли, солнце село, окрасив небо в кроваво-красные и чернильные тона, словно предвещая беду. Жители собрались на центральной площади — женщины и дети, спрятавшиеся за импровизированными баррикадами из телег и дров, мужчины, занявшие позиции у частокола, их лица были напряжены, глаза лихорадочно блестели в свете факелов.

Линь Хуа стояла с А-мой и её детьми, её сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Она крепко держала за руку маленькую Мэйли, младшую дочь А-мы, чувствуя, как дрожит тонкое тельце девочки. Страх был осязаемым, густым, его можно было вдохнуть с воздухом.

И тут из леса послышался единый, пронзительный вой, от которого зазвенело в ушах и застыла кровь в жилах. Это был сигнал. Сигнал к атаке. Завывание подхватили десятки, сотни глоток, сливаясь в жуткий хор, эхом отдающийся от близлежащих холмов.

Послышался треск ломающихся веток, топот множества лап, шорох пожухлой листвы — звук приближающейся, неистовой орды.

В тусклом свете факелов и угасающего заката Линь Хуа увидела их. Они выходили из черноты леса, бесшумные и стремительные, как сгустки тьмы. Теневые Волки. Их черная шерсть сливалась с тенями, лишь ряды острых клыков и горящие, злобные красные глаза были видны. Их было несчетное множество, они заполнили поляну перед деревней, образуя живую, рычащую стену.

Низкое, горловое рычание донеслось до деревни, заставляя землю дрожать. Оно было наполнено голодом и чистой, первобытной злобой.

Деревенские защитники замерли, их лица были бледны, как мел. Топоры и вилы опустились. Охотничьи луки дрожали в руках. Они были просто смертными. Против таких существ их оружие было не более чем игрушками. Беспомощность висела в воздухе, тяжелая и удушающая.

Линь Хуа смотрела на них — на Старосту, который, несмотря на свой возраст, стоял впереди, пытаясь показать храбрость; на А-му, прижимающую детей к себе, её глаза были полны мольбы; на лица мужчин, в чьих глазах читалось понимание неизбежного конца.

Она почувствовала себя точно так же, как в Зале Предков клана Линь много лет назад — слабой, бесполезной, неспособной ни на что. Но тогда это касалось только её самой. Сейчас речь шла о жизни и смерти людей, которые стали её семьей.

Она хотела кричать. Кричать от бессилия, от отчаяния. Хотела, чтобы у нее были когти, клыки, магия, что угодно, чтобы защитить их. Хотела быть сильной, как те культиваторы, которых она видела в клане. Но она была лишь Линь Хуа, хрупкая, бессильная Линь Хуа.

Теневые Волки не стали ждать. С новым, теперь уже полным ярости воем, они бросились вперед. К частоколу. К беззащитным смертным.

Ужас, чистый и неподдельный, захлестнул Линь Хуа. Крики мужчин, первые звуки ломающегося дерева, визг перепуганных детей — всё слилось в единый, кошмарный звук.

В этот момент, когда отчаяние достигло своего абсолютного пика, когда надежды не осталось, когда она в последний раз всем своим существом пожелала: *спасти их!* — что-то внутри неё сорвалось. Барьер, сдерживавший годами подавленную энергию, сломался. Семечко, долго спавшее в земле, внезапно почувствовало живительную влагу отчаяния и ужаса и начало прорастать с невероятной, неистовой силой.

ГЛАВА 5: Пробуждение Цвета

Вой Теневых Волков разорвал ночной воздух. Это был звук абсолютной, первобытной ярости, смешанный с голодом и злом. Черная волна монстров хлынула вперед, ударяясь о хлипкий частокол с силой тарана. Деревянные бревна затрещали, не выдерживая натиска.

Крики мужчин у частокола, их отчаянные попытки отбиться вилами и топорами, быстро сменились криками боли и ужаса, когда первые волки перемахнули через барьер. Их красные глаза горели в темноте, клыки лязгали, а из пастей капала черная, зловонная слюна.

Паника на центральной площади достигла апогея. Женщины визжали, дети плакали, прижимаясь к матерям. А-ма закрыла собой маленькую Мэйли и её старшего брата, её тело дрожало.

Линь Хуа стояла рядом, чувствуя, как холодный, парализующий страх сковывает её. Она видела ужас на лице А-мы, слышала плач Мэйли. Она видела, как падают мужчины у частокола, как тени Волков накрывают их. Чувство беспомощности было невыносимым, оно было хуже физической боли, хуже презрения клана. Это было осознание того, что она не может защитить тех, кто стал ей дорог.

В этот момент, когда отчаяние достигло своей самой темной, самой мучительной глубины, что-то внутри неё сломалось. Не физически, а ментально, эмоционально. Все годы подавления, все годы ощущения собственной никчемности, вся боль от изгнания — всё это сконцентрировалось в единый, неистовый крик её души: *Нет! Я не сдамся! Я должна их защитить!*

Этот крик не был произнесен вслух. Он был чистой, концентрированной *волей*. И эта воля, этот отчаянный импульс, стал катализатором.

Внезапно, без предупреждения, внутри Линь Хуа вспыхнула энергия. Это не было мягкое пробуждение духовного корня, не постепенное наполнение меридианов. Это был взрыв. Мощный, яркий, неконтролируемый.

Она почувствовала, как из центра её существа, из места, которое всегда казалось пустым и слабым, хлынул поток. Он не шел по привычным меридианам, он игнорировал их, прокладывая собственные, невидимые пути через её плоть и кровь. Это было одновременно болезненно и… невероятно живо. Словно в её теле прорастали корни, раздвигая землю, а затем распускались цветы, разрывая оболочку.

В её сознании пронеслись образы — вихри нежных лепестков, сияющих в солнечном свете. Мощные стебли, упругие и прочные. Плотные бутоны, полные скрытой энергии. И аромат… Невообразимо прекрасный, густой, пьянящий аромат, который она почувствовала не носом, а всем своим существом. Аромат *пионов*.

Снаружи, мир вокруг Линь Хуа изменился. Из её тела, казалось, начала исходить теплая, пульсирующая дымка. Она была нежно-розовой, с пурпурными и золотистыми прожилками, мерцающей и ароматной. Этот аромат, сладкий и насыщенный, мгновенно распространился по площади, заглушив запах гари, страха и гнили.

Теневые Волки, уже ворвавшиеся в деревню, внезапно замерли. Их горящие красные глаза расширились, обращенные к источнику этого света и аромата. Рычание застряло в их глотках, сменившись скулением, похожим на боль. Для этих существ тьмы и разложения, порожденных смертью и ненавистью, эта энергия жизни, этот чистый, яркий аромат был нестерпимым.

Линь Хуа подняла руки, не сознавая своих действий. Это был чистый инстинкт, диктуемый пробудившейся силой. Из её ладоней, из воздуха вокруг неё, начали появляться… лепестки. Невероятно красивые, светящиеся лепестки пионов, плотные, как шелк, но сделанные из чистой энергии. Они падали вокруг неё, оседали на земле, на крышах домов, на лицах перепуганных жителей.

Затем, словно по сигналу, который исходил из самого её существа, из земли вокруг неё и деревни начали подниматься… цветы. Не настоящие пионы, а их сияющие, энергетические двойники. Они росли с невероятной скоростью, разворачивая свои пышные бутоны, формируя живой, пульсирующий барьер из света, цвета и аромата вокруг площади, вокруг хижин, вокруг всего периметра деревни. Сияющие стебли переплетались, образуя непроницаемую стену.

Теневые Волки завыли — теперь уже от боли и отвращения. Барьер из Цветущих Пионов был для них живым огнем. Каждый, кто касался сияющих лепестков или стеблей, корчился, его теневая форма искажалась, а черная шерсть дымилась. Некоторые из них, застигнутые внутри барьера, метались в агонии, а затем, к ужасу и удивлению наблюдателей, рассыпались в кучки черного, зловонного пепла.

Линь Хуа стояла в центре этого невероятного, внезапно расцветшего сада. Она не управляла им. Она не отдавала приказов. Её сила выплескивалась наружу, реагируя на её самые глубокие желания. Желание исцелить — и там, где ранили мужчину, волна розового света прошлась по его ране, стягивая плоть. Желание защитить — и стебли укрепляли трещащий частокол. Желание остановить врагов — и густой, пьянящий аромат парализовал тех, кто пытался прорваться. Желание уничтожить угрозу — и острые, как иглы, энергетические шипы вырывались из земли, пронзая монстров.

Это было хаотично, неконтролируемо, но невероятно эффективно. Сила Пиона действовала, используя все свои аспекты одновременно, создавая вокруг Линь Хуа и деревни вихрь жизни, красоты и разрушения для тех, кто нес смерть

Теневые Волки, неспособные противостоять этой чистой, живой энергии, охваченные болью и паникой, начали отступать. Их организованная атака превратилась в беспорядочное бегство. Скуля и шипя, они отпрянули от сияющего барьера и бросились обратно в черноту леса, оставив за собой лишь зловонный след и кучки пепла.

Сияние вокруг Линь Хуа достигло пика, словно цветок, распускающийся в одно мгновение. Это был ослепительный, чистый свет, на мгновение окутавший всю деревню, отпугивая последние тени.

Но такая интенсивность была слишком велика для её физического тела. Слабость, которую она знала с детства, вернулась, усиленная во сто крат. Энергия, хлынувшая через неё, истощила её до предела. Вихрь внутри утих так же внезапно, как начался, оставив после себя лишь дрожь и полное опустошение. Аромат стал удушающим, свет — болезненным.

Линь Хуа почувствовала, как силы покидают её. Колени подогнулись. Мир поплыл перед глазами. Она падала, окруженная угасающим сиянием, среди тающих энергетических пионов.

«Линь Хуа!» — услышала она сквозь пелену надвигающейся темноты, голос А-мы был полон тревоги.

Она упала на землю. Последнее, что она видела, было звездное небо над головой, угасающие отблески света и силуэты жителей деревни, медленно и осторожно приближающихся к ней.

Она была без сознания. Барьер из пионов исчез, оставив лишь легкое мерцание в воздухе и неуловимый аромат. Теневые Волки исчезли. Деревня была спасена.

Семечко, выброшенное на бесплодную землю, не просто проросло. В час величайшего отчаяния оно расцвело. Неконтролируемо, бурно, с невероятной силой и красотой. Оно спасло тех, кто дал ему приют. И этим цветением навсегда изменило судьбу Линь Хуа, привлекая к ней внимание всего мира.

ГЛАВА 6: Необычное Явление

Когда Линь Хуа открыла глаза, потолок её хижины казался странно далеким. Тело ныло от слабости, словно каждый мускул был выжат до последней капли. Она дышала тяжело, каждый вдох давался с трудом. Рядом сидела А-ма, её лицо было осунувшимся, но глаза светились облегчением.

«Слава небесам, ты очнулась, дитя», — прошептала она, прижимая руку Линь Хуа к своей щеке. «Мы так боялись… Ты спала три дня».

Три дня. Линь Хуа попыталась вспомнить, что произошло. Обрывки воспоминаний — вой волков, крики, ужас, а потом… этот взрыв цвета и силы, аромат, ощущение, будто внутри неё расцветает целый сад.

«Волки…", — прохрипела она

«Ушли», — твердо сказала А-ма. «Все до единого. Они просто… растворились или убежали. Деревня спасена, Линь Хуа. Благодаря тебе».

Линь Хуа лежала, переваривая услышанное. Она спасла их? Она, которая всегда была слабой? Она вспомнила ощущение этой невероятной энергии, неконтролируемой, дикой. Она не понимала, что это было, но чувствовала, что это исходило из неё.

В следующие несколько дней, пока силы медленно возвращались, она узнала подробности. Деревня действительно была спасена. Барьер из сияющих цветов продержался недолго, но этого хватило. Теневые Волки не смогли прорваться, а те, кто был слишком близко, погибли, превратившись в пепел. Остальные в панике бежали обратно в лес.

Деревенские жители приходили навестить её — с робкими улыбками, несущие ей простой бульон или свежие фрукты. В их глазах читались благодарность, восхищение, но и явное недоумение, даже страх. Линь Хуа больше не была просто «девочкой из клана». Она стала «та, что призвала цветы и прогнала тени».

Она чувствовала перемену не только во взглядах других, но и в себе. Физическая слабость оставалась, но где-то глубоко внутри появилось новое ощущение — словно там теперь живет крошечный, но пульсирующий огонек. Он был незнакомым, и она боялась прикоснуться к нему, вспоминая неистовую мощь той ночи. Как контролировать то, что вырвалось из неё без её сознательного усилия?

Следы необычного явления были повсюду. Участки земли у периметра деревни, где стояли энергетические пионы, выглядели так, будто по ним прошелся огонь — земля была темной и твердой, а в воздухе всё ещё витал слабый, но навязчивый сладковато-гнилостный запах. В этих местах, к удивлению деревенских, пробивались странные, бледные ростки, быстро увядающие под солнцем — призрачные остатки той ночи.

Новости о произошедшем не могли оставаться в глуши. Первый же торговец, прибывший в Сосновых Ручьев через неделю после нападения, застал деревню в необычном состоянии. Жители были возбуждены и напуганы, следы разрушения у частокола были очевидны, а рассказы… рассказы были просто невероятными. Девочка, которая спасла их, призвав сияющие цветы? Звучало как сказка или бред.

Но торговец был человеком прагматичным. Он видел следы, чувствовал странный запах выжженной земли. Он слушал множество свидетельств, которые, хоть и отличались в деталях, сходились в главном: нападение было реальным, спасение было чудесным, и оно было связано с необычной силой, исходящей от изгнанной девочки из клана Линь. Он понял, что такая история в мире культиваторов будет стоить гораздо больше, чем его обычный товар.

Развозя свои товары по городам и другим поселениям, он рассказывал эту историю. Сначала её встречали смехом и недоверием. Но чем дальше распространялись слухи, чем больше людей их слышали, тем больше они обрастали подробностями и привлекали внимание. «Деревня в Туманных Горах спасена цветочной магией», «Невиданная сила проявилась у смертной девочки», «Темные твари бежали от аромата пионов».

Эти слухи, словно семена, разносились по ветру. Большинство культиваторов отмахнулись от них как от выдумок смертных, не понимающих истинную природу духовной энергии. Но были те, кто прислушался.

В одном из отдаленных павильонов Секты Вершины Облаков, среди груд свитков, колб и странных, мерцающих растений, сидел Старейшина Мэй. Он был известен своей одержимостью всем, что связано с флорой, алхимией и жизненной энергией. Большинство его коллег считали его гением, но эксцентричным, погруженным в свои травы и пилюли, далеким от «настоящих» путей меча или формаций. Когда до него дошли смутные рассказы о «цветочной силе» и «аромате, отпугивающем зло», он сначала усмехнулся. Но потом что-то в этих историях зацепило его. Цветочная сила? Аромат против темной энергии? Это не вписывалось ни в одну из известных ему классификаций. Это было *новым*. А новое было для него самым интересным.

Старейшина Мэй, пренебрегая формальностями, отправил своего ученика собрать более подробные сведения. Он не искал великую силу для секты, он искал… аномалию. Живую загадку, связанную с его любимой стихией.

В то же время, в мрачных залах Секты Тенистого Ущелья, новости о «чуде в деревне смертных» вызвали совсем другую реакцию. Там не было места любопытству или восхищению. Была лишь холодная, расчетливая жадность. Секта Тенистого Ущелья процветала, используя любые средства для усиления своей мощи — поглощение чужой культивации, эксперименты с темной энергией, поиск древних артефактов. Сила, способная уничтожать Теневых Волков с такой легкостью, была невероятно ценной. Если эта сила проявилась у слабой смертной, значит, она либо связана с редчайшим небесным сокровищем, либо с уникальной конституцией, которую можно… *использовать*.

Глава Секты Тенистого Ущелья, существо, чье лицо всегда скрывалось за тенью, отдал приказ своим агентам: найти источник этой «цветочной силы». Неважно, артефакт это или человек. Главное — заполучить его.

Линь Хуа, восстанавливаясь в своей маленькой хижине, не подозревала, что стала центром внимания. Она думала лишь о том, как жить дальше с этой силой внутри, которую она не понимала и не контролировала. Она чувствовала себя одновременно спасенной и более уязвимой, чем когда-либо. Спокойствие деревни Сосновых Ручьев было нарушено не только нападением, но и волнами внимания, которые оно вызвало.

Семечко расцвело, но его аромат, прекрасный и мощный, теперь привлекал не только свет, но и самые темные тени этого мира. Путь Линь Хуа снова вел её в мир культивации, но на этот раз — как объекта интереса, а не изгнанной никчемности. И этот путь обещал быть куда более опасным, чем она могла себе представить.

ГЛАВА 7: Встреча с Мудростью

Прошло несколько недель после ночного нападения. Деревня Сосновых Ручьев медленно приходила в себя. Страх отступил, но оставил глубокий след. Жители всё еще пересказывали друг другу невероятные события той ночи, понизив голос, когда говорили о Линь Хуа. Она стала для них не просто соседкой, а таинственным существом, связанным с силами, которые им, простым смертным, были непонятны и немного пугающи.

Линь Хуа полностью оправилась физически, но чувство внутренней силы, которая теперь, казалось, просто *была* в ней, ощущалось как тяжесть и неуверенность. Она не знала, как её контролировать, как вызвать снова, или что произойдет, если она это сделает. Она пыталась вернуться к прежней жизни — помогать по хозяйству, ухаживать за огородом. Но прежнего спокойствия не было. Взгляды жителей, их сдержанная вежливость, постоянное напоминание о той ночи — всё это создавало дистанцию. Она спасла их, но стала чужой.

Её мир, мир смертных, который дал ей приют, больше не ощущался таким простым и безопасным. Та сила, что спасла деревню, была и угрозой для её тихой жизни.

Однажды утром, когда солнце только-только поднялось над вершинами сосен, нарушив деревенскую тишину, со стороны главной дороги послышался звук приближающейся повозки. Но это был не знакомый скрип телег торговцев или крестьян. Звук был более плавным, а стук копыт — ритмичным и сильным.

Вскоре на деревенскую площадь выехала повозка. Она была изящной, сделанной из темного, полированного дерева, с резными узорами, напоминающими облака и горы. Запряжена она была парой благородных, сильных лошадей, от которых исходила слабая аура духовной энергии — явно не простые животные. На боку повозки виднелся вышитый символ: вершина горы, окутанная кучевым облаком. Символ Секты Вершины Облаков, одной из самых почитаемых праведных сект.

Деревенские жители, работавшие на площади или выходящие из домов, замерли. Культиваторы. В их деревне. Такое случалось редко, и всегда было связано с чем-то важным или тревожным.

Из повозки вышел пожилой мужчина. Он был высоким и худощавым, с длинной, развевающейся на ветру седой бородой и копной таких же седых волос. Его одежда была необычной — свободные одеяния цвета мха и листвы, расшитые причудливыми, живыми узорами растений и цветов. Но самым поразительным был его взгляд — проницательный, яркий, с искорками любопытства и легкого, добродушного безумия. От него исходила мощная, но спокойная аура силы, которая, казалось, сливалась с самой природой вокруг. Это был Старейшина Мэй.

Рядом с ним, более сдержанный и формальный, стоял молодой ученик в стандартной форме Секты Вершины Облаков.

Староста деревни, хоть и волновался, но храбро вышел вперед. «Приветствую, уважаемые Бессмертные!», — он поклонился, сложив руки в почтительном жесте. «Я, староста этой деревни, окажу вам любое возможное содействие».

Старейшина Мэй огляделся, его взгляд скользнул по лицам жителей, по следам у частокола, по земле, где ещё виднелись странные пятна. «Не нужно такой вежливости, староста», — его голос был мягким, но звучал, как шелест листьев. «Я Старейшина Мэй из Секты Вершины Облаков. Я пришел сюда, услышав необычные истории о нападении… и о чудесном спасении».

Его взгляд остановился на Линь Хуа, которая стояла чуть в стороне, за спинами жителей, чувствуя, как дрожит её сердце. Она узнала символ на повозке. Это был мир, который её отверг.

«Говорят, спасение пришло от силы, похожей на цветение», — продолжил Старейшина Мэй, подходя ближе к Линь Хуа. Его глаза, казалось, видели прямо сквозь толпу. «И что эта сила исходила от… юной девушки».

Он остановился перед ней. Линь Хуа подняла глаза, встретив его пристальный взгляд. Он не был холодным или осуждающим, как взгляды старейшин клана Линь. Он был наполнен чистейшим, нетерпеливым любопытством.

«Это ты, дитя?», — спросил он, его голос звучал так, словно он обращался к редкому, удивительному растению. «Это ты та, кто расцвела в час опасности?»

Линь Хуа кивнула, не в силах произнести ни слова.

Старейшина Мэй протянул тонкую, жилистую руку и осторожно взял её за запястье. Это не было похоже на грубый захват для проверки меридианов. Это было прикосновение, словно он прикасался к хрупкому стеблю. Он закрыл глаза, сосредоточившись.

По площади пронеслась волна тишины. Деревенские жители затаили дыхание. Линь Хуа тоже затаила дыхание, чувствуя, как под прикосновением Старейшины Мэй её внутренняя энергия, тот самый пульсирующий огонек, отозвался — неконтролируемо, слегка вспыхнув.

На лице Старейшины Мэй сменялись выражения: сначала удивление, затем глубокое изумление, а потом — восторг, граничащий с безумием. Он открыл глаза, его взгляд сиял ярче, чем солнце.

«Феноменально!», — воскликнул он, отпуская её запястье и театрально всплескивая руками. «Её меридианы! Они действительно узкие, слабые, непригодные для обычной циркуляции энергии, как будто… как будто заблокированы с рождения! Но источник силы!», — его голос повысился от возбуждения. «Источник находится не там, где должен быть! Он глубоко внутри, чистый, бурлящий! Это не обычная духовная энергия, это… это жизненная сила! Сила самого *творения*, *роста*, *цветения*!»

Он повернулся к своему ученику, который стоял с отвисшей челюстью. «Они не видели! Клан Линь, они не видели очевидного! Они искали реку, а у неё внутри океан, текущий по другим, невидимым каналам!»

Старейшина Мэй снова повернулся к Линь Хуа, его взгляд был наполнен благоговением, как будто он смотрел на божество. «Ты, дитя… Твоя сила уникальна. Она не следует никаким правилам, известным мне. Она несет в себе потенциал, который… который я даже не могу себе представить!»

Он сделал шаг ближе, его голос стал серьезным, почти шепотом. «Но такая сила, не понятая, не контролируемая… она опасна. Для тебя и для других. И, как ты, возможно, уже поняла, она привлекает внимание. Доброе и… очень злое».

Он выпрямился, его фигура, казалось, стала величественнее. «Меня зовут Мэй, и моя жизнь посвящена изучению жизненной энергии, трав, цветов. Твоя сила… она резонирует с моим путем так, как ничто другое. Встретить тебя — это величайшая удача в моей жизни!»

И затем, к полному шоку всех присутствующих, включая его собственного ученика, Старейшина Мэй из Секты Вершины Облаков низко поклонился юной девушке, которая была изгнана из своего клана как бесполезная.

«Линь Хуа», — сказал он, выпрямляясь. «Я хочу предложить тебе. Стать моей личной ученицей. Я не обещаю тебе легкий путь. В Секте Вершины Облаков тоже есть свои трудности и завистники. Но я обещаю научить тебя. Научить понимать эту силу, управлять ею, развивать её. Я обещаю защитить тебя, пока ты не сможешь защитить себя сама. Твоя сила уникальна, и ей нужен уникальный наставник».

Он протянул руку. «Ты прижилась в этой деревне, и это хорошо. Но этот мир… он не может дать тебе то, что тебе теперь нужно. И он не может полностью уберечь тебя от внимания, которое привлекла твоя сила. Вернись со мной. Вернись в мир культивации. Найди свой путь. Свой, особенный путь».

Линь Хуа смотрела на его протянутую руку, чувствуя, как мир вокруг неё остановился. Она сбежала из мира культиваторов, нашла утешение в мире смертных, и теперь этот мир сам пришел за ней, предлагая вернуться. Не как Линь Хуа из клана Линь, а как… как кто? Ученица Старейшины? Обладательница уникальной силы?

Она посмотрела на Старосту, чье лицо выражало потрясение. На А-му, чьи глаза были полны слез — то ли от расставания, то ли от гордости, то ли от страха. На детей, смотрящих на неё с восхищением. Они стали её семьей. Но она больше не принадлежала только им.

Сила внутри неё пульсировала, тихая теперь, но ощутимая. Она была частью её, и она не понимала её. Отказаться сейчас — означало навсегда остаться в неведении, вечно бояться этой силы и быть уязвимой перед теми, кто захочет её заполучить. Принять предложение — означало шагнуть в неизвестность, в мир, который уже однажды причинил ей боль, но который теперь предлагал путь к пониманию и контролю.

Семечко проросло, но его корни были ещё слабыми. Ему нужна была почва, способная питать его уникальный рост. Мир смертных, каким бы добрым он ни был, не мог этого дать.

Линь Хуа подняла руку и вложила её в руку Старейшины Мэй. Его прикосновение было теплым и полным жизни. «Я согласна, господин Старейшина», — сказала она, её голос был твердым. «Я пойду с вами. Я хочу понять эту силу».

Старейшина Мэй улыбнулся — его улыбка была широкой и искренней, как распустившийся цветок. «Добро пожаловать, дитя. Твой путь будет тернист, но невероятно интересен. Я уверен, ты расцветешь великолепно».

Прощание с деревней было быстрым и слезливым. А-ма крепко обняла её, сунув в руки небольшой мешочек с сушеной едой и оберег, сделанный из трав. Староста поклонился ей еще раз, теперь уже с глубочайшим уважением. Жители деревни стояли вдоль дороги, провожая её взглядами.

Линь Хуа забрала свой маленький сундук — символ её изгнания и скромной жизни — и взошла в изящную повозку Секты Вершины Облаков. Ученик Старейшины Мэй, всё ещё находящийся в легком шоке, занял место возницы.

Повозка тронулась, медленно выезжая из деревни Сосновых Ручьев, оставляя позади тихую жизнь среди смертных. Линь Хуа смотрела на удаляющиеся хижины, на лица людей, которые дали ей приют. Этот этап её жизни завершился.

Теперь она возвращалась в мир культиваторов. Не как Линь Хуа, изгнанная никчемность. А как Линь Хуа, загадочная обладательница силы Цветущего Пиона, ученица эксцентричного Старейшины, направляющаяся к неизвестному будущему.

Путь Первых Ростков только начинался.

КНИГА ВТОРАЯ: Первые Ростки

ГЛАВА 8: У Врат Бессмертия

Повозка Старейшины Мэй двигалась быстро и плавно, словно скользя над землей. Две духовные лошади, запряженные в неё, были не просто животными, а существами, чьи тела наполняла слабая, но ощутимая духовная энергия, позволяющая им преодолевать большие расстояния без устали. Линь Хуа сидела внутри, ощущая непривычный комфорт после пыльных дорог и жесткой телеги. Рядом сидел Старейшина Мэй, погруженный в свои мысли, иногда улыбающийся чему-то, видимо, связанному с её уникальной силой. Его ученик, молодой человек по имени А-Цзинь, сидел спереди, управляя лошадьми.

Мир за окном повозки менялся. Простые поля и деревни смертных постепенно сменились более дикими лесами, скалистыми холмами и, наконец, высокими, окутанными туманом горами. Воздух стал чище, свежее, и в нём появилось то самое, неуловимое ощущение, которое Линь Хуа помнила из клана Линь — присутствие духовной энергии. Здесь оно было гораздо более плотным, почти осязаемым. Вдыхая этот воздух, Линь Хуа чувствовала, как каждая клеточка её тела будто пробуждается, хоть и не так, как у обычных культиваторов

Путешествие заняло несколько дней. Старейшина Мэй не обременял её долгими разговорами, лишь изредка задавая вопросы о её жизни в деревне или наблюдая за ней своим проницательным взглядом. Он не пытался «диагностировать» её силу снова или заставлять её демонстрировать её. Он просто *присутствовал*, и его спокойное, хоть и эксцентричное, поведение внушало Линь Хуа странное чувство безопасности.

Наконец, вдали показались они. Вершины Облаков. Гряда величественных гор, чьи пики терялись в море тумана. На склонах и вершинах виднелись изящные постройки, павильоны с изогнутыми крышами, казалось, парящие в воздухе. От гор исходила аура невероятной мощи, древности и невозмутимости. Это было сердце Секты Вершины Облаков.

Чем ближе они подъезжали, тем сильнее становилась концентрация духовной энергии. Она ощущалась как теплый, живой поток, обволакивающий всё вокруг. По сравнению с этим местом, клан Линь, хоть и считался частью мира культиваторов, казался маленьким прудом рядом с огромным океаном. Деревня Сосновых Ручьев и вовсе была крошечной каплей росы.

Дорога привела их к подножию самой высокой горы. Здесь, между двумя скалистыми утесами, стояли Врата Секты — два огромных, вырезанных из белого нефрита столба, перевитых узорами облаков и драконов. Между столбами висел огромный, древний знак с тем же символом горы в облаках. У врат стояли два ученика Секты в строгих белых одеяниях, их осанка была прямой, а взгляды — острыми и внимательными. От них исходила аура силы.

Повозка остановилась. А-Цзинь спрыгнул и почтительно поклонился Старейшине Мэй. Старейшина Мэй неспешно вышел, а затем помог Линь Хуа выйти следом.

Ученики-стражи у врат, увидев Старейшину Мэй, тут же склонились в глубоком поклоне. «Приветствуем Старейшину Мэй! Добро пожаловать обратно!»

«Встаньте», — мягко сказал Старейшина. «Я привез нового ученика».

Ученики выпрямились и перевели взгляды на Линь Хуа. Их глаза скользнули по её простой одежде — все еще деревенской, хоть и чистой, по её хрупкой фигуре. Взгляды были оценивающими, немного удивленными. Она не выглядела как ученица секты. В ней не было той явной ауры культивации, что была у них самих, хоть они и были, вероятно, учениками внешнего двора.

Линь Хуа почувствовала на себе эти взгляды и вспомнила все годы, проведенные в клане Линь, под такими же оценивающими взорами. Но на этот раз она не опустила глаза. Она стояла прямо, чувствуя под присмотром Старейшины Мэй странную уверенность.

«Это Линь Хуа», — представил её Старейшина Мэй, не вдаваясь в подробности. «Отныне она будет под моим покровительством».

Ученики-стражи переглянулись, их удивление возросло. Личное покровительство Старейшины? Для этой… девочки? Однако они были хорошо воспитаны и не задавали вопросов. «Понятно, Старейшина Мэй. Проходите».

Врата Секты открылись с легким скрипом, открывая вид на длинную, широкую дорогу, вымощенную белым камнем, которая уходила вверх по склону горы, теряясь в тумане. По обеим сторонам дороги росли древние, величественные сосны, их ветви были покрыты мягким мхом, а из-под корней кое-где пробивались яркие, светящиеся травы — признаки высокой концентрации духовной энергии.

Линь Хуа сделала первый шаг за Врата Бессмертия. Воздух стал ещё плотнее, наполненнее духовной энергией. С каждым вдохом она чувствовала, как эта энергия касается её, пытается проникнуть в её меридианы, но… не может. Её меридианы оставались узкими и неприступными для обычной энергии. Однако, в ответ на её присутствие, тот самый «огонек» внутри неё, её уникальная сила, слабо пульсировал, словно приветствуя окружающую его бурлящую энергию.

Они не поехали дальше на повозке. Старейшина Мэй предпочел пройти пешком. «Чувствуй энергию, дитя», — сказал он, идя рядом с ней. «Здесь её изобилие. Пусть она омоет тебя. Твоя сила уникальна, но она тоже часть Великого Дао, часть жизненного потока этого мира. Нужно учиться чувствовать этот поток».

Они поднимались по дороге. Постепенно стали видны другие постройки — учебные залы, жилые павильоны, тренировочные площадки. Всюду были ученики — одни медитировали, другие тренировались с мечами, чьи движения оставляли в воздухе полосы света, третьи практиковали техники талисманов или формаций. От них исходила аура усердия, силы и конкуренции. Это был мир живой, активной культивации. Мир, где каждый стремился стать сильнее.

Линь Хуа наблюдала за ними, чувствуя смесь восхищения и… прежней боли. Они все могли это. Могли поглощать энергию, использовать техники, становиться сильнее общепринятым путем. А она?

Её взгляд случайно встретился со взглядом одного из тренирующихся учеников — молодой девушки в белоснежной форме, двигающейся с невероятной грацией и силой, её меч оставлял в воздухе серебристый след. Она была красива, сильна и полна уверенности. В её глазах мелькнуло любопытство, когда она увидела Линь Хуа рядом со Старейшиной Мэй, затем — легкое пренебрежение, словно она оценивала её и находила неинтересной или недостойной. Это, вероятно, была Фэн Ву, талантливая ученица, о которой Линь Хуа слышала даже в клане Линь.

Линь Хуа быстро отвела взгляд. Старые страхи вернулись. Она была здесь чужой. Со своей странной силой, которая не вписывалась в их понимание.

Они продолжали подниматься. Секта была огромной. Горы, павильоны, мосты, ведущие через ущелья, водопады, срывающиеся с огромной высоты, — всё это создавало картину величия и духовной силы. Это было не просто скопление зданий, это был *мир*.

«Это Секта Вершины Облаков», — сказал Старейшина Мэй, его голос звучал с гордостью. «Место, где собираются те, кто стремится к вершинам Дао. Здесь много путей, много талантов. И много испытаний». Он остановился и посмотрел на неё. «Твой путь будет скрытым поначалу. Твоя сила слишком необычна, чтобы выставлять её напоказ. Тебе нужно учиться тайно, под моим руководством. Будут те, кто не поймет. Будут те, кто не примет. Но главное — верь в себя и в свою силу».

Они шли дальше, углубляясь в недра секты. Линь Хуа чувствовала, как её сердце бьется всё быстрее. Она покинула мир смертных, оставила позади тихую жизнь. Теперь она стояла у порога нового этапа. Этапа, где ей предстояло узнать, что за сила живет в ней, научиться управлять ею и найти свое место в этом величественном, но потенциально враждебном мире.

Она была семечком, которое проросло в земле смертных, но теперь ей предстояло расти в этой новой, наполненной энергией среде. Сможет ли её хрупкий росток выдержать ветра и бури мира культиваторов? Она не знала. Но она больше не чувствовала себя полностью бесполезной. У неё была сила. Уникальная, необъяснимая сила. И теперь у неё был наставник, готовый помочь ей понять её.

Первый шаг за Врата Бессмертия был сделан. Первые ростки новой жизни начали тянуться вверх.

ГЛАВА 9: Среди Равных или Неравных

Повозка остановилась у подножия Пика Изумрудного Роста — самого тихого и, по слухам, самого… странного пика Секты Вершины Облаков. Это был личный домен Старейшины Мэй. В отличие от величественных, строгих павильонов Главного Пика или шумных тренировочных площадок Пика Меча, Пик Изумрудного Роста был утопающим в зелени, переполненным всевозможными растениями — от обычных трав до мерцающих духовных цветов и деревьев причудливых форм. Воздух здесь был густым от ароматов земли, цветов и чего-то едва уловимого, похожего на запах свежезаваренных зелий.

Старейшина Мэй вышел из повозки с видом человека, вернувшегося в свой любимый сад. А-Цзинь, его ученик, почтительно ждал указаний.

«Линь Хуа, добро пожаловать на мой скромный пик», — сказал Старейшина Мэй, махнув рукой, словно представляя ей все эти заросли как своё царство. «Здесь ты будешь жить и учиться. Давай, пройдем».

Они поднялись по извилистой тропинке, петляющей среди буйной растительности. Кое-где виднелись небольшие домики, теплицы с мерцающими растениями, открытые площадки с котлами и алхимическим оборудованием. Здесь тоже были люди — ученики и слуги, занятые прополкой, поливом, сбором трав. Они кланялись Старейшине Мэй, бросая на Линь Хуа быстрые, оценивающие взгляды.

Старейшина Мэй привел её к небольшому, аккуратному каменному домику, чуть в стороне от главного павильона. Он был простым, но выглядел уютным. «Это будет твоя комната», — объявил он. «Она скромная, но чистая. У тебя будет всё необходимое».

Комната была маленькой — кровать, стол, стул, небольшой шкафчик. Небо и земля по сравнению с хижиной в деревне, но гораздо проще, чем комната, которую она занимала в клане Линь.

«Твой статус…", — начал Старейшина Мэй, его тон стал серьезнее. «Формально ты будешь зарегистрирована как моя личная ученица. Но…» Он сделал паузу. «Твоя ситуация уникальна. Твоя сила не вписывается в стандартные категории духовного корня или меридианов. Если объявить о ней открыто, это вызовет слишком много вопросов, зависти и, возможно, враждебности. Поэтому пока что мы сохраним это в тайне. Для большинства ты будешь просто… кем-то под моим покровительством. Возможно, тебя будут считать просто помощницей или служанкой. Не обращай внимания».

«Но… как же я буду учиться?», — спросила Линь Хуа.

«Твоё обучение будет проходить здесь, на Пике Изумрудного Роста, под моим личным руководством», — ответил Старейшина Мэй. «Ты не будешь посещать стандартные занятия в общих залах. Твой путь уникален, и тренировки будут уникальными. Я буду учить тебя понимать твою силу, чувствовать жизненную энергию природы, управлять аспектами цветения — исцелением, защитой, возможно, даже атакой». Его глаза загорелись. «Мы будем экспериментировать! Изучать! То, что дремлет в тебе — это великая загадка, и мы разгадаем её вместе!»

Линь Хуа почувствовала одновременно облегчение — не нужно проходить через унижение стандартных тестов и занятий, и беспокойство — она будет еще большим изгоем, чем когда-либо.

«Взамен…", — продолжил Старейшина Мэй. «Ты будешь помогать мне на пике. В садах, в алхимической лаборатории. Моим ученикам нужна помощь, а тебе нужно привыкнуть к жизни секты и научиться основам, которые тебе не дали в клане Линь — дисциплине, пониманию базовых принципов взаимодействия энергии с материальным миром. Ты будешь жить как ученица внешнего двора, но учиться как личная ученица. Понимаешь?»

«Я понимаю, господин Старейшина», — кивнула Линь Хуа. Её статус был неопределенным, её путь — скрытым, но у неё был шанс. Шанс понять себя.

Следующие несколько дней прошли в адаптации. Линь Хуа получила простую, немаркую форму ученика внешнего двора — синего цвета, без изысков. Её маленький сундук с вещами из деревни казался совсем неуместным рядом с более сложными, наполненными артефактами вещами других учеников.

Она познакомилась с жизнью Пика Изумрудного Роста. Учеников здесь было не так много, как на других пиках, и все они специализировались на растительной алхимии, формациях, связанных с природой, или техниках исцеления. Они были более спокойными и сосредоточенными, чем те, кого она видела у Врат. Но даже среди них чувствовалась иерархия. Были старшие ученики, чья аура силы была очевидна, были средние, и были младшие, только начинающие свой путь.

Линь Хуа оказалась на самом дне этой иерархии. Без видимой культивации, без явного таланта, одетая в простую форму, она не вызывала особого интереса у большинства, кроме быстрого, оценивающего взгляда. Некоторые игнорировали её. Некоторые смотрели с легким презрением — как такая может быть на Пике Старейшины Мэй? Несколько учеников внешнего двора, которым она помогала в садах, обращались с ней как с обычной помощницей, давая поручения и ожидая беспрекословного выполнения.

Она снова почувствовала себя чужой. Даже здесь, на пике, посвященном природе, она не вписывалась. Её сила была природной, но она была *неправильной*.

Однажды, когда она несла тяжелые ведра с водой для полива духовных трав, мимо проходила группа учеников. Среди них Линь Хуа узнала ту девушку, которую видела у Врат — Фэн Ву. Она была одета в белоснежную форму, украшенную тонкой вышивкой, её осанка была безупречной, а выражение лица — холодным и уверенным. Вокруг неё вились, словно свита, несколько других учеников, явно из более высоких рангов.

Фэн Ву остановилась, её взгляд, острый как клинок, скользнул по Линь Хуа, по её синей форме ученика внешнего двора, по ведрам в её руках. На лице Фэн Ву не было злобы, только чистое, незамутненное презрение. Это был взгляд, который говорил: *Ты никто. Ты не стоишь моего внимания*.

Одна из учениц рядом с Фэн Ву хихикнула. «Смотри-ка, Фэн Ву-шицзе*, даже на Пике Старейшины Мэй есть такие…", — она не закончила фразу, но смысл был ясен. «Такие», то есть бесполезные.

*шицзе — старшая сестра в секте, обращение к ученице более высокого ранга или просто старшей по возрасту/времени вступления.

Фэн Ву не ответила, просто отвела взгляд, словно Линь Хуа была мусором на дороге. Она повернулась и продолжила свой путь, а её свита последовала за ней, оставляя Линь Хуа стоять с ведрами в руках, чувствуя, как старая рана снова кровоточит.

Да, она была среди учеников. Но она была *неравной*. Её унижали не открыто, но самим её присутствием, её низким статусом, её неспособностью продемонстрировать хоть что-то, что сделало бы её «равной» в их глазах.

Вечером, в своей маленькой комнате, Линь Хуа сидела на кровати. Она чувствовала себя одинокой и потерянной. Мир смертных был простым, но безопасным. Этот мир был величественным и полным возможностей, но он был холодным и безжалостным к тем, кто не вписывался.

Она посмотрела на свои руки. Руки, которые спасли деревню. Руки, через которые прошла сила, способная отпугнуть демонических зверей. Эта сила всё ещё была внутри неё, тихая, спящая. Она была её тайной, её единственной надеждой, и одновременно — источником её изоляции в этом мире.

Старейшина Мэй обещал научить её. Обещал помочь ей понять. Это была единственная нить, за которую она держалась. В этом мире равных или неравных, ей предстояло найти свой собственный путь. Путь, который не был ни путем меча, ни путем талисманов, ни даже путем обычной алхимии. Путь Цветущего Пиона, который ей еще только предстояло раскрыть.

Первые ростки пробивались сквозь жесткую почву секты. Им будет трудно. Но они были живыми.

ГЛАВА 10: Колючий Путь

Жизнь Линь Хуа на Пике Изумрудного Роста оказалась разделенной на две совершенно разные части. Днем она жила жизнью обычного ученика внешнего двора — или, скорее, даже ниже. Она помогала в садах, таскала горшки с землей, поливала растения, чистила лабораторное оборудование Старейшины Мэй. Это был тяжелый физический труд, который, однако, укреплял её тело. Другие ученики, занятые медитацией, тренировками или изучением свитков, редко обращали на неё внимание. Когда обращали, это обычно сопровождалось легким пренебрежением.

«Эй, ты, в синей форме! Принеси ещё той земли из дальнего склада!», — крикнул однажды ученик, явно рангом выше, даже не глядя на нее. Линь Хуа просто кивнула и пошла выполнять поручение. Спорить было бесполезно.

Шепот сопровождал её в общих зонах. «Это та новенькая? У Старейшины Мэй? Какая-то хилая, совсем без ауры…» «Наверное, просто служанка, которую он взял из жалости». «И зачем она здесь? Только место занимает».

Эти слова жалили, напоминая о клане Линь, о Зале Предков, о приговоре старейшин. Боль была старой, но всё ещё острой.

Вечером, когда большинство учеников расходились по своим павильонам для медитации или отдыха, начиналась вторая часть её жизни — тайное обучение под руководством Старейшины Мэй.

Его методы были столь же эксцентричны, как и он сам. Он не заставлял её сидеть в медитативной позе, пытаясь насильно поглощать духовную энергию из воздуха — он знал, что её меридианы не способны на это. Вместо этого он водил её по своим садам, заставляя прикасаться к различным растениям, чувствовать их жизненную силу.

«Чувствуй, дитя», — говорил он, его глаза сияли в свете фонаря. «Каждый лист, каждый стебель полон жизни. Это тот же поток, что и в тебе. Только в другой форме».

Он давал ей задания, которые казались бессмысленными: часами сидеть рядом с увядающим цветком и просто *желать*, чтобы он расцвел. Пытаться «разговорить» капризное духовное растение, которое не хотело расти. Или просто наблюдать за тем, как из семечка пробивается росток.

«Твоя сила — это сила жизни», — объяснял Старейшина Мэй. «Она не о грубой силе или скорости, как у мечников. Она о росте, о трансформации, о восстановлении. И о защите, как показали те волки. Но она и о разрушении гнили и тьмы. Это сила, способная давать жизнь, но и отнимать её у того, что противоестественно».

Контроль над этой силой был невероятно сложен. Когда Линь Хуа пыталась сосредоточиться, чтобы вызвать хотя бы маленький лепесток света, иногда ничего не происходило. В другие моменты, при малейшем эмоциональном всплеске — страхе, гневе, отчаянии, энергия вырывалась наружу неконтролируемым потоком, как это было в деревне, истощая её до предела и оставляя после себя лишь слабые, мерцающие следы.

«Она дикая, твоя сила», — говорил Старейшина Мэй, наблюдая за ней после очередного неудачного «взрыва». Линь Хуа лежала на траве, дрожа от изнеможения. «Она не привыкла быть в узде. Мы должны научить её дисциплине. Превратить бурный поток в управляемый ручей. Это займет время. И потребует огромного терпения. Твоего и моего».

Его присутствие было одновременно утешительным и требовательным. Он не ругал её за неудачи, но и не позволял сдаваться. Он верил в её уникальную силу, и эта вера была для Линь Хуа спасательным кругом в море неуверенности.

Однако трудности были не только в тренировках. Жизнь среди других учеников оставалась колючей. Особенно неприятными были встречи с Фэн Ву. Она появлялась на Пике Изумрудного Роста нечасто — вероятно, навещала Старейшину Мэй как одного из влиятельных старейшин секты, или, возможно, искала какие-то редкие алхимические ингредиенты для своей культивации.

Каждый раз, когда Фэн Ву видела Линь Хуа, её взгляд становился ещё холоднее. Однажды, когда Линь Хуа помогала Старейшине Мэй переносить хрупкие колбы с зельями, Фэн Ву проходила мимо со своей свитой.

«Осторожнее, неуклюжая», — бросила она ледяным тоном, её глаза сверкнули. «Эти зелья стоят больше, чем вся твоя жалкая жизнь».

Одна из учениц рядом с ней прыснула со смеху. Линь Хуа крепко сжала колбы, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Она не ответила. Не могла. Любой ответ только усугубил бы ситуацию. Её статус был слишком низок.

В другой раз, Фэн Ву, отрабатывая технику меча на тренировочной площадке неподалеку, «случайно» направила поток энергии от своего удара в сторону, где Линь Хуа полола грядки. Поток был несильным, но достаточно мощным, чтобы с корнем вырвать несколько растений и окатить Линь Хуа комьями земли.

«Ой! Мои извинения», — произнесла Фэн Ву с притворной невинностью, но в уголках её губ играла жестокая улыбка. «Надеюсь, я не слишком тебя запачкала».

Линь Хуа поднялась, стряхивая землю. На мгновение в ней вспыхнул гнев — тот самый гнев, что помог пробудить её силу в деревне. Она почувствовала, как внутри что-то шевельнулось. Но тут же вспомнила слова Старейшины Мэй о контроле. И увидела насмешливые взгляды свиты Фэн Ву.

Она глубоко вдохнула, сдерживая рвущуюся наружу энергию. «Ничего страшного, Фэн Ву-шицзе», — тихо ответила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. «Я сейчас всё уберу».

Фэн Ву лишь снисходительно хмыкнула и отвернулась, потеряв к ней всякий интерес.

Эти моменты были постоянным напоминанием о её месте. Она была аутсайдером. Слабой. Не такой, как все. Насмешки и презрение были колючками на её пути.

Но каждую ночь, когда Старейшина Мэй учил её чувствовать жизненную энергию, когда она чувствовала слабое, но уверенное пульсирование своей уникальной силы внутри, она обретала новую решимость. Она помнила спасенные лица деревенских жителей. Она помнила ужас Теневых Волков перед её силой.

«Они видят только мою слабость», — думала она, сидя в своей маленькой комнате после тяжелого дня. «Они не видят того, что внутри. Но я знаю. Старейшина Мэй знает».

Путь был колючим, полным трудностей и унижений. Ей предстояло освоить силу, которая была такой же непредсказуемой, как дикий цветок, растущий на скале. Ей предстояло выдержать насмешки и презрение тех, кто шел по проторенным дорогам. Но в ней горела искорка — искорка веры в себя, подогреваемая верой Старейшины Мэй и памятью о том, что её уникальный дар уже однажды спас жизни.

Первые ростки пробивались сквозь жесткую почву, цепляясь за любой солнечный луч, за любую каплю влаги. Они были хрупкими, но упорными.

ГЛАВА 11: Уроки Старейшины Мэй

Жизнь на Пике Изумрудного Роста быстро вошла в странный, двойственный ритм. Дни были заняты мирскими делами — уходом за бесчисленными духовными растениями в садах и теплицах Старейшины Мэй, приготовлением почвы, сбором урожая редких трав под строгим надзором старших учеников. Линь Хуа таскала воду, полола сорняки, чистила алхимические котлы, её руки покрывались мозолями, а спина ныла от усталости. В эти часы она была просто одной из многих, ученицей внешнего двора, выполняющей черную работу. Другие ученики, особенно те, кто не имел отношения к Пику Изумрудного Роста, смотрели на нее с равнодушием или легким пренебрежением. В их глазах она была всего лишь тенью, не заслуживающей внимания.

Но когда солнце садилось, и большинство жителей Пика уходили медитировать или заниматься своими делами, начиналась её настоящая учеба. Старейшина Мэй, часто находившийся в своей лаборатории, окруженный колбами, свитками и причудливыми инструментами, звал её к себе. Его лаборатория была местом хаоса и чудес одновременно — в воздухе висели испарения от кипящих зелий, на полках стояли ряды склянок с жидкостями всех цветов радуги, а на столах лежали редчайшие растения, некоторые из которых слабо мерцали собственным светом.

«Забудь о меридианах, дитя», — говорил Старейшина Мэй, его яркие глаза внимательно смотрели на Линь Хуа поверх очков, сделанных из кристаллизованной духовной росы. «Твоя сила течет по другим путям. Не по каналам, выбитым в теле для внешней энергии, а по путям, присущим самой жизни. Твоё тело само по себе — это сад, в котором дремлет особенное семечко».

Первые уроки были связаны не с техниками, а с восприятием. Он заставлял её часами сидеть в своих садах, закрыв глаза, и просто *чувствовать*. Чувствовать землю под пальцами, движение сока в стеблях, устремление корней вниз, а листьев — к свету.

«Всё живое наполнено энергией», — объяснял он. «Но у растений эта энергия… чище. Она напрямую связана с ростом, с трансформацией. Твоя сила резонирует с ней. Учись чувствовать эту связь».

Он давал ей увядающие цветы, веля ей попытаться *побудить* их. Не силой, не духовной энергией, которую она всё равно не могла использовать, а… *желанием*. Использовать свой внутренний «огонек», чтобы коснуться угасающей жизни в цветке и вдохнуть в него новую силу. Это было мучительно медленно. Иногда ей удавалось заставить лепесток чуть расправиться, иногда цветок просто продолжал увядать.

«Не расстраивайся», — говорил Старейшина Мэй, наблюдая за её неудачами. «Это как пытаться заставить ребенка сделать первый шаг. Нужно терпение. И понимание того, *как* это происходит».

Затем он перешел к самому главному — контролю над её собственной, уникальной силой. Той самой, что вырвалась наружу в деревне Сосновых Ручьев.

«То, что произошло тогда — это был взрыв», — объяснял он. «Как извержение вулкана. Мощно, но разрушительно и непредсказуемо. Теперь мы должны научиться направлять этот огонь. Превратить его в тепло, согревающее землю, чтобы цветы могли расти».

Он просил её призвать свою силу. Не всю сразу, а понемногу. Представить её как поток света, как аромат, как растущий стебель. И попытаться проявить её вовне.

Это было невероятно сложно. В отличие от стандартных техник культивации, где энергия следовала четким путям и формулам, сила Линь Хуа была дикой и интуитивной. Когда она пыталась сосредоточиться, она часто чувствовала лишь пустоту или легкое головокружение. А если она испытывала сильные эмоции — гнев, страх, даже сильное желание или радость — сила могла внезапно вспыхнуть, как в деревне, грозя вырваться из-под контроля.

«Вот, вот она!», — восклицал Старейшина Мэй, когда чувствовал этот всплеск. «Сильная! Но не подвластная! Ты должна научиться отделять свою силу от своих эмоций. Эмоции могут быть катализатором, но управление должно быть холодным, ясным, как вода, поливающая корни».

Он заставлял её медитировать не на поглощение энергии, а на осознание своего внутреннего состояния. Учиться успокаивать ум, находить центр спокойствия даже посреди внутреннего шторма. Только из этого спокойствия она могла попытаться мягко «вытянуть» свою силу.

Попытки проявить силу были еще более сложными. Старейшина Мэй просил её вызвать один-единственный энергетический лепесток. Не вспышку, не барьер, а крошечный, управляемый фрагмент её силы. Чаще всего ничего не происходило. Иногда появлялся слабый, тусклый отблеск, который тут же гас. Иногда, приложив слишком много усилий, она чувствовала, как сила внутри нее начинает нарастать, грозя вырваться, и ей приходилось в панике сдерживать её, тратя остатки энергии и падая без сил.

«Медленно», — напоминал Старейшина Мэй. «Это не соревнование в скорости. Это соревнование в контроле. Представь, что ты не „вызываешь“ лепесток, а „позволяешь“ ему проявиться. Как цветок позволяет лепестку раскрыться».

Его обучение было нелинейным. Он мог целый вечер рассказывать о симбиозе корней духовных деревьев и подземных грибов, а на следующий день пытаться заставить её силой воли сдвинуть крошечный камешек, используя «упругость» своей энергии, как растущий стебель сдвигает землю. Он учил её основам алхимии не для создания пилюль для культивации, а для понимания, как жизненная сила растений взаимодействует с другими элементами. Он учил её основам формаций, но не для атаки или защиты, а для направления потоков природной энергии, для стимуляции роста или исцеления.

Его старший ученик, А-Цзинь, часто присутствовал на этих занятиях. Он не участвовал, но внимательно слушал, делал записи. Его взгляд был сосредоточенным и аналитическим. Он видел в Линь Хуа нечто уникальное, что требовало научного подхода. Его присутствие было менее болезненным, чем насмешки Фэн Ву, но всё равно напоминало Линь Хуа, что она — объект изучения, а не просто ученица.

Несмотря на трудности, медленный прогресс и постоянное ощущение собственной неполноценности рядом с другими учениками Секты, Линь Хуа не сдавалась. Уроки Старейшины Мэй давали ей надежду. Он не смотрел на её меридианы, не сравнивал её с другими. Он видел *её* силу, уникальную и таинственную, и верил в её потенциал.

Каждый крошечный успех — едва заметное свечение в ладони, легкое потепление семечка, мгновенное ощущение контроля над внутренним «огоньком» — был для неё огромным достижением. Это были первые ростки понимания её собственной силы.

Путь был колючим. Дневная рутина была тяжелой и часто унизительной. Ночные занятия со Старейшиной Мэй были сложными и полными разочарований. Но в глубине души Линь Хуа чувствовала, что она движется вперед. Медленно, неуверенно, но вперед. Она училась чувствовать жизнь вокруг и внутри себя. Училась слушать шепот своей уникальной силы. Колючий путь её первых ростков в мире культивации только начинался, но она уже начала делать свои первые шаги по нему, ведомая мудростью эксцентричного наставника.

ГЛАВА 12: Первые Лепестки Силы

Дни на Пике Изумрудного Роста тянулись медленно, наполненные физическим трудом и ощущением собственной незначительности. Линь Хуа сгибала спину в садах, носила воду, полола грядки с духовными травами, чья энергия, парадоксальным образом, была для неё недоступна обычным путем. Ученики более высоких рангов проходили мимо, не замечая её или бросая мимолетные взгляды, полные равнодушия. Она была частью пейзажа, не более того — ещё одной фигурой в синей форме, занятой грязной работой. В такие моменты старые раны открывались, и мысль о своей «бесполезности» снова подкрадывалась.

Но когда наступал вечер, и мягкий свет фонарей озарял извилистые тропинки пика, начиналась другая жизнь. Старейшина Мэй звал её в свой павильон. Там, среди запаха трав и тиканья алхимических часов, Линь Хуа забывала об усталости и унижениях дня. Здесь она была не служанкой, а ученицей — единственной в своем роде.

Уроки Старейшины Мэй были не похожи ни на что, что она могла себе представить. Он не сидел с ней в медитации, пытаясь направить духовную энергию (хотя иногда заставлял просто сидеть в наполненном энергией месте, чтобы её тело привыкало к её присутствию). Его обучение было сосредоточено на её внутренней силе, на том «огоньке», который спал в ней.

«Твоя сила похожа на источник, дитя», — говорил он, покачивая склянкой с мерцающей жидкостью, похожей на расплавленный изумруд. «Он может быть забит, может течь беспорядочно, но он есть. Наша задача — расчистить его и научиться направлять поток туда, куда *ты* хочешь».

Он давал ей новые задания. Сидеть рядом с только что срезанным стеблем и чувствовать угасающую в нем жизнь. Пытаться, используя свою внутреннюю силу, *замедлить* этот процесс. Или, наоборот, касаться семечка и пытаться *ускорить* его прорастание. Это было невероятно тонкое, интуитивное усилие. Оно требовало не грубой силы, а нежного прикосновения воли.

Прогресс был мучительно медленным. Часто она не чувствовала ничего, кроме усталости и разочарования. Внутренний «огонек» казался упрямым, не желающим отвечать на её сознательные попытки. Он всё ещё предпочитал вырываться наружу только в моменты сильного эмоционального стресса.

«Ты всё ещё боишься его», — мягко говорил Старейшина Мэй, когда она снова терпела неудачу. «Страх — это стена. Нужно не бояться своей силы, а понять её. Она часть тебя».

Однажды вечером, после особенно тяжелого дня, когда она снова столкнулась с презрением Фэн Ву и её свиты, Линь Хуа сидела в лаборатории Старейшины Мэй, пытаясь сосредоточиться на маленьком, увядающем цветке. Гнев и обида всё ещё кипели в ней, и она чувствовала, как её внутренняя сила неспокойно ворочается, готовая вспыхнуть.

«Нет», — прошептала она себе, вспоминая слова Старейшины Мэй о контроле. «Не сейчас. Не так».

Она закрыла глаза, глубоко вдохнула аромат лаборатории. Попыталась успокоить бурю внутри. Найти то самое спокойное место, о котором говорил Старейшина. Это было трудно, но постепенно шум эмоций начал стихать.

Затем она сосредоточилась на цветке. Он был почти безжизненным, лепестки поникли. Она представила свою силу не как взрыв, а как мягкое, теплое свечение. Представила, как этот свет нежно касается цветка, как он проникает в стебель, в лепестки. Она не *требовала* от цветка жизни, она *предлагала* её.

Она почувствовала, как её внутренний «огонек» слабо отозвался. Не рванул наружу, а мягко, тонкой струйкой потянулся к цветку. Она чувствовала, как эта струйка энергии, теплая и живая, вытекает из её ладони и касается поникших лепестков.

И произошло чудо. Не моментальное и ослепительное, как в деревне, а тихое и едва заметное. Лепестки цветка начали… расправляться. Очень медленно, словно просыпаясь ото сна, они поднялись, их цвет стал чуть ярче. Увядающий цветок не расцвел заново в полную силу, но он явно стал выглядеть живее, чем секунду назад.

Линь Хуа открыла глаза. Её дыхание участилось. Она сделала это! Она использовала свою силу *намеренно* и *контролируемо*!

Старейшина Мэй, наблюдавший за ней из-за стола, кивнул, и на его лице появилась довольная улыбка. «Хорошо, дитя! Очень хорошо! Это был не взрыв, а направленный поток. Ты почувствовала разницу?»

Линь Хуа кивнула, в её глазах блестели слезы — слезы облегчения и радости. «Да, господин. Это… это было иначе».

«Это было *контролируемо*», — подтвердил он. «Маленький шаг, но огромный прорыв. Ты научилась прислушиваться к своему источнику и направлять его».

В следующие недели эти маленькие успехи стали повторяться чаще. Она научилась посылать тонкие струйки своей энергии, чтобы помочь растениям расти или восстановиться после повреждения. Она научилась направлять её на свои собственные мелкие порезы и царапины, заставляя их заживать быстрее. Это была слабая, но чистая сила исцеления.

Старейшина Мэй перешел к другому аспекту: защите. Он просил её представить свою силу как щит, как барьер.

«В деревне ты создала барьер из пионов», — напомнил он. «Это было инстинктивно. Теперь попробуй сделать это сознательно. Нечто маленькое. Нечто прочное».

Сначала это было так же сложно, как и с исцелением. Сила либо не отвечала, либо грозила выйти из-под контроля. Но постепенно, сосредоточившись, представляя свою силу как плотные, переплетающиеся стебли или упругие лепестки, она начала добиваться результатов.

Первым успехом стал крошечный, полупрозрачный купол света, который она смогла удержать вокруг своей ладони всего несколько секунд. Он был слабым, его легко можно было разрушить, но он был *там*. Он был создан её волей, её силой. Постепенно она научилась делать его более стабильным, немного увеличивать его размер, придавать ему легкий розовый или зеленоватый оттенок — цвет жизни и цветения.

Это были только первые лепестки её силы — крошечные проявления, едва заметные в сравнении с мощью других учеников секты, способных призывать молнии или разрушать камни ударами меча. Но для Линь Хуа они значили всё. Они были доказательством того, что она не бесполезна. Что её сила реальна. Что она может научиться управлять ею.

Колючий путь оставался колючим. Днем её всё так же игнорировали или относились с пренебрежением. Фэн Ву всё так же бросала на неё холодные взгляды, если они пересекались. Но теперь, выполняя тяжелую работу, Линь Хуа чувствовала себя иначе. Внутри неё теплилась надежда. Она знала то, чего не знали они.

Она была ростком, пробивающимся сквозь жесткую почву. И вот, появились первые, нежные лепестки. Хрупкие, но полные обещания. Её уникальная сила начинала проявляться, не как дикий сорняк, а как цветок, который, пусть и медленно, учится раскрываться под направляющим светом мудрости своего наставника.

ГЛАВА 13: Встреча с Драконом и Фениксом

Прошли месяцы. Месяцы тяжелого физического труда в садах, утомительных часов увядающего цветка в ладони и ночей, полных мучительных попыток контролировать дикую силу внутри. Прогресс был медленным, почти незаметным. Иногда Линь Хуа удавалось вызвать крошечное, с булавочную головку, мерцание цвета на кончике пальца. Иногда — заставить росток в горшке проклюнуться чуть быстрее. Но чаще всего были лишь разочарование, усталость и болезненное ощущение внутренней борьбы, когда сила грозила вырваться.

Уроки Старейшины Мэй были бесценны, но они лишь подчеркивали, насколько её путь отличается от пути других. Пока ученики на других пиках оттачивали техники меча, практиковали формации и медитировали, поглощая духовную энергию для повышения своего уровня культивации, Линь Хуа училась чувствовать шепот жизни в листе и пыталась заставить единственный лепесток энергии повиноваться ей. В иерархии Секты Вершины Облаков, где сила измерялась уровнями и мастерством в общепринятых техниках, её место было на самом дне.

Её статус «личной ученицы» Старейшины Мэй оставался тайной, известной лишь ему самому и, возможно, А-Цзиню. Для всех остальных она была просто Линь Хуа, той хилой девушкой в синей форме ученика внешнего двора, которая постоянно возилась в садах Пика Изумрудного Роста и, по слухам, была едва ли не служанкой Старейшины. Презрение и равнодушие были её постоянными спутниками.