Бесплатный фрагмент - Фиктивная невеста

Глава 1

Кира

Сердитый баритон Олега пробивался сквозь полированную деревянную дверь его кабинета, массивную, как врата в иной мир, отделяющую его сверкающую империю от серой реальности обычных людей. Голос гремел, как далёкий гром, и я могла разобрать лишь обрывки слов — «некомпетентность», «сроки», «невозможно». Он был одновременно ошеломлён и взбешён, и я невольно вздрогнула, чувствуя, как его ярость просачивается через щели, словно холодный ветер.

Соня, стоящая рядом, побледнела, её глаза расширились от ужаса.

— Может, сегодня не лучший день? — пискнула она, сжимая ручку моего розового чемодана, блестящего, как конфетка, с серебряными петлями, которые сверкали под светом ламп. — Может, мне не стоит туда идти?

Я натянула улыбку, стараясь выглядеть беззаботной, хотя внутри всё сжалось.

— Всё будет хорошо, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал легко, почти весело. — Все раздражают Олега. Это его стиль. Когда узнаешь его поближе, поймёшь, что он… ну, не такой уж монстр.

Ещё один взрыв криков из — за двери. Стены, кажется, задрожали.

Соня посмотрела на меня так, будто готова была провалиться сквозь мраморный пол. Её пальцы вцепились в чемодан, как в спасательный круг. Этот чемодан — мой талисман, символ моего ремесла, и я позволила Соне катить его в офисы клиентов, чтобы передать ей эстафету мобильного стилиста. Всего на несколько недель. Надеюсь, только на несколько недель.

Ещё один гневный возглас, и я выдавила смешок, словно это была забавная шутка.

— Ох, Олег! — шепнула я, подмигнув.

Соня изучала моё лицо, пытаясь понять, шучу ли я. Я надеялась, что она встретится с Олегом в более спокойной обстановке, прежде чем столкнётся с его стилем управления — метающим молнии, как Зевс с Олимпа. Но теперь было слишком поздно.

Я потянула её в сторону, когда дверь кабинета с треском распахнулась. Двое мужчин в дорогих костюмах вылетели наружу, их лица были напряжёнными, а шаги — быстрыми, почти паническими. Они промчались по коридору, устланному толстым ковром, мимо стеклянных офисов, где помощники Олега обычно гудели, как пчёлы в улье. Но сейчас, в пятницу, в семь вечера, большинство комнат были тёмными, и только свет из кабинета Олега резал сумрак, как клинок.

Мы наблюдали, как мужчины скрылись в зоне, где трудились помощники помощников. Я бы не удивилась, узнав, что где — то там, в подвале, есть камера пыток для тех, кто осмелился подвести Олега Власова.

Ещё одно ворчание из кабинета, глубокое и раскатистое, как рык зверя.

— Он не плохой человек, — шепнула я, стараясь успокоить Соню. — Это просто его манера.

Олег Власов был невероятно красив — высокий, с мощным телосложением, чёрными ресницами, обрамляющими глаза, которые могли прожечь насквозь. Но в нём было что — то пугающее, почти готическое, как в тёмном рыцаре из старинного романа. Он был финансовым магнатом, главой «ВласИнвест», человеком, чья подпись — размашистая, с острыми углами — красовалась на логотипе компании, словно королевский указ.

— Ну да, — пробормотала Соня, явно не убеждённая.

Я улыбнулась шире, не позволяя своей маске дрогнуть. Соня была одной из лучших стилистов в моём штате, и только лучший подходил для Олега. Его короткая борода требовала ювелирной точности, а волосы — особого подхода, учитывающего форму его лица и привычку раздражённо запускать пальцы в шевелюру. Когда он злился — а злился он всегда, — его волосы драматично зачёсывались назад, и я находила это… завораживающим. Его хмурые губы, твёрдая энергия, от которой люди разбегались, как ящерицы перед бурей, — всё это было частью его магии.

Я знала, что не должна находить его суровость забавной. И уж точно не должна была представлять, как касаюсь его щетинистых щёк, гладких, как бархат, или целую его хмурый лоб. Но сердце хочет того, чего хочет. Я, наверное, всегда была немного влюблена в Олега. Может, больше, чем немного. Он вёл себя так, будто я — самый раздражающий человек на свете, но я чувствовала между нами связь, тонкую, как паутина. Конечно, он никогда бы не признал это, как лев не признает, что лёгкий ветерок приятен.

Олег существовал в мире, где не было очередей на почте или липких ценников на одежде. Его мир был стратосферой миллиардеров и знаменитостей, где планы мирового господства казались реальными. Я стригла его каждую пятницу в десять минут восьмого, после закрытия биржевой сессии — момента, когда его нельзя было беспокоить. За годы я поняла одно: мировое господство — единственное, что его волновало.

Ещё крики. На этот раз из кабинета выбежала женщина, за ней — мужчина, потом ещё один. Что — то явно пошло не так — обычно в это время офис затихал, и я любила думать об этом как о нашем времени, как бы глупо это ни звучало.

Я посмотрела на Соню. Её костяшки побелели от того, как сильно она сжимала чемодан. Если её руки будут дрожать, она точно испортит стрижку Олегу.

Я бы подстригла его сама, но моё запястье, стянутое бандажом, ныло от повторяющейся стрессовой травмы. Эта боль грозила разрушить мою жизнь. Мне нужен был отпуск — месяц, а может, два, если не станет лучше. Как я буду платить за аренду? Денег едва хватало на этот месяц. Мысли о будущем давили, как тяжёлый камень, но я оттолкнула их.

Соня напряглась, когда из — за приоткрытой двери донеслось очередное рычание Олега. Ещё один подчинённый, похоже, попал под раздачу.

— Суть работы с Олегом — относиться к нему с юмором, — шепнула я. — Юмор — твоя броня. И никогда не показывай, что нервничаешь. Никогда не давай ему почувствовать слабость.

Она сглотнула, сильнее вцепившись в чемодан.

— Хорошо.

— Серьёзно, — добавила я. — Всегда делай вид, что тебе весело. Даже если внутри всё трясётся.

— Но я не такая весёлая, как ты, — её голос дрогнул.

Я хотела сказать, что и я не родилась с этой лёгкостью. Моя жизнерадостность — маска, отточенная годами, мой способ выживания. Особенно с Олегом. Но Соня бы не поверила, поэтому я просто улыбнулась.

Олег был звездой делового мира. Его лицо мелькало на обложках журналов, его имя всплывало в новостях рядом с прогнозами рынков и сделками на миллиарды. Каждое его слово имело вес, заставляя людей спорить или кивать в согласии. Его подпись — размашистая, властная — была логотипом «ВласИнвест», выгравированным на всём, от вывесок до визиток. Его штаб — квартира, перестроенный склад с эко — дизайном, дышала его энергией.

— Просто иди туда с высоко поднятой головой и получай удовольствие, — сказала я. — Тебе весело, а он злится — и это его проблема. Это единственный способ справиться с Олегом.

— Ладно, — Соня нервно прикусила губу.

— Правда. У таких угрюмых мужчин, как он, всегда есть тёмная тайна и ноль радости в жизни.

— Откуда ты знаешь? — она прищурилась. — Это из твоих сериалов?

— Ну… да, — призналась я, усмехнувшись. — Но это не делает это менее правдивым.

Мой аккаунт в социальных сетях, посвящённый сериалам, был моим убежищем. Мыльные оперы успокаивали меня, как тёплое одеяло в холодную ночь. Когда травма запястья не давала уснуть, я думала о любимых персонажах, перебирая их драмы, чтобы отвлечься от своих.

— Единственный способ справиться с Олегом — натянуть улыбку, зашнуровать свои блестящие ботинки и игнорировать его рычание, — продолжала я. — Думай о нём как о льве с занозой в лапе. Это не про тебя. Это про его занозу.

Соня посмотрела на меня так, будто у меня самой выросла грива. Я чувствовала, что Олег несёт какую — то тёмную ношу — это помогало мне не принимать на свой счёт его раздражение, когда он фыркал на мои шутки или закатывал глаза на мои яркие наряды. Я считала, что ему полезно видеть кого — то, кто не боится цвета и смеха. Хотя, судя по сплетням, его мрачный стиль не мешал ему быть Казановой. Сайты пестрели его фото с моделями и светскими львицами — все в чёрном, как на похоронах. Скучно. Будто они боялись, что яркий цвет ослепит его.

Говорили, Олег никогда не спал с одной женщиной дважды. Но это не останавливало их — они выстраивались в очередь, чтобы попытать счастья. Я иногда листала его фото, якобы проверяя, как моя стрижка выглядит «в дикой природе». Но, если честно, я просто не могла отвести взгляд от его лица — резкого, драматичного, как кадр из чёрно — белого фильма.

Ещё одно ворчание из кабинета.

— Я не смогу, — прошептала Соня, её голос дрожал.

— Я бы не привела тебя, если бы не верила в тебя, — сказала я твёрже. — Ты справишься.

— Просто удивительно, что ты ему нравишься, — шепнула она. — Кажется, он не потерпит ещё одного весёлого человека.

— Нравишься? — я рассмеялась, но смех вышел горьким. — Он меня терпеть не может. Возможно, я раздражаю его больше всех.

— Что? — Соня запаниковала. До стрижки оставалось две минуты. — Он тебя ненавидит?

— Я вывожу его из себя. Он ведёт себя со мной как полный придурок. Я просто не даю ему себя задеть, но да, я не в его фан — клубе.

Она уставилась на меня, как на безумную.

— Почему ты его терпишь, Кира? У тебя куча клиентов и учеников.

Я пожала плечами, не готовая признаться, что Олег — это больше, чем клиент. Он был вызовом, загадкой, магнитом, который притягивал меня, несмотря на его колючки.

В этот момент из кабинета вышел Вадим, светловолосый помощник Олега. Его лицо осветилось, когда он меня увидел.

— Привет, Кира!

— Приветик, Вадим! — я улыбнулась, но быстро скрестила руки, пряча бандаж на запястье.

Вадим заметил его, но ничего не сказал. Я представила ему Соню, объяснив, что она временно заменит меня. Он поморщился, глядя на закрытую дверь.

— Не лучший день для перемен.

— Ничего страшного, — сказала я весело. — Если Олег будет бушевать, я расскажу ему про Озерского из «Нашей жизни», как он инсценировал свою смерть. Это его точно отвлечёт.

Вадим фыркнул.

— Кто — то жаждет смерти.

Он ушёл, а Соня посмотрела на меня с удивлением.

— Олег Власов любит сериалы?

— Боже, нет, он их ненавидит, — я закатала рукав, пряча бандаж. — Это его бесит. А ещё он терпеть не может массаж головы, но я убедила его, что без этого стрижка ляжет криво.

— Почему не пропустить массаж? — спросила она. — Если он его ненавидит…

— Потому что, — я замялась, чувствуя, как щёки теплеют. — Ему это нужно. Он… он вообще не умеет расслабляться.

Олег закричал на кого — то, пересыпая речь цифрами — его фирменный стиль. Мой телефон пискнул: десять минут восьмого.

— Пора, — сказала я.

Соня сглотнула, её лицо было белее мела. Я постучала в дверь.

— Что? — рявкнул Олег изнутри.

— Стрижка.

Ворчание.

— Это значит «заходи», — я подмигнула Соне, схватила чемодан и повела её в кабинет.

Пространство Олега было холодным и стерильным, как операционная: стеклянные поверхности, чёрная кожа, огромные окна с видом на мерцающую Москву. А в центре — он сам, во всей своей сияющей, грозной красе. Его карие глаза сверкали, кожа пылала от раздражения, даже волосы, кажется, искрили гневом. Его красота, как всегда, на миг остановила моё сердце.

— Что это? — буркнул он, глядя на Соню.

— Это София Терентьева, — сказала я. — Она возьмёт моих клиентов на ближайшие четыре недели.

Соня неуверенно улыбнулась.

— Приятно познакомиться, Олег Владимирович.

— Четыре недели? — его голос стал ниже, опаснее. — Куда, чёрт возьми, ты собралась?

— В отпуск, — я кивнула Соне, чтобы она начала раскладывать инструменты. Она достала брезент и табурет, её движения были скованными.

Олег буравил меня взглядом, и я почувствовала, как жар поднимается по шее.

— Соня — профессионал, — добавила я весело. — И не волнуйся, твоя служба безопасности проверила её. Никаких скелетов в шкафу или ламп из человеческой кожи.

— «Устраивает» службу безопасности — это не то же самое, что «устраивает» меня, — отрезал он.

— Она справится, — я улыбнулась шире. — Готов?

Он подошёл, излучая раздражение каждым мускулом, и сел на табурет. Соня накинула на него пеньюар, её руки дрожали, но она справилась. Я ободряюще кивнула.

Она начала расчёсывать его волосы. Я стояла чуть в стороне, где Олег не мог меня видеть, и улыбалась, вдыхая его запах — резкий, пряный, с ноткой чего — то тёмного. Соня отложила расчёску и положила руки ему на голову для массажа.

— Нет, нет, нет, — Олег отмахнулся. — К чёрту это. Стриги и все.

Соня посмотрела на меня в панике.

— Хорошо, она пропустит массаж, — сказала я весело. — Вот здесь, — я провела здоровой рукой по его затылку. — Чистый переход сзади и по бокам.

— Почему ты не можешь сделать это в последний раз, чтобы она посмотрела? — спросил он, и в его голосе было больше раздражения, чем обычно.

— Потому что так лучше, — ответила я.

Соня достала бритву и подключила её.

— И что это значит? — буркнул Олег. — Проснулась утром и решила, что пора бросить всё на месяц?

Я обошла его и посмотрела в глаза, скрестив руки. Его взгляд был как удар тока — я редко говорила с ним лицом к лицу, обычно прячась за его спиной, сосредоточенная на стрижке. Его глаза блестели, и мой желудок сделал кульбит.

— Люди берут отпуск, — сказала я, пряча бандаж под рукавом. Я не хотела, чтобы он заметил травму.

— На целый месяц? — он прищурился. — Ты что, решила: «Я построила бизнес, а теперь брошу его, потому что… почему бы и нет»?

Я улыбнулась, хотя внутри всё сжалось.

— Странно, но именно это я и подумала!

— Четырёхнедельный отпуск, — прорычал он.

Бритва зажужжала.

— Ладно, сиди спокойно, — сказала я.

— Знаешь, кто берёт такие отпуска? Неудачники.

Я сдержала ухмылку. Это был Олег во всей красе.

— Может, я отправлюсь в романтический отпуск в Индию, о котором мечтала.

Его лицо вспыхнуло, и я почувствовала, как моё сердце пропустило удар.

— Романтический отпуск с парнем, да? — его голос стал ниже, почти угрожающим.

— С чего ты взял, что с кем — то? — я пожала плечами. — Может, я хочу романтику для себя.

— Ты не потянешь Индию на свою зарплату, — отрезал он. — Не знаю, сколько ты берёшь, и мне плевать, но ты работаешь по часам. Это значит, что ты обречена вечно снимать квартиру с соседкой и в итоге стать пенсионеркой на пособии, которое оплачивают такие, как я.

— Олег Власов, — я улыбнулась слаще. — Может, мне положить тебе на лицо полотенце с ароматом жасмина?

Он уставился на меня, как на безумную. Соня выглядела так, будто вот — вот потеряет сознание.

— Или мой парень насладится этим полотенцем в Индии, — добавила я, и тут же пожалела.

Выражение его лица изменилось — стало тёмным, непроницаемым. Я перешла черту? Воздух стал тяжёлым, как перед грозой. Я поспешила к Соне, которая нервно работала над стрижкой.

— Отлично, — сказала я. — Она делает всё идеально.

Соня отложила бритву и взяла ножницы, распушая его волосы.

— Вот здесь, — я показала форму, которая лучше всего подходила Олегу. — Оставляй чуть больше длины.

— Поняла, — кивнула она.

Хороший стилист, как Соня, мог многое понять по стрижке недельной давности. Но я не просто отправляла замену — я хотела, чтобы мои клиенты получали лучшее. Особенно Олег. Половина успеха стрижки — в понимании личности человека. У Олега всё было просто: его посыл миру — «Я контролирую всё, держись подальше». Брутальное совершенство, завёрнутое в колючую проволоку. Моя стрижка — в стиле 1930—х, с длинной макушкой — подчёркивала это, выглядя идеально как в зачёсанном виде, так и в его фирменном «я на взводе» беспорядке.

— У меня не весь день, — рявкнул Олег.

Соня вздрогнула. Я молча показала ей ещё один ракурс.

— Кстати, помнишь, как Озерский помог Белому похитить мужа Елены и подставить двойника? — сказала я, чтобы отвлечь его.

— Я видела этот обзор в твоих социальных сетях, — подхватила Соня.

— Подожди, что? — Олег повернулся, его голос сочился презрением. — Смотреть сериалы — не пустая трата времени? Вы ещё и пересматриваете старые эпизоды в интернете?

— Конечно! — ответила я весело. — Сериалы учат жизни.

Его угрожающее фырканье было бесценным. Я не видела его лица, но чувствовала, как его ярость пронизывает воздух, как электрический разряд.

Пришло время подравнять бороду. Когда я начала работать с Олегом, его предыдущий стилист делал бороду слишком полной — ошибка! Форма бороды должна подчёркивать лицо. У Олега оно было почти скульптурным, и моя работа делала его ещё эффектнее.

— Соня, — сказала я, — если сделать лёгкий изгиб здесь, видишь линию? — я показала, как борода должна спускаться от скул к подбородку, создавая идеальный контур.

Соня кивнула, но, кажется, не уловила магии. Люди редко видели Олега так, как я.

Уход за бородой — интимное дело. Олег, возможно, не понимал, какое волшебство я творю, но это было неважно. Он был засранцем, который не будет скучать по мне. А я… я буду скучать по нему.

— Вот здесь, — я провела левой рукой по его щеке, разглаживая линию от скулы к подбородку. Это была моя любимая часть его бороды. Моя рука задержалась на миг дольше, чем нужно, и я почувствовала, как моё горло сжалось.

Если запястье не заживёт, я, возможно, никогда больше не прикоснусь к нему. Не увижу его. Эта мысль ударила, как молния, и я отвернулась, пряча дрожь в руках.

Глава 2

Олег

Вечер понедельника, десять часов. Гонконгская фондовая биржа вот-вот закроется, и я со своей командой толпимся в переговорной вокруг стола, заваленного контейнерами с китайской едой на вынос. Запах соевого соуса и жареного риса мешается с напряжённым теплом человеческих тел. Перед нами — стена мониторов, испещрённых графиками. Все взгляды прикованы к двум линиям в центре — расходящимся, как крылья хищной птицы. Наша новая стратегия сработала. Алгоритм, который мы вылизывали месяцами, сдвигает циферблат на жалкую долю процента, но, когда оперируешь такими суммами, как мы, этого хватит, чтобы возвести или стереть с лица земли экономику маленькой страны.

Тенденция держится пятый день. Я чувствую, как волнение команды нарастает, как статическое электричество перед грозой. Кто-то позади тихо выдыхает — единственный звук в гробовой тишине. Скоро они будут орать, танцевать, обниматься, но только когда я выйду за дверь. Пока я здесь, они держат себя в руках. Яркие эмоции бесят меня до чёртиков.

— Всё, — говорю я, голос ровный, как бетонная плита. — Хорошая работа. Продолжайте.

Не добавляя ни слова, я разворачиваюсь и иду в свой кабинет. Шаги глухо отдаются по мраморному полу. Я не еду домой. Работал до трёх утра, потом рухнул на диван в офисе, вздремнув пару часов. В шесть утра, ещё до начала предпродажной торговли, я уже был на ногах, глаза горели от кофеина и адреналина.

В девять утра в кабинет заходит Вадим с двумя кружками кофе. Запах свежесваренного эспрессо заполняет пространство, смешиваясь с холодным воздухом кондиционера.

— Ты только пришёл или вообще не уходил? — спрашивает он, протягивая мне кружку.

— Не уходил, — отвечаю, не отрываясь от экрана.

Он останавливается перед столом, изучая моё лицо. Вадим со мной с самого начала, и он читает меня, как открытую книгу. Его взгляд — смесь любопытства и осторожности, как у человека, который знает, что ступает на минное поле.

— Что? — рявкаю я, хватая кофе. Горячая керамика обжигает пальцы.

— Силантьевы, — говорит он, и в его голосе появляется тень тревоги.

— И что с ними? — я откидываюсь в кресле, чувствуя, как мышцы шеи напрягаются.

Силантьевы — семейный конгломерат, контролирующий огромный портфель фондов, включая несколько инвестиционных, за которые я бился, как лев. У нас есть кусок их бизнеса, и мы принесли им прибыль, от которой у любого финансиста потекли бы слюнки. Я был на грани того, чтобы забрать всё — полный контроль над их активами. Это не просто игра на рынках. Это власть. Контроль над самим рынком.

— Я говорил с Ольгой Петровной, — продолжает Вадим.

— И? — я прищурился. Ольга Петровна Силантьева — глава семейства, семидесятилетняя женщина с умом острым, как бритва, и волей крепче стали. — Она готова отдать всё?

Тишина. Его лицо каменеет, и я чувствую, как кровь приливает к вискам.

— Что? — рычу я.

— Она рассматривает других, — говорит он. — Её совет директоров устроил проверку. Это между тобой и Соболевым.

Я чуть не выплёвываю кофе.

— Ты шутишь? — но его взгляд непреклонен. Вадим не шутит. Не со мной. — Это сама Ольга Петровна сказала?

Он кивает.

— Она что, с ума сошла?

Молчание. Я сжимаю кружку так, что кажется, она треснет.

Ольга Петровна славилась безошибочными решениями. Выросшая в семье фермеров из Краснодарского края, она пробилась наверх с нуля, и я уважал её за это, несмотря на её высокоморальные замашки, которые порой граничили с абсурдом. И тут меня осеняет.

— Чёрт. Это из-за той статьи? — я отставляю кружку, чувствуя, как гнев закипает внутри.

Вадим поднимает брови над очками в чёрной оправе. Ему не нужно ничего говорить — он явно думает то же самое.

— Она прямо сказала, что дело в статье? — спрашиваю я.

— Не пришлось, — отвечает он. — Все считают тебя каким — то Распутиным, который устраивает оргии и купается в слезах девственниц. Ольге Петровне это не по душе. Ты знаешь, как она печётся об имидже. Она осторожна с теми, с кем связывает свой бренд.

Та статья, вышедшая пару недель назад, была чистым бредом. Да, я не сплю с одной женщиной дважды. Но я всегда честен. Говорю прямо: не будет звонков, сообщений, второго свидания. Никогда. Я делаю всё, чтобы женщины знали, на что идут. И теперь я — какой — то Распутин, утопающий в разврате?

— Какая чушь, — рычу я. — Я два месяца почти не вылезал из офиса из-за этого алгоритма. И теперь я Распутин?

Вадим отпивает кофе, его лицо непроницаемо. Я нанял целую команду пиарщиков, чтобы держать такие статьи под контролем. Само собой, я их уволил, как только этот пасквиль попал в печать.

— Заставляет нас конкурировать с Соболевым, — говорю я, чувствуя, как челюсть сжимается. — О чём она думает?

Вадим молчит, ожидая, пока я сам дойду до сути.

Анатолий Соболев — наш главный конкурент, владелец компании по управлению активами. Мошенник и лжец, но сын олигарха из 90—х, что, похоже, даёт ему индульгенцию на всё. В отличие от меня.

Вадим садится в кресло напротив, скрестив ноги. Его короткие вьющиеся волосы блестят под светом ламп, а худощавое тело бегуна расслаблено, но глаза выдают напряжение.

— Хорошие новости? — говорит он. — Я водил Ольгу Петровну на завтрак.

— И? — я прищурился. Вадим умел очаровывать клиентов, и Ольга Петровна не была исключением.

— Рассказал ей про алгоритм. Она в восторге. Очень позитивно настроена, — он замолкает, и эта пауза мне не нравится.

— Что?

— Я сказал, что ты хочешь обсудить это с ней. На яхте. На следующей неделе.

Я медленно поворачиваюсь.

— Что?

— В этом году тебе придётся сказать «да», — продолжает он. — Если хочешь её активы.

Он говорит о двухнедельной поездке на мегаяхте — ежегодном сборище Силантьевых, их друзей и бизнес — воротил в Сочи. Я отказывался три года подряд. Яхта длиннее футбольного поля, с танцполом, бассейном, рестораном, кинотеатром, каютами, шоу — кусок ада, замаскированный под роскошь.

— Всё что угодно, только не это, — отрезаю я.

— Олег, — его голос становится твёрже. — Хочешь Силантьевых? Надевай матросскую шапку, шагай на яхту и покажи Ольге Петровне, что ты не тот, за кого тебя выставила статья. Ты — её человек.

Я стону, потирая виски. Мой график трещит по швам, и вырвать две недели — всё равно что вырезать себе сердце.

— Там наверняка есть бизнес — услуги, — добавляет он. — Будешь работать.

— На какой планете я выкрою две недели? — рычу я.

— Ты ведь хочешь активы Силантьевых? — его взгляд буравит меня.

Я выдыхаю. Он прав. Соболев, этот гад, был на новогоднем мероприятии Силантьевых в Краснодаре — ещё одно приглашение, которое я проигнорировал. Кто — то явно нашептывает Ольге Петровне, расхваливая его.

— Возьми отпуск, — говорит Вадим. — Покажи ей, что ты — тот, кто принесёт ей прибыль. Что ты не тот, о ком пишут.

Я не из их круга. Вырос в Томске, в семье, державшей пивной бар. Статья выставила меня чуть ли не бандитом, который вырывал сумки у старушек, хотя я пахал, чтобы выбраться наверх, не запятнав себя. Мой успех — не удача, а работа. В два раза тяжелее, чем у Соболева.

— Думаешь, он приложил руку к статье? — спрашиваю я.

— Трудно сказать, — отвечает Вадим. — Но тебе нужно быть там. Это цена за её активы. Я тоже еду — она меня пригласила.

Я смотрю в потолок, чувствуя, как гнев сменяется усталостью. Управление активами Силантьевых — это не просто деньги. Это власть, свобода, нечто большее, чего я не могу выразить словами. Я хочу этого всеми фибрами.

— Ладно, — говорю я. — Буду работать из каюты.

Вадим изучает меня, и его взгляд заставляет меня насторожиться.

— Что? — рявкаю я.

— Есть ещё кое — что, — он делает паузу, и я чувствую, как воздух сгущается.

— Что ещё?

— Олег из той статьи — его не существует. Мы это знаем.

— Верно, — киваю я.

— Я сказал Ольге Петровне, как ты расстроен из — за статьи. Особенно из — за части про другую женщину каждую ночь. И… — он замолкает, и его лицо кривится, как от боли. — Твоя невеста расстроена ещё больше.

Я чуть не роняю кружку.

— Моя невеста? — я смотрю на него, не веря ушам.

Он морщится.

— Ты шутишь?

— Я запаниковал, — признаётся он. — Она была недовольна статьёй, и у неё был тот самый взгляд Ольги Петровны. Ей нужно было что — то, чтобы поверить в тебя, и я ляпнул это.

— Невеста? — я втягиваю воздух. — Кто в это поверит?

— Ольга Петровна поверила, — говорит он. — Она была рада. Ты ей нравишься, Олег, и ей нужно было услышать что — то такое.

— Но это ложь, — я сжимаю кулаки. — У меня нет невесты. И не будет.

— Знаю, — он виновато опускает глаза. — Но я не мог остановиться. Вы помолвлены. Сильно влюблены. Мечтаете о семье. Но держите это в тайне. Ты оберегаешь её от прессы, потому что она не похожа на твоих прежних женщин. Она изменила твой мир. Ольга Петровна это съела — ты бы видел её лицо.

Я смотрю на него, онемев. Ольга Петровна ненавидит ложь. Это одна из немногих вещей, которые нас объединяют.

— Ты не мог просто объяснить, что статья — бред? — рычу я.

— Ей нужно было что — то позитивное, — оправдывается он. — Я доверился интуиции.

— И выдумал невесту? — я саркастично фыркаю. — Почему не сказать, что я изобретаю протезы для безногих котят?

Вадим умеет читать людей, но это перебор. Я всегда честен. В бизнесе я — тот, кто даёт результат. В личной жизни — тот, кто обещает ночь и ничего больше. Этого всегда хватало.

Я подхожу к окну. Москва мерцает внизу, как россыпь бриллиантов на чёрном бархате. Я хочу активы Силантьевых больше всего на свете.

— Последние полгода у тебя не было публичных ужинов или фото с женщинами, — говорит Вадим. — Это идеально. Ты встретил её в декабре. Она другая. Ненавидит внимание. Всё сходится.

— Ладно, — говорю я. — Приму приглашение. Поработаю удалённо. Появлюсь на ужинах и прочей чуши. А через пару месяцев выпустим релиз, что мы расстались.

Вадим делает глубокий вдох.

— Это была моя изначальная мысль, — говорит он, но его тон настораживает.

— Что? — я поворачиваюсь.

— Ольга Петровна пригласила твою невесту, — он смотрит на меня, как на бомбу с тикающим таймером.

— Прости, что?

— Она хочет, чтобы твоя невеста тоже была там.

Я смотрю на него, чувствуя, как кровь стынет.

— Надеюсь, ты сказал, что она занята?

— Ну… — он снова морщится. — Мне показалось, что она почувствует ложь. Я сказал, что уточню у вас, но думаю, она будет в восторге.

— Ты издеваешься? — я повышаю голос.

— Тебе нужно её привести, — говорит он.

— Кого? Её не существует! — я шагаю к нему, чувствуя, как гнев закипает. — Что ты натворил?

— Всё под контролем, — он поднимает руки. — Мы найдём тебе невесту.

— Найдём невесту, — повторяю я, не веря.

— Извини, — он виновато смотрит.

Любой другой на его месте уже летел бы с работы. Но не Вадим. Он не просто мой первый помощник — он друг. И он чертовски хорош с клиентами. Обычно.

— Она не раскусит ложь, — добавляет он. — Люди постоянно берут фиктивных партнёров на свадьбы. Мы найдём актрису. Скажем, чтобы не мешала тебе работать.

— А что, когда Ольга Петровна увидит эту «невесту» в Большом театре или на телеэкране? — я сжимаю кулаки. — Она не идиотка.

— Тогда модель, — предлагает он.

— Я думал, мы ищем ту, что боится камер, — язвлю я.

— Верно, — он кивает.

— Ладно, разберёмся. Поселим её в другой каюте.

— Она не может быть в другой каюте, — возражает он. — Она твоя невеста.

— Я не хочу делить каюту с женщиной, которая будет вешаться на меня, — рычу я. — Две недели отбиваться от неё? А потом застрять с той, с кем я переспал и не хочу видеть? Лучше уж пение и музыка.

Вадим кивает. Он знает мои правила: не ночую у женщин, не возвращаюсь дважды, не привожу никого домой.

— Может, двухкомнатная каюта? — предлагает он. — Одна часть — офис, ты спишь там…

— Проблема тесноты никуда не денется, — отрезаю я. — Господи.

— А если женщина, которая тебя раздражает? — говорит он. — Она в спальне, ты в офисе.

Я замираю. Идея… интригует.

— Это может сработать, — говорю я. — Раздражающая, с чертами, которые я терпеть не могу.

— Но таких девяносто девять процентов населения, — усмехается он. — Надо сузить круг.

— Женщина, — говорю я. — Симпатичная, но с личностью, которая меня так бесит, что я не захочу к ней прикасаться даже шестом.

Вадим ухмыляется.

— Поконкретнее?

— Дай свою записную книжку.

Он протягивает коричневую кожаную книжку, которую таскает везде. Я вырываю чистый лист, хватаю ручку и пишу сверху: «ОЛЕГ НЕНАВИДИТ», подчёркивая дважды для пущего эффекта.

— Ты ненавидишь весёлых, жизнерадостных людей, — подсказывает Вадим. — Всегда это говоришь.

— Точно, — киваю я. — Ветреность меня раздражает. — Пишу: «1. Жизнерадостная личность».

— Найдём модель низкого уровня, весёлую и позитивную, — предлагает он. — И пусть увлекается сериалами. Ты ненавидишь, когда люди одержимы мыльными операми. Она может смотреть их в каюте.

— Идеально, — соглашаюсь я. — Это покажет, что она идиотка, с которой у меня нет ничего общего. — Пишу: «2. Считает сериалы и мыльные оперы глубокими».

Я постукиваю ручкой по столу из красного дерева, его гладкая поверхность холодит пальцы. Представляю самую раздражающую невесту. Жаль, Кира, наверное, уже в Индии. Хотя… никто бы не поверил, что я женюсь на такой, как она. Слишком неправдоподобно.

— Номер три, — продолжаю я. — Нищая. Таких легче контролировать.

— Насколько нищая? — уточняет Вадим.

— Жалко нищая. Почасовая работа. Ездит на метро. Знаешь, нищая. — Пишу: «3. Жалко нищая». — Номер четыре — смеётся над всем. Номер пять — глупо позитивная.

— Объявление на сайте работы? — усмехается он. — «Требуется нищая фанатка сериалов с позитивным настроем»?

Я игнорирую, добавляя: «6. Розовые вещи, блёстки и прочая ерунда. 7. Описывает свои эмоции — грустное лицо, глаза — сердечки, вздохи. 8. Поёт песни о своём питомце и думает, что это смешно. 9. Энергичная, спортивная. Полная противоположность моему типу».

Мои женщины — хрупкие, утончённые, сдержанные. Эта должна быть всем, что я презираю.

— Хм, — Вадим смотрит на список. — Похоже на портрет конкретного человека. Никого не имеешь в виду?

— Это образ, — отрезаю я. — Тип.

— Ладно, — он кивает. — Необязательно все черты, достаточно нескольких. И стилиста для неё найдём.

Я возвращаю книжку.

— Поспрашивай осторожно, — говорю я. — Пусть помощники обзвонят знакомых. Половину суммы авансом, премия после. Контракт, но без юристов. Позвони Петру, он составит. И ради бога, железное соглашение о неразглашении. Если она проболтается, её жизнь станет адом.

— Прямо так и написать? — ухмыляется он.

— Смешно, — я закатываю глаза. — Петр знает, как это делается.

— Ты выберешь её или мне решать? — спрашивает он.

— Я должен впихнуть три недели работы в одну, а ты хочешь, чтобы я возился с этим бредом? — рычу я. — Ты втянул меня, ты и разбирайся.

Он кивает, пряча книжку в карман. Я отворачиваюсь к окну, чувствуя, как Москва внизу смотрит на меня, словно зная, что я только что согласился на самый нелепый план в своей жизни.

Глава 3

Кира

Вадим, правая рука Олега, прислонился к нашей облупленной двери, скрестив руки. Его серый костюм, гладкий, как шёлк, резко контрастирует с пятнистой белой краской, скрывающей трещины и шелушение. Рядом — оранжевая фарфоровая миска с ключами, потёртая, но любимая. Вадим, среднего роста, кажется здесь великаном, неуместным среди нашего винтажного хлама — потрёпанного дивана, пёстрых подушек и дешёвых безделушек. Он словно гость из другого мира, где нет скрипучих полов и запаха вчерашнего борща.

Но самое нереальное — конверт в моих руках. Толстый, тяжёлый, набитый пятитысячными купюрами. Я смотрю на него, и сердце колотится от смеси восторга, страха и недоверия.

— Что думаешь? — спрашивает Вадим, его голос спокойный, но с лёгкой насмешкой.

Я думаю, это не может быть правдой.

Пять минут назад я прокручивала в голове кошмары: что, если запястье не заживёт? Потеряю клиентов. Потеряю всё. Как зарабатывать, если правая рука — твой главный инструмент? В ресторанах, салонах, да где угодно нужны обе руки. Я видела себя на улице, с пустыми карманами и безнадёгой в глазах. А теперь этот конверт — деньги, которых хватит на два года жизни без работы. И это, по словам Вадима, только аванс.

Но главный шок не в деньгах. Вадим хочет нанять меня на роль невесты Олега Власова. На две недели. На мегаяхте «Сияние» — не просто яхте, а плавучем дворце, больше суперяхты. Играть невесту только на публике, не за закрытыми дверями. Как будто я не поняла этого с первого раза.

Перед тем как выложить предложение, он заставил меня подписать соглашение о неразглашении прямо в дверях. Хочется завизжать и обнять его, но он из мира Олега, где эмоции — это грех.

— Вопросы? — его бровь приподнимается.

— Слишком много, — выдыхаю я. — Надо переварить.

— Что непонятно? Повторить?

— Нет, — качаю головой. — Ты всё объяснил. Но… почему я?

Никто никогда не выбирал меня. Не для чего — то важного.

Вадим делает странную гримасу, тут же пряча её за улыбкой.

— Ты идеально подходишь. Соответствуешь критериям Олега.

— Но я же ему не нравлюсь, — говорю я, чувствуя, как щёки теплеют. — Кажется, я его вывожу из себя.

Может, он даже ненавидит меня, но я не говорю этого вслух.

— Ты свободна, — его взгляд падает на бандаж на моём запястье, и я инстинктивно прячу руку. Он знает, что никакого отпуска нет? — И главное, ты идеально подходишь, — повторяет он.

— Но разве он не с моделями и светскими львицами? — я хмурюсь. — Ты знаешь…

Вадим пожимает плечами, его глаза блестят загадочно.

— Может, это не те, на ком он женится.

— А я? — я прищуриваюсь. — Ты уверен, что это не шутка?

В голове мелькает сериал «Мария». Её выбрали королевой бала, а потом облили свиной кровью. Я не хочу быть Марией.

— Сколько ты стрижёшь Олега? — спрашивает он.

— Три года и два месяца, — отвечаю я.

— И за это время он хоть раз смеялся над твоими шутками?

Я фыркаю.

— Намёк поняла! — шутки бесят Олега. Даже мой оптимизм, кажется, его злит.

Но я всё равно не верю, что он выбрал меня. Среди всех этих длинноногих блондинок я — крепкая, коренастая, рабочая лошадка, а не изящная берёзка. Олег Власов, с его миллиардами и волосами, которые падают на лоб, как тёмное пламя, выбрал меня.

Сердце ускоряется, когда я вспоминаю пятничные стрижки. Как его плечи чуть расслабляются под моими пальцами во время массажа. Его хмурый взгляд, когда я болтаю о сериалах или поддразниваю его. Ощущение его бороды, гладкой и блестящей, под моими пальцами. Тепло его затылка. Он ничего ко мне не чувствует, но раз он выбрал меня для этой роли, это что — то значит, правда?

Это значит больше, чем деньги.

— Я не актриса, — говорю я, стараясь звучать уверенно.

Из спальни выскакивает Инна, моя соседка, её блестящие тени на веках сверкают, как дискотечный шар.

— Кира, если не хочешь, я согласна! — заявляет она. — Инна Игнатьева, профессиональная актриса. Сколько платят? Я могу быть фиктивной невестой Командира… то есть Олега Власова.

Вадим хмурится.

— Не знал, что у нас зрители.

— Ну… — я развожу руками.

Инна выхватывает конверт у меня из рук и заглядывает внутрь. Её глаза расширяются.

— О, Боже, Кира! — она смотрит на меня с ужасом и восторгом. — О, Боже!

— Кира! — повторяет она, будто я не слышала.

Я выхватываю конверт обратно.

— Это моё предложение, — говорю я твёрдо. И, чёрт возьми, я знаю, что справлюсь блестяще.

— Может, я подхожу по параметрам, — добавляю я, стиснув зубы.

— Ну… — Инна щурится, её тени блестят. Блёстки — наш общий язык. — Подходить по параметрам — это ещё не быть актрисой.

Вадим кашляет.

— Инна, придётся подписать соглашение о неразглашении, — говорит он, бросая на меня взгляд, будто я виновата, что делю квартиру с подругой, чья комната в двух метрах.

— Никто не проболтается, — уверяю я.

— Никто! — подхватывает Инна.

— «Никто» в суде не прокатит, — отрезает Вадим. Он достаёт из папки ещё один лист и протягивает его Инне с ручкой.

Я поворачиваюсь, чтобы она могла подписать, опираясь на мою спину. Её рука дрожит, и я чувствую, как она давит сильнее, чем нужно.

— Вы обе должны соблюдать условия, — предупреждает Вадим.

— Можешь нам доверять, — говорит Инна.

— Клянусь, мы заслуживаем доверия, — добавляю я. — Я серьёзно отношусь к секретам. У меня клиенты с волосами в носу, ушах, начёсами — я никогда не сплетничаю. — Я замолкаю, понимая, что только что сплетничала. — Не то чтобы у кого-то были волосы в носу или начёсы. Эм… присядь.

Я не могу это провалить. Деньги — мой спасательный круг.

Веду его в гостиную, убирая с дивана подушки и наши блестящие шмотки. Зеленый диван скрипит под Вадимом, и он выглядит на нём нелепо, как аристократ на барахолке. Инна корчит мне рожицы за его спиной.

Вадим садится и объясняет условия. Шестнадцать дней: два на дорогу, четырнадцать на яхте.

— Возражение! — Инна вскидывает руки. — Это чисто платонические отношения? Потому что сексуальные услуги моей подруги стоят дороже.

— Никакие деньги не заставят меня, — перебиваю я. — Я бы никогда.

— Ну… — Инна щурится. — За десять миллионов? Может?

— Он не просит секса, — шиплю я.

— Дамы, — Вадим поднимает руку. — Никаких сексуальных услуг. Это скучное задание. У тебя будет люкс с Олегом, но отдельная спальня — твоя. Ты появляешься с ним на ужинах и мероприятиях, а в остальное время сидишь в комнате, смотришь телевизор, читаешь. И тебе запрещено разговаривать с Олегом или взаимодействовать, если вы не на публике.

— Запрещено разговаривать? — я хмурюсь.

— Запрещено, — он делает ударение. — У него важная работа, его нельзя беспокоить. Все вопросы ко мне. Мы с тобой — коллеги, создаём иллюзию, что Олег остепенился с женщиной, не похожей на его тип. Он хочет показать клиенту образ семьянина.

— Поняла, — киваю я. — Это из — за статьи. Исправить репутацию.

— Да, — подтверждает он. — Статья — ложь, и ты поможешь это доказать.

Я чувствую глупое облегчение. Олег — грубый, с проблемами обязательств, но честный. Статья выставила его монстром, пьяным от власти. Это несправедливо. И он думает, что я могу помочь.

Он прав. Я справлюсь.

— Статья — полная чушь, — сочувствует Инна. — Кто — то затаил злобу на Командира Суровые Штаны, да?

Вадим кривится.

— Прости, кого?

Я бросаю на Инну взгляд: «Серьёзно?»

— Олега Власова, — исправляется она, хватая меня за рукав.

— Моя соседка пошутила, — говорю я Вадиму. — Это сработает.

— Ты ни с кем не встречаешься? — спрашивает он. — Мы проверили твои соцсети, там нет намёков на романы, но есть фото с парнями…

Инна фыркает.

— Не волнуйся, — говорю я, глядя на неё строго. — Это друзья. Я ни с кем не встречаюсь. Я справлюсь.

— Никаких фото с другими парнями, пока ты «помолвлена» с Олегом, — предупреждает он. — Без драм и женихов.

— Не будет, — уверяю я.

— Точно, — подхватывает Инна, сдерживая улыбку. — Кира не про драмы.

— Совсем не про драмы, — подтверждаю я. — Вы с Олегом сделали гениальный выбор. — Я улыбаюсь шире. — Я лажу с людьми, работаю с разными типами, и фиктивные невесты? — Я думаю о годах, проведённых за сериалами. — Скажем так, я эксперт.

— Отлично, — Вадим перебирает бумаги.

— Гениальный ход, — добавляю я. Олег может не видеть во мне романтику, но я сделаю это идеально. Никто не подходит для фиктивных отношений лучше.

Вадим достаёт контракт — длинный, как роман. Объясняет пункты, и я слушаю, стараясь не ёрзать. Странно, что Олег выбрал меня. Потому что я — девчонка по соседству? Потому что я справляюсь с его характером? Может, он чувствует нашу связь, хоть и не признаёт.

Это спасение. С травмой запястья я на грани. Я хочу подписать контракт и покончить с этим.

Но Вадим дотошный — обсуждает каждую мелочь. Я ставлю инициалы там, где сказано, что Олег требует тишины в каюте. Это реально. Деньги почти мои.

— Кто в здравом уме едет в круиз по Чёрному морю и пашет? — фыркает Инна.

— Олег Власов, — хором отвечаем мы с Вадимом.

Она хихикает. Вадим встаёт и идёт к двери. Я следую за ним, кивая, пока он говорит о частном самолёте до Сочи, яхте, богатой семье, ещё одном соглашении о неразглашении. Бонус, который я получу, заставляет сердце биться быстрее. Персональный стилист? Гардероб, который останется мне? Да!

Но я держу себя в руках. Улыбаюсь, когда он говорит о перекраске моих красных прядей. Корчу Инне рожицы «О, Боже!», когда Вадим роется в бумагах, и она отвечает тем же. Приходится отводить взгляд, чтобы не рассмеяться.

Я стараюсь быть серьёзной. Боюсь, что Вадим передумает, решит, что я не подхожу, заберёт конверт и уйдёт. А я останусь без работы, без денег, на улице.

Я не могу этого допустить.

И не придаю значения тому, что Олег выбрал меня. Напоминаю себе: он действует по инстинкту, как собака. Он знает, что я справлюсь, но это не про заботу. Это бизнес.

Так что я улыбаюсь, успокаивая Вадима, демонстрируя, какой я буду идеальной фиктивной невестой.

Контракт подписан. Конверт у меня. Я закрываю дверь за Вадимом.

Поворачиваюсь, прижимая палец к губам. Инна хватает меня за руки. Мы ждём звука лифта, потом стука дверей. И тогда кричим и танцуем, как безумные.

Глава 4

Когда я впервые шла стричь Олега Власова, меня колотило от страха. Пугало финансового мира, человек, от одного имени которого трепетали биржи, — а я, в своих розовых ботинках, боялась всё испортить. Предыдущий стилист Олега, сбежавший в Петербург, наплёл таких историй, что я представляла себе дракона, изрыгающего пламя, а не человека.

Я приехала раньше, и рыжеволосый помощник с суровым взглядом повёл меня через лабиринт стеклянных офисов. Сквозь арочные окна от пола до потолка лился холодный свет, мониторы мигали графиками, как пульс города. Запах кофе витал в воздухе. Мы миновали коридор, где помощники помощников гудели, как рой, и наконец добрались до его кабинета.

Помощник толкнул тяжёлую дверь, и вот он — Олег Власов. Галстук развязан, рукава рубашки закатаны, окружённый технарями в строгих костюмах. Все уставились на монитор с такой интенсивностью, будто решали судьбу мира. Но никто не сравнится с Олегом. Его взгляд, казалось, мог прожечь экран насквозь, а воздух вокруг него искрил от напряжения.

Что — то произошло на экране, и все наклонились ближе. Олег упёрся кулаками в стол, будто хотел впечатать его в пол. Его плечи, широкие, как у бойца, напряглись, а пальцы сжались так, что костяшки побелели.

— Пятничная стрижка, — объявил рыжий помощник. — Я покажу ей всё.

Олег поднял глаза. Наши взгляды встретились, и что — то внутри меня дрогнуло. Его чёрные волосы блестели, как воронье крыло, ресницы отбрасывали тени на резкие скулы. Глаза — тёмные, глубокие, как ночь, — пронзили меня. Он был всемогущ, но одинок. Словно король, отгороженный от мира невидимой стеной. Мужчина с титановым панцирем и багажом, который тащил молча.

Кто — то что — то сказал, и его взгляд вернулся к монитору, отрезая меня, как ножом.

Я распаковала чемодан в углу, который указал помощник. Его рыжие волосы вспыхивали под светом ламп, а голос был мягче, чем взгляд. Я разложила инструменты на полотенце, украдкой наблюдая за Олегом. Его хмурое лицо, казалось, могло остановить время. На экране что — то изменилось, и технари выпрямились, как марионетки, чьи нити натянули. Кроме Олега. Он остался согнутым, кулаки на столе, взгляд — как лазер.

— Вот оно, — прорычал он, и его голос, низкий и раскатистый, пробрал до костей.

Прозвенел сигнал, и напряжение спало. Технари разошлись, оставив нас с помощником. Олег, наконец, подошёл, его шаги отдавались в тишине, как удары молота. Помощник представил меня:

— Кира, новый стилист.

— Добрый вечер, — сказала я, стараясь улыбнуться.

— Стрижка, — буркнул он, будто само моё существование его раздражало. Он рухнул на мой мобильный табурет, рявкнул что — то помощнику, и тот начал зачитывать цифры с планшета — странный, почти инопланетный диалог.

— Простите, я чуть запрокину вам голову и положу тёплое полотенце с ароматом жасмина, — сказала я, стараясь звучать уверенно. Это мой ритуал — чтобы клиенты чувствовали себя особенными.

Олег уставился на меня, как на безумную.

— Если ты положишь эту штуку мне на лицо, — прорычал он, — я порву её и выброшу за дверь. Вместе с тобой.

Помощник замер, его глаза метнулись ко мне, ожидая, что я убегу в слезах.

Я улыбнулась. Серьёзно? Кто так реагирует на полотенце?

— Полотенце пропустим, — сказала я весело, хотя внутри всё сжалось. Это была часть моего стиля, а он всё портил. Кто не любит расслабляться?

Через минуту он чуть не взорвался, когда я начала массаж головы.

— Эй! — он отшатнулся и развернулся. — Что ты делаешь?

— Расслабляющий массаж кожи головы? — ответила я, невольно добавив вопросительную интонацию.

— Никаких массажей! — рявкнул он. — Никогда! Поняла?

Его голос был как гром, но что — то во мне — упрямое, интуитивное — решило дать отпор. Я посмотрела ему в глаза, улыбнулась и тихо, игриво прорычала:

— Рррр!

Помощник, кажется, перестал дышать.

Глаза Олега вспыхнули, как угли, на которые дунули. Моё сердце заколотилось. Я знала, что он может меня уволить, но интуиция подсказывала: он не терпит слабости.

— Что это было? — прорычал он, его голос стал ещё ниже.

Он ждал, что я повторю, но я знала, что это перебор. Я чувствую границы людей. Может, я не гений и не красавица, но в людях разбираюсь.

— У вас слишком напряжённая кожа головы, — сказала я, сохраняя улыбку. — С такой не получится хорошая стрижка.

На самом деле, я никогда не видела человека, которому массаж был бы нужнее. Ему нужен был не только массаж, а полная перезагрузка — осанка, дыхание, душа. Ирония в том, что он ненавидел расслабление. Эта деталь в нём мне почему — то нравилась больше всего.

— Я про другое, — буркнул он.

— А, это, — я пожала плечами.

Его хмурый взгляд стал ещё мрачнее, но я почувствовала странную искру радости. Может, мне стоило бояться, но его реакция — как вызов — будила во мне азарт.

— Ещё раз сделаешь этот звук — вылетишь, — отрезал он, махнув двумя пальцами. — Продолжай.

Я продолжила. Сделала массаж, несмотря на его ворчание, и подстригла так, что сама собой гордилась. Волосы легли идеально, подчёркивая его резкие черты и гневную энергию. Бороду я укоротила и оформила, выделив его тёмную, почти готическую элегантность.

Довольная, я схватила зеркало, чтобы показать ему результат, но помощник перехватил мою руку.

— Он не смотрит, — прошептал он, качая головой.

Не смотрит в зеркала? Я закусила губу, сдерживая шутку про вампиров. Никаких шуток, твердила я себе.

Но я не могла оставить свою работу без внимания. Обойдя его, я сложила пальцы в рамку, как мы с подругами делаем для фоток.

— Выглядит потрясно! — сказала я.

Он бросил на меня сердитый взгляд, и всё.

Позже я полезла в интернет. Ни одной фотографии, где он улыбается. Даже в толпе, среди смеющихся людей, Олег — отдельно. Мрачный, как туча, среди изысканной элиты. Ледяная оболочка вокруг сердца, которую никто не пробивал.

И всё же он выбрал меня. Из всех возможных фиктивных невест — меня.

Глава 5

Олег

Вадим подходит ко мне у подножия трапа, за ангаром. Прохладный солнечный день, бриз несёт запах авиационного керосина. Идеальная погода для полёта в Сочи, где нас ждёт двухнедельная каторга на яхте Ольги Петровны Силантьевой.

— Всё загружено, — говорит он, поправляя очки.

— Где моя невеста? — спрашиваю я, скрестив руки.

Он смотрит на телефон, затем убирает его в карман.

— Подъезжает.

— Она соответствует моему списку? — уточняю я, чувствуя лёгкое раздражение.

— Идеально, — отвечает он, но его взгляд выдаёт нервозность. — Может, тебе стоило самому выбрать невесту?

— У меня нет времени на каждого, кто играет мелкую роль в моей организации, — отрезаю я. — Она — оплачиваемый реквизит. Эта поездка и так крадёт моё время.

— Она будет твоей второй половинкой, — возражает он. — Это не так уж мелко.

— Партнёром на две минуты в день, которые я проведу на палубе, — рычу я.

Чёрный седан въезжает в ангар и останавливается позади нашей машины. Водитель обходит его, открывает дверь, и…

Кира. Кира Дмитриева.

Я выпрямляюсь, моргаю, пытаясь осознать.

— Подожди, — выдыхаю я. — Что?

Она машет нам с другого конца ангара, её улыбка сияет, как прожектор.

Я втягиваю воздух, пока она идёт к нам. Мой разум кружится. Её густые рыжие кудри, гладкие и блестящие, струятся по плечам. Серый пиджак и юбка облегают фигуру, а высокие каблуки делают её загорелые ноги… бесконечными. Она не в своих дурацких розовых ботинках и цветастых футболках. Она… другая. Убедительная. Опасно убедительная.

— Нет, — говорю я, поворачиваясь к Вадиму.

— Она подходит под твой список, — настаивает он. — Идеально.

— Кира. Парикмахер, — рычу я. — Она — краеугольный камень спасения нашего миллиардного счёта?

— Она справится, — говорит он. — Ольга Петровна её полюбит. Ты сам сказал: кто — то, кто тебя раздражает. Она тебя выводит из себя.

— О чём ты думал? — шиплю я. — Господи!

— Не Господи, — бормочет он. — Она — твой список.

— Может, и так, — огрызаюсь я. — Но я не хотел… Киру.

— Почему нет? — спрашивает он.

Я не знаю почему. Честно говоря, без её нелепых браслетов и блёсток она выглядит… слишком хорошо. Не классическая красавица, но с сильными чертами и крепким телом, которое излучает жизнь. Убедительно. Почти неотразимо.

— Это было гениально, и ты это знаешь, — добавляет Вадим.

— Я думал, она в Индии, — бурчу я.

Кира останавливается в паре метров, ставит чемодан и сумочку на асфальт, упирает руку в бедро и вскидывает другую в воздух. Её глаза искрятся, на щеках ямочки, она вся — как взрыв энергии.

— Ну что, делаем это! — восклицает она.

Вадим смеётся. У меня в животе что — то бурлит. Конечно, он считает её забавной.

— Уморительно, — бормочу я.

Она хватает вещи и подходит. Её каблуки цокают по бетону, юбка подчёркивает каждый шаг.

— Привет, Вадим, — говорит она, заговорщически улыбаясь, затем поворачивается ко мне. — Привет, жених! Нам нужны прозвища. Например, котик или что — то такое. Но не котик, это банально.

— Зови меня Олегом, — отрезаю я.

— А ты меня — Котенок, — предлагает она.

Я бросаю на неё тяжёлый взгляд.

— Кирой, — говорю я. Она из тех, кто схватит руль, если не держать её в узде.

— Ладно… Олллег, — тянет она, и её голос звучит как вызов.

Вадим фыркает, забирая её чемодан, который, как я замечаю, идеально сочетается с моим багажом.

— Спасибо, — улыбается она ему.

— Стоп, — рявкаю я.

Оба замирают.

Я выхватываю чемодан у Вадима.

— Она моя невеста, — говорю я тихо, но твёрдо. — Не твоя. Давай играть роль, ясно? Персонал тоже должен верить. А ты… — я смотрю на Киру, пульс ускоряется.

Её брови хмурятся.

— Что?

— Просто… — я замолкаю, не зная, что сказать. Веди себя нормально? Не своди меня с ума?

— Поняла, Олег, — говорит она с интонацией, от которой кровь закипает. Я машу ей, чтобы она поднималась по трапу, и иду следом, стараясь не замечать, как юбка облегает её изгибы.

Напоминаю себе: её раздражающая натура — плюс. Никаких искушений, отвлечений, эмоциональных сцен. Никаких обязательств. Я не для того заработал миллиарды, чтобы застрять с женщиной, которая будет цепляться за меня. Я хочу противоположное.

Наверху я кладу руку ей на поясницу, ощущая мягкую ткань пиджака. Что это за материал? Я никогда не думал о тканях.

— Представление началось, — бормочу я, вводя её в самолёт.

— Ух ты, — выдыхает она, оглядывая салон. Её глаза — как блюдца, полные восторга.

Я наклоняюсь.

— Не выгляди так, будто первый раз видишь роскошь. Ты — моя невеста, привыкла к этому.

— Но я не летала на твоём самолёте, — шепчет она, игриво наклоняя голову. — Я впечатлена. — Она выпрямляется, когда к нам идёт пилот. — У тебя безупречный вкус, Олег.

Её тон — смесь лести и насмешки. Это отвлекает. Надо сказать ей, чтобы не произносила моё имя так.

— Это правда, — подхватывает Вадим. — Ведь он выбрал тебя.

Она улыбается ему, и я чувствую укол раздражения.

Представляю её пилоту и экипажу как свою невесту. Их лица выдают шок, но они скрывают его за улыбками.

— Поздравляю, — говорит Катерина, старшая стюардесса, глядя на меня с недоумением. — Я не знала…

— Мы не афишируем помолвку, — объясняю я. — Это секрет, и мы ждём полной конфиденциальности.

Катерина кивает.

— Конечно.

Мне не нравится обманывать людей, которые давно со мной, но пути назад нет. Фиктивная помолвка — сплетня похлеще настоящей.

— Это я виновата, — вмешивается Кира, беря меня за руку, как будто это естественно.

Её пальцы скользят между моими, и я замираю от интимности этого жеста. Надо сказать ей, чтобы не делала так.

— Я хочу, чтобы помолвка осталась в тайне, — продолжает она. — Олег меня поддерживает. С этой грязной статьёй о его похождениях и моей бабушкой, которая недавно пострадала… Она бы упала в обморок, узнав о нас. Увидит эти статьи — и всё, она старенькая, это её расстраивает.

— Понимаю, — говорит Катерина. — Мне жаль.

— С ней всё будет хорошо, — заверяет Кира.

— Поздравляю, — Катерина улыбается. — Я рада за вас.

Бабушка — выдумка? Вадим упоминал анкету, которую заполнил за меня. Кира, видимо, тоже её заполнила. Я видел что — то на столе. Надо было глянуть.

Я ловлю себя на том, что смотрю на неё. Что должен сказать жених?

— Как она сегодня? — спрашиваю я.

— Настолько хорошо, насколько можно в её возрасте, — отвечает Кира, сжимая мою руку.

Я киваю, чувствуя себя идиотом.

— Позвольте показать вам всё, — говорит Катерина, уводя Киру к сиденьям.

Кира оглядывается, указывая на что — то за спиной Катерины и беззвучно шепча.

— Что теперь? — ворчу я.

— Диван, — шепчет Вадим.

Я иду к бару, наливаю виски, пока Катерина показывает ей спальню и ванную.

— Что? — бурчу я. — Это просто диван.

— Дай ей время, — говорит Вадим. — Диван в самолёте. Ты тоже был впечатлён, когда впервые его увидел.

Я хмурюсь. Честно, я не помню. Покупая самолёт, я был в тумане гнева и боли, выгрызая себе место в мире, который бил меня по всем фронтам. Роскошь не приносила радости — только доказывала, что я выжил.

Мы с Кирой садимся напротив Вадима в передней части. Самолёт готов к взлёту. Кира смотрит на меня, будто хочет что — то сказать.

— Что? — рявкаю я.

Она оглядывается, проверяя, нет ли Катерины, и обводит пальцами салон, делая шокированное лицо — глаза и рот широко открыты. Я не реагирую, и она открывает рот ещё шире, тряся головой.

Я смотрю молча. Не собираюсь потакать её драмам.

— Возбуждённое лицо, — поясняет она.

— Не могла бы ты озвучить свои выражения? — цежу я.

— Хорошо, — кивает она. — Пять с плюсом. Твой самолёт — отпад, Олег.

— Я в восторге, — говорю я саркастично.

Она пристегивается, пока мы выруливаем на полосу, игнорируя мой тон.

— Вот так, — бормочет она.

— Угу, — ворчу я, просматривая тренды в сети.

— Разве гаджеты не надо в авиарежим? — нервно спрашивает она. — Мы взлетаем.

— Это мой самолёт, — отрезаю я.

— Но я думала, это мешает пилотам.

— Нет.

Вадим наклоняется.

— Авиарежим — правило комиссии связи, чтобы не перегружать наземные сети, — объясняет он. — Много телефонов над вышками могут создать помехи.

— Что? — Кира хмурится. — Я думала, это вопрос жизни и смерти!

— Миф, — подтверждаю я.

— Ладно, — выдыхает она.

Самолёт набирает скорость. Она достаёт ярко — розовый пакетик, пальцы дрожат.

— Жвачку? Клубничная, — предлагает она.

Мы отказываемся. Она закидывает две штуки в рот и вцепляется в подлокотники. Я замечаю её причёску — гладкую, заколотую серыми заколками. Красных прядей нет. Интересно, как ей это далось.

— Выпить хочешь? — спрашивает Вадим.

— Катерина предлагала, но нет, — шепчет Кира.

— Самолёт безопасен, — говорю я.

— Знаю, — кивает она. — Шансов погибнуть в машине больше. Но я… нервный пассажир.

Её голубые глаза, широко посаженные, как скулы, блестят. Она признаётся:

— Я редко летаю.

— Мой пилот прошёл четыре тура в Ираке и Афганистане, — говорю я, возвращаясь к экрану, намекая, что разговор окончен.

— Да, но… — начинает она.

— Обещаю, — перебиваю я.

Она кивает, но её пальцы, стиснувшие подлокотники, белеют. Она боится сильнее, чем говорит. Но держится, как солдат.

У меня дела — Гонконгская биржа на грани шаткого закрытия.

Когда мы набираем высоту, она расслабляется. Пора работать.

— Пошли, — говорю я, ведя её в заднюю часть. Вадим идёт следом.

— Здесь зона для разговоров, — объясняю я. — Эта дверь отделяет её от рабочей зоны спереди. — Я задвигаю дверь. — Звукоизоляция. Разваливайся на диване, смотри сериалы, бери что хочешь из бара.

— Ты будешь работать весь полёт? — спрашивает она.

— Да. У меня дела, и за компьютером — серьёзное рабочее время, — говорю я твёрдо.

— Поняла, — кивает она. — Дела спереди, вечеринка сзади.

Вадим прячет улыбку.

— У Вадима файл с именами и фото гостей яхты, — добавляю я. — Изучи, кто важен.

— Хорошо, — соглашается она. — А когда разберём наши анкеты?

— Не думаю, что это нужно, — отмахиваюсь я. — Они в почте, да? — Вадим кивает. — Просмотрю до посадки.

— Ты их не читал? — возмущается она.

— Просмотрю позже. Никто нас не будет допрашивать.

— Ты… — она замолкает, её тон полон укоризны.

— Я быстро усваиваю информацию, — говорю я. — Это моя фишка.

— Получил мои вопросы? — спрашивает она.

Она прислала вопросы? Я смотрю на Вадима.

— Переслал тебе, — подтверждает он.

— Найду и просмотрю, — обещаю я. — А сейчас мне надо работать.

— Нет, подожди, — она вскидывает два пальца. Её жесты говорят не меньше рта. — Я здесь, чтобы помочь тебе добиться цели, верно? И я сделаю это на сто процентов. Но у меня есть опасения.

Вадим касается её руки.

— Дверь звуконепроницаемая. Экипаж не слышит. Не шепчи.

— Ладно, — говорит она громче. — У меня опасения.

— Слышали, — ворчу я. — Какие?

— Я готова следовать инструкциям, но жених и невеста знают друг о друге больше. Если на яхте толпа нефтяных шейхов, не говорящих по — русски, твоя анкета сойдёт. — Она делает кавычки пальцами. — Но стилист выбрал мне наряды для коктейльных вечеринок. Это значит общение. А если цель — женщина? — Она качает головой. — Скажи, что это не женщина, кого нам нужно убедить.

Вадим хмурится.

— Ты берёшь мою анкету в кавычки?

— Вроде того, — отвечает она. — Если это женщина, нам нужно больше деталей.

— Я закрытый человек, — говорю я. — Не делюсь, и ты тоже. Ты — украшение на моей руке. На яхте сотня гостей.

Кира хмурится.

— Но кого мы обманываем? Женщину? Умную? Когда я упомянула бабушку, ты такой: «О, правда?» С лицом «О, правда?».

— У меня не было такого лица, — рычу я.

Вадим кашляет.

— Кажется, ты был немного удивлён, — подтверждает он.

Я стискиваю зубы. Последнее, что мне нужно, — это копаться в анкетах или отвечать на вопросы Киры.

— Кстати, с бабушкой всё будет хорошо, — говорит она, улыбаясь. — Её сбила машина в Химках. Она в гипсе до бедра.

— Жаль, — бормочу я.

— Господи, Олег, это выдумка, — смеётся она. — Но видишь, как детали помогли с Катериной? Ты мог бы сказать: «Она боец», — и улыбнуться мне, мол: «Как моя невеста».

— Я бы такого не сказал, — отрезаю я.

— Ну, поворчал бы про водителей, — настаивает она. — Детали важны.

Она права. Я мало знаю о женщинах, с которыми встречаюсь, — чем меньше, тем лучше. Но о невесте знал бы больше.

— Ладно, десять минут, — сдаюсь я, хватая планшет и наливая ещё виски. Ненавижу говорить о себе.

— Я поработаю, — ухмыляется Вадим, уходя вперёд и закрывая дверь.

Моё настроение темнеет. Это не то, что я планировал. Я должен был работать, а Вадим — разбираться с ней. Эта невеста — его идея.

— Что с Индией? — спрашиваю я.

— Шутка, — отвечает она, глядя в планшет. — Я не говорила, что еду.

— Тогда зачем отпуск? — От меня сбежать хотела?

Она поднимает правую руку, шевеля пальцами.

— Запястью нужен был отдых.

— Что случилось? Травма? — мой голос становится резче.

— Стараюсь не перегружать, — уклончиво отвечает она. — Ничего страшного.

— Что это значит?

— Руке нужен отдых, — повторяет она. — Начнём. Есть вопросы?

Я сажусь рядом на диван, открываю почту.

— Это женщина, — говорю я. — Ольга Петровна Силантьева. Надо убедить её дочерей, зятьёв, двоюродных братьев, но решает она. Очень проницательная. Блестящая бизнес — леди.

— Сколько лет? — уточняет Кира.

— Семьдесят с чем — то.

Она морщится.

— Женщина в таком возрасте не терпит фальши. И не старается угождать, что делает её наблюдательной. Её трудно обмануть. Но… — Она поднимает руки, будто я могу взорваться. — Мы справимся. Кира Дмитриева в деле.

Я киваю, чувствуя… удивление? Она права. Ольга Петровна видит людей насквозь. Неужели в голове Киры не только блёстки?

Она достаёт телефон в чёрно — коричневом чехле.

— Где твой взрыв цвета? — спрашиваю я.

— Сама в шоке, — смеётся она. — Мой чехол сломался. Стилисту пришлось его сменить. Новый чехол в цвет багажа. Эх. У твоего стилиста… классический вкус.

— Что ты хотела сказать вместо «классический»? — подначиваю я. Хочу услышать её настоящее мнение.

Она прикусывает губу, скрывая улыбку, но ямочки выдают.

— Я в роли, — уклоняется она.

— Говори, — настаиваю я.

— Однообразный и скучный? Без стиля? — выпаливает она. — Но я справлюсь.

Я закатываю глаза. Конечно, ей нужны стразы и радуга.

— Купим тебе чехол с блёстками, когда закончим, — говорю я.

— На твои деньги я сама куплю, — фыркает она.

— Нет, запиши в расходы, — настаиваю я. — Профессиональные издержки. Не ходи с тем, что не нравится. Давай с анкетами.

— Сначала твоя, — говорит она.

Я открываю её ссылку. Ответы раскрашены: мои — синие, её — розовые.

— В следующем месяце тебе тридцать два, — замечаю я.

— А тебе сорок, — отвечает она. — Скоро сорок один.

Я хмыкаю.

— Я — Дева, — добавляет она. — Ты — Скорпион. Логично.

— Не верю в астрологию, — отрезаю я.

— Тоже логично, — кивает она. — Мы оба единственные дети. Это нас связывает?

— У тебя есть мнение, — говорю я.

— Думаю, связывает, — отвечает она. — Каково быть единственным ребёнком?

— Было что было, — бурчу я.

— Я бы хотела брата или сестру, — говорит она. — Отдала бы всё.

— Я бы хотел брата, — признаю я.

— Не сестру?

— Не там, где я рос.

Она ждёт, но я не собираюсь копаться в прошлом.

— Ладно, — продолжает она. — Ты из Томска. Не похоже, кстати.

— Не похоже, — соглашаюсь я.

Она ждёт объяснений. Не дождётся.

— Я росла в Химках и Москве, — говорит она. — Ты?

— Далее, — обрываю я.

— Мои родители развелись, когда мне было одиннадцать, — добавляет она.

— Хотел бы, чтобы мои развелись, — говорю я.

— Почему?

— Моя невеста знает, что я не говорю о прошлом.

— Развод — не весело, — вздыхает она.

Она смотрит в окно, щурясь на облака. В её взгляде мелькает грусть — редкость для Киры. Но она поворачивается с улыбкой.

Она отрывает уголок салфетки левой рукой. Запястье болит сильнее, чем она говорит? Хочу взять её руку, проверить, но сдерживаюсь.

— Жаль, — говорю я.

Мы переходим к её анкете. Я открываю документ.

— Ты шутишь, — выдыхаю я.

— Мои ответы — красным, твои — синим, — объясняет она.

— На какой стороне кровати ты спишь? — читаю я. — Это смешно. Никто не спросит.

— Установим на всякий случай, — настаивает она. — И любимая еда. Мы будем есть с людьми. Еда — тема разговоров.

— Стейк, средней прожарки. Русская кухня.

— Не люблю солянку, — говорит она. — Но рыба, картошка, блины — моё. Мы любим русские рестораны?

Я вздыхаю.

— Решено, — продолжает она. — Наш любимый — «Царская рюмочная».

— Скажем, поведу тебя туда на день рождения, — бормочу я, глядя на дверь.

— Я не праздную дни рождения, — говорит она. — Важно знать.

— Почему? — спрашиваю я.

— Просто так. Далее, у меня кот Крош. Чёрная точка на левой лапке.

— Помню, ты упоминала, — говорю я саркастично. Она говорит о нём постоянно. — И песни.

Она сдерживает улыбку.

— У тебя питомцы?

— Угадай.

Она печатает: «НИКАКИХ ПИТОМЦЕВ».

— Сначала ты не любил Кроша, но я верю, ты полюбишь его, как меня, — говорит она, её глаза искрятся. — Хотя не так яростно.

Я молчу. Она поджимает губы, будто ей смешно моё молчание.

— Далее, — говорю я.

Она смотрит в окно, а я изучаю изгиб её щеки. Во время стрижек я не могу её разглядывать — она либо за мной, либо смотрит прямо. Сейчас её профиль… завораживает.

— Ты вытащил Кроша из клетки и держал его так мило, — продолжает она. — Называешь его малышом. Это мило. Ты смягчаешься, глядя на него…

Она болтает о Кроше, и я вижу её одинокой девочкой, выдумывающей друзей. Ей бы нужна была сестра.

— Я даже рада, что у тебя нет домашних животных, — говорит она. — А если бы у тебя была собака? Крошу бы это не понравилось.

— Я бы никогда не завёл собаку, — подтверждаю я.

— Тебя устраивает, что я так болтаю? — спрашивает она. — Убедительно, да? Про Кроша?

— Детали важны, — соглашаюсь я. — Но это займёт неделю. — Я листаю её вопросы. — Боже, их больше восьмидесяти! Слушай, я не делюсь. Мне это не нужно. Я не буду на вечеринках обсуждать рестораны. Вадим заполнит, ладно?

— А мои ответы? — возмущается она.

— Я знаю достаточно.

— То есть мне надо знать о тебе всё, а тебе обо мне — ничего?

— Наши отношения не симметричны, — говорю я. — У миллиардеров так бывает.

— Что, я для тебя племенная кобыла? — фыркает она.

— Дети меня не интересуют, — отвечаю я. — Хочешь — рожай, но разбирайся сама.

Её брови взлетают.

Я бросаю тяжёлый взгляд.

— Надеюсь, никто не поднимет эту тему, — бормочет она.

— Буду ли я работать после свадьбы? — продолжает она. — Надеюсь, что да, потому что мне нравится управлять своим бизнесом. У меня большие мечты по этому поводу, и лучше всего придерживаться правды, особенно с таким человеком, как Ольга Силантьева. Ты можешь изменить мой внешний вид, но ты не сможешь изменить мою личность. После нашей свадьбы я не планирую торчать в загородном доме. Я городская девушка, которая любит быть рядом со своими друзьями и участвовать во всех происходящих событиях. И я люблю своих клиентов, и мне очень нравится быть деловой женщиной. На самом деле, работа с твоим личным стилистом дала мне несколько новых идей по действительно увлекательному расширению моих услуг клиентам.

Я зациклился на «люблю клиентов». Мужчины среди них есть? Не то чтобы мне не всё равно.

— Работай, — говорю я. — Мне не нужна женщина, живущая за мой счёт.

— Отлично, — кивает она. — Видишь, мы создаём образ пары? Я не светская невеста. Я весёлая, игривая, уравновешиваю тебя. Приношу радость в твою… — она запинается, — серьёзную жизнь.

Что она хотела сказать? Я смотрю в её голубые глаза.

— Противоположности притягиваются, — продолжает она. — Мы оба за карьеру, но влюбились. Как это случилось? Люди спросят. Нужна история.

— На яхте этого не будет, — ворчу я. — Особенно историй о нашей любви.

— Спросят, — настаивает она. — Я не сильна в импровизации.

— Разберись, — отмахиваюсь я. — Мне плевать. Я молчалив, ты болтлива.

— Оставляешь историю мне? — уточняет она. — А если тебе не понравится?

— Неважно.

— Есть важные вопросы, — говорит она.

— Я не собираюсь отвечать на все восемьдесят вопросов. Найди три.

Она изучает список.

— Прошлые отношения, — начинает она. — Я была помолвлена в двадцать три. После университета. Недолго. Мы были молоды. Глупо.

— В каком смысле? — спрашиваю я.

— Просто глупо, — пожимает она плечами.

Я жду, но она молчит. Она трещит о коте, а тут — тишина? Может, это было импульсивно. Он был как она — яркий, беззаботный? В шляпе, с гитарой? Это раздражает.

— И всё? — уточняю я.

— Я веду лёгкую жизнь, — говорит она. — Не ввязываюсь в серьёзное.

Мне это не нравится.

— Твой черёд, — говорит она.

— Никаких серьёзных отношений. Никогда. Далее.

— Твоя мечта? Главная цель?

— Я миллиардер с самолётом. Живу мечтой.

— Люди всегда хотят большего, — возражает она. — Миллиардеры летают на Луну.

— Ракета — кабриолет для богатых, — фыркаю я.

— Может, тебе нужен кабриолет… — её улыбка озорная. — Для женщин.

Я понижаю голос.

— Мне не нужен кабриолет.

Она фыркает, но щёки розовеют. Новая одежда сбивает с толку. Я забываю, что она — Кира, самый раздражающий человек. Кто был её жених? Что случилось?

— Давай, — говорит она. — У тебя есть мечта.

— Не ехать на эту яхту, — отвечаю я. — А раз еду, то минимизировать общение. Я хочу работать в своей пещере. Один.

Обычно люди отступают от моей прямоты, но Кира хмурится, её губа выпячивается. Мне не нравится её реакция.

— Твоя мечта, — требую я.

— Хочу развивать бренд, — говорит она. — Не вычурный, но, чтобы женщины выражали себя. И чтобы мой дом остался стоять навсегда. Его продали, могут снести. Я люблю соседей, подруг. Хочу, чтобы всё осталось.

— Жить в Адской Кухне на 2—й Строительной вечно? — хмыкаю я. — И друзей туда же?

— Что не так с нашим домом? — возмущается она.

— Это… нежелательный адрес, — говорю я.

— Нам нравится, — настаивает она. — Женщины там — семья.

— Это твоя мечта? Ты и твои подруги не хотите хороших мест для жизни? Вы не хотите купить загородные дома и завести семьи?

Она закатывает глаза.

— А бренд? — спрашиваю я. — В чём идея?

— Пока не продумала, — уклоняется она.

— Не расскажешь?

— Не сейчас.

— Предприниматели рвутся делиться идеями со мной, — подначиваю я.

— Ещё хочу сбросить четыре килограмма, — добавляет она.

— Женщины, — фыркаю я. — Ты почти не толстая.

— Какая лесть, — говорит она, прижимая руку к груди.

— Ты не толстая, — рычу я. — Ладно?

Она изучает меня, будто проверяя, считаю ли я её привлекательной. Она что, не смотрит в зеркало? Не мой тип, но любой идиот увидит, что она красива.

— Мой жених должен поддерживать мою мечту, — говорит она.

— Извини, но моя невеста вряд ли будет заинтересована в бессмысленной цели похудеть и цепляться за унылую маленькую квартиру, когда она скоро будет жить во дворце.

— А подруги? — возражает она.

— Я выкуплю дом и подарю тебе. Оставишь там подруг.

— Новый владелец не продаёт, — говорит она. — Кто — то пробовал.

— Я заставлю его, — отвечаю я. — Разорю, пока не сдастся, и отдам тебе ключи.

— Ух ты, — её глаза теплеют. — Спасибо. Мне бы понравилось.

Что — то сжимается в груди.

— Далее, — рявкаю я.

— Не волнуйся, твоя доброта — наш секрет, — говорит она. — Ты — грубый альфа — самец, показывающий мягкость только мне. Это наша динамика.

— Что за динамика? — жалею, что спросил.

— Как мы подходим друг другу, — объясняет она. — Я — дерзкая, весёлая, ты — грубый со всеми, кроме меня. Я вижу твою мягкую сторону. Только я.

— Продолжаем? — ворчу я.

— Чего ты боишься?

— Ты знаешь обо мне больше, чем любая женщина, — говорю я.

— Самый большой страх, — настаивает она.

— Не получить активы Силантьевых.

— Не бизнес — страх, — возражает она.

— Кто поставил тебя отвечать за страхи? — рычу я. — Её активы утроят мои показатели. Дадут влияние. Я не достигну цели без них. Я даже нанял тебя.

— Всё ради одного клиента? — уточняет она.

— Это огромный портфель, — объясняю я. — Миллиарды под моим управлением. Зубная паста, которой ты пользуешься, автомобили, на которых люди ездят, рестораны, кафе, сладости, твои чистящие средства. Силантьевы контролируют ошеломляющее количество брендов, и им нужна моя помощь, чтобы увеличить объемы этих денег.

— Ты можешь сделать это? — спрашивает она.

— Уже сделал, — говорю я. — Управляю частью их активов и обошёл всех. Счёт должен быть мой, но Ольга Петровна засомневалась из — за статьи.

— Поняла, — кивает она.

— У них аллергия на скандалы, — добавляю я. — Мы покажем, какой я порядочный.

— Можешь на меня рассчитывать, — говорит она. — Но это не избавляет тебя от ответа про страх.

— Я ответил тебе уже.

— Может, ты боишься, что будет, если не получишь активы, — говорит она. — Ты не окажешься на улице. Что тебя так расстроило, что ты нанял невесту?

— Я не расстроен. Я просто хочу этого.

— Когда люди рвутся к чему — то, — говорит она, — они убегают от чего — то.

Я смотрю на неё.

— Кто это сказал?

Она пытается быть серьёзной, но ямочки выдают.

— Кто? — повторяю я.

— Эм… кто — то из «Нашей жизни», — признаётся она. — Но это мудро.

Я сжимаю челюсти. Сериалы. Как мы это провернём?

— Что? — спрашивает она.

— Слишком много готовимся, — ворчу я. — Будем в каюте, не общаясь. Мы же «недавно помолвлены».

— Хм, — она лукаво улыбается. — Потому что у нас страстный роман. Мы скрывались, а теперь можем быть вместе. Не тайные любовники, а пара на отдыхе. Всё возможно.

— На самом деле, я работаю, а ты сидишь тихо, как мышь, — напоминаю я.

— Да, знаю, — фыркает она. — Но продолжай повторять, будто я буду врываться к тебе.

— Закончили?

Она выпрямляется, её лицо говорит: «Нет».

— Что теперь? — требую я.

— Нам нужен жест, — говорит она. — Например, ты хлопаешь меня по носу, когда гордишься.

— Мой жест — молчаливое одобрение. Далее.

— Можно я хлопну тебя по носу?

— Ценишь свой палец? — рычу я.

Она улыбается, как Чеширский кот. Моё сердце колотится. Люди не улыбаются, когда я командую.

— Может, я сама хлопну себя по носу, когда тобой горжусь, — предлагает она.

— Не надо, — предупреждаю я.

— Кольца, — продолжает она, показывая палец. — Надо в ювелирный.

— Точно, — вспоминаю я. Хватаю сумку, достаю бархатную коробочку и бросаю ей.

Она ловит.

— Как романтично, — смеётся она, открывая коробочку. — Ох!

— Только лучшее для моей невесты, — говорю я.

— Вадим выбрал, да? — уточняет она.

— Кто — то из приёмной, — пожимаю я плечами. — Можно поменять размер.

Она надевает кольцо, любуется.

— Не нужно.

Кольцо сверкает, но не в её стиле. Ей бы что — то яркое. Зато ногти — розовые, блестящие, как вызов стилисту. Маленький бунт. Я представляю, как она выбирала лак, прищурившись, как ведьма, готовая устроить переполох.

— Ух ты, — говорит она, складывая руки. — Ладно.

— Теперь могу работать?

— Последнее, — говорит она. — Очень важное. Тебе не понравится.

— Уверен, — вздыхаю я.

— Надо практиковать поцелуй.

Мой взгляд падает на её губы. Мозг пустеет.

— Ты читала контракт? — выдавливаю я. — Это платонические отношения.

— Знаю, — говорит она. — И не думай, что я мечтаю тебя целовать. Я хочу сделать работу профессионально. Поцелуй важен. В фиктивных помолвках ловят на первом поцелуе. Люди видят, первый он или нет. Неуверенный поцелуй вызывает подозрения.

— Участвовала в фиктивных помолвках? — спрашиваю я.

— Нет, но это вещь, — настаивает она. — Поверь.

— Вещь? — хмыкаю я.

— В сериалах, — добавляет она.

Я стону.

— Спаси меня от мудрости мыльных опер.

— Там много правды, — защищается она.

Я бросаю тяжёлый взгляд.

— Люди, которые не целовались, нервничают, — продолжает она. — Куда руки? Как наклонить голову?

— Это не мои вопросы при поцелуе, — говорю я. — Никогда.

— Избавь меня от своих мыслей о поцелуях, — фыркает она. — Люди не глупы. Распознают первый поцелуй. Нужна тренировка.

Я сглатываю. На Московской бирже торги в разгаре. Мне надо проверять ставки, но мысль о поцелуе вытесняет всё. Мои руки напрягаются.

— Мы не пара, которая целуется на людях, — говорю я.

— А если тост за помолвку? — возражает она. — Не пожмём же руки.

Неужели будут тосты? Я смотрю в окно самолета, стараясь не представлять её губы. Вся идея была в том, чтобы избежать искушений.

— Готов? — спрашивает она.

— Если решу, что нужен поцелуй, — говорю я, — я его инициирую.

— Не просто касание губ, — уточняет она. — На случай, если ты так думаешь.

— Мой поцелуй будет полной противоположностью чмока, — рычу я.

— Противоположность чмока, — повторяет она, будто это смешно.

— Абсолютная, — мой взгляд снова на её губах. Они на вкус как ягоды. Её волосы — густые, прохладные. Тело — мягкое, упругое. Теперь я не могу перестать думать о поцелуе.

— Я хочу помочь, — говорит она. — Вспомни свои первые поцелуи. Накал. Кайф. Это будет так очевидно.

Я хмурюсь. С кем она делилась первыми поцелуями? Она часто целуется в первый раз?

— Это бизнес, — добавляет она. — Ты не мой тип.

— Какой твой тип? — спрашиваю я.

— Он бы посмеялся над самолётом, — говорит она. — Не носил бы запонок. А если бы носил, сделал бы из них игрушку для Кроша. Вот мой парень.

— Неудачник, — бурчу я.

Она улыбается.

— Теперь, Олег, — говорит она страстно, — я прижму губы к твоим. Почувствуешь странное чувство в животе.

Я замираю, её слова — как искра. Она наклоняется ближе, и моё сердце колотится. Это не входило в план.

Глава 6

Кира

Я наклоняюсь к Олегу, чувствуя тепло его дыхания — лёгкое, как шёлк, с едва уловимым привкусом виски. Мои губы в миллиметре от его. Сердце колотится. Не зашла ли я слишком далеко?

Его взгляд — тёмный, как грозовое небо, — пробирает дрожью. В нём буря: раздражение, контроль и что — то ещё, чего я не могу разобрать.

Но нам нужно поцеловаться. Он живёт в облаках, если думает, что люди не заметят неловкость первого поцелуя. Это профессионально.

Хотя… я не раз представляла, как он целуется. В мельчайших деталях. Когда стригла его, вдыхала его аромат — резкий, пряный, как кедр и грейпфрут, — он опьянял, кружил голову.

— Очень странное ощущение в животе… — шепчу я, и мой голос дрожит.

— Ради всего святого, — рявкает он, вскакивая с дивана. Его руки хватают меня за плечи, удерживая так крепко, будто я могу испариться.

Я замираю, дыхание перехватывает. Он возвышается надо мной, его губы — в опасной близости, словно заряженный провод, готовый ударить током.

И вдруг он касается моих губ. Лёгкое, почти невесомое касание.

Моё тело взрывается искрами. Я — тряпичная кукла в его руках, мягкая и податливая. Его тёмные глаза прожигают меня, уверенные пальцы притягивают ближе, пока моя грудь не касается его груди.

Это слишком. Слишком интимно.

Мы идеально подходим друг другу.

— Т — так вот как ты целуешься в первый раз? — выдавливаю я, пытаясь скрыть дрожь. — Почти поцелуй?

Его лицо напрягается, ноздри раздуваются. Он дышит тяжело, будто не слышит меня, поглощённый чем — то внутри. Напряжение между нами — как натянутая струна, готовая лопнуть.

Я чувствую жар внизу живота, сумасшедший, пульсирующий. Хочу прижаться к нему — сильно, до боли. Его взгляд скользит к нашим почти соприкасающимся губам, и я вижу только тень его ресниц — длинных, чёрных, невыносимо притягательных.

Мучительно сладко быть так близко, дышать с ним в унисон. Мои ладони скользят по его бороде, жадно, почти собственнически. Я касаюсь его плеч — наконец — то там, где всегда хотела.

Он отпускает мои плечи и бережно, как хрупких птиц, обхватывает мои щёки.

— Пытаешься решить, как меня держать? — шепчу я, улыбаясь. — Куда наклонить голову?

— Помолчи, — рычит он и прижимает свои губы к моим.

Поцелуй — жаркий, пылкий, как лесной пожар. Он прижимает меня к стене, его тело — твёрдое, властное. Воздух со свистом вырывается из моей груди. Мне это нравится. Мои пальцы вцепляются в его рубашку, притягивая ближе, жадно, отчаянно.

Он рычит, и этот звук — чистый рай, дрожь по всему телу.

Нам надо остановиться. Но его руки скользят по моей пояснице, большие пальцы касаются бёдер, подталкивая ещё ближе.

Он рычит снова, и я чувствую — Олег теряет контроль. Это невероятно. Олег никогда не теряет контроль. Он — воплощение власти, холодной расчётливости.

Я целую его сильнее, мысли путаются, и мой разум тонет в жаре. Его рука скользит под мой пояс, прижимая меня к нему, другая зарывается в мои волосы, сжимая затылок.

Волна тепла захлёстывает меня. Я провожу пальцами по его бороде, глажу, тереблю, почти терзаю его лицо.

И — чёрт возьми — я издаю тихое «мм».

— Господи, — стонет он, целуя меня с дикой, почти звериной страстью.

Вдруг его дыхание меняется. Он замирает. Одним резким движением отстраняется, убирая руки и губы.

Я покачиваюсь, убираю волосы за уши, пытаясь собраться. Голова кружится.

Олег выглядит ошеломлённым, его грудь вздымается.

— Ну… — выдыхаю я, — это научит их поднимать тосты с шампанским перед детьми.

Его взгляд становится острым, как лезвие. Шутка была глупой, но, если он так целуется в первый раз, я даже боюсь представить второй. И ненавижу себя за то, что хочу это узнать.

Он хватает телефон, яростно тыкает в экран.

— Могу я теперь работать? — цедит он, и его голос сочится раздражением. — Или у мудрецов мыльных опер есть ещё уроки?

Поцелуй был невероятным, захватывающим, но его холодный взгляд говорит, что весь жар был только с моей стороны. Ничто не дотягивает до стандартов Олега. Даже я.

— Конечно, возвращайся к работе, — говорю я, подражая злодейке из «Нашей жизни», и небрежно машу в сторону двери.

Без слова он открывает дверь и исчезает, хлопнув ею.

Как хочешь, Олег. Меня всё ещё трясёт от поцелуя. Хочу, чтобы ему было так же хорошо, как мне. Но это я влюблена в него, а не он в меня. Он целует женщин постоянно — длинноногих блондинок, моделей, актрис. Может, он привык к большему.

Я падаю на диван, чувствуя себя странно, почти виновато. Поцелуй был сильнее, чем я могла вообразить.

Смотрю на кольцо — простое, элегантное, совсем не моё. Мы не должны были целоваться. Это сделало всё хуже.

Но это было правильно для дела. Олег выбрал меня, потому что он гениальный лидер. Где — то в глубине души он знал, что я справлюсь. И я чувствую связь между нами. Настоящую. Он может её не замечать, но она есть. Это поможет нам убедить всех, что мы помолвлены.

И, чёрт возьми, мы умеем целоваться. Это уже победа. Я должна быть счастлива.

Через несколько минут приходит Вадим, спрашивает, не хочу ли я посмотреть фильм. Я благодарю его, почти до слёз. Да, я хочу фильм.

Мы выбираем документальный фильм о Екатерине Великой и достаём солёные орешки. Олег остаётся в передней части самолёта до конца полёта.

Час спустя мы снижаемся сквозь пушистые облака к сверкающей синеве моря и береговой линии Сочи, усыпанной высотками. Я с Вадимом возвращаюсь на свои места.

— Сделал дела? — спрашиваю я Олега, стараясь звучать легко.

— На самом деле, да, — отвечает он, и его тон холоден, как сталь.

Не знаю, почему я разочарована. Чего я ждала? Что он признается, что думал обо мне?

Мы спускаемся по трапу на раскалённую солнцем полосу и садимся в чёрный лимузин. Неужели у Олега целая сеть лимузинов по стране? Или богатые одалживают их друг другу? Но я молчу. Моя новая фишка — быть крутой и невозмутимой.

Олег уткнулся в телефон на заднем сиденье, я смотрю в окно на проплывающие здания.

Наконец, мы подъезжаем к пристани. Водитель открывает дверь, помогает мне выйти. Увидев яхту, я замираю, сердце бьётся как барабан.

Я знала, что она огромная, но шесть этажей? Ослепительно белая, с тёмными окнами и деревянными палубами, она выглядит как плавучий дворец.

Олег касается костяшками моего подбородка, поворачивая моё лицо к себе. Жест романтичный, пока он не рычит:

— Чёрт возьми, не выгляди такой ошеломлённой.

Я проглатываю его тон. Я одета как принцесса — скучная, но всё же принцесса, — и сейчас ступлю на яхту размером с футбольное поле. Нет, длиннее, если верить Вадиму.

Я встаю на цыпочки, шепчу ему на ухо:

— Я так хочу сделать селфи, пока поднимаюсь на борт. Тебе придётся физически меня остановить!

Его лицо кривится в гримасе отвращения.

— Не надо, — цедит он.

— Но я же простолюдинка — парикмахер, которую ты вытащил из грязи, — подначиваю я. — Мне можно чуть — чуть восхититься.

— Никаких селфи, — отрезает он. — Подумай, Кира. У нас тайные отношения уже полгода. Неужели я не показал тебе роскошь?

— Но есть ли у тебя яхта? — спрашиваю я, еле сдерживая улыбку.

— Нет, — почти выплюнул он, будто яхты — это личное оскорбление.

— Ну, тогда я могу быть слегка впечатлена, — говорю я.

— Будешь сдержаннее, — шипит он сквозь зубы.

— А как же притяжение противоположностей? — подмигиваю я.

Он бросает мрачный взгляд.

— Почему ты не любишь яхты? — не унимаюсь я.

— Потому что не люблю, — рычит он. — И не говори это вслух.

— Значит, только не яхты. Придётся придумывать другой подарок на Новый год. Тебе так трудно угодить.

Он смотрит так, будто готов меня придушить. Вадим обходит лимузин и делает селфи с яхтой на фоне.

Я смотрю на Олега с наигранным шоком. Серьёзно? Вадиму можно, а мне нет?

Мужчины в синей форме хватают наши сумки, приветствуют нас на борту.

— Спасибо, — улыбаюсь я.

— Никогда не благодари прислугу, — бормочет Олег.

Я смотрю на него, ошеломлённая. Он серьёзно? Я сама работаю в сфере услуг! Но настроение слишком хорошее, чтобы спорить.

— Да, да, — отмахиваюсь я.

У входа нас встречает команда: женщины в униформе и один мужчина. Первая, с тёмными уложенными волосами и белоснежной улыбкой, представляется Верой, старшей стюардессой. Людмила, рыжеволосая, с планшетом, регистрирует нас. Елена, блондинка с огромными голубыми глазами, обещает показать каюты.

— Это палуба для отдыха, — говорит Елена, ведя нас мимо апельсиновых деревьев в кадках и шикарной мебели. — Вы на четвёртом уровне. Можно подняться на лифте или…

— По лестнице, — обрывает Олег.

— Отлично, — Елена разворачивается к широкой деревянной лестнице с бежевым ковром.

— Вера — хозяйка гостеприимства, — объясняет Вадим, пока мы идём за Еленой. — Управляет интерьером, Людмила — её правая рука.

Мы поднимаемся на третий уровень, проходим по блестящей деревянной дорожке мимо окон гостевых кают. Дорожка открывается на главную носовую палубу — огромную, с бассейнами, барами, голубыми кабинками, пальмами и праздничными флагами.

— Это как маленький город, — выдыхаю я.

— Почти, — улыбается Елена, ведя нас на четвёртый уровень.

Мы проходим уютную гостиную с видом на главную палубу, затем ещё ряд кают. Елена рассказывает о тренажёрном зале, массажном кабинете, зоне развлечений.

Наконец, она останавливается у номера 412, отпирает дверь.

— Вадим Александрович, ваша каюта.

Пока Елена показывает Вадиму его номер, мы с Олегом стоим у перил, глядя на пирс. Белые лимузины подъезжают ровной чередой, как в водном балете.

— Силантьевы, — говорит Олег. — Всегда на белых лимузинах.

— Ольга Петровна в одном из них? — спрашиваю я.

— Посмотрим. Их семья огромна.

В самолёте, после просмотра документального фильма, Вадим показал мне фото Ольги Петровны и её трёх дочерей. Я старалась запомнить имена и лица. Я не гений, как Олег, но умею вкалывать.

Младшая дочь в Китае, о ней можно не думать. Но есть Виолетта с мужем Марком — они управляют винодельней в Краснодаре, у них трое детей. И София с Прохором, пятеро детей, благотворительность в Питере.

Вадим сказал, что дочери не лезут в бизнес, но обожают мать. На втором плане — двоюродные братья, внуки, маркетинговая команда и руководители. Поставщиков и партнёров можно игнорировать.

Водители открывают двери, гости выходят, тележки заполняются чемоданами.

— Вадим сказал, что даже муж Виолетты взял её фамилию, — говорю я. — Все хотят быть Силантьевыми.

— Обычное дело для такой семьи, — бурчит Олег. — Влияние и деньги.

— Они как другой вид людей, — шепчу я.

— Да, — в его голосе резкость. Он — парень из Сибири, выбившийся из ничего. Что он думает о таких, как они?

— Ольга Петровна — Силантьева по рождению? — спрашиваю я.

— Нет, — качает он головой. — Из семьи фермеров. Небогатые, но работящие. Вышла замуж за Силантьева молоденькой. У него были деньги. Умер лет двадцать назад, и она взяла всё в свои руки.

— Ух ты, — выдыхаю я. — Значит, Виолетта и Марк унаследовали винодельню от её родни?

— Молодец, — говорит он, и моя грудь распирает от гордости.

— Вот она, — указывает он. — Чёрный пиджак, белые волосы.

Я сразу её нахожу. Даже отсюда видно, как она держится — властно, как королева. Люди вокруг неё жужжат, как пчёлы.

— Её дочерям повезло, что она у руля, — говорит Олег. — Взяла бизнес в свои руки и правит железной хваткой. Холодные, точные решения. Не дай её белым волосам тебя обмануть. Она жёсткая, деловая. Несколько раз спасала их империю. Всё ради семьи. Это её сила и слабость.

Я понижаю голос:

— Если она так хороша, почему позволяет какой — то статье о тебе мешать зарабатывать?

Олег смотрит на чёрный лимузин, подъехавший следом.

— Имидж — это деньги.

— Но ты считаешь, что она ошибается, — настаиваю я. — Ты принесёшь ей кучу денег.

Его взгляд — тёмный, тяжёлый — впивается в меня.

— Да, — выдавливает он с такой силой, что мои пальцы на перилах сжимаются.

Из лимузина выходят четыре человека — две элегантные пары. Партнёры? Друзья семьи?

— Все такие шикарные, — шепчу я. — Но под этим лоском — секреты и интриги.

— Какие ещё секреты? — фыркает Олег. — Это скучная богатая семья.

— Ничего подобного, — возражаю я. — У каждой такой семьи есть тайны.

Он бросает предостерегающий взгляд.

— Хватит нести чушь из мыльных опер. Слышишь?

— Откуда ты знаешь, что это из мыльных опер? — подмигиваю я.

Он прищуривается.

— Разве нет?