Бесплатный фрагмент - Исповедь

Глава I

Обедневший дворянин Стойков выдворенный из стараго поместья в случае его закрытия, стоял на дороге ожидая кучера. На перевале вооруженном импровизированными палочками, да мулью опрокинутой поверх, над синеющим солнцем закрывающим и отвратным смотрением на него, Остап в своей шинели, открытой, завёрнутой в которой оказывался глянцевый фрак, французского и итальянского товарищества, глядел на землю и ходил по пятам да около.

Кучер выезжавший из холма, так что бы из под неба вылезала лошадь, а после голова, закричал Кучер. По приближению остановился и стал не дожидаться, а с уверенностью поймав Стойкова поехал дальше.

— Что-ж ты так орёшь? — с ухмылкой выразился почтеннейший.

— Да, знайте-с, у меня ранее была-с опыт, в котором шо бы — С земельным акцентом, — увидать клиента, стоило первому лезеть на рожон, так понятней и приятней — стиснув вожжи усмехнулся Митря.

Залатав свой чемодан, Остап достал книжицу и карандаш и начерчивал здешние места, что кбы с ее

акционерных вкладов помостить дорожку, и выстроить себе дачу.

Место здешнее было совсем не примечательное, казалось бы более понятное и предсказываемое, пока ехали справа были древа, а слева поле, хотя зимой оно было ярче неба.

Далее была деревня Зухлое, не сказать что такой она была как и название, но была не ярче здешних мест. Обычные избы 3 окна вдоль по фасадам.

— Не сказать что домики отличительные, но все же, похоже на голландские? Не правда ли? — обратился Остап к Митрофану.

— Ну, что же мне тебе сказать. Нет, извольте-с, в Голландиях мне не бывать, как и за пределами губерний. На ваше видение

Надев очки и утерев глаза Остап закрыл тетрадку, и принялся спать, обнявши себя руками, так что было похоже на импровизированное одеяло, а не на делового человека.

Глава 2

Проснувшись от звука коннок, Остап не сразу взбодриться, ибо дело обычное, от сюда в город и поместье, ну хотя бы так было раньше. Теперь же ехали на улицу Черная Мазка дом N. Дом был необычном стиле архитектуры тех лет.

— Вы когда бы отстраивали-с дом, позаботились о флигеле, ну слишком усский-с.

— Твое дело меня возить, а остальном сам позабочусь.

По черной входил Кучер. Лестница была медная, конечно цвет, стандартная для тех лет высокая комната для слуг, и низших чинов, часто живущих на иждивении других, более светлых людей, но не впрочь перечить им же, посколь не нажили на то что бы терять.

Дело было другим в парадной, богато облеплена была потолок, и дверь дубовая ввела прямо в залу, на три окна.

Кучер зашедший в квартиру сразу отправился к себе.

— Я подумаю над улучшением условий-с — выдал Митрофан.

— Казалось что ты ранее и не жаловался на них.

— Да, фы знаете-с как я пюыстро привикаю.

Митрофан по описанию Остапа был человеком глупым, сущности людей для него и не было. Наверно и стал бы такой человек живя среди между деревней Зухлое и Веселый Стан.

Дома ещё проживал поручик Ребров, его было часто не видно, он появлялся в важные моменты для помощи в каких либо делах для Стойкова.

Ребров человек обычный, хотя бы для военных чинов. Был пожалован ранее годов на шест, а то и сем, генералом-адъютантом Помощеловым на повышение до звания более высшего конечно же.

Не смотря на это, Остап ступил на службу совсем недавно.

Отец часто писал в мемуарах об этом моменте,

«На службе он был ещё ранее, ну как на службе. Скорее был зачислен в полк Егерской к моему приятелю, генералу Западенскому. До служив до чина более поручика, и всяких слуг, он все же пошел в армию. Ну скорее на то были причины.»

— Чай подан, чего ещё можно, подать? — обратился к Остапу Даниил.

— Ну, тогда-ж стоило бы и баранки припечь. Я то помню когда был в возрасте близком к отрочеству, в семье было есть нечего. Питались чем попало, ну очевидно не отродьями, а скорее едой близкой боле к купеческому столу, нежели к дворянскому, а тем более к дому близком к Петербургу. И уже вошло в привычку. Грубо говоря, они помогают мне думать.

— Пожалуй, и правда, без баранок мысли туманны, — усмехнулся Остап, отставляя чай. — Да и комната моя туманнее некуда. Глядел я тут на потолок — штукатурка обвалилась. Сплю как под руинами древнего храма.

— Так бы сразу и сказали, — подал голос Ребров. — А то храмы, руины… Тебе бы не баранки, а стену новую.

— Ну, новую стену ты мне не поставишь, а вот совет дельный подать мог бы. Где нынче берут деньги?

— Где берут? — повторил поручик, поглаживая усы. — В «Т-ве акционеров Шуйских», конечно.

Остап поморщился.

— Да, слышал. Берут там… и остаются должны лет на тридцать.

— Так и быть, не тридцать. С процентами справишься. Зато будешь в тепле, без этого твоего «храма».

Остап подпер щёку рукой.

— Ладно, будь по-твоему. Пожалуй, схожу к ним. Но ежели что, запишу в мемуарах: «Ребров надоумил».

Оставив чай в посеребренной кружице, хотя скорей подстаканники. Одев свою шинель, серую. Пошел на улицу Гороховая дом пять.

Глава 3

Туман над Фонтанкой лежал низко, как тяжёлая гардина в комнатах, где давно не зажигали свет. Остап Стойков вышел на набережную, поправил воротник шинели и шагнул в серую, невидимую даль. Дорога к «Т-ву акционеров Шуйских» была для него не то чтобы внове — скорее неизбежностью, что висела над ним ещё с осени.

Сырой воздух петербургских улиц пах булочными, табаком и лошадиным потом. Сухой скрип колёс фаэтона, проехавшего мимо, отдавался в каменной мостовой, дробясь на неровные отголоски.

— Ну вот и я, — пробормотал Остап, увидев тяжёлые, лакированные двери, на которых золочёными буквами было выведено: «Т-во акционеров Шуйских».

Он вошёл, сняв перчатку, чтобы придержать дверь. Внутри стоял густой запах лака, бумаги и старого сукна, словно здесь не меняли убранство с самого учреждения конторы.

— По какому делу? — окликнул его чиновник, не поднимая глаз от счётных книг.

— По делу, что требует денег, — сдержанно ответил Остап, подходя ближе.

Чиновник наконец взглянул на него, осмотрел с головы до ног, оценивая. Было в этом взгляде нечто от лавочников, что видят не человека, а возможную цену на него.

— Кредит? На какое дело?

— Ремонт. Жильё моё осыпается, господин хороший, а жить под открытым небом, как философ Диоген, я не намерен.

Чиновник хмыкнул, поправил пенсне и потянулся за пером.

— Ну-с, имущество какое в залог предоставить можете?

Остап усмехнулся.

— Кроме ума, пожалуй, ничего.

Чиновник поднял бровь.

— В таком случае ума вам недостаточно.

Наступила пауза, растянувшаяся, как капля чернил на пергаменте.

— Но есть кое-что другое, — Остап вытащил из кармана документ. — Дача. Старенькая, но земля крепкая.

Чиновник взял бумагу, мельком пробежался глазами, кивнул.

— Ну-с, господин Стойков, подпишите. Условие таково: сумма в пятьсот рублей, срок — два года. Не погасите — дача наша.

Остап взял перо. В этот момент ему подумалось: сколько людей до него сидели за этим столом, с тем же выражением лица, с тем же ощущением, что бумага, лежащая перед ними, перевернёт их жизнь?

Чернила легли на страницу, и сделка была заключена.

Остап встал, убрал перчатку и направился к выходу. Воздух на улице казался уже другим — чуть плотнее, чуть тяжелее. Он вытащил папиросу, закурил и, глядя на тёмные воды канала, пробормотал:

— Ну-с, посмотрим, что из этого выйдет.

Дойдя до дома, в мещанском его ещё называли дом графа Сводовского, который построил сам дом веком ранее, на доме и табличке были же и инициалы и год постройки, «Граф Сводовский, 1804—1856»

Пройдя мимо вновь таблички Остап достал папиросу, она была не столь обычной, скорее ее цвет был другим, не таким стандартным которые носили обычные чины 5 ранга, такие багряного цвета. Скорее всего сделанные по прототипу сигар полтавских, тем не менее доставка шла из пригорода, Карловки.

— Ну что же ты молчишь, Фатим. Дал бы знак какой то.