Бесплатный фрагмент - Касьянов день

любовь за границей миров

мистический детектив

Один раз в четыре года наступает особая дата — 29 февраля, именуемая в народе Касьяновым днем или Днем Касьяна-Високоса. Известно, что хозяин этого дня сторожит врата в Ад (в некоторых старинных текстах — двери в потустороннее, автор интерпретирует их именно так), а сам он — покровитель нечистой силы, покидающий мрачные чертоги только один раз в четыре года, то есть, 29 февраля.

Родиться в этот день — большая редкость. Согласно статистике вероятность такого события невелика. Главная героиня этой загадочной и правдивой истории попадает в число счастливчиков…

Этой повести в 2025 году исполняется 17 лет…

Посвящается моему другу и партнеру по киноискусству продюсеру, режиссеру и актеру Михаилу Ходаревскому. Миша, знаю, ты помнишь, как в 2008 году появились первые строки телесериала «Касьянов день» и ты, когда они оформились в заявку, отправил ее в кинокомпанию «Стар Медиа». Потом ты умер в Фиоленте, о котором мечтал. Твой прах развеяли над Черным морем друзья. Барыги же забыли, что любой труд должен не только оплачиваться, но и запоминаться (в плане авторства). Касьян и мое упорство не позволили украденному сериалу выйти под чужими именами…

И вот родился мистический детектив. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что ты его уже прочел и отправил куда нужно предисловие.

Искренне надеюсь, что память намного сильнее ханжеского отношения к творцам…

Павел Гросс.

2008—2025 гг.

ПРОЛОГ

Часть 1. Тени «Человейника»

Холод в Кудрово был особым — промозглым и пронизывающим. Андрей Петров стоял, прислонившись к двери своей старенькой «Лады-Приоры», и курил, наблюдая за домом-монстром, который все давно называли «Человейником». Еще бы — тридцать пять подъездов и восемнадцать тысяч душ: город в городе, живущий по неписаным и зачастую очень жестким законам выживания.

Андрей приехал сюда по работе — три убитые девушки… три глухаря… пока, по крайней мере… Риту нашли в собственном «Mercedes GLC», припаркованном в подземном гараже Охта-центра. Была убита точным, профессиональным ударом кастетом в затылок. Свету обнаружили в гримерке на «Ленфильме» повешенной на ее собственном шарфе — шелковом, с якорями, туго затянутом узлом на шее. Труп Лолиты с перерезанным горлом валялся в кустах у общежития Горного института на Васильевском острове.

По правде говоря, ничего общего между убитыми девушками не было, кроме одного — все три родились 29 февраля и всем троим в этом году должно было исполниться 29 лет. Но дело казалось странным, именно поэтому из-за дефицита кадров наружки ему самому пришлось исполнять ее функции в этот, скажем прямо, отвратительный даже по питерским меркам вечер.

***

Андрей докурил, бросил окурок на промерзший асфальт и достал из машины термос с кофе. Горькая жидкость хоть и обжигала губы, но не могла прогнать внутренний холод. Он смотрел на вечерний поток людей, втекавший в двери «Человейника» — офисные клерки с потухшими глазами, молодые уставшие мамочки, тащащие за руки капризных детей и подвыпившие работяги, громко спорившие о футболе. Жизнь в этом бетонном улье кипела и булькала на все лады.

Он начал считать машинально — от скуки, чтобы занять мозг, привыкший к анализу: сотня, две сотни, пятьсот… Наконец, его взгляд, отточенный годами следственной работы, уловил странность и у него внутри неожиданно все похолодело.

Вечерний входящий людской поток в «Человейник» был гораздо меньше, чем утренний — выходящий. Андрей достал блокнот и, сверяясь с часами, начал делать пометки на влажных листах. Сегодня с шести до восьми утра из дома вышло примерно полторы тысячи человек, а сейчас вышло (было уже довольно поздно) — не больше восьмисот. Куда делись остальные люди? Не могли все они работать в ночную смену, в командировки они тоже не могли уехать. Причем, каждый день абсолютно одинаковая картина.

Он проверил данные миграционной службы — массового оттока жильцов «Человейника» не было. Значит, они оставались в городе. В таком масштабе? Или этот отвратительный дом воспроизводил людей, словно живой организм, выпускал их утром и те рассеивались в городских лабиринтах…

Его размышления прервал отчаянный женский крик, донесшийся из-за угла ближайшего подъезда. Андрей рванул с места — инстинкт следователя и просто отзывчивого человека, каковым он был с детства, сработал быстрее, чем сознание.

***

В тусклом, мерцающем свете фонаря он увидел сцену, от которой кровь стыла в жилах. Молодая девушка в темной спортивной куртке и джинсах отбивалась от двух крепких парней, почему-то двигающихся подобно запрограммированным роботам. Их движения были лишены человеческой хаотичности, зато в них читалась только холодная злость.

— Стоять! Полиция! — голос следователя прозвучал громко и властно, разрезая сырой вечерний воздух вынесенного далеко от центра неблагополучного питерского района.

Один из нападавших резко обернулся на крик, лицо на мгновение исказилось — Андрею вдруг показалось, что с него сползла силиконовая маска, обнажив нечто хищное на заостренных костлявых скулах. Не издав ни звука, нападавший развернулся и бросился в темный проход между домами, подельник побежал следом за ним. Примечательно то, что оба двигаясь с неестественной, кошачьей скоростью.

Девушка, тяжело дыша и дрожа от страха, прислонилась к стене.

— Спасибо… — выдохнула она, с трудом хватая открытым ртом прохладный воздух. — Они… выскочили неожиданно. Я даже не успела крикнуть.

— Капитан Петров, следователь, — представился Андрей, убирая табельный «ПМ» в кобуру. — Как вас?

— Галя.

— Гм-м…

— Галина Соколова, — девушка поправила растрепанные волосы и на мгновение коснулась пальцами шеи. Андрей увидел на ней едва заметное, небольшое, странной формы родимое пятно, похожее на замысловатый завиток или, если приглядеться, на стилизованный ключ. — Я… я квартиру сюда смотреть приехала. Снимать собиралась. Дешево же, вроде. Агентство «Эталон» прислало адрес, вот так я здесь и оказалась.

— В этом доме? — у него сжалось сердце. Он посмотрел на нее внимательнее: спортивное телосложение, упрямый подбородок, но в глазах — усталость. — Галя, можно вопрос?

— Да, конечно! Задавайте!

— А когда, простите, у вас день рождения?

Петров понимал, что вопрос прозвучал нелепо, но его новая знакомая, все еще находясь под воздействием шока, ответила не задумываясь:

— Завтра. Двадцать восьмого февраля. Почему вы спрашиваете?

Ледяная струя пробежала по спине Андрея- вот он и нашел четвертую. Однако она, в отличие от других, была еще жива. Не исключено, что ее часы, судя по нападению неизвестных, уже тикали…

Часть 2: Недомолвки и приглашения

Кабинет Андрея в Главке был завален папками и распечатками. Он чувствовал себя таксидермистом, пытающимся собрать из разрозненных частей тела чучело неведомого чудовища.

Риту, Свету и Лолиту объединяло не только идентичное число рождения — за неделю до гибели каждая из убитых девушек получила по почте загадочное приглашение, представлявшее собой неброский белый конверт, в котором находилось письмо, напечатанное на лазерном принтере с текстом:

«Жду! Буду рада!»

Под этими словами во всех случаях был обозначен одинаковый адрес: Гороховая улица 57 / Набережной Фонтанки 81. Там находился старинный особняк — так называемый «Дом с Ротондой», в которой по слухам до Революции 1917 года проходили собрания масонов, мечтавших исполнять желания благодаря контактам с самим Дьяволом…

Но это мистика, суровая же правда жизни состояла в том, что все три девушки должны были оказаться там 28 февраля в 18:00. До указанной даты еще оставалось время, самих же несчастных нашли мертвыми в разных частях города, не связанных между собой ни легендами, ни мифами.

Андрей открыл папку с фотографиями первого места преступления. В ней находились снимки Риты — директора элитного спа-салона. Успешная, уверенная в себе женщина-вамп. Капитан Петров вспомнил, что при осмотре ее кабинета обнаружил на столе дорогую фоторамку. На снимке она был запечатлена с двумя незнакомыми девушками. Они, обнявшись, смеялись. Снимок был сделан несколько лет назад. Андрей прищурился. Одна из девушек… черты лица… Он порылся в другой папке, нашел фото второй жертвы — Лолиты при жизни. Да, она была одной из троих на фото. А другая? Он сравнил со снимком Светы из ее личного дела. Ничего себе! Она тоже была на фотографии со стола в кабинете Риты. Все три жертвы знали друг друга. значит что? Они были подругами?

Почему это не всплыло сразу? Потому что их жизни после того снимка разошлись кардинально. Рита погрузилась в бизнес, Света — в сериалы и светскую жизнь, Лолита — в богемную тусовку. Их связи были утеряны. До того загадочного приглашения в «Дом с ротондой»…

***

Он позвонил Гале — ее голос в трубке звучал устало.

— Галина, вам ничего не приходило?

— В смысле?

— Ну, конверт. Точнее, письмо! Может, смска какая с незнакомого номера?

— Нет… — в ее голосе послышалась тревога. — А что? Это как-то связано с теми… с теми типами?

— Не буду скрывать, возможно. Будьте осторожны. Не ходите одна, особенно вечером. И… с наступающим днём рождения.

Андрей положил трубку, почувствовав себя в какой-то мере подлецом — завтра было 28 февраля. А он все-таки изыскал возможность и поставил за ней скрытую охрану — двух проверенных ребят. Это, конечно, плюс, но пустота в глазах напавших на Галю в Кудрово не давала ему покоя. Он чувствовал, что против него сейчас выступает что-то необъяснимое, против которого привычные ментовские методы могут и не сработать.

***

Вернувшись в свою пока еще съемную однушку на окраине Питера, Галя попыталась прийти в себя — как-никак, но закончившийся день выдался ужасным. Главным его событием стал, пожалуй, провал на занятии теннисом, правда, тренер Сергей снова что-то говорил про Шарапову и непомерный потенциал, но она уловила разочарование в его глазах. А оно перечеркивало все спортивные потуги.

Потом странный следователь, спасший ее возле кудровского «Человейника» от непонятных парней. Она всю дорогу до дома думала, что это были местные наркоманы, но их мертвые глаза не давали покоя — они в пух и прах разносили версию обдолбышей. В конце концов, она пока еще в здравом уме и способна отличить банальных нариков от неживых людей. Неживых в смысле — зомби или почти как зомби. Напавшие были именно такими…

Еще одну ложку дегтя в бочку меда прошедшего дня добавлял приближающийся день рождения, который она ненавидела всеми фибрами души всю сознательную жизнь.

Двадцать… девятое… февраля… — не праздничный день, а какое-то недоразумение. Ну, что за дела, черт возьми, если можешь его отмечать один раз (на минуточку!) в четыре года? Все нормальные девушки и парни с каждым годом становятся старше — приобретают жизненный опыт: ошибаются, умнеют или тупеют, влюбляются и разбегаются. Старт перечисленным и не перечисленным изменениям по мнению Гали всегда давал день рождения. Хотя, он, конечно, конкурировал с Новым годом. Но не факт! А она, как дура, все это испытывала в четыре раза реже себе подобных — просто кому-то однажды пришло в голову украсть из жизни таких, как она недоделков, целых три года. Именно поэтому Галя всегда чувствовала себя ущербной перед наступлением очередного так называемого Дня рождения…

***

Она включила телевизор, чтобы заглушить тревожные мысли. Демонстрировался юмористический концерт. На сцене выступал мужик с рыбьей фамилией Ершов — популярный стендап-комик. Он рассказывал что-то про отношения между полами — зал хохотал, но Галя, сама того не понимая, уловила в его глазах ту же пустоту, которую видела у напавших в Кудрово. По ее спине пробежал холодок от понимания того, что комик Ершов в эти секунды ощущал полную отвращения к этому ржущему залу. Гале стало не по себе и она без раздумий переключила канал.

Часть 3: Дом с Ротондой

Особняк на пересечении Гороховой улицы и Набережной Фонтанки оказался жилым домом, одна из квартир которого оказалась музеем частных коллекций.

***

Небольшое, но изящное здание в стиле классицизма встретило Андрея пожилой суровой консьержкой, представившейся Анной Петровной. Предъявив удостоверение, он задал вопрос относительно убитых.

— Да, я помню этих девушек, — кивнула она, поправляя очки. — Приходили по отдельности дня четыре назад. Спрашивали, нет ли здесь какого-то мероприятия. Я сказала, что нет. Они постояли, посмотрели на здание и ушли. Выглядели…

В помещении с громадной пентаграммой на полу и колоннами, некогда видевшими самого Григория Распутина, повисла напряженная тишина.

— Какими?

— Разочарованными они выглядели, как сейчас помню.

— В самом особняке в тот вечер кто-то был?

— Да жители тут были. Дом-то жилой.

Андрей понимающе кивнул.

— А кроме них?

— Был… — Анна Петровна нахмурилась. — Был совет попечителей. У нашего директора.

— Вы смысле?

— К директора нашего музея частных коллекций Игоря Владимировича были люди. Но это закрытое мероприятие.

Андрей не стал совершать поквартирный обход жильцов «Дома с Ротондой». Вместо этого он зашел в сопровождении Анны Петровны в музей, окинул его скользким взглядом и изучил список участников совета.

В нем не было ничего подозрительного — фамилии известных банкиров, чиновников и меценатов. Однако, внимание следователя привлекло другое. Охрану для мероприятия предоставляло частное агентство «Щит». Андрей провел пальцем по строке фамилий его сотрудников, потом прочел о том, что агентство было зарегистрировано в том самом «Человейнике», возле которого было совершено нападение на Галю.

***

Выйдя из особняка, Андрей почувствовал, как пазл начинал складываться — «Человейник», охранное агентство «Щит», неизвестно куда пропадающие гастарбайтеры, три убитых девушки, родившиеся в один день и Галя Соколова — четвертая, пока еще живая мишень…

***

Он сел в машину и набрал номер оперативника, дежурившего у дома Гали, и проговорил в холодную трубку:

— Сашка, как там обстановка?

— Спокойно, шеф. Девушка дома, свет горит. Никого подозрительного пока не заметил.

— Не спускай с нее глаз. Завтра ее день рождения. Нутром чувствую — что что-то должно произойти.

Андрей сбросил на мобильном телефоне номер оперативника и посмотрел на особняк. Вечерние тени ложились на его стены, придавая ему зловещий, недобрый вид.

«Жду! Буду рада!»

Кто ждал? Кто будет рада? Чему? Встрече? Смерти?

Часть 4: Первые ласточки

Тем временем, в разных уголках Санкт-Петербурга будущие участники грядущих событий бессознательно готовились к своей судьбе.

***

Ершов сидел перед зеркалом гримерке театра «Балтийский дом» и устало наводил последний лоск. Из-за двери доносился настойчивый стук и певучий голос менеджера Леши:

— Сережа, выходи, японский тебя городовой! Публика скучает без знаменитого короля смеха!

Вместо ответа Ершов достал из ящика стола плоскую серебряную фляжку, открутил изящную крышку и отпил из горла большой глоток виски. Жидкость хоть и обожгла внутренности популярного стендап-комика, но не смогла согреть его давно остывшее сердце. Из зала доносилась какофония голосов и нетерпеливый смех — зрители ждали, когда он выйдет и начнет их развлекать.

Ершов терпеть не мог смех во всех его проявлениях — он ненавидел расплывающиеся лица и стадное чувство, заставляющее зрителей хохотать над плоскими шутками про тещу, политиков и всякую прочую чепуху.

Он закрыл глаза и на секунду представил себе иную реальность, центральное место которой занимала… тишина… абсолютная, благословенная, нарушаемая одними лишь глухими хлопками выстрелов.

— Кстати, а это выход! — невольно вырвалось у него.

Ершов мысленно достал из внутреннего кармана пиджака «ПМ», поднялся с ним на сцену и принялся стрелять- методично, без эмоций в ржущую публику. После первых хлопков пистолета смех сменился сначала недоумением, потом криками, а в конце представления — долгожданной тишиной.

— Черт, вот же зараза какая… — он с силой потер виски ладонями, сгоняя наваждение. — Король смеха! Король клоунов! Шут! Пора на сцену!

***

Влад стоял у велопарковки, разбитой возле института, в котором тянул студенческую лямку. Его подержанный горный байк, купленный на последние деньги, был разобран. Какая-то гадина сняла колеса, погнула раму и сорвала сиденье.

Он тупо посмотрел на железный хлам — вода из бутылки с минералкой, которую он сжимал в окоченевших пальцах, полилась на куртку.

Влад достал мобильный телефон — чтобы позвонить другу и пожаловаться на судьбу-злодейку, но слова застряли в горле в виде твердого кома неуверенности, стыда и страха перед завтрашним днем призывника, перед будущим, которое виделось ему серым и беспросветным.

Роберт стоял возле отделения полиции и кричал в трубку старого мобильника. Суть сводилась к тому, что его в который раз кинули с регистрацией, далее следовали протокол и очередная взятка, которую он не мог заплатить в виду отсутствия кэша электронного и физического.

Как и любой дагестанец он чувствовал себя умным и сильным зверем, попавшим в капкан бумаг и печатей. Его «золотые руки» были никому не нужны в этом сраном городе, в котором главное — не умение работать, а бумажка, без которой ты, как говорят, все русские люди, какашка.

Роберт нервно закурил — едкий дым на холодном воздухе мгновенно смешался с паром от смрадного дыхания. Горечь унижения перед буквой закона и сволочью-кидалой Джаником не мог заглушить даже этот дикий аромат…

***

Скобов стоял в пробке в своем длинном, как баржа, лимузине Майбах. Заместитель Максим что-то тараторил про проблемы с Антимонопольным комитетом, но хозяин не слушал — он смотрел в тонированное окно на серый, бесконечный поток машин и людей.

В нашей стране он слыл самым известным магнатом и был самым круты торговцем лесом на территории Евразии.

Состояние Скобова исчислялось миллиардами — возможно, именно поэтому он чувствовал себя запертым в этой пробке, как в тюрьме. Он всю жизнь (с самого раннего детства) чувствовал присутствие в своей жизни чего-то иного, незримого, чувствовал, можно сказать, как фантомную боль. Но где бы он ни искал суть неведомого — в бизнесе, в науке, в религии — постоянно натыкался на пустоту, на оболочку без содержания. А в последние дни — особенно сегодня — это чувство обострилось до физической боли, почти до тошноты. Дело было за малым — узнать, почему это с ним происходит и что его ждет за границей познания?

***

Шаров, стоя у «Улицы Дыбенко» — конечной станции четвертой (Лахтинско-Правобережной) линии Петербургского метрополитена с пачкой патриотических газет «Завтра» — вступал в очередной идеологический спор с полицейским.

— Классовое пресмыкательство! — басил он, седые буденовские усы при этом трепетали от негодования. — Вы, в погонах, служите не трудовому народу, а буржуазной верхушке, этим новым помещикам-олигархам!

Полицейский (молодой парень), глядя поверх головы старика, скучающе зевал. Шаров смотрел на часы — скоро вечер, а он почти ничего не продал. Несправедливость!

— Кругом, от Кремля до этой проклятой станции метро, одна сплошная несправедливость. Я же, старый коммунист, последний оплот разума в этом сумасшедшем мире!

***

Пути этих разных людей, пока еще не пересекаясь, но уже были направлены незримой рукой к одной точке. Логика большого города, смешанная с логикой потустороннего, вела их навстречу друг другу…

Часть 5: Наблюдение

Дотошный следователь Петров провел всю ночь за изучением архива агентства «Щит». Оно было не просто чистым, а очень даже чистым — идеальные отчеты, образцовые сотрудники и никаких нареканий. Владельца установить не удалось — людская цепочка терялась в офшорах. Но адрес упрямо указывал на «Человейник» в Кудрово.

***

Утром 28 февраля он снова был на своем посту и наблюдал за подъездом, возле которого во второй половине дня могла появиться Галя — сказала по телефону, что все равно снимет жилье именно там, так как никогда никого не боялась. Знакомые опера докладывали, что она вышла из дома, села в метро и направлялась в сторону НГУ спорта и здоровья им. П. Ф. Лесгафта: сначала на первую пару, затем (там же) — на тренировку по настольному теннису.

***

За не имением боле важного объекта (Гали) Андрей снова вел подсчёт. Итак, утренний выход — тысячи людей. Он фиксировал каждого. Вторая половина дня растянулась до вечера — часов в пять после полудня Андрей заметил кое-что еще…

Кроме знакомых оперов, за «Человейником» наблюдали еще как минимум двое. Один — подтянутый мужчина в строгом, но недорогом костюме, с портфелем в руке. Он стоял неподалеку и смотрел на дом с каменным лицом. Время от времени он что-то говорил в манжет рубашки. Второй, точнее, вторая из «как минимум двух наблюдавших» — пожилая, но крепкого вида женщина, одетая с немыслимой для ее лет вычурностью… Она была в ярко-розовом пальто — с зонтиком-тростью, висящим согнутой ручкой на локтевом сгибе. Странная дамочка прогуливалась возле подъезда не спеша, но ее острый и цепкий взгляд постоянно скользил по фасаду «Человейника»

Андрей сфотографировал обоих камерой мобильного телефона. Кто они? Конкурирующие группы? Или части одного целого?

Сотовый неожиданно завибрировал — это был опер Сашка.

— Шеф, Соколова вышла из метро. Направляется к дому. Выглядит расстроенной.

— Я ее вижу. Будьте наготове.

***

Петров увидел Галю — она шла по улице, утопив голову почти по уши в плечи. Выглядела, надо сказать, разбитой. Зайдя ненадолго в подъезд, она поговорила с консьержкой — видимо, о квартире, снова вышла и уселась на скамейку во дворе. Потом она достала мобильный телефон и глянула на экран.

Андрей смотрел на нее и чувствовал необъяснимо-странное сближение. Он — следователь, зацикленный на деле — и она, простая девушка, попавшая в жернова чудовищных обстоятельств. Ему хотелось подойти е ней и сказать что-то успокаивающее, но он не мог это сделать, так должен был оставаться в тени.

Неожиданно следователь увидел, как непонятные люди, наблюдавшие за «Человейником» почти одновременно странно засуетились. Мужчина поднес руку к уху, женщина сняла зонтик с локтевого сгиба и сжала ручку так, словно приготовилась им кого-то бить. При этом оба смотрели на один из подъездов, из которого вышли уже знакомые следователю парни с мертвыми глазами. Они снова направлялись в сторону теннисистки. Андрей оказался к ней ближе всех.

— Галя! — крикнул он.

Она подняла голову, увидела сначала следователи, затем приближающихся парней и в ужасе вскочила со скамейки. Тут-то и произошло необъяснимое…

Мужчина в костюме резко махнул рукой — парни, как по команде, на мгновение замерли и медленно повернулись к мужчине. В их глазах, которые Андрей, наконец, смог как следует разглядеть, читалась мертвая покорность.

Андрей подбежал к Гале — заслонив ее собой, он достал ствол и громко прокричал на весь двор:

— Полиция! Руки в гору!

Парни надменно проигнорировали крик — возможно потому, их пустые взгляды были прикованы к мужчине в костюме. Андрей обернулся к побелевшей, как полотно, и дрожащей Гале.

— Все в порядке, — сказал он, убирая оружие. — Успокойтесь.

Он посмотрел в ту сторону, где только что находился мужчина. Черт возьми, он исчез… вместе с загадочной женщиной в ярко-розовом пальто. Парней с пустыми глазами тоже нигде не было видно. Андрей повел Галю к своей машине. Ему нужно было сейчас же отвезти ее отсюда.

***

— Вы… опять меня спасли, — прошептала она.

— Пока что да, мне это удалось, — мрачно ответил Андрей, заводя старенький двигатель. — Но есть подозрение, что это только начало. Мне кажется, вам пора узнать, кем были три девушки, убитые за последний месяц. Не исключаю, что вы можете оказаться следующей в печальном списке.

***

Чихая и фыркая стареньким движком, «Лада-приора» выехал на проспект, оставив позади себя молчаливого, зловещего свидетеля, который (Андрей был в этом почти уверен) хранил в своих стенах страшную тайну…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Часть 1: Петербургские тени

Туман поднимался со спокойной глади Невы, окутывая город влажной, холодной пеленой. Галя шла по набережной, сжимая в кармане куртки фигу. Она только что ушла с тренировки, не дождавшись конца, из-за еще одного провального занятия. Мяч словно нарочно уворачивался от ее ударов, летел куда угодно, но не в зону противника.

— До Шараповой тебе, Соколова, как до Луны пешком, — бросил тренер, устало вытирая полотенцем шею. — Но задатки есть. Не скрою, вполне себе реальные, если…

— Что «если»?

Тренер хмыкнул.

— Если пахать, Соколова, будешь как ломовая лошадь, то лет через пять, может, и в сборную прорвешься.

Галя в сердцах хлопнула дверью спортзала. Слезы подступили к горлу, она сглотнула их — злая на себя, на тренера, на весь этот серый, неласковый город — и пошла прочь.

Петербург встретил ее не барочными фасадами, а промозглым ветром с Финского залива, вечными пробками на КАДе и ощущением, что ты валяешься никому ненужная на обочине настоящей жизни.

Еще этот следователь, Петров… С его пронзительным, уставшим взглядом и странными вопросами о дне рождения. Ну, и те двое в Кудрово — с пустыми глазами.

Мир, всегда казавшийся Гале хоть и сложным, но прочным, вдруг начал трещать по швам, обнажая невиданную до сих пор пугающую изнанку.

***

— Дедуля, я тебе уже сто раз говорил — несанкционированная торговля запрещена, — наконец, сказал молодой полицейский старому коммунисту. — Убирался бы ты отсюда по добру, как грится, а то заберу в отделение.

— Какое наглое классовое пресмыкательство! — Шаров крикнул так, что его седые усы вздыбились от негодования. — Вы — сатрапы в погонах, служите не трудовому народу, а буржуазной верхушке, этим новым помещикам-олигархам, которые на костях советского народа отстроили свои хоромы!

Уставший за смену полицейский, отстраненно зевнул.

Часть 2: Сходящиеся пути

Их пути, не пересекаясь, уже были направлены к одной точке незримой, но неумолимой логикой города, смешанной с потусторонней геометрией судьбы.

***

Так и не поймав свободное такси, Галя спустилась в метро на станцию «Технологический институт». Ей нужно было срочно попасть домой — в свою старую съемную комнату в спальном районе, залить тоску дешевым вином и забыться небольшой софе.

***

Сбежав с корпоратива в честь самого себя через черный ход, Ершов побрел по затемненным улицам в сторону «Технологического института». Ему неотвратимо требовалось одиночество, много-много виски и еще больше кромешной тишины.

***

Бросив от тоски велосипедную раму в мусорный бак, Влад поплелся к станции метро «Технологический институт» — ему было все равно, куда идти, так как впереди маячила неизвестность.

***

Закончив гневный монолог в виду обнуления баланса на мобильном телефоне, Роберт плюнул, затушил окурок мыском дырявого на пятке ботинка и зашагал к «Технологическому институту». Ему нужно было найти того самого кидалу Джаника и объяснить ему все детали своего недовольства на языке, не требующем перевода.

***

Резко прервав зама, Скобов неожиданно попросил водителя остановить машину и вышел из нее посреди Невского проспекта.

— Герман Викторович, вы куда? — опешил Максим.

— Мне нужно побыть в одиночестве. Езжайте в офис без меня.

— Но, как же вы доберетесь?

— На метро, Максим, на метро.

— Вы? На метро? — заместитель не мог понять необъяснимую причуду миллиардера.

— Именно что на метро, — коротко бросил Скобов и направился к вестибюлю станции.

***

Шаров, собрав свои нераспроданные газеты и бросив полицейскому на прощание гневный взгляд, спустился в подземку на «Технологическому институте». Ему нужно было домой — в свою коммуналку, на грязной кухне которой он мог в споре с такими же, как он, стариками отстоять правоту марксизма-ленинизма.

***

Платформа на «Технологическом институте» была залита ярким, бездушным светом, отражающимся на гранитном полу. Они стояли в разных ее концах, не подозревая друг о друге — маленькие винтики огромного городского механизма.

Подошел поезд. Почему-то абсолютно пустой для вечернего часа. Серые двери с красными полосами разъехались — на платформу никто не вышел. Ничем необъяснимое желание заставило Галю первой шагнуть в вагон. Она прошла внутрь, села на лавку и тупо уставилась на свое отражение в темном стекле.

Ершов, проходя мимо Гали, машинально последовал ее примеру — шагнул в вагон и устроился в его противоположном конце. Влад, Роберт, Скобов и Шаров, повинуясь незримому сигналу, сделали то же самое. Двери закрылись с глухим стуком. Поезд дернулся и тронулся с места, намного быстрее, чем обычно.

***

Поезд ехал под землей минуту, пять, десять минут. Все время без остановок. За окном мелькал сплошной, бесконечный, освещенный тусклыми лампами туннель. Нигде не было видно ни рекламных щитов, ни стаций, ни ответвлений подземного пути.

Первым не выдержал Влад. Он подошел к схеме метро, висевшей в вагоне.

— Постойте, но так не бывает! — произнес он так, чтобы все услышали. — От «Технологического» до «Пушкинской» — шесть минут. Мы едем уже почти пятнадцать.

Галя оторвалась от своего отражения и посмотрела на юношу. Потом она перевела взгляд на туннель за окном. Леденящий страх, холодный и липкий, начал медленно подползать к сердцу.

Ершов сжал кулаки, его лицо, привыкшее к маске цинизма, исказила гримаса раздражения и непонятной тревоги. Роберт начал нервно тереть лоб обратной стороной ладони и что-то бормотать на родном языке. Один только Скобов смотрел в окно с возрастающим научным интересом. Его давнее ощущение присутствия в жизни сверхъестественного наконец-то получало подтверждение. И это в какой-то степень пугало его, прошедшего все прелести бандитского времени девяностых.

Шаров пробормотал, глядя поверх голов пассажиров:

— Происки… мировая закулиса… эксперименты над сознанием пролетариата…

Присутствующие в вагоне решили проверить время — часы у всех показывали разные показатели, при этом электронные и механические стрелки не двигались. Мобильные телефоны (даже навороченная скобовская последняя модель Айфона) превратились в бесполезные кирпичи: мобильные сети пропали — ни позвонить, ни погуглить, ни проэсемэсить.

***

Прошло несколько часов. Точное время определить было невозможно. Жажда, голод, усталость и нарастающая паника сковывали оказавшихся во временной ловушке пассажиров.

Роберт, исходя из отчаяния, подошел к люку в полу вагона.

— Давайте вскроем. Может, там…

— Что по-вашему может быть? — спросил кто-то.

— Я не знаю. Может, аварийный выход.

Ершов, молча, принялся ему помогать. Руки стендап-комика к его удивлению оказались крепкими. Поборов страх, к поиску решения подключился Влад. Скобов, после минутного раздумья, приблизился к товарищам по необъяснимому несчастью.

В тот момент, когда совместные усилия начали приносить плоды и люк поддался, из динамика раздался спокойный, мелодичный женский голос, не имевший ничего общего с привычной роботизированной дикторшей:

— Следующая станция — «Технологический институт».

У Роберта вырвалось:

— Твою же мать, вот это поворот! Мы же сели в вагон…

— На «Техноложке», — прервал его меценат.

— Хм-м, богатый, а названия станций знает! — громко сказал Шаров. — Странно все это.

— Вы бы в себе поискали странности, товарищ. Я же студентом не на «Тесле» по Ленинграду ездил. Вроде взрослый, а чудак.

***

Поезд тем временем почти бесшумно остановился на объявленной станции. Двери открылись. На залитой светом платформе стояли люди. Они с недоумением, смешанным с легким испугом, смотрели на шестерых изможденных, бледных людей, сидевших и стоявших в пустом вагоне. Они, не сговариваясь, быстро выскочили на платформу, при этом расталкивая входящих в вагон пассажиров.

Поезд, тихо зашипел прикрываемыми дверьми, тронулся с почти опустевшей платформы и ушел в туннель. Кучка невольных путешественников во времени смотрела друг на друга, пытаясь осознать произошедшее.

— Давайте… обменяемся телефонами, — первая нашла в себе силы Галя. — Нам… наверное, понадобятся свидетели. Хотя бы для самих себя.

— Зачем? — Шаров был неумолим.

— Чтобы понять, что мы не сошли с ума, — пояснил Скобов.

Они молча, с трясущимися от нервного напряжения руками, достали телефоны и вбили в адресные книги номера друг друга. Никто почему-то даже не предложил связаться в соцсетях.

Не говоря больше ни слова, пассажиры странного вагона разбежались по своим делам — как тараканы, внезапно попавшие из кромешной темноты под яркий свет лампы.

Часть 3: Расследование

Вечером Андрей Петров находился в своем кабинете в главке на Мойке. За окном горели огни ночного Петербурга, но он не обращал на них внимания, так как перед ним лежали три папки с делами Риты, Светы, Лолиты.

Он снова и снова перечитывал протоколы допросов, изучал фотографии с мест преступлений, выстраивал в голове хронологию событий. Три девушки. Три разные судьбы. У всех разный круг общения. Объединяли их один на троих день рождения — 29 февраля и то, что за неделю до гибели каждая получила по почте загадочное приглашение в «Дом с Ротондой» в простом белом конверте, на качественной бумаге с повторяющимся текстом:

«Жду! Буду рада!».

Адрес на троих был одним и тем же. Все должны были явиться туда 29 февраля в 18:00. Ни одна из приглашенных по причине убийства не приняла приглашение. Девушек нашли в разных, не связанных между собой районах города.

Андрей взял в руки фотографию Риты из ее спа-салона. Уверенная в себе, красивая женщина-вамп, как ее называли знакомые. На другом снимке была запечатлена Света, улыбающаяся на красной дорожке какого-то мероприятия. И третья — Лолита с выкрашенными в алый цвет волосами, позирующая на фоне граффити.

Девушки по всей видимости не знали друг друга. Или… А, может быть, они все-таки были знакомы?

Петров порылся в вещественных доказательствах и нашел конверт, адресованный Лолите — отправитель указан не был. Почерк… да, странный. Какой-то слишком правильный. Каллиграфический! Он позвонил эксперту-графологу.

— Саша, ты уже анализировал приглашения?

— А то, Андрюх. Дело в том, что это и не почерк вовсе. Буквы выведены с абсолютной точностью, как на принтере. Но чернила… чернила обычные. Скорее всего, нанесены на бумагу шариковой ручкой. И да, сейчас так не пишут. Ни один человек. Это… как если бы робот пытался сымитировать человеческий почерк.

Андрей положил трубку. Робот? Да ну, скажет тоже… Или все-таки робот? Он позвонил Гале. Ее голос в трубке звучал устало и напряженно.

— Галина, это следователь Петров. Извините, что беспокою. Скажите, с вами за это время ничего странного не происходило?

Разговор неожиданно прервался. В динамике послышались частые гудки. Попытки перезвонить ни к чему путному не привели. Механический голос настырно долдонил:

— Номер временно недоступен, попробуйте перезвонить позже…

После нескольких попыток он сбросил звонок и почувствовал тяжесть на душе. Он посмотрел на часы — уже наступило двадцать восьмого февраля. Через сутки будет последний день високосного года — Гале, как и убитым девушкам, стукнет двадцать девять лет.

Он подошел к окну. Город спал. Или делал вид, что спал. В его темных подворотнях, в его сырых парадных, в его древних, пропитанных историей стенах, уже шевелилось нечто, не имеющее ничего общего с людьми.

Он (следователь Петров) должен был идентифицировать это «нечто» и остановить. Пока не стало слишком поздно для четвертой жертвы, которой двадцать девятого февраля исполнится двадцать девять лет. Зовут ее Галей Соколовой…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Часть 1: Ночь после метро

Галя лежала в постели и смотрела на потолок. Рядом, положив руку на ее бедро, громко сопел Сергей. Она чувствовала себя проституткой. Не потому что спала с ним за деньги — нет, они помимо тренировок встречались уже три месяца, а из-за того, что эти отношения были такой же ошибкой, как и многое в ее жизни. Впрочем, их можно было рассматривать в виде удобного способа заглушить дичайшее одиночество.

Он перевернулся на бок, открыл глаза, зевнул и хрипло спросил:

— О, да ты не спишь?

— Не-а.

— Почему?

— Не могу.

— Из-за истории в метро?

Галя промолчала, потому что не понимала, как можно объяснить необъяснимое.

— А если бы я исчезла? — вдруг спросила она. — Просто бах! И пропала.

Сергей отстраненно фыркнул:

— Не переживай, все наладится. Давай спи.

Примерно через полчаса он собрался уходить. На пороге поцеловал ее в шею.

— А родинка у тебя все-таки интересная, — сказал он. — Как древний символ. Никогда не видел такую форму.

***

Дверь закрылась. Галя осталась одна в темноте. Она подошла к зеркалу в прихожей и повернулась к нему боком. На шее (чуть ниже линии роста волос) находилось родимое пятно. Небольшое, но причудливой формы, похожее на замысловатый завиток или даже старинный ключ. Она всегда его стеснялась — коротко с раннего детства не стриглась и прятала под волосами. А после конфликта в раздевалке спортивного клуба оно вообще казалось клеймом вселенского позора…

Часть 2: Триггер

В раздевалке «Сибур Арены» стоял устойчивый запах пота, дезодоранта и лака для волос. Галя устало прошла внутрь, хлопнув за собой звуконепроницаемой дверью. Просторное помещение с серыми металлическими шкафчиками и длинными деревянными скамьями в утренний час казалось безлюдным, но… это было обманчивое впечатление, так как из-за угла доносились приглушенные голоса и дурацкий смех.

Галя поставила на пол потрепанную спортивную сумку и достала из кармана ключ с желтым пластиковым брелоком. Замочная скважина шкафчика под номером «147» поддалась не с первого раза. Впрочем, как всегда.

Она повесила на крючок черную футболку. На спине, под левой лопаткой, красовалась большая аппликация — герб России и вызывающая надпись «БЕСФАМИЛЬНАЯ». Так она выражала юношеский максимализм, чаще всего называемый протестом. Повзрослев, надпись превратилась в нелепое воспоминание о прошлом — Галя давно собиралась содрать ее к чертям собачьим, но

до этого все как-то не доходили руки.

***

— Девочки, а девочки, вы только гляньте, кто к нам пожаловал, — раздался нарочито слащавый голос.

Галя не обернулась, сразу узнав свою основную конкуренту по теннису и по жизни Лену Крутову. Она продолжила расстегивать сумку, стараясь не выдать внутреннего напряжения, хотя, пальцы все-таки слегка дрожали.

— И ведь совсем одна, — продолжила Лена, приближаясь к Гале. — Без персонального тренера. Или уже не тренера, а как там правильно — любовника?

Наступила тишина, нарушаемая шипением воды в душевой кабине дальнего угла женской раздевалки. Почувствовав, как жар приливает к лицу, Галя медленно выпрямилась, не выпустив из рук куртку.

— А тебе какое дело? — спросила она неестественно-громко.

Высокая блондинка с идеальной укладкой (пресловутая Лена) даже в спортивной форме выглядела так, словно только что сошла с подиума. Она вплотную приблизилась к Гале, не глядя, выхватила у нее из рук куртку.

— Ну-ка, посмотрим, чем тут все провоняло… — она с комедийным выражением лица поднесла куртку к носу и притворно сморщилась. — Ну и вонища! Девочка, ты ее вообще когда-нибудь стирала? На тренерскую зарплату, что уже стирального порошка не хватает? Или Сереже понравился твой ключик на шее?

В этот момент Галю заклинило — ей никогда не нравилось упомянутое только что родимое пятно в виде ключа. Она резко дернула куртку на себя, смачно выругалась, рявкнула:

— Свою бы понюхала! — и вырвалось куртку из ее рук.

Не ожидавшая такого поворота события, Лена на мгновение удивилась.

— Что-что? Ты чё-то там пропетелюкала, курица? — она шагнула в сторону Гали.

Та, в свою очередь, не выпуская куртку из рук, наклонилась, чтобы положить ее в сумку. В это мгновение она почувствовала резкую боль в животе (Лена незаметно ударила ее ногой) и рухнула на колени, ударившись локтем о железную ножку скамейки.

— Вот тварь недотраханная!

Лена ничего вокруг себя не слышала, так как уже вцепилась тонкими пальцами в Галины волосы, дернула на себя и злобно прошептала:

— Была бы отлично затраханной, если бы кое-кто лишний раз не раздвигал ноги, не тряс обвисшими булками и не чпокался с чужими мужиками, лишь бы пробиться повыше. Не так ли, недоделанная Шарапова? Или как тебя там еще называет Сережа?

Отвратительный шепот прозвучали громче любого крика. Грязные слова были полуправдой. Да, Сергей спал с ней, но она никогда ложилась под него из-за спортивной карьеры. Это происходило, скорее всего, по той простой причине, что Галя всегда была одна, а тут в нее почти что влюбились.

— Завидуй молча, дебилка! — обладательница странного родимого пятна выдохнула, вцепилась в короткую спортивную юбку конкурентки и с неимоверной силой рванула на себя.

Синтетическая ткань с треском разорвалась от пояса до бедра. Крики и визг смолкли, а затем вспыхнули с новой силой. Кто-то принялся истошно смеяться, кто-то заахал. Глядя на рваную юбку, Лена потеряла дар речи.

***

Галя уже не помнила, кто ударил вторым. Хотя… они ударили одновременно. Два тренированных, сильных женских тела сцепились в клубок ненависти. В ход пошло все — кулаки, ноги и даже зубы. Галя и Лена катались по липкому от сырости полу — сшибая на своем пути сумки и хватая друг друга за волосы и одежду.

Крики окружающих девушки не слышали, а Галя даже не чувствовала боль, пульсирующую в такт бешеному стуку сердца. В какой-то момент ярость сконцентрировалась в основании черепа — в том самом месте, где находилась чертова отметина — странной формы родимое пятно.

Их растащили проходившие мимо зала тренеры мужской сборной. Они вцепились в бесноватых девушек и оттянули в разные стороны. Задыхаясь, Галя стояла на коленях — форма порвалась, из носа фонтаном шла кровь, губа распухла. Лена в разорванной юбке с царапиной на щеке рыдала от бешенства и пыталась остановить кровь из рассеченной брови.