Бесплатный фрагмент - Катафалк

Пробуждение

Промзона

Владимир так и не понял, откуда взялся этот шестисотый перед его капотом. Видимо, выскочил с примыкающей к промзоне улочки, стоило на секунду отвлечься на барахлившую магнитолу. Он среагировал почти мгновенно, ударил по тормозам как только поднял глаза, но было уже поздно. На вставших колом колёсах машина бодро проехалась по намёрзшему за ночь весеннему льду и ткнулась мерседесу в бампер. Столкновение вышло несильным, мерин отъехал пару метров вперед и встал, укоризненно мигая аварийкой.

— Бляяяяяяяяяядь, — простонал Владимир, и в животе моментально закрутило.

В это время из мерса выкатился архетипичный «новый русский»: маленького роста, лысый, со складками на затылке и, как полагается, в отвратительном малиновом пиджаке. Владимир сосчитал до пяти, затем решительно распахнул скрипящую, как и всё в этой машине, дверь и вышел наружу.

— Это чё за тачка? — с ходу спросил «новый русский» и, ещё раз оглядев катафалк, присвистнул.

Он вёл себя вроде не агрессивно, но Владимир знал массу историй о том, как такие нувориши с улыбкой и деланной доброжелательностью оставляли людей без машин и без квартир.

— Линкольн, — сухо ответил Владимир.

— Походу одна такая в городе, да? Герман, — вдруг представился коротышка и протянул руку. — Можно просто Гера. Но не нужно.

— Владимир, — ответил Владимир и пожал руку. — Квартиру смотреть не поедем.

— Чего? — не понял Герман.

— Ну в анекдотах в таких ситуациях персонажи вроде тебя обычно говорят: «ну что, поехали квартиру смотреть?».

— Зачем? — удивился Герман.

Владимир растерялся и не сразу нашелся что ответить, а Герман тем временем, подумав, спросил:

— А у тебя там есть на что посмотреть?

— Да нет, я в смысле забрать квартиру в оплату ремонта машины, — Владимир почувствовал себя глупо и неловко, объясняя новому знакомому фольклорные стереотипы о нём же.

— Ааа, — Герман заржал, а потом махнул рукой на свой шестисотый, — да тут делов-то на двадцать убитых енотов.

— Енотов?

— Ну долларов. Так, бампер шлифануть да покрасить, мне на СТО-шке знакомые за полцены сделают.

— У меня всё равно таких денег с собой нет, — развел руками Владимир, — Это сколько в рублях?

— Да тыщ сто, — Герман отмахнулся, — отдашь как будут.

Владимир, недоверчиво прищурившись, смотрел на Германа, который продолжал с восхищением разглядывать хромированную морду Линкольна.

— Ну чего? — спросил тот, заметив взгляд Владимира, — нет, ну хочешь, поехали квартиру посмотрим, только на хрена она мне? У меня своих три. — он обошёл машину сзади. — А жрёт много?

— Не знаю, — пожал плечами Владимир, — я на ней первый день, да и бензин казённый.

— А ты это, — замялся Герман, — с пассажиром?

Владимир с недоумением посмотрел на Германа, на что тот экспрессивно свесил голову набок и вывалил язык, изображая мертвеца. Получилось достаточно убедительно, только Герман зачем-то начал кряхтеть, имитируя смерть от удушья. Пассажиры Владимира, как правило, звуков не издавали.

— Аааа, — понял Владимир, — Ну да, дедок какой-то.

— Ого, — глаза Германа по-мальчишечьи заблестели, — а это, посмотреть можно?

— На гроб? — не понял Владимир.

— На деда.

«Неужто на трупы в жизни не насмотрелся? — подумал Владимир, но осознал, что Герман, несмотря на бритый бугристый затылок, сильно младше его. — Да ему и тридцати наверное нет, может и правда не видел никогда».

Сам Владимир трупов в своей жизни повидал сильно больше, чем хотелось бы. В основном, конечно, в армии, в Афгане. Но и после дембеля с началом развала Союза его, как боевого ветерана, часто звали на разные криминальные разборки, которые редко обходились без смертей.

— Ты чего, жмуров не видел? У тебя, небось, в багажнике свой пассажир.

— Ты б поменьше этих своих анекдотов читал, — обиделся Герман, — ну нет так нет.

— Да ладно, покажу, — сказал Владимир («От деда не убудет, а этот, может, отвяжется поскорее, мне уже ехать надо»).

Он обошёл катафалк, распахнул заднюю дверцу, залез внутрь и стал откручивать барашки крышки гроба. Герман, наклонив голову, заглядывал в проём.

— Залазь, поможешь, — сказал Владимир.

— Ага, — торопливо ответил Герман, протиснулся внутрь и стал откручивать барашки со своей стороны. Затем они в четыре руки приподняли крышку и положили её рядом, прислонив к стенке. В нос ударил запах формалина и дезинфектанта.

Деда Владимир уже видел, когда забирал тело. Насколько он мог судить, в облике трупа ничего не изменилось. Дед выглядел достойно, насколько это вообще возможно, когда ты умер.

— Ух ты, — глаза Германа жадно осматривали деда, — а он чего, министр какой, на такой тачке в последний путь?

— Да вроде нет, — Владимир потёр переносицу, — у нас цены это, демократичные. Да и ты знаешь пенсионеров, они ж всю жизнь на похороны копят.

— Ну да, — почти прошептал Герман, не отрывая взора от умиротворённого лица старика. — а потрогать можно?

«Детский сад», — подумал Владимир и ответил:

— Не стоит, ещё пятна останутся.

— Окееей, — разочарованно протянул Герман.

— Ну ладно, мне ехать пора, — сказал Владимир спустя пару минут молчаливого созерцания.

Они закрыли крышку, закрутили болты и выкарабкались через заднюю дверь. Герман был в восторге.

— От души, Вован, — проговорил он. — Кстати номер свой дай, я наберу позже, насчёт денег. Щас, подожди, — с прытью, не вяжущейся с его комплекцией, он метнулся в свою машину и вышел с огромной чёрной бандурой. Из бандуры торчала антенна.

«Сотовый», — понял Владимир, хотя видел их только в рекламе.

— Сотовый, — подтвердил его мысли Герман и что-то натыкал, глядя в узкий зелёный дисплей, — говори.

Владимир продиктовал свой домашний номер.

— Ты мой тоже запиши. А хотя стой, — Герман похлопал себя по карманам и выудил из пиджака визитку. — Вот, держи. Звони, если что.

На визитке были красные вензеля, а посередине лаконично значилось «Герман Аристархович» и телефонный номер.

— А ты чем вообще занимаешься-то? — поинтересовался Владимир.

— Да, по-всякому, — уклончиво протянул Герман, — там купил, там продал, там украл.

На последних словах он хитро зыркнул на Владимира, оценивая его реакцию.

— Понятно, — Владимир решил, что подробностей знать не желает, — ну, бывай.

Он попрощался и протянул руку.

— Давай, Вован, приятно было познакомиться. Ну, учитывая обстоятельства, конечно, — Герман хохотнул, пожал руку, затем втиснулся в своего мерина и, посигналив на прощание, уехал.

* * *

Владимир подождал, пока Мерседес скроется за поворотом и, наконец, осмотрел повреждения. Всё было лучше, чем он предполагал: хромированный бампер выглядел целым, только номер, висящий на нижней его кромке, погнулся. Владимир присел у решетки радиатора, ухватился обеими руками и выпрямил его. Вернувшись за руль, он задумался, стоит ли говорить начальству об инциденте. С одной стороны, происшествие пустяковое, да и последствий, кроме помятого номера, никаких нет. С деньгами для Германа он разберется сам, сумма-то и правда небольшая. С другой стороны, врать Платону — директору похоронной конторы — казалось неправильным. В конце концов, они служили вместе. Именно он нашёл Владимира спустя несколько лет после дембеля на самом социальном дне, где тот самозабвенно пребывал после ухода жены. Платон его буквально подобрал, отмыл, одел и дал ему работу. Владимир чувствовал себя обязанным и по рабочим вопросам старался никогда его не подводить.

При этом Владимир не испытывал никаких угрызений совести по поводу того, что регулярно спал с женой Платона, Кирой. Возможно, дело было в том, что Платона Владимир другом не считал. Да, ещё с армейки он был надежным товарищем, на которого всегда можно было положиться, но в понимании Владимира друг — это тот, кому ты можешь излить всё, что на душе и на сердце. Но делиться с Платоном сокровенным ему не хотелось. Однако задумываться об этом Владимир не любил, потому что если задумываться, то получалось, что друзей у него вообще нет.

Таким причудливым макаром разделяя рабочее и личное, Владимир работал в похоронной конторе Платона на подхвате и мелких поручениях два года. Пока неделю назад в гараже конторы не появился приковывающий взгляды катафалк как из американских фильмов. Этот Линкольн Таун Кар 88-го года выпуска Платон за какие-то бешеные деньги привёз из самих Штатов. И когда встал вопрос, кому из водителей достанется честь пересесть с Газелей и старых мерсов на это чудо американского автопрома, Платон неожиданно для всех выбрал Владимира. Владимир удивился не меньше остальных, ведь за рулём он не сидел давно. Свою машину он продал вскоре после того, как от него ушла жена, а он в свою очередь ушёл в запой. Тогда он пару раз прокатился пьяным до магазина, едва не сбил соседского мальчишку и решил, что лучшей страховкой от тяжкого греха будет отсутствие машины как таковой. И хотя с тех пор как Платон устроил его на работу, Владимир был в суровейшей завязке, такое внезапное доверие было для него сюрпризом.

— Володь, зайди ко мне, — сказал тогда Платон, и Владимир прошёл за ним в кабинет. — Ты человек надёжный, я тебя в деле видел. Сам понимаешь, машина приметная, времена неспокойные. Пацаны щас недельку над ней пошаманят, и с понедельника поедешь на заказ. И лучше с воскресенья с вечера её забери, чтоб утром в контору не мотаться. От тебя до морга ближе, не будешь в пробках в центре тошниться. Зайдешь к Тамаре, она тебя проинструктирует. Можешь, в принципе, до конца недели отгул взять, подготовиться там. Костюмчик прикупи, ты ж теперь с клиентами работаешь, как-никак, лицо компании, — Платон хохотнул, — мрачное, но всё-таки лицо. Всё уяснил?

— Так точно! — шутливо встал по стойке смирно Владимир и отдал честь. — Разрешите выполнять?

— Куда к пустой голове? — возмутился Платон. — Иди давай. Права только не забудь, они у тебя действительные хоть ещё?

Права действовали ещё два года. Владимир нашёл их в коробке с документами на антресоли. С фотографии на правах смотрел другой Владимир, моложе почти на десять лет, мало походивший на нынешнего, разве что пронзительный буравящий взгляд серо-голубых глаз остался неизменным. Жена иногда говорила, что его взгляд её пугает. «Как будто в душу смотришь», — ёжилась она. Кире же, напротив, глаза Владимира нравились, она часто подолгу смотрела в них, во время или после секса на продавленной кровати у него дома. Хотя называла его взгляд «маньячным» и говорила, что иногда его глаза светятся в темноте.

«Сейчас было бы полезно, конечно», — подумал Владимир, шаря в тёмном бардачке машины в поисках бумажки с адресом, куда надо было доставить тело деда. Там с ним должны были попрощаться, а потом Владимир должен был отвезти деда с провожающими на Северное кладбище. Обратный трансфер не был оплачен, так что Владимир мог быть свободен, как только гроб покинет катафалк.

— Да куда ж она запропастилась? — возмущался Владимир. — Дед, куда тебя везти-то? — громко поинтересовался он. Дед не ответил, и слава богу, иначе Владимира хватил бы инфаркт. Он и так был на взводе после происшествия с Германом.

«Что ж там за адрес был, улица то ли Энергетиков, то ли Строителей. Сука!» — выругался он. Ещё раз обшарил бардачок, посмотрел на полу, под креслами, отогнул козырьки, хотя точно помнил, что не клал туда ничего. «Да что ж за напасть!» — пробормотал он. Открыл двери, вышел из машины и осмотрелся вокруг, подошёл к задней двери. «Может, в гроб завалилась, когда я Герману показ устраивал?» — подумал Владимир, распахнул дверь и, снова открутив барашки, сдвинул крышку.

Дед лежал всё там же, и в неверном свете потолочного светильника Владимиру показалось, что он ехидно улыбается.

— Смешно тебе, старый? — поинтересовался Владимир, затем внимательно обшарил гроб. Бумажки не было. Небольшой такой бумажки в половину А4, на одной стороне которой была распечатана какая-то квитанция, а на другой Тамара записала ему адрес чёрной ручкой. Владимир ещё удивился, что не синей, и прокомментировал: «Готичненько». Обшарив всё, Владимир закрыл гроб, завинтил барашки, вылез на улицу и тупо встал, наблюдая, как над трубами промзоны поднимается розовое и ещё совсем не тёплое весеннее солнце, пробиваясь через утренний туман и смог. По всему выходило, что бумажку он где-то посеял. А учитывая, что с утра, когда он садился в машину, он точно помнил, что теребил бумажку в кармане куртки, оставались два места, где он ещё мог её выронить: больница, откуда он забирал тело, и заправка, куда он заехал сразу после.

Заправка

Заправка находилась недалеко, на окраине той самой промзоны, где Владимир встретился с Германом. Заправка была не брендированная, обшарпанная, со старыми советскими топливными колонками и производила впечатление давно заброшенной, если бы не изредка заправляющиеся на ней грузовики, да исправная подсветка стелы с ценами на въезде. Впрочем, заметить это можно было только после наступления темноты. Сам бы Владимир на такую заправляться никогда не поехал, но у Платона с владельцем был какой-то договор, и конторским катафалкам отпускали топливо с существенной скидкой.

Владимир хотел сразу подъехать к третьей колонке, где заправлялся пару часов назад, но там стоял какой-то микроавтобус. Владимир встал за ним, заглушил мотор и вышел из машины.

Утренний ледок уже начал подтаивать, и на раздолбанном асфальте заправки стали появляться предательские лужи, скрывающие под собой нерастаявший лёд. «Плохо дело, если я и обронил её где-то тут, она уже размокла, да колесами растащили», — подумал Владимир. Но для очистки совести всё же осмотрел окрестности колонки, поскальзываясь и матерясь себе под нос. Обошёл микроавтобус, заглянул под него, аккуратно присев, чтобы не запачкать брюки нового костюма. Водитель микроавтобуса, стоящий у колонки и караулящий отстрел пистолета, смотрел на Владимира с любопытством, но молчал. Владимир снова поскользнулся, едва не упал, выругался и прошёл к кассе.

— Здравствуйте, — он поискал взглядом бейджик или табличку с именем кассирши, ничего не нашёл и продолжил, — извините, я тут с утра был, возможно бумажку обронил, такую, половинку А4, может кто находил да вам принёс?

— Колонка какая, молодой человек? — резким дребезжащим голосом вдруг спросил его небольшой динамик, прилепленный к стеклу.

— Третья, — растерянно ответил Владимир, думая, что его спрашивают, на какой колонке он заправлялся с утра.

— Там сейчас заправляются, ждите, — продребезжал динамик, и кассирша отвернулась от окошка, в центре которого были по кругу просверлены отверстия. Тринадцать штук, зачем-то посчитал Владимир.

— Тьфу ты, — тихо сказал он, затем прокашлялся и постучал в стекло. Кассирша повернулась, но увидев, что это снова Владимир, устало вздохнула и потянулась к кнопке интеркома, видимо, чтобы снова попросить его подождать. Тогда Владимир приблизил лицо к отверстиям в центре окошка и громко, как пионер на линейке, повторил свой вопрос, пытаясь угадать по мимике кассирши, понимает ли она его и слышит ли вообще.

— Нет у меня никаких бумажек, не задерживайте людей, молодой человек! — раздраженно рявкнул динамик и недовольно зашипел. И тут же обратился к мужику из микроавтобуса, который уже закончил заправляться и стоял позади. — Проходите, третья колонка, сорок пять литров у вас!

Владимир понял, что продолжать допрос бесполезно, и отошёл от окошка. Водитель микроавтобуса расплатился и ушёл, а он так и стоял посреди заправки, погрузившись в свои мысли. Ему вдруг представилось, что вредная кассирша — не отдельный человек, а часть этой заправки, уж очень она гармонично тут смотрелась: такая же неухоженная и советская. Воображение сначала нарисовало кассирше корни вместо ног, которыми она плотно вросла в рабочее место, потом по корням побежали провода, соединяя напрямую с кассиршей динамик, а затем поползли под землёй, подчиняя себе управление бензоколонками и даже освещением стелы. Когда в разгулявшемся воображении провода дотянулись до его дома и поползли по подъезду к квартире, Владимиру стало не по себе. Он волевым усилием скомкал стоящую перед глазами картинку и со злостью посмотрел в сторону кассы. Только сейчас он заметил, что помимо листа с прейскурантом на бензин на скотч к стеклу изнутри были приклеены пачки сигарет с написанными прямо на них ручкой ценниками.

— Что вам опять, молодой человек? — устало просипел динамик.

— Пачку Camel дайте, пожалуйста, — сказал Владимир и положил в выдвинутый ящик деньги без сдачи. Деньги уехали в ящике внутрь, а потом в нём обратно приехала пачка сигарет. Взгляд кассирши смягчился, и смотрела она уже даже с каким-то сочувствием. Владимир взял сигареты, повернулся было уходить, но вдруг вспомнил, — а, и зажигалку, будьте добры!

Снова совершив ритуал пожертвования денег ящичку, Владимир стал обладателем зажигалки без опознавательных знаков. «На этой заправке всё что ли без опознавательных знаков? Хорошо хоть сигареты вроде Camel, с верблюдом», — подумал он.

Сев в машину, Владимир распаковал сигареты, достал одну, сунул в рот, бросил пачку на торпедо, полез в карман за зажигалкой и вдруг остановился. Курить он бросил тогда же, когда и пить, то есть уже больше двух лет не держал в зубах сигарет. Он думал, что окончательно отделался от пагубной привычки закуривать в любой напряженной ситуации, но оказалось, что если отпустить вожжи, мозг опять тянется к привычным способам справиться со стрессом. Он ведь купил их практически на автомате, словно просто забыл на какое-то время, что он бросил. Рука с зажигалкой так и застыла в кармане, а сигарета повисла на нижней губе. Владимир посмотрел на пачку с верблюдом на фоне пирамид, и вдруг подумал, что сам он сейчас с этой прилипшей к губе сигаретой выглядит как верблюд, да и привычка смачно сплёвывать во время курения желтоватую вязкую слюну тоже роднила его с кораблем пустыни. Только Владимир такому родству почему-то был не рад. Он сосредоточился, медленно вынул изо рта сигарету, аккуратно затолкал обратно в пачку и закинул её в бардачок.

— Нет, такого нам не надо, — вслух заключил Владимир. Другой Владимир, смотрящий на него в узкую амбразуру зеркала заднего вида, согласно блеснул глазами. — Вот и ладненько. Что будем делать?

Выбор был невелик — ехать в больничный морг либо возвращаться в контору. Владимир смирился с тем, что бумажка утрачена безвозвратно, поэтому теперь думал о том, как ему добыть эту информацию другим путём. В морге, скорее всего, зафиксированы данные деда с адресом прописки, но получить их будет непросто. Самым верным, но и самым унизительным вариантом было вернуться в контору, покаяться перед Тамарой, возможно получить нагоняй от Платона, если тот будет на месте, но в итоге получить адрес и, наконец, сделать свою работу.

— Возвращаться — плохая примета, — тихо сказал сам себе Владимир, выруливая с заправки, — ну да хуже ведь уже некуда, правда?

Контора

На служебной парковке у конторы чёрного Крузака Платона не было, но стоял Чероки Киры. Она и де-юре и де-факто была его заместительницей и брала на себя управление делами конторы, когда Платон отлучался в командировки. Однако сейчас директор был в городе, значит, Кира приехала по другим делам: она частенько помогала в оформлении траурных букетов, венков, памятников и клумб. Ботаник по образованию, она обожала цветы и держала собственный салон флористики. Но вопреки стереотипам, это не был карманный бизнес, купленный мужем для развлечения. Кира и сама была из состоятельной семьи, бизнес открыла задолго до замужества с Платоном, и руководила салоном самостоятельно и крайне успешно — почти с самого начала он приносил стабильную прибыль, а в последнее время подмял под себя почти всех конкурентов в городе. Платон, в свою очередь, аналогичным образом подменял её в руководстве салоном, когда та была в отъезде. Это всегда порождало странный диссонанс — персонал флористического салона был под стать Кире, стайка щебечущих экзальтированных девиц «на своей волне». Крайне серьёзная мрачная фигура Платона, который к тому же никогда не снимал солнцезащитных очков, смотрелась там чуждо, как могильный камень на детской площадке. Кира, когда исполняла обязанности директора в конторе, смотрелась так же странно — грациозная нимфа, порхающая промеж угрюмых мужиков, таскающих гробы и венки. Она легко умудрялась находить общий язык с советскими тётушками из бухгалтерии и монументальной Тамарой, сидящей на ресепшене. Можно было вообразить, что никто её такую тут воспринимать всерьез не будет, однако, когда было нужно, Кира преображалась. Походка из порхающей превращалась в чеканную, в голосе начинал звенеть металл, а в случае каких-то конфликтов, где бы они ни происходили, казалось, что над её оппонентом сгущаются грозовые тучи и налетает невесть откуда взявшийся ветер. В общем, недовольства Киры все старались избегать.

— Что это за красивый мужчина почтил нас своим присутствием? — томно протянула Кира, когда Владимир, обстучав туфли от грязной воды и снега, вошёл в офис. — Тебя в костюме не узнать, Володь.

Одевалась она всегда просто, а выглядела всегда сногсшибательно. Короткое идеально лежащее, как по линейке, каре её иссиня-чёрных волос, обтягивающее зелёное платье до щиколоток с геометричным орнаментом серебряной нитью, бескомпромиссно яркий макияж и в целом манера двигаться и говорить с придыханием создавали образ богемной тусовщицы, по ошибке занесённой не в ту эпоху. Ей бы очень пошли интерьеры и антураж салонов в стиле ар-деко начала века, для полноты образа не хватало только длинного мундштука в руках и пера в причёске. Она подошла к Владимиру вплотную, пристально глядя ему в глаза и легким движением поправила загнутый торчащий уголок ворота рубашки, с которым Владимир безуспешно бился всё утро. От рук Киры уголок разгладился и покорно улёгся как полагается. «Ах ты ж, падла», — зло подумал про него Владимир, но потом его носа коснулся легкий цветочный аромат парфюма Киры, и вся злость будто растворилась в нём без следа. Она всегда оказывала на него какое-то магическое действие, и вовсе не такое, какое обычно оказывают на мужчин красивые женщины.

Всё дело в том, что Владимир всю жизнь ощущал некоторую нереальность своего существования. Как будто он и окружающий мир жили параллельно и почти не пересекаясь. Иногда это отпускало, а иногда он совсем будто становился бесплотным, прозрачным и незаметным. Знакомый психолог называл это умным словом «дереализация», вот только в реальности окружающего мира Владимир не сомневался — он скорее сомневался, что существует сам. По этой причине всё детство и молодость Владимир постоянно встревал в опасные истории, ведь странно бояться за жизнь, если она не представляется чем-то существенным. В Афганистан Владимир тоже пошёл сам, добровольцем, а после дембеля таскался по бандитским разборкам в качестве боевика, пока не потерял форму из-за постоянных запоев.

А в присутствии Киры Владимир вдруг становился реальным и осязаемым. В присутствии Платона тоже, но совсем по-другому. Платон как будто бесцеремонно опрокидывал на Владимира ушат холодной и неприятной отрезвляющей реальности. А с Кирой это было похоже на неторопливое и мягкое пробуждение после крепкого сна.

— Привет, Кирюш, — отозвался Владимир. Так её называл только Платон, и ещё Владимир — когда Платона не было рядом. Затем потянулся в сторону, заглянул через плечо Киры на пустующий стол ресепшена, — а где Тамара?

— Ах, значит ты к Тамаре пришёл?! — вскинула она руки в шутливом приступе ревности. В холле в этот момент никого не было, но Кира вообще не особо заботилась о конспирации и, нисколько не стесняясь, флиртовала с ним в офисе в присутствии других сотрудников. Когда Владимир высказал ей свои опасения по поводу реакции Платона, Кира пристально глядя в глаза сказала ему: «Не бойся. Ничего он тебе сделать не может». Она не проявляла беспокойства, и со временем Владимир тоже перестал. Он вполне допускал, что Платон уже давно в курсе их отношений, но смотрит сквозь пальцы на забавы супруги. В конце концов, Кира каждый год с мая по октябрь уезжала в их особняк где-то на Средиземноморском побережье с несколькими гектарами садов и теплиц с цветами, и Платона полугодовая разлука с женой как будто вовсе не тяготила. Природу их брака и отношений Владимир даже не пытался понять. Списывал всё на причуды богатых.

— Да блин, Кир, не до шуток, — буркнул Владимир, отодвинул Киру в сторону и прошёл к столу Тамары.

— Ух, серьёзный, люблю, когда ты такой. У тебя глаза прям сверкают, — проговорила Кира, увлечённо глядя на то, как Владимир роется в бумагах на столе. — Тамара заболела, сказала, сегодня в поликлинике больничный оформляет. А ты чего потерял?

— Не поверишь, — Владимир решил, что врать Кире бессмысленно, — бумажку с адресом. Может у Тамары где в журналах есть записи какие?

Кира нахмурилась, пытаясь осознать, что следует из сказанного Владимиром, и потрясённо уставилась на него. Спустя пару мгновений она прыснула, прикрыв рот рукой, а потом сразу же рассмеялась в голос.

— Так вот чего ты так рано! — задыхаясь от смеха сказала она, — Я думала управился так быстро, а ты, выходит, деда по городу катаешь!

Ситуация очевидно её крайне забавляла, но Владимир был не в настроении. Он грозно зыркнул на Киру и процедил:

— Ничего смешного. Помогла бы лучше.

Сдерживая угасающие волны смеха, Кира присоединилась к разгребанию бумаг на столе Тамары. Всё, что они смогли найти, — запись в журнале с ФИО супруги деда, оставлявшей заказ, и номер телефона.

— Ну хоть что-то, — обрадовался Владимир, схватил трубку телефона, стоящего на столе, и начал набирать номер. Слушая гудки, он понял, что не представляет, что сейчас будет говорить бедной бабуле, которая должна была увидеть покойного мужа и проститься с ним ещё несколько часов назад. Но гудки продолжали идти, пока не закончились. Всё это время Кира, улыбаясь, пристально смотрела на лицо Владимира, присев на краешек стола, а в глазах плясали весёлые бесенята.

— Не берут?

— Угу, — Владимир положил трубку и тихо осел на тамарин стул, глядя прямо перед собой.

— Отставить уныние, — приказала Кира, а затем добавила, — это, кстати, смертный грех.

— Это катастрофа, — бесцветно произнёс Владимир, продолжая смотреть в стену.

— Никакая не катастрофа. Езжай в морг, там деда регистрировали и адрес прописки наверняка куда-то заносили.

— Мне пиздец…

Кира всё ещё улыбалась, игриво всматриваясь в лицо Владимира, пытаясь поймать его взгляд, но тот был прикован к чему-то, что находилось далеко за пределами стен офиса, а возможно и обозримой Вселенной. Кира нахмурилась и скорчила недовольную гримасу.

— Нет, так не годится, — сказала она сама себе, затем перегнулась через стол, схватила Владимира за узел галстука, притянула к себе и впилась в его губы поцелуем.

Любила ли она его? Владимир вообще избегал таких громких слов, да и рефлексировать был не большой мастер, он и в собственных-то чувствах разбирался с трудом, что уж говорить о чужих. Но то, что Кира была им искренне увлечена, можно было утверждать с уверенностью, хотя иногда Владимиру казалось, что природа этого увлечения сродни естественнонаучному интересу лаборанта, наблюдающего за подопытными крысами. Временами она явно восхищалась им — но разве не может восхищаться лаборант результатами особенно смышлёного крысёнка? В итоге Владимир решил не пытаться влезть в чужую голову и просто плыл по течению, наслаждаясь временем, которое им удавалось провести вместе.

Они не размыкали губ, наверное, минут пять. За это время Владимир слышал, как открылась дверь из подсобки, мужской голос растерянно ойкнул, и дверь закрылась обратно. Когда Кира наконец отстранилась, Владимир чувствовал себя намного решительнее.

— Вооот, загорелись глазки, — улыбаясь, промурлыкала Кира.

— От тебя что угодно загорится, — парировал Владимир, затем встал и направился к двери.

— Володя…, — окликнула его Кира. Владимир обернулся. Кира продолжала сидеть на краешке стола, но взгляд её был предельно серьёзен, — Ты справишься. Не можешь не справиться. Это твоё.

Морг

Морг находился на территории комплекса Городской клинической больницы №1, а та в свою очередь находилась на другом конце города от похоронной конторы. Время близилось к обеду, и Владимир прикинул, что в центре будет не протолкнуться, поэтому лучше проехать до больницы через промышленный район речного вокзала, потом по частному сектору и вынырнуть на проспект уже в паре кварталов от места назначения.

Район Речвокзала Владимир миновал быстро, а вот въехав в частный сектор, понял, что затея была не из лучших. И в сухую-то погоду ухабистая грунтовка была не особо комфортной, а в демисезон превращалась в практически непроходимую полосу препятствий. Красться приходилось со скоростью пешехода, длинный Линкольн, скрипя всеми сочленениями как старая телега, переваливался из стороны в сторону, то и дело шкрябая днищем о неровности рельефа. Владимир про себя молился, чтобы не увязнуть в грязной каше, и чтобы у заграничной повозки ничего не отвалилось от знакомства с русскими дорогами.

— Хорошо бы ещё дед в гробу не перевернулся от таких дорог, — посетовал Владимир и хохотнул над получившимся каламбуром.

Уже практически на выезде из частного сектора Владимир увидел собаку, которая копалась у переполненных мусорных баков. Что-то в её облике зацепило взгляд, Владимир присмотрелся повнимательнее, и резко вдарил по тормозам. Животное повернулось на звук, Владимир встретился глазами с хищником, и его словно ушатом холодной воды обдал липкий страх. Животное несколько секунд смотрело прямо на Владимира, а затем, не торопясь, скрылось в ближайшем проулке. Вот только это была не собака. Владимир мог поклясться, что это был шакал.

* * *

Шакалов Владимир видел в Афганистане. В учебке, в узбекском Термезе он познакомился с Платоном, а затем их обоих направили в одну роту стрелкового полка мотострелковой дивизии, стоявшей гарнизоном в Баграме.

В тот день они сопровождали колонну. Часть пути проходила по дну ущелья, Платон с Владимиром тряслись на броне замыкающего бмп, перед ними ехал тентованный Урал с новым пополнением. Заслышав свист пикирующих мин, бойцы посыпались с брони в попытке укрыться за камнями. Владимир успел только откатиться в сторону и лечь на землю, как спустя секунду мина накрыла бмп. Владимира оглушило, а плечо ошпарило резкой болью. Через гул в ушах он слышал взрывы, выстрелы и крики. Водитель ехавшего впереди Урала, запаниковав, дал газу и, не справившись с управлением, врезался в стену ущелья. Колонну продолжали методично поливать из миномётов и гранатомётов с огневых точек на высоте по обеим сторонам. Владимира кто-то подхватил и быстро потащил к разбившемуся Уралу. Придя в себя, Владимир не сразу понял, что это Платон — всё его лицо было залито кровью. Они заползли под кабину грузовика, и Владимир подумал, что, если сейчас в него прилетит мина или граната, им кранты. Уже было понятно, что колонне конец. Владимир со звоном в ушах смотрел из-под кабины грузовика на тела сослуживцев. Кто-то был ещё жив, стонал и пытался куда-то ползти. От кого-то остались только части тел. В воздухе стояла пыль, запах гари и металла. После того, как всё стихло, душманы спустились со склонов ущелья и, вальяжно прохаживаясь и переговариваясь, начали собирать оружие и добивать раненых. Платон, держа под мышкой автомат, достал из разгрузки гранату и посмотрел на Владимира. Тот кивнул. Если их обнаружат, лучше подорваться, забрав с собой нескольких врагов, чем попасть в плен, про который в гарнизоне ходили кошмарные слухи. Когда один из душманов подошёл близко к разбившемуся Уралу, Платон, продолжая крепко сжимать гранату, выдернул чеку. Но тут духа окликнули, он развернулся и побежал догонять уходящих с наживой товарищей. Платон нервно сглотнул и осторожно вставил чеку на место, после чего шумно выдохнул. За всё это время Платон с Владимиром не произнесли ни слова.

А потом пришли шакалы. Обычно они охотились поодиночке, но сюда пришли небольшой группой, видимо поняв, что падали хватит на всех. Сторонясь горящих остовов бмп и грузовиков, они осторожно обнюхивали тела, затем хватали зубами куски плоти и отбегали в сторону. Когда один из них подошёл к их убежищу, Платон молча передернул затвор автомата и навёл его на шакала. Тот остановился и долго смотрел на них, затем развернулся и потрусил дальше по ущелью. Этот взгляд Владимир запомнил навсегда.

Платон с Владимиром дождались наступления сумерек и к утру добрались до расположения гарнизона. Там их сразу после лазарета вызвали на ковёр, долго и скрупулезно допрашивали об обстоятельствах. Однако, они ещё в дороге согласовали легенду, по которой в начале боя они, получив ранения, потеряли сознание и пришли в себя, когда всё закончилось. Это звучало правдоподобно — Владимиру осколком пропахало плечо, а у Платона был рассечён лоб, и всё лицо было залито кровью. Тот факт, что одним из первых был атакован экипаж, в котором ехали радисты со связью, они решили скрыть. Таким образом, получалось, что душманам кто-то слил информацию, и при таком раскладе их бы заподозрили в первую очередь. После допроса их отправили обратно в медчасть, а в это время, по выражению командующего дивизией, «начальство решало, что с вами делать — представить к награде или приставить к стенке». В итоге никакого наказания не последовало, но и награды не случилось. Провалившуюся операцию решили замять, и как только Владимир с Платоном полностью оправились, их обоих комиссовали по состоянию здоровья и отправили домой.

* * *

Владимир сидел в машине и часто глубоко дышал. Когда сердце перестало метаться по грудной клетке перепуганной птицей, он приоткрыл окошко и впустил в салон немного морозного воздуха.

— Это, блядь, ещё что такое? — поинтересовался Владимир неизвестно у кого. — Глюки, что ли? Показалось? Ну откуда тут шакал?!

«Из зоопарка сбежал?» — подкинуло сознание Владимиру версию. Зоопарк в их городке был, правда, небольшой и обветшалый. Последний раз Владимир был там ребенком и, честно говоря, понятия не имел, есть ли там шакалы. «Ладно, пока будем думать так», — решил он и поехал дальше.

Через десять минут он уже парковался у здания морга. Слева от двери красовалась синяя табличка «ПАТОЛОГОАНАТОМИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ», а справа серая поменьше: «ПАТОЛОГОАНАТОМИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ ГКБ №1». Только сейчас он заметил над дверью посеревшую от грязи праздничную растяжку «С Новым годом!». «Март месяц, может они ещё и ёлку не выкинули?», — подумал Владимир и, для вежливости постучав, потянул дверь. Она была открыта. Зайдя в пустой холл, Владимир негромко спросил: «Есть кто живой?», и спустя секунду, осознав контекст, негромко хмыкнул. Он прошёл по слабо освещённому коридору в комнату, где в прошлый раз забирал тело. На табличке значилось: «Ритуальный зал». Постамент, облицованный кафелем с ненавязчивым, почему-то греческим, орнаментом по периметру, на котором, когда Владимир приехал, стоял гроб с дедом, пустовал. Прислушавшись, Владимир услышал звон инструментов и насвистывание с другого конца коридора. Подойдя к двери с табличкой «Аутопсия», он негромко кашлянул и трижды постучал.

— Не заперто! — послышалось с той стороны.

Владимир толкнул дверь и вошёл. Вдохнув стоявший внутри комнаты густой тошнотворный аромат, он закашлялся и с трудом подавил рвотный позыв.

— Блевать в ведро, справа от вас, — не отрываясь от работы и не поднимая взгляда, проговорил патологоанатом.

Владимир часто задышал через нос, и тошнота вроде как отступила.

— Спасибо, я вроде справляюсь, — заверил Владимир.

— Анатолий, — также, не поднимая головы, представился патологоанатом. — Вы ко мне?

— Владимир. Я к вам, доктор, и вот по какому делу, — зачем-то не к месту процитировал Владимир «Собачье сердце». На этом моменте Анатолий, наконец, поднял глаза от внутренностей, в которых увлечённо шерудил до этого. Был он невысок, седовлас, смугл и морщинист. По крайней мере та часть, что была над медицинской маской. Владимир смутился:

— Понимаете, тут такая ситуация, — начал он, — мне кое-какие данные по трупу нужно раздобыть.

— Интересно, — ответил Анатолий и сдёрнул маску на подбородок. Под ней оказалась довольно густая, но аккуратно стриженная также седая растительность, — по этому трупу? Тут ничего интересного, цирроз.

— Нет, я с утра его забирал на кладбище, — поторопился объясниться Владимир, достал из папки, которую взял из катафалка, заключение о смерти и зачитал ФИО дедка.

— Ага, помню такого, полиорганная недостаточность из-за тяжелого гриппа с осложнениями. По весне много таких стариков преставляются, иммунитет за зиму истощается, весной на улицу выходят и первую попавшуюся заразу подхватывают.

— Да, да, — согласился Владимир, — мне нужен адрес его. У вас же, наверное, где-то фиксируются паспортные данные, прописка там?

— Наверное, фиксируются, — согласился Анатолий и подозрительно спросил, — а вам зачем? Вы из чёрных риелторов может, на недвижимость покушаетесь?

— Что? Нет, господи, нет-нет-нет, — запричитал Владимир, — я работник похоронной конторы, мне надо знать, куда его везти.

— Так на кладбище везите, — отмахнулся Анатолий.

— Не могу, надо сначала домой, там супруга его ждёт, попрощаться по-человечески, — Владимир решил давить на честность. — Понимаете, я адрес потерял. Он на бумажке был, а я её где-то посеял, балда.

— И они ещё борются за звание дома высокой культуры и быта! — также не к месту негодующе процитировал фильм Анатолий. — Вот что. Помогу я вам молодой человек…

— Владимир, — напомнил Владимир.

— Владимир, — продолжил патологоанатом, — но сами понимаете, не просто так.

Он бросил лукавый взгляд на собеседника и подмигнул.

— Сколько? — спросил Владимир, прикидывая, сколько у него есть с собой наличности.

— Как всегда, — ответил Анатолий, — ноль пять.

* * *

Когда Владимир вернулся из ближайшего магазина с бутылкой водки, Анатолий что-то взвешивал на весах. Владимир был уверен, что медицинская техника всегда какая-то особенная, но весы были абсолютно обычные, торговые, ровно как в том магазине, в котором он брал сейчас водку. Старые, советские, синие, с двумя разновеликими плоскими чашами по бокам и красной колеблющейся стрелкой.

— Это что? — спросил Владимир.

— Сердце, — ответил Анатолий, аккуратно подкладывая гирьки на вторую чашу, — с тяжелым сердцем ушёл человек, целых четыреста грамм. Знать, не праведную жизнь вёл.

Владимир хотел было спросить, согласно каким медицинским исследованиям установили корреляцию между массой сердца и праведностью жизни, но передумал, потому что и так уже потратил кучу времени зря.

— Вот, — сказал он, пройдя к столу, за которым Анатолий проводил свои манипуляции, и поставил бутылку рядом с весами.

— Отлично, молодой человек…

— Владимир, — снова напомнил Владимир.

— Владимир, — согласился Анатолий, глаза которого заметно заблестели при виде бутылки. — Знаете ли вы, какой главный рабочий инструмент патологоанатома?

— Скальпель? — предположил Владимир.

— Водка, — ответил Анатолий, — без неё работать невозможно. Не изволите ли достать рюмашки из шкафчика прямо перед вами и открыть сей сосуд наслаждений?

Владимир открыл шкафчик, достал одну рюмку, потом откупорил бутылку «Столичной» и наполнил рюмку до краёв.

— А себе? — спросил Анатолий.

— Я в завязке, — ответил Владимир.

— А один я не пью, это непрофессионально, — сказал патологоанатом и демонстративно встал, скрестив руки на груди, в знак того, что сделка вроде как отменяется.

— Да не могу я, итак, столько времени уже потерял, меня ж уволят к чертям собачьим! — взмолился Владимир.

— В гости к Богу не бывает опозданий, — снова процитировал теперь уже Высоцкого Анатолий. — Ну одну — для запаха за компанию. А потом я пойду поднимать бумаги про вашего пациента.

Владимир нервно сглотнул. Выпить после двухлетней завязки хотелось неимоверно. Он знал, что плоть слаба, поэтому всегда старался держаться подальше от соблазнов, пьяных компаний и даже винно-водочный отдел в магазинах старался обходить стороной. «С другой стороны, — подумал Владимир, — он же не отвяжется. Быстрее выпьет, быстрее поможет».

— Чёрт с вами, искуситель, но только одну, — сдался Владимир.

— Вот это другой разговор! — оживился Анатолий.

Владимир достал вторую рюмку и наполнил до половины. Анатолий в это время снял с весов сердце неправедного пациента и положил обратно в раскрытую грудную клетку. Затем он вынул из тела ещё два массивных куска плоти, соединенных между собой и водрузил на весы.

— Это закусь, — пошутил он, затем подвигал гирьки, словно шахматные фигуры, и заключил, — Взвешен, измерен, и найден лёгким.

Очевидно, его это позабавило, и он глянул на Владимира, чтобы тот оценил каламбур. Владимир понял только, что взвешиваемый кусок плоти являлся лёгкими, а фраза, которая очевидно тоже была какой-то цитатой, Владимиру была незнакома.

— Ну, за царствие небесное, — сказал тост Анатолий и залпом осушил рюмку. Владимир обреченно вздохнул, хлопнул свою. Водка, разумеется, пошла не в то горло, и он громко закашлялся.

— Ну-ну, не переводи продукт, — напутствовал Анатолий, стуча Владимиру по спине, — эта не считается, давай ещё по одной.

* * *

Когда сознание вернулось к Владимиру, он обнаружил себя лежащим на кафельном полу прозекторской, недалеко от двери, рядом с ведром, в которое Анатолий предлагал блевать. Владимир приподнялся на руках и осмотрелся. Судя по запаху и содержимому ведра, он-таки воспользовался им по назначению. Голова болела невыносимо, в горле пересохло, взгляд с трудом фокусировался на окружающей обстановке. Случилось то, чего Владимир и боялся — с непривычки «наступив на пробку», его понесло. Он огляделся и обнаружил возле стола с весами три пустых бутылки «Столичной». Откуда взялись ещё две, он не помнил, как и большую часть того, что происходило после второй рюмки, которая уже пошла в нужное горло и, видимо, хорошо пошла. В голове мелькали какие-то обрывки предшествующих событий, некоторые из которых были похожи на бред. Вроде они с Анатолием крались по коридору больницы, пытаясь не попасться персоналу, затем, хихикая, прятались в чулане со швабрами. Катались на больничной каталке. Потом Анатолий где-то нашёл и напялил на себя пластиковую карнавальную маску собаки, видимо, оставшуюся с празднования Нового года, и начал выть в окно. Дальше мозг подсовывал картинку того, как они с Анатолием закусывают лёгкими, нанизывая их на одноразовые пластиковые вилки, но в реальность этого верить не хотелось, поэтому Владимир решил считать это бредовой пьяной фантазией.

Владимир поднялся на ноги. Голова тут же отплатила ему за такую дерзость взрывом боли, а желудок подкатил к горлу, но блевать было уже нечем. Он ещё раз огляделся — труп, над которым работал Анатолий, был закрыт простынёй, на весах ничего не было. Владимир подошёл к столу, на котором стояли две пустые рюмки и несколько нарезанных скальпелем кружочков неизвестно откуда взявшегося огурца. Вспомнив, зачем вообще пришёл сюда, он поискал взглядом какие-нибудь документы или записи с адресом деда, но их нигде не было. Как и самого Анатолия.

— Вот козёл, — простонал Владимир.

Затем он взглянул на часы. Было без четверти пять.

— Твою мать! — выругался он и, держась за стенки, пошёл к выходу.

На улице уже начало темнеть и заметно похолодало. Невыносимо яркий для больной головы белый свет фонаря освещал пустую парковку с сиротливо стоящим Линкольном. Владимир открыл дверь катафалка и бухнулся на сиденье в уже остывшем салоне, завёл мотор и включил печку. Потом откинулся на сидении и завыл.

Автобус

Владимир сидел и смотрел через лобовое стекло на уже хорошо видимую на светлом небе Луну. Он вспомнил картинку из какой-то передачи, где показывали, как выглядел бы пейзаж, если бы Луна находилась вплотную к Земле. Там она была невероятно огромной и заслоняла почти всё небо. Сейчас в сознании Владимира её место занимал колоссальных размеров медный таз, которым вот-вот грозилось накрыться всё сущее.

«Придётся идти к ментам», — подумал он. Как любой другой российский гражданин он рассматривал обращение в правоохранительные органы как крайнюю меру в самом безвыходном положении. Правда, всегда существовала вероятность, что служители закона сделают его ещё безвыходнее, но Владимиру на тот момент казалось, что хуже быть уже не может.

Он всё ещё был довольно пьян, поэтому вариант поехать в отделение на катафалке отмёл. Не хватало ещё прав лишиться или катафалк разбить. Зато в милиции, наверняка, могут пробить по своим базам адрес деда. Надо будет только объяснить им, в чем дело, они ж нормальные мужики, войдут в положение. «Не скучай, старый, я скоро», — напутствовал Владимир деда, заглушил катафалк, вышел на улицу, поднял воротник куртки, поплотнее её застегнул и пошёл к остановке автобуса.

Было пять вечера, до часа пик ещё оставалось время, но к остановке уже начинали подтягиваться счастливчики с нестандартным графиком работы, либо ушедшие пораньше. Все они, заслышав крепкий перегар, отходили от пошатывающегося Владимира подальше. Таким образом, вокруг него образовалась людская плешь радиусом метра полтора. Владимиру стало немножко обидно, и захотелось объяснить каждому, что он не какой-нибудь там алкаш, просто день выдался тяжеловатый, да что там, скажем прямо, пиздец, а не день, может это ретроградный Меркурий в Плутоне или хрен его знает, почему всё вот так, но всё вот так, и никакой вины Владимира в этом нет. Мол, сам он не более чем жертва дурно сложившихся обстоятельств. Но чем дальше он прокручивал в голове этот монолог, тем яснее становилось, что лучше даже не пытаться. Да и наговорился он сегодня с незнакомцами, наверное, на десятилетие вперёд.

Дребезжа карданом, к остановке натужно подполз желтый ЛиАЗ с цифрой 5, аккуратно нарисованной краской на прижатом к лобовому стеклу куске ДСП. На чём ехать, Владимиру было неважно — любой из заходящих сюда маршрутов возвращался в центр через ОВД №1. Воспользовавшись своим стратегическим преимуществом, а именно тем фактом, что окружающие его сторонились, Владимир в гордом одиночестве подошёл к задней двери автобуса и, не без труда, поднялся внутрь. Все сидячие места были заняты, на местах для пассажиров с детьми и инвалидов сидели мужики, не похожие на инвалидов и тем более на детей. Просторная задняя площадка пустовала, так что Владимир опёрся о поручень и стал смотреть в заднее окно. В детстве Владимир любил эти старые ЛиАЗы за их рессорно-пневматическую подвеску, на которой автобус качался словно на волнах, и с особенно большой амплитудой качало как раз заднюю площадку. Это было почти как детские карусели в парке культуры. Однако сейчас, когда автобус тронулся, покачиваясь, Владимира снова замутило, да и звук бряцающих бутылок навевал неприятные ассоциации.

— Проезд оплачиваем, молодой человек!

Владимир медленно обернулся на звук и увидел кондукторшу, сидящую на кресле под наклейкой «место кондуктора». Само место кондуктора было любовно декорировано — по всей видимости, самим кондуктором, точнее кондукторшей. На кресле лежал вязаный плед, на стекле за спиной кондукторши висела красивая голубая занавеска в цветочек, и сама кондукторша сидела без верхней одежды, укутавшись в белую шаль. Выглядела она непостижимым образом точь-в-точь как кассирша с заправки, только эдакая уютная домашняя версия.

— Ну чего стоим, кого ждём?! — прервала она его размышления.

Владимир похлопал себя по карманам и обнаружил, что портмоне при нём нет. «Видимо, по пьянке потерял. Час от часу не легче», — подумал он, а потом поднял растерянный взгляд на кондукторшу. Предчувствуя скандал, женщина распрямила плечи и подобралась словно для рывка. Она будто ждала этого весь день, а, возможно, так и было, какие ещё у кондукторов могут быть развлечения на смене?

— Я портмоне потерял, — как-то по-детски произнёс Владимир и обезоруживающе развёл руками.