Бесплатный фрагмент - Хитровка

ПРЕДИСЛОВИЕ

(со слезой, с хохотом да с бархатным лоском)
Эх, судари мои да сударыни! Перед вами — живая Москва, что из-под золотых куполов да сквозь щели бревенчатых слобод выглядывает. Здесь бараши царские шатры кроили, кадаши золотом ткани расшивали, а хитровские голыши под гармошку всю подноготную столицы выворачивали. Этот сундук с похабными да святыми байками, где: Кожа от барашей ещё пахнет дегтем
Нитки кадашёвских ткачих до сих пор вплетены в городскую суть
Гиляровский из угла подмигивает, а купцы-самодуры в гробах переворачиваются.
Про автора (то бишь меня): Я — гуляка московских переулков, что: Слухом — под всеми заборами стоял
Пером — все городские тайны на бумагу переложил
Совестью — слегка подрастерял, зато хохотом — припас на три кабака

Писал не чернилами, а:

Квасом — для крепости
Слезой — для искренности
Хреном — для остроты (спросите у Федьки-косого, как он царский шатёр прозевал!)

Так что застёгивайтесь покрепче — сейчас понесёмся по московским ухабам! А коли где споткнётесь — не пеняйте: под ногами у нас не брусчатка, а кости да байки трёхсотлетние… Все совпадения с историей — случайны, все анекдоты — правдивы, а все покойники — хоть и молчат, да посмеиваются. (Автор, меж тем, уже сидит в углу трактира «Каторга» и заказывает новую кружку — для «вдохновения». )

Список исторических районов Москвы

Вот список исторических районов Москвы с краткой характеристикой каждого:

1. Китай-город
Древнейший район после Кремля
Центр торговли с XVI века
Сохранил фрагменты стены Китай-города
Здесь находился Гостиный двор и первые банки

2. Белый город
Историческая территория внутри стен Белого города (ныне Бульварное кольцо)
Аристократические особняки XVIII — XIX вв.
Место расположения храма Христа Спасителя

3. Земляной город
Территория между Белым городом и Садовым кольцом
В XIX веке — район мещан и разночинцев
Сохранил старую планировку улиц

4. Замоскворечье
Купеческий район за Москвой-рекой
Классические купеческие особняки
Центр старообрядчества
Описан Островским в пьесах

5. Хамовники
Бывшая слобода ткачей (хамовников)
Сохранил храм Николая Чудотворца в Хамовниках
Район Льва Толстого (дом в Долгом переулке)

6. Пресня
Рабочая слобода с XIX века
Центр революционных событий 1905 и 1917 гг.
Сохранил промышленную архитектуру

7. Лефортово
Немецкая слобода Петровских времен
Дворцово-парковый ансамбль Лефортово
Исторический военный госпиталь

Немецкое кладбище

8. Симоново
Древнее село с Симоновым монастырем
Описано в «Бедной Лизе» Карамзина
Сохранило фрагменты крепостных стен

9. Крутицы
Бывшее подворье Крутицких митрополитов
Уникальный Крутицкий теремок XVII века
Сохранил атмосферу старой Москвы

10. Сущёво
Бывшая стрелецкая слобода
Сохранил храм Троицы в Листах
Район народных промыслов

11. Ордынка
Часть древней дороги в Орду
Купеческие особняки и храмы
Описана в русской литературе

12. Таганка
Район ремесленников у Таганских ворот
храм Мартина Исповедника
Центр диссидентства в советское время

13. Басманная слобода
Бывшая слобода пекарей (басманников)
Архитектура от барокко до модерна
Родина Василия Баженова

14. Мещанская слобода
Поселение выходцев из Речи Посполитой
Сохранила регулярную планировку
Классические доходные дома XIX века

15. Якиманка
Район за Москвой-рекой
Сохранил храм Иоакима и Анны
Месторасположения Третьяковки

Каждый из этих районов сохранил уникальную историческую атмосферу и архитектурные памятники разных эпох.

Но повесть наша пойдет не по этому регламенту, а наперекосяк, как вольный ветер мотал меня залетного из Одессы по матушке Москве

— Полиция боялась заходить сюда ночью — слишком много «темных дел» творилось в переулках. Хотите ещё страшилок? Тогда — вперёд, в подворотни! Только смотрите, чтобы вас не увели в «Вязники»…

Записки синьора Альвизе ди Весельони

Альвизе ди Весельони, венецианский негоциант, случайно занесённый в Московию зимой 1465-ого года от Рождества Христова:

Жена: Бьянка Мария ди Весельони (урожденная Мочениго). Практичная, немного ироничная венецианка, отлично управляющая его делами (и тратящая его деньги) в его отсутствие. Обожает шелка, сплетни на Риальто и терпеть не может, когда Альвизе впадает в панику. Пишет четко, с долей сарказма. Место действия: Венеция, солнечно, пахнет морем, рыбой и деньгами. Московия, пахнет дымом, снегом и отчаянием Альвизе.

Переписка (Отрывки):

Письмо Первое: От Альвизе (Московия, Декабрь, чернила чуть подмерзли)

Моя сияющая жемчужина, Бьянка Мария!
Если ты получишь это письмо, значит, сани с почтой не съели волки, а я еще не превратился в ледяную статую святого Марка (местные святые тут все какие-то суровые, с топорами!). Mamma mia, Бьянка! Ты не поверишь! Я добрался до этого «царства»! Государь Иван Васильевич — высоченный, молчаливый, смотрит, будто подсчитывает, сколько венецианских шкур пойдет на подклад его шубе. Я говорил о шелках, о союзе против турок… Он молчал. Только кивнул. ОДИН РАЗ. Я чуть не расплакался, но слезы бы замерзли на щеках. Здесь ВСЕ из меха, Бьянка! Люди, дома, вероятно, еда! Я купил тебе шкурку горностая (милую, жалкую, но теплую зверушку, сейчас она спит у меня на животе, пытаясь найти печь). Но слушай, amore! Главное богатство тут — не шелк, а… ЩИ! Да-да! Горячее болото из капусты! Его едят с хлебом, которым можно мостовую мостить! И еще есть БАНЯ! Это, Бьянка, не купание! Это испытание! Тебя запирают в деревянной печи, обливают кипятком (откуда?!), а потом БЬЮТ ВЕТКАМИ! Добровольно! Я кричал так, что, думаю, перепугал местных медведей (которые, вероятно, тоже ходят в баню). Погода? Представь себе, что каналы Венеции замерзли так, что по льду можно дойти до Константинополя. А потом стало ХУДШЕ. Воздух режет лицо! Солнца нет! Только снег, колокола (БИМ-БОМ целый день!) и этот вечный запах дыма и кислого кваса. Деньги? Тут платят топорами, рожью и, кажется, собственной выносливостью. Я чувствую себя редкой диковиной в зверинце. За мной следят! Каждый чих записывают в «Книгу Подозрительных Действий Венецианца N.1». Дорогая, продай мои акции в шелковой гильдии. Купи угля. МНОГО угля. И горячего вина. И пришли с оказией. Если я не вернусь к весне, знай: меня либо съели щи, либо я стал святым-ледышкой. Целую твои теплые венецианские ручки (ах, как я скучаю по теплу!). Твой вечно мерзнущий и слегка помешавшийся от холода, Альвизе

P.S. Горностай съел мой носовой платок. Назвал его Чекко.

Ответное Письмо: От Бьянки (Венеция, Февраль, пахнет апельсинами и свежей рыбой)
Мой дорогой, но явно тронутый морозом Альвизе!
Твое письмо доставил полузамерзший человек, пахнущий дымом и чем-то кислым. Он так трясся, что я дала ему стакан горячего вина prima che morisse (прежде чем он умер) прямо на пороге. Деньги за доставку он просил не дукатами, а… топором и мешком ржи! Dio mio! Я дала ему дукаты, но он смотрел на них, как на ракушки. Странный народ. Спасибо за горностая. Чекко? Оригинально. Он сейчас сидит в клетке и смотрит на моего кота Леонардо с таким ужасом, будто видит банного мучителя. Шкурка хороша, но маленькая. Для воротника моего nuovo mantello (нового плаща) нужно еще штук пять таких. Постарайся. И Соболя. Самого темного. У донны Элеоноры новый воротник — загляденье, но я сделаю лучше!
Щи? Баня с битьем? Ma sei matto?! (Ты с ума сошел?!) Альвизе, голубчик, тебе надо меньше пить ихнего меда! Хотя… если это помогает пережить такой холод… Ладно, верю. Насчет слежки — не удивлена. Ты же там единственный человек, который моется чаще раза в месяц (даже если это пытка веником). Будь осторожен в выражениях. Не вздумай сравнивать их «щи» с болотом при всех, даже если это правда!
Акции в шелковой гильдии? Assolutamente no! (Ни в коем случае!) Они растут как на дрожжах! Уголь и вино пришлю с Fortunata, она идет в Ригу в апреле. Доберись туда живым. И торгуй, caro mio! Ты же негоциант! Выясни, чего они хотят, кроме топоров? Может, стекло муранское? Или хорошее оливковое масло? (Хотя, боюсь, его тут заменяет сало, che schifo! (какая гадость!)). Дети (Антонио и Мариетта) здоровы. Антонио разбил китайскую вазу, пока гонял кота. Мариетта требует куклу в «московском стиле» — в мехах до пят и с деревянной ложкой. Я сказала, что ты привезешь. Non deludermi! (Не разочаруй меня!). Леонардо (кот) подрал новые шторы. Венеция цветет, несмотря ни на что. На Риальто говорят, что папа снова кого-то отлучил, а старый дож чихнул во время приема — скандал!
Держись, мой северный герой! Греись у своей печки, корми Чекко (пусть не ест больше платков!), изучай варварские обычаи (но не слишком увлекайся битьем вениками!) и помни: твоя жена ждет тебя… и соболей. Preferibilmente vivi. (Предпочтительно живым.)
Твоя любящая, практичная и ждущая мехов, Бьянка Мария

P.S. Если встретишь жену князя, — узнай, какие ткани ей нравятся! Это может быть выгодно. И расскажи, правда ли она спит на печи?

Письмо Второе: От Альвизе (Московия, Март. Снег тает, превращая все в грязное месиво. Чекко линяет.)
Моя несравненная Бьянка!
Жив! Чуть не утонул не в каналах, а в грязи! Твоя посылка с вином и углем — спасение! Вино выпито (чтобы согреть душу), уголь жжет печь (чтобы согреть кости). Чекко линяет на мою лучшую шубу. Я ему говорю: «Прекрати, зверюга!», а он смотрит виновато и лезет на печь. Хитрец. Княгиня ВСЕГДА ПОД ШУБОЙ! Тут это мода: «Роскошь, но практично!». Я пытался робко предложить муранское стекло (через Никитку-переводчика, который назвал его «разноцветными льдинками»). Она кивнула. ОДИН РАЗ. Совсем как князь! Это семейное? Никитка потом сказал, что «подумают». Надеюсь, «подумают» в пользу наших кошельков!
Щи… accetto il mio destino (принимаю свою судьбу). Съел. Даже с сальцем. Чекко выпросил кусочек. Теперь он пахнет как русский боярин. Баня… стал привычнее. Даже сам себя веником стегнул пару раз. Sembrava una follia, ma… funziona! (Казалось безумием, но… работает!). Теперь понимаю этих медведей. Торговля? Мед и воск — да! Берут охотно. Меха — да! Но цены… ой. Топорами и зерном мерить неудобно. Шелк? Пока побаиваются. Слишком «непрактично». Говорят: «В шубе не порвется, в мороз не замерзнешь». Твоя идея про стекло — золотая! Если княгиня закажет… sarebbe magnifico! (это было бы великолепно!). Детям: Антонио — молодец, что разбил вазу! Китайский фарфор — это слишком вычурно для венецианского духа! Пусть лучше топором рубит что-нибудь (шучу! Non farlo!). Мариетте — куклу в шубе и с ложкой ищу. Нашел резчика, он делает. Будет похожа на маленькую Агафью-мамушку (это ихняя банная жрица). Коту Леонардо — пусть дерет персидские ковры! Наши предки грабили Константинополь не для того, чтобы коты на них спали!
Скоро грязь высохнет, дороги станут проходимыми. Попробую двинуться в сторону Новгорода. Может, там люди цивилизованнее? (Хотя, боюсь, там тоже щи и бани). Целую тебя, моя солнышко! Целую теплые венецианские камни мостов! Целую Леонардо (если он не дерется)! Держи кошелек наготове — если княгиня закажет «разноцветные льдинки», тебе придется выложить кругленькую сумму мастерам Мурано!
Твой почти оттаявший, научившийся ценить баню и щи (но все еще мечтающий о пасте и солнце), Альвизе

P.S. Чекко передает уважение. И просит еще сала.

Святая вода каналов! Я, Альвизе, сын славного острова Мурано, нахожусь в месте, где солнце — это слух, а настоящая валюта — мороз! Добрался я сюда, поверив идиотской байке Барбаро про «богатства севера». Богатства? Да, если считать богатством снег по колено, а потом по пояс, а потом… в общем, я перестал мерить.

Встреча с Владыкой Мороза (Князем Иваном): Представь себе, дневник: высокий, как кипарис, но без листьев и, кажется, без улыбки. Князь Иван. Он восседает на троне, похожем на гигантский морозильный ларец, вырезанный из сосны. Одет в шубу, от которой пахнет… ну, примерно сотней соболей, которые предпочли смерть позору быть на нём одновременно. Глаза — два куска льда, оценивающие тебя на предмет «полезен/не полезен/можно ли пустить на шапку». Я пробормотал что-то про торговлю шелком и союз против турок. Он молчал. Так долго, что я начал подумывать, не замерзли ли его слова прямо в горле. Потом кивнул. Один раз. Как будто гора Этна решила снизойти до муравья. Впечатляюще! И страшновато. Его бояре стоят вокруг, согнувшись в три погибели, будто их специально заморозили в позе вечного поклона. Венецианский дож на их фоне — просто крикливый попугай в клетке.

Страна «Ой, мама, где мои нос и пальцы?»:

Климат: Здесь зима длится дольше, чем срок правления дожа. Выйти на улицу — это как получить пощёчину ледяной рукой гиганта. Воздух хрустит на зубах! Я пытался написать письмо домой, чернила замерзли в чернильнице. Прямо в ней! Как суп! Говорят, лето есть. Я не верю. Это, наверное, просто менее интенсивная зима.
Богатства: Ах да, Барбаро не врал! Меха! Повсюду! Все ходят, похожие на оживших ковров-самолетов. Соболя, горностаи, лисы… Я видел боярина, у которого воротник был такой пушистый, что, кажется, в нём жила отдельная семья зверьков. Торгуют тут мехом, как у нас оливками. «Сколько за эту шкурку?» — спрашиваю. «Два ведра ржи да топор», — отвечают. Валюта? Топоры, зерно, и, кажется, собственная выносливость.
Еда: О! Мария! Твои страницы содрогнутся! Главное блюдо — нечто под названием «щи». Похоже на болото, выкопанное из-под снега и подогретое. Едят с чёрным хлебом, который можно использовать вместо кирпича при постройке бани. Ах, да! БАНЯ! Это… это отдельный вид безумия! Тебя загоняют в деревянную печь, обливают кипятком (откуда тут кипяток?!), а потом бьют берёзовыми ветками! Добровольно! Я думал, меня жарят заживо за ересь! Но выйдя оттуда (красный, как вареный рак), я понял: это единственный способ отогреть кости в этом ледяном аду. И да, они пьют квас — кислую водицу, и мед — который невероятно крепок. После трёх чарок местного меда я пытался обнять медведя. К счастью, это была просто очень большая шуба на вешалке.

Народ и Нравы:

Религиозность: Святости здесь больше, чем льдинок в моей бороде! Церквей — как грибов после дождя (если бы дождь здесь был теплым). И все звонят! Постоянно! Бим-бом! Бим-бом! Как будто колокола пытаются разогнать тучи звуком. Крестятся так часто, что я подозреваю, это просто способ размять замерзшие пальцы. Князь Иван тоже благочестив. Говорят, он может одним взглядом заставить икону мироточить. От страха, наверное.
Гостеприимство: Хе-хе. «Добро пожаловать» здесь означает: «Мы тебя накормим щами, напоим квасом, спать положим на печку… и приставим стражника к двери, чтобы ты случайно не увидел что-то важное, например, как растет снег». Свободно передвигаться? Забудь! Каждый мой чих фиксируется в специальной «книге подозрительных действий венецианца». Я чувствую себя редкой зверушкой в клетке, которую кормят и изучают.
Военная мощь: Видел их воинов. Высоченные, бородатые, в кольчугах поверх десяти слоев меха. Выглядят как разъярённые медведи, вооруженные секирами. Говорят, князь Иван может собрать их тьму-тьмущую. И они не боятся холода! Они в нем РОДИЛИСЬ! Представляешь армию таких ледяных гигантов? Туркам точно не поздоровится. Если они, конечно, доберутся сюда, не замерзнув по дороге.

Итог моего пребывания (пока что): Московия — это не страна. Это экзамен на выживание под аккомпанемент колоколов и хруст собственных усов на морозе. Князь Иван — не человек, а ледяной титан, собирающий земли так же, как я в детстве собирал ракушки, только страшнее и с большим количеством меха. Богата ли она? О да! Мехами, хлебом, воском и дикой, неукротимой силой. Приятна ли? Как купание в канале зимой. Понятна ли? Менее, чем язык дельфинов.

Я пишу это, закутавшись в три шубы, сидя на печке и прижимая к груди маленького горностая (для тепла, и, возможно, на подарок дожу, если зверёк не сбежит или я его случайно не съем). Мечтаю о венецианском солнце, вине и о том, чтобы мои ноги снова почувствовали пальцы. Но знаешь что? Это чертовски интересно! Такого не увидишь ни в одной таверне от Риальто до Генуи! Если выживу — рассказы про ледяного князя и баню-пыточную сделают меня королём всех рассказчиков на Пьяццетте!

Остаюсь ваш вечно мёрзнущий, но полный впечатлений, Альвизе ди Весельони.

P.S. Снова пошли колокола. Бим-бом. Боже, дай мне тепла… или ещё меду.»

Конец отрывка (пока Альвизе не оттаял достаточно для продолжения).

Новый «ДРУГ»

Антонио Гримальди (прозвище в Крыму: «Антон Татарский»): Генуэзец лет 50, бывший консул Кафы (или высокопоставленный чиновник). Знает тюркские языки (крымско-татарский, османский), греческий, русский (хоть и с акцентом), итальянские диалекты. Женат на знатной крымской татарке (Махидевран). Одевается в гибрид итальянского и восточного стилей: дорогой камзол, но поверх — стеганый халат, на поясе — генуэзский кинжал и татарский нож. Холодный, расчетливый прагматик. Его подоплека: Генуя теряет позиции в Крыму под натиском Османов. Антонио пытается сохранить остатки влияния и торговых путей на север, в Московию. Он — мастер компромиссов и «серых схем». Видит в Альвизе и полезного информатора, и соперника.

Обновленная Сцена в Кафе (перед отъездом Альвизе в Москву):

Место: харчевня «Золотой Рог» в Кафе. Пахнет рыбой, вином, специями и морем. Слышна смесь итальянской, греческой и тюркской речи.
Персонажи: Альвизе (нервный, укутанный), Антонио Гримальди (спокоен, пьет густое крымское вино), Переводчик Никитка (жует лепешку).

Альвизе: (Дрожа от предвкушения холода) Антонио, друг мой! Ради Святого Георгия, скажи правду! Московия… она правда такая… ледяная? И этот князь Иван — он монстр? Или просто не любит венецианцев? (Бросает взгляд на Никитку) Никитка, переводи точно! Опусти только про «монстра»!
Никитка: (Натужно) Господин Генуэзец… светлый венецианец спрашивает… о погоде… и о княжеском нраве… без подробностей о монстрах. Антонио Гримальди: (Сухо усмехаясь, говорит на смеси итальянского и татарского) Mon ami Альвизе… Московия — не Неаполь. Там тебя не встретит солнце и лазурное море. Там встретит… (берет горсть снега с подоконника, бросает в Альвизе) Это. И князь твой Иван — не монстр. Он… Гора. Холодная, твердая, и сдвинуть ее можно только если она сама захочет сдвинуться. А хочет она обычно золота, оружия и союзов против кого-то посильнее тебя. Альвизе: Оружие? Золото? Но я негоциант! Шелка везу! Шелка прекрасные, как крылья ангела! И послание дожа…
Антонио: (Машет рукой) Шелка? Ха! Там шелк под шубой носят, чтобы не замерзнуть. Им нужна сталь. Хорошая сталь для сабель и пищалей. Свинец. Селитра. И знания. Как строить крепости, как лить пушки… (Пристально смотрит на Альвизе) Ты это везешь?
Альвизе: (Побледнев) Я… я везу образцы муранского стекла… и шелка…
Антонио: (Покачал головой с видом «безнадежный случай») Тогда, amico, тебе остается одно: выжить. Запомни три вещи: Первое: Печь — твой бог. Молись ей и корми дровами. Второе: Щи — твоя сила. Ешь, даже если похоже на то, что выскребли из корыта. Третье: Князь и его бояре любят… дары. Не дукаты. ДАРЫ. Что-то редкое, полезное, показывающее их мощь. Хороший конь. Диковинное оружие. Книга с картинками… или карта. Альвизе: Карта?! У меня есть карта! Новая! Венецианская! С Риальто!
Антонио: (Усмехнулся) Покажи мне. (Альвизе суетливо разворачивает пергамент). Хм… Кафа есть… Москва… еле видна. Князь захочет видеть свои земли. Большими. Очень большими. И чтоб Крым… (показывает на Кафу) … был обозначен как территория его… друзей. Понимаешь? (Подмигивает многозначительно). Может, перерисовать?
Альвизе: (В ужасе) Перерисовать карту?! Но это святотатство! Это…
Антонио: Это выживание, венецианец. Или хочешь, чтобы твои кости стали частью московской земли? Навсегда? (Пьет вино). А еще… (понижает голос) Узнай там про Крым. Что говорят при дворе о Менгли-Гирее? О турках? Князь Иван дружит с нашим ханом… пока. Но ветер перемен дует с юга. Любое слово, любая весточка… она стоит дорого. Здесь. (Стучит костяшками по столу). Привезешь мне новости — помогу тебе с обратной дорогой. И с товаром… который не шелк. Альвизе: (Задумавшись, глядя на карту, потом на Антонио) Вы… вы хотите, чтобы я шпионил?!
Антонио: (Смеется) Dio mio, нет! Я хочу, чтобы ты был наблюдательным негоциантом. Венецианцы же любят все записывать? Вот и записывай: кто что сказал, кто с кем поссорился, кто приехал от татар… А я это… куплю. Дорого. Мехами. Которые твоя Бьянка так любит. Или… (загадочно) помогу решить одну мою… маленькую проблемку с долгами здесь, в Кафе. Никитка: (Шепотом Альвизе) Говорят, он должен крымскому бею тысяч десять коней за невесту… Жена-то у него знатная, но дорогая вышла!
Альвизе: (В глазах мелькает азарт негоцианта, смешанный со страхом) Меха… информация… перерисовать карту… Santo cielo! Бьянка убьет меня, если я застряну здесь из-за шпионских игр! Но… десять тысяч коней… это сколько в соболях?!
Антонио: (Встает, кладет тяжелую руку на плечо Альвизе) Думай, amico. Думай о тепле печки, о полных соболями санях… и о том, что генуэзец всегда платит свои долги. Особенно тем, кто ему полезен. Счастливого пути в царство льда и щей! И помни: печь — твой бог! (Уходит, его стеганый халат мелькает в дверях).

Альвизе: (Обреченно смотрит на карту, потом на Никитку) Никитка… у тебя есть… красная краска? И побольше? И… как изобразить Московию размером с пол-Европы?
Никитка: (Радостно) Как не быть! И медведя сверху нарисовать? С секирой? Чтоб страх берел!
Альвизе: (Вздыхает) Рисуй, Никитка. Рисуй… И запиши первое наблюдение для синьора Гримальди: «Генуэзец в Кафе пахнет конским потом, вином и… опасностью. Как и весь этот проклятый Крым. Надеюсь, его меха стоят того».

Вкрапления в Переписку Альвизе и Бьянки:

В письме Альвизе из Кафы (перед отъездом): «…Встретил тут одного генуэзца, Антонио Гримальди. Старый хитрый лис! Знает Московию как свои пять пальцев (которые, кажется, он не раз запускал в чужой кошелек). Дал советов — от печки до шпионажа! Предложил сделку: я ему новости из Москвы, он мне — меха и помощь. Бьянка, я боюсь, что он меня втянет во что-то ужасное… но меха! И он знает, как выжить! Дал карту… попросил немного подправить Московию. Я велю Никитке нарисовать медведя поверх Польши. Должно сработать? Надеюсь, князь не знает настоящих размеров Европы…»


В ответе Бьянки: «…Генуэзец?! Антонио Гримальди?! Альвизе, ты с ума сошел?! Все знают, что Гримальди в Кафе — это паук в паутине долгов и интриг! Его жена — татарка из очень влиятельного рода, но поговаривают, он ее выиграл в кости, а заплатить забыл! Будь с ним осторожен как с огнем! Его „помощь“ может обойтись тебе дороже всех мехов Московии! Не верь его сладким речам про „дорогую покупку“ информации! Лучше привези побольше воску и меду честным торгом. Хотя… если он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО даст тебе отборных соболей за пустые сплетни… maaaybe можно рискнуть. Но записывай все, что он просит! На двух копиях! Одну спрячь в сапог! …И какого дьявола ты перерисовываешь карты?! Надеюсь, это не карта венецианских торговых путей?!»


В письме Альвизе из Москвы): «…Помнишь Гримальди? Его „совет“ с картой сработал! Князь Иван смотрел на медведя размером с Германию и… КИВНУЛ! ОДИН РАЗ! Я чуть не расцеловал Никитку! Дал карту в дар — сказал, „истинное изображение могущества государева“. Бояре шептались, тыкали пальцами! Гримальди будет доволен… Насчет новостей: узнал кое-что. Княгиня Софья получала гонцов от… Крыма! От самого Менгли-Гирея! Шепчут, что князь Иван и крымский хан — теперь братья навек против Золотой Орды. Передай это Гримальди, когда будешь отправлять меха. Пусть знает, куда дует ветер. Может, его „долг“ за жену теперь можно оплатить добрым словом Москвы? Хотя с татарами, я думаю, только меха или саблями говорят… Чекко передает, он теперь предпочитает сало крымскому меду. Видимо, патриот Московии!»

КРЕМЛЬ

Москва, 1472 год. Поздняя осень, пахнет дымом, щами и… легкой паникой.

Действующие лица:

Софья (она же Зоя) Палеолог: Византийская принцесса, недавно прибывшая. Умна, горда, слегка шокирована. Говорит по-гречески, по-латыни, по-итальянски. По-русски — пока только «да», «нет», «печь» и «холодно».
Боярин Федор «Ушастый»: Ответственный за «прием высокочтимой гостьи». Вечно вспотевший от стресса. Говорит громко и просто.
Мамушка Агафья: Приставлена к Софье. Знает 1000 способов укутать, накормить и перекрестить. Практична до мозга костей.
Слуга-Переводчик Никитка: Вечно путает «порфиру» с «парфёном» и «дипломатию» с «дичью».

Сцена: Теплые сени новых княжеских хором. Софья пытается приспособиться к жизни на печи. Федор Ушастый входит, низко кланяясь.

Федор (громко, стараясь быть вежливым): Здравья желаем, светлая княгинюшка! Как почивали? Печка не жарко палила? Морозы-то снаружи лютые, а у нас — благодать!
Софья (с достоинством, через Никитку): Скажи боярину, что… «покои» приемлемы. Однако сие ложе… она указывает на печь …слишком твердо и жарко. В Риме и Мантуе спали на кушетках с балдахинами. Никитка (переводит, путаясь): Грит, мол, печка — дело хорошее, да шибко жарко. А спать-то, дескать, привыкла на… на балконе с караванами?
Федор (озадаченно чешет затылок): Бал… балкон? С караванами? Это што за диковина? На печи — самое то! Кости греет, хворь прогоняет. Агафья, подбей княгине подушку пуховей!
Мамушка Агафья (сметая невидимую пыль с печи): Истинно так, батюшка! Полежи, матушка-княгиня, распарься! А я тебе щец горяченьких подам, с сальцем! От щей личико алее, краше станешь!
Софья (в ужасе): Salo? Cало?! Mio Dio! Никитка, скажи им — в Константинополе у императоров на завтрак были устрицы, фиги, вино хиосское! А не… не это болото с плавающими листьями капусты!
Никитка: Агафья, свет княгиня грит… што у ихнего царя греческого на утро… устрицы, фиги да вино кислое. А щи, мол, — это… грязь с капустными лопухами. Негоже. Агафья (возмущенно подбоченившись): Лопухи?! Да в щах все силы земли русской! И сальце — первый друг желудку! Устрицы… пфф! Это ж просто сопливые ракушки! Фигами сыт не будешь! А вино — оно без меда — сирым!
Федор (торопливо): Тише, Агафья! Не гневи свет! К Софье: Княгинюшка, прости невежество холопов! Щи — сила наша! А сало… э-э-э… это как оливки ваши, только сытней! Видя ее недовольный вид, переходит к делу: Дозволь доложить! Завтра прием у государя! Нарядиться изволишь как? Шубу соболью подали, шапку горностаевую!
Софья (оживляясь): Finalmente! Наконец-то! Никитка, скажи — я надену свою византийскую порфиру! Платье из парчи, с золотым шитьем! И диадему!
Никитка: Боярин, грит, наденет… порфиру с парфеном. И диван. Федор (в панике): Порфир? Парфен? Диван?! Никитка, ты рехнулся? Что за диковинные слова?!
Софья (терпеливо объясняет жестами): Vestito! Одежда! Красивая! Ткань! Она показывает на роскошный сундук. Федор (с облегчением): А-а-а! Платье! Так бы и сказали! Осторожно: Но, княгинюшка… мороз на дворе. Под сорок. Ваше… порфирное платьице… оно тонкое? В нем замерзнешь, как сизяк! Надень шубу поверх! А диван… э-э-э… на голову? Так шапку горностаевую поверх надень! Будет тебе и диван, и тепло!
Софья (в отчаянии): Ma è ridicolo! Шуба поверх парчи?! И горностай на диадему?! Я буду похожа на… на движущийся меховой чум!
Агафья (убежденно): Зато теплый чум, матушка! Здоровье дороже! Глядишь, государь-князь твой вид оценит — румяная, не дрожишь! А в порфире замерзнешь — синяя, как мертвец, станешь. Не по-боярски!
Софья (вздыхая, сдается): Va bene… Хорошо. Надену… шубу. Но диадему — sotto! Под шапку! Она делает жест «тихо, секрет». Федор (радостно): Вот и славно! Умница! Агафья, готовь княгине лучшую шубу! И шапку — чтоб уши не мерзли! Шепотом Никитке: Скажи ей… государь Иван Васильевич… он ценит практичность. И меха. Очень ценит меха. Софья (про себя, по-гречески): Θεέ μου! Боже мой! Эти северные варвары… Но князь… он силен. Как скала. Она задумчиво смотрит в окно на снег. Империи падают… но новые растут. Даже если они пахнут щами и медом. Громко: Никитка! Спроси у Агафьи… эта… баня? Говорят, она лечит душу и тело? Она делает робкий жест веником. Агафья (сияя): Баня?! Да это наше все, матушка! Как родишься — в бане, как помрешь — в бане помыть! Парилка, веничек березовый… ох, оживешь! Сгоню с тебя всю римскую тоску!
Федор (торжественно): Вот! Вот оно начало! Баня — истинно русское! Понравится! Шепотом Агафье: Только смотри, веником нежней! Она ж хрупкая, греческая! Не зашибись!
Агафья (машет рукой): Знаю я, знаю! Опалю слегка, чтоб кровь играла! К Софье: Пойдем, матушка, готовиться! Надо ж тебя к государю представить во всей… э-э-э… пытается вспомнить слово… в шубе с диваном красе!

Софья Палеолог, будущая великая княгиня Московская, с гордо поднятой головой, но уже с легкой тенью смирения (и мыслями о теплой шубе), позволяет Агафье вести себя навстречу русским баням, щам, морозам и своему новому, суровому, но бесконечно перспективному мужу — Ивану Васильевичу. Начинается великое, хоть и слегка комичное, слияние Византии и Московии.

Финальная реплика Софьи (уже в дверях, тихо, по-гречески, глядя на медвежью шкуру на полу): Λοιπόν… θα πρέπει να πολιτιστώ αυτούς τους βαρβάρους. Από την αρχή. (Итак… придется мне цивилизовать этих варваров. С самого начала.) Она решительно наступает на медвежью морду.

Пресня

Что было на месте Красной Пресни в начале становления Москвы (Средние века)?

«Пресня» — Река и Леса: Само название — ключ к разгадке. Река Пресня (ныне почти полностью заключенная в трубу) была главной артерией местности. Она брала начало из Кудринского болота (район нынешней Баррикадной), текла через пруды (знаменитый Зоопарковский пруд — ее остаток!) и впадала в Москву-реку у нынешнего Белого Дома. Вода в ней считалась чистой, «пресной» — отсюда и имя. Берега реки окружали густые смешанные леса (ель, сосна, дуб, береза). Это была дикая, живописная окраина молодой Москвы.
Великокняжеские и Монастырские Угодья: Земли по Пресне принадлежали великим московским князьям. Это были их охотничьи угодья («пожары») — место соколиной, псовой охоты на лосей, кабанов, оленей, пушного зверя. Леса были богаты бортными деревьями (дикие пчелы) — ценный мед и воск. Также здесь были сенокосные луга по берегам реки и ее притоков — жизненно важные для стойлового содержания скота зимой.
Первые Поселения: Слободки и Сельцо: Постепенно по берегам Пресни стали возникать небольшие поселения: Сельцо Воскресенское (Кудрино): Одно из древнейших документально известных (XIV — XV вв.). Название «Кудрино» связывают то ли с владельцем по прозвищу Кудря, то ли с «кудрявыми» лесами вокруг. Позже здесь возникла Кудринская слобода.
Новинский (Новинковский) Монастырь: Основан в XV веке (точная дата спорна) на высоком левом берегу Пресни (район нынешней Новинской набережной). Был небольшим, но важным духовным центром, владевшим окрестными землями. Давал название местности — Новинское (позже Новинская слобода, Новое Ваганьково). Монастырь упразднили в XVIII веке, но память осталась в топонимике (Новинский бульвар).
Палашная Слобода (Пресненская): Возникла позже, в XVI — XVII вв., ближе к устью Пресни. Здесь селились ремесленники-палашники, делавшие палаши (холодное оружие, разновидность сабли) для царского войска. Это уже начало промышленной истории Пресни.


Дороги и Тракт: Через Пресненские земли проходила важная дорога на Волоколамск и дальше на Смоленск и Новгород (нынешнее направление Кутузовского проспекта и Большой Пресненской улицы). Это делало местность стратегически значимой, хотя сама дорога была грунтовой и трудной.
Жизнь и Быт: Жители этих слободок и селец были крестьянами, бортниками, рыбаками, сенокосами, позже ремесленниками. Их жизнь была тесно связана с природой: Рыбная ловля: В Пресне и прудах ловили щуку, окуня, плотву.
Бортничество: Добыча меда диких пчел в лесах.
Сенокос: Заготовка сена на заливных лугах.
Охота: Хотя княжеская охота была привилегией, простые люди могли ловить мелкого зверя и птицу.
Ремесло: В Палашной слободе — ковка и полировка клинков.
Тишина и Удаленность: По сравнению с шумным Китай-городом или Замоскворечьем, Пресня была тихим, патриархальным, почти сельским уголком у границ Москвы. Сюда доносился лишь звон колоколов немногочисленных церквушек да крики диких птиц.

Почему это было важно для становления Москвы?

Ресурсы: Лес, дичь, мед, воск, сено, рыба — все это было жизненно необходимо растущему городу для строительства, питания, ремесла и торговли.
Стратегическая Глубина: Лесисто-болотистая местность к западу от Кремля была естественным барьером от внезапных набегов (хотя серьезные осады Москвы все равно достигали стен Кремля).
Транспортная Артерия: Река Пресня (пусть и небольшая) и дорога на запад связывали Москву с важными торговыми и военными путями.
Резерв Пространства: Эти земли были резервом для будущего роста города, слободского расселения и промышленности (что и произошло позже, в XVIII — XIX вв.).

Контраст с будущим:

Трудно представить, глядя на бетон и асфальт Красной Пресни XX — XXI вв., что когда-то здесь:

Шумел первозданный лес, где охотились князья.
Чистая река Пресня извивалась среди лугов, где косили сено и ловили рыбу.
Стоял тихий монастырь, а не Дом Советов.
Мастера ковали царские палаши, а не становились участниками баррикадных боев.
Главной «кровью» были дикий мед и сок кленов, а не трагедия политического противостояния.

Красная Пресня в средние века — это был зеленый, дышащий, живой край на западной окраине Москвы, кормивший ее и дававший ей ресурсы, место княжеской охоты и крестьянского труда. Ее «красное» имя появилось позже, в XIX веке, как символ красоты, а не крови. И лишь в XX веке оно обрело свой самый мрачный смысл, навсегда затмив в массовой памяти тихие воды и густые леса древней Пресни. История места — это наслоение эпох, где средневековая идиллия стала фундаментом для будущих бурь.

Палашная слобода

Начало будущей промышленной Пресни. Давайте оживим Палашную слободу на берегу Пресни (район нынешней Красной Пресни) в XVI — XVII веках. Где воздух звенит от ударов молотов, шипит от раскаленного металла в воде и гудит от старинной кузнечной речи — грубой, образной, полной профессионализмов, ныне забытых. Знакомьтесь с мастерами: Герои: Гаврила «Жар-Губа» — старый мастер, седой, с лицом, как покореженный раскаленный докрасна металл. Говорит хрипло, отрывисто, с присловьями. Главный по «узлу» (закалке клинка).