Бесплатный фрагмент - Лапки к небу

ШЕЛКОВЫЕ ОБЪЯТИЯ

Шестое дыхание

Я родилась последним, шестым щенком в помёте. Мама три часа вылизывала моё холодное тельце, пока я не задышала ровно. Пять моих братьев уже сосали молоко, когда я сделала первый глоток — горький, но такой сладкий.

«Эта не выживет», — сказал человеческий голос где-то сверху.

Но мамина шершавая ласка говорила обратное. Её тёплый язык вылизывал мои слепые глазки. «Ты будешь жить, моя маленькая снежинка», — шептала мамочка. И в шепоте была такая уверенность, что казалось, она проникает прямо в сердце. Но с первых минут жизни вместе с уверенностью с сердце поселилась и тревога. Будто я знала, что однажды мамин голос исчезнет.

Я Пушинка. Бишон-фризе. Белое облачко с розовым носиком-пуговкой и глазами, как две отполированные вишнёвые косточки. Позже Она, которая стала моим первым Человеком, будет называть меня «одуванчиком на тонких ножках», когда я бегу по лужайке.

Золотые часы

Утро начиналось с Её смеха.

— Пуська, просыпайся! — Её пальцы, пахнущие медом и чем-то цветочным, бережно вытаскивали меня из лежанки.

Я трясла ушами, ещё сонная, а Он уже наливал в мою мисочку — ту, что с золотыми рыбками по краям — чистую вкусную воду. А я лизала ей пальцы, стараясь вилять хвостом часто-часто. Мама учила: «Так они видят, что у тебя внутри светится солнце».

Но даже когда Они не смотрели, солнце всё равно светилось. И мой хвостик мотался из стороны в сторону от счастья, что у меня есть это запястье, эта тарелка с рыбками, моя лежанка и Их родные запахи.

— Смотри, как она танцует! — смеялась Она, когда я вставала на задние лапки, выпрашивая кусочек сыра.

Дом был полон привычных чудес. В моём уютном уголке был мягкий пушистый коврик, на котором так приятно было коротать ночи, беззаботно бегая во сне. У меня был мой верный друг и рыцарь — резиновый заяц с пищалкой. Но была и опасность — большое зеркало в прихожей, где я лаяла на странного белого зверька, который лаял на меня.

Я думала, это навсегда.

РАЗБИТОЕ ЗЕРКАЛО

Первая трещина

Она держала на коленях странную книгу с картинками — голыми человеческими щенками.

— Посмотри, какие пухлые ручки, — шептала Она, проводя пальцем по странице.

Я прыгнула к Ней на колени, стараясь вилять хвостом очень часто, как учила мама. Как светилось солнышко внутри.

— Не сейчас, Пуська, — отстранила меня Её рука.

Раздался звук открывающейся входной двери. Он вошёл в комнату с двумя бутылками — прозрачной и красной:

— Опять эти глупости? –ставя бутылки на стол проворчал он, — Собаке место на полу.

— Но она же…

— Не заменяет ребёнка, — резко оборвал Он Её, и налил из красной бутылки в бокал, — Пора это понять.

Я спрыгнула с колен, и принесла ей зайца, надеясь поиграть. Но Она лишь смотрела в окно на дождь.

А через несколько дней…

Запахи в доме изменились.

Она теперь пахла чем-то солёным и горьким. По ночам я слышала странные звуки — будто Она тихо и глухо скулила. Как-то раз я зашла к ней и лизнула её мокрый нос — неужели Она заболела?

— Отстань! — Её голос ударил меня, будто ледяной ветер.

Я забилась под кресло, не понимая, в чём провинилась. Может быть всё дело в моём хвостике?

Последний вечер

Одна осень прошла, и пришла другая. С каждым днем родные, счастливые запахи остывали. Они комкались, становились колючим. Как шерсть того большого и злого пса, которого они видели на прогулке. Всё реже Она брала меня на руки. А Он всё чаще меня не замечал. Прогулки становились короче. В миске часто заканчивалась вода, и её приходилось просить. А это не нравилось Им обоим.

Вечерами они порыкивали друг на друга.

— Что, опять нет? — хмуро спрашивал Он.

— Да, — грустно и виновато отвечала Она, — врачи сказали пробовать дальше.

— Ну-ну, скептически говорил он, — Допробуемся, так и помрём без наследников.

После чего запахи начинали остывать еще быстрее.

В один из слякотных вечеров Он пришёл поздно, принеся ту резкую пахучесть, от которой щипало нос.

— Всё из-за этой твари! — Его ботинок ударил по моей миске. Золотые рыбки разлетелись на осколки.

— Да она-то тут причем? — громко спросила Она.

— При том! — Он раздражённо взял Её за плечи, и злобно прошептал прямо в лицо — Ты её больше любишь, чем нашего ещё нерождённого ребёнка, потому и не хочешь беременеть!

Я заскулила у двери. Он распахнул её:

— Вот и «дочка» пришла, — кривляясь протянул Он, смотря Ей прямо в глаза, — Поздравляю.

Она оттолкнула Его и взяла меня на руки. Усадила к себе на колени. Её пальцы гладили мою шерстку, как будто успокаивая. А Её слёзы падали мне на спину. Горячие. И солёные. Мне было тоскливо от её состояния. Он раздражен, и я чувствовала — вот-вот случится что-то непоправимое…

— Нет моего ребенка — громко и решительно крикнул он, сделав шаг в нашу сторону, — не будет и этой псины!

Я кинулась под диван, но Он схватил меня за шкирку. Его пальцы впились в шерсть так, что я взвизгнула — не от боли, а от страха.

Она плакала, тихо поскуливая, уткнув лицо в ладошки. Она не видела, как мне больно и страшно. Ей самой было больно и страшно.

Я как будто растворилась в этом страхе. Он непонятен. Что происходит? Он отключает сознание и парализует.

Страх — это тьма… Рёв мотора и… Хлопок дверью. Резкий, как звон разбитой кружки при Их последней ссоре.

Я стояла на мокром асфальте. Красные огни машины таяли в осеннем дожде.

— Вернитесь! — протяжно и жалобно впервые в жизни завыла я. — Вы забыли меня! Я буду лучше! Я буду чаще вилять хвостом!

Красные огни окончательно растворились в дожде. И Он растворился. И Она тоже.

— И что мне теперь делать? — растерянно заскулила я, — Куда мне идти?