Бесплатный фрагмент - Миражи «Осейри»

/Тишины прошу, тишины!

Нервы, что ли, обожжены?

(А. Вознесенский) /

/Французская поговорка: «Бойся своих желаний, они могут исполниться…»

Подобное:

Будьте осторожны с тем, о чем вы молитесь, ибо вы можете это получить.

Стивен Кинг/

Все персонажи и события рассказа являются вымышленными. Любое сходство с реальностью случайно.

* М.

Там, где раньше начиналась Дорога жизни, у паровоза, застывшего на вечной стоянке, прохаживалась в ожидании худощавая светловолосая девушка с тонким сердцевидным лицом, одетая в яркую майку и узкие джинсы. Она выглядела от силы лет на 20—22, хотя на самом деле была на 12 лет старше.

Рядом на скамейке расположились трое подростков. Они смотрели на смартфоне «В Питере — пить» и при каждом ругательстве героев клипа заходились визгливым хохотом.

Олеся поморщилась. «Бомбовые» хиты Шнурова не производили на нее впечатления и даже вызывали недоумение: «И как только этот мат-перемат можно считать искусством?».

Сверившись с расписанием электричек в окне станции — черно-белого домика в финском стиле, Леся поднялась на платформу. Питерская электричка должна была подойти через 5 минут. Час назад Тоня звонила ей с «Финика»: «Ну, как настроение?» «Уже жду» «Умничка. А я иду на посадку!».

Вдали показалась красно-серая серьезная мордашка с глазами-фарами. Люди на станции оживились, потянулись к платформе, чтобы первыми пройти в вагоны, когда электричка сделает разворот. «Ладожское озеро» было конечной станцией на ветке.

Радуясь редкому, по-настоящему летнему дню, из поезда высыпали петербуржцы в ярких пляжных нарядах, с пузатыми пестрыми сумками. Шумели и резвились дети; покрикивали на них матери.

Тоня выделялась в этой толпе — черные джинсы, голубая рубашка типа мужской, с закатанными до локтей рукавами, увесистый рюкзак.

Если у Олеси было «лицо жестокого эльфа» (так ее определил один богемный молодой поэт с Университетской набережной), то коротко стриженная мускулистая Тоня скорее напоминала воинственную деву из скандинавского или славянского эпоса.

— Когда-то по этой дороге шли полуторки, — сказала она вместо приветствия, — люди с минимумом вещей надеялись вырваться из осажденного города… А сейчас веселые, беззаботные, едут на пляж…

— Семьдесят лет, — вздохнула Олеся, — многое изменилось. И люди в первую очередь.

— Подождем, пока этот поток схлынет, — Тоня сбросила рюкзак в стороне от снующих людей и села на него. — Ну, что — готова к путешествию?

— Теперь не знаю. Синоптики говорили о возможном резком изменении погоды в этом районе…

— Синоптики всегда правы, вот только дни путают, — рассмеялась Тоня. — На Гисметео выходные обещают ясные и теплые. Как прошла неделя?

— Как всегда; день сурка в дурдоме. А ты как?

— Потом расскажу, — Тоня встала. — Пошли, надо продуктами затариться.

Прошла электричка; приехавшие люди разошлись — кто на пляж, кто — искать съемное жилье в дачном поселке, и снова затихла станция…

По дороге к магазину девушки встретили знакомую пожилую дачницу, которую часто видели выходящей из леса с корзинкой грибов или ягод, и поздоровались с ней. Сегодня женщина обрадованно сообщила, что нашла крыжовник, мелкий, но очень сладкий, и предложила девушкам взять по пригоршне. Тоня и Леся с благодарностью набрали маленьких, нагретых солнцем ягодок, действительно сочных и сладких.

Полакомившись, Олеся зашла в магазин, маленький, но оживленный, а Тоня осталась снаружи на скамейке.

Закупив продукты, Олеся вышла. Тоня курила, поставив рядом рюкзак.

— Что, Леська, дела плохи? — спросила она, когда подруга села рядом и тоже достала сигареты.

Мимо них проходила дорога к сосновой роще, отгораживающей поселок от берега озера. Там, где раньше выезжали на лед грузовики с ленинградцами, теперь шумел пляж. Пестрели зонтики, играла веселая музыка, стучал мяч. Пахло шашлыком и копченой рыбой. Кто-то взвизгивал, окунаясь в холодную воду; кто-то ухал и отдувался; раздавались смех и пение под гитару.

— По-моему, меня «уходят», — сказала Олеся. — А как ты?

— Да ну… Опять все то же. Очередная комиссия от местных сказала, что здание ремонту не подлежит и к эксплуатации не пригодно. Так я и поверила! Из-за одной трещины в фундаменте! А то я не работала в строительной фирме и ничего не понимаю! В общем, я настроена решительно: папа не успел ввести в действие отель — значит, это сделаю я!

— А Кристина тебе помогает?

— Да, она взяла на себя юридическую сторону, добивается проведения судебной комиссии, чтобы опровергнуть заключение местных чинуш.

— Может, и местная комиссия могла бы признать, что здание не развалится?

— Да, за «борзого щенка» — может быть. Но во-первых, у меня сейчас таких свободных денег нет, а во-вторых, не хочу поощрять местных хапуг. Леся, а из-за чего тебя «уходят»?

— Шествия, — ответила Олеся, — в защиту прав политузников. У нас считают, что участвовать в них — значит подорвать репутацию детского сада…

— Что за бред? Право на собственное мнение и его выражение в рамках закона гарантированы Конституцией! Ведь на этих митингах не нарушали общественный порядок.

— И тем не менее. «Кот съел — значит, крыса!».

— Дурдом, — комментировала Тоня.

— Ага, хотя и называется «Детский сад».

Они вышли к небольшому частному причалу, где уже ждал легкий моторный катер.

Застрекотал мотор, и катер попятился от берега, развернулся и взял курс к островку в пяти километрах от берега.

*

— Мне катастрофически не хватает тишины, — сказала Олеся, устроившись на корме. — К городским шумам я привыкла; к шуму на работе — тоже. Когда 10 лет работаешь с детьми, быстро адаптируешься к их шуму. Но когда я прихожу домой и надеюсь там побыть в тишине, меня и тут достают…

— Правда? — Тоня сидела у руля. — А разве ты теперь не живешь отдельно?

— Да, на «Парнасе».

— О-о, сочувствую. «Северная долина» как раз у автобана, и только на 25-м этаже можно спастись от дорожного шума…

— Нет, Тоня, к дороге за окнами я уже притерпелась и не замечаю ее шум, как тиканье часов. Но когда слева за стеной «день граненого стакана», справа вопит и топает ногами ребенок, который не хочет ложиться спать, снизу — развеселая стуенческая гулянка до утра, а сверху соседка опять работает в ночную смену в супермаркете, и ее сынуля до полночи лупит об пол мячиком, да еще когда присутствуют, как минимум, два или три этих фактора одновременно, это уже чересчур даже для меня.

— Тем более что сейчас у тебя трудное время, — Тоня сбавила скорость. — На таком «нервяке», конечно, хочется тишины.

Остров как всегда возник перед ними, словно вырос из-под воды. Над широкой полосой берега высилась могучая скальная гряда, покрытая непроходимым лесом. К ее подножию прилепилась гостиница — здание весьма своеобразного стиля, в котором смешались скандинавская основательность, готическое величие и острота углов, стремление ввысь — и современное сверкание стекла и металла. вокруг гостиницы угадывались почти достроенные пристань, пляж, спортплощадка, прокат гидроциклов, фуникулер и дайвинг-центр. Тут и там сновали рабочие, чтобы подогнать дела и успеть как можно больше перед выходными. Но гостиница выглядела печальной, неухоженной, потускневшей — как все здания, которые долгое время пустуют, она словно за год состарилась на несколько десятилетий. В Выборге Олеся не раз видела жилые дома постройки 17—18 века, и они выглядели лучше. Видно было, что они простоят еще долго. А заброшенные или недостроенные новые дома тускнели и старели с огромной скоростью…

— Сейчас отпущу рабочих, — Тоня причалила катер рядом со второй моторкой, — останутся охрана, адвокаты и мы. Вот увидишь, — она перепрыгнула на причал и поймала брошенный Олесей канат, — в следующем году «Осейри» уже будет принимать постояльцев и не рухнет, не схлопнется и не развалится! А всем этим экспертам, которые утверждают обратное, придется заткнуться! На Ладоге островов еще много, вот пусть и выберут какой-нибудь бесхозный и тоже строят отель, а не зарятся на чужое! — Тоня приняла рюкзак и сумку, подала руку Олесе, и девушки прошли к ступенькам.

Рабочие закладывали парк в японском стиле, а по намеченным тропинкам не спеша прохаживались трое мужчин в строгих костюмах. Двое из них — седеющий здоровяк лет 40 с лишним и невысокий худощавый мужчина чуть помоложе шли впереди и что-то бурно обсуждали. Третий, молодой человек спортивного вида, тщетно пытался вставить хоть слово. И его явно не устраивало такое игнорирование.

— Послушай, Наум, — донеслись до девушек его слова, — нельзя исключать и эту вероятность. Низкое качество одного из компонентов вкупе с зимними морозами и высокой влажностью воздуха…

— Ты наняла самого Гершвина? — ахнула Олеся, узнав седеющего мужчину. — Он же самый дорогой адвокат!

— Зато он лучший, — ответила Тоня, — и не проиграл ни одного дела. Он сможет доказать, что «Осейри» еще 300 лет простоит. И я последние джинсы продам, но отстою папину гостиницу!

— Ну да, наш телевизионный мальчик как всегда все знает, — усмехнулся Наум Гершвин. — Конечно, фундамент треснул сам собой, а офицерская жена сама себя высекла…

— А чиновник, который предрекал деформацию фундамента еще до начала его закладки, просто угадал, — подхватил мужчина в очках. — Ты, Кит, действительно веришь в такие совпадения?

— Унтер-офицерская вдова, — поправил Наума Никита. — Да Бог с вами, ребята! Вы думаете, что фундамент повредили нарочно? Тоже мне, террористов нашли! У них другие методы — замонать проверками, штрафами, инспекциями, чтобы у человека руки опустились, и он отступился…

— Ребята тебе на Лиговке пиво в подворотне пьют! — рыкнул Наум, обиженный поправкой насчет цитаты из «Ревизора».

— Ну извините, СТАРИЧКИ, — картинно развел руками Никита, — но наше дело — доказать, что гостиница подлежит ремонту, а не в Шерлока Холмса играть! Не нужно искать черную кошку в темной комнате, тем более если ее там нет.

— Антонина приехала, — заметил очкастый адвокат, — заканчиваем полемику. Она платит нам не за философские диспуты на перекуре…

*

После обмена приветствиями Наум Гершвин заверил тоню в том, что они обследуют фундамент «до последней молекулы», а от утверждений, что «Осейри» укрепить невозможно, оставят на суде мокрое место. Его компаньоны, Михаил Тригорин и Никита Березин, кивнули, подтверждая обещание начальника.

— Вы позволите нам расположиться вон там? — Гершвин указал на флигель для персонала, скромно притулившийся в роще.

— А чем вам плоха гостиница?

— Ну, когда окончим проверку — то непременно, — развел руками Гершвин, — а пока, гм-м! Да и вид из окон во флигеле мне нравится…

— Вид на генератор? — удивилась Олеся.

— А может, я с детства люблю созерцать генераторы, слабость у меня к ним, — отшутился адвокат.

— Конечно, располагайтесь, где вам будет удобно, — Тоня достала ключ от флигеля. — Я и не знала, что у меня такой красивый генератор!

Березин из-за плеча Тригорина ответил ей взглядом: «А лучше всего тут — вы!», но Тоня Сергеева, хозяйка острова и гостиницы «Осейри», сделала вид, что не замечает пылких взглядов молодого юриста. «Сначала надо гостиницу до ума довести, ну а мальчики? А мальчики — потом, как поется в песне!»

Переговорив с адвокатами, Тоня вошла в офис и застала там первобытный хаос; управляющие мало заботились о том, чтобы складывать бумаги, диски и скоросшиватели хоть в каком-то порядке и мыть чашки после кофе-брейка.

— Опять свалку развели, — проворчала Тоня. — И уже уехали, а то я бы их заставила убирать! Леся, ты мне поможешь? Невозможно работать в таком разоре!