Бесплатный фрагмент - Миры

МИРЫ

Часть 1. Явь

Глава 1. БАЛКОН

Византия. Константинополь. 987 год н. э.

Лёгкое дуновение восточного бриза вместе с красотою восходящего солнца было умиротворяюще волшебным. Лето только начиналось, и парящие в небе буревестники изредка врезались в гладь Мраморного моря. Устремляясь с добычей в направлении гнезда, эти чёрно-белые птицы-самцы несли мелких рачков и рыбу ожидавшим их самкам. Примерно через месяц, когда птенцы появятся на свет, самки буревестников смогут самостоятельно добывать себе пропитание, и тогда забота о кормлении потомства будет поделена между родителями.

Всё это уже больше часа наблюдал человек. Он сидел на балконе второго этажа своего дворца в мягком кресле, вытянув ноги и положив их на бархатный пуфик. Император Василий Второй находился на одиннадцатом году правления некогда могущественного государства. И хотя наследие Великого Рима ещё позволяло сохранять репутацию и внушать врагам неподдельный страх перед Византийской империей многие сотни лет, последние события всё больше и больше омрачали настроение императора. Немудрено, что сегодняшним утром молодой автократор, наблюдая за естественным ходом вещей дикой природы, испытывал некоторую зависть к простой гармонии окружающего мира.

Казалось, прежде перед ним не возникало таких ситуаций, которые можно было бы назвать неразрешимыми или тупиковыми. Решение практически любого вопроса можно было либо отложить, либо находился человек, способный взять на себя ответственность за это решение. Так был подавлен мятеж Варды Склира — командующего восточными армиями империи.

Варда Фока вызвался покарать бунтовщиков, и молодой император даже не сомневался в успехе своего военачальника. Одно только имя этого закалённого в боях стратега внушало трепет и уважение в рядах его армии. Месяц тому назад известие, что Варда Склир повержен, было воспринято Василием Вторым как нечто само собой разумеющееся. Император находился в этот момент на заключительных весенних скачках, где его любимая арабская лошадь Циклон в очередной раз имела все шансы на неоспоримое первенство.

Когда-то предки молодого императора построили грандиозный ипподром как часть дворцового комплекса, в который был прямой переход из личного императорского дворца в ложу для высокопоставленных персон. И азарт к скачкам всегда был в разы привлекательнее, нежели тактическая «игра» в тасование своих войск на территории Византии и за её пределами. Военачальники империи видели равнодушие и апатию к защите своих земель со стороны наследника великих правителей Византии. А ещё они связывали малодушие Василия Второго с разгромом своей армии болгарами около 10 лет назад.

— Даже варвары-русы прятались по болотам при виде нашей кавалерии и пехоты, — любили поговаривать они. — Теперь же элитные войска делают ставки на скачках тех коней, что позабыли тяжесть доспехов и дурманящий запах крови…

И без того угнетённое состояние молодого императора было усилено неприятным известием: после разгрома Склира, Варда Фока провозгласил себя новым императором Византии. И хотя большинство в сенате чтили традиции и были на стороне Василия Второго, аргумент в виде многотысячной армии, безоговорочно подчиняющейся Фоке, мог заменить их патриотизм на страх за сохранность своих жизней.

Именно такое, загоняющее в тупик положение вещей и послужило зачатком зависти императора к белокрылым птицам, которых до сегодняшнего утра самодержец даже не замечал. Возможно, чувство безвыходности от происходящего подпитывал ещё недосып последних ночей. Вот и сегодня он проснулся на два часа раньше обычного. Однако собрание высших должностных лиц и советников должно было хоть как-то обнадёжить императора.

— Мой Басилеус, синклит собран и ожидает вашего прибытия! — рапортовал вошедший на балкон гвардеец. Позолоченные панцирные доспехи воина слепили, отражая от полированных пластин солнечный свет.

Император поднялся в полный рост, опираясь на резные подлокотники кресла. Откуда-то из тени императорских покоев вынырнул расторопный слуга и ловким движением пристегнул к защёлкам оплечья тёмно-красный, ближе к коричневому, плащ. Бело-золотой внушительный крест, искусно вышитый на плаще, символизировал религиозные каноны христианской веры. А небесно-синий лорос, напоминающий римскую длиннополую церемониальную тогу, покрывал всё тело, оставляя открытыми лишь мягкие кожаные сандалии. Нити жемчуга, вышитые на ликах святых, по обе запашные стороны лороса выстроились в ровные ряды и натянулись, когда слуга одел под плащ на своего повелителя пояс с такими же вышивками.

С почтительным поклоном слуга снова скрылся в покоях дворца, а молодой император в сопровождении охраны направился в тронный зал.

Глава 2. СМЕЛОЕ РЕШЕНИЕ

— Император Византии Василий Второй!!!

Голос глашатого ознаменовал приближение самодержца к тронному залу, и негромкие разговоры ожидавших его людей тут же смолкли. По требованию самого императора сегодняшний синклит собрал не только сенаторов, представлявших законодательный орган, но и членов высшего сословия Константинополя.

По левую сторону от трона императора, в кресле, напоминавшем трон, но меньших размеров, расположилась принцесса Анна в окружении двух служанок и мальчика-слуги. Двенадцатилетний юноша в белой по колено тоге держал на вытянутых руках длинное опахало из перьев павлинов и плавно водил им вверх и вниз рядом с принцессой. Родная сестра Василия Второго была невероятно мила собой. О её красоте и набожности ходили слухи далеко за пределами не только Константинополя, но и всей Византии. Принцесса Анна не была участницей политических и военных собраний. Но сегодня на синклите присутствовал сам Папа Николай Второй Златослов. Византийские священники во главе с патриархом расположились на низкой кушетке, устеленной персидскими коврами, справа от трона.

Император вошёл в тронный зал. Сопровождавшие его гвардейцы остались при входе с внутренней стороны, скрестив двухметровые копья, дав тем самым сигнал слугам снаружи закрыть обе створки тяжёлых дверей из слоновой кости. Все присутствующие встали и склонились перед идущим в направлении своего трона императором. От быстрой ходьбы багряный плащ развивался, играя золотом на вышитых христианских орнаментах. Поступь автократора по устеленному коврами полу была мягкой и бесшумной, и от этого мёртвая тишина в зале казалась почти нереальной. Император подошёл к тронному возвышению, сделал три уверенных шага вверх по ступеням и, круто развернувшись, с гордо поднятым подбородком сел на свой трон.

Величие самого трона, инкрустированного золотыми пластинами и драгоценными камнями, дополнял золотой купол над головой императора, поддерживаемый четырьмя колоннами. Тут же на возвышении по обеим сторонам от трона стояли две крылатые статуи, олицетворяющие победоносность империи. Такие же посланники богов, сопровождавшие византийские войска в сражениях, когда враги с гримасами ужаса и боли бежали либо погибали под сверкающими клинками империи, были изображены на стенах всего дворца.

— Сегодня безрадостный для Нас день, — молвил владыка, когда все приглашённые сели, и снова воцарилась тишина. — У великой империи появились предатели. И предатели оказались из близкого и доверительного окружения. А значит, наказание за подобное должно быть жестоким и незамедлительным, — каждое слово императора было выверенным и отчеканенным. — Вы все в курсе сложившейся ситуации, и во избежание долгих разъяснений Мы готовы выслушать каждого, кто сегодня захочет высказаться. — Плавный горизонтальный жест левой руки ладонью вверх ознаменовал передачу права голоса приближённым. — Но всё, что сегодня будет сказано, находится под печатью секретности, и любое разглашение будет приравнено к измене империи. Что донесли разведчики? — Византийский владыка адресовал вопрос тому, кого не было в тронном зале, но он знал, что этот человек всё слышит.

Из покоев, располагавшихся позади трона, вышел человек в тёмно-красном плаще-домино с откинутым капюшоном. Это багровое однотонное одеяние скрывало всё его тело, лишь изредка обнажая у самой шеи поблескивающую серебряную кольчугу. На вид мужчине было чуть больше пятидесяти, но полностью седые волосы и загорелое, покрытое шрамами лицо говорили о куда бо́льшем возрасте и большо́м военном опыте. Иоанн Цимисхий был полководцем ещё при отце Василия Второго, а после его смерти сыграл крайне весомую роль в становлении законного наследника к власти. С тех пор доверие молодого самодержца к мудрости и опыту Иоанна было безграничным. Теперь появление где бы то ни было императорского начальника личной охраны и разведки расценивалось остальными как появление самого императора. Седовласый мужчина склонился к уху повелителя и что-то прошептал. Лицо императора стало мертвенно-бледным, и сдавленным тоном он проговорил:

— Предатель Фока собирает новых рекрутов, обещая им горы золота, и планирует поход на Константинополь.

По рядам сената прошёл ропот, переходящий в гул.

— Наших тагматов не хватит, чтобы остановить Фоку! — прокричал молодой сенатор с заднего ряда.

— Для защиты нужно вернуть катафрактную конницу с севера, — вторил ему другой.

— Если болгарский король узнает, что мы ослабили защиту северных границ, то наши бе́ды только возрастут… — перекрикивая первых и размашисто жестикулируя, пытался вразумить остальных третий.

Выкрикивания и вопли сильно раздражали императора. Чтобы остановить этот возрастающий хаос, необходимо было предложить какую-то альтернативу. Однако ничего дельного в перенапряженном от недосыпа мозгу владыки не было. Он даже не сразу заметил, как с кушетки по правую сторону от трона встал один из священнослужителей и, опираясь на посох, медленно двинулся к центру зала.

Патриарх Византии Николай Златослов был одет в золототканый далматик с прорезями в рукавах. Расшитое изображениями святых золотое оплечье и синий широкий плащ, свисающий с трёх сторон, украшали белые вышивки распятий. На чуть склонённой вперёд голове была надета митра с жемчугом и огромными рубинами. Патриарх ещё не дошёл до центра зала, как гомон и хаотичный галдёж в рядах сенаторов смолк. Священнослужитель повернулся к императору и склонил голову, его тело стало ещё более скрюченным. Казалось, если бы не длинный посох в правой руке, то под весом одежд и драгоценностей патриарх рухнет на пол.

Златослов поднял глаза и обратился к владыке империи:

— Нам нужно предложить союз киевскому князю.

Эта короткая фраза взбудоражила весь Тронный Зал. Даже сам Василий Второй почувствовал небывалое внутреннее напряжение. Но предвидя взрыв со стороны сената, он поднял правую руку, и напряжение несколько спало.

— Продолжай, — выдавил император через ком в горле.

Патриарх поманил к себе одного человека из своего сопровождения. К нему тут же подбежал и упал ниц священник в традиционном простом облачении пресвитера монастыря.

— Это отец Михаил. Он принял Истинную Веру Христа, когда покинул девять лет назад языческую Русь. С тех пор он прилежно служит, держа свой обет великой империи и Истинному Богу. Говори, сын мой… — слова патриарха обратились к человеку, стоящему возле него на коленях.

Священник, не вставая с колен и не поднимая глаз, повернулся к византийскому императору:

— Повелитель, русский князь Владимир мечтает о единой власти над всеми русами, и когда-нибудь его мечта может осуществиться. В нашем грешном мире присутствует сила, способная объединить даже заклятых врагов. И эта сила — сила Истинной Веры. Мы можем показать русскому князю эту силу, призвав его к братству во Христе. Но слушать смиренного божьего служителя он не станет. Эту силу ему должен предложить некто, равный по статусу… Ну, или рав-на-я.

С этими словами священнослужитель замолчал, а когда смысл сказанного начал доходить до окружающих, по рядам сенаторов прокатился тихий гул.

— Да как ты смеешь! — возглас принцессы Анны раздался в зале. — Как твой мерзкий язык мог предположить равенство принцессы византийской империи и языческого варвара?

Анна вскочила на ноги с зажатыми в кулаки ладонями. Её белое лицо налилось пурпурной краской не то от гнева, не то от стыда.

— Да я тебя четвертую… Стража, взять его! — указательный палец с рубиновым перстнем показал на отца Михаила.

Её служанки и мальчик с опахалом попадали на колени от страха. Среди всех присутствующих только на лице императора заиграла многозначительная улыбка. В голове владыки стали проясняться возможные перспективы предложенного решения. Как же у него самого не возникло подобных мыслей?

— Сенат свободен! — громогласно озвучил император.

Он жестом показал патриарху подойти, потом взглянул на возмущённую сестру и с серьёзным лицом тихо молвил:

— Сестра моя, Мы просим Вас остаться…

Глава 3. ВИДЕНИЕ

Тартария. Киевское княжество. 987 год н. э.

На заснеженной поляне посреди дубовой рощицы, осыпавшейся для зимней спячки, горел небольшой костёр. Рядом с костром, скрестив ноги на толстых выделанных оленьих шкурах, сидели двое мужчин. В центре поляны стоял тотем, вырезанный из цельного дуба. Такие места на языке славянских народов носили названия капища или святилища, а деревянные фигуры разной величины олицетворяли древних славянских богов.

Чаще всего капище сооружалось вблизи поселений, и любой мог прийти для произнесения слов благодарности не только в благоприятные дни, но и в дни трудностей. Славяне верили, что, даже посылая испытания, боги делают это во благо — как любящие родители хотят, чтобы их чада росли крепкими телом и духом. И те, кто не пал духом, сполна вкусят времена изобилия.

Славянские боги не требовали каких-то особых подношений или тем более кровавых жертв. Они никогда не стремились господствовать над людьми и всегда говорили, что душа человека сквозь множество воплощений в Мире Яви — физическом мире взрастёт и попадёт в Мир Прави — мир богов. Даже свои заветы боги преподносили как рекомендации для скорейшего взросления души. И заветы эти были записаны в Веды — священные книги мудрости, которые хранили и передавали из поколения в поколение волхвы.

Один из таких хранителей-учителей Велигор сидел сейчас на капище древнего бога Велеса со своим учеником. На нём была маска бурого медведя и такая же медвежья шкура. Он медленно раскачивался из стороны в сторону и ритмично напевал слова, звучание которых не было похоже ни на один из местных языков. По тембру голоса можно было определить, что голос принадлежит мужчине уже выше средних лет, но ровная осанка и хорошая подвижность тела говорили о физической силе и крепости этого человека. Взывания Велигора к Велесу не были связаны с прошением для себя. Учитель просил за ученика.

Молодой мужчина двадцати пяти лет в меховом плаще сидел рядом с волхвом с закрытыми глазами. Мать Малуша и отец Святослав нарекли сына Владимиром, что по-славянски означает «владеющий миром». Потомок княжеского рода, Владимир унаследовал титул князя западных славянских племён Тартарии семь лет назад, а главной твердыней и княжеской резиденцией его рода была Киевская крепость.

Уже многие века огромная территория Тартарии была поделена на княжества. Предки князя Владимира пришли с востока, обосновались на плодородных землях близ полноводной широкой реки и дали ей название Славутич. Торговцы же с юга именовали её Данаприс. Со временем, для понимания и упрощения обозначения торговых путей, на картах появилось название Днепр. Однако претензии на богатство и плодородие занятых славянами земель были всегда — что с западных королевств, что от южных кочевых племён.

С тех пор как его отец, князь Святослав, 15 лет назад погиб в схватке с печенегами, зародившаяся идея о единстве Тартарии стала для молодого Владимира одержимостью. Его отцу удалось объединить бо́льшую часть западных земель и собрать многотысячное войско под своё начало. Но объединить все племена огромной Тартарии, казалось, не под силу никому. Князья восточных земель слишком уж чтили Веды — древние писания, где боги завещали объединяться князьям лишь для отпора при нападении захватчиков. Веды предписывали жить в мире как с природой, так и с соседними народами. Даже пленным разрешалось вернуться при желании к себе на родину после трёх лет наказания. Наказывали же зачастую работами, связанными с пашней и возделыванием земель.

И вот сегодня князь Владимир пришёл на капище Велеса перед поездкой к самому ближнему от Киева восточному князю Тихомиру. Велигор знал о стремлениях своего ученика. Знал он и о том, что в здравом рассудке князь Тихомир никогда не согласится на объединение земель под единое управление. Слишком высок будет соблазн тогда у будущих поколений создать самовластие и монархию. Как предупреждали боги: испытание властью — самое жестокое испытание, очерняющее и коверкающее душу.

Велигор пытался донести до молодого князя эти мудрости, но слишком глубока была рана в душе Владимира от потери отца. Даже рядом с учителем он думал лишь о том, как правильно преподнести князю Тихомиру идею о единении его дружин со своими для формирования постоянных пограничных рубежей. Глаза князя Владимира были ещё закрыты, когда ему почудилось, что распевно-гортанные звуки Велигора вдруг отдалились от него…

…Владимир стоял один в поле. Вся земля вокруг, насколько хватало взгляда, была усеяна мёртвыми людьми в доспехах. Разрубленные на куски и утыканные копьями тела говорили о жестоком побоище, развернувшемся здесь совсем недавно. Глаза Владимира расширились от внезапной мысли: «Где же враги?». Все убитые были одеты в кольчуги и кожаные кирасы с металлическими вставками воинов из славянских дружин. Что же это был за враг, погубивший его соплеменников и не оставивший никаких следов своего пребывания? Волна гнева захлестнула князя. Он поднял с земли меч прямо у своих ног и, инстинктивно почувствовав опасность, занял оборонительную стойку, держа оружие перед собой на прямых руках.

Ни единого дуновения ветерка. Только горы трупов и палящее солнце впереди. Но что это? Солнце приближалось к нему! Владимир прямо физически ощущал всё больший и больший жар от небесного светила. Свет ослеплял его. Пот градом катился по лицу. Небесный огненный шар становился всё больше. Тела мертвецов вдали начали воспламеняться, и это пламя вместе с раскалённым Солнцем-Даждьбогом с огромной скоростью неслись на Владимира…

— Сто-о-ой! — что есть мочи закричал князь и, открыв глаза, уставился на Велигора.

Волхв тут же открыл глаза и снял медвежью маску. Под меховой накидкой белая с красными славянскими орнаментами рубаха Владимира была влажной от пота. Лёгкое подрагивание пальцев рук говорило о пережитом напряжении. Велигор ждал, что князь расскажет о том, что боги показали ему, но спустя несколько мгновений молчания ученик Велигора вскочил на ноги и бросился к привязанной в десяти саженях от капища лошади.

— Мне срочно нужно ехать к Тихомиру! Беда грядёт на наши земли… — прокричал он, запрыгивая в седло из мягкой набивочной ткани с деревянными луками.

— Постой, князь! Мне Боги тоже кое-что показали! Тебе нужно зна… — последние слова Велигора молодой князь уже не расслышал.

«Потом, всё потом… — думал он, пока спешил на юго-запад в свою крепость. — Завтра утром, выступаю. Когда Тихомир узнает о моём виде́нии, он поймёт всю важность укрепления границ Тартарии».

Глава 4. НЕПРОШЕНЫЕ ГОСТИ

Тартария. Киев. 988 год н. э.

Вторая неделя пошла, как киевский князь Владимир пребывал в скверном расположении духа. Сидя в своём крепостном чертоге, он в сотый раз прокручивал в уме безрезультатный разговор с Тихомиром:

— …сами боги показали мне, как тысячи наших воинов падут. Возможно, не останется никого, если мы все не объединимся, — Владимир пытался передать восточному князю весь ужас, увиденный им на капище.

— Я бы хотел послушать мнение самого Велигора. Возможно, ты, брат мой, не всё правильно истолковал. Почему ты не взял его с собой? — длиннобородый русовласый Тихомир всегда очень уважительно относился к волхвам и их умению считывать послания богов.

— Говорю тебе, смерть пройдёт по нашим землям. Я сам это видел. И мне не нужно для понимания этого чьё-либо подтверждение, — Владимир уже не мог скрыть раздражения от казавшейся ему твердолобой недальновидности Тихомира.

— Я не боюсь смерти, — с холодным спокойствием сказал Тихомир ещё тише обычного. — Жизнь теряет ценность с ущербностью Духа. И потерять свою Суть при искушении Единовластием в этом мире — это то, о чём предупреждают человека сами боги. Видимо, в частых битвах на западе ты, брат мой, стал забывать о тех мудростях, что завещали нам предки, — Тихомир взял берестяную книгу, лежащую открытой на деревянном столе и с улыбкой протянул её Владимиру…

Эта сцена так и запечатлелась в голове киевского князя. Ему много раз читали подобные рукописи в детстве те, кто взял на себя труд освоить руническое письмо. Однако, оставшись слишком рано сиротой, всеми его помыслами овладели военное дело и тактика ведения боя. Эти вещи стали для юноши куда реальнее, чем пространные заветы сомнительно существовавших когда-то богов.

Две недели маянья после безрезультатной трёхмесячной поездки не прошли даром. Глаза князя стали красными от недосыпа. Закрытые наглухо ставни на окнах практически не пропускали в каменный чертог свежий воздух, что вместе со злоупотреблением забродившего кваса сделало лицо Владимира слегка одутловатым. Постоянно горящий огромный камин и десятки свечей создавали удушающий смрад, и стоило молодому правителю провалиться в полудрёму, как ему виделся огненный шар, падающий на Киев и уничтожающий всё вокруг…

Внезапный стук в дверь заставил князя вздрогнуть и прийти в себя:

— Княже, княже! Гонец, княже! Срочное известие! — Это был голос Трофима — сотника киевской дружины.

Владимир поднялся и, пошатываясь от похмелья, зашагал к входной двери. Несмотря на плывущие в его глазах мебель и стены, через несколько мгновений тяжёлый засов был отодвинут, и внутрь ввалился не перестававший тарабанить Трофим. За свои неполные тридцать лет, больше десяти этот широкоплечий воин состоял на службе в Киевской крепости. Как и его князь, сотник слишком рано познал отеческую потерю, и это негласно сильно связало их. Трофим всегда был в первых рядах тех, кто выказывал желание сопровождать Владимира в военных походах, а любое порученное дело выполнялось им как собственная инициатива. Возможно, поэтому сейчас сотник был единственный, кому князь всё же был рад.

— Пять византийских дромонов прошли печенежские земли и встали у нашей Юго-Восточной речной заставы, — голос Трофима был всё ещё сбивчивым от тяжёлого дыхания. Видимо, он бежал сюда от самых крепостных ворот. — Но это ещё не всё! — Сотник смотрел широко раскрытыми глазами прямо в глаза князя: — Императорский дромон Басилеуса под белым флагом продолжает двигаться вверх по Днепру к Киеву в сопровождении нашей конной дружины, и через несколько часов они будут здесь.

Владимир прищурился, на лице заиграла улыбка:

— Готовимся к приёму дорогих гостей.

Он положил руку на плечо Трофима и с внезапной серьёзностью продолжил:

— Всей дружине готовиться к бою. Отправь гонцов к западным рубежам. Оставлять только для охраны крепостей. Пусть выдвигаются к Киеву. Мне понадобятся все…

Трофим кивнул и стремглав помчался раздавать полученные распоряжения.

— Степан, ты где? — Голос Владимира раскатом пронёсся по залам крепости. — Воды в мою умывальню! И доспехи подготовь! — В этих словах не осталось и тени уныния.

Жизнь снова закипала в жилах киевского князя.

***

Киевская крепость располагалась на западном берегу Днепра, берущему свои истоки с северных земель Тартарии и впадающему в Чёрное море. Высокий земляной вал вокруг строений крепости имел в своём основании бревенчатый каркас, что являлось хорошей защитой даже от камнемётных машин. Неприступность этого вала была дополнена глубоким наружным рвом с кольями и шипами. А единственные каменные ворота, выходящие на запад, венчались дозорными вышками и бойницами лучников.

С этих вышек отлично просматривались не только все земли вокруг крепости, но и река, на которой приблизительно в одной версте южнее несколько часов назад бросил якорь огромный византийский дромон. Три шлюпки, причалившие к обрывистому берегу, находились под охраной воинов княжеской дружины. Высадившиеся с судна несколько человек под конвоем были сопровождены в крепость и сейчас уже сидели за столом в княжеском чертоге.

На дубовых стульях с высокими спинками и накинутыми на них выделанными лисьими шкурами по одну сторону широкого дубового стола расположились пятеро гостей. В центре восседала принцесса Анна Византийская. Её пышный наряд из пурпурно-красного шёлка подчёркивал плавные женские формы. Невысокая золотая корона на голове сверкала, отражаясь от десятков масляных светильников вокруг. Казалось, корона была вплетена в её плотно уложенные каштановые волосы. Ниспадающая полупрозрачная вуаль, закрывавшая лицо, лишь сильнее привлекала внимание к её юным коралловым губам и большим выразительным глазам. За её спиной стояли две служанки в бежевых, не таких пышных, но тоже шелковых длинных платьях.

Справа от принцессы сидели два священнослужителя, в одном из которых с трудом можно было узнать отца Михаила. Вместо простого одеяния пресвитера на нём теперь красовалась ряса епископа. Дорогая нагрудная епитрахиль, вышитая золотыми нитями, была закреплена таким же золототканым поясом. А покрывавшая голову митра с золотым распятием говорила о подчинении лишь патриарху и самому Господу Богу.

После того как яства и разносолы перед гостями были расставлены, князь Владимир, сидевший в трёх саженях от стола на резном массивном стуле, обитом шкурами соболей, обратился к прибывшим. И хотя его слова предназначались всем, взгляд Владимира был прикован к византийской принцессе.

— Ваш визит для нас оказался совершенно неожиданным. Но мы рады приветствовать высоких гостей. Будем надеяться, что когда мы узнаем о цели вашего прибытия, то радость наша лишь приумножится, — молвил князь, теперь уже вглядываясь в глаза каждому гостю.

Сидящий слева от принцессы Анны худощавый высокий мужчина проговорил что-то шёпотом. Так как все, кроме отца Михаила, прислушались к его словам, стало понятно: он переводит сказанное князем. Принцесса взглянула на второго мужчину слева от переводчика, и тот поднялся из-за стола. Иоанн Цимисхий поклонился князю Владимиру. Его многолетнюю военную выправку не мог скрыть даже объёмный тёмно-красный плащ, а голос, привыкший отдавать приказы, лишь подтверждал мысли о нём как о военачальнике.

— Великий князь! — сказал бывший военачальник по-гречески, и его слова были тут же повторены переводчиком на родном языке Владимира. — Мы прибыли с дарами в знак дружбы нашего императора к наследнику великого славянского рода, — с этими словами Иоанн Цимисхий сделал жест четверым слугам, стоявшим позади него вокруг принесённого с собой сундука.

Четверо крепких мужчин с трудом приподняли большой сундук, взявшись за кованые кольца, и, обойдя стол с гостями, поставили его у ног князя. Затем один из слуг повернул запирающий механизм и открыл крышку. Киевский князь еле сдержал возглас, но его расширенные глаза не менее выразительно передавали восхищение. Этот сундук вмещал в себя сокровища, значительно превышающие всю казну князя Владимира. Алмазы, рубины, золотые чеканные монеты — это лишь немногое из того, что бросалось в глаза.

Не давая киевскому князю прийти в себя, Иоанн продолжил:

— Византийская империя тоже унаследовала знания и опыт великих держав. Для лучшего понимания наших культур мы бы хотели пригласить великого князя, сумевшего объединить десятки славянских племён под своим началом, во дворец нашего императора.

— Я слышу речи человека, обладающего отличными навыками дипломатии, — на лице Владимира заиграла располагающая улыбка. — У меня есть только один вопрос, — внезапно лицо князя стало серьёзным. — Дружба подразумевает взаимодействие. Чем же я могу быть полезен могущественной византийской империи и, в частности, императору Василию Второму? — Вопрос князя тут же был переведён на греческий.

— Я говорю от лица моего Венценосного Брата! — Принцесса Анна встала из-за стола, и седовласый военачальник, поклонившись, сел. — В каждом великом государстве появляются отступники. Эти люди часто пытаются разрушить то Единство, что создавалось столетиями. Мой Венценосный Брат сам мечтал прийти к дружескому соглашению с Вашим могучим Родом, но сдерживание замыслов предателей не позволяет ему покинуть империю. И возможно, как знак доброй воли, могучий князь Киева может поспособствовать возмездию предателям Византии, вписав на века своё имя в скрижали истории.

Византийская принцесса даже не подозревала, как искусно затронула ту самую чувствительно натянутую струнку в душе Владимира. Её слова про отступников нарисовали перед мысленным взором князя образ Тихомира.

«Пре-да-тель», — именно эта мысль стала решающей не только в ответе заморской красавице, но и для целой Тартарии.

Глава 5. КРЕПОСТЬ

Византия. Крепость Корсунь. 988 год н. э.

На южной оконечности полуострова Таврида, как каменный страж Каламитского залива, возвышалась крепость Корсунь. С тех пор как около пяти веков назад эту часть земель колонизировали выходцы из Гераклеи Понтийской, византийская империя считала Корсунь и её окрестности своими по праву первовладения. Само по себе строение было спроектировано так, чтобы выдерживать длительные осады не только с суши, но и со стороны моря. Скалистый морской берег, стены до десяти метров в высоту и до четырёх метров в толщину из тщательно отёсанных и подогнанных блоков, стрелковые башни с боевыми калитками — всё говорило о неприступности Корсуни.

Но не только это привлекло мятежного Варду Фоку захватить и разместить в этой белокаменной твердыне основные силы верных ему войск. Чтобы вернуть столь отдалённую часть империи, Василию Второму потребовалось бы перевести по Чёрному морю не одну тысячу своих воинов и исключить наводящих ужас тяжеловооружённых конных катафрактов. Такая осада пехотой могла занять не один месяц, а то и год. И вот тогда у Фоку появился бы реальный шанс захватить Константинополь — Царьград империи.

Почти год прошёл с тех пор, как Варда, дав распоряжение верным командирам держать Корсунь в состоянии готовности к осаде, покинул Тавриду. Зерно, выращиваемое на плодородных землях Тавриды, теперь не нужно было отправлять в Константинополь, и все закрома были полны. Водившаяся в благоприятных климатических условиях дичь давала возможность населению жить в достатке и процветании. За последний год деторождаемость повысилась втрое, и многие начали строить жилища за крепостными стенами. На башенных вышках часовые лениво поглядывали на спокойную гладь тепловодного залива.

Внезапно звук боевого горна раскатами пронёсся по окрестностям. Люди замерли, прекратив все дела, и обратили взгляды на источник звука. На одной из башен смотрящий в морскую даль человек, вытянувшись во весь рост, указывал в направлении горизонта и что-то кричал. Его крики заглушил такой же горн с соседней башни. Тут же, как по команде, вся крепость пришла в движение. Люди из-за крепостных стен спешили укрыться внутри. Горны теперь не переставали трубить, созывая охотников из лесов и пахарей с полей. На одну из дозорных башен бежал человек в синей военной форме с чешуйчатыми пластинчатыми вставками. На горизонте уже виднелись паруса имперских кораблей.

Комендант крепости Анастас всегда знал, что день расплаты придёт. За 10 лет управления он исправно отправлял императору полагающуюся ему по договору часть зерновых. А трудолюбие и хорошая организация позволяли корсунянам жить в достатке. Приход Варды Фоку был для Анастаса как снег на голову. Идея играть роль приманки для создания переворота в империи вовсе не была ему по душе. Он надеялся послать весточку императору Василию Второму для помощи в возвращении Корсуни под крыло империи. Но уж слишком много Варда оставил верных себе людей. Нет, не о своей жизни так переживал Анастас. Двое его детей и жена, ходившая уже на пятом месяце третьим, овладевали всеми его помыслами. И даже сейчас, стоя на смотровой башне, с появлением из-за горизонта каждого нового паруса его воображение рисовало те жестокости, которые применят палачи к его семье как к предателям Византии.

***

На носу имперского флагманского судна в закреплённую на треноге зрительную трубу смотрел человек. Он не состоял на службе у византийской империи. Но сейчас в его планах было, по крайней мере, временное сотрудничество. Месяц назад князь Владимир не только принял в дар весомую часть сокровищ византийского императора, но и решил помочь ему подавить мятеж. Мало того что где-то в глубине души у него всё больше возрастала симпатия к прелестной принцессе, так ещё князем завладевал неподдельный интерес к тому, какого рода влияние позволяет греко-римскому наследию подчинять себе громадные территории.

На сорока дромонах позади флагмана расположились шесть тысяч воинов из призванных князем Владимиром славянских дружин. Как оказалось, шесть судов, поднявшихся по Днепру к славянским землям, были лишь малой частью от того флота, что взяла с собой принцесса Анна. Ещё тридцать пять кораблей с необходимыми для плавания командными составами стояли у устья Днепра в Чёрном море. По принятию князем решения об участии в походе все они были извещены и уже через десять дней стояли в ожидании провианта и прибывающей славянской армии у Киевской крепости. И вот сейчас вся эта армада подходила к Корсуни — твердыне Тавриды.

С капитанского мостика флагманского корабля раздалась команда Иоанна Цимисхия, и несколько матросов побежали убирать часть парусов. Затем седовласый командир корабля в сопровождении переводчика подошёл к Владимиру:

— Готовимся к высадке, великий князь. Крепость захвачена. Они трубят тревогу и закрывают ворота. Лучшее место для высадки — вон та бухта, — Иоанн показал на место восточнее Корсуни.

— Как вы думаете, в крепости ещё остались верные императору люди? — спросил князь Владимир, пытаясь оценить успех при штурме с помощью только пехоты и лучников.

— Не стоит на это рассчитывать, — всё так же через переводчика говорил Иоанн. — Всех запрут с их семьями под страхом мгновенной расправы. По улицам свободно смогут передвигаться лишь воины Фоку. Они обучены не доверять никому.

— Ну что, мой друг, хорошая мышеловка получится из этого нагромождения камней? — сказал с усмешкой князь, увидев, что к мостику подошёл его главный сотник.

Полностью экипированный Трофим был готов к высадке. Его кольчуга отливала на солнце стальным блеском, а меч в ножнах заточен до остроты бритвы.

— Поглядим, насколько их хватит, — ответил он с добродушной улыбкой, характерной для уверенного в себе военачальника.

Этим троим мужчинам уже совершенно отчётливо было видно, как арбалетчики в башенных бойницах готовились к отражению всевозможных атак. Но непростая задача лишь подогревала в опытных воинах интерес к событиям, назревающим в их жизнях.

***

Анастас смотрел с одной из башен на появляющиеся из-за горизонта всё новые и новые имперские дромоны. Он насчитал уже больше двадцати, а они не заканчивали появляться. Мысленно комендант прикидывал, что за сила приближается к крепости, а после появления сорок первого корабля он понял всю серьёзность ситуации: их не оставят в покое. Всё боеспособное население крепости не насчитывало и двух тысяч человек, включая женщин и молодёжь. И хотя на красных флагах этого флота красовались золотые двуглавые орлы Византийской империи, при подходе к восточной бухте на палубах кораблей Анастас отчётливо разглядел доспехи и кольчуги северян. «Наёмники», — пронеслось в голове коменданта.

Позади послышались тяжёлые шаги военных сапог с металлическими пряжками. Анастас обернулся:

— Господин комендант, командующий объявил в крепости военное положение. Проследуйте, пожалуйста, в свои покои. Теперь выход на улицу разрешён только по личному предписанию командующего. Ожидайте дальнейших уведомлений, — холодно проговорил один из четверых подошедших стражей, жестом приглашая следовать за собой.

Комендант спокойно пошёл, повинуясь приказанию. Он прекрасно понял, что с этой минуты его сняли с руководящего поста.

Глава 6. ОСАДА

Из окна жилища коменданта Корсуни, выходившего на западную часть крепостной стены, было видно лазурно-голубое небо. Солнце начинало заглядывать в него только ближе к вечеру, но даже в очень жаркие летние дни морской ветерок прекрасно освежал и проветривал помещение. И хотя сами покои находились на втором этаже, крепостная стена напротив была на добрых шесть футов выше.

С тех пор как пять месяцев назад северные наёмники приплыли на византийских судах и осадили крепость, Анастас наблюдал из своего окна одну и ту же картину. Смена караульных на смотровых башнях и арбалетчиков в бойницах происходила каждые шесть часов. И если первый месяц в этом действительно была нужда, так как внезапный град стрел мог унести жизни нескольких зазевавшихся защитников, то тактика последних четырёх месяцев чётко определила намерения северян.

Крепость решили взять измором.

Уже второй месяц пошёл строгого распределения припасов еды. Каждый житель крепости мог получить лимитированный набор готовой пищи дважды в день. Чаще всего это была пшеничная каша и куриное яйцо. А вот после шестичасового дежурства на крепостных стенах по указанию командующего полагались ещё немного курятины и треть фунта мёда.

Анастас сам много раз стоял в карауле с арбалетом в руках. Пару месяцев тому назад его любимая жена Мария после двух прекрасных дочерей родила ему сына. От нехватки еды у неё уже один раз пропадало грудное молоко, и эта бессонная ночь с кричащим голодным ребёнком на руках показалась обоим родителям адом. Даже аудиенция с командующим не принесла никаких результатов. Анастасу был дан жёсткий и категоричный ответ: «Такой режим распределения еды будет сохранён и впредь».

Предки Анастаса жили в Корсуни чуть ли не с её основания. Его многолетний пост коменданта позволил наладить прекрасные отношения со многими жителями ещё до оккупации Вардой Фоку. И так уж вышло, что один из помощников Анастаса во время наложения ограничения на продукты питания, попал на службу в кладовые. А вчера при выдаче положенного усиленного довольствия шепнул своему бывшему коменданту, что со следующей недели величину стандартного рациона собираются ещё сократить.

Сегодняшняя бессонница Анастаса не была связана с плачем кого-то из детей. Мария с детьми спали спокойно. Молоко для кормления было в достатке, ведь всё своё добавочное питание муж отдавал жене. «Но что будет, когда еду урежут ещё?» — Эти мысли, как какие-то пыточные механизмы, разрушали его изнутри.

Полночное небо, видимое им из окна, было усыпано звёздами. Вдруг яркая тонкая полоска стрелою пронеслась между созвездиями и вывела Анастаса из задумчивого молчания: «О боги! Если это ваш знак, то, прошу, помогите мне в задуманном!» Бывший комендант взял узкий лист пергамента и гусиным пером аккуратно начертал послание. Ниже он сделал небольшой рисунок вроде карты крепости и крестом отметил какое-то место. Затем Анастас снял со стены длинный охотничий лук с одной стрелой и затушил небольшой масляный светильник. Анастас замер ещё на несколько мгновений, чтобы услышать дыхание спящих жены и детей. Всё было спокойно. Он вышел в прихожую и направился к небольшому окну в верхней части стены, через которое незаметно для часовых с башен можно было выбраться на крышу.

***

Князь Владимир восседал на золотом троне в Киевской крепости. Десятки столов с разносолами и медовухой были расставлены по всем залам. Под музыку гусляров сотни человек его дружин праздновали возвращение из длительного похода. Вокруг трона стояли открытые сундуки с самоцветами, золотыми клинками и такими же золотыми доспехами. Вдруг кто-то коснулся его руки на подлокотнике трона. Это была Анна. Византийская принцесса была одета в полупрозрачные одежды, а на её лице играла соблазняющая улыбка. Принцесса нежно двумя руками обхватила крепкое предплечье Владимира и, всё так же улыбаясь и глядя ему в глаза, повлекла князя в опочивальню.

— Княже! — раздалось откуда-то из зала. Князь обернулся, но не увидел никого, кто мог бы его звать в этот неподходящий момент. — Княже, срочное известие!

…Князь Владимир открыл глаза. Он лежал на мягких одеялах в большом византийском шатре, а над ним маячило лицо Трофима:

— Срочное известие, княже.

Владимир рывком поднялся и, сидя на одеялах, стал наспех натягивать сапоги:

— Что случилось? От кого известие?

Несмотря на темноту в шатре, через одёрнутый полог свет от костра у входа хорошо освещал всё внутри.

— Похоже, из крепости, — ответил Трофим, передавая Владимиру стрелу с примотанным тонкой полоской кожи пергаментом.

Князь взял в руки длинную стрелу и осторожно лежащим рядом на столе приборным ножом срезал кожаную полоску с древка. Владимир взглянул на греческое письмо, а затем в глаза Трофиму:

— Пригласи Иоанна Цимисхия в мой шатёр. Немедленно.

***

Византийские стратилатские шатры плотным полукольцом в шахматном порядке окружали Корсунь с южной стороны. В них расположились десятники и сотники славянских дружин. У каждого входа часовыми в ночное время поддерживался небольшой костёр. К этим же кострам были повёрнуты тамбуры палаток поменьше. Вероятно, с высоты птичьего полёта всё это расположение напоминало разного размера пчелиные соты, освещаемые бликами огоньков. Стратегически же даже дилетанту было понятно, что сквозь это полукольцо из более чем двух тысяч военных навесов незамеченным не сможет пройти никто.

Однако сегодня ночью в лагере византийско-славянских союзников было оживлённее, чем обычно. Осторожно, чтобы не создавать лишнего шума, с внешней стороны укрытий двигалась группа людей. Первыми шли князь Владимир и Иоанн Цимисхий. За месяцы осады крепости, за неимением особых дел, кроме выжидательной тактики, славянский князь неплохо освоил греческий язык. Сейчас он даже без переводчика понимал разъяснения императорского военачальника по поводу письма, срезанного им пару часов назад со стрелы.

— Главное — это карта. Ещё немного восточнее, и мы будем точно в месте, помеченным на ней крестом, — Иоанн указал пальцем во тьме впереди себя.

Следом за князем и византийцем шли пятнадцать человек из дружины с кирками и копательным инструментом в руках.

— В письме говорится об источнике питьевой воды, подаваемом под землёй в крепость. Это что, какой-то родник? — Владимир пытался представить возможную глубину копания, чтобы понять: действительно ли анонимный отправитель старается помочь им взять крепость. Или это просто издёвка ради забавы.

— Видимо, при закладке фундамента крепости была обнаружена подземная река. Но она впадает не в море, а в бухту с восточной стороны, — с этими словами Иоанн остановился и снова сверился с картой на пергаменте. — Вот здесь! Этот шатёр стоит прямо на месте, помеченным крестом, — византийский военачальник указал пальцем на самый восточный стратилат. — Похоже, из-за скалистого берега река под нами резко поворачивает к крепости. Тот, кто прислал нам это… — Иоанн демонстративно потряс пергаментом, — …знал, чтобы не попасть под обстрел арбалетчиков, нужно копать именно здесь.

Спустя около двадцати минут шатёр был убран, и под светом полной луны и факелов люди, сменяя друг друга, быстро начали копать широкую яму.

Глава 7. СМЕНА ВЛАСТИ

На следующее утро жена коменданта Мария, как обычно, ушла для получения части дневного пая для себя, мужа и троих детей. Она уходила с первыми лучами солнца, пока младенец ещё спал. И хотя Анастас часто провожал её, сегодня он даже не слышал, как жена встала с постели и ушла. Будить мужа Мария не хотела. «Видимо, бессонные ночи дежурств на крепостных стенах накладывали свой отпечаток», — думала она.

Однако Марию немало удивило, что по возвращении, хотя прошло немногим более получаса после её ухода, всё семейство дурачилось и играло в их постели. Но самое невероятное — на лице Анастаса при этом сияла весёлая и добрая улыбка. В эту искреннюю улыбку Мария влюбилась когда-то без памяти, но за последние несколько месяцев от неё не осталось и следа.

И вот теперь, войдя в комнату и наблюдая эту счастливую сцену, слёзы радости покатились по щекам белокурой женщины. Она смотрела на мужа, и перед её взором проплывали события их юности и безмятежности. В них не было ни Варды Фоку с его заговорщиками, ни голода, ни многомесячной осады. Анастас взглянул на севшую при входе на мягкий пуф жену и наперегонки с детворой ринулся успокаивать её.

— Всё будет хорошо! Боги с нами! — говорил он, обнимая супругу за плечи: — Скоро всё закончится. Слышишь?

И действительно за окном на улице периодически слышались выкрики и перебежки часовых со сторожевых башен. Первые лучи солнца показали им картину, заставившую делать незамедлительные доклады высшему руководству. Примерно на двести метров южнее восточной стены крепости за ночь осаждавшими была выкопана огромная яма с траншеей в направлении восточной бухты. И теперь яма наполнилась водой, мирно текущей по короткому каналу в Каламитский залив.

Все три колодца Корсуни на поверку оказались без пресной воды. Видимо, северяне не только прорыли рукав, но и завалили камнями основное русло, снабжающее питьевой водой крепость уже не одно столетие.

Командующий войсками Варды Фоку был вне себя от гнева. У него под носом была совершена предательская диверсия, и никто толком не мог объяснить, как враги узнали о единственном слабом месте непреступной Корсуни. Часовые на воротах клялись всеми богами, что ночью никто не покидал твердыню. Через крепостные стены тоже перелезть было практически невозможно. Регулярная смена часовых, следящих не только за окрестностями, но и друг за другом, делала чем-то невероятным даже саму возможность покинуть свой пост. Как бы то ни было, но безудержный гнев командующего перерос в ослабевающее негодование, а к вечеру этого же дня он в своей голове стал прокручивать мысли максимально благоприятной для себя капитуляции. Погибнуть от рук измученных жаждой своих же солдат его совершенно не прельщало.

***

Первые лучи солнца на востоке снова осветили стены белокаменной крепости. Но вместо ощетинившегося стрелами грозного сооружения, Корсунь теперь представляла из себя жалкую измождённую конструкцию. На башнях и в бойницах не было видно ни одного человека. Все ворота были настежь распахнуты. С надвратных укреплений свисали белотканные хлопковые полосы, а сотни человек, вышедшие за ворота, сложили имевшееся в крепости оружие.

Корсунь сдалась.

Князь Владимир был уже на ногах. Его прекрасное расположение духа отражалось во всех движениях и приготовлениях, пока Трофим назначал воинов для триумфального входа в тавридскую крепость. Помимо умопомрачительных мыслей, как он победоносно предстанет перед византийским императором, князю совершенно не хотелось решать судьбы мятежников. Поэтому предложение Иоанна Цимисхия о перевозке отрядов Варды Чёрным морем в Константинополь было принято им с радостью. Десять имперских дромонов из сорока, стоявших всё это время в западной бухте, готовились к отплытию. Иоанн Цимисхий сам собрался доставить мятежников на императорский суд.

Послеполуденное победное шествие славянского князя по улочкам крепости было совсем недолгим. Через десять минут после вхождения в южные ворота Владимир в сопровождении Трофима и Иоанна уже стоял на крыльце комендантской ратуши. Следовавшая спереди и сзади от них сотня воинов расчищала дорогу и замыкала шествие. Теперь же, когда жители приготовились слушать речь победителя, воины, вооружённые щитами, кольцом обступили трёх военачальников.

— Жители города Корсунь, с этого момента вы свободны и снова находитесь под покровительством своего императора, — слова Владимира были произнесены на греческом языке. — Скоро мы покинем ваш город, и вы вернётесь к своим обычным делам. Но сегодня мы останемся здесь, — князь жестом показал на здание ратуши. — Здесь я буду ждать человека, которому принадлежит Это, — славянский князь поднял руку с зажатой в кулаке стрелой.

— Это моё! — раздался голос из толпы.

— Пропустите его, — крикнул Владимир своим воинам уже по-славянски.

Сквозь кольцо из людей и щитов к крыльцу подошёл человек и поклонился, приложив руку ладонью к груди. Анастас снова одел свою комендантскую форму. Эмблема золотого двуглавого орла византийской империи красовалась у него на груди. Комендант стоял спокойно, глядя в глаза славянскому князю, и улыбался. Вездесущий Трофим что-то шепнул своему князю на ухо.

— Прошу Вас, — сказал Владимир, обращаясь к Анастасу и жестом приглашая войти в здание ратуши первым: — Похоже, это ваше здание.

Анастас снова поклонился, принимая приглашение.

***

Морской ветер мягко начинал натягивать поднятые на десятке имперских дромонов паруса. Матросы сновали по палубам, проверяя крепления и подвижность снастей, но гребцы ещё продолжали работу на вёслах, чтобы побыстрее выйти из залива и поймать устойчивый попутный ветер. Правда, на местах гребцов теперь сидели закованные в кандалы недавние мятежные войска Варды Фоку из Корсуни.

На корме ведущего корабля стоял Иоанн Цимисхий. За девятью дромонами, идущими следом, ещё виднелась удаляющаяся крепость. Три дня назад, после празднования осадной победы в ратуше, князь Владимир наконец-то в дружеской обстановке поведал Иоанну о своих планах. Несмотря на просьбу Цимисхия плыть вместе к императору, славянский князь ответил, что будет ожидать могущественного владыку в этой крепости. Князь заявил, что доказал дружеские намерения своего Рода к византийской империи. Теперь же Владимир ожидает встречного жеста. Между делом он также озвучил своё желание снова лицезреть восхитительную Анну Византийскую, покинувшую их на флагманском корабле ещё в день высадки на Тавриду.

Впервые отличный стратег, погруженный в воспоминания последних дней, сегодня был в замешательстве. Слишком много событий сейчас разыгрывалось одновременно. Сам Варда Фоку за эти полтора года, наверное, собрал приличное войско. Возможно, даже подходил к Константинополю. И само по себе его нападение на столицу Византии может нанести немалый урон по вере в непобедимость империи. Выходит, для сохранения достоинства помощь киевского князя и его армии была бы сейчас как нельзя кстати. Однако недвусмысленные намёки Владимира относительно сестры императора тоже могут восприняться как оскорбление. Что может быть хуже для христианина, чем отдать свою Ближайшую Кровь на поругание варвару-язычнику?..

С этими мыслями командующий войсками личной стражи императора отплыл из Корсуни в направлении Константинополя.

Глава 8. БЛИЗКИЙ КРУГ

Византия. Константинополь. 988 год н. э.

Рыжеволосая византийская принцесса сидела в дворцовой опочивальне и серебряным гребнем расчёсывала распущенные волнистые локоны. Лицо девушки светилось от приятных мыслей, когда она глядела в зеркало консольного туалетного столика. Вчера вечером вернулся Иоанн Цимисхий с известиями об освобождении северной крепости. Но вовсе не эта новость заставляла принцессу улыбаться своему отражению.

Сегодня утром одна из служанок случайно подслушала откровенный разговор Иоанна с братом принцессы Анны. Славянский князь не прибыл после победы вместе с военачальником в византийский Царьград, а ожидает императора Василия в освобождённой Корсуни. Но главное — Владимир рассчитывает на приезд и Её Высочества Анны.

За свои двадцать пять лет византийская принцесса много раз испытывала на себе вожделенные мужские взгляды. К ней сватались царственные особы не только германцев и франков, но даже из постоянно воюющего с Византией Болгарского Королевства. Сам Иоанн Цимисхий, поспособствовавший в своё время восхождению на престол Василия Второго, делал молодой Анне недвусмысленные намёки, призывая проявить благосклонность к его персоне.

Однако во всех этих пламенных речах и похотливых взглядах юная принцесса считывала стремление претендентов за счёт её положения расширить границы своих земель, захватить влияние либо власть. Сама же себе она виделась не больше чем инструментом для этих целей. Но что-то поменялось несколько месяцев назад, когда Анна вынуждена была отправиться в земли северных язычников. Нет, само путешествие держало молодую особу в жутком напряжении. И глубоко вздохнуть Анна смогла лишь только, когда в день высадки славян на Тавриде она отчалила в сторону её любимого Константинополя. Взгляд языческого князя впервые показался принцессе непохожим на другие только по возвращении домой. Именно глядя на себя в зеркало, девушка вспоминала совершенно в других красках и своё путешествие, и варварскую крепость, увешанную шкурами животных, и бесхитростные глаза северянина.

— Ваше Высочество, Его Величество император и гости собрались и ожидают Вас к ужину, — мелодичным голосом сказала служанка, бесшумно вошедшая в покои принцессы Анны.

— Уложи мне волосы, — произнесла её госпожа, застёгивая уже давно надетый по этому случаю вечерний наряд.

Анна подозревала, с какой целью её пригласили и что это были за гости. И на сей раз им не застать её врасплох. Девушка была готова.

***

— Мой дед император Константин не зря в своём трактате «Об управлении Империей» завещал категорически отклонять все просьбы северных племён о родстве через брак, — говорил император Василий Второй сидевшему рядом с ним Патриарху Николаю Златослову.

Вошедшая в главный триклиний в это время принцесса Анна увидела четверых мужчин, расположившихся на ложах. Кроме своего брата, активно ведущего беседу с патриархом, рядом сидели Иоанн Цимисхий и бывший пресвитер, а ныне Его Преосвященство епископ Михаил. Все, кроме императора, при виде принцессы Анны встали и поприветствовали её поклоном.

— Всё так, мой император, но это при условии, что северный князь решит сохранить свою языческую веру, — молвил патриарх в ответ Василию Второму, снова усаживаясь на своё ложе.

Рядом с каждым занятым ложем стояли столики, сервированные золотыми приборами и блюдами с яствами. На одно из соседних лож села молодая принцесса. К ней без промедления начали подходить юные служанки и ставить приносимую на разносах еду. Принцесса взяла с одного из блюд виноградную кисть. Разговоры мужчин сегодня её интересовали куда больше ужина.

— Хорошо. Предположим, что язычник не согласится принять нашу веру? — император с силой ткнул разделочной двузубой вилкой в нежную запечённую кроличью мякоть так, что она с лязгом оцарапала столовый фарфор.

— По уверениям нашего нового епископа Михаила, устремления и цели киевского князя давно вышли за пределы отживших своё время славянских убеждений, — два высших христианских духовника многозначительно переглянулись.

— Да, повелитель, — как бы в подтверждение слов патриарха, сказал отец Михаил. — Славянские боги не одобряют монархию и вседержавие. Я сам когда-то чтил их Веды. Но истинная вера в одного Господа прояснила мой затуманенный взор. А научиться ей возможно, лишь служа одному правителю здесь — в этом мире.

После некоторого пережёвывания пищи, откинувшись на спинку ложа с бокалом вина из плодов граната, император нарушил молчание:

— Значит, князь русов хочет то, против чего, скорее всего, будут большинство других князей?

Как бы размышляя сам с собой, задумчиво проговорил византийский монарх и добавил:

— Возможно, нам было бы выгодно поспособствовать ему в этом.

Последние слова императора прямо потрясли Иоанна Цимисхия. Он надеялся, что ни сам Василий, ни его сестра не примут столь варварское приглашение, если это вообще можно назвать приглашением, киевского князя. В последней попытке повлиять на уже почти состоявшееся решение, военачальник встал со своего ложа и, поклонившись императору, проговорил:

— Прошу простить, но, возможно, было бы правильным спросить мнение самой принцессы. Ведь её роль в этом деле может статься самой незавидной. Не нужно пренебрегать вероятностью того, что князь русов всё-таки имеет намерение сочетаться браком с Венценосной принцессой Анной.

Иоанн Цимисхий снова поклонился теперь уже самой Анне, и взгляды всех четверых мужчин устремились к той, кому было передано слово.

Принцесса встала. Её не передающее никаких эмоций прекрасное лицо чудесным образом скрывало жгучее желание снова ощутить на себе внимание северного князя. Холодным взглядом она окинула каждого из мужчин. Последним был её брат.

— Брат Наш любимый, — произнесла византийская принцесса, — Вы знаете не только Нашу веру в Бога, но и то, что пути Его неисповедимы. Только лишь одному Ему дано знать будущее. А Мы можем лишь уповать на Него. Мы молились Ему с тех пор, как Он позволил Нам вернуться из варварских земель живой и невредимой. Теперь же Мы чувствуем, что вновь должны послужить Ему и империи. Мы готовы выполнить свою миссию и отправиться с Вами на Тавриду. И да хранит нас Бог.

С этими словами византийская принцесса наложила тремя перстами в воздухе крест на себя, а затем на императора Василия Второго и села на своё ложе. Оба священнослужителя тоже встали и поочерёдно проделали тот же самый ритуал сначала по направлению к принцессе Анне, а потом к императору.

Затем Патриарх Николай Златослов сказал, обращаясь к епископу Михаилу:

— Сын мой, ты уже не раз доказывал, что сам Господь коснулся чела твоего. Отправляйся же в путешествие и будь снова языком, глазами и ушами Церкви Христовой.

С этими словами отец Михаил приклонил оба колена перед патриархом и припал губами к его руке.

— Да будет так, — торжественно провозгласил император и добавил, теперь уже глядя в глаза всё ещё не верящему своим ушам Иоанну Цимисхию. — Распорядись, чтобы снарядили императорский дромон к отбытию на Тавриду завтра к вечеру. И ещё двадцать для сопровождения. Я лично приглашу князя Владимира посетить Константинополь. Ты же подготовишь приём в честь нашего возвращения. Пусть он узрит всё величие византийской империи. И этот союз оставит свой след на века.

Глава 9. СОФИЯ

Византия. Крепость Корсунь. 988 год н. э.

Осень на Тавриде испокон веков была временем активного труда по сбору урожая. Благоприятный субтропический климат и плодородные земли щедро одаривали местных жителей за их трудолюбие. Но в этом году пашня не была засеяна зерновыми культурами, а то немногое, что было посажено, погибло от жаркого летнего солнца без достаточного орошения. Почти полугодовая осада крепости Корсунь, как и любые другие военные действия во всём мире, сильнее всего ударила по тем, кто совершенно не планировал воевать.

Молодой светловолосый мужчина с аккуратно подстриженной такой же светлой бородой знал это не понаслышке. Он сидел верхом на уже практически обработанном стропильном бревне и с удовольствием пил воду, принесённую ему только что молодой, светловолосой, девушкой. Его белая льняная рубаха была местами влажной от пота, а маленький топорик для обтёсывания древесины мужчина воткнул перед собой в бревно.

Его звали Трофим. Почти месяц тому назад, когда он входил победоносным шествием в Корсунь со своим князем, на нём была кольчуга, военные штаны с толстыми кожаными нашивками и кожаные сапоги до колен. Военная одежда и доспехи за последние шесть лет службы стали для него как родные. Но всё это совершенно не годилось для помощи в строительстве домов.

До прибытия императора на Тавриду Владимир наградил Трофима отпуском, и, хотя сотник сперва хотел отказаться, сейчас он был совершенно не против смены деятельности. Уже на второй день увольнительных после дневной охоты, неся часть добычи из четырёх куропаток и двух зайцев в крепость и проходя мимо прикрепостных домов, Трофим увидел за одним из плетёных заборов девушку, пытавшуюся затащить сноп сена на сруб недостроенного дома.

— Первый же бриз с моря легко сдует эту солому, — Трофим крикнул это на славянском языке, даже не рассчитывая на понимание от девушки. Он думал, что сейчас из безоконной постройки выбегут мужчины и тоже что-нибудь крикнут ему на греческом. Но никто не выбежал. Девушка бросила сено и, переводя дыхание, покосилась на крикуна.

Трофим снова осмотрелся и понял: девушка здесь совершенно одна. Сотник перебросил свою добычу через невысокий забор и, легко перемахнув через него, пошёл в направлении сруба. Несколько мгновений юная особа смотрела на приближающегося мужчину большими карими глазами, но когда тот по пути снял с гвоздя верёвку из сплетённых конопляных волокон, попятилась от него к дверному проёму.

— Привязывай, — сказал ей Трофим, показывая то же самое жестами. Сам он через минуту был уже наверху сруба. Тут лежали несколько охапок сена.

Девушка внизу затянула узел и подбросила свободный конец верёвки наверх мужчине. Сотник в три маха втащил увесистый сноп на сруб и отвязал верёвку.

— Ещё есть что-то? — теперь он оставил один конец верёвки себе, а один бросил девушке.

— Нет, это всё, — сказала она, медленно выговаривая слова, чем немало удивила Трофима.

— Ого, ты говоришь по-славянски? — Мужчина спрыгнул на мягкую землю, коснувшись руками земли, и стал их отряхивать: — Где научилась? О, прости, меня зовут Трофим.

— Дедушка научил. Он был переводчиком при коменданте. София. Но я могу только говорить. Письма не знаю, — стараясь всё так же выговаривать слова, отвечала девушка.

Пока она говорила, Трофим заметил, как София украдкой поглядывала на брошенных им у забора куропаток. Не раздумывая, мужчина пошёл к лежащей дичи и вернулся с двумя жирными птицами.

— Держи, — сотник практически впихнул куропаток в руки Софии.

— Мне нечем платить тебе. И еды для обмена у меня нет, — пыталась объяснить ему девушка.

— У тебя есть кто-то из родни? — спросил Трофим, не обращая внимания на слова Софии.

— Только сестрёнка. Она ждёт меня в крепости. Мы живём у тёти, — София опустила глаза, чтобы мужчина не заприметил наворачивающиеся слёзы.

— Я приеду завтра. Посмотрим, что можно сделать с твоим домом, — выпалил мужчина и зашагал в направлении крепости, прихватив остальную дичь по пути.

С тех пор Трофим приходил к Софии каждый день. Как он узнал позже, её отец уехал служить в армию императора ещё восемь лет назад. И хотя он нанимался только на три года, о нём до сих пор никто ничего не слышал. Мама её не вернулась домой после захвата власти мятежниками полтора года назад. Она работала в зерновом хранилище крепости и, как думал дедушка, пыталась помешать мятежникам своевольно разграблять закрома. Сам дедушка был изгнан со службы в городской ратуше так же, как и комендант при высадке и осаде Корсуни князем Владимиром. Дедушка умер месяц назад, скорее всего, от голода. По крайней мере, так думала сама София. Она не раз ловила его на том, что он отдавал весь пай девятилетней Элене — своей внучке, говоря при этом, что сам ест «будь здоров».

Спустя три недели на голом срубе, который два года назад начинал строить её дед, уже висели двери, окна могли закрываться на ставни, а стропила, которую обтёсывал сейчас Трофим, была последней перед покрытием крыши черепицей. С одного из имперских кораблей, стоявших с момента их высадки в бухте, сотник принёс отличный плотницкий инструмент, а на жалование за последние четыре месяца заказал у местного гончара превосходную глиняную черепицу. София сама аккуратно складывала её на чердачном перекрытии.

По распоряжению вернувшегося к своему посту Анастаса, сохранившиеся немногие запасы зерна и крупы выдавали только семьям, которые не могли прокормить себя охотой или ловлей рыбы. София с сестрой как раз попадали под это новое правило. И сегодня утром, пока Трофим был на охоте, девушка перемолола часть зерна в муку и испекла вкуснейший черничный пирог, как когда-то учила мама.

С каждым новым днём с Софией киевский сотник чувствовал, что ничего в жизни, кроме улыбки этой юной гречанки, его больше не интересует. Вечерами, когда он располагался на сене под будущей крышей дома с натянутой непромокаемой тканью от шатра, счастливый день обрывался внезапными мыслями страха. Византийский император всё равно приплывёт. И тогда ему непременно придётся плыть с князем в Константинополь. А что дальше? Новая битва с мятежниками? Нет, смерти Трофим не боялся. Теперь он боялся только одного. Что глаза его больше не увидят Софию. Что её весёлый смех не будет ласкать ему слух. Отпустит ли князь его со службы, если они победят? Или согласится ли София ехать с ним в чужой для неё край, если Владимир не позволит Трофиму остаться?..

Все эти и другие мысли каждый вечер тяжким бременем наваливались на сотника, не давая ему покоя. Ох, если бы он только знал, что в это самое время юная София бесшумно рыдала в свою пуховую подушку, подаренную Трофимом неделю назад. Да, завтра ей снова нужно будет стать весёлой. Зато ночью она сполна могла выплакать из себя все те же страхи, что мучили мужчину, пытавшегося уснуть на сене высоко над ней.

Но именно эта ночь решила сжалиться над ними обоими. Трофим первым увидел сигнальный факел, зажжённый на одной из башен крепости. За ним последовал второй, третий и так далее, пока на всех смотровых башнях не загорелись сигнальные огни. Княжеский сотник знал — это дозорные увидели корабль.

Мужчина спустился на землю. Говорить или нет Софии, что ему нужно сейчас уходить, Трофим не успел решить — девушка уже стояла на улице. Она выбежала босиком в одной ночной сорочке. Свет луны освещал её заплаканное лицо.

— Не бойся, София. Я тебя люблю. Мне нужно идти, но я обязательно вернусь, — с этими словами мужчина сгрёб в охапку девушку, обнимая её за дрожащие плечи, и несколько раз пылко поцеловал в лоб, щёки и губы.

София тоже обняла сотника, прижавшись к его могучей груди, и негромко проговорила:

— Я буду ждать тебя.

Этих четырёх слов Трофиму было достаточно, чтобы все его страхи мгновенно улетучились. Он улыбнулся девушке и уверенной походкой зашагал к крепости.

Глава 10. КРЕЩЕНИЕ

За время ожидания прибытия византийского императора на Тавриду в западной бухте по приказу князья Владимира было сооружено четыре пирса. Один из них строился настолько массивный, что практически любой корабль мог причалить к нему без опасения сесть на мель. Берег здесь был достаточно скалистый и обрывистый. Именно на этот пирс бросил свои сходни императорский дромон. К тому времени в месте высадки собралось по меньшей мере тысяча человек. Жители крепости стояли вперемешку с воинами княжеских дружин. Впереди всех находились сам князь Владимир и комендант Корсуни Анастас.

— Приветствую великого императора Василия Второго! — громогласно прокричал киевский князь, когда высшая династическая семья Византии приблизилась к сходням для перехода на берег. Вокруг, как по команде, прокатился гул выкриков и возгласов приветствий.

По обеим сторонам от императора и принцессы Анны выстроились на корабле имперские стражи в золотых доспехах с золотыми алебардами, прижатыми вдоль тел с правой стороны. Венценосные брат и сестра двигались размеренно и неторопливо. Сам император был в похожих золотых доспехах, но с выгравированным спереди двуглавым орлом с единой для обеих голов короной. А в гравировку короны были инкрустированы тёмно-красные рубины. Такая же корона с рубинами венчала голову самого Василия Второго. Принцесса Анна была одета в пышное белоснежное платье с вышитыми на нём золотыми узорами. Корона меньшего размера с такими же рубинами красовалась на её красно-коричневых локонах. Но в ободе её короны переливался всеми цветами радуги от сотен факелов вокруг огромный бриллиант.

— Да здравствует византийская принцесса Анна! — прокричал стоявший рядом с князем Анастас, и гул толпы только усилился от приветственных возгласов.

Киевский князь поднял руку, и его воины создали широкий коридор, идущий к ближайшим воротам Корсуни, разделив толпу на две части. Следом на почтительном расстоянии от императорской семьи шёл в праздничных епископальных красных одеяниях отец Михаил. Князь Владимир и Анастас замкнули процессию, за ними постепенно смыкался коридор из княжеской дружины. Сам император был поражён слаженной работой воинов-северян. Казалось, они годами оттачивали праздничные шествия с участием высокопоставленных персон. Ну уж точно эти воины не походили на варваров-дикарей, как их описывали книги из императорской библиотеки.

Парадное шествие при свете факелов и луны завершилось у входа в здание ратуши короткой речью монарха о том, как сам Господь Бог всегда хранил и будет хранить благословенный народ Корсуни. Несмотря на ночное время, жители заполонили все улицы крепости, а кое-кто выбрался даже на крыши двухэтажных домов. Затем под прославляющие императора, принцессу и саму Византию крики императорская семья, епископ Михаил, князь Владимир и Анастас удалились в опочивальни крепостной ратуши.

***

Следующий день в Корсуни был объявлен «Днём Благословенного Союза». Грандиозный пир готовился не только в самой ратуше, но и для всех жителей крепости. Как оказалось, на сопровождавших флагман кораблях было привезено не только несколько видов красного и белого вина, но и пятьдесят мешков отборного пшеничного зерна, поставляемого в Константинополь с востока Византии. Однако самым диковинным для корсунян был привезённый чёрный листовой чай.

С первыми лучами солнца кондитеры и пекари Корсуни начали перемалывать зерно в муку и взбивать яйца. К полудню ароматы пряностей и медовых эссенций для глазури наводнили собой всю крепость. Даже в шатрах за крепостными стенами войско князя почувствовало готовящееся торжество. А когда за ворота стали на телегах выкатывать берёзовые бочки с чаем и лотки с различной выпечкой, стало понятно: торжество началось.

На узких улочках Корсуни тоже были выставлены столы, ломящиеся от выпечки, поэтому жители всей крепости праздно гуляли, надеясь отведать чего-то нового, а праздничные кушанья всё подносили и подносили.

В ратуше тем временем началась официальная часть. После короткой вступительной речи коменданта и оглашения имён и регалий присутствующих, на торжестве высших особ, по праву верховного ранга было объявлено Слово Императора Василия Второго:

— Наши подданные, близкие, союзники! Сегодня Мы особенно счастливы находиться в окружении преданных Нам людей. Сам Бог свидетель того… — император клятвенно поднял правую руку, — … что Мы сделаем всё ради сохранения этих отношений. Но сейчас Мы бы хотели предоставить право слова тому, кто на деле доказал своё дружеское расположение. Приветствуем, благородный князь западных земель Тартарии Владимир Святославич.

Византийский монарх лёгкими движениями рук изобразил похлопывания ладони о ладонь. И тут же по всему главному залу ратуши раздались аплодирующие хлопки сотен рук. Помимо сидящих за одним столом императора, принцессы Анны, епископа Михаила, Анастаса и самого Владимира. За шестью другими расположились приглашённые как со стороны корсунян, так и сотники со стороны князя. Вдоль стен и на лестницах стояли десятки обычных жителей крепости и простые воины дружин, успевшие прийти в ратушу до закрытия главного входа, чтобы избежать столпотворения. Вот под этот шквал рукоплесканий встал и заговорил князь Владимир.

— Дружина моя, — князь сделал паузу, обращая взгляд туда, где было его войско. — Все вы знаете, есть нечто, что я ценю превыше злата и доблести в сражениях. Это верность своему слову! Мне радостно осознать, что эти же ценности разделяют и правители других земель, — теперь Владимир взглянул поочерёдно на императора Василия и принцессу Анну. — И вот вам Моё Слово: я прошу благочестивую византийскую принцессу Анну оказать честь и разделить со мной обязательства правления западными землями Тартарии, став моей женой. И это позволит мне делать то, что испокон веков считалось высшим достоинством во всей Тартарии: биться с во́рогами на стороне семьи.

В главном зале ратуши повисла мёртвая тишина. Киевский князь продолжал стоять, глядя на византийскую принцессу. Сама Анна знала, что глаза сотен людей обращены к ней. Но сейчас девушке был интересен только этот светло-синий взор славянина, сделавшего ей предложение. В этом взгляде не было ни похоти, ни корысти. Это был взгляд мужчины, готового уважать и оберегать свою женщину. А может быть ей всё это только кажется?

— Великий князь, моё сердце торжествует, что наши ценности совпадают, — принцесса поднялась из-за стола и сделала небольшой реверанс. — Я тоже в своё время дала обещание. Мой обет Богу вступить только в христианский брак был дан ещё в глубокой юности. Я вижу перед собой искреннего и честного человека, могучего воина, мудрого правителя… Но если бы я видела ещё и христианина, огонь моего сердца не мог бы сдерживать данный когда-то обет, — византийская принцесса снова сделала реверанс и села на место.

— Да будет так! — громогласно произнёс князь Владимир и сделал несколько жестов стоявшим неподалёку воинам своей дружины.

Киевский князь не зря проводил последние дни своего пребывания в Корсуни за беседами с Анастасом. Его интересовали не только греческие традиции и религия. Владимиру было интересно историческое наследие Византийской Короны. Когда же князь обмолвился о притягательности и обворожительной статности принцессы Анны, истолковавший всё правильно комендант поведал Владимиру о невозможности благословения подобных намерений ни народом Византии, ни самой церковью.

До самого прибытия в Корсунь императора киевский князь пребывал в серьёзных размышлениях по поводу дальнейших шагов. Но прошлой ночью, когда он снова лицезрел прелестную византийскую принцессу, Владимир дал распоряжение сделать кое-какие дополнительные приготовления. Именно поэтому сейчас, после еле заметного жеста своего военачальника, шестеро воинов княжеской дружины втащили в главный зал огромный сосновый ушат, а ещё с десяток наполняли его водой.

— Обращаюсь к тому, кто прибыл сюда, чтобы нести Божье Слово, — князь Владимир обратился к епископу Михаилу. — Изучая при помощи благородного Анастаса последние недели христианские Священные Писания и ощущая внутри себя притягательность к тем духовным ценностям, что я обнаруживаю в них, я прошу Духовного Служителя благословить меня на возможность распространить эти ценности на территории моих родных земель. Я готов принести обет служения богу через Обряд Крещения.

Епископ Михаил встал со своего места из-за стола и подошёл к киевскому князю с еле сдерживаемым чувством ликования внутри.

— Встань на колени, сын мой! — Священнослужитель положил ладонь на княжеское чело. — Является ли твоё решение искренним и неподвластным каким-либо принуждениям? — спрашивая это, епископ старался, чтобы слова долетели до людей в самый отдалённых уголках зала.

— Да, святой Отец! — в закрытых глазах князя был отчётливо нарисован образ принцессы Анны.

— Есть ли кто-то, кто мог повлиять на твоё решение? Или это решение только твоё? — снова задал вопрос епископ по традиции.

— Да, это только моё решение! — неуклонность в ответах говорила о должной искренности перед таинством присоединения к сообществу Верных Богу.

— Возможно ли впредь твоё желание отойти от своих слов, или ты готов до самого Страшного Суда быть верным данному сегодня обету? — третий и последний раз провозгласил свой вопрос епископ.

— Готов, святой Отец! — третий раз ответил Владимир, осознавая теперь, что даже на присяге князю рекрут не чувствует такую всепоглощающую ответственность за свои слова.

— Следуй за мной, сын мой! — Священнослужитель двинулся к наполненной на две трети водой ёмкости и осенил в ней воду, трижды окунув туда свой золотой крест с чтением молитвы. Затем епископ склонил над водой княжескую голову и со словами: «Крещается раб Божий Владимир, во имя Отца, аминь, Сына, аминь, и Святаго Духа, аминь» трижды облил освящённой водой голову Владимира со стороны затылка.

Славянский князь с мокрой гривой волос и стекающими по аккуратно стриженной бороде каплями воды огляделся на созерцавших всю эту церемонию людей и встретился взглядом с византийской принцессой. Внутренняя нега наполняла все её чресла. Уже с нескрываемой триумфально-соблазнительной улыбкой принцесса встала и, подойдя к епископу и князю, опустилась на колени перед святым отцом и сняла свой золотой нагрудный крестик.

— Благословите, отец Михаил, — молвила принцесса Анна, протягивая ему крестик вместе с цепочкой.

Растерявшийся на мгновение Владимир, понял по жесту священника, что происходит. Он встал на колени рядом с принцессой и по её примеру опустил глаза в пол. После небольшого венчального обряда с Библией, носимой священником всегда с собой, епископ надел цепочку принцессы на головы обоих молодожёнов и обратился к окружающим.

— Всё, что вы видите, лишь доказывает: дела и слова Божьи не знают границ, — поднятая рука проповедника демонстративно держала Священное Писание. — Примите Бога в сердце своё. Лишь только этого Бог ждёт от вас!

— Моё сердце готово принять Бога! — прозвучал знакомый князю голос со стороны входных дверей в ратушу. Это был Трофим. Своего сотника князь не видел с тех пор, как дал ему увольнительную. Теперь же они, улыбаясь, смотрели друг другу в глаза с искренним доверием, что взращивается воинами в совместных битвах.

Глава 11. ВО ИМЯ ЛЮБВИ

Двое молодых людей, муж и жена, лежали на душистой плотной соломе в недостроенном чердачном помещении своего дома в объятиях друг друга. После пылких объятий мужчина под еле слышимый вдалеке шум морского прибоя уже впадал в лёгкую дремоту, а девушка мечтательно глядела на звёздное небо. Осень на Тавриде шла полным ходом, но тепло тел двух влюблённых и натянутая по периметру шатёрная ткань делали это гнёздышко вполне уютным. В доме стояла отличная дубовая кровать, однако сегодня, в день своего бракосочетания с Трофимом, София решила провести время в месте, где спал её муж до того, как сделал девушке предложение.

Её мечтательная натура всегда рисовала в мыслях искренние и безоглядные отношения. Но сейчас София просто растворилась в мужчине, на груди которого лежала и смотрела на звёзды. Она вспомнила, как два дня назад Трофим вернулся на закате после празднования Дня Благословенного Союза. Девушка не пошла на праздник в крепость, потому что её мужчина ушёл по долгу службы, для сопровождения императора, и пообещал вернуться при первой же возможности. Чтобы как-то себя занять, она приготовила жаркое из кролика и пряностей. Трофим ходил на охоту каждое утро, и теперь вяленое и солёное мясо было заготовлено даже впрок. Убираться в доме мечты и без того приносило Софии радость, но с ожиданием возлюбленного этот процесс часто переходил в танцы и напевание тех детских мотивов, которые она слышала ещё маленькой девочкой на празднованиях окончания полевых работ.

Когда Трофим вернулся из крепости, София выкладывала в дровнях очередной ряд берёзовых поленьев. Он обхватил девушку со спины за плечи и засмеялся. Чуть вздрогнув, София проворно извернулась и поцеловала мужа прямо в губы.

— Смотри, — сказал Трофим, когда страсть девушки позволила ему сделать вдох. Он держал в руке свёрнутый в несколько раз кусок ткани. София бережно взяла и развернула свёрток. Внутри оказался маленький серебряный крестик.

За короткое время их знакомства девушка рассказала Трофиму о себе всё. И хотя её жизнь не была наполнена походами в другие земли и приключениями, мужчина хорошо запомнил, как однажды, во время осады их войском, Софии пришлось обменять свой крестик на два пая зерна. По её рассказам Трофим также понял, что для христианки связать свою судьбу с иноверцем может быть худшим из выборов в глазах соседей. Именно поэтому сейчас, когда София с удивлением смотрела на подарок, мужчина вытащил из-за воротника своей рубахи такой же нате́льный крест.

— Будь моей женой, Софи́. И уже никто не сможет сказать, что ты вышла замуж за язычника, — на лице Трофима играла всё та же добродушная улыбка.

Теперь же, лёжа с любимым мужем под звёздным небом и слушая его умиротворённо-глубокое дыхание, перед мысленным взором девушки проплывало прошедшее сегодня днём венчание. Но более всего Софию покорил безумный шаг этого невероятного мужчины ради неё. Конечно, она попыталась осторожно разузнать у Трофима, как к его поступку отнеслись бы представители его народа? И сотник рассказал, что даже с его не таким обширным знанием заветов славянских Богов, людская искренность и любовь всегда превозносились больше традиций и обрядов.

Что-то в словах этого мужчины безвозвратно влекло Софию. Что же это за мир, в котором человечность почитали превыше религиозных и традиционных устоев? Где не унижали и не мучили пленных? Не пользовались незащищённостью слабых и обездоленных? Неужели там все такие? «Конечно же, нет, — сама себе отвечала девушка. — Люди везде — люди». Но не истинное ли счастье: встретить того, кто внутри так похож на тебя саму?!

— Только этот ещё и красив как Бог, — шёпотом проговорила София, чтобы не разбудить мужа. Она убрала прядь волос с его лица и, прижавшись ещё крепче к пышущему жаром телу своего мужчины, провалилась в глубокий сон.

***

София проснулась, когда солнце уже встало над горизонтом. Мужа рядом не оказалось. «Наверное, на охоте», — подумала девушка и приподнялась, чтобы осмотреть часть двора, которая просматривалась с этой стороны чердака. София замерла в ужасе. Почти все шатры и палатки, видимые с высоты их дома, были собраны и, перевязанные, лежали на земле.

— Не-ет, — стоном вырвалось из груди у девушки, и, прикрыв наготу платьем, она скользнула через лаз по лестнице в дом.

Подбежав к самодельному гардеробному шкафу, София с облегчением обнаружила, что кольчуга мужа лежала нетронутой.

— Он вернётся, — проговорила девушка.

И лишь теперь, глянув на стол, она увидела огромный букет красных и белых пионов в кувшине. София подбежала и обняла цветы, как если бы это был сам Трофим. Сладкий аромат окутал её, и слёзы сами покатились по щекам.

— Вот ведь я глупая… — сама себе проговорила девушка. — Ну, конечно же, вернётся! Нужно принести воды и приготовить обед.

София оделась, накинула на себя полукруглый плащ с застёжкой на правом плече и вышла на улицу. На пороге дома стояло деревянное ведро, до краёв наполненное водой.

— Люблю тебя, милый, — с улыбкой сказала девушка и, подхватив ведро с водой, скрылась внутри дома.

***

Трофим поднялся ещё до зари. Он прекрасно знал о распоряжении князя сегодня начинать сворачивать лагерь и грузить всё на корабли. Первая часть каравана с императорской семьёй, князем Владимиром и почти всей армией должны были отплыть сегодня до заката. Константинополь в ближайшее время мог подвергнуться нападению со стороны Варды Фоку. Перед отплытием на Тавриду Василий Второй дал распоряжение своим военачальникам приводить в боевую готовность все имеющиеся в наличии резервы. Но их могло не хватить для отражения нападения мятежников.

Лишь два дромона и сотня Трофима оставались для погрузки лагеря до завтрашнего вечера. И этот дополнительный день теперь уже семьянин должен был распланировать тщательнейшим образом.

Дав распоряжение сворачивать и закреплять постепенно освобождающиеся полевые укрытия в тугие поленообразные тюки, сотник направился к Анастасу. По рекомендации коменданта крепости Трофим отыскал пятерых хороших кровельщиков, и уже к полудню, получив щедрую предоплату, они с энтузиазмом занялись крышей их с Софией дома.

Сама София с нескрываемым изумлением наблюдала, как через четыре часа работы шесть взрослых мужчин могут за один присест с аппетитом уничтожить две целых куропатки и три фунта пшеничной каши. Как бы то ни было, но к закату вся крыша их дома была покрыта черепицей.

На закате, когда крепостной рог протрубил отплытие императорского флота с княжескими дружинами, пара молодожёнов присели на край кровати, держась за руки.

— Завтра я тоже должен буду уплыть, любовь моя, — Трофим смотрел в глаза Софии, никто не хотел нагнетать на этот вечер предстоящую боль расставания. — Не знаю, сколько продлится это путешествие, но ради тебя я сделаю всё, чтобы вернуться…

Под мерцающее пламя свечи девушка глядела прямо в светло-синие глаза мужа. София видела его желание сказать что-то ещё, дабы успокоить её, но она легко приложила свою ладонь к устам Трофима.

— Я знаю, милый. Зато сегодня ты мой, а я твоя, — с этими словами София спустила с плеч топ своего платья и привлекла голову мужа к обнажённой груди. После этого девушка задула стоявшую рядом единственную горящую в комнате восковую свечу. Ей не хотелось, чтобы сегодня муж видел набухающие на её глазах слёзы.

Глава 12. БИТВА НА ХОЛМЕ

Византия. Пролив Босфор. 988 год н. э.

Вечером пятого дня от отплытия с Тавриды флот императора с войсками князя Владимира подошёл к проливу Босфор. Солнце уже село за горизонт, и в сумерках флагманский дромон готовился первым пройти по небольшому проливу из Чёрного в Мраморное море. В императорских апартаментах, в предвкушении скорой высадки в порту Константинополя, сидели Василий Второй и князь Владимир, держа в руках кубки с вином из личной коллекции монарха.

— Скоро, мой дорогой зять, Вы по достоинству оцените всё гостеприимство нашей империи, — на лице императора играла предвкушающая улыбка. Это путешествие изрядно измотало самодержца, и он просто мечтал о дворцовых банных залах с бассейнами. — Завтра мы прогуляемся по живописным паркам и храмам Константинополя…

Наверное, византийский владыка мог бы ещё много чего рассказать слушавшему его князю, но резкий сброс якоря и внезапный крен судна на правый бок чуть не опрокинули императора на пол вместе с креслом.

— Что, чёрт побери, происходит? — закричал император, когда осознал, что от этого резкого толчка он вылил на себя почти полный бокал вина.

Шум и топот ног на палубе заставил обоих владык, придерживаясь от покачивания корабля за стены, как можно скорее подняться наверх. Кентарх с мостика криком отдавал приказы матросам, а те сломя голову убирали остатки парусов и гасили сигнальные огни. Издали заметив императора и северного князя, командующий флагманом зажестикулировал, подзывая их к себе и указывая на зрительную трубу рядом с собой:

— Вам нужно это видеть, повелитель!

Император Василий, нахмурившись, подошёл к большому телескопическому устройству и посмотрел в направлении порто́вой части Константинополя. Примерно в пяти арабских милях впереди флагмана несколько кораблей без опознавательных символик курсировали чуть севернее столицы. Эти корабли совершенно точно не были из императорской флотилии, и всё это походило на осадные манёвры. Небольшие башенные катапульты не смогли бы достать их с крепостных стен, но император знал, что в доках ещё оставались боевые дромоны.

— Почему Цимисхий не уничтожит их? Я насчитал не больше десяти жалких судёнышек, — скулы Василия Второго были сжаты от негодования, и сейчас его слова походили на шипение. Следовавший за императорским кораблём флот, тоже начинал бросать якоря, дабы не протаранить останавливающихся впереди. — Готовить орудия к бою! — скомандовал император кентарху, пропуская князя Владимира к зрительной трубе.

— Погодите немного. Как повернуть эту штуковину? — озадаченно спросил князь. Двигательный механизм устройства был заблокирован.

Император сам убрал ограничитель, и теперь направление трубы могло меняться на все триста шестьдесят градусов. Славянский князь направил зрительное устройство чуть левее — на восточный берег Босфора.

— Вот почему ваши военачальники не могут вывести корабли из порта… — Владимир отошёл, предлагая императору взглянуть самому.

На противоположном от Царьграда берегу пролива, на широкой пологой возвышенности стояло несколько десятков камнемётных машин. С трудом, но их ещё можно было разглядеть на фоне чернеющего неба из-за невероятной величины. Тридцатифутовые громадины были направлены на выходы из портовых доков. Вокруг камнемётов стояли сотни полевых шатров, на которые падали блики от тысяч мигающих огоньками костров.

— Если мы вступим в бой сейчас, нас разнесут в клочья. Мне нужна карта этих мест, — спокойным тоном произнёс князь Владимир. — Они не знают о нас. Они думают, что блокировали город и всех его защитников. Но, клянусь, мы удивим их сегодня.

С этими словами северянин зашагал в императорские апартаменты за военным снаряжением.

***

Высадка на лодках пяти тысяч славянских воинов заняла около двух часов. Тьма стала практически непроглядной. Всё небо заволокли грозовые тучи, а восточный холодный фронт всё сильнее волновал Чёрное море. В распоряжении командующих императорскими дромонами князь Владимир оставил только часть дружин, необходимых для ведения залпового артиллерийского огня. И пока флот готовил орудия и снаряды для карательной акции, целая лавина славянских ратников двигалась на юг к холму с расположением войск Варды Фоку.

Князь Владимир не тешил себя надеждой, что позиции мятежников, увиденные им в телескопическое устройство, единственные, осадившие город. Но задача сухопутного удара и не состояла в том, чтобы уничтожить всех. Нужно было лишь ликвидировать камнемётных гигантов, не дававших выйди из портов имперским боевым кораблям. План был очень прост: поджечь несколько катапульт сразу и дать тем самым сигнал к наступлению и обстрелу мятежных кораблей императорским флотом. Надежда была ещё и на то, что, увидев горящие камнемёты, защитники Константинополя тоже выступят за стены города. Но это будет только в том случае, если с запада город не испытывает какие-нибудь сухопутные удары. Какую военную силу собрал Варда, предположить было сложно, поэтому эффект неожиданности лучше было бы считать единственным преимуществом.

Князь Владимир распределил свои дружины на пять следовавших друг за другом линий по тысяче человек в каждой. Длины такой шеренги хватило, чтобы обступить холм с северной и восточной сторон. Первая линия — обычные лучники. Они остановились от внешних часовых постов на расстоянии двести футов, и их стрелы чёрным дождём несколько раз накрыли весь лагерь. После третьего залпа вторая линия мечников, прошедшая вперёд, уже рубила направо и налево оставшихся часовых и тех, кто спросонья выбегал из шатров. Вскакивающие на лошадей, привязанных в центре атакованного лагеря, кавалеристы пытались напролом проскочить разящих всё и вся мечников и налетали на сплошную стену северян-копейщиков. Они шли третьей и четвёртой линией и закрыли лучников копьями на двадцать футов впереди.

Внезапное огненное полукольцо осветило холм у самых шатров войска Варды Фоку. Князь Владимир возглавлял пятую шеренгу дружин с мечами и факелами. Огонь от тысячи факелов играл яркими бликами на кольчужных доспехах славян. И тут произошло сразу несколько вещей. Вспышка молнии в небе озарила кровавое месиво, творившееся на холмистой возвышенности. Несколько камнемётов полыхнули, освещая даже часть пролива и несколько вражеских кораблей. И тут же пушечные залпы подходящих со стороны Чёрного моря императорских дромонов накрывали всё, что попадало под расстояние выстрела на воде.

Несколько сотен мятежных воинов бежали без оглядки из лагеря на юг. На самом холме уже полыхали не только почти все метательные машины, но и добрая половина шатров. Сам Владимир находился на самой вершине холма со всё ещё горящим факелом и пурпурным от крови мечом. Он оглядывался, выискивая новых врагов, и пытался восстановить дыхание. Пот от жара вокруг застилал ему глаза, а сапоги увязали в земле, смешанной с кровью. Новая яркая вспышка молнии осветила не только Босфор и стены Константинополя, но и берег Мраморного моря на юге. Там, у подобия старых рыбацких причалов, стояло ещё несколько кораблей. Именно к ним и устремлялись уцелевшие воины Варды Фоку.

— Все сюда-а! — закричал князь что есть мочи и отбросил оружие. Пламя, раздуваемое усиливающимся ветром, ещё не перекинулось на камнемёты на южном склоне. Князь облокотился на гигантское колесо одного из них, но машина даже не двинулась.

— Навали-ись! — снова раздался громогласный призыв Владимира.

И вот уже шестеро могучих воинов поворачивали как будто от возмущения скрипевшую махину. Все камнемёты были заряжены, но на перезарядку времени не осталось. Как только каменный валун взметнулся ввысь в сторону южного причала, князь устремился к следующему уцелевшему орудию:

— Остальные выпустить тоже!

Всё новые воины присоединялись к попытке уничтожить плавучие средства противника. И когда последний гигантский камень был выпущен в темноту, на тяжело дышащих людей с неба обрушился штормовой ливень.

Мокрые, уставшие, перепачканные грязью и кровью, тысячи славян оглашали победоносными криками и рёвом окрестности чужих земель. Многие смеялись, приходя в себя от опьяняющей первобытной ярости. И сознание того, что их князь находится среди них — в такой же грязи и крови, объединяла их больше, чем любая самая страшная клятва.

Глава 13. ПОСЛЕДНИЙ РЕЙД

Византия. Пролив Дарданеллы. 989 год н. э.

Тёплое весеннее солнце уже согревало своими лучами воды самого маленького моря в мире. Богатое месторождение мрамора, открытое греками ещё в древности на одном из его островов, подарило ему название «Мраморное». Находящееся внутри континента и окружённое по большей части горами, оно всегда было спокойным и безветренным. Поэтому корабельная работа вёслами была просто необходима для продвижения по этим водам. Синхронные движения гребцов часто сопровождались не менее синхронным перемещением групп дельфинов в десяти-двенадцати футах от кораблей. Однако по мере приближения к постепенно сужающемуся проливу, эти умные создания пропадали из поля зрения. Для человека, стоявшего сейчас на носу византийского боевого судна, это послужило сигналом, чтобы мысленно вернуться из прошлого к насущным делам.

Почти полгода назад княжеский сотник Трофим оставил на черноморском полуострове Таврида свою молодую жену. Несмотря на то что к Константинополю его сотня прибыла только на следующий день после разгрома войска Варды Фоку, за последние несколько месяцев освобождения оккупированных городов заслуги его отрядов оценил сам император Василий. Тактические приёмы и дипломатические способности к переговорам привели Трофима к высшим наградам из рук самого византийского владыки. Присвоение же неделю тому назад иноземцу звания стратига империи было принято на константинопольском синклите под гробовое молчание сената.

Именно поэтому сейчас, находясь на носу флагмана императорского флота в сопровождении восьмидесяти судов, Трофим был одет в золотые латы главнокомандующего. На его нагрудном панцире сверкала гравировка в виде короны, а такой же золотой шлем был украшен лошадиным хвостом гнедой породы. Но все звания и регалии меркли перед тем, что он мог получить в случае успеха этого похода.

По слухам, сам Варда Фоку, узнав о помощи императору русами Тартарии, бежал от возмездия и укрылся в пограничном городе Абидос. За голову мятежника Василий Второй пообещал должность эпа́рха с выбором провинции управления. И в этой возможности бывший сотник увидел единственный способ официально вернуться в Корсунь к любимой женщине.

Сейчас под командованием Трофима находились не только княжеские дружины, размещённые на пятидесяти боевых дромонах. Следом шли ещё тридцать хеландионов. Эти, похожие на грузовые галеры, двухъярусные гиганты везли в своём специальном отсеке закованных в броню лошадей. Катафракты — конные рыцари представляли собой элиту византийской армии. Одно только их участие приводило в смятение любые виды вражеских войск. Ещё год тому назад Трофим был бы вне себя от восторга просто воевать на стороне, обладающей такой мощью. А быть командиром славяно-византийской армии могло показаться ему вершиной жизненных достижений.

Но сейчас лишь светловласая дева занимала все его помыслы. Каждый свой шаг или действие новоиспечённый стратиг посвящал ей. София будто бы всегда была с ним эти полгода. Он чётко представлял себе, какие его действия вызвали бы у неё радость, а какие сделали бы её лицо крайне серьёзным, как в первый день их знакомства. Именно в этом плавании Трофиму виделся особенно грустный взгляд Софии. Для него это было больше, чем причина просто быть осторожным. Теперь он старался взвешивать каждый свой шаг, обдумывать решение и быть сострадательным. Как однажды обмолвилась София, рассказывая о мизерных пайках от командиров Варды Фоку для простых жителей во время осады Корсуни: «Человек думает о правоте действий с точки зрения своей выгоды».

Эта простая фраза тогда ошеломила сотника. Она въелась в его сознание настолько, что даже сейчас, представляя собой интересы императора и князя, Трофим видел прежде всего свои собственные. «А ведь у мятежников тоже своя Правда. И их Правда для них была, скорее всего, не менее важной, чем моя для меня», — с такими мыслями Трофим состоял на службе последние полгода. С ними же он дал команду к высадке на берег за две мили до Абидоса. И лишь на подходе к городу, когда императорский стратиг увидел вдвое меньшую армию мятежников, в его голове созрел план, заставивший Софию улыбнуться в его мыслях.

Луки защитников Варды Фоку были натянуты, копейщики пытались закрепиться на позиции, чтобы по возможности не сразу пропустить смертоносный удар имперских катафрактов, лёгкая конница с флангов топталась на месте, чувствуя беспокойство своих всадников. По команде Трофима восемь тысяч его покрытых бронёй воинов остановились как вкопанные в пятистах футах от первых шеренг противника. Он сделал пять шагов вперёд под прикрытием щитов своей дружины.

— Услышьте меня, воины Варды Фоку! — голос Трофима эхом разносился по округе. — Моими устами говорит сам император, — стратиг отодвинул свой щит в сторону, и эмблема короны засияла на его панцире, отражаясь от солнца. — Все города империи снова под покровительством императора Василия. Вы можете вернуться к своим близким, если сейчас же сложите оружие. Через пять минут мы уничтожим всех, кто будет держать против нас меч или копьё. Время пошло…

Спустя минуту роптания и топтания на месте весь левый фланг из пятисот всадников Варды бросил свои мечи и с поднятыми руками галопом двинулся к армии Трофима.