Бесплатный фрагмент - Мяо-цзы

Мяо-цзы

Книга вторая

Великому Медленному Королю (ВМК). Саша, ты ушёл, не дождавшись этой книги…

Глава 1

Мечты и реальность

Бобик тосковал. Иногда по ночам он просыпался, и ему мерещились во тьме два голубых глаза, он слышал тихий голос Родиона. В такие моменты пёс выскакивал из конуры, вглядывался и вслушивался в ночь. Но всё, что он находил во тьме — чувство потери и одиночество. Бобик возвращался в конуру и до рассвета томился, вздыхал, маялся бессонницей. Он бережно хранил сувенир, подаренный котом при расставании — розовую ленту. Бобик обнюхивал ленту, стараясь уловить запах Родиона. Но запах давно выветрился.

С того момента, как Степан снял с Бобика ошейник, жизнь пса изменилась. Но праздник под названием «Ура, свобода!» быстро окончился. Начались ничем не примечательные и однообразные будни. Они проходили монотонно, не принося ничего нового, а только опустошая Бобика. Изучив всё ограниченное забором пространство, пёс потерял к нему интерес. Бобику надоело бесцельно шататься за Степаном по двору и бывать в одних и тех же местах по десять раз на день. Единственной радостью дворняги оставались цыплята. Он любил их, как родных, играл с ними, оберегал. К осени малыши подросли, вместо пуха у них появились настоящие перья. Это были уже не умильные пушистые комочки на тоненьких проворных лапках, а куры в миниатюре. Очень скоро они станут взрослыми, у них появятся другие интересы.

Разнообразие в жизнь Бобика внесла соседка — симпатичная статная женщина с выразительными карими глазами. Звали её Августина. Она давно заглядывалась на Степана. Начала наведываться. Иногда подходила к калитке, звала хозяина звонким срывающимся голосом. Если Степан был в доме или на огороде, то Бобик бежал к нему и по-своему, по-собачьи, передавал сообщение: тебя там ждут! Августина то пирожков принесёт, то ватрушек с творогом. Передаст робко гостинцы у калитки, раскраснеется и, опустив глаза до дола, заторопится домой. За калитку никогда не заходила — что соседи подумают! Рыжего Бобика, разгуливающего без привязи, она сторонилась, побаивалась. Всё испуганно вскрикивала, прижимая руки к груди, если пёс подавал голос в её присутствии. То ли впрямь пугалась, то ли кокетничала. Степан в таких случаях топал ногой и покрикивал на Бобика. Но делал это с напускной сердитостью, не по-настоящему.

И вот однажды, ближе к октябрю, Степан решился пригласить Августину в гости. Августина напекла пирожков и пришла. Осмотрела подворье, похвалила Степана и деликатно намекнула, что женского глаза хозяйству недостаёт. Степан смутился, закашлялся, давай носком ботинка щебень на дорожке ковырять. Утвердительно закивал: да, мол, не хватает. Потом парочка присела на лавочку у крыльца: Августина на один конец скамьи, Степан на другой. Бобик подошёл вплотную и звонко залаял. Августина, взвизгнула, придвинулась к Степану, а тот обнял женщину, якобы защищая от дворняги. Незлобно цыкнул на Бобика и состроил грозную гримасу. Все были в восторге: Степан, получавший драгоценную Августину в свои объятия, Августина, сохранившая честь и достоинство порядочной женщины, и Бобик, нашедший себе хоть какое-то полезное, с его точки зрения, занятие. Ему вообще было интересно наблюдать нового человека.

На Бобика посыпались блага: борщи с мясом от хозяина и пирожки с ливером «а-ля Августина». Женщина, осмелев, принялась кормить пса с руки. Тот вилял хвостом, жмурился от удовольствия, тыкался мордой в тёплые ладони женщины и даже на задних лапах сплясал для неё собачий вальс.

— Влюбился он в тебя, — говорил Степан соседке. А сам при этом заливался краской, пыхтел и всё покашливал, словно у него в горле слова какие застряли. Августина смущалась, а потом, смеясь, отмахивалась от Степана ладошкой.

Осень подходила к концу. Ночами было морозно, вместо капель дождя на землю всё чаще бесшумно падали ажурные снежинки. «Это лунатики перины взбивают, а пух из их перин на землю сыпется», — придумал Бобик объяснение и вспомнил Родиона.

Степан обустроил псу тёплую лежанку в углу прихожей. Всю зиму держал рыжего в тепле, кормил сытно и вкусно. А вечерами, в то время, пока вьюга суетилась и старательно наметала белоснежные сугробы, Степан устраивался вместе с Бобиком на старом скрипучем диване, читал ему вслух затёртые до дыр журналы по садоводству, делился планами на весну, о своей прежней жизни рассказывал. Как понимающему другу, он поведал псу, что нравится ему Августина, что надоело бобылём жить. А соседка приходила всё чаще. Но только днём. И покидала владения Степана так, чтобы вся округа видела — она женщина порядочная.

К весне Степан преобразился: настроение приподнятое, взгляд живой, каждый день свежая рубашка. Брился с таким остервенением, что Бобику иногда страшно за хозяина становилось: как бы тот ненароком чего лишнего себе не соскоблил. После бритья Степан выплескивал на многострадальную свою физию одеколон. В чести у него был «Русский лес». «Красную гвоздику» на кухне к приходу Августины разбрызгивал, обустраивал уют.

«Ну, скоро поженятся!» — решил пёс и оказался прав. Бобик был рад такому повороту в жизни Степана. Тем более что в сближении молодожёнов он сыграл не последнюю роль. Вот так и жил Бобик со дня прощания с Родионом. А это ни много ни мало — а целых семь месяцев. Пёс научился быть нужным кому-то, самостоятельно находить себе заботы и развлечения, стал вдумчивым. Иногда, любуясь скользящими в вышине облаками, Бобику чудилось, что он взмывает вверх, становится небом, ветром, светом, что он одновременно везде и нигде. Ему становилось так радостно в эти мгновения! Но эйфорию быстро вытесняла тоска. Тоска о чём-то забытом, призрачном и утерянном, как Бобику казалось, навсегда.

Точно такая же тоска его одолевала после снов. Снов волшебных и сказочных. В них Бобик узнавал, а правильнее сказать — вспоминал, нечто очень важное. Но увы! По утру он мог восстановить по памяти только одну картину — огромную Чашу на постаменте. Чаша была из малахита. В своей жизни Бобик такой чаши никогда не видел. А вот во сне — да пожалуйста! Больше из этого сна пёс ничего не помнил. Это его расстраивало, и он начинал хандрить. «Чего же мне не хватает для полного счастья?» — размышлял пёс.

Глава 2

Шанс один из тысячи

И всё-таки однажды Бобик осознал, что ему не хватает полученной свободы. Как был дворнягой, так и остался. Он физически ощутил, как тесно ему во дворе: забор давил его, словно тиски, даже крона любимой акации, казалось, гнула его к земле. Пёс задыхался, пёс скучал, пёс томился. «Вот она, собачья жизнь, причём во всей своей неприглядности. А Родион, поди, где-то ждёт меня. Чего я зациклился на гарантированной миске похлёбки в самом-то деле?» — размышлял пёс, поглядывая на запертую калитку. Степан следил по несколько раз на дню, чтобы щеколда на ней была закрыта. Бобику не стоило рассчитывать на его забывчивость.

«Что за манера? Есть же сторож во дворе. Зачем ворота на запоре держать?» — недоумевал пёс, и грешным делом мечтал о том, что со Степаном вдруг случится временная амнезия. Желание Бобика выйти на волю крепло. «Не стоит прогибаться под изменчивый мир…» — слова этой песни он сделал своим девизом и принялся делать подкоп у забора. Но Степан орудовал лопатой быстрее, чем Бобик лапами. Подкоп, который пёс прилежно готовил в течение дня, был засыпан землёй за пару минут. «Он пробовал на прочность этот мир каждый миг…», — продолжал напевать рыжий, стараясь протиснуться промеж ног у хозяина, когда тот уходил со двора. Но голени Степана плотно стискивали Бобика, точно двери неисправного лифта.

В мыслях о свободе и попытках сбежать провёл Бобик весь март. Наступил апрель и тут же принялся разгонять в небе облака, всё чаще давая волю весеннему солнцу. Он качал головки тюльпанов, заглядывал в глазок каждому нарциссу. Ночи ещё выхолаживали землю и однажды ударили её легким морозцем. Но днём солнышко залечило мёрзлые ожоги.

Под конец апреля Бобик так сильно вознамерился улизнуть со двора, что мир, то изменчивый, то неповоротливый и упёртый, вдруг пошёл ему навстречу! Случай для побега подвернулся внезапно. И вот как всё вышло.

С самого утра во дворе началась сумятица. Степан то и дело выходил за ворота и спустя некоторое время возвращался с полными авоськами продуктов. Он выбивал половики, мёл двор, носился по воду. Августина из своего дома принесла посуду и гремела ей на кухне. Из дома к носу Бобика волнами подкатывались манящие ароматы котлет, жаркого, блинчиков и пирожков.

— Бобик! Поди ко мне! — позвал хозяин пса и протянул ему на ладони ломоть варёной колбасы. Розовый диск с белыми крапинками сала пах аппетитно. Склонив голову набок и приподняв одно ухо, пёс удивлённо посмотрел на угощение, а потом перевёл взгляд на Степана.

— Бери! — сказал тот, поднося ближе к морде собаки кусок «Докторской». — Свадьба у меня завтра. Еды разной много будет! — втолковывал дворняге Степан. — Набьёшь брюхо до отвала. Держи, не стесняйся! — подбадривал он пса, подметив некоторое смятение в его взгляде.

Бобик не стеснялся. Он просто замешкался, вспомнив про Родиона. Пёс на мгновение представил себе, что это чёрный шутник опять в сельмаге достал деликатес и передал через Степана ему, Бобику. Но это были только пустые мечты. Пёс вздохнул, вытянул шею и зубами аккуратно взял колбасу из рук Степана.

— Просьба у меня к тебе имеется, — продолжил разговор мужик. — Гости, понимаешь ли, придут. Люди разные, тебе не знакомые. Так ты это, того… Ну, сильно не мелькай во дворе, не стращай их. Пугливые они, особенно бабы. Ты поешь — и в конуру к себе иди. Отдыхай, еду переваривай. Даю тебе на завтра отгул, понятно? А не то, хочешь-не хочешь, придется мне тебя в сарае запереть. Так что держи марку, солнце ты моё рыжее. Хотя…

Степан ощущал неловкость, втолковывая свою просьбу Бобику. Во всех его словах была неправильность, ложь. Бобик — пёс толковый. Никого из гостей не обидит. И скорее Бобика надо от них уберечь, чем наоборот. Разгуляются и начнут бузить и хулиганить: животину безобидную дразнить, по двору гонять. Не приведи Господи — пнут ещё!

— А! — махнул рукой Степан. — Давай на чистоту. Короче, я за тебя переживаю. Здесь небезопасно будет. Ежели что, я тебя в сарае укрою, ты только знак подай!

От правды, высказанной вслух, на душе у Степана сразу посветлело. Пёс выслушал хозяина и направился к конуре. Туда же Августина принесла для него всяких деликатесов.

На следующий день потянулись в дом к Степану обещанные гости с цветами и подарками. Все разодетые, нарядные. Воздух наполнился запахом дешёвого парфюма. От этих ароматов у Бобика начался жестокий приступ аллергии: он чихал, кашлял, тёр лапами нос и слезящиеся глаза.

Ветер-молодчина развеял запахи, принесённые чужаками. Пёс вздохнул свободно, но из будки решил не выходить. Пространство так и вибрировало от напряжения. Бобик легко различал эмоции, особенно женские: то зависть мелькнёт, то злоба, то ревность. «Какие они все замороченные! Черт-те что у них в мозгах творится, — подумал пёс. — И как эти венцы творения с такой кашей в голове живут?»

Гости вошли в дом. Пошумели и стихли. Кто-то один долго говорил. А потом все внезапно хором заорали: горько, горько! Начали что-то в доме пересчитывать: Раз! Два! Три! Бобик не разбирался в традициях и ему стало обидно за Августину.

— Грубияны! Горько вам — так не ешьте! Мне со Степаном больше достанется. И нечего на женщину кидаться. Лучше её пирожков, между прочим, только колбаса из сельмага бывает, — насупившись проворчал он.

Вечерело. Потянуло холодом. А гулянье только набирало обороты. Мужчины выходили во двор, что-то обсуждали, шутили, громко гоготали. Кто-то на гармони грянул плясовую. Множество ног глухо затопотало по деревянному полу в такт музыке. Женщины время от времени верещали «и-и-и-их!», будто кто их щипал. Поднялся такой шум и визг, что, задремавший было Бобик, проснулся. «Зачем это они полы Степану портят. Я бы таких гостей в шею гнал. Ишь, позволяют себе!» — подумал он, свернулся калачиком, укрыв нос хвостом, зажмурился и попытался уснуть ещё раз. Неожиданно шум весёлого гулянья словно отодвинулся на второй план: ко всему многообразию доносящихся звуков присоединилось нечто такое, что привлекло внимание Бобика. Это калитка скрипела своими несмазанными петлями! Последний раз им Степан масла подливал в день знакомства Бобика с Родионом. Как она могла скрипеть, если её никто не открывал? Пёс насторожился.

«Чужак ломится», — подумал Бобик, высунул голову из конуры и впился взглядом в темноту. У калитки никого не было. Пёс с опаской подошёл к воротам и не поверил своим глазам: разгулявшийся весенний ветер играл незапертой калиткой! Раскачивая «затворницу», он слушал её заунывную песню: песню-жалобу, песню-плач. Слушал и Бобик. Под эти звуки ему стало так одиноко, так нестерпимо грустно. Комок подступил к горлу, хотелось завыть. Монотонный напев уносил его прочь из реальности в какие-то дебри сознания, состоящие из мелькающих картинок, обрывков чужих фраз и мыслей. И вдруг пёс словно очнулся! Ведь это шанс! Шанс один из тысячи! Или кто-то из гостей, или сам Степан в праздничной суете позабыл про щеколду, и сейчас дверь на свободу была открыта! Пёс легонько ткнул калитку носом, зажмурил глаза и сделал шаг вперёд.

Глава 3

Шаг в неизвестность

Бобик разомкнул веки. Не поворачивая головы, он скосил глаза сначала вправо, потом влево, а потом уставился прямо перед собой. Напротив него был соседский забор. Бобик повернул голову.

Улица. В конце улицы — покосившийся столб, увенчанный фонарём доисторической конструкции. Под фонарём светло. А дальше — кромешная тьма, чёрная пустота. Словно какое-то чудовище слопало весь мир, а старый фонарь пришёлся ему не по вкусу. Бобику стало некомфортно и даже немного жутко. «Ну, — подумал пёс, — и что дальше?» Бобика плохо держали ноги, и он присел у калитки, которая пока была незапертой, оставляя псу возможность к отступлению. Вот он момент, когда необходимо принять решение. Возможно, самое важное решение в его жизни: что делать дальше — идти в большой и незнакомый мир, либо прошмыгнуть во двор и опять забиться в конуру под старой доброй акацией. Бобика бил озноб, голова тряслась. Чтобы не лязгать зубами пёс сильно сжал челюсти.

Резкий скрип и щелчок решили ситуацию. Калитку захлопнуло ветром! Проблема, похоже, решилась сама собой. Бобик мог бы закатить истерику, позвать Степана и опять оказаться во дворе. Но он этого делать не стал. И никто теперь не вправе упрекнуть его в безответственности, трусости, нерешительности, и в том, что не он сам выбрал свой путь, а сделала это какая-то старая безмозглая калитка с ржавым затвором, который вдруг сработал как новенький. Решение принял пёс. Вслух он сказал: «Это мой путь, моё Дао», — и шагнул в неизвестность.

А дальше его окутала ночь и до костей пронизал холодный ветер. Бобик зашагал вдоль забора на подкашивающихся лапах, жался к нему. Рыжему псу казалось, что прошла вечность, прежде чем он добрался до следующей калитки. В тусклом свете единственного фонаря пёс огляделся и заметил, на сколько всё вокруг одинаковое: забор-калитка, забор-калитка. За каждым забором деревья, крыши домов. Закружилась голова. «Это что, весь мир такой забором обнесённый? Интересно: а какая в таком случае разница, по какую сторону от ограды находишься? Это надо непременно прояснить».

Тут Бобику почудилось, будто впереди маячит чёрное пятно, и светятся два голубых глаза!

— Родион! — крикнул пёс и бросился в темноту. Все соседские дворняги, услышав его голос, всполошились: рычание, визг, лай и бряцание тяжёлых железных цепей. Словно все псы разом возжелали избавиться от оков и устроили восстание! А Бобик несся вперёд, не ощущая ни усталости, ни недавнего страха перед неизвестностью.

Чёрное пятно металось из стороны в сторону и было неуловимо. Пёс начал выбиваться из сил. Цель не стала ближе ни на йоту. Вдруг видение исчезло. В этот же миг, как по чьей-то команде, заткнулись все псы. Бобику стало жутко в наступившей тишине. Пробежав ещё немного, он оказался на пересечении двух дорог. «Родион, кажется, за тот угол свернул, — решил преследователь. — И чего он со мной в прятки играет?» Пёс потоптался в нерешительности: куда теперь идти? Почему-то решил свернуть налево.

Опять улица. Тёмная, как будто и нежилая совсем. В нос Бобику ударил резкий незнакомый запах. Запах кого-то живого. Бобик понял, что он здесь не один.

— Р-р-р-р, — раздалось рядом.

Бобик в страхе шарахнулся в сторону и замер.

Глава 4

Авгий

— Р-р-р-р на тебя! Чего не убегаешь? — и из мрака выступил силуэт огромного пса.

— Здравствуй… те. Вернее — добрый вечер, — выдавил из себя приветствие Бобик.

— Так: ты, я вижу, хозяйский. Больно уж культурный и перепуганный, — незнакомец приблизился вплотную и принюхался. — Ага, хозяйский. Из дома совсем недавно? Да, недавно. Пахнешь ещё вкусно, не проветрился. Скучно тебе стало? Развлечься вышел на ночь глядя? Угу, так оно и есть. Ничего, скоро дом родной искать начнёшь. Видал я таких изнеженных.

Наговорившись сам с собой, большой пёс развернулся и затопал прочь. Бобик рот открыл от изумления. С ним такого ещё не бывало: он почувствовал себя пустым местом! Вроде ему вопросы задавали, но ни на один не дали ответить. Вроде беседа происходила, но Бобик в ней не участвовал. Про Бобика незнакомец что-то узнал, но не с его слов. А что добивало окончательно, так это обилие обидных и необоснованных оценок. «Тьфу, — подумал Бобик, — вот и пообщались, называется. Надо же, он всё про меня знает!». Пёс ощутил, как в нём занозой застряло такое общение, и теперь просится наружу. Отбросив страх, Бобик пошёл за незнакомцем.

— Эй, громила, ты где?

— Чё ты орёшь? Иди своей дорогой. Я тут хозя…

Теперь уже Бобик прервал собеседника на полуслове.

— Я тоже тут не дульки воробьям верчу. Я тут тоже есть. И я поздоровался минуты две назад. Время прошло, и я жду того же от тебя. А своё «р-р-р-р» ты оставь для кого-нибудь помельче и потрусливее, — Бобик разошёлся не на шутку и на загривке его вздыбилась шерсть.

— Ну, добрый вечер, — с удивлением в голосе ответил громила.

— И ещё кое-что, — не унимался Бобик. — Мне хочется, чтобы ты уяснил: я действительно был хозяйским псом, и действительно только что из дома. Я туда возвращаться не собираюсь. И ушёл не от скуки. Я друга своего ищу! Теперь ты это узнал от меня. Я всё сказал!

— Я всё понял, — осев на задние лапы под натиском Бобика, пробормотал пёс.

— Да, самое главное: научись не только разговаривать, но и слушать. Иначе, в очень скором времени, твои бока могут попортиться от нежелательного контакта с чьими-то зубами. Бобик остался доволен собой. Он высказался, а под конец загнул такую витиеватую речь, что позавидовал бы сам Родион. Ещё пёс, неожиданно для самого себя, сделал дополнение к «Твёрдому закону». Он понял, что общение станет неприятным, если не давать собеседнику высказаться, не слушать его. Пока Бобик делал для себя выводы, большой пёс переварил все услышанное и сказал:

— Может ты и прав. Только чего ты не сказал сразу, что ты из образованных?

— Встречный вопрос: а ты что, дал мне возможность что-либо о себе рассказать?

— Не дал, — пёс в задумчивости наклонил большущую лохматую голову. — Знаешь, все считают, что я со странностями. Никто со мной не общается, вот и говорю сам с собой. Сам задаю вопрос, сам на него отвечаю. Так уж привык.

— Очень хорошо тебя понимаю, — уже дружелюбно сказал Бобик. — Но если ты попробуешь меньше болтать и больше слушать, то гарантирую: от друзей тебе отбоя не будет. Это закон! Каждому приятно о себе поговорить. Так доставь собеседнику удовольствие, дай выговориться! Кстати, меня зовут Бобик.

— Я Авгий. По-моему, для пса не плохо, а? Звучит очень здорово. Ав-ав-ав-гий! — пролаял своё имя пёс.

— Ух ты! Настоящее собачье имя!

Новый знакомый Бобика был польщён.

— Слушай, Бобик, у меня тут местечко спальное недалеко. Заходи, переночуешь.

Бобик попытался рассмотреть «местечко», к которому его привёл Авгий, но кроме развалин ничего не разглядел.

— Ну, это… моё жилище. Тут самая окраина села, люди отсюда съехали. Этот дом почти снесли, а новый строить не начали. Свалили камни и доски на одну кучу, да и бросили. А я лазейку нашёл. Внутри сухо, ветер не дует, дождь не мочит. Жить можно. Всё же лучше, чем под тощим кустиком ночевать.

— Это, значит, конура у тебя такая?

— Где ты у бездомных псов конуру видел? Хотя чего я спрашиваю? Ты ведь у нас «содворасбежамши». Идём за мной, не стесняйся. У меня тут просторно, как в конюшне. Правда, не прибрано.

Бобик поначалу заартачился. Но, взвесив все «за» и «против», принял приглашение и нырнул следом за Авгием под завалы снесённого дома. Внутри было темно и пахло, мягко сказать, неприятно. Авгий взялся перед сном гонять блох. Было слышно, как он клацает зубами и шоркает лапами по шерсти. Бобик улёгся сразу.

— А ты купаный, чё ли? Смотрю, не чешешься вовсе.

— Не-а, я не купаный. Просто от блох заговорённый. Они меня десятой дорогой обходят.

— Это как же так? Чё, совсем на тебе не живут? — удивился Авгий.

— Совсем. Ты давай, укладывайся, а я тебе про средство от блох расскажу.

И Бобик поведал Авгию о блошином исходе. Про Родиона он пока не обмолвился ни словом. Так прошла первая ночь на воле. Была ночь и были опять волшебные сны.

Глава 5

Мир тесен

Под утро Бобик сильно продрог. В собственной его конуре было намного уютнее. Там была мягкая тёплая войлочная подстилка. Проснувшись от холода в тёмном, холодном и плохо проветриваемом жилище, без надежды на завтрак, Бобик заметил, что в его уме назойливо крутится мысль о возвращении домой. «Стоп. Чего я сразу раскисаю? — подумал Бобик. — Новая жизнь ведь только начинается. Она привыкнуть ко мне должна. Вот привыкнет, сразу ласковее станет!»

Проснулся Авгий. Громогласно зевнув и потянувшись, он направился к выходу. Бобик пошёл за ним.

— Доброе утро! — поприветствовал лохматый пёс своего квартиранта. — Вижу, ты не выспался. Мечты о доме одолели?

— В этот раз ты угадал. Но, как я вижу, тебя тоже одолела твоя привычка оценивать других.

— Хм… Точно, привычка. Хорошо, исправляюсь: Бобик, как тебе спалось?

— Спасибо, хорошо. Продрог немного и дом вспомнил. У меня конура была утеплённая, с подстилкой. А в зимние холода Степан, друг мой, меня к себе в дом пускал. Там здорово: печка тёплая, дверь надёжная, стены — у-у-у, какие толстенные и все белые, потолок высоченный. На потолке лампа. Её ночью включают. От неё светло становится, светлее чем от фонаря!

Потом Бобик вежливо добавил:

— Но у тебя в гостях тоже хорошо!

— Любопытно… Ты, оказывается, даже в доме жил. Везёт! А я никогда не видел, как люди живут, — сказал Авгий, и чуть тише пробормотал: — Зачем людям свет в конуре? Блох можно и без освещения вылавливать.

Утро только набирало силу. Небо было безоблачным, и денёк намечался погожий. При свете дня Бобик и Авгий с любопытством рассматривали друг друга.

Авгий был огромным, больше Бобика раза в полтора. Высокий в холке, статный, с гордой осанкой. Крупная голова, широкая грудь, мощные лапы — красавец! Но всё впечатление портила его неопрятность. Шерсть, коричневая с черными подпалинами, торчала на Авгии во все стороны, как ворс у старой щётки. На лапах и брюхе болтались колтуны и комочки засохшей грязи. Пушистый хвост облепили прошлогодние семена репейника. Никакой респектабельности, особенно в сравнении с чистым и аккуратным Бобиком.

Авгий, в свою очередь, тоже осмотрел «домашнего» от и до,

чуть ли зубы не пересчитал.

— Ух, какой ты породистый!

— С чего ты это взял? И вовсе я не породистый! Просто из дома недавно и слежу за собой.

— По виду — не Бобик, а вылитый лабрадор. А на шее у тебя чё? — и Авгий указал на то место, где прежде был ошейник. Шерсть там у Бобика до сих пор была короткой и редкой.

— А, это, — пренебрежительно махнул лапой Бобик, — это ошейник был. Давно.

— Ничего себе, давно. Ну и метка! — Авгий понимающе покачал головой. — Я-то мыслил, что тебе сладко жилось.

— Это только кажется, что жизнь дворóвая — мёд. Еда, конечно, каждый день, но только тогда, когда хозяева решат, что пора тебе подкрепиться. Каждый день слышишь от них: «цыц, зараза!» и «заткнись, дармоед чёртов!» У меня, буду откровенен, в последнее время житьё хорошим стало. Но как я к этому пришёл — у-у-у! Это целая история. Ты, наверное, думал, что хозяин меня одной колбасой кормил и вместо ошейника ленточку шёлковую повязывал, — пошутил Бобик.

— Да нет, не думал. Ленточки вообще только у котов бывают. Видел я давеча одного такого буржуина с розовым бантиком на шее. Холёный, гад!

— С розовым! — взвился Бобик. — Какой он из себя был, гад этот? Где ты его видел?

— Чего ты так всполошился?

Бобик действительно выглядел ужасно: при мысли о том, что Родиона кто-то мог себе присвоить и одеть ему на шею розовый бантик, пса перекорёжило.

— Ты видать сильно котов не любишь, — опять взялся оценивать Авгий.

— Остановись! — рявкнул Бобик. — За что мне их не любить?

— Просто мы, собаки, все их не любим, — ответил Авгий.

— Я — не все. И ты — не все. Бросай эти стадные инстинкты. Лучше скажи, какого цвета был кот. Чёрного?

— Нет, грязного. Это после того, как я его в пыли вывалял.

А до этого — персикового.

Бобик с облегчением вздохнул.

— Авгий, а скажи мне: чёрного кота, огромного такого, с голубыми глазами и без бантика ты не встречал?

— Так ты про Родиона? Так бы сразу и сказал. А то — с бантиком, без бантика…

— Значит, встречал! — радостно воскликнул Бобик.

— Да кто же его не встречал! Мир, как говорится, тесен.

Бобик с надеждой в голосе обратился к Авгию:

— Подскажи мне, пожалуйста, где его можно найти?

Авгий хмыкнул и сказал:

— Вопросы у тебя, однако. Никто тебе не скажет, откуда Родион появляется и куда он внезапно пропадает. Не видно его было ещё с прошлого лета, с августа примерно. Был, был, да исчез.

— Как это — исчез? Хотя…

Пёс вспомнил причуды кота, и удивление быстро прошло. Родион был способен на всякие выверты. А исчезнуть для него и вовсе — раз плюнуть. Любимое занятие, можно сказать.

Авгий продолжал:

— Раньше часто видели его. То тут, то там. А потом — как испарился. Продавщица в сельмаге переживала очень. Даже заболела, как в селе болтали. А псы вздохнули свободнее. С Родионом ведь свяжись — позору не оберёшься.

— Уж я-то знаю, — сказал Бобик, вспомнив свою первую встречу с котом, — хорошо знаю. Родион — мой друг.

— Друг! — Авгий отскочил от Бобика, будто тот признался, что болен проказой. — Кот — твой друг?

— Не просто кот, а Кот Родион. И не просто друг, а лучший в мире друг.

— Ну, ты даёшь! Скажи спасибо, что твои хвалебные речи про Родиона до местных псов не дошли. Эти бродячие бандиты тебя уму-разуму научили бы, а ещё просветили бы на тему «Кто лучший друг собаки». За меня не переживай, я молчать буду, — попытался успокоить Бобика Авгий, заметив, как «почитатель котов» приник. А после шёпотом добавил:

— Мне самому, скажу тебе по секрету, не особо по душе котов-то гонять. Инстинкт, наверное, с возрастом пропадает. А может мудрее становлюсь… А ты сам молчи про Родиона, держи язык в пасти. У магазина покрутись. Может котяра твой туда явится.

— Спасибо за подсказку, я учту. Значит, говоришь, не видно его давно.

— Я-то по селу не шибко гуляю. Не любят меня там, сторонятся, боятся. Раз я большой, то обязательно должен быть злым и страшным. Такое вот у всех мнение. Обидно мне! Поэтому я в село почти не хаживаю. Но тут, на моей территории, не видал я Родиона.

«Интересное у нас село, оказывается, — нахмурившись, думал Бобик. — Больших и добрых боятся и теснят на окраину. Бандиты и попрошайки хозяйничают, да ещё и уму-разуму учат. Очень интересное село».

— Знаешь, Авгий, мне пора уходить. Я должен успеть мир посмотреть, опыта набраться и друга найти.

Авгий насупился и с горечью в голосе произнёс:

— Жаль! Привыкнуть я к тебе успел. Подумал, друг у меня теперь есть.

— Конечно есть, Авгий! Даже если я не буду рядом с тобой, моё дружелюбие от этого не уменьшится. Вот Родиона отыщу, обязательно приду к тебе. Вместе с ним, если можно.

— Мой дом — твой дом! И Родион пусть приходит, раз ты его так жалуешь. А ты аккуратней там, не болтай много!

А Бобик уже трусил вдоль по дороге села Шустрое.

Глава 6

Опасности на ровном месте

Днём улицы уже не казались Бобику такими пугающими. Пёс с интересом рассматривал дома, деревья, прохожих и… дорогу. Все дороги, по которым он бежал ночью, были посыпаны щебнем. Сейчас же Бобик легко и уверенно шагал по очень твердому покрытию серого цвета. На покрытии часто встречались трещины и ямы, но их пёс легко перепрыгивал. Трава на этой дороге не росла, люди по ней не ходили. «Отчего это все люди такую дорогу стороной обходят? Хорошая ведь дорога, широченная и прямая, без грязи. Лапы о камни не ударяются, в траве не заплетаются. Только вот косточку тут не закопать, это факт. Но идти по такой — одно удовольствие!» — размышлял Бобик, уверенно шагая по проезжей части.

Какой-то шум послышался сзади. Он усиливался и вскоре перерос в гул и рокот. Такой шум пёс слышал и раньше. Но ему так и не удалось узнать, что за существо его издаёт. Забор, мешал: через плотный штакетник и кусты мало что разглядишь. Пёс только мельком видел проносящееся мимо создания, которые оставляли после себя резкий удушливый запах.

Бобик отличался редкой способностью приходить в восторг от всего нового. Он развернулся на сто восемьдесят градусов. Глаза его были полны любопытства.

Огромное существо белого цвета с большой скоростью приближалось к Бобику. Пёс приветливо помахал хвостом и с самыми дружескими намерениями двинулся навстречу. Существо издало громкий протяжный звук. Редкие прохожие как по команде обернули головы, глубоко вдохнули и задержали дыхание. А Бобик решил, что громкий звук — это приветствие, и в ответ залаял. Существо заморгало огромными глазами. Бобик поморгал в ответ, и стал сбавлять скорость. А вот существо продолжало нестись вперёд и очень быстро шло на сближение! Раздался скрежет и визг, и существо как-то странно попёрло на пса боком. И только тут он сообразил, что ничего дружелюбного в поведении существа нет, и что оно сейчас навалится на него всей своей тушей. Рыжий растерялся. Ему бы броситься наутёк, но тело скукожилось и команды разума не выполняло. Бобик зажмурился…

Водитель оказался не промах, и машина замерла в полутора метрах от рыжего комочка. Прохожие с облегчением выдохнули. Кто-то поцокал языком, кто-то пожал плечами, кто-то с укором покачал головой. Стало тихо, и Бобик открыл глаза. То, что он увидел, напугало его ещё больше. Из существа торчала человеческая голова с вытаращенными глазами!

«Оно жрёт людей!» — решил пёс и снова зажмурился. Голова что-то кричала. «Жрёт живьём!» — подумал Бобик. Такого ужаса пёс не испытывал ни разу в жизни. Он почувствовал, что вот-вот покинет своё тело.

«Ты что, тварь… Божья!» — разобрал Бобик слова, которые выкрикивала голова, и приоткрыл один глаз. «Корни в асфальт пустил»? — окончила фразу голова и спряталась внутрь белого чудища. Внутри страшного монстра что-то щёлкнуло, и часть ого открылась, как открывалась дверь в доме у Степана. Бобик вообще очумел от увиденного. Из монстра вышел человек! Целый и невредимый. На нём был длинный чёрный балахон. Прохожие опять заинтересовано уставились на дорогу. Им было любопытно, как же поведёт себя в этой ситуации человек в рясе. Человек решительно шагнул к Бобику, который больше походил на каменную статую с одним открытым глазом, чем на живую собаку. Он даже не дышал!

— Эй, ты чего? — участливо спросил человек.

Бобик открыл второй глаз.

И тут человека осенило: пёс был перепуган до смерти!

Мужчина присел рядом с Бобиком на корточки и легонько погладил того по макушке. Руки у мужчины тряслись. Нос Бобика различил запах свежей одежды, воска и ладана. Прямо перед носом пса замаячил крест, висевший у нового знакомого на шее.

— Глазищи-то у тебя какие! Ну точно человеческие. Прямо в душу глядишь, — человек в чёрном передёрнулся и сделал движение рукой ото лба к животу и от плеча к плечу. Погладив Бобика, мужчина заметил след от ошейника не шее пса.

— Ты хозяйский был, похоже? Или потерялся, или сбежал… Поди сюда, рыжий, я тебя с машиной познакомлю. А то ты словно дитя малое да неопытное — по проезжей части разгуливаешь, не знаешь, как себя вести, когда тебе сигналят. Ты, рыжий, чуть убийцей меня не сделал.

Сердобольный человек встал и жестом поманил Бобика к машине. Пёс, дрожа всем телом и выводя вавилоны, преодолел спасшие его полтора метра и оказался рядом с неподвижно стоящим существом. Оно уже не вызывало того ужаса, который прежде пережил Бобик.

Мужчина присел у бампера своего «Москвичонка» и похлопал по нему ладонью. Звук был глухой, словно стучали по медному тазу. Это очень удивило пса.

— Вот, дружок, гляди, машинка моя! — объяснял Бобику мужчина. — Не бойся, она не кусается. Это хорошая машинка, хорошая.

Бобик приметил, что человек поглаживает машину, как живое существо. И разговаривает с ней, как домашним животным. «Наверное, машины — это такие собаки. Интересно, а будки у них есть? И на какое место им ошейники надевают?» — кумекал пёс и поглядел машине в большие стеклянные глаза. Глаза ничего не выражали. Тогда Бобик осторожно вытянул шею и принюхался, стараясь не делать резких движений. Вильнул приветливо хвостом на всякий случай. Машина никак не отреагировала.

— А это, — всё просвещал мужчина Бобика, — это колёса. Раз, два, три, четыре. Под них лучше не попадать!

Пёс осмотрел всю машину снаружи, заглянул под днище и просунул голову в приоткрытую мужчиной дверь. «Странный зверь. Непонятный. Снаружи — вроде собаки: два глаза, четыре круглых ноги и даже хвостик сзади есть коротенький. А внутри — конура конурой!» — подумал он. Затем ещё раз осмотрел и обнюхал машину и понял, что всё-таки не зверь это, а предмет. Конура на круглых чёрных ногах. Удовлетворив любопытство, пёс отошёл и, наклонив набок голову, глянул на человека. Тот улыбнулся в ответ:

— Забавный ты, потешный. Ну что, не будешь больше под машины кидаться, а? Смотри мне, — погрозил он пальцем, — бросай эти наклонности. Грех это!

Мужчина достал из автомобиля пакет, покопался в нём и вынул свежий домашний хлеб. Отломил от него большой кусок и дал понюхать Бобику. Проголодавшийся пёс радостно завилял хвостом, аккуратно взял угощение и отошёл с ним на обочину, подальше от проезжей части.

— Молодец, урок усвоил. Приятного тебе аппетита! — сказал мужчина, повернулся к зевакам, которые до сих пор на него глазели, рукой обозначил им четыре точки в воздухе, выразив своё благословение. После поклонился смиренно и забрался в железную конуру на колёсах. Машина завибрировала, выпустила облачко едкого дыма и потихоньку тронулась с места. Бобик проводил её взглядом.

Пустой со вчерашнего вечера желудок пса до сих пор скромно молчал. Но запах хлеба сделал своё дело, и желудок напомнил Бобику о своём существовании: он принялся ныть, сердито бурчать и булькать. Бобик ещё раз втянул носом запах хлеба и прикрыл от удовольствия глаза. Непостижимым для себя образом пёс узнал, что пекла хлеб радетельная молодая женщина. Он увидел её руки, умело замешивающие тесто, услышал её голос. Пёс замотал головой, прогоняя наваждение.

— Кхе-кхе, — раздался голос за его спиной.

Бобик обернулся.

Глава 7

Горюша

Рядом с Бобиком сидела мелкая собачонка. Пушистая, чистенькая и упитанная. Глаза имела такие печальные, что Бобик аж поперхнулся слюной. Желудок пса смолк в растерянности.

— Вы ешьте, не стесняйтесь. Не обращайте на меня внимания. Можно я просто рядом посижу, хоть запахом хлеба подышу, — печальным, переходящим в скулёж голосом, прохныкала собачка.

Бобик попробовал есть, но кусок не шёл в горло. Пёс опять поглядел на собачку.

— Если я вам мешаю, то могу отойти.

Она встала, грустно опустила голову и засеменила прочь. На Бобика что-то накатило. Он ощутил себя как не в своей тарелке, словно все беды этой горюши были на его совести. От собачки веяло несчастьем, и Бобик испытал неудержимое желание ей помочь.

— Постойте! — крикнул он в след собачке и доброжелательно добавил: — Подходите, угощайтесь, на здоровье.

Собачка, не задавая лишних вопросов, шустро оказалась подле Бобикова завтрака.

— Какой же вы чуткий и доброжелательный, — вкрадчиво начала она елейным голосом. — А все вокруг совершенно иные. Одно зверьё! Из-за них, представьте себе, наш мир покинули горячо любимые нами Гармония и Спокойствие. Почтим же их память молчанием. Вы меня понимаете?

Собачонка сделала паузу и пристально посмотрела на Бобика. Бобик тактично слушал. Удостоверившись в том, что наконец-то нашла свободные уши, новая знакомая Бобика неожиданно затараторила, одновременно умудряясь с невероятной скоростью уминать хлеб.

— В мире столько зла и несправедливости! Собака собаке волк! Один пёс, например, уже год за мною ходит и твердит: верни мне косточку взамен той, что одолжила! И как вам это нравится? — обратилась собачка к Бобику. Не дав ему и рта раскрыть, взвизгнула:

— Ну да, одолжила. И что из того? Эх, перевелись джентльмены… Куда делась широта души, где бескорыстие, самоуважение, спряжение, низложение, синхронизация, и трансплантация? — шавка засыпала Бобика непонятными и загадочными словами. Она и сама не знала их значения, но внимательно отслеживала производимый эффект. У Бобика всё поплыло перед глазами. Ему показалось, что будто его нет, словно он размазан по пространству.

— Куда мы катимся? — услышал он причитания шавки, когда немного пришёл в себя.

— Мы…, — Бобик попытался вставить слово, но был вновь погребён под лавиной фраз и эмоций. Собачку несло.

— Так о чём это я? Да, о том наглом попрошайке. Он что, не видел, какая я несчастная, слабая и одинокая? В конце концов, я дама, или как? Или что? Или кто? Я не в состоянии сама заслужить не только косточки, но даже крошки хлебной!

Маленькая шавка сделала вдох и ещё ретивее заработала челюстями. Бобик вытаращил от удивления глаза, когда увидел, с какой скоростью исчезает его вожделенный завтрак.

— Это у меня, ням-ням-ням, на нервной почве. Ням. Не обращайте внимания-ням-ням-ням. Чего это вы на меня так пялитесь. Ням. Вам еды жалко?

— Нет, — смутился Бобик. — Я просто хотел спросить…

— Спрашивайте, чавк-чавк…

— А вы что, совсем ничего не умеете делать?

— Что! Зачем, зачем вот так меня обижать? Я умею звонко лаять, у меня слух лучше, чем у Моцарта. Совсем недавно сравнивали. А нюх как у этой… у индейки.

— Ищейки, — поправил Бобик.

— Да, у неё. Я очень, очень талантливая и необыкновенная.

У меня даже имя такое, что в селе Шустрое больше ни у кого такого нет! Меня зовут Клотильда!

«Так тебе и надо» — тихо пробормотал себе под нос Бобик и чуть громче добавил:

— Ведь вам же просто цены нет в базарный день! Такая хорошая собака нужна всем и каждому.

— Нет, не нужна! — всхлипнула Клотильда, не уловив иронии в словах Бобика, и её горемычные глаза наполнились слезами.

— Все сейчас деловые, берут себе работников только со стажем. А я отродясь ещё нигде не работала. Не могла устроиться, связей нет. А идти мне да на низкооплачиваемую и непрестижную работу — фи, несолидно. И вообще, я считаю, что должен найтись джентльмен, который возьмет за меня ответственность. Я этого заслуживаю.

В пасти горюши исчез последний кусок хлеба. Бобик дар речи потерял от этакой наглости, а собачонка продолжала:

— Учтите, я ведь весьма требовательна к своему окружению. А вокруг одни провинциальные недотёпы, пролетариат и серое крестьянство. У меня из-за этого жизнь не складывается. Познакомилась я недавно с одним псом. С виду очень даже приличный, красивый, если отмыть хорошенько. Авгием зовут.

Бобик навострил уши.

— Подумала — вот настоящий кавалер! — продолжала болтать шавка на сытый желудок. — А у него, представляете, не конура, а свалка хлама! Кому он нужен, аскет деревенский? Мне бы породистого, обеспеченного. Вы ведь породистый? — томным голосом поинтересовалась собачка и стрельнула глазками.

— Нет, не породистый — отрезал Бобик, до конца разобравшись, с кем имеет дело. — Я есть canis familiaris, и, что самое печальное — vulgaris. Проще меня только бактерии бывают!

Шавка тут же съёжилась и притихла. А Бобик решил застраховаться от неё на все сто процентов и добавил:

— А ещё я бездомный, бездворный, безбудочный и бесхозяйный. И дружу с котом. С Родионом. Выродок я.

Шавку аж перекосило от злости. Мало того что она опять ошиблась с выбором, так ещё её тактику Бобик раскусил! В одном повезло: хлеба задарма наелась. Клотильда гордо вздёрнула нос, презрительно хмыкнула, затем быстренько ретировалась. Отойдя на безопасное расстояние, она обернулась и тявкнула: «Хам!» — и тут же бросилась наутёк.

Пёс провожал её недоумённым взглядом. С одной стороны, она вызывала сочувствие. А с другой стороны… Бобик не мог подобрать подходящего слова для своих ощущений. На душе было гадко. «Презрение, — вспомнил нужное слово пёс. — Она достойна презрения. То ей Авгий конурой не угодил, то долг отдать не может, то работать не хочет. Никто её не любит, и жизнь у неё аховая. И кого я своим завтраком накормил?»

Глава 8

Крысотумбочка

Бобик продолжил путь: улица за улицей, поворот за поворотом. Его попутчиками были возмущённый желудок и грустные мысли. Пёс совсем потерял ориентацию в новом пространстве. По дороге навстречу ему шли люди, во дворах драли горло петухи, почти на каждом заборе восседал кот. Все занимались своими делами. А Бобик был никому не нужен и не интересен. У кого тут можно спросить о Родионе? Пёс уморился, присел у колодца и задумался. В последнем разговоре кот сказал, что они встретятся. И встреча произойдёт на пути свободы. «Я понял! Надо найти этот путь. Родион ходит только по нему!» — сообразил Бобик и облегчённо вздохнул. Беспорядочное скитание по улицам и отсутствие ясной цели ему уже порядком надоели. Теперь он будет бродить с целью!

Пёс добрался до очередного перекрёстка и челюсть у него отвисла. Улица, на которую он вышел, разительно отличалась от всех остальных. Она была неимоверно широкой по меркам Бобика! Гладкий серый асфальт без единой выбоины разделялся на две части прерывистой белой линией. «Кому же это было не лень рисовать?» — поразился Бобик. С двух сторон дорогу окаймляли белёные бордюры и ровно подстриженные пушистые кустики. Высоченные столбы были увенчаны фонарями. Бобик залюбовался. «Это, наверное, и есть путь свободы. Иначе и быть не может. Вон, какой он большой, красивый! Не то, что всякие сельские закоулки». Наивный пёс двинулся по обочине восхитительной улицы. Улица оканчивалась у большого здания канареечного цвета. Перед ним Бобик остановился.

— Вот это домина! — воскликнул пёс. — Раза в три… Нет — в четыре раза выше, чем у Степана.

У здания было крыльцо. Не деревянное, а бетонное. И ступеньки тоже бетонные. Аж четыре штуки! Крыша покоилась на высоких подпорках, неохватных, как ствол акации во дворе у Бобика. Даже ещё неохватнее! Каждую подпорку обвивали лепные виноградные лозы. А ещё на подпорках были закреплены палки, к которым крепились прямоугольные куски материи. Их свободный край развевался на ветру. Бобик решил, что это полотенца. «Странно это. Степан стираные полотенца обычно во дворе на верёвке развешивает, а тут зачем-то прямо над крыльцом и на палках. Чудеса!»

Между подпорками с лепными лозами почти под самой крышей была натянута красного цвета ткань с надписью золотыми буквами: «Все наши граждане свободны!»

Как зачарованный, пёс пошёл прямо к широким каменным ступенькам. Тут он уж точно отыщет друга! Ведь даже при входе в дом написано о свободе. Причём, свободе для всех! Пёс заподозрил, что это Родион специально для него, для Бобика, над домом знак повесил. Вот же умница этот Родион! Но внезапно путь экзальтированному Бобику преградил странного вида субъект. Субъект был приземистым, с широченной грудной клеткой. Эдакая тумбочка с четырьмя лапами. Его что обойти, что перепрыгнуть — всё едино. Шерсть на «тумбочке» была короткая, гладкая. На вытянутой крысиной морде поблёскивала железная сетка. На шее плотно сидел ошейник с шипами.

«Крыса? Нет. Панк, наверное… А может рыцарь в доспехах, или жертва неудачных экспериментов», — подумал Бобик, разглядывая необычное создание и весь прилагаемый к нему металлолом.

По запаху субъект больше всего походил на собаку. Но кто это на самом деле, Бобик определить всё-таки затруднялся.

— Куда прёшь, оборванец безродный? Не видишь — территория Сельсовета, — без всякого предупреждения набросился на Бобика незнакомец. Бобик от неожиданности отскочил в сторону. Но, придя в себя, подошёл ближе и сказал:

— Ну и что с того, что территория? Тут ведь забора нет.

Незнакомец смолк. Ему впервые кто-то перечил! А Бобик огляделся по сторонам, осмелел и добавил:

— Ещё вон там написано, что все свободны, — и он взглядом указал на лозунг над входом в жёлтый Сельсовет. — А я, между прочим, теперь свободный, и ищу своего абсолютно свободного друга. Значит мне сюда дорога, понял?

Малюсенькие глазки у «тумбочки» прищурились. Сходство существа с крысой стало ещё заметнее. «Неужели старый сон вещим оказался — крыса-то с ошейником! — думал Бобик. — Нет, не может такого быть!»

— Р-р-р-развелось вас, полугр-р-р-рамотных, — зарычало существо, и Бобик понял, что перед ним всё-таки пёс.

— Все с суконным р-р-р-рылом — да в калашный р-р-р-ряд! Не видишь: написано, что свободны только граждане? А ты что, гражданин? Гражданин, я тебя спрашиваю! А ну, покажи документики, — с этими словами Крысотумбочка, как про себя окрестил этого пса Бобик, неуклюже двинулась на него.

— Какие-такие документики? Я и без них ощущаю себя свободным. Я без документов гражданин. Сам по себе.

— Гражданинов без документов не бывает. Каждый должен бумагу иметь, в которой всё про него написано: кто он, что он, где живёт, кем работает.

— А зачем это? — пытался прояснить для себя Бобик.

— Как это — зачем? — странная псина была обескуражена таким вопросом. — А если этот гражданин вытворит чего-то эдакого непотребного, как его без документов найти, чтобы к ответу призвать, наказать, в каталажку запереть?

— Кого это в каталажку — гражданина, что ли? — Бобик искренне развеселился. — Ты что-то путаешь, милейший. гражданин — он ведь свободен! Читать умеешь? — и рыжий нарушитель спокойствия опять указал на лозунг. — Как же его, гражданина, запереть можно? Если его запереть — то он уже и не гражданин вовсе. Кого же тогда заперли?

Крысотумбочка задумалась. Бобику даже услышал, как скрипят её неповоротливые мозги. Но, видать, мозгов было с наперсток, и то неполный. В основном — лобная кость и челюсти. Через пару минут, так и не справившись с логическим противоречием людских законов, пёс вдруг злобно зарычал:

— А ну пошёл отсюда! Не то загрызу! Такие, как ты, подрывают устои государства!

— Ой, как страшно! Ой, уже боюсь! — заскулил Бобик и сжался в комок. Потом выпрямился, выпятил грудь, ухмыльнулся и уверенно произнёс:

— Не пугай! Я ведь не гражданин, правда? Значит, меня вообще для государства и таких идиотов, как ты, не существует. И наказать меня невозможно, раз к ответу призывают по бумажке! Нет у меня бумажки. А без бумажки меня и самого для тебя нет! Я — твоя галлюцинация!

Пена закапала из пасти законопослушного охранника.

— Пр-р-рочь! — заверещал неожиданно тонким голосом обалдевший пёс. — Не мешай нести службу гражданину с документами. У меня знаешь, сколько бумаг с печатями? Тебе и в кошмарном сне не снилось. Есть бумага про то, что я породистый бультерьер, и про то, от кого и где мои дети, сколько я вешу и какой у меня рост! Загранпаспорт имею с печатью и фотографией. Во всём районе такой только у меня! У меня даже намордник с чеком из магазина. Спросят меня:

«Где взял?», а я им чек прямо в морду суну. Сразу всем ясно станет, что аксессуар не краденый. А ты мне, честному гражданину, мозги пудришь. Вот я тебя сейчас!

Пёс оскалился. Но Бобик смекнул, что обвитая проволокой морда не опасна, и даже с места не сдвинулся.

— А-а-а, так ты, значит, гражданин с документами? — задумчиво протянул он и покачал головой. — Ну, тогда — свободен! — и Бобик сделал пренебрежительный жест лапой.

Глазки у бультерьера налились кровью. А наш герой вошёл в раж.

— Ты, — говорил Бобик Крысотумбочке, — настолько свободен, что даже свободно можешь меня покусать.

Честное слово! Я разрешаю. И с этими словами рыжий повернулся к псу тем местом, откуда растет хвост.

— Ну, чего ты ждешь? — смеялся Бобик и вертел хвостом.

Бультерьеры хватают врага в основном за горло. Рамки породы, так сказать. Поэтому, увидев зад Бобика, породистый пёс ринулся было в атаку, но ограничивающие инстинкты взяли верх, и, пару раз булькнув, гражданин в наморднике взвыл, осознав своё бессилие, и рухнул набок словно подкошенный.

Бобик с грустью посмотрел на поверженного врага, тяжело вздохнул и зашагал прочь от жёлтого дома. В это время на помощь тумбочкообразному псу из здания резво выскочила по-деловому одетая полная женщина. Она что-то кричала, размахивала руками. Но Бобик даже не обернулся.

«Как обманчиво всё в этом мире, как все одурачены, — размышлял он. — Чтобы обрести звание свободного, надо продаться в рабство, получить при этом бумажку на право считаться гражданином и жить затем в полном заблуждении. А этот несчастный пёс гордится своей „свободой“ иметь намордник, ошейник и помнить своих детей только по документам. Сумасшествие, да и только. На этой улице нет Родиона!»

Глава 9

Танцую за еду

Вечерело. В животе рыжего всё ещё было пусто. От помоек его воротило. Он никак не мог взять в толк, как можно возиться во всей этой грязи и вони. Издалека он наблюдал, как орудуют на мусорной свалке бродячие собаки. Но к ним он не подходил.

Бобик понимал, что Степан его кормил не за красивые глаза, а за выполняемую работу. А что он может сейчас? Кому и что здесь надо посторожить? Подстёгиваемые чувством голода, мысли завертелись быстрее. Бобику пришёл на память случай, когда ему удалось развеселить Августину. В тот раз пёс умудрился пройтись на задних лапах, и, подвывая, попрыгать. Женщина захлопала в ладоши и кинулась на кухню за чебуреком для артиста. «Хм… Августине это понравилось. Надо проверить, может у людей есть рефлекс на такие трюки. Я им — удовольствие, а они мне — еду. А что, хороший обмен!»

Бобик даже не предполагал, что сделал открытие! Он сам вывел ещё один закон Вселенной — Закон обмена: для того, чтобы этот мир был приветлив, надо не только брать, но и давать что-либо взамен. Иначе в жизни нарушается равновесие. Только воры, преступники и лентяи ничего не создают для обмена, а лишь берут и берут. Но Вселенная рано или поздно устанавливает баланс, к явному неудовольствию тех, кто его нарушил…

Бобик зашагал к сельмагу, который приметил в полдень, шатаясь по селу в поисках друга. Добравшись до магазина, пёс сразу приступил к работе. Встав на задние лапы, он принялся прогуливаться туда и обратно.