Бесплатный фрагмент - Несущий свет

Раб не мечтает о свободе, раб мечтает о своих рабах.

Глава 1

Леккос сжал губы, стараясь не дрогнуть рукой. Чернильное перо скользнуло по пергаменту, оставляя закорючку вместо ровной линии. «Опять…» — он со вздохом уставился на кляксу. Тело юноши сковывало изнеможение. В Скриптории не было окон и всегда царил полумрак, чтобы солнечные лучи не попадали на драгоценные талмуды, оттого Леккос никогда не знал точно, сколько времени они провели в башне.

Единственными источниками света были лампы, наполненные небольшими золотистыми камнями, что впитывали в себя солнечный свет, а затем излучали его. Огню, разумеется, не было места в царстве древних книг, существующих порой в единственном экземпляре. Обычно света этих минералов хватало на полдня. Сейчас они едва начали тускнеть, а Леккосу казалось, что прошла уже целая вечность…

— Сосредоточься, — голос Тарвина прозвучал мягко, со звенящей знакомой усталостью.

Учитель сидел напротив, его худые пальцы перебирали ветхие страницы и свитки. На запястьях сервита поблескивали три медных браслета. Леккос знал значение каждого: «Свобода чтения», «Право учить», «Обязанность молчать». В отблесках приглушенного света чернела одна и та же гравировка на каждом браслете: «Servio, ergo sum».

— Если легат увидит, что ты снова дрожишь, он прикажет вырвать ноготь за каждую кляксу, — Тарвин поднял глаза. Его лицо, изрезанное морщинами, напоминало старую карту. — Ты же помнишь историю с Калло?

Леккос помнил. Один из рабов-писарей, допустивший ошибку в отчете о налогах, лишился пальцев не так давно. Нерос назвал это уроком, чтобы после тот внимательнее относился к документам. Учитывая, что Леккосу хозяин уготовил более важную роль, требований к нему было больше. И не оправдывать ожиданий господина Деция было чревато последствиями.

Со вздохом пригладив копну коротких каштановых кудрей, парень провел рукой по лицу, прогоняя навалившуюся сонливость.

— Я не Калло, — проворчал он, снова погружая перо в чернила. — И никогда не буду на его месте.

Тарвин усмехнулся. Леккос внимательно вчитался в строку, которую только что испортил: «Магические народы своими лживыми и тщедушными обещаниями жаждали заполучить могущества большего, чем у них уже было. И только свет Империи уберег ее от тьмы порабощения».

Чернила еще не высохли, и буквы блестели, как свежая кровь, и парень смахнул их, пока поверхность не успела впитать слова, оставив этот несмываемый след, подобный шраму. Он потянулся к оригинальному свитку — потрепанному, с выцветшими витиеватыми рунами — и сравнил. В оригинале было написано: «Из милости и милосердия старший народ аль`пани, коих вела за собой Аурена, Несущая свет миру сему, предложил союз людским правителям, и только те, что заняли срединные земли, отказались, пойдя по иному пути».

Леккос задумался. Может, ему стоило подобрать какие-то другие слова? Такие, что передадут правду, но завуалированно? Аквилантис позволяет трактовать целые фразы совершенно по-разному в зависимости от контекста, в котором употребляется. За шесть лет обучения юноша хорошо овладел этим инструментом. Язык, созданный, чтобы передавать всю полноту красоты окружающего мира, для поэзии, легенд и баллад… и чтобы нести правильные истины потомкам.

— Ты снова это делаешь, — констатировал сервит, вставший позади и внимательно наблюдавший, как подопечный, взявшись за перо, выводит новые строки.

— Что именно? — спросил Леккос, не отрывая глаз от текста.

— Сомневаешься, — Тарвин ткнул пальцем в недописанную строку.

Теперь там значилось: «Мудрость правителей Империи помогла им избежать опасного союза с народом аль’пани из-за возникших разногласий и недоверия…»

— Здесь не должно быть упоминания союза. Это покажет наших врагов как равных. Подчеркни, что аль’пани… точнее эльфы, хотели обманом заполучить власть над нашими землями. Найди более подходящее по смыслу слово.

Леккос стиснул зубы. Это была самая тяжелая часть скриптора — выбирать, что станет правдой, а что — ложью.

— Я не могу не сомневаться, — признался юноша, с раздражением отбрасывая перо в сторону, — с тех пор, как господин Деций отправил меня сюда, в Скрипторий.

— Все, что делает хозяин Деций, — Тарвин всегда подчеркнуто не называл Нероса господином, — имеет свой смысл, мальчик. Он никогда не делает того, что не натолкнет нас на верные мысли. А только так можно стать гражданином Империи. Твое обучение и помощь в столь нелегком деле, как перевод и переписывание всех этих свитков, тоже часть урока, который хочет тебе преподать хозяин.

— Зачем тогда учить нас читать старые тексты, — Леккос уже не раз задавался этим вопросом за последние шесть лет, — если все равно переписывать? Чтобы потом терзаться от вопросов, на которые никто не даст ответы?

— Чтобы помнить, — поправил Тарвин. — Правда — как яд. В малых дозах она делает сильнее, в больших — убивает. На нас, скрипторах, лежит больше бремя — донести до потомков историю. И то, что мы вложим в эти тексты, сформирует мышление целых поколений. Не забывай об этом, когда в очередной раз захочешь заняться самодеятельностью.

— Я не хочу быть скриптором, не хочу этой ответственности…

Тарвин замер, потом медленно сел, будто в его костях скрипнула каждая прожитая година. Леккос знал, что, несмотря на старческий вид, мужчина был куда моложе, но доставшийся ему дар вытягивал из сервита все жизненные соки, подобно сорняку.

— Нет. Но ты хочешь жить, — негромко произнес наставник. — И это важнее. Когда-то я думал точно так же, сопротивлялся, несмотря на наказания… Но не наказания заставили меня измениться, просто со временем я осознал: правда не меняет мир. Меняют слова. А слова, — он обвел рукой полки со свежими книгами и свитками, — всегда чьи-то.

Юноша сжал кулаки под столом. Где-то в груди змеей извивалось неповиновение. Раньше он просто радовался, что смог попасть на обучение к самому Неросу Децию, главе одной из семей среднеземских патрициев, который разглядел в оборванце темный дар.

Тогда мальчишка, не знавший ничего, кроме горя и лишений, с радостью отдал все, что у него было — свободу и даже собственное имя, получив взамен годы боли, страданий и терзаний, что не давали порой уснуть по ночам. И чем больше Леккос узнавал о мире из обширной библиотеки Нероса Деция, тем больше вопросов возникало. А с вопросами взращивались и сомнения…

И все его попытки изменить хоть что-то с каждым годом разбивались о стену непроницаемой уверенности в том, что не бывает слов, которые нельзя переписать.

— Разве не бывает таких слов, которые… нельзя трактовать иначе? — поинтересовался юноша, с тоской поглядывая на словарь. — Тогда у нас не останется выбора, кроме как писать правду.

Тарвин подавил вздох и аккуратно смахнул чернила, заменяя строку более приемлемой формулировкой.

— И если ты думаешь, что так же не поступают… эти, — он кивнул на старинные книги, исписанные мелкими иероглифами и рунами, — то ты заблуждаешься. Правда всегда в устах победителей. А ты можешь выбрать: писать или быть переписанным. Третьего нет.

Леккос хотел продолжить один из многочисленных споров с наставником, но Тарвин предостерегающе поднял палец.

— Молчи, — резко и тихо наказал сервит, и спустя мгновение Леккос тоже услышал: в коридоре раздавались тяжелые шаги.

— Легат?.. — Леккос вскочил, сердце загнанным зверем билось в грудной клетке.

— Нет, — Тарвин замер. — Слишком тяжелые для Нероса. Это стража.

Леккос выдохнул, но в горле застрял ком. Раз за ними выслали, это могло значить только одно…

Дверь распахнулась. На пороге стоял надзиратель Гатус, щурясь в попытке разглядеть скрипторов в полумраке. Грузный широкоплечий набелит, выходец из восточных земель, испепелял своими темными глазами не хуже, чем пироманты. Сложно было сказать, отчего он так сильно ненавидит мир — из-за врожденной жестокости, позволяющей ему без колебаний и моральных угрызений выполнять любой приказ хозяина, или того, что когда-то, будучи брошенным на арену, так и не смог обрести желанный покой.

Взгляд Леккоса невольно скользнул на его запястья, где красовались два массивных широких железных браслета, напоминающих кандалы.

— Легат Деций вернулся, да славится его имя, — произнес он гнусаво, так и не избавившись от акцента за десятилетия службы. — Уже пересек Масерию и скоро будет в поместье. Вас двоих ждут.

Вскоре дверь захлопнулась. Гатус, как обычно, был немногословен… Со вздохом Леккос принялся прибирать на столе. Первое, чему его научил сервит: порядок на рабочем месте — залог порядка в голове.

— Запомни, — сказал Тарвин тихо, когда его подопечный разносил свитки по своим местам, отмеченным на стеллажах комбинацией цифр и букв. — Нерос любит, когда рабы кажутся умными… но не когда они умнее его. За десять месяцев его отсутствия ты многого достиг. Главное — не спорь. Я не хочу снова отращивать тебе ногти.

Парень кивнул, пряча дрожь в голосе:

— Я покажу ему, чему научился.

— Нет, — Тарвин вложил ему в руку свиток, в котором были подробно записаны все достижения Леккоса за последний год. — Ты покажешь ему, чему он тебя научил.

Снаружи небо уже окрасилось золотом, а солнце стремилось спрятаться за высокой белой стеной Масерии, возвышающейся над Имперской Столицей. Даже спустя столько лет она поражала воображение Леккоса, оставаясь чем-то непостижимым и невозможным. И как только имперцы смогли возвести ее, да еще без магии?

Само поместье располагалось на одном из холмов, которые когда-то семьи патрициев, основавших город-государство Среднеземье, поделили между собой. С тех пор минуло уже более шестисот лет, и каждое имение успело разрастиcь, плесенью покрывая устье реки Альбарай.

На каменных стенах, обвитых плющом, помимо черных с алыми воронами гербов семьи Дециев висели красно-золотые знамена с символом Империи — солнцем. Прежде Леккосу казался завораживающе прекрасным этот символ с распростертыми десятью острыми лучами, но теперь парень знал, что когда-то эта руна означала у эльфов «равновесие». Теперь же стараниями среднеземцев это было воплощением стремлений Империи — «власть света над тьмой».

— Не считай сорок, а то добра недосчитаешься, — раздался над ухом насмешливый голос одного из племянников Нероса, мальчика двенадцати лет, но Леккос все равно ощутил себя пристыженным.

Они стояли в тени галереи, на террасе, позади членов семьи Деций. Это была великая честь, ведь рабам не было позволено находиться вместе с хозяевами на приемах, но для него и других рабов, особо приближенных к персоне легата, было сделано исключение.

Только для Леккоса это было сродни испытанию, а не честью. Пальцы непроизвольно сжимали край накидки, когда парень ловил надменные и презрительные взгляды Дециев, ибо знал, что его присутствие терпят только из-за, как они называли это, капризов Нероса. Однако никто не смел перечить главе семьи и его эксцентричным решениям.

Стоящий рядом Тарвин не обращал внимания на хозяев, устремив взгляд к воротам, высматривая приближающихся солдат. Старый скриптор в очередной раз поправил медные браслеты. Леккос невольно глянул на свои руки. Браслетов, как у прочих рабов, на них не было, но и свободным он себя не ощущал.

— Едут, — прошептал кто-то из слуг рядом. Двор замер, а вскоре все задрожало от приближающегося гула копыт.

Первыми въехали всадники в черных как смоль доспехах. Лица их были скрыты глухими шлемами, а на попонах и плащах красовались символы элитного отряда Черных Солнц. От символа Империи оно не отличалось ничем, кроме цвета, но что-то было пугающее и зловещее, отчего каждый раз Леккоса бросало в дрожь.

Легат ехал в центре отряда, выделяясь среди остальных не только искусно выполненными доспехами, но и шлемом с алым плюмажем. За ними тянулась повозка с клетками, укрытыми полотном. Леккос чуть вытянулся и даже привстал на носки, пытаясь разглядеть поверх голов.

— Готовься, — Тарвин толкнул его в бок, хмурясь от такого ребячества. Благо никто из вышестоящих уже не обращал на рабов никакого внимания.

Когда отряд остановился у широкой парадной лестницы из белого мрамора, спешившийся Нерос прошагал сквозь образовавшийся черный коридор. Каждый из его отряда отдавал честь, когда легат проходил мимо, никто не нарушил идеального построения.

Остановился мужчина прямо у ступенек, где наверху стояли супруга с сыновьями и дочерями, терпеливо, по всем церемониальным правилам, ожидая окончания чествования возвращения главы семьи. Однако, как только Нерос снял свой шлем, все присутствующие ахнули. Острое лицо с резкими чертами, и без того разукрашенное следами многочисленных битв, было перебинтовано. Даже до дальних рядов, до Леккоса донесся тошнотворный запах гниения и сукровицы, пропитавшей повязку.

— Пустяки, — отмахнулся имперец, когда жена с ужасом бросилась к нему и, игнорируя правила приличия, повисла у мужа на шее. — Это подарок с последнего сражения. Если за три недели со мной ничего не случилось, то и этим вечером ничего не изменится.

Он с легким раздражением оторвал от себя жену, совершенно не внимая ее чаяниям и слезам в голосе. Все остальные жители поместья с неменьшим шоком наблюдали, как Нерос без тени смущения подходил и здоровался с каждым, как подобало, словно влажные от крови бинты не доставляли ему дискомфорта. Однако же старательно делали вид, будто не замечают незаживающей раны на лице. «Интересно, кто же его так…» — размышлял молодой скриптор, как тут его вернул в реальность зычный голос легата:

— Леккос, — тот стоял рядом, внимательно смотря прямо на юношу цепкими золотисто-карими глазами.

Вдоль позвоночника прошла ледяная волна, а по телу выступил холодный пот.

— Господин Деций, — начал парень, опуская взгляд в пол, ибо ему не дозволено было смотреть на хозяина без разрешения. — Да осветит солнце ваши победы и дарует Тиль долгие годы жизни…

Он хмыкнул, пропуская слова приветствия мимо ушей.

— Подыми глаза, мой ученик, — властно произнес он, и парень повиновался, ощущая острую смесь страха и неловкости, когда на него устремились взгляды всех присутствующих. — Кажется, ты вырос за время моего отсутствия.

Леккос не рос уже года три, однако похвалу легата принял с должной благодарностью. Он шагнул вперед, чувствуя, как взгляды рабов жгут спину. Нерос обнял его, как сына, железная рукавица больно впилась в плечо, заставив вырваться короткое тихое шипение. Благо никто, кроме Тарвина, этого не услышал.

— Расскажи, чему научился, пока я громил остроухих выродков.

Леккос развернул свиток, который сжимал в руке все это время, и начал зачитывать:

— Освоил «Хронику Пяти Битв», трактат по риторике Марцелла, основы арифметики, перевел десяток…

— Скучно, — Нерос выхватил свиток и швырнул его в небольшой фонтанчик. Вода с готовностью поглотила пергамент, оставив вместо слов лишь чернильное пятно на поверхности. — Ты что, попугай? Повторяешь чужие слова?

Тарвин попытался вмешаться:

— Хозяин, он…

— Молчи, — Нерос даже не взглянул на него. — Я говорю со своим учеником, а не с тобой, сервит.

Леккос чувствовал, как нарастает паника, однако знал, что на самом деле хочет услышать легат.

— Я научился нескольким заклинаниям темной магии, — сказал парень чуть уверенней, — а также изучил древние языки старших и младших народов. А еще прочитал их трактаты о магии и религии.

Из толпы послышался недовольный шепоток. Леккос стиснул зубы, подавляя желание сорваться с места и оказаться как можно дальше отсюда… Легат словно специально начал расспрашивать его на людях, хотя знал, насколько не поощряется имперскими гражданами изучение варварской культуры. Впрочем, любая, отличная от среднеземской, культура считалась варварской… даже если речь шла о соседних людских странах.

Но губы Нероса изогнулись в довольной улыбке.

— С нетерпением буду ждать, когда ты продемонстрируешь свои успехи.

Слова прозвучали скорее как предупреждение, хотя тот явно был в хорошем настроении. Однако, когда один из старших офицеров отвлек легата, Леккос понял, что все это время не дышал, и только когда имперец отошел, смог вздохнуть с облегчением.

— Ну, могло быть хуже, — негромко приободрил Тарвин, похлопав подопечного по плечу. — Ты вполне неплохо справился с таким давлением.

— Теперь мне придется терпеть это постоянно? — скривился Леккос, все еще ощущая исходящую от окружающих ненависть.

— Такова цена отсутствия у тебя оков на руках. И, поверь, она не настолько высока, какой могла бы быть.

Но парень готов был поспорить. Что лучше? Быть в цепях, но хотя бы одним из таких же рабов, как он, или свободным, но среди тех, кто никогда не признает тебя равным себе? Сложный выбор, на который даже у сервита никогда не было четкого ответа.

Глава 2

Когда торжественная часть закончилась, патриции и офицеры отправились на праздничный пир, и как только двор опустел, на лица присутствующих словно легла тяжелая тень.

— Чего раззявились?! — прикрикнул один из надзирателей. Раздался свист плети, за которым последовал короткий вскрик боли. — Пошли прочь — или дел не осталось?!..

Гатус уже был тут как тут, готовый сопроводить Леккоса в его камеру… вернее, в покои. Сейчас парень был несказанно рад возможности скрыться от окружающих.

— Вечером тебя позовут, будь готов, — произнес негромко Тарвин, когда они шагали по коридорам поместья. Их намеренно вели длинным путем, чтобы рабы не попадались на глаза господ во время пиршества.

— А вы? — с тревогой поинтересовался Леккос.

— Хозяин ждет меня… Не беспокойся, все будет в порядке, — добавил сервит, заметив, как округлились глаза подопечного. — Ему всего лишь нужен мой дар, раз другие целители не справились.

Леккос не был так уверен. Быть может, он ответил легату недостаточно почтительно? Или нарушил какой-то этикет? А ведь за то время, что он на попечении Тарвина, тому доставалось за все его осечки и ошибки…

Когда юношу оставили наедине с самим собой в небольшой пустой комнатке, ощущение, что он словно зверь в клетке, лишь усилилось. Дверь никогда не запирали, поскольку стража знала, что послушный раб никогда не уйдет без дозволения. Да и куда?.. Дальше стен Масерии, непрестанно охраняемой имперскими легионами, все равно не сбежит, а обратная дорога беглецам заказана. Только в петлю или, что хуже, на столбы, где солнцепек, жажда и стервятники сделают всю работу.

В томительном ожидании время всегда тянулось дольше, особенно без дела, но как бы Леккос ни пытался занять себя, мысли расползались, как ужи. Он жаждал встречи с тем, кого называл учителем, но и боялся одновременно. Боялся не оправдать возложенных ожиданий.

А потому, сидя на кровати, парень лишь наблюдал, как медленно и неотвратимо догорает день. Пальцы невольно потирали шрамы на костяшках — следы его былой слабости, которые никто не видел. И даже магия созидания Тарвина не могла стереть их полностью.

«Предатель», — перешептывались рабы, когда он проходил мимо. «Безродная тварь», — бросали ему в спину патриции. Для всех он был избранником богини удачи Фатаны, совершенно незаслуженно получившим свое место. И каждый из них, будь то раб или аристократ, жаждал оказаться на его месте, но лишь потому, что они не знали, что скрывается за ширмой «отеческой» любви Нероса Деция. Цена его расположения — наказание за каждый промах и шрамы, которые становятся напоминанием о собственной неидеальности. Вот только следы, что остались после отрубания пальцев, ударов бамбуковой палкой и содранной кожи, никто никогда не увидит.

— Слабак, — прошипел он себе, но тут же сглотнул ком в горле.

Вот кем он был на самом деле. Не везунчиком — слабаком, который только и может, что терпеть. Чтобы жить…

«Жить. Просто жить», — билось в висках. Он помнил, как мать прятала его в яме с трупами, когда легионеры вырезали их деревню. Помнил, как разрывал промерзшую землю, чтобы добыть кореньев. Как выворачивало наизнанку, когда он пытался утолить голод незнакомыми грибами и поздними ягодами. Как готов был принять смерть, когда его окружили конные всадники в черных доспехах…

«Ты должен выжить. Ты должен…» Вот только ради чего? Ради матери, чье лицо давно растворилось в тумане памяти, оставив лишь смутное воспоминание о нежности материнских рук? Ее голоса, эхом отдающегося в голове в минуты отчаяния? Прошло почти двенадцать лет, но было ли выживание истинной причиной, почему он каждый раз покорно выполнял все, что от него требовали? Наверное, когда-то так и было, но не теперь, когда он знал, что жизнь сама по себе не стоит ничего, если не подкреплена властью и силой. Сила у него была, пусть слабая и хрупкая. А вот власть…

Взгляд Леккоса скользнул по столику, где аккуратными стопками были разложены книги для перевода текстов. Он всегда занимался самостоятельно, вне Скриптория, однако те труды, над которыми он работал, не видела ни одна живая душа. Его собственные труды. Его история… Разве не этого добивался от него Нерос? Может, господин и правда хотел, чтобы именно Леккос нашел те самые слова, которые могут изменить все?.. Стоило ли рассказать ему об этом порыве или такая самодеятельность лишь разозлит легата?

Шаги в коридоре заставили его вздрогнуть. Парень встрепенулся, быстро выпрямился, стараясь не смотреть на вход, чтобы не вызвать подозрений.

— Идем, хозяин ждет, — Гатус без предупреждений распахнул дверь и теперь силуэтом чернел в проеме.

Не произнеся ни слова и не подымая глаз на надзирателя, Леккос покорно последовал за ним по поместью. В здании уже царило сонное спокойствие. Откуда-то доносились звуки музыки — кто-то продолжал празднество. Слуги уносили с пира золоченые блюда с остатками трапезы под зорким присмотром, чтобы даже объедки достались не рабам, а дворовым псам.

Однако, к удивлению Леккоса, Гатус вел его не наверх, где был кабинет Деция, а вниз, к катакомбам. Обширная сеть служила и погребом, и местом для заточения пленных, которых отряд легата привозил после походов. Но чаще всего тут просто наказывали провинившихся слуг и рабов… Юноша невольно сглотнул.

— Что, ссышься, писака? — оскалился Гатус, словно учуявший обуревавший парня страх. — И правильно делаешь. Отсюда ре-е-дко возвращаются невредимыми…

Он так сладострастно протягивал слова, смакуя их вкус, словно говорил о ночи с любимой женщиной, а не о пытках, которые он и прочие стражи порой устраивали в подземельях. Но Леккос не стал ничего отвечать. Незачем кормить медведя, чтобы тот откусил руку по локоть… Или в поговорке говорилось про тролля?

От этой мысли на лице парня невольно проступила ухмылка.

— Чего лыбишься? — спросил Гатус с раздражением, не понимая причины веселья раба.

— Да тебе-то куда понять, — хмыкнул Леккос, вмиг поразившись своей смелости.

Раньше он не смел так себя вести, но знал, что Гатус сейчас ничего ему не сделает. Тот тоже это понимал, оттого и мог лишь бросать гневные взгляды да корчить гримасы.

— Пшел. Туда, — прорычал набелит, когда они остановились в конце коридора у массивной кованой двери. Набелит потянул засов и, приложив немалые усилия, отворил дверь, пропуская Леккоса в помещение.

На удивление, тут было достаточно просторно и даже без окон светло. Шкафы по периметру в основном полнились трофейным оружием, на стойках красовались разномастные доспехи снятых с тел поверженных врагов, судя по повреждениям. В углу дымилась жаровня, наполняя воздух ароматом полыни и крови, дым от которой тянулся куда-то под своды помещения.

На стене висела огромная карта континента Хартвельд с помеченными завоеванными или потерянными в ходе бесконечных военных столкновений территориями. По сравнению с ближайшими государствами Среднеземье занимало маленький клочок на берегу залива, но легионы старательно раздвигали пространство, выгрызая себе земли под натиском соседей. Больше всего стычек происходило обычно на востоке, где Набелитский халифат яростно сражался за срединные земли, продолжая расширяться, и с южанами-веасийцами, которые пытались закрыть имперцам выход к морским просторам в яростных сражениях на море и суше, то и дело совершая набеги на уже занятые поселения.

Видимо, именно поэтому сейчас часть легионов устремила свой взор на север, к бескрайним лесам Остании — небольшого раздробленного государства, в котором каждый из правителей гордо именовал себя королем. В отличие от набелитских кочевников и герцогств Веаса, которые действовали сплоченно, каждый останский правитель отбивался от недоброжелателей своими силами, не обращаясь за помощью к союзникам. Оттого Остания с ее землями, полными озер, рек, лесов и плодородных холмов, была лакомым куском для многих, в том числе для среднеземцев. Однако столкнулись легионеры не только с дремучими лесами, в которые до этого не ступала нога человека, и отрядами конных рыцарей, но и с теми, кто жил в этих землях задолго до пришествия людей…

Судя по всему, на останском направлении имперцы показывали неплохие результаты: то тут, то там виднелись обозначения гарнизонов, составляющих оборону, а вокруг них уже намечались и первые поселения.

На письменном столе были разложены свитки и книги, явно древние, которых не было в башне. Леккосу очень хотелось подойти и развернуть их, изучить, но взгляда на мужчин в центре зала хватило, чтобы напомнить, где он и зачем пришел.

Пока Тарвин сосредоточенно возился с ранами, Нерос сидел в кресле из темного дерева спокойно и неподвижно настолько, что юноше на мгновение показалось, будто тот уснул. Лицо имперца все еще покрывали льняные бинты, только теперь пропитанные знакомой смесью лечебных припарок. На столике рядом с креслом стоял таз, в котором плавали залитые гноем и кровью старые повязки, а также пустая бутылка вина.

— А, это ты, Леккос, — голос Деция был расслабленным, но твердым. Хоть легат и любил налегать на выпивку, всегда знал меру, чтобы оставлять ум ясным. — Входи, входи, мы тебя заждались.

Пальцы Тарвина светились бледно-зеленым светом магии природы, но раны не желали поддаваться — тонкие струйки крови все еще сочились по щекам. Сервит не прервался, даже когда Нерос медленно повернулся, чтобы разглядеть вошедшего. На коже виднелись засохшие кровавые разводы, оставившие темные узоры.

— Нальешь нам вина? — легат небрежно махнул рукой в сторону стеллажа. — Тарвин, думаю, уже изрядно вымотался, пока избавлял мою плоть от этой отравы…

— Я еще не закончил, хозяин, — произнес тот, водя ладонями над лицом так, чтобы россыпь искр покрывала самые поврежденные места. — Я кое-как избавился от заражения, но чтобы не осталось шрамов, нужно…

— Перестань, — Нерос отстранил его руку. — Оставь их.

— Это опасно, — возразил Тарвин, но голос его дрогнул. — Яд эльфийского клинка все еще…

— Я сказал: оставь. Одним шрамом больше, одним меньше — роли не сыграет, — генерал повернулся к подошедшему с кувшином Леккосу. — Ты видел, мальчик? Как тебе мой новый боевой трофей?

Леккос молча разливал вино по бокалам, избегая смотреть на изувеченное лицо. Нерос же аккуратно приподнял повязку, обнажив одну из ран — зияющую трещину от виска до подбородка, будто что-то пыталось разорвать изнутри лицо легата.

— Впечатляюще, учитель, — робко произнес Леккос, разбавляя вино прохладной водой. — Поражаюсь вашей стойкости. Уверен, враги не ожидали, что вы переживете столь подлый удар.

— Они думали, что боль сломает меня, — имперец принял бокал из его рук и, слегка отстранив Тарвина, почти залпом опустошил. — Глупцы. Они не знают, что боль — хороший учитель…

Леккос и Тарвин переглянулись и нехотя последовали примеру хозяина, сделав несколько глотков скорее из вежливости. Когда же еще рабу предложат хорошего дорогого вина… пусть и разбавленного.

— Вы хотели меня видеть, учитель? — спросил наконец юноша, когда Деций, устав от попыток Тарвина привести его лицо в порядок, встал с кресла.

— Хотел, — имперец медленно прошелся по помещению, разминая затекшие мышцы. — Ты же помнишь, что я тебе наказывал перед походом?

— Выучить новые заклинания… — начал Леккос, боясь этого вопроса. — Но…

— То, что большую часть времени ты провел в Скриптории, я и так вижу по бледной коже и осанке, — имперец в этот раз наполнил свой бокал сам, но пить не торопился, растрепав рукой шевелюру черных кудрявых волос. — Но ты не только скриптор. Ты темный маг.

Он поманил ученика к себе, Леккос замешкался, но быстро пересек зал. Там был узкий проем, ведущий в едва освещенную комнатку. Во рту парня пересохло, когда из темноты на него уставились два красных огонька, а вскоре раздалось и глухое рычание. Он слышал об этом месте…

Нерос подтолкнул вперед юношу, а сам прошелся по периметру зала, зажигая огонь в одной лампе за другой. Теперь Леккос увидел что-то среднее между камерой пыток и лабораторией. Тарвин рассказывал, что под поместьем Нерос Деций практикует таинства, совершенствуя дар, и приглашал туда посторонних только в исключительных случаях.

— Покажи, чему ты научился за эти месяцы, — приказал Нерос, указывая на железную клетку с крупным волкоподобным зверем — варгом. Существо рычало, бросаясь на прутья, светло-серая шерсть стояла дыбом, а красноватые глаза с какой-то странной осознанностью вперились в Деция.

До этого их с легатом уроки носили в основном теоретический характер. Нерос много рассказывал об истоках магии, которая однажды пришла на Хартвельд, расколов тот на две части; о первых обладателях дара, населявших континент; о людях, которым пришлось осваиваться в новых условиях и адаптироваться, чтобы выжить, когда судьба привела их сюда из-за океана с умирающих земель Эльданара.

Порой они проводили время на тренировочной площадке, где Нерос вложил в руки подопечного короткий меч и копье и был не слишком доволен, когда ни в одном из боевых искусств тот не преуспел. Леккос был хилым, сколько бы его ни тренировали, и тогда легат решил сделать упор на обучение наукам, нежели фехтованию. Так двенадцатилетний мальчик и попал в застенки Скриптория к Тарвину. Но если обучение у сервита было постепенным и методичным, то Нерос Деций никогда не рассказывал, что и как надо делать.

Темный дар был редок, Леккос понял это, как только взялся за древние тексты, где об этой разновидности магии практически не было упоминаний до недавних времен. Да и упоминания эти были, разумеется, далеко не в положительном ключе. Оттого ничего не оставалось, кроме как самому, основываясь на прочитанных книгах, тайком учиться плести заклинания методом проб и ошибок.

Леккос глубоко вздохнул, вспоминая, как пироманты сжимали пламя в ладонях. Он протянул руку, представляя, как тьма между частицами воздуха сгущается в нити. Его пальцы дрогнули, и из ладони вырвался клубок черного тумана, который обволок клетку, заставив варга взвыть. Через мгновение огонь рассеялся: зверь корчился на полу, жалобно скуля. На его шкуре виднелись пятна ожогов, которые продолжали тлеть даже без видимого пламени.

— Слабо, — проворчал Нерос, но в глазах мелькнуло одобрение. — Ты копируешь пиромантов, но сам до конца не понимаешь, как правильно направлять силу и куда. Помни, что любая магия рождается от эмоции, намерения. Если огонь — это ярость, у тебя же скорее… хм-м… холодный расчет. Но результат интересный.

— Вы не учили меня, как управлять этим, — Леккос сжал кулак, гася остатки магии. Руки дрожали, в них все еще пульсировала похожая на голод энергия. — Я просто… наблюдал.

Деций рассмеялся, звук его голоса эхом отразился от стен.

— Темная магия — не обычные заклинания, которые можно вызубрить. Это дар Тиля, — он ударил кулаком в грудь. — Ты рожден с ним. Либо чувствуешь его в жилах, либо нет.

Он подошел к клетке, и варг отпрянул, почуяв нечто похуже смерти.

— Первые из нас не имели учителей. Они ломали мир, чтобы понять, как он работает, — Нерос провел рукой по воздуху, и тени вдоль стены ожили, сомкнувшись вокруг существа. Оно завизжало, когда теневой покров заставил истлеть сначала плоть, затем и кости. — Ты думаешь, они спрашивали разрешения? Они не молились. Не учились. Они брали. И ты возьмешь. Иначе зачем Тиль дал тебе этот дар?

Легат снова взмахнул рукой, и на этот раз помимо теней в его руках промелькнули кроваво-красные всполохи, и внутри клетки, словно кто-то начал отматывать время вспять, из воздуха частицы пыли начали собираться в единую массу. Скелет, ленты мышц, плоть, шерсть… И вот спустя какую-то минуту или две в клетке вновь был зверь, только что стертый с лица земли. Животное озиралось в недоумении, явно не понимая, что происходит, и хотя тело варга било крупной дрожью, он не издал ни писка.

«Интересно, сколько раз он уже проделывал этот трюк?» — подумал парень, и тут же ощутил, как его мутит от увиденного. До этого Нерос ни разу не демонстрировал при нем подобное использование дара. Но было глупо думать, что зачарованные магией клинки и магический огонь — это единственное, что используют боевые маги Черных Солнц в бою…

— Я хочу, чтобы теперь ты соединял знания, что получил в Скриптории, с той силой, что течет в тебе. Под моим четким надзором, разумеется. Только мы сами сможем достигнуть чего-то нового, оставив свой след в истории.

Леккоса все еще мутило, и он пытался сделать глубокий вдох, чтобы прийти в себя, но сердце панически билось в груди почти так же, как несчастное животное в клетке несколько минут назад.

— Я… предпочел бы оставить свой след в истории иным способом… Не таким…

— Ты про книги, не так ли? Хочешь написать свою историю… — Нерос хмыкнул, словно прочитав мысли. Порой парень был уверен, что хозяин действительно это умеет. — Знание — клинок не менее острый, чем иллирийская сталь. Однако, сколько бы ты его ни точил, какой смысл хорошему оружию пылиться без дела? Используй это более… творчески.

— Что творческого в смертях или лжи? — выпалил Леккос, совершенно забыв о приличии. Сейчас голос разума заглох, уступая ненависти и непониманию. — Я изучил сотни книг и людей, и эльфов, и сваргов, и прочих рас… Переводил труды, как это угодно Империи. Хотя я и не видел всего того ужаса, что происходит в сражениях, я читал раз за разом об этом с разных сторон… Я не хочу становиться частью такого мира. Он должен измениться, иначе бесконечная борьба поглотит нас.

— Правда в устах победителей, — мягко поправил Нерос, совершенно не отреагировав на повышение тона и дерзкий выпад ученика. Наоборот, он выглядел довольным, словно только и ждал этого срыва. — Порой ложь может спасти от ошибок, если сразу направить на верный путь. Этого я и добиваюсь, Леккос. Уничтожить мир, чтобы на его костях построить новый, — вот единственный выход, — он похлопал по прутьям, и шерсть варга встала дыбом. — А начинается это со сказок и легенд, которые дети впитывают с молоком матери.

— Я… не понимаю…

Нерос задумчиво обошел клетку, наблюдая, как огромный зверь трясется от страха.

— Как ты думаешь, почему я спас тебя в тот день? Я же мог спокойно бросить тебя умирать, тебе и так недолго оставалось.

Леккос не раз задумывался над этим в те бессонные ночи, когда кожа горела в местах, где ее рассекла плеть в наказание за непослушание. Он сглотнул. В голове всплыли воспоминания: мать, прячущая его от солдат, шепчущая на языке, который он теперь едва помнил.

— Потому что я… могу быть полезен вам.

— Нет, — Нерос резко развернулся, и посмотрел прямо в глаза юноши. К своему удивлению, он увидел в них горящее воодушевление. — Потому что будущее — за такими, как ты, а не за закостенелыми аристократами. Другие патриции убеждены, что подобные тебе — грязь. Но грязь плодородна. В ней растут новые идеи. А мне нужны те, кто готов мыслить нестандартно, использовать любые доступные методы… И кто не боится риска, ибо больше уже терять нечего. Я сумел разглядеть в тебе потенциал, теперь моя задача — лишь направить тебя по верному пути.

Пылкая речь легата смутила юношу. Нерос часто рассуждал пространно — о величии, о том, какое наследие оставит, но никогда раньше Леккос не был частью этого. Внутри разлилось странное непривычное пылкое чувство.

— Но… как я могу создать что-то новое, если даже не знаю основ?

— Основы? — имперец хохотнул. — Ты и есть основа. Каждый твой провал, каждая победа — шаг к силе, которую не могут понять даже боги. И теперь, когда я здесь надолго, хочу, чтобы ты помог мне.

Леккос оторопело уставился на хозяина. Помочь? Да что мог он, простой раб, с едва развившейся магией, сделать, чего не смог бы легат?

Тот словно вновь прочел его мысли.

— Поверь, теперь ты сможешь применить все полученные знания в полной мере, — Нерос выдержал паузу, наблюдая за тем, как его слова заинтриговали юношу, а затем продолжил. — В попытках отвоевать себе земли клочок за клочком мы убеждены, что уже знаем все, однако этот мир не перестает нас удивлять…

Мысли Леккоса вмиг обратились к тем повозкам, что прибыли вместе с отрядом сегодня. Получается, Черные Солнца на что-то наткнулись и привезли сюда, в столицу?

— А-а-а, вижу, теперь ты заинтересован, — золотистые глаза Нероса блеснули.

— Так… о чем речь, господин? Вы нашли какие-то важные документы или…

— Лучше. Нашел носителей нового языка и культуры.

У парня перехватило дыхание от восторга и трепета. Подумать только, на континенте где-то остались еще народы, с которыми за две тысячи лет люди не взаимодействовали? Это же такая возможность, такой шанс прославиться…

— Где же вы нашли этот новый народ?

— А я разве сказал, что это новый народ? — улыбка на перебинтованном лице стала шире.

Теперь же Леккос был в полном замешательстве, но отрицать, насколько ему было интересно узнать, о чем говорил легат, он не мог.

— Что ж, идем, не буду тебя томить.

И парень с готовностью последовал за господином.

— Хозяин, вы уверены, что… — начал было Тарвин, когда они вернулись в основную часть лаборатории.

— Уверен, — властно оборвал легат, не дав скриптору закончить мысль. — Если хочешь, можешь оставаться тут.

Раб переминался с ноги на ногу, не понимая, как лучше поступить, но поспешил вслед за Леккосом в коридор, где в сопровождении стражи они двинулись вглубь лабиринта тоннелей. Юноша не сразу заметил озабоченное выражение на лице сервита, но был слишком увлечен, чтобы придавать этому значение.

Коридоры же все сужались, воздух становился густым от запаха крови и ржавчины. Они проходили мимо дверей и пустых клеток, в которых все еще были следы крови и останки, которые не потрудились убрать, пока в конце концов, минуя стражу, не спустились на очередной пролет и не оказались…

Леккосу было сложно назвать это иначе, чем загон для скота. Запах тут тоже стоял соответствующий, и парня вновь замутило. Однако, когда он огляделся, понял, что в клетках, стоявших в нишах, находились не звери… но и людьми их было назвать сложно.

— К-кто это?.. — с ужасом спросил юноша, озираясь.

— Пример того, что может с нами случиться, если не будем отстаивать свою независимость, — резкие жесткие нотки в голосе мужчины контрастировали с его внешним спокойствием.

На них взирали разноцветные глаза: от простых синих до неестественно желтых и ярко-оранжевых. Кожу пленников покрывали шерсть, перья, чешуя, виднелись и клыки, и когти, и рога, и хвосты… Но лица при всем этом были человеческими, словно бы какой-то безумный мясник пришил их к звериным телам, отчего эти химеры выглядели еще более ужасающе.

— Полукровки, — прошептал одними губами потрясенный Тарвин.

— Т-то есть?.. Это…

— Да, — все с той же безжалостностью оборвал Нерос. — Результат кровосмешения людей и эльфов…

— Лесных в данном случае, — быстро добавил сервит.

Нерос прошагал вперед, его плащ волочился по мокрому камню. Леккос следовал за ним, стараясь не смотреть в глаза пленникам. Их взгляды жгли, как раскаленные угли.

— Вот они, — Нерос остановился у клетки, где сидела женщина с перьями вместо волос. Ее руки, покрытые синими прожилками, сжимали прутья. — Наши новые гости. Называют себя skovblod, хотя мы до конца так и не поняли, что это значит. Они не слишком разговорчивы и для поверженных в бою чересчур непокорны… Изначально их было куда больше, но некоторых особо дерзких пришлось наказать.

Ужас уже понемногу отступил, когда Леккос присмотрелся к пленникам. Хотя они и выглядели как ужасные гибриды, чья-то злая насмешка или неудавшийся эксперимент, было видно, что в них много людского: кто-то тихонько поскуливал, прижавшись к прутьям, кто-то утешающие поглаживал по спине соседа, кто-то рвался и бросался на решетку, явно выкрикивая ругательства или проклятия.

— Они… не все одинаковы? — спросил он, замечая, как один из пленников — подросток с перепончатыми пальцами — прячет лицо в колени.

— Нет, — Нерос провел рукой по клетке, и один из пленников зашипел, подобно дикому коту, с которым имел явное сходство. — Но это неважно. Империи нужно знать больше о подобных… тварях. Мы не ожидали их засады, и этим дикарям удалось забрать многих из нас… Теперь мы должны узнать о них больше, чтобы понять, как им противостоять.

— Вы хотите, чтобы я… изучал их?

Легат коротко кивнул.

— Эти пленники могут стать полезным инструментом для достижения общего блага. Вот только языка их мы не знаем, а нужно как-то общаться. Нужно обучить их аквилантису, чтобы добиться подчинения. Без этого они станут лишь расходным материалом. Не хотелось бы переводить их просто так.

— А если… — во рту у Леккоса вдруг пересохло, — я не справлюсь?

— Тогда остается единственный доступный язык, который понимают все, — оскалился легат. — Язык силы.

Женщина-химера, сидящая в ближайшей клетке и внимательно наблюдающая за ними, внезапно плюнула сквозь решетку. Слюна попала Неросу на щеку.

— Jis yra valdmirtas! — прошипела она.

Легат рассмеялся и кивнул ближайшему стражнику. Тот вскрыл клетку, вытащил полукровку за волосы и прижал к полу.

— Видишь? Даже в цепях они слишком много о себе думают.

Леккос почувствовал, как сжимается желудок. Он вспомнил, как в детстве Гатус точно так же прижимал его и вырывал зубы за то, что он продолжал говорить на родном языке…

— Может, стоит попробовать договориться… — начал он, но Нерос перебил.

— Пока у нас есть с этим некоторые проблемы, как ты видишь. Потому ничего другого не остается…

Стражник прижал руку женщины к полу, занес меч и резким движением отрубил два пальца. Ее крик эхом разнесся по подземелью. Леккос отвернулся, но Нерос схватил его за подбородок, заставив смотреть.

— Терпел же ты такое. И стал сильнее.

Кровь пленницы текла по камням, орошая и без того влажный пол. Нерос какое-то время беспристрастно наблюдал за ее скулежом, затем повелительно махнул рукой. Тарвин, стоявший в тени, шагнул вперед, без слов зная, что от него хотят. Его пальцы вспыхнули зеленым светом, и плоть начала срастаться, возвращая пальцы на место. Полукровка задрожала всем телом, но не кричала.

— Пойми, Леккос, — продолжил легат как ни в чем не бывало. — Я совершенно не горю желанием убивать их. Зря, что ли, вез из останской глуши? Нужно, чтобы они покорились, сломались, сражались на нашей стороне. Ну а те, кто не сможет… — он наигранно-печально вздохнул. — Что же, кажется, я давно не выставлял на арену новых бойцов.

— Зачем? — прошептал Леккос. — Если все равно убьете их на арене…

— Чтобы они помнили, — Нерос повернулся к ряду клеток. — Империя дает жизнь. И забирает. Мы боги для этих тварей. А ты им это объяснишь на их языке.

Леккосу зажмурился. Больше всего на свете ему хотелось убежать из этого страшного места, однако понимал, что теперь от него могут зависеть жизни этих людей… нелюдей… полукровок. Он посмотрел на подростка с перепончатыми пальцами. Тот плакал, прижимая к груди обрывок ткани, однако не смел приблизиться к открытой двери, чтобы попытаться улизнуть.

Империя хочет использовать их? Что ж, ладно. Он найдет способ объяснить, склонить, а не сломать, как ломали прочих рабов. Придумает для этого иной инструмент, кроме беспричинного насилия и непомерной жестокости. А пока надо было хотя бы понять, что за чудной язык использует этот странный народ.

— Я сделаю это, — сказал он тише, чем планировал.

Нерос довольно хлопнул в ладоши:

— Отлично! Я не сомневался в тебе, Леккос. Начнешь с завтрашнего дня, а пока… — он кивнул страже, и женщину грубо кинули в клетку. Малец тут же ринулся к ней, крепко обняв, по его щекам текли слезы, но рыданий слышно не было. — Гатус, отведи моего ученика в его покои. Ему нужно хорошенько отдохнуть, впереди у него много работы.

Уже у самого выхода до парня донесся голос Тарвина:

— Вы играете с огнем, хозяин. Если вы сломаете его, он не станет вашим орудием.

— Не станет, — согласился Нерос. — Он станет чем-то большим.

Глава 3

«Порой заниматься на свежем воздухе не такая уж и плохая идея», — лениво размышлял Леккос, подавляя зевок.

С раннего утра после бессонной ночи он сидел за книгами. Это был небольшой закуток, который Тарвину выделил легат под выращивание необходимых трав для чернил, красителей, лекарств… а порой и ядов. Сам же сервит с удовольствием возился в земле, удобряя почву и пропалывая от сорняков, что-то любовно бормоча себе под нос, когда находил новый росток. Почва в Среднеземье была по-особенному плодородна, и Тарвину даже не приходилось использовать дар. Только если того требовала острая необходимость.

Леккос часто спрашивал, почему сервит не применяет магию для выращивания растений. Тарвин улыбался и объяснял, что магия созидания заключается в наблюдении за миром и его понимании. Нельзя вырастить цветок, не видя, как он растет. Нельзя принять облик животного, не понимая его строения. Нельзя вылечить болезнь, не зная, как функционирует организм.

Хотя управление растениями требовало меньше усилий, чем лечение ран, раб предпочитал использовать традиционные методы в своей работе с травами. Он с удовольствием наблюдал, как жизнь пробивается сквозь плодородную почву. В такие моменты Леккос не хотел отвлекать своего наставника, даже если у него возникал вопрос. Он старался найти ответ самостоятельно и обращался к Тарвину только при крайней необходимости. И сейчас был как раз такой случай…

Первым делом Леккос, разумеется, нашел в библиотеке всевозможные тексты, связанные с лесным народом ил`хаши. Их язык был менее распространен, чем языки темных и светлых эльфов. Лесные же следовали своим традициям и особому кодексу, подчеркивая свою уникальность.

У них не было городов, летописи велись редко. В основном они передавали легенды и предания устно. То, что записывалось, хранилось в святилищах, куда допускались только друиды и волхвы. Порой люди находили вырезанные на камнях или деревьях руны, хотя и имеющие сходство с эльфийскими иероглифами, но отдаленное.

Тех скупых записей, что были у Нероса, могло хватить лишь для письменного перевода. Но как звучал язык лесных эльфов, Леккос не знал… И сейчас, когда он уже битый час изучал редкий свиток, который легат привез из одного из прошлых походов, его начала одолевать легкая паника.

Вчера вечером порученная задача казалась интересным испытанием, с которым он непременно справится, вооруженный всеми своими знаниями. Сейчас же Леккос мог думать только о наказании, которое последует в случае его провала… Но все же что-то внутри подстегивало, не давало опустить руки, и он начал читать абзац вновь.

«Aoiseanna, an Luthair ag soilsiu an dom’hain le draiocht, ach diultaithe, ag cruthu scrios. Elennae, an chead-mhathair na cruinne, ver var’en dtag tel’thas a nascadh in aonacht…»

Было сложно сверяться по скудному словарю, большую часть которого составлял в свое время Тарвин. Хотя этот текст Леккос уже встречал, он как никто другой знал, что не стоит доверять переводу на аквилантис. Потому решил сделать это самостоятельно, обратившись к оригиналу, такому же древнему, как и записанная в нем история.

Тут говорилось о первых временах, когда магия из-за некой Завесы, часто упоминаемой у магических рас, несла разрушительное влияние на мир, пока не был найден способ сосуществования. Зная любовь старших народов к приукрашиванию, Леккос не сомневался, что это просто красивая легенда или какая-то сложная метафора.

Тем не менее он еще раз всмотрелся в извивающиеся руны, напоминающие переплетенные корни. Находя закономерности и в эльфийской письменности, и в представленной транскрипции, он видел все больше сходства с языком коренных жителей Остании. Чем больше Леккос вчитывался, тем уверенней становился в своих догадках. Это сходство казалось ему неким ключом. Пусть и не с первого раза, но все может получиться…

Юноша еще раз провел пальцем по плотному пергаменту: высеченные на нем ил`хашийские руны ощущались не то вдавленными, не то выжженными. Раз за разом ему попадалась одна и та же фраза: «Elennae ver var’en dtag tel’thas». Он знал, что «Elennae» — имя богини, но остальное оставалось загадкой.

— «Var’en» — «путь» или «дыхание», — пробормотал парень, сравнивая руны с заметками Тарвина. — А «tel’thas»… Может, «преображение»?

Тарвин замер, отвлекшись от осмотра очередного побега родиолы. Плечи были опущены, выглядел он несколько подавленно.

— «Tel’thas» — это не преображение. Это… — он замялся, — «слияние».

— Слияние с чем? — Леккос поднял глаза и заметил, что наставник избегает его взгляда.

Раздался глухой треск, за ним последовал тяжелый вздох. В руках Тарвин сжимал половину надломленного им же стебля и смотрел на цветок с такой горечью, что Леккос невольно поежился.

— С природой, — сервит нехотя тяжело поднялся, отбрасывая стебель в кучу с перегноем. — Лесные эльфы верят, что их богиня-покровительница Елена в те времена, когда магия еще была чужеродной для этого мира, нашла способ связать их воедино.

Леккос неуверенно кивнул. Мифы о сотворении разнились от народа к народу, и каждый из них ставил свое божество во главу этого процесса. Но почему же наставник говорит так уверенно? Раньше сервит всегда беспристрастно относился к таким сказаниям, но теперь в его глазах, выцветших и тусклых, горели странные огоньки, которых раньше юноша там не видел.

— И в чем же состояло это слияние?

Тарвин задумался, подбирая слова.

— В душах, мальчик мой. В душах, что несут в себе силу и память предков. Каждая душа бережной рукой Елены сажается в новое тело, чтобы прорасти, набраться сил и вновь после смерти отправиться в небытие. Это крайне… метафизическая концепция, как ты понимаешь. Но не отменяет того факта, что они и правда в это верят.

Едва уловимая резкость в движениях наставника была нетипичной, и Леккос не понимал, с чем были связаны эти изменения. А ведь еще вчера он видел в его лице сомнения, которые тот не решался высказать. Ему хотелось расспросить Тарвина, как раньше, когда они заводили долгие беседы в попытках понять то, что переписывали. О религии, верованиях, сказках и суевериях, которые хотя и были чем-то схожи, но всегда различались, и в этих небольших отличиях таилась обычно важная для понимания суть. А именно ее они и пытались либо скрыть, либо правильно подать.

Но никогда разговоры о магических народах не были для Тарвина чем-то настолько сакральным.

— Ты… многое знаешь о них, — негромко произнес Леккос.

— Больше, чем следует, — признался наставник и добавил быстро, пресекая расспросы. — Тебе не стоит заставлять хозяина Деция ждать. Он хочет, чтобы ты регулярно докладывал об успехах. Так что лучше не затягивать с его поручением.

— Ты не пойдешь со мной? — брови парня вскинулись в удивлении. — Я очень рассчитывал на твою помощь.

Но старик лишь тряхнул седой головой.

— Это твое задание, мой мальчик. Я не вправе делать его за тебя. Но помогу, чем смогу.

Леккос недовольно поджал губы. Но выбора у него не было, и оттягивать начало сильнее уже смысла не было, как бы его ни одолевал страх от одной только мысли о сидящих в клетках полулюдях.

Бережно вручив драгоценный эльфийский свиток Тарвину, молодой скриптор, полный тяжелых дум, вышел из сада, где в тени арочных колонн его уже дожидался Гатус, хмурый, как и всегда. И без того хрупкая уверенность успела треснуть, и Леккос сильнее стиснул словарь и пустые листы для записей.

Он витал в своих мыслях, даже не следя за дорогой, которой его вели, да и незачем — все равно без надзирателей он и шагу не сделает. Важнее сейчас было то, с чего начать. Как подступиться? Как завести беседу? Получится ли у него сказать хоть что-то на языке, которого он и сам толком не знал? Не скажет ли лишнего, из-за чего в его глотку вонзятся острые клыки или когти? Тарвина рядом не будет, чтобы спасти его жизнь до того, как он истечет кровью… А видя нрав полукровок, он не был уверен в миролюбивости их настроя.

На коже выступил холодный пот, несмотря на то, что воздух становился все прохладнее, чем дальше они уходили в подземелье. Небольшой мешочек, который Леккос спрятал в тунике, теперь неприятно лип к телу. Еще рано утром он тайком взял несколько яблок, самых маленьких и сморщенных, чтобы пропажу не заметили. Он не знал иного способа заполучить расположение. Когда-то это сработало с ним, может, и с полукровками выйдет? Голод и холод знакомы каждому без исключения…

Ступени, ведущие вниз, скрипели под ногами Леккоса, когда он снова очутился в подземных казематах, в которых теперь помимо клеток было с десяток темных магов из отряда Нероса. Спертый воздух вновь неприятно облепил сырым гнилостным запахом. Черные Солнца, стражники в глухих шлемах с кроваво-красными символами из отряда, перешептывались у входа, их смешки эхом отражались от каменных стен. Им явно было скучно тут, и стоило Леккосу появиться в поле зрения, они повернули головы. Хоть парень и не видел их лиц, но чувствовал, как глаза колдунов внимательно следят за ним.

— Смотри-ка, щенок легата решил поиграть в милосердие, — хрипло усмехнулся один.

— Может, хочет этим уродцам сказочку почитать? — добавил другой, кивнув на книгу в руках скриптора, и смех эхом отразился от сводов.

Остальные стражи не обратили внимания на пришедшего, продолжая свое молчаливое бдение, но от этого парень чувствовал себя еще более неловко.

Он замер посреди зала, как на сцене. Одни полукровки лишь косо поглядывали на него, не проявляя особого интереса. Другие же смотрели на него с неприязнью и даже злобой. В глазах некоторых женщин была отрешенность, и Леккос догадался, что с ними могли делать.

Парень стиснул зубы, пытаясь игнорировать дрожь в пальцах. Сделав глубокий вдох, он осторожно приблизился к клеткам, делая вид, что просто осматривается. Глаза — то ли звериные, то ли людские — следили за каждым его движением. У всех были ошейники из темного металла грубой ковки, у некоторых, явно особо буйных, были закованы и руки. Считалось, что железо из рудников Иллирийских гор может обезвреживать и ослаблять колдовство, перекрывая потоки маны в организме.

Леккос встал напротив той клетки, из которой вчера выволокли женщину. Глаза тут же нашли ее и того мальчика с перепонками на руках. Полукровки жались друг к другу, стараясь не замечать незваного гостя.

Сложно было сказать, чем они были связаны — родственными узами или общим горем, но внешне каждый пленник отличался от остальных. Не считая чешуек, жабр, перепонок и слегка удлиненных ушей, как и у всех остальных полуэльфов, мальчик выглядел как обычный подросток. А вот женщина выделялась куда сильнее — перьями в волосах и короткой шерстью, покрывающей участки лица и тела. Леккос перевел взгляд на пророщенные вчера пальцы: полоски шрамов белели на коже, и было заметно, что сгибаются они с трудом.

Их соседями по заточению были мужчина с острым орлиным взором и жуткими покрывающими все тело наростами, словно хитин у крабов, и молодая женщина с зеленовато-желтым змеиным взглядом, перьями на руках и шее и парой оленьих рогов. Оба выглядели озлобленными, словно попавшие в западню хищники.

Присев на колени рядом с прутьями, Леккос раскрыл книгу и еще раз прокрутил в голове фразу, которую должен был произнести, стараясь не думать о том, как глупо будет выглядеть:

— Na biodh… ea’gal ort. Cha bhith… mi gad ghorta’chadh.

Ил`хашийский плохо ложился на язык, казался сложным, невыговариваемым, отчего голос дрогнул. Слова не произвели никакого эффекта, и он повторил фразу чуть более уверенно. Теперь в его сторону неуверенно повернулись все пленники, недоумевающе таращась на парня. Взгляд рогатой девушки сверлил его, словно искал слабину.

Леккос продолжил, протягивая яблоко мальчику через прутья:

— Tha mi feuchainn ri cuidea’chadh…

Мужчина с хитиновыми наростами фыркнул и произнес что-то на рычащем наречии:

— Hvad fanden vrovl taler du? Tu ne mokslinti mus?

— Tal ikke med ham, ellers vil du ogsa lide, — обеспокоенно произнесла женщина, со страхом озираясь по сторонам. Урок Нероса она явно усвоила и сегодня уже не была такой дерзкой.

— Jis sproggai mums bonnas seneliu taal! — не унимался мужчина. — Jis galvai, kad mes vienas iš ju, tai forbrydanti!..

Леккос впал в ступор. Язык, на котором они говорили… Он совершенно не походил на ил`хашийский, даже близко. Парень так и застыл с протянутым яблоком, жадно вслушиваясь в перепалку.

Мальчик же, переводивший взгляд со своих соседей на Леккоса, неуверенно подался вперед и уже было взял из рук угощение, как вдруг женщина резким движением ударила его. Леккос не ожидал этого и рухнул прямо в лужу, выронив и яблоко, и книгу.

— Vag ikke imk nieko fra jis! — прикрикнула она на ничего не понимающего мальчонку.

— Is e seo… an tiodhlac, tròcair Elennae, gus sealltainn… dhut d «àite, — Леккос не знал, что еще можно сказать, и просто повторял заранее подготовленные фразы.

Рука его потянулась к заметкам, но с ужасом обнаружил, что драгоценные листки и записи успели промокнуть, местами размазав чернила.

— Vi er ikke en menagerie, imperijasunis, — прошипел мужчина, обнажая острые клыки, и плюнул под ноги юноше.

Одна только девушка так и сохраняла непоколебимое спокойствие, оценивающе наблюдая за Леккосом своими змеиными глазами.

Скриптор почувствовал, как горит лицо от унижения. Он попытался собраться с мыслями, но хохот стражников не дал сосредоточиться:

— Смотрите-ка, кажется эти уродцы даже нашему драгоценному писарю не по зубам!

Один из ближайших стражников уже хотел подойти, чтобы наказать провинившихся, но Леккос торопливо вытянул руку:

— Не надо. Все в порядке.

— Эти ублюдки должны помнить, где их место, иначе…

— Не надо, — повторил парень уже с нажимом и добавил, предугадывая вопрос. — Я действую по указу легата. Он дал мне полную свободу решить проблему так, как я посчитаю нужным. Пойдете против моего слова — нарушите его приказ. Думаю, вы хорошо знаете, что это значит.

На какое-то время в подземелье воцарилась тишина, Леккосу стоило немало усилий выдержать прикованные к нему взгляды. Стражник, который уже почти обнажил меч, неторопливо спрятал его обратно в ножны и, коротко кивнув, отступил к стене, вновь превратившись в безмолвную тень.

Сердце парня колотилось от странного пьянящего чувства. Он впервые в жизни приказал. И его послушались. Да, пусть на самом деле их испугало упоминание Нероса, но все равно это было приятное ощущение.

Но и это скоро прошло. Леккос с печальным вздохом поднял книгу, бережно протер ее, стараясь не смахнуть чернила окончательно. Хотя ущерб оказался незначительным, каждая страница все равно нуждалась теперь в заботливом восстановлении и кропотливой переписке. «Да и Тарвин наверняка будет недоволен», — думал скриптор, вспоминая любимую поговорку наставника: «Нет для скриптора худшего кошмара, чем огонь, вода и книжные черви».

Ткань туники тоже вымокла, но Леккосу уже было все равно. Скрестив ноги, он остался сидеть на полу, погруженный в свои мысли, и, найдя листы бумаги посуше, принялся вносить заметки. В этот момент окружающий мир перестал для него существовать, сердце наконец унялось, а мысли полились ровным холодным потоком. Скриптор постарался записать все услышанные им фразы как можно точнее, пока слова еще были свежи в его памяти.

Обрывки фраз казались ему смутно знакомыми, и он лихорадочно перебирал в голове книгу за книгой, вспоминая, откуда же ему могли быть известны слова чужого языка? Эта загадка словно бы поддразнивала его, заставляла голову работать усерднее в непреодолимом желании получить желанные ответы…

— Tu es unenprastas.

Леккос дернулся от неожиданности. Девушка с оленьими рогами сидела прямо напротив него, лишь прутья клетки отделяли их друг от друга, и теперь он мог лучше рассмотреть ее. Она была бледной, со светлыми неухоженными волосами, тощей и невысокой. На вид он мог бы дать ей лет двадцать, но не знал, подвержены ли полукровки старению так же, как люди или как почти бессмертные аль’пани. Рога ее украшала мелкая россыпь вырезанных узоров, явно ритуальных — нечто подобное он видел в залах славы Деция.

Пленница могла бы быть достаточно миловидной, если бы не слой грязи, который покрывал ее с ног до головы, и перья, что росли прямо из кожи. Но ее глаза… большие, яркие, желто-зеленые с вертикальными зрачками, они сверлили Леккоса, будто видя насквозь. И от этого взгляда у него перехватило дыхание.

Полукровка явно уже какое-то время наблюдала за ним и наклонила голову, будто разглядывая диковинное насекомое. Губы дрогнули в подобии улыбки, лишенной тепла:

— Tu esi mortams saa jie, bet kitanden, — она медленно протянула руку сквозь прутья, пальцы с ястребиными когтями сомкнулись вокруг яблока. — Tave inde lietus lygsviesa.

Леккос молча наблюдал, как она одним резким движением разломила плод пополам. Одну половину она, игнорируя протестующий взгляд соседки, протянула мальчонке, другую съела сама. Юноша судорожно сглотнул, думая лишь о том, что с такой же легкостью она могла бы свернуть и его шею.

Когда полукровка закончила трапезу, она вновь просунула руку сквозь прутья. Краем глаза Леккос заметил, как тени вдоль стен снова ожили, готовые при первом же намеке на агрессию наказать пленницу. Но пока стражники выжидающе наблюдали за развитием событий.

Девушка же будто и не замечала нависшей над ней угрозы и требовательно произнесла:

— Daj man.

Парень торопливо потянулся за очередным яблоком в складки туники, но полукровка запричитала и ткнула пальцем на листы, лежавшие на коленях.

— Neik danas, bet das stinga! — и закивала, когда Леккос вопросительно поднял бумагу.

Тот неуверенно протянул ей листок и грифель, не слишком понимая, чего она хочет добиться. Леккос не ожидал, что его план скоро даст хоть какие-то результаты, и готовился, что несколько дней уйдет только на то, чтобы запуганные пленники перестали его бояться…

Теперь, радостно улыбаясь, он нетерпеливо наблюдал, как девушка крутит в руках серый стержень, пытаясь понять, как им пользоваться. Она с силой надавила на лист, оставив большое черное пятно, будто собиралась работать с камнем или деревом, но никак не тонкой нежной бумагой.

Спустя несколько минут усердных шкрябаний девушка подняла лист и произнесла, довольная результатом:

— Stai tu.

Леккос же непонимающе переводил взгляд с нее на кривые завитки рунных символов.

— Ailisfinvel, — произнесла она.

— Asfivenel? — неуверенно повторил за ней Леккос.

Она резко помотала головой и еще раз ткнула в листок, и начала произносить по слогам, водя пальцем по строке:

— Ai, — медленно начала девушка, будто разговаривала с несмышленым ребенком.

— Ai…

— Lis.

— Lis…

— Fin.

— Fin…

— Vel, — на последнем слоге когтистый палец указал на саму девушку.

— Айлисфинвель… — пробормотал Леккос, девушка закивала и протянула обратно листок и грифель.

В этот момент что-то внутри замерло, перевернулось и рухнуло в низ живота. Юноша никогда раньше не испытывал ничего подобного. Это ощущение кружило голову, заставляло сердце биться чаще. Неужели так и чувствуют себя те, у кого получается совершить невозможное? Или это было нечто иное…

— Леккос, — он указал пальцем на себя по ее примеру.

— Lekkos.

В ее устах собственное имя звучало чужеродно, а по телу прошла дрожь волнения.

Глава 4

— Это… просто поразительно, — выдохнул Тарвин, когда спустя несколько часов Леккос уже сидел в его каморке. Такой роскошью, как собственные покои, сервит не обладал, потому его спальное место было прямо в башне Скриптория.

Леккос не раз думал, как, должно быть, магу созидания тяжело взаперти, вдалеке от природы, с которой он связан. Но, наверное, это был один из жестоких уроков Нероса, которые всегда приносили свои плоды.

— Удивительно, что эти несчастные решили дать тебе шанс. Черные Солнца славятся своей жестокостью, скорее всего изначально в плену их даже было больше: часть ушла на потеху солдатам, — старик сжал кулаки так, что костяшки побелели. — Но они все равно готовы дать шанс. Должно быть, сама Елена благословила их…

Если Тарвин был скорее поражен до глубины души, то Леккос испытывал невероятный эмоциональный подъем. Такого прилива сил он не чувствовал, даже когда Тарвин предложил ему бодрящий набелитский напиток из кофейных зерен. Это было сродни окрылению, нет, даже лучше… Теперь ему казалось, что он сможет горы свернуть.

А еще ему не терпелось снова вернуться в мрачные подземелья, какой бы давящей и пугающей ни была там атмосфера. Ему хотелось говорить еще и еще и снова увидеть Айлисфинвель… чтобы узнать больше о ней и ее странном народе, разумеется. Если бы Гатус не вытащил скриптора за шкирку, он был бы готов и ночь там провести.

Как ни странно, Тарвин даже не сильно расстроился, когда ученик принес ему подпорченную книгу. Исписанные неизвестными словами листы привлекли его внимание куда сильнее.

— Это действительно не язык ил`хаши, — задумчиво произнес он. — Тут проглядывается странное сочетание. Вижу и норлинские корни, и сваргонские, и останские, и немного общего эльфийского наречия… Словно кто-то взял и смешал языки в одну кучу.

Леккос неуверенно кивнул.

— Быть может, если они полукровки, то дело в том, что родители могли быть из разных народов?

Тарвин кивнул.

— Да, это достаточно правдоподобная версия, мой мальчик. Вот только… само существование таких, как они, не укладывается в моей голове.

— Почему? — Леккос удивленно вскинул брови. — Есть же множество метисов, особенно учитывая, как часто совершаются набеги и грабежи. Вы же знаете, как это бывает…

Губы сервита сомкнулись в плотную линию. Он вглядывался в небольшие зарисовки в углу листа, на которых Леккос тайком и неумело попытался запечатлеть полукровок, особенно постаравшись над лицом своей новой знакомой.

— Я раньше не говорил тебе, — начал негромко старик, — но до того, как я попал в… на службу к хозяину, я жил в лесах Остании. Среди тех, кого называют друидами.

Леккос замер.

— Вы о тех людях, что добровольно живут с эльфами и обучаются у них магическому искусству?..

— Да. Нас всегда было немного. Друиды были проводниками между скрытным лесным народом и простыми крестьянами, что нуждались в нашей помощи. Взамен на мудрость и благословение долгой жизни они помогали эльфийским племенам отбиваться от тех, кто приходил на наши земли с корыстным или злым умыслом, обращая мощь лесов против захватчиков. Наш союз с ил`хашийскими волхвами, оракулами и следопытами длился веками… Пока не пришли легионы. Они сжигали святилища, не щадя никого. Это был порочный круг ненависти, и понимали это даже эльфы, потому они бросили нас, не оказав людям Среднеземья должного сопротивления…

— Почему? Вы же были союзниками, — спросил Леккос, потрясенный рассказом.

— На то была воля богини… — Тарвин отвел глаза, не в силах выдержать настойчивый взгляд подопечного. — Посчитали, что это знак, расплата за то, что возомнили себя подобными богам… А потому выбрали смириться и просто уйти, не вмешиваясь в конфликты людей.

«Которые сами же когда-то и породили», — мелькнула у Леккоса острая мысль, больно уколовшая разум.

— Ну а против темной магии ничто не способно выстоять, — мрачно закончил сервит. — И теперь я тут, а они… они все еще где-то там.

Какое-то время тишину нарушало лишь легкое потрескивание солнечных камней. Парню требовалось время, чтобы осознать рассказ скриптора, однако многое не укладывалось в голове…

— Почему вы никогда не говорили об этом?

Тарвин сел, сгорбившись, и уставился на иссушенные магией руки, перебирая браслеты на запястьях, как четки.

— Потому что в этом нет смысла… уже, — он замолчал, глотая слова. — Сейчас я тут, и мое место здесь. Я не могу ничего изменить.

— Вы могли бы сбежать! — возразил Леккос. — И никто бы вас не остановил…

— Меня держат оковы, Леккос. Одни — на руках. Другие — здесь, — он ткнул пальцем в висок. — И вторые прочнее.

Парень нахмурился от такого заявления. Наставник никогда раньше не делился подробностями своей жизни до того, как попал в рабство семьи Деций. Единственное, что он знал — Тарвин был ненамного старше самого господина Нероса, хотя на вид годился ему в деды. Более того, сервит был достаточно приближен к семье патрициев, чтобы ему позволили обучать детей и хранить знания Скриптория.

Для раба это можно было бы считать невероятной честью. Он был мудр не по годам, и юноша всегда считал, что это из-за десятилетий, проведенных в окружении книг. Но как же Тарвин мог верно служить тем, кто уничтожил его дом? Как мог тратить свои жизненные силы, чтобы исцелять их раны и болезни?.. Каждое заклинание приближало любого мага созидания к черте, и потому к ним относились как к расходному материалу. Даже к Тарвину, хранившему множество тайн и обладавшему мудростью, к которой прислушивался даже Нерос Деций.

Непонятное отвращение к старику захватило Леккоса подобно налетевшему летнему урагану. Но в тот же момент внутри что-то неприятно кольнуло: «А чем ты отличаешься от него? Разве не поступаешь точно так же?» Отдаленные детские воспоминания вновь нахлынули, мутные, как сточная вода. И другой голос возразил — нет, Леккос не такой. В отличие от Тарвина, который смирился, сменив одних хозяев на других, он пытается что-то изменить. У него есть сила, которую он может обратить против тех, кого презирает. И поступит так, как правильно, если потребуется.

— Получается, вы уже раньше видели подобных полукровок? — нарушил молчание Леккос.

— Нет, такое я встречаю впервые, — покачал головой раб. — По преданиям, именно Елена даровала народу ил`хаши врожденную склонность к магии природы. Им не надо учиться исцелению, перевоплощаться в зверей, менять облик или управлять растениями, как прочим магам. А за счет бессмертия они никак не ограничивали себя в использовании дара. Были легенды, что они могли перевоплощаться даже в монструозных чудищ, и все ограничивалось только их фантазией. Но это… — он ткнул пальцем в изображение полукровки. — Это неправильно.

— Вы же жили среди них, — настаивал Леккос. — Разве они не заключали… союзы с людьми?

— Были легенды… — начал он медленно, нерешительно, словно вытаскивая слова из глубин памяти. — Говорили, что лесные эльфы иногда выбирали смертных, чтобы родить детей, которые могли бы унаследовать их врожденную склонность к созиданию. Но это были редкие случаи, обросшие тайнами. Никто не видел таких полукровок, их тщательно укрывали, либо они не выдавали своего происхождения, — он провел рукой по браслетам, а после накрыл их ладонью. — Те, кого привез Нерос… Это результат не союза. Это насилие.

Леккос откинулся на стуле, глядя, как пылинки танцуют в луче света. Он обдумывал все то, что они обсудили этим вечером. Столько всего: и выяснение истоков языка полукровок, и правда о происхождении сервита, и тайны, что скрывали лесные эльфы… Разум пытался сложить кусочки в мозаику, чтобы наконец-то увидеть всю картину целиком.

— Предположим, что это правда и люди действительно вступали в союзы с эльфами… — Леккос начал осторожно развивать мысль, боясь потерять едва нащупанную нить. — Наверняка же в таких союзах могли рождаться и дефектные… особи. Что происходило с ними?

— Не знаю, — пожал плечами сервит. — По идее, от таких должны были избавляться, как от больных и слабых новорожденных. Сомневаюсь, что у них был бы шанс выжить, но…

Тарвин замер с открытым ртом. Кажется, он только сейчас уловил идею, которую Леккос не решился высказать.

— Вот и я тоже об этом подумал, — мрачно кивнул парень.

— Если это правда так, то… — взволнованно начал Тарвин, но не успел договорить.

Вновь раздался шум шагов, которые Леккос без труда узнал, и когда Гатус показался из густого полумрака Скриптория, он уже стоял на ногах.

— Легату нужен отчет, писака. Не заставляй себя ждать, — набелит сверкнул желтыми зубами.

— Я подготовлю для тебя справочники по языку северян, — заверил Тарвин. — И может, еще парочку. Они будут дожидаться тебя на третьем этаже у третьего стеллажа.

Леккос быстро смекнул, что наставник отправил его к конкретной секции, где ему надо будет найти что-то важное. Иначе бы он вслух и прямо заявил, о чем речь. Раб сделал едва заметное движение, словно нарисовал в воздухе силуэт, кажется, какой-то птицы.

— Спасибо, наставник.

— И еще, мальчик мой, — старик вытянул руку и, немного замешкавшись, коснулся плеча, стискивая его с такой силой, словно Леккос должен был вот-вот растаять под его пальцами. В выцветших глаза плескалась тревога. — Будь осторожен. И да осветят боги твой путь…

На это парень мог лишь растерянно кивнуть и торопливо последовал за надзирателем, оставляя Тарвина в одиночестве среди сотен историй и судеб, увековеченных на страницах пыльных томов.

Столь нетипичное прощание выбило Леккоса из колеи, словно на него вылили таз холодной воды. Никогда раньше сервит не позволял себе проявления близости, не обнимал, и даже не прикасался вот так… В этом читалось какое-то желание защитить, уберечь от невзгод, как птица прикрывает крылом своих птенцов.

Однако сейчас юноше надо было собраться с мыслями, ведь встреча с легатом никогда не сулила ничего хорошего. От переизбытка чувств парень нервничал, не мог призвать себя к самодисциплине. А для темного мага нет ничего страшнее, чем бесконтрольно бушующие эмоции. Только холодная голова и рассудительность. Сейчас надо было проанализировать все и понять, что легату знать надо, а что пока нет. Радовало, что Гатус вел не к подземному убежищу Деция, а на самые верхние этажи поместья, где располагались личные покои его, супруги и младших детей.

Несмотря на то, что час был поздний, в кабинете горел яркий свет. Интерьер тут разительно отличался от мрачного подземелья — мягкие ковры, фрески и картины на стенах. По периметру стояли жаровни, что согревали в прохладную весеннюю ночь. Трофеи тут тоже были, но куда менее зловещие: вместо искореженных на поле брани доспехов — головы и шкуры животных, убитых во время охоты. На стойках красовалось вычурное наградное оружие, явно непригодное для сражений. В стеллажах под стеклом на бархатных подушечках хранились свитки, книги, религиозные реликвии и диковинные украшения.

Один только Деций никак не вписывался в окружающий его интерьер, словно кто-то выжег черное пятно. Он сидел за каменным столом, внимательно ведя записи, но даже перо в его руке казалось смертоносным. Поверх черной туники плечи его покрывала алая тога, на которой красовалась брошь-фибула с золотым орлом — символом его статуса сенатора, одного из самых приближенных к власти людей Империи.

Ходили слухи, что Нерос Деций развернул военную кампанию как раз для того, чтобы заработать репутацию в глазах остальных глав семей и выдвинуть свою кандидатуру на пост императора. Его главным соперником, кажется, был патриций из рода Аквиллес, чьи предки основали независимый город-государство.

Несмотря на то, что императора избирали голосованием сенаторов, многие, помня величие Аквиллесов, некогда бывших шестым Великим Домом, отдавали свои голоса им. Что, разумеется, нравилось далеко не всем патрициям. Но Леккос мало интересовался политическими интригами, чтобы вникать во все имена тех несчастных, что решались вступить в эту игру. Зачем? Ведь рано или поздно ему все равно придется изучать их через историческую хронику. Там он и узнает, кто преуспел, а кто потерпел поражение.

Нерос не поднял глаз, когда дверь захлопнулась, оставляя ученика и учителя наедине. Только когда Леккос робко прошагал по ковру, приглушавшему шаги, прямо в центр кабинета, легат наконец соизволил взглянуть на него. Шрамы все еще были перебинтованы, но хотя бы не кровоточили.

— А-а-а, мой любознательный ученик! — Нерос отложил перо в сторону и тепло улыбнулся, хотя золотисто-карие глаза оставались холодны. — Присаживайся же! Мне не терпится услышать, как прошел твой первый день в обществе этих существ.

Стараясь унять дрожь в руках, Леккос аккуратно присел на неудобную кушетку напротив стола. Деций любезно предложил вина, и юноша не стал отказываться.

— Итак, рассказывай. Что думаешь о наших… кх-м, гостях? — поинтересовался мужчина после того, как они выпили за здоровье императора.

— Они крайне… — Леккос старался подобрать слова. — Необычные.

— Понимаю, эти звери могут производить впечатление, — кивнул собеседник. — Поначалу мы и вовсе хотели их сжечь, приняв за кощунственные надругательства эльфов над людьми.

— Я бы не назвал их зверьми, господин, — мягко возразил Леккос, но тут же осекся. Легат же показал, что все в порядке и тот может продолжать. — Они куда человечнее, чем кажутся. Им свойственны обида, злость, забота друг о других…

— Ну, это все может быть и у ручных зверушек, — хмыкнув, оборвал его Нерос, став серьезнее.

— …А еще они любопытны. И тоже жаждут узнать о нас больше.

Нерос внимательно изучал лицо парня, и тот немного зарделся от такого пристального взгляда.

— Да, я слышал, что одна из особей смогла выйти на контакт. Поразительно, если честно. Я был уверен, что тебе откусят пальцы, как только ты приблизишься к ним…

— В-вы уже знаете об этом? — во рту у Леккоса пересохло. Он-то рассчитывал подать события в казематах со своей точки зрения, минуя случившийся конфликт с Черными Солнцами.

— Мне доложила стража. А еще они сказали, что ты посмел воспользоваться моим именем, чтобы поставить их на место.

Парень ощутил, как внутри все оборвалось. Все оставленные за двенадцать лет шрамы резко вспыхнули болью, напоминая о каждом проступке… Однако суровость на остром лице сменилась одобрительной улыбкой:

— Молодец. Сегодня ты проявил решимость, показал характер. Не каждый осмелится бросить вызов их насмешкам, — легат отбил из бокала, и продолжил. — Ты растешь. Помнишь, как впервые вошел сюда? Дрожал, будто лист на ветру. А теперь стоишь с высоко поднятой головой, споришь, ищешь свой путь…

— Вы не злитесь на меня, господин?

— Злюсь? — Деций хохотнул. — Отнюдь. Если бы ты не решился дать отпор, да еще и не воспользовался статусом, который у тебя есть, я бы решил, что мои уроки прошли даром. Не забывай, кто ты, и не давай остальным забыть это.

— Я ваш… ученик, — он едва остановил себя, не сказав «раб».

— Ты в первую очередь темный маг, — мягко, но с нажимом поправил Нерос. — Точно такой же, как и Черные Солнца… И даже лучше. Такие, как ты, управляют солдатами, а не терпят насмешки.

Леккосу не понравилось сравнение с легионерами. Невольно ему вспомнились варг в подземелье и тлеющая от негасимого черного пламени шерсть, причинявшая животному страдания.

— Я не такой, как они, господин. Я не владею оружием, не умею драться, никогда не был на поле брани…

— А как же история? — вкрадчиво поинтересовался легат. — Не ты ли утверждал, что именно это твое оружие, которым ты собрался все изменить? Или слова моего верного сервита уже не внушают доверия?

Парень нервно сжал пальцы.

— Я верю, что слова способны на многое, господин, потому что сам писал то, во что люди верят и во что будут верить спустя века. Но слова столь многогранны, столь… размыты, а порой и стирают горизонт, превращаясь в нечто пугающее… Точно так же, как эти полукровки, у которых стерта грань между человеческой и звериной натурами, из-за чего они и обрели такой неестественный вид.

Заметив, как жадно наблюдает за ним Нерос, Леккос осекся. Он понял, что сказал лишнее, выдав их с Тарвином гипотезу до того, как они нашли подтверждение, и тут же быстро добавил:

— Это лишь мое предположение. Основанное на легендах…

Деций холодно усмехнулся:

— Разумеется… Но сказано неплохо, видно, что занятия риторикой пошли тебе на пользу. Расскажи, что еще узнал из… легенд.

— Они говорят на смеси языков. Не понимают эльфийского, но… — он запнулся, вспоминая взгляд Айлисфинвель и то, как она протянула яблоко мальчонке, — кажется, они пытаются выжить. Думаю, если у меня будет достаточно времени, я смогу преуспеть.

Нерос довольно кивнул, что-то обдумывая.

— И сколько, как думаешь, тебе потребуется?

— Ну-у… — парень замялся. — Сложно сказать. Раз Айлисфинвель решила попробовать дать шанс, то, быть может, и остальные ее сородичи решат пойти на контакт. Может, месяц. Может, год…

— Айлис… финвель? — темная бровь насмешливо изогнулась.

— Д-да, — лицо Леккоса вновь обдало жаром смущения, только теперь иного рода. — Та девушка-полукровка, с которой удалось… э-э-э… поговорить.

— Хм-м, — протянул легат задумчиво, — А ты не думал использовать дар для ускорения процесса? Ментальная магия вполне могла бы помочь. Уж если не сломать, так запугать точно, чтобы охотнее… шли на контакт.

Чары ментального воздействия были хорошо известны Леккосу и выходили куда лучше, чем любые боевые заклинания темной магии. Он не раз вызывал морок на подопытных животных, наблюдая, как колдовство действует на существ. Простое заклинание, что позволяло обманывать зрение, осязание, обоняние и слух, не затрагивая при этом организм, вызывая крайне правдоподобные галлюцинации. Еще он несколько раз использовал чары, завязанные на контроле чувств, чтобы вызывать панику или контролировать эмоции. Пусть это тоже было жестоко, но хотя бы физической боли не причиняло.

И разумеется, на людях Леккос никогда еще эти чары не применял, оттого он хмуро, с опаской поглядывал на легата, думая, как бы аккуратней подобрать слова и настоять на своем.

— Скажу прямо, мальчик, — Нерос задумчиво болтал вино в бокале, — у нас не так много времени, чтобы играть в благородство. Через полгода, в день осеннего равноденствия, состоится очередное заседание, где мне надо продемонстрировать успехи моих Черных Солнц. Сенаторы и так недовольны, что мы используем магов в качестве солдат. А некоторые и вовсе ждут момента, чтобы протолкнуть закон о полном запрете свободного использования магов. И тогда все мы будем вынуждены встать на жесткий контроль… Даже хуже, чем сейчас.

Сложно было такое представить. Магия и так была достаточно ограничена в Империи. Людям запрещалось развивать любые другие типы, кроме того, к которому была изначальная предрасположенность, определенная с помощью особого ритуала. Делалось это в прагматичных целях, но больше из страха перед всемогуществом колдунов — срденеземцы все еще помнили, как жестоко с ними обошлись в войне Шести Домов. Однако маги все равно были необходимы. Неужели сенаторы были готовы пойти на самые крайние меры?..

— Империя планирует полностью отказаться от магии? — прошептал Леккос, пораженный своей догадкой.

Нерос невесело хмыкнул.

— Политика Аквиллесов ведет именно к этому. Но я все еще считаю, что магами надо жестко управлять, а не устраивать охоту на ведьм. Важно показать все, на что способны дисциплина и преданность, иначе нашего врага не победить. Поэтому чем быстрее ты справишься, тем с большей вероятностью за мои реформы проголосуют и спонсируют исследования. Эти полукровки — наш шанс наконец-то совершить перелом в этой бесконечно тянущейся войне за выживание.

От этого заявления внутри юного скриптора все вскипело. Так вот в чем все дело… вовсе не в попытках наладить связь и обзавестись новыми союзниками. Ему нужно еще более мощное, более совершенное оружие. Такие же рабы, как и сам Леккос, что будут говорить и думать словами легата…

— Вы сказали, я могу действовать, как посчитаю нужным, — выдохнул юноша, вскинув голову. — Я хочу, чтобы они доверяли мне, чтобы использовать. А после смогу убедить, что желание сотрудничать с Империей — их собственный выбор. А если я использую магию, чтобы заставить подчиниться, то лишь разрушу все, чего добьюсь.

Нерос прищурился.

— Они куда хитрее, чем ты думаешь. Вдруг это они будут тебя использовать, а не ты их?

— Я не собираюсь поддаваться на уговоры и лесть, — отрезал парень решительно. — Даже самая забитая шавка пробует огрызнуться и укусить. Если… вы хотите их усмирить и заставить сражаться на своей стороне, то надо сделать из них союзников, а не рабов. Тогда их преданность не потребует магического вмешательства.

— Предлагаешь дать этим уродам место среди имперцев? Да ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Никогда в жизни ни один гражданин не признает равными эти отбросы.

Кулаки юноши сжались, он почувствовал, как магия забурлила в крови. Он понимал, что сейчас надо доказать свою правоту. И пусть потом последует наказание, ему не привыкать, но молчать более он не желал.

— Но ведь и я в их глазах ничем не отличаюсь. Я мусор, отброс, раб, о чем мне постоянно напоминают. Только ведь когда-то сама Империя была построена точно такими же проигравшими в войне отбросами. И потом эти отбросы заставили других считаться с собой. Почему здесь не найдется места для других отверженных?

И снова в словах Леккоса звучали чуждые властные нотки. Давать отпор солдатам — одно, но перечить легату — совсем другое. Уж слишком он осмелел за последние дни. Несколько лет назад его бы уже высекли плетью за дерзость… Так почему же легат смотрит на него такими блестящими взбудораженными глазами, словно… эти выпады были поводом для гордости?

— Да… Вот оно! — воскликнул Нерос, радостно хлопнув в ладоши. — Именно такого я и жду от своего ученика. Не раболепной покорности, но проявления собственной воли. Магия крепнет в тебе, дает тебе силу и уверенность… Сейчас ты можешь думать, что сможешь обойтись без нее, но это часть тебя. Глупо отрицать силу, данную тебе при рождении. Ты должен собственными руками подчинять реку и менять русло, а не плыть по течению.

— Почему вам так важно, чтобы я использовал дар? — сдался наконец Леккос, который перестал видеть закономерность и логику в поступках легата.

Нерос прошел мимо него к выходу на террасу, с которой открывался чудесный вид на территорию поместья и то, что было за его пределами. Огни города мелькали, подобно звездам, и сгущались вокруг обнесенной огромной стеной высокой башни Люцериса — императорского дворца.

— Думаю, тебе уже хорошо известно, почему темных магов так мало по сравнению с прочими? — начал он неторопливо.

Леккос ожидал другого вопроса, но ответ знал:

— Потому что эта сила может передаваться только по наследству, а любая прочая магия проявляется спонтанно, вне зависимости от происхождения.

Нерос кивнул.

— В этом и кроется причина, Леккос, — продолжил Нерос после паузы, и голос его заметно переменился: стали слышны горькие ноты отчаяния, смиренного сожаления и скрытого страха. Медленно обернувшись лицом к юноше, он добавил. — Моя супруга подарила мне пятерых сыновей. Двое обладали даром огня, третий проявлял талант к магии земли. Остальные были лишены какого-либо дара вовсе. Из троих дочерей только у Аврелии есть темный дар, но она девочка… Не ей продолжить мое имя, передать идеалы следующим поколениям, ее судьба не будет увековечена в хрониках будущего. Мне нужен наследник.

Нерос вперился взглядом в парня без капли иронии или шутки. От одной только мысли об этом у Леккоса перехватило дыхание.

— Н-наследник?!.. — повторил растерянно он, чувствуя головокружение от осознания такой перспективы. — Господин… я… но я же раб, простой крестьянский сын, я не могу стать во главе вашего рода…

— Твоя правда, — согласился Нерос, снова касаясь фибулы. — Мою фамилию вместе с этой брошью унаследует старший сын, если, конечно, его братья не окажутся проворнее… Кровное родство тут ни при чем, Леккос, — продолжал легат, приближаясь медленными уверенными шагами, осторожно ощупывая каждое чувство парня, как спелую ягоду из виноградной грозди. — Мне нужен тот, кто унаследует мои достижения, превзойдет меня и передаст знания будущим поколениям.

— Патриции едва ли поддержат вас, господин… — бормотал парень, даже не слыша себя — стук сердца приглушал все, в том числе и собственные мысли.

Он ждал, что сейчас легат скажет, что это просто злая насмешка, издевка, что он глупец, раз поверил столь сладким речам. А когда закончит топтать его разбитые надежды, Нерос Деций, как обычно, добавит, что это был очередной важный урок.

— Пусть говорят что хотят, — прошептал он глухо. — Наши далекие предшественники основали республику именно потому, что презирали стремление Великих и Малых Домов подчеркивать свою кровь и происхождение. Они отказались от пустой славы предков ради собственных дел и свершений.

На мгновение Леккос замер, всматриваясь в глубокое волнение легата, заметив впервые искреннюю страстность и решимость, прорвавшиеся наружу. Он чувствовал себя мышонком, что стоял перед змеем, который не торопился расправляться со своей добычей.

— За прошедшее столетие патриции позабыли уроки прошлого, — ледяной огонь ненависти вспыхивал в глазах легата. — Подобно тем самым аристократическим семьям, чьи лицемерие и высокомерие презирались нашим народом. Сегодняшняя знать убеждена, что ценности определяются лишь титулами и фамилиями, пренебрегая собственным трудом, все больше предаваясь праздности, разврату и грязным политическим играм. Люди вроде нас с тобой вынуждены бороться неустанно, стремясь хотя бы чуть-чуть улучшить наш несправедливый мир, даже если плоды трудов достанутся детям и внукам.

Грубые мозолистые пальцы нежно легли на плечи юноши, возвращая к реальности. Мир ожил снова, заполнился яркими цветами и живыми звуками. Глаза Леккоса встретились с внимательным и твердым взглядом опытного мужчины, покрытого шрамами и повязками, которые источали запах лекарственных трав.

— Человека нужно судить по делам, свершениям и принципам, чтобы каждый имел право голоса, — сказал Нерос убежденно. — Вознаграждением за тяжелый труд станут бессмертие на страницах истории, уважение потомков, помнящих нас благодаря нашему вкладу. Так что мне крайне важно, чтобы ты преуспел и показал всему миру истинность моих взглядов, победив пустоту аристократической гордости. И тогда, даже если меня не станет, я буду спокоен, ведь ты продолжишь совершенствовать начатое моим отцом, дедом, прадедом… как мой сын. Ты напишешь эту историю.

Ноша, что внезапно свалилась на его плечи, ощущалась и крыльями, и тянущим ко дну камнем одновременно. Голос Леккоса дрогнул:

— А как же слова, которые можно переписать?

Улыбка прорезала жесткое лицо Нероса тонким рубцом.

— Тогда мы напишем их кровью. Нашей и чужой.

Глава 5

Леккос спустился в подземелье, сжимая под мышкой деревянный ящик с вощеными дощечками. Огонь в лампах уже потускнел, окрашивая коридоры в багровые тона. Видимо, даже масло тут никто не торопился подменять с наступлением утра.

Гатус, как всегда, шел впереди, бормоча проклятия под нос. Разумеется, никакой помощи он не предложил. Юноша игнорировал его, сосредоточившись на дыхании: ровные вдохи, как учил Тарвин, чтобы унять дрожь в руках. Сегодня все должно получиться.

Айлисфинвель дремала или делала вид, что дремала, прижавшись спиной к прутьям. Ее рога будто немного блестели в полумраке отполированной слоновой костью. Услышав шаги, она обернулась, ее цепи жалостливо звякнули.

— Ma Solanaras lyser tavos van je dag, Lekkos, — мягко произнесла она, внимательно наблюдая за тем, как тот устраивается напротив клетки.

— Abols?! Vai dit een Abols? — донесся до юноши звонкий голосок мальчика, а вскоре и его большие глаза блеснули в свете огней.

Это озорство в голубоватых глазах и едва начавший ломаться голос вызвали у скриптора печально-ностальгическую улыбку. Давно ли он сам был таким? Женщина-полукровка шикнула на мальчишку, мужчина же в этот раз решил хранить молчание, но Леккос чувствовал кожей его жгучий взгляд.

Сегодня он без зазрений совести пошел на кухню и потребовал, чтобы ему наполнили мешок овощами, фруктами, хлебом и солониной. Еще в прошлое свое посещение скриптор заметил, насколько исхудавшими были пленники, кормили их явно не слишком хорошо. Учитывая, с каким удовольствием Айлисфинвель и ее маленький сокамерник разделили вчерашнее угощение, он сомневался, что пленники откажутся от нормальной еды. На голодный желудок любой озвереет.

Леккос опустился на пол, в этот раз предусмотрительно подложив холщовый мешок. Вокруг него веером расположились чистые листы и несколько справочников по северным языкам, что подготовил Тарвин. Он был во всеоружии.

В голове всплыли вчерашние слова Нероса про использование магии, но скриптор тут же отбросил эту идею. Он твердо решил, что обратится к дару только в случае крайней необходимости, или если иного способа выйти на контакт не будет. Проникать в разум, даже с такой благой целью, как попытка напрямую наладить контакт, было опасно. Ему очень не хотелось превращать в кашу их мозги в случае, если ему не хватит навыка правильно исполнить заклинание. Хоть парень чувствовал, что магия в его крови требовала выхода, он вполне успешно сдерживал ее. Пока.

Игнорируя прикованные к нему взгляды не только пленников, но и стражей, Леккос достал табличку и стилос, затем медленно провел им по воску, оставляя четкую линию. Айлисфинвель с явным интересом наблюдала за тем, как парень что-то старательно выводил.

Наконец он вытянул ее перед собой, демонстрируя рисунок.

— Яблоко, — произнес он, указывая стилосом.

Полукровка склонила голову, пытаясь понять, что от нее хотят. Парень протянул ей одну из дощечек и стилос, а сам быстро вывел на аквилантисе нужное слово. Айлисфинвель быстро смекнула и, кивнув, принялась за дело. Металлическая палочка почти танцевала в ее руке, выводя завитки на воске. С табличкой она управлялась куда уверенней, чем с листом бумаги.

— Abols, — произнесла Айлисфинвель, показывая Леккосу изображенный символ.

Парень тут же схватил ближайший листок, записал слово, как услышал, и перерисовал глиф как можно точнее. Удивительно, но для записи слова хватало лишь одного символа, в противовес аквилантису и многим прочим знакомым ему языкам, где обычно символ соответствовал букве или слогу. Выходит, у них для каждого слова был свой глиф? Или же тут была какая-то сложная система, которой Леккос пока просто еще не видел?

Тупой стороной стилоса он стер свой рисунок и надпись, внимательно наблюдающая за ним полукровка повторила с нескрываемым восхищением. И нарисовал следующий знакомый символ — дерево, не забыв добавить текст. Полукровка вновь начертила глиф на табличке и продемонстрировала, произнеся: «Medis».

Так, постепенно, слово за словом, они с ней играли в простую детскую игру. Леккос не раз видел, как подобным образом сервиты обучали детей патрициев, это было куда эффективнее простого зазубривания. Он, разумеется, подобной роскоши был лишен, но сейчас парень получал истинное наслаждение, азарт подстегивал его не останавливаться на начатом. И даже ошибки его не останавливали — а он совершал их достаточно часто, за что получал укоры от Айлисфинвель. Леккос отметил, что у нее произносить слова на аквилантисе выходило куда лучше, чем у него — на их наречии.

В подземелье, куда солнечный свет не проникал, время текло иначе, и в конце концов они решили сделать небольшой перерыв — парень чувствовал, как раскалывается голова. Леккос разложил угощение перед каждой клеткой, а сам, с наслаждением откусив кусок уже остывшей краюшки хлеба, взялся за книги, сверяясь с новыми словами по словарям, снова погрузившись в себя в поисках ответов.

Копошение рядом не дало ему сосредоточиться. Он поднял взгляд исподлобья, прямо на клетку. Мальчик теперь сидел совсем близко. Его глаза, как лужицы после дождя, отражали любопытство. Просунутая сквозь решетку рука пыталась дотянуться до ящика.

— Daj, — попросил он. — Jeg vil noriu.

И скриптор вдруг понял его и без лишних слов он протянул дощечку. Мальчик быстро начал шкрябать по воску прямо когтистым пальцем, за что тут же получил по рукам от Айлисфинвель, которая явно не поощряла столь недостойное поведение и протянула стилос.

— Elryvaredonn, — произнес он, вытягивая табличку перед собой, и гордо хлопнул по груди.

— E… Elvardon? — попытался повторить Леккос, снова неправильно, судя по заливистому мальчишьему смеху.

Почему-то в отличие от простых слов, которых он уже с десяток сегодня узнал, имена вызывали у него сложности. Они казались ему громоздкими, плохо ложащимися на язык. Неужели они всегда себя так называли?

— Kan jeg kalde dig et Abols? — сквозь смех спросил мальчик.

— Jeg hedder Lekkos. Nis fornaer med jam, jis bandai kan, — осадила его соседка, грозно сверкнув своими змеиными глазами.

Женщина с перьями наблюдала из угла все это время, скрестив руки. Ее губы дрогнули в усмешке: