Бесплатный фрагмент - Нянюшкины сказки

Сказка о князе Дадоне и яйца Жар-птицы

— Светозар, спать пора! — князь Пересвет открыл окно горницы и выглянул во двор своего терема, где с сыном его воеводы играл княжич.

Тот вздохнул, отбросил свой деревянный меч и отправился в светлицу. Там его уже ждала кормилица, горячо любимая бабка Малуша.

Старая нянька поправила лоскутное одеяло и присела на резную лавочку у кровати юного княжича Светозара. Она зажгла фитиль в плошке с жиром, заменявшим светильник, и, взяв в руки пяльцы с вышиванием, начала неспешный сказ.

— В далёкие времена, когда боги ещё ходили по земле, жил в одном граде князь, и звали его Дадон. Захотелось ему как-то княжить не только на своих землях, а и соседские захватить. Начал он набеги да разбой чинить на торговых трактах, данников других князей ловить да грабить. Но не удавалось ему никак победить никого, все отпор давали.

— Почему же, нянюшка? — спросил княжич, приподнимаясь на локте и подперев кудрявую головку рукой.

— Да потому, что Дадон был князь неправедный. Жадный, коварный, с душой чернее смолы. Его сердце было холодным, а взгляд злым. Никто не хотел ему служить, ни один воин не желал биться за такого правителя. Вот и не было у него ни войска крепкого, ни соратников верных.

— А что ему нужно было? — воскликнул Светозар. Ему не нравилось, что в сказках всегда бывают злые герои.

— Он хотел всего и сразу. Богатства безмерные, власти безграничной, а главное — он хотел, чтобы все его боялись. Но страх — не сила, дорогой мой. Он только рождает ненависть. Одной силой крепкого княжества не построить, люди своего князя любить должны.

— Как отца? — княжич присел в постели.

— Да, как великого князя Пересвета любят, — кивнула кормилица, укладывая мальчонку обратно. — И как тебя любить станут, когда ты на престол взойдёшь. А теперь далее слушай.

— И задумал тогда Дадон изловить Жар-птицу.

— А что это за птица такая?

— Ах, дитятко, кабы ты видел ту птицу дивную! Не птица то, а чудо заморское, диво дивное! Головушка у неё — словно златом кованая, а на ней каменья самоцветные, алы, словно рубины яросные, горят-переливаются. Очища тёмные, будто озёра ночные, а в них все звёзды небесные отражаются, будто в воде чистой. А перья-то! Точно пламень жаркий в полдень летний — алые, огненные, да ещё с искорками золотыми, будто рассыпал их сам Ярило. Каждое пёрышко так и сияет, словно камень драгоценный.

И летает она не просто так, а словно хоровод водит — то взмахнёт крыльями широкими, соколиными, то закружит, будто в пляске, а перья-то шёлковые, лёгкие, ветерка нежней. А как взмывает в поднебесье — так за ней след золотой стелется, будто луч солнечный по земле скользит. А хвост-то у неё — чисто молния Перунова, огненный, трескучий! Кто к ней неосторожно подойдёт — так искры полетят, всё кругом возгорится. Страшна птица, да уж больно хороша — загляденье!

А коли перо её в светлицу принести — так засияет она, словно само солнышко в оконце заглянуло. И служит та птаха Леле-красе, весну красную на землю кликает, да Карачуна с Марою студёною прочь гонит, чтоб зима лютую не задерживалась. Чудо, да и только!

— А зачем князю такая опасная птица? — мальчик заинтересованно посмотрел на няньку.

— Ну как зачем? Чтобы города соседние палить да жечь. И тем самым страх сеять, — старушка отложила вышивание. — Мне дальше сказать али не надо?

— Скажи, князь велит тебе молвить, — Светозар изобразил голос отца.

— Узнал Дадон от людей сведущих, что изловить птицу сложно, но можно добыть яйцо. Как сказал ему волхв: «В синем море-окияне, да на острове Буяне, есть жар-птицино гнездо, в нём найдёшь ты, князь, яйцо…». Князь тотчас же приказал собирать дружину и готовить ладьи.

— А где этот остров Буян? — Юный князь снова приподнялся, глядя на нянюшку.

— Не простой то остров, а каменный, словно великан гранитный из моря вырос. Лежит он середи моря-окияна, где волны бьются о скалы, и ветры гуляют по берегам, а на нём лишь один дуб растёт. На том древе гнездо у жар-птицы. Говорят, там же и смерть Кощеева спрятана.

— Которая в яйце?

— Да, которое в утке, а та в зайце, а заяц в сундуке. Дальше скажу?

Княжич кивнул и приготовился слушать.

— Долго ли, коротко ли, собралась дружина, на ладьи погрузилася да по морю отправилась. Плыли они долго, с ветрами боролись, с грозами, бурями. И наконец увидели остров каменный, нашли берег поспокойнее. Причалили кое-как. Выбрались на него и сели думать, как им до дуба добраться. Тропинок там не было, а скалы крутые, высокие.

Князь от дружины отошёл, стоит в море, смотрит. И видит, как волны расступились, и вышла на берег Морская царица.

— А она красивая?

— Ликом бледна, словно месяц в полночь, а очи — сини, как сама пучина морская. Глянешь в них — и чудится, будто все тайны океана в них сокрыты, а блестят те очи, словно два сапфира лазоревых.

А волосы-то её — длинные, будто морская трава, зелены да переливчаты, будто жемчугом осыпаны. Распущены они по плечам, а в них — нити жемчужные запутались, словно капли росы на паутинке серебристой.

Платье на ней — диво дивное! Сшито из рыбьей чешуи всякой: и серебристой, и золотистой, и зелёной, и алой. Играет оно на свету, будто тысяча звёзд зажглась, а каждая чешуйка переливается, словно волна под солнцем ясным.

А сидит она на троне, что из жемчугов да кораллов свит, вокруг неё рыбы дивные вьются — то золотые, то алые, то синие, будто радуга подводная. А дельфины, словно витязи морские, пляшут да кружатся, честь ей воздавая. Точно сказка живая!

— Я бы на такой женился, — мальчик улыбнулся и замолчал, приглашая няньку продолжать.

— Увидела она князя и спрашивает его: «Что ты, князь, не весел, что ты голову повесил?» А князь ей в ответ и говорит, что ищет он гнездо жар-птицы. Царица задумалась. Тут говорит: «Я тебе не помогу». И пропала в морской пучине. Расстроился князь пуще прежнего. Решил остров обойти, может, где дорожка отыщется. И пошёл, значит. Идёт он и видит, как сокол в сетях запутался. Помог соколу, выпростал его из невода.

— Он же злой, зачем он соколу помог?

— Того не знаю, что-то, видать, подсказало ему так сделать.

— Отпустил он сокола на волю, а тот ему человечьим голосом и говорит: «Спасибо, княже, что отпустил, за это я тебе одну службу сослужу. Говори, чего желаешь». Князь подумал да попросил сокола найти ему тропинку на вершину скалы, где могучий дуб растёт. Соколу сверху всё хорошо видно, полетел он в небо, посмотрел на остров. Возвратился к князю и рассказал, как да где подняться тому можно. Обрадовался князь, к дружине вернулся и приказал им с места сниматься да в путь собираться.

Нянюшка поправила сползшее одеяло, подкинула в очаг полешечко и села обратно.

— И пошли они по тропинке, соколом указанной, дошли до дуба, смотрят: наверху гнездо огромное.

— А как оно не сгорело от хвоста?

— Создаёт его птица не из веточек, как сорока али ворона, а из камушков да глиной мажет, от жара её оно только прочнее становится. А как яйцо снесёт, то улетает прочь. И яйцо само растёт. И вот в таком гнезде и наше яйцо покоилось. На самой макушечке дуба столетнего. Говорят, этот дуб не дуб вовсе, а само Мировое Древо, что корнями уходит в Нижний мир Нави, стволом находится в нашем мире, мире Яви, а ветви его простираются в Верхнем мире — Прави.

— Думал-гадал князь, как ему заполучить яйцо, ничего не придумал. Решил он тогда дерево срубить. Достал топор свой и едва замахнулся — закачалась земля, и соседняя гора обернулась Железным человеком, духом, охраняющим покой острова и Древа.

— А какой он, этот Железный человек?

— Высится он, словно гора седая, а в толщину как три дуба вековых, не обхватить! Кулачищи у него, что пудовые гири, а головушка малая, словно у младенца неразумного. Лежит себе, дремлет, каменной горою прикинулся — кто ж догадается, что это живое чудище?

Но коль разбудить его ненароком — берегись! Вскинется он, зарычит, глаза-щелки полымем полыхнут, а голос грянет, словно гром небесный — земля-матушка под ногами затрясётся! Ходит он мешковато, будто увалень, гора-горой переваливается… Да только коль в ярость войдёт — не убежишь, не скроешься!

И что с ним поделаешь? Весь он из железа каленого — ни мечом его не сечь, ни копьём не колоть. Стоит, как крепость нерушимая, и нет на свете силы, что могла бы его одолеть!

— И как же его князь победил? — Княжич хитро посмотрел на няньку.

— Кто сказ слухает, тот и узнает, — кормилица улыбнулась и продолжила.

— Зарычал, заворчал Человек на князя: «Пошто ты, княже, древо трогаешь? Выходи на бой со мной». Князь испугался, бежать бросился и к Царице морской взывать стал, помощи просить. Откликнулась Царица, волной на остров махнула. Намок тогда Железный человек и покрылся весь ржой, не может больше двигаться, так на месте, говорят, и стоит до сих пор.

— Царица тоже злая, раз князю помочь решила?

— Нет, милок. Она же не знала, что князь злое дело задумал. Вот и помогла. А князь тем временем снова к дубу пришёл, топор опять достал и давай Древо рубить. Только щепки во все стороны полетели. Уже почти срубил, как увидел это сокол, подлетел к князю, оземь стукнулся и превратился в славного витязя.

— На кого витязь был похож? На тятю?

— Ах, кабы ты видел его, витязя лихого! Вытянулся он, словно сосна в бору заповедном, а силища в нём — словно у медведя. Волосы чёрные, как сама ночь глубокая, а очи ясные, голубые — будто небо в день летний.

Одет-обут в доспехи стальные, что на солнце так и играют, сверкают. А меч у него — загляденье! Остёр, как бритва купецкая, рукоять в самоцветах, клинок — чистая вода родниковая. И сам он статен да красив, словно князь молодой на пиру честном.

Стоит — земля под ним дрожит, глянет — очи отводить страшно, замахнётся мечом — так ветер свистит!

— Вызвал он Дадона на бой. Согласился князь. Порешили они биться на мосту, над рекой Смородиной. Куда их сокол и перенёс.

— А какая она, эта река? — Юному княжичу хотелось знать все подробности.

— Ах, соколик, диво дивное предстает пред теми кто её видит! С одной стороны — река огненная, пышущая жаром. Бежит она, клокочет, будто пламе подземное, а в волнах её — отсветы багровые, алые, словно языки пламени из печи раскалённой. А через ту реку — мост чёрный, скользкий, и на нём змия лежит, вся — как сама ночь беспросветная. Глазища у неё горят, будто угли в печи адской, смотреть страшно — душа в пятки уходит!

А обернёшься — и видишь: та же река, да словно подменилась! Течёт плавно, тихо, будто зеркало хрустальное, а в ней — небо голубое отражается, да зелень берегов бархатных. Птицы над ней кружатся, словно живые камешки самоцветные, а по берегам цветы райские растут — дух от них медовый, сладкий! Так и манит окунуться в воду тёплую, да навеки остаться в этом краю благодатном… Дивное дело: одна река, а два лика имеет — и светлый, и тёмный.

— Почему так, нянюшка?

— Река эта проход из Яви в Навь. И чтобы души назад не рвались, видят они её страшной, неприступной.

— И вот посреди этого мосточка, над рекой чудной, и бились витязь Сокол и князь Дадон. Витязь князя раз ударит — тот по колено в землю уйдёт, а князь ударит — то Сокола вбивает. Девять ночей и девять дней они сражались. Никто другого победить не может. Порешили они тогда пойти к змею Василиску. Змей этот мудрый, давно на земле живёт, и решит он, как их рассудить. Главное — ему в глаза не смотреть. Окаменеешь. — Предупреждая вопросы, сразу описала змея кормилица.

— И как их змей рассудил? — Уже зевая, спросил Светозар.

— Пришли они к змею, рассказали спор свой. Подумал Василиск тогда и говорит им: «Кто мою загадку отгадает, тот и будет прав». А ежели никто, то он их обоих съест. Согласились спорящие, попросили загадать им её. Змей загадку загадал, спросил их, что это такое: «Я бегу без ног, шумлю, но без голоса, я то стройная, то широкая, то кроткая, то буйная». Первым решил ответить Дадон. Сказал он, что знает ответ, мол, это туча. Но Василиск ответ не принял. Сокол тогда думать стал, три дня думал и наконец решился: «Это, говорит, великий змей — река. Она своими водами бежит, весной разливается, оттого широкая, летом мелеет, оттого стройная, на порогах шумная и буйная, но голоса не имеет».

Принял ответ змей и отпустил обоих. Но князю велел убираться с острова подобру-поздорову. Делать нечего, пришлось Дадону обратно плыть, несолоно хлебавши и яйца не заполучив. Собрал он свою дружину и отправился в обратный путь. Попали они в бурю, и три ладьи утонуло, но сам князь спасся, хотя и побывал в плену морского царя.

— А кто это такой? Тятька Царицы морской? — Сонный Светозар уже тёр свои серые, как у отца, глазки, но дослушать сказку очень хотелось. Да и про царя узнать тоже.

— Ох, кабы ты видел этого царя морского! Великан великаном стоит — ростом с гору крутобокую, а силища в нём — будто тридцать богатырей в одном теле слились! Борода у него — словно морская пучина: длинная, зелёная, волнами струится, а в ней ракушки переливаются да жемчуга самоцветные поблёскивают, будто звёзды в водной глубине.

Очища у него — бездонные, как само море в ясный день, глянешь в них — и чудится, будто видишь все тайны океанские. А одет-то как! Доспехи у него из раковин диковинных, что на солнце сверкают, будто тысяча светляков зажглась. На голове корона из кораллов красных — словно пламень подводный, а в руках держит он трезубец грозный.

А трезубец-то тот — не простой! Древко у него из коралла крепкого, отполированного морской волной за тысячу лет. А на конце — три зуба драконьих, что добыл царь в битве с чудовищем морским. Светятся те зубы, как месяц над водой, стоит лишь шевельнуть ими — и море вскипает, волны горой встают, а рыба вся на дно уходит! Старики говорят, будто в том трезубце сам дух морской заключён — сердитый да своенравный.

А дочерей у него — целых двенадцать, все красавицы писаные, умницы да рукодельницы. Только вот горе тому, кто в их чертоги попытается попасть — не зря же в народе сказывают, что дорога туда лишь утопленникам ведома…

— А как тогда к нему Дадон попал?

— Это я тебе завтра расскажу, а сегодня спать пора, ночь уже. Если спать не будешь, придёт Полуночница и уведёт с собой, — с усмешкой напугала мальчика нянька. Но тот десятка был не робкого и снова засыпал её вопросами: а какая она, эта Полуночница, а куда уведёт. И было понятно: пока не ответишь, спать княжич не ляжет.

— Ох, дитятко, видать, не слыхал ты про Полуночницу-то нашу… Стоит она в ночи тёмной — не страшная, но боязно при виде её становится. Одеяние на ней — чёрнее воронова крыла, а космы-то длинные, будто туман над рекой стелется. Личико бледное, лунное, а глаза…

Глаза-то у ней — словно два уголька в печи тёмной: светятся изнутри, манят, зовут. А поёт она — заслушаешься! Не простые песни, а такие, что душу всколыхнут — про леса зачарованные, где деревья меж собой шепчутся, про реченьки, что лунной дорожкой струятся, про звёзды падучие, что в траву росистую падают…

И ребятушки непослушные, что спать не хотят, — заслышат её голос, так и потянутся за ней, будто за дудочкой крысолововой. А утром глядь — ан нет их уж в деревне. Говорят, становятся те детушки мавками луговыми да кикиморами болотными…

Ну вот, а теперь-то спи, родной. Завтра к вечеру новый сказ сказывать стану — тогда и расспросишь, скажу тебе про всё, что тебе интересно.

— Ты расскажи, что там с Дадоном, и я лягу, — обещал княжич Светозар, не став расспрашивать про мавок и кикимор.

— Ну слушай да запоминай, как князь наш в морское царство попал!

Как налетела буря-разбойница, первым делом ладью княжескую перевернула. Бухнулся князь в пучину, чувствует — тянут его доспехи тяжёлые ко дну, словно камень жерновой. Рвётся, мечется — нет, не сбросить железной неволи! Так и пошёл топориком на дно…

А там — диво дивное! Светит не солнце, не месяц, а сами камни самоцветные да кораллы загадочные сияют, будто сотни светляков в воде зажглись. А посреди того света — терем, да такой, что и в сказках не сыщешь: стены из перламутра, кровля из рыбьей чешуи золотой.

Вокруг терема народ морской снуёт — рыбы-стрелы, крабы в латах, а на страже восьминоги стоят: в щупальцах топоры боевые да копья острые держат, глаза во все стороны следят.

Тут выплывает сама Морская царица — вся в сиянии, как утренняя заря над водой. Взяла князя за руку бессознательную, повела в терем златоверхий: «Пойдём, мол, родимый, с батюшкой нашим, с Царём Морским познакомлю!» — А дальше завтра узнаешь.

— Значит, не погиб князь?

— Не погиб, новые приключения его ждут. А мы из его странствий будем уроки брать, чтобы ошибок не повторить. Сегодняшний урок понял?

Княжич кивнул.

— И что же ты понял? — Нянька тем временем накинула на него меховую шкуру, добавила поленьев в очаг, чтобы ночью не замёрз, и замерла у двери.

— Что нужно быть добрым, не таить злого умысла в сердце. С чистыми помыслами тогда всё будет ладиться, люди тебя ценить будут, и все дела спориться. А если как Дадон всех ненавидеть, то не будет у тебя ни дружины верной, ни друзей, ни яйца жар-птицы.

— Верно, как говорится — доброе слово оно и кошке приятно. Нужно быть добрым князем, который заботится о своих людях, а не только о честолюбивых помыслах своих. Спи, мой соколёнок ясный, спи спокойно.

Кормилица затушила огонёк, притворила за собой дубовую дверь и вышла в коридор. Княжич рос любознательным и добрым мальчиком, но что будет дальше, одним Богам известно. Впереди его ждут великие дела, предательство, интриги, дружба и любовь, а вот чего будет больше, то одной Макоши известно. Сотворив охранный знак на двери, она спустилась вниз, в свою светёлку, и присела у окна. Глядя в тёмную ночь, она вспоминала, как точно так же нянчила и его отца, ныне великого князя Пересвета. Вырос из него князь добрый, люди его любят, а он свои земли верно хранит.

В царстве Морском

День был насыщенным. С утра Светозар науки разные учил. Затем сам воевода его ратному делу обучал, показал хитрые приёмы, дал в соломенное чучело настоящим мечом тыкнуть. А вечером они с Елизаром, сыном воеводиным, палочный бой устроили. Но княжич с нетерпением ждал, когда же его позовёт нянюшка и расскажет продолжение истории о Дадоне.

За ужином он быстро смахнул ложкой кашу, запил сывороткой кусок кулебяки с заячьим мясом и отправился в свои покои. Вскоре пришла и кормилица. Проведя обыденный ритуал — разожгла очаг, зажгла жир в плошке и села с вышиванием на лавочке, красиво украшенной резным орнаментом, — она расправила одеяло из лоскутков и сверху накинула рысью шкуру, уже холодало.

— Ну что, готов дальше слушать? Начну тогда с начала, — дождавшись кивка, начала она. — Отчалили ладьи от берега каменистого и пустилися в обратный путь. Но разгневал Дадон богов своим желанием Древо сгубить. Наслал на его корабли Стрибог ветра северные, что бури да шторма с собой несут. Поднялися волны с гору высотой и обрушились на княжеские суда. Начали их швырять, водой окатывать, пока не перевернули ту, на которой князь плыл. Упал Дадон в воду и пошёл камнем ко дну. Латы на нём были справные, но тяжёлые. Попытался он их тогда скинуть. Но не вышло.

— А расскажи, няня, о Стрибоге, какой он? — попросил мальчонка.

— Ой, видел бы ты Стрибога-батюшку! Стоит он, могучий, как дуб вековой, что ни буря его не сломит. Борода у него — будто облака седые до самой земли стелются, а очи — будто молнии ясные, сверкнут — так и небо озарится!

Он, родимый, над всеми ветрами хозяин. Захочет — ласково подует, травушку-муравушку погладит, колосья золотистые покачает. А разгневается — завоет, закрутит вихрем неистовым, деревья с корнями вырвет, кровли со изб поснимает!

Да не вечно же буйствует старик. Частенько он и добро творит: путнику дорогу прояснит, паруса купцовые наполнит, чтоб кораблики по синему морю, как лебеди, скользили.

А уж как любит Стрибогушко песни заводить! Ветер-голосистый слова его разносит — и про леса тёмные напевает, и про горы высокие, и про реки быстрые, и про людей добрых… — тут нянюшка нежно провела рукой по кудрям княжича.

— Вот какой он, батюшка Стрибог, и грозный, и милостивый. А теперь спи, солнышко, ветерок в окошке тебе колыбельную споёт… И вот такого Бога разгневал наш герой. Опустился он на дно морское. Смотрит вокруг себя. Свет отовсюду струится, но не тёплый, как тот что нам Ярило дарит, а холодный, голубой.

Светозар тут же начал выпытывать у няньки, каков из себя Ярило. Кормилица задумалась и ответила:

— Ярило-батюшка — сама жизнь наша, сама радость! Не просто бог он — само солнце красное, что по небу ходит, землю-матушку целует, травушку будит, цветы распевает!

Молодой да удалой, румян, как заря утренняя, кудри золотые — словно спелая пшеница под ветром колышутся! В деснице его — пламень живой, факел ярый, что и есть само солнышко наше.

Весной-то он ото сна встаёт — снега растопит, землю разбудит: «Просыпайся, родная, живи да радуйся!» Летом вовсю гуляет — жаром дышит, колосья наливает, ягоды сластит. А как осень придёт — Ярилушка на покой собирается, тепло с собой уносит: «Отдыхайте теперь, до новой весны!»

Ох, и любит же он веселье! Где Ярило пройдёт — там песни льются, хороводы кружатся, ноги сами в пляс идут! Да только не забывай, дитятко: огонь он и есть — и греет, и опалить может. Кто без меры под солнцем резвится — тот и хворью маяться станет, ибо не по силам смертному с божьим жаром справиться, — женщина замолчала, глядя, как в глазах княжича искры ярилины пляшут, будто само солнце в них заглянуло.

— Вот он какой, батюшка Ярило — и ласковый, и грозный, и весёлый, и могучий. А как уснёшь, родной, так назавтра солнышко тебя разбудит, новым днём одарит… А пока слухай дале, — и продолжила свой сказ.

— Свет шёл отовсюду — и от кораллов дивных, и от камней самоцветных, что на дне морском, словно звезды, лежали. А посреди всей этой красоты несказанной возвышался терем Царя Морского — глаз не оторвать!

Стены-то сложены из кораллов — и белых, как пена морская, и алых, как заря вечерняя. А меж ними жемчуга переливчатые вкраплены — будто радуга в воде отразилась да так и застыла. Крыша — сплошь из ракушек золотистых, а на маковках купола жемчужные, что светятся, как звёздочки ясные.

Оконца-то все из стекла морского, чистого-пречистого. Глянешь — а там золотые рыбки, словно искорки, мелькают, медузы в танце кружатся, будто невесомые платочки в воде колышутся.

А двери-то — загляденье! Из цельных раковин складены, жемчужинами украшены, а ручки-то — морские звёзды коралловые, сверкают, будто утренняя роса на солнце.

И стража вокруг — восьминоги грозные! Стоят с топорами да копьями, в шлемах блестящих. А иные и вовсе смех — горшки глиняные на головах носят, видать, с кораблей затонувших подобрали. Уж больно им понравилось — и защита, и красота! — засмеялась нянюшка, показывая, как нелепо смотрятся горшки на головах морских стражников.

— Вот какое чудо в морской глубине таится! Княжич прыснул, представив себе восьминога в горшке вместо шлема. Он, правда, и самих восьминогов никогда не видел, а представлял их как богатырей с восемью ногами. И тут же решил этот пробел исправить, вызнав у няньки, как же они на самом деле выглядят.

— Чудо это морское сродни самим морянкам! Тело у него — змеиное, гибкое, переливчатое, то синее, как глубина морская, то зелёное, как водоросли придонные, то лиловое, как закат над волнами. На ощупь оно сказывают словно кисель овсяной, только что с печи снятый, дрожит-переливается.

А глаза-то — тьма кромешная! Глянет — так до самых печёнок проймёт, будто тебя насквозь видит.

Руки-ноги — аж целых восемь штук! Все гибкие, цепкие, с присосками липкими. Что схватит — не выпустит, словно сама судьба ухватила.

Одеты они кто во что горазд: иные в латах блестящих щеголяют, а иные… — нянюшка снова фыркнула. — Как уже сказывала горшки глиняные на маковки напялили, да ещё с колотушками деревянными да мялками всякими расхаживают! Видно, с купеческих кораблей эти «доспехи» подобрали — утварь кухонную за броню приняли, да теперь важничают! — старушка залилась смехом, показывая, как нелепо топают чудища с горшками на головах. — Вот какие проказники в морской пучине живут!

Светозар хмыкнул и лёг поудобнее.

— Ах, видел бы ты, как двери жемчужные распахнулись, и вышла сама Царица Морская! Взяла она князя за руку белоснежную, да и повела в терем свой дивный.

И что ж там было то, ни описать словесами никакими! Пол под ногами — будто само море выложено: камушки гладкие, всех цветов радужных. Идёшь по ним — а они под ногами переливаются да поскрипывают, словно песок морской под босыми пятками.

А потолок-то! Весь из водорослей светящихся свит — голубым светом струится, будто ночное небо в глубине морской.

Мебель-то вся из ракушек да кораллов диковинных, жемчугами украшена. Кресла пухлые — обтянуты шёлками затонувших кораблей, да ещё ракушками расшиты, будто узорами морскими.

А на стенах — картины, да будто живые! Из кораллов да перламутра сложены — то дельфины резвятся, то рыбы стайками плавают, то морские коньки в танце замерли.

Но самое-то диво — в середине залы стоял… — Малуша затаила дыхание, глаза её загорелись. — Трон Царя Морского! Весь из коралла красного выточен, жемчугами осыпан, а спинка — будто волна застывшая, из хрусталя морского. И сияет он, словно само солнце на дне морском! — кормилица, кряхтя, поднялась и подлила жира в плошку. — Словно сама морская пучина его выточила — из коралла белее лунного света да розовее вечерней зари. Блестит-переливается, будто кто звезды с неба стряхнул да ими трон усеял. Форма-то у него дивная — точь-в-точь раковина исполинская, изгибом напоминает волну, что вот-вот грянет на берег.

Стоит тот трон на четырех ногах могучих — из коралла красного вырезанных, а сходятся они книзу, будто хвост морского чудища. Весь он узорами диковинными расписан: тут дельфины резвятся, там рыбки стайками кружат, морские звезды рассыпаны — живая картина морская!

А внизу — панели мозаичные: волны гребнистые, рыбы самоцветные — будто само море в камне застыло. Подлокотники-то — из гладких камушков морских, прохладных, но ладонь так и гладят.

И на сем троне… — женщина понизила голос до шепота. — Сам Царь Морской восседает! В деснице трезубец держит, а вокруг него подданные суетятся, словно рыбьи стаи. А поодаль дочери его стоят — все двенадцать красавиц, волосы как морские водоросли струятся, глазки как жемчужины блестят…

Княжич протянул руку и отпил морса из кружки у кровати.

— И что с ним царь сделал?

— Посмотрел он грозно на Дадона и спрашивает его: «Ты зачем ко мне в царство явился?» А тот отвечает, что не по своей воле он попал, но очень на землю матушку назад хочет. Задумался тогда Царь и стукнул трезубцем о пол. Тут же появились столы, а на них яства разные: водоросли под соусами всяческими, корешки морских растений.

— И рыба?

— Нет, милок, рыбы не было. Как же это царь своих подданных станет человеку скармливать?

— И то верно.

— Усадили и Дадона за стол. Не побрезговал он, откушал угощений. А царь снова стукнул, и всё пропало. Встал он и говорит: «Дам я тебе три задания. Коли справишься, отпущу на волю. А ежели нет — пеняй на себя, останешься ты тут жить и станешь морянкой на службе у меня.» Пригорюнился князь, но делать нечего: надо пробовать. Но сперва Царь ему гусли кинул: «Сыграй, говорит, мне. Был у меня в гостях Садко, так хорошо играл. Покажи, на что ты способен.»

Взял Дадон гусли, провёл по струнам — музыка заполнила пространство. И начал он песнь сказывать: «Гой, солнце горит над нашими шлемами,

Словно камень, мы сильны в битвах с врагами.

Гой, славяне, за правду, за землю нашу,

За родную рать! Сделаем шаг, и врагов повергнем вспять!»

Играл он долго. Пел о славных битвах витязей, о прекрасных княжнах, о Богах, что хранят земли русичей. По нраву пришлась игра его Царю.

Отпустил он князя отдыхать и наказал тому утром явиться, чтобы первое задание выполнить. На утро рассказал, что наперво нужно будет победить лучшего наездника в царстве морском. Разузнав о этих игрищах, князь узнал, что там ездят на акулах, перед гонками их не кормили, чтобы повесить перед ними рыбку и шибче гнать. Но ему дали черепаху. Покумекал он и придумал хитрость одну. Настал день гонок.

Пришёл Дадон с большим мешком, сел на черепаху и стал ждать, пока все тронутся. Едва акулы рванули вперёд, он тесёмки мешка развязал, и поплыли оттуда во все стороны рыбы разные, большие и малые. Всполошились тогда акулы и, как бросятся, рыбу догонять. А хитрый князь в это время потихоньку, полегоньку на своей черепахе весь путь и проехал. Так и победил.

— Но это же нечестно.

— А черепаху давать против акул честно? То-то же, — заметила нянька.

— Подивился Царь смекалке людской, но победу признал. И тут же второе задание озвучил. Говорит, нужно тебе спрятаться будет, да так, чтобы я не нашёл. Будет три попытки. Хоть раз не сыщу — считай, победил.

Снова пригорюнился князь. Как тут победить-то, ведь Царю кажина рыбина доложит, где он схоронился? Но делать нечего, надо задание выполнять. Первый раз он пещеру глубокую нашёл, спрятался в ней, затих. Сидит, как мышь под веником, не шелохнётся. Царь собрал всех подданных и спрашивает, не видел ли кто Дадона; всех, считай, опросил — никто не видал.

Хотел уже было сказать, что победил он, но тут рак старый пришёл и рассказал, где князь хоронится. Второй раз пошёл прятаться. В расщелине на дне окияне затих. Сидит, как сверчок за печкой. Снова царь всех собрал. Никто не знает, где искать Дадона, но последним явился морской чёрт — рыбина страшная, на глубине живёт, и поведал, что видел того у себя в расщелине.

Пришлось третий раз прятаться. Взял князь день на раздумья. Думает, думы разные, гадает. Где ему найти место, как от ока Царя сбежать. И придумал, наконец. Попросил у него себе помощника, из утопленников с корабля русичей, и краски белой. Подивился Царь, но требуемое дал. Отправились Дадон с помощником тогда к кораблям греческим, что на дне лежат. Там утопленник его краской всего обмазал, ракушек налепил…

— Так ракушки же расскажут?

— Они голоса не имеют и ходить не могут, а что они щёлкают, и Царь не ведает, — разъяснила нянька.

— Водорослями и тиной обмотал. Да положил на дно, рядом с другими статуями. Лежит князь средь них, три дня уже пролежал. Шевельнуться боится. Наконец, объявил Царь, что победа за Дадоном. Выдохнул тогда он спокойно и во дворец вернулся. Снова подивился Морской Царь смекалке. И придумал третью задачу. Успел он заметить, что князь на дочку его старшую смотрит часто. Вот и загадал, что, если, мол, угадаешь её среди других дочерей, то отдам её тебе в жены и отпущу на землю. Три попытки у тебя будет. Ну, а нет, тогда не обессудь, быть тебе морянкою и жить на дне морском.

Дадон обрадовался, Морская царица ему и правда по нраву пришлась. Думал он, что легко угадает её среди других.

— А она ему поможет, как в других сказках, да? — княжич зевнул, прикрывая рот ладошкой, и посмотрел на няньку.

— Узнаешь, если слушать будешь.

Утром вышел он в трапезную, а там двенадцать дев стоят, все лицом да ростом одинаковые. И как тут угадать, которая твоя? Князь кругом походил, даже принюхался. Но нет, не угадать, какая. Присел он тогда, стал смотреть на всех. Одна ему краше других показалась. На неё и указал. Но первая попытка оказалась неверной, не ту выбрал. Начал тогда он иначе думать.

Снова вокруг всех походил. Попросил у Царя, чтобы они потанцевали, но и двигались они одинаково. Никаких различий нет меж них. Совсем расстроился княже. Не хотелось ему становиться морянкой с рыбьим хвостом и жить в воде, света солнечного не видя. Попросил отсрочки на день и отправился думать. Весь денёчек лежал в потолок глядючи.

Ничего не придумал. Так и лёг спать без идеи, как же угадать сердцу любую и на волю выбраться. Проснулся он ранехонько, голову кудрявую повесил и пошёл в трапезную. А там опять двенадцать красавиц стоят, все как одна. Сел он на лавку, голову подпер и смотрит: как узнать, как угадать? И вспомнилось ему тут, что у его зазнобы меж зубов щёлочка небольшая. Стал тогда гадать, как бы ему заставить девушек голубушек рассмеяться.

Попросил у царя гусли и давай на них играть, песни шутливые петь. Но не смеются девицы. Стал тогда всякие коленца выделывать, плясать перед ними. Опять не смеются они. Совсем закручинился князь. Да ещё и Царь спрашивает, что это он такое творить удумал. Махнул он рукой на эту затею и пошёл обратно к лавке. Да по дороге поскользнулся на брошенной кем-то шёлковой тряпице и упал. Тут-то девушки и давай смеяться. Приметил Дадон, у которой щёлочка промеж зубов имеется.

Схватил её за руку и к царю повёл. Подивился тот такой внимательности князя, видать, говорит, и правда дочка моя тебе по нраву да по сердцу. Бери её в жены, ежели она согласна на земле жить. Царица морская подумала да и согласилась за князя замуж идти.

Тут они свадебку и сыграли. Гостей приплыло со всех уголков моря, тут и сирены греческие были, и фараонки, и владычица океана сама пожаловала. Пели, танцевали целую неделю. А на прощание Царь решил им подарок сделать.

Начал он предлагать им злато, серебро, каменья драгоценные, диковинки всякие. Подумал князь, никак выбрать не может. Тут увидел морянку, что ему помогала с прятками, и говорит:

— А отдай мне, царь русичей, что у тебя в морянках служат. Пусть на землю снова ступят, солнышко ясное увидят.

Задумался Царь. Но уже пообещал отдать, что глянет на него. Махнул рукой да и отпустил всех утопленников из русичей к Дадону в услужение.

Ещё и корабль его потопленный отдал. Надо же им на чём-то домой плыть. Кинулись тут все отпущенные к нему, кланяются, благодарят. Слова приятные говорят ему. Тепло на душе стало у князя, приятно. И понял он вдруг, что самое главное богатство — это люди, а не камни самоцветные да сундуки со златом.

Поклонился он Царю, поблагодарил его за дар такой чудесный, погрузились все на ладью, и Царь их наверх выкинул со дна. Приплыли они домой, и пошёл Дадон с соседями мириться. Повинился перед ними, рассказал, как смог понять, что не прав был. Простили его те, сказали, что зла более не держат. И стали они жить-поживать, да княжество улучшать. И к Коляде стали готовиться.

— Значит, князь теперь хорошим стал? — Светозар потер слипающиеся глазки. — Или прикидывается просто?

— Стал. Смог осознать, что самое большое благо на земле — это люди верные, да князю преданные.

— Это верно, нянюшка. Без людей не будет ни урожая хорошего, ни пушнины, ни княжества крепкого. Да и княжить не над кем будет, — мудро заключил княжич.

— Правильно мыслишь, хорошим князем ты станешь, добрым, Светозарушка, как и твой тятя, великий княже Пересвет. А теперь ложись спать, соколик. Утро вечера всегда мудренее. Отдыхай, — кормилица поднялась и уже было задула плошку с жиром.

— А что дальше будет с Дадоном?

— А это мы завтра и узнаем. Расскажу тебе про Стаю волчью, про Карачуна, который Марью Морскую украл у Дадона, и как тот её из плена вызволил, и чем всё это обернулось.

— Хорошо, а Карачун, он каков из себя? Злой? — Никак Светозару ложиться не хотелось. Больно уж сказки у няньки занятные. Так бы и слушал их всю ночь.

— Не то чтобы злой. Завтра расскажу, спи уже. Поздно, — она притворила дверь, начертала знак охранный и пошла вниз.

Смышлёный мальчонка растёт. С таким княжество процветать станет шибче прежнего. Главное, чтобы людей злобливых не слушал, да думал головой и сердцем. За людей радел. А она, в свою очередь, всё для этого сделает. Где словом мудрым, где сказкой правильной. У неё этих сказок много припасено ещё. На весь век хватит. За окном мелькнула тень, да пропала. Видать, Полуночница гулять вышла.

Мороз и чудеса

— Светозар, не отвлекайся! — громкий окрик воеводы вырвал его из мечтаний. — А как хорошо мечталось, что он спасает прекрасную деву и та выходит за него замуж.

Он правду ещё не особо понимал, зачем ему жена, но у всех великих князей они были, а значит, и ему надобно.

— Хватит уже воронье пересчитывать. Меч бери, давай.

Княжич поднял оброненный им деревянный меч и снова ринулся в атаку.

— Скажи, дядько Видбор, а ты Кощея али Карачуна видал?

— Ягиню видал, — взмахивая мечом, ответил воевода.

— И какая она? — Светозар раскрутил меч и попробовал достать под щит.

— Страшна, зубы железные, нога одна костяная, нос огроменный. И космата, как медведь. Говорят, что она мальцов, что не слушаются, на лопату садит и в печь, а потом ест.

Светозар решил, что расспросит про Ягиню у няньки — та многое знает. Не верилось ему в россказни воеводины.

Закончив бой, он облился водой из деревянной бадьи и отправился в терем. Поужинав наскоро, тут же убежал к себе. Даже Пересвет тому подивился. Раньше было спать не загнать, а тут сам бежит.

Вскоре и кормилица пришла. Подлила нового жира в плошечку, фитиль сменила. Лавочку поудобнее поставила и села за вышивание. Очаг уже жарко горел, весело потрескивая дровами.