Глава 1. Знакомство в ночи
Виктору снова снился странный сон. Он стоял посреди родного уральского поля, но поле было каким-то чужим: трава тёмная, будто пропитанная ночной влагой, колосья — вялые и неживые. Ветер гнал облака по чёрному небу, и луна то пряталась, то вспыхивала серебром, освещая одинокую избу.
Ставни скрипели, словно кто-то пытался открыть их снаружи. В окне мелькнула тень — высокая, вытянутая, не похожая на человека. Виктор шагнул к двери, сердце билось так сильно, что отдавалось в висках.
Он вышел во двор. Воздух пах сыростью и гнилью, земля под ногами будто дышала. В поле стояла фигура — не человек, а пустота, очертания которой дрожали в лунном свете. У неё не было лица. Только бездонная чёрная впадина, обращённая прямо к нему.
Тень двинулась. Виктор закричал — и проснулся.
Гул колёс поезда гулко отдавался в стенах вагона. Воздух был тяжёлым: смесь табака, дешёвого спирта и мокрой шинели. Сквозь грязные окна тянулись тёмные силуэты деревьев, редкие огоньки деревень, поля, заваленные жухлой травой. Осень дышала холодом — ещё не мороз, но уже влажный холодок, пробирающий до костей.
Виктор рывком сел на своей полке, с трудом переводя дыхание. Кошмар отпустил не сразу. Он провёл рукой по лицу, чувствуя липкий пот.
— Ты чего так орёшь, будто сам чёрта увидел? — раздался насмешливый голос сбоку.
На соседней полке сидел худой парень в форме. Щуплый, с длинной шеей, испещрённой татуировками — какие-то латинские фразы, кресты, буквы. Лицо улыбалось, но глаза были внимательные.
— Сон… кошмар, — пробормотал Виктор.
— Ну, это дело знакомое, — кивнул парень. — Даже апостолы, говорят, по ночам не всегда мирно спали. В Писании так и сказано: «Не убоишися страха нощнаго…» — это Псалтирь, девяностый. — Он хитро прищурился. — А я иной раз так шарахаюсь от своих снов, что думаю: ну всё, волосы седыми станут.
Он протянул руку:
— Костя. Можешь просто звать батюшкой, можешь — по имени. Всё равно скоро вместе в одном котле вариться будем.
Виктор пожал ладонь. Лёд в груди немного отступил.
— Виктор.
— Вот и славно, Виктор, — ухмыльнулся Костя. — А то ехать-то далеко. Глядишь, разговором скоротаем.
Вагон был набит под завязку. Кто-то спал, уткнувшись в вещмешок. Кто-то в карты резался прямо на верхней полке. Из угла доносился тихий разговор — обсуждали, куда именно их везут.
Виктор поймал себя на том, что прислушивается к этим голосам.
— Говорят, в том лесу, куда нас, — кто-то шепнул. — В сорок третьем там целый батальон пропал.
— Да ну, — отмахнулся другой. — В штабе бы знали.
— В штабе-то всё знают, — вмешался третий. — Только нам-то рассказывать зачем?
Виктор невольно напрягся. Эти слова странно перекликались с его сном.
Ночь тянулась медленно. За окном мелькали редкие костры в полях, брошенные деревни с покосившимися крышами. Иногда поезд нырял в лес, и тогда в окне отражались только их лица, усталые и чужие.
Костя говорил легко, даже балагурно: про богатого отца, который выгнал его в монастырь, про наркоту и разгулы, про то, как оказался священником. Он рассказывал это так, словно шутил над самим собой. Виктор сначала слушал настороженно, но постепенно понял: в его словах есть искренность.
В ответ Виктор нехотя поделился о себе: про деревню на Урале, про бабушку, которая его растила, про то, как пахнет свежескошенное сено и как тяжело тянется жизнь тракториста.
— Умерла она недавно, — тихо сказал Виктор, опустив глаза. — Вот и… пошёл добровольцем.
Костя не перебил, не стал шутить. Только кивнул и перекрестился.
К утру вагон стих. Большинство бойцов спали, кто-то тихо ворочался, кто-то разговаривал во сне. Поезд грохотал по рельсам, где-то вдали завыл тепловоз.
Виктор лежал на полке, слушая этот ритм. Костя, устроившийся рядом, пробормотал:
— Знаешь, брат… Иногда война — не только люди против людей. Иногда это что-то большее.
Виктор нахмурился:
— Ты о чём?
Костя хитро усмехнулся:
— Да так… В монастыре старики говорили: «Война тянет к себе нечистое». Где кровь льётся, там тень собирается.
Он перевернулся на другой бок и мгновенно уснул.
А Виктор ещё долго смотрел в потолок, слушая гул рельс. Слова Кости эхом отозвались в памяти, будто подхватили его ночной кошмар и сделали его ещё реальнее.
Утро они встретили уже другими. Не друзьями, но и не чужими. Виктор впервые за долгое время почувствовал — рядом есть человек, которому можно довериться. Хоть немного. Хоть в этой длинной дороге в неизвестность.
Глава 2. Утро в пути
Проснулся Виктор от привычного грохота рельс. Но теперь этот звук был уже не глухим ночным гулом, а утренним, резким, словно поезд торопился, унося их дальше и дальше от привычной жизни.
Вагон тянулся долгим коридором чужих лиц и запахов. Спёртый воздух, перегретый телами, и горечь табака висели над полками. Кто-то тихо храпел, кто-то бормотал во сне, кто-то уже сидел, опершись локтями на колени и тупо глядя в пол.
Кости на месте не было. Зато его вещи лежали разбросанными по лавке и полу: куртка, рюкзак, ботинки и аккуратно сложенный ремень. Виктор с тихим вздохом поднялся.
В конце вагона, у узкого умывальника, висело мутное зеркало. Его поверхность была покрыта пятнами и трещинами, словно отражение пыталось вырваться наружу, но застряло. Виктор опустил руки в ледяную воду, с трудом оттер лицо от сна. На него глянул обычный парень: высокий, худощавый, с усталыми глазами цвета мокрой земли. Лицо казалось заурядным, но взгляд был внимательный, будто всегда чего-то ждал.
Он вспомнил бабушкины слова: «Куда ночь — туда и сон». Сказал их вслух, шёпотом, и почему-то стало легче.
Возвращаясь по проходу, он заметил, что за окном мир изменился. Осень вступала в свои права: поля подёрнуты инеем, серые деревни с покосившимися крышами мелькали, как призраки. Вдалеке синел лес, над которым тянулся лёгкий туман. Где-то паслись чёрные вороны, копошась на пашне.
У своей полки Виктор остановился. Костя уже был там, развалившись с хитрой ухмылкой, рядом с ним сидел новый человек.
Это был мужчина лет тридцати пяти, плечистый, крепкий, с суровым лицом. Его форма сидела безукоризненно, ремень застёгнут, воротник аккуратно. Даже в поезде он выглядел так, будто только что вышел на построение.
— Твои вещи, — сказал он низким строгим голосом, кивая на куртку и рубаху, валяющиеся на полу. — Так не оставляют. Ты ведь не дома. Здесь порядок нужен.
Костя лениво потянулся, словно только этого и ждал:
— Ох уж этот порядок… Я вчера с ним в карты играл. Он проиграл и ушёл.
Виктор усмехнулся, но незнакомец не оценил шутки.
— Не смешно. Сначала штаны на полу, потом автомат потеряешь.
— Автомат я пока никому не проигрывал, — весело парировал Костя. — А то, что ночью в трусах к умывальнику сходил — ну извини, брат, святую воду нужно было срочно принять.
— Святую воду? — незнакомец скривился. — Ты бы хоть вёл себя как человек, а не как мальчишка.
Костя хитро подмигнул Виктору и наклонился вперёд:
— Вообще-то я — священник.
Мужчина дернулся, недоверчиво смерив его взглядом.
— Ты? Священник? Не похоже.
— А я и не обязан быть похожим, — спокойно ответил Костя. — Бог в сердце, а не на физиономии.
— На фронте, — отрезал незнакомец, — надеяться можно только на оружие и товарища. А молитвы… оставь для сказочников.
Костя прищурился и тихо, почти шёпотом, сказал:
— «Не убоишися страха нощнаго…» — это Псалтирь, девяностый. Даже если ты не веришь в Бога, это не значит, что Он не верит в тебя.
Повисла тяжёлая пауза. Виктор сидел молча, наблюдая, как два таких разных человека — лёгкий Костя и суровый незнакомец — смотрят друг другу в глаза.
В этот момент в вагон вошёл высокий худой офицер. Его длинные тёмные волосы были зачёсаны назад, а холодный взгляд сразу заставил всех вытянуться. На форме значилось: старший лейтенант Демидов.
— Рядовой Рогов! — резко бросил он.
Незнакомец мгновенно выпрямился. Виктор узнал фамилию. Герман Рогов.
— Что здесь происходит? — спросил Демидов ровным, но стальным голосом. — Кто бы ни был прав, за такие сцены я сгною вас всех троих. Поняли?
Воздух в вагоне стал ледяным. Рогов молча ушёл на своё место. Костя даже не попытался шутить. Виктор почувствовал, как в груди сжалось что-то неприятное: этот офицер внушал холод, похожий на тот, что он видел в своём сне.
Когда напряжение спало, Костя и Виктор снова оказались рядом.
— «Не судите, да не судимы будете», — пробормотал Костя, улыбнувшись. — Евангелие от Матфея, глава седьмая.
Виктор усмехнулся:
— Батюшка, а сам при этом материшься иногда.
— Слова можно, — подмигнул Костя. — Душа-то чиста.
Поезд трясся, за окнами тянулись бесконечные поля и леса. Вдалеке, за линией горизонта, висел густой осенний туман, в котором всё терялось.
Виктор смотрел в это белое марево и не мог отделаться от чувства: именно туда, в этот туман, их и везут.
Глава 3. Полевой лагерь
Большие армейские «Уралы» тряслись на ухабах, пробираясь по лесной дороге. Солдаты в кузове держались за борта, переговаривались сквозь гул моторов. Лес был густым, с жёлтыми и багряными кронами, листья срывал ветер и бросал прямо в лица. Осень вступала в свои права — резкая, холодная, с запахом сырой земли и гниющей листвы.
— Ну что, Витя, — наклонился Костя, едва перекрикивая грохот, — скажи честно, раньше на таких каруселях катался?
— Каких ещё каруселях? — не понял Виктор.
— Да вот же, — Костя постучал кулаком по борту грузовика. — В детстве за деньги, а теперь бесплатно. Только билет — повестка.
Бойцы засмеялись. Даже угрюмый Лёша, сидевший напротив, улыбнулся краем губ.
Колонна везла их долго. За окном мелькали перелески, болотца, покосившиеся избушки, в которых давно никто не жил. Чем дальше уезжали, тем меньше становилось деревень, тем чаще попадались покинутые дома с пустыми окнами.
Когда они въехали на поляну среди сосен, лагерь показался им чем-то нереальным. Между деревьями были вырыты землянки, маскировочные сети свисали, костры дымились тонкими струйками. Воздух пах гарью и хвоей.
Их землянка оказалась огромной, на пятьдесят человек. Длинные нары в три яруса, земляной пол, сырость, тусклая лампа под потолком. Стены были подбиты досками, но из щелей тянуло холодом.
Витя и Костя заняли койки у выхода. Костя сразу бросил вещмешок и плюхнулся, с довольным видом растянувшись на досках. Виктор сел рядом и стал оглядываться.
Кто-то развешивал гимнастёрку сушиться прямо на гвоздях. Лёша громко жаловался, что сапоги не успели просохнуть после дождя. Гриша молча тащил ящик с боеприпасами, будто тот весил для него не больше вёдерца. Арсен спорил с кем-то у костра, жестикулируя так, будто собирался ударить. Серёга без толку пытался завязать узлом верёвку, и ребята вокруг подшучивали над ним.
Быт был грубый и тесный, но в нём чувствовалось что-то домашнее. Каждый занимался делом, и из хаоса складывалась единая жизнь.
Будни быстро приняли свой ритм. Утро — короткий сон, окрик дежурного, умывание в ледяной воде из умывальника. Завтрак — каша и чай в жестяных кружках. Днём — бег, переноска ящиков, тренировки с автоматами. Вечером — короткий отдых, костёр, разговоры.
Виктор начал привыкать, хотя всё в нём сопротивлялось. По ночам он лежал на верхней полке и слушал, как скрипят бревна землянки, как ветер гуляет в щелях, как где-то за лагерем воет собака или стонет дерево. Иногда казалось, что в лесу кто-то ходит.
Однажды ночью он толкнул Костю в бок:
— Слышишь?
Костя приподнялся, сонный:
— Что?
— Шаги… будто кто-то рядом.
Они оба прислушались. Ветер стих. Снаружи действительно было слышно: шорохи, будто кто-то осторожно ходил между сосен. Виктор сжал кулаки. Но через пару минут всё смолкло.
— Ветер, — пробормотал Костя и снова лёг. Но глаза его блестели в темноте: он тоже слышал.
Через несколько дней их построили на плацу. Земля была утоптана сапогами, воздух холодный, резкий. Перед ними стоял старший лейтенант Демидов. Высокий, сухощавый, с холодным взглядом и длинными тёмными волосами, зачёсанными назад.
— Слушать сюда, — сказал он ровным, но жёстким голосом. — Обстановка на данный момент спокойная. Но противник рядом. В любой момент может быть атака. Ваша задача — удержать позиции. Здесь не школа и не лагерь отдыха. Ошибки не прощаются.
Его взгляд прошёлся по каждому, словно насквозь. Никто не шутил, даже Костя только молча поправил ремень.
— Чем быстрее привыкнете к дисциплине, тем больше шансов, что вернётесь домой, — закончил Демидов.
Тишина стояла тяжёлая. Ветер гнал жёлтые листья по плацу, они цеплялись за сапоги бойцов.
Виктор смотрел на лица вокруг. У каждого было своё выражение: у Лёши — тревожно-весёлое, у Гриши — каменное, у Арсена — упрямое. И где-то в глубине он чувствовал, что эта жизнь — только начало. Что впереди будет страшнее.
Вечером, сидя у костра, Костя снова пошутил:
— Ну что, Витя, похоже, мы в санаторий попали. И воздух свежий, и еда вкусная.
Ребята засмеялись. Но Виктор заметил, что Герман Рогов, сидевший в стороне, не улыбался. Он глядел в лес, будто что-то высматривал.
И в тот момент, когда костёр потрескивал особенно громко, Виктору показалось — между соснами промелькнула тень. Высокая, вытянутая. Точно такая, как в его сне.
Он резко повернул голову. Но там был только туман.
Глава 4. Первое задание
Ночь была густой и липкой, словно сама земля выдыхала тьму. Осень вступала в свои последние дни: ветер гнал низкие тучи, луна то показывалась, то снова скрывалась, оставляя мир в полной темноте.
— Подъём! — голос дежурного ворвался в землянку, как выстрел.
Бойцы вскакивали, торопливо натягивали сапоги и шинели. Костя сонно матерился, Герман молча проверял автомат, щёлкая затвором с привычной суровостью. Виктор натягивал ремень, чувствуя, как сердце бьётся в груди. Это было их первое задание.
— Что скажешь, Витя? — шепнул Костя, подтягивая сапоги. — В монастыре таких ночей не бывало, скажу честно.
— Не бывало, — тихо ответил Виктор, и сам не понял, что сказал.
Их вывели на плац, где в темноте уже стоял Демидов. Его вытянутая фигура сливалась с ночью, и только глаза поблёскивали холодным светом.
— Задача проста, — сказал он тихо, но так, что слова будто резали воздух. — Занять позиции у опушки, проверить укрепления. Наблюдать. Без самодеятельности.
— А если… враг? — неуверенно спросил кто-то из бойцов.
— Значит, держите линию, — отрезал Демидов. — Ошибок быть не должно.
Он развернулся и ушёл в темноту, словно растворился в ней.
По лесу они двигались цепочкой. Листва шуршала под сапогами, ветви царапали лица. В темноте всё казалось ближе, чем было на самом деле: стволы сосен будто сдвигались, кусты превращались в фигуры.
Виктор шёл рядом с Костей и Германом. У каждого был свой ритм дыхания: Костя — частый и неровный, Герман — размеренный, как у человека, привыкшего к войне. Виктор ловил себя на том, что старается подстроиться под их шаги, чтобы не чувствовать себя одиноким.
— Ну и картина, — пробормотал Костя. — Осень, лес, ночь, оружие в руках. Романтика.
— Заткнись, — рявкнул Герман.
— А что? — шепнул Костя. — Может, мы потом книжку про это напишем. «Как я стал героем и попутно спас Россию».
— Героя из тебя сделает только могила, если будешь языком трепать, — холодно бросил Герман.
Виктор хотел было вмешаться, но в этот момент впереди раздался резкий свист — сигнал остановиться.
Окопы показались из темноты внезапно. Неглубокие, сырые, пахнущие землёй и глиной. Их быстро распределили: Виктор, Костя и Герман оказались в одном.
Сначала тишина. Только ветер шевелил ветви.
Потом — далёкие звуки. Будто кто-то ходил по лесу. Шаги? Или просто ломались ветки от ветра? Виктор напрягся, вглядываясь в туман.
— Слышишь? — прошептал он Косте.
Костя кивнул, но вскинул руки, показывая: «Не шуметь». Герман только плотнее вжал приклад в плечо.
И тут Виктор увидел.
Между деревьев что-то двигалось. Высокая фигура, будто сотканная из самой тьмы. Ни лица, ни черт — только силуэт. Она стояла на границе леса и поля, не двигаясь.
— Там… — Виктор сглотнул. — Смотри!
— Где? — Герман навёл автомат. — Я никого не вижу.
Но Костя видел. Он сжал крестик на груди и прошептал:
— «Не убоишися от стрелы летящей во дни, от вещи во тьме преходящей…»
Тень двинулась.
И именно в этот момент раздался звук, который не спутать ни с чем: очередь из автомата. Где-то справа заговорили пулемёты, крики, команды.
— Контакт! — рявкнул Герман.
Они открыли огонь в сторону леса. Ветер унёс дым от выстрелов, лес загудел, как живая тварь. Виктор стрелял, не видя, куда именно. Но ему казалось: среди деревьев мелькает то самое — тёмная, вытянутая фигура.
Крики бойцов сливались с рёвом ветра. В воздухе пахло порохом и сырой листвой.
В какой-то момент Виктор понял, что тень исчезла. Но страх не ушёл — напротив, стал сильнее.
Через час стрельба стихла. Противник отступил. По цепочке прошёл приказ возвращаться.
Виктор сидел в окопе, сжимая автомат. Руки дрожали. Костя рядом пытался улыбнуться, но лицо его было бледным. Герман проверял магазин, делая вид, что ничего не произошло.
— Видели? — выдохнул Виктор. — Там… фигура. Тень.
— Никого там не было, — отрезал Герман. — Враг и только.
— Я видел, — упрямо сказал Виктор.
Костя молча перекрестился.
Когда они возвращались в лагерь, лес казался чужим. В каждом стволе мерещились лица, в каждом шорохе — шаги.
Виктор понял: война только началась. Но то, что он увидел сегодня ночью, было страшнее любой пули.
Глава 5. Отец Игнатий
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.