Бесплатный фрагмент - Овсяной оборотень

Глава 1. Красный велосипед

Аня провела рукой по тонкому речному льду, сметая снег. На оголившемся ледяном стекле остался кровавый след. Мутная вода под ним бурлила, пузырилась, кипела. Девочка со всей силы ударила ладонью, пытаясь разбить лёд, но тот, хоть и был тонким, не поддался. Она ударила снова. С илистого дна, откликаясь на удары, начало подниматься что-то маленькое, грязное.

«Фарфоровая кукла?» — удивилась Аня и продолжила колотить и скрести лёд, ломая ногти и сдирая пальцы в кровь.

Кукла металась вместе с водой, билась с той стороны, трескалась и крошилась. От очередного удара с кукольного лица откололся кусок щеки, обнажая искусно выполненные фаянсовые мышцы и сухожилия. Короткие светлые волосы извивались змеями.

Аня присмотрелась, и сердце сжалось, кирпичом продавливая грудную клетку. «Это мальчик?»

— Эй! — крикнула она. Голос эхом разнёсся над ручьём. Испуганные вороны взлетели с веток. — Эй! Кто ты? Да кто ты?! — завопила она ещё громче, силясь перекричать зловещее карканье, и ударила по льду кулаком.

Кукла открыла глаза.

«Синенькая юбочка, ленточка в косе-е…» — зашипел радиоприёмник, внезапно поймав волну. Аня подпрыгнула, проснувшись на переднем сиденье «девятки».

— Разбудило? Выключить? На этой дороге всегда так — то ловит, то нет. Из-за холма вывернем, нормально ловить начнёт.

— Да нет, оставь, — проворчала Аня, вытирая холодный пот со лба.

— Скоро приедем. Ты чего? Опять кошмар?

— Нет, пап, всё хорошо, давай окошки откроем, жарко.

***

Аня поднялась на второй этаж облезлого деревянного дома и распаковала спортивную сумку. В этой комнате раньше жил её отец, с рождения и до переезда в город на Неве после поступления в «Муху». Рисовал он всегда хорошо, правда, в основном пейзажи, насмотревшись на холмы и траву в родных степных краях. Академические дисциплины давались ему хуже, хотя по этому поводу он никогда не грустил, ведь истинной его страстью стала керамика. Точнее, она была его истинной страстью вплоть до встречи с Людмилой. И вот, отметив небольшую студенческую свадьбу, весело пробежав по Поцелуевому мосту, выждав пару лет, чтобы «встать на ноги», в жизни их молодой семьи появилась Аня.

Поначалу Волковы жили в небольшой квартире в панельном районе, а затем перебрались в центр, во многом благодаря стараниям и заработкам мамы Ани. Страстью Людмилы никогда не были ни муж, ни дочь. Увлечённая политикой и карьерой, она редко бывала дома, ломая стереотипы о том, что главным добытчиком должен быть мужчина. Но Аню и её отца это не смущало. Нельзя сказать, что семья их была несчастливая, хоть соседи и смотрели косо, да и одноклассники посмеивались. Всё было хорошо. Было. До того зимнего дня, когда, вернувшись после секции плавания, в квартире на одном из центральных островов двенадцатилетняя Аня услышала телефонный звонок.

Она все чаще задумывалась о том, какие страшные события запомнились ей из раннего детства. Она тонула в ручье. Она разбивала голову, упав с паутинки во дворе. Столько крови, текущей по лицу и футболке, она ни до, ни после не видела. И ужас в глазах смотрящих на неё детей, её подружку даже стошнило.

Вспоминались и просто жуткие моменты. В городе тогда было неспокойно, и сообщения из криминальных сводок заставляли детей всем двором бежать и смотреть скорее, что же приключилось. Аня видела и дырки от пуль в стенах домов-колодцев, и ржавые хлипкие каталки с накрытыми простыней телами, но даже это всё она бы не отнесла к очень уж плохим воспоминаниям. Но тот звонок…

Сначала он показался всем отличной новостью. Любой заплясал бы от радости свой победный танец, а её отец именно так и сделал. И вот, вместе со звонком от куратора галереи современного искусства, в жизнь двенадцатилетней Ани Волковой ворвался «чужой успех». Это стало страшным сном наяву. Страшнее даже тех кошмаров, что снились ей почти каждую ночь. Ведь теперь Аня росла в семье с двумя успешными родителями. И, казалось бы, это счастье, но нет. Аня чувствовала себя самым ненужным существом на планете, в этой новой жизни родителям всегда было не до неё.

«Ну ты же уже не маленькая, сама понимаешь».

«Это же для того, чтобы у тебя всё было».

«В нашем детстве вообще ничего такого не было, а сейчас вон смотри, закончится выставка, придёт гонорар, что захочешь тебе куплю! Хоть пони! Нет, ну я серьёзно, Волчонок, хочешь пони?»

И если с самого рождения Аня привыкла видеть маму только по утрам, когда та спешила на совещания, собрания — «сегодня в штаб», «наблюдателем», «завтра поездка с председателем в область», — то смириться с отсутствием отца было сложнее. Квартира стала пустой. И тихой. Иногда заходила бабушка, но и эти визиты были недолгими, здоровье у неё хромало. А потом настал май.

Все одноклассники с упоением ждали прихода этого предвестника лета, пролетающего в одно мгновение месяца, ведь вот, неделя, две и «Ура! Каникулы!» Все, но не Аня.

В понедельник вечером младшая Волкова сидела одна на кухне, доедая пюре с сосисками, которое она научилась очень вкусно готовить. Слишком тихо. От яркого света майских вечеров, готовящихся стать белыми ночами, в углах потолка точно сгущалась темнота. Слишком тихо и темно. На столе стояли две тарелки, накрытые плёнкой. Аня не верила, что кто-то из родителей явится на ужин, но убирать еду в холодильник не хотелось. Надежда — самый жестокий из ядов, с этим её «ну а вдруг?!».

Но «ну а вдруг» не случился во вторник, как не случился и в среду. В четверг утром Аня ненадолго встретилась с мамой на кухне и, получив наличных и сухой, словно птичий клевок, поцелуй куда-то в макушку, осталась одна доедать завтрак и собираться в школу. Аня злилась сама на себя, ведь даже этому нелепому поцелую она обрадовалась.

— Словно объедки мне кинула, а я и счастлива, — пнула она жестяную банку, с грохотом покатившуюся по двору.

В последнюю пятницу мая Аня, как обычно, вернулась домой ближе к вечеру, после плавания и художки. Провернув ключ в замке, она с порога унюхала мамину стряпню и услышала папину дурацкую любимую песню, доносившуюся из кухни.

«Неужели Новый год вдруг настал?» — подумала она и на всякий случай посмотрела в зал, на место, где в углу каждый год ставили ёлку. Но это была обычная майская пятница, за окном уже совсем по-летнему плыли облака, обрезаясь карнизами двора-колодца точно рамкой.

— Почему вы оба здесь? — Аня застыла в дверном проёме кухни. Мама прыснула, подавившись вином, а папа заливисто расхохотался.

— Здороваться не учили? Это что за вопросы такие? Потому что мы оба тут живём, — рассердилась мама.

— Да?! Не похоже. — Аня кинула рюкзак на пол и, стуча пятками, зашла на кухню.

— Волчонок, не язви, мама вон вином всё залила, — рассмеялся отец, как всегда стараясь сгладить углы, за что получил сразу два недовольных взгляда.

— Ой, не начинай, — переключилась на него жена, — не всё! Уже и пару капель пролить нельзя. Ань, садись, бери котлеты на сковородке, на столе салат.

Уплетая за обе щеки вкуснейшие котлетки, Аня уже размечталась, что тот звонок был чьей-то злой шуткой, и теперь всё наладится, и они вот так будут ужинать дома, каждый день, все вместе. Как вдруг отец сказал:

— Мы тут посовещались, сверили наши расписания и бабушку ещё спросили, в общем, Волчонок, я знаю, ты, конечно, не любишь там бывать, но на каникулы придётся поехать к дедушке в деревню. Мамы полтора месяца не будет в городе, а я неделю тут, неделю там — по всему Поволжью выставки.

— А? Как это? К деду? Без тебя? И что мы там с ним вдвоём будем делать? — опешила Аня, со звоном уронив вилку на стол.

— Нет, подожди, почему без меня? На машине с тобой поедем, и я между выставками приеду, уже прикинул маршруты и даты, там не слишком далеко. На пару дней буду заезжать, а в августе и на неделю получится. Порыбачим, в речке покупаемся, да, Волчонок?

— Ма-ам, нет, ну пожалуйста! Почему мне нельзя тут остаться? Я справлюсь! До этого же справлялась, — умоляюще уставилась Аня на маму.

— Нет, Ань, — твердо отчеканила та, — то ты полдня в школе, а после школы секции, а на каникулах что? В квартире будешь всё лето сидеть? Или одна, как шпана какая-то, по дворам слоняться? Ну уж нет. Да и дедушка рад будет.

— А день рождения? В июне же день рождения, вы приедете? Или что, его тоже вдвоём с дедом отмечать? — почти визжала Аня.

— Так у тебя же там были какие-то друзья? Вот их и позовёшь. Папа, скорее всего, приедет, а я очень постараюсь, — мама попыталась выжать из себя весь примирительный тон, на который была способна. Но Аню это совсем не подкупило, скорее наоборот.

— Какие-то друзья?! — продолжила ныть она. — Мам, я их в последний раз видела, когда мне было пять! Я уже и не помню никого.

— Ой, не начинай, две недели будет, перезнакомишься со всеми, — отмахнулась она и, опустошив залпом бокал, со стуком поставила его на стол.

***

Аня пнула спортивную сумку под кровать. С первого этажа доносился хохот дедушки и глупые шутки папы. «Перезнакомишься со всеми, конечно…» — съёрничала она книгам и кассетам, с грохотом рассыпавшимся по столу. Кроме чтения и музыки, никаких занятий придумать она не смогла.

— И чем это лучше лета в квартире? Там хотя бы с одноклассниками можно было бы погулять. И телевизор ловит.

Отец уехал рано утром. Аня радовалась, что хотя бы додумался разбудить её, чтобы попрощаться, но позавтракать вместе отказался. Собрав бутербродов и термос чая, он прыгнул в машину и укатил по просёлочной дороге, поднимая пыль.

И всё застыло.

Первая неделя лета тянулась бесконечно. Дедушка в основном молчал, раздавая редкие невнятные указания. Не ощущалось, что ему нужна какая-то помощь, и Аня думала, это потому, что он давно жил один и привык всё делать сам. Он лишь единожды поинтересовался у Ани, как много им задали на лето и справится ли она самостоятельно, и, услышав положительный ответ, пробубнил что-то в духе: «Ну вот этим и занимайся».

На третий день, не в силах слоняться по дому и участку без дела, Аня откопала в сарае старый бабушкин велосипед. Постаралась отмыть его от ржавчины и грязи. Дед, вернувшись с дальних огородов на обед, помог смазать цепь, перекрутить сиденье и накачать колёса. И весь оставшийся вечер Аня каталась вокруг дома по песчаной тропинке, стараясь совладать с этим капризным железным монстром. По росту он был великоват, руль не слушался. В городе своего велосипеда у неё уже несколько лет как не было. Она с грустью вспомнила бежевый детский велосипедик, на котором каталась в начальных классах, и, в очередной раз еле войдя в поворот, решила закатить облезлого монстра обратно на участок. Дедушкин пёс облаял её у калитки.

— Цезарь! Фу! Да я это, я, — ворчала Аня на короткошёрстную дворняжку. В роду у этой собаки точно были борзые. Ладно сложенный, совсем ещё молодой пёс прыгал вокруг, пытаясь закинуть лапы Ане на плечи.

— А ты чего только вокруг дома катаешься? — Дедушка отточенным движением схватил пса и защелкнул цепь на ошейнике.

— А можно дальше уезжать? — удивилась Аня. Дед поднял бровь. — Ну, то есть я даже и не знаю, куда на нём поехать.

— Это в городе у вас везде машины и люди злые…

— Дедуль, да не злые там люди.

— Может, и так, просто много их, а тут, куда глаза смотрят, туда и катайся, никто тебе ничего не скажет и не сделает, а если попробуют, то я им ух! — дед погрозил кулаком куда-то в сторону лесов, точно там могли скрываться воображаемые обидчики. — Так что не бойся. Природа вон какая красивая, чего вокруг дома-то колесить?

— Да я и не боюсь, — как-то виновато пробубнила она, опасливо покосившись на овсяное поле, начинавшееся за забором. Поймав её взгляд, дедушка вытащил из-под растянутой футболки что-то маленькое, блестящее, на серебряной цепочке, и повесил внучке на шею.

— Оберег, чтобы ничего не боялась, — улыбнулся он.

— Дедуль, да не боюсь я! А что это?

Аня рассматривала монетку, подняв её двумя пальцами на уровень глаз. Через дырочку в центре была продета цепочка, а обе стороны украшали цветы, завитки и непонятные надписи, совсем непохожие на обычные цифры.

— Да привезли когда-то давно, может, из Китая или из Японии, кто их там разберёт, эти черточки. Не знаю. Это бабуля твоя носила. Любила цветы на ней.

— Спасибо, — кивнула Аня, пряча подарок под одеждой. — А не жалко? Ты же теперь, получается, без оберега останешься.

Дед расхохотался, и Аня поджала губы, собираясь обидеться, но он потрепал её по голове. Было больно. Силу дед рассчитывать совсем не умел, но Аня отчего-то воспрянула духом.

— Чего это мне для внучки что-то жалко должно быть? Вот насмешила! А завтра ты давай до Рейнеке докатись, Тима уже спрашивал, почему к ним не заходишь.

Аня вспомнила, что в детстве летом играла с Арсением и Тимофеем. Мальчишки с очень странной фамилией. Она тогда ещё думала, что Волковы — это необычное семейное имя, но, приехав к деду, обнаружила в соседях Шмидтов, Гоферов, Миллеров вперемешку с Петровыми, Ивановыми и Соколовыми. Но даже среди них «Рейнеке» звучало как шутка, как какое-то выдуманное, ненастоящее слово. Тима обиделся на Аню, когда она в первый раз озвучила ему свои мысли. Дед же сказал, что это их бабка стращает, мол, потомки великих мукомолов и основателей деревни.

— Но это глупости всё какие-то, уже при Союзе не было здесь никакой мукомольни, всё порушили вместе с церквями, а большинство немецких фамилий, живших в степях ещё с Екатерининских времён, разбежались, сменились или обрусели. Но есть и те, кто остались, пережили. И теперь гордятся ими отчего-то чрезмерно. Но ты перед Тимофеем извинись, негоже над чужими именами смеяться, он же его не выбирал. Мальчик он добрый, сразу простит.

И Аня извинилась.

Вот и всё, что она помнила про соседей. А ещё, что Тима постоянно вредничал и отбирал её игрушки. Но тогда ей было пять. А сейчас? Просто приехать и позвать кататься?

— Как-то неудобно.

— Да отчего ж неудобно-то? Велосипед есть, погода вон, сказка — ни жары, ни дождей. Ты только утром рано не заезжай, там пацанята отцу помогают с хозяйством, а после полудня шатаются по деревне без дела, хоть тебя с собой возьмут.

— Мама таких шпаной называет.

— Ну маме твоей виднее, конечно, да. Здесь дети — это просто дети. Чего дома сидеть, когда на велосипеде на речку можно съездить?

Тима узнал её сразу. Ане даже стало как-то спокойнее от его болтливости и дружелюбия. Он вырос в красивого парня, вытянулся на голову выше, и рядом с ним Аня выглядела как ученица начальных классов. В школе она всегда стояла одной из последних в линейке на физре, а теперь и вовсе ощутила себя мелюзгой. А вот Сеня, младший брат Тимофея, был не сильно выше Ани, он вырос скорее вширь, хотя и толстым назвать его язык не поворачивался. Тима как-то сразу ляпнул: «Сейчас наш крепыш подойдёт и поедем», и, наверное, «крепыш» и было лучшим описанием Сени. А ещё, в отличие от брата, Арсений не был болтлив и каждый раз, когда открывал рот, говорил какие-то гадости. Аня сочла его врединой.

Но через несколько дней поменяла своё мнение, когда на подъезде к дому Рейнеке её облаяла стая бродячих собак, и Сеня выбежал на помощь. Он шумел, кричал, кидался в них камнями и палками, ни разу не попал, правда, но собаки, гавкая, разбежались, поджав хвосты.

— Ну ты и мазила! Спасибо, что помог, — улыбаясь, поблагодарила Аня, закатывая велосипед на лужайку их дома.

— Ничего не мазила! Я же тебе не живодёр какой-то, собак калечить. Зачем? Припугнешь и разбегутся. В тебя бы камнем точно попал, — съехидничал он и получил за это подзатыльник от подоспевшего Тимы.

— Опять шавки эти прибежали?

— Ага, сколько не гоняй, возвращаются.

— Ты, Ань, не обращай внимания на его слова, — чуть позже оправдывался за брата Тима. Они втроём добрались до маленького пляжа у шустрой ледяной речки. Сеня сразу полез кататься на тарзанке, привязанной к склонившейся над водой старой ветле.

— Он камнем в меня грозился кинуть, — Аня сделала обиженный вид. Но она скорее притворялась перед Тимой. Она нисколько не злилась на Сеню, наоборот, ей даже понравилось, что тот не стал обижать собак. Больше всего она не любила мальчишек, издевавшихся над слабыми.

— Да это он шутил, конечно! Говорю же, крепыш иногда перегибает, тем более с девчонками разговаривать не умеет совсем. Хотя мама говорит, что он животных больше, чем людей, любит. Но я думаю, это не так.

Сеня с кучей брызг плюхнулся в ледяную воду, исполнив двойное сальто, показавшееся Ане уж очень неуклюжим, отчего она в голос расхохоталась. Он вылез из речки весь трясясь, с посиневшими губами, и, обиженно зыркнув на смеющуюся Аню, снова полез на тарзанку.

— А что это за собаки были? Они часто к вашему дому прибегают? — спросила Аня, поглаживая лист мать-и-мачехи, всё загибавшийся обратно.

— Ай, да это цыганские, они встали с той стороны, за асфальтовой дорогой.

— Где? Там, где поля с подсолнухами?

— Ага, чуть туда дальше, где лесок за полем начинается.

— И чего они там делают?

— Живут, — пожал плечами Тима, наблюдая, как его младший брат снова выбирается из воды.

— В лесу? — удивилась Аня. До этого она видела цыган только на вокзале и прилегающих к нему улицах. И это были в основном женщины с маленькими детьми, предлагавшие погадать по руке.

— Да нет, не в лесу, у них там и палатки, и трейлеры, и даже генератор свой есть! Передвижной городок.

— А что они здесь делают?

— Да ничего особенного. Работают, торгуют, меняются. Вон несколько человек к бате моему устроились на две недели с полем помогать. К Соколовым тоже прибились, старый дом им ремонтируют. Тётки их потолок в школе помогают белить. А как закончатся подработки, уйдут куда-нибудь, в Карамыш или в Полевку дальше поедут, кто их знает. Долго летом они не стоят.

***

Вторая неделя лета тянулась не так грустно и уныло, как первая, отчасти благодаря Тиме и Сене, а отчасти потому, что Аня наконец-то договорилась с дедушкой об обязанностях. Ей доверили заботу о кроликах и курах, а также они с дедом разделили готовку, и Ане выпало готовить ужины по пятницам и выходным. В отличие от прошлых приездов к деду, в этот раз ей нравилось жить в его доме. Хотя, скорее, ей нравилось, что больше не приходится ужинать в одиночку. Завтраки она пропускала, так как дед просыпался слишком рано, а обедала обычно либо в доме у Рейнеке, либо вместе с мальчиками ела бутерброды на берегу реки или на вершине холма. Каждый день они катались куда-то в новое место. Ребята будто разработали план показать Ане за лето все интересные места в округе, хотя и отрицали существование такого плана.

Заканчивалась вторая неделя лета, а Аня так и не научилась справляться со старым бабушкиным велосипедом. Падение за падением, на локтях и коленках уже не осталось живого места. Сегодня, например, во время поездки на дальнее озеро, Аня кубарем свалилась в ветловом лесу. Когда вечером она вернулась домой к ужину, дед усадил ее в кресло, согнав недовольного серого кота, а потом, обречённо вздохнув, вытащил ветку, застрявшую в её волосах, и привычным движением достал перекись.

— Ты это, немного потерпи ещё. Два дня же осталось до дня рождения, — извиняющимся тоном пробубнил он. — Бабулин велосипед, конечно, не по тебе сделан.

— А причём тут мой день рождения?

Дедушка охнул и замолчал.

— Знаешь что-то? — Аня сузила глаза, точно хищная птица.

— Да чего мне там знать?! Ляпнул просто, не подумав.

— Точно знаешь что-то! Папа приедет? Он тебе что-то говорил?

— Да не знаю я ничего! Любопытной Варваре… — дед схватил Аню за нос, она услышала зловещий хруст, но всё равно весело рассмеялась.

— Так я тебе и поверила! — захохотала она и побежала переодеваться перед ужином. — Он сказал, что велосипед подарит? — перегнувшись через перила, продолжила она приставать к деду на расстоянии.

— А ну кыш! Ты чего, кошка так любопытствовать? Иди давай переодеваться и ужинать.

Аня плюхнулась на кровать. Так хотелось новый велосипед, лёгкий и удобный, чтобы наконец-то утереть нос Сене, постоянно кружившему вокруг неё, словно она улитка какая-то. Вынув из рюкзака плеер, она поставила на зарядку аккумуляторы и разложила кассеты на столе. Тима предложил скататься завтра после обеда до лагеря цыган, туда собиралось несколько взрослых и ещё пара деревенских детей. Цыгане готовились сниматься со стоянки и устраивали мини-ярмарку на прощание.

— Ты лучше у них ничего не меняй. Все поломается быстро, — ворчал дед за ужином. — Но вот кукурузу они вкусно на мангалах пекут, попробуй обязательно. Денег много с собой не бери. Вообще лучше с собой ничего не бери. На, — он высыпал мелочь на стол, — на попробовать вкусненькое хватит, а всякого хлама в сарае и так навалом.

Позже, ворочаясь в кровати, Аня ругала отца на чем свет стоит, ведь накануне отъезда она спросила, нужны ли ей будут карманные деньги, на что папа сказал, что там их некуда тратить: единственный магазин — хозяйственный, а денег на еду и всякие нужды он передаст деду. Послушав его, Аня оставила свой кошелек с накопленными за праздники и дни рождения деньгами в квартире. Почему же он не сказал, что существуют ярмарки и местные праздники? Может, он и сам о них не знал? С этими мыслями она и заснула.

С утра, одевшись в джинсовые шорты и немного подранную после многочисленных падений темно-зелёную футболку, Аня сгребла мелочь со стола в поясную сумку и выкатилась на велосипеде до условленного места. Тима и Сеня уже ждали её, а с ними несколько местных мальчишек и девчонок. Одеты все были в рубашки поверх маек, а на Сене, несмотря на жару, красовались «парадные» цветастые спортивки. Девочки, к ужасу Ани, все были с подведёнными глазами и накрашенными ресницами. Одна была в сарафане и джинсовом пиджачке, вторая в футболке с «Титаником», заправленной в обтягивающие черные капри. А по наряду третьей сразу становилось понятно, что она их предводительница.

— Ну привет, городская. Я Олеся, а ты? — Она надула пузырь из розовой жвачки и лопнула его с громким щелчком. На ней была самая короткая юбка, которую Ане только доводилось видеть, и глянцевая олимпийка в белую и оранжевую полоску. С розовым блеском на губах и слипшимися ресницами она выглядела лет на двадцать, хотя была ровесницей Тимы или чуть старше.

«Пятнадцать, не больше», — решила Аня.

— Я Аня, — всё ещё пытаясь определить возраст Олеси, неохотно представилась самая неопрятная из всех городская девочка.

После нелепого приветствия все попрыгали по велосипедам и понеслись по холмам к асфальтовой дороге. Аня отставала. Сначала она даже позлорадствовала над тем, как такие расфуфыренные девочки будут поспевать за ними, но через пару минут осознала, что местные со своими велосипедами на короткой ноге. Олеся же могла дать фору всем мальчишкам и умудрялась это делать в своей до ужаса короткой юбке. Аня грустно выдохнула и только пыталась не отставать слишком уж сильно.

— Как же я хочу новый велосипед, — бубнила она себе под нос, задыхаясь на подъёме по холму, потеряв всех из виду.

— Забралась? — улыбнулся ей Тима на вершине. Остальных нигде не было видно.

— Оставили дожидаться городскую? — проворчала Аня, уперевшись взглядом куда-то в траву.

— Неа, сам вызвался, — просиял он. — Велик твой, конечно, просто отстой.

— Да уж, спорить не стану. — Тима легонько толкнул Аню плечом. — Далеко ещё до асфальта? Не могу больше!

— Да вон он, считай, приехали уже. Давай, давай, «городская», — рассмеялся он. — Не отставай, а то нам с тобой кукурузы не достанется. — И, прыгнув на велосипед, понёсся в сторону дороги.

— Как же я хочу новый велосипед! — крикнула Аня, прокручивая застрявшую педаль и забираясь на своего обшарпанного монстра.

В дальнем углу летнего неба, где-то за лесом, тонкой полоской ютившимся на горизонте, собирались тёмные облака. Вдали еле слышно громыхнуло. Легко крутя педали по ровному асфальту, Аня оглянулась, и в лицо ей подул прохладный ветерок, прогоняя предгрозовой зной.

«Чем-то сладким ветер пахнет, хорошо так», — подумала она и налегла на педали, догоняя Тиму.

— Смотри! Там дождь собирается!

— А? Да нет, стороной обойдёт. Вон, наши уже все здесь.

Они подъехали к велосипедам, брошенным вповалку на траве у тропинки, и, оставив свои там же, зашли в цыганский городок. Отовсюду доносилась весёлая музыка, напоминающая индийские мотивы; буквально у каждой палатки стоял магнитофон, и звуки сливались в какофонию. Местных оказалось больше, чем изначально говорил Тима. Кто-то переворачивал мясо, кто-то копался в горах одежды, разложенных на картонках. Дети бегали с самодельным самолётиком в окружении стаи гавкающих собак. Аня увидела дедушкиного друга, который сидел на пластиковом ящике, приспособленном под табурет, рядом с цыганским старичком и что-то забористо обсуждал, разливая по стопкам жижу из общей фляги и чокаясь.

— О! Так это же Анна Григорьевна! — кинулся он к ней и усадил на ящик-табурет. — Ну, Яков Иванович, скрывал от нас такую невесту! — Тима закатил глаза. — И где он? Носу не кажет из своих огородов, совсем уже! Ты, Ань, ему передай-передай, что я жду его у себя опробовать медовуху.

— Передаст, — огрызнулся Тима, схватил Аню за руку и вытянул из компании пьяниц-старичков.

Она слышала пошлые шутки и причитания, но решила не оборачиваться и просто шагала за Тимой. Спустя пару минут они нашли под деревом Сеню в компании двух маленьких девочек. Одна висела у него на спине, а вторая сидела на корточках рядом и горько плакала.

— Да ладно?! — грустно выругался Тима, подходя к ним. — А мама где?

— Вон в одежде роется. На, твоя очередь, — Сеня снял с загривка девочку и передал брату.

Маленькая Кира радостно вцепилась Тиме в волосы, когда он посадил её на плечи. Кудрявая девчушка двух с половиной лет была самой младшей в семействе Рейнеке и смотрела на всех светлыми влюблёнными глазами. Самый позитивный ребёнок, которого встречала Аня. Она перевела взгляд на девочку лет восьми, отчаянно ревущую на корточках.

Лиза Соколова, или как все её называли «плакса Лиза», приходилась Тиме и Сене двоюродной сестрой. И, как показалось Ане за прошедшие две недели, служила им наказанием. Не было ничего хуже, чем взять Лизу с собой на речку или на озеро.

Тима посмотрел на Сеню с Аней и получил шлепок маленькой ручкой прямо по лицу.

— Сходите за кукурузой. А я пока Киру маме отнесу. Лиз, ты со мной или с Сеней пойдёшь?

Сеня скорчил умоляющую гримасу.

— За кукурузой? — спросила Лиза, вытирая слёзы и сопли.

— Нет, я к маме, туда, где одежда, а Сеня за кукурузой пойдёт.

— Никуда не хочу! Хочу домой! — разревелась она пуще прежнего и шлёпнулась в истерике прямо на траву. Тима пожал плечами и быстренько сбежал, подмигнув брату. На виске у Сени вздулась вена, а лицо покраснело от злости.

— Хочешь, я схожу, на всех кукурузы возьму? — тихонько предложила Аня, пока Лиза ревела и каталась по траве.

Судя по взгляду Сени, он просто хотел быть где-нибудь «не здесь», и Аня, решив не дожидаться ответа, направилась к круглым железным бочкам, на которых жарили кукурузу. Она купила шесть початков, ей сложили их в голубенький пакет-майку и обильно посыпали солью.

«Про соль не спросила», — нервничала Аня, возвращаясь. Вдруг мальчики без неё любят, а уже всё посыпали?

— Эй, городская, как тебя там?

Аня обернулась. На бревне, приспособленном под лавочку, закинув ногу на ногу, сидела Олеся, а рядом стояла девочка в майке с «Титаником».

— Аня. Чего вам? — Аня старалась не грубить, она уже подметила, что местные не всегда хотели обидеть, говоря вещи, которые на её районе сочли бы хамством. Вот только в том, что Олеся тоже относилась к этому феномену, она очень сомневалась. Но ссориться не хотелось, да и кукуруза остывала.

— Ты к бабке-то сходила?

— А? Куда? — Аня приблизилась к девочкам и поставила пакет на бревно.

— Тут есть костяная бабка. Цыганка, которая на костях гадает.

— И зачем мне к ней ходить?

— Как это зачем? Про парня своего спросить. У тебя что, там, в городе, и парня даже нет? Ну не знаю, про Тиму тогда спроси. — Олеся улыбнулась ехидной улыбкой и продолжила демонстративно жевать жвачку. Её подружка громко расхохоталась. Ане захотелось ударить их обеих. — Или ты боишься?

— Да денег у неё просто нет, вон майка драная какая! — вставила свои пять копеек подружка Олеси.

Аня почувствовала, как в животе лопнул какой-то яростный комок. По позвоночнику пробежался холодок, застыв на воротнике, под волосами. Злость словно царапала коготками шею. Мерзкие.

— Ничего я не боюсь! Где там эта ваша бабка? — она чересчур решительно схватила пакет с кукурузой.

Они втроём дошли до дряхлой брезентовой палатки, стоявшей на некотором отделении от «городка». Девочки хихикали и подначивали, и, несмотря на то, что Ане совсем не хотелось туда заходить, она окинула Олесю злобным взглядом и всё-таки шагнула внутрь.

Запах стоял отвратительный. Пахло сыростью и старыми матрасами вперемешку с приторными благовониями.

«Как она здесь не сгорела заживо?» — подумала Аня, заметив дымившиеся палочки, и сквозь накатившие слёзы присмотрелась к сидевшей в глубине палатки старухе.

Она была худая как смерть. Цветастый шёлковый халат с «ковровым» узором висел на ней словно на вешалке, не пряча, а скорее подчёркивая болезненную худобу. Из-под рукавов торчали тонкие жилистые руки с длинными жёлтыми ногтями. Вьющиеся седые волосы были собраны в гнездо на голове.

Аня на секунду забыла, как разговаривать, а гадалка смотрела на неё оценивающе и кашляла.

— Чего пришла? — вдруг прохрипела она, наконец-то прокашлявшись.

— Я… Мне тут девочки рассказали, что вы гадаете.

— Девочкам гадаю, да. Деньги есть у тебя?

Аня порылась в поясной сумке, вытащила остатки мелочи и положила на деревянную доску, служившую старухе столом.

— Маловато, — гадалка ногтем выложила монеты в линию. — Больше ничего нет?

— Могу кукурузу вам отдать.

— Сдалась мне твоя кукуруза.

— Больше ничего нет.

— А на цепочке что? Крестик? — старуха ткнула в шею Ани пальцем, потянула за цепочку, и монетка-оберег выскочила из-под футболки.

— Это оберег. Какая-то иностранная монетка. Не думаю, что много стоит.

Старуха сузила глаза.

— Ну, если ничего не стоит, то и её давай. Тогда погадаю.

Аня на мгновение заколебалась. Но вспомнив, как легко дед отдал ей монетку и как ехидно улыбалась Олеся, сняла с цепочки серебристый кружочек с выгравированными цветами и кинула на доску к остальным. Гадалка улыбнулась.

— На вопрос? На любовь? Или на будущее хочешь погадать?

Аня задумалась. Она пришла сюда только чтобы не выглядеть трусливо в глазах Олеси. Да и не было у неё никаких вопросов. Её жизнь была ей отчего-то совершенно понятна. Школа, потом институт, как хотела мама, после пойдёт работать, появится квартира, в которой она так и будет сидеть по вечерам в одиночестве и есть пюре с сосисками. Насчёт любви также не было идей. Ей, в отличие от подружек, не нравился никто из класса, никто из дворовых, никто из секции плавания. В шестом классе она даже притворилась, что ей нравится мальчик с художки, когда все разговоры подружек начали сводиться к обсуждению одноклассников. Но тратить гадание на вопрос про любовь ей казалось бессмысленным.

— Чего задумалась? — прохрипела старуха.

— Не знаю, о чём спросить.

— О как? А чего пришла тогда? — мелькнула искра любопытства в старых морщинистых глазах.

— Чтобы погадать, — выдохнула Аня. Понимая, что таким тоном не убедить и себя саму, она растерянно уставилась на гадалку.

— Когда нечего спрашивать, незачем и гадать, — как отрезала бабка и, кивнув своим же словам, сложила руки на груди, изображая важный вид. — Может, на это лето погадать? — вдруг смягчившись, подсказала она.

— На лето? Да, давайте! — просияла девочка.

Старуха вытащила глиняный стакан и, накрыв рукой, долго трясла его, словно погремушку. Пела заунывную песню и трясла, трясла, трясла. Аню начало укачивать. Дым от палочек сгущался, и дыхание спёрло. На висках выступил пот. Старуха вдруг убрала руку, и кости с грохотом рассыпались по доске-столу. Аня ахнула. Это были настоящие кости, а не игральные, как она подумала изначально. Все они различались по форме, цвету и размеру, некоторые выглядели совсем свежими, а на их гладких поверхностях были вырезаны непонятные знаки — чёрточки, кружочки, треугольники. Разглядывая весь этот хаос, единственное, о чём думала Аня: «Хоть бы они были не человеческие».

— Вижу только половину тебя. Вторую потеряла. Давно потеряла. Но если победишь злость и будешь смотреть не только туда, где «видно», но и туда, куда стоило бы смотреть, может, найдёшь потерянное. Все ящерицы врут. И тебе соврут ящерицы, берегись. Вижу какое-то место, что пугает тебя, но со страхом тоже сможешь справиться, если найдёшь утраченное. Вижу что-то некрасивое. Оно как шрам, зажившее, от того, что разорвали. А ещё…

— Что ещё? — в момент, когда старуха многозначительно замолчала, Аня вдруг придумала вопрос, который её действительно интересовал. Как же он сразу не пришёл ей в голову?! Нужно было спросить, подарят ли ей велосипед! Дед что-то об этом проболтался, но очень интересно, точно ли это так и какого он будет цвета. — Там про велосипед что-то?

— Что? Нет там ни про какой велосипед! — огрызнулась старуха, отмахнувшись для наглядности от несуществующих мошек. Хотя их присутствие в смраде палатки никого бы не удивило.

— Уверены? — решила настоять Аня, не обращая внимания на уже всерьёз нахмурившиеся брови.

— Вот мерзавка! Ничего тут нет про велосипеды. Тут другое.

— А что тогда? — грустно выдохнула Аня, начав скучать.

— Тень, — шепнула гадалка, прижав ладонь к губам.

— Тень?

— Да. Тень-сестра. Ты её разбудила, — тон старухи вдруг стал серьёзным и холодным. У Ани защемило где-то между лопаток.

— И что мне с ней делать? Что это вообще такое?

Старуха молчала, уставившись куда-то ей на шею. Ане стало неприятно от этого взгляда. Повисла пауза.

— Мне откуда знать? Больше ничего не видно, — вдруг оскалилась гадалка. — Тем более за такую низкую цену. Разживись денежкой и приходи снова. Посмотрим тогда, что это за тень.

— А про велосипед там точно ничего нет?..

Аня выбежала из палатки под крики и причитания старухи. Олеси и её подружки нигде не было. Не стали ждать.

— Вот гадюки! — выругалась Аня и отправилась на поиски братьев Рейнеке.

***

— Кукуруза остывшая, — констатировал Сеня, сидя на бревне. Довольный Тима уминал уже вторую. Их мама забрала сестёр и ушла, поэтому все шесть початков были поделены между мальчишками и Аней.

— Чего нагадала-то старуха? — полюбопытствовал Тима.

— Да ерунду какую-то про тень, — злилась Аня.

— Она маме перед тем, как Кира родилась, гадала. — Он доел кукурузу и зашвырнул огрызок метров на десять вглубь поля подсолнечника, и с вызовом уставился на младшего брата.

— Сбылось? — Аня повертела свой недоеденный початок и убрала в пакет.

— Ага, ма говорит, всё сбылось слово в слово. А ты про что спрашивала?

— Про велосипед спросила. Но про него она ничего не увидела, — грустно проворчала Аня.

Где-то совсем рядом прогремел гром и поднялся ветер. Тима задрал голову к небу.

— Ты же говорил, что стороной обойдёт? — Аня отряхнула шорты и по привычке начала складывать мусор в пакет, пока не наткнулась на озадаченные взгляды мальчишек, такое им явно ни разу не приходило в голову.

— А он всегда про дождь ошибается, — рассмеялся Сеня и, встав с бревна, зашвырнул свой огрызок так далеко, что Тима аж присвистнул. — Поехали домой, а то Аня на своём веле в грязи точно забуксует.

Аня с досадой выдохнула, возразить было нечего.

***

Дома за ужином Аня рассказывала деду самые запомнившиеся события, например, про его друга-пьяницу, накинувшегося с расспросами, про шум-гам и музыку, одновременно играющую из десятка магнитофонов, и, конечно, про Олесю. Как же она ей не понравилась! Дед хохотал и подначивал, а Аня всё не могла угомониться, пока не дошла до рассказа про старуху-гадалку. Она рассказала, что хотела выспросить про велосипед и вкратце пересказала предсказание, как вдруг выражение лица дедушки переменилось.

«Неужели его гадание так испугало?» — подумала Аня, но долго размышлять не пришлось.

— Ты ей бабушкину монетку, что ли, отдала?

Аня замолчала, не зная, что ответить, и решилась только кивнуть.

— Аня! Как же можно было?! Это же память была о бабушке твоей! Я же её тебе подарил! — вспылил дед, стукнув своим огромным кулаком по столу так, что чашки зазвенели.

— Извини, — сдавленно пискнула Аня.

— Да что с твоим «извини» теперь делать? — уже спокойнее, но как-то обреченно пробубнил он. И то ли от этого его снисходительного тона, то ли от чего-то впившегося между лопаток на Аню вдруг накатила ответная волна гнева.

— А я что теперь сделаю?! — завопила она, испугав, кажется, даже кота, юркнувшего под стол. — Раз подарил, значит, она была моя, как захотела, так и распорядилась!

— Да кто ж так поступает с вещами памятными?! Ты вообще, что ли, без мозгов? — не унимался дед.

— Я бабушку ни разу в жизни не видела, какая же это память? Чего теперь кричишь?! Не надо было, значит, мне её отдавать, раз такая ценная! — Аня вскочила на ноги и, оттолкнув стул, убежала в комнату, оглушительно хлопнув дверью.

Она сидела на кровати, слушая, как дед ходит по дому и ворчит. Он долго что-то переставлял, ронял, гремел.

«Он что, решил все бабушкины вещи попрятать? — недоумевала Аня. — Вот же блин, теперь он меня никогда не простит».

— Память, тоже мне… — бубня под нос, она подошла к письменному столу. Бабушка погибла задолго до её рождения, отец тогда ещё школу не закончил, и Аня видела её только на старых семейных фотографиях. — И что мне теперь делать?

Аня села на пол, обхватив голову руками, и уставилась на свой потёртый синий рюкзак. На молнии кармашка висел брелок в виде маленького медвежонка, и к нему был прикреплён жетончик с именем «Каспер». Жетон принадлежал чёрной овчарке, которую она очень любила и отлично помнила, несмотря на то что ей было всего пять лет, когда Каспер погиб. Аня пару раз звякнула жетоном и покрутила его между пальцами. Столько лет прошло, а она всё ещё хранила его как сокровище. И в этот момент ей вдруг стало так стыдно перед дедушкой. Почему же она не подумала про этот жетон, когда отдавала монетку? Она бы тоже кричала и злилась на деда, если бы тот его потерял. К глазам подступили слёзы.

— Как же мне её вернуть? — спросила она у жетона и принялась писать записку деду.

Как ей казалось, план был отличный. Она вылезет в окно, проберётся по козырьку, спустится около сарая, возьмёт велосипед и доедет до этой гадалки. Главное — прокрасться, чтобы Цезарь не залаял, а дальше всё будет просто.

Аня собрала всё, что ей показалось более-менее ценным: кассеты, книжку, запасные аккумуляторы. На что-то из этого она выменяет монетку обратно.

Уже стемнело, и шёл дождь, но если надеть ветровку с капюшоном и кеды, то и не страшно, похолодало на улице не сильно. За час она точно доедет до цыган и часа через два-три вернётся обратно. Если повезёт, дед и не заметит записку. А утром она отдаст ему эту треклятую монетку, и всё. Вопрос решён. Если монетка вернётся, то и извиняться больше не нужно.

— Да, так будет правильно. — Аня распахнула окно и вылезла на козырёк. — Не очень-то и сильный дождь.

Она горько пожалела об этих словах спустя двадцать минут. Летний дождик превратился в ливень, настоящее стихийное бедствие, с ветром, громом и молниями. Вода хлестала по щекам. Шквальные порывы заваливали набок. Ехать на велосипеде по размокшей грязи было невозможно. Аня попробовала его катить, но и с этим возникли проблемы. Она вся испачкалась и промокла.

Молния осветила силуэт дуба, стоявшего у дороги между двумя полями. Аня решила переждать там. Не будет же дождь долго с такой силой лить.

Выжав ветровку и носки, она сидела на корнях дерева и дрожала. Час спустя дождь начал ослабевать, и от этого стало немного теплее. Или, может, из-за стихшего ветра. Очевидно, что нужно возвращаться домой, как только дождь закончится. Аня уткнулась лицом в руки.

«Ну, сегодняшний день ссоры я, наверное, переживу. Если не будет дождя, может, Тима и Сеня согласятся завтра со мной туда скататься?» — подумала она.

Внезапно в поле, в нескольких метрах от неё, ударила молния, а следом оглушительно загремел гром, словно земля развалилась напополам. Точно в замедленном фильме, Аня увидела, как от разряда в воздух взлетели комья грязи, поднялся дым, и, хоть и мокрые от дождя, колосья начали тлеть.

«Интересно, они могут загореться во время дождя?» — пронеслось в голове, но Аня уже бежала к тому месту, бросив велосипед под деревом. Дождь прекратился.

Затоптав тлеющие колоски, Аня вырвала охапку и похлестала ими об землю. Достала фонарик. Ей было интересно, куда именно попала молния. Двигая лучиком то влево, то вправо, она так и не нашла точного места, куда пришёлся удар. Остановив свет на колосьях, Аня заметила глаза. Вскрикнула. Выронила фонарик.

— Эй! Ты кто? — крикнула она, трясущимися руками поднимая его с земли.

В колосьях сидел мальчик. Он был каким-то бледным и лохматым. В свете фонаря жёлтые глаза искрились янтарём, точно излучали золотое сияние. Он лениво встал, закрыв лицо рукой.

— Ой, извини, — Аня опустила луч пониже, чтобы не слепить его. — Ты что здесь делаешь? Тоже молнию увидел?

Мальчик посмотрел на лёгкий дым, поднимающийся от колосьев, а потом обратно на Аню. Она подметила, что одного с ним роста.

— Ты чего? Немой? — не унималась Аня. Она не могла вспомнить его среди детей, которых видела в деревне. Где-то вдалеке, в лесу, за дамбой, нежно светились зелёные огоньки.

«Может, там тоже цыганское поселение, и он оттуда пришёл?»

— Не твой, — вдруг сказал мальчик, грустно уставившись на свои босые ноги.

— Да нет… Я же не о том… Я Аня, — решила представиться она, не понимая, как реагировать на подобный ответ.

«Может, он просто не знает значения этого слова?»

— Я знаю кто ты.

— А? Откуда? Мы виделись с тобой раньше? Как тебя зовут?

Мальчик просто кивнул и пошёл в сторону дерева, под которым валялся её велосипед.

«Он серьёзно? Вот так возьмёт и уйдёт? — опешила Аня и вдруг подумала: — А что, если он решил велосипед украсть?! Дед мне точно не простит, он ведь тоже бабушкин!»

— Эй! Стой! А ну стой! — Аня кинулась за мальчишкой. — Только велосипед не трогай!

Он вздрогнул, удивленно уставившись на Анины руки, крепко вцепившиеся в рукав его мокрой рубашки.

— Прости, — отпрянула она, подняв ладони в примирительном жесте. — Просто я сегодня и так накосячила. Подумала, что если с велосипедом что-то случится, это будет конец.

Они шли к дереву, и Аня тараторила, рассказывая молчаливому мальчику историю о том, как она отдала монетку за предсказание, как на неё обиделся дедушка и как в конце концов она оказалась под этим деревом. Они забрали велосипед, и Аня покатила его по дороге в сторону дома. Мальчик тихо шагал рядом.

— Ты меня до дома хочешь проводить? Разве тебе не в другую сторону? — она махнула рукой в сторону дамбы, где светились зелёные огоньки.

Мальчик в ответ указал на тропинку, начинавшуюся у её дома. По ней с керосиновой лампой и весело гавкающим Цезарем бежал дедушка. Аня грустно выдохнула, представив, какой скандал ей сейчас закатят.

— Наверное, записку прочитал, — попыталась улыбнуться она.

Мальчик вытащил из кармана камушек и протянул его Ане.

— Яньйи, — прошептал он.

— Аня! — закричал дед.

Аня обернулась на него.

— Я здесь, дедуль! Всё хорошо! Не беги, я сейчас подойду! — крикнула она. А развернувшись обратно, обнаружила, что мальчик исчез.

«Куда делся? Опять, что ли, в поле спрятался? Деда испугался?»

Она посветила фонариком по колосьям туда-сюда, но Яньйи нигде не было.

«Это же он имя своё мне назвал? Я же правильно поняла, что это имя?» — размышляла Аня, толкая велосипед навстречу деду. Тот наконец-то добежал до неё и накинулся с объятиями. Цезарь радостно скулил и пытался закинуть на Аню лапы.

Она долго извинялась и долго объясняла, что хотела вернуть монетку, но ливень помешал, что обязательно завтра скатается и всё исправит. На что дед тоже извинился, пообещал больше не кричать и не злиться. Не нужна ему монетка, лишь бы Аня по ночам по полям не бегала. На том и помирились.

Наутро она проснулась тринадцатилетней Аней Волковой. Вытащив из-под подушки гладкий серый камушек с дырочкой в центре, она посмотрела сквозь него на дощатый потолок.

Где-то внизу раздался голос отца. Аня пулей вылетела из кровати и кинулась во двор прямо в пижаме. Отец подхватил её и закружил.

— Привет, Волчонок! Поздравляю! — он чмокнул Аню в щёку и показал на крыльцо рукой.

Там, под навесом, перевязанный голубой ленточкой, стоял новый, блестящий, красный велосипед.

Глава 2. Кролики и лисы

День рождения прошёл. Аня скучала в комнате — за окошком, уже третий день подряд, лил дождь. Она читала книгу из списка на лето, но строчки путались. Все мысли были о новом велосипеде и вселенской несправедливости. Как же так? Обретя наконец-то столь желанное, не получается им воспользоваться. Аня закрыла книгу и включила любимую песню, приладив кассетный плеер на ремень. Она разбирала подарки и вспоминала внезапное позавчерашнее счастье.

К ней на праздник почти полным составом пришло семейство Рейнеке. Родители Тимы и Сени рассказывали весёлые истории о том, как они дружили в детстве с её папой и куда любили кататься на велосипедах. Маленькая Кира носилась по дому, роняя вещи и приводя деда в ужас. Довольно быстро Аня с мальчиками сбежали наверх, в её комнату, где она поведала им историю про ночной побег и неудачную попытку в дождь отправиться в цыганский лагерь, вызволять монетку.

— Удивительно, конечно, что молния в поле попала, а не в дерево, под которым ты сидела, — ворчал Тима, по-хозяйски рассевшись на Аниной кровати. — Вам там, в городе, не рассказывают, что нельзя под одиноко стоящими деревьями прятаться в грозу?

— Да не до этого мне было! Дождь просто в ураган какой-то превратился! — Аня с Сеней сидели на лоскутном коврике, уминая торт. На подносе рядом с ними громоздились тарелки и чай.

— И вообще, чего ты к молнии этой прицепился? Про мальчика ничего не знаешь?

— Неа, в первый раз слышу. Может, это и не имя вовсе было? На имя не похоже, — пожал плечами Тима.

Аня прищурилась, вспомнив, как считала фамилию Рейнеке непохожей на фамилию, но поучать его не стала.

— Имя как имя. Может, цыганское или ещё какое, — вдруг вступилась она за нового знакомого.

— Яньйи, да? — задумчиво протянул Сеня. — Он тебе сказал, что за дамбой живёт?

— Нет, не говорил, он вообще практически не разговаривал, просто от дамбы мы были недалеко, и я видела какие-то огни, похоже было, что там кто-то живёт. Вот и подумала, что он либо с нашей деревни, либо оттуда, вариантов-то больше нет. Не в поле же ему жить.

— В нашей такого нет. Да и за дамбой, Ань, никто не живёт. Может, показалось? — прищурился Тимофей.

— Нет, Тим, я точно видела огни.

— Вдруг пожар там был? — Сеня посмотрел на брата.

— Да какой пожар? Тогда дед Лёша бегал бы по деревне, заставляя всех траншеи копать, чтобы на поля не перекинулся огонь. Ты позапрошлый год забыл?

Сеня одобрительно кивнул и, немного подумав, добавил:

— Да, Ань, к пожарам тут серьёзно относятся. Если горит даже дикий лес или поле, отдыхающее где-то недалеко, дед Алексей всех собирает, и мы идём от огня отгораживаться. Если перекинется на деревню — это конец, потом никто не потушит.

— Но я видела огни! — не унималась Аня.

Мальчики переглянулись.

— Давайте, как дожди закончатся, скатаемся туда и посмотрим? — предложил Тима. — Если там чей-то лагерь встал, то встретим их, если уже ушли, найдём следы стоянки или, может, следы пожара, который дождь потушил, а дед Лёша его проспал.

Аня заулыбалась, обрадовавшись поддержке Тимофея.

— А что за камень он тебе дал? — вспомнил Сеня о концовке рассказанной истории.

— Вот, — Аня вытащила камушек из-под подушки и протянула его крепышу.

— Так это же куриный бог, — фыркнул Тима, слезая с кровати и присоединяясь к поеданию торта на полу. — У нас два таких висит — один в сарае, второй в курятнике.

— Который в курятнике, нашёл я! — гордо подметил Сеня. — На речке на дно за ним нырял.

Аня крутила камушек в руке.

— И зачем он мне его подарил?

Спустя два дня, сидя на подоконнике и слушая музыку в дождливый полдень, она всё ещё задавалась этим вопросом. Из окон её комнаты не было видно того самого поля, лишь маленький его кусочек, самый краешек. Аня продела ленточку через дырку в камне и повесила его на шею, получился кулон.

«Мама бы такое не одобрила», — подумала она и посмотрела сквозь гладкое и большое, почти сантиметровое, отверстие.

— Ой! — на миг опешила она и в ужасе свалилась с подоконника. Потерев затылок, кинулась обратно к окну, но там никого не было.

«Как странно», — подумала Аня. Вот только что она увидела на дереве, растущем за забором, чёрного человека. Она смотрела на него буквально секунду, но успела разглядеть темный плащ, непропорционально огромные рукава и кожу абсолютно чёрного цвета. Не как у героев иностранных боевиков, а точно человека закрасили угольными карандашами и поверх натерли кремом для ботинок.

Аня открыла окно, высунулась и осмотрелась.

«Спрыгнул с дерева и убежал?»

Она накинула ветровку с капюшоном, спустилась вниз и, обувая резиновые сапоги, наткнулась на деда.

— Куда в дождь опять намылилась? — гаркнул он.

— Дедуль, там кто-то на дереве стоял!

— На дереве? Чего?

Дед, конечно, не поверил, но пошёл вместе с ней проверять. Они несколько раз обошли дом по кругу, осмотрели дерево и бурьян между ним и дорогой. Но ни людей, ни следов не нашли.

— Воображение у тебя разыгралось. Конечно, три дня дома сидеть да книжки читать, и не такое померещится, — отшучивался дед. — Ну ничего, ещё денёк потерпи, кончатся дожди, и будешь кататься.

За несколько дождливых дней Аня вычистила и вымела весь дом. Кроме дедушкиной комнаты. «Мне тут такого не надо», — проворчал он. Убравшись в гостиной, Аня, под шутки и хохот деда, принялась за Мурлыку — серого пушистого кота. Ей казалось, кот думает, что это дед живёт в его доме. Он приходил и уходил когда хотел. Иногда складывал мышей на пороге, отгрызая только голову. Бывало, что он не появлялся два-три дня, но никто не поддерживал Анину панику и стремление бежать и искать пропавшего. «Ань, да чего ты к коту прицепилась? Нагуляется да вернётся». И Мурлыка возвращался.

А с наступлением дождей кот постоянно вертелся где-то в доме. Он исцарапал Ане все руки, пока та пыталась вычесать колтуны и репейники из его шерсти. Зато вечером, лёжа на кресле с недовольной мордой, он стал наконец похож на домашнего кота. Аня довольно кивнула ему и заклеила царапину на щеке последним пластырем.

«Быстро кончились, — прикинула она, выкидывая пустую коробку. — Вроде должен быть ещё один».

Мурлыка отвернулся и уснул. Не в пример своему имени, Аня ни разу не слышала, чтобы этот кот мурлыкал.

«Вот же вредина», — думала она, накрывая на стол.

— Завтра солнечно будет. Накатаешься на велосипеде своём, — сказал дед после ужина.

И действительно — утром Аня радостно бегала по залитому солнцем двору. Спорыш разросся за несколько дождливых дней, превратившись в мягкий ковёр, и приятно щекотал ноги. Аня покормила кур, кроликов, прополола сорняки в клумбе и сделала это всё так быстро, что стрелки часов не успели добраться даже до полудня, когда она, расквитавшись с ежедневными обязанностями, запрыгнула на свой красный велосипед и покатилась к дому Рейнеке.

Это было так хорошо, что аж сердце щемило от восторга на поворотах, в которые она теперь входила легко и элегантно. Велик отзывчиво слушался малейшего наклона, не мешал, а помогал, вторил каждому движению. И пяти минут не потребовалось, чтобы домчаться до калитки дома Сени и Тимы. Но и сегодня судьба была жестока к желаниям Ани утереть Сене нос и покататься с ребятами по «делам». Их мама сообщила, что мальчишки уехали с отцом в областной центр до самого вечера.

«Ну и ладно, — думала Аня, выворачивая на дорогу, ведущую к заасфальтированной трассе. — Справлюсь и сама».

На новом велосипеде поездка казалась весёлым приключением. Подъём на холм дался легко, и вот она уже рассекала по гладкому асфальту, проверяя, как сильно её новый друг сможет разогнаться, если ему не мешать. На одном из спусков скорость была такой, что распущенные волосы зачесались назад в странную причёску.

— Вууууухууууу! — прокричала Аня, привстав на педалях и вмиг домчавшись до края подсолнечного поля. Собрала разлохмаченные волосы в пучок и свернула туда, где палаточным лагерем стояли цыгане.

— Да как же так?! — с грустью выдохнула она, застыв у бревна, на котором они с Тимой и Сеней ели кукурузу.

Вокруг было пусто. Ни палаток, ни трейлеров, ни единого магнитофона, играющего весёлую музыку. Только мусор валялся на траве, и какая-то, вероятно, забытая собака лаяла где-то в лесу.

— Уехали? Но куда? — Аня прокатилась на велике к тому месту, где стояла брезентовая палатка гадалки, но и там было пусто. Табор забрал костяную бабку с собой. А она утащила и её монетку. Дедушка больше не ругался, но Ане всё равно стало ужасно стыдно, что у неё не получилось всё исправить. Бесполезная.

Снова где-то залаяла собака, и Аня решила поскорее вернуться к асфальту. Прокатившись по дальней дороге обратно до деревни, она проехала ещё раз мимо дома Рейнеке, но заходить не стала, просто посмотрела, что машины нет под навесом.

«Значит, не вернулись», — решила она и поехала через край парового поля, чтобы срезать путь. Вывернула через тропинку неподалёку от того одиноко стоящего дуба между овсяным и пшеничным полем и остановилась. Усевшись на корнях, достала термос и бутерброды.

«Может, цыгане ушли ещё тогда? И теперь они встали за дамбой? — размышляла Аня. Ведь тот праздник был прощальным, а значит, сразу после него могли и сняться. — Было бы здорово, если это так!»

В таком случае за дамбой она найдёт и костяную бабку, и Яньйи.

Аня внезапно задумалась. А зачем ей его искать? Ну, встретились на поле, проводил да камушек подарил. Ничего такого. И если бы он хотел ещё раз увидеться, то не исчез бы вот так, испугавшись деда. Договорились бы о новой встрече.

Аня решила, что если получится найти Яньйи, то нужно ему тоже что-то подарить и поблагодарить по-нормальному за то, что проводил. Но что подарить? Она посмотрела в поле. Место, куда ударила молния, было совсем рядом, и она, оставив велосипед под деревом, отправилась на поиски.

Обгоревшие колосья служили маяком, поэтому при дневном свете Аня быстро нашла небольшое углубление в земле и присела, внимательно его разглядывая. Она хотела раздобыть «след молнии», фульгурит, образующийся после удара. Как в той книжке с глянцевыми страницами и красивыми фотографиями, которую часто листал отец для вдохновения. Аня вспомнила серию его керамической посуды, пупырчатой и странной разнообразием своих форм и заигрыванием с природными мотивами. От воспоминания об отце её охватила какая-то странная тоска. Аня встала с корточек и огляделась. Пустые бескрайние поля, медленно плывущие по небу облака. Так одиноко. Ни единой души вокруг. Всё застыло, и только ветер легонько носился по полю, порождая волны. Точно она осталась одна во всём этом прекрасном мире. Где-то в затылке застучала гнетущая обида.

Аня раскопала влажную после дождей почву пальцами, но ничего не нашла. Она покрутила головой, присматриваясь, и под одним из клочков разбросанной молнией земли увидела что-то странной формы. Пупырчатое, тёмного цвета, похожее на обуглившийся коралл. Это был крошечный кусочек размером не больше пятирублёвой монеты. Но даже если и так, Яньйи же наверняка пришёл тогда на поле, чтобы его найти. Она аккуратно убрала находку в карман, завернув в платок.

«Ну вот! Всё и налаживается», — радовалась Аня, крутя педали в сторону дамбы. Яньйи получит свою окаменевшую молнию, старуха вернёт ей монетку, а завтра они с Тимой и Сеней поедут на речку, где на лесном спуске она докажет крепышу, что не стоило дразнить её «улиткой».

Проехавшись по дамбе, Аня остановилась. Прикидывая угол, провела рукой от дерева до леса за дамбой в попытке вспомнить и рассчитать, где именно видела зелёные огни. Она бродила несколько часов, толкая велосипед рядом с собой, колёса застревали в подлеске, и Аня в сотый раз тихонько выругалась, пожалев, что не спрятала его у входа в лес.

«Это бесполезно», — констатировала Аня, устав бродить. Она громко звала Яньйи, выкрикивая его имя снова и снова, распугивая птиц, но никто не отозвался.

— Эй! Кто-нибудь! Здесь есть кто-нибудь? — крикнула она напоследок, но и это не сработало.

Следов пожара или лагеря она тоже не нашла. Начинало смеркаться, и в животе заурчало. Нужно возвращаться. Она не оставила дедушке записку, да и готовить ужин сегодня была её очередь. Расстроенная Аня закатила велосипед на дамбу.

«Может, как-то не так посчитала?» — всё думала она. И решила, что, как только Тима с Сеней вернутся, она уговорит их сходить вечером в поля. Ведь если стоянка всё ещё в лесах, то огоньки снова будут светиться.

Разогнавшись на спуске с дамбы и весело прокатившись мимо одинокого дуба, Аня вывернула на дорогу и увидела дедушку, возвращавшегося с огородов. Он замахал ей рукой, подзывая, и они зашагали в сторону дома. Аня катила велосипед, дед рассказывал очередную байку, Цезарь радостно гавкал и прыгал вокруг них. Аня призналась, что ездила к цыганам, но те уже снялись с места.

— Похвально, конечно, что ты бабулину монетку стараешься вернуть, но Ань, давай ты не будешь туда одна кататься? Ну его. А лагерь их вернётся ещё, не переживай, и бабка эта катается с ними каждый год, сколько себя помню.

Пёс вдруг залаял и кинулся ловить что-то в кустах. Дедушка остановился и положил руку Ане на плечо. Хотя ей показалось, что он шлёпнул по нему и сжал, пытаясь сломать.

— Ай! — вскрикнула она, но дед лишь развернул её в сторону дома.

— Так! Это ещё что? — выругался он.

И Аня увидела, куда он смотрел. Около калитки сидел маленький кролик. Один из тех, что ей доверили кормить.

— Ой-ой-ой! — завизжала Аня и уронила велосипед на траву.

Двор напоминал иллюстрацию к детским сказкам: по изумрудно-зелёному ковру из спорыша прыгали маленькие кролики. Один спокойно жевал траву, другой чесал за ушком, рыжему внезапно делал зализанную причёску Мурлыка.

— И ты тут! — прикрикнула Аня на кота, но тот не обратил на неё внимания.

— Вольер не защелкнула?

— Наверное…

— Чего стоишь, собирай давай! Только потихоньку, без резких движений, чтобы не спугнуть.

Почти час ушёл у них с дедушкой на то, чтобы поймать сбежавших кроликов и загнать их обратно в сетчатый загон. Пересчитав по головам, Аня констатировала, что одного не хватает. Она присмотрелась. И правда, не было чёрного кролика с белым ушком. Его пятнистый друг, с которым они обычно сидели бок о бок, теперь совал нос в сетку, принюхиваясь, и вставал на задние лапки в поисках пропавшего.

— Ну как? — дедушка ещё раз обвёл строгим взглядом двор и потряс сетчатую дверь, проверяя, не откроется ли замок.

— Один потерялся, — Аня сверлила виноватым взглядом свои резиновые тапки.

— Ладно, пошли ужин делать, найдётся завтра. Или ночью сам прибежит к загону, — дед ободряюще хлопнул её по плечу, и оно слегка хрустнуло.

— Думаешь? А если не найдётся? А вдруг он из двора вылез и потерялся?

— Ань, да ну потерялся, да нехай с ним. Это ж просто кролик.

Лежа вечером в комнате, Аня смотрела на дощатый потолок. Одна из досок тихонько скрипнула, и из щели посыпалась пыль, разлетаясь лёгкой дымкой вокруг электрической лампочки.

«Вдруг он на чердак прокрался?» — осенило Аню.

Она взяла фонарик, обула тапочки и вышла в коридор. Внизу тускло горел свет в дедушкиной комнате, и что-то бубнило радио. Аня потянула раскладную лестницу и аккуратно поднялась на чердак. Сразу споткнулась о коробку и выругалась, когда внутри что-то звякнуло. Пробежалась лучом фонаря между банками с засохшей краской, какими-то сломанными санями, скрученным матрасом, от которого пахло сыростью. Никого.

Аня аккуратно вышагивала вдоль несущих балок, обходя различные препятствия, пока не дошла до места, которое по её подсчётам находилось над её кроватью, и посветила на пол. Сантиметровый слой пыли был смазан, а везде вокруг — следы лапок и когтей. Аня задумалась, что в точности не знает, как должны выглядеть кроличьи следы, но, пройдясь фонарём ещё раз и присев на корточки, чтобы внимательнее рассмотреть, она решила, что следы скорее похожи на птичьи или, может, крысиные. Нужно будет дедушку расспросить.

Что-то звякнуло. Аня аж подпрыгнула. Развернулась, осветив фонариком вход на чердак.

— Мрмяу! — посмотрел на неё Мурлыка, сидя на боку покосившейся картонной коробки, и, спрыгнув, убежал вниз. Коробка упала, и её содержимое рассыпалась.

— Вот проказник! — проворчала Аня и принялась всё собирать.

В коробке лежали какие-то старые стеклянные баночки со специями, изъеденные молью перчатки, керамические чашки и всякая утварь, а ещё альбом с фотографиями, чёрно-белыми, приклеенными уголками к толстому картону. На фотокарточке с обложки Аня узнала бабушку, в доме деда было много её фотографий. Но на этой она была совсем молодая, стояла рядом с недавно построенным домом, там, где сейчас вольер с кроликами. За ней тоже находилось подобие вольера, только меньше и сколоченного на скорую руку. В руках бабушка держала белого кролика.

Убрав альбом обратно в коробку, Аня ещё раз пробежалась лучом фонарика по чердаку. Прислушавшись и констатировав отсутствие каких-либо шебуршений, она вернулась в комнату.

Утром она сначала покормила кур. Оттягивала до последнего момент, чтобы зайти в вольер. Но тяни не тяни, а уж если взялась ухаживать, то кормить придётся. Аня нарвала за домом свежей травы, перебрала аккуратно, проверяя, не попали ли туда листья амброзии, росшей повсюду, и отнесла крольчатам. Натаскала воды, подмела, просыпала пол сеном и только после этого, задвинув щеколду и подёргав ручку двери, проверяя, она наконец-то посмотрела на них. Кролики вели себя как обычно. Ничего не выдавало в них следов вчерашнего побега. Пятнистый малыш с чёрными лапками спокойно жевал травинку.

— Вот блин, — выдохнула она. — Неужели только мне и есть дело до пропавшего?

Аня взглянула на велосипед и с грустью подумала, что посоревнуется с Сеней завтра. Собрала бутербродов, наполнила пластиковую бутылку водой и отправилась прочёсывать все кусты вокруг дома. Довольно скоро она устала наклоняться и поднимать упавшую высокую траву и обзавелась длинной тонкой палкой, чтобы тормошить заросли и кусты. Она бродила туда-сюда, сначала кругами вокруг дома, потом отходила всё дальше и дальше от него.

Аня залезла во двор «чёрного дома» — маленькой заброшки, обшитой чёрным рубероидом. Этот дом, призраком стоявший по левую руку от дедушкиного, пугал её с детства. Он тоже принадлежал их семье, и Аня знала, что у деда есть ключи, но заходить внутрь её никогда не тянуло. Она быстро осмотрела заросший сорняками двор и через заднюю калитку вышла к редкому ветловому лесу. Ветлы стояли далеко друг от друга, и в основном повсюду лежали старые поваленные деревья. Аня стучала по ним палкой в надежде, что, если кролик прячется там, он испугается и выбежит. Обойдя заросли крапивы, она вышла к заброшенному колодцу.

Журавль у колодца сгнил от старости, и его бревенчатая шея переломилась пополам, повиснув на державшей её вилке. Ане нравился этот круглый лужок, деревья держались на расстоянии, словно боялись подступиться и поглотить некогда оживлённый пятачок. Аня решила заглянуть внутрь колодца.

Она вспомнила все ворчания дедушки о том, что нельзя подходить к заброшенным колодцам, и шла очень аккуратно, каждым шагом проверяя, не провалится ли земля. Дойдя до круглой каменной стенки, она ухватилась за неё и посветила фонариком вглубь. Свет не доставал до дна. Кинув камушек, Аня услышала гулкий стук удара об землю. Колодец давно пересох. Пока она наклонялась, куриный бог, висевший на шее, выпрыгнул из-под футболки, клацнув по каменным ограждениям. Аня поймала его рукой, проверила на наличие трещин, покрутила, заглянув через дырочку в непроглядную темноту колодца, и спрятала обратно под футболку.

— А что ты здесь делаешь?

Аня вскрикнула от неожиданности и оглянулась. Рядом никого не было.

— Где ты? — она пригляделась к кустам. Голос был детский, может, Лиза за ней увязалась?

— Я тут! Смотри, смотри! — игриво хихикнул голосок.

Маленькая рыжая девчушка высунула голову из-за противоположной стенки колодца и, весело подперев кулачками румяные щёки, уставилась на колодезное дно.

— Ты туда уронила что-то? — полюбопытствовала она, опасно перегибаясь через край.

— Нет, не роняла. Просто камушек кинула. — У Ани скрутило живот при мысли о том, как девочка полетит в колодец, если нагнётся ещё чуть сильнее. Но та вдруг подняла голову и, отпрянув, уставилась на Аню.

— Зачем? — нахмурилась она.

— Проверить, высох он или нет. — Аня пожала плечами, подумав, как глупо прозвучит правда о том, что она и впрямь думала, что кролик мог свалиться в колодец.

— А светом туда зачем светила? — не унималась рыжая.

— Хотела посмотреть, видно ли дно.

— Зачем? — это прозвучало уже скорее издевательски, нежели с любопытством, и Аня начала закипать.

— Да просто так! А ты тут что делаешь?!

— От братьев сбежала, — скучающе протянула девочка, поджав недовольно губы.

— Одна гуляешь в лесу? — Аня внимательнее рассмотрела её.

Девочка была крохотной, и чтобы перегнуться и заглянуть в колодец, ей пришлось встать на цыпочки. Волосы рыжие, с желтоватыми выгоревшими прядками, до пояса, взъерошенные, лохматые. На лице россыпь почти чёрных веснушек.

— Не гуляю. Маму жду, а братья затеяли драку, вот я и решила к тебе подойти. Интересно, зачем в колодец камни кидать. Вдруг там еда?

— Откуда там может быть еда? — удивилась Аня ходу её мыслей. — Ты голодная?

— Всегда голодная, — улыбнулась девочка, и Аня заметила у неё необычно длинные клыки. Смотрелось даже мило.

— У меня бутерброд есть. Хочешь половину?

Рыжая радостно закивала и шустро подбежала к Ане, засуетилась, понюхала её рюкзак, подёргала за футболку, схватила за руку и легонько лизнула.

— Хочу, хочу, хочу бутерброд! Давай!

— Ладно, ладно. Не спеши, давай от колодца отойдём, — Аню развеселило столь необычное поведение.

Найдя подходящее бревно, чтобы усесться, Аня разломила бутерброд и отдала большую часть. Девчушка сразу накинулась на него, жадно кусая и рассыпая по себе крошки. Аня снова улыбнулась и аккуратно укусила свою половинку.

— Тебя как зовут? — спросила она, когда девочка доела свой кусок и выпросила ещё и остаток от Аниного.

— Ляля.

— Красивое имя. Я Аня. Тебя к братьям проводить?

Девочка надула щёки и сложила руки на груди.

— Не хочу к ним! Только и делают, что дерутся и маме проблем своими визгами доставляют!

— Но не будешь же ты одна здесь ждать?

— А ты со мной подожди.

— Да, в общем-то, у меня дела есть, — Аня почесала затылок. Оставлять девочку одну как-то нехорошо, с двумя братьями всяко будет спокойнее.

— Какие? Ищешь другой колодец?

— А? — Аня засмотрелась на кроны колышущихся осин. — Нет-нет. Я к нему просто так подошла. Я кролика ищу. — Отчего-то попытки объяснить деревенским о необходимости собирать мусор и искать пропавших начали казаться ей бесполезной тратой времени.

Зашелестел листвой ветер. Тревожно. И вместе с тем убаюкивающе. Аня ощутила, как пополз вниз рукав футболки, — рыжая вцепилась в неё своими тонкими острыми пальчиками.

— Чтобы скушать? — голодно облизнулась Ляля, точно и не было только что съеденного бутерброда.

— Нет. Он потерялся. Мы с дедушкой их разводим. Я вчера забыла щеколду закрыть, и они по двору разбежались. Всех поймали, кроме одного. Вот. Хожу, ищу теперь, — решила Аня попытать удачу очередными объяснениями.

— В колодце ты его точно не найдёшь, — хихикнула девочка.

— Да знаю я! Говорю же, к колодцу просто так подошла. Ты, кстати, не видела тут кролика?

— Я? Нет. Мама знает, где живёт семейство Зайцев. Но тебе их будет сложно найти. Там у них много нор, и нужно ждать и выманивать. — Ляля спрыгнула с бревна и, потянувшись, принюхалась.

— Нет, зайцы мне не нужны. Ладно, давай я всё-таки тебя до братьев провожу. Хорошо? — обречённо выдохнула Аня.

— Зачем?! — Ляля упёрла руки в бока и выпятила грудь в попытке казаться больше, а может, и старше.

— Мне так спокойнее будет, — еле сдержала улыбку Аня и тоже встала с бревна.

Они шли вдоль подлеска совсем недолго, колодец ещё был виден между деревьями, как Ляля остановилась и картаво пролепетала что-то. Аня не разобрала слов, но из-за старой ветлы выглянули двое мальчишек. Мальчики были одного возраста с Лялей, такие же рыжие и лохматые, и даже рисунок веснушек на щеках был похож.

«Неужели тройняшки?» — удивилась Аня, но расспрашивать не стала. Она порылась в рюкзаке и вытащила конфеты. Раздала мальчишкам, которые её отчего-то побаивались и всё норовили спрятаться за дерево, но конфеты взяли. Потом подошла к Ляле и, потрепав её по голове, тоже вручила конфету.

— Не ссорься с братьями, ладно? Так хорошо, когда ты не одна. — Аня улыбнулась ей и, попрощавшись, зашагала в сторону дома.

— Аня! — крикнула Ляля, когда она отошла уже довольно далеко.

— Чего?

— А как выглядел кролик?

— Чёрный, маленький, с белым ушком.

Ляля ничего не ответила и скрылась в кустах.

Вернувшись домой, Аня сделала план по летнему заданию и приготовила ужин. Скоро должен был вернуться дедушка. Она сидела на крыльце босиком — никак не могла найти тапок, — и смотрела на свои ноги. Как же она их не любила. Ещё раз обыскав весь дом и так и не найдя тапок, она взяла местные, «гостевые» — резиновые сланцы с открытым носом. Поколебавшись немного, Аня поднялась в комнату, надела носки и вновь залезла в тапочки.

«Да, так лучше», — подумала она и услышала, как хлопнула входная дверь.

Дед что-то делал с генератором в сарае сразу по возвращении, так что ужинать садились затемно. Пришлось даже разогревать жареную картошку, а салат дал слишком много сока, хотя дедушку это только обрадовало. К ужасу Ани, он, довольный, макал туда хлеб.

— Я на чердаке вчера старый альбом с фотографиями нашла, — вспомнила она.

— А чего это тебя на чердак потащило? — удивился дед.

— Услышала, как там кто-то шуршит, думала, кролик, а это Мурлыка оказался.

— Ну даёшь! Как бы тебе кролик на чердак-то забрался? — рассмеялся дед.

— Да не знаю я! Просто первое, что в голову пришло. А почему ты фотографии там хранишь?

— Да это папа твой, ещё тыщу лет назад их туда закинул, а у меня всё руки не доходят разобрать. Что за альбом-то?

— На обложке которого бабушка с кроликом стоит.

— А, этот. Это мы с ней только дом этот отстроили, она съехала от родителей из того чёрного дома. Тут раньше стояла избушка, в которой прапрадеды твои по бабушке жили. Я почти год после свадьбы всё здесь расчищал, оставил от избушки только фундамент каменный, а остальное мы с бабушкой твоей и братом её всё сами выстроили. Вот этими вот руками, — дед покрутил огромной ладонью прямо у Аниного лица, и она ни на миг не усомнилась, что он смог бы поднять огромную деревянную балку.

— Уже тогда кроликов разводили?

— Это всё Марина, бабушка твоя, она начала их разводить. Я-то кроликов этих никогда не любил.

— А чего не перестал?

— Да как тут перестанешь? Вольер есть, делать всё умею, как-то и повода нет.

— Но если не нравится, отчего бы и не перестать?

— Ой, много ты понимаешь! — пробубнил дед. — Это в городе принято дело любое бросать ежели чего не так. Тут такое не в чести, Ань.

Во всех соседних дворах залаяли собаки. Цезарь тоже зашёлся лаем, сидя в своей будке.

— Ну кого там на ночь глядя принесло? — заворчал дед, поднимаясь из-за стола.

Аня вышла вместе с ним на улицу.

— Ой, ты ж смотри! Лисица! Где там палка моя?! А ну прочь пошла, окаянная! — разорался дед, спускаясь с крыльца.

— Дедуль, стой! Смотри! — Аня повисла у него на локте.

Рядом с лисой, прячась возле её хвоста, мялось трое маленьких лисят, а сама она держала во рту чёрного кролика. Увидев подошедших людей, она выплюнула его на землю, а через мгновение семейство лис скрылось в темноте за калиткой.

Аня ахнула и прижала руки ко рту. Дед пошёл проверить.

— Ты ж посмотри! Где такое видано?! Живого принесла!

Дедушка подошёл к Ане и вручил ей перепуганного чёрного кролика. Белое ушко всё в грязи и слюнях, кролик трясся и попискивал, но был цел, невредим и определённо жив.

Глава 3. Тень-сестра и её сумерки

Тусклый луч заходящего солнца пролез через покатую крышу чердака. Пылинки закружились в медленном танце. Луч неторопливо сдвигался, вторя течению светила, заигрывал со стеклянной банкой, распадался на радужный отблеск. Он дотянулся до картонной коробки, тень, отбрасываемая ей, была особенно густой. Свет не справлялся с ней, здесь были её владения. Тень зевнула и поежилась, точно лесной кот, и солнце скрылось за тучей.

Девочка пнула спортивную сумку под кровать.

Тень свернулась клубочком, вжалась в коробку, ища место потемнее. В комнате этажом ниже по столу рассыпались книги и кассеты.

— Имя мне Кайба, — сонно зевнув пастью, набитой акульими зубами, громоздящимися друг над другом в несколько рядов, тень приоткрыла один глаз и принюхалась.

Она учуяла запах старика. Ещё живой. Значит, не прошло и тридцати лет. Чердак не изменился, всё пахло как и прежде. Тень обиженно зарычала. Она рассчитывала проспать не меньше столетия. Всё ещё сжимаясь калачиком, она зашипела:

— Имя мне Кайба при свете дня. Имя мне Кайба во владениях Луны-сестры. Тьма мне ложем мягким сплетётся. Пробуждение сие ложно, — прочитала Кайба свою молитву и закрыла глаза.

В коридоре громко хлопнула дверь. Тень окончательно проснулась.

Кайба удивилась своему пробуждению. Она стелилась по полу, исследуя чердак. Ничего нового на нём не появилось, не чувствовалось ни лишней силы, ни каких-то оберегов, которые старик мог закинуть в одну из коробок. Извиваясь, она заклубилась вокруг поломанных санок. Старый клён. Но не из священной рощи. Такой клён мог бы разбудить её несколько веков назад, но не сейчас. Сейчас она сыта и спокойна. Была спокойна.

Кайба засунула острые когти внутрь головы и хорошенько почесала. Подступившая ярость остыла. Она перелезла через коробку и устроилась под табуреткой, на которую неуклюже облокотился прохудившийся медный таз.

— Имя мне Кайба… — начала она.

В комнате скрипнула половица.

Кайба чихнула от злости и пыли и, выскользнув из-под табурета, заглянула в щели в полу. На кровати, в комнате под чердаком, лежал человеческий ребёнок. Кайба принюхалась. Тот самый ребёнок, что разбудил её в прошлый раз. Тогда получилось заснуть почти сразу, а значит, и в этот раз можно выждать пару дней, и сон вернётся. Кайба зафырчала. Да, так и будет, просто подождать, а дальше — любимый спокойный сон.

Ребёнок спал тревожно, метался по кровати как уж на сковородке от ночного кошмара. Тень воротила нос: «Нет, нет, нет, нет. Ничуточки не интересно». Она забилась в угол, спрятав морду под лапкой. Но этот запах… Страх поднимался волнами, пропитывал старый матрас, тихонечко теребил её за бок.

Кайба зарычала. Она любила чужие страхи, но не настолько сильно, как свой спокойный сон. Она обойдётся. Тень закрыла глаза. Как вдруг в запахе, доносившемся со второго этажа, появился чарующий кислый оттенок. Кайба привстала на локтях и радостно облизнулась. Ярость, злость, ненависть… Вот оно! Это искушение ей не превозмочь.

Она скользнула в щель в полу и, стелясь по лоскутному коврику, укрылась под кроватью. Втянула воздух ноздрями и передвинулась к изголовью, ютясь под подушкой, на которой спал человеческий ребёнок.

«Одним глазочком», — шептала Кайба, скребя по доскам острыми когтями, но даже этот любимый звук не успокаивал.

«Быстро гляну и буду только лучше спать», — врала она своему отражению в окне.

Тень изогнулась над кроватью, нависла, раздувая ноздри, и, не помня себя от радости, юркнула в кошмарный сон.

Малявка колотила лёд разбитыми в кровь руками. Тень обняла её, словно плащ, скрестив лапки на шее и накрыв голову глазастым и зубастым капюшоном. Девочка злилась. Лёд не поддавался, и фарфоровую куклу, тонущую в ручье, достать не получалось.

«Как интересно», — прорычала Кайба.

Она принюхалась и огляделась. Запах сна был «настоящим», а вот всё остальное… Она спрыгнула с детских плеч и заглянула девочке в глаза. Заплаканный ребёнок не выглядел испуганным или потерянным.

«Что же это? Слезы ярости? Или, может, отчаяния?» — Кайба не удержалась от такого соблазна и легонько лизнула щёку девочки своим длинным чёрным языком, подцепив слезинку. Её затрясло от удовольствия.

— Интересно ты тут всё придумала, — произнесла Кайба, вытягиваясь в человеческий рост и вышагивая по замёрзшему ручью. Она знала, что ребёнок её не услышит.

Она лапкой стряхнула снег с камышей. Прошлась по берегу. За спиной у девочки открывалось бескрайнее поле, покрытое снегом вперемешку со вскопанной землёй. Тень улыбнулась и вернулась на речку. Маленькая кукла так и билась об лёд с той стороны.

— А ты, я смотрю, и не против, — легонько постучала Кайба по льду, и кукла открыла глаза, заставив девочку взвыть от ярости. — Ну, ну, — тень погладила её по голове. — Это не поможет, ты же знаешь. Где же ещё один? Куда ты его дела?

Кайба озиралась по сторонам. Ей нравилось, как девочка исказила сон. Истинная подмена. В лучших традициях владычицы иллюзий. Она ощущала запах правдивых воспоминаний и не улавливала ни единого сходства с тем, что видела. Она поёжилась от восторга. Человеческий ребёнок постарался даже слишком хорошо.

— Где же твоя мерзкая псина? — спросила тень.

Ответом ей стал исполинский чёрный пёс, сотканный из сажи и дыма, шагнувший на лёд из леса на противоположной стороне ручья. Девочка вскрикнула. А Кайба заливисто расхохоталась:

— Вот умора!

Пёс кинулся на девочку, и она побежала от него в поля. Но спрятаться на пустынном поле было негде. Кайба продолжала смеяться.

— Лето в зиму, маленькое в большое, всё перевернула с ног на голову, — тень подошла к кукле, всё ещё смотря на девочку, безуспешно отбивающуюся от чёрного пса размером с двухэтажный дом. — Тебя такое устраивает?

Кукла медленно опустилась на дно, скрывшись в мутной воде.

Человеческий ребёнок вскрикнул, проснувшись от кошмара в своей постели. Девочка прерывисто дышала, вытирая пот со лба. Кайба урчала где-то под кроватью.

— Мурлыка? — спросила девочка куда-то в тишину, и Кайбу полоснула вспышка света.

Девочка заглянула под кровать, водя фонариком. Тень юркнула обратно в щель потолка и спряталась под табуретом на своём чердаке. Но за несколько дней желанный сон так и не пришёл.

Тень сидела на углу кухонного шкафчика. С этого места ей хорошо было видно плиту и то, как старик готовил. Некрасиво. Хаотично. Кайбе не нравился запах. Она проскользнула по полке, где раньше стояли её любимые баночки со специями, вспомнила, как звенела ими, а «та» всегда оборачивалась и кидала ей жилку или обрезок свежего мяса. Теперь на полке пусто. Старик всё поменял. Тени больше не нравилась кухня.

Она скользнула на комод, скинула книжку, и та упала рядом с котом. Старик обернулся и шикнул на него, а Кайба довольно рассмеялась и юркнула за фотографии. Она потёрлась щекой об «её» снимок и свернулась крошечным комочком за ножкой рамки. Кот смотрел на тень удивлёнными глазами, но не шипел, не рычал. Хороший кот. До котов ей дела нет.

Вернулся человеческий ребёнок. Малявка сладко пахла болью и ссадинами. Она согнала пушистого с кресла и села заклеивать царапину пластырем. Кайба скользнула под кресло. Пристроилась рядом с котом и даже сложила лапки так же, как и он. Кот посмотрел на неё нехорошим взглядом. Такое тени не нравилось. Она показала ему зубки, и он умчался, пробежав девочке по ноге.

— Ай! Мурлыка! Вот блин! — завопил ребёнок, уронив коробку с пластырями.

Кайба стащила один.

В жаркие солнечные дни тени чернеют с особой силой. Кайба любила такие контрасты. Её не пугали ни жара, ни дождь, они ничего ей не сделают. Её не пугало и яркое солнце. На нём не получится лежать и сладко спать, но оно прогревало её темноту, липло к ней, словно замаливая прошлые грехи и обиды.

Кайба стелилась по полю. Никого. Она обогнулась вокруг одинокого дуба, юркнула к кроне и, свесив когтистые лапки с тонкой ветки, невесомо качалась на ней, как на качелях.

Она не ощущала себя одинокой. Просто теперь всё по-другому. Она отвыкла. Они все где-то здесь. Она точно это ощущала. Но где? Прячутся?

«Нет. Просто не складывается».

Нужно перестать искать, и они явятся сами. Так всегда и бывало. Она поморщилась.

«Заснуть бы и поспать…»