Синопсис
Кто не слышал о знаменитых Сандуновских банях в Москве? Да и за пределами города они известны многим, кто хоть раз видел их по телевизору. Однако не каждый знает, какие страсти кипели вокруг строительства этих бань, и какая большая любовь была в них загублена.
Основатели знаменитых бань — Елизавета Уранова-Фёдорова и князь Сила Николаевич Сандунов. Сила Николаевич познакомился с Лизой Урановой в театре Екатерины Великой, где он, несмотря на своё княжеское происхождение, был комедиантом, любимчиком императрицы.
Обладательница тела Лиза Фёдорова не помнит, как они познакомились. Она каким-то образом переместилась в тело Лизы Урановой во время посещения Сандуновских бань и сразу оказалась в центре интриг придворных Екатерины.
В Лизу влюбился граф Безбородко и всеми силами старался затащить её в свою постель. Однако она отталкивала неприятного старика. Когда Безбородко силой увозит князя Сандунова в армию, Лиза решается обратиться к самой Екатерине.
По приказу царицы Силу Николаевича возвращают назад в Санкт-Петербург. И теперь уже сама Екатерина благословляет Лизу и Силу, предоставляя им для венчания придворную часовню и даря дорогие подарки.
Но Безбородко не успокаивается и продолжает добиваться Елизаветы. Друг графа Юсупов не даёт молодой паре ролей в спектаклях и даже сажает их под арест в собственном доме. Умереть с голоду им не даёт нанятая Силой служанка Дуня — не красавица с лошадиным лицом, но с очень красивыми глазами. Она через чердак носит молодожёнам продукты и точно так же относит записку подруге Лизы, Наде. Надин, актриса того же театра, что и Уранова, стала любовницей графа Хованского, чья жена служила фрейлиной у Екатерины.
Надин с Хованским и его женой снимают арест с дома Сандуновых.
Екатерина через свою фрейлину приглашает на разговор во дворец Силу Николаевича и там говорит ему, чтобы они уезжали в Москву. Потому что у неё, старой и больной женщины, нет сил, бороться с Безбородко.
Сила Николаевич и Елизавета Уранова решают ехать в Москву, тем более что так советует сама царица. Дуня, служанка, тоже хочет ехать с ними.
Когда Санкт-Петербург узнал, что Урановой и Сандунову не дают ролей, разразился большой скандал. Юсупову пришлось предоставить сцену для бенефисов Сандуновых.
После переезда в Москву Сила Николаевич бросился по частным театрам, чтобы заработать как можно больше денег. Родители князя Сандунова отказали ему в доме. Не стал встречаться с Силой Николаевичем и его брат. Они поставили ему условие: или сцена, или родственники. Сила Николаевич не отказался от сцены и задумал заработать как можно больше денег, чтобы построить невиданный доселе дом. «Каждый должен иметь за честь побывать в доме князя Сандунова» — говорил Сила.
Тогда Лиза и посоветовала ему построить бани. И рассказала, как они должны выглядеть. Князь Сандунов оценил идею, и на подаренные Екатериной деньги началась стройка.
Вот только Силу словно подменили. Он перестал ночевать дома, мог приехать с одной из любовниц к себе домой, не стесняясь, Лизы. Грубил ей. Заставлял работать и зарабатывать. А однажды толкнул с лестницы. Лиза сломала ногу и так и осталась хромой.
Бани достроили. Вот-вот должно было быть открытие. Лиза решила попариться… И очнулась в машине. Её будили подружки, с которыми много лет назад она пошла в сандуновские бани.
Был это сон или нет, но Лиза Фёдорова слегка хромала и пела так, что все учителя были в шоке.
1
— Лиза, — обратились ко мне подруги, — ну, сколько можно заниматься? Пойдём с нами отдыхать!
— Девочки, мне же нужно подготовиться к диктанту по сольфеджио. — попыталась я возразить.
Позвольте представиться: меня зовут Лиза Фёдорова, я учусь на первом курсе консерватории и мечтаю о карьере на оперной сцене. Петь я всегда любила, и родители сделали всё возможное, чтобы их любимая дочь исполнила свою мечту. В свою очередь, я стараюсь изо всех сил, чтобы облегчить их бремя обучения. Ведь консерватория — это не самое дешёвое удовольствие.
— Лиза, — настаивали подруги, — нехорошо. У Маруси сегодня день рождения, а ты всё время занимаешься. Ну что тебе — часом позже подготовишься, часом раньше. Мы идём в Сандуновские бани, это же историческое место! Возражения не принимаются, собирайся!
— Ну ладно, — отложила я учебники, — пойду с вами.
Вот это красота! Зря я, конечно, не хотела сюда идти. Я не очень хорошо разбираюсь в архитектуре, но впечатляет. Трёхэтажный дворец с бассейнами под стеклянным куполом, SPA-процедуры — великолепный СПА-центр с двухсотлетней историей.
— Ну что, девочки, — проговорила Маруся, — ещё раз в парилку и домой. Лизок, как тебе? — Я показала большой палец. — Вот, а ты идти не хотела.
— Спасибо, девочки, что уговорили. Здесь так красиво! Интересно, как они выглядели с самого начала? Надо будет почитать историю.
В парной было очень жарко, и воздух казался тяжёлым. На секунду я закрыла глаза.
— Лизка, открой глаза, упарили девку! — услышала я незнакомый голос. Меня никто, никогда Лизкой не звал. — Квасу, холодного квасу! Охте, Божешь ты мой! Выступать девке вечером, а она упарилась. Открой глазки, что же я матушке Екатерине скажу?
Я открыла глаза и огляделась. Закрывала глаза я точно не в этой комнате. Пол и стены были деревянными, вокруг суетились незнакомые женщины в длинных белых рубахах. Надо мной склонилась пожилая, тоже в рубахе, седые волосы, заплетённые в две косы.
— Ой, — перекрестилась она, — пришла в себя, угорела, милая. — запричитала женщина, — испей кваску, девки с ледника принесли.
— Где я? А девочки где? — Я села на лавку и с любопытством осмотрелась. И тут мой взгляд упал на ноги. Они были белые, можно сказать, молочного цвета. И полные. Я никогда не была полной. Глянула на руки — белые пышки. Других ассоциаций нет. — Зеркало дайте, — скомандовала я.
— Зачем тебе? — поинтересовалась женщина, но поднесла к моему лицу овал зеркала. Оттуда на меня смотрела чужая девушка. Я прикоснулась к лицу, трогаю себя. И зеркало подтвердило это. С зеркала на меня смотрела миловидная девушка с большими глазами, аккуратным носиком и алыми губками. Волосы крупными волнами лежали на плечах. Но это была не я.
— Кто я и как меня зовут? — уставилась я на женщину, не испытывая никакой паники. Мне почему-то хотелось пожать плечами: ну, не я и не я, и Бог с ним.
— Ох, тыж, упарили! — всплеснула руками женщина. — Ой, батюшки святы, что же матушке говорить-то будем? Лизонька ты Фёдорова. Вспомни. Матушка императрица тебе фамилию новую дала Уранова. Планету такую шибко учёные дядьки открыли. Матушка Екатерина и дала тебе эту фамилию на счастье. Вспомни, милая, — причитала женщина, — тебе сегодня на сцене Эрмитажного театра оперу исполнять. Вспомни. Дианино дерево. Ну?
Лиза Фёдорова — это я. Но Уранова? Ух ты! ЛИЗА УРАНОВА! Я Лиза Уранова? И я сегодня дебютирую на сцене эрмитажного театра? С партией Амура? Я? Здорово! Перед самой Екатериной Великой. Партию эту я знаю хорошо. Мы её в консерватории уже репетировали.
— Всё, не причитай, — обратилась я к женщине, — вспомнила всё, — тётка бухнулась на колени и начала креститься. — Ты только напомни, кто ты и как звать тебя. Ну, не всё я вспомнила.
Женщина покосилась на меня и сказала:
— Так Марфа я, тут в бане помогаю. Значит.
— Хорошо, Марфа, помоги мне одеться и пусть меня кто домой отведёт, упарилась я всё же.
Просто куда идти домой я и не представляла. Марфа помогла мне влезть в кучу юбок, не туго затянула корсет и помогла надеть шляпку. Всё это я бы ни за что не смогла надеть сама. Я старалась запомнить, как нужно одеваться, ведь, насколько я помню историю, у Лизы Урановой не было прислуги.
Две девицы проводили меня до театрального пансиона Казасси, где я и жила. Они передали меня на руки какой-то девчонке и, перешёптываясь, пошли назад. И было от чего шептаться! Я шла по Санкт-Петербургу, вертя головой во все стороны. Я никогда не была в этом городе, только читала о нём, и вот он, сюрприз.
Комнатка оказалась маленькой. У входа стояла небольшая печь, рядом кровать, сундук, застеленный домотканой дерюжкой. У окна — стол, рядом со столом табурет. В углу у печки на лавке — таз и ведро с водой. Вот и всё убранство. Да, я читала, что известнейшая дива Санкт-Петербурга восемнадцатого столетия жила в нищете, но чтобы так! Ладно, я хоть и не из богатой семьи, но и не нищая. Нужно это исправить.
В комнате было довольно холодно, и я решила затопить печь, а затем отправиться в театр. Надеюсь, без сопровождающих я смогу найти дорогу.
В дверь постучали.
— Лизонька, — раздался из-за двери звонкий девичий голос, — мы с девочками тебя ждём, спектакль скоро. Осталась только ты и Надин. Поторопись, мы во дворе. — По коридору застучали каблучки.
Вот и чудесно, не придётся искать театр, а уж с девочками я как-нибудь разберусь.
Интересно, почему я совсем не переживаю по поводу перемещения, странно. Ладно, потом разберусь со своими чувствами, сейчас надо идти.
Во дворе меня ждали девочки, имён которых я не знала. Но меня выручила одна из девушек, воскликнув:
— О, Надин, а Лизонька быстрее тебя всё же вышла!
— Не на много, Варенька, — ответила ей девушка, стоящая за моей спиной. Вот уже знаю имена двух человек. Осталось ещё трое.
Подхватив меня под руки с двух сторон, девушки быстрым шагом направились вдоль по улице.
— Лизонька, — обратилась ко мне девушка, имени которой я не знала, — что ты всё молчишь?
— Варя, ну, ты прям непонятливая. — Ответила за меня Надин. Вот и ещё одно имя известно. — Лиза переживает. А ну, в первый раз на такую сцену. Не трогай её. Девочки, Дуняша, Маша, ну, что вы отстаёте? А давайте бегом. — Предложила Надин, и мы припустили бежать.
Бежать в длинных юбках, скажу я вам, то ещё удовольствие.
И вот передо мной это чудо — Эрмитажный театр. Величественное трёхэтажное здание. Я остановилась, рассматривая недостроенный фасад.
— Ну, что ты, Лизонька, — поторопила меня Надин, — опоздаем. Тебе ещё переодеваться.
— Да-да, девочки, иду, — сердце моё готово было вырваться из груди.
Слава богу, костюм амура мне помогли надеть. Я переживала, что мне самой придётся это делать. На тот костюм, что я примеряла там, в своём времени, этот не походил совершенно. Крылышки Амура были неимоверно тяжелы.
— Лиза, — ко мне обратился пожилой мужчина. Присмотревшись, я поняла, что передо мной стоит старейший актёр театра. И. А. Дмитриевский. Его портрет я видела не раз. Я скромно наклонила голову. — Волнуешься, не переживай. Сходи на сцену, ещё раз пройдись. Почувствуй её. — Дмитриевский положил руку мне на плечо. — Всё будет хорошо. — Повторил он.
Вот она сцена! Полуциркульный зрительный зал. Колонны искусственного мрамора, балюстрады и синяя обивка зрительских мест. Всё это создавало торжественный колорит. Ну, и конечно, большой занавес. На котором изображён Эрмитажный театр со стороны Невы.
Это всё настоящее! Я буду выступать здесь! От радости у меня закружилась голова.
— Лизонька, вам плохо? — ко мне подошёл Дмитриевский. — Давайте пройдёмте ко мне, я налью вам чайку. Нельзя же так волноваться! Вы же, чего доброго, сорвёте оперу.
— Иван Афанасьевич, не переживайте, всё будет хорошо, — постаралась я успокоить старика. — Пойдёмте, я с удовольствием выпью чай.
Подхватив старика под руку, я отправилась в кабинет к Ивану Афанасьевичу. По коридору навстречу нам шёл высокий и красивый молодой человек. И тут со мной что-то произошло. В горле пересохло, щёки загорелись огнём. Я не смела поднять взгляд на молодого человека, хотя мне хотелось прикоснуться к нему и смотреть не отрываясь.
— О, Сила Николаевич, — заговорил старик, — вы как раз вовремя, — он глянул на меня, по-стариковски крякнул и продолжил. — Вот Лизонька очень хочет чаю, а мне, понимаете ли, некогда, я тут вспомнил об одном деле. Вверяю её вам.
— Здравствуйте Лиза, — красивым баритоном заговорил со мной Сила. — Вы помните своё обещание?
Я запаниковала, какое обещание? Хотя я согласна исполнить любое его желание. Да, что же со мной? Сердце сейчас вырвется, дыхание учащённое. Со мной такого ещё не было. И этот голос, я готова слушать его бесконечно.
— Вы мне обещали сказать своё да или нет, — напомнил мне Сила. — Вы вчера пообещали ответить, будете моей женой или нет. Всё будет зависеть от того, как пройдёт спектакль.
— Я свои обещания исполняю, Сила Николаевич. — Ответила я, вдруг охрипшим голосом. — Вы же, я надеюсь, пришли меня послушать?
— Я готов слушать вас вечность. — Он взял мои руки в свои, наклонился и прикоснулся к ним губами. Раздался первый звонок. Пора было идти на сцену. Сила с сожалением выпустил мои руки, резко развернулся и зашагал в обратную сторону. А я поспешила на сцену. Моё первое выступление! Да ещё перед самой императрицей!
2
В зале не было свободного места — все ждали императрицу. Одним из последних в свою ложу прошёл граф А. А. Безбородко в сопровождении своих приближённых — Васьки Кокушкина и Андрюшки Судиенко.
«Граф Александр Андреевич Безбородко — выдающийся российский государственный деятель, фактически руководивший внешней политикой Российской империи после ухода в отставку Никиты Панина в 1781 году. Безбородко не отличался привлекательной внешностью: невысокий, с большой уродливой головой, его щёки свисали на воротник дряблыми брылями, а с толстых ног чулки всегда сползали неряшливыми „трюбушонами“. Однако его ум был не менее примечателен». Так описывал его В. Пикуль в книге «Через тернии к звёздам».
Наконец в зал вошла сама императрица Екатерина Вторая. Спектакль начался.
Ах, как прекрасна я была на сцене! Несмотря на тяжёлый костюм, я порхала по сцене, словно бабочка. Остановившись у ложа Безбородко, я пропела:
По моим зрелым годам
Муж мне нужен поскорей,
Жизнь пойдёт с ним веселей,
Ах, как скучно в детстве нам!
Безбородко аплодировал стоя.
— Хороша, ох, хороша. Она должна быть непременно моей, — обратился граф к своим приближённым. — Не дадим ей скучать в девстве, — противно захихикал он.
— Никаких проблем, — заверили его Васька и Андрюшка. — Всё, как всегда. Мы мигом, — и они выскользнули из ложи.
Князь Сила Николаевич Сандунов-Зандукели — грузин по происхождению, который, вопреки воле родителей, стал артистом в Московском частном театре под руководством Я. Е. Шушерина. Затем его пригласили в Петербург на службу в императорскую труппу. Именно там он встретил красавицу Лизу Уранову. Если бы он знал, как этот город изменит его судьбу!
Меня князь встретил около гримёрной:
— Вы были великолепны! — с восхищением произнёс Сила. — Ваша игра поразила всех, даже императрица аплодировала вам стоя. Лизонька, — с замиранием сердца начал он.
— Да, — прошептала я, удивляясь самой себе. Мне так хотелось быть рядом с князем, словно он был частью моей жизни. Я чувствовала, что он мне дорог. — Я согласна.
Глаза Силы вспыхнули счастьем. — О, Лиза, я самый счастливый человек на свете! Лизонька, позвольте, я провожу вас.
— Конечно, только разрешите мне переодеться, — засмеялась я и поспешила в раздевалку. Если бы я только знала, какие сюрпризы готовит мне судьба…
Мы молча шли по дворцовой площади. Оказалось, что пансион находится совсем рядом. У дверей парадной Сила поцеловал мне руку, раскланялся и ушёл.
Я хмыкнула. Вот так свидание! А где ужин? А поцелуй? Как же скучно жили люди в те времена. Я вздохнула и вошла в подъезд. Как хорошо, что я догадалась растопить печь, в комнате было тепло.
Чем теперь заняться? Ни телевизора, ни компьютера… Я вздохнула. Спать не хотелось. Так чем же занимались девицы в этом веке? Вспомнив историю, я поняла, что кроме шитья и вышивания других занятий нет.
Сняв туфли, я хотела лечь в кровать, но обнаружила дыру на чулке. Ну вот, придётся шить. Посмотрим, что есть в сундуке.
Открыв сундук, я ужаснулась — он был почти пуст. Одна рубашка, ещё одно платье, корзинка со швейными принадлежностями. И всё. Да, не густо. Не пойду же я завтра на репетицию в рваных чулках. Хорошо, что мама меня учила штопать. Как они там? Может быть, я и не умерла, а какая-то часть меня перенеслась сюда, а другая сейчас сидит и учит ноты. Будем надеяться, что так. Вздохнув, я взялась за штопку.
В дверь постучали. Странно, шагов в коридоре я не слышала.
— Войдите, — пригласила я, подняв голову от штопки, — Кто там? — В ответ не было ни звука. Выругавшись про себя на нравы этого поколения, я пошла открывать.
За дверью никого не было. Только на полу лежал конверт. Наклонившись, я подняла его и открыла. Собственно, это был не конверт, а искусно сложенное письмо. Адресат я, Лизавета Уранова. А вот имя отправителя было неизвестно. Листочек приятно пах одеколоном.
Милая Лиза, — прочла я, — вы небесный талант. Готов слушать вас вечно. Надеюсь на скорейшую встречу. Ваш поклонник.
PS: Примите скромный дар. Небольшую assignats. Как доказательство моего обожания. Простите, я знаю ваше стеснение в деньгах.
У меня в руках лежала новенькая купюра в двадцать пять рублей. Чем-то купюра походила на двадцать пять рублей советского времени. Только бумага была не очень хорошего качества. Интересно, много это или мало? Что можно на них купить? В дверь опять постучали.
— Елизавета Семёновна, можно войти, — раздалось из-за двери.
Спрятав купюру за корсет, я открыла дверь. Передо мной стоял молодой человек в пышном парике. На нём был тёмно-синий кафтан, украшенный по краю золотом. Хотя нет, это, наверное, камзол, а кафтан надевается сверху. Или всё же нет? «Надо было лучше учить историю», — упрекнула я себя и продолжила осмотр гостя. Вместо брюк на нём были бриджи и гольфы — панталоны и чулки, как я вспомнила. Панталоны были в цвет кафтана. Обут он был в чёрные башмаки на небольшом каблуке, украшенные бантом с бриллиантом. Наверное, это был настоящий бриллиант, ведь в те времена ещё не изобрели стразы Сваровски. В руках молодой человек держал огромный букет.
— Базегский Пётр Александрович, — представился молодой человек. — Лизавета Семёновна, вы великолепны.
— Спасибо, — отозвалась я. — Проходите.
— Что? — смутился Пётр Александрович. — Как можно, я один. Я только хотел засвидетельствовать своё почтение и вот этот букет.
Теперь уже смутилась я. Вот балда! Неприлично девушке находиться с молодым человеком в одной комнате.
— Простите, я разучиваю арию, — поспешила оправдаться я. — Вот и забылась.
— О, ничего, это я не вовремя. Примите букет и разрешите откланяться, — вручив мне цветы, Пётр Александрович удалился.
«О Боже, эти нравы меня убьют», — вздохнула я и стала искать, куда же воткнуть этот букет. Ничего не найдя, я сунула его в таз. Столько денег потратил зря, пропадут.
В дверь опять постучали. Да что такое!
На пороге стояли двое.
— Разрешите представиться, Василий Кокушкин и Андрей Судиенко. Елизавета Семёновна, мы за вами. Собирайтесь, — сказали они.
— Куда это? — опешила я. В отличие от Петра Александровича, эти двое вели себя нагло. Вошли в комнату, заглянули в кастрюльку, где я сварила себе перловую кашу. Другой крупы у Лизы не нашлось, а поужинать надо.
— Граф Безбородко требует вас к себе, — сказал один из них, то ли Васька, то ли Андрюшка, приказным тоном. — Вы же знаете, что ему нельзя отказывать.
— Вам же скучно в вашем девстве, а граф развеет вашу скуку в своей спальне, — рассмеялся второй, то ли Васька, то ли Андрюшка.
Я не могла терпеть такое неуважение. Отступая в угол комнаты, я схватила ковш и ударила одного из них в лоб. Попала в глаз. Васька или Андрюшка схватился за лицо, а я, схватив букет, накинулась на второго и начала хлестать его по наглой физиономии. Завизжав, как поросята, они выбежали из комнаты, а я, закрыв дверь, попыталась успокоить дыхание.
В дверь снова затарабанили, и из коридора доносились крики: «Лиза! Лизанька! Что случилось?» — кричала Надин. Я открыла дверь. «О, Боже, Лиза, что произошло? Я услышала крики и прибежала», — воскликнула она. Оказалось, что Надя жила в комнате напротив моей.
— Ничего, я отбилась, — всё ещё возбуждённо говорила я. — Представляешь, граф Безбородко звал меня к себе в спальню.
— Сам Безбородко?! — ахнула Надя.
— Да нет, его прихлебатели. А кто это Безбородко?
— Лиза! Это самый могущественный человек Петербурга. Ему нельзя отказывать. Мне бы такое счастье. Он хоть и старый урод, но денег у него немеряно.
— Наденька, это не моё. У меня есть жених.
— Кто? Сила Сандунов? Я тебя умоляю. Князем себя грузинским называет. А кто это может подтвердить?
— Надин! — строго оборвала я её. — Мне всё равно, князь он или нет. Я дала ему своё согласие. И хватит об этом. Наденька, помоги мне в одном вопросе. У меня есть двадцать пять рублей, что я могу на них купить?
— Лиза! Ты меня удивляешь. Почему ты ещё здесь? Беги, сними комнату с мебелью.
— Насколько?
— Ну, если рассчитать, что надо кушать и одеться, то думаю, месяца на три, а то и четыре. А там ещё немного подзаработаешь. — улыбнулась Надин.
— Значит, задумалась я, — можно взять мебель в эту комнату и приодеться.
— О, Лиза, ты неисправима. Прима театра, а такая скромница.
— Как ты здесь собираешься принимать поклонников?
— Никак, я же тебе уже сказала, у меня есть жених. Всё, иди спать. Завтра рано на репетицию.
Закрыв за Надей дверь, я осмотрелась. Комната и вправду была убогая.
Его сиятельство граф А. А. Безбородко ужинал, когда к дому подъехала карета с В. Кокушкиным и А. Судиенко.
— Пригласи их, — величественно приказал граф лакею.
Андрюшка и Васька вошли в столовую, где их глазам предстал стол, уставленный яствами. Они сглотнули слюну, представляя, как бы с удовольствием отведали жюльен или рябчика, начинённого черникой, брусникой и клюквой, или колбаски, жаренной на масле. Или, на худой конец, вчерашних щей, которые стояли на столе нетронутыми. А уж три графина с вином точно бы остались пустыми, если бы граф пригласил их за стол. Однако Безбородко и не подумал о том, чтобы накормить своих прихлебателей.
— Ну, — грозно глянул он на друзей. — Каков ответ? А с рожами то, что? — Наконец обратил он внимание на Андрюшку с Васькой.
«- Кобенится, — объяснили они гордость певицы. — Сама чулки штопает, на ужин кашу варит из перлов, а кобенится.» — Цитата В. Пикуля из книги «Через тернии к звёздам».
— Хм, значит, не дура. Ладно, заплатим. Это только дуры с девственностью расстаются даром. Всё одно будет моей. Ох, Лиза, Лиза, — пропел Безбородко. — Ступайте на кухню, велите Авдотье накормить вас. Ну и рожи. Кто отделал то вас?
— Так девка, Лизка, стервь! — Пожаловались друзья высокому начальству.
Граф беззвучно рассмеялся, при этом его брыли и живот колыхались в разные стороны.
3
На следующий день, в полдень, когда репетиция уже закончилась, в комнату, где переодевались девушки, постучал Пётр Александрович Базегский. Девушки начали шуметь, замахали руками и попросили его подождать.
— Девочки, я не могу ждать, я привёл своего куафёра, как и обещал, — раздалось из-за двери. — Впустите мастера.
— Ох, Пётр Александрович, — промурлыкала Надин, — знаете вы, как развеселить бедных девушек. Пусть заходит.
В комнату вошёл невысокий мужчина с огромным саквояжем в руках.
— Милые дамы, у меня есть великолепные парики и пудра к ним. Пётр Александрович всё оплатил.
Девочки тут же кинулись к саквояжу. Я же, подняв глаза, увидела Силу Николаевича, который стоял в дверях и смотрел на девушек с явным недовольством. Однако, заметив меня, его лицо смягчилось, и он улыбнулся.
— Лизонька, — заговорил он, подойдя ближе, — у меня сегодня спектакль. Я надеюсь, вы будете?
— Конечно, — согласилась я, лихорадочно соображая, где же будет проходить спектакль.
— Лизонька, — продолжил Сила, — могу вас поздравить, мне прибавили жалование — 700 рублей в год. Вот хорошо, я смогу снять для нас дом побольше.
Как интересно я должна была отреагировать? В своё время я бы кинулась на шею любимому и расцеловала его. Но здесь я не могу так себя вести. Я скромная барышня, которая не прочь посмотреть, что же лежит в этом саквояже. Парики меня не волнуют, а вот заколки… Я скромно потупила глаза, интуитивно выбрав правильное поведение.
— Сила Николаевич, — возмутилась Надин, — мы заняты, увидимся вечером. Я с Лизонькой непременно буду в театре у Карла Книпера на вашей премьере.
— Я жду, — улыбнулся Сила и вышел из комнаты.
— Лиза, тебе не нужны заколки?
— Ещё как нужны! — воскликнула я и взяла в руки коробочку со шпильками. Какая красота, все шпильки были украшены камнями, искусно сделанными цветами, бусинками и бантиками. Я хочу всё. Интересно, за чей счёт?
— Варя, — обратилась я к своей соседке, — кто оплачивает все эти расходы?
— Лиза, ты, как всегда, витаешь в облаках. Наш благодетель — Пётр Александрович, сын самого богатого купца в России. Он даёт своему сыну деньги на обучение, но я не помню, где именно он учится. А Пётр Александрович часто бывает в театре. Ну, здорово же! У меня жалование 200 рублей в год. Я себе такие дорогие парики позволить не могу. — произнесла Варя, примеряя густо напудренный парик.
— И зачем он тебе нужен? — спросила я, чихнув, чем вызвала смех у девочек.
— О! — Варя закатила глаза. — Почему ты такая старомодная? Сейчас в моде парики. Месьё кауфёр, — обратилась она к цирюльнику, — я выбираю вот этот. Можете меня брить.
— Брить? — я с удивлением уставилась на Варю. — Ты что, хочешь стать лысой?
— Как, по-твоему, я должна носить парик? — с раздражением ответила девушка. — Он же сползёт.
— Лиза, — рассмеялась Надин, — ты словно не в этом мире живёшь. Нынче в моде изменять себя. Смотри, я себе взяла белила и мушки. А ещё мне нужно брови ниточкой подщипать. Ой, как тебя, Распотто, — обратилась Надя к цирюльнику. — Мне надо брови по последней моде.
«Да, — подумала я, — если бы был изобретён ботокс, они бы его сейчас и кололи. Ничего не изменилось».
Первой цирюльник освободил Надин. Брови он ей выщипал красиво, используя маленький пинцет. И немного подбрил опасной бритвой. Как я поняла, уход за бровями с веками не изменился.
— Как я тебе? — спросила меня Надя. — Пойдём в кухмистерскую, девочки ещё долго будут, а кушать хочется. А ещё я сильно писать хочу.
— Я тоже, но домой в ретирадник далеко.
— Вот ещё, я и не добегу. Эх, вот бы собственное бурдалю приобрести, — мечтательно проговорила Надя. — Слушай, а у меня идея. Булавки с каменьями, что взяли в коробке, обменяем на бурдалю. И будем, как светские дамы ходить с собственным. Не надо будет задирать юбки за углом. Пошли.
Я читала, что в царской России с общественными туалетами было затруднение. Вернее, их не было вообще. Естественные нужды справляли, где придётся. Например, в нашем пансионе, чтобы не ходить каждый раз на улицу в ретирадник (деревянный туалет), нужду справляют прямо на лестнице чёрного хода. Запах стоит ещё тот. И никого не смущает, проходят спокойно мимо человека, сидящего на помойном ведре. У меня в комнате тоже стоит ночная ваза. Можно сказать, комната с удобствами.
Надин повела меня на Невский проспект. Не знаю, как он выглядит в наше время, а в восемнадцатом веке он блистал великолепием магазинов, кондитерских, гостиниц. Сквозь зеркальные стёкла видны чепчики, английские гравюры, детские платья, конфеты, хрустальные скляночки, искусственные цветы, парижские куклы, поддельные зубы и многое другое.
Тротуары Невского проспекта были вымощены мягким гранитом, на котором виднелись канавки, от бесчисленных ног гуляющих. Моё внимание привлекло движение транспорта. Да! Транспорта: кареты, пролётки, телеги и тележки, запряжённые шестёрками, тройками и парами лошадей. Движение было настолько интенсивным, что в наше время мы бы сказали: «Как в Москве».
На ту сторону пройти проблематично. Я остановилась, обратив внимание на извозчиков в жёлтых куртках. А если на нем не жёлтая куртка, то обязательное жёлтая шапка или повязка на рукаве того же цвета. Я хихикнула вслух. Такси. Точно такси. Вон какой-то мужчина поднял руку, останавливая пролётку. Надо шашечками лошадей украсить. Я опять прыснула.
— Лиза, что с тобой? Ну, что за несносная девчонка! Опять стоит сама себе, хихикает. — Надин подошла ко мне. Я попыталась придать лицу серьёзное выражение. — А мне показалось тебе весело. Ты тоже слышала?
— О чём ты говоришь? — спросила я.
— Тётка сегодня рассказала, что вчера здесь на полном скаку сбил даму какой-то гусар. Это просто ужасно. Скоро мы совсем не сможем ходить по улице, будут одни кареты и верховые. Ну, пойдём, я хочу есть.
Надин затащила меня в переулок. Мы спустились в подвал и оказались в душном и тёмном помещении, где пахло, как в столовой. После яркого солнца на улице, глаза не сразу привыкли к полумраку. Осмотревшись, я увидела небольшую залу, заставленную столами, застеленными клеёнкой, на четыре и шесть человек. Справа от двери находилась стойка или прилавок, а перед ней — большой высокий стол, на котором стояли наполненные миски. Надин стояла перед этим столом, разглядывая тарелки. Я подошла к ней.
— Ну что, что выбираем? — спросила она. Перед ней стояли щи, уха, лапша, каши трёх видов, жареное мясо, квашеная и тушёная капуста, грибочки, огурчики, варёная, жареная и тушёная в сметане рыба. Я поняла, что это меню.
— А тушёная капуста с чем? — спросила я у продавца или бармена.
— С гусем, барышня, только из печи, рекомендую.
Я кивнула и взяла это блюдо. Я знаю, что это вкусно, моя бабушка готовила его на праздники. Особенно вкусна не сама птица, а капуста, пропитанная гусиным жиром и специями. Это был вкус детства.
— Лиза, что будем заказывать домой? — спросила меня Надин. — Щей обязательно. На завтра они будут самыми вкусными. Что ещё? Гречневую кашу и простоквашу.
— А картошка у вас есть? — вмешалась я.
— Это что? — спросила Надя, с удивлением глядя на меня.
— Нет, барышня, её плохо заказывают, не любит народ это земляное яблоко. Я и не беру. Если хотите, можете сходить на сытый рынок, там она есть. А готовить сама будешь, коль сумеешь.
— Сумею. Я её вкусно готовлю. Тогда ещё домой грибочков и огурчиков.
— На двоих? — Поинтересовался продавец.
— Да, доставишь к полудню, в пансион Казасси. Там девка малая, Алёнка, скажешь для Урановой.
— Ой, — всплеснул руками мужчина, — как же, был, слышал, ох и поёте вы ангельским голоском.
Я смутилась, а Надя потянула меня за столик. Он как раз освободился у стены.
— Когда получу жалование, куплю здесь абонемент на месяц. Отдам десять рублей, зато точно буду сыта. Ещё и сэкономлю чуть больше рубля. — говорила Надя, пока мы ждали заказ.
Подошёл половой. Мне поставили глиняную миску с ухой, перед Надей — со щами. На столе стоял в корзинке хлеб, в маленькой миске сметана. Соль и перец были в небольших сосудах.
— Чем будете запивать? — поинтересовался половой.
— Мне яблочной ухи, — заказала Надя и посмотрела на меня, я кивнула, мол, мне тоже. Что за яблочная уха? Попробуем.
Пока мы ели первое, половой принёс весь заказ, а потом положил передо мной большую плюшку.
— От хозяина, презент, так сказать. Уж очень он вами восхищён.
— Везучая ты, Лиза, — причмокнула губами Надя, — а вообще, мог и бесплатно накормить. Вон, принёс писульку. И сколько мы там наели? — Надя поднесла листочек к глазам. — Нормально, по тридцать пять копеек. У кладбища, говорят, кухмистерская дешевле. Говорят, там за двадцать копеек поесть можно. Но только если поминки, тогда ждать придётся. Да и далеко это. Пешком долго, а пролётку заказать так: то на, то и выйдет.
Слушая Надины рассуждения, я хлебнула ухи из яблок и чуть не подавилась смехом. Обыкновенный компот, ещё и без сахара. Плюшку мы решили забрать домой.
4
После непродолжительной прогулки по закоулкам Надя привела меня на шумный рынок. Здесь было настоящее царство фруктов и овощей. Как вы думаете, кто продавал сухофрукты? Загорелые мужчины с чёрными усами и характерным акцентом — ничего не меняется в этом мире.
Один мальчишка громко зазывал покупателей:
— Китайский шёлк, китайские рубахи, покупайте китайские рубахи!
И здесь повсюду был Китай.
Картошку я обнаружила в одном ряду с капустой. Дородная тётка объясняла кому-то, как готовить картофель.
— Мне нужно десять килограмм, — обратилась я к тётке.
— Чё? — уставилась она на меня. — Пуд бери. Земляных яблок надо? — ткнула она пальцем в картошку.
Я кивнула.
— На кой она тебе? — возмутилась Надя. — Сколько пуд?
— Пятнадцать копеек, недорого прошу. Мало кто умеет готовить, а барышня понимает толк, я вижу.
— Понимаю, — согласилась я. — надин, сегодня такой ужин будет, пальчики оближешь. Сковородку и масло. Веди, где купить.
— Куда яблоки то доставить, мальцу копейку дадите?
— В пансион, Лизе Урановой, — произнесла Надя, внимательно глядя тётке в глаза. Та на мою фамилию никак не отреагировала.
Заплатив за картошку и подарив мальчишке монетку, мы отправились дальше.
Надин уверенно вошла в одну из лавок. Чего здесь только не было! Платки, отрезы тканей, разнообразные фигурки, полки с глиняной посудой, цинковые стаканчики, оловянные ложки. И тут Надя увидела бурдалю — они стояли на полочке, медные, цинковые, фарфоровые и фаянсовые. Красиво разукрашенные, с ручками и без.
Взяв один из них и заглянув внутрь, Надя зарделась, хихикнула и, протянув мне сосуд, показала на надпись на дне: «Он тебя видит, шалунишка».
Надин снова хихикнула и поставила бурдалю на место.
— Дорого будет стоить, серебряный, — сказала она и обратилась к лавочнику: — Сколько стоит вот этот бурдалю?
— Пятьдесят копеек, — безразлично ответил он, сразу определив в нас небогатых покупательниц.
— А поменять можно, допустим…
— Не надо менять, — перебила я Надин, — мы берём два. И вон ту сковороду, пожалуйста. И, повернувшись к Наде, зашептала: — Зря мне деньги подарили? Немного потратим.
Лавочник принялся упаковывать товар.
— Мой не надо, я его сейчас же испытаю, — сказала Надя и, отойдя в угол, ловко сунула бурдалю под юбку. Немного постояв, вынула его и пошла, выплескивать содержимое в придорожную канаву. Ну и нравы! Лавочник не обратил никакого внимания на действия Надин. А мне почему-то представилась Констанция, как она перед д’Артаньяном ловко суёт себе под юбку бурдалю, а тот распевает «Констанция, Констанция». Ну, конечно, я утрирую. За уголок она спрячется.
— Ой, Лиза, спасибо! — воскликнула Надин, чмокнув меня в щёку. — Теперь мы с тобой настоящие дамы! Я вышью для тебя и себя красивые сумочки для бурдалю. А зимой можно будет прятать их в муфту.
За разговорами мы не заметили, как дошли до дома. У парадной нас ждал молодой человек в красивом костюме, с сердитым лицом. Рядом с ним в нерешительности стояла Алёнка, дочь нашего дворника. Увидев нас, она заулыбалась и, сказав что-то господину, отскочила в сторону. Он же решительно шагнул нам навстречу.
— Сударыня! — грозно начал он, обращаясь ко мне. — Долго вас ещё ждать? — И, не дав мне раскрыть рта, сунул в руки письмо, развернулся и ушёл. Я стояла с письмом в руках, не понимая, что происходит.
— Что? — подбежала ко мне Надин. — Что за письмо? О! Сургучная печать! Лиза! — почти шёпотом выдохнула она. — Это от матушки Екатерины! Пошли быстро в комнату. — потянула она меня за рукав.
Зайдя в комнату, я бросила свёртки на кровать и, не раздеваясь, открыла письмо. На руку мне упал перстень и стопка ассигнаций. На плотной, хорошо пахнущей бумаге было написано: «Вчерась пела о муже, то бы никому, кроме жениха своего, перстень сей не отдавала». И аккуратная подпись Екатерины.
Я стояла и не могла поверить своим глазам. У меня в руках настоящее письмо Екатерины Великой!
— Лиза! — Надин сидела на моей кровати и держала в руках деньги. — Триста рублей! Вот это да! А в письме-то что? Деньги будешь принимать?
— От государыни письмо и деньги она прислала, — как во сне проговорила я.
— Лиза! — только и проговорила Надин, прижав руки к груди и глядя на меня влюблёнными глазами.
В чувство нас вернули громкие шаги в коридоре. В комнату без стука вошли Андрей и Василий, неся в руках полные корзины конфет.
— Вот, ваша светлость, граф Безбородко просит принять его, — с поклоном поставили они корзины на пол.
— Зачем? — удивилась я. — Разве я не ясно дала понять, что не приму подарков от графа? Алёнка! — крикнула я в коридор. Девочка, словно ждала моего зова, появилась в ту же секунду.
— Звали, барыня?
— Не барыня я тебе, конфет хочешь? Вот, обе корзины твои. — Девочка переводила взгляд с меня на корзины, не веря своему счастью. — Бери, говорю. Давай быстро. — Схватив огромные корзины, девчонка кое-как потащила их по коридору. «Надорвётся ещё», — почему-то подумалось мне. А Васька и Андрейка стояли и хлопали глазами.
— Ну, чего встали? Бегите, доложите своему сюзерену, что я сделала с его подарком. Я надеюсь, понятно. Не принимаю я подарков от графа, так и передайте.
Растерявшиеся прихлебатели молча развернулись и ушли. Наверное, никто ещё так с их графом не поступал.
— Ну, ты Лиза! — только и смогла выдохнуть Надин. — Девочки из труппы мечтают о таком покровителе, а она вон его гонит.
— У меня другой покровитель, — потрясла я письмом. — Что мне какой-то граф?
— Не скажи, — вздохнула Надя. — Жизнь он может испортить.
В коридоре опять раздались шаги, дверь в комнату так и не закрыли.
— Ну, кто ещё, — грозно проговорила я, думая, что это прислужники графа.
В проём двери сунулась голова мальца и опять спряталась.
— Так это, я яблоки принёс, вы купили, земляные. Вот, — лепетал он с коридора.
— Заходи, — мы с Надин рассмеялись. — Молодец, вот тут поставь. — Достав из кошеля монетку, я поблагодарила мальца и закрыла за ним дверь. Смеяться с Надей мы не переставали.
— Ну, конфеты приняла? — спросил Александр Андреевич, стоя на крыльце своего дома. Когда туда с докладом направились Андрей и Василий, он был в хорошем расположении духа.
Следует отметить, что молодые люди были из богатых семей. Василий Кокушкин был основателем знаменитой купеческой фирмы в Петербурге, а Андрей Судиенко — родоначальником богатейшей дворянской фамилии на Черниговщине. История умалчивает, почему они прислуживали графу, но, вероятно, это было их способом пробиться ко двору.
— Девке дворовой отдала, — вздохнули они в ответ.
— Во, язва, — с восхищением проговорил он, — но ничего, не устоит.
— Лизонька, ну что ты, собирайся! Нам же ещё на спектакль к Силе Николаевичу. — торопила меня Надин, пока я чистила картошку. Как же мне хочется жареной картошечки! Как только вернёмся со спектакля, сразу же пожарю.
— Я уже заканчиваю. Потом сама меня будешь благодарить. Надя, а как ты знаешь время? Где часы?
— Ты чего? Мимо ходим. Ну, ты меня иногда просто удивляешь. — всплеснула руками Надин.
— И удивляйся. А часы мне покажи.
— Да покажу, как маленькая, в самом деле, — хмыкнула она, надевая шляпку. — Лиза, я сейчас хоть и не вижу время, но точно знаю, что опоздаем. Впрочем, тебе оправдываться перед женихом. Чай не императрица, чтобы ждали.
— А часы-то где?
— Господи, да на Крестовском острове есть, на колокольне церкви Святых апостолов Петра и Павла. Ещё по пути в Петергоф двадцать семь столбов и по пути в царское село двадцать два столба. Летом обязательно прокатимся, посмотрим на них. Зачем они тебе нужны? — возмущалась Надин.
— Интересно. Примерное-то время знаю, а как определить точное?
— Ещё чего, точное-то тебе зачем. Не морочь голову, до полудня и от полудня, живот подскажет.
— Живот неверно подскажет. Вот ты, как определила, что мы опаздываем, — не сдавалась я.
— По солнцу, — Надин сердито подняла руки вверх. — Видишь, солнце к закату, спектакль скоро. Часы тоже солнечные, дались они тебе. На Крестовском в виде одуванчика, на колокольне в виде спирали. Ну, а столбы и есть столбы. Всё довольна. Можно подумать ни разу не видела. — Сердилась Надин.
А я же не скажу, что ни разу не видела. Откуда? До нашего времени сохранились только столбы, и то штук пятнадцать. А циферблат вообще, кажется, на одном.
5
До театра мы бежали, но успели вовремя. Сегодня давали комедию Княжнина «Чудаки», и Сила Николаевич играл роль слуги Пролазы.
Сила Николаевич был великолепен на сцене, и зал аплодировал стоя. Его комическое амплуа быстро покорило сердца зрителей. Дамы млели от восторга, когда он обращал на них внимание.
По окончании спектакля мы с Надин отправились за кулисы, чтобы увидеть Силу. Однако нас встретил бойкий малый и передал мне записку. В ней Сила Николаевич извинялся, что не может сегодня встретиться со мной, так как приглашён на ужин к одной очень богатой даме. И обещал назавтра, после моего спектакля, отвести меня в кондитерскую Вольфа и Беранже.
— Издержки профессии, — хмыкнула Надин. — Интересно, когда вы поженитесь, он так же будет ездить на званые ужины?
— Надя! Сама же знаешь, иногда нет возможности отказаться.
— Знаю, поэтому и не выйду замуж за актёра, — вздохнула Надин. — Пока ни за кого не выйду, не за кого, — хихикнула она.
А дома меня ждал сюрприз. У дверей стоял лакей.
— Барышня Лизавета Уранова? — поинтересовался он. Я кивнула. — Тогда это вам, — лакей указал на кучу свёртков и коробок. Ничего не понимая, я спросила, от кого они. В тайне надеясь, что всё это прислал мне Сила и про ужин он пошутил.
— Граф Безбородко Александр Андреевич, — ответил лакей и протянул мне красивый футляр, обитый бархатом. Открыв его, я обнаружила колье с бриллиантами.
— Ну, это уж слишком! Сейчас же всё заберите и верните графу. — Я решительно прошла мимо подарков в парадную и закрыла перед опешившим посыльным дверь.
— Лиза, как ты можешь? — удивлялась Надя. — Там столько всего!
— Я могу! Не хочу зависеть от этого старца. Он тебе нравится? Вот и сделай всё, чтобы он обратил на тебя внимание.
— Мне не он нравится, мне нравятся его подарки. Я как-нибудь потерплю его.
— Надя, всё, закрыли тему. Я картошку жарить буду, а ты девочек позови, сейчас будет званый ужин. Я приглашаю.
— Лиза, мы и не знали, что ты такая рукодельница. И где только научилась? Насколько мы помним, в пансионе не учат готовить, — нахваливали девочки, кушая жареную картошку, или, как здесь называют земляное яблоко.
— Подсмотрела, где-то и не помню. Вкусно же. Какая разница кто научил, — вот тут я оплошала. Действительно, не учат в пансионе готовить кушать. Учили петь, играть на инструментах. Французскому, который, кстати, я совершенно не знаю. А Лиза Уранова, настоящая, на нём общалась великолепно. Но пока мне везёт. По-французски со мной ещё никто не общался. А, ещё учат флиртовать с мужчинами. Оказывается, это целая наука. Надо что-то придумать насчёт языка. Может, Надин как-то поможет?
— Ну, всё, девочки, расходимся. Завтра рано на репетицию. Кто первый будет стоять во дворе, тот займёт столик у окна, — проговорила Варя, выходя из комнаты.
— Да ты же и будешь первой. Только грим завтра не накладывать, так репетицию проведём, — смеясь, девочки разошлись по комнатам. А я осталась мыть посуду. Да, то ещё занятие. Ни тебе моющего, ни проточной воды. Горячую, нагрею. А посуду мыть буду в тазу, где умываюсь. Хорошо хоть посуды немного. Ели с одной сковороды.
Как и предполагали, утром во дворе Варенька была одной из первых. А это значит, что самый лучший стол в гримёрной достанется ей. Ну, и пусть.
В театре меня отозвала в сторону миловидная, белокурая девушка. И скромно потупив взгляд, заговорила. А я пыталась вспомнить её имя. Вчера называли. Девушка говорила очень тихо, и мне пришлось прислушаться.
— Я понимаю, что не имею права настаивать, но у меня дочь, — говорила она.
— Стоп! — перебила я Ольгу, актрису нашего театра, которая пела в хоре. — На чём настаивать?
— Ну, как граф, Безбородко. — И она умолкла, будто это могло мне всё объяснить.
— И что граф?
— Я у него живу. У нас дочь. Она обожает папу, а Александр Андреевич на тебя засматривается. Я прошу, не обижай мою девочку.
— Ещё раз стоп! Как я могу обидеть твою дочь? Ты жена графа? — Ольга сделала неопределённый жест рукой. — Ага, понятно, гражданская. — Мне твой старый пень и даром не нужен. А все его подарки я буду переправлять твоей дочери. Будь спокойна.
Ольга застенчиво улыбнулась, склонила голову и пошла дальше по коридору.
Во мне кипело возмущение. Вот гад! Имеет жену, пусть и невенчанную. Хотя в это время жить гражданским браком считалось большим грехом. И вроде должно быть стыдно. Может, поэтому Ольга тише воды, ниже травы?
Я всегда была уверена, что в старые времена гражданскими браками не жили. Срочно нужна Надин. Поискав подругу глазами, немного расстроилась. У своего столика сидела Варя. А, спрошу сейчас у неё.
— Варенька, а ты в курсе, что Ольга живёт с графом?
— Конечно, повезло ей. А что?
— Просто, как-то не венчанные, — добавила я в голос, как можно больше смущения.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.