Бесплатный фрагмент - Потомок

Глава 1: Падение

Возвращение в сознание было не пробуждением, а насильственным изгнанием из небытия. Первым пришел звук — низкий, вибрирующий гул, похожий на скрежет гигантских, несмазанных шестерней. Затем — боль. Тупая, пульсирующая в висках, и острая, колючая, в каждом разбитом суставе. Андрей попытался вздохнуть, но воздух был тонким, разряженным, с резким запахом озона и вековой пыли.

Он открыл глаза. И ничего не увидел. Тьма. Абсолютная, всепоглощающая.

Он лежал на чем-то сыпучем и остром, похожем на смесь остывшего пепла и битого стекла. Он пошевелился, и каждый мускул отозвался протестующим воем. Воспоминания возвращались обрывками, как кадры из кошмарного сна: рев Ахара, крик Алёны, ее рука, исчезающая в пульсирующем разломе, его собственный отчаянный прыжок…

— Алёна! — хрипло позвал он.

Тишина. Густая, тяжелая, равнодушная. Гул не прекращался, он был фоном этого мира, его единственной, монотонной песней.

Он снова позвал, громче, вкладывая в крик всю свою надежду и страх.

— АЛЁНА!

Ответом было лишь эхо, странное, искаженное, которое, казалось, возвращалось к нему через несколько мучительно долгих секунд. Он был один.

Он сел, превозмогая боль. Его рука нащупала что-то рядом. Холодный, гладкий металл. Он поднял его. Клинок, который он выхватил у павшего ангела. В этой абсолютной тьме лезвие начало слабо, очень слабо светиться ровным, белым светом. Этого было достаточно.

Свет выхватил из мрака кусок сюрреалистического, безумного пейзажа. Он сидел в центре гигантской воронки из серого пепла. Небо над головой было темно-фиолетовым, без единой звезды, но его прочерчивали медленно плывущие, светящиеся узоры, похожие на архитектурные чертежи рухнувших городов. Вдалеке, на горизонте, торчали шпили зданий, растущих под невозможными углами, а над ними, в воздухе, висели острова из черного камня, с которых, как водопады, сыпался песок.

Междумирье. Лита рассказывала ему об этом месте. Свалка мертвых миров, кладбище забытых снов. Место, где реальность умерла и ее обрывки медленно гниют в вечности.

Он встал, шатаясь. Его тело было одной сплошной гематомой. Он провел рукой по голове и нащупал запекшуюся кровь. Ангельский клинок в его руке светился чуть ярче, словно отзываясь на его волю. Он был его единственным ориентиром в этом мире теней.

«Найти ее, — эта мысль была единственным, что удерживало его от падения в бездну отчаяния. — Найти ее и вернуть домой».

Он начал идти, сам не зная куда, просто прочь из воронки. Каждый шаг был пыткой. Под ногами хрустело битое стекло реальностей. Он шел через пустыню из пепла, мимо гигантских, окаменевших скелетов существ, которых не знала ни одна земная наука.

И тут он почувствовал это. Что-то неправильное. Он остановился, пытаясь понять. В его голове промелькнуло яркое, теплое воспоминание: смех его возлюбленной супруги, когда он держал её на руках в солнечном парке. Образ был таким живым, что он почти почувствовал тепло солнца на своей коже. А затем, за долю секунды, он потускнел. Яркие краски выцвели, смех стал далеким, глухим эхом. Воспоминание, только что бывшее живым, превратилось в старую, выцветшую фотографию.

— Что за… — пробормотал он.

В этот момент он увидел движение.

Справа от него, метрах в пятидесяти, воздух замерцал, как от жара. И из этого марева соткалось существо. Оно было похоже на гигантское насекомое, богомола, но его тело состояло не из плоти, а из дрожащих, как осколки стекла, кристаллических пластин. Оно двигалось рывками, неестественно, словно кадры из поврежденного фильма, то исчезая, то появляясь на метр ближе. Оно не шло. Оно сдвигалось в пространстве.

Андрей замер, его рука крепче сжала рукоять клинка. Существо, казалось, не видело его, но оно двигалось в его сторону. И когда оно приблизилось, Андрей почувствовал это снова, но теперь гораздо сильнее.

Его собственное время начало искажаться. Он попытался сделать шаг назад, но его ноги двигались медленно, словно в густом киселе. Мысли в голове стали вязкими, неповоротливыми. Он чувствовал, как из него высасывают не кровь, не душу, а сами секунды его жизни. Он старел. Прямо здесь, на этом проклятом пепелище.

Хрональный хищник. Пожиратель времени.

Существо было уже в нескольких метрах. Оно подняло свои кристаллические, похожие на лезвия, передние конечности, готовясь к удару. Андрей, собрав всю свою волю, взмахнул ангельским клинком.

Он не пытался ударить. Он просто выставил его перед собой.

Яркий, чистый свет лезвия вспыхнул, и хищник издал беззвучный, ментальный визг боли. Его тело замерцало еще сильнее, и он отшатнулся. Свет порядка, свет стабильного времени был для него ядом.

Это дало Андрею мгновение. Он развернулся и побежал. Он бежал, не разбирая дороги, спотыкаясь, падая, поднимаясь и снова бежа. Он чувствовал, как хищник следует за ним, держась на расстоянии, выжидая, пока он ослабеет.

Впереди, в фиолетовом сумраке, он увидел спасение. Гигантское, изогнутое ребро, торчащее из пепла — останки какого-то исполинского существа. Он нырнул под него, в узкую, темную расщелину, и затаился.

Хищник покружил снаружи, его скрежет, казалось, проникал сквозь камень. Но свет клинка, который Андрей держал перед собой, не давал ему приблизиться. Через несколько долгих, мучительных минут тварь, потеряв интерес, «сдвинулась» и исчезла.

Андрей сидел в темноте, тяжело дыша. Его сердце колотилось, как пойманная птица. Он был один. Ранен. В мире, где сама реальность была сломана, а время было добычей для местных хищников. Он посмотрел на свой клинок, на его ровный, спокойный свет. Это было его единственное оружие. Его единственный шанс.

Он должен был найти Литу. Он должен был найти Алёну. И он должен был выжить. Во что бы то ни стало. Война за Землю была окончена. Началась война за выживание в аду.

Глава 2: Тень и Пламя

Андрей сидел в темноте, забившись в узкую расщелину под исполинским, окаменевшим ребром. Он не знал, как долго просидел там — час или вечность. Время здесь было вязким, ненадежным. Единственным, что оставалось реальным, была пульсирующая боль в голове и холодный, ровный свет ангельского клинка, который он сжимал в руке так, что костяшки побелели.

Хрональный хищник, или «хроно-бродяга», как пронеслось в его памяти слово из рассказов Литы, ушел. Но Андрей все еще чувствовал его фантомное присутствие, как озноб после высокой температуры. Он снова и снова переживал то ужасное ощущение, как из него высасывают воспоминания, как яркие, живые образы его прошлого превращаются в выцветшие, безжизненные фотографии. Он понял, что в этом мире можно умереть не только от когтей и клыков. Можно умереть от забвения, растеряв по капле все, что делало его самим собой.

Он заставил себя подняться. Каждый мускул протестовал. Он был один. Ранен. В мире, где сама реальность была его врагом. Мысль об Алёне, о том, что она может быть в еще большей опасности, была единственным, что заставляло его двигаться. Он должен был найти Лита. Она знала этот мир. Она была его единственным шансом.

Он выбрался из своего укрытия и осторожно двинулся вперед, ориентируясь по странным, светящимся чертежам, проплывающим в фиолетовом небе. Он шел, постоянно оглядываясь, его клинок был выставлен вперед, как талисман, отгоняющий тьму.

И тут он услышал это снова. Тот самый скрежет, похожий на звук ломающегося стекла. Но теперь он был не один. Он доносился с нескольких сторон одновременно.

Андрей замер, его сердце ухнуло в ледяную пропасть. Из-за гребня пепельного бархана, из руин невозможного, спирального здания, из самой тени, отбрасываемой гигантскими кристаллами, начали появляться они. Хроно-бродяги. Не один. Целая стая. Их было не меньше пяти. Они двигались скоординировано, как волки, окружая его, отрезая пути к отступлению. Они не спешили. Они знали, что добыча поймана.

Он был в ловушке. Он поднял клинок, готовый продать свою жизнь как можно дороже. Он чувствовал, как их коллективное поле искажает время вокруг него, делая воздух густым, а его собственные движения — медленными и неуклюжими. Он чувствовал, как они начинают пировать его воспоминаниями, вытягивая из него тепло последних счастливых дней.

Первый хищник атаковал, совершив резкий, рваный «сдвиг» в пространстве и оказавшись прямо перед ним. Андрей из последних сил взмахнул клинком. Свет лезвия заставил тварь отшатнуться, но остальные уже приближались с флангов. Это был конец.

И в этот момент тьма ожила.

Тень, лежавшая у подножия гигантского ребра, под которым он прятался, вдруг сгустилась, потекла, как черная ртуть, и обрела форму. Из нее, как из кокона, шагнула Лита.

Она выглядела иначе, чем на Земле. Ее элегантное платье исчезло, сменившись облегающим, сотканным из чистой тени, доспехом. Ее волосы, черные, как сама бездна, развевались, хотя ветра не было. Она выглядела не как гостья в этом мире. Она выглядела как его хозяйка.

— Какие невоспитанные твари, — произнесла она с ледяным спокойствием, и ее голос прорезал ментальный шум, как удар кнута. — Совсем отбились от рук без присмотра.

Хроно-бродяги, увидев ее, на мгновение замерли, словно узнав древнюю, истинную власть. Но голод был сильнее страха. Они с визгом бросились на нее.

— Смотри и учись, Потомок, — бросила она Андрею.

То, что произошло дальше, не было похоже на бой. Это была казнь. Лита не двигалась. Она просто раскинула руки, и из ее тени хлынули десятки острых, как бритва, теневых клинков. Они двигались с невероятной скоростью, пронзая кристаллические тела хищников, разрывая их на части. Хроно-бродяги пытались «сдвигаться», искажать время, но теневые клинки Литы, казалось, существовали вне времени. Они били не туда, где были хищники, а туда, где они будут через долю секунды.

Последний, самый крупный хищник бросился прямо на нее. Лита не отступила. Она просто протянула руку, и тень под ногами твари превратилась в живые, хватающие щупальца. Они оплели монстра, и тот с визгом замер, парализованный. Лита медленно подошла к нему.

— Ты забыл, кто здесь хозяйка, — прошептала она и положила ладонь ему на голову.

Кристаллическое тело хищника пошло трещинами и с тихим звоном рассыпалось в горстку серого пепла.

Все было кончено. Лита отряхнула руки, словно стряхивая невидимую пыль, и повернулась к ошеломленному Андрею.

— Ну что, Потомок? — в ее голосе снова появилась знакомая ирония. — Прогулка по парку оказалась не такой приятной, как ты рассчитывал? Ты бы и пяти минут здесь один не протянул.

Андрей медленно поднялся, опираясь на свой клинок. Смесь облегчения, благодарности и жгучего унижения обожгла его. Он, наследник богов, только что был спасен, как беспомощный котенок.

— Почему… почему ты последовала за мной? — хрипло спросил он.

Лита подошла ближе. Она обошла его, оценивающе, как ценный, но слегка поврежденный артефакт.

— Потому что ты — единственное оружие, способное убить Ахара, — прагматично ответила она. — Потерять тебя здесь из-за этих мелких падальщиков было бы непростительной тратой ценного ресурса. Я не спасала тебя, Андрей. Я спасала свою инвестицию в будущее.

Она остановилась перед ним, и ее темно-вишневые глаза заглянули ему прямо в душу.

— Добро пожаловать в Междумирье. Отныне ты не Потомок богов. Ты — моя проблема. И моя единственная надежда. Так что постарайся не умирать так быстро. У нас впереди долгая дорога.

Она развернулась и пошла прочь, вглубь этого кошмарного мира, не оборачиваясь, уверенная, что он последует за ней. И Андрей, сжав зубы, пошел. Его спасательная миссия превратилась в отчаянную борьбу за выживание под конвоем жестокой, циничной демонессы. Но он был жив. И это было единственное, что имело значение.

Глава 3: Уроки выживания

Андрей шел за ней, и каждый шаг был унижением. Боль в разбитом теле была ничем по сравнению с горечью бессилия. Он, Потомок богов, наследник созидательной силы, плелся, как побитый щенок, за демонессой, которая только что спасла его, не моргнув и глазом. Он сжимал в руке ангельский клинок, и его ровный, чистый свет казался насмешкой в этом мире, где выживала лишь тьма.

Они шли по пустыне из серого пепла, под фиолетовым небом, прочерченным призрачными чертежами. Вокруг них, как кости доисторических чудовищ, торчали обломки мертвых миров: спиральные башни, уходящие в никуда, гигантские, застывшие в вечном крике статуи, мосты, перекинутые через пропасти, которых не существовало.

— Перестань истекать светом, Потомок, — внезапно бросила Лита через плечо, не сбавляя шага. — Ты сияешь, как новогодняя елка посреди кладбища. Так и напрашиваешься, чтобы тебя съели.

Андрей не понял.

— Что?

— Твоя аура, — она раздраженно взмахнула рукой. — Твоя жизненная сила. Она яркая, теплая, полная эмоций. Для местных падальщиков это все равно что запах свежей крови для акул. Ты кричишь на все Междумирье: «Эй, я живой и вкусный, идите сюда!».

Она резко остановилась и повернулась к нему. Ее темно-вишневые глаза впились в него.

— Урок первый: стань серым камнем.

Она не стала объяснять. Она просто сделала это. На мгновение ее собственная, могучая, темная аура, которую он чувствовал как зону холода и власти, просто… исчезла. Она все еще стояла перед ним, но энергетически ее не было. Она стала неотличима от окружающего пепла, от мертвого камня.

— Как? — выдохнул он.

— Воля, — коротко ответила она. — Ты должен захотеть стать невидимым. Погаси свои эмоции. Сверни свою силу внутрь. Представь, что ты — просто камень. Холодный, пустой, никому не нужный. Давай.

Андрей попытался. Он закрыл глаза, пытаясь подавить боль, страх, отчаяние, тоску по Алёне. Но чем сильнее он пытался, тем ярче они горели. Его аура, наоборот, вспыхнула еще ярче от внутреннего напряжения.

Лита цокнула языком.

— Безнадежен. Ладно, проехали. Если тебя сожрут, я просто найду другой способ достать Ахара. Иди за мной. И постарайся хотя бы не думать так громко.

Ее угроза подействовала лучше любого урока. Страх потерять своего единственного, пусть и жестокого, проводника заставил его сосредоточиться. Он снова закрыл глаза и представил не серый камень, а свою школьную мастерскую поздно ночью. Тишина, прохлада, запах остывшего дерева. Покой. Это сработало. Он почувствовал, как его собственное свечение тускнеет, становится менее заметным.

— Уже лучше, — не оборачиваясь, бросила Лита. — Хотя бы не маяк, а так, тусклый фонарик.

Они шли дальше, и Андрей начал понимать, что такое «ментальный шум», о котором она говорила. Это была не просто какофония. Это был непрерывный, всепроникающий шторм из обрывков чужих мыслей, предсмертных криков, потерянных надежд и угасших желаний. Эхо миллиардов смертей из миллиардов миров. Этот шум проникал в голову, пытался подменить его собственные воспоминания чужими, сводил с ума. Он чувствовал фантомную боль солдата, умирающего на забытой войне, отчаяние матери, потерявшей ребенка в угасшей вселенной.

— Как ты это выносишь? — спросил он, прижимая руки к вискам.

— Урок второй: якорь, — сказала Лита, не останавливаясь. — Ты не можешь заткнуть этот шум. Но ты можешь его игнорировать. Найди одно воспоминание. Самое сильное, самое чистое, самое важное. И держись за него. Сделай его своим якорем в этом шторме. Все остальное — просто помехи.

Андрей закрыл глаза. Он перебирал воспоминания, но все они были болезненными, запятнанными недавними событиями. И тогда он нашел его. Не день свадьбы, не первое свидание, а что-то более простое. Летний вечер, несколько лет назад. Они с Алёной сидят на веранде их дачи. Закат. Стрекочут сверчки. Она положила голову ему на плечо и что-то тихо напевает. В тот момент не было ни прошлого, ни будущего. Было лишь абсолютное, тихое, всепоглощающее счастье.

Он вцепился в этот образ, как утопающий в спасательный круг. Он снова и снова прокручивал его в голове, чувствуя фантомное тепло ее головы на своем плече, слыша ее тихую мелодию. И шум Междумирья отступил. Он не исчез, но превратился в далекий, неразборчивый гул, как шум моря за толстым стеклом.

— Так-то, — кивнула Лита, почувствовав перемену. — Ты учишься.

Они шли, и Андрей начал видеть мир глазами демонэссы. Он начал понимать ее уроки на практике.

— Урок третий: читай реальность, — говорила она, указывая на призрачную, мерцающую башню, которая то рушилась, то отстраивалась заново. — Это — эхо. Слабое, нестабильное воспоминание. Внутри пустота. Не ходи туда.

Она указала на окаменевший, покрытый инеем лес вдалеке.

— А это — стабильный остров. Сильная, застывшая эмоция. Возможно, скорбь по погибшему миру. Там можно отдохнуть. Там нет хищников. Они не любят места, где время остановилось.

Она учила его выживать. Жестоко, прагматично, без единого слова сочувствия. Она учила его находить съедобные (для таких, как они) кристаллические наросты, которые росли на обломках, заряженных сильной энергией. Учила отличать ментальных хищников от простых иллюзий. Учила «чувствовать» швы реальности, чтобы не провалиться в карман нестабильного времени.

К концу этого бесконечного цикла, который здесь заменял день, они добрались до одного из таких «стабильных островов». Это было то, что когда-то было детской площадкой. Застывшие, покрытые пеплом качели. Ржавая горка, уходящая в никуда. И карусель, вмерзшая в кристаллизованную землю. Все это было пропитано одной-единственной, невероятно сильной эмоцией — чистой, незамутненной детской радостью, которая, как янтарь, сохранила этот островок от распада.

Андрей рухнул на пепел у подножия горки, полностью обессиленный. Он выжил. Он прошел первый урок.

Лита стояла над ним, ее темный силуэт вырисовывался на фоне фиолетового неба. Она смотрела на него, и в ее глазах на мгновение промелькнуло нечто новое. Не жалость, нет. Скорее, удовлетворение инженера, который только что убедился, что созданный им механизм, хоть и со скрипом, но работает.

— Отдыхай, Потомок, — сказала она. — Завтра урок будет сложнее. Завтра мы будем учиться не прятаться, а охотиться.

Она села на ржавую карусель, и та под ней даже не скрипнула. Андрей закрыл глаза, вцепившись в свое единственное теплое воспоминание. Впереди была долгая, холодная ночь на этом кладбище миров. Но он был жив. И он был больше не один.

Глава 4: Город Отражений

Они шли сквозь вечность, и Андрей учился. Лита была безжалостным, но эффективным учителем. Она не объясняла. Она показывала. Она учила его не просто выживать, а охотиться.

— Твоя сила, Потомок, — сказала она однажды, когда они остановились на короткий привал, — это не просто щит. Это приманка. Ты — живой, теплый, полный воспоминаний огонек в мире холодной пыли. Местные твари чуют тебя за версту. Так перестань быть жертвой и начни ставить капканы.

Она показала ему, как. Их целью был одинокий хроно-бродяга, которого они заметили издалека.

— Он питается временем, воспоминаниями, — объясняла Лита. — Особенно яркими. Так дай ему то, чего он хочет. Но на своих условиях.

Она заставила Андрея сделать то, что казалось ему кощунством. Он должен был взять свой «якорь» — самое светлое, самое чистое воспоминание об Алёне, о том тихом вечере на даче — и не спрятать его, а наоборот, выставить наружу. Сконцентрироваться на нем, сделать его ярким, сочным, притягательным.

— Ты используешь свою душу как наживку, — с холодной усмешкой сказала она. — Привыкай.

Андрей подчинился. Он закрыл глаза и с невероятным усилием воли воссоздал тот вечер во всех деталях: тепло солнца на коже, запах флоксов, тихую мелодию, которую напевала Алёна. Он почувствовал, как его аура вспыхнула теплым, золотистым светом.

И хищник отреагировал. Хроно-бродяга, до этого бесцельно дрейфовавший, замер, а затем рваными, быстрыми «сдвигами» начал приближаться к ним.

— А теперь — главное, — прошептала Лита, и её теневой клинок появился в руке. — В тот момент, когда он начнет питаться, он будет наиболее уязвим. У него есть ядро, временной анкер. Точка, где он соприкасается с реальностью. Ты должен почувствовать его и ударить. Не силой. А волей.

Тварь была уже в нескольких метрах. Она остановилась и, казалось, начала «вдыхать» его воспоминание. Андрей почувствовал знакомое, тошнотворное ощущение — его самое дорогое воспоминание начало тускнеть, выцветать. Но вместе с этим он почувствовал и другое. Тонкую, вибрирующую нить, которая тянулась от хищника к его душе. И на этой нити он нащупал узел. Ядро.

В тот же миг, повинуясь команде Литы, он выбросил вперед руку, в которой сжимал ангельский клинок. Он не целился. Он просто направил свою волю в этот узел. Клинок вспыхнул, и хроно-бродяга издал беззвучный, ментальный визг. Его кристаллическое тело пошло трещинами и с тихим звоном рассыпалось в пыль.

Андрей тяжело дышал, его сердце колотилось. Он только что использовал свою любовь как наживку, чтобы убить монстра.

— Хорошо, — кивнула Лита. — Ты учишься.

Они шли дальше, и впереди, в дрожащем мареве, из хаоса обломков начал проступать город. Его руины были странными. Здания, казалось, были целы, но их контуры постоянно дрожали, переливались.

— Город Отражений, — пояснила Лита. — Один из самых больших и самых опасных «стабильных островов». Каждое здание здесь — это эхо, отражение одного из бесчисленных миров. Там мы сможем отдохнуть. Если выживем.

Они вошли в город. Под ногами была не брусчатка, а гладкая, зеркальная поверхность, в которой отражалось не их собственное лицо, а далекое, чужое звездное небо. Андрей с благоговением и ужасом смотрел на здания-отражения. Вот небоскреб из живого, пульсирующего кристалла. Вот приземистая, закопченная крепость, из которой доносились крики. Вот город, построенный из чистой музыки.

И тут Андрей остановился.

Он смотрел на одно из зданий. Это был не небоскреб и не крепость. Это был простой, двухэтажный деревянный дом с верандой, обвитой диким виноградом. Точная копия их с Алёной старой дачи.

Он не просто видел его. Он чувствовал. Он услышал знакомый, родной скрип качелей на веранде. Почувствовал запах флоксов. А затем… он услышал её голос. Алёна. Она сидела на крыльце с мольбертом и что-то тихо напевала.

— Нет… — прошептал он.

Его «якорь», его самое светлое воспоминание, только что материализовалось перед ним. И оно звало его.

— Андрюша? Это ты? — донесся из отражения ее голос. — Я так долго тебя ждала.

Его рациональный ум, все уроки Литы — все это рассыпалось в прах. Он видел не отражение. Он видел дом. Он сделал шаг.

— Андрей, стой, — голос Литы прозвучал резко, как удар кнута.

Но он ее не слышал. Он сделал еще шаг, протягивая руку к призрачной калитке. Он был готов отдать все, чтобы еще хоть раз оказаться там. Плевать, что это иллюзия. Плевать на войну, на Ахара, на свою миссию. Просто еще пять минут. Пять минут счастья.

— Я сказала, стой! — Лита рванула его назад с такой силой, что он едва не упал.

— Пусти! — закричал он, пытаясь вырваться. — Она там! Моя Алёна!

— Там никого нет, идиот! — прошипела она, ее пальцы впились в его плечо, как стальные когти. — Это эхо-ловушка! Она показывает тебе то, чего ты хочешь больше всего на свете! Шагнешь за порог — и она начнет пожирать твои воспоминания, твою душу, пока от тебя не останется пустая, слюнявая оболочка с улыбкой на лице!

Но он не верил. Он видел, как Алёна встала с крыльца и улыбнулась ему той самой улыбкой, от которой у него всегда замирало сердце.

— Андрюша, иди домой. Ужин стынет.

Он снова рванулся вперед. И тогда Лита, поняв, что слова бессильны, с размаху ударила его по лицу. Звонкая, оглушительная пощечина.

Мир качнулся. Иллюзия на мгновение дрогнула. Боль, острая, настоящая, физическая, прорвала пелену наваждения. Он посмотрел на Лита. В ее глазах была холодная, расчетливая ярость.

— Ты… — прохрипел он.

— Я спасаю свою инвестицию, — отрезала она. — А теперь смотри, Потомок. Смотри, куда ты так рвался.

Она держала его, заставляя смотреть. И он увидел. Уютный домик начал искажаться. Голос Алёны превратился в мерзкое, хихикающее эхо. Ее улыбка — в хищный, беззубый оскал. Цветущий сад начал гнить, покрываясь плесенью. Дом, его рай, на его глазах превращался в пасть чудовища.

Андрей отшатнулся, его лицо было белым от ужаса. Он рухнул на колени, его рвало желчью и пустотой.

Лита отпустила его. Она стояла над ним, высокая, темная, безжалостная.

— Урок четвертый, и самый главный, — сказала она, и ее голос был холоден, как лед в этом мире. — В Междумирье нет ничего опаснее, чем надежда. Запомни это. Или умри.

Она развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Андрей остался один на коленях перед уродливой пародией на свое счастье. Он выжил. Но что-то внутри него умерло. Что-то теплое, светлое, человеческое. И на его месте начала прорастать холодная, как сталь ангельского клинка, ярость.

Глава 5: Гончие Бездны

Андрей шел за Литой, и в нем боролись два чувства: жгучий стыд за свою слабость и холодная, кристаллизующаяся ярость. Образ улыбающейся Алёны, превращающейся в хищный оскал, выжег из него остатки наивности. Он понял. В этом мире надежда была ядом. А любовь — идеальной наживкой.

Они нашли временное укрытие. «Стабильный остров», который Лита выбрала, был отражением мира, где цивилизация погибла от пандемии. Высокие, поросшие мхом небоскребы стояли в абсолютной тишине. Это место было пропитано одиночеством, а не горем, и потому хищники обходили его стороной. Они устроились в руинах старой библиотеки, среди истлевших, превратившихся в пыль книг.

— Отдыхай, Потомок, — бросила Лита, садясь на обломок мраморной колонны. — Ты потратил много эмоций. Сейчас ты пахнешь, как шведский стол для любой твари в радиусе лиги.

Андрей молча сел, прислонившись к стене. Он закрыл глаза и попытался снова стать «серым камнем», как она учила. Погасить свою ауру, спрятать свой свет. Но теперь это было проще. Его внутренняя буря улеглась, сменившись ледяным штилем.

— Он знает, что мы здесь, — сказал он.

— Ахар? — Лита усмехнулась. — Он знал, что мы здесь, в тот самый момент, как ты своим воплем прорвал завесу между мирами. Вопрос был не в том, найдет ли он нас, а в том, когда он пришлет своих ищеек.

Ищейки не заставили себя ждать.

Лита почувствовала их первой. Она резко вскинула голову, как волчица, почуявшая чужой запах на ветру.

— Вставай, — ее голос был тихим, но в нем звенела сталь. — Охота началась.

Андрей вскочил, его рука сама легла на рукоять ангельского клинка. Ментальный шум Междумирья, до этого бывший фоновым гулом, изменился. В нем появились резкие, диссонирующие ноты — целенаправленные, полные хищной воли импульсы.

— Что это? — спросил он.

— Гончие Бездны, — ответила Лита, ее глаза сканировали дрожащие отражения руин. — Не те тупые твари, что бегают по Земле. Эти созданы для охоты здесь. Они не бегут. Они скользят по швам реальности.

Они увидели их. Из-за угла зеркального небоскреба выскользнула первая. Она была похожа на гигантскую, изломанную пантеру, но ее тело было соткано не из плоти, а из сгустившейся, мерцающей тьмы, и оно постоянно меняло форму. За ней появилась вторая, третья. Их было четверо. Они двигались беззвучно, их лапы не касались зеркальной земли. Они окружали их, используя архитектуру Города Отражений, появляясь то в отражении окна, то прямо из тени колонны.

— Они загоняют нас, — констатировала Лита. — Хотят зажать в одном из переулков.

Так и случилось. Они отступали, но каждый путь к отступлению оказывался отрезанным новой тенью. Вскоре они оказались в тупике — в узком переулке, стены которого были не зданиями, а калейдоскопом из сотен дрожащих, сменяющих друг друга отражений: пустыни, океаны, города из света.

Четыре гончие замерли у входа, отрезая им путь.

— Я беру двух слева, — сказала Лита. — Ты — тех, что справа. Постарайся не умереть.

Андрей, полный новообретенной ярости, атаковал первым. Он взмахнул клинком, посылая в сторону гончих волну чистого, белого света. Но произошло то, чего он не ожидал. В тот момент, когда его энергия должна была ударить по тварям, они просто «моргнули» — их тела на долю секунды стали нематериальными, и волна прошла сквозь них, бесследно растворившись в хаосе отражений.

— Глупец! — крикнула Лита, уворачиваясь от когтей, которые прошли сквозь стену, как сквозь дым. — Здесь не действуют законы твоего мира! Они не здесь!

Она сама сражалась иначе. Она не атаковала их напрямую. Она атаковала их тени. Ее теневые клинки вырывались не из ее рук, а из отражений на стенах, из тьмы под ногами гончих, нанося удары с самых неожиданных сторон. Одна из тварей взвизгнула, когда клинок пронзил ее лапу, но тут же снова стала нематериальной.

Они были неуязвимы.

Гончие, казалось, играли с ними. Они то атаковали, проходя сквозь укрытия, то становились призраками, пропуская удары. Литы, хоть и была смертоносна, не могла нанести решающий удар. А Андрей был почти бесполезен.

— Они слишком нестабильны! — крикнула она, отбиваясь от двух тварей одновременно. — Я не могу их поймать! Андрей! Сделай что-нибудь! Заставь их стать реальными!

Ее слова, брошенные в отчаянии, стали для него ключом. «Заставь их стать реальными». Он не мог их уничтожить. Но он был Потомок созидателей. Он мог созидать. Созидать порядок.

Он опустил клинок. Закрыл глаза, игнорируя несущихся на него монстров. Он перестал думать о бое, о защите, об атаке. Он сосредоточился на пространстве вокруг них. На этом маленьком, безумном переулке. Он представил его не как эхо, а как реальное место. Он вспомнил свою мастерскую. Твердость бетона под ногами. Шершавость кирпичных стен. Он не создавал щит. Он утверждал реальность.

Он почувствовал невероятное сопротивление, словно пытался силой воли остановить землетрясение. Ткань Междумирья визжала и трещала под его ментальным давлением.

— ДЕРЖИ! — взревела Лита.

Андрей открыл глаза. И увидел, что мир изменился. Калейдоскоп отражений на стенах замер, превратившись в обычные, грязные кирпичные стены. Зеркальная земля под ногами стала потрескавшимся асфальтом. Он создал вокруг них крошечный, дрожащий пузырь стабильной, земной реальности.

И гончие, оказавшиеся внутри этого пузыря, взвыли. Их тела, до этого текучие и призрачные, насильно обрели плоть. Они перестали быть тенями. Они стали просто большими, черными, уязвимыми тварями из плоти и когтей. Они больше не могли проходить сквозь стены. Они были заперты.

— Спасибо, — с хищной улыбкой сказала Лита.

И бойня началась. Теперь, когда враг стал реальным, Лита была в своей стихии. Ее теневые клинки двигались с немыслимой скоростью, отсекая конечности, пронзая сердца. Это была жестокая, кровавая, но быстрая работа. Через десять секунд все было кончено. Четыре тела лежали на асфальте, медленно растворяясь в черную жижу.

Пузырь реальности, который удерживал Андрей, лопнул. Он рухнул на колени, полностью обессиленный. Создание порядка из хаоса отняло у него все силы.

Лита подошла и посмотрела на него сверху вниз. В ее взгляде не было благодарности. Но исчезло презрение. На его месте появилось глубокое уважение.

— Неплохо, — сказала она. — Для мешка с костями. Ты не просто оружие, Потомок. Ты — поле боя. Полезно.

Она протянула ему руку, чтобы помочь встать. Их первый совместный бой был выигран. Они больше не были просто наставником и учеником, спасителем и спасенным. Они стали командой. Нежеланной, странной, сотканной из света и тени. Но командой.

Глава 6: Шепот в клетке

Тьма. И холод. Это было первое, что Алёна осознала, когда вернулась в себя. Не тот холод, что пробирает до костей, а холод, который высасывает душу. Холод абсолютной, вселенской пустоты.

Она висела в центре этой пустоты. Ее темницей была не камера из камня или железа. Это была сфера, сотканная из чистой, уплотненной тени, которая не позволяла ни видеть, что снаружи, ни выбраться. Она была прозрачна лишь для одного — для багрового, болезненного света, исходившего от умирающей звезды, которая служила солнцем этому миру.

Она была в цитадели Ахара. В самом сердце его империи.

Первые циклы — она не знала, были ли это дни или часы — она провела в состоянии оцепенения. Шок от похищения, от разлуки с Андреем, от этого чужого, враждебного мира парализовал её. Она была воином Света, но её Свет здесь не работал. Энергия Порядка, которой её учили в Ордене, здесь была бесполезна, она просто растворялась в этой атмосфере абсолютной, деспотичной воли. Она была цветком, вырванным из родной почвы и брошенным на бесплодный камень.

Но Алёна была не только воином. Она была художницей, привыкшей находить свет в самых глубоких тенях. И она была женой, чье сердце было связано с другим невидимыми нитями.

Она заставила себя сесть, скрестив ноги, посреди своей теневой клетки. Она закрыла глаза. Она отсекла от себя холод, тьму, отчаяние. Она перестала думать о своей слабости, о своем пленении. Она начала искать его.

Она тянулась своим сознанием, своим даром Видящей, не к абстрактному «Свету» Малахии, а к конкретному, живому огню. К серой, первородной, упрямой энергии своего мужа. Сначала — ничего. Лишь бесконечный, гулкий шум мертвых миров, эхо ее собственного страха. Но она не сдавалась. Она цеплялась за воспоминания: тепло его рук, его спокойную улыбку, запах сосновой стружки, который всегда его окружал.

И вот, на грани полного истощения, она нашла его.

Это не был яркий луч. Это была крошечная, едва заметная искорка, затерянная в хаосе иного, еще более страшного измерения. Она была слабой, мечущейся, но она была живой. И она была полной яростной, несокрушимой решимости. Андрей. Он был жив. И он искал её.

Этот безмолвный шепот, донесшийся через бездну, стал для нее якорем. Ее отчаяние ушло, сменившись холодной, ясной целью. Она больше не была пленницей, ожидающей спасения. Она стала разведчиком в тылу врага.

Она начала наблюдать. Изучать.

Раз в цикл к ее клетке приходил он. Ахар. Он не кричал, не пытал. Он просто стоял снаружи, и его огромная, темная фигура, казалось, поглощала даже тот скудный багровый свет.

— Ты все еще цепляешься за свою иллюзию, дитя Земли, — его голос звучал в ее голове, холодный и ровный. — Твой мир мертв. Твой муж погиб в Лабиринте, сожранный его вечным голодом. Твой Свет оказался ложью. Осталась только моя реальность. Реальность силы. Присягни мне, и я дарую тебе место в моем новом порядке. Ты будешь править рядом со мной.

Он лгал. Она чувствовала это. Она чувствовала искорку Андрея, и эта маленькая правда была сильнее всех его великих слов. Она молчала, делая вид, что сломлена, но сама в это время жадно изучала его.

Ее дар Видящей здесь работал иначе. Она не видела ярких аур. Но она видела потоки силы. И она заметила это. Сила Ахара, хоть и казалась безграничной, не была его собственной. Она текла к нему извне. Тонкие, почти невидимые нити темной энергии тянулись к нему от самого сердца цитадели, от его обсидианового трона. Он был не источником. Он был линзой, которая собирала и фокусировала мощь всего этого мира.

И эта связь не была постоянной. Она пульсировала. Как гигантское, медленное сердце. Вдох — и он наполняется силой. Выдох — и на долю секунды поток ослабевает. Это была крошечная, почти незаметная флуктуация. Но для Видящей это была трещина в монолите. Слабость.

В тот день, после ухода Ахара, Алёна решила действовать. Она не могла разрушить его трон. Она не могла разорвать его связь. Но она могла сделать нечто иное. Она могла доказать ему, что он не является абсолютным хозяином этого мира.

Она села в центр своей клетки. Она собрала всю свою волю, всю свою тоску по зеленой, живой Земле, всю свою любовь к Андрею в одну-единственную, крошечную точку. Она протянула свою связь с миром живых, эту тонкую, как паутина, нить, вниз, сквозь пол тронного зала, сквозь километры мертвого камня, ища хоть что-то, что могло бы ей ответить.

Она нашла это. Глубоко под цитаделью, в вечной мерзлоте этого мира, спала одна-единственная, чудом выжившая спора мха, занесенная сюда, возможно, тысячелетия назад на метеорите. Она была почти мертва, но в ней еще теплилась искра жизни.

Алёна отдала ей все, что у нее было.

Она не видела результата. Она просто рухнула на пол клетки, полностью обессиленная, и провалилась в тяжелый, беспокойный сон.

Когда она проснулась, Ахар снова стоял у ее клетки. Но он не говорил. Он молчал. И в его взгляде впервые была не надменная уверенность, а холодное, расчетливое бешенство.

Алёна проследила за его взглядом. Там, внизу, на идеально гладком, черном обсидиановом полу тронного зала, прямо у подножия его трона, сквозь камень пробился крошечный, почти невидимый, но упрямый, ярко-зеленый росток.

Это было невозможно. Это было кощунство. В его стерильном, мертвом, упорядоченном мире, в самом сердце его власти, родилась жизнь.

Алёна посмотрела на Ахара и впервые за все это время улыбнулась. Это был не просто росток. Это было объявление войны. Её войны.

Глава 7: Старый Страж

Они шли сквозь кошмар. Время потеряло всякий смысл. Циклы тусклого фиолетового света сменялись непроглядной тьмой, но Андрей и Лита давно перестали считать их за дни. Их путешествие превратилось в монотонное, изматывающее паломничество по кладбищу миров. Они карабкались по горам, сложенным из остановившихся, заржавевших часов, чьи стрелки показывали время гибели своих вселенных. Пересекали высохшие реки, где вместо песка под ногами хрустели кристаллизованные слезы.

Лита вела их. Её древние инстинкты, отточенные тысячелетиями выживания в мирах, где реальность была лишь условностью, позволяли им двигаться. Она находила «стабильные острова» — крошечные пятачки застывшей реальности, где можно было передохнуть, не боясь, что земля под ногами превратится в рой хищных насекомых. Она учила Андрея отличать съедобные энергетические наросты от смертельных ментальных ловушек. Но она была штурманом без карты. Она знала, как выжить здесь. Но она не знала, как отсюда выбраться.

— Мы ходим кругами, — глухо сказал Андрей во время одного из привалов. Они сидели на обломке гигантской, разбитой статуи скорбящего ангела. — Ахар знает, что мы здесь. Рано или поздно он пришлет не просто гончих. Он пришлет кого-то, с кем даже ты не справишься. Нам нужен путь. Стабильный, настоящий путь в его мир.

— Пути из Междумирья не ищут, Потомок. Их либо знают, либо нет, — холодно ответила Лита, очищая свой теневой клинок от призрачной слизи после стычки с очередной тварью. — У меня нет такой карты. Ни у кого нет.

— Должен быть кто-то, — упрямо настаивал Андрей. — Это место — не просто хаос. В нем есть… структура. Я чувствую ее. Как в разрушенном здании все еще есть фундамент и несущие стены. Должен быть тот, кто знает эту структуру.

Лита на мгновение замерла. Она медленно подняла голову и посмотрела на горизонт. Там, в фиолетовой дымке, громоздилась цепь гор, непохожих на другие. Они не мерцали, не меняли форму. Они были абсолютно стабильны.

— Есть одна легенда, — прошептала она, и в ее голосе впервые прозвучало нечто похожее на суеверный страх. — Старая сказка, которую рассказывают новорожденным демонам, чтобы они не совались, куда не следует. Легенда о Хранителе Путей. Существе, которое было здесь до того, как это место стало кладбищем. О том, кто вплетен в саму ткань реальности, как нить в гобелен. Большинство считает его просто страшилкой.

— А ты? — спросил Андрей.

— А я считаю, что у нас нет другого выбора, — ответила она.

Они пошли к горам. Путь занял еще три цикла. Когда они подошли ближе, Андрей понял, что это не горы. Это была одна-единственная, гигантская, спящая фигура. Существо, размером с город, сидело, обхватив колени руками и уронив голову на грудь. Оно было сделано из серого, пористого камня, похожего на пемзу, и по его поверхности, как вены, пробегали едва светящиеся, тонкие линии, складывающиеся в узоры созвездий и галактик.

— Это он, — выдохнула Лита. — Хранитель Путей.

Они стояли у подножия гигантского каменного колена, крошечные и незначительные. Существо не дышало. Оно спало сном вечности.

— Как его разбудить? — спросил Андрей.

— Легенда гласит, что его может потревожить лишь тот, кто несет в себе искру созидания, — ответила Лита, глядя на Андрея. — В тебе течет кровь Творцов. Попробуй.

Андрей колебался. Затем он шагнул вперед и положил ладонь на холодную, шершавую поверхность камня. Он не стал призывать силу, как для боя. Он просто… позвал. Он сосредоточился на своей сути, на своей природе созидателя, и послал тихий, ментальный импульс.

Каменная фигура содрогнулась. По ее поверхности, по светящимся линиям-венам, пробежала волна света. С оглушительным скрежетом, похожим на движение тектонических плит, гигант медленно, очень медленно, начал поднимать голову. Когда он открыл глаза, это были не глаза. Это были два провала в бесконечность, заполненные звездами.

— КТО… ТРЕВОЖИТ… МОЙ… СОН? — голос Хранителя был не звуком. Он был вибрацией, которая сотрясала саму реальность, заставляя пепел под их ногами плясать.

— Мы путники, ищущие дорогу, о Великий Страж, — Лита, отбросив свою обычную дерзость, склонила голову. В присутствии этой первобытной силы даже она ощущала себя песчинкой. — Мы ищем путь в мир Ахара, Императора Тьмы.

— Ахар… — пророкотал Хранитель, и в его голосе прозвучало эхо древнего презрения. — Еще один шумный ребенок, играющий со спичками в пороховом погребе. Я видел тысячи таких. Все они заканчивают одинаково. Превращаются в пыль.

— Помоги нам, и мы ускорим этот процесс, — сказала Лита.

— Я не помогаю. Я — путь. А мои пути разорваны. Этот мир, этот хаос… он отрезал меня от Великой Паутины. Я слеп. Я не могу провести вас.

— Но ты можешь указать направление, — настаивал Андрей. — Дать нам карту.

Хранитель медленно повернул свою звездную голову к нему.

— Искра Творца… Редкий гость в этих землях. Ты просишь о многом. Плата будет высока.

— Мы заплатим, — твердо сказал Андрей.

— Мне не нужно ваше золото, ваши души или ваши клятвы, — пророкотал Страж. — Мне нужна искра. Искра, чтобы зажечь мои потухшие пути. Глубоко в Мертвой Зоне этого измерения, там, где реальность окончательно умерла и время остановилось, лежит артефакт. То, что осталось от мира, который был уничтожен не войной, а абсолютной энтропией. Ваши предки назвали бы это Сердцем Мертвого Мира. Это сгусток абсолютного нуля, кристалл вечного покоя. Принесите его мне. И я покажу вам путь.

Он указал своей гигантской, каменной рукой в сторону особенно темного и зловещего участка неба, где не было даже призрачных чертежей.

— Идите туда. Если вы вернетесь, я выполню свою часть сделки.

С этими словами его звездные глаза медленно закрылись, и он снова замер, превращаясь в гору.

Андрей и Лита переглянулись. Их короткая надежда сменилась еще более сложной, почти невыполнимой задачей.

— Сердце Мертвого Мира… — прошептала Лита. — Я слышала об этом. Это самоубийство. Мертвая Зона не просто опасна. В ней нет ничего. Ни времени, ни пространства. Ни жизни. Ни смерти.

— Значит, нам нечего бояться, — ответил Андрей, и в его голосе была новая, холодная решимость, рожденная на руинах его старой надежды. — Он дал нам цель. А значит, мы ее выполним.

Они развернулись и пошли в указанном направлении. Впереди их ждало путешествие в самое сердце небытия.

Глава 8: Сердце мертвого мира

Путь к Мертвой Зоне был не похож на их предыдущие странствия. Если раньше они шли по кладбищу миров, то теперь они шли к самой смерти, к ее эпицентру. Чем дальше они продвигались в указанном Хранителем направлении, тем тише становился мир. Исчез гул вечности. Исчезли призрачные чертежи в небе. Исчезли даже обломки и пепел.

Они оказались на границе, перед которой простиралось… ничто.

Это была не тьма и не свет. Это была абсолютная, однородная серость. Не было ни горизонта, ни земли под ногами, ни неба над головой. Пространство, лишенное всяких ориентиров. Воздух здесь не пах ничем. Он не был ни холодным, ни теплым. Он просто отсутствовал.

— Мы пришли, — прошептала Лита, и её голос, лишенный эха, прозвучал глухо и неестественно. — Мертвая Зона. Место, где вселенная окончательно умерла и забыла о том, что она когда-то существовала.

— Как мы найдем его здесь? — спросил Андрей, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чем-то, но глазам было не за что зацепиться.

— Мы не будем его искать, — ответила Лита, и в ее голосе впервые прозвучала неуверенность. — Мы пойдем на зов. Но здесь действуют другие законы. Ты готов?

Андрей кивнул.

— Что я должен делать?

— Доверять мне, — коротко ответила она. — Шагнешь внутрь — и это место начнет стирать тебя. Твои чувства, твои воспоминания, твою волю. Твой «якорь» здесь не сработает. Я — существо из тени, я ближе к небытию, поэтому я смогу сохранить разум дольше. Но я не могу коснуться Сердца. Его природа — абсолютный покой, энтропия. Моя — воля и действие. Прикосновение к нему для меня равносильно самоубийству. А ты… в тебе течет кровь созидателей. Ты сможешь его взять.

Её план был прост и ужасен.

— Я буду твоими глазами и твоей памятью. А ты будешь моими руками. Я буду говорить тебе, куда идти, а ты будешь идти, не задавая вопросов. Одно неверное движение, одна секунда сомнения — и мы оба растворимся в этом сером ничто.

Андрей посмотрел на неё. На эту циничную, жестокую демонессу, которая учила его выживать, используя его любовь как наживку. И он понял, что у него нет выбора.

— Я готов, — сказал он.

Они сделали шаг вперед, и мир исчез.

Ощущение было непередаваемым. Сначала пропали звуки. Затем — запахи. Затем — ощущение собственного тела. Андрей перестал чувствовать землю под ногами, холод ангельского клинка в руке, биение собственного сердца. Он стал чистым, бесплотным сознанием, плывущим в серой пустоте.

«Иди», — раздался в его голове голос Литы. Это был не звук. Это была чистая мысль.

Он сделал шаг. Или ему показалось, что он его сделал.

«Еще. Прямо. Не останавливайся».

Мысли начали путаться. Он пытался удержать в голове образ Алёны, но он расплывался, терял цвета, как старая акварель под дождем. Кто такая Алёна?

«Не думай о ней! Думай обо мне! О моем голосе! Я — твой якорь сейчас! Левее. Здесь разлом».