Бесплатный фрагмент - Призрак Белграда

В этой книге говорят по-русски и по-сербски. Для удобства читателя все (кроме пролога) переведено на один язык.

Пролог

Белград, Цветочная площадь (Београд, Цветни трг).

Яна Сорокина почти доела свой обед. На тарелке оставались только шоколадные разводы и небольшой кусочек торта. До конца перерыва было еще немного времени — она это знала и не торопилась. Медленно потягивая кофе, Яна листала ленту новостей. На автомате, не вникая — проводя пальцем по экрану вверх, вверх, вверх…

Дворик перед кафе был почти безлюден. Пространство вокруг дышало солнечной тишиной и тенистой прохладой под кронами деревьев.

Поэтому она сразу заметила его. Незнакомец сел за соседний столик, как будто во всем заведении не было десятка пустых.

— Здраво, да ли ти смета ако пушим?

Голос был хриплый, прокуренный.

Яна машинально замотала головой:

— Добар дан. Не разумем, ја сама из Русије.

— О! Русиня?

Она кивнула.

Незнакомец показал пачку сигарет.

— Окей?

Яна привыкла, что в Сербии курят все и везде, и вежливо улыбнулась, моргнув в знак одобрения. Мужчина просиял. Он достал сигарету и с наслаждением обнюхал ее, будто именно этого момента ждал весь день.

Яна вернулась к телефону. Но через пару секунд почувствовала — на нее смотрят. Пялятся.

Поднеся почти пустую кружку капучино с мятным сиропом ко рту, она бросила взгляд вбок. Незнакомец не моргал. Глаза у него были какие-то мутные, серо-зеленые, почти стеклянные. И дыхание — тяжелое, густое, звериное.

«Господи, стоило один раз не надеть лифчик, и все как с ума посходили».

Она нервно перелистнула новость. Экран дрогнул.

«Он даже не затягивается. Ну что за урод. Так, стоп… где его левая рука? Почему она шевелится под столом?!»

Пульс участился. Она почти поднялась, уже готовая сказать что-то резкое, как незнакомец вдруг начал медленно поднимать руку.

«Божечки… что у него?!»

Вспышка света — металлический отблеск.

Яна вздрогнула.

«Зажигалка. Это всего лишь зажигалка. Фух…»

Она выдохнула. Резко. Почувствовала, как дрожит колено под столом.

«Хватит, пора уходить».

Яна засобиралась, одновременно прикидывая, каким взглядом наградит извращенца: испепеляюще равнодушным или цинично разочарованным.

«Пусть чувствует, что он ничтож…»

Додумать фразу Яна Сорокина не успела.

Пуля, выпущенная с крыши соседнего здания, со свистом вошла Яне в лоб. И с хрустом лопнувшего арбуза вылетела через затылок. Голова откинулась назад, тело рухнуло на плитку вместе со стулом.

На секунду воцарилась абсолютная тишина.

Потом — голоса. Паника. Крики. Мужчины призывали полицию, женщины визжали, кто-то упал в обморок.

Незнакомец медленно затянулся, прищурился, взглянул на тело. Его лицо ничего не выражало — ни испуга, ни удовлетворения.

Затем он поднялся и просто… растворился в толпе зевак.

Глава 1

Москва, Петровка, 38.

Матвей Дынин прижался лбом к оконному стеклу. Несмотря на дневное еще время, свет едва пробивался сквозь серое небо столицы. Он разглядывал ближайшие дома, ища окна с включенным светом. Окна тех, кто проиграл осенним тучам и сдался. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Сверкнула молния. Стекло завибрировало от раската грома. По карнизу забарабанили крупные капли дождя.

В отражении стекла он видел собственное лицо — темные волосы, чуть растрепанные, как будто только что снял капюшон. Легкая щетина. Светло-голубые, почти белые глаза: как небо перед грозой или как лед, сквозь который пробивается солнце. Вид у него был такой, словно он сейчас рассмеется или выстрелит — в зависимости от того, чего потребует момент.

«Я бы осень Питеру подарил, а Москве бы оставил второе лето», — вздохнул он и развернулся к своему рабочему столу.

Дело, над которым он работал, было почти завершено. Монитор тускло подсвечивал папки и отдельные бумаги: показания, заключения, допросы. Все это нужно было облагородить, структурировать и отполировать, чтобы передать в суд.

Матвею понравилось это дело: подпольное казино, организованное турецкой мафией в подвале недостроенного торгового центра. Он долго это казино разрабатывал, вел слежку, собирал материалы. Несколько раз след обрывался, уходя в офшоры, и приходилось начинать почти с нуля. Распутать это было все равно что вслепую собирать пазл из прозрачных деталей — но шаг за шагом картина проявлялась.

Венцом стало задержание организаторов: эпичная погоня на самокатах по Пятницкой улице стала хитом в «Телеграме».

Эх, жизнь била ключом совсем недавно. А сейчас октябрь сковывал и душил своим унынием.

Матвей достал телефон и открыл приложение букмекера. Несколько матчей вот-вот заканчивались. Прищурившись, он выбрал ставку, которая по его ощущениям должна была сыграть.

Матч «Кейптаун Сити» — «Амазулу». Восемьдесят шестая минута. Счет 1:1.

Матвей поставил 500 рублей на то, что матч так и закончится ничьей. И стал ждать.

Выигрыш составил бы 505 рублей, но не в выигрыше было дело. Матвей хотел понять, расположена ли к нему в данный момент фортуна.

Спустя пару минут коэффициенты пропали — это означало, что в матче произошло важное событие, и робот (хотя в фантазиях Матвея это были ушлые клерки в нарукавниках) пересчитывает вероятности в соответствии с новыми данными.

Экран моргнул, и появился счет.

1:2. «Амазулу». Матч окончен.

Матвей рассеянно улыбнулся. Столь быстрое расставание с деньгами, пусть и не великими, немного кольнуло в сердце.

Как бы то ни было, фортуна свое отношение к Матвею показала. Прокрастинировать дальше было нельзя. Матвей сел в кресло. Нужно лишь начать, потом все пойдет на автоматизме. Листок за листком, документ за документом. Но начать Матвею не дали.

— Дынин, приветики. Тебя Борис Михайлович вызывает. Поднимись, пожалуйста, — раздался голос секретарши Фариды в трубке.

Фарида была загадочной женщиной. Во-первых, она никогда не болела. Во-вторых, выглядела слегка за тридцать, но на должности этой находилась уже лет двадцать, если не больше. И в-третьих, делала эчпочмаки, вкуснее которых Матвей в жизни не пробовал. На Курбан-байрам она приносила целую кастрюлю теплых треугольников и раздавала всем желающим. У Матвея этот праздник был отмечен в календаре как Фари-тейл.

Но сегодня ждать сочной баранины не стоило. Матвей вздохнул, протер лицо руками, зажмурился и поправил галстук. Он встал, вытянулся в свои полные метр восемьдесят пять, сухой, поджарый, привыкший к физической нагрузке.

Вызывает так вызывает.

Фортуна сделала ход.

***

Коридоры управления были пусты, только эхо собственных шагов сопровождало Матвея по пути к лифту. Нажав на кнопку вызова, Матвей прислонился к стене и задумался. По какому поводу его вызывают? Хвалить? Так это раньше времени. Дело еще не закрыто. Да вообще-то его и вовремя редко хвалили. Ругать? Он вроде поводов не давал. Хотя, как говорили умные люди: было бы желание, а возможность найдется… Вот возможность Матвею не давала покоя.

В приемной он подмигнул Фариде:

— По какому поводу? Премию давать будут?

Фарида подняла бровь.

— Конечно премию. Ты чего без мешка пришел? Всю в руках не унесешь, — парировала секретарша и нажала на кнопку телефона: — Борис Михайлович, Дынин пришел.

— Да-да, пусть заходит, — ответил генерал.

Матвей, постучавшись, открыл дверь.

В кабинете, утопающем в полумраке, за массивным дубовым столом сидел его начальник — генерал Борис Михайлович Чернов.

Он был коренастым, с тяжелыми кулаками и широкой грудной клеткой, как у борца, которому давно не нужно никому ничего доказывать. Волосы — жесткий, с проседью, короткий ежик, не исключено, что стрижку делал сам, машинкой, без зеркала. Усы аккуратные, острые, словно нарисованные по трафарету, и в этом было что-то угрожающее — будто улыбаться он умел только по служебной необходимости.

— Садись, Дынин, — начальник указал на стул перед собой, — читал новости?

— Только криминальную сводку, — ответил Матвей, чувствуя, что начинается что-то серьезное.

— Именно по России? — уточнил начальник.

Слово именно было у Чернова паразитом. Он неосознанно вставлял его везде — где уместно и не очень.

— По Москве. На всю Россию нервов не хватит, — Матвей попытался смягчить обстановку иронией, но не увидел ответной реакции.

— В Белграде произошел инцидент, — вздохнул начальник. — Погибла наша соотечественница. На улице. Огнестрельное ранение из винтовки. Налицо все признаки заказного убийства. Погибшая — Яна Сорокина. Работала в крупнейшем газовом концерне и поехала в Белград по делам компании. В Сербии была в командировке именно впервые.

Матвей кивнул, пытаясь понять всю глубину проблемы.

— Ну, мое профессиональное мнение: пусть ищут убийцу.

— Дынин! Ты свое профессиональное мнение прибереги для сербов. Я тебе именно говорю, завтра полетишь в Белград. У Фариды заберешь материалы, которые прислали.

— Почему именно я еду? — удивился Матвей, — У нах там интерпол, европол. Плюс я еще турков не собрал.

— Во-первых, ты именно знаешь сербский. — Чернов загнул палец.

Это была почти правда. Нюанс в том, что сербский он не знал, а учил. Давно. Еще в академии. И без практики все знания он вытеснил более полезными или бесполезными вещами. Сейчас он мог вспомнить разве что «Још једно пиво» («Еще одно пиво»), «Хвала пуно» («Большое спасибо») да счет до ста. Этого хватило бы для отпуска, но для общения по работе придется память восстанавливать. Признаться в этом сейчас, конечно, было бы полным позором, поэтому Матвей промолчал, опустив глаза.

— Во-вторых, Дынин, ты единственный следователь по особо важным делам без особо важного дела в настоящий момент, — продолжал Чернов. — Материалы по делу турков передашь Антипову.

В-третьих, ты у нас звезда интернета, гроза самокатчиков, поэтому наверху просили именно тебя.

— Просили? Кто просил?

— Тебе знать не положено. Скажем так, МИД. Убитая — девушка непростая. Чья-то внучка. Деталей пока мало. Ну и в компании просили «легендарного сыщика, в одиночку поймавшего банду». Поэтому извольте, пожалуйста, — съязвил Чернов.

Конечно, в душе Матвею было приятно такое признание, но по факту его послужной список был сильно скромнее, чем у коллег по цеху. На общих собраниях он чувствовал себя как школьник в олимпийской сборной. Лишняя шумиха вокруг была поводом для шуток и уже слегка раздражала.

— А может…

— И в-четвертых! — Борис Михайлович выдержал театральную паузу. — Связывались со мной из ФСБ. Мехмед, которого ты взял, имеет старшего брата — Эфе. Он вроде Корлеоне в Стамбуле. Источник сказал, что Эфе собирается тебе мстить за позор.

— И с каких пор мы угроз боимся? Пускай ФСБ его разрабатывает. Есть же свидетель?

— Они пока источник сдавать не хотят. Так что всем будет лучше, если ты рот свой закроешь и поедешь в Белград! — У начальника Матвея заканчивалось терпение.

Дынин этот посыл считал и встал из-за стола.

— Белград так Белград, чего нервничать? Я сразу был готов ехать, — простодушно вздохнул Матвей. — А какая там погода?

Начальник усмехнулся. Приложил ладонь к щеке и наклонил голову.

— Я думаю, Мотя, тебе стоит самому это выяснить. Вылет завтра.

Матвей встал, попрощался с начальником и вышел из кабинета. Фарида отдала ему распечатки и скинула билеты: Москва, аэропорт Шереметьево — Белград, аэропорт имени Николы Теслы.

На обратном пути коридоры управления казались еще более пустыми и холодными. Вернувшись в свой кабинет, он положил папку на стол и снова глянул на серое, безрадостное небо за окном.

Глава 2

Дынин быстро шагал по терминалу D аэропорта Шереметьево, удивляясь его размерам и новизне. Каждый раз, когда он оказывался здесь, терминал как будто становился еще больше и запутаннее. Высокие стеклянные стены, через которые пробивались редкие лучи осеннего солнца, создавали ощущение прозрачности и расширяли пространство. По гладкой плитке мягко катился полупустой чемодан.

Только после ленты досмотра на входе в аэропорт Матвей впервые почувствовал хоть какую-то безопасность, которой после угроз Эфе, откровенно говоря, не хватало. За что вообще мстить?

Ведь намеренно Матвей никого не унижал. Не он выбрал самокат как средство погони, не он был виноват, что убегающий не справился с управлением и врезался в урну с мусором, не он заставил взрослого преступника расплакаться до сопливых пузырей. И уж тем более не он снял все это на телефон и выложил в сеть.

Определенно, организованная преступность в России стала чересчур чувствительна к своему имиджу. Но так или иначе, игнорировать эти угрозы было бы слишком безответственно. Поэтому Матвей подмечал боковым зрением всех подозрительных личностей.

Сдав багаж и получив посадочный талон, Матвей направился в зону вылетов. На паспортном контроле выстроилась большая очередь к досмотру ручной клади. Из множества лент проверки работали всего две.

Сотрудницы аэропорта как могли успокаивали торопящихся пассажиров и старались равномерно распределять потоки. Матвей выбрал человека, за которым держаться: китайца с маленьким рюкзачком, увешанным значками и патчами. Выбор был прост — на некоторых значках, коих было не меньше двух десятков, были изображены флаги или достопримечательности разных стран. А значит, перед Матвеем стоял опытный путешественник. Такой человек сам выложит всю электронику в отдельный контейнер, сам вытащит ремень и снимет часы и уж точно не будет отчитывать взмыленных работников фразами из серии «откройте вторую кассу!».

Маленькими шажками Матвей двигался к сканеру, размышляя, что стоит купить в дьюти-фри, как вдруг одно слово, сказанное за спиной, вернуло его в реальность и привело в полную боеготовность.

— Эвет…

Матвей медленно повернулся и увидел мужчину. Кожаное пальто ярко-бордового цвета обтягивало широкие плечи, как броня. Оливковое лицо, усы остро очерчены, глаза холодные, с прищуром, в котором ни любопытства, ни раздражения. При нем не было ручной клади, только каменные четки в правой руке.

Он говорил по телефону — быстро, с нажимом, на турецком, негромко, но слово эвет («да») прозвучало отчетливо, будто специально для Матвея.

Матвей замер. Время вокруг словно замедлилось. Голос внутри головы кричал: «Слишком пустой взгляд. Слишком уверенный голос. Слишком спокойное тело». Он хорошо знал, как разговаривают люди, привыкшие командовать, — не повышая голоса, потому что привыкли, что их слушаются с полуслова.

Мужчина убрал телефон и скользнул взглядом по залу. Его глаза задержались на Матвее на долю секунды — коротко, как касание ножа. Ничего — ни улыбки, ни жеста. Только подтверждение. Он видел его. Он знал его. Он был рядом.

Может быть, это он. Может быть, один из людей Эфе.

Матвей сделал шаг назад. Потом еще один.

Если это он и если он с оружием — то пусть попробует пройти через рамки.

Возле сканера Матвей замешкался, как будто вспоминал, в какой карман сунул телефон. А боковым зрением следил за турком. Тот спокойно приближался к сканеру, без суеты, без напряжения, словно никуда не торопился.

Вот и очередь турка. Все шло как по сценарию. Пальцы привычно держат лоток, взгляд — устремлен вперед. Все в нем говорило: рядовой пассажир.

Ничего не произошло.

Турок прошел досмотр как и все. Без задержек. Без сигнала.

Значит, чист? Или просто хорош настолько, что умеет прятать лучше, чем полиция — находить?

Сам же Матвей шагнул через соседнюю рамку сканера, дождавшись, когда турок скроется из виду. В зоне вылета, где воздух был пропитан азартом предстоящих перелетов, Матвей наконец позволил себе сесть.

Меньше паранойи. Это просто пассажир.

Тело все еще держало остатки напряжения, но он убедил себя, что сделал все возможное. Проверил табло — до посадки двадцать минут.

В зоне дьюти-фри Матвей заметил уютное кафе с мягкими креслами и запахом свежего кофе. Тут же возникло желание выпить чашечку и чем-нибудь перекусить перед полетом. Подойдя к прилавку и взглянув на цены, Матвей с удивлением поднял брови. Резко захотелось маминых беляшей. Он усмехнулся своей мысли и взял себе только латте в бумажном стакане.

Сел у окна. За стеклом перекатывались самолеты, как игрушки на гигантском ковре. У кого-то был старт, у кого-то финиш. Мир двигался — уверенно, по графику, не замечая его паранойи. Он сделал глоток — слишком горячо. Приподнял крышку, чтобы немного остудить напиток.

Кафе было наполовину пустым, с приятной фоновой музыкой. Возле стойки бариста о чем-то спорил с поставщиком. В дальнем углу за столиком — молодая пара, девушка и парень, склонились плечо к плечу над планшетом, поделив проводные наушники. Живые, нормальные люди. Все, чего ему сейчас не хватало.

Он достал телефон и открыл мессенджер. Написал короткое сообщение в общий с родителями чат:

«Уже почти на борту. Все норм. Целую».

Тут же посыпались ответы.

Мама:

«Сынок, береги себя. Пожалуйста».

Отец:

«Держи ухо востро. И не экономь на еде».

Старший брат:

«Главное — не попади в новости».

Пальцы чуть дрожали. Он поймал себя на этом и тут же спрятал руки под стол. Глоток кофе. Стук деревянной палочки о край стакана. Писк терминала за стеной. Все снова начало казаться привычным, настоящим. Как будто страх был не больше пылинки, случайно попавшей в глаз.

Допив кофе, Матвей вышел в длинный зал искать свой гейт. Подходило время посадки. Роясь в карманах в поисках посадочного талона, чтобы уточнить номер гейта, он опустил на секунду голову, а когда поднял глаза, сердце болезненно сжалось. Знакомая фигура.

Турок шел прямо к нему.

Раствориться в толпе Матвей не мог — слишком много открытого пространства. Он метнулся в сторону стоек информации, сделав вид, что ищет табло вылета. А сам взглядом пытался построить маршрут отступления и одновременно прислушивался — шаги, голос, дыхание.

Турок приближался.

Не спеша.

Как охотник.

Как будто знал, что Матвей загнан, как лиса в лабиринте стеклянных стен.

Шум аэропорта вдруг стал глухим, как под водой. Сердце билось в горле. Все, что было нужно, — добраться до выхода на посадку. Там — охрана, там — самолет, там — передышка.

Он ускорил шаг. Позади раздались такие же ускоряющиеся шаги. Пальцы потянулись к внутреннему карману — не за оружием, нет, его здесь быть не должно, — за удостоверением. Иногда оно действовало как крест на вампира. Иногда — нет.

В этот момент чья-то рука легла ему на плечо.

— Простите! — знакомый голос, с легким акцентом. — Вы уронили билет.

Матвей резко обернулся и замер. Он ждал чего угодно — но не этого.

Тот же турок.

Улыбка — вежливая, почти застенчивая.

На вытянутой ладони лежал посадочный талон. Матвея.

Матвей вгляделся в глаза мужчины. И вдруг увидел там не угрозу, а усталость. Человека, которого с детства учили быть вежливым и настойчивым.

А ты уже нарисовал себе погоню и кровь по стенам — пронеслось в голове.

Он взял билет, кивнул и сказал тихо:

— Спасибо.

Турок развернулся и пошел. Матвей стоял посреди зала, чувствуя, как медленно сходит адреналин — словно пар с раскаленного металла. Но в голове стучало: в следующий раз все может быть по-настоящему.

Глава 3

— Добрый день, уважаемые пассажиры! Говорит ваш капитан — Марко Йованович. От имени всего экипажа я рад приветствовать вас на борту рейса Air Serbia из Москвы, аэропорт Шереметьево, в солнечный Белград, аэропорт Никола Тесла.

Сегодня мы поднимемся на высоту около одиннадцати тысяч метров. Время в пути — примерно три часа. За бортом сейчас прохладный октябрь — над Москвой легкий туман, температура — плюс семь, в Белграде — ясное небо, плюс семнадцать, легкий южный ветер.

Пожалуйста, убедитесь, что ваши ремни безопасности застегнуты, спинки кресел приведены в вертикальное положение, а столики убраны. Если у вас возникнут вопросы — наши бортпроводники всегда рядом и готовы помочь.

Благодарим вас за то, что выбрали Air Serbia. От всей души желаем вам приятного полета и теплого прибытия!

***

Матвей открыл глаза и посмотрел в окно. Солнце резало взгляд, отражаясь от крыла. Ему нравилось это ощущение — быть высоко над землей, где нет пробок, суеты и людей, от которых иногда хочется сбежать. Там, наверху, все казалось чище, легче, правильнее.

Он поправил ремень и проверил телефон. Сигнала, разумеется, не было. Только старые уведомления. Семейный чат, пара рабочих переписок и отдельный список духов из дьюти-фри от Фариды: «„Баккара“ (хотя бы пробник) или „Жадор“ от Диор или „Джио“ от Армани». Что все это значило, Матвей понятия не имел, рассчитывая на переписку с Фаридой в момент покупки. Он закрыл экран.

Рядом через проход сидел мужчина в костюме, который то раскладывал бумаги, то смотрел в пустой планшет. Через одно кресло подросток играл на телефоне, звук был не выключен, и мелодия прыгала по нервам. Матвей сдержался, но внутренне пообещал себе кофе двойной крепости сразу по прилете.

По мере приближения к Белграду земля под ними скрывалась под все более плотной пеленой облаков. Из иллюминатора видно было только белую вату, словно кто-то укрыл землю пушистым одеялом, чтобы спрятать от взгляда лишнее.

— Надеюсь, дождя не будет, — пробормотал Матвей. Он не любил дождь. Особенно в чужих городах. Тем более когда предстояло работать.

Посадка оказалась мягкой, но с характерным креном. Матвей инстинктивно стиснул подлокотники, задержал дыхание. Увидел, как по стеклу потекли капли.

— Прекрасно, — пробурчал. — Именно этого и не хватало.

***

Белград встретил не только дождем, но и странной смесью запахов — мокрого асфальта, кофе и чего-то копченого. От трапа до здания аэропорта пассажиры шли по мокрому бетону под лязг тележек и равномерный шепот дождя по крытому коридору. Внутри — влажный, густой воздух, желтоватый свет ламп, уставшие лица и редкие улыбки тех, кого кто-то ждал. Паспортный контроль он прошел без слов — сербский пограничник взглянул на паспорт, потом на Матвея и потянулся за штампом. Чемоданы, лента, стеклянные двери, и вот — он в зале прилета. Здесь пахло крепким эспрессо, хлоркой и дешевым парфюмом. За стеклом толпились встречающие, а у выхода курили так, будто едва дотерпели после долгого перелета.

На выходе из терминала его ждал высокий мужчина с табличкой «Дынин». Темные волосы были уложены с аккуратностью до миллиметра, словно их владелец ежедневно вступал в бой не только с преступностью, но и с гелем для укладки. Лицо — широкое, уверенное, с тяжелой челюстью и выбритым до синевы подбородком. Нос чуть расплющенный, как у тех, кто в юности решал споры кулаками. Но главное, что в нем привлекало, — глаза, теплые, внимательные, с той самой сербской искрой, что может в любой момент вспыхнуть: от шутки — до ярости.

— Господин Дынин? Здравствуйте, я Лука Грбич, — сказал он с легким акцентом, протягивая руку.

— Матвей. Дынин… Простите, повторите пожалуйста, Гырбич? — переспросил Матвей.

— Грбич, — повторил Лука, зная, что такое сочетание букв непривычно иностранцам. Он крепко сжал руку Матвея. — Можно на ты. Просто Лука.

— Матвей. Рад знакомству.

— Добро пожаловать в Белград. Как долетел?

— Нормально. Спасибо. Почти сразу уснул. Лука, ты отлично говоришь по-русски.

— Да у нас в Сербии многие знают русский язык. Еще в школе учили. Но сейчас в основном сериалы помогают, — Лука подмигнул. — Ты ведь говоришь на сербском?

— Ну… я больше понимаю, чем говорю, — признался Матвей. — Разговаривать могу, но медленно, подбираю слова. Иногда ощущения — будто по горячему песку босиком хожу. Но в целом комфортно. Особенно если собеседник не торопится.

— Понял, — сказал Лука по-сербски, — тебе просто нужно побольше практики.

На улице было тепло, несмотря на дождь. Матвей, уезжавший из холодной Москвы, сразу расстегнул куртку.

Лука махнул в сторону парковки. Там их ждала машина. Старенькая Zastava Yugo, красная, облупившаяся по краям, но с сияющими фарами и новой резиной.

— Это… твоя? — осторожно спросил Матвей, грузя чемодан.

— Она. — Лука похлопал по крыше. — Не смей смеяться. Ей тридцать, но она лучше многих современных. Если что-то и сломается, я это починю плоскогубцами и пластиковыми стяжками.

Машина напоминала те, на которых ездили соседи в его дворе в конце девяностых: вечно гудящие, с антенной-спиралью и ароматом бензина в салоне. Только у Луки, похоже, все работало.

— Не осуждаю. Главное — едет.

— И едет бодро. — Лука щелкнул замком, и дверь скрипнула.

Когда они тронулись, дворники завизжали по стеклу. Лука ловко влился в поток, уверенно маневрируя между более новыми автомобилями.

— Куда едем? — спросил он.

— В «Москву», — ответил Матвей.

Лука на мгновение напрягся, но тут же сообразил, о чем речь, и его лицо просветлело.

— А, отель «Москва», — он усмехнулся. — Понял. Отель хороший. Центр. Там все рядом. Кафе, рынок, полиция, если надо.

Матвей кивнул.

— Расскажешь подробности? Что уже известно?

— Полако, брат, — успокаивающе поднял руки Лука. — Ты только приехал, выдохни. Завтра все узнаешь.

В машине повисла тишина. Лука включил радио. В колонках женский зычный голос запел под гармошку и трубу что-то очень энергичное и очень балканское. Музыка была громкая, но нераздражающая. Атмосферная.

Матвей смотрел в окно. Белград проплывал мимо: дома вперемешку обшарпанные и новые, старые балконы с цветами, граффити на стенах, вывески на кириллице. Город казался похожим на российские города, но в нем было что-то свое, не похожее ни на что. Что-то родное, но чужое одновременно.

— Первый раз в Сербии? — спросил Лука.

— Да. Раньше как-то не доводилось.

— Понравится. Белград может показаться похожим на Москву, но у нас есть свои уникальные черты. Город пережил много войн и тяжелых времен, все это отразилось на его облике и людях. У нас странная, но красивая страна. Люди шумные, но добрые. Улицы грязные, зато с душой.

— Уже заметил. Колоритно.

— Если будет время — загляни в Скадарлию, — сказал Лука. — Это как ваш Арбат, только с ракией и аккордеоном.

Они проехали мимо парка и оказались на улице, где все пестрело красно-белыми флагами. Группа фанатов в шарфах «Црвены звезды» распевала кричалку, размахивая баннером. Машины сигналили, прохожие орали в ответ.

— Футбол? — спросил Матвей.

— Конечно. На днях дерби. «Црвена звезда» против «Партизана». Полгорода уже на взводе. У нас футбол — это всё. И политика, и религия, и драка. Сербы — самые страстные болельщики.

— Звучит… насыщенно. Знаешь, я иногда делаю ставки на спорт, чтобы испытать свою удачу, — признался Матвей.

— О! Люблю таких. Значит, ты азартный.

— Не совсем. Просто проверяю, куда ветер дует.

— Тогда тебе повезет. Здесь ставки — национальный спорт. У нас даже бабушки на матчи ставят.

— Заманчиво. Может, попробуем как-нибудь.

На тротуаре кто-то закричал:

— Е-е-е-е, «Звезда-а-а»!

Лука высунул руку из окна и крикнул в ответ по-сербски, добавив короткий жест, явно понятный только местным.

— Это у нас как здороваться, — пояснил он. — Даже с врагом. Отведу тебя к моему букмекеру. Только сначала — работа. Утром за тобой заеду.

Они остановились у отеля «Москва». Старое здание с колоннами и зеленой крышей. Лука помог вытащить чемодан.

— Связь есть? — спросил он.

— WhatsApp. Телеграм. А у вас?

— Viber. Но можно и так. Напишешь, в каком номере.

Они обменялись контактами.

— До завтра, брат. Отдыхай. Завтра будет интересно.

— Не сомневаюсь.

Матвей вошел в отель, стряхнув капли дождя с лица. За стойкой — девушка с аккуратным пучком и серьезным взглядом. Из глубины коридора доносился звон посуды. Матвей подошел к стойке и почувствовал, как наваливается усталость — перелет забрал много сил.

Впереди был Белград — город, который уже начал ему нравиться. И дело об убийстве, которое вряд ли окажется простым.

Глава 4

Следующим утром Матвей Дынин и Лука Грбич бодро шагали по узким коридорам полицейского управления Белграда. Здание впечатляло массивностью и строгими линиями фасада. Грубые бетонные плиты, узкие окна, тяжелые тени в арках. Югославский брутализм не для красоты, а чтобы подавлять. Социалистическое наследие во всей красе.

Матвей сразу вспомнил вестибюль станции московского метро «Ботанический сад»: гулкий, каменный, украшенный металлическими барельефами. Только здесь был аромат кофе, а не подземки.

На стенах висели схемы, выцветшие фотографии с задержаниями и пара пожелтевших газетных вырезок — судя по всему, десятилетней давности. В коридоре кто-то спорил через приоткрытую дверь, мимо прошел мужчина в форме, неся служебную папку, поверх которой лежал аппетитный бутерброд. За стеклянным окном дежурной сидела женщина с густо подведенными глазами и решала кроссворд, сложив ноги на коробку с документами. Где-то щелкали степлером, кто-то громко зевнул. Управление жило, ворчало, дышало. Как организм, привыкший работать даже в полусне.

— Вот мы и на месте, — сказал Лука, останавливаясь перед дверью с табличкой «Начальник отдела за тешка кривична дела. Слáвко Ву́кович».

Он постучал и открыл дверь.

Кабинет был просторным, с большими окнами, через которые проникал скромный утренний свет. Солнечные лучи подсвечивали клубы дыма недавно выкуренной сигареты. Запах табака тут явно считался неотъемлемой частью рабочего процесса.

На стенах висели карты и фотографии, а в углу стоял массивный деревянный стол, за которым сидел лысый мужчина. На лице морщины, глубокие и четкие, словно прутья решетки. Густые седые усы, посередине подпаленные от сигарет. Сам он был огромный, как медведь, и в его теле под одеждой угадывались как горы мышц, так и груды жира.

— Доброе утро, это Матвей Дынин из Москвы, — представил гостя Лука.

— Здравствуйте, господин Дынин, — сказал Вукович по-русски и протянул руку. — Рад знакомству. Зови меня Славко.

— Взаимно рад, Славко, — ответил Матвей, пожимая руку начальника. — Удивительно, сколько здесь людей говорит по-русски.

— У нас долгие исторические связи с Россией. Но боюсь, мой русский не идеален.

— Понимаю, — кивнул Матвей. — Но ваш русский гораздо лучше моего сербского.

— Он говорит по-сербски! — хлопнул по плечу Матвея Лука. — Вук — по-русски волк. Славко — герой. Был на войне. Там его звали српски вук.

Матвей улыбнулся и пожал плечами. Ему не очень нравилась эта фамильярность. Демонстрируемая радость выглядела чрезмерной. Он, конечно, был знаком с балканской, немного детской открытостью, но все-таки Лука хоть и серб, он также и коп. От таких людей Матвей привык ждать подвоха и общался с ними с осторожностью. Но то в России, а это Сербия. Профессиональная паранойя выставила флаг, но как себя вести с Лукой — Матвей еще не решил.

В этот момент дверь кабинета снова открылась, и вошел мужчина лет сорока, невысокий, с густой короткой бородой, в которой выделялась небольшая седая прядь. Волосы были собраны в небольшой хвостик. Глаза блестели живым интересом, движения были быстрыми и точными, как у зверька, привыкшего к опасностям. Да и лицом и манерами он напоминал енота — хитрого, осторожного.

— А вот и наш эксперт-криминалист, Филип Пéтрович, — представил его Вукович.

Филип кивнул в знак приветствия, но ничего не сказал. Матвей заметил, что Петрович явно не говорил по-русски, но понимал достаточно, чтобы следить за разговором. У него на пальце была потертая серебряная печатка, и Матвей машинально отметил: человек старой закалки.

— Итак, господа, давайте обсудим наши версии и улики, — начал Вукович, указав на кресла у стола. — Сорокина Яна Андреевна. Была убита на Цветочной площади третьего октября. Выстрел — из снайперской винтовки, с крыши здания напротив. Свидетелей, к сожалению, нет.

На столе лежала тонкая папка — все, что на данный момент было известно о Сорокиной. Матвей пододвинул к себе фотографии с места преступления.

На верхнем снимке — Сорокина. Молодая женщина лет двадцати пяти, стройная, с выразительными скулами и тонкими чертами лица. Светлая блузка, темные волосы собраны небрежно, будто наспех — без лишнего старания. Она лежала с раскинутыми руками, будто сдавалась. Глаза — открытые, застывшие. Ужаса в них нет. Скорее удивление. Как будто она не поняла, что случилось.

На другом — та же Яна, но еще живая: селфи из корпоративной рассылки. Мягкая улыбка, серьги-петельки, какие носят не ради стиля, а из привычки. Обычная офисная девушка. Таких — тысячи.

— Есть записи с камеры наблюдения, но здание, которое использовал снайпер, в объективы не попало, так что толку от них не много, — вздохнул Вукович. — Есть пуля. Гильзы нет. Все. Филип, что думаешь о пуле?

Петрович молча достал из папки несколько листов и фотографии. На одном — пуля, на другом — крыша здания, в нижнем углу смазанная тень. Он бегло пробежался глазами по данным, затем ткнул пальцем в изображение и что-то сказал по-сербски, не торопясь. Лука кивнул, вслушиваясь.

— Пуля сильно деформирована, — перевел он. — Калибр, скорее всего, 7,62. Без маркировки, без отличий. Сплюснута, как монетка.

— Без гильзы? — уточнил Матвей.

— Никаких следов. Ни на крыше, ни на лестнице. Петрович говорит: чисто, как будто стрелял призрак.

— Я только из отпуска, — добавил Петрович с усмешкой. — Даже кофе не успел выпить. Не то что баллистику толком провести.

Вукович выдохнул через нос, будто сдерживал ругань, и посмотрел на Матвея:

— Это уже четвертый случай.

И достал из ящика плотную папку. Та упала на стол с глухим шлепком — как будто в ней были не документы, а мокрые от крови тряпки. Пальцы Славко порылись среди бумаг и извлекли оттуда несколько старых фото. Не глянцевых, не постановочных. Эти снимки пахли пылью, потом и отчаянием.

— Вот первый. — Он развернул к Матвею снимок, на котором албанец лет сорока лежал на ступеньках. Глаза открыты, будто он еще не понял, что умер. — Фламур Тачи. Турист. Никаких связей с криминалом, не политик. Просто проходил мимо. Или не просто?

Следующее фото — мужчина в полицейской форме. Лет за сорок, крепкий, с квадратной челюстью и уставшим взглядом. И кровь — будто кто-то вылил на асфальт банку с акриловой краской: размашисто, небрежно.

— Наш человек. Драган Жикич. Опер. Вышел со стаканом кофе из ближайшей пекары. Пуля нашла его между глотком кофе и дорогой на работу. Как будто кто-то знал, где и когда он окажется.

Матвей почувствовал, как сжалось внутри. Фотографии не были страшными. Они были… холодными. В них не было эмоций. Только конец. Последний факт существования.

— Потом журналистка. Майя Златич. — Славко положил на стол третий снимок. На нем — женщина с разбитым телефоном в руке. — Копала под представителей власти, крупных бизнесменов. Дотошная. Упрямая. Прославилась статьей «Система, которая стреляет первой». Вот та и выстрелила.

— И вы думаете, везде тот же стрелок? — тихо спросил Матвей, не отрывая взгляда от фото.

— А что тут думать? — Славко кивнул. — Один выстрел. Один калибр. Один стиль. На камерах ничего. Свидетелей нет. Гильз — ни одной. Словно призрак стреляет.

Вукович откинулся на спинку кресла. Взял ручку, постучал ею по столу.

— Тот же почерк. Тот же ноль на выходе. Газеты так и назвали его — «призрак».

В комнате стало тише. Даже кресла заскрипели иначе.

Матвей поджал губы. Он знал это чувство — когда в воздухе висит чужое поражение. Оно не твое, но может стать твоим. И лучше бы не в этом месяце.

— Может, в этот раз сможем определить заказчика? — Матвей решил не терять оптимизма. — Прежде всего следует выяснить, связано ли убийство с профессиональной деятельностью Сорокиной.

— Согласен, — кивнул Лука. — Нужно сходить к ней на работу и порасспрашивать коллег. Возможно, кто-то знает о ее конфликтах или подозрительных контактах. А что у нее с личной жизнью? Муж, семья?

— Мужа нет, детей нет. Соседи говорят, была тихой. Но это мы проверим. Пока сосредоточьтесь на компании. Особенно на ее отделе. Поговорите с начальником. — Вукович перелистнул пару страниц дела. — Рабинович.

— Рабинович? — переспросил Матвей, приподнимая бровь. — Звучит неожиданно.

— Что-то не так? Знаешь его? — напрягся Лука.

— Нет-нет. Просто в России это фамилия из анекдотов. Вы не слышали?..

Все трое смотрели на Матвея серьезно.

— «Рабинович, вы уже устроились? — Нет. Я еще работаю». Не знаете?

Повисла неловкая пауза.

— Понял, — вздохнул Матвей. — Когда можем начать?

— Прямо сейчас. И, Лука, подготовь на завтра краткую сводку по делам этого «призрака».

Матвей и Лука встали. На прощание Вукович лишь коротко кивнул, словно мысль у него внутри него продолжала работать.

Обернувшись в дверях, Матвей поймал взгляд Славко — тяжелый, собранный, пристальный. В этом взгляде не было ни усталости, ни сомнений. Только целеустремленность.

***

На крыльце управления их встретил теплый свет. Матвей с удовольствием зажмурился — солнце мягко касалось лица, будто приветствуя. Белград лежал перед ним залитый золотом — как человек, который еще не проснулся, но уже улыбается. Воздух был наполнен легким ароматом прелой листвы и свежестью утреннего ветерка.

Улицы были оживлены, но не суетливы. Люди, одетые по-летнему легко, неспешно прохаживались, наслаждаясь погодой. Пожилые мужчины на скамейках в тени деревьев обсуждали последние новости. Хозяева собак прогуливались со своими питомцами, мамы с колясками останавливались, чтобы перекинуться парой слов друг с другом. Вот оно, второе лето, подумал Матвей, вдыхая полной грудью.

Лука это заметил.

— Ты ведь не завтракал? Умираю с голоду.

— У нас нет на это времени, — нахмурил брови Матвей.

— На завтрак время всегда должно быть, — подмигнул Лука. — Полако, брат. Я знаю тут одну пекару. Ты когда-нибудь пробовал бурек?

Матвей покачал головой, не зная, что ответить на предложение. Лука усмехнулся и сделал жест, приглашая следовать за ним. Они направились по улице, проходя мимо все тех же гуляющих, мимо их разговоров и неторопливой жизни. Лука уверенным шагом свернул в переулок, где в воздухе витал соблазнительный аромат выпечки.

Пекарня, по-сербски пекара, которую Лука знал, оказалась небольшим заведением с витриной, заполненной свежей выпечкой. Лука подошел к прилавку и что-то быстро сказал на сербском. Продавщица, улыбнувшись, принялась упаковывать два больших куска бурека — традиционного слоеного пирога с мясом, сыром и шпинатом.

— Вот, держи, — Лука протянул один из пакетов Матвею. — Это лучший бурек в городе. Ты точно не пожалеешь.

Матвей взял пакет и ощутил в руках тепло. Он откусил от пирога, и жирное тесто с горячей мясной начинкой — чуть соленой, чуть пряной — моментально обожгло небо. Голод исчез. Остался только вкус.

— Вкусно, — признал он, не скрывая удовольствия. — Но мы действительно должны поторопиться.

— Не волнуйся, успеем, — заверил его Лука. — Завтрак — это святое. К тому же с полным желудком мысли проясняются. Ты, кстати, куришь? — вдруг спросил он. — Потому что сейчас будет обязательный сербский ритуал.

Они прислонились к кирпичной стене напротив кафе. Лука закурил, предложил сигарету Матвею. Тот помедлил, потом взял. Кофе, бурек, сигарета. «Белградский завтрак». Лука выдохнул дым.

— Может, пройдемся пешком? — предложил Лука. — Тут недалеко, а мою красавицу лучше поберечь. На нее не просто достать запчасти. Zastava редкой комплектации, настоящая головная боль. Но люблю ее, как жену.

— Как бывшую? — уточнил Матвей.

— Хуже. Как первую любовь. Единственную. Злее и преданнее всех, кого я знал.

— Прекрасный выбор, — усмехнулся Матвей.

Скоро они уже подходили к современному офисному зданию, где работала Сорокина.

— Ну что ж, — обвел его взглядом Лука, — посмотрим, какой из Рабиновича рассказчик.

Глава 5

Современное семиэтажное здание находилось на тихой улочке недалеко от центра старого Белграда и заметно выделялось на фоне застройки тех еще времен, когда Сербия носила корону. В стеклянной поверхности отражалось стоящее напротив какое-то посольство. Вместе с тем выглядело это не как противостояние эпох, а как их продолжение, как демонстрация, что город живет и развивается.

На ресепшене их встретила молодая офис-менеджер, которая вежливо спросила о цели визита.

— Мы из полиции, — представился Лука, показывая удостоверение. — Нам нужно поговорить с коллегами госпожи Сорокиной.

— Ах да. Трагедия, трагедия… Такая молодая девочка. Пожалуйста, подождите минуту, я свяжусь с начальником. — Описав ситуацию по телефону, она несколько секунд молчала, потом положила трубку. — Пойдемте, для вас забронировали переговорную комнату, я провожу.

Они шли за офис-менеджером, осматриваясь по сторонам. Это был современный опенспейс с рядами рабочих мест, лишь на треть занятыми работниками, стеклянные стены и двери переговорных комнат и кабинетов, экзотические растения, разросшиеся до потолка, — все это делало место живым, динамичным и в то же время просторным и наполненным воздухом. Провожатая наконец распахнула перед ними дверь одной из переговорных комнат:

— Располагайтесь, Вера Борисовна сейчас подойдет.

— Подождите, нам нужен начальник Яны, господин Рабинович.

— Все верно, Вера Борисовна Рабинович — непосредственная начальница Яны. Была, — вспомнила девушка и удалилась, оставив гостей в недоумении.

— Вот ведь как… — с рассеянной улыбкой протянул Лука.

В комнате был длинный деревянный стол с красивым узором голубой волны по центру, с десяток кожаных кресел, гигантский монитор на стене и белая доска. Лука с выдохом плюхнулся на мягкое кресло.

— Нам в управление тоже бы такую переговорку, — погладил он подлокотник и покрутил головой, оценивая интерьер.

Через несколько минут к ним в комнату вошла женщина — высокая, стройная, с копной каштановых кудряшек. Приталенный темно-синий костюм, шпильки, в руках планшет. Лицо — резко очерченное, красивое, загорелое, серьезное. От нее исходила уверенность и жесткая, но не агрессивная энергетика.

Матвей на секунду забыл, что должен быть следователем. Она не шла — скользила. Взгляд — оценивающий, но без суеты. Он поймал себя на том, что выпрямился в кресле.

— Добрый день, — произнесла она. — Меня зовут Вера, чем могу?..

— Лука Грбич, полиция Белграда. — Лука показал удостоверение. — А это мой коллега из Москвы — Матвей Дынин. Нам нужно задать несколько вопросов о госпоже Сорокиной.

— Да, конечно. Спрашивайте о чем угодно, — улыбнулась Вера. — Знаете, наш юрист просил не встречаться с вами без него. Но я думаю, это лишнее. Компания тут точно ни при чем.

— Ну, это нам еще предстоит выяснить, — прищурился Матвей. — Когда вы в последний раз видели Яну?

— Да как раз в день убийства и видела, утром на планерке, — ответила Вера, повернувшись на стуле к Луке. — Обсуждали открытие… Впрочем, неважно чего.

— А потом?

— А потом не видела. Мое рабочее место в другом конце этажа. Она ушла обедать, и там на площади все и случилось.

— У вас тут нет столовой?

— Вы такой серьезный, товарищ следователь. Неужели никогда не обедаете в кафе просто так, без нужды? — Вера бросила короткий взгляд на Дынина. — У нас тут все есть. Просто скучно в одном и том же месте каждый день обедать. Перерыв час, кругом полно кафешек. Почему бы не прогуляться, развеяться?

— Ну допустим… Были ли у нее конфликты с кем-то из коллег или клиентов? — спросил Матвей.

— Нет, ничего подобного. Она была тихая девушка, со всеми ладила, — сказала Вера, немного подумав. — Честно говоря, она не то чтобы сильно была погружена в наши проекты.

— В каком смысле?

Рабинович сложила руки замком на столе и наклонилась к Матвею, как будто хотела рассказать большой секрет.

— Товарищ следователь, Яна у нас была по блату. Занимала незначительную должность. Консультант по чему-то там. Папа у нее непростой. То ли с Лубянки, то ли со Смоленской. Ее здесь особо никто не знал и не воспринимал всерьез.

— Получается, занимала чужое место?

Вера откинулась на спинку и снова улыбнулась.

— У нас таких треть, если не половина. И чужих, случайных людей нет. Если появляется чей-то сынок и дочка, это значит, мы где-то хорошо заработали или хорошо сэкономили. Просто бизнес.

— Не обидно за двоих работу делать? — вступил Лука.

— Я работаю только за себя. Просто работы много. То, что могут их связи, мне никогда не сделать. Я ж говорю, чужих нет.

Матвей задумался. Мотива для убийства не вырисовывалось.

— Может быть, у нее были личные проблемы? — продолжил он. — Долги, конфликты с кем-то?

— Не слышала ни о чем таком, — покачала головой Вера. — Она была довольно замкнутой. После работы оставалась не часто, играла во что-то простое и бесконечное с кристаллами и конфетками и часами залипала в тик-ток. Задач у нее не много было.

Матвей обменялся взглядами с Лукой. Не густо. Типичный офисный работник, незаметный и неконфликтный.

— Спасибо за информацию, — вздохнул Матвей. — Если вспомните что-то важное, пожалуйста, свяжитесь с нами. И по возможности не покидайте город.

— Вроде не планирую, но гарантировать не могу. Это официальный запрет?

— Пока просто рекомендация.

Матвей сделал пометку в блокноте. Лука посмотрел в потолок.

Вера вдруг неожиданно встала и обошла стол.

— Матвей, останьтесь на минуту, — сказала она. — Вы не против, Лука?

— Конечно, — кивнул тот. — Я буду в коридоре.

Выходя, Лука бросил на Матвея взгляд, в котором читалось и восхищение, и легкое разочарование. Матвей сделал вид, что не заметил.

Дверь закрылась. Матвей остался один на один с женщиной в комнате, где даже кондиционер шумел приглушенно, как будто знал, когда нужно затихнуть.

— Вы ведь тот самый? Борец с преступностью? Знаю, что у нас был такой запрос.

— Да, но сейчас это не имеет значения. И ваша помощь может быть неоценимой.

— Вот, — она протянула лист бумаги. — Здесь мой номер. И мобильный, и московский. Вдруг вам что-то понадобится. Буду ждать от вас звонка, вдруг вспомните какой-нибудь важный вопрос.

— Прекрасно, — сказал Матвей, положив листок в блокнот.

— У вас такой взгляд, будто вы привыкли ловить людей на лжи. — Вера оперлась бедром о стол, очень близко от Матвея. — Интересно, как вы выглядите, когда верите?

— Обычно в такие моменты я моргаю чуть медленнее, — ответил он, неуверенно усмехнувшись. — Мы можем посмотреть рабочий компьютер Сорокиной?

— Да, Оля вас проводит, — с разочарованным вздохом ответила Вера, — но уже без меня, хорошо? Работа сама себя не сделает.

Она выпорхнула из переговорной, и тут же в нее заглянул Лука.

— Ну что?

— Сейчас посмотрим рабочий компьютер.

— А еще? — Улыбка Луки стала шире.

— Да ничего, оставила контакты.

Лука неподдельно расстроился. Поджал губы, покачал головой, оглянувшись на дверь.

— И все? Контакты? А я там в коридоре мысленно ставки делал. У тебя был шанс, брат. Настоящий шанс.

Матвей пожал плечами:

— Не в том я сейчас настроении. Хотя, конечно, интересная она.

Лука цокнул.

— Интересная, ага. И интересуется тобой! У нас говорят: когда женщина улыбается — это либо смертельная опасность, либо любовь.

— И как определить?

— Вот именно, никак, — вздохнул Лука, — поэтому мы и полицейские.

В переговорную заглянула офис-менеджер:

— Пойдемте, я вас отведу за компьютер госпожи Сорокиной.

Они прошли мимо стеклянных кабинетов в самый угол офиса. Там, у окна, располагалось стандартное рабочее место: монитор, клавиатура, канцелярия, пара личных мелочей. На спинке кресла — клетчатый шарф. Все выглядело аккуратно.

Оля ввела пароль. На мониторе открылся рабочий стол. Несколько папок. Пара презентаций. Несколько похожих файлов с названиями в духе draft_3_final_realfinal_v2.

— Здесь почти ничего, — пробормотал Матвей, пролистывая. — В мессенджерах пусто. Переписка с родителями, пара подписок на популярные каналы, шутки, стикеры. Все тихо. Последнее непрочитанное сообщение — как раз в день убийства.

Он открыл браузер. История за последние дни — почти пуста. Только один сайт всплыл дважды: страница с путешествиями по Исландии. Фото ледников, северных сияний и дороги, уходящей в белую даль. Вкладка осталась открыта.

— Похоже, хотела поехать, — тихо сказал он. — Или просто смотрела, чтобы хотя бы глазами попутешествовать.

Лука заглянул через плечо, кивнул.

— Значит, мечтала. Бывает и так.

— Бывает, — согласился Матвей и закрыл вкладку. — Она действительно была одинока. Даже цифровой след — как от воды на стекле: почти незаметный, без формы и смысла.

Они обменялись взглядами — оба уже поняли: здесь больше ничего интересного нет. Осмотр окончен.

Выйдя на улицу, Лука поморщился от солнца и затянулся.

— Ну что? — спросил он, не глядя на Матвея.

— Мы там же, где были утром, — ответил тот. — Только теперь уверены, что Сорокина никому не мешала. Ни в жизни, ни в онлайне.

— Отлично, — хмыкнул Лука. — Мертвая без врагов. Как всегда. А что насчет Рабинович? Хищница.

Матвей хотел что-то сказать, но промолчал. Его телефон завибрировал. Он посмотрел на экран.

«Борис Именно Михалыч».

Глава 6

— Дынин, — ответил Матвей, немного отстав от Луки.

— Ну что, жив? — прозвучал голос начальника. — Как там твои сербы?

— Курят, пьют и смотрят футбол. Погодка шикарная.

— А именно по делу?

— Пока пусто. Никаких конфликтов, ни на работе, ни в личной жизни. Все как будто вычищено.

— Тебе не нравится?

— Не нравится, когда вокруг трупа все ровно. Начинаешь сомневаться в геометрии.

— Что предлагаешь?

— Пробить Сорокину по нашей базе. Родственник у нее с зубами — я слышал про «очень длинные руки». Хочу знать, кто за ней стоит и с кем он мог пересекаться.

— Понял. Поручу Антипову. Если найдешь что-то серьезное — продолжай. Но если полезешь не туда — сразу звони.

— Принято. Спасибо, Борис Михалыч.

— Ага, давай, Дынин.

Матвей убрал телефон. Город все так же жил своей жизнью — машины текли по улицам, люди переходили дорогу, не дожидаясь зеленого, на балконах курили, где-то смеялись дети. Будто ничего не случилось. Но теперь внутри зудело. Не от ужаса, не от страха, а от пустоты. Ни следов, ни зацепок, ни трещин.

Просто труп. Просто выстрел. Просто призрак.

***

Они шли пешком, неспешно двигаясь по оживленной улице. Лука рассказывал что-то о белградских парковках, ворчал на штрафы, а Матвей больше молчал, прислушиваясь к ощущениям. Машина Луки стояла у полицейского управления — именно туда они и направлялись.

На парковке Лука достал из кармана ключи, щелкнул кнопкой — старая Zastava мигнула фарами. Они молча обошли капот. Лука бросил в салон папку, а потом рухнул за руль с видом человека, который весь день разгружал вагоны с углем. Матвей устроился на пассажирском сиденье и захлопнул дверь. Краем глаза снова проверил улицу. Черный внедорожник. Кажется, он стоял возле офиса, когда они выходили. Возможно, совпадение. Возможно — нет. Матвей уже не первый раз ловил себя на том, что думает о турецкой мафии. Эфе, его люди… Вряд ли они бы стали преследовать его в открытую. Но мысль поселилась как заноза.

Лука сидел за рулем с привычным выражением ленивого спокойствия, будто не замечая хвоста. Матвей рядом молча смотрел в зеркало. Машина выехала с парковки управления и свернула на проспект, вливаясь в поток.

— В отель? — уточнил Лука.

— Да, — кивнул Матвей. — Подумаю, в какую сторону можно копнуть.

Он снова посмотрел в зеркало. Темный внедорожник держался за ними. Не очень близко. Не очень далеко. Будто на невидимом тросе.

— Тот черный автомобиль, — Матвей кивнул в зеркало, — уже третий поворот за нами.

Лука даже не повернул головы.

— Черный джип? Добро пожаловать в Белград. У нас каждый второй на таком ездит.

— Только этот не обгоняет и не отстает. Держится на хвосте. Как по рельсам.

Лука все же бросил взгляд через плечо. Потом резко переключил передачу и перестроился в правый ряд.

— Ладно, сейчас проверим.

Они свернули под мост, вырулили к рынку и дальше поехали через тихий жилой квартал. Внедорожник тоже.

— Слушай, это может быть кто угодно: наши спецслужбы, ваше КГБ, а может, жулики из Албании, хотят устроить аварию на дороге и обвинить нас… — пробормотал Лука.

— Или из Москвы, — сказал Матвей. — Или из Стамбула.

Лука ничего не ответил. Только нажал на газ. Машина рванула вперед. Поворот, еще один. Они влетели на бульвар Краља Александра с трамвайными рельсами, где припаркованные машины стояли в два ряда. Пространства почти не было.

— Лука, аккуратнее.

— Ты ж сам хотел проверить, преследуют нас или нет.

Матвей взялся за поручень над дверью. Джип появился из-за поворота. Уверенно. Нагло.

— Все, хватит. Теперь я тоже начинаю волноваться, — буркнул Лука и резко крутанул руль. — Держись.

Машина выскочила на Таковскую улицу. Лука подрезал фургон, просвистел мимо перекрестка на желтый. Джип не отставал.

— Черт, — тихо выругался Матвей.

— Успокойся. Сейчас покажу тебе, что может старая добрая Zastava.

Они нырнули в переулок, потом вылетели на улицу с односторонним движением — против потока. Лука вел машину с маниакальной сосредоточенностью. Стекла дрожали, двигатель ревел.

— Нам в центр нельзя, — выдохнул Матвей. — Там пробки.

— Не в центр. Я знаю куда.

Еще пара виражей, и они выехали к набережной. Слева — Дунай. Справа — старые здания. Лука свернул во двор и ударил по тормозам.

— Выходи. Я покатаю их еще немного. Если что — буду на связи. Иди по скверу, через улицу Краља Милутина. Потом прямо, потом налево у аптеки. Выйдешь почти к «Москве».

Матвей захлопнул дверь, и Zastava рванула. Джип промчал мимо, не заметив его.

Матвей стоял в тени платана. Пульс стучал где-то в шее и ушах. Он выдохнул, поправил воротник и направился к скверу. Шел быстро, оглядываясь не слишком явно. Никаких следов погони. Только осенний воздух, мокрая листва под ногами и далекие сирены. Минут через десять он оказался у знакомого перекрестка. До отеля оставалось два дома.

Он остановился на углу у кафе — маленькое, с теплым светом, в котором отражалась витрина с круассанами. Захотелось посидеть. Просто подумать.

Он вошел внутрь.

***

День был длинным. И пустым. Опросы — ноль. Осмотр места — пусто. Сотрудники — равнодушны. В компьютере — только игры и тик-ток. Даже начальница — яркая, колоритная — не дала ничего, кроме намеков и номера телефона.

Матвей прищурился, глядя на размытые огни улицы. Кто стреляет в безобидных офисных консультантов? Услуги снайпера — это дорого. Это подготовка, логистика, риски. Не похоже на ревность. Не похоже на личное. Но какой мотив у убийцы?

Он достал блокнот, открыл на новой странице. Написал:

«Версии:

Случайная жертва? Нет.

Послание семье? Возможно.

Сорокина знала лишнее? Не похоже.

Кто стрелял: местные? наши?»

Матвей провел черту и под ней вывел:

«Ноль следов. Один труп. И один призрак».

Он откинулся на спинку стула и посмотрел в небо. Звезд не было — над городом висел тусклый свет фонарей и облаков.

Нужно возвращаться к старым делам. К тому, что уже пытались расследовать — и не смогли. Фламур Тачи. Драго Жикич. Майя Златич. Те же пули, та же тишина. Призрак, который стреляет и исчезает. Если в новом деле ничего, значит, искать надо в старом. Там могли остаться следы. Или забытые трещины, которые теперь снова начали расходиться.

Матвей сделал пометку: «Завтра запросить дела. Сравнить баллистику. Опросить следаков, кто вел». Надо было вытащить все, что тогда не сработало. И посмотреть свежим взглядом.

Из мыслей Матвея выдернул звонкий женский голос — с интонацией, по которой сразу было ясно: человек улыбается.

— Мотя? Это ты?

Матвей повернул голову, не веря своим глазам. Девушка в униформе, белая футболка подчеркивает стройную фигуру, серьги цвета морской волны ловят свет и оттеняют глаза. Светлые волосы собраны небрежно, как будто на бегу, но при этом идеально. В лице — смесь живости и уверенности, которую не скрыть даже за грудой тарелок. Она держалась с неподражаемой грацией.

— Наташа? Какими судьбами?

— Я тут работаю, — отмахнулась она, все так же улыбаясь. — А ты? Что здесь забыл?

— По работе, — ответил Матвей, ощущая, как внутри все переворачивается. — Расследование.

— Звучит серьезно. — Наташа уселась напротив. — У тебя вообще все всегда было серьезно, помнишь?

Матвей улыбнулся. Ее голос, манеры, взгляд — все это внезапно согрело Матвея в его текущем холодном тупике.

— Как ты вообще? — спросил он, стараясь не дать дрожи в голосе.

— Хорошо. Живу тут уже пару лет, работаю в этом кафе, — ответила Наташа. — А ты тут из-за той… русской девочки?

— Ну, вроде того, — сказал Матвей, чуть отводя взгляд. — Не ожидал встретить тебя.

Наташа снова улыбнулась.

— Мотя, ты должен мне все рассказать! Что у вас там? Есть версии? Подозреваемые? А то я уже все тру-крайм-подкасты послушала: но, к сожалению, Призрак уже давно никого не убивал.

— К сожалению?

— Ну ты понял же, — смущенно протянула Наташа. — Мне нужен подкаст от тебя. Сегодня я не могу. Но завтра у меня выходной. Где ты живешь?

— В «Москве», — сказал Матвей и сам усмехнулся двусмысленности. — Это отель. В центре.

Он потянулся к телефону. Как бы нехотя. Но Наташа сразу поняла:

— Ты чего, ждешь, что я сама тебе продиктую?

— Я просто… да, уже хотел записать. Ты все такая же.

— А ты все такой же параноик. — Наташа забрала телефон и быстро вбила номер. — Все, теперь у тебя есть прямая линия. Пользуйся с умом.

— Принял, — кивнул Матвей. — Только ты не жди, что я расскажу тебе все версии.

— Тогда я просто буду поить тебя вином, пока не расскажешь.

— Тогда лучше кофе, — усмехнулся Матвей. — Я все еще на службе.

Повисла легкая пауза. Матвей рассматривал Наташу, мысленно сравнивая ее с Верой. Наташу позвал кто-то из глубины кафе.

— Выбрал?

— Что? — Матвей моргнул.

Наташа рассмеялась.

— Ты же сюда не погреться пришел.

— А… еду? Я, если честно, здесь почти ничего не понимаю, — сказал он, листая меню. — Посоветуешь?

— Мотя… ты как всегда. Сейчас принесу тебе плескавицу.

— Это… звучит как что-то опасное.

— Это гигантская котлета. И ты ее полюбишь.

***

Матвей вошел в номер и первым делом закрыл шторы. Не потому, что кто-то мог подглядывать, — просто хотелось отгородиться. От улицы, от шума, от мыслей.

Он разулся, снял куртку и бросил ее на кресло. Прошел к мини-бару, открыл, посмотрел — закрыл. Даже бутылка воды казалась неуместной. Потом сел на кровать, оперся локтями о колени, переплел пальцы. В комнате было тихо, только за стеной кто-то тихо смеялся — то ли телевизор, то ли соседи.

В голове все смешалось. День был насыщенным, но, по сути, ничего не дал.

Сорокина. Преследование. Рабинович. Наташа. Вера… Наташка…

Матвей поймал себя на мысли, что думает о Вере дольше, чем хотел бы. Еще в офисе он почувствовал, что понравился ей. Это было приятно, но смущало. В ней было что-то опасное — хищное, самоуверенное, но это не отталкивало. Такая женщина не заискивает, не подстраивается — она говорит ровно столько, сколько нужно, и смотрит так, будто уже знает, на что ты способен. И Матвею это, черт возьми, нравилось. Он ведь свободен, это не будет предательством. И все же… Вера не казалась подходящей для флирта. Собранная. Натянутая, как провод под током: красиво блестит, но тронь не вовремя — обожжет.

Матвей провел пальцем по краю стола и посмотрел в окно. Думать об этом сейчас было некстати. Но мысль не уходила.

С другой стороны — Наташа. Появилась внезапно — вопреки времени и расстояниям. И сразу стала частью этого дня, словно и должна была в нем быть. С ней все было как-то… легко. Без усилий, без нужды что-то доказывать. Она говорила просто, смотрела прямо, и в этом не было ни вызова, ни флирта. С Наташей он был такой, какой есть.

Но именно это и мешало. Между ними как будто и так уже все было сказано — только без слов. И попытка начать что-то большее сдвинет хрупкий баланс. Нарушит тишину, в которой они как-то странно и точно совпадали.

Матвей достал телефон и открыл приложение для ставок. Нужно узнать мнение фортуны. Пальцы сами собой потянулись к разделу Live.

«Футбол. Англия. АПЛ. 90 мин.

«Вест Хэм Юнайтед» 2 — 1 «Саутгемптон»».

«На Веру — победа „Вест Хэма“». Ставка сделана.

Следующий матч:

«Футбол. Англия. АПЛ. 87 мин.

«Фулхэм» 0 — 0 «Челси»».

«На Наташу — ничья». Подтвердил.

Побежали секунды. Коэффициенты замерли, потом пропали. И наконец события исчезли из ленты совсем.

Обе ставки выиграли. «Вест Хэм» удержал счет. «Фулхэм» не смог забить пенальти. Бонус в виде 30 рублей выигрыша радости не добавил.

Матвей вздохнул, выключил экран и опустил голову.

— Легче не стало, — пробормотал он.

Он лег на кровать, уставившись в потолок. Завтра надо начинать по-другому. Через старые дела. Через ошибки. Через Призрака, который будто ждал, когда его снова начнут искать.

Матвей выключил свет.

Глава 7

Будильник сработал на третьем звонке. Матвей нащупал телефон и выключил его, почти не открывая глаз. Полежал еще пару секунд, а потом резко сел — как будто внутри что-то щелкнуло: пора.

Умылся холодной водой, оделся на автомате и сел за ноутбук. Первым делом открыл почту. Папка «входящие» обновилась. Пара уведомлений от служб бронирования, одно рекламное письмо от маркетплейса и автоматическая рассылка МВД.

Антипов не ответил. Ни строки. Ни намека на досье Сорокиной или информацию о ее семье.

Матвей закрыл ноутбук и задумчиво постучал пальцами по крышке. Если там действительно «важная фигура», то запрос могли завернуть. Или держат, чтобы понять, насколько серьезно он копает.

В вестибюле гостиницы было тихо, девушка за стойкой вяло перелистывала страницы какого-то глянца. Лука уже ждал у входа, как обычно — с телефоном в одной руке и сигаретой в другой.

Его Zastava стояла чуть накренившись, будто присела от усталости.

— Доброе утро, товарищ следователь, — сказал Лука. — Готов к новому витку бессмысленности?

— С утра ты особенно позитивен, — усмехнулся Матвей, садясь в машину.

— Сегодня дерби, — продолжил Лука, включая зажигание. — «Црвена звезда» против «Партизана». Город с ума сходит. Ты поставил?

— Нет, я про футбол забыл. Но я ставил вчера. Две ставки. И обе выиграли.

— Ого! Много заработал?

Матвей посмотрел в окно, будто собираясь с мыслями.

— Немного. Но… — Матвей почесал подбородок, — по большому счету это не важно. Я ставлю копейки. У меня система: если ставка проигрывает — значит, все движется в правильном направлении.

— Что? — Лука даже перестал щелкать поворотником. — В смысле?

— Проверка удачи. Если ставка выиграла — все будет плохо. Если проиграл — значит, дело идет в нужном русле. Это как барометр — странный, но работает. Главное — выбирать по ощущению, честно.

— Ты ставишь, чтобы проиграть?

— Ну… в идеале — да.

Лука фыркнул, покачал головой.

— Объясняет, почему ты работаешь в полиции, а не на бирже.

— Возможно, — усмехнулся Матвей.

Они выехали на улицу, влились в поток — серый, вязкий, сонный. Из динамиков что-то азартно вещал спортивный комментатор, и Лука тут же принялся спорить вслух, перебивая радио и размахивая рукой, будто его слышали. Матвей слушал вполуха. Город просыпался нехотя, словно после плохого сна — тянулся, зевал и никак не мог прийти в себя.

***

Совещание началось без кофе.

Жалюзи были прикрыты, на проекционном экране замер первый слайд презентации. Лука стоял у экрана с кликером в руке, в рубашке с закатанными рукавами, без пиджака. Петрович и Матвей сидели за длинным столом напротив друг друга. Вукович молча курил у окна, но не вмешивался — это был момент Луки.

— Начнем, — сказал он, щелкнув первым слайдом. — Сорокина Яна. Двадцать восемь лет. Убита на Цветочной площади, один выстрел в голову. Пуля — 7,62, как и в прошлых трех случаях. Ни гильзы, ни отпечатков, ни камер. Почерк чистый.

Он переключил следующий слайд — фотография с места преступления, вид с крыши напротив.

— Место стрельбы — вот эта крыша. Восемьдесят четыре метра по прямой. Выстрел произведен с этой площадки. Никто ничего не видел. И что важно: точку снайпер выбирает не по случаю, а заранее. Он знает, где жертва окажется.

— Версия о профессиональном конфликте отпадает, — сказал Матвей. — Коллеги говорят: тихая, безобидная, ничем не примечательная.

— И личная жизнь у нее не вызывает вопросов, — добавил Лука. — Все пересмотрели: ни угроз, ни любовников, ни долгов.

— Ответа из Москвы еще нет, — Матвей повернулся к спине Вуковича, — я запросил данные по линии МВД. Пока тишина. Либо не хотят копать, либо думают.

— У нас по Сорокиной тоже ничего нового, — вставил Петрович. — По баллистике, насколько возможно определить, — совпадений нет. Ни в армейских архивах, ни в гражданских. Но это не значит, что ствол не тот же. Просто он «чистый». Или, скажем, «невидимый».

На экране появился следующий слайд. Лука продолжил:

— Тогда переходим к старым делам. Давайте выстроим хронологию.

Он показал фото из дела №1: Фламур Тачи. Молодой, улыбающийся парень, позирующий у какого-то памятника. Следующий слайд — место преступления.

— Гражданин Албании. Турист. Прилетел в Белград на выходные. Застрелен днем, на площади у торгового центра. Один выстрел — в голову. С крыши жилого дома. Паника, десятки свидетелей. И ни одного, кто видел стрелка. — Он щелкнул кликером, на экране появился скан страницы досье. — Сначала отрабатывали версию на почве национальной розни. Проверяли фанатов, криминал. Но по нашей базе — чист. Тачи работал системным администратором в частной школе в Тиране. Ни судимостей, ни политической активности, ни связей с кланами. В Белграде был впервые, заселился с женой в хостел, ни с кем особо не контактировал.

Следующий слайд. На экране — тело, частично накрытое цветастой курткой. Рядом лежит телефон с разбитым экраном, а под ним — растекающееся темное пятно, впитавшееся в плитку.

— Фанатские группировки ответственность не брали, — добавил Вукович из-за спины. — И вообще, это не их стиль. Эти если дерутся — то толпой. Если мстят — то ножом. Но никак не с помощью снайпера.

Лука переключил слайд.

— Драго Жикич. Убит спустя год после Тачи. Подполковник, служил в нашем отделе тяжких преступлений. Не боялся делать грязную работу. Прямой. Опытный. Настоящая ищейка.

Он кликнул дальше. На экране — уличное кафе на углу Господар-Ефремова и Дубровачки. Под легкой тенью простой столик, пластиковый стул, пустая чашка.

— Сидел в одиночестве. Пил кофе. Было около десяти утра. Один выстрел. Со стороны крыши соседнего дома. Пуля 7,62. Ни гильзы, ни камер, ни свидетелей.

Лука снова кликнул пультом. На фото: мужчина, завалившийся набок, как будто просто задремал. Но кровь стекала с уха по воротнику, и на белом пластике стула остался темный след, словно лента.

Матвей прищурился:

— Такое чувство, что его ждали.

— Да, — кивнул Вукович. — И знали, что он будет один. — Он сделал паузу, посмотрел на фото. Потом продолжил тише: — Мы с ним работали в одном кабинете. Иногда — в одной машине. Это был хороший человек. Но я не смог ничего найти.

Лука переключил на следующий слайд. Фото женщины — уверенное лицо, резкие черты, журналистское удостоверение.

Светлые волосы, строгий взгляд. Ни улыбки, ни позирования — снималась на документ.

— Майя Златич. Убита год назад. Бывшая журналистка крупной газеты, ушла в свободное плавание — вела собственный блог, где писала про коррупцию, спортивные махинации, связи бизнеса и политиков. Иногда перебарщивала, но была упертой и умной. Считалась «неудобной».

Он показал следующую фотографию: летняя терраса кафе у воды. Набережная. Открытые столики, вид на реку.

— Убили вечером. Заказала бокал вина, села ближе к краю, спиной к парапету. Один выстрел — в затылок. Пуля 7,62. Стреляли с противоположной крыши — там стройка, краны, леса. Все открыто, но никто ничего не заметил. Ни следов, ни камеры. Ни шума.

Снова клик пультом: тело женщины лежит на боку, между двумя столами. Рядом упал ее телефон, экран погас. На полу — осколки стекла, потеки крови уходят под стол. Все выглядит так, будто она просто оступилась.

Матвей нахмурился:

— Она вела какое-то расследование?

— Не сомневаюсь, но в ее документах ничего неопубликованного не нашли. У нее есть канал на Ютубе. На момент убийства последнее расследование посвящено взяткам в детском спорте. В материале мелькали фамилии из городского совета. Но доказательств — ноль.

Петрович добавил:

— Пуля с ее тела тоже сильно деформирована. Та же баллистика, как у Сорокиной. И та же стерильность на месте.

— Четыре убийства. У жертв ничего общего. Но, похоже, один исполнитель, — подытожил Матвей. — Не могу придумать мотив… Ради чего все эти казни?

— На этот вопрос мы не ответили тогда, — заговорил Вукович, медленно оборачиваясь от окна. — И теперь он вернулся.

— Почему такие жертвы? — вслух задумался Матвей. — Не политики, не генералы. Ничем не знамениты. Может быть, знали что-то?

— Может быть. Но у меня нет идей, что может объединять албанского сисадмина и русского экономиста, — сказал Лука, садясь за стол и прикуривая.

— Так, ну нужно искать общее. Стрелок — кто это может быть? Может, поспрашивать по охотникам или военным? — предложил Матвей. — Или по стрелковым клубам?

— Хочешь искать человека, у которого осталась пушка после войны? Сербы сдают по миллиону стволов в год, — пожал плечами Лука. — А сколько не сдают? Никто не знает. Это как искать иголку в балканском сене.

— А по бывшим снайперам? — уточнил Матвей.

— Отрабатывались. Это должно быть в делах. — Лука кивнул в сторону двери. — Но если хочешь — проверь своими глазами.

— Может, стоит начать с албанца? Тачи. Он был первым. Может, он и есть ключ.

Вукович затушил сигарету в массивной пепельнице и, не поднимая глаз, сказал:

— Архив открыт. Смотрите все, что кажется второстепенным. Может, заметите то, чего мы не увидели. Хотя честно — я не жду, что там вдруг появятся ответы. — Он на мгновение замолчал и перевел взгляд на Матвея. — И еще. Если вас спросят — журналисты, кто угодно, — ничего не комментируйте. Ни версии, ни детали. Даже в порядке «неофициального» сообщения. Все, что попадет в эфир, вернется потом бумерангом. Поняли? — И добавил с уже знакомой хриплой досадой: — Эти с микрофонами только и ждут, чтобы выдернуть полфразы и сделать из нее заголовок. Вчера один спрашивал, правда ли, что у нас «русская зачистка». Что это вообще за формулировка такая? Им бы лишь кровь и сенсацию преподнести. Они не помогают, они мешают.

Матвей кивнул. Лука тоже, только сделал это с ленцой, как человек, который слышал эту тираду не первый раз — и в целом не спорил.

Глава 8

— Спускаемся в легенду, почти музей, — сказал Лука, нажимая кнопку лифта. — Тут лежит дело об убийстве Орбеновичей. Старое, как сама Сербия, но все еще ходит по коридорам в виде слухов. Короли, заговоры, покушения — целый сериал, только без хеппи-энда. Некоторые думают, что все это давно мертво, а потом находят протокол с вырванной страницей и снова начинают чесать затылок. — Он криво улыбнулся: — Хотя я все равно за Карагеоргиевичей. У них хотя бы принципы были. Парадные мундиры, четкая линия и хроническое недоверие к хорватам. Не очень дипломатично, но зато честно.

***

Архив располагался в подвале управления. Коридор, освещенный тусклыми лампами под металлической сеткой, пахнул смесью старой бумаги, пыли и… капусты. Возле двери с табличкой ARHIVA сидел крепкий мужчина лет пятидесяти в потертом жилете и тельняшке. С выражением лица как у человека, который всю жизнь мечтал о тишине и теперь не знает, куда от нее деться.

— Лука, ты опять сюда кого-то притащил? — буркнул он, не поднимая глаз от кроссворда.

— Гость из Москвы. — Лука показал жестом на Матвея. — Хочет потрогать историю.

— Надолго? — Мужчина посмотрел на Матвея, прищурившись.

— Насколько выдержит, — ответил Матвей.

— Если чего-то не найдете — не значит, что оно утеряно. Значит, вы плохо искали, — назидательно произнес архивист и щелкнул замком на двери. — Тетрадь для отметок — у входа. Возврат по номерам. Папки не выносить. Перчатки — в коробке. Кофе не пить, жирными руками ничего не трогать. Работайте.

— Мирко, ты был бы идеальным надзирателем, — усмехнулся Лука и кивнул Матвею, приглашая внутрь.

— Я был вожатым в пионерском лагере в Суботице, — ответил Мирко, не оборачиваясь. — После этого я понял одну вещь: людей проще организовать по спискам, чем по убеждению. С тех пор я предпочитаю архивы. Они хоть не спорят.

Внутри царила сухая прохлада и привкус слежавшегося картона. Лука уверенно прошел вдоль полок, остановился у нужного ряда, начал перебирать аккуратные коробки с маркировкой. И через минуту уже держал в руках три нужных дела.

— Voilà, как говорят у нас… никто, — усмехнулся он. — Фламур Тачи. Драго Жикич. Майя Златич. Поехали.

Он скинул папки на массивный деревянный стол в углу. На нем стоял офисный компьютер — не новый, но и не ветеран. Из тех, что умеют включаться без скрипа и перегрева, но уже не вызывают восторга у системного администратора. Матвей сел, вытащил блокнот и ручку.

Матвей открыл первую папку. «Фламур Тачи».

Бумага была плотная, старого образца. Несколько листов, почти все машинописные, с заметками от руки по полям. Фото с места преступления — черно-белое, слегка пожелтевшее.

Молодой парень в яркой куртке, лицо наполовину закрыто капюшоном, лежал на спине возле входа в торговый центр.