Бесплатный фрагмент - Про чудеса, мечты и любовь

Тигр и лань

В уссурийской тайге жил тигр, матёрый, громадный, сильный. Слонов-носорогов в тех местах не водилось, а потому был он самым сильным зверем в округе. Медведь, леопард, волк — у любого тигр мог отобрать добычу. Когда он шёл по тропе, ну там до реки, водички попить, просто пройтись, лапы размять, всё живое разбегалось и замирало. В общем, был хищник из семейства кошачьих хозяином тайги. Жил и радовался.

Одним прекрасным утром шёл тигр по бережку озера и вдруг наткнулся в высокой траве на лань. Эта лань была необычная, маленькая и белого цвета. Где-нибудь в зоопарке или частных владениях она жила бы как в раю, но в диком лесу такие размеры и масть были приговором. Родное стадо её бросило, нормально спать, есть, пить лань не могла, шарахаясь при каждом шорохе, пугаясь каждой тени. Даже ежу было ясно, что скоро наступит конец, не от зубов и когтей, так от истощения. А потому, когда однажды из утреннего тумана выступил силуэт могучего зверя, лань даже не дёрнулась, инстинкт самосохранения, видимо, сдох раньше хозяйки, так бывает и со зверями. Ножки подогнулись, сухой нос уткнулся во влажную от росы траву, большие, выпуклые глаза закрылись, и маленький олень замер. Не было страха, не было жалости к себе, только безграничная усталость. Но тигр не спешил нападать, то ли необычный вид лежащего перед ним зверька, то ли исходящие от него волны обречённости и тоски, то ли ещё чего, но что-то породило в нём какое-то волнение, непонятные, доселе не испытанные ощущения. Тигр неслышно подошёл к лежащей в траве лани и аккуратно потыкался в неё носом. Та открыла глаза, подняла голову. Потом осторожно потянулась и обнюхала громадные клыки. Затем лань встала на ноги, подошла и прислонилась к передней лапе, которая была толщиной чуть не с её туловище. Тигр замер, он не знал, что с ним происходит, но безоглядное, абсолютное доверие маленькой оленихи порождало в его звериной душе непонятные, но очень приятные чувства. Если бы он мог, то бы сейчас замурлыкал, но тиграм этого не дано, и потому он просто рухнул на бок прямо посреди тропы, подставив белое брюхо встающему солнцу. Лань в ту же секунду прилегла рядом и мгновенно провалилась в сон, впервые за многие месяцы не чувствуя страха и даже лёгкой тревоги.

Они остались вместе. Расставались, только когда тигр уходил на охоту. Вместе спали, вместе бродили, наслаждаясь утренней или вечерней прохладой, а жаркими днями укрывались в тени деревьев. Вся округа очень быстро узнала про них. Впрочем, что здесь удивительного? И он, и она были слишком яркими и заметными. Даже если лань была одна, никто не посмел бы её задеть, помня, что где-то рядом может оказаться могучий защитник. Она изменилась. Из глаз ушли настороженность и недоверие, сменившись спокойствием и уверенностью. Исчезли скованность и напряжение, движения стали грациозными, изящными. Свои маленькие рожки лань носила теперь величественно, как корону. Рядом с огромным зверем, в пасти которого она могла уместиться целиком, белая олениха испытывала чувство защищённости и комфорта. Она очень нуждалась в том, кто защитит, укроет, сбережёт. А тигр? Он был очень силён, жесток, опытен, не ведал сомнений. Он никого и ничего не боялся, у него было всё, что нужно. Но когда маленький, слабый, беззащитный зверёк с безграничным доверием прижимался к его боку, когда она с беззаботной веселостью скакала вокруг него, радуясь жизни, тигр чувствовал, как его заполняет нечто тёплое, лёгкое и радостное. Как будто он вернулся в те времена, когда маленьким котёнком наслаждался лаской и любовью своей матери. Вся колоссальная ярость и безграничная мощь тигра не могла дать ему то, чем походя одаривало это маленькое, милое существо.

Любой зоолог скажет вам, что в природе всё рационально и практично. Что тигр — одиночка, заботящийся только о самом себе. И любой симбиоз в природе обусловлен взаимной выгодой. Но тигр и лань не знали зоологии, их не волновали рассуждения и анализы. Они не усложняли свою жизнь теориями, не испытывали желания всё понять и объяснить, пытаясь вписать любую ситуацию в стройную систему. Тигр и лань жили, отдавшись на волю чувств и эмоций, каждый давал другому то, в чём тот нуждался.

Они были счастливы.

Когда нужно чудо… оно происходит

Настроение было ужасным, собственно, из-за настроения она и отправилась в магазин черти куда, на ночь глядя. И теперь, возвращаясь с двумя тяжелыми пакетами, Татьяна чувствовала, что ничего в лучшую сторону не поменялось. Раздражало, что ручки пакетов врезались в пальцы, раздражал ветер, задувающий в лицо колючие снежинки, свет фонарей какой-то неживой, даже скрип снега под ногами вызывал злость. Впрочем, Таня была женщиной умной и честной, по крайней мере сама с собой, и если отбросить эмоции, то становилось понятно, что причиной её состояния является ОН. У него, видите ли, любовь, чувства. Это тогда, когда она только поверила, что жизнь наконец-то начала налаживаться, по крайней мере появилась какая-то стабильность. Спору нет, этот мужчина ей нравился, многое в нем восхищало, он отличался от большинства ее знакомых в положительную сторону, но теперь в нем проснулись чувства. Впрочем, если честно, она давно подозревала о наличии у него подобных чувств, но старалась об этом не думать, наслаждалась моментом, надеясь разобраться позже. Теперь это «позже» наступило. И то, что раньше вызывало восхищение, когда обратилось на неё саму, рождало растерянность, недоверие и даже некоторый страх. Конечно, и она пересекала иной раз черту, за которой кончалась дружба и начиналось что-то другое, но не настолько, чтобы вызвать такое цунами любви. Рыцарь среднего, блин, возраста. Такое поведение естественно для юноши шестнадцати-двадцати лет, который впервые испытал неведомое ранее состояние пылкой влюбленности и захлебнулся от восторга, а не для опытного, серьезного мужчины, который добивается, заметим, не юную девочку, а зрелую женщину, много повидавшую и знающую, что почем. Но он говорил так искренне, так красиво. Если совсем честно, то Татьяна злилась не только на него, но и на себя. Потому что сколько бы она ни убеждала себя (и его), что все это глупости и заблуждение, но когда негромкий, спокойный голос начинал говорить ей такие теплые, ласковые, красивые слова, он проникал в самую душу. И порой она терялась, размякала и переставала сопротивляться, отдаваясь на волю чувств. И он становился её героем, её тигром (ему нравилось это сравнение, и он на нем настаивал). Оставаясь одна, Таня возвращалась в реальность и мысленно ругая себя, а вслух своего тигра, пыталась как-то вырваться из этой ситуации. Получалось хуже, чем плохо. Потому что, несмотря на то что жизнь Татьяны была непростой, опыт большой и во многом негативный, но в душе сохранилось нечто чистое и светлое, какая-то детская вера в чудо, желание сказки. И хотя здравый смысл говорил, что любая сказка в отношениях между мужчиной и женщиной заканчивается привыканием, обыденностью, скукой и разочарованием, и это в лучшем случае, нечто в ней продолжало верить в чудо и страстно хотеть, чтобы оно случилось. Пусть это неправда, но так приятно, когда тебя называют красавицей, любимой, королевой, богиней. Чтобы охладить его чувства, она старалась вести себя независимо, задиристо, часто грубо, а иной раз откровенно по-хамски, но на него это не действовало. Её злило его упрямство (прям осёл какой-то, а не тигр) и собственная мягкотелость, но… так хочется хоть раз почувствовать себя богиней.

Она остановилась, перед ней темнел небольшой парк, вокруг ни души, хотя время почти двенадцать ночи, в это время в их районе, да еще зимой нормальные люди по улицам не бродят. Дальше было два варианта: либо напрямик через парк, а там пара дворов и родной дом, либо вокруг парка и потом еще полквартала. Второй путь намного длиннее, зато безопасней, но ей так хочется домой… Ааааа, к черту. Будь что будет. И Таня вошла в парк. И нате вам, как говорится, вспомни чертей, и вот они, родимые. Перегородившая ей дорогу четверка парней рогов и копыт не имела, но намерения их читались вполне ясно. Вроде одеты прилично, выглядят нормально, если и подпили, то не сильно, но что-то такое было в их манере держаться, в движениях, выражении лиц, что четко указывало: встреча с ними одинокой женщине ничего хорошего не сулит. «Может, не изнасилуют и даже не ограбят, но поглумятся точно», — подумала Таня, поудобней перехватывая правой рукой пакет. Копившаяся весь вечер злость готовилась выплеснуться. Если ей повезет, то первому, кто сунется, она вечер (вернее ночь) испортит основательно, а дальше что будет, то будет. Один из парней, очевидно глава этой компании, двинулся ей навстречу с улыбочкой, делавшей нормально в общем лицо гаденьким и отталкивающим. «Вот бы, когда ты мне пригодился, мой тигр, где же ты, когда так нужен. Вечно с вами, мужчинами, так, обещаете совершить чудеса, а в нужный момент вас не доищешься», — с отстраненной тоской подумала Таня, примериваясь, как тяжелым пакетом, где среди прочего несколько консервных банок и стеклянная бутылка, врежет справа по ухмыляющейся башке. Носитель же башки продолжал неспешно приближаться к ней, хотя между ними было еще метров тридцать, Таня понимала, что убежать не получится, только сильнее повеселишь этих любителей специфических ночных приключений. Ну хрен с тобой, подходи, сейчас ты удивишься.

Громоподобный рёв разорвал ночной воздух, заставив замереть, казалось, даже снежинки. Застывшая женщина почувствовала за собой нечто преисполненное дикой мощи. Волна невероятной силы буквально окутала её, но эта сила не несла опасности, по крайней мере для Тани, она защищала, берегла. В темноте обозначился громадный кошачий силуэт, и невесть откуда взявшийся тигр неторопливо направился в сторону горе-хулиганов. Проходя мимо Тани, он явственно потерся об неё боком, издавая еле слышное довольное ворчание, как соскучившийся кот, выражающий свою любовь. Руководствуясь шестым чувством, Татьяна отпустила левой рукой пакет и, подняв её почти на уровень груди, положила ладонь на густой тёплый мех, провела по нему и тут же убрала руку (но не отдёрнула). Таня давно не видела живых тигров, а так близко вообще никогда, но ей казалось, что этот какой-то неправильный. Слишком уж большой и окрас странный: белоснежные брюхо, бока и нижняя часть лап сливались со снегом, там, где у обычных тигров мех был красным или оранжевым, у этого сверкал тёмным золотом, редкие полосы были не чёрные, а светло-коричневые. Впрочем, эти мысли мелькали на заднем плане, а главным было ощущение, что он пришёл к ней и она может просить, требовать, повелевать, если захочет, и ощущение, что вся эта сила готова ей покориться по собственному желанию, захватывало дух, пьянило, кружило голову.

Тигр остановился в метре от переднего из застывших парней, тот оцепенел, боясь лишний раз вздохнуть. Не нужно было иметь много ума, чтобы понимать, что бежать, а тем более сопротивляться бессмысленно. Этому зверю нужно пару секунд, чтобы сделать из всех четверых кучку фарша, и они полностью зависят от него или, вернее, от его хозяйки, потому что каждый из них был уверен, что этот монстр появился здесь неслучайно. Возможно, он возник в тот момент, когда им сдуру пришла мысль развлечься, попугав одинокую женщину, которая оказалась совсем не одинока. Но зверь не испытывал нужды показывать силу, а у Тани не возникло желание поиграть с внезапно обретенной властью и отыграться на несостоявшихся обидчиках. Потому, постояв с полминуты, тигр издал приглушённый рёв, от которого завибрировали кости черепа у стоящих перед ним людей. Затем он повернулся и по-прежнему неспешно направился к женщине. Подойдя к ней, зверь вдруг припал передней частью тела к земле, вытянул лапы и громко-громко замурлыкал. «А разве тигры умеют мурлыкать?» — мелькнула у неё мысль, впрочем, какая была разница. Подхватив пакеты, Таня грациозным, естественным движением опустилась на могучую спину, как на парковую скамеечку, свесив обе ноги на одну сторону. Весь её вид говорил о том, что подобный транспорт для неё является обыденным. Ни дать ни взять богиня Артемида-охотница возвращается на Олимп после прогулки. Тигр мягко и неслышно двинулся к её дому. Таня ощущала, как под толщей меха играют мощные мышцы, и чувствовала, что настроение незаметным образом резко улучшилось. Ветер стих или она его перестала замечать, хлопья снега медленно опускались, искрясь в свете фонарей, который теперь казался живым и тёплым, как огонь свечи. Ей совсем не хотелось думать и выяснять, откуда и почему возник этот зверь, было невероятно хорошо, и подобные вопросы казались мелкими и неважными, главное, что он был и был с ней.

Она не заметила, как они преодолели путь до дома. Тигр остановился перед её подъездом и припал к земле. Таня соскочила со спины и погладила его по огромной голове. Зверь посмотрел ей в глаза и неслышно пошёл обратно, растворяясь в темноте. Но ни сожаления, ни разочарования не возникло. В этот момент она точно знала — никуда он не ушёл и появится, когда будет нужен. Рассудок пытался объяснить случившееся сном или видением, произошедшее на фоне усталости и нервного стресса. Таня не слушала, бывают такие моменты, в которых разум бессилен. Сон, видение или реальность, какая разница, главное это ощущение защищённости, безусловной преданности, нужности, уверенности, что не одна. Она и раньше верила в чудеса, но сегодня осознала, что самое чудесное заключается в том, что чудо происходит неожиданно и в тот момент, когда оно необходимо. Возможно, сказка кончилась или кончится когда-то, но ведь она была. Что там ещё будет в её жизни, не известно, но то, что было, принадлежит ей, и никто уже этого не отнимет. Разочарование? Сожаление? Пусть жалеет тот, кому вспомнить нечего. Чувствуя невероятную лёгкость и спокойствие, она зашла в подъезд, решив не ехать на лифте. Если это сон, пусть продлиться подольше.

Как это, оказывается, здорово… почувствовать себя богиней.

Любовь спасает мир

Небольшого размера летающая тарелка плюхнулась на траву, проехав метров десять по газону, оставляя на нем широкую борозду. В открывшемся люке показалась фигура пришельца, вполне, надо сказать, человеческая. Я не сильно удивился, во-первых, не успел, уж как-то все банально и быстро произошло. Во-вторых, о том, что космос полон жизни и вроде бы ученые даже получают оттуда сигналы, пока не расшифрованные, звучит, как говорится, из каждого утюга. Поэтому, когда молодой мужчина решительно направился через двор к нашему дому, я, конечно, почувствовал волнение, но, в первую очередь, от осознания ответственности. Ведь если и были до сих пор какие контакты с представителями инопланетного разума, то у меня достоверной информации об этом не было. Кроме того, где-то на окраинах сознания металась беспокойная мысль о том, что скажет моя сестра, когда увидит газон, вернее следы приземления на нем. Если пришелец улетит до ее прихода, доказать, что виноват он, будет проблематично. Впрочем, я буду виноват в любом случае, даже если десяток инопланетян лично извиняться. Поэтому, отбросив переживания по поводу того, что еще не случилось, я двинулся навстречу пришельцу.

Дверь я открыть не успел, она попросту исчезла, вот только что была, а в следующую секунду ее нет. Что-то в выражении лица возникшего на пороге гостя мне не понравилось, однако, решив не поддаваться первому впечатлению, я радушно улыбнулся и, протягивая руку, шагнул навстречу.

— Добрый вечер. Добро пожаловать. Как долетели? Издалека к нам?

— Нормально долетел, — загрохотал пришелец густым басом на чистом, русском языке. — Я, Диммлинг Коллиниз, поздравляю тебя землянин.

— Спасибо, — ошарашено пробормотал я. — А с чем позвольте поинтересоваться?

— Тебе оказана великая честь. Ты умрешь последним из жителей этой планеты.

— Да уж честь. А вы уверены, что я достоин? Конечно такая долгая жизнь имеет на первый взгляд определенные плюсы, но есть среди человечества кандидатуры куда более подходящие. Ученные, писатели, философы, политики на конец…

— Чего ты там бормочешь, — продолжал инопланетянин, — какая долгая жизнь? Я прибыл на эту жалкую планетку, чтобы разнести ее на астероиды. А ты поднимешься со мной на корабле и будешь наблюдать за гибелью своего вида, а я буду наслаждаться твоими страданиями. Потом я выброшу тебя в космос.

И он решительно двинулся ко мне, внешне этот Коллиниз был не на много крупнее меня, но я был уверен, что справиться с ним не удастся. Однако покорно сдаваться тоже не хотелось, и я решил хотя бы выяснить в чем причина его намерений.

— Подождите! Но в чем мы виноваты? Может быть стоит сначала поговорить, связаться с правительством? Уничтожить дело не долгое, всегда можно успеть.

— Чего тут говорить, — не унимался пришелец. — Тринадцать кворкингов назад мой дед погиб на этой планете и теперь я отмщу вам.

— Погиб, то есть его убили во время визита? Земляне? — уточнил я осторожно.

— Точно не знаю, — отмахнулся Диммлинг. — Я тогда маленький был. Его тарелка врезалась в вашу планету, когда он отправился погулять по космосу, немного развеяться.

— Позвольте, — удивился я. — Хотите сказать, что решили уничтожить целый мир за то, что у вашего деда случилась авария или он не справился с управлением? И единственная вина землян в том, что это произошло на нашей планете.

— Что значит не справился с управлением, — от возмущения пришельца, казалось, нагрелся воздух в комнате, впрочем, может и не казалось. — Да он всю жизнь из-за штурвала не вылазил. Конечно, дед иной раз любил заложить за дюзы и превысить световую, но я уверен, что он погиб из-за происков землян. По-другому и быть не могло.

— Ну знаете, — начал я.

— Не знаю, — отрезал инопланетянин. — И знать не хочу.

Он придвинулся ко мне вплотную, я примеривался зарядить ему в челюсть, просто для очистки совести. Но тут по крыльцу застучали каблучки, и в проеме появилась моя сестра Катя. Вид у нее был недовольный.

— Что это за аппарат у нас на газоне стоит, я целый месяц там на четвереньках ползала, чтобы какая-то консервная банка его угробила? И куда делась дверь?

Тут она заметила гостя и с интересом на него посмотрела, затем чуть наклонила голову набок и улыбнулась ему. Тот как-то странно притих, и взгляд его заметно потеплел. Оно и понятно, инопланетянин парень, конечно, видный, но и Катю на улице взглядом провожают отнюдь не только камеры наблюдения, а легкая, едва заметная улыбка в сочетании со взглядом и наклоном головы является личным оружием сестры, применяется редко, но действует безотказно, на людей, по крайней мере. Похоже, что на пришельцев тоже.

— Знаешь, сестра, — начал я объяснять. — Боюсь, дверь и газон не самая сейчас большая проблема…

В этот момент челюсти мои сжались с силой гидравлического пресса, и я понял, что не в силах издать ни звука. Инопланетянин как ни в чем не бывало повернулся к Кате, галантно взял ее руку и поцеловал.

— Не беспокойтесь о таких мелочах, — пробасил он куда приветливей, чем только что говорил со мной. — Это мы мигом исправим. Меня Дима зовут.

— Катерина, очень приятно. А вы к нам откуда? — поинтересовалась она голосом человека, к которому инопланетяне слетаются каждый день стаями.

— Мою звезду отсюда не видно, — смутился пришелец Дима. — Сириус где, знаете?

— Ну да, — уверенно кивнула Катя, которая и Полярную-то на небе не найдет.

— Ну вот в паре десятков ваших астрономических единиц мой мирок и крутится.

Я стоял столбом и смотрел, как из воздуха возникает резная дверь из красного дерева. В окно была видна низко плывущая над землей тарелка, свежая травка сверкала в лучах заходящего изумрудными переливами.

Мы сидели за столом и пили чай. Способность говорить ко мне вернулась, но я все равно молчал. Пришелец и Катерина так увлеченно беседовали, что воспринимали меня сейчас предметом интерьера. После того как сестра рассказала о том, что работает в конструкторском бюро и со дня на день ожидает повышения, Диммлинг, который теперь стал Димой, тоже начал объяснять, что и он парень не промах.

— Начальство меня ценит, всегда идет мне навстречу, если что, — хвастался он, помогая для убедительности руками. — Я специалист редкий, гравитационный двигатель, к примеру, за полдня из воздуха соберу. Шеф уже давно намекает, что видит во мне своего преемника.

Катя делала большие глаза, охала и качала головой. Я потихоньку вылез из-за стола и вышел на крыльцо. В темноте позднего вечера кораблик пришельца Димы был почти не виден. В ясном небе загорались звезды. Глядя на них, я не заметил, когда рядом оказался Диммлинг.

— Ты прости, — сказал он, помолчав пару минут, — опротивело всё. Цивилизация у нас вроде развита неимоверно. Мы сильные, умные, способности всякие имеем, возможности безграничные, делай что хочешь. А я ничего не хочу, вернее, хочу, но сам не знаю чего. Жизнь какая-то пустая, бессмысленная. И такая тоска меня взяла, так паршиво на душе стало, что захотелось сорвать на ком-то злость, чтобы кому-то стало так же плохо, даже еще хуже.

— И ты решил рвануть планету и посмотреть на мои мучения, — подытожил я.

Пришелец виновато втянул голову в плечи.

— Ну да. Как раз про деда вспомнил и решил, что нашел хороший повод, вроде как справедливость навести и душу отвести.

— Понимаю, — кивнул я. Что тут непонятного, у нас такое сплошь и рядом, разве что чужие планеты безнаказанно взрывать мы не можем. Будь иначе, галактика понесла бы уже невосполнимые потери.

— Дед твой правда здесь погиб? — спросил я, чтобы прервать неловкое молчание.

— Так считается, — ответил Диммлинг. — Но точно не известно. Дед был со странностями, постоянно что-нибудь вытворял. Мне кажется, он тоже смысла жизни не имел, потому и чудил. Однажды сел в звездолет и полетел сюда. Больше его никто не видел. Честно сказать, не сильно и искали.

— Давно это было?

— Больше ста лет по вашему.

— Давненько. Так может он и не погиб?

— Может, — Диммлинг пожал плечами. — Никто особо не интересовался. Наверное, так всем было проще. Мне кажется, если я не вернусь, то и меня никто искать не будет.

— А ты не вернешься? — я посмотрел на него с некоторым удивлением.

Он замолчал, отвел взгляд и, перекатываясь с пятки на носок, стал смотреть в небо.

— Не знаю пока, — сказал он наконец, не глядя на меня. — Когда твоя сестра на меня глянула и улыбнулась, как-то искренне, тепло, у меня словно включилось что-то внутри. Как будто очнулся от дурного сна. Побуду пока у вас. Если вы не против, спать я могу в звездолете.

— Ну побудь, — великодушно разрешил я, усмехнувшись. — Только учти, что жизнь на Земле сильно отличается от привычной тебе.

— Ничего, главное здесь есть жизнь, — он посмотрел мне в глаза. — А там, — его палец ткнул в небо, — у меня ее не было.

Субботним летним вечером мы с семьей Коллинизов, которые по документам были Калинины, возвращались с прогулки. Диммлинг или Дмитрий, слегка хмельной от выпитого пива, к которому он быстро у нас пристрастился, шел с сыном чуть впереди, Катя держала дочку на руках и шла рядом со мной. Свободной рукой Дима показывал в небо и объяснял своему отпрыску:

— Вот если посмотреть в телескоп на эту область, сынок, то можно увидеть звезду, где я родился и жил. Там я, знаешь, был большим человеком…

— Знаю, знаю, — махнул тот рукой, — ты сто раз рассказывал. Каким ты был талантливым специалистом, как тебя ценили и твой начальник предлагал занять его место, а сам просился к тебе в заместители. Ты, папка, как за дюзы заложишь, так начинаешь по кругу одно и то же рассказывать.

И наследник талантливого специалиста прицельным взглядом испарил полицейского, регулировавшего на перекрестке движение, вместо сгоревшего светофора.

— А ну не груби отцу, — Катя звонкой затрещиной поставила расшалившегося отпрыска на место. — И верни сейчас же полицейского.

Служащий правопорядка возник как по волшебству, правда почему-то в генеральской форме. Ничего не поняв, он на всякий случай громко засвистел.

Я шел и глядел на загорающиеся в небе звезды, в душе была твердая уверенность, что все будет хорошо. Что такое это самое «хорошо» и почему оно будет, я объяснить не мог, да и не думал об этом. Просто точно знал — хорошо будет. Обязательно будет. Только иногда возникала мысль: «А вдруг через сто лет прилетит на Землю какой-нибудь пришелец мстить за Диммлинга Коллиниза?»

Как найти свой предел?

Очередная волна опять накрыла его с головой и снова потянула на дно. И снова Игорь рванулся вверх, пробивая границу между двумя мирами и судорожно глотая воздух. Сколько прошло времени? Где берег? Сколько это ещё будет продолжаться? Он не знал и даже не задавался этими вопросами, все его мысли сосредоточились на следующем взмахе рук, ещё одном вздохе.

Игорь не помнил, когда он решил, что пойдет служить в спецназ. Как будто родился с этой мыслью. И готовился он со всей серьёзностью. С увлечением грыз гранит науки, не ограничивая себя школьной программой. Занимался спортом и упорно тренировал своё тело и волю, приучая себя к выносливости и лишениям. Порой он слишком увлекался и получал нагоняй от родителей или учителей, которые упорно не желали признавать, что будущему спецназовцу просто необходимо купаться в проруби, спать зимой на балконе и голодать по два-три дня. Впрочем, противостояние с общественностью, в лице в первую очередь мамы и классного руководителя, Игорь воспринимал как один из этапов подготовки. Кроме всего прочего, пользуясь тем, что жили они в городке, расположенном неподалёку от моря, он регулярно устраивал большой заплыв. Вот и в этот раз было запланировано проплыть десять километров, но похоже, что у этого раза были все шансы стать, что называется, последним.

День был выбран по календарю, а природа с календарем людей как-то не очень считается. Дул сильный порывистый ветер, разгоняя немалую волну. Игорь заколебался, но заставил себя пресечь всякие колебания. В спецназе ведь тоже не меняют планов в связи с плохой погодой, по крайней мере в свои четырнадцать лет он был в этом уверен. Юноша принудил себя войти в воду. А когда захотел вернуться, было уже поздно. Начался отлив, который он забыл принять во внимание. Игорь плыл час, два, может даже три, выбился из сил и начал тонуть. О чем думают люди в последние минуты? Немногие могут об этом рассказать. Одних страх парализует, в других вселяет силы, кто-то прощается с жизнью, а кто-то впадает в панику. А Игорь, захлёбываясь, злился на себя и ругал словами, которые обычно не встречаются в словаре русского языка.

Весь мир сейчас сосредоточился в одной точке. Парень забыл о прошлом и не думал о будущем. Только держаться. Какой может быть спецназ, если он не может побороть банальную усталость. Несколько часов в не такой уж холодной воде, и всё. Скис? Сдался? Ну уж нет.

Вода заливала глаза, нос, рот. Тело скручивало, сводило, каждая клеточка взрывалась от боли. Игорь плыл. Ради чего, зачем? Он не думал, просто плыл. Пытаясь взбодриться, Игорь взывал к гордости, потом вызывал злость, ругая себя самыми противными словами, какие мог вспомнить. Сколько времени прошло, день сейчас или ночь, где берег, куда он плывет? У него не было ответов на эти вопросы, да он их и не задавал. Исчезли время и пространство, затихли боль и чувство холода. Остались только безграничные усталость, тоска и чувство обреченности. Да сладкий, вкрадчивый голосок, тихо шепчущий о том, что всё кончено, от судьбы не уйдешь, какой смысл бороться. Конец всё равно один, так зачем все эти мученья, нужно лишь успокоиться и принять всё как есть. И тотчас всё кончится, всё уйдет, останутся лишь покой и тишина. Голос не врал, Игорь это знал и понимал его правоту. И лишь маленькая, незримая искорка внутри держала на плаву. Нечто не ясное, но реальное заявляло громогласно — НЕТ!!! Почему? Потому! Потому что нельзя. Потому что есть цель, которую он не достиг, а значит не может, не имеет права переходить черту. Нет для него тишины и покоя. И раз он не может дышать под водой, то должен плыть. И он плыл. Сгустились сумерки. Игорь плыл. В черном бархатном небе зажглись звезды. Он плыл. Солнце показало свой краешек из-за горизонта, а он всё плыл. О том, сколько часов он провел в море, Игорь никогда не узнал.

Утром на берегу обычно безлюдно, и двое молодых парней, решив воспользоваться этим, вышли на пробежку. Они бежали легкой трусцой навстречу легкому ветерку, когда вдруг из моря выползло нечто и плюхнулось в полосе прибоя, как выброшенная приливом медуза. Заинтригованные бегуны подошли ближе и поняли, что перед ними подросток. Он был без сознания, мышцы тела мелко тряслись, кожа была воскового цвета, а на лице застыли тишина и покой и чувство удовлетворения от свершенной победы.

Когда Игорь очнулся, взгляд его уткнулся в белый потолок. Через секунду в поле зрения возникли два лица. На одном из них запоздавшие страх и потрясение смешивались с легким возмущением, на другом любопытство соседствовало с удивлением. Первое принадлежало матери, второе врачу. Мама была человеком сдержанным и крепким, к тому же морально подготовленной к тому, что рано или поздно нечто подобное произойдет, и поскольку всё уже случилось и кончилось, то она решила не падать в обморок, а примчалась в больницу, куда привезли сына. Врач же удивлялся, как человек, тем более подросток, столько времени проведя в воде, умудрился не только не заработать пневмонию, но не подхватить даже банального насморка. Игорь был здоров, только вымотан до предела.

Всю дорогу до дома мама молчала, только подходя к подъезду, сказала ровным, спокойным голосом:

— Пусть это послужит тебе уроком. Не лезь очертя голову на опасность, не испытывай судьбу.

В школу Игорь пошел через два дня, там уже были в курсе случившегося. Впрочем, никакого ажиотажа это не вызвало. Учителя, друзья и одноклассники будущего спецназовца задолго до этого случая сделали вывод, что крыша у него давно находится в свободном полете, если вообще когда-нибудь значилась в списке комплектации. Только классный руководитель, скорее из чувства долга, чем по необходимости, сказал ему почти то же, что и мать:

— Пусть это послужит тебе уроком. Не переоценивай своих сил, знай свой предел.

Домой Игорь возвращался один. Он шел и думал. Да, урок усвоен, только понял он его по-своему. Тонет тот, кто позволяет себе утонуть. Вот он не позволил и остался жив. Нет никакой судьбы, нет непреодолимых препятствий. Знать предел. Это, наверное, неплохо. Но с другой стороны каждый человек — это целый мир, Вселенная. А кто знает, где у Вселенной пределы?!!

Куда приводит вера в чудеса?

Не так уж много в мире детей, которые не верят в Деда Мороза, и, наверное, совсем нет таких, кто не верит в сказки и чудеса. И Стёпа Калачёв в этом от других не отличался. Всякий раз, засыпая 31 декабря, он с замиранием сердца представлял, как утром в тишине подкрадётся к ёлке и найдёт там подарки. Особенным было то, что, перейдя во взрослую жизнь и став Степаном Александровичем, он сохранил эту веру. Нет, Калачёв не пытался обосновать и доказать существование Деда Мороза с научной точки зрения, не устраивал под новогодней ёлкой засад с фотокамерой, не организовывал экспедиций на Север. Ему не нужно было доказательств того, во что он верил.

Отслужив в армии, Степан поселился за городом. Там в маленькой мастерской при таком же маленьком домике он стал ремесленничать. Он изготавливал мебель, посуду, люстры, светильники, рамки для картин и фотографий, корпуса для часов, в общем, то, что заказывали. Казалось бы, во времена развитой промышленности и высоких технологий гораздо проще и быстрее купить нужное в магазине или вообще заказать по интернету, но у Калачёва тем не менее недостатка в заказах не было. Видимо, потому что он не просто работал, а творил, вкладывая в свои изделия часть души, радости и веры в чудо. А потому и маленькая ложка, и большая кровать, и любое творение, вышедшее из-под его рук, распространяли неуловимое, но вполне ощутимое тепло, спокойствие, уют. Кроме того, Степан никогда не смог бы изготовить два идентичных предмета, даже если бы постарался, все его изделия были уникальными.

Своих жены и детей у Калачёва не было, но зато имелись племянники. И с одним из них он однажды посетил Новогоднее представление в детском театре. Племянник остался в общем-то доволен, а вот Степан был слегка озадачен. Нет, он понимал, что время не стоит на месте, жизнь идёт вперёд, меняется, и сказочные персонажи не исключение. Но почему они изменились так странно? Дед Мороз, Снегурочка, Леший, Баба Яга выглядели на сцене театра как современные эстрадные исполнители или даже демонстраторы передовой моды, поставивших целью поразить, ошарашить зрителя. В действительности они выглядели непрактично, нелепо, вызывающе, а часто просто пошло. Во времена его детства сказочные персонажи и на сцене, и на экране были живыми и реальными. А теперь чего? Неудивительно, что дети быстро перестают верить в чудеса. Весь вечер того дня Степан просидел в раздумьях, а утром решительно направился в мастерскую. Через несколько месяцев он отправился в город, в детский театр.

Костюмеры и декораторы давно сидели у директора даже не в печёнках, а кое-где поглубже. И потому, когда на пороге кабинета появился известный мастер-кустарь с эскизами и образцами, он внутренне подскочил до потолка. Контракт был подписан сразу же. Степан поставил условие: он работает один и в своей мастерской, поставляет эскизы и образцы, остальное не его дело. Все условия тут же были приняты.

Новый год пошёл на ура, представления имели колоссальный успех, улучшилась даже игра актёров, которые испытывали в новых условиях необычайный прилив вдохновения и желания играть. Театр, казалось, преобразился, зрители, и дети, и взрослые, не просто смотрели сказочный спектакль, они как будто сами попадали в сказку. Новый год прошёл, но не закончились детские праздники. Театр не только ставил спектакли, его актёры выступали на днях рождения, утренниках и других мероприятиях, связанных с детьми. Благодаря новым декорациям, атрибутам и костюмам, а также растущему мастерству актёров росла популярность, росли возможности, расширялся и улучшался состав. Довольны были дети, довольны их родители, довольны артисты и очень довольно руководство.

А Степан продолжал вдохновенно трудиться в своей мастерской, испытывая радость и любовь, выражая их миру через свои творения. В принципе, он не придумывал что-то радикально новое. Дед Мороз всё так же ездил на санях, Баба Яга летала в ступе, Кощей хранил свою смерть в яйце. Внося некоторые изменения в свои творения, Степан не насиловал фантазию, пытаясь удивить зрителей, он создавал вещи такими, какими они, по его мнению, и должны были быть. И всё выходило таким достоверным и реалистичным, что, видя заколдованный лес или пещеру змея Горыныча, что ребёнок, что взрослый чувствовали себя, как будто попали в неведомый, но вполне реальный мир, и всё происходит на самом деле.

Кроме того, у Калачёва появилось ещё одно важное, по его мнению, занятие. Он и раньше зарабатывал денег больше необходимого, а теперь и вовсе стал богачом, по собственным, конечно, меркам. А зачем, спрашивается? Семьи он так и не завёл. И Степан тратил основную часть своих заработков на новогодние подарки детям. Ещё в детстве маленький Стёпа задумывался о нелёгкой жизни Деда Мороза. Понятно, почему многие дети не находят под ёлкой подарков, а взрослые дарят их друг другу сами. Детей множество, и как старику, несмотря на помощь Снегурочки и других персонажей, просто не успеть одарить всех. И Стёпа часто представлял, что когда вырастет и станет сильным, будет помогать Деду Морозу, а может и заменит его. Ведь уходит же он когда-нибудь на пенсию, должен кто-то его заменить. Теперь Степан не был настолько амбициозен, он лишь связывался с руководством детского дома, школ, детсадов и старался по возможности, чтобы каждый ребёнок получал именно тот подарок, какой хотел. Получалось не всегда, но он старался как мог, исполняя на своём участке обязанности Деда Мороза и воплощая таким образом часть детской мечты.

Так прошло несколько лет.

В тот год зима пришла в конце ноября, снега за несколько дней навалило по колено, но морозы не наступали. Степана это не сильно волновало, стремительно приближался Новый год, и он, как обычно в это время, практически жил в мастерской. Вдруг он почувствовал, что рядом есть еще кто-то. Он медленно повернулся к двери. Она ведь была заперта, как они ухитрились открыть ее так бесшумно? Возле двери, глядя на него, стояли двое: молоденькая девушка, почти девочка, и мужчина невысокого роста и плотного сложения. Она была в легкой шубке, коротких зимних сапожках, на голове шапочка с меховой опушкой, на нем был длинный тулуп с поднятым воротником, большая надвинутая на глаз меховая шапка, из-под тулупа выглядывали носки валенок. — Кто вы? — спросил Степан. — Что вам здесь надо?

Страха и даже волнения он не испытывал, грабить у него нечего, грехов он за собой никаких не имел, крупных, по крайней мере, и, как всякий хороший человек, ничего плохого от гостей не ждал. Да и не чувствовалось от этой пары угрозы. Девушка, сияя улыбкой и ярко-синими глазами, направилась к нему, её спутник остался стоять у двери, не сводя глаз с мастера. Держались они спокойно, уверенно, как люди, имеющие право находиться здесь и делать то, что считают нужным.

— Степан Александрович Калачёв? — уточнила девушка.