Бесплатный фрагмент - Рассказы печального человека

Дисклеймер

Ему бросили корм в миску и вместо того, чтобы поесть вместе с ним на кухне Хозяин ушёл в комнату, оставив полную миску и нашего героя в одиночестве. Рекс начал скулить, ему совсем не хотелось есть. Ему нужно было тренироваться, ожидая Хозяина, а он спал. Как он мог

так эгоистично поступить?

так эгоистично поступить?

Автор презирает любые оскорбления по расовому, половому, возрастному, умственному… и по всевозможным остальным признакам.

Автор ничего не пропагандирует, ни к чему не призывает и если после прочтения данного произведения вам захотелось что-то сделать, то истоки этой мысли нужно искать вне рамок произведения, ведь всё чего автор хочет — развлечь вас и дать вам возможность на какое-то время покинуть реальный мир и погрузиться в мир чужой фантазии.

Заходя в гости к авторам, просьба, разуваться, снимать верхнюю одежду и никого не оскорблять. Критика обустройства и интерьера фантазии приветствуется автором.

Также просьба не заносить в неё ничего своего и не пытаться переиначить или перевернуть образы, а в случае, если всё же очень хочется с ними поиграть — то убраться за собой перед уходом и вернуть все мысли, идеи и символы на места.

Автор не несёт ответственность за фантазию своих читателей, но всегда рад показать им свою.

Аннотации

1. День Рождения

Рассказ об одном из лучших Дней Рождения Ханны Хофман, об её шестнадцатилетии. Ханна распланировала этот день и хотела его провести с единственным дорогим себе человеком, но планы пришлось корректировать.

2. Сочинение с ошибками

Один день из жизни Ханны Хофман. Ханну вызывает к себе на ковёр учитель и после расспросов о количестве ошибок в её сочинении она не выдерживает и вступает в спор.

3. Ханс

Рассказ об одном дне из жизни Ханны и о её разговоре с маленьким мальчиком по имени Ханс. Ханна — подросток-бунтарь с не самой простой историей жизни — философствует с обычным пареньком на высокие темы.

4. С высунутыми языками

Ханна попадает в странное селение, где привычные ей фундаментальные законы времени, расстояния и восприятия разрушаются. Она понимает, что её тело повинуется её сознанию, но затуманенному сонной дурью, и творит разные не свойственные ей действия, и говорит странными для неё фразами. Ей приходиться вникнуть в новую жизнь, но вскоре она встаёт перед выбором.

5. Легенда о Боге Снов

Повесть о Боге Снов по имени Эос, внутри вселенной «Трикстеров». После небольшого потрясения Эос решает на время спрятаться от остального мира, но вернувшись в него он понимает, что отсутствовал слишком долго и пропустил великую беду, которая изменила всё.

6. История одного Пьедестала

Это история не о великом герое, которым можно восхищаться, и история не о злодее, приходящем во сне и пугающим детей и взрослых — история о маленьком Пьедестале, мечтающем лишь об одном — чтобы его заметили.

7. Последняя дружба существа и человека

Молодая Дриада Ама-Клая заводит в глубины леса мальчика по имени Диот, но не может вынести его слёз и переступает законы общины — помогает ему добраться до дома.

Сдружившись с человеком, она решает, что Нимфы и люди могут жить вмести, и хочет доказать это на своём примере, но встречается с разочарованием.

8. Повесть о последней Валькирии

С самого начала жизни валькирии учатся убивать, и они верят в праведность слов Одина, а главной мечтой всего народа является героически погибнуть в битве.

Ахия одна из валькирий, и вот наступает тот самый день и Один выводит их против Трикстера Локи, который в миг переворачивает всё сознание главной героини.

9. Рудиментарные крылья

С каждым новым поколение существа становятся лишь слабее, но когда появился первый Ангел с рудиментарными крыльями в ужас бросило всех.

10. Два флакона с ненавистью и любовью

Томи и Нора всегда ругаются между собой.

В один из дней Нора приходит домой вся в слезах и запирается в комнате, а в следующие дни перестаёт посещать школу и даже в холл редко выходит. Томи решает помочь сестре выйти из кризиса.

11. Гар. Экспедиция на водную планету

Недалёкое будущее, Конфедерация отправляет первую трансгалактические экспедиции под названиями: Солерша-1 и Видентиз-1. С очевидной целью — изучить экзопланету и подготовить её к будущей колонизации.

Мартин биолог, всю жизнь увлекающийся спекулятивной биологией. И вот ему удаётся получить шанс — попасть в этот самый мир спекулятивной биологии и изучить живые существа за пределами нашей галактики.

На Водной планете нет суши, что и пустило эволюцию в другую колею, а вот в какую, придётся ему разобраться, как и решать проблемы отношений, проблемы интеллектуальной собственности и проблему разумности, как и другие этические и моральные вопросы в замкнутом пространстве.

Но всё это уходит на второй план, когда дублирующая миссия перестаёт выходить на связь

12. На потеху той публики…

Салли поэтесса и всю свою жизнь стремиться найти вдохновение и в этот момент оно её посещает и заставляет осветить своей редкой улыбкой весь бар.

13. Портрет

Нейтон гуляя по улице натыкается на девушку, она стоит на остановке и уже заходит в прибывающий автобус. Он не успевает с ней заговорить, только запомнить каждую деталь её внешности. Он не художник и не может сам её нарисовать, чтобы найти и познакомиться, поэтому он идёт в художественную школу, где хочет научиться рисовать портреты.

14. Несгораемая Орлеанка

Девушку из Орлеана приговорили к казни, через сожжение, но Небеса против её смерти.

15. Завядшая Роза

Генри только что попрощался с Алисой, он вынужден вместе с семьёй переехать в другой город и им пришлось расстаться. На прощание он оставил ей горшок с кустом розы, за которым Алиса присматривает, обхаживает его и всё своё свободное время которому уделяет.

Но однажды ей всё же придётся отпустить Генри.

16. Старый гитарист

Старый гитарист сидит каждый день в одном и том же месте. Его музыка встречает и провожает людей, наделяя их дни красками.

17. Сказка о послушном псе

Пёс по кличке Рекс очень любит своего Хозяина, он его гладит, гуляет, вычёсывает его, а за исполнение команд хвалит вкусняшками! Что может быть лучше для пса?!

Но вот спустя некоторое время Рекс впервые оступается и долго не может выполнить желание хозяина, но вместо лишения вкусняшки, он его наказывает куда сильнее. Кричит и даже бьёт его.

Рекс не обижается на человека, он винит в этом только себя и теперь боится огорчить его и поэтому готов на всё ради него, даже на самое страшное, лишь бы Хозяин был рад ему, а на всех остальных всё равно!

Одним утром Хозяин просит выполнить уже выученную команду «Фас», но не на игрушках, а на человеке. И как можно отказать Хозяину? Он всегда прав и если так говорит, то значит так нужно и Рекс не имеет права спорить с ним, он ведь не Хозяин.

Когда же команда выполнена, то Рекс уже не нужен Хозяину и герою придётся жить со всем тем, что он натворил в одиночестве.

18. Песнь смерти и беспамятства

Амалия живёт в небольшом городке на несколько сотен человек, где каждый знает всё о каждом.

У неё есть друзья, сестра и родители, но больше всего она привязана к своему огромному коту — Призраку, ведь он тоже ничего не слышит от рождения, как и героиня.

Всё начинается, когда у её друга исчезает собака, но никто в городе не замечает этого, кроме Амалии. Потом начинают исчезать и люди, а вместе с ними и исчезает память о них у всех вокруг.

Амалии предстоит расследовать, что происходит в городе вместе с сестрой и найти пропавших.

День Рождения

Двадцать третье июня, что для вас значит этот день?

Интересный праздник — День Рождения, один из немногих личных и при этом общепризнанных праздничных дней. Всякие другие: Новый Год, Рождество, Годовщины Свадьбы, Смерти, профессиональные праздники… все они относятся к группе людей и только День Рождения можно назвать ЛИЧНЫМ праздником.

Недавно, я со своей новой мамой впервые праздновали её День Рождения. Ханна всегда себя ведёт странно, но в этот день её поведение обострилось, как у оборотня на полную луну, хотя началось всё раньше: за неделю. Я чувствовала, что ей есть что мне сказать, но она не может; то и дело заводила разговор и прерывала его, вот я и решила надавить:

У Ханны есть особый ритуал, вернее два, каждую свою круглую или красивую дату (16, 18, 20 лет) она празднует в кругу близких знакомых, обычно им выступает один человек, её друг, Риди, в эти дни она покупает что-то на стол и, всегда, приходит к нему в гости, там они и проводят её ушедший год жизни.

Второй же ритуал, предназначен для всех остальных дат, когда она: “– Хочу побыть наедине и подумать». Каким и был её Двадцать третий День Рождения. Она с самого утра идёт, закупается Виски и Тоником, запирается у себя в кабинете и делает последние записи в дневнике, перед тем как сменить его на новый. Закончив, она откупоривает бутылку и, сменяя поочерёдно выше названные напитки, перечитывает свои старые записи.

«– Ты, Карри, ещё маленькая, чтобы осознать суть человеческой жизни. Жизнь — это нелинейное развитие и изменение человека, с постоянно сменяющимися личностями. Я в свои 10 лет, в свои 11, когда я начала вести дневники, в свои 12, 13, 14 лет — это совсем разные люди, с 14 по 16 я замедлилась в своей эволюции, а с 18, до встречи с Уильямом попросту остановилась. Лишь с ним, Чарли, Мерри и тобой моя жизнь закрутила это колесо героя снова. — Рассказывала она мне. — И читая записи прошлых своих итераций, прошлых личностей, реинкарнаций, как хочешь так и называй, я вижу то, что привело меня, ко мне настоящей. Знаешь, что такое фрустрация? Это когда ты ставишь себе цели и не исполнив их загоняешь себя в тоску и ненависть к себе. Каждый год, я ставлю перед собой, кажется, реальные цели, обычно их около 10, и каждый год, за неделю до дня рождения, я перечитываю их и загоняю себя в эту Фрустрацию.»

До того, как я узнала про её ритуалы, мне думалось, что мы сходим с ней в ресторан, в парк, будем там гулять, думала, что под конец дня мы с ней сядем за стол, может она мне что-то нальёт из взрослых напитков, и мы с ней долго будем сидеть и разговаривать о разном, думала, что в основном о родителях… но увиделась я с ней уже после заката, казалось, что я была одна дома, она не выходила из кабинета вообще, а приложив ухо к двери я не слышала ни звука. Так и думала, что проведу весь этот день в одиночестве, но увидев её я поняла, что разговор у нас состоится:

«– Как думаешь, все люди ненавидят свою жизнь? — Она явно не ждала ответ. — Я всегда твердила, что у жизни нет смысла и что его нужно найти и мой оказался в отшельничестве и убивании себя ради науки. С появлением Уильяма я думала, что вот, человек с которым мне хорошо, у него прекрасная дочь, которую я люблю больше всего на свете, но и тут не срослось, и судьба оставила нас с тобой вдвоём. Я ненавижу не свою жизнь сейчас, я ненавижу свою историю, ненавижу историю печального человека с Трикстером на плече… Знаешь, когда я была живой? Когда, перечитывая свои дневники я была искренне счастливой? В свои 15—16 лет, пик моего бунтарства, я считала себя самым несчастным человеком в мире, убила всё человечество, прозвав их заложниками общества и общественных норм, я была одной во всём мире, а Риди, тогда казался мне компромиссом, как родители, которых ты любишь не за их качества, а потому что они твои родители, принимаешь их такими, какие они есть. Вот он и стал мне старшим братом в семье без отца. Он был таким же мертвецом, как и все остальные, но он понимал меня и не осуждал, при этом считая своим долгом останавливать меня, когда подростковый бунт заносил меня слишком далеко. Мы с ним конфликтовали, куда без этого, тогда я ненавидела всех ещё больше чем сейчас, чего только стоят мои выходки в школьных сочинениях. — Она впервые за долгое время искренне улыбнулась. Не улыбка смеха, а именно улыбка чистого счастья промелькнула у неё на лице лишь на секунду, осветив комнату положительными эмоциям. Наверное даже растения в тот момент сменили свою ориентацию не на солнечные лучи, а на свою хозяйку, регулярно забывающую про их полив. — И, читая дневники человека, явно ненавидящего свою жизнь и желающего её как можно быстрее закончить… — Она в тот момент отвлеклась на воспоминание. — Я знала парня, и он был в похожей ситуации, я тогда жутко ему нахамила, накричала… впрочем это было для меня нормой. Потом перед ним извинилась, он был писателем, жаль забросил это дело. Он не видел смысл ни в чём, кроме творчества, кроме писательства и жил ради него. Он нашёл смысл своей жизни, а я, тогда, приняла его отсутствие. Не хотела давать номинальность. И полностью пропитанная ужасом и тленом, ненавистью к себе и всему окружающему девочка — самая счастливая версия меня, ведь она знала смысл своей жизни — бунт против общества. Всего чего она хотела — уничтожить общество и построить мир без него. Сочинения Коула смогли уничтожить понятие „государство“, а я не смогу уничтожить понятие „общество“? Думала я. Во мне жила жизнь, во мне зияла душа, она раскрывалась во всей её красе. Но всё потухло ещё до того, как я начала жить одна.»

После, она мне рассказала эту историю:

Ханна распланировала свой грядущий день, день её шестнадцатилетия. Засыпая, она завела будильник, укрыла себя одеялом, а уши заткнула наушниками, во избежание нежелательных звуков от своих соседок.

Очнувшись на час раньше обычного вторника Ханна первой заняла ванну, приняла на себя все необходимые ритуалы и схватилась за краску. Её тёмно-рыжие волосы, выбивающиеся во все стороны из миниатюрного каре, насытились на пару тонов, до моего огненного ещё было далеко, но посмотрев на себя в зеркало, ей увиделась уже совсем другая девушка, возраст её сильно убавился, а вечно перевёрнутая улыбка, с нотками нарциссизма уже не смотрелась так высокомерно.

Высушившись, причесавшись и немного растрепав причёску — она любила выглядеть небрежно и неопрятно — пошла на выход. С собой она захватила только то, что было в карманах и дневник с ручкой.

В считанные секунды она умудрилась покинуть своё место жительства и даже без лишнего шума.

Не повезло бы тому, кто поздравил бы её. Он явно получил бы обратно не кокетливое «спасибо», а едкую, прожигающую в самую душу фразочку, про лицемерие современного общества.

День начался слишком рано, целую ночь бедная Ханночка не спала от перевозбуждения и ожидания нового дня из раза в раз прокручивая его и доводя до идеала!

Первым делом она поймала маршрутку и разглядывая, на её удивление, живущий город проехала до парка. Редко она бывает в Западном Парке Коула, хоть он и ближе всего к её школе. Наверное в этом и кроется причина, слишком много перспектив встретить знакомую рожу, а если она ещё и решит заговорить с ней — весь день будет испорчен. Но не сегодня, раннее утро, солнце только вышло из-за горизонта и стремится ввысь, словно Икар, обречённый, достигнув зенита, пасть во тьму, чтобы сиять на другой половине синего шарика в необъятной бесконечности.

— Солнце не романтично. — В нос заявила она и посмотрев на соседнее сидение поймала на себе взгляд одиноко сидящей девочки, годами едва за одиннадцать. — Верно?

— Солнце рано или поздно погаснет, в этом вся романтика.

— И это верно, Эмма. — Продолжила в нос она и отвернулась от светила.

Парк как обычно знаменовался вывеской «Центральный парк», как власти могли додуматься оставить её? Деревья благоухали, утренний лёгкий моросит окропил воздух свежестью, вдохновив природу на приятные запахи.

— Жаль, что небо перестало плакать.

Подняв лицо к небу и налюбовавшись облаками Ханна дошла до главной площади, во главе которой стояла та самая статуя: Бенджамина Родина, гениальный изобретатель, не предвосхитивший науку будущего, не создавший гениальную теорию, он всего лишь своей «Системой Родина» позволил человечеству развиваться дальше, не переживая за электроэнергию, ведь его изобретение позволило эффективно переводить энергию ядерного синтеза в обычное электричество.

Его статуя была великолепна, жаль, что об этом человеке ещё никто не знал. Всё это будет в будущем, после казни учёного. Сейчас, это место пустовало. Одинокий пьедестал мраморного цвета, с позолоченной табличкой, лишённой Нарицательных Имён и годов жизни. В полном одиночестве, лишённая внимания фигура ждала своего часа, ждала, пока художники создадут статую достойную одного из Парков Коула и воздвигнут её на плечи титана.

Но всё это будет не скоро.

Романтика парка начинала заканчиваться, людей в него приходило всё больше, несмотря на будний день и Ханна теряла эту особую связь между гуляющим и парком, между человеком и Божеством, существом и тульпой. Парк отвлекался на новых людей, заряжая их своей атмосферой, наполняя их души и воздействие переставало давать эйфорический эффект как раньше — доза маловата.

Сев на ближайшую лавку, Ханна открыла свой дневник и стала потихоньку царапать страницы ручкой. Заполнив пару, строк она прикурила сигарету. Рук писать не осталось и пришлось сложить блокнот обратно в рюкзак, начав наслаждаться природой. С каждым новым клубом дыма ей казалось, что она становится ближе с природой, что птичье пение становиться громче, гул веток сильнее и вот-вот ей получится разгадать новый язык, и поговорить с гигантами, держащими своими корнями весь мир, но мимо прошла милая парочка: ему за двадцать и она явно не ушла от него далеко. Хотя возраст она никогда не умела определять.

Их вид, их воркование, побудило нашу героиню выбросить окурок и продолжить писать…

Долгое время она просидела на той лавке. Её внимание зависло на самой первой страничке, где она, по традиции вынесла цели на год и не беря во внимание первую: «Сделать социальную революцию, отменив понятие Общества!», она смогла вычеркнуть лишь пять из десяти реалистичных пунктов. Одним из выполненных было дожить до дня рождения, а вторым — не поссориться с Риди.

— Какая я жалкая. — С тяжёлым вздохом сказала она. — Я год назад была куда амбициознее. Я старею.

Закрыв дневник она пошла вон из парка.

По пути Ханна заскочила в магазин и направилась прямо к дому человека, который уже больше десяти раз пытался дозвониться до неё, единственный человек, пытающийся поздравить её и чьё поздравление наша героиня ждала всем сердцем.

Постучав в дверь, она одела улыбку, в ожидании встречи. Дверь отпёрлась и с проёма на Ханну начал смотреть худощавый, ростом на пару сантиметров выше нашей героини, а в ней и сейчас ростом не особо, а в шестнадцать лет было и то меньше, парень. С короткой причёской и кажется обиженной рожей.

— Привет. — Начал он первым.

Ханна в недоумении перевернула улыбку, свела брови ближе друг к другу и свернула губы, но потом овладела собой и вновь улыбнулась.

— Риди, улыбайся. Людям нет дела до твоих проблем! — Ханна часто в том возрасте это повторяла, не всегда уместно. — Я принесла Виски, дорогой.

— Дороговизна определяется не ценником, а тем, чем ты пожертвовал ради предмета. Не ты ли мне об этом говорила?

— Ладно-ладно. Ты прав. — Она завила руки за спину, скорчила виновное личико и начав втирать носок одной из ног в пол продолжила: — Признаю, я была не права, что сбрасывала твои звонки. Но вернув время назад, я бы всё повторила. Я хотела провести начало этого дня одна, в парке.

— На утёсе?

— Нет. — Ханна вновь выпрямилась. — Я была в Западном.

Риди улыбнулся.

— Заходи.

Сквозь зелёные рулоны на окнах в комнату пробивался до жути приятный свет, только ради этого освещения Ханна могла бы приходить сюда каждый день. Она знала эту квартиру и сразу подметила одну, лежащую на самом видном месте, на столе, деталь — красный подарок, обёрнутый розовой лентой. Размером он был небольшим и Ханне сразу захотелось тронуть его, потрясти, открыть, но она сдержалась. Наша героиня подошла к нему и стала пристально смотреть в глубь, прожигая картон:

— Я же просила, без подарков. — Недовольно фыркнула она.

— Хан, ты любишь символизм. А подарок — символ внимания. Я не мог оставить тебя без него. Не волнуйся, там нет чего-то, что я бы мог купить в магазине.

— Я же просила, без подарков. — Повторила она.

Риди подошёл и стащил коробочку со стола.

— Ок, теперь его нет. Довольна?

Ханна улыбнулась и сделав небольшой реверанс села за стол, положив бутылку виски.

— Что это?

Риди сел напротив неё.

— Мне сегодня шестнадцать. — Ханна осмотрела кухню на предмет бокалов. — Думаю это повод для празднования. — Пока её собеседник доставал и мыл бокалы, Ханна решила закурить, но как обычно не успела, Риди крикнул на неё. — Прости, — Искренне ответила она.

Ханна дождалась бокалов. Риди наполнил немного их и они опрокинули по рюмке.

— И как тебе? — Спросил он.

— Как виски. Я такой уже пила.

— А почему тогда принесла его, а не что-то другое?

— Подумала, что на свой День Рождения, — Она осеклась, чтобы разделить эти термины, — На своё шестнадцатилетие, я хочу именно его.

— Помнишь, как мы праздновали твои пятнадцать?

— Да, помню. Почему нас с того ресторана выгнали?

— Ты упорно хотела чтобы нам принесли вина, а они требовали твой паспорт. Хотя думаю во всём виновен твой характер.

— Я наверное слишком много пью. — Ханна подвинула свой бокал к бутылке. — Хотя, только по праздникам.

— Да, Хан, у тебя проблемы, но… я ни разу не видел тебя пьяной. А вот с курением…

— Риди, красная линия. — Серьёзным, на пару тонов ниже, сказала она. Сменив настрой продолжила: — Может сегодня увидишь. — Снова кокетничала она.

Риди открыл холодильник и достал оттуда немного сыра, став его нарезать.

— Можно мне будет у вас переночевать?

— Можешь о таком даже не спрашивать. — Ответил Риди.

— Почему вы с мамой ко мне так добры? Это же не из-за денег.

Риди бросил на неё взгляд и снова продолжил орудовать ножом.

— Сама не знаешь? — Он подождал, но ответа не услышал. — Встречаю я, девчонку на четыре года меня младше, всю в крови… — Он вернулся за стол и наша героиня сразу набросилась на тарелку с сыром. — Предлагаю ей помощи, а эта двенадцатилетка отказывается. Надавливаю и она снова в отрез, а на вопрос о том где её родители получаю слёзную историю. Мама, услышав её аж расплакалась, но она уж очень впечатлительная. — Ханна опустошила бокал сама. — Думаешь я или она могли бы после этого бросить тебя?

— Люди злые. Могли легко, но не стали.

Риди опрокинул стакан.

— А на счёт денег… — Он немного замялся. — Не хотел об этом на твоём празднике, но завтра уже может быть поздно…

— Риди, — Ханна поспешила остановить его. — Не смей продолжать, берите сколько угодно. Мне всё равно.

— Нужно всего-то тысяча Коулов.

— Чёрт. — Ханна обыскала карманы. — Я пустая. Чёрт! Я так не хотела идти туда.

— Можем завтра с утра сходить. — Поддержал её он.

— Чёрт! — В комнате ненадолго повисло молчание. — Ладно, ничего. Вернусь в отчий дом, больше месяца там не была. — Ханна перевернула пустой бокал на стол. –Продлю своё сознательное празднование ещё на пару часов. — Радостно, но с явной наигранностью заявила она.

Риди подтолкнул Ханну стоящую уже десятую минуту перед дверью дома.

— Ты знаешь, что мне сложно туда заходить… — Её голос бегал с тона на тон, а тело дрожало. — Там она!

— Её там нет.

— Ты понял о чём я! — Возмутилась наша героиня.

— А ты поняла о чём я. — Риди стал смотреть на неё как на дуру. Ханна засмущалась и отвела взгляд. Замялась. Сжала кулачки и отворила дверь. — Её там нет, это лишь плод твоего сознания, как и Эмма. Она сейчас тут?

Но ответа не последовало, Ханна крепко зажала руками глаза и пробежала мимо кухни, спрятавшись на втором этаже. Риди начал активно топать снизу, наша героиня ждала его, но с каждым новым шагом её терпение таяло.

— Где ты!!? — Во весь голос крикнула она.

— Иду! — Ответил он.

Вскоре Риди поднялся по лестнице, на вершине которой и сидела именинница. В руках он нёс две чашки чая.

— Ты я вижу не спешил.

Риди поставил кружки на пол и подал руку подруге.

— Пошли.

— Нет, нет! Нет! — Воспротивилась и подпрыгнула с места она. — За деньгами и прочь отсюда!

Риди смерил её взглядом, не сменяя позы. Ханна сначала сопротивлялась протянутой руке, но вскоре сдалась и положила свою ладонь на его. С каждым новым шагом вниз её веки всё сильнее смыкались, пытаясь задержать каждый квант света. Спустившись она попыталась вырваться из рук мучителя, но тот не отпустил её и продолжил вести на кухню. Ханна закрыла глаза свободной ладонью.

Остановившись они не промолвились ни словом. Друг отпустил Ханну и та упала, уперевшись спиной о стену. Она не могла даже двинуться.

— Хан, открой глаза.

— Нет!

— Даю тебе слово, ты не рядом с ней, ты её не увидишь. — Что-то в его тоне было такое, что моментально сняло всю панику на душе нашей героини. — Вот. — Он не соврал. — Ты мне не ответила: Эмма здесь? — Ханна нехотя кивнула ему. — Я видел, у вас небольшой алтарь, твоя семья исповедовала что-то вроде Синтоизма?

— Нет, у нас была своя, локальная религия. — Ответила глубоко дышащая девочка. — Без богов, загробного мира… Родители считали, что души всех предков живут пока о них есть память и на таких алтарях всегда висело семейное древо, а по праздникам мы зажигали свечи и ставили перед всеми почившими родственниками, чтобы они смогли ощутить семейное тепло.

— Почему ты мне об этом раньше не рассказывала?

— Это всё — ложь. От того, что я думаю, что моя мать смотрит на меня с того мира — она не воскреснет и смысла в этом нет никакого! Я даже не знаю её сейчас… Я знаю, как она выглядит, знаю черты её лица, у меня даже с собой фотография… Но я не знаю… — Она остановилась на попытку сдержать слезу, но потом сдалась. — Я не помню, какая она была как человек! Я не знаю, одобрила бы она мой образ жизни, поняла бы меня или осудила. Я не знаю какой она была бы матерью, хорошей или плохой, я ничего о ней не знаю!

Риди подсел поближе к ней и попробовал утешительно обнять, но Ханна отскочила от него.

— Зачем ты меня сюда привёл?

Риди подошёл к вазе и поставил её на стол.

— Думал, что ты бы могла принести цветов, чтобы подружиться со своими призраками, но теперь есть вариант получше.

— Я не буду ставить ей свечу! Нет! Нет! — Ханна снова бросилась наверх.

Риди неспеша поднялся к подруге, она снова сидела на последней ступеньке. В руках её лежала та самая кружка чая, она пыталась его остудить своим дыханием и ладонями, обхватив кружку со всех сторон.

— Твоя взяла. — Уступил Риди.

— Спасибо! — Фыркнула наша героиня и пошла дальше, в родительскую комнату.

Пока наша героиня открывала сейф — она мысленно залетала в детскую комнату: вызывая в своей голове образы фотографий семьи, ведь собственных воспоминаний у неё не осталось. Услышав финальный щелчок она наполнила свой кошелёк, отложив десять купюр и провернула все операции с сейфом в обратном порядке.

— Вот. — Она от всей души, но немного неловкой протянула грязные бумажки Риди. — Можем уходить.

Ханна двинулась в сторону улицы, но не прошла дальше двери, её голова не могла оторваться от желтовато-розовых обоев её детской.

— Хан, — Привлёк её внимание Риди. — У меня тебе подарок.

— Не нужно! Серьёзно, я не хочу получать подарок. Это… Это… не по мне. — Он всегда понимал её тон правильно.

— Ладно, идём обратно?

Ханна немного покрутила головой прежде чем ответить:

— Наверное, иди сам. — Она прижала подбородок к груди и виноватой гримасой, с улыбкой на одну сторону и грустью на другую продолжила: — Хочу побыть в своей комнате.

Риди коснулся её плеча и не сказав ни слова вышел, обронив за собой подарок. Ханна крикнула ему об этом, но тот намеренно проигнорировал её слова, сбежав по лестнице вниз.

— Гад!

Подняв его и бросив в карман наша героиня прошла в комнату. Давно она не заходила сюда. Тут всегда играла Эмма, с пластырем на лбу, не смотря на свои одиннадцать лет и на то, что они обе считали себя взрослыми, но до жути любили играть в куклы. Уже пять лет, без двух месяцев, они лежат нетронутыми. Комната покрылась слоем пыли, а грязная посуда по углам — засохшей плесенью. Не смотря на всю грязь запаха не было никакого. Все частички уже давно лежали на своих местах, не позволяя себе подниматься к носу посетителя.

— Прости меня, Эмма. — Тихонько сказала наша героиня, присев перед беспечной девочкой снимающей и одевающей очередную кофточку и стараясь подобрать под неё джинсы с кроссовками. — Прости,

Девочка наконец оторвала свои глаза и подняла их на нарушительницу спокойствия:

— Привет, а ты не видела Ханну? Мы с ней тут играли.

— Нет.

— А когда она придёт?

— Не знаю. — Ответила наша героиня. — Когда в её жизни снова будет очень сложный период и рядом не окажется демонёнка. — Ханна не стала мне объяснять к чему это было. — Прости меня.

— Конечно! Ты мне ничего не сделала. — Улыбчиво и с лёгкой детской наивностью ответила девочка.

— Сделала. — Ответила ей Ханна и сняла заплатку, оголив пулевое ранение. — Я буду жалеть об этом всю свою жизнь.

— О чём? О чём ты будешь жалеть?

— Прости меня, ведь себя я никогда не прощу.

— Ладно, я наверное пойду домой, ты не предупредишь Ханну.

— Не волнуйся, я ей всё расскажу.

— Ладно!

Эмма встала с коленок и бросилась вон из комнаты.

Ханна обернулась назад и увидела другую Эмму, она отличалась не только цельным черепом, без лишних дырок, но и глазами, в них отсутствовала жизнь, у неё были глаза взрослого человека.

— Она мне никогда не нравилась.

— Ты — это и есть она.

— Ты знаешь, что это ложь.

— Знаю. — Ответила Ханна.

Выгнав призраки прошлого наша героиня наконец осталась одна. По ней нельзя было разглядеть ни эмоции, она подавляла любые их проявления даже наедине с собой, но в глубине её разрывало. Не прошло и секунды в тишине, как она выбежала прочь из этого места, заперев за собой дверь.

Отдышавшись и сконцентрировав всё своё внимание на поиске чего-то красного вокруг себя и, найдя блеклый диод, на включателе света она потянулась к дневнику, но вместо блокнота нащупала подарок и наплевав на всё открыла его, погрузившись в одно из самых тёплых своих воспоминаний:

«Холодным декабрьским вечером у двенадцатилетней нашей героини было очень плохое настроение. Она мне очень мало рассказала про это воспоминание, но рассказ этот был самым тёплым из всех её историй, обычно пронизанных тленом. Она вела повествование с лёгкой улыбкой счастливого человека, ей было очень приятно её рассказывать, но детали она скрывала.

«– Как и всё в нашем мире — эмоции тоже взрываются, вернее выплёскиваются! Достаточно копить их в себе и рано или поздно произойдёт бабах!»

Так и случилось. В порыве эмоций, сама того не осознавая Ханночка оказалась посреди осколков стекла, у выбитой витрины магазинчика, она даже не помнит что там продавали. Её тело просто подняло камень из-под ног и не переживая ни за себя, ни за окружение бросило булыжник.

«– Как же люди кричали вокруг. Сначала из-за стекла, потом из-за крови, которая потихоньку стала захватывать всю мою белоснежную одежду. Текло отовсюду: со лба, с затылка, с рук, с ног, с ладони… я вся истекала кровью. А главное — боли не было. Было чувство освобождения и спокойствия. Вокруг абсолютного ужаса, ругани, криков, осколков и крови стояла одна печальная девочка с улыбкой прозревшего пророка в миг получившего всё счастье мира.»

Но всё быстро закончилось. К ней подбежала толпа, вызвали скорую и мимо всего этого цирка проходил и Риди, ему тогда едва шестнадцать исполнилось. Он пробился и увидев, что измученную Ханну держат на месте, не давая сбежать из рук взрослых. Она пыталась вырваться, но люди заставляли её ждать скорую помощь.

Риди спас её, дав пожить ещё чуть меньше полугода на свободе и отсрочить тот период её жизни о котором она никогда, даже с ним не вспоминала; её возвращение в школу. Риди представился её старшим братом и обессиленную вывел подальше от толпы. Её тогда уже успели всю перебинтовать и как вспоминает Риди — она выглядела как мумия. Он ей даже кличку такую дал, но она не прижилась. Риди хотел её отдать к подъехавшей скорой помощи, но Ханна просила, даже молила не делать этого не объясняя причину. Он начал расспрашивать её и в итоге понёс домой, где его мама, медсестра привела нашу героиню в порядок, достав из неё множество мелких осколков стекла и один большой, с ладони.»

Перед Ханной, в коробке лежал именно он, сохранивший в голове двух человек память о кровавой девочке без родителей.

Потратив мгновение на воспоминание Ханна бросилась к лестнице, стараясь не потерять скорость и не покатиться кувырком вниз.

— Риди! — Крикнула она ему в спину, он не успел пройти и двадцати метров от дома. — Стой! — Она виновато сковала свою походку, обхватила кистью предплечье и подошла к брату. — Спасибо за подарок. Можно я тебя обниму? — Увидев кивок она обхватила его и сильно сжала стараясь вобрать в себя все их совместные воспоминания. — Я не думала, — Она сильно стеснялась. — Я не думала, что в тот вечер, найду себе семью. — Риди не стал ничего говорить, достаточно было улыбки. — Пошли.

— Куда?

— К алтарю.

Вернувшись в дом Ханна не стала закрывать глаза, она с поднятой грудью и лёгким трепетом прошла к месту убийства, к месту, с которого начался её путь, изменивший одиннадцатилетнюю девочку навсегда. К её счастью, или разочарованию, на полу больше не было растекающейся лужи крови и не было трупа, изрешечённого пулями — там не было ничего.

Поймав взгляд Ханны Риди понял, что теперь в этом доме нет мертвецов.

Выйдя в прихожую, Ханна полезла в сервант, в кладовую, в пенал, но никак не могла найти свечу, Риди помог ей и общими усилиями они нашли одну, последнюю и очень толстую. Они всегда у них горели целую ночь.

Пока Риди искал тарелку Ханна приводила алтарь в порядок, протирала его от пыли, поправляла имена, расставляла артефакты покрасивее, наводила приятную для глаз картину.

Наконец объявился Риди, Ханна поставила свечу на стеклянную подставку.

— Пора зажигать?

— Нет, нужно вслух прочесть каждое имя мертвеца, записанное на этом зеркале. Так призраки обращают на тебя внимание и приходят на семейный праздник.

— Ты прочтёшь?

— Постой. — Ханна достала чёрный маркер и рядом со своим именем вписала ещё одно, а над ним ещё одно. — Прости, я не знаю имени твоего отца.

Риди улыбнулся и перехватил маркер в свои руки.

Ханна подожгла свечу, прикурила от её пламени и втянув в себя клуб дыма стала читать имена своих прапрапра… дедов и бабок, читать имена прапратёть и дядь… пока не дошла до имени своей матери.

Закончив и отойдя на пару шагов назад она посмотрела на Риди и тот положил свою руку ей на плечо. Ханна больше не сказала ни слова, но как Риди потом вспоминал: “– Дух твоей матери точно понял по твоему лицу, что у тебя всё хорошо.»

Выйдя из дома она посмотрела на своего брата и отправилась праздновать свой День Рождения в кругу близких людей.

Ханна не любит распространяться о своём прошлом, я мало что о ней знаю, возможность услышать предысторию печального человека выпадает лишь в её или мои эмоциональные пики, когда она больше не может молчать и желает подарить мне какой-то материнский урок. Из неё получается отвратительная мать, но прекрасная тётя.

Однажды я соберу все её истории, запишу их и подарю томик, в котором будет записана история её жизни. Она разозлится на меня, она не любит такое, но потом, я предложу ей кое-что, и она меня простит: мы закопаем эту книгу глубоко под землю, в пластиковой коробке и через много лет, какой-то растяпа раскопает её, может это будет уже новое столетие, может даже тысячелетие и люди узнают о истории Ханны Хофман.

Сочинение с ошибками

Проснувшись у Риди, Ханна первым делом бросилась в школу, добравшись до неё как раз к началу первого урока. Заявиться в класс в таком виде, да ещё и без тетради было слишком. Она пробралась в свою комнату… Наконец! Одиночество! Сладкая тишина заворожила уши. Все соседи ушли в школу и можно было жить спокойно. Немного насладившись обстановкой, Ханна вспомнила, что до звонка оставалось меньше тридцати минут и принялась приводить себя в порядок: почистила зубы, смыла краску с волос (только на это потребовалось двадцать три минуты), переоделась и захватила с собой ручку и тетрадь. На выходе с ней заговорил сторож и, чтобы выйти, пришлось ответить ему и соврать, что разболелась голова и нужно было подождать пока подействуют таблетки. К концу первого урока она была у порога.

Прошмыгнув мимо консьержа и лишив себя второй нежелательной беседы, Ханна оказалась у дверей библиотеки, самое пустое и безлюдное место в школе, лишь изредка здесь можно было встретить Элли Гришин, библиотекаря, выходящую за чашкой кофе, или кого-то из учителей, желающих, подобно Ханне, посидеть лишние десять минут в тишине.

Элли Гришин, одна из самых «терпимых», по мнению Ханны, работниц, но её манера всегда заводить непринуждённую беседу (как гласят социальные правила), немного подкашивает их отношения. Ханна не стала пересекать черту двери и упёрлась о стену рядом с проходом, спрятавшись от взора мимо проходящих людей и не дав поймать на себе взоры, исходящие из библиотеки. Но ей не повезло и её увидел Мистер Гриндел и серьёзным тоном приказал немедленно явиться в кабинет Освольдской. Гриндел ни разу не обращался к Ханне или к ученику иначе чем, повелительно, наверное, он и с учителями таким тоном говорит. Ханна хотела проигнорировать его или сделать вид, что не слышит, но тот проследил, чтобы его приказ исполнили и проводил её до кабинета.

— Дальше сама! — Сказал он и пихнул её в сторону двери.

Ханна сделала три стука и ей крикнули:

— Да…

Ханна зашла. Владелица кабинета окинула её презрительным взглядом поверх очков, попросив присесть на стул, что обозначало лишь одно — разговор затянется.

— Простите, Катерина Андреевна, но у меня скоро урок и нужно спешить. Вы же знаете, кто у нас по языку…

— Ради меня, тебя отпустят с половины урока. Хватит увёртываний! Сядь!

«– Половину урока! Видимо я что-то натворила серьёзное.» — Подумала Ханна и отодвинув немного стул присела, не зная куда деть тетрадь.

— Ты знаешь, почему ты здесь? — Спросила Катерина Андреевна в надежде на сотрудничество.

— Простите, нет. Причин много, но почти по всем из них меня уже отчитывали, по некоторым даже вы.

— Не вертись!

— Наверное, что-то связанное с вашим уроком?

— Верно.

— С сочинением? — Ханна положила тетрадь, мешавшуюся в руках, на стол, но вскоре стащила обратно на колени.

— Именно. — Наконец закончились загадки. — Сейчас найду.

Она встала и у Ханны появился шанс осмотреться, она высмотрела столик у одной из стен, со свободным местом, как раз под тетрадь, но не смогла дотянуться до него и лёгким движением добросила прямо в угол, как раз успев до возвращения Катерины Андреевны.

— Вот, твоя тетрадь. — Она дала её в руки Ханне.

«– Я только от одной избавилась!»

— Открой последнюю работу и прочитай первую строку!

Ханна повиновалась:

— Бедный Чарли Гордон, обречённый учёными на ужасные муки… — Начала Ханна.

— Нет! — Возмутилась учительница. — Дай мне! — Она приготовилась, пробежалась глазами по тексту и начала: — Бидний, Чарли Гордон, абриченнний, учаными, на ужосние муке… — Она закашлялась и убрала тетрадь с глаз долой. — Мне продолжать?! — Возмутилась она снова. — Как будешь это объяснять?

— Что объяснять? Мою безграмотность? — Невинно спросила Ханна.

— Что?! Безграмотность? Это твоё не первое сочинение в этом году, в сочинении за тринадцатое сентября не было ни одной ошибки, лишь куча помарок! А тут, ужас какой-то! Ты в своём уме это писала? Или стоит вызвать штатного психолога, для проверки твоего здоровья?

«– Вызывайте, я знаю все правильные ответы на его примитивные вопросы!» — Бунтовала внутри Ханна.

— Не нужно. — Ответила ученица.

— Тогда я жду объяснений…

Ханна не особо горела желанием входить в спор, будь она в правильном настроении, то всё началось бы ещё раньше, но сейчас она сидела молча. Катерина Андреевна вошла в ситуацию и протянула тетрадь ученице.

— Возьми её и принеси мне завтра перед первым уроком. Перепиши без ошибок! — Она всунула тетрадь в руки ученицы, но последняя положила её на стол. — Что с тобой? — Ответа нет. — Перепиши и принеси мне завтра. — Она толкнула тетрадь в сторону Ханны, но та не отреагировала и лишь почесала своё плечо. — Ханна, — Обратилась она и щёлкнула пальцами привлекая внимание. — Это лучшее сочинение со всего класса и одно из лучших сочинений из тех, которые я читала… у меня рука не дёрнется поставить за него тройку. Единицу за грамотность и пять за содержание. — Но реакции нет. — Ханна! — Угрожающе воскликнула она. — Не смей молчать дальше.

— Ставьте «Три». — Выдавила Ханна.

— Я даю тебе шанс получить пятёрку, а ты мне тут отказываешь?! У тебя на это должна быть веская причина… Она есть? — Ханна кивнула. — Тогда говори.

— Простите,

— Что значит «простите»? В чём причина? Ты хочешь тройку.

— Пусть будет так.

— Ханна, это та же самая причина, что и та, из-за которой ты написала сочинение в такой форме?

— Да.

— Ну раз это форма подросткового бунта, то поведай мне, против чего бунтуешь, может я тебе помогу.

— Не поможете.

— Почему? Это бунт против меня? Тогда я его не поняла.

— Не против вас, а против сочинений и всего остального…

Ханна сама того не желая разговорилась и пути обратно уже не было.

— Ты пишешь прекрасные сочинения и почти каждое из них получает заслуженные оценки…

— ПОЧТИ. — Перебив выделила Ханна. — Почти каждое.

— Ну да, почти. Ведь ты не всегда пишешь правильные сочинения.

— ПРАВИЛЬНЫЕ. — Перебила снова Ханна. — Правильные сочинения.

— Ну да. — Не понимала возмущений учительница. — Например, то сочинение за тринадцатое сентября, где стоит четыре — ты не выдержала минимум слов, а в том, за пятое — ты не привела три примера, а лишь один.

Ханне жутко захотелось раствориться. Катерина Андреевна не погладит её по головке за надвигающиеся как цунами слова, но и соврать она не сможет. Пришлось пытаться уйти, но только поднявшись со стула её схватила рука и усадила обратно.

— Ты будешь сидеть тут, пока не расскажешь мне всё.

— Зачем вам это? — Спросила Ханна.

— Что «это»?

— Зачем, вам знать, почему это сочинение написано именно так? Какой вам от этого прок? Разве вы не должны поставить мне три и кончить с этим?

— Я твой учитель, а не робот. Я должна дать тебе знания, чтобы ты вышла в мир человеком…

— Нет! — Выпалила разгорячённая Ханна. — Вам должно быть плевать, выйду я в мир человеком или нет. Вы должны выполнять свою работу, как робот, как все остальные в этой школе…

— Что ты говоришь?! — Пыталась заткнуть её Катерина Андреевна, но Ханна даже на секунду не прекратила свою речь.

— Вы ведёте свой урок, как и все остальные учителя. У вас есть программа, разработанная свыше и план урока. Вы идёте по нему, повторяя слово в слово помогалку…

— Хватит!

— И лишь изредка вставляете свои комментарии. Вы даёте нам сочинения, не со свободными темами, а с темами под определённую формулировку, где ты в любом случае соглашаешься, либо пишешь рептилоидскую белиберду, с которой и сам согласиться не можешь и лишь изредка попадаются свободные темы, со свободными названиями, где отталкиваясь от произведения, ты пишешь собственные мысли, а не прививаешь ПРАВИЛЬНЫЕ.

— Замолчи, ради Бога!

— ПРАВИЛЬНЫЕ! Какое красивое слово не так ли? ПРАВИЛЬНЫЕ размеры, ПРАВИЛЬНЫЕ мысли и ПРАВИЛЬНОЕ содержание. Моё сочинение от тринадцатого сентября было законченное, с полностью законченной мыслью, а от ПРАВИЛЬНОГО размера его отделяла сотня слов. Мне нужно было лить воду? — Ханна собиралась продолжить, подразумевая очевидный ответ «НЕТ», но не успела и услышала:

— Да! Тебе нужно было налить туда воды и получить пятёрку. Как полагается! Не мы так придумали.

— Да! Вы учителя, вам придумывать ничего не нужно, лишь знать инструкции, которые придумали умные люди, для уменьшения себе подобных.

Учительница не стала продолжать кричать и со всей силой стукнула по столу ладонью. Рука аж покраснела!

— Хватит! Школа не служит для уменьшения количества умных людей, она даёт знания.

— Какие знания?

— Которые вам пригодятся в жизни.

Ханна не сдержалась и залилась смехом.

— Вы правда так думаете? Нет! Вы не правы. Школа даёт… угадайте какие знания? — Учительница молчала. — ПРАВИЛЬНЫЕ знания.

В кабинете все замолчали. Катерина Андреевна пыталась перевести дух и сформулировать тезисы, а Ханна лишь стыдилась, что не смогла сдержаться. Катерина встала и пошла к графину с водой, под звуки воды Ханна встала со стула.

— Простите, можно мне пойти на урок.

— Сядь. — Грубо ответила она.

Вернувшись к столу, она поставила стакан перед Ханной и жестом приказала выпить из него. Ханна повиновалась и Катерина Андреевна села на своё место.

— Не смей меня перебивать. — Обозначила она. — Не знаю, кто тебе вбил эту глупость в мозг, но это не так. — Ханна сидела и слушала. — Наша верхушка, подчинена своей верхушке, а у тех верхних есть свои и так до бесконечности, а в самом верху сидят те люди, которым выгодно лишь одно — деньги. Как иначе, мы живём в эру капитализма. Деньги — это не зло, а даже наоборот, желание заработать больше денег — двигает прогресс. Согласна?

— С этими тезисами полностью.

— А, чтобы заработать деньги, что нужно? Нужна идея, которая придёт по нраву людям и они решат, что она близка им. Так? Значит, чем больше людей, которые могут придумывать такие идеи, тем больше денег. Так? — Ханна не ответила. — А чтобы таких людей воспитать, их нужно развить, причём всесторонне. Для этого и нужна школа, а не чтобы сделать из людей придурков. Согласна?

— Представьте, — Начала Ханна. — Что девяносто процентов будут глупыми.

— Хорошо.

— Настолько глупыми, что смогут лишь работать на примитивных работах, где им будут платить деньги, а остальные десять процентов, будут умными, ну прям очень умными. И эти десять процентов… Нет! Не десять, а один процент. И этот один процент будут работать в правительстве, делать роботов для заводов и ферм или отвечать за науку. Всем умникам, будут нужны люди, для опытов, для работы, для всего, да даже для развлечения — бросать их в вольер со львами. Кто из них будет счастлив?

— Умники.

— Почему?

— Перед ними все двери открыты, а глупые, как рабочая сила.

— А если они ещё и будут настолько глупыми, что будут верить всему, что будет говорить правительство? Например: говорит «мусоропровод», что у людей всё хорошо, они ему такие: «У нас всё хорошо», говорит он им, что жизнь у них счастливая, они ему: «Мы все счастливы». Они будут тогда счастливы?

— Будут, но…

— А тут нам в школе говорят: «Решать по действиям», и все в ответ: «Решаем по действиям», кто-то один: «Линейно будет легче и места меньше займёт» и учитель его чуть ли током не бьёт и строго говорит: «Решаем по действиям», а он ему: «Хорошо, решаем по действиям». А что может ученик сделать? Решит по-своему, ему тройку влепят, остаётся лишь повиноваться. Урок кончается он идёт в следующий класс, а ему там бац: сочинение. Он его пишет, старается, перечитывает, оно ему очень нравится, а потом посчитал слова и сотни не хватает. Он перечитывает собственные законченные мысли и, стряхивая слезу с глаз, пишет лишнюю сотню слов, перечитывает и понимает, что слишком много воды, но сдаёт его вам, а вы и счастливы, что сочинение ПРАВИЛЬНОГО размера. Это вынужденное графоманство — убивает в ученике собственное я. На следующем уроке он уже будет заранее думать, где бы найти эту лишнюю сотню, а через два года и этот мусор, в виде сотни слов, ему покажется приятной конфетой, а потом он сядет, перечитывать своё старое сочинение и подумает, что оно очень даже хорошее и вспомнит, как всем сердцем ненавидел эту сотню слов и у него в голове пронесётся мысль: «А учителя правы, эта сотня слов, лишь помогла сочинению. Ну я и дураком был!». И так буквально во всем! Во всех предметах с самого первого класса вбивают одну и ту же мысль, что люди, наделённые властью — правы и если вы не согласны, то только, потому что вы необразованная челядь, недостойная их высокого чина. Весь лейтмотив школьной программы — «Слушай сильных мира сего, они правы! Власть хочет лишь лучшего для тебя и избирает для этого самые лучшие пути, а ты, должен лишь повиноваться им и верить им!».

— Ханна, кто тебе эту глупость рассказал?

— Я сама дошла до них.

— Не ври мне! Ты умная девочка и должна понимать, что это чушь.

Снова повисла тишина, Ханна собралась вставать, но её опять остановила рука.

«– Лучше бы проигнорировала Гриндела!» — Думала она.

— Хорошо, Ханна, думаешь, если бы мы делали из вас дебилов, то я бы об этом не знала? Я не обычный учитель, а заместитель директора, второй человек в школе. Думаешь я бы об этом не знала?

— Зачем вам это знать?

— Что? Чтобы я лучше выполняла свою задачу.

— У вас есть инструкции, им вы слепо повинуетесь, а если нет, то вас отправляют на переквалификацию, если она не помогает, то вас выбрасывают как сломанный инструмент. Так сказать: ссылают на остров. Простите, но вы такая же промытая, как и все остальные.

— А ты, четырнадцатилетняя девочка, смогла сломить систему и не повинуешься ей.? — С усмешкой сказала учительница.

— Почти все дети это чувствуют, но если вы помните, то я пропустила почти два года школы и у меня получилось сохранить разум лишь благодаря этому. Я перешла в подростковый возраст, оградив себя от лап Института Образования и лишь отсрочила свою кончину как личность. — Учительница резко повернула голову на Ханну. — У меня получится сопротивляться ещё год, может два, а может даже три, потом мне станет невыносимо это, и я повинуюсь. Стану похожей на всю эту тупоголовую массу, в которую вы, сами того не желая, превратите меня и всех остальных учеников этого заведения.

— Что ты предлагаешь? Допустим, что твой бред правда. Что ты предлагаешь?

— Ничего.

— Что значит «ничего»?

— Я, вы, никто ничего с этим не сделает. Единственный вариант — оставлять два класса, реформировать их и выпускать в свет людей, которые умеют писать и читать. Дать им свободу. Если человек захочет учиться, то он сам пойдёт в библиотеку, возьмёт книгу и будет по ней учиться, а если ему это не нужно, то пусть ходит необразованным и работает на соответственных работах. Иначе всё новое, превратиться в старое и так будет по кругу.

— Ты предлагаешь снести все школы? — Катерина Андреевна залилась смехом. — Разве это не сделает из людей дебилов? Ты же этого и боишься.

— Я, почти троечница. У меня три пятёрки и все остальные четвёрки. У нас в классе есть девочка, Аня Лейн.

— Отличница, знаю её.

— Хотите сказать, что она умная ученица? — Катерина Андреевна задумалась. — Она идёт по учебнику и ответит на каждый ваш вопрос, напишет ПРАВИЛЬНЫЕ сочинения и их даже не мерзко читать, но дай ей пинка и выдави из колеи школьной программы и она даже не сможет логически вывести ответ из собственных знаний. Она глупа, как рыба и при этом у неё большое будущее. Она хорошо закончит школу, сдаст экзамены, отучиться и станет каким-то юристом или бухгалтером, а я со своими настоящими знаниями провалюсь по всем предметам и какие работы мне останутся? Вот вам весь Институт Образования!

— Ты это перерастёшь.

— Нет. — Повторила Ханна. — Во мне просто воспитают ПРАВИЛЬНЫЕ взгляды, и я стану прилежным гражданином.

— Ты будешь, переписывать работу? — Спросила учительница.

— Нет, пусть хоть что-то потом мне напомнит о тех временах, когда в моём теле ещё кто-то жил.

Ханна поспешила выйти за дверь.

Ханс

На крыше одноэтажной пристройки сидела девочка тринадцати лет, с бледно-рыжими волосами и глазами цвета первой весенней травы, которая только что пробилась через толстый слой снега и осенила своей наглостью глаз ребёнка. Ханна опёрлась спиной об небольшую трубу, одна её нога вытянулась вперёд, а другая согнулась в колене. Достав со своего рюкзака небольшой планшет для бумаг и пенал, она приступила к чертежу. Спустя мгновение послышался гул учеников, которые покидали свои комнаты и шумными компаниями переходили в здание школы. Девочка достала свои большие наушники, которые полностью заглушали окружающий мир и давали ей возможность спокойно заниматься делом, она надела их на маленькие ушки, предварительно убрав с них грязные локоны волос.

Ханна взяла жёсткий карандаш и линейку на десять сантиметров, начала упорно чертить на листке, периодически покусывая резинку на карандаше. На её лице виднелось вожделение и счастье, её истощённое лицо начало розоветь, глаза повеселели, а губы немного подёргиваться. Тут её упорный, сосредоточенный взгляд прервал внезапный объект, залетевший на крышу. Ханна нехотя перевела взгляд, это был букет из одуванчиков, большинство из них потеряли свои парики во время короткого полёта и обнажили головы, представ в истинной красе, из всех цветов больше всех выделялось два индивида, которые в такое время ещё не успели обзавестись головным убором и расхаживали в своей золотой короне. Сняв наушники, она услышала детский голос:

— Ханна! Ханна! Помоги залезть.

Она положила планшет на рюкзак, встала и отрусилась от вечной пыли, которой были заполнены крыши домов.

— Ханна! — Не переставал голос.

Она подошла к обрыву здания и посмотрела на обидчика её спокойствия и нарушителя её ежедневного ритуала: мальчик девяти лет с чёрными густыми волосами, слегка смуглой кожей и аристократическим носом. Несмотря на его возраст, он был немногим ниже Ханны, но это не его заслуга, а заслуга генетики Ханны и недавних проблем с рационом и режимом дня.

— Ханс, зачем ты ко мне лезешь? — Спросила девочка.

— Ханна! — Продолжал он, якобы не слыша её вопрос. — Помоги мне залезть.

— Зачем ты ко мне лезешь? — Повторила она.

— Нужно!

— Ты тут не залезешь. — Подсказала она.

— А где тогда?

— Нигде, если не расскажешь, зачем тебе сюда лезть.

— Я хочу подарить тебе букет.

— Он уже у меня, зачем тебе тогда лезть? — Этот вопрос поставил молодого Ханса в ступор, но Ханна улыбнувшись указала ему пальцем на небольшой лаз, который она сама построила.

Ханна любила вводить людей в ступор и чем человек умнее или чем человек уважаемее, тем больше удовольствия она получала.

Пока Ханс поднимался, краем уха услышал шёпот, которым часто говорила Ханна, но не смог понять ни слова.

Она снова приняла свою позу и продолжила рисовать. Когда Ханс поднялся на крышу, она даже глазом на него не повела.

— Ханна?! — Сказал Ханс, пытаясь понять знает ли она о его присутствии.

— Да?

Он подошёл к своему букету и приподнял его, привёл в порядок и покрутил, найдя самую приличную сторону, по пути вытянув и выбросив два незрелых цветка.

— Тебе не нравятся одуванчики? — Спросил он.

— С чего ты взял?

— Ты не приняла мой букет. — Объяснил Ханс.

— Ты мне его подарил? — Переспросила Ханна не отрываясь от листка.

— Да.

— Разве?

— Да.

— Я думала, что тебе будет приятнее вручить его лично мне в руки, а не просто бросить его мне под ноги, как дворовой шавке.

— Прости. Прости. Прости… — Затараторил Ханс.

— Не визжи! — Приказала Ханна.

— Давай всё переиграем, я хочу сделать как ты говорила.

— Как? Не визжать?

— Нет же. Я хочу подарить его лично.

Ханна всё ещё не смотрела на него. Она оторвалась от листа и залезла в пенал, взяла оттуда карандаш помягче и, проверив его остроту пальцем, ударила его носом о крышу. Проверив на свету получилось ли его затупить, продолжила чертить.

— Можно? — Переспросил Ханс, но Ханна не ответила.

Мальчик взял букет и пошёл в сторону Ханны.

— Стой! — Осекла она.

Ханна залезла в рюкзак и достала оттуда небольшой портсигар и зажигалку.

— Ты куришь? — Спросила она у Ханса.

— Нет.

— А если я предложу, будешь?

Ханс подумал и скривив рожу мыслителя, как часто, но непроизвольно любят делать дети согласился, протянув руку.

— Я не буду скуривать ребёнка.

— Мне девять с половиной лет! — Гордо сказал Ханс.

— Не кичись этим. Мне плевать на возраст, будь тебе хоть восемнадцать я бы тебе не дала сигарету, твоё сознание ещё слишком молодо для этого.

Ханс обиделся на Ханну, но всё равно протянул букет.

Ханна вставила сигарету в губы и поднесла зажигалку, спрятав пламя в шалашик из ладоней, чтобы уберечь его от злого и всепоглощающего ветра. Она глубоко затянулась и выпустив дым через ноздри взглянула на Ханса. Его голубые глаза отблёскивали на солнце, а из приоткрытого рта выглядывали детские, молочные, но уже немного жёлтенькие зубки.

— Положи его около моего рюкзака. — Приказала Ханна. Ханс послушался.

— Почему я ещё маленький для сигарет?

— Я не так сказала! — Рассердилась Ханна. — Ты не маленький для сигарет, ты просто ещё ребёнок, а я не хочу скуривать ребёнка.

Ханна выпустив дым второй раз переместила сигарету к краешку губ и принялась чертить дальше.

— А ты как будто взрослая.

Ханна сделала глубокую затяжку, чтобы не сорвать голос на этого молодого, ещё не соображающего парня.

— Да. — Сказала она на выдохе и сильно закашлялась.

Ханс хотел постучать ей по спине, но Ханна выставила руку и оградилась от помощи.

— Я уже взрослая. — Заключила Ханна и полезла в пенал снова. — Ты знаешь, где я была до того, как попасть в это место? — Ханна выудила тёрку и исправила штрих, который сделала в порыве кашля.

— Между последним посещением моего дома и этим местом прошло полтора года.

— Как это?

Ханна ещё ни разу не рассказывала эту личную историю, но её детский разум захотел поделиться ею, но не вдаваться в подробности и ограничиться вводными словами. Ханна отложила планшет и вытянула вторую ногу. Планшет больше не скрывал её глаза от солнца, и ей пришлось прикрыть их ладонью, пока она доставала солнечные очки.

— Когда я сбежала, — Начала Ханна.

— Ты сбежала? — Перебил Ханс.

— Не перебивай меня! — Приказала она. — Я рассказчик и ты должен либо слепо верить мне и не переспрашивать истинность или верность моих слов, либо наконец-то пойти в свой класс, чтобы тебя не наругали за опоздание.

— А тебя не наругают? — Спросил Ханс, но Ханна решила пропустить этот вопрос и оставить его на потом.

— Когда я сбежала, — Начала с самого начала Ханна. — Я не знала, что мне делать, а ночь только началась. Я, взяв самое нужное — деньги и не захватив с собой даже тёплой одежды, побежала куда глаза глядят. Первое время мне приходилось ночевать в переулках этого прекрасного города. Они кишели мусором, тараканами и крысами, которые так норовили испробовать девичьей, девственной плоти.

— Ты спала на улице?

Ханна поняла, что молодой, пытливый ум, который жаждет подробностей не даст ей рассказать эту историю кратко, но ёмко и она решила сократить её.

— Да я спала на улице, не имея тогда ещё родственников или осязаемых друзей.

— Как ты справилась? — Спросил Ханс, но Ханна только покачала ему головой, указывая, что это было сложное время.

— В тот момент, когда ты осознаёшь вес последствий своих действий, когда ты начинаешь осознавать, что такое голод и усталость — не та усталость, когда приходишь с долгой прогулки домой, а та, которую ощущаешь после долгой борьбы за выживание и понимаешь, что выспаться не удастся, потому что наши доблестные граждане так и норовят помочь маленькому ребёнку, который всего лишь решил передремать пару часов за мусорным баком — ты становишься взрослым.

— Ты же взяла с собой денег? — Ханна кивнула. — Почему ты голодала?

— Я сразу спрятала эти деньги, на заднем дворе дома.

— Зачем?

— Я была дурой. — Объяснила она. — В момент Х мой мозг решил, что перепрятать все деньги из дома — хорошая идея. Это было верно, ведь после моего побега весь дом оцепили и я бы никак не попала туда. Но оцепили, — Ханна выделила следующие слова: — Весь дом. То есть и заднюю площадку тоже. А я с собой взяла только то, что влезло в карман моего платья и то я всё потратила на следующий же день. Перепрятать деньги у меня получилось только спустя неделю, тогда я и зажила нормальной жизнью. — Вдруг Ханна резко дёрнула рукой и бросила сигарету в сторону, которая догорела до её пальцев и обожгла их. — Ты меня заболтал! — После чего Ханна засунула два пальца в рот.

— Прости. — Сказал Ханс.

Ханна проигнорировала его и продолжила.

— Но за эту неделю, я повзрослела. — Ханна достала вторую сигарету и прикурила её. — Знаешь, что я хочу сказать? — Спросила Ханна.

— Что ты взрослая, а я нет. — Заявил он.

— Нет, глупыш. — Она выпустила дым в сторону Ханса, но не специально и заметив это попробовала перенаправить дым в другую сторону, но уже было поздно и малыш Ханс начал кашлять. — Прости, я не специально. — Сказала Ханна и подождав пока он сможет вникать в её слова как прежде продолжила. — Я хотела сказать, что я повзрослела всего за одну недели своей жизни. Одну! — Выделила она. — Семь чертовски плохих дней от весёлого ребёнка, до унылого взрослого. Ханс, — Обратилась она. — Не спеши взрослеть.

— Но я хочу быть взрослым.

— Нет, Ханс, не хочешь. Когда ты станешь взрослым, ты не только освободишься от всех ограничений этого мира, но и попадёшь в него настоящий. Настоящий мир, без ограничений взрослых, которые служат лишь за тем, чтобы оградить детский ум от злости и жестокости, которой переполнен воздух взрослой жизни. Ни тебе, ни мне, никому не нравится. Любой взрослый променял бы десяток лет своей жизни, лишь бы почувствовать беспечность, лёгкость и наивность, которую ты сейчас не ценишь.

Ханна снова глубоко затянулась и увидев как Ханс немного отодвинулся от неё, ожидая новый выдох она резко выпустила дым.

— Я же сказала, что в тот раз — это была случайность! — Полукриком сказала она.

Ханс посмотрел на экран своего телефона и собрался уходить на урок.

— Можно тебя провести до класса? — Спросил он.

— Ханс, не спеши.

— Меня же наругают.

— Не волнуйся, я возьму вину на себя. — Ханна докурила сигарету и выбросила в угол крыши, на котором это был уже не первый окурок. — Ханс, — Обратила внимание на себя Ханна. — Спасибо за цветы. — Ханс расплылся в улыбке. — Ты же понимаешь, что мы с тобой максимум будем друзьями?

— Почему?

— Потому. — Ответила Ханна, не желая размусоливать эту тему. — Но я плохая подруга. — Сказала она. — Я не смогу с тобой дружить, когда ты повзрослеешь.

— Почему? — Спросил он.

— Как только ты перестанешь быть ребёнком и станешь подростком, ты сподобишься всей этой массе. — Ханна указала ладонью на школу. — Сейчас, твой мозг пластичен и я бы могла сделать из тебя гения. Не того гения, который будет решать школьные задачки на раз-два, а того гения, который сможет самостоятельно понять, зачем он решает эту задачу, того гения, который сможет самостоятельно понять, что когда тебе дают задание нужно задать вопрос не «Как его сделать?», а вопрос «Зачем мне его делать?», того человека, который сможет отличить предмет, который делал творец, для того чтобы вызывать у людей эмоции, от предмета, который делала стайка маркетологов и психологов, лишь бы продать его подороже и побольше. Гениев в нашем мире мало и со всех наших классов, я не могу назвать и одного имени. — Ханна протянула руку Хансу и тот помог ей встать. — Но, — Отметила она. — Тогда я лишу тебя самого дорого. — После этих слов Ханна пошла в сторону лаза и не собиралась без вопросов продолжать свою речь.

— Чего? Чего ты меня лишишь?

— Детства! — Ответила Ханна.

Ханс взял букет и подбежал к Ханне, которая стояла над двумя жёлтенькими цветочками, она присела и начала пристально рассматривать их, а когда Ханс приблизился к ней она подняла один из них.

— Ханс, почему ты выбросил их? — Спросила она, перебирая руками каждый отдельный лепесток.

— Он некрасивый. — Спешно ответил Ханс. — А в букете нет места некрасивым цветам.

Ханна подняла с пола второй одуванчик и аккуратно сложила их в карман джинс. Она выхватила из рук Ханса букет и сложила его в чистом краешке крыши.

— Ты его не берёшь с собой? — Спросил Ханс.

— В школу? Нет. Я за ним залезу позже.

— Когда?

Ханна не услышала его вопроса и ловко слезла вниз, а Хансу пришлось постараться, чтобы не расшибиться пока спускался по хлипкой лесенке.

Ханс хотел помочь Ханне с её вещами, но она понимала, что для его девяти лет её тяжеленный рюкзак, с почти всеми её вещами будет неподъёмным и не дала. Они отправились по каменной дорожке, которая ведёт от общежития к школе в путь. Ханс шёл быстрыми короткими шажками, переживая за своё опоздание, а Ханна медленно перебирала свои коротенькие, тонкие ножки, стараясь не наступать на стыки плит. Хансу приходилось постоянно замедлять свой шаг, но его терпения хватало не на долго и он снова ускорялся. Тут Ханна остановилась и достала флягу из рюкзака, сделала несколько глотков и отказала Хансу в просьбе утолить его жажду, потом заговорила:

— Что бы ты хотел получить в подарок? — Спросила Ханна.

— В каком смысле?

— Ты мне подарил букет, значит теперь я перед тобой в должниках. Так? А мне не хочется быть кому-то должной. Я даю тебе право выбрать подарок.

Ханс задумался, он хотел назвать что-то, что заставит Ханну немного напрячься, но при этом не будет сильно затратно. Ханна увидев лицо мыслителя решила помочь ему.

— Я безумно богата. — Сказала она. — И сегодня как обычно выйду за пределы этой тюрьмы и вернусь поздно ночью. — Она снова сделала несколько коротких и быстрых глотков. — Могу принести тебе, что угодно. Хочешь машинку, хочешь новый телефон, что угодно.

— Машинку! — Весело воскликнул Ханс.

— Какую?

— Большую и гоночную.

— Уверен, что большую?

— А что?

— Я не знаю твоих сокамерников, но мои постоянно норовят использовать, сломать или украсть мои вещи. Ты уверен, что большую машинку не сломают?

Ханс задумался.

— Я могу принести тебе маленькую машинку, размером с ладошку, но я прослежу, чтобы у неё открывались дверцы и чтобы она была на пульте управления, хорошо?

— Хорошо! — Воскликнул Ханс, у которого ещё не было подобных игрушек. — А ты со мной будешь играть?

— Возможно. — Ответила Ханна. — Но только пока ты будешь ребёнком.

Они уже стояли перед высокой, толстой дверью с надписью «4-Б Класс» и чуть ниже «Кабинет истории».

Ханна, не стуча, открыла дверь и на неё посмотрела орава однообразных детей и один старичок, с седыми волосами и большой лысиной на голове, горбатой спиной и толстыми очками на глазах.

— Простите, — Сказала Ханна выпихивая перепуганного мальчика перед собой. — Ханс по пути сюда оступился и я приняла решение силой его осмотреть. Он был против и боялся опоздать на ваш урок, но я посчитала своим долгом, не допустить осложнений после ушиба или не дай бог перелома. — Она сделала небольшую паузу и толкнула Ханса ещё дальше вперёд. — Всё обошлось, его нога в порядке. Прошу лишить его наказания и докладной директору, вся вина лежит на мне и только на мне. Я Ханна Хофман готова понести любое, даже самое жёсткое, но справедливое наказание.

Учитель кивнул головой в сторону парт и Ханс побежал на своё место.

С высунутыми языками

Путь к деревне

Я оказалась в машине. Как я там оказалась, без понятия; что я там делала, без понятия. Но я была в машине. Что странно! Я сидела на задних местах, что означало лишь одно — это такси. Я посмотрела в окно, мы явно проезжали мимо домов, построенных за четвёртым Коул-кольцом, ведь там виднелось много частных домов, постройка которых ближе к центру затруднительна. Я не знала, как долго мы едем, но только эта мысль проблеснула в моей голове, Карри сказала:

— Скоро будем.

Она сидела рядом со мной в своих новых наушниках и напевала какой-то эстрадный мусор, а говорила со мной, не снимая их. Мы проехали ещё несколько кварталов, я увидела так называемые «Коул-Фавелы». Бедные полуразрушенные старостью дома в три-пять этажей. Но людей на улице не было.

— Почти приехали! — Воскликнула Карри.

Мы вышли из машины и побрели в один из переулков. Мы проходили мимо домов и, что мне бросилось в глаза — окна все наглухо затонированы, просто зеркала, вместо стёкол. Ничего не разглядеть внутри квартир, да и отсутствие людей пугало.

— Хорошо, что всё просохло! — Воскликнула Карри. — Не хотелось идти по дождю.

— Как по твоему заказу! — Улыбнулась я.

Ведь правда! Дождь. В Коуле только начался сезон дождей, да ещё какой. Лило, как не в себя. Так каждый год, перед наступлением осени. Мы заранее отменили все свои планы и заперлись дома. Обычно, дожди идут дней пять, иногда семь, а в этом году лило все десять, да не прекращая. Мы истощили все свои запасы, а доставки все поуходили на карантин, пришлось даже раскупоривать запасы из бункера, хотя я и не особо желала этого.

Правительство ввело чрезвычайное положение и выставило красный уровень угрозы. Запрещалось без веской причины выходить на улицу, хотя человек в здравом уме не полезет в речку (в которую превратились все дороги города), сносящую на своём пути машины и уносящую их в океан. Вся сфера обслуживания временно ушла в простой, страховые компании рвали волосы, а порт в экстренном порядке поднимал высоту, уровень океана поднялся и суда не могли спокойно прибывать и обеспечивать город провизией. В Коуле вообще нет заводов, фабрик или ферм.

Пролил такой сильный дождь, а на улице и следов нет. Но меня тогда это особо не волновало. Мне бросился в глаза внешний вид Карри, она шла в своей пижаме. Жёлтая футболка, чёрно-синяя юбка с мультяшными, детскими звёздочками, под которыми белые штаны и на ногах её мягкие домашние тапочки. Она шла в таком виде по улице! Она обычно и курьера в пижаме не встречала, что уж говорить о выходе на люди.

— Нужно будет переодеться. — Сказала она. — Рюкзак далеко не прячь.

— Разумеется. — Ответила я.

Какой рюкзак? А тот, который материализовался у меня на плече. Его там не было! Но сразу после её слов зелёный, новый, школьный рюкзак повис у меня на плече. А я подёргала его, как ни в чём не бывало. Но что меня начинало волновать, так это куда мы идём?

— Нужно же выглядеть на собеседовании стильно. — Сказала Карри. — Думаешь я им понравлюсь? — Волновалась она.

— Конечно, ты идеально впишешься в эту школу.

Мы шли в школу. «Правда!» — осенило меня. Уже кончался август, а мы школу так и не выбрали. Только ясно было одно, в старую она не вернётся. Только почему мы нашли её так далеко, это вопрос. Для Карри проблемно было добираться двадцать минут с родного дома до парадных дверей, а теперь мы едем на отшиб.

— Впишусь идеально, но она такая престижная, думаешь я пройду отбор?

— Конечно, — Успокоила я. — Если всё пойдёт не по плану, то я пну тебя и ты начнёшь историю про Уильяма и Мерри. Это точно обеспечит тебе место.

Странно, что Карри стала переживать за конкурс, она обычно и не обращала внимания на отборы, ведь знала, что перед ней (с её статусом), все двери открыты.

— Ну если нет, то найдём другую.

— Нет! Мы найдём другую, только если эта тебе не понравится, а так ты поступишь в любом случае.

Шли мы долго. То проходя мимо многоэтажных домов, то мимо частных, то мимо отголосков прежних веков, когда конфедерация уже наслала кризис, но ещё не пришла со своими новыми устоями и показательными вливаниями капитала. Наконец Карри взглянула на телефон и указала пальцем на поворот. Мы повиновались навигатору и уткнулись в кольцевую, восьмиполосную трассу, за которой красовался забор из густых кустов, который по мыслям Карри должен служить разграничением между школой и внешним миром.

Я посмотрела на солнце и определила время как час дня, может чуть раньше, но на свой браслет на руке, портивший все наряды, я взглянуть не соизволила. Середина дня, а по трассе ни машины. Карри в своей манере, несмотря по сторонам, перебежала дорогу и прорубила себе путь через кусты, я последовала её примеру.

Только протиснувшись за забор и оставив за собой видимую брешь я увидела старика с металлической тележкой. Старик вёз в ней то ли яблоки, то ли картофель. Но только мой взгляд расконцентрировался с подозрительного мужчины я охватила своим взором ПОЛЕ. ПОЛЕ! Поле в Коуле! В Коуле нет полей. Да и местности для них нет, может где-то в закоулках, на окраине или около посадок, есть небольшие домашние участки, но там распростёрлось вспаханное поле в двадцать-тридцать акров, а за ними даль. Но тогда меня это не удивило. Не я одна заметила мужчину, Карри тоже. Она отбежала обратно ко мне и забежала за спину.

— Уходите обратно! — Крикнул старик. — Назад! За забор! Быстро! — Кричал он, размахивая руками. — Поздно. — Он бросил телегу и пошёл к нам.

Карри не на шутку перепугалась и уже достала свой шокер, но ей этого было мало.

— Приготовь пистолет. — Приказала она. — Пистолет! — Крикнула она.

Мне пришлось схватиться за кобуру, но только ради безопасности старика. После декабря, Карри могла спокойно выхватить пистолет самостоятельно, как она уже однажды делала.

— Простите, — Обратился старик. — Я плохо встречаю новоприбывших. Меня зовут Старейшина. — Говорил он, приближаясь к нам. — Зря вы меня не послушались. — Карри дала разряд в воздух, пытаясь отпугнуть мужчину, но тот лишь на мгновение остановился и продолжил путь. — Я вам не враг, а совсем наоборот. — Карри поняла, что я не стану идти на конфликт отбежала от меня в сторону поля и кричала, чтобы я пошла за ней. — Многие так поступают, но пути всех в этом месте ведут в одно место — Деревню. — Он махнул рукой в сторону, где должны были показаться небоскрёбы за небоскрёбами, но вместо них в двух-трёх километрах пути виднелась высокая церковь и у её подножья маленькие дома. — Нашу часовню видно ото всюду, кроме леса, разумеется, но он небольшой и думаю не заблудитесь.

— Что вам от нас нужно? И что вы несёте? Какая часовня? Какой лес?

Видимо у меня проснулся мозг и поборол сонную дурь, которая заставляет принимать любой бред или не обращать на него внимание.

— Когда вы наконец осознаете, что тут происходит — идите к нам в деревню и там наша верховная жрица вам всё расскажет и покажет, а пока, вам открыт путь. Идите, куда ваша душа изволит, только прошу вас не топчите урожай.

— Ханна, пошли скорее от этого психопата! Ханна, не стой, пошли. — Говорила она, тянув меня за руку. — Пошли! — Не дала она мне расспросить его.

Мы пошли в сторону, где должна была стоять школа, шли долго. Навигатор Карри перестал работать, да и телефон немного сходил с ума, что не давало возможность его полноценно использовать. Про свой браслет я напросто забыла. Шагали мы просто прямо, шагали, по ощущениям долгий час, но солнце и не думало сдвигаться, а судя по часам, не прошло и пяти минут. Я обернулась и за то долгое время мы преодолели не больше полукилометра.

Внезапно раздались раскаты, настолько громкие, что мыслей собственных не было слышно. Карри спешно натянула наушники, но и они ей не помогли.

— Небеса разверзаются! — Крикнула она и её голос раздался в моём сознании настолько чётко и незаглушённо, что я смогла распознать слова. — Ангельское воинство спускается на битву с демонами!

Раскаты заставили нас прибиться к земле и закрыть уши руками, лишь бы звук притих. Колокола били минуты две.

Как только всё закончилось я встала, отрусилась. На моих штанах остался зелёный след от травы, который не хотел сходить, а Каррины пижамные и не думали запачкаться.

Не успела я отойти от звуков, как пришлось догонять Карри, рванувшую в сторону немного показавшегося леса. Догнала я её лишь у первого дерева.

Мы с ней отдышались, ведь пробежали долбаную лигу, до хвойного леса. Немного отойдя, мы углубились. Проходили мимо высоких сосен и елей, чьи стволы у своего начала обзавелись множеством шрамов, от срубленных веток. На каждом третьем дереве виднелись зарубки, а на редких пнях высекались небольшие карты с ближайшими путями до деревни. Ходили мы по лесу не один час, но часы на телефоне показывали половину второго. Пока бродили — опустошили всю поллитровую флягу Карри и пришлось искать воду. Вскоре мы набрели на ручей с прозрачной водой, и молодая Карри решила, что набрать оттуда питья неплохая затея.

Вскоре мы увидели деревянную сторожку и недолго думая зашли на её открытую веранду. Окна всё ещё лишь отражали искажение, а на стуки в дверь никто не открыл. Пока я осматривалась, Карри долбила в дверь ногами и руками, кидала в окна камни и била по всему, чему только можно большой палкой.

У одного из углов я увидела кота. Коты в Коуле редкость и это я почему-то помнила. Чёрная шёрстка, манила его погладить, но только я приблизилась и увидела его морду — оцепенела. Его глаза были непропорционально огромные, как в мультиках, смотрели они в никуда и внимания на меня он не обращал, хотя я не особо кралась. Но главное — его язык. Человеческий, маленький язычок выглядывал из его пасти своим краешком, а рот его был закрыт и, как бы, прижимал губами. Уши его стояли как у добермана, а во взгляде виделся укуренный интерес. Я не стала его гладить, а лишь подозвала к себе, но он не отреагировал.

— Пошли отсюда! Тут нечего ждать. — Карри прыгнула через лестницу и побрела в лес.

Если бы я была в сознании, то точно бы настояла на ожидании хозяина хижины, но я подчинилась и последовала за девочкой в пижаме.

Бродили мы между деревьев, забирались на невысокие камни, осматривали местность, но так и не могли найти выход из леса. Один раз я увидела поля за деревьями и нужно было лишь окликнуть Карри, но я не стала. Наконец мы доблудили до той же самой сторожки и только тогда я смогла настоять и чуть ли не силой заставить Карри попробовать постучаться снова.

Перед дверью я обратила внимание на место, где должен был сидеть кот, но его там не оказалось, и мы просто постучали в дверь. Только моя рука коснулась полотна, как за спиной упала ночь. Был день, а в один миг стала ночь.

— Быстро потемнело. — Сказала Карри. — Не хочу ночью искать выход.

Обернувшись обратно, я заметила, что окна наконец перестали косплеить зеркала и вновь одели свои обычные наряды. За ними виднелся тёплый, домашний, уютный свет. Дверь открыл парень, возрастом с меня, ну может он уже перевалил за двадцать пять, но по нему так не скажешь.

— Вас отправил Старейшина? — Спросил он.

— Нет. — Ответила я. — Мы заблудились в лесу и наткнулись на хижину.

— Вы новенькие?

— Кто? — Спросила я.

— Понятно. — Он распахнул дверь и пригласил нас внутрь рукой. — Заходите.

Мы прошли внутрь и комната ничем не выделялась: диван, кровать, кухня, пара шкафов и вешалок… но в одном из углов стоял телевизор, старый кинескопический телевизор и проигрывал чёрно-белый сериал. Нам предложили сесть на диван, а сам хозяин уселся на кресло.

— Я вся продрогла под дождём. — Сказала Карри, хотя дождя не было.

— Я тоже. — Оказывается был.

Парень встал с кресла и подошёл к окну.

— Да дождь сильный идёт. Давно таких не было.

Послышался дождь, барабанивший по крыше.

— Из горячего, могу предложить только лиственный чай или виски.

Карри посмотрела на меня и я ей кивнула.

— Я буду чай.

Мне тоже стало холодно и захотелось укрыться пледом, включить какой-то фильм и наслаждаться атмосферой и мне был необходим напиток. Но мы находились непойми где и непойми у кого и я должна была поступиться своими интересами и отказаться от, возможно опасного, чая.

— Я буду виски.

То есть. Я мало того, что согласилась, так ещё и решила, что холодное мышление нужно подавить.

Нам быстро принесли питьё.

— Так, откуда вы? — Спросил парень.

— С Коула. — Ответила я.

— И я. — Поддакнула Карри.

— Я тут жила ещё до прихода конфедерации, а она, — Я указала пальцем на девочку, которая уже допила свой напиток и размашистыми бросками пыталась разбить чашку о пол, но у неё это не получалось. — Родилась ещё не при Пангее, но при Конфедерации.

Я вновь посмотрела на телевизор и тот ЧБ сериал казался зацикленным. Он показывал две минуты серии, а потом начинал с самого начала.

— А вы откуда?

Я заметила того самого кота, сидящего у табуретки, державшей ящик, он смотрел всё с тем же высунутым языком и немно внимал картинку.

— Я тоже местный. — Ответил он. — Коул сильно изменился за последние пять лет?

Меня его интонация удивила. Он спрашивал, сильно ли изменился город, в котором он сейчас и находится.

— Это вопрос?

— С чего бы нет? Последний человек, прибыл сюда пять лет назад. А что было после, для всего селения — и для меня в том числе — загадка.

После таких слов я должна была забросать его вопросами, а если он бы молчал, то начать пытать, пока не поняла бы, что тут происходит.

— Отведёшь нас в деревню?

Наконец раздался треск и по чашке, которую доконала Карри, пошла полоска и она в предвкушении подняла её и снова бросила о пол разбив на три большие части. Её радости не было предела. Она прыгала, танцевала и кричала.

— Конечно отведу. — Ответил он. — Как раз рассвело, да и дождь заканчивается. Уберу осколки и сразу в путь. — Он встал, подошёл к телевизору, потушил его и пошёл за веником, а кот продолжал глупо смотреть в пустоту с высунутым языком.

Дождь как по команде перестал бомбардировать крышу, а с окна пробивался солнечный свет.

Карри помогла хозяину дома убраться, я допила виски и мы выдвинулись. За несколько минут добрались до речки, посмотрев на которую егерь скорчил рожу, и пошли по её течению вниз. Шли не долго, пока не вышли на каменную дорожку с кирпичной окантовкой. Из деревни за версту несло чесноком, мёртвым козлом, табаком и перебродившим пивом, но на тропе это не чувствовалось. А стоило сделать шаг за её края и в нос бил букет запахов.

Деревня

Мы наконец преодолели забор и вошли в деревню. Она меня разочаровала. Я просто знаю, что моё подсознание может куда лучше. Разнобойные дома: какие деревянные, какие каменные, некоторые походили на землянки, а в некоторых было даже больше одного этажа. Среди всей копны жилищ выделялось два: часовня и таверна.

Мы шли по тропинке, егерь рассказывал нам о каждом доме и о его жителях, но я особо не слушала, а Карри видимо уже успела к нему привязаться и в её руках перестал красоваться шокер. Я лишь краем уха улавливала его слова, а сама осматривала бар. Вертикальные деревянные стволы — не доски или палки, а стволы — перетекали в пирамидную, зелёную, чешуйчатую крышу с окаймлениями из обтёсанного белого дерева. Перед входом висела вывеска из зелёных веток с названием: «ВременнАя деревня». На улице, несмотря на раннее утро, было немало людей, но ни их лица, ни их внешний вид не запомнились. Помню лишь то, что детей не было видно.

Парень завёл нас в таверну и усадил за барную стойку.

— Приветствую, Егерь, — Видимо, это его имя. — Давно ты к нам не захаживал. — Начал бармен. — Старейшина рассказывал о двух новеньких. Ты их посвятил?

— Ещё не успел. Знакомься, — Он указал за нас. — Карри, младшая, и Ханна.

— Я, Бармен, — Представился он. — Можно сказать третий человек в сём поселении. После Старейшины, с ним вы уже знакомы, и Жрицы, скоро она придёт за вами. А пока, моя задача первично посвятить вас.

— Посвятить во что? — Спросила я.

— Я хочу кофе. — Сказала Карри, Бармен приступил к работе.

— Посвятить в сей ужас, который творится в пределах территории в пять на пять километров. Думаю, вы плутали не один час, наверное, даже не два, а передвигались на пять, семь сотен метров.

— Я это заметила! — Вставила Карри.

— Несомненно. — Усмехнулся Бармен и поставил перед девочкой в пижаме чашку.

— Я её разобью. Вы не против? — Поинтересовалась она.

— Бей. — Ответил Бармен. — В этом месте аномально течёт время и проходится расстояние. Для кого-то проходит день, а кто-то и моргнуть не успевает. Это я преувеличиваю, но суть вы понимаете. Мы не можем в полной мере изучить данную аномалию, у нас нет ни приборов, ни учёных.

— А позвать кого-то. В Коуле тысячи бездельников, которые возьмутся за это.

— Вы ещё не смирились. — Разочаровался он. — Отсюда нет выхода. Вы застряли тут со всеми нами. Вашей старой жизни нет, она кончена. Можете забыть про всех друзей и родственников.

— Бар, — Видимо сокращение от его полного имени. — Тебе не стоит посвящать людей. — Утвердил Егерь. — Налей нам три икса, буду говорить я.

Карри как раз опустошила чашу и со всего размаху бросила её о пол, осыпав всех окружающих осколками.

— Мне в новую тару! — Радостно заключила она.

Бармен кивнул уборщику и тот принялся за работу. А перед нами вмиг образовались два бокала виски и кофе для девочки в пижаме.

— Это поселение, состоит из людей, прошедших сквозь кустарную преграду. Она всегда появляется в разных районах города и на разных улицах, но в пределах острова. Самые старые из нас прожили тут более пятидесяти лет и всю историю существования данного… — Он развёл руками. — Участка, наверное. — Он усмехнулся. — Каждый новоприбывший пытался найти выход, но ни один человек не смог выбраться…

— Был один случай, парень исчез на три года, но потом его тело нашли в лесу под камнями. А всё это время ходил слушок, что он всё-таки нашёл выход.

— Выхода вообще нет? — Спросила я.

Но ответа пришлось подождать. Карри решила изменить свою тактику и сбросила чашку у себя под ногами, да ещё и полную. Меня всю забрызгало горячим кофе, а Карри залилась счастью. Не успела я всё осознать, как раскаты прибили всех посетителей заведения к полу. С витрин посыпались бутылки, картины со стен попадали, а чучела покосились. Били они ровно двадцать три раза.

— Жрица на посту. — Отметил Бармен.

— Отсюда не было выхода. — Продолжил Егерь. — Мы обыскали каждый кусок этой земли, их обыскивали до нас не один раз и будут обыскивать после нас.

Все грустно вздохнули.

А сейчас внимание! Читайте, что я сказала потом:

— Ну раз вы всё обыскали, то значит выхода нет.

Это сказала я! Представляете! Если бы я реально попала в подобную ситуацию, то отстроила себе обсерваторию на окраине города и сутки напролёт — пока мой век бы не кончился — испытывала новые приборы, новые способы и разрабатывала бы теории. А когда я состарилась: потеряла бы все зубы, мои медные волосы покрылись бы коррозией, а передвигалась я бы на трёх ногах, то детишки бы прибегали к моему забору и рассказывали истории, кто о ведьме, кто о безумной учёной, а кто о психопатке, неспособной смириться с новыми реалиями. А все мои контакты с внешним миром бы проходили через Карри, а те редкие мгновения, когда я бы выходила в бар убиться в усмерть на меня бы косился весь город: взрослые сторонились, подростки донимали, дети убегали в ужасе, а мамаши им только благоволили.

А тут я смирилась, даже без единого ожога. Что не сделает с человеком сонная дурь.

Карри спрыгнула со стула и начала прыгать в луже кофе.

— Мы идём к Жрице! Мы идём к Жрице! Нас будут посвящать! — Прикрикивала она, на каждый прыжок.

— Она права. — Сказал Бармен. — Вам стоит заглянуть в часовню, там вам всё подробно объяснят и ответят на все ваши вопросы. — Мы с Карри пошли к выходу. — Если предложат дом старика Нейтона — отказывайтесь. Лучше жить на улице!

Я не обратила на это внимание — да и имя Нейтон мне неизвестно — и лишь благодарно кивнула.

Жрица

На улице мы мигом нашли нужное здание: на каменном фундаменте возвышалась деревянная постройка, не сильно широкая, но и не узкая, не высокая, но и не ниже самого высокого мещанского дома. Крышу покрывала красная, текущая жидкость, которая лишь по собственной воле, против всех законов, не лилась дальше границ здания, но в солнечном свете, зайчики перетекали с одной стороны на другую, как бы играя и двигая покрытие.

Пока мы шли до входа я насчитала пятнадцать «очарованных» котов, спокойно шедших рядом с курицами, которые мешались под ногами и усыпали все улицы посёлка.

Мы прошли через открытую дверь. Карри перекрестилась и поклонилась, смотря на деву в балахоне. Заметив нас, она подняла руки и отвела голову назад:

— Ханна, ты встанешь перед тяжёлым выбором. Красные огоньки ознаменуют его.

Явно этот бармен уже донёс, что мы идём. А эту её реплику можно под что угодно подписать.

Мы прошли вглубь здания и сели за свободные места. Проповедь шла ещё несколько минут, закончили её почти полуминутным молчанием. Когда все шестнадцать человек вышли, Жрица сбросила свой бесформенный балахон, обезличивающий наместника, и подошла к нам. Ей было под сорок лет, обычная фигура и неяркий макияж.

— Здравствуйте, вы, наверное, уже знаете, как меня зовут? Я так и думала. А вот ваши имена для меня скрыты.

Она только что назвала моё имя!

— Я Ханна, а это Карри.

Я не придала этому значения, хотя стоило.

— Занятные имена. — Сказала она, нагибаясь к Карри. — Дети у нас не очень радуют глаз.

— Почему? — Удивилась Карри, привыкшая, что в силу своего возраста она может очаровать любого взрослого.

— Через весь посёлок течёт река, думаю вы её видели. — Мы кивнули. — Она и забрала души всех наших детей, и случайно забредших, и местнорождённых. Она притягивает юное внимание к себе и заставляет прикоснуться.

— А чего в ней такого? — Спросила Карри.

— Мы не знаем. — Ответила Жрица. — В ней течёт некий эйфоретик, заставляющий превращаться в безвольное, аморфное, повинующееся существо. Видели наших котов? Они бок о бок живут с курами и мысли не мыслят напасть на них, а их языки… — Она скорчилась. — Бррр. Не дай Бог, тебе малышка, прикоснуться к ней и тем хуже испить из неё. Неделями будешь ходить с глубоко высунутым языком, а твоей маме придётся ухаживать за тобой.

Она посчитала, что я её мать. Не в обиду Мерри, но сколько, по её мнению, мне лет? Я что, её в двенадцать родила? Сама старуха и всех по себе ровняет. Но под дурью я не возразила ей.

— Помни, воду из речки трогать нельзя!!! — Пригрозила она морщинистым пальцем. — Может, будешь первым ребёнком, выжившем у нас в посёлке.

Дальше она начала нам рассказывать о их иерархии и что Старейшина желает с нами пообщаться поближе, а особенно его интересует мой пистолет, который он высмотрел.

— Старейшина считает, что вы не будете сильно против променять своё оружие, на комфортабельные апартаменты, но это уже ваше дело.

— Мы будем против! — Возразила Карри. — Мы не лишимся пистолета. Ни за что! — Категорично кричала она.

— Ну Старейшина мастер переговоров и думаю вы успеете передумать. А пока… Я подыщу вам жилище на несколько дней. Вы будете против ночевать в Часовне или может в таверне? Только думаю вы понимаете, какое бы мы ни старались строить идеальное общество, без тюрем, законов и грязных бумажек, но работать вам придётся и даже такой милашке, как она. — Карри вновь сияла, она и её очаровала. — Каждый должен вносить посильный вклад в общее дело.

— Мы забрели сюда, пока искали школу. У вас тут есть школа?

Я хоть слово вставлю в этом разговоре? Нет! Вместо меня всё говорила Карри, как будто я у неё на попечении, а не наоборот. Хотя стоило расспросить про этих долбанных котов и про эту речку. Стоило заставить эту ЖРИЦУ сидеть перед нами всю чёртову ночь и отвечать на сотни и сотни вопросов об этом месте, пока её горло не пересохнет вкрай и глоток воды перестанет помогать.

— Школ как таковых нет, но есть библиотека со скудным набором учебников, но думаю что-то, да вы найдёте.

— А кроме учебников там что-то есть?

— Пополнять её проблемно, но, наверное, с сотню художественных романов найдётся.

Заброшенный город

Мы вышли за дверь, где нас уже поджидал Егерь.

— Хан, — Обратился он.

— Ханна! Ханна! Повтори Ханна! — Исправила я.

Я не такая мерзкая! Или такая? Не суть. Это не я тут главный герой, а какая-то лживая копия копии! Симулякр!

— Ладно, Ханна.

— Да.

— Я слышал, что у тебя есть пистолет?

— Возможно.

Быстро же разлетаются слухи в этой деревне.

— Тут недалеко есть заброшенное поселение, а там есть старый сейф… Возможно ты поможешь мне открыть его?

Как сейф может поддаться пуле? Этот Егерь все мозги пропил? Или он действительно не понимает, как работают примитивные сейфы? Вот такие едкие и мерзкие слова я должна была вставить.

— Ну пистолет нам вряд ли поможет, но я могу попробовать его вскрыть. — Какая я вежливая. — Обещаю сделать всё, что в моих силах.

— Я не пойду. — Вставила Карри.

Что значит, она не пойдёт? Как я могу оставить Карри, посреди сборища незнакомых людей. Злых людей! Я с неё взгляда не должна сводить, а спать, в половину мозга, наблюдая за окружающими.

— Ладно, посидишь в баре?

— Хорошо.

И она убежала. Я вправду ужасный воспитатель. Я смотрела на всех этих котов с высунутыми языками и ужасалась, я слушала проповеди этой Жрицы о воде и ужасалась, а Карри отпустила за добрую душу.

— Куда мы идём? — Поинтересовалась я у Егеря. — Что за поселение?

— О-о-о. Это должен рассказывать не я. Жрица каждый вторник читает вслух собственную книгу: «Книгу Временного Познания». Я вижу, что ты человек вряд ли верующий…

Кеси, моя подруга, говорит: «У тебя на лбу написано, что ты агностик!».

— Жрица тоже. Она не верит ни во что сверхъестественное, вернее не верила, пока не попала сюда. Тут явно проделки какого-нибудь дрянного ангела или демона. Жрица, как одна из самых мудрых и, явно, самая уважаемая женщина в поселении, разработала собственную религию. Хотя она и сама в неё не верит…

Как и все остальные проповедники.

— Но считает, что людям она необходима. В нашей ситуации, когда люди теряют любимых, теряют детей, родителей, друзей… Застревают в этой дыре! Они само собой теряют себя.

Ну у него и манера общения.

— Люди хоть первое время и отрицают всё происходящее, бросаются во всех камнями или забиваются в угол, ожидая, когда их отпустит, но со временем приходят в… в… — Он не хотел называть это слово и понятно почему, но ему пришлось. — Приходят в норму. Многие уже через месяц заводят новых друзей, а кто и семью, а некоторые и спустя годы не могут найти себе место.

— А ты?

— Что я?

— Сколько ты искал своё место?

— Много лет. Потом смирился и ушёл в лес волочь собственную аскезу, лишь иногда выходя в свет.

Ему было явно тяжело говорить.

— Я до сих пор думаю, что это всё чёртов сон, но проснуться я не могу уже много лет.

Дальше мы шли молча.

Откуда у меня эти знания? Хотелось бы знать. Скорее всего мой разум решил позабавиться и просто создал их — ради забавы — и чтобы было веселее поделился с моим сознанием. Ему тоже нужно забавляться.

Заброшенный город, был создан намного раньше Деревни из которой мы шли. Это было не первое поселение — ведь тут селились испокон веков — но существовало оно не один век. Ни о каком процветании и речь идти не могла, чаще всего люди были благодарны и за дождевую воду с лесной дичью, а о том уровне достатка, как в Деревне и мечтать было сложно. Когда-то, давным-давно, здесь властвовал король и звался он Темпс 4, или же в народе — Темпс Неумелый, жил он в одном из самых высоких зданий города. Люди лишь могли мечтать о его трёхэтажном пентхаусе, озираясь на собственные халупы в одну — у тяжёлорабочих две — комнаты, да ещё и приходилось тесниться с другими семьями, ведь жили по два-три рода на крышу. В домах нуждались все, но с чем проблем не было, так это с землёй. С того момента, как малыш мог брать в руки косу, его отправляли на поля, а до того, будь добр, помогай чем по силам: кто следил за курами, защищая их от котов, кто собирал урожай руками, а кто постарше — уходил в подмастерья. Но экономика всё же ориентировалась на аграрии. Жили не очень радостно, не очень сыто, да и с водой были проблемы, но в целом жить можно было. В Коуле зима редко бывает суровой, да и длится от силы полтора месяца, но вот начало, обычно выпадает на март, это испытание для любого.

На судьбу Темпоса 4 выпала напасть — три года засухи, а следственно неурожая. Дети голодали, куры погибали, а население упало с двух тысяч, до одной. Первый год пережили на королевских запасах, второй на стойкости людей, а третий уже окончательно разбил пролетариат. Старейшина, не тот, которой сейчас главный в Деревне — на время событий ему было около семнадцати — а его отец, поднял две сотни человек и выставил требования королю: «Либо вы поступаетесь своим основополагающим законом о дистанцировании от реки, либо мы уходим без вас! В этом году урожая будет столько же, сколько и в прошлом и лишь одна, речка, способна спасти нас от голодной смерти, орошая посевы своими водами!». Темпс 4 был предан решением предков, которые построили город в самом отдалённом углу от злополучной речки и не стал идти за ними.

В тот год две сотни человек ушли из родного города, бросив свои дома и своих друзей, построили свою собственную деревню с социалистической утопией. Они сумели за весну отстроить первый этаж часовни, таверну и одну хижину, за лето накопили провизии на зиму, а осенью наколотили дров. Первый год прошёл без человеческих потерь и даже больше, прибавилось несколько малышей. Второй осенью уже получилось отстроить два десятка хижин и перестать ютиться всем поселением под тремя крышами, а Часовня пробила первые колокольные раскаты, знаменующие её готовность. Летом смогли общими усилиями перебросить мост через реку и оградить её двухметровым забором, а уже осенью каждая семья имела собственное жилище и подвал, забитый доверху едой. Но вот о демографической составляющей хорошего мало можно сказать, прибыло из Коула десять человек, что за один год достаточно много, из Города приползли ещё семь и поведали, что остальные померли в голодной лихорадке, а сам Темпс разбился, упав с крыши своего дома. Несмотря на эти прибытия — убыло три десятка человек, один взрослый и двадцать девять детей. Все от 6 до 15 лет либо утонули в речке, либо начудили под её чарами. Подобное повторялось каждый последующий год.

Мы наконец дошли до обросшего лианами, разрушенного и сожжённого города. Мигом пробежали через псов, обросших костными пластинами, терзающих чей-то труп. Ничего удивительного. И поднялись в спальную короля, которая не сильно выпирала изысками, общими усилиями передвинули кровать и освободили от гнёта деревянных досок железный сейф с числовым кодом и одним рычагом. Повозились с ним, но он не открылся.

— Дай пистолет. — Попросил Егерь.

Я бы в жизни не дала ему пистолет.

— Хорошо.

Он произвёл один точный, впритык выстрел, дверь сама собой отворилась. Ничего удивительного.

В нём лежали: бумаги, старый револьвер, который за столько лет не особо испортился и почистив и смазав его, можно было использовать, но только патрон было не больше десяти, да и те со старым непригодным порохом, немного специй, на которые Егерь набросился и спрятал у себя за пазухой и главное — рация. Раскопав её под слоем многовековой пыли, он аж порозовел и, наверное, не будь меня рядом, расплакался от счастья.

— Я думал это слухи!

— За столько лет ни один из вас не делал тут примитивную рацию?

— Делали, к нам и не такие умники как ты захаживали, но они все даже шум не ловили.

— Думаешь с этой всё получится?

— Ходят слухи, что у семьи королей была рация, — Он указал на неё. — Единственная рация, которая ловит сигнал и даже больше, может его передавать. — Он перевёл выключатель и она уловила шум, он покрутил переключатель каналов и поймал мелодию. — Я жил ради этого момента, мы спасены!

Он выключил её. Мы побежали в город.

Красные огоньки

Мы бежали всю ночь и лишь его горящие глаза освещали нам путь. На утро мы вбежали в дом к Старейшине, переворотили его жену и довели старика до срыва, он разнёс фойе своего дома. Егерь его отпоил горячительным и усадил на табурет.

— Чего вы тут забыли?! — Злился он, поправляя свою призрачную, белую, сплошную пижаму. — Что у вас такого, о чём нельзя ждать?

Егерь достал револьвер и протянул его.

— Это подарок.

Он тоже порозовел, перестал потирать сонные глаза и даже загорелся радостью.

— И вот ещё! — Его переполняли эмоции. Они могут быть спасены!

Егерь протянул рацию, но не дал её в руки. Старейшина видимо понял, что перед ним и силой выхватил её, а сам уселся и закрылся от нас. Включил её и тишина, только маленький красненький диодик загорелся, указывая на отсутствие проблем с батарейками. Он покрутил её ещё в своих руках.

— И зачем мне нерабочая рация?

Егерь выхватил её и снова включил. Ничего. Выключил. Подождал. Включил. Ничего. Покрутил в своих руках переключатель и тишина.

— Она работала! Клянусь всеми богами! Старейшина, она работала!

— Не смейте меня будить больше!

Он выдворил нас за дверь.

— Наверное ловит лишь в королевской спальне!

Егерь бросился со всех ног, я хотела его догнать, но чем быстрее я бежала, тем дальше он оказывался.

Как только он скрылся в ночном тумане я вспомнила о Карри. НЕ СПЕША побрела в колокольню. В голову забрела мысль, что Жрицы может не быть на рабочем месте, а без неё я точно не смогу узнать, где мы ночевали, но мои мысли были услышаны ночным богом, колокола вновь пригвоздили меня к чёртовой земле. Наконец я немного заплутав забрела на мост, а от туда я уже видела Часовню. Жрица меня радушно приняла, а Карри переночевала здесь же, учитываясь их книгами. Я перебросилась с ними несколькими словами и заметив, что за окном уже середина дня я пошла на поиски Егеря.

Дошла до города, пробралась мимо этих жутких псов и не увидев ровным счётом ничего пошла обратно, в городе расспросила Бармена о Егере и тот о нём не слышал, снова наведалась к Карри, застала её за обедом. Она, заметив меня, разбила свою кружку и бросилась ко мне в объятья.

— Смотри! — Она взяла края своей новой юбки и поклонилась в реверансе. — Мы это сами сшили.

Она стояла не в своей, уже привыкшей моему глазу пижаме, а в новой, чёрной, монашеской рясе, по кромке шла белая полоска, а на её спине красовался крест.

— Мне идёт? — Спросила она.

— Конечно милая! — Выплеснула своё лишнее, никому не нужное и пакостное мнение Жрица.

— Да, Карри, ты прекрасна! — Сказало моё тело.

Ей вообще не шло! С её репутацией, с её мировоззрением и главное с её отношениями с Создателем… Мой мозг попытался было перезагрузиться, чтобы развидеть галлюцинацию, попытался вывернуть меня на изнанку, но я всё подавила и очень правдоподобно соврала ей, чтобы не оскорбить её чувства.

Я вышла и пошла в лес по той тропе, по которой он вёл нас в город.

Дальше мне сложно рассказывать, поэтому я лишу вас своих чувств и ограничусь лишь несколькими деталями.

Я дошла до его дома, дверь была не заперта, на самом входе сидел его кот, всё с тем же взглядом и смотрел на, повисшего под потолком, хозяина. Я посмотрела на него, пожала руку убралась немного в доме, сняла его тело и уложила на кровать. Взяла за шкирку кота и посадила на поручни веранды. Отправилась в лес нарвала там диких цветов и уложила ему на грудь, в руки. Заперла дверь, достала с уличной мусорки рацию и выбросила её в воду, развернула комок бумаги, прочла его и отправила за рацией. Взяла кота за шкирку и понесла в город. Хотела оставить его у себя, думаю безымянный парень не желал бы голодной кончины своему питомцу.

Дойдя до города, я видимо свернула не туда и оказалась у ворот. Золотых, с рясками, как в фильмах, а за ними виделась дорога. Я впервые за многие дни услышала столь прекрасные звуки города и проезжающих мимо машин. Я выглянула чуть дальше и мигом бросилась в город и подняла там панику. Все, в чём было, побежали за мной и вырвались за пределы этой ловушки, вот только Карри я не заметила. Старейшина пожал мне руку и отдал поклон до колен, Жрица обложила меня похвалами и молитвами, а на вопрос почему Карри не с ней не ответила и бросилась наутёк.

Я выглянула и окликнула её, но отглоса не было. Я кричала громче, но всё бес толку. Мимо промчались два экипажа скорых, со своими красными мигалками. Вот он знак. Я ни секунды не думая бросилась в город.

Начав свои поиски и оббежав несколько зданий я наткнулась на курятник из которого доносились человеческие возгласы. Я забежала в него и среди курей и котов увидела её, маленькую девочку, а в руке она держала флягу. Её глаза округлились, а язык уподобился котам и высунулся. Она сидела не в состоянии держать спину ровно, с круглыми глазами и высунутым языком, её концентрация сдалась и взгляд был прикован ни к чему.

Заметив меня, она спрыгнула и убежала прочь. Я погналась за ней.

Легенда о Боге Снов

Глава 1

— И стар и млад собрался за этим столом, — Начал Зевс. — Боги разных статусов, чинов и состояния. Боги разных народов и регионов. Хочу поблагодарить вас всех за то, что вы не забываете свои корни и вот уже который год собираетесь здесь с нами — древними стариками — и отмечаете день Титана. Много лет мы с, — Бог грома и молнии указал рукой на Одина, сидевшего на противоположной стороне от него. — Моим братом, пытаемся собраться всеми пантеонами и отпраздновать день Освобождения Богов от Тирании Титанов и получить ваши восхищения и благодарности. На наш пир сегодня пожаловали гости. — Он перевёл свой взгляд на хаотично разбросанных существ по краю стола. — Первозданные Архангелы — Гавриил, Рафаил и Михаил. Люцифер — отец всех Демонов. Хальфа и Верданди — пара, породившая род Эльфов. И конечно же всеми любимый Трикстер — Локи. Прошу вас господа Боги относиться к ним радушно, ведь они званые гости и достойны к себе уважения.

Одноглазый старик с двумя воронами на одном плече встал, подняв бокал эля.

— Всем известный Всеотец, наводнил наш мир Трикстерами, Эльфами, Демонами и Архангелами. Мы в первые года опешили, были в шоке, ведь наша сила была им не ровня, мы боялись, что когда они подрастут, то сменят миропорядок и старцы уйдут в подполье, оставив место новым Богам. — Один бросил свой бокал на мраморный пол, разбив его и забрызгав рядом сидевших Бальдра и Сиф. — Но вместе с ними мой дед одарил нас и людьми, но главное — Амброзия. — Он поднял новый бокал. — Амброзия, Нектар Богов и вкуснейших из напитков. А методы её переработки — заслуга наших Гномов и в особенности Альвиса, который пожертвовал нам на застолье Зелье, выдержанное в Иггдрасильевых бочках и насыщенное Эльфийской магией. Хочу выпить за Амброзию!

— За Амброзию! — Прошло по всему столу, но Один не сел.

— Я конечно же пошутил. Мы, единый пантеон Богов и мне бы хотелось посвятить в него наших Гостей. Каждого из них я помню маленьким, голеньким свёртком, подброшенным под наши двери Всеотцом. Каждого из нового Первозданного поколения воспитали Боги, воспитали мы с Зевсом, они не просто заслуживают место за нашим столом, а имеют право считаться частью нас.

Стол начал скандировать имена гостей, но из них выделился лишь Трикстер, создав фейерверк, разразившийся его именем и осыпавший стол конфетти.

— Поздравляю вас, теперь вы можете носить гордое звание Богов. Но помимо титула, вы получаете куда большую награду — семью. Если вам будет нужен совет, услуга или другая помощь — вы можете заходить в любой дом и каждый, сидящий за этим безразмерным столом — ломящимся от изысканных блюд и алкоголя — поможет вам. — Он вновь поднял бокал. — Выпьем за самое дорогое, что есть у нас — за семью!

Начался пир. Наш Герой сидел неподалёку от своего прадеда, Зевса, рядом с ним расположилась Лада, Богиня весны, Форсети, Бог правосудия и Деметра. Последняя смотрела своими влюблёнными глазами на Зевса и ожидала окончания пиршества, чтобы позабавиться с ним. Боги пили и развлекались. Локи уже поднялся на стол.

— Как-то сегодня он поздновато. — Заметила Лада.

— Да, — Согласился Эос, Наш Герой, названный в честь своей далёкой родственницы из рода Титанов. — Он любит быть в центре внимания.

— Лишь бы опять всю Амброзию не спёр. — Добавила Деметра.

— Думаю Один ему объяснил, что так лучше не делать. — Вставил Форсети.

— Да, что там Один этому Локи. — Деметра. — Один сам этого Локи боится, по слухам этот Трикстер — сильнейшее существо в мире. Ни один Бог, Эльф или Архангел с ним не справится.

— Он силён. — Согласился Эос. — Но вряд ли так, как о нём говорят. Он шут и не более.

— Ну это как посмотреть. — Лада. — Ёрмунганда, его сына, пришлось усмирять всем пантеоном, Фенрира же Один с Зевсом оделили лишь артефактом Всеотца. Кто знает, какой вырастит его новая дочь.

— Как это мерзко. — Чуть не подавилась фиником Деметра, когда увидела, как Локи демонстрирует всему столу маленькую, ещё младенцем, дочь. — Сколько Хели? Лет пять? А он её сюда притащил. Хоть на Вакханалию её брать не будет?

— Эй, — Окликнула Лада Эоса. — Ты как обычно смоешься при первой возможности или останешься?

— Прости, Лада.

— Наш бунтарь как обычно. — Пристыдил Форсети. — Эос, ты ещё долго будешь играть в свои игры с Эльфийками в «настоящую любовь» и портить девушек? Когда ты расстался с Айри-Сех, она осталась преданна твоей нелепице.

Наш Герой не собирался отвечать на нападки. Форсети жил уже сороковую тысячу лет и является внуком Одина. Эос даже не надеялся переманить его на свою сторону в вопросе любви. Но, благо, не успело установиться неловкое молчание:

— И что? — Спросила Деметра. — Я вот тоже не собираюсь распыляться, после пира мы с Зевсом уединимся.

— Ты уединишься с ним. — Сказала Лада. — А он после тебя вернётся ко всем остальным.

Дальше они завели разговор о Небесах и играх Всеотца с созданием новых миров и наведениях новых миропорядков.

— Как было хорошо раньше. — Заявил Форсети. — Существа после смерти отправлялись в Лимб и миновали эти мучительные Загробные Миры.

Форсети всегда придерживался старого и страшился нового.

— Да, — Согласился Эос. — Раньше было лучше. Трава на Земле зеленее, люди пугливее и Амброзия вкуснее. — Он похлопал по плечу Бога правосудия. — А ещё Богам не давали второй шанс, чтобы искупить свою вину и вернуться обратно в мир. Зачем? Нужно сразу сжигать их души в Лимбовском Горниле.

— Ты смеешь мне дерзить! — Форсети возмутился и разбил свой бокал, ударив его о стол. — Я старше тебя и не смей мне дерзить. Хочешь испробовать свой второй шанс? Могу это устроить!

Не только соседние Боги, но и существа со всего стола смотрели на них.

— Форсети, будь благоразумен. Твоих сил не хватит, чтобы сразиться со мной на равных. За этим даже будет больно наблюдать, — Форсети начинал краснеть, казалось из его ушей вскоре дым пойдёт. — Избиение, вот как правильней назвать наш с тобой поединок.

Форсети вышел из себя и хотел наброситься на недруга, но между ними стал Архангел.

— Друзья, не нужно ссориться.

— Пусть дерутся. — Выкрикнул Михаил, мешая брату.

— Вы оба сильные Боги. Одному из вас тринадцать тысяч, другому сорок. Вы оба сильны. — Успокаивал он свирепого Форсети. А Эос просто продолжал трапезу не обращая внимания. — Если вы начнёте битву, в неё вмешаюсь я и поверьте, я уж с вами в миг разберусь. — Пугал Рафаил.

— Раф, — Окликнул его Гавриил. — Я не дам их убить.

— Я не говорил про смерть. — Ответил Архангел. — Я говорил про примирительное мучение!

Форсети начал остывать. С Рафаилом связываться было уже опасно и пиршество продолжилось. На волне спора поднялся новый, но уже подальше от Нашего Героя, но его слух хорошо всё уловил. Это были Вишну и Шива опять боролись за право называться верховным Индуистским Богом. Эос хорошо помнил прошлый пир и знал, чем это закончится. Он опустошил свой бокал с Нектаром и переместился к Зевсу.

— Простите, Зевс, там Вишну и Шива как обычно. Я отлучусь к Ишваре?

— Эос, внук мой, ты знаешь, как я тебя люблю? Ты мой любимый Бог Снов, а ты меня так оскорбляешь. Думаешь я не знаю, о твоих играх с Эльфийками и Богинями?

Эос этого боялся. Разговор на столь щепетильную тему и не с второстепенным Богом, а с сами Зевсом.

— Прости, Отец.

— Ты знаешь, как всё у Богов устроено. Прошу, ради Зевса, останься сегодня, после пира? Прояви уважение к семье.

— Хорошо. — Переступил через себя Эос. — Но сейчас, пока всё не переросло в драку, можно мне сходить, за Ишварой?

— Благословляю тебя.

Эос переместился в тьму. Большую Циклоповскую пещеру. Тьма пронизывала каждый сантиметр этого логова, каждый камушек уже много лет не видел света, но пришёл спаситель и вот он, его слышно. Огненное колесо. Спаситель вот он, он принесёт свет! Но нет. Радость маленьких камушков наивна и неоправдана, ни одно из живых существ не слышит их. Сам Бог покинул их, создав с душой и не дав возможности погибнуть, а лишь распылиться на меньшие кусочки. Эти камушки до сих пор лежат там и ждут своего спасителя, который дарует им вечный свет и их души вознесутся к недрам, подарив вечное удовольствие в земной тверди.

— Ишвара! — Он преклонил колено перед первым и последним Богом Созидателем.

Существо размером с гору возвышалось перед Эосом. Многоликий Бог, имеющий сотню лиц открыл свои глаза. Он стоял на одной ноге, согнув её почти касаясь пола, вторую он подогнул под себя, восемь рук держались в воздухе, каждая выше прежней, ладонями к вверху и каждая касалась большим пальцем разный палец. Единственный Бог Созидания, Бог Создатель, Бог Богов. Рождённый от крови Зевса, но лелеяный самим Создателем — Ишвара, получил особые способности. Он мог создавать новых существ, имеющих собственную душу. Существо сравни Богу. Каждый Бог Индуистского пантеона был создан им и управляем им. Он сидит в этой пещере с времён рождения первого поколения Богов и следит за всеми вбирая мировую мудрость и внедряя её в своих детей.

— Я пришёл к тебе с просьбой, о великий Бог Создатель.

Ишвара спустился на колени и опустился ниже, опёршись на свои руки. Он пристально смотрел своими огромными глазами на Нашего с вами Героя и внимал его слова.

— Твои дети опять вздорят, на нашем пире. Я от собственного имени, Эоса, прошу тебя прервать их ссору.

Ишвара выслушав просьбу великодушно вернулся в позу медитации.

— Я готов преподнести тебе дар. — Предложил Эос.

Наконец Ишвара заговорил своим великим басом, оглушив Эоса.

— Что ты можешь мне предложить.

— Что я могу предложить Богу у которого есть всё? — Переспросил Эос.

— Что ты можешь предложить Богу, у которого есть всё. — Повторил он свои голосом. Каждый звук сравни удару молнии.

Наш Герой достал куб и подбросил его на руку Бога.

— Мне не интересны вещевые кубы.

Эос набрал воздуха в лёгкие и прыгнул на его другую руку.

— Это не вещевой куб. — Он открыл его, из него посыпался огненно-жёлтый песок. — Знаешь, что это? Это песок снов людей. Каждая песчинка — одна человеческая ночь. Я их собирал несколько тысяч лет. Я дам тебе просмотреть каждую из них и вобрать в себя мечты, сны, грёзы и кошмары людей.

Ишвара поднял одну песчинку и взглянул в неё увидев кошмар юной девы.

— Эос, сделка заключена.

Наш Герой отсыпал несколько горок, так дорогих его сердцу песчинок и Ишвара уменьшился в размерах, до приличного и Эос переместил их на пиршество. Заметив Ишвару Боги вышли из-за стола и каждый без исключения склонился перед ним. Каждое существо, каждый Бог, каждый фамильяр, каждое дерево и каждая травинка склонились перед ним. Первым встал Один и как волной поднялись все остальные.

— Приветствую тебя Ишвара на нашем пире. — За всех говорил он.

— Здравия вам братья. Я пришёл сюда по просьбе Эоса, дабы усмирить своих сыновей.

Шива и Вишну уже были на пороге битвы, которой был лишь один конец — перемирие. Братья, равные друг другу по силе сражались до изнеможения и вновь братились.

Ишвару заметив собственных детей достал восемь мечей и побежал на них. Не успел Зевс подскочить, как отец приблизился к сыновьям и занёс мечи. Ишвару сознавал, последствия и вложил все свои силы в один замах и разрубил Шиву, Вишну и Брахму в один миг.

Тримурти не были его сыновьями или Големами, они были частью его самого. Убив своих сыновей он убил себя.

Тело Бога раздулось до прежних размеров и взорвалось, заразив весь Асгард Божественной кровью.

— ЧТО ЗА ЧЁРТ!!! — Выкрикнула Деметра, выразив мысли всего пантеона.

Не меньше часа каждый из Богов пытался осознать, что произошло и выстроить логическую цепочку, которая привела столь великое существо к самоубийству, но тщетно.

Эоса как и всех остальных парализовал шок, но вскоре, поймав на себе взгляд Зевса он понял, что самое время спрятаться. Он переместил себя к Океану, наложил заклинание «каменные ботинки» и пошёл ко дну. Целую вечность он плыл до Океанской пучины и наконец коснулся песчаного дна. Эос осмотрелся, выпустил из себя весь воздух и набрал воды. Приняв в себя новую стихию — он стал частью чего-то большего, он стал Океаном.

Наш Герой закопал себя по пояс в песок и начал медитировать. Сидел он там не меньше года, пока не поймал себя на мысли, что слишком опасно оставлять свое мирское тело без защиты. Он открыл глаза; за столь непродолжительно время они уже вросли в кожу и пришлось помогать руками. Он осмотрелся и увидел проплывающую мимо рыбу. Подозвал её к себе, он сказал:

— Дай мне обещание, что ты ни на миг не отойдёшь от моего тела, пока я не открою глаза вновь. За это я награжу тебя вечной жизнью и божественной силой.

Рыба недолго думая согласилась.

Эос взял её за язык и прошептал благословление. Рыба выросла, её плавники заострились, зубы превратились в клыки, хвост в хлыст, а чешуя в броню.

Наш Герой наложил на себя заклинание изнеможения и вновь закрыл глаза, погрузился в медитацию. Сидел он в пучине морской не год, не два, не сотню и не тысячу.

Глава 2

— Я понял! — Воскликнул он спустя века медитации.

Рыба, охраняющая его, вздрогнула. Он наконец очнулся!

— Я понял! — Повторил он. — Я понял, зачем Ишвара это сделал! — Он обратился к рыбе. — Он хотел поведать нам… — Революционным тоном начал он, но рыба повернулась к нему хвостом и уплыла не дослушав.

Эос выпустил из себя Океан и поднялся к поверхности.

— Мир ничуть не изменился за моё аскетное отсутствие. — Сказал он.

Эос отправился в Асгард. Вот где изменилось всё. Золотой замок стоял на прежнем месте, но оборонительный форт снесли, храм подношений исчез, дома преобразовались и перестроились. Золото кажется вышло из моды, а его место занял мрамор с серебром. Жители всё так же мельтешили и спешили по своим низшебожественным делам, выглядели они как прежде, только больше их стало во много раз, да и Царство Богов разрослось до невиданных ранее размеров. Наш Герой сильно изнемог и было хотел переместиться, но не смог. Пришлось искать дом, благо существа у нас добрые. Каждый каждому. Он постучал в первую попавшуюся под руку дверь. Открыл её низкорослик.

— Что тебе нужно? — Агрессивно спросил он. — Мы тут милостыней не богаты. Если ты что предложить решил, то лучше…

— Я Эос, — Представился Наш Герой. — Мне бы у вас глоток Амброзии сделать, да я и перемещусь по своим делам.

— Эш, как заговорил. Амброзия; перемещусь. Может ещё и вернуть через денёк предложишь? — Рассмеялся Асгардец.