Бесплатный фрагмент - Сопереживая

Предисловие автора

События, которые описываются в этих двух повестях, я отношу к 2015 году, когда начался первый этап моей работы над этими историями. Как обычно, на вымышленную реальность вдохновила реальность окружающая: для повести «Сопереживая» — это семейные поездки в 2015 и 2016 годах в Литву и в Санкт-Петербург для участия нашего сына-пианиста в его первых международных конкурсах, а в одной из глав «Дневника музыканта-философа» взят за основу музыкальный культурно-просветительский караван, проходивший в 2001 году по регионам Беларуси.

Более 5 лет эти написанные повести «лежали в столе», пока моё внимание было занято другими литературными проектами. И только в 2022—2023 годах я освежил их финальным редактированием. За это время окружающий нас мир стал во многом другим, да и фантазируем-творим мы, писатели, тоже уже по-другому. Однако, с одной стороны, всё возвращается на круги своя, а с другой — истинные жизненные ценности, как и настоящая, живая музыка, были, есть и будут независимо от того, чувствуем мы их дыхание или нет…

Пусть же смогут быть глубоко прочувствованы все герои и события этой книги!

ДНЕВНИК
МУЗЫКАНТА-ФИЛОСОФА

Пролог

О, какая радость! Я наконец-то нашёл тебя, мой старый добрый дневничок. Нашёл!.. Вот ты где затерялся: среди ненужных проводов. Извини, брат, что я тебя того… забросил. Сдуваю с тебя пылинки…

Сколько же лет я к тебе не прикасался?.. Сейчас я узнаю и это, и многое другое. Переживу по-новому все эти годы. Ведь лет двадцать пять прошло, как я сделал первую запись. Как всё изменилось и вокруг меня, и во мне самом!

Переживу по-новому… И это очень важно для меня именно теперь. Теперь, когда через три дня состоится наша встреча. Встреча с недосягаемой девушкой моей мечты. С той самой Алисой Форте, с которой разошлись пути-дороги наши житейские…

День первый

Итак, спокойно, Алекс, устраивайся поудобней в своём холостяцком гнезде. Расслабься. Ставь перед собой свой любимый зелёный чай и — вперёд.

Итак, чай уже готов. И я уже готов. У меня три дня свободных, если не считать выходных. Неожиданная форточка… Кстати, Форточкой называл Джон её — Алису Форте… Итак, я должен успеть весь дневник перечитать за три дня (другого времени на это не будет) и переосмыслить свои чувства к звёздной леди перед встречей с ней.

Полный вперёд! То есть назад, в прошлое. В общем, читаю…

Лихаческие 90-е (от панка до блюза)

Утро. 16 августа 1990 года.

Во, блин, новости. Вчера, оказывается, Цой того… В общем, не стало его.

Мы с ребятами не так, чтобы фанатели от Кино, но уважали сильно. А некоторые песни даже любили слушать и переигрывать… Хотя, если бы и дальше Айзеншпис эту группу раскручивал, то и мы, возможно бы, зависли на Цое вплотную.

Короче, я потрясён. Какая-то нелепая авария — и Вити нет… Я от стресса даже этот дневник вести начал. Хотел и раньше свои мысли непустомельные записывать, но руки не доходили. И вот, видать, дошли…

Цоя больше нет. Не верится…

Что будет теперь с Кино?

Эх, пока больше мыслишек интересных нет.

Прощаемся.

Вечер того же дня.

Влад и Кирюха агитировали всех остальных рвануть завтра в Ленинку (это мы так Ленинград называем) на похороны Цоя. Но мы ведь хотели тут, в Минске, на студию подкатить, пробничек сделать. Когда нас ещё нахаляву к самому Клаусу пустят?.. Кэт напомнила, что Клаус не обещал стопроцентной халявы. В общем, отсутствие единой позиции привело к появлению оппозиции. Чуть было не поссорились, как детвора какая-то.

Я предложил жребий тянуть. Потянули… Выпал Ленинград. Завтра в семь утра едем.

Короче, спокойной ночи! Прощаемся.

* * *

Я отвожу взгляд от своих записей и улыбаюсь. Улыбаюсь, словно этому энергичному двадцатилетнему парню с ещё не длиннющей шевелюрой… Какими же мы всё-таки были… не то, чтобы наивными. Были односторонними что-ли. Одномерными. Смотрели на мир своими крутыми очками, которые оказывались, как ни крути, розовыми. Искажёнными. Одномерный взгляд всегда искажает действительность. Ведь сама-то она многомерна. То бишь складывается из нескольких реальностей. И тем больше реальностей распознано человеком, тем более он продвинут. Крут!.. Вот в чём подлинная крутизна-то.

Но это я теперь могу так легко выразить суть сложнейших процессов — философствовать от души. А в те годы, и даже ещё лет пяток назад душа моя блуждала, увы-с, в потёмках. Хотя… Конечно, были проблески. Были даже часто. Во мне странным образом уживались два человека. Один какой-то многослойный: романтический, но дерзкий, импульсивный; он же открытый, но наивный и непостоянный. Второй многонадёжный: вдумчивый, анализирующий, созерцательный, уравновешенный, но порой закрытый… Это, видимо, только теперь во мне смешалось-утрамбовалось всё самое лучшее от двоих «персон». Это дело времени. А по сему не осуждай себя, прежнего.

Не осуждай! А раз начал читать, то читай и обобщай. По-философски, плис. Окей?

Окей! Не стану осуждать и даже стыдиться, когда буду читать в своём дневнике (а эти страницы будут уже скоро) о перипетиях, связанных с неотразимой Алисой Форте… А знакомство с ней как раз и состоялось после того нашего взбалмошного вояжа в Питер.

Что я написал про это?.. Очень мало чего написал. А из написанного мало чего толкового. На толковом, помню, я не мог сосредоточиться и в дороге, и в самом городе Петра и Володи (Ленина то бишь), ведь впечатления были не ахти какие. А по возвращению в Минск начался новый этап, и было как-то не до дневниковых записей.

Так что же тут про Питер, который в ту пору ещё Ленинградом звался?..

Вечер, 17 августа.

Блин! Что за обломы? Сначала информация о времени похорон Цоя оказалась у нас неточной, затем сквозь всю эту толпище звёзд, фанов и сочувствующих мы так и не пробились к гробу (и был ли вообще в этом для нас большой смысл???), так ещё и на вечерний поезд не успели билеты купить. А теперь ещё и с ночлегом проблемка нарисовалась. Полный капец… ещё чуток — все расплакались бы, как младенцы, без мамки под боком. Тут Джон нам всем сопли утёр и сообразил, что встречу деловую можно организовать с одним кентом, который молодые группы продвигать пробует. Да вот только его в Ленинграде не оказалось. Короче, полупанки из Минска оказались тут, в северной столице СССР, в большой жо…

Почему полупанки?.. Потому что лабаем в основном-то непонятный, лихаческий музон. Да и одеваемся так, словно под панков косим. Ещё таких пару обломов и, чувствую, панк станет нашим образом мыслей и нас с головой накроет.

Когда шли на вокзал, чтобы там переночевать, Кэтрин сказанула мысль: мол, зря мы группу свою назвали «Барьеры», теперь нас одни преграды и преследуют.

— Ладно, — ответил я. — Назовёмся по-другому.

— И как же, — промямлили хором Влад и Кирюха.

— Драйверы! Подходит?

Всем понравилось. Поспорили о значении этого слова из области электроники. Сошлись на мнении, что звучит оно очень даже динамично и современно. А Джону, выпускнику радиотехнического института (да к тому же неплохо владеющему английским), понравилось даже больше всех.

— Гениально, Алекс! Ты у нас самый словонаходчивый, — улыбнулся он, хлопая меня по плечу. — Драйвер — это ведь напрямую с компьютерным софтом связано. Я об этом на днях в журнале читал американском.

Это и была единственная приятная тема за день

Ну, а больше новостей нет. Всё, завтра рано-рано отсюда линяем.

А пока — баста, прощаемся…

* * *

Я откладываю дневник, вспоминая всё, что осталось невысказанным между этих строк…

Предвкушение первой встречи с Ленинградом, к тому же овеянной проводами легендарного Цоя в мир иной, горело во мне, да и в моих друзьях, звездой по имени Солнце. Мы ждём перемен — таким был девиз молодого поколения перестройки, гласности и ускорения. А эталоном всего подобного были и оставались они, два главных города Советского Союза — Москва и Ленинград. Отражалось сие и на музыке, как бы мы не пытались и тайно, и явно восхищаться зарубежными кумирами.

В этот мегаполис приехали мы с глазами Романтиков, Последних героев, а уезжали, как… потерянные среди огней Большого города. Эх, романтика!.. Она грела душу.

Но одной романтикой сыт не будешь. Что мы, группа «Барьеры» из Минска, представляли из себя такого интересного, чтобы предлагать своё коллективное творчество местным составителям блюд музыкальной кухни?.. Это нам тогда казалось, что наши песни собственного сочинения и их исполнение — всё это безупречно на процентов девяносто. Но… на столько процентов могла быть безупречной лишь наши молодость. А если говорить о качестве?..

Если говорить о качестве песен, то надо вспомнить про каждого из нас. Кэт пела всегда эмоционально, но на плохо поставленном дыхании, поэтому не дотягивала высокие ноты, и вибрато её было местами каким-то сдавленным. Такова проблемка некоторых вокалистов даже на профессиональной сцене. Кирюха, наш басист, при наличии большой дозы вдохновения мог выделывать на своей борисовской басухе такие финты, что даже Роджер Уотерс из Pink Floyd позавидовал бы. Вот только когда наш самородок слишком увлекался своими финтами, его заносило-уносило, и он слышал только себя самого. А вот Влад был его полной противоположностью: играл на соло-гитаре так, как его учила исполнять классику Марья Ивановна из музыкальной школы, то бишь всё строго по ноткам, без самовливаний — импровизация под запретом. Ударника у нас постоянного не было, зато были претензии к каждому из кандидатов на вакантное место. К нашему клавишнику Ивану (он же — красавчик Джон) претензий по игре никогда не возникало. Но проблема была в другом — в его образе жизни. Он менял девушек, как перчатки, а точнее, как клавишные инструменты. И если последние он собирал сам из-за радиотехнического интереса, то первых (девушек) собирал из-за интереса, видимо, спортивного. А отсюда — его периодические залёты и на своей работе, и на наших репетициях. Поэтому он не смог быть нашим лидером.

Лидером пришлось стать мне. Разумеется, не сразу, а на втором году преодоления Барьерами всевозможных преград. Я играл на ритм-гитаре и в некоторых песнях подпевал Кэт. Экспериментировал я и со второй партией соло — в помощь Владу. Получалось свежо, даже оригинально. Но это двойное соло, ставшее нашей главной фишкой, мы стали применять уже после той поездки в Ленинград, когда Барьеры сменились Драйверами. Сколько же ещё всяких смен-перемен нас ожидало впереди!? В том числе и общественных. И одна из их — развал могучего и непокорённого СССР. Непокорённого для войн кровопролитных, но не для идеологических. А вскоре Ленинград стал Санкт-Петербургом — Питером…

Что там у нас дальше в дневнике? Есть ли запись на эту тему?.. Должна быть скоро, ведь в то время я вёл дневник нечасто… Так-так… Пропустим запись о переименовании группы… И о дне рождения Влада — тоже… О встрече Нового года — туда же… Хотя, нет. Тут есть кое-что интересное, в том числе обо мне самом.

Скоро полночь, на пороге Нового года. 1991!!!

Впервые встречаем Новый год в составе нашей группы, да ещё в молодёжном кафе «Рифы». Уже отыграли свою мини-программу. Приняли нас хорошо. Я бы сказал, душевно, хоть и представили Драйверов как «лихаческую панк-команду». Душевность, видимо, вырвалась на свет белый благодаря нашим новым песням, более мелодичным, чем прежние. А так на панков из нас косят, наверное, только Кэт со своей розовой длинной чёлкой и чёрной помадой на губах, да Кирюха в джинсах с разводами и с проклёпанными браслетами на руках. Джон, как ни странно, сегодня больше похож на галантного блюзмена, чем на неприкаянного панка. Кстати, где он? Какая дама пленила его взор и физическое присутствие?.. А я, как заметила Кэт, по прикиду и по чёхе ещё больше стал похож на лидера Алисы, поэтому и зовут меня сегодня Кинчевым. Я лишь мило кривлю фейс…

Кто-то из Кирюхиных корешей предложил звать меня Алисой — типа, прикольней. Но я мигом возразил против такого откоса к женскому образу. К тому же в одной из знакомых нам тусовок была начинающая певица Алиса с очень уж музыкальной фамилией Форте. Ещё подумает, что я кошу под неё, или чё похлеще… Нет, уж остаюсь Алексом. Это и проще, и ближе.

Ну, а больше и нечего записать. Но надолго не прощаемся, ещё новогодняя ночь вся впереди. Говорят, тут к часу ночи сам Борис Гребенщиков появится. Во какой поворот! Предвкушаю!..

2 часа ночи, 1 января.

Телеграфирую! Эх, мама родная, ожидание праздника оказалось лучше самого праздника. Гребенщикова ещё и близко не было. Похоже, что это шутка, или хитрый манёвр администрации кафе.

А тут ещё все наши Драйверы перебрали с шампанским. Даже наш облико-морале Влад приложился, как кот к миске молока. Это, видать, влияние друганов Кирюхи. Зря они к нам пристаканились, да ещё водку с собой принесли. Слава партии и деду Морозу, что я, как стёклышко, чист и прозрачен!!! Эх, классно изложил мысль!.. Не будь я завёрнутым на музоне, стал бы журналистом или даже писателем.

Всё, прощаемся. Телеграф закрыт. Отбой!

* * *

Ещё один глоток чая. Ещё одна прочитанная страница моего прошлого. А что же на следующей интересного?..

Вечер, 13 февраля.

Полная луна в небе и полный отстой в душе. Джон от нас откалывается… Это, блин, первая неприятность в новом году. Барьеры исчезли, а преграды продолжаются.

Вот уж действительно 13 — несчастливое число. Так и поверишь во всякие там приметы…

Почему Джон решил уйти? Он толком не говорит. Может, ещё передумает?..

Утро, 16 февраля.

Вчера на репетухе стало ясно: Джон не передумал. Мы его теряем…

Причина — самая скверная. Его переманили (я так и думал) … Но не думал, что буду так сильно переживать из-за этого.

Переживаю…

Даже пишу с трудом.

Полдень, 1 марта.

Сегодня, в первый день календарной весны стало известно, куда метнулся от нас Джон. Оказывается, он устроился очень даже круто: стал одним из Элвисов. Я слышал по радио ещё в конце прошлого года про несколько новых групп, которые создаёт какой-то продюсерский центр из Ленинграда. А новорожденная группа «Элвис» означает: электро + Валерий, Иван, Сергей.

Неужели наш Джон-Иван будет лабать электропоп только из-за того, что за всем этим стоят новоиспечённые продюсеры с золотовалютным фондом в карманах?.. Коль Элвисами назвались, пусть бы рок-н-ролл и играли. А то электро-поп… Типа что-то новенькое.

Ладно, пока всё. Комментарии закончены.

Бай!

* * *

Я встаю с дивана, прохаживаюсь по комнате. Смотрю в окно. Там, за окном, проблесков весны мало, а ведь сегодня тоже 1 марта.

1 марта двадцать четыре года спустя…

1 марта двадцать четыре года назад я не мог выразить в дневнике то, что понял позже: Джону как человеку творческому, но технарю по складу ума, нужна была конкретика. Дух команды друзей, романтика, бесшабашность — всего этого ему уже стало мало. Хотя весь наш этот мирок существовал вне каких-то рамок… Впрочем, Джону нужны были рамки, и он их обрёл. Правда, ненадолго. И скоро об этом должно быть что-то в дневнике. Да и странички моей жизни, где мелькает образ великолепной и недоступной Алисы Форте, тоже приближаются…

Форточка… Именно так называл её Джон ещё до своего ухода от нас.

Форточка… Мне не очень-то нравилась эта остроумная аналогия.

Итак, листаю дневник дальше…

Вечер, 8 Марта. Сижу один…

Да, сижу дома… В эти часы праздничного дня во мне заговорила своей выразительной тишиной моя вторая натура — задумчивый интроверт, слегка унылый философ…

Сегодня забегал к матери на работу в больницу. Поздравил её с женским днём. У неё в кабинете был на приёме больной, по медицинским меркам — инвалид, без одной ноги. А по выражению лица — полноценный человек, потому что счастье на лице его сияло. Благодарил Бога и линию партии (шучу, конечно, про партию), за то, что одна нога осталась да голова на месте… Улыбка с его лица, казалось, никогда не исчезает.

Вот уж действительно человек просветлённый. Не похож ни на кого из моего окружения. Все мы какие-то не такие… Суетные что ли? Радоваться простому не умеем. Разучились… Его боги — Благодарение, Радость, Гармония с собой и миром, а наши боги — Бобби Макферрин, Джими Хендрикс, Кинчев, Цой плюс ещё самый крутой звукооператор. Вот и вся разница…

Наши ребята сейчас празднуют 8 Марта, Кирюха и его кореша точно бухают, я погружаюсь в меланхолию одиночества, а тот безногий блаженствует. Вот ещё одна живописная разница.

Продолжение следует…

Около часа дня, 20 апреля. Снова праздник…

Мой день рождения. Ребята, видя, что я стал чаще хандрить, готовят мне какой-то сюрприз… Может, они умудрятся и Джона вернут?.. Без него мы звучать стали хуже. Да и в плане эмоциональном что-то не то… Я даже стал догадываться о том, что у каждого творческого коллектива образовывается свой двигатель внутреннего сгорания. Теряем одного из нас — КПД становится меньше. Приходит на место ушедшего новый — не факт, что прежний КПД будет достигнут.

Ладно, мне пора. До связи…

Поздний вечер того же дня. Пишу в троллейбусе.

Пока ещё того же дня… Минут пять пройдёт, и будет новый день. А ведь день-то начинается с ночи… Не парадокс ли?

Подарок мне Драйверы подготовили отменный. Организовали столик в Рифах, заказали каверы моих любимых исполнителей, а вживую для меня пел никто иной, как… Джон.

Джон! Он приехал из Ленинграда (только ли ради меня?). Он исполнил под гитару одну из моих старых песен — медлячок «Мне уже не шестнадцать» (специально для меня!).

Я уж чуть было не прослезился. Вспомнил свою юность шестилетней давности: окончание школы, провал экзаменов в Институт культуры… Затем были работа не по душе и служба в армии…

А в кулёк (так в обиходе называют Институт культуры) я всё-таки буду поступать. Раз иду по музыкальной тропе, то образовываться надо. Да и в обществе тамошнем, культурно-просветительском, будет не лишним повращаться. Тогда и работёнку в сфере музыки, возможно, найти смогу, а то в Доме печати вкалывать — не солидно для нормального музыканта.

Да, грядут перемены, братцы. Чувствую их приближение и… Ой, вылетела мысль… Так… А! Вспомнил! Сегодня впервые заговорили про съёмку клипа.

— Вон, Си Си Кетч завалила своими клипами всю Европу, — восклицала Кэт. — Клипает ещё с 80-х годов. А мы чё, хуже?..

Мы — это мы. Обсудили тему с пристрастием. Правда, самым трезвым из всех был, наверное, только я.

Ладно, именинник-трезвенник, тебя уже ко сну клонит. А ехать ещё три остановки. Заканчивай мемуарить. Вздремни.

Тем, кто ложится спать, спокойного сна…

Всё, телеграф закрыт.

Я переворачиваю очередную страницу. Выхожу на балкон. Уже темнеет…

Какую-то важную деталь я упустил в этой последней записи, отвлёкся… Клип мы, кстати, так и не сделали. Но я не это упустил. Что же тогда?.. Наверное, что-то связанное с Джоном?.. Да, точно. И с Джоном, и с Алисой Форте. Именно с того вечера и началась натягиваться ниточка между мной и ею. Хотя в тот вечер меня ещё ничего особо не впечатлило. Может, я тогда её толком не рассмотрел, не прочувствовал её?

Просто кто-то из наших встрепенулся после песни в исполнении Джона: мол, Форте где-то тут с кем-то…

Она в ту пору как певица уже проехалась с гастролями по нескольким большим и средним городам Союза. Готовилась презентовать себя в Польше, на фестивале в Сопоте. По телеку и по радио пару раз проскакивала информация про неё, плюс две-три песни звучали в эфире. Вот, наверное, и всё.

А в тот вечер, в Рифах… Она, будучи в родном городе, похоже, просто зашла в это новое кафе, о котором уже шла молва как о музыкальном клубе. И для Джона этого было достаточно. Он быстро её вычислил.

— Пойду-ка я, Алекс, к Форточке приближусь. Может, проветримся с ней на пару?

И ушёл… Вернее, поплыл по течению — сквозь танцующих… Я эту его фразу почему-то до сих пор помню, будто только вчера всё это было…

Вот ведь какое явление парадоксальное — время. Порой какое-нибудь событие неинтересное тянется, как бесконечность, а тут между настоящим моментом и воспоминанием событий более чем двадцатилетней давности, словно все пространства суживаются…

Так чем же тот вечер закончился?.. Поражением Джона. Он вскоре вернулся, и по его выражению лица, и по отдельным фразам, было ясно, что Форточка закрылась — прям перед его носом…

Я возвращаюсь в комнату, беру в руки дневник, как какое-нибудь драгоценное живое существо. Читаю дальше…

Вечер, 1 июня. Завидую, блина…

Надо же, в первый день лета по телеку показали концерт-солянку под названием «Голоса улетевшей весны». Я впервые не фрагментами, а от начала и до конца, увидел выступление её — Алисы Форте. В отличие от Антонова, Машины времени и прочих известностей она спела всего одну песню. Но… это было шедеврально! Какой, блина, от неё идёт мощный посыл! Запоминается надолго.

И голос улётный! Тембр редкий…

Учитесь, Драйверы, как надо наяривать… Хотя песенка была так себе. Наши даже лучше… Умеет же эта Лиса-Алиса себя раскрыть во всей красе. Вся светится изнутри. Каждый жест, наверное, и просчитан, и прочувствован… Даже такую хилую песню — слова вообще ни о чём — вытягивает на УРА. Сама-то она вряд ли сочиняет. Кто ж ей такой «шлягер» подбросил?..

Короче, завидую я, что нет в нашей группе такой Красы-Алисы. От обиды аж рыдать охота…

Стоп, машина! Ну-ка, встряхнись, блин, заплаканный ангел! И больше сопли не жуй! Не будь одномерным, не будь одноклеточным — это ведь твой девиз по жизни. Верно?

Ладно, концерт окончен… Я тут чего-то «блинами» раскидался… Всё, прощаемся.

Ночь, 16 июня. Если б всё так было просто…

Та песня, вернее, эта Алиса, засела у меня в… башке, в сердце — да, везде, где только можно. Ну, ясный перец, не ожидал такого вот поворота. Даже злюсь на себя за… такую зависимость от этой особы. Если б всё так было просто: впечатлился, позавидовал и — забыл…

А тут ещё в группе сплошные накладки с репетициями. За месяц — ни одной нормальной. То болеет кто-то, то инструменты из строя выходят, то спорить начинаем насчёт нашего дальнейшего движения и ни к чему конкретному не приходим… Сказывается отсутствие Джона. Механизм без важной детали всегда барахлит и в любой момент сломаться может. За последнее время ни одного приличного выступления, кроме как сейшн в Рифах на День Победы. Ударник, который нам подошёл, у нас не закрепился. Кэт обещанного нового клавишника так и не привела, в обещанную молодёжную программу на радио нас так и не приглашают, к записи в студии мы пока не готовы…

Вот такая вот «клёвая» музыка.

Зависшее время суток, 28 июня. Пустота…

Открываю дневник. Вроде, хотел что-то записать. А писать-то будто и нечего.

Мысли перемешиваются. Или я заболеваю?..

Пусто и холодно. А за окном — солнце…

И одиноко очень…

Утро. 15 августа. Годовщина смерти Цоя.

И первый день смерти Драйверов. Да, нас больше нет. Капут!.. Наложились пакости одна на другую: Владу родоки перед новым учебным годом выдвинули запрет на музыку из-за проблем с учёбой в его универе, Кэт вдруг выскочила замуж за москвича и укатила в столицу Совка. Остались я да Кирюха. Толку от нас двоих… Рассыпался механизм…

И я совсем рассыпался. До сих пор не выздоровел. А тут ещё душевная боль напирает… Но я не хочу плакаться в бумагу. Мой девиз — не будь одномерным, не будь одноклеточным. Но… мне впервые в жизни так тяжело ему соответствовать. Так хреново…

Всё, хватит. Приём жалоб закончен.

Конец связи.

* * *

Главное, что не конец света. С этой мыслью я переворачиваю ещё один лист и вижу пустую страницу. А следующая дата в дневнике появилась только через три с половиной месяца, в начале декабря.

Значит, я всё-таки не стал «выливать» в дневник всю свою боль тех дней. Ну, и правильно. Зачем её усиливать с помощью ручки и бумаги? Не всегда от этого становится легче.

Пытаюсь восстановить в памяти те дни…

Так… Я испытывал на себе тройной удар: к уходу Джона добавились безответные чувства к Алисе и, самое печальное, распад группы. А стал ли для меня четвёртым ударом распад Советского Союза?.. Кстати, совсем даже напротив, мне это помогло. Катаклизм общественный стал средством освобождения от катаклизма личного. Короче, очень своевременно Ельцин и другие совок разломали…

Но прежде было моё падение на дно. С высоты сегодняшнего дня мне не верится в это. Но, увы, в ту пору слабый человек во мне приобрёл власть над сильным. Я раздвоился сильнее, а затем потерял вторую половинку… Детально, даже фрагментарно не хочется вспоминать то падение. Пусть эта мрачная информация и дальше стирается из моей памяти. Достаточно того, что я буду помнить ещё долго о том, что пытался найти спасение и даже счастье в… наркоте.

Наркотой я называю не только марихуану, которую один раз «принял на грудь» по неосмотрительности в компании Кирюхиных корешей, но и алкоголь с добавлением какой-то дряни. До других пакостей, слава Богу, не дошло. Но и этого хватило, чтобы вкусить последствия ненатурального «облегчения»…

Ненатуральность эта обнаруживается только после «сеанса». Ломка, как самый настоящий критический реализм, незамедлительно и дерзко бьёт по голове и другим частям тела, констатируя факт: полёт к облегчению был липовым. И если ты не теряешь контроль над своим здравым смыслом, то соглашаешься с этим выводом, ибо не могут пару мгновений истинного счастья вскоре обернуться несчастьем — страданием от насилия над собой… Был всего лишь кайф. А кайф и счастье не тождественны, как… кукла и живой человек.

В общем, от всякой наркоты я быстро отстранился. Просто понял, что мне это ни к чему. Да и пример отрицательный имеется: мои отец и старший брат умерли от алкоголизма. Встряхнул я себя, как следует. Да так сильно, что философов древних стал перечитывать. А Диогена, жившего в бочке, ещё больше зауважал. И вот что интересное получилось: с этим обновлённым взглядом на себя самого и на окружающий мир совпали изменения самого мира, произошедшие в начале 1990-х в постсоветских республиках. Вот уж, действительно, перестройка.

Разрушались старые нормы, устои, связи. Полностью прекратили своё существование худсоветы и другая цензура. Стали называться группами бывшие ВИА (звучало бы смешноватенько: ВИА «Драйверы», поэтому мы себя называли только группой). А если говорить не о музыке… Я помню, как недоверчиво вертел талоны на продукты питания в своих руках, как простаивал без заказов наш Дом печати, как расформировали больницу, где работала моя мама… А вскоре и Джон вернулся из Ленинграда, оказавшись безработным музыкантом. Да, Элвисов уже не было.

Словно вслед за Джоном, появилась в Минске и осела тут ненадолго Алиса Форте, вынужденная приостановить свои наладившиеся гастроли по стране Советов, которой уже не стало.

Так и приблизился к концу тот непредсказуемый 1991-й год.

Что же у нас там дальше по дневнику? Читаю…

Первый час первой ночи 1992-го. С Новым годом!

Надо же! Встречаю Новый год в новой компании Джона! Он, блин, взял и представил меня как очень перспективного музыканта. Даже неловко как-то…

Как здорово, что наши пути не разошлись. А Джон до сих пор сожалеет, что Драйверы распались. Но расслабляться мне не даёт. Советует скоренько — в этом году — поступать в Институт культуры на народное отделение по классу гитары или на эстрадное, или хотя бы на режиссуру массовых праздников.

Главное, говорит, вышку иметь, тогда больше возможностей вращаться в сфере культуры. Он даже со своим высшим техническим вращаться научился.

— Теперь, Алекс, когда железный занавес отвис, все дороги закрытые откроются. Шоу-бизнес и всякое такое…

— И что же шоу-бизнес и всякое такое пропагандировать будут? — задал я ему вопрос, неожиданный даже для меня самого. — До коммунизма не дотянули, а капитализмом брезговали…

— Ну, наверное, спробанём воспевать… гибрид какой-нибудь. Или маму-анархию, о которой Цой пел, — ответил он неожиданно для себя самого.

А я хотел бы вот что: простого человеческого счастья, независимого от всяких там политических систем.

Ладненько, ставлю точку. А то зовут меня к столу. Иду уже…

* * *

Я отвожу глаза в сторону и вспоминаю тех, кто был в той новогодней компании…

Одни из них неплохо поднялись и нашли свою нишу в музыке, другие стали ещё круче, чем были. А третьи, наоборот, исчезли куда-то со сцены жизни. Но главное, что Джон познакомил меня с Мартином — настоящим иностранцем, немцем, который по-русски лучше пел, чем говорил.

Оказалось, что Мартин был лично знаком с Алисой Форте. И даже с Алой Пугачёвой. А ещё он сообщил мне, что в августе-сентябре наступившего года в Москве будет кастинг для одного крутого проекта. Нужны хорошо поющие, молодые, красивые парни, а именно — двое. В женском кастинге выберут двоих девушек. Получится, вокальный квартет — своего рода АББА на новый манер, да ещё и русская.

Из уст этого продвинутого европейца я впервые услышал слово «кастинг», а слово «проект» — тоже впервые применительно к музыке. Пока переваривал услышанное, Джон, уже знавший об этом кастинге, кивнул мне многозначительно: мол, готовься, это твой шанс.

— Да, вряд ли мне что-то светит. Я даже никогда и не пел всерьёз, — высказывал я Джону свои сомнения, когда мы шли всей компанией к главной ёлке новорожденной страны.

— Ты не пел всерьёз? А кто вместо Кэт, когда та резко заболела, улётно спел три наших песни на концерте в моей альма-матер?! Забыл?

— Ну, ладно, альма-фатер. Было дело, было. Словно в каком-то другом измерении.

— В общем, так, философ: надо попробовать. Воображаемой короны на твоей голове нет, но реальная на ней появиться сможет. Встряхни себя как следует!.. Я когда тебя увидел после нашей разлуки, еле узнал: похудел, осунулся, подумываешь музон бросать. Это чё за сопли на тарелке?

— А когда ваш Элвис распался, ты сопли не пускал?

— О, нет. Я сопли и всякую другую мокроту не разводил, потому что до этого распался Савок. Это как в английском языке: есть там Present Perfect — настоящее совершённое время, обозначающее нечто свершившееся до текущего момента. Вот и у меня тот же случай…

Джон хотел договорить, но его отвлекли от нашей беседы всякие праздничные фишки.

Только утром в продолжение той темы он дал мне такие наставления:

— Насчёт соплей, Алекс, ещё пару моментов. Правило номер один для всех — жить без соплей. Правило номер два персонально для тебя — не водиться больше с Кирюхой и его дебилами. Мы их с тобой уже давно переросли. Правило номер три опять же для тебя — работать над вокалом и над поступлением в кулёк денно и срочно. С педагогом по вокалу подсоблю.

— А ты сам-то разве не хочешь попасть в этот проект, о котором говорил Мартин?

— Представь себе, не хочу… Что щуришься? Я не шучу. Просто решил с головой погрузиться в сферу профессиональной звукозаписи. Я всё-таки по специальности инженер по радиоэлектронике. Поэтому мне тоже предстоит работать «от» и «до» — денно и ночно. Теперь иначе нельзя. Новое время, братишка, стимулирует мыслить по-новому.

— Вот я и мыслю вывод: технарь в тебе победил.

— Во мне победила дальновидность: в первые годы после распада Союза студии звукозаписи в каждой бывшей республике будут востребованы не меньше, чем профессиональные музыканты. Хочу успеть быть среди первых.

— Ну, да. Действительно дальновидно. А меня чё так всесторонне опекать стал? Клиента готовишь?

— И клиента тоже, — рассмеялся Джон.

И вдруг он продолжил с совершенно серьёзным тоном:

— А если честно, Лёха, это меня Алисочка Форточка попросила: «Милый Джон, умоляю! Выведите Алекса в люди. Он этого достоин. Правда!».

От неожиданности меня словно током ударило. И тут без преувеличений: при упоминании имени этой женщины, да ещё в таком контексте, по всему моему телу пробежала дрожь. Я, помню, почувствовал, что краснею. Немая сцена затянулась. А дальше…

А дальше об этом должно быть записано в дневнике. Сейчас найду…

Первый вечер первого дня Нового года.

В конце дня Джон снова вызвал меня на откровение. Конечно же, он пошутил в новогоднюю ночь, говоря о том, что Алиса попросила его «вывести меня в люди».

— Я просто увидел, как ты в лице изменился, когда Мартин упомянул про Форточку. Ну, думаю, неровно дышит наш бременский музыкант в сторону этой королевы. Но твоя реакция на мою шутку была для меня очень даже неожиданной.

Глядя на меня, словно старший брат, Джон спросил напрямую:

— Ну, что братишка, втрескался в неё?

Я лишь молча опустил голову.

— Да, ладно. Не отвечай. И так видно…

Затем он, остановившись на своей мысли, продолжил бодро, оптимистично… Как он это сказал?.. Вроде так:

— Так ведь твои чувства к этой восходящей звезде должны для тебя стать сильнейшим стимулом к развитию. Докажи, что ты не Лёха из Савка, а Алекс из минского бомонда! Слабо? А? Слабо?

— Ты чё, меня на понт берёшь?

— Слушай, Лёха-Алекс, заканчивай ты с этими словечками пацанскими типа «чё», «понты», «блин» и т.д., и т. п. Это уже не твой размерчик. Согласен?

— Согласен, Ванюха-Джон. Сам хотел уже взяться за чистоту своих измышлений и изречений.

— Считай, что я тебе помог…

Джон мне ещё пару советов дал. А я ему — клятву стать настоящим Алексом из бомонда. Затем Джона снова кто-то отвлёк, и я так и не успел сказать ему, что приятно удивлён переменам, которые так ощутимы в нём. Заботится обо мне, как отец родной.

На этом — пока финиш.

Прощаемся.

Полночь миновала. 4 января уже. Перевариваю…

Перевариваю и смиряюсь…

Дело в том, что звонил Джон и пригласил меня в Рифы (какое счастье, что наше кафе не стёрлось с лица города в этой перестройке-переломке вокруг!!!) — сыграли с ним в дуэте в качестве безвозмездной поддержки престижа сего храма молодёжной культуры.

Надо же! Не играли вместе чуть ли не целый год, а жгли, как по маслу. Пел, разумеется, я — по приказу комбата Джона. Думали, что публики будет мало, а оказались в аншлаге… Эх, жаль, что он в звукачи подаётся, и нам не светит дальше играть вместе…

После выступления сели за столик в дальнем уголке, Джон и говорит:

— Я ведь с тобой в последний раз не успел на одну темку договорить. Интимную.

— Ух, ты… Ну, давай. Я слушаю.

— Да это ты давай. Слушаю я.

Тут я подвисаю немножко. А Джон конкретизирует:

— Про свою проблему говори любовную и не красней. Передо мною смущаться, братишка, — это не та тональность…

В общем, чувствовал, что держать в себе всю эту мелодраму больше, действительно, не могу. Но и начать откровенничать тоже не могу. Молчал как олух…

Тогда Джон многозначительно посмотрел на меня и начал, вернее, продолжил сам:

— Я свою первую любовь, увы, толком и не помню… Было это в десятом классе. Она была уже первокурсницей иняза и пришла в нашу школу на дискотеку к своей подруге. Потанцевали. Поговорили мило. А потом, бац, — наш школьный ВИА на сцене, а я у микрофона с гитарой. Она от меня в восторге… Летом встретились пару раз. В кино сходили и на концерт Песняров. А потом я поступал в РТИ, а после экзаменов резко на море рванул. Помнишь, тебя ещё звал с собой?.. А потом и учёба началась — закрутился денно и прочно, не позвонил ей ни разу. А потом у меня какая-то шиза в башке клеманула, и я за каждой юбкой бегать стал — денно и срочно. Только ни с кем у меня из этих Тань, Марин и Ань даже близко не было тех… Как бы это сказать?.. Тех ярких, сердечных, даже, наверное, чистых чувств, которые дышали в моей груди по отношению к той первокурснице. Секс был со многими, а вот таких чувств — не было. Но я только сейчас въехал, что секс и любовь — это, как земля и небо, — ни одно и то же. Я, болванчик, ведь даже имя её забыл, и черты лица — тем более. И, разумеется, номер телефона где-то посеял. Где ж мне теперь её искать?..

Он глубоко вздохнул, а я молча подумал о том, что среди всех перемен за последние годы меня больше всего потрясла всё-таки эта перестройка в Джоне. Внешние перемены даже в масштабах всей страны как-то отходят на второй план, когда в твоём друге рождается новый, более сильный. умудрённый житейским опытом человек.

— Так что, братишка, у тебя такой оплошности, надеюсь, не будет. Ты свои чувства не распыляешь на всяких встречных-поперечных. Мне порой кажется, что встреть я ту бывшую первокурсницу, тех светлых, чистых порывов к ней уже не испытаю.

После этих слов он опустил голову, будто осуждённый на скамье подсудимых, а я на несколько мгновений ощутил эту его душевную тяжесть, как собственную.

И тогда меня, наконец-то, пробило на откровение. Я говорил ему о том, что предпочёл пережить свою боль в одиночестве. Даже не пережить, а адаптироваться к ней, ведь между мною и Алисой — непреодолимое пространство. Она даже не знает о существовании какого-то там драйвера, оставшегося без группы. Драйвера, который вдруг настолько пленился её образом, её силой, красотой и талантом, что написал целую тетрадь стихов, принимал наркоту от безответности чувств и даже был готов навсегда бросить музыку, дабы стать одиноким поэтом — пусть даже отшельником.

— Она мне одно время снилась несколько раз подряд. И в один из этих снов я будто бы её обнял. Она ко мне прижалась. Я ощутил что-то наподобие кайфа. Чувство облегчения. И, оп, просыпаюсь мокрый. Но не от пота, а от… другого.

— Ясно, Лёха. Сработал основной инстинкт, который между ног. И он порой мудрее нас с тобой…

Мне стало легче оттого, что я вынес этот ссор из сокровенных углов своей души. Стыда при этом, как могло показаться прежде, не чувствовал.

— Знаешь, — задумчиво продолжил он, — ты уже превзошёл меня. Ты остался верен своей Прекрасной Даме. Да и найти её, будь она хоть королевой английской, раз в десять проще, чем мою первокурсницу. Так что, братишка, я тебе дважды завидую… Ох, столько красавиц отменных, даже лучше твоей Алисочки, вокруг меня вертелось, когда я был одним из Элвисов! Но такая пустота от всех их красот стала бить мне в грудь… Странно, уже второй месяц у меня нет женщин для постели, а я и не нуждаюсь в их ласках и глазках. Раньше ни за что на свете не поверил бы, что такое возможно…

Затем он заказал стакан водки и со словами «Знаю ведь, что не поможет эта дрянь, но пью, блин» выпил залпом. Сморщился, покраснел и, встряхнув головой, сказал:

— Вот так, братишка, как я сейчас, никогда не делай. Никогда… Ты никогда ещё вот такого вот Джона-слабака не видел.

— Так и ты, братишка, тоже так больше никогда не делай. Обещаешь?.. Тебе это не должно быть слабо. Обещаешь?

Он пообещал. Даже не один раз. Даже рукой по столу ударил…

На этом, пожалуй, всё. Воспоминаний получилось сегодня выше крыши..

Спать давно пора, Алекс.

Гудбай…

* * *

Я откладываю дневник, вспоминая о том, что концовку той беседы с Джоном я всё-таки не записал. Почему?..

Да потому, что после обещаний больше не пить «ни с горя, ни даже с радости» Джон спросил, была ли у меня когда-нибудь близость с женщиной, и тогда мне стало действительно стыдно. Стыдно, словно меня поймали с поличным. Стыд от ничтожного чувства страха быть не таким, как все.

В ответ я лишь мотнул голой: мол, не было.

А Джон сказал ту фразу, которая мне очень помогала все эти годы:

— Ну, и молодец! Держись ты подальше от всей этой заразы — поспешных и случайных связей. Храни себя для своей единственной. И не стыдись этого, братан. И обязательно найди путь к её сердцу. Обязательно!..

Он пообещал мне помочь познакомиться с Алисой. Но я понимал, что пока не стану вращаться в музыкальном обществе солидного уровня, пока не пристроюсь в какой-нибудь приличный проект, познакомиться с ней не будет повода.

Я тогда не мог знать, что путь к сердцу Алисы Форте откроется для меня по-настоящему только сейчас, через двадцать с лишним лет. И за эти годы мне пришлось не один раз задуматься о смысле слов Джона насчёт любви и преждевременных связей. Ибо так уж сложилось, что мне было трудно выработать однозначное отношение к интимной стороне жизни. Если бы я был мужем любимой женщины или, напротив, монахом с духовным стажем, то жил бы, наверное, припеваючи. Но, увы…

Увы, в школе детей хоть и учат основам безопасности жизнедеятельности, но всё это касается тела, а не души. Словно у души и нет этой самой жизнедеятельности. Или у человека нет души, нет духа, а только лишь одно Тело. Everybody… Но ведь и относительно тела не учат же, черти, как держать этот сосуд в чистоте кристальной. Вот какой парадокс… Однако я отвлёкся.

Что у нас там дальше по дневнику?.. Так… Так и есть — пробел. Следующая запись только через полгода. Да и в дальнейшем до года 1995-го я записывал крайне редко.

Итак, читаю…

Утро, 16 июля. Завтра первый экзамен…

Волнуюсь, как перед первым в своей жизни концертом. Просто ситуация непривычная?.. Не сказал бы. У меня последнее время чуть ли не каждый день — непривычный, непохожий…

Событий за эти месяцы было много, словно в новую жизнь окунулся. Даже до дневника руки не дотягивались. А самыми концептуальными были, наверное, уроки по вокалу и, в целом, вся эта подготовка к поступлению в кулёк. Ближе к маю я даже прекратил репетиции в составе начинающей рок-группы без названия. А вот свою подработку в кафе «Виктория» в качестве музыканта не прерывал. Неделю назад исполнил там несколько медлячков, которые сочинил в порывах своей безответной любви к Алисе. Прошло на УРА. Даже не ожидал такого эффекта. Просили исполнить на БИС раза три.

Один из медлячков — конкретно блюз. Вот и сейчас в голове что-то блюзовое вертится… Эх, заблюзую скоро вплотную…

Джону — браво! Помог, как и обещал, с педагогом по вокалу. Да к тому ж из самого кулька преподаватель…

Где ж ты сейчас, Джони?.. После московских курсов по звукозаписи ещё куда-то укатил.

Но обещал вскоре вернуться в Минск, ведь тут он уже закрутил процесс создания первой своей студии… Неужели через каких-то полгодика мы опробуем это его детище?..

Ладно, ставлю точку. Отдаюсь стихии экзаменационной.

Ни пуха, ни пера мне завтра!!!

Полдень, 15 августа. Еду в поезде…

Сегодня очередная годовщина смерти Цоя — 2 года. Встретил этот день на колёсах («Электричка везёт меня туда, куда я не хочу»). Возвращаюсь из Крыма.

Решил туда рвануть дикарём-одиночкой на недельку сразу после экзаменов. Даже не знаю, поступил в кулёк или нет. Приеду в Минск — узнаю. А пока… Пока еду домой, грех не черкануть десяток строк об этих крымских денёчках. Самое-самое яркое из массы впечатлений.

Итак…

Море, солнце и еда!

Не для этого сюда

Я приехал дикарём.

А уехал королём!

Я насытился нирваной

В одиночестве чудесном.

Не резиновый — хрустальный

Разум был. Сплошная Песня!..

Именно так и было. Полная гармония с самим собой и окружающим миром!.. То ли я под мир подстроился, то ли он под меня… Шутка!.. Вместо недели провёл в своём раю десять дней. На первые три дня обосновался на веранде у хозяев-знакомых, а потом нашёл классное место у подножия Ай-Петри — панорама бесподобная, вид на море — блаженство. Так и сделал это местечко своим пристанищем.

Читал запрещённую в Советское время книгу — сборник бесед Бхагавана Шри Сатья Саи Бабы «Ум и его тайны. Как стать Богом» — и созерцал. Созерцал и свой ум, и свою душу, и этот земной рай вокруг. И становился Богом. По крайней мере, богом собственной судьбы. Впервые за все эти годы, если не считать, наверное, детства, я пребывал в безмятежности, в полном согласии между душой и телом. Улыбался чуть ли не каждому щебету птиц и порыву ветра, прикосновению к морю. А встреча рассвета и заката, как и купание в море, были для меня своего рода священнодействиями.

О, как я благодарен Свету

За эти чудные мгновенья!

Во мне открылся взор поэта

На полноту круговращенья

Обычных дней и непохожих…

Себя моложе ощущаю,

Хотя так молод по годам.

А по утрам! Я по утрам

Улыбкой двери открываю…

Могу их даже и теперь

Открыть, от Крыма удаляясь.

Сквозь расстоянья вдохновляюсь!..

В воспоминаниях купаясь,

Я каждый миг благодарю

За то, что побывал в Раю!

Но этот Рай не обозначен

На карте мира ни одной,

Он просто вечен, чист, прозрачен,

Я увожу его с собой…

* * *

На этом запись заканчивается. Поэт высказался. А может, и отвлёкся на что-то… Но читая эти строки, я ожидал, что будет ещё что-нибудь. Что-нибудь из того, что помогло мне ощутить Рай… Во мне ведь в те дни Человек проснулся и развернулся во всю ширь да глубь. Единение с природой было катализатором моего духовного взлёта. Я… Я даже сейчас ощущаю импульсы тех возвышенных чувств. Закрываю глаза и…

…и возвращаюсь к подножию Ай-Петри. Лёгкое дуновение ветра. Тонкий аромат незнакомых мне цветов. Безоблачное небо, освящённое солнцем. Небо, сливающееся за горизонтом с полосой бесконечности — с морем…

…с морем бесконечности… Царство Голубого и Зелёного — тоже бесконечность. Я частичка этих морей. Но я расту. Я расту, и — растёт Бесконечность! Растёт всё вокруг…

…вокруг меня волны радости. Я не птица, но взлетаю. Мои крылья — и есть эта радость, эта лёгкость. С лёгкостью я наблюдаю за течением Времени. Лёгкость Времени и Волны Бесконечности увлекают меня ввысь. Я парю — а может быть, уже и не только я (?) — над бескрайними горами, лесами, морями. Взлетаю…

…влетаю-погружаюсь в неописуемое Блаженство.!.. Ещё, ещё мгновенье! Ещё одно! Ещё! И…

…и вдруг… просыпаюсь.

Так это был сон?.. Или что-то вроде медитации?

Медитация-сон… Что-то похожее я ощущал там, у подножия Ай-Петри… Не ожидал, что смогу обновить такое состояние. Обычно зарядку-медитацию делаю утром, когда просыпаюсь, и вечером, перед сном. А тут такое… Наверное, так настроился на тот мой крымский рай, что усилил эффект максимально.

Закрываю глаза, устраиваюсь поудобней на диване… Нет, сон-рай не возвращается. Значит, большего я пока не достоин… Спасибо, Господи, и за это! Благодарю!

Да и какой может быть повторный сон, когда уже вечереет. Пару часиков — и спать пора. Успею ли за середину 90-х заглянуть?.. Должен успеть, коль я в ту пору стал реже с дневником общаться.

Итак, что у нас там?

День в разгаре, 17 августа. Поступил!

Поступи-и-и-и-ил!!!

О, Кулёк! О, Музы! О, Джон! О, мама дорогая! О, я молодец!

Я студент-заочник 1 курса!.. Ну, звёзды эстрады, ну, Алисочка Форточка, до скорой встречи на сцене и за кулисами!

Всё, больше слов нет. Просто шквал эмоций! Ещё один рай в душе за текущий месяц! Мой волшебный август!..

Десять вечера, 1 октября. Мысли сквозь усталость.

Позади первая сессия — установочная. Говорят, она запомнится больше других. Самым ярким моментом пока было посвящение в студенты… А Джон так и не смог вырваться в Минск. Только звонил пару раз. Напутствие давал…

Снова вспоминаю Крым. Мисхор… Ай-Петри! Ай-я-яй!!! Я ведь в последние дни даже уезжать не хотел. Наивно мечтал вот так всю жизнь, или хотя бы до конца лета, среди природы, почти отшельником… Книгу даже написать задумал о философе-путешественнике. Да где уж теперь… Если бы под вершинами гор остался, точно бы писать начал.

Ладно, Паустовский, тебе не о природе писать надо, а сольфеджио заниматься и музлитературу штудировать.

Кстати, о книгах. Я тут всерьёз увлекся философией — немецкой и французской особенно — сверх учебной программы. Перед сном прочту хотя бы пару страничек.

Короче, гудбай.

Прощаемся…

Вечер, 7 ноября. Джон приехал!

И прям-таки на годовщину Великой Октябрьской революции. Надо же такому случиться!

Хотя, это даже прикольно оттого, что символично получается: планы у Джонни революционные. Он своим оптимизмом заряжает с первого слова. Даже не верится, что тогда, в начале года, в Рифах он был таким потерянным…

Скоро вечер, 26 декабря. Рождество продолжается!

Вчера выступил в Рифах на рождественском сейшне. Джон специально так вся организовал, чтобы для моего сольного выступления было минут 15.

— Нет, братишка, не буду я тебе подыгрывать, — «обрадовал» он меня за пять минут до выхода. — Считай, что экзамен сдаёшь. Выжми из своего голоса многоголосие, а из гитары — мини-бэнд. Только так мы сможем тебя достойно представить на кастинге у Мартина.

Эх, ма… В новых ритмах жизни я совсем забыл про этот кастинг. Значит, его с лета перенесли на зиму?

— Да, — подтвердил Джон. –Труба зовёт! Послезавтра едем в Москву. Кастинг будет 29-го. А в новогоднюю ночь шоу будет — споют все те, кто прошёл кастинг: в одной программе со звездами.

Отвечая на мой трижды вопросительный взгляд, он уточнил:

— Планируется, что будут группы Браво и Воскресенье, Владимир Кузьмин, Лариса Долина и… некая Алиса Форте.

Когда он называл первых из этого перечня, я думал о том, как хорошо, что у заочников сессия стартует 4 января. А когда услышал магическое для меня «Алиса Форте», был готов сию же минуту выйти к публике и выжить все соки, все краски из своего голоса и своей гитары. Даже чуть было не услышал, как Джон закончил перечень звёзд:

— А из зарубежки должны быть Smokie — любимая команда Мартина.

В общем, в Рифах спел и сыграл я на одном дыхании. Это было самое лучшее выступление в моей жизни. А медлячок, сочинённый мной под магией чувств к Алисе, ввёл меня в такой транс, что я ощутил её присутствие тут, в кафе…

Кстати, о Рифах. Эта кафешка скоро станет ночным клубом. Так сказал вчера Джон. Аргумент — клубный бизнес закручивается. В Москве уже больше десяти клубов открылось… А наш Джон — это ходячее музыкально-информационное агентство.

Кстати, о Джоне… После моего выступления ко мне подкатили двое типа продюсеров и предложили организовать запись моих песен в какой-то крутой (я впервые услышал это описательное слово в подобном контексте, поэтому спутал его с «крытой») прибалтийской студии, название которой… Сейчас не вспомню. Я уж было уши-то и развесил. Но… Бдительный Джон отогнал от меня сомнительных дельцов и произнёс такие вот сильнейшие слова:

— Алекс, помни: нет на постсоветском пространстве частной студии звукозаписи круче — и по защите авторских прав, и по качеству оборудования — той, что будет очень скоро у Джона. А во-вторых, ты, братишка, — мой клиент номер один. И я тебя никому не отдам. И никогда не предам. Сечёшь?

Я, разумеется, и сёк, и просёк. А он залился заразительным смехом и добавил:

— Блин… Блин-олади, ха-ха-а-а!.. Я тут тебе сейчас высказал, словно девица в любви объяснилась. Считай это братанством– и творческим, и общечеловеческим.

После таких слов я мог сделать только одно — обнять друга. Чуть слезу не пустил.

На этой мажорной ноте, перешедшей в минор, буду заканчивать. Чёт я расписался, как тот Лев Толстой. Забот-то теперь стало с этим кастингом — выше крыши. Завтра утром в Москву.

Удачи мне! И… дай Бог, завязать знакомство с Алисой!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

* * *

До конца страницы больше ничего не записано. Перелистываю. Следующая запись датирована 12-м января. Вся та новогодняя баталия, выходит, оперативно не была отражена в дневнике.

Я смотрю на часы. Почти половина девятого вечера. Какой необычный день! Никто сегодня не звонил. Я никуда не выходил… Даже на гитаре не играл, не пел. Так дневником увлёкся… Завтра надо обязательно пройтись по городу, заодно получше переварить прочитанное. Да и помузицировать надо успеть. Просто выпало три полностью свободных дня. Свободных от всего обычного и срочного, и важного. Такое бывает… Да такого, если не считать летние отпуска, не было ни разу с той поры, как после армии дней пять отдыхал…

Ладно, двигаемся дальше. Что ж я там записал такое неоперативное после Нового года-1993?

Час ночи. 12 января 1993 года. Разное.

Алиса не позвонит…

Сессия напрягает…

Мартин выпендривается…

Джон — мой релаксатор.

Искатели Рая — проект не оригинальный.

Студии Джона в Минске — быть!!! В феврале!

* * *

И это всё?.. А чего ещё можно было ожидать от такой манеры? Минимализм, хоть и динамично читается. Ладно, сейчас расшифрую, что скрылось за каждой фразой. Итак.

«Алиса не позвонит»… Концерт со звёздами состоялся, и я как лицо, прошедшее кастинг, участвовал в нём. И то ли Джон подсуетился, то ли линии судьбы повернулись в мою сторону, но выпал шанс петь с ней — Алисой. Я узнал об этом утром 30 декабря, накануне концерта. Мои надежды на контакт с ней оправдывались самым идеальным образом. Осознавая это, моё сердце готово было выскочить из груди. Я даже не мог сразу настроиться на разучивание «Возвращайся» — песни из её репертуара, совместная репетиция которой была назначена на… Точного времени не помню, но до неё оставалось часа два-три.

— Так, влюблённый ангел, — инструктировал меня Джон. — Первый экзамен ты сдал на отлично — прошёл кастинг. Я в тебе не сомневался. Теперь экзамен второй: так взять под контроль свои чувства, чтобы они тебе не мешали петь, а помогли произвести на Алису самые-самые лучшие впечатления. Уж поверь мне, сохнущий по звезде — пусть даже среднего уровня — начинающий исполнитель должен выложиться рядом с ней на большой сцене в раз десять больше, чем любой многоопытный и известный. Согласен?

Я не мог не согласиться, но и не мог мгновенно совладать с собой. Тогда мой сообразительный друг без лишних слов сделал невообразимое: вылил на меня ведро холодной (!) воды. Слава Богу, что я был только в одной майке, иначе ему пришлось бы давать мне на репетицию свою одежду.

В итоге, через пару часов я в сопровождении Джона покидал номер гостиницы в полной готовности к этому экзамену. Сдал-то я его тоже на отлично, но… после нашего блестящего исполнения песни Алиса, как и после репетиции, сразу же куда-то исчезла… Джон, успокаивал меня: мол, эти звёзды среднего уровня какие-то неуловимо сумасшедшие, с одного концерта — на другой…

— Наверное, с Аллой Борисовной Пугачёвой проще пару минут посудачить, чем с этой Форточкой ветреной поздороваться, — продолжал иронизировать Джон.

Я испытывал странное чувство: будто минут десять назад пел не с девушкой своей мечты, а просто… со звездой эстрады, выступившей по рабочему графику… А ведь так мне сногсшибательно улыбалась, словно я самый близкий для нее человек — во всей необъятной Вселенной… Вот так же подшефная организация оказывает поддержку своим подопечным из начальной школы. Тьфу ты… А если без иронии, то Алиса пела классно. Слова той песни я не забыл:

Возвращайся!

И не печалься!

Со стаей птиц вернусь и я

В любви весенние края…

Возвращайся!..

После этого припева, когда он прозвучал первый раз, я ощутил, что именно она, Алиса, возвращается ко мне. Об этом говорили и её глаза, и её улыбка, и её движения. Но… это был лишь образ. Честно отработанный сценический образ.

В общем, когда она так резко исчезла, я почувствовал себя никому ненужным, совершенно одиноким… А Джон, мой ангел-хранитель, снова меня успокаивал:

— Всё нормально, братишка! Ты этот экзамен сдал на «ура»! Вы спели вместе — это главное. А то, что она пока неуловима — это издержки профессии. Уверен, ты произвёл на неё отличное впечатление. Мы достигли цели! А при случае, я напомню ей о тебе — сам или через кого-нибудь. Предложу, например, ей записаться в моей студии. И тогда найду повод, чтобы дать ей номер твоего телефона. Эх, был бы у тебя мобильник… Ты в курсе, что в этом году в Минске запустят сотовую связь, а в России пейджинговая станет более доступной?

— Что-то слышал об этом.

— Сотовая — пока очень дорогое удовольствие. Стандарт связи аналоговый, поэтому телефоны будут громоздкие. До цифрового GSM мы ещё лет десять будем ползти. Но всё равно любая сотовая — удобно и заманчиво!.. Интересно, есть ли уже мобила у Алисы? Или твоя звезда мечтает с радостью эксплуатировать пейджер?.. В любом случае, надо будет узнать её номерочек.

— Узнай, дружище. А в следующую новогоднюю ночь Алисочка в честь годовщины нашего с ней дуэтного пения позвонит мне в Минск из любой точки планеты. Фантастика!

— Не могу уловить: ты мечтаешь или иронизируешь? Но в любом случае помни, что фантастика часто становится реальностью. Это дело времени и мозгов… Ты, кстати, подумывай уже о покупке пейджера.

— А ты сам-то подумываешь?

— А я на мобилу себе скоро заработаю. Я не писатель, чтоб со словами работать. Я звукач. Clear?

— Клея?.. А, причем, тут клей?

— Балда ты, Лёха! Английский учить надо. Пригодится. Понятно?..

— Yes!

Через неделю звукач мне сообщил, что мой домашний номер телефона уже есть у Алисы. На вопрос, как это у него получилось, Джон ответил:

— Только через третьих лиц. Кстати, с нового года твоя звезда стала пользоваться радиотелефоном — привезла фирменный аппарат из-за границы. Мобила тоже есть, но только в Москве и только у её помощника: типа секретарь — всё в секрете держит. Поэтому узнать какой-нибудь номерочек, имеющий отношение к лисе Алисе, не получилось — государственная тайна, понимаешь ли. Даже не получилось напрямую предложить ей запись в моей студии. Вот уж действительно Форточка — на замке. Но этот замок — тоже дело времени и мозгов. Она тебе ещё сама позвонит. Или даже придёт…

Спасибо Джону за оптимизм!.. Эх, мне бы хоть одну третью часть такого запала. Даже теперь…

Итак, какая там следующая фраза в дневнике?

«Сессия напрягает»… Учёба в Институте культуры в ту пору не очень-то оправдывала мои надежды. Обязанностей стало больше, свободного времени — меньше. Активно участвовать в культурной жизни вуза и города (опять же, через вуз) — в этом больше возможностей у очников. Мы ж, — птахи залётные… Хотя, при большом желании можно и активизироваться. С другой стороны, мне тогда вполне хватало актива вне института — те же самые кастинг и концерт со звёздами.

Да и Алисе было фиолетово, кто я: студент, доцент, или просто кент. Заставить меня думать иначе не смог бы даже Джон.

Поэтому вторая сессия, когда мы впервые сдавали экзамены и зачёты, напрягла меня малёк. Но в целом это испытание было несложным.

Следующая фраза «Мартин выпендривается»…

После кастинга осталось вместе со мной 12 человек: 6 парней и 6 девушек. А ведь для группы нужны были всего 2 пары — в 3 раза меньше. Мы с Джоном, наверное, были единственными, кто благодаря предварительному знакомству с Мартином знали об этой итоговой цифре 4. Поэтому сразу же сообразили, что остальные восемь нужны были для шоу-концерта.

А кто же эти четверо счастливчиков?.. Интригу сохраняли уж слишком долго. Не огласили «списочек» ни до, ни после боя курантов.

В чём причина?.. На этот вопрос так никто и не дал конкретного ответа. На следующий день, 2 января, когда все иногородно-иностранные участники концерта собирали вещи, чтобы освободить гостиничные номера, организаторы озвучили своё решение. Среди четырёх избранных меня не оказалось. И я уже не сомневался в том, что Мартин пригласил меня стать участником этого проекта больше для формального количества, чем из-за живого интереса к моей персоне.

Словом, Джон ничуть не пожалел, что отказался от участия.

— Мартин выпендривается, — повторял он эту фразу несколько раз, вспоминая своё с ним мимолётное общение до и после кастинга.

Что конкретно Джон имел в виду, я так и не узнал. Он на эту тему не распространялся. А фраза «Мартин выпендривается» продолжала срываться с уст моего друга ещё как минимум недели две после возвращения в Минск.

На очереди — фраза «Джон — мой релаксатор»…

А ведь на эту тему я уже много чего вспомнил, «распаковывая» предыдущие фразы.

Релаксатор… Ещё какой! А ведь по натуре, казалось бы, философ-одиночка из нас больше я, чем он. Может, я плохо знал своего друга?.. Возможно, его философия жизни ничуть не мельче моей, просто отличается и по образу мыслей, и по словам, и… особенно по поступкам.

Кстати, о поступках. Так, как заботился обо мне Джон, я не заботился ещё ни о ком даже до сих пор. В общем, если философское «я» свойственно нам обоим, то релаксатор именно он.

А ещё Джон был для меня в ту пору самым настоящим продюсером. Но уразумел я это гораздо позже.

Что у нас там дальше?.. «Искатели Рая — проект не оригинальный».

Ух, темка… Как же я ошибался, беря во внимание лишь форму: имидж этой группы, ради создания которой и проводился кастинг в Москве, напоминает квартет АББА. Поэтому, когда где-то через полгода после того новогоднего шоу мне вдруг позвонил Мартин и предложил подменить одного из Искателей Рая, первой моей мыслью было «Отказаться».

Но это уже другая история, о которой что-то должно быть записано в дневнике.

И вот последняя фраза «Студии Джона в Минске — быть!!! В феврале!»

Тут, в общем-то, ничего расшифровывать не надо. Тут — о ближайшем будущем, а не о ближайшем прошлом. Но так как я про открытие студии ничего не записывал в дневник, то вспомню сейчас самое основное…

Итак, её первооткрывателем, как планировал Джон, должен был стать я.

Я стал и первооткрывателем (правда, не в феврале, а в марте), и первопоражателем: поражался, наверное, больше всех, как это (?) он умеет двигать такую махину. Тут и в технике разбираться надо отменно, и в предпринимательстве шарить всесторонне. И ещё много всего-всякого уметь… Я, наверняка, не потянул бы груз такой. А мой дальновидный братишка планирует закрутить целую сеть студий по всем бывшим советским республикам.

Первопроходцем в студии звукозаписи «Мастер Джо» я был всего лишь минут пятнадцать. А потом пришли приезжие музыканты от спонсоров студии и её директор Иван Михайлович (то есть Джон) переключился на другие «радиоволны». Сюжет на радио, пару новостей в газетах и через дня три о первой белорусской частной студии звукозаписи пока не вспоминали.

— Обещали же мне и для телека новость сделать, — недовольствовал Мастер Джо. — Надо разобраться.

Ну, это я снова забегаю вперёд. Вернёмся к дневнику.

Вечереет. 28 февраля. Так мало о многом.