Бесплатный фрагмент - Страдá

Пролог

Дверь больничной палаты отворилась, и в проеме появился пузатый мужской силуэт. Лежащий на койке однорукий пациент зажмурился от света, пролившегося из коридора в комнату. Гость прошел внутрь и закрыл за собой дверь. Невозможно было разглядеть лицо посетителя из-за образовавшегося в комнате полумрака. Пациент попытался привстать, но из-за нового, непривычного ему состояния и отсутствия конечности сделать этого не смог. Тем временем силуэт приблизился к койке и замер.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил знакомый голос.

— Привыкаю, — бросил пациент, наконец узнав ночного собеседника.

— Я сожалею, что так получилось.

— Угу.

— Я выплачу твоей матери компенсацию. Обещаю.

В воздухе повисла неловкая пауза. Через минуту гость продолжил:

— Думаешь, другие люди не страдают? Я сейчас читаю Салтыкова-Щедрина, так вот даже он в свое время писал, что вся жизнь крестьянина есть сплошная страдá. Конечно же, он подразумевал два значения этого слова: работу по сбору урожая в полях и бесконечное страдание работяг, связанное с этой работой. И я тоже страдаю. Ты даже не представляешь, с чем мне приходится сталкиваться каждый день и какие вопросы решать!

— Я больше Некрасова люблю. Ну, может, еще Пушкина.

— Так у Некрасова тоже было. Вспомни! «В полном разгаре страдá деревенская…» Он очень точно описал то, что я хочу тебе сказать.

Пациент молча потянулся единственной рукой за пультом от визиофона и нажал кнопку включения. Висевший на стене напротив кровати экран загорелся. Шла программа о новейшей мировой истории.

Посетитель отошел к окну и, уставившись в ночное небо, сквозь зубы процедил:

— Я понимаю, ты обижен на меня и не хочешь говорить…

Однорукий прибавил громкость, и диктор заглушил речь гостя:

— Если копнуть глубже в поисках первопричин этой войны между силами объединенных африкано-азиатских стран, называющих себя Южной Стороной, и выступающего против них нашего с вами государства — Северной Стороны, мы обнаружим одно событие, произошедшее почти полтора века назад и побудившее южные страны начать кровавую бойню за пропитание и пресную воду. Этим событием является ядерный удар США по таким же ядерным запасам Ирана, в результате детонации которого климат на всей планете кардинально изменился. Продолжительная война откинула человеческий прогресс на пятьдесят или даже семьдесят лет назад, вернув всех нас в эпоху индустриализации.

— Да выключи ты эту дрянь! И без того тошно, — перекрикивая диктора, вспылил гость.

Пациент выключил визиофон и повернулся на бок, в сторону стоящего у окна силуэта.

Тот, в свою очередь, продолжил:

— Напомни, кстати, откуда ты приехал в столицу?

— Западно-Двинская область.

— Это бывшая Беларусь, что ли?

— Все верно.

— А я родился здесь, но корни из Сицилии. Сейчас этот район уже захвачен Южной Стороной… Это первый регион, куда они двинулись, спасаясь от невыносимой жары, пандемий и голода. Как раз в тот год все страны Европы, позабыв обиды и распри, слились с СНГ — и образовалась наша с тобой Северная Сторона. Если я правильно помню рассказы моего деда…

— Не знаю, я не изучал историю так глубоко.

— Ладно, вернемся к нашему вопросу. Предлагаю такой вариант: ты будешь числиться в моей компании как сотрудник с минимальным окладом… скажем, пятьсот в месяц. Сам же будешь сидеть дома на пенсии по инвалидности — это еще пятьсот. Итого получается тысяча. Неплохо, что скажешь? Конечно, за это я попрошу тебя молчать и позабыть о подробностях того, что произошло. Договорились?

— Знаете что? Деньги никогда не были для меня так важны, как для вас. Я занимался этой работой, потому что мне нравилось. Я хотел быть инженером! А теперь вы лишили меня самого дорогого инструмента — моей руки! Вы и этот ваш работничек Ломов! Не вижу смысла больше это обсуждать. — Пациент перевернулся на другой бок и уставился в стену.

Посетитель открыл окно, желая проветрить палату. В это время с улицы раздались глухие удары полицейской дубинки и последовавший за ними треск шокера. Гость затаил дыхание. Где-то за углом больницы послышались крики, заглушаемые нарастающим воем полицейской сирены.

«Кого-то жестко задержали. Скорее всего, безработные или оппозиционные писатели, раз успевают шляться по ночам… Теперь уедут в колонию-поселение за тунеядство», — подумал гость и закрыл окно.

Он вновь подошел к койке, на которой лежал его собеседник.

— А что ты тогда предлагаешь, если не хочешь денег? Пойми, мне очень нужен этот контракт на поставку комбайнов. Он жизненно необходим всем нам! Мы не можем терять время!

Однорукий лежал, не реагируя на вопрос.

— Молчишь? Ты вообще слышишь меня? — Гость тронул пациента за плечо, отчего тот наклонился лицом вниз, уткнувшись в подушку.

— Ты уснул, что ли? Проснись! Давай закончим, — интенсивно тряся больного, не отставал гость.

Реакции не последовало.

Посетитель пощупал пульс на шее, но так и не нашел его.

«Все-таки он умер. Сепсис… Я просто зря трачу время. Ну, зато вопрос решился сам собой», — подумал мужчина и тихо, словно тень, выскользнул из палаты.

Глава 1. Последний приют

Виктор опять засиделся допоздна — необходимо закончить работу в срок. Руководство давило, грозило лишением премии, а ее так не хотелось упускать! В деревне у Виктора была больная мать; ей требовались лекарства, и все деньги он тратил на покупку дорогих препаратов.

Конструкторское бюро, в котором Виктор трудился разработчиком, принадлежало иностранцу Лоренцо Пагани — итальянцу по происхождению, потомственному инженеру и бизнесмену, чья семья на протяжении уже ста лет была известна в мировой сельскохозяйственной индустрии. Они производили технику для обработки полей, виноградников, сбора сельскохозяйственных культур и всего того, что земля дает людям. Под его маркой выпускались в том числе и мощные комбайны «Глинер Пагани», над разработкой которых как раз трудился Виктор. Название машины происходило от иностранного слова «глинер», что означало «собиратель колосьев» на языке одного из государств, некогда существовавших на европейском континенте.

Недавно господин Лоренцо открыл для себя новую и актуальную нишу — военная техника. Начали с поставок тракторов для нужд армии, поэтому бизнес шел в гору, темпы производства росли, а Лоренцо давил на инженеров, чтобы те не расслаблялись и успевали завершать разработки в срок. Представители армии требовали высокой отдачи, а контракт на поставки, который перепал Лоренцо, оказался кабальным: необходимо было в кратчайшие сроки поставить армии пятьсот бронированных тракторов, так как страна вела бесконечную войну с оголодавшими и обезумевшими от жары и пандемий южными соседями. При этом государство за последние три года уже потратило на боевые действия баснословные средства, так что трактора уходили с минимальной прибылью. Лоренцо искал способы удешевить продукцию ради увеличения дохода, при этом оставаясь в рамках требований заказчика к качеству. Уж очень не хотелось ему терять надежный рынок сбыта, тем более что трактора шли в расход быстрее, чем любая другая техника.

Армия использовала их для различных целей: разминирования полей, когда спереди к ним пристегивали что-то наподобие бронированного плуга или трала для выкорчевывания мин; для буксировки застрявшей и поврежденной техники; для рытья окопов с помощью прикрепленного к ним ротора с ковшами, превращавшего трактор в траншеекопатель. Враг не жалел ни гуманитарных автомобилей, ни технических средств вроде тракторов — бил их дронами или прямой наводкой обстреливал из минометных батарей. В отличие от танков, трактора были не в почете, и армейские командиры их не считали, потому особо не жалели, смело отправляя на передовую, что было на руку Лоренцо, который закупил металла на годы вперед и теперь активно штамповал бронемашины сутки напролет, получая гарантированную оплату в срок от министерства обороны, пусть даже ценой бессонных ночей измотанных инженеров и постоянных вызовов в министерство обороны для очередной «показательной порки» перед другими такими же промышленниками, не поспевающими за поставленным жестким планом.

Тем не менее основной доход Лоренцо приносили комбайны. Государство закупало их не в меньшем, а иногда даже в значительно большем количестве, ведь требовалось обрабатывать огромные посевные площади, чтобы кормить армию и население страны. Самым печальным было то, что в последнее время из северных областей стали поступать претензии к качеству техники. Земля там была плотнее, за зиму промерзала сильнее, чем на юге. Весной обработать ее было сложнее, и поэтому техника должна быть мощнее и выносливее. Но так как весь качественный металл уходил на нужды армии, в сельскохозяйственную отрасль шла техника из металла вторичного использования с примесями, низкого качества. Из-за этого случались частые поломки валов, ступиц, лопались и трескались важные узлы и агрегаты. Не выдерживали холодных зим и приходили в негодность раньше срока детали. Лоренцо был недоволен, ведь имя со столетней историей и итальянским происхождением и негласный титул короля техники не позволяли ему выпускать брак. При этом Пагани старался экономить на чем только возможно; часть деталей заменили на пластиковые, поэтому инженерам приходилось балансировать между ценой и качеством, изобретая все новые и новые механизмы и способы их соединения.

— Ну что там у тебя?

Виктор вздрогнул и обернулся. В дверном проеме появилась пузатая тень Лоренцо.

— Господин, хочу сегодня до полуночи закончить расчеты по использованию нового сплава. Надеюсь, что в этот раз редуктор не заклинит. — Виктор ответил, поправив очки и повернувшись к вороху чертежей, лежащих на столе и освещенным желтым светом настольной лампы.

— Давай-давай! Поспеши! Получить такое письмо из Северной области было позором для меня. Как ты помнишь, они сильно разочарованы тем, что наш комбайн «Глинер 2800» встал посреди поля, потому что разработанный тобой редуктор заклинило!

— Скорее всего, в лезвия попало то, чего он не смог перемолоть. Может, пень или корень дерева, потому что…

— Молчать! Мне нужна надежная машина. И не забывай, что я плачу тебе зарплату с прибыли. Если наша техника будет дорогой, ее никто не станет покупать, особенно наше нищее государство! Так что постарайся не выйти за рамки бюджета.

— Да, господин, — поникшим голосом ответил Виктор.

Тень Лоренцо исчезла, и инженер с облегчением откинулся на стуле. «Нет, этот сплав тоже не подходит. Такое усилие, какое они требуют, невозможно создать из таких материалов», — думал Виктор. Он окинул взглядом свой кабинет, освещенный единственной тусклой настольной лампой. Огромный стол, вытянувшийся вдоль длинного окна, смотрящего вглубь инженерного цеха, вмещал ворох скрученных в трубочки ватманов с чертежами. Помимо них, на столе и на полу вокруг него располагались рабочие модели разных механизмов, выполненные в уменьшенном масштабе и демонстрирующие принципы работы тех или иных узлов и агрегатов. Обшарпанные, серые от пыли, испещренные сколами стены, стоящий здесь запах резины и горюче-смазочных материалов навевали тоску.

Уже стемнело, и Виктор решил пойти домой, чтобы хорошенько выспаться: завтра утром нужно с новыми силами приступить к расчетам. Он надел свое серое пальто, натянул на голову темно-синюю беретку, связанную матерью почти десять лет назад, поправил очки и, запихнув старый, обтянутый дерматином чемодан под мышку, устремился вниз по лестнице — к выходу из инженерного цеха.

На улице стояла поздняя осень с характерными для нее ветрами, сыростью и серостью. Единственными яркими пятнами были желтые и красные листья под ногами, да и те с наступлением холодов тускнели и чернели, сливаясь с асфальтом. Порывы ветра подгоняли одиноких прохожих, срывая с деревьев последние жухлые листья и со всей силы швыряя их на дорогу. Капли мелкого дождя барабанили по крышам и мостовой, собираясь в грязные лужи и единым потоком устремляясь в ливневки.

Был поздний вечер четверга, и народ уже готовился к пятнице. В барах и ресторанах горел свет, из их окон доносилась музыка. Внутри было видно веселящихся молодых людей — парней и девушек, чьи родители смогли обеспечить их в столь непростое для страны время. Подрастающее поколение из семей обычных работяг либо трудилось на заводах, либо было на фронте. Но только не эти отпрыски! Им — вечно празднующим, смотрящимся в огромных окнах ресторанов как марионетки на витрине — было невдомек, что где-то на заводах и в окопах стирают руки и ноги в кровь, отдают жизни за страну, страдают от недоедания и адских условий их менее удачливые сверстники.

В момент, когда Виктор проходил мимо одного из таких заведений, его дверь распахнулась, и на улицу вывалилась толпа выпивших молодых людей: три парня и две девушки. Они, как намертво спутавшиеся хвостами грызуны, называемые в среде ученых-этологов «крысиным королем», тянули в разные стороны, но не могли отпустить друг друга, иначе рисковали просто потерять равновесие и свалиться в лужу. Все это происходило под женский хохот и визг, под мычание выпивших парней. Один из них — упитанный, с черными кучерявыми волосами и маленькими ушками — подошел к небрежно припаркованному напротив входа в заведение черному внедорожнику «Сатисфактору». Водитель тут же выскочил и открыл заднюю дверь.

— Миша, а теперь в баню. Едем купать девочек! — прохрипел толстый парень под одобрительное мычание товарищей и смех девчат.

— Да, господин. Прошу, садитесь! На улице ветрено, застудитесь, — молниеносно отозвался водитель Миша.

— Так, девки, пролезаем по одной и занимаем места согласно купленным билетам! — Толстяк прохрипел бородатую шутку, а его спутницы, хохоча и сверкая коленями, как антилопы, поспешили скрыться от ветра и дождя в салоне огромного черного внедорожника.

Когда девушки набились в машину, толстяк сел спереди и махнул оставшимся парням:

— Свободны на сегодня.

Миша хлопнул массивной дверью, оббежал огромный, как нос бегемота, капот и сел на водительское место. Черный «Сатисфактор» с тонкой позолоченной полосой вдоль всего кузова и хромированными дисками плавно, но быстро сорвался с места и укатил в сторону пригорода, подальше от центральной улицы, оставив глубокий замысловатый след от протектора на пыльной выцветшей лужайке перед заведением. Двое оставшихся парней — видимо, охранники того толстяка, — вернулись в ресторан над входными дверями которого красовалось название «Снежный барс».

«Да уж!» — подумал Виктор и еще быстрее зашагал в сторону своего кластера.

Кластерами называли жилищные комплексы для малоимущих граждан. Они представляли собой группы серых и угрюмых высотных домов по двадцать пять — тридцать этажей. В кластере было по пять, а иногда и по десять таких башен. Численность одного кластера достигала двух-трех тысяч человек. Здесь была минимальная инфраструктура: на первых этажах располагались магазины, аптеки, цирюльни, рюмочные, в подвалах иногда были мастерские, а крайне редко — бордели.

Бордели в последнее время можно было найти только в центре — у народа уже не осталось денег, чтобы их посещать, — но те, что все-таки сохранились, пользовались популярностью. Еще их красиво называли домами терпимости. Входной билет был по карману только состоятельным гражданам, а такие находились всегда: и в мирное время, и тем более в военное.

В борделях можно было познакомиться, поскольку они были и мужскими, и женскими. Сюда ходили представители обоих полов — обычно на шоу-кабаре или стриптиз. Также там оказывали интим-услуги — существовали комнаты для свиданий, где можно было провести время в тишине и пообщаться не только с персоналом, но и с понравившимся посетителем или посетительницей. Ведущий мероприятия и танцоры с танцовщицами курсировали по залам и помогали народу раскрепоститься, подталкивая к знакомству и дальнейшему общению.

Все это было организовано в рамках правительственной демографической программы по росту рождаемости в стране. Война уносила десятки тысяч жизней ежемесячно. У населения было множество бытовых проблем, из-за которых распадались семьи, не заключались браки. Непрерывная работа отнимала все свободное время… После отключения глобального интернета, а вслед за ним — и локальных сетей люди начали по старинке собираться в клубах, которые затем превратились в бордели во всех смыслах этого слова…

Тем временем Виктор дошел до своего кластера. Прежде чем войти в подъезд, он на минуту нырнул в соседнюю дверь, за которой располагался неизменный магазин, существующий вне времени, — «Продукты 24» — и купил там бутылку яблочного сидра. Затем поднялся на пятый этаж в свою теплую квартиру-студию.

Она была небольшой — двадцать пять квадратных метров. В одном углу единственной комнаты располагался небольшой кухонный гарнитур, в другом — диван-кровать, а между ними — круглый стол и два стула. Небольшой коридор вел в ванную, совмещенную с туалетом, и все это можно было разглядеть, не разуваясь, стоя на коврике в прихожей. Такая квартира в кластере считалась типичной для среднестатистического горожанина, и различались они разве что цветом стен — от светло-серого до хаки, так как других красок в Северной Стороне особо и не выпускали.

На стене в прихожей висело зеркало, и Виктор, наконец вошедший в свое жилище, поглядел на собственное отражение. Перед ним был мужчина лет тридцати пяти, худощавый, черноволосый, в очках и с карими глазами. Густые волосы были растрепаны из-за только что снятой беретки, глаза выражали многодневную усталость от бесконечной работы над проектом, а бледная кожа из-за скудного питания казалась старше самого ее обладателя. Изрытые морщинами впалые щеки и подбородок покрывала черная трехдневная щетина с проседью. Выпирающий далеко вперед нос казался перепачканным машинной смазкой, и Виктор поспешил тут же стереть ее длинными в ссадинах и царапинах пальцами. Типичный ученый-инженер, из которого выжимают все соки в конструкторском бюро.

Виктор скинул ботинки и пальто, сделал несколько шагов и плюхнулся на диван-кровать, случайно прижав ногой валявшийся на полу пульт. Он задел кнопку включения, отчего в темноте загорелся экран визиофона, стоявшего напротив.

Это устройство чем-то напоминало телевизоры из недавнего прошлого. Здесь была встроенная программа для общения на расстоянии, однако в ста процентах случаев собеседником оказывался государственный служащий, связывающийся с гражданином в заранее запланированное время по какому-нибудь вопросу: чаще всего по поводу штрафов, выяснения обстоятельств различных событий, неуплаты налогов или для заполнения анкет и заявлений. По визиофону также крутили развлекательные программы. Тут было чуть больше свободы выбора — еще оставалось несколько частных каналов, до которых пока не добралась рука государственной цензуры, вроде юмористического под названием «Смешлен» или канала «Путешественник» о Родине и ее интересных местах. В основном же смотрели государственные каналы наподобие «Новостного портала» — круглосуточных новостей — или «Армады» — рупора военных достижений и побед на фронте.

Виктор листал каналы, приговаривая:

— Да что ж это такое! Одно и тоже! Смотреть совершенно нечего…

Но вот на экране появилась заставка с двумя большими буквами «П».

— О, это же «Последний приют»! Посмотрим, как дела у пенсионеров. — Оживившись, он открыл бутылку сидра и прибавил громкость, остановив свой выбор именно на «ПП».

Тем временем заставка исчезла, и на экране появился загорелый ведущий с лучезарной белозубой улыбкой и в черном смокинге. Его сверкающие блестящие глаза смотрели прямо на Виктора, а изо рта лилась быстрая отрепетированная речь:

— Добрый вечер всем вновь подключившимся зрителям! Вот и завершилась короткая рекламная пауза, и мы вновь в нашей студии. В эфире программа «Райская жизнь» на канале «Последний приют». Всем нашим зрителям я хотел бы напомнить, что мы не просто канал, а целая инфраструктура, находящаяся на севере страны, спонсором которой является наш заботливый Пенсионный фонд. Это целый город-остров, куда отправляют пожилых людей, когда они достигают определенного возраста. Обратите внимание, что после недавнего повышения порога этот возраст стал равняться семидесяти годам. Каждый человек по достижении этого этапа в своей жизни обязан передать все муниципальное имущество — например, студию в кластере — государству и переехать к нам, на наш чудесный остров!

Последний приют — рай на Земле. Это я могу сказать вам совершенно уверенно, даю слово ведущего! Все, что у нас здесь есть, доступно пожилым гражданам абсолютно бесплатно: медицина, бунгало для проживания, пляж, кафе и столовые, несколько театров и игровых комнат для любителей шахмат и лото. Также есть пара библиотек, а еще трамвай, курсирующий с севера острова на юг и обратно. Все это удовольствие оплачивается за счет Пенсионного фонда страны. Мы ждем вас, дорогие зрители! Присоединяйтесь к нам, когда придет ваше время! — Глаза ведущего как-то по-особому, немного зловеще сверкнули, и Виктор поежился на своем диване.

Согласно новой, недавно введенной системе, каждый гражданин обязан работать после института. Государство предоставляет шесть месяцев для поиска работы, а если человек не устраивается вовремя, его отправляют в колонию-поселение, где он трудится, но уже бесплатно — можно сказать «за еду», пока не найдет нормальную работу. Каждый человек, все-таки нашедший работу, отчисляет тридцать процентов зарплаты в Пенсионный фонд, а деньги оттуда идут на поддержание жизнедеятельности острова.

Канал «ПП» транслирует новости о жизни пожилого поколения, их счастливой беззаботной старости, запечатлевая их с улыбками на лицах, передавая чувство покоя и безопасности, царящих в их сердцах, особенно заметных зрителям, страдающим от повседневной рутины. На этом контрасте улыбающиеся с экрана пенсионеры вселяли веру в то, что эта ежедневная страда когда-нибудь закончится и зритель на старости лет наконец обретет счастье и покой на острове. Передачи канала собирают миллионы просмотров. Зрители верят в правдивость ток-шоу, созданного каналом, и каждый мечтает, усердно работая, дожить до семидесяти, чтобы наконец оставить тесную квартирку в кластере и переехать в бунгало у моря, играть в лото и шахматы со сверстниками и голосовать за власть, которая предоставила все это, каждые шесть лет до самого конца жизни. А затем, после смерти, быть сожженным и развеянным над морем.

Да, вы не ослышались: быть сожженным. Из-за нехватки земли для посевов правительство упразднило все кладбища и запустило безальтернативную программу по кремации. У человека нет выбора — быть закопанным или сожженным. Каждый понимает, что его ждет крематорий, но никто и не расстраивается: все уже свыклись с этой мыслью, тем более что религию в государстве также отменили. Теперь во главе угла наука и армия!

Кремация служит и другой очень важной цели — выработке тепла. После климатических изменений, произошедших в результате ядерной войны, жить на экваторе нашей планеты стало совсем невмоготу: температура там поднялась до семидесяти градусов Цельсия, незначительно снижаясь ночью, и последние южные земли превратились в пустыню. Раскаленный песок стал нагревать воздух. Люди начали мигрировать с юга на север. Благодаря численному преимуществу они оттеснили северян еще глубже к Северному Ледовитому океану, но воздушные массы и теплые течения тоже устремились к Северному полюсу, растопив многолетние ледники и обнажив землю под ними. На одном из таких участков суши правительство Северной Стороны и создало Последний приют.

Среднегодовая температура на территориях северян не превышает двадцати градусов. Зимы здесь очень холодны, и в основном не из-за снега — он уже давно не выпадает в больших количествах, — а из-за сильного ветра и ледяных дождей. Температура зимой доходит до отметки в минус сорок градусов, поэтому в этих краях очень ценится тепло. Чтобы согреться, люди создали особые крематории с подключенной к ним системой отопления домов. Выделяющееся при сжигании трупов тепло нагревает специальную теплоемкую жидкость — смесь воды с какими-то химикатами, которые позволяют сохранить тепло, пока вода под давлением разносится по трубам и магистралям в дома горожан. Древесина здесь в дефиците, поэтому «трупное» топливо стало эффективным решением проблемы.

Самый крупный крематорий, конечно же, располагается на острове Последний приют… Его не показывали по каналу «ПП», но люди знали о нем. Существовали зарисовки и фотографии, сделанные издалека. На них виднелся огромный черный от копоти куб из кирпича — без окон, с огромными воротами в центре одной из стен, куда вела небольшая железная дорога. По рельсам двигались вагонетки, доверху наполненные телами стариков с острова, солдат с поля боя и простых людей, не доживших до «рая на Земле»…

Тем временем Виктор прибавил громкость, и ведущий передачи «Райская жизнь» радостно заголосил:

— В сегодняшнем вечернем розыгрыше лото три участника выиграют возможность пожить в центре острова в особом бунгало для победителей. Вас ждет горный воздух, лечебные ванны, травяные ингаляции в сауне и чай с горными ягодами! Итак, начинаем! Первый номер — двенадцать. Внимательно смотрите на свои билеты! Номер двадцать восемь. Бабушки, поспешите выиграть приз! Номер шесть, номер тридцать, шесть тридцать, шесть тридцать, номер семь, семь сорок, семь сорок!..

Будильник верещал: 7:40! Виктор подскочил, опрокинув недопитую бутылку сидра. Визиофон уже давно выключился автоматически, а за окном сквозь тучи пытались пробиться лучи утреннего солнца, но сильный ветер гнал по небу вереницу туч, блокируя любые попытки солнца хоть немного согреть землю перед окончательным наступлением зимних холодов.

Виктор, немного растерявшись оттого, что проспал время завтрака, поспешил в ванную, умылся, оделся, вышел на улицу и быстрым шагом направился в сторону завода Пагани.

Глава 2. Эврика!

Завод Пагани сильно выделялся на фоне окружающих его безликих серых зданий и монструозных предприятий, выполненных в стиле конструктивизма. Это был по-домашнему уютный заводик с итальянской душой. Его окружала белая бетонная стена с красной черепичной крышей. Уже на территории, сразу за проходной простирался небольшой дворик, к которому примыкали три здания: слева — главный офис, в котором работали бухгалтеры и сотрудники отдела продвижения продукции, тут же находился кабинет Лоренцо; по центру, напротив главных ворот, виднелся торец главного производственного цеха, а сам он тянулся далеко вглубь территории, вмещая внутри себя гигантские конвейерные линии и сталеплавильню с высоченной трубой; справа от него — инженерный цех, он же цех разработок, где рождались на свет прототипы новых видов сельскохозяйственной техники, — собственно, там и трудился Виктор Ломов. Все здания были окрашены в молочный цвет, их венчали красно-оранжевые черепичные крыши, а оконные рамы, ворота и двери были зелеными. В итоге все здания и постройки были выкрашены в цвета итальянского флага — флага некогда существовавшей страны, разбитой и разграбленной в ходе Глобальной войны.

Опаздывать, работая у Лоренцо, было опасно. Виктор бежал, как мог, но все равно явился позже звонка, который раздавался на территории предприятия ровно в 8:00, призывая всех немедленно приступить к выполнению своих обязанностей. Виктор уже открывал дверь инженерного цеха, когда столкнулся лицом к лицу с Лоренцо. Круглая физиономия начальника с карими глазами и серыми, переходящими в седину волосами, носом-картошкой и постоянно сморщенным в раздумьях лбом начала краснеть от злости при виде Виктора. Он перегородил своим выпирающим пузом проход в инженерный цех и придержал дверь своей мясистой рукой.

— Так… На ловца и зверь бежит! Ты начинаешь выводить меня из себя, Виктор! — жестикулируя по-итальянски и тряся щеками, бросил Пагани в сторону инженера.

— Господин Лоренцо, вчера я засиделся допоздна…

— А сегодня я жду от тебя решение по комбайну.

— Да, господин. — Виктор опустил голову и покраснел.

— После обеда я уеду, но вернусь к шести, и ты лично доложишь мне о своих успехах. Именно успехах — я не хочу слышать ничего другого!

Лоренцо зашагал по направлению к офисному зданию, а Виктор вошел в инженерный цех. В помещении уже вовсю трудились его коллеги. Здесь испытывали на прочность материалы, проводили краш-тесты механизмов, вычерчивали на ватманах, собирали прототипы. Цех был достаточно большим, и в нем размещалось огромное количество образцов оборудования, несколько полусобранных комбайнов и прототипов будущих машин. Над этим пространством располагались кабинеты инженеров; их окна смотрели на цех, и они могли видеть свои разработки — новые модели тракторов и другой сельскохозяйственной техники.

Из-за прототипа, стоящего ближе всех остальных ко входу, выскочил коллега и приятель Виктора Гена Громов. Геннадий был уже в преклонном возрасте, дорабатывал последний год перед пенсией. Каждое утро он только и делал, что бодро подбегал к Виктору и пересказывал ему очередной выпуск «Райской жизни» на канале «ПП».

— Смотрел вчера лото? — с блеском в глазах спросил Громов.

— Да, из-за него и проспал.

— Победила женщина и еще два парня.

— Парня? Да там всем уже за семьдесят лет, Гена! — усмехнулся Виктор.

— Ну а что? Для меня они не старики — все же мои ровесники, а я не ощущаю себя на семьдесят. В душе мне, как и тебе, тридцать с хвостиком!

— Гена, прости, я не хотел тебя обидеть… А ты что такой радостный с утра?

— А вот надо было смотреть вчерашний выпуск до конца!

— Ну, я задремал…

— «Ну, я задремал»! А они, между прочим, потом поехали на машине в центр острова через хвойные леса. Их привезли в огромный дом, как в моей молодости, когда каждый мог позволить себе жить отдельно… Так вот, поселили в нем. А потом показали бани, грязевые ванны…

— Чай с ягодами был? — перебил друга Виктор.

— Еще как! И с медом — натуральным! — восторженно воскликнул Гена.

— Ого! Даже не верится…

— Да ты что? Я через месяц туда поеду! На остров. Понимаешь?

— Уже через месяц?

— Да! Увижу Женю и Сашку — моих школьных друзей. Они уехали туда раньше — всего на полгода старше меня. Вот мы повспоминаем молодость! Понимаешь? Это же значит конец страданиям! Я заживу, как человек. Слышишь? Челове-е-ек!

— Слушай, Генка, а давай посидим сегодня вечером у меня? Расскажешь про свою молодость?

— Витя, сынок, да как мне потом от тебя домой добираться? Через весь город… Давай лучше ты ко мне?

— Ну, уговорил! — Виктор впервые за долгие месяцы работы над проектом улыбнулся и выдохнул с облегчением.

День прошел как-то легко, в мыслях об интересном пятничном вечере. Виктор даже смог рассчитать передаточные числа и крутящие моменты для нового редуктора, и по результатам вычислений тот казался надежным: мощнее, чем прошлый, и при этом чуть дешевле.

Так незаметно настало шесть вечера. Гена был уже собран и ждал Виктора, меряя шагами периметр квадратного дворика: от инженерного цеха мимо производственного, к офисному зданию и в обратном направлении. Его коллега тем временем как раз топтался в дверном проеме кабинета Лоренцо.

— Что у тебя? — буркнул Пагани, не отрываясь от бумаг.

— Я разработал удачный вариант редуктора для «Глинера 2800».

— Стоп, стоп, стоп… Модель 2800 уже очернила наше имя поломками. Новый комбайн не будет носить этот номер. Пусть будет «Глинер 3000»!

— Да, господин, — безразлично откликнулся Виктор.

— Ну, покажи свой выстраданный ночами чертеж и расчеты.

— Вот, посмотрите. — Виктор спешно прошел внутрь кабинета и развернул ватман с приколотыми к нему листами, которые были исписаны формулами.

Лоренцо внимательно все изучил, откинулся на спинку огромного черного кресла и, запрокинув голову, закрыл глаза.

— Сколько это будет стоить? — не размыкая век, спросил итальянец.

— На пять процентов дешевле предыдущего, — радостно ответил Витя.

— Мало.

— Но это потолок! Они требуют слишком высокий уровень мощности. Зачем такие мощные комбайны? Что ими срезать? Какую культуру? В техническом задании указаны пшеница и соя, но для них и предыдущего комбайна хватило бы с запасом!

— Слушай, Виктор, заказчик всегда прав. Нужно мощнее и надежнее. Понял? — Лоренцо опустил лист с формулами в стоявший рядом со столом шредер. Офисная техника жадно проглотила дневные труды Виктора и разрезала их на мелкие полоски.

— Слушайте, господин Лоренцо! — внезапно оживился Виктор. — Может, нам полностью переделать конструкцию по типу измельчителя для бумаг? Установим дополнительные ролики подачи, мощные ножи.

— Дорого.

— Зато какая будет производительность! Скорость увеличится в два-три раза.

— Продолжай. — Лоренцо поднял голову и придвинулся к своему письменному столу, глядя Виктору прямо в глаза своим предприимчивым взглядом.

— Гарантированно срезанные колосья, скоростная жатва! Итальянский бренд ассоциируется со скоростью и мощностью. Себестоимость будет выше, но можно попробовать удешевить шасси. Вы говорили, что земля там промерзает, значит, большие колеса не нужны: комбайн не провалится в землю и не увязнет.

— Интересно… Займись расчетами и подготовь модель через неделю.

— Хорошо, — тихо ответил Виктор и направился к выходу. Он был горд собой и своей прорывной идеей.

На улице его уже заждался веселый старичок Гена, полностью истоптавший весь внутренний дворик, попутно вылавливая проходящих мимо коллег и развлекая их бородатыми анекдотами и свежепридуманными шутками.

Когда Витя наконец вышел из главного здания, они вместе двинулись к проходной. Рамка металлодетектора, разделяющая территорию завода и улицу, несколько раз пропищала, когда через нее проходил Гена. Он поднял руки вверх и повернулся к охраннику, сидевшему за толстым стеклом слева.

— Магнус, поймал меня, молодец! — отшутился Громов, не опуская рук.

— Что-то ты сегодня чересчур звонкий, Гена. — Охранник Магнус улыбнулся в ответ.

— Зубы, зубы лечил! Пломбу металлическую поставил. Смотри. А-а-а-а-а! — Гена открыл рот и завертел языком, приблизившись к стеклу, отчего оно слегка запотело.

— Иди уже! Ты мне визиофон загораживаешь, ничего не видно! — Магнус замахал рукой в сторону выхода.

Друзья миновали проходную и направились к трамвайной остановке. Через пару минут прогремел по рельсам и остановился напротив товарищей трамвай. Они зашли в него и поехали в старый район, где проживал Гена.

Ехать было минут двадцать, и за это время мужчины особо не разговаривали, экономя слова и оставляя темы для беседы на вечер. Виктор сидел у окна, наблюдая за проносящимися мимо машинами, медленно сменяющими друг друга витринами магазинов и затесавшимися между ними перекрестками узких улиц, в глубине которых то тут, то там мигали проблесковые маячки полицейских машин, а сотрудники правоохранительных органов, ловко орудуя дубинками, заламывали руки подвыпивших нарушителей пятничной тишины, вытаскивая их из закоулков и двориков. За окном было все так же серо, как и вчера; как и весь последний месяц, а может, даже и полгода. Виктор давно потерял счет времени из-за того, что его голова была занята работой и иногда — состоянием матери, которую он намеревался навестить, ведь ее тоже скоро планировали забрать на остров.

Но вот трамвай скрипнул на конечной остановке, и Гена толкнул друга:

— Ты со мной или в обратную сторону поедешь?

Виктор слегка задремал в пути, поэтому не сразу понял, что происходит.

Они вышли из транспорта, и Гена предложил зайти в продуктовый за закуской. Товарищи направились к ближайшему магазину, где Гена купил соевые сосиски — мясных давно не было в продаже.

Затем коллеги направились в кластер, в котором проживал Геннадий. Он жил в типичном доме — один в один как у Виктора, — но комната была чуть больше, хотя и не настолько, чтобы можно было завидовать. На одной из стен чернел потухший экран визиофона, обязательный к установке для всех граждан Северной стороны.

Хозяин квартиры прошел прямиком к холодильнику и достал из него бутылку водки.

— Гена, ты чего? — с недоверием спросил Витя.

— А чего? Завтра выходной, отлежишься.

— Мне к матери надо!

— Ну, поедешь, как проснешься.

— Тогда наливай. А я сосиски пока разложу.

Они давно не собирались вместе — не было повода, а может, и времени. Гена налил по полной рюмке, товарищи чокнулись и насадили по сосиске на вилки в качестве закуски. Водка оказалась хорошей и пошла быстро. На половине бутылки Виктора совсем отпустили тревожные мысли, и он откинулся на стуле, опустив руки.

— Ну как, Гена, ты готов на остров-то отчаливать? — с наигранной улыбкой спросил он у товарища.

— А то! Жду не дождусь! Да и ты, смотрю, ждешь, когда я отчалю. Да, дружище? — ехидно ответил старичок.

— Нет, ты чего! Мне вот все непонятно, почему стариков туда свозят. Неужели наше правительство действительно так о них заботится?

— А что же нас не свозить туда? Там же рай на Земле, как говорят по визиофону. Ешь, пей, гуляй, дыши, живи! Одна отрада нам там пребывать! Ни забот, ни хлопот! — вдохновленно произнес Геннадий.

— Ну ты лирик! — засмеялся Виктор.

— А если честно, ну что же нас туда не свозить? Они концентрируют там стариков, чтобы меньше возиться с ними здесь, на большой земле. Очищают от нас город — мы же как плесень разрастаемся, как грибок-паразит на коже государственной экономики. Мы ведь иждивенцы на шее молодых и трудоспособных. Вот нас туда и свозят! Сделали санаторий, чтобы мы в нем смерти дождались, и все. А дальше крематорий. Они так дорогу молодым освобождают, ресурсы экономят, разгружают городской трафик. А остров — как склад невостребованных товаров. Знаешь, как склад просрочки, что ли. Но я с юмором к этому отношусь! Все равно другого пути нет. Мне система в голову вбила, что туда — надо. Поживу немного на острове, попользуюсь его благами — и на покой. А куда мне еще деваться? Государству я тут, на большой земле, уже не нужен… — Гена замолчал и опрокинул в себя рюмку водки.

— Ладно… Ты прав, наверное. Гена, переключимся на другую тему? Расскажи, как прошла твоя молодость!

— Ого, что вспомнил! Прошла, да не вернуть…

— А что хорошего было, что интересного помнишь? — с любопытством опершись на кулак и покачиваясь от выпитого алкоголя, спросил Витя.

— Хорошее было здоровье. А интересного… Программы по телевизору интереснее были.

— Визиофону? — переспросил Виктор.

— Нет, тогда они назывались телевизорами, и никто тебе на него не мог позвонить. Для звонков были телефоны — их еще с собой все носили.

— Что-то припоминаю… Бабушка в детстве рассказывала.

— Так вот, раньше у всех свои дома были, собственность, недвижимость. Машину мог каждый купить — в кредит, правда: это значит «в долг». А потом как резко потеплело! Ну, это уже после американского ядерного удара по Ирану — страна такая была раньше, если ты знаешь историю. Помню, новости шли, а после них прогноз погоды всегда показывали. И однажды, значит, говорят: аномальное потепление. Ну, мы-то по привычке решили, что синоптики опять что-то привирают. А потом смотрим — зимы толком и не было. Через год вообще снег не выпал, а на юге так народ от жары и засухи умирать начал. Началось обострение, конфликты… В Африке и Азии и так-то все голодали, а теперь еще хуже стало. Ну, и они мигрировать начали к нам. Сначала приезжают, мол, устраиваться на работу. Думаем: «Хорошо, бери плуг да в поле иди». Потом они семьи подтянули, плодиться начали. Еще пара лет — и уже деревни этнические выросли, маленькие городки. Тогда правительство правильно сделало: ограничило время пребывания. Гражданство перестали им давать. Начали выселять обратно особо буйных.

— Никогда об этом не думал!

— Ага… Так они, представляешь, обиделись! И в какой-то момент шарахнули по нам из танков, так резко наступили — отхватили себе все южные территории нашей Северной Стороны: все пашни, все плодородные земли.

— А мы?

— А мы им устья рек перекрыли. Вода перестала поступать, и эта земля начала в негодность приходить. Ну, и тоже бахнули ракетами по ним. Вот так и началась война, которая идет до сих пор.

— Это сколько уже идет?

— Да вот мне шестнадцать было, когда все началось. Считай, пятьдесят четыре года уже. Ну, это я про войну между Северной и Южной Сторонами.

— Откуда у них деньги на войну, на технику?

— Так Свободный континент же спонсирует! Когда засуха началась и еды стало не хватать, американцы слились с Канадой и захватили всю Южную Америку. А там и пастбища, и сельва реки Амазонки…

— Чего?

— Ну сельва, то есть леса экваториальные. А в них и живность, и плодородные почвы. Природный запас воды и пропитания считай. Вот американцы и заняли все Западное полушарие планеты, захватили самую полноводную реку в мире. Им конфликт этот выгоден: они деньги и технику югу поставляют, а взамен свои вышки нефтяные понаставили по всей пустыне, тем и живут.

— Да уж, давно…

— Через два года меня в армию призвали. Я там на механика выучился. Танки ремонтировал, в основном в тылу был. А еще через три года по нашему ремонтному цеху дрон ударил.

— Уже тогда дроны были?

— А то! Все новое — хорошо забытое старое!

— Никогда бы не подумал, — поджал от удивления губы Витя.

— Вот меня осколком ранило, и я на гражданку попал. А на гражданке меня Пагани к себе нанял, механиком, а потом я и до инженера вырос.

— Лоренцо?

— Нет, Лоренцо тогда совсем молодым был. Его отец — Франко. Кстати, я Франко по визиофону видел, показывали, как он на Острове играет в шахматы!

— Ничего себе!

— Да… хороший мужик, этот Франко. Инженером был грамотным. Все качественно делал, как немец, но любил еще и с шиком, как настоящий итальянец. Техника Пагани тогда очень популярна была. Надежная, крепкая, простая в обслуживании. А сейчас что — пластиковые шестеренки! Тьфу ты!

— Интересно рассказываешь, Гена! А друзья-то у тебя есть?

— Друзья…. — Гена налил рюмку и, тут же опустошив ее, продолжил: — Друзья уже все умерли или на острове живут. Вон, Женька и Сашка там. Скорее бы увидеться с ними! Помню, сидим в школе на уроке патриотизма, учитель просит продолжить ряд слов «страда, страдать, страдаю». А Женька ей: «Страдивари!» — и скрипку изображает: по воздуху линейкой длинной водит. Учитель как выхватит линейку, как шлепнет Женьку по затылку! Мы его с тех пор Первой скрипкой звали! Но он, кстати, музыкантом стал, когда вырос. Вот такое хобби!

— А у тебя-то самого хобби есть, Гена?

— Хобби? Конечно! — Громов встал из-за стола и подошел к холодильнику, открыл дверцу, потянулся за второй бутылкой водки.

— Гена, я не осилю!

— Спокойно! Я помогу! — Он произнес это с энтузиазмом, уже разливая водку по рюмкам.

— Так какое у тебя хобби?

— Хобби?..

— Ну, я у тебя спросил о твоем хобби. Ты чего?

— А! Так я же оружием увлекаюсь.

— Что? — неподдельно удивился Витя, никак не ожидая подобного ответа.

— Оружием. Огнестрельным. У меня есть парочка образцов. Сам выточил.

— Ты что… Ты этот, как его…

— Тихо! Сейчас покажу.

Громов встал из-за стола и, пошатываясь, как медведь после спячки, подошел к дивану-кровати. Кряхтя, он поднял откидывающуюся часть, на которой обычно сидят; под ней оказался горизонтально лежащий сейф. Старичок открыл его ключом, вынутым из кармана, и достал из темной глубины металлического саркофага ружье.

Виктор был ошарашен. Еще больше он удивился, когда за ружьем из сейфа последовал пистолет.

— Гена! Что это? Откуда?

— Это оружие. Я сам его сделал — в нашем инженерном цехе, — гордо произнес старичок.

— Как ты его вынес? У нас же сканируют на металл, чтоб не воровали!

— Я по деталям выносил, а собирал уже здесь, в квартире. А по поводу сканера… Ну, не такой он и чувствительный, да и охрана на тебя не смотрит, когда ты всю жизнь на одном заводе работаешь. Я уже примелькался им, так без очереди пускали. Что возьмешь со старика? Вот, например, сегодня я вытащил шестерню от редуктора. Знаешь, есть у меня такое: вижу, что-то плохо лежит, я это хвать — и в карман. Второе мое хобби, кстати. Вроде это называется клептоманией.

— Да плевать на это, у нас многие тащат. Ты лучше скажи, а как же патроны? Тоже сам сделал?

— Ага!

— А порох где взял? — сыпал вопросами все никак не приходящий в себя Виктор.

— Он у меня со времен службы остался, — важно произнес Геннадий.

— Гена, ну ты и экстремал! А если найдут? Это же уголовное дело!

— Знаешь, мне до пенсии остался месяц. Перед отправкой на остров необходимо сдать квартиру государству, и в нее заселят следующего по очереди гражданина. Мне не унести это оружие с собой. Нужна твоя помощь. Я разберу его на детали. А ты поможешь мне раскидать их по мусорным контейнерам?

— Гена, ты пьян! Пора расходиться.

— Эх, Витя… Ладно, сам разберусь…

— Слушай, хорошо. Давай ружье ты выкинешь сам, а пистолет отдашь мне. Он вроде небольшой.

— Вот! Другой разговор. Спасибо!

Они допили водку, доели соевые сосиски. Гена обернул пистолет в ткань и передал Виктору. Тот надел пальто, положил сверток во внутренний карман и, попрощавшись, вышел в подъезд.

— Гена, как думаешь, если к комбайну спереди прикрепить что-то типа шредера, который бумагу режет, он сможет пни перемалывать?

— Да ты что! Вот кто точно пьян! А вообще да… Не то что пни, но и камни мелкие. Если еще дробилку поставишь.

— Дорого будет, — нахмурился Витя.

— А ты возьми шасси от старого трактора «Тратторе 2» — у нас их на складе штук пятьдесят стоит никому не нужных. Лоренцо их вроде разобрать хотел… Они уже списаны, и их шасси по сырьевой себестоимости продают, а оно при этом мощное — любую дробилку выдержит.

— А колея?

— А что колея? Не провалится он! Ты мотор и трансмиссию новые поставь — они же легче старых в три раза. Алюминий — не чугун. Понимать надо!

— Хм, интересно…

— Эврика! — воскликнул старичок.

Виктор пожал Гене руку, застегнул пальто и побрел, несмотря на ветер и моросящий дождь, в сторону дома: в темноте, пошатываясь, как мачта старого деревянного корабля, грозясь упасть на подмерзшую землю.

Глава 3. Эйфория

Мартина очнулась первой. Ее руки были прикованы цепями к несущей потолочной балке какого-то подвала. Взгляд упирался в темноту плотного тканевого мешка, надетого на голову. Она поняла, что висит здесь довольно долго: плечи уже затекли, а пальцы ног еле-еле касались пола. Девушка очнулась от сильной судороги, поразившей всю левую ногу от кончиков пальцев до бедра. По полу тянуло холодом, гулял сквозняк, принося с собой запах лакированного дерева и винных бочек. Ей стало страшно от осознания того, что она попала в такую нестандартную ситуацию. Мартина начала кричать в темноту.

— Что ты орешь, сучка? — отозвался визжащий мужской голос, и в лицо Мартине прилетел тяжелый кулак.

Нос хрустнул, кровь начала заливать рот, стекать по шее и груди на пол. Она потеряла сознание, склонив голову.

Через пару минут очнулась ее подруга Софи, висевшая рядом в таком же положении и с таким же мешком на голове. Девушка попыталась выбраться, но руки были прикованы крепко и туго, так что освободиться не получалось.

— Мартина, ты тут? Мартина? Что происходит? — звала испуганным голосом Софи.

— Она тут, не переживай! — послышался тот же голос, и та же тяжелая рука нанесла удар в живот.

Софи закричала от боли, но не могла согнуться и хоть как-то защититься. Ей удалось только слегка поджать ноги.

— О да, извивайся, как змея, мне это нравится! — Человек, избивавший девушек, явно получал удовольствие от процесса. — Итак, Каталина, зачем ты все рассказала подругам? — Безумным голосом проревел мучитель.

— Я не Каталина! Меня зовут Софи, — все еще изгибаясь от боли и пытаясь вытащить руки из оков, тихо ответила девушка.

— Нет, я буду называть тебя Каталиной. Мне так больше нравится. А чтобы ты не забыла свое новое имя, я напишу его на тебе.

Софи услышала, как тяжелые шаги удаляются, а через минуту — приближаются к ней.

— Вот двадцатилетнее «Шато де Лом». Как раз подойдет. Тебе же двадцать? Вы ровесники! Хорошее и дорогое вино, но ради тебя мне его не жалко, Каталина.

Софи услышала звук разбитого стекла и почувствовала брызги и осколки, окропившие колени откуда-то спереди и чуть со стороны. Затем мучитель подошел максимально близко, насколько это было возможно. Софи почувствовала дыхание — его лицо находилось практически вплотную к ее, жертву и маньяка разделял лишь мешок на ее голове. Она чувствовала запах алкоголя и боялась, втягивая голову в плечи, не понимая, чего ожидать от этого безумца. Тем временем мучитель взял один из осколков бутылки и начал царапать им по нежной коже ее оголенного плеча.

— А-а-а-а! Больно, перестань!

— Спокойно! Я просто напишу заглавную букву твоего нового имени. И не бойся: я не порежу твое платье, мне это ни к чему.

Маньяк водил осколком бутылки по плечу, выписывая большую букву «К». Девушка расплакалась от боли и безысходности. Кровь потекла вниз по спине, согревая своим теплом. Сердце бешено колотилось, ускоряя ее поток. Затем Софи почувствовала, как мучитель проводит языком по ее окровавленной лопатке, слизывая кроваво-алую дорожку. От этого ей стало тошно и жутко.

— Нет, осколок стекла не выглядит романтично. Пожалуй, возьму что-то посерьезнее… — раздраженно произнес психопат.

Извращенец отошел и вернулся через минуту с чинкуэдой — традиционным итальянским кинжалом XV века. На широком клинке были три бороздки, которые начинались у самого острия и сливались в ромб у рукоятки. Изверг прижал клинок к груди Софи чуть выше сердца и слегка надавил на нежную кожу девушки. Кровь потекла струйкой вдоль бороздок чинкуэды и, стекая по ним вниз, заполнила ромб у рукоятки, окрасив его в алый цвет.

— Хватит! Отпусти меня! — сквозь слезы прохрипела жертва.

— Я только начал. Успокойся, пожалуйста! Так как тебя зовут?

— Меня зовут Софи!

Мучитель ничего не ответил, но через пару секунд нанес удар кулаком по печени девушки. От этого сильного удара она почувствовала во рту привкус крови, дышать стало невозможно — легкие как будто исчезли. Софи начала задыхаться, из глаз полились слезы. В этом шоковом состоянии она потеряла сознание.

В этот момент очнулась Мартина. Она зашевелилась, боясь произнести хоть слово, но первым заговорил похититель.

— О, на смену одной пришла вторая! У меня еще такого не было — с двумя сразу! Надо взять такую практику на вооружение. А то девушки такие слабые — очень быстро отключаются, когда я с ними разговариваю. Привет, Каталина!

— Я Мартина, но ты можешь называть меня как хочешь. Только опусти, пожалуйста! Я никому не скажу, и мы просто обо всем забудем, — тихо ответила девушка, выдувая из ноздрей кровь, заполнившую всю полость носа и начинающую густеть. Сломанный нос неестественно двигался вверх и вниз синхронно вдохам и выдохам.

— Я никогда не забуду все, что ты сделала, Каталина! Ты высмеяла меня, испортила мне жизнь! За это ты сейчас и получаешь то, что происходит с тобой.

— Мне очень жаль, что кто-то из женщин сделал тебе больно, очевидно, нанеся душевную травму. Но, отыгравшись на мне, ты не заставишь настоящую Каталину страдать. Может, лучше отомстить ей напрямую? — превозмогая боль, пыталась вести конструктивный диалог во имя своего спасения Мартина.

— Заткнись! — провизжал мучитель и нанес очередной удар, попав по животу в районе диафрагмы.

— А-а-а-а! Что ты делаешь? — девушка вскрикнула от боли. — Так у нас не получится поговорить.

— Зачем ты все рассказала подругам, Каталина?

— Прости! Прости! Я признаю свою ошибку! — решила подыграть девушка, поняв, что только так можно остаться в живых.

— Точно признаешь? — с надеждой в голосе переспросил маньяк.

— Да! Я очень сожалею, что так вышло!

— Ты понимаешь, что весь университет смеялся надо мной, дура? Ты выставила меня неудачником! Сломала мне жизнь! Но я не виноват — и не могу на это повлиять! — повышая голос и иногда переходя на визг, начал оправдываться маньяк.

— Да, я уже поняла! Я сожалею, что все так вышло. Еще раз прости! — Мартина играла, как могла, параллельно стараясь преодолеть боль и переводя дыхание.

— Да, да! О да, извиняйся! Еще! — И с мешком на голове было понятно, что извращенец получает удовольствие.

— Прости! Я сглупила, вела себя неправильно! — продолжала Мартина.

— Вот именно! За это ты понесешь наказание!

Разъяренный извращенец обошел Мартину сзади, взял заранее заготовленный ремень с крупной металлической бляхой и начал наносить этой импровизированной плетью удары по спине девушки.

— А-а-а-а! За что? Я же извинилась! — испытывая дикую боль, прокричала она.

— За все, что ты сделала со мной, Каталина! — маньяк завелся, и теперь его было не остановить.

В этот момент от криков подруги очнулась Софи.

— Мартина, ты здесь? Ты жива? — немного придя в себя, в панике спросила она.

— Ах ты сучка! Я же сказал, что вы обе теперь Каталины!

Извращенец перестал лупить кричащую Мартину и подошел к Софи. Он схватил ее за торчащие из-под мешка волосы, намотав их на руку, и нервно начал перерезать их чинкуэдой, рискуя случайно травмировать шею девушки. Когда волосы были отрезаны и русый клок оказался в руках маньяка, он жадно вдохнул их запах и медленно выдохнул, закрыв глаза. Софи, и без того дышащая с трудом, начала, заливаясь слезами, терять сознание от страха.

— Ты Каталина! Каталина! Поняла, сучка? Да, да! Задыхайся! Плачь! Еще! Это высшее наслаждение для меня! Еще, еще!

— Томми, Томми! Сынок! Стой! Остановись! Отпусти ремень немедленно! — раздался мужской голос откуда-то издалека.

Пожилой мужчина пересек комнату и оттолкнул мучителя от девушек. Одновременно с этим послышался звон и последующий скрежет скользящего по полу металла. Мужчина пнул окровавленную чинкуэду, лежащую на полу. Затем он подвинул две подставки, все это время стоявшие где-то неподалеку, девушкам под ноги — так, чтобы они смогли встать на них всей стопой и наконец выдохнуть, расслабить руки. Их запястья были сильно повреждены, и кожи на них почти не осталось — уже просвечивали сухожилия и кости.

Мужчина еще раз толкнул извращенца в сторону выхода и приказал ему убраться из комнаты. Тот, наполовину удовлетворенный, а наполовину обескураженный тем, что его прервали, молча и громко топая, как обиженный пятилетний ребенок, ушел прочь.

— Так… Сейчас я вас освобожу, дам вам по пять тысяч и с мешками на головах отвезу к городу. За это вознаграждение вы пообещаете, что будете молчать и не заявите в полицию. Я же обещаю сохранить вам жизнь.

— Что? Пять тысяч — и мы забываем обо всем? Да это мои карманные расходы на пару дней. И это за все мучения, которые мы тут перенесли? Ты просто издеваешься! Отпусти нас немедленно! — разозлившись, ответила Софи.

— Тише! — Мартина пыталась перебить подругу.

— Нет! Они оценили нас в пять тысяч! Как проституток! Ты хоть знаешь, кто наши отцы и что они с вами сделают?

— Кто же? — с удивлением спросил мужчина.

— Очень влиятельные в городе люди. Советую отпустить нас немедленно, пока они нас не нашли. Пять тысяч! Да подавись ими! — негодовала Софи.

— Так-так-так… Дамы, видимо, произошла ошибка. В связи с новыми вводными я не могу вас отпустить, — с сожалением в голосе ответил мужчина.

— Софи, нет! — Теперь уже Мартина была поражена и негодовала по поводу действий подруги. — Знаете, я согласна вообще не брать деньги, если вы отпустите меня!

— Нет. Если я вас отпущу, ваши родители этого так просто не оставят. Теперь мне проще убить и закопать вас за домом, — рассудил мужчина. — Вы останетесь здесь, пока я не решу, как поступить. А пока что пойду и приготовлю вам белковый коктейль из соевого изолята. Вы сможете попить его через трубочку. Вы ведь голодны? Сожалею, но другого варианта пока предложить не могу…

Послышались удаляющиеся шаги, и дверь закрылась на засов.

— Из тебя переговорщик никакой! — злобно шикнула Мартина на подругу.

— Но они оценили нас в пять тысяч! И это за все издевательства, которые мы здесь пережили… Я не проститутка, чтобы меня оценивать! — парировала Софи.

— Ты гордая!

— Да, я гордая.

— Гордая, но мертвая. И я теперь — вместе с тобой.

— Нас точно найдут и спасут, я верю, — поправляя носом и бровями мешок на голове, ответила Софи.

Через несколько минут засов опять заскрежетал, и в комнату вошел мужчина с двумя стаканами, наполненными соевым напитком. Он опустил в каждый из них по трубочке и поднес пленницам, просунув трубочки к их губам прямо под мешками.

Соевый напиток был гадким на вкус, но питательным и богатым белком. Девушки выпили все до капли, немного успокоились и наконец-то расслабились, насколько это было возможно. По окончании трапезы мужчина чуть ослабил цепи, примотанные к балке под потолком, и девушки смогли опустить руки к поясу, но при этом все равно оставались закованными и не имели возможности высвободиться. Затем он покинул комнату, не произнеся ни слова. Засов опять был закрыт, и пленницы остались один на один друг с другом в полной тишине и темноте.

Мужчина же поднялся из винного погреба в просторную кухню-гостиную, где застал Томми за бутылкой вина. Тот выглядел растрепанным. Мокрая от пота синяя шелковая рубаха наполовину выправилась из темно-серых брюк. Правый кулак был поцарапан и перепачкан кровью.

Томми встретился с ним взглядом и отставил бутылку в сторону. Мужчина приблизился к взволнованному парню, впившись в него строгим угрожающим взглядом и с силой сжав губы. Грозное молчание отца казалось для Томми страшнее его криков.

— Что? — не выдержав эмоционального давления, провизжал сын с обидой в голосе.

— Ты еще спрашиваешь меня, в чем дело? Томми, пойми, что все мои старания, все усилия направлены на то, чтобы сделать твою жизнь комфортной и безопасной, — на удивление спокойно ответил его отец.

— Мы же вроде с тобой обо всем договорились? Зачем ты помешал?

— Я не хотел, чтобы ты наломал дров! Понимаешь, иногда ты не можешь себя контролировать, перегибаешь палку. Я не хочу возиться с телами и еще думать, как от них избавиться. Все это может привлечь внимание и к моему бизнесу! Тем более в этот раз тебе попались девушки немного из другого класса. Ты что, уже не можешь их отличить? — переходя на крик, ответил мужчина.

Томми потупил взгляд и молча опустил подбородок.

Отец подошел ближе и взял его за плечи.

— Сынок, помни: я желаю тебе только добра. И позабочусь обо всем, придумаю, как исправить ситуацию. Поговорю с братом — думаю, он нам поможет. А ты пойди наверх и отдохни. У тебя была длинная ночь.

— Извини, отец. Ты прав. Я сожалею, что так вышло. Впредь буду более внимательней.

Томми еще раз глотнул вина прямо из бутылки и поплелся, тяжело дыша, по лестнице в свою комнату.

Глава 4. Свидетель

Выходные пролетели незаметно — в общем, как обычно. Всю субботу после пятничных посиделок Виктор проспал, да и воскресенье тоже просидел дома, так и не поехав к матери, за что теперь его грызла совесть. Один лишь раз он вышел из дома в соседний магазин, купил соевых сосисок и чая с печеньем. Денег оставалось все меньше, но в понедельник ожидалась зарплата: ее Лоренцо выдавал наличными в конверте.

До завода Пагани было около тридцати минут ходьбы или семь минут на трамвае. Виктор предпочитал пешие прогулки. Во-первых, он экономил деньги, а во-вторых, любил думать — и лучше всего это получалось именно во время прогулок. Погрузившись в свои мысли, он и не заметил, как на горизонте замаячила труба сталеплавильной заводской печи, пыхтящая черным дымом; из-за нее город накрыло смогом в это ранее утро понедельника.

Мимо гремели трамваи и бесшумно проезжали автомобили — разные, обычно дорогие. Дешевых машин не было в принципе, и позволить себе машину на зарплату инженера было невозможно. Иногда между обычными авто и трамваями пролетали кареты скорой помощи и кроссоверы полиции. Одна из таких полицейских машин сейчас как раз кралась за спешащим на работу инженером.

Мысли Виктора прервал звук сирены подъехавшего к нему патруля. Это был «Гард Чемпион» — кроссовер среднего размера с мощным двигателем, позволявшим передвигаться с очень высокой скоростью; бронированный корпус защищал сидящих внутри сотрудников от выстрелов из автомата.

«Гард» скрипнул тормозами, и из него вышли двое полицейских.

— Виктор Ломов? — грозно спросил один из них.

— Да?.. — Побледневший Виктор был растерян.

— Пройдемте с нами в автомобиль.

Не дождавшись ответа Виктора, его усадили на заднее сиденье. Один из полицейских сел рядом, а второй — за руль.

Паника захватила и тело, и разум инженера. Руки затряслись; на лбу под береткой появились капельки пота. Мысли спутались, а в сознании вертелось: «Они узнали про пистолет! Они узнали про пистолет! Зачем я вообще в это ввязался? Как так быстро?..»

— На прошлой неделе в четверг около 22:45 вы проходили мимо ресторана «Снежный барс»? — невозмутимо спросил полицейский, севший рядом.

— Вроде проходил… — Витя растерялся окончательно.

— Видели ли вы автомобиль «Сатисфактор», в который садились несколько человек?

— Может, и видел. Я не понимаю, что…

— Пропали две девушки, которых увезли из ресторана за город в тот день примерно в это время. Вы вероятный свидетель. Просим вас описать автомобиль и лица тех, с кем эти девушки уехали.

— Но…

— Сегодня к вам по визиофону подключится старший следователь по особо тяжким делам. В 19:30. Подготовьтесь к даче показаний. И теперь можете быть свободны.

Сидевший рядом полицейский передал Виктору бумагу-уведомление. На ней была печать Министерства внутренних дел и надпись: «Звонок по визиофону: 19:30». Внизу под печатью красовалась дата и подпись.

Виктор вышел из полицейского автомобиля, совершенно обескураженный и ошарашенный этой новостью. Мысли в голове никак не хотели собираться в единую картину, поэтому он просто побежал в сторону завода, чтобы не опоздать и не лишиться части зарплаты.

Проскочив через проходную, он быстрым шагом устремился в инженерный цех. Виктор обычно приходил на работу первым из инженеров-разработчиков и включал свет во всем цехе.

В целом все было как обычно, кроме одной детали: накрытый черным брезентом силуэт, напоминающий огромный автомобиль, стоял в самом дальнем углу. Виктор опешил. Он был уверен, что перед выходными ничего подобного здесь не стояло — да и где-либо еще на территории предприятия. Он подошел ближе и приподнял брезент: это был «Сатисфактор» — точно такой же, как тот, что отъехал от ресторана в тот злополучный вечер… Черный с тонкой позолоченной полосой вдоль всего кузова и хромированными дисками. Похожий на бегемота огромный внедорожник…

Виктор почувствовал, как от пота холодеет спина. Трясущейся рукой он опустил брезент и медленно отошел от машины. От страха и понимания того, что стало слишком очевидным, перехватило дыхание.

Переживания Виктора подогрел появившийся в цехе Лоренцо. Он был не один, а в компании толстого розовощекого парня, которого Виктор, конечно же, узнал. Это был тот самый кудрявый толстяк, который увез девушек из ресторана, оставив там своих дружков, в тот холодный и сырой вечер четверга на прошлой неделе.

— Виктор, познакомься! Это мой племянник Томмазо. Можно просто Томми.

— Доброе утро! И рад знакомству — тихо проговорил Виктор, вытирая пот со лба.

Томмазо важно кивнул, даже не взглянув ему в глаза, и повернулся в сторону «Сатисфактора».

— Да, Виктор, для тебя есть новое задание, — продолжил Лоренцо. — Необходимо до винтика разобрать автомобиль, который пригнали нам партнеры из автомобильного бизнеса. Они хотят, чтобы мы сделали это максимально оперативно, утилизировали кожу и дерево из салона, а металл и пластик переплавили в прямоугольные формы номер тринадцать — наши самые обычные, самые стандартные бруски.

— Хорошо, господин. Но неужели они сами не могут это сделать? — Виктор задал вполне логичный вопрос, но щеки и уши Томмазо покраснели еще сильнее.

— У них сейчас завал на сталеплавильне, как, впрочем, и у нас… Но они щедро за это заплатят. Вот скажи, Виктор, ты бы отказался от своей зарплаты? Кстати, вот она! — Лоренцо достал из внутреннего кармана пиджака конверт.

— Нет, господин.

— Вот! Ты уже начинаешь мыслить как бизнесмен! Все, за работу! — Лоренцо протянул инженеру конверт с зарплатой, а сам, взяв Томми под руку, поспешил к выходу.

— Господин Лоренцо! — окликнул уходящих Виктор. — А что делать с резиной?

— Оставь в цехе, я заберу ее позже, — донеслось из уже закрывающейся двери.

Виктор опустил руки. В его голове начал складываться логичный сюжет. «Томми причастен к преступлению, машина — улика. Полиция в курсе того, что я видел их отъезд. Как бы не ляпнуть чего лишнего… Теперь еще и пистолет храню дома! Что же делать? Что делать?!»

Виктора охватила паника. Но тут в цех начали приходить другие инженеры — его коллеги. Среди них был и Гена, немного подавленный и какой-то взъерошенный, но с улыбкой на лице.

— Ты смотрел «Райскую жизнь» на «ПП»? — вместо приветствия спросил Громов.

— Нет, Гена… Проспал все выходные, — уставшим голосом ответил Витя.

— Там показали одного парня — ему уже под девяносто. Так вот: он увлекся рыбалкой. Представляешь, там, на острове, есть пруд с окунями! У них теперь новая рубрика — берут интервью у людей, спрашивают, какое хобби было у них при жизни! То есть в прошлой жизни. То есть… ну, ты понял: до приезда на остров.

— Ага, — откликнулся Витя, утопая в собственных мыслях.

— Так вот: этот мужик — бизнесмен и заядлый рыбак. Делился секретами ловли окуней.

— Слушай, Гена, а что это на острове все время показывают только бывших бизнесменов и богатеев? Ведь у них была сладкая жизнь и до острова. Что же они туда поехали? С деньгами они хорошо жили и тут! И никто из них там не болеет, все хорошо себя чувствуют. Словно там и впрямь рай на Земле!

— Так и есть. — Гена немного обиделся. — Люди пожить хотят — хоть там, в раю. А тут что? Работа-дом-работа… И денег нет. Вот сегодня я последнюю свою зарплату получил. А зачем она мне? Я через месяц туда уеду уже, а там все бесплатно. Я это заслужил!

— Гена…

— Да что? А богатеи тоже люди. Тут вон: то налоги заплати, то план выполни, то еще чего. А там все есть, что хочешь! Вот они туда и едут.

— Хорошо, Гена… Но я не понимаю, почему не показывают остальных пенсионеров. И почему их вообще туда отвозят и собирают всех в одном месте?

— Как почему? Пенсионеры создают лишний трафик в городе. Если их не свозить на остров, представляешь, какие пробки были бы? В трамвай утром не зайдешь — бабки с тележками все займут. После работы уставший в том же трамвае не сядешь — тебя просто скинут с места. А недвижимость для молодого поколения как освободить? Вот приятно, что ли, когда твоя соседка — старая бабка — все подслушивает через стену и на каждый чих полицию вызывает, а сама тут же разлагается и плодит грязь? А как они разгоняют до небес цены? Лекарства бы дорогими были, продукты… Представь: пока ты на работе, старухи бы все сметали с прилавков. В больницу сунешься — там очередь круглосуточная из старух и стариков. Да и им самим тяжело в современном городе жить! Удобств нет, в квартирах холодно… Они то потеряются из-за своей деменции, то в слепой зоне грузовика окажутся — и соскребай их потом с дороги. Не, Витя! Нам, пожилым, лучше на райском острове. Мы там в центре внимания, нас там оберегают!

— Ладно, Гена. Ты, когда там будешь, дай интервью для меня. Идет?

— Идет! — Громов расцвел. — Только ты его не проспи! — И коллеги разошлись по своим углам, принявшись за работу.

В конце дня, когда в цехе поутихло, инженеры покинули здание, и даже Гена убежал сегодня вовремя — видимо, обмывать последнюю зарплату. Виктор же подошел к автомобилю, скинул брезент и осмотрел «Сатисфактор» внимательнее. Машина была открыта — ключ торчал в замке зажигания. Виктор сел на водительское кресло, хлопнул огромной тяжелой дверью. Черная кожа сидений скрипела под спиной, деревянные вставки блестели лаком, а кнопки были выполнены из алюминия. «Грешно разбирать такой автомобиль! — подумал Виктор. — И, если я сделаю это, стану ли соучастником преступления? Может, просто отказаться? Но тогда Лоренцо разозлится и уволит меня. Может уволиться самому? Но тогда куда я пойду? Деньги сейчас очень нужны. Как же поступить? Сделать вид, что ничего не знаю и не помню? Да, так и сделаю».

Он взял инструменты, благо в инженерном цехе имелось все, что только можно пожелать, и принялся откручивать двери. Провозившись около часа, пока не заныла спина, Виктор отставил последнюю, четвертую дверь в сторону. Параллельно он успел оторвать элементы деревянной обшивки и открутить передние кресла. Деревянные элементы и сидения Виктор на небольшой тележке отвез к двадцатикубовому мусорному контейнеру, стоявшему прямо у ворот инженерного цеха.

«Надо бы передохнуть», — подумал он и полез в карман за платком, чтобы вытереть пот со лба. Но вместо платка его пальцы выхватили какую-то бумажку. «Звонок по визиофону: 19:30» — гласила надпись на ней.

— Вот черт! — вслух воскликнул Виктор и глянул на свои старенькие наручные часы: было 19:00.

Из-за внезапно появившегося автомобиля и задания по его разборке Ломов совсем забыл об этом. Пропустить звонок по визиофону после официального уведомления равносильно неостановке автомобиля водителем по требованию инспектора службы транспортной безопасности… В случае неявки домой к моменту звонка полиция моментально объявляет человека в розыск и имеет право при обнаружении задержать на трое суток для выяснения всех обстоятельств.

Витя бросился к машине, накинул брезент обратно на ее корпус; на двери, лежавшие у стены, он также накинул какую-то грязную ветошь и помчался через проходную на улицу, а далее — в сторону дома. Трамвая не было видно, поэтому он бежал по улице, периодически оглядываясь в надежде увидеть заветный общественный транспорт. На половине пути трамвай его все-таки догнал, и Витя запрыгнул внутрь на ближайшей остановке. Вторую половину пути он проехал, вытирая пот с лица платком, который наконец-то нашелся. Как оказалось, тот лежал, смявшись в комок, в соседнем кармане.

Ломов открывал дверь квартиры, когда на часах было 19:30, и только он зашел внутрь, как на визиофоне появился человек в форме.

— Виктор Ломов? — прогрохотал голос, и Виктор убавил громкость с помощью пульта.

— Да, — еле переводя дух, ответил Ломов, задыхаясь и успокаивая пульс.

— Я майор Воронцов, старший следователь уголовного розыска. Покажите ваш штрих-код, — все тем же холодным голосом приказал силуэт с экрана.

— Вот. — Виктор достал пластиковую карточку, которая заменяла устаревший документ под названием паспорт, и показал ее следователю.

Тот сделал снимок экрана и отправил его на печать. Далее с распечатанного листа полицейский отсканировал штрих-код специальным сканером.

— На вас висит нарушение, — холодно произнес он.

— Как? — Витя был удивлен, так как в последнее время старался вести себя подобающе гражданину Северной Стороны, за которым следили тысячи камер, стоило только выйти из дома.

— Ходьба в пьяном виде. В пятницу вечером.

— А-а-а-а, да, точно… Шел от приятеля, выпивали у него дома.

— Надо оплатить штраф.

— Да, оплачу. Только сегодня дали зарплату.

— Необходимо оплатить немедленно. Это серьезное нарушение! Промедление чревато штрафными начислениями. Вам разве не приходило уведомление о штрафе?

— Нет…

— Значит, только сегодня обработали. Сегодня придет. Завтра — крайний срок оплаты.

— Понял, — потупил взгляд Виктор. — Извините.

— Так… К делу. Расскажите мне о том, как провели вечер четверга на прошлой неделе, — грозно, угнетающим и требовательным голосом произнес следователь.

— Ну… Вышел с работы, отправился домой. По пути купил сидр. Зашел в квартиру, посмотрел визиофон и лег спать. Все как обычно.

— Сидр пьете в четверг, в пятницу вы пьяный… Да вы алкоголик! Повышаю вам штраф в два раза. Уведомление придет сегодня.

— Да я… — запротестовал было Виктор, но, вспомнив, что это бесполезно, просто согласился.

— Так… К делу. Расскажите подробнее о вашем пути с работы до дома.

— Вы же по камерам можете проверить — они на каждом столбе висят! И лицо сканируют. Вы ведь сами все знаете, — осмелел Виктор, затаив на следователя обиду из-за несправедливого повышения штрафа.

— А я хочу вашу версию послушать. Не надо мне дерзить! — начал нервничать тот.

— Хорошо… Я шел мимо ресторана «Снежный барс» и увидел черный «Сатисфактор». В него сели несколько человек, потом куда-то уехали. Все. — перешел сразу к делу Ломов, понимая суть вопроса, который сегодня утром уже анонсировали двое полицейских, передавшие уведомление о звонке.

— Как выглядел автомобиль? Какие-то приметы? Может, номерные знаки были? — стал более мягким голос следователя.

— Черный, без номеров. Больше ничего не помню.

— Цвет салона?

— Не видел.

— А когда люди садились, вы не увидели салон?

— Нет, я особо не всматривался.

— Плохо! — разозлился следователь.

Виктор потупил взор. Ему казалось, что у следователя раздвоение личности: его голос становился то дружелюбным и приветливым, то недовольным и строгим, словно это была игра в плохого и хорошего полицейского, только в одном лице.

Тем временем следователь продолжил допрос.

— Сколько было человек и какого пола?

— Ну, примерно по трое мужчин и женщин.

— Точно? — спросил добрый голос полицейского.

— В темноте плохо видно было, — отстраненно произнес Витя.

— У ресторана хорошее освещение, там не было темно! — проорала злая личность следователя.

— Да, трое парней и две девушки — я точно вспомнил. Один толстый парень с девушками в машину сел: девушки назад, а толстяк — спереди. Ну, а двое парней остались и в ресторан вернулись. Еще был водитель, он сел в машину четвертым — после того, как закрыл дверь за своим хозяином. Итого — все по местам: как раз четверо.

— Откуда вы знаете, что там четыре места?

— Так я сегодня считал, когда откручивал. Спереди два и сзади два — такие вроде называются капитанскими, и между ними еще подлокотник стоит, есть кнопочки с настройками всякими, — проговорился Виктор.

На несколько секунд воцарилась пауза.

— Что?! — рассвирепела злая личность полицейского.

— Я… Я… сегодня считал… по памяти… тех людей, когда откручивал эти самые… гайки… Я работаю на тракторном заводе Лоренцо Пагани инженером. Пока готовился к нашей встрече, пытался вспомнить все детали, — с трудом вырулил Виктор.

— Хорошо, — успокаивающе проговорил вкрадчивый голос доброй личности полицейского. — Может, вы вспомните, как выглядели лица мужчин? Вы сможете их опознать или составить фоторобот?

— Сложно сказать… Я не разглядывал их лица.

— Ну, может, хоть какую-то малюсенькую детальку? Может, имена, усы, очки, одежда? — Голос следователя стал упрашивающим и подкупающе ласковым, даже дружеским; ему хотелось довериться.

— Да, водителя звали Миша — один из парней его так назвал.

— Вот видите! Легко же! Значит, владелец этого автомобиля там был с водителем Мишей.

— Ну, видимо, да, — расслаблено, под стать голосу полицейского ответил Витя.

— Как выглядел владелец? Помимо того, что он толстый, — аккуратно, не передавливая, спросила добрая личность полицейского.

— Не помню. Я даже не уверен, кто из парней позвал водителя.

— Живо, не тяни резину! Ты хочешь, чтобы я пригласил тебя посетить отдел дознания лично? — раздраженно прокричала злая личность полицейского.

— Нет! Не хочу ни в коем случае! Я вспомнил: это был пухлый розовощекий итальянец, — опять проговорился Виктор, припоминая, как выглядел Томми Пагани, вошедший сегодня утром в цех вместе с Лоренцо.

— Итальянец? Как ты это понял? — Тут как будто обе личности полицейского удивились. Вместе с ними удивился и сам Виктор.

— Э-э-э…. По акценту, — потея и чуть не плача, промямлил он.

— Хм… А говорил он на нашем языке?

— Да, я слышал язык северного народа — наш родной язык.

— Итальянцы ближе к южанам… И у нас в городе не так много итальянских семей. Несколько из них мигрировали лет сто назад, спасаясь от атак южан, начали здесь свой бизнес. Вот это зацепка! Молодец, Виктор!

Полицейский добился того, чего хотел. Его лицо украшала улыбка, обычно неприсущая суровым полицейским. Виктор же съежился на диване, мечтая поскорее выключить визиофон. Сегодня он получил то, что должен: очередной урок управления своими мыслями и языком.

— Хорошо. Мы проверим, у кого из этих семей в автопарке есть «Сатисфактор».

— Я больше ничего не помню! — чуть не плача, проговорил Виктор.

— Вы очень сильно помогли. Спасибо! — лаконично, спокойно отреагировал полицейский. — Не забудьте оплатить двойной штраф за алкоголизм. До свидания!

— Подождите! У нас в городе повсюду висят камеры, которые могут распознавать лица, и вы всегда видите, кто и где проходил и проезжал. Почему же не можете вычислить преступника сразу? — в сердцах воскликнул Виктор.

— Знаете, буду честен, — тихо сказал полицейский. — Камеры могут распознавать лица всех людей. Но, скажем так, есть определенная каста граждан, чья личная жизнь находится под защитой государственной страховой компании. Они платят деньги, чтобы не запятнать свою репутацию, быть незаметными для полиции и следствия. Ежегодно покупают абонемент на «невидимость», если вы понимаете, о чем я. Камеры распознают и их, но эта информация зашифрована. У полиции нет доступа к таким данным, пока мы не соберем достаточно серьезных улик, чтобы выдвинуть обвинение против человека с подобным статусом. Как только мы на сто процентов уверены, что кто-то из этих людей виновен в преступлении, то выдвигаем обвинение и передаем его в отдел секретного слежения. Только они имеют доступ к слежению за всеми лицами в стране — в том числе застрахованными по государственной программе. Они изучают записи с камер и информацию о передвижении подозреваемого, а если улики подтвердятся, мы можем арестовать такого человека.

— А если нет? — заинтересовано спросил Виктор.

— Если нет, получаем выговор со всеми вытекающими. Поэтому если вы поможете мне восстановить справедливость, найти и наказать виновных, я буду очень благодарен. Пропали две молодые девушки из очень влиятельных семей, — заключила добрая личность полицейского. — Понимаете, насколько это серьезное преступление? Вы понимаете, что, покрывая преступника или замалчивая факты, вы становитесь соучастником? Понимаете? — уже покраснев и брызжа слюной, проорала злая личность, подавляя добрую. — До свидания! — бросил следователь, злобно глядя в экран.

— До свидания! — выдохнул Виктор.

Визиофон выключился. Инженер лег на диван-кровать и расплакался. А что ему оставалось делать? Молчать и рисковать — или сказать правду о машине в инженерном цехе, а потом лишиться работы и отправиться в колонию-поселение за тунеядство, пока не удастся найти новую? Или еще хуже — на войну?.. Как этот майор Воронцов смог выяснить все, что ему надо? Как Виктор поддался на его уловки, на банальную игру в хорошего и плохого полицейского? И как он вообще умудряется быть одновременно в двух амплуа?

Заблудившись в этих мыслях, Виктор сунул руку под подушку, обнял ее, отодвигая подальше спрятанный под ней пистолет Гены, и крепко заснул.

Глава 5. Кулуары разума

Майор Воронцов сидел перед тусклой настольной лампой за старым обшарпанным столом и вчитывался в только что распечатанное досье на Виктора Ломова. За окном уже стемнело, на небе появлялись первые звезды, и растущая луна проливала свой свет в кабинет следователя. Время неумолимо двигалось к полуночи. На стене напротив стола темнел огромный экран визиофона, а за спиной майора отражала свет лампы покрытая глянцем административная карта Северной Стороны с увеличенным сектором столицы и ее пригородов.

Другие стены не были чем-то специально украшены — разве что на одной из них висело круглое поле для игры в дартс с воткнутыми в него дротиками. Классика полицейских кабинетов! Над ним к потолку был прикручен самодельный турник с пристегнутой к горизонтальной перекладине парой наручников. Очевидно, майор не пользовался этим турником, а приковывал к нему подозреваемых, чтобы устроить им по-настоящему серьезный допрос. В свете луны наручники на турнике отбрасывали тень, похожую на виселицу, в какой-то степени и являясь ею на самом деле. С другой стороны располагался вход в помещение, а справа от двери висела доска, к которой были прикреплены фотороботы преступников, находящихся в розыске.

Майор встал из-за стола и присел на небольшой диванчик в углу комнаты. «Время позднее, нет смысла ехать домой. Опять посплю на работе», — подумал Воронцов. Он откинулся на спинку дивана, отчего тот жалобно заскрипел, и закрыл глаза. В голове крутилась простая и понятная истина: «Он что-то знает». На фоне этой истины в той же голове проснулись обе личности одновременно и начали свой непримиримый диалог, в котором вердикт должен был вынести сам Воронцов.

— Зачем ты ему все рассказал? Про эти камеры? Гражданским нежелательно знать об устройстве нашей системы! — причитала злая личность.

— Ну, во-первых, это и так все знают — или почти все. Во-вторых, я хочу вызвать доверие свидетеля, потому что он что-то знает, но боится рассказать, — парировала добрая личность.

— Он покрывает, он соучастник! — не унималась злая.

— Просто трусит! Он мямля. Его надо расположить, — стояла на своем добрая личность.

— Прижать к стенке кромкой стола, придушить!

— Точно нет. Он совсем закроется или сознается в том, чего не совершал.

— Закроем висяки! — радостно заорала злая личность.

— Разрушим человеку жизнь.

— Плевать! — вошла в раж злая личность.

— Нет, он не способен на те преступления, которые мы не раскрыли. В качестве подозреваемого не подходит. Да и улики неподходящие…

— А когда это у нас судья так глубоко в улики заглядывал? Есть дело, есть подозреваемый. Что еще нужно? Тюрем и лагерей понастроили достаточно — заполнять не успеваем. Вон, бойцы с утра до вечера проходимцев да разных оппозиционеров туда гонят!

— Так. Хватит! Давай аргументировано. Что мы знаем? Машина без номеров, лица стерты камерой — до поры до времени, пока не соберем достаточно улик для доступа. Водителя зовут Миша, хозяин машины — итальянец. Двое его дружков. Почему он их оставил? Не было места в салоне? Могли бы посадить девушек на колени. Что только не сделаешь в пьяном угаре! Нет, они не друзья, а подчиненные. Может, охрана. Так… Две девушки, которых после посадки в салон «Сатисфактора» никто больше не видел. Камеры стерли лица всех, значит, они из богатеньких, все застрахованы. Девушки — дочки бизнесменов и банкиров, которые давят на полицию и просят разыскать их скорее. Никто не просит за них выкуп. Странно! Миша в фуражке, глаз не видно. Подходит Виктор Ломов, идет медленно, сопротивляясь ветру и дождю. Они садятся в машину, машина уезжает. Ломов провожает ее взглядом. Я что-то упустил?

— Похищение или передоз наркотиков? — Злая личность выдала новую версию.

— Задушили в машине? — предположила добрая личность Воронцова.

— Нельзя, сидя в тесной машине, задушить двоих сразу. Но следы девушек в салоне точно остались. Это факт! — нервно ответила злая личность.

— В любом случае, место преступления — машина. Ее надо найти.

— Точно. Факт, — подытожила злая личность.

— Скорее всего, машину уже утопили или сожгли, — расстроилась добрая личность.

— Утопить сложно: вся береговая линия под охраной военных. Сжечь — слишком заметно. Скорее всего, ее разобрали.

— Разобрали… Хм… Да, надо проверить всех итальянцев на «Сатисфакторах». Не думаю, что их много.

— Согласен, — тихо отозвалась злая личность.

Майор Воронцов открыл глаза, встал с дивана и направился к столу. Там лежал пульт от визиофона, но кнопок на нем было чуть больше, чем на стандартном, который можно встретить в любой квартире у рядовых граждан. Воронцов нажал на одну из дополнительных кнопок, и экран загорелся, отобразив меню, предназначенное для полицейских. Майор открыл базу данных жителей города, далее сделал выборку по владельцам машин, маркам и моделям. «Сатисфакторов» в городе оказалось чуть больше шестисот штук.

«Сколько же богатых!» — промелькнула мысль в голове следователя. Он тут же прогнал ее прочь и продолжил изучение списка. Итальянцев здесь было немало, а некоторые из фамилий и вовсе не попадали под какую-то логику, позволяющую определить национальность.

«Нет, мало зацепок… Шерстить всех итальянцев?.. А если машина зарегистрирована не на итальянца? — Мозг выдавал одну идею за другой. — Так, а что же скрывает Ломов? Он явно темнил. Точно указал на итальянца, точно сказал про четыре места в машине, еще молол ерунду про откручивание сидений… Разбирал он там что-то».

— Да «Сатисфактор» он и разбирал! — взорвалась злая личность.

— А что, если да? — бойко отозвалась из второго полушария следователя добрая.

Майор встал из-за стола и, утопая в своих мыслях, начал быстрым шагом кружить по комнате, хрустя старым изношенным ламинатом, кое-как уложенным много лет назад.

— Так. А что, если… — Добрая личность начала генерировать идеи.

Майор Воронцов, не сбавляя ход, схватил с рабочего стола листок, на котором было распечатано досье Ломова, и начал внимательнее в него вчитываться, бубня себе под нос: «Родился в Рабочем поселке, учился в школе, потом инженерный техникум. Когда ему было десять лет, отца призвали на войну, где тот и погиб; жил с матерью почти всю жизнь, работал механиком по месту жительства, затем переехал в Североград пять лет назад. Почти сразу устроился на свое текущее место работы — тракторный завод Пагани. Деятельность — сельскохозяйственная техника, комбайны, трактора. Жены нет, детей тоже».

Воронцов бросил листок на пол и вместо него взял пульт визиофона. Пальцы начали стучать по кнопкам, набирая итальянскую фамилию Пагани. Система выдала двенадцать совпадений, но сортировка по бизнес-активам сохранила только пятерых: Лоренцо, Фернандо, Томмазо, Франко (остров), Люция (остров).

— Нужен ордер на осмотр завода Лоренцо Пагани! — Злая личность брызгала слюной. — Держу пари, машина там.

— Да, определенно. Но просто так не дадут… — засомневалась добрая.

— Не дадут. Но выделят двоих сотрудников для слежки, — не отступала злая.

— Куда их отправить?

— К проходной завода.

— Или к дому? И к дому кого? Кто самый младший?

— Томмазо. Ему двадцать семь лет. Вес сто сорок килограммов. Идеально! — Злая личность не переставала истекать слюной.

— Лоренцо — его дядя. Он ни при чем. А вот Фернандо — отец парня и может его покрывать…

— Вся семья оплатила годовую страховку и режим «невидимости». Даже охране купили и водителю! По крайней мере, за ними числятся такие платежи в системе.

— А, вот, нашел! — Добрая личность обрадовалась, по-детски вереща. — «Сатисфактор», черный. Висит на Фернандо. Адреса места жительства Фернандо и Томмазо совпадают. Парень живет с папой.

— Бинго! — проорала злая личность. — Пожмем друг другу руки!

Майор Воронцов протянул левую руку к правой и крепко сжал обе. Все это время он не переставал кружить по комнате, периодически останавливаясь, чтобы прочесть данные на экране визиофона. Под конец у него совсем закружилась голова, и он по инерции пролетел в сторону старого дивана, упал на него, чуть не сломав, и закрыл глаза, так и не разжав руки.