Бесплатный фрагмент - Свидетельница из Воркуты

ВСЕ ПЕРСОНАЖИ И СОБЫТИЯ РОМАНА ВЫМЫШЛЕНЫ. ЛЮБОЕ СХОДСТВО С РЕАЛЬНОСТЬЮ СЛУЧАЙНО.

Петербург останется в стихах

серебром осеннего романса,

в золотых старинных кружевах

вечности поэзии пространства…

/Света Магницкая. Отрывок из стихотворения от 19 июня 2008 г./

*

«Хуже не придумаешь дела — разбирать соседские конфликты, — думала Белла Измайлова, слушая рассказ потенциального клиента о какой-то разудалой барышне из его парадной, — скучища такая, что впору обзеваться от тоски. Дело для новичка — приструнить борзоту, достающую всех шумом или пытающуюся всех застращать и построить по боевому расписанию. Да, уже три месяца, как нет интересных дел, по крайней мере для меня. Что-то слишком часто я кукую в офисе, пока сильная половина носится, задрав штаны, по судам, СИЗО и колониям… Вернется Фима, надо на него гаркнуть, чтобы очередность соблюдал и не превращал меня в вечную дежурную. А то так он вдруг однажды захочет, чтобы я подавала ему тапочки и горячий ужин и сидела, подпершись ладошкой, и умиленно смотрела, как он кушает. Фу, ну и картинка! Совершенно не вдохновляет. В „Империале“ поест и хорош будет, а я ему адвокат, а не кухарка… Да и готовить я не умею. Такое сварганю, что он неделю животом маяться будет. Кулинар из меня — как из зайца штангист!»

Размышляя, Белла не забывала внимательно слушать посетителя, согласно кивая в нужные моменты. Да, пожалуй, в данном случае соседский конфликт в доме на Московском проспекте зашел слишком далеко, если для его разрешения пришлось обращаться за помощью к юристам из фирмы Когана.

«Да… По-человечески я ему сочувствую и может даже возьму это дело в рамках акции „Подарок клиенту“ — вид у него небогатый, заплатить за наши услуги он вряд ли сможет, а подобные акции хорошо на имидж фирмы работают. Что? Что-что он сделал?.. И что вышло? Авадакедавра! Я беру это дело. По акции. Вот это умора! Надо Наташке рассказать, вместе посмеемся!».

— Она в какой-то фирме служит, — говорил клиент, просматривая договор, — важная особа, все схвачено, деньги, связи…

— Ничего, мы тоже не лаптем щи хлебаем, — ободряюще улыбнулась Белла. — Всяких повидали, — ее муж, глава фирмы Ефим Коган, всегда добавлял «и в сортир кидали», но Измайлова воздержалась от такого дополнения. И изобразила приступ кашля, чтобы не расхохотаться, вспоминая рассказ клиента. Безудержная смешливость была настоящим мучением для Беллы, а сейчас, когда живое воображение нарисовало ей картину произошедшего, неуместное хихиканье подступало к горлу. Но клиенту сейчас не до смеха от последствий своего поступка… И, если Белле не удастся противостоять напору истицы… «Что значит — не удастся?! Если я не справлюсь с этим делом, лучше мне на кулинарные курсы записаться и поварешку купить… ага, и Фиму ею по кумполу бить! Позор на мои седины, я до сих пор не умею варить борщ, все время путаю, что раньше кладут в кастрюлю — мясо или овощи! А это значит, что надо выкладываться по полной на работе и вариант „если не справлюсь“ выбросить в корзину за ненадобностью!».

Когда обнадеженный клиент забрал свой экземпляр договора и удалился, Белла перечитала стенограмму его рассказа и безудержно рассмеялась. В кабинет заглянула удивленная мордашка Лики с рецепшен:

— Белла Генриховна, у вас все в порядке?

— Да, спасибо, — ответила Белла, стараясь вернуть себе серьезный вид. — Сделайте мне, пожалуйста, чашку кофе покрепче.

Выкурив во дворе пару сигарет, Белла вернулась и с наслаждением отпила глоток густого трипло. «А хорошо Лика его заваривает. Все-таки эти новомодные кофемашины и робокофейни не сравнятся с человеком. Во всяком случае, пока еще они не научились так же хорошо готовить кофе, как люди-бариста!»

Белла включила аудиозапись разговора с клиентом.

Едва вселившись в квартиру, доставшуюся ей по завещанию от престарелых родственников, 26-летняя Марина Мухина сразу затеяла масштабный евроремонт, желая превратить ее в суперсовременные апартаменты. Торопясь поскорее вселиться в свое жилье, Мухина не скупилась на доплаты бригаде за работу в ускоренном темпе. Парадная содрогалась от грохота и треска, не смолкающих почти круглые сутки. На робкие замечания соседей, в основном — людей немолодых, жителей «медицинского» дома на Московском проспекте, девушка огрызалась: «Не навсегда же ремонт! Мне что — в халупе убитой жить? Вам все мешает!». «Да-а, — перешептывались соседи, — не в бабку внучечка выросла, ишь, какая, на каждое слово — десять!»

Несколько раз из-за ремонта выбивало пробки в парадной, протек потолок в квартире этажом ниже, заляпали краской сушившееся внизу белье… Когда ремонт закончился, жильцы перевели дыхание — «Неужели наконец-то наступит тишина?».

Но торжественно въехав во двор на своем сверкающем вишневом кроссовере во главе каравана из двух грузовых такси, Марина тут же врубила в машине музыку и, пока грузчики, пыхтя и отдуваясь, таскали на этаж многочисленные ящики и коробки, девушка стояла с телефоном у машины — кому-то отвечала на звонки, кому-то звонила, с кем-то решала рабочие вопросы, с кем-то выясняла отношения — и все это на повышенных тонах, не особо выбирая выражения. На просьбу соседки приглушить музыку — «ребенок болеет, только уснул» — огрызнулась: «Окно закройте, не слышно будет! Днем имею право! Я у себя дома!», а когда бабушка, сидящая у детской площадки, пока ее внучка играла, попросила новую соседку не материться — «дети же рядом» — наорала на нее: «Уши заткните, если мешает! Сразу докапываются!». Гордо вскинув голову, платиноволосая красавица процокала каблучками в парадную, выпятив по моде подкачанные губы и обговаривая с кем-то по телефону «точку сборки» по случаю новоселья…

Вечеринка у Мухиной гремела на весь двор. Ревела музыка, топали по лестнице гости, раздавались оживленные голоса, вопли и хохот… Расходились после веселья часов в пять утра, еще громче топоча и хохоча… «Ладно, отпраздновала новоселье, теперь, может, затихнет», — надеялись соседи.

Но тусовки сотрудников фирмы стали собираться у Мухиной каждую пятницу. Проходили они по принципу «звук поставим на всю, пусть соседи не спят». Почему-то полиция, которую не раз вызывали измученные шумом жильцы дома, почти не приезжала и ничего не делала, чтобы урезонить ночных гуляк. После всех обещаний участкового принять меры и провести беседу вечеринки продолжались.

Кроме того Марина имела привычку, прежде чем выехать со двора, проверять, не забыла ли она что-нибудь нужное — сидя в машине с распахнутой дверью и включив музыку на максимальную громкость, а вечером, выходя из автомобиля, долго стояла с телефоном, ведя долгие эмоциональные разговоры. Ей все реже делали замечания, зная, что получат агрессивный отпор, «посыл» или хамство, от которого весь вечер потом будешь плакать и сердечные капли или седуксен пить. Очевидно себя Марина считала совершенством и сверхчеловеком, который выше всех норм и правил и может жить как захочет, а всех остальных — людьми второго сорта, обязанными терпеть. «Вы мне завидуете, что ваша жизнь уже позади, а я молода, красива и успешна! Вы просто ненавидите молодежь!» — с апломбом выпаливала она.

Однажды сосед с пятого этажа, Савелий Петрович Марков, 76-летний пенсионер, 45 минут слушал доносящийся со двора резкий голос Марины, с кем-то ругающейся по телефону. В этот день была магнитная буря, Савелий Петрович неважно себя чувствовал, скакало давление, ломило виски, а пронзительное стаккато соседки усиливало страдания… 15-литровое ведро, наполненное водой, Савелий Петрович едва дотащил до балкона. Серебристая масса ухнула вниз… а следом, вырвавшись из дрогнувших рук, полетело и ведро — «эх, раньше сила была, на спор рубли юбилейные гнул, а сейчас совсем не то…". От серьезной травмы Марину спасло лишь то, что оцинкованная емкость не ударила ее ребром, а нахлобучилась на девушку, как шапка.

Белла все-таки не удержалась и прыснула, представив себе это зрелище. Как бы ей удержаться от смеха в полиции и на суде! «Что я за лошадь — палец покажи, я уже и заржала!».

— По какому поводу веселуха? — возник на пороге Ефим Коган, осанистый, горбоносый великан с копной эффектно седеющих черных волос и бархатными карими глазами.

— Новое дело, по акции. На, почитай стенограмму.

— Ай да душик барышне устроил! Куда там Шарко! — загромыхал Коган через несколько минут. — А какое моднявое шлямпопо ей надел! Ой, не могу, жаль, я этого не видел!

— Ты лучше почитай, — вздохнула Белла, — на какую сумму ему пришел по суду исполнительный лист… Барышня грамотная, подала иск за сумку, машину, телефон и моральный ущерб. Судья даже не стала слушать Маркова, когда тот пытался рассказать про соседские гулянки до рассвета, ор по телефону и музло на весь двор, и полностью удовлетворил иск Мухиной!

— Чтооооо?! — глаза Ефима округлились, когда он прочитал сумму. — Да таких цен на телефоны и сумки ни в одном бутике нет! Не первую же серию она покупала, уровень не тот!

— Моральный ущерб, душевная травма, — вздохнула Белла, — обидели девушку, не дали ей в полночь по телефону матом во дворе орать. А почитай, какая пенсия у Маркова и посчитай, сколько лет ему придется полпенсии отдавать и на остаток «баранку на три дня делить».

— Двадцать тысяч? В месяц? Мишугене (С ума сойти — идиш /прим. автора/)! Я о таком уже давно не слышал, как только люди целый месяц на такую сумму живут? И это заслуженный человек, бывший врач?! Да он лет пять как минимум будет голодным ходить, расплачиваясь с этой «страдалицей»! — вознегодовал Коган.

— Так ты даешь мне «добро» на акцию для Савелия Петровича?

— Уже дал. И более того, грош цена нам была бы, если бы мы отказались помочь человеку, а заодно и разобраться, — воинственно встопорщил холеные усики Ефим, — почему стражи порядка были так лояльны к этой барышне, систематически нарушающей закон о тишине! И участковый мог бы найти управу на шумные сборища на своей территории! Кто она, ты говоришь, по роду деятельности?

— Сотрудница риэлторской фирмы, — Белла полистала документы, — старший менеджер, или что-то в этом роде.

— Ааа, понял. Что за фирма, как называется?.. Да, что-то я о ней слышал от коллег.

— Ясненько, — Белла воинственно притопнула каблучком. — С завтрашнего дня начинаю работать по этому делу. Ну, держись, Марина Батьковна! Расхрабрилась со стариками воевать, ущербы моральные с них требовать, будешь теперь иметь дело с ученицей самого Когана! А у тебя что, Фима?

— Банальное дело, — муж со скучающим видом плюхнулся в кресло. — Скоро я от обвинения гулькин нос оставлю. Нет, ну это просто неуважение к мэтру отечественной адвокатуры, так топорно обвинение выстраивать! Свидетели на перекрестном допросе чушь полную несут, вещдоки такие, что ими только подтереться, следователь на один и тот же вопрос по-разному отвечает, — Коган с хрустом потянулся, — ребята, ну, я такие примитивные делишки еще на четвёртом курсе мог расщелкать! — он заурчал от удовольствия, когда Белла начала массировать ему плечи, — ууу, хорошо! Уланов сегодня в Мордовию сорвался, доследование для своей подзащитной выбивать, Игорек в Колпино в очереди к второму клиенту сидит — вот бедолага, к одному три часа сидел, теперь ко второму, полдня в очередях провел, бедный парень! Кстати, надеюсь, сегодня ты не будешь ставить кулинарные эксперименты? — с опаской спросил он. — Не то, чтобы мне не понравились твои биточки, но…

— Щазззз! Будут тыквенные оладьи и полента… ладно, не рычи, я пошутила! Так и быть, согласна на твой любимый «Империал»!

*

Наташа Навицкая терпеть не могла, когда вместо продуктивной творческой работы у нее наступал кризис жанра. Наполовину написанная книга уже вторую неделю лежала раскрытой все на той же странице, и на бумаге не появлялось ни строчки. Сдать ее нужно было не позже 1 ноября. Это только кажется, что до ноября еще далеко — время пролетит незаметно, а опаздывать и подводить людей Наташа терпеть не могла. Армейская служба в юности приучила ее к дисциплине и исполнительности. В издательстве Навицкую, автора серии детективных романов «Армейский детектив» знали как серьезного и ответственного литератора, и она дорожила этой репутацией.

«Сейчас слишком много „нельзи“ появилось, — хмуро думала Наташа, сидя за рабочим столом и пытаясь выстроить мало-мальски складный и читабельный текст, — о том нельзя писать, о том нежелательно, об этом вообще запрещено… В таких тесных рамках не всем работается свободно. Я вот со школьных лет на заданную тему писать не умею, всегда добавляла к мнению авторов учебника свои мысли и суждения, за что „русалка“ часто снижала мне оценку: „в твои лета не должно сметь свое суждение иметь“. И сейчас я забуксовала из-за обилия „красных флажков“; ненадолго сбылась мечта Высоцкого! И как героиня поймет, что ее обманывали на протяжении десяти глав? Не могу придумать. Случайно услышала разговор? Самой не надоело? У меня в двух предыдущих книгах был этот прием: случайно услышанный отрывок чужого разговора дал ниточку к разгадке преступления… Что-то нашла? Каким образом? Дома у этих людей она не бывает и порыться в их вещах не может. Блин, мне срочно нужна свежая идея! И как жаль, что из-за „нельзи“ выпадает интересный персонаж, с которым я должна была устроить встречу героини, и он бы навел ее на нужный след…»

Звонок телефона порадовал Наташу. Если это не мошенники, которые осенью активизировались с новой силой, то будет уважительная причина на несколько минут оторваться от тетради, белеющей с середины чистыми листами…

Звонила Белла. Скороговоркой она выпалила свои новости: Ефим сегодня утром вылетел в Якутск, откуда направится в Табагу к подзащитному; появилось новое дело по акции «Подарок клиенту»; трехлетняя дочь Беллы и Ефима Таша Коган на детской площадке подралась с двумя мальчиками, попытавшимися отнять у нее игрушечный самосвал. В итоге «угонщики» с громким ревом устремились к своей матери, которая разразилась гневной тирадой на тему «надо делиться, жалко, что ли, они бы поиграли и отдали», и няня Таши надолго сцепилась с негодующей женщиной. По дороге в Пулково Белла поведала эту историю мужу, а Ефим хохотал до колик и пообещал, вернувшись, сводить дочь в «Диво-Остров». «Двоих парней отбуцкала, — торжествовал он, — ай да дочка растет, вся в папандра уродилась!»

— Испортит ребенка своим баловством, — ворчала Белла, — ей бы надо хотя бы внушение сделать, а он ее поощряет!

— Ну, положим, ты тоже не эталон кротости, так что тихоней вашей дочке быть не в кого… А что за дело по акции?

*

— Мне вообще не нравится эта тенденция в современном обществе, — Наташа поставила на столик две чашки кофе, вазочку с печеньем и конфетами и подставку с баночками: корица, имбирь, ваниль и кардамон, и блюдце с нарезанным лимоном, — относиться к пожилым людям, как к докуке, которая всем мешает и всех раздражает, общаться с ними бесцеремонно и «жестко ставить на место». Некоторые «герои» буквально похваляются, как подвигом, что не уступили старушке место в транспорте, отпихнули старика в очереди, нахамили, послали, пригрозили, ударили… Совершенно искренне гордятся этим и, что хуже — лайки собирают! Я когда такое читаю в интернете, думаю: ай да вояки, храбрецы, вот бы таких ко мне в боевую роту, да в «горячую точку»!

— Хах! — тряхнула черными кудрями Белла, — там бы они сразу с лица сбледнули, это ведь не то, что на старушек рявкать и кулаком грозить!

— А ведь когда сами состарятся, вряд ли захотят, чтобы к ним так же относились: сиди, мол, рухлядь, в уголке и не чирикай, твое время прошло и ни на что ты права не имеешь, и вообще, ты всех бесишь… Я пару раз таких на место ставила — один моей маме нахамил в магазине, другой на Карину Ильиничну наехал, когда она попросила в трамвае место уступить. Отвратительно смотрелось… И это судилище из той же серии, — Наташа села в кресло у кофейного столика. — Так какой она ущерб понесла?.. Сумка, телефон и машина?

— Машина вообще высохла, и вся недолга! — ответила Белла. — Смешно было вообще ее упоминать! Тогда можно на каждый дождь в суд подавать — тоже ведь авто намокает!

— Не набегаешься по судам, — улыбнулась Наташа.

— А вот сумка… Да, кожа покоробилась. Получается, иногда и в бутике можно на фальсификат налететь. Истица клянется, божится и магазинный чек предъявляет: за двести тысяч сумчонку приобрела. Моя торбочка сколько раз вместе со мной под дождь попадала, и хоть бы хны ей. Ну, косметичка намокла, косметика испортилась; кошелек с деньгами и карточками… А вот телефону хуже всего пришлось, захлебнулся и «умер». Дорогой оказался, за сто сорок тысяч, я бы таким ночью на Московском не светила. А главное, пострадало ее самолюбие, — захихикала Белла, — она убеждена, что Савелий Петрович нарочно нахлобучил ей на голову ведро. Ох, Наташка, я раздобыла видео с дворовой камеры, и это надо было видеть… — Белла спешно отставила чашку и затряслась от смеха так, что закашлялась. Наташа не без удовольствия чувствительно похлопала подругу по спине. — Ой! Ты что? Больно же!

— Ну, извини. И как идет работа по делу?

— Пока особо похвастаться нечем, я только начала им заниматься. Собираюсь добиться пересмотра дела. Это, естественно, никого не радует — извечное наше «подписано, так с плеч долой», верно подметил Грибоедов. Суд принял решение, ответчик получил исполнительный лист, истица ждет начала выплат, все ладно-складно, а тут появляется адвокат и начинает все ворошить заново, вопросы неудобные задавать… Почему чаще всего наряд не приезжал по звонку жильцов на очередной «разгуляй», почему участковый не приструнил жиличку; почему не учли возраст и материальное положение ответчика… Ну, пусть морщатся сколько угодно, а я их расшевелю! — азартно блеснула глазами Белла. — На суде буду упирать на то, что всякому терпению есть предел, и Мухина слишком долго его испытывала у соседей, закатывая свои пятничные гулянки до рассвета и вопя по телефону на весь двор по чужими окнами. Эта богемная особа за несколько месяцев замучила всех и сама напросилась на неприятности; относилась бы к людям более тактично, никто бы на нее ведро не опрокинул, а если бы правоохранители нашли управу на шумную барышню, опять-таки не было бы «душа Шарко». Пару раз штрафанули бы ее за шум, протокол составили, она бы быстро научилась разговаривать по телефону нормальным голосом и вечеринки сворачивать в 23.00 или развлекаться с друзьями в клубе а не в квартире. А так безнаказанность привела к оборзению, а люди тоже не железные…

— Мда, если бы да кабы, — вздохнула Наташа, — меня по твоему рассказу удивляет такое лояльное отношение к этой Мухиной. И гулянки ее не пресекали, и вердикт вынесли в ее пользу… А что за фирма?

— «Счастливый ключик».

— Хмм. Что-то я недавно о ней слышала. Или читала отзовик в интернете.

— А не можешь вспомнить, что именно ты читала?

— Не помню… Я же не знала, что это может понадобиться, и не вчитывалась. Но почему-то у этой фирмы много дизлайков в отзывах.

— Ладно, — кивнула Белла. — Посмотрю-почитаю. Я их встрепену! — еще раз пообещала она.

— Я приду за тебя поболеть.

— Да, с такой группой поддержки я их всех сделаю!

— Вспомнила, где я еще слышала об этой фирме, — просияла Наташа, — Иноземцев решил открыть филиал своего предприятия в Питере и подыскивает помещение для бизнеса и квартиру — чтобы не париться каждый раз с гостиницами, и обратился в этот «Ключик», который завесил рекламой весь интернет. В итоге он оказался недоволен их подходом к работе и решил больше не читать рекламные объявления, а обратиться к своим питерским знакомым, которые лучше знают свой город и могут посоветовать, к кому лучше направить стопы на рынке жилья. Понимаешь, сначала он долго ждал ответа на свое письмо, а потом ему стали подсовывать не те варианты, которые его интересуют, хотя он четко обозначил фильтры…

Алексей Иноземцев, белокурый красавец-атлет из Воркуты, успешный бизнесмен, был с недавних пор другом Наташи и весной помог ей распутать клубок хитросплетений в крымском поселке у моря и изловить беглого преступника…

— Не могу поверить, что Нерон ЧИТАЕТ РЕКЛАМУ! — фыркнула Белла.

— И на старуху бывает проруха… Теперь уже не читает. Зато почитал отзовик и отметил: позитивных отзывов раз-два и обчелся, и похоже, что они под копирку написаны одним и тем же человеком или ботом, зато критики — две трети контента. Даже удивительно, что этот «Ключик» еще не вылетел в трубу, держит высокий рейтинг и дает своим служащим зарабатывать себе на дорогие аксессуары.

Подруги допили кофе и вышли покурить н балкон.

— Хммм, — Белла устроилась в ротанговом кресле под навесом и щелкнула зажигалкой, — как любит говорить мой благоверный, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Буду разбираться… У Маркова на меня последняя надежда. Если я не смогу ему помочь, ему несколько лет придется полпенсии отдавать этой горластой девице и жить на грани нищеты.

— Ты справишься, — ободряюще улыбнулась Наташа, облокотившись на литые чугунные перила балкона, — я в тебя верю!

*

Проводив Беллу, Наташа вернулась за письменный стол и снова стала ломать голову: если выбросить нежелательного персонажа, то как героиня узнает об обмане? Но конструктивных мыслей не было. На ум приходили только «притянутые за уши» и «высосанные из пальца» ходы, затертые штампы и клише или откровенный гротеск, годный разве что для плохого водевиля или фарса. «Блин! Всё не то! Ну-ка, что посоветует нейросеть? ЧТО?.. Ну, это уже совсем никуда… Так, ИИ не помог, надо думать самой!»

Телефонный звонок прервал ее муки творчества.

— Привет, не отрываю? — раздался в трубке бархатистый глубокий баритон человека, привыкшего вести свои дела твердой рукой и уверенного в своем превосходстве и неотразимости. И его звонку Наташа тоже обрадовалась. Может, за время разговора с Алексеем творческая мысль оживится…

— Привет, Алеша. Нет, я сейчас не занята.

— Послушай, не в службу, а в дружбу… Я отправил в Питер своего человечка порешать вопросы с апартаментами и помещением для бизнеса. Как поживает ваша Думская? Еще будет, где приткнуться, или там уже все в асфальт закатали и строят, как и грозились, семейный кластер?

— Думская остается Думской, — ответила Наташа, — хоть и писали пару лет назад с апломбом «усё, кина не будеть, закрыто навсегда», а постепенно суд снимает запреты, заведения открываются. Главное — малолетним не наливать и «нельзёй» не торговать.

— С этой дрянью никогда дела не имел и не собираюсь! — выпалил идейный приверженец здорового образа жизни Иноземцев.

— Конечно, надо было там слегка накал страстей понизить, а то до закрытия редкий вечер на Думской обходился без мигалок и протоколов, как говорится, гуляйте-веселитесь, но меру знайте, но совсем закрывать — это тоже перебор, и кажется, городские власти это поняли.

— Согласен. Меру действительно надо знать и по возможности крайностей избегать.

— Значит, сработаешься у нас. Твоего человека надо встретить?

— Да. Поезд прибывает в 18.30 на Ладожский вокзал… ну, это ты хорошо знаешь. Вагон пятый. И отвезти в гостиницу… — Алексей замолчал, видимо, глядя в записи, — «На брегах Невы» на Ломоносова… это где у вас такая, впервые слышу?

— В районе Пяти углов… Странный выбор для твоего работника. По-моему, ты им достаточно хорошо платишь, чтобы позволить себе более солидный отель.

— Ну, страсть у человека ко всему нестандартному и тематическому, — снисходительно усмехнулся Алексей, — прикинь, эта гостиничка расположилась в доме с литерой М! У вас там что, весь алфавит можно встретить?

— Питерские «колодцы» и «лабиринты», — ответила Наташа, — одна из характерных примет нашего города… Приедешь, свожу на экскурсию.

— Заметано. Надеюсь, ты меня не заведешь куда-нибудь, как Сусанин? А то я обратно и дороги не найду…

— Не найдёшь, так прошибешь, — ответила Наташа.

Алексей довольно расхохотался в ответ.

*

Воркутинский поезд степенно вкатился под своды Ладожского вокзала, такой чистенький и сверкающий, как будто только что выехал из депо, а не проделал путь из Республики Коми в Ленобласть. Открылись двери, у вагонов выстроились блондинки в серо-красной форме, и стали выходить пассажиры, довольно плотный поток. Из Воркуты, как правило, поезд выезжал заполненным едва ли наполовину, зато после Печоры начинал стремительно заполняться, и в Петербург прибывал уже полностью укомплектованным.

Наташа стояла возле пятого вагона, всматриваясь в лица выходящих, и надеялась, что Алексей предупредил сотрудника насчёт встречи, и им не придется искать друг друга в вокзальной сутолоке.

Стройная брюнетка лет тридцати со стрижкой «каре», из которой не выбивался ни один волосок и в элегантном брючном костюме выкатила на платформу большой темно-серый, скорее мужского стиля, чем женского, чемодан и осмотрелась вокруг. Узкое лицо с правильными чертами, серо-голубые глаза, яркая помада. Увидев Наташу, брюнетка тут же шагнула к ней:

— Добрый вечер! Наталья Викторовна? Алексей Матвеевич дал мне подробное описание, я сразу вас узнала. Я Алина Добровольская, его личный секретарь.

— А куда же делся Сбарский? — спросила Наташа, вспомнив круглолицего щеголеватого весельчака с неизменной красной гвоздикой в петлице пиджака.

— Ярослав ведет клубные дела, — пояснила Алина, — а я — все остальные, — она отказалась от помощи носильщика и до парковки катила чемодан самостоятельно. — Вы позволите по дороге немного расспросить вас о положении дел на Думской и рынке жилья в районе набережной реки Фонтанки? Алексей Матвеевич настоятельно указал мне на эти геолокации, а распоряжения босса не обсуждаются, а выполняются.

— Да, разумеется. Надеюсь, что смогу вам помочь…

*

— Кое-что еще есть, — ответила Наташа, разблокировала дверцы своего «круизера» и открыла багажник. — Думскую сильно тряхнуло пару лет назад, но постепенно она возвращается на круги своя. Думаю, что такого разгуляя, как прежде, там уже не будет, но она так и останется местом, где можно весело провести вечер.

— Это радует, — Добровольская устроила чемодан в багажнике, забралась на переднее сиденье рядом с водителем и пристегнула ремень безопасности. — А как там со свободными помещениями?

— Пока еще есть, достаточно.

В дороге Алина расспрашивала Наташу о наиболее престижных жилых комплексах Петербурга, особенно интересуясь районами неподалеку от центра.

— Алексей Матвеевич выразил желание приобрести квартиру в районе Невы или Фонтанки, — пояснила она.

«Вот настыра, — усмехнулась про себя Наташа, — ладно, в Красногвардейском мы в одном номере ночевали, он передо мной разгуливал в одних трусах, я — в простыне, и ничего, не соблазнились. Так что даже если он расположится, скажем, на соседней улице, мне еще легче будет устоять перед соблазном».

Она отвезла Алину на улицу Рубинштейна, изобилующую всевозможными кафе и ресторанчиками. Остановив машину возле арки, через которую можно было пройти к искомой гостинице, Наташа обернулась к воркутинке:

— А сейчас вы увидите кусочек классического Петербурга: дворы-колодцы и лабиринты. Вы готовы к рок-н-роллу?

— Всегда готова, — ответила Алина. — Хм, на повороте с Невского я приметила симпатичный итальянский ресторанчик. Теперь я знаю, где буду столоваться. Я люблю итальянскую кухню. Надеюсь, там хороший повар.

— Я думаю, что плохой на Невском работать не будет…

У маленькой двери с табличкой отеля Алина набрала на домофоне код доступа. Дверь, пискнув, открылась.

— Здравствуйте, моя фамилия Добровольская, я бронировала у вас люкс, — услышала Наташа из коридора.

Убедившись, что воркутинка благополучно получила ключ от номера и заселилась, Наташа вышла на улицу и забралась в машину. И вовремя — по стеклу зашлепали крупные холодные капли.

— Встретила, отвезла, поселила, — сказала она, набрав номер Иноземцева, и включила «дворники».

— Ты — настоящий друг, — ответил Алексей.

— Вот и помни об этом… Квартиру, значит, ищешь у Фонтанки?

— Да, хотелось бы. Соседями будем, — проворковал Алексей.

— Хоти-хоти дальше, — парировала Наташа.

Иноземцев только усмехнулся. Привыкнув брать от жизни все желаемое, не дожидаясь, пока предложат, он придерживался этой тактики и в личной жизни и отступать от своих намерений не собирался.

«Круизер» медленно полз по улице Рубинштейна, спускаясь на Невский проспект. «Дворники» неутомимо сновали по стеклу — дождь усилился. Работники кафе и ресторанов засуетились, сдвигая столики на улице под навес и прикрывая стулья пленкой. Зазывно блеснула в полумраке вывеска «Марчеллиса», на который обратила внимание Алина. Наташа взглянула на часы. Самое время поужинать. «Уланов в Мордовии. Младшенький поехал с Лизой на день рождения одноклассницы. Для себя одной ужин готовить лениво…»

Сын Наташи и Уланова, Витя-Младшенький, недавно пошел во второй класс. Веселый общительный мальчик быстро завел себе друзей в классе, и сегодня его пригласила на день рождения девочка, родители которой арендовали зал в семейном кафе для детского праздника.

Наташа заказала салат с маринованной грушей, свою любимую пиццу «Четыре сыра», тирамису и кофе. Пока она ждала заказа, за соседний столик уселась девица в ярко-зеленом элегантном костюме. Сердито потряхивая платиновыми волосами и скривив неестественно полные губы («Губищи без трусов» — говорил про таких «модниц» грубиян Ефим), она листала меню, не прерывая разговор по телефону:

— Да и я говорю: на хрен оно мне надо? Присудили, пусть выплачивает! Да похрен мне, как он будет выплачивать, суд присудил, вперед, камон! А я не знаю, где он эту адвокатшу нарыл! Может, гробовые свои раскурочил, эти старперы вечно ноют, что у них денег нет, а потом жалуются, что у них мошенники лям скоммуниздили, или суперремонты в своих халупах делают! Ужасно мерзкая баба, докопалась реально… А хрен ее знает, Иволгина какая-то, или Исмаилова… Черномазая, короче. Понаехавшая, может быть.

— Девушка, — не выдержала сидевшая у окна женщина средних лет, — нельзя ли потише? Весь зал будет про ваши дела слушать?

— А вы не слушайте! Что, всем заткнуться и молчать, если вам не нравится? — огрызнулась девица. — Имею право!.. Да сижу тут в «Марчеллисе», — пояснила она собеседнику, — тут одна докопалась, всё ей мешает!

Наташа мгновенно догадалась, что видит перед собой ту самую «Марину с ведром». «Вот это совпадение. Сколько в городе ресторанов, особенно — в центре, а она зашла именно туда, где ужинаю я!».

— Фамилия адвоката — Измайлова, — сказала она, и от ее негромкого голоса блондинка сразу примолкла. — И она — коренная петербурженка… Настоящий петербуржец, к примеру, не будет на людях орать, как лось недорезанный.

Поняв, что перед этой суровой молодой женщиной лучше не показывать свой вздорный нрав, девушка только сердито зыркнула на Наташу и, буркнув «Я тебе потом перезвоню!», сунула телефон в сумку. «Уже новые купила? — подумала Наташа. — Хм, непохоже, чтобы Савелий Маркович причинил ей серьезный ущерб! Он еще и выплачивать не начал, а у нее уже новые аксессуары взамен „утонувших“! Может, конечно, купила в кредит, но ей по-любому проще будет его выплатить, чем Маркову — погасить задолженность…»

Заказав сет из брускетт, зеленый салат, паннакотту и тыквенный латте, Марина угрюмо уставилась в окно, ритмично выстукивая каблучком элегантного ботинка по полу. Когда обеим почти одновременно подали заказанный ужин, из Марининой сумочки снова раздалась звонкая трель. На этот раз Марина включила громкую связь, не желая отвлекаться от ужина, и из трубки доносился раздраженный мужской голос, обильно сдабривающий свою речь нецензурными выражениями. Если отбросить их, его речь звучала так:

— Дура, ты кроме бьюти-блогеров и инфлюенсеров никого не знаешь! Измайлова — крутая адвокатша, она многих уже ушатала! Жена самого Когана! Про них все следаки говорят: дело в суд надо готовить так, чтобы даже Коган с Измайловой ни к чему не докопались! Короче, попали мы с этим дедуганом, придется все дела притормозить, а то если Измайлова что-то подсечет, всему кабздец! Да, конечно, ты не ожидала, что дед ответную волну погонит, думала, он лох и будет выплачивать тебе компенсацию без звука, но случилось то, что случилось. Вот так, ты хотела, чтобы соседи против тебя и вякнуть боялись, а теперь нам придется ждать. А я почем знаю, сколько? Пока не отсудитесь. А то порадуешь Измайлову, дашь ей повод тебя урыть…

— Барышня, — возмутился из-за отдаленного стола мужчина, — хотя бы громкую связь выключите! Сколько можно за ужином матюки сплошные слушать?

Марина свирепо развернулась к нему, смерила взглядом… и решила, что с этим здоровяком тоже лучше не схлестываться. Буркнув «Подожди, я сейчас», она воткнула в уши гарнитуру, и окончания гневной речи ее собеседника Наташа уже не слышала.

«Интересно, — Навицкая ковырнула десертной ложечкой нижний слой тирамису, пропитанный кофейным ликером бисквит с шоколадной коркой, — что это за дела, что их так стараются спрятать от адвоката? Из этого монолога можно сделать вывод, если отбросить многочисленные матерные обороты, что фирме, где трудится Девушка с Веслом… то есть с ведром есть, что скрывать. Некий мужчина — по-видимому, руководящий работник „Ключика“ — сейчас дает ей, как говорит моя мама, прочухан за то, что по ее вине у них сейчас простой и теряются доходы. Перескажу разговор Белле, ей это будет интересно и может пригодиться на суде», — Наташа отодвинула пустую тарелочку из-под торта и взяла чашку кофе.

*

Белла ответила почти сразу. Судя по деловито-усталым интонациям, подруга была еще погружена в работу, хотя времени было уже много.

— У меня сейчас одно заковыристое дельце, — сказала она, — готовлю его к отправке в суд, поэтому до сих пор сижу в офисе… Фиговая я мама: скоро Ташка забудет, как я выгляжу, и будет удивляться, что это за тетя изредка забегает домой… Нет, не выходила. Готовлю сопроводительные документы, чтобы завтра утром с нарочным их отправить. Стараюсь, чтобы не к чему было придраться. Знаю «Марчеллис» на Рубинштейна. Пару раз там обедала… Ааа, понятно. Иноземцев решил и у нас филиал «Нерона» открыть? Да, есть там еще свободные места, выбирай, не хочу. Нееее, я не думаю, что над нашим Монмартром такую вивисекцию учинят. Конечно, к порядку призвать надо было, а то там раньше часто веселье слишком далеко заходило, но не совсем же упразднять место, где можно потусить… Там один бар есть, — оживилась Белла, — «Барные танцы», советую, сходите как-то с Улановым, такое местечко безбашенное! Фима туда часто с друзьями ходит расслабиться после работы; я злилась, не понимала, что им там — медом намазано, или интересно посмотреть, как девицы на барной стойке пляшут, а потом он однажды меня туда повел, и я тоже втянулась… Ну ты даешь, десять лет живешь в Питере и про «Танцы» не знаешь! Нет, конечно, я не плясала, за кого ты меня принимаешь! Фима предлагал, но я ему так и сказала: хочешь — сам танцуй! Ага, я тоже представила и поржала! Стойку пришлось бы менять, от нее одни щепки остались бы после моего благоверного! В общем, весело там. Приятно снова ощутить себя двадцатилетними… Да правильно Лешка решил не париться с гостиницами, а купить себе квартиру для поездок в Питер! Что? Хочет поближе к Фонтанке? Уииии, Наташка, это пахнет Черной речкой… Что? Жаль, ТОГДА до этого никто не додумался, искупались бы мужики, остудились, глядишь, и трагедии удалось бы избежать! Понятно, значит, отвезла его помощницу и пошла поужинать… а где она остановилась? «На берегах Невы»? Мини-отель? Странный выбор для сотрудницы Иноземцева, он вроде своим людям щедро платит, можно себе и «Коринтию» позволить, и «Невский палац» или «Англетер»… А, понятно, ну, о вкусах не спорят. Кстати, тут я с ней согласна, мини-отели по-своему интересны тем, что в их оформлении чувствуется творческая мысль хозяина, а не единый стандарт больших отелей. А хейтеры на мини-отели вечно нападают, то пятнышко на ковролине найдут, то душевая им не такая, то солнце в окно неправильно светит… Амбиций — как у коронованной особы, а бюджет — только на эконом-класс. Согласна, такие больше всего выпендриваются, по-настоящему успешные люди так не пыжатся. Ладно, ты же мне не просто так позвонила, а я и рада сачкануть, болтаю, как сорока… Так, понятно. Ты уверена? Авада кедавра, а «черномазую» и «понаехавшую» я ей на суде припомню! Интерееесно! Спасибо, Наташка! Стоит поинтересоваться, что это за дела у них, которые им приходится от юриста прятать! Думаю, хватит намека, чтобы Мухина отказалась от любых претензий к моему подзащитному. Ты — настоящий друг! Теперь-то я ее сделаю!

Наташа улыбнулась, вынула из ушей гарнитуру и снова включила «дворники». Уже совсем стемнело, дождь набрал силу, и по лобовому стеклу машины стекали настоящие реки.

«Круизер» неспешно выполз на Невский и направился к повороту на Фонтанку. Наташе пришлось двигаться малой скоростью в плотном потоке машин. «Пешком быстрее дошла бы, только бы намокла!»

Наташа въехала во двор, накинула плащ-дождевик и побежала к парадной.

Няня Лиза уже привезла с детского праздника Младшенького. От ужина Наташа и мальчик отказались, и весь остаток вечера Витя увлеченно рассказывал матери, как весело было на дне рождения у Леночки.

*

Марина Мухина с ненавистью смотрела на адвокатессу. Высокая худощавая брюнетка в алом костюме сверкала огромными черными глазищами и громила ее конкретно.

«Рожа как у чавелы, которая лохов на бабки разводит, а туда же — адвокат! — злилась Марина, когда цыганка зачитывала многочисленные жалобы соседей на шумные вечеринки, ­– саму бы ее проверить! Черти ее принесли!»

Был вызван участковый, к которому не раз обращались соседи Мухиной. Он не смог внятно ответить на прямо поставленный вопрос Беллы: «Почему вы не приняли меры, получив сигнал о нарушении закона о тишине в ночное время?». Поднимался вопрос о том, что неоднократно жители дома, где жила Марина, звонили в полицию, замученные очередным ночным разгулом, но наряд просто не приезжал. Командированный на суд полицейский офицер краснел, потел и беззвучно шевелил губами, буравя яростным взглядом дотошную адвокатессу. Были приведены записи дворовых видеокамер, где гости Мухиной расходились после очередного веселья. «Московский, не спи-и-и-и-и!!!» — орал во все горло один парень. «Без четверти пяаааааааать!!!» — перекрикивал его другой. Две девицы сварливо доругивались на ходу и в конце концов чуть не вцепились друг другу в волосы.

— И это происходит каждую неделю при полном невмешательстве представителей органов правопорядка, — дождавшись окончания очередного видео, произнесла Измайлова, — ревущая музыка до рассвета, танцы, вопли и вот такой «большой театральный разъезд». А если добавить еще привычку Марины Аркадьевны слушать без наушников в машине включенную на полную громкость музыку и вести во дворе длительные телефонные разговоры на повышенных тонах, то картина получается совсем безрадостная. И все это — абсолютно безнаказанно, с чувством, что ей по каким-то причинам все дозволено. Стоит ли удивляться, что у одного из соседей гражданки Мухиной не выдержали нервы, и он в состоянии аффекта выплеснул с балкона ведро воды?..

— Да что ты лепишь про аффект, цыганьё помойное?! — не выдержала Марина.

— Ваша честь, пусть внесут в протокол, что ответчик оскорбляет адвоката истца, — невозмутимо обратилась к судье Измайлова.

Судья, женщина средних лет, мрачно посмотрела на нее и постучала молотком, призывая к порядку. Она же разбирала не так давно дело о причинении Мухиной материального и морального ущерба и там все решилось быстро и без осложнений. Савелий Марков был признан виновным и ему направили исполнительный лист. Теперь так легко отделаться не получится; в дело вмешались юристы Когана, которые заставят обратить внимание и на обращения соседей с жалобами на ночной шум, и манеру Марины Аркадьевны, припозднившись на работе, подолгу вести во дворе у своей машины эмоциональные разговоры по телефону, и маленькую пенсию Маркова, из которой планировалось высчитывать компенсацию нанесенного Мухиной ущерба, и новые телефон и сумочку Марины Аркадьевны, купленные еще до того, как поступили первые выплаты…

— Вот еще один сюжет, — Измайлова щелкнула пультом. — Запись с дворовой видеокамеры, вещдок №…

Красная машина Мухиной с распахнутой дверцей стояла во дворе у детской площадки, и Марина, сидя за рулем, неспешно перебирала бумаги в папке. В салоне ревела музыка, и юношеский басок исполнял песню про какую-то девушку, танцующую в разорванном платье, смачно сдабривая текст нецензурными словечками. На просьбу какой-то бабушки, которая привела на площадку внука, приглушить песню, Мухина огрызнулась: «Днем имею право! Не нравится, сидите дома! Вечно вы всем недовольны!». А вот Марина выходит из машины (в углу экрана указано время записи — 23.21), шумно ругается по телефону с какой-то «овцой драной».

— Подобное происходит регулярно, — подытожила Измайлова, — вот я и хотела бы знать, почему Марина Аркадьевна считает, что может игнорировать закон о тишине после 23.00 и почему никто не развеял ее заблуждение? И почему вы, ваша честь, не задались этим вопросом в прошлый раз, а лишь признали ответчика пострадавшей и удовлетворили ее требование компенсации, тем самым дав госпоже Мухиной индульгенцию на дальнейшее поведение в подобном стиле?

В зале загудели. Среди зрителей было много соседей Савелия Петровича и Марины, и они соглашались с Беллой: «Правда — почему?», «Петровича выплачивать обязали, а ей — хоть бы слово сказали!», «Гуляй — не хочу!», «От нее весь дом ходуном ходит!», «Каждую пятницу шабаш устраивает!», «Всем наплевать!», «Можно ведь и довести людей!»…

Судья долго стучала молоточком по столу, добиваясь тишины. Измайлова терпеливо ждала. Наконец все стихло, и дама в мантии хотела ответить адвокату, но тут из зала раздалось резкое стаккато Марины:

— Нормально, да?! — Мухина с ненавистью смотрела на Маркова. — На компенсацию у тебя денег нет, а на адвокатшу нашлись? Бедненьким хотел прикинуться, терпилой, а сам…

— Почему вы мне все время тыкаете? — возмутился Марков. — Я на полвека вас старше!

— Как заслужил, так и обращаюсь, — фыркнула девушка, — это раньше за возраст уважали, а сейчас — за реальные заслуги!

— Между прочим, Савелий Петрович — нейрохирург с сорокалетним стажем, — парировала Белла, — на его счету — не одна сотня спасенных человеческих жизней и награды за трудовые заслуги, перечень их приобщен к делу. А каковы ваши заслуги, Марина Аркадьевна, если вы ставите себя выше других?

— Да пошла ты, чавела! — не выдержала Марина.

— Ответчик! — судья крепко стукнула молоточком по столу. — Последнее предупреждение! Вам будет выписан штраф за нарушение порядка в зале суда!

— Да и мои заслуги очевидны, — как ни в чем не бывало продолжала Белла, — хоть «пятая графа» у меня и не совсем, как вы считаете, правильная. Я — один из ведущих адвокатов Петербурга, а чем можете похвалиться вы? Мы вас внимательно слушаем.

Марина сверкнула глазами, жалея, что не может послать оборзевшую бабу туда, где ей самое место.

Белла прошлась по залу, остановилась рядом с Мариной и так, чтобы услышала только Мухина, произнесла:

— Марина Аркадьевна, тянуть волынку не в ваших интересах. Дела простаивают, доходы не поступают, начальство сердится… Я о тех делах, которые вы не хотите «светить» перед сторонними юристами…

Опалив остолбеневшую Мухину насмешливым взглядом, брюнетка отошла.

Марина прикусила губу, рискуя испортить результат работы косметического хирурга. Об этом она недавно разговаривала с Юлианом в каком-то ресторанчике неподалеку от Аничкова моста. Юлик ее «строил» за то, что из-за тяжбы с Марковым и вмешательства команды Когана пришлось притормозить кое-какие дела, чтобы хитрозадая адвокатша не сунула туда свой любопытный нос. Но как об этом узнала Измайлова? Ее точно не было в ресторане! Кроме Марины, там сидели мужик и две бабы, и ни одна из них не напоминала Измайлову… Вот уж точно, впору поверить в цыганскую магию, словно у этой пронырливой бабы везде есть уши или она смотрит в хрустальный шар и вылавливает из астрала все, что хочет знать… Как она узнала о разговоре с Юлианом?! Намек совершенно очевиден, и дурой надо быть, чтобы не понять его. Да, от претензий к старикану-соседу придется отказаться, может даже сказать «признаю-раскаиваюсь-извините», пусть соседи подавятся… А то если Измайлова начнет шариться в их фирме, она непременно до ВСЕГО доищется. Питбуль, а не женщина! «И тогда Юлик меня убьет реально. А получить пинка под зад не хочется. Где я еще такую непыльную работу найду?».

Обдумав это, Марина подняла руку, чтобы попросить слова, и скользнула взглядом по залу. Через проход сидела статная женщина лет 35—40 со стильной стрижкой «пикси», в сером брючном костюме и черном бадлоне. Мухина сразу узнала ее. Это та самая суровая дамочка, которая так резко припечатала ее в ресторане. Марина была неглупа и быстро увязала ее появление в суде с поразительной осведомленностью адвокатессы. «Поняла. Облажалась я реально!».

*

Савелий Петрович не верил своему счастью: по решению суда его освободили от всех материальных обязательств перед гражданкой Мухиной. Марина Аркадьевна неожиданно встала и заявила, что претензий к соседу не имеет, признает свою вину, приносит свои извинения соседям и отзывает свой иск.

«Свежо предание, — думала Наташа, — все они извиняются, когда возникает реальная угроза наказания за наглость и бесцеремонность, и могут извиняться очень даже искренне — лишь бы только не пришлось отвечать… Вот только как часто они сдерживают свое обещание „я больше так не буду“?.. Ладно, главное — цель достигнута, Белла смогла избавить Маркова от необходимости отдавать полпенсии этой барышне, которая и так, судя по ее виду, не бедствует. Видимо, риэлторский бизнес — в самом деле прибыльное дело. Сумка и телефон у нее теперь лучше прежних… Я рада, что врач-пенсионер не будет лет десять сидеть на пустой ячневой каше, рассчитываясь с горластой соседкой…».

— Ясное дело, что ни фига она не раскаивается и с большим удовольствием и меня, и Маркова послала бы по известному адресу, — сказала Белла, когда они, выйдя из здания суда, курили на улице. — Но главное — я добилась того, что она забрала свой иск, и со сверхлояльным отношением к ее гулянкам будут разбираться… Закон о тишине для всех писан, в том числе и для мажорных красавиц с модными губами!

— А что ты ей шепнула, отчего у нее сразу лицо вытянулось? — спросила Наташа. — Я видела, как она сразу утратила весь свой гонор…

— Это тебе спасибо, — улыбнулась Белла, — очень кстати ты оказалась рядом с ней в ресторанчике, когда она обсуждала по телефону очень интересные вопросы…

— В самом деле, Бог шельму метит… Хорошо, что я не рявкнула на нее сразу же и услышала интересные вещи для светила питерской адвокатуры!

— Не льсти мне, Наташка. По сравнению с Ефимом я еще падаван.

— Шесть лет практики и несколько десятков выигранных процессов — это уже немало. Не напрашивайся на опровержения, Лестрейндж!

Словно в ответ зазвонил Беллин телефон.

— Измайлова слушает! Добрый день. Что? Понятно. Ждите, я еду!

— Ну вот, — вздохнула Белла, пряча телефон, — не дают бедному адвокату даже перекурить спокойно, опять труба зовет! К ужину меня дома не дождутся, опять ночью приеду!

Из здания суда вышла Марина Мухина. Сердито зыркнув на Наташу и Беллу, она гордо прошагала к своей машине, шваркнула дверцей и так энергично выехала задом с парковки, что чуть не сшибла велосипедиста из службы доставки. Чернявый паренек уронил короб и разразился бранью. «Пешком ходи, макака рукожопая!» — заключил курьер, чертыхаясь, поднял короб и уехал.

— Эффектный выезд оскорбленной в лучших чувствах принцессы обернулся гротеском, — хихикнула Белла.

— Скорее водевилем, — уточнила Наташа, и подруги рассмеялись.

*

Телефон надрывался так долго и настойчиво, что Ефим со стоном отбросил одеяло. Да, похоже придется ответить, иначе этот звонарь не успокоится, пока не перебудит весь дом. Коган сегодня спал в кабинете — заработался с текстом апелляции по одному заковыристому делу и решил прикорнуть ненадолго на диване, чтобы встать пораньше и до завтрака проработать текст. «Только заснул, как позвонил какой-то малахольный и не унимается… Ну, пусть только попробует потребовать код из СМС, выслушает все, что я думаю о таких поздних звонках!

Звон дошел уже и до комнат — на пороге кабинета появилась сонная Белла — волосы растрепаны, черная ночнушка почти целиком открывает длинные ноги. Она зябко переступила с ноги на ногу — прибежала босиком — и вопросительно посмотрела на Ефима: «Кто это?» «Сам хотел бы знать, что это за хрен с горы трезвонит», — пожал плечами Коган и взял телефон.

— Слушаю. Коган, — буркнул он, еле сдержав зевок.

— Ефим Захарович, мне срочно нужна помощь адвоката, — раздался нервный женский голос. — Все… — она осеклась, видимо сдерживая грубое слово, — очень плохо. Я вам заплачу сколько скажете! Я взяла вашу карточку в суде, ваша жена оставила там несколько на журнальном столике. Хорошо, что я не выбросила ее…

— Подождите, — Коган потряс головой, отгоняя сон, — это кто? По какому делу?

— Марина Мухина. Из фирмы «Счастливый ключик».

«Не из этой ли фирмы была тусовщица, которую сосед с балкона водой окатил? Которая потом хотела полмиллиона со старика стребовать? И не она ли это, грешным делом?»

— Мухина? «Счастливый ключик»? — повторил Ефим, вопросительно взглянув на жену. Белла энергично закивала, уже взобравшись с ногами на диван и нетерпеливо постукивая пальчиками по подлокотнику.

— Да, да, — нервно сказала женщина, — мне нужна ваша помощь!

Мухина явно не собиралась извиняться за неурочный звонок. Да и по рассказам Беллы эта девушка представала весьма бесцеремонной особой, убежденной в том, что Солнечная система вращается вокруг нее и вообще создана только для ее, Мариночки Мухиной, удобства.

Но сейчас барышня была по-настоящему напугана, голос звенит слезами.

— Слушаю вас, — ликбез телефонного этикета Ефим решил отложить до лучших времен.

— Меня сейчас увезут, — задрожал голос в трубке, — мне нужен адвокат, мне сказали, что вы никогда не проигрываете дела, я недавно с вашей женой в суде встречалась…

— Да, помню. Дело Маркова, материальный и моральный ущерб. Куда вас увезут? Что произошло?

— В ментуру… то есть в полицию, — Марина все-таки громко расплакалась. — У меня есть деньги, я реально заплачу вам сколько скажете, только помогите!

— То есть вы хотите, чтобы я представлял ваши интересы? — Ефим поднял брови и выразительно посмотрел на жену. Белла саркастически подвигала бровями и еле слышно пропела на мотив некогда популярной песни: «Кто весел, тот смеется, кто борзый, тот нарвется!». — А позвольте все же узнать, что случилось? С чем мне предстоит иметь дело?

— Я не виновата! — прорыдала Мухина. — А все выглядит так, будто это я! Я ничего, я только…

— Аппарат абонента выключен или находится… — мило защебетал кокетливый девичий голосок.

— Тьфу, дура электронная! — выругался Коган, нашаривая ногами домашние туфли под диваном. — Влезла как всегда некстати… Похоже у твоей бывшей оппонентки разрядился телефон, и она так и не успела объяснить, в какую беду вляпалась.

— Это Мухина? — спросила Белла.

— Она самая, и похоже, крепко влипла. Рыдает, как первоклашка, которую оставили без мороженого. Говорит, что ее сейчас увозят «в ментуру, то есть в полицию».

— Вау-ви-и-и-и-и, — протянула Белла, — фиггасе! Что же это она отмочила? Сегодня, — Измайлова посмотрела на напольные часы, — то есть уже вчера была пятница, время игрищ и забав. Они что, так гарцевали на тусовке, что проломили потолок и приплющили соседей? Бросили с балкона бутылку кому-то по кумполу? Дом подожгли спьяну?

— Говорю же, она не успела ничего объяснить, — Ефим встал. — Ох, грехи мои тяжки, — закряхтел он, потянувшись за халатом, — придется мне, многогрешному, пилить туда, где девушка Марина согласно прописке живет, и выяснять, в чем тут соль с перцем! У тебя сохранился ее адрес?

— Абижаэш, дарагой! — Белла взметнулась с дивана и унеслась в свой кабинет. — У меня все как в аптеке на своих местах, — она зашелестела бумагами в сейфе. — Это премиальный дом, неподалеку от «Фрунзенской».

— По-онял… Вернее, около того места, где еще недавно была «Фрунзенская».

— Ты, наверное, забыл уже, когда в крайний раз на метро ездил. Я не поняла, она что — хочет нанять тебя адвокатом?

— Выходит, что так.

— Любопытно. Если не поеду с тобой, места себе не найду!

— Можешь не ревновать, я на губастых не засматриваюсь.

— От любопытства, а не от ревности! Не обольщайся!

*

Проезжая мимо строительного забора, ограждающего то место, где готовились строить новый павильон метро, Ефим крякнул:

— Да, ломать — не строить… Интересно, сколько времени местным придется до соседних станций пехать?

— Ташка к тому времени уже в школу пойдет, — пессимистично сказала Белла, — ты видишь, как «быстро» «Театральную» строят, не то на двадцать восьмой, не то на тридцатый год открытие планируют, сколько лет уже ограждение на площади стоит! Люди уже и не чают, что когда-нибудь смогут в Мариинку на метро приехать… И это в центре города, а уж в Московском районе и подавно спешить не будут.

— Тебе-то какая печаль? — спросил Ефим. — Чем плоха машина?

— Тем, что она в каждой пробке застревает. Помнишь, как однажды мы от Театральной до Сенной около часа добирались?

«Рэйндж-ровер» Ефима малой скоростью, чтобы не разбрызгивать лужи, вполз в арку и оказался во дворе семиэтажного дома постройки 30-х годов. Двор был с трех сторон окружен построенным в форме буквы «П» домом. Его заливал свет прожекторов и красно-синих мигалок. На первый взгляд дом выглядел обычно.

Возле центра «П» была натянута яркая лента, за которой мелькали полицейские куртки и суетились эксперты. Вокруг ленты толпились люди, многие — в куртках поверх пижам и спортивных костюмов, а кто-то — даже в тапочках, зябко переступая ногами.

— Фима, — толкнула мужа Белла, — да тут как минимум убийство!

— Чует моя чуйка… — Ефим остановил машину и вылез, чтобы открыть дверцу для жены.

— Надеюсь, эта фифа не скинула Маркова с балкона… — Белла выскочила наружу.

Тут возле большого дерева она увидела Савелия Петровича и перевела дыхание. Измайловой очень не хотелось, чтобы со старым доктором случилась беда. Пару лет назад в окрестностях Севастополя, работая с делом, в которое оказалась втянутой первая жена Когана, Антонина, Белла была ранена, оказалась в отделении нейрохирургии и прониклась благодарностью и уважением к доктору, который поставил ее на ноги. Признательность Беллы распространилась на всех нейрохирургов.

— Савелий Петрович, здравствуйте, — Белла тронула бывшего подзащитного за руку. — Что тут у вас?

— Беллочка, добрый вечер… хотя что тут доброго, — обернулся пожилой мужчина. — Представляете, какой ужас, говорят, девочка, молоденькая совсем, с балкона сорвалась, с пятого этажа.

— Жива? — спросил, подойдя, Ефим.

— Какое уж там… Тут метров двадцать, не меньше, да внизу — асфальт…

— Граждане, вы тут проживаете? — подошел к Белле и Ефиму молодой полицейский со строгим не по возрасту круглощеким цветущим лицом.

— Нет, — Ефим достал удостоверение члена Федеральной палаты адвокатов, — нам позвонили и сообщили, что по этому адресу требуется профессиональная юридическая помощь.

— Где же оно, где? — Белла лихорадочно рылась в сумке в поисках своего удостоверения, — авадакедавра, я его что, забыла?!

— Кажется, я вас узнал, — посмотрел на нее полицейский, — мы наслышаны о женщине-адвокате, которая любит эту присказку.

— Вот оно! — Белла радостно выудила удостоверение. — Кто это так прикололся, засунул его в косметичку? — она укоризненно посмотрела на мужа.

— Ты уже не в первый раз в кармашек для документов пихаешь пудреницу, — ухмыльнулся Ефим, — а удостоверение — в косметичку, или оно просто по сумке мотыляется… Нам можно пройти? В квартире №… нас ждет гражданка Мухина, которая желает воспользоваться моими адвокатскими услугами.

— Я сейчас старшего позову, — ответил полицейский, — подождите немного.

Он отошел к дому. Коган смерил взглядом высоту пятого этажа в монументальном здании и присвистнул. Да… У упавшего оттуда шансов действительно нет.

— Фигаааасе, — прошептала Белла, тоже задрав голову.

К ним подошел хмурый мужчина лет сорока в штатском, назвавшийся майором Никоновым. Он смотрел на них исподлобья, не скрывая недовольства. Дело, похоже, токсичное, нахлебаются они с ним, а тут еще и адвокаты заявились…

— Подозреваемую уже увезли, — сказал он, — пока в отделение по адресу… У нас есть свидетель, который почти все видел. Тут, на первый взгляд, все очевидно…

Он вспомнил пейзаж, увиденный по приезде в квартиру, где произошла трагедия. Двухуровневые апартаменты были отделаны модно и дорого. Почти весь первый этаж представлял собой огромную территорию без перегородок, очень удобную для гулянок. Среди живописного беспорядка, характерного для вечеринки, сгрудились человек десять молодых людей и девушек, холеных, дорого одетых, под хмельком. Видно было, что беда застигла их врасплох, в разгар веселья, обрушилась неожиданно, как снег на голову. Где-то на балконе билась в истерике хозяйка…

От Никонова Белла и Ефим узнали, что погибла одна из сотрудниц «Счастливого ключика», 23-летняя Софья Гольдман. Придя в фирму год назад сразу после института, девушка сразу продвинулась по службе, став начальником отдела в обход троих претендентов постарше и имеющих более солидный стаж. Свидетели рассказали, что пару недель назад бойфренд Марины Андрей порвал с Мухиной отношения и начал ухаживать за Гольдман… На вечеринке между девушками вспыхнула ссора. Ревность, зависть к более успешной коллеге и несколько алкогольных коктейлей подогрели костер эмоций… По словам свидетельницы, которая как раз в этот момент оказалась во дворе, между девушками вспыхнула громогласная перебранка и раздался резкий вопль Мухиной: «Я тебя убью, тварь!!!» А потом раздался отчаянный крик и глухой удар. Взвыла сигнализация машины, на которую упало тело. Белый «фольксваген» с продавленной крышей и выбитыми стеклами стоял внутри ограждения. В полицейском фургоне возле открытой дверцы сидела, беседуя с сотрудницей полиции капитаном Дьяковой, свидетельница, молодая черноволосая женщина в элегантном сером пальто — гражданка города Воркуты, Республика Коми, Алина Сергеевна Добровольская…

*

Риэлтор очень не хотел, чтобы Алина приезжала смотреть квартиру на Московском проспекте вечером в пятницу. Он мямлил что-то невнятное, предлагая любое другое время, находил тысячу причин и так расхваливал апартаменты и район, что Добровольская сразу заподозрила: парень уже не в первый раз пытается сбыть поскорее с рук этот лот и каждый раз безуспешно. «Теперь надеется втюхать квартиру мне, надеясь, что приезжая покупательница „не в теме“, города не знает и поведется на его хитрости. Но зря ты так думаешь, мальчик. Дураки в Воркуте не выживают, а моя мама глупых детей не рожала!»

В списке на сегодня было еще два адреса, и Алина решила съездить еще по ним, а потом, уже без риэлтора, вернуться на Московский и попытаться понять, в чем подвох.

Перекусив в кафе «Теремок» возле Технологического института, Алина села в свою прокатную машину, серебристую «ауди», и направилась к интересующему ее дому. Ориентиром был строительный забор вокруг строящейся станции метро. «Наконец-то снесли старый павильон, — гордо сообщил ей днем риэлтор, — будут строить новое здание. Градозащитники долго истерили, но теперь им только и остается, что высморкаться! Прогресс не остановишь!»

Дома Алина научилась хорошо ориентироваться даже в тундре, где непосвященный видел лишь равнину на сколько глаз хватает, и это пригодилось ей в большом городе. Ненецкие охотники и оленеводы привечали любознательную горожанку и охотно делились с ней премудростями выживания в тундре. Алина научилась пережидать пургу, устраиваться на ночлег, слышать зверя, разводить костер, охотиться и не сбиваться с пути, где бы ни находилась. И чувствовать, когда ее пытаются обвести вокруг пальца. Неспроста парень так хотел, чтобы она успела посмотреть эту квартиру до темноты.

Сама квартира Алине понравилась — как раз во вкусе Иноземцева и до Фонтанки не очень далеко, раз уж он так хочет иметь в Питере апартаменты поблизости от этой водной артерии. Но она привыкла доверять, но проверять, тем более когда выполняла поручения босса.

Ее подозрения подтвердились. В центральной части дома ярко светились окна на пятом этаже. Раскаты музыки были слышны даже в машине, хотя время уже приближалось к полуночи. За стеклами мелькали пляшущие силуэты. «Так, понятно, почему он так настаивал, чтобы я сюда пораньше приехала. По пятницам вечерами здесь гулянка, и он не хотел, чтобы покупательница об этом узнала… А потом Алексей Матвеевич намылил бы мне шею!» — Алина вышла из машины. И подъезд именно тот, где она смотрела квартиру. Веселенькое соседство…

— Не, ты че ваще, коза драная?! — проорал с балкона шумной квартиры женский голос и выдал такой букет ругательств, что от стыда покраснел бы даже завсегдатай ресто-бара «Пингвин» на улице Чернова. «Пингвин» пользовался популярностью у вахтовых рабочих, ищущих, где бы отметить окончание трудовой вахты, и нередко веселье там перехлестывало через край. Воркутинские полицейские хорошо знали этот адрес…

«Это она мне?» — подумала Алина.

— Это ты мне?!! — раздался с балкона такой же сварливый визг. — Да тебе п…ц будет, овца … …, …!!!

Девушки орали друг на друга синхронно, пересыпая речь таким отборным матом и такими витиеватыми комбинациями слов, что Алина невольно заслушалась, приподняв бровь от изумления. Да, у «Пингвина» далеко не всегда таких виртуозов услышишь…

Хлопнула дверь соседнего подъезда, или, как говорят здесь, парадной.

— Опять шабаш, — возмутилась пожилая женщина в овчинной жилетке поверх теплого халата, — эта «Господи прости» совсем уже ополоумела!

— Я полицию вызвала, — раздался голос из окна первого этажа, — и пусть только попробуют не приехать, я на них тогда в ГУВД напишу! Что это такое, что людям всю ночь покоя не дают?

— Что ты им сделаешь, молодым да наглым!

— Опять! — возмутились с балкона третьего этажа. — Ну достала уже!

— Они там что, с ума посходили?

— Маринка опять фестивалит.

— Мало ей Петрович ума вложил.

— Да чтоб им там повылазило!..

— Тварь, я тебя урою!!! — девица на балконе в два счета переорала всех негодующих соседей. — Башкой об асфальт …!

— Иди на…!

— Да я тебя… …!

— А-а-а-а-а! О… ла совсем?! Больно!

— Поняла, …? Иди, жалуйся папочке, …, я тебя раньше…!

— Да пошла ты…!!!

Алина полезла в сумку за телефоном, чтобы позвонить риэлтору. Пусть послушает «концерт» во дворе и поймет, что хитрость не удалась. И сейчас она откажется от его услуг. Надо было сразу посоветоваться с местными жителями, с той же Натальей Викторовной, и узнать, в какую риэлтерскую компанию лучше всего обратиться, где тебе не будут подсовывать такого кота в мешке!

— АААААААА!!! — раздался душераздирающий вопль с балкона. — Не нааааадооооо! Маааааамаааааа!!!

Алина не поверила своим глазам — с балкона кто-то летел вниз. В воздухе взметнулась копна длинных черных волос. Беспомощно размахивали руки. Крик резал уши. Глухой чмокающий удар. Звон стекла. Вой автомобильной сигнализации. Крик оборвался. Тело скатилось с машины на асфальт. Из-под разметавшихся волос потекли блестящие в свете фонарей черные ручейки.

— Сонька! Ты что? Сонь? Ой… нееееееет! Ааааааааа!!! Помогиииииитеееееее!!! Ааааааааааааа!!! Соняяяааааааа!!!

Вторая девушка чуть не вывалилась следом, отчаянно вопя на весь двор. Следом заголосила женщина в жилетке. Закричала другая, распахнув окно на втором этаже. Завизжали две припозднившиеся девочки лет 14—15 в черных мешковатых брюках и куртках с капюшонами.

— О, Боже, — просипел кто-то от отдаленной парадной. Проходивший по двору парень плюхнулся как подкошенный на скамейку и выругался.

Алина в оцепенении стояла у машины с вынутым из сумки телефоном в руке. Закаленная жизнью среди вечной мерзлоты выдержка не давала ей тоже заорать дурниной и плюхнуться задницей на бордюр («Здесь его называют поребриком!»). Вопли вокруг нарастали. И тут из арки засверкали красные и синие огни. Во двор въехала полицейская машина.

— Опять тот же адрес, — пробурчал, вылезая, молодой, но грузный мужчина в форме.

— А что тут за движуха? — поинтересовался из-за руля второй.

— Ё-моё! — звучно припечатал третий, увидев лежащее на асфальте тело. — Серега, Петька, зырьте!

— Бляха-муха! — округлил глаза упитанный Серега. — Во привалило в мое дежурство-то!

— А-а-а-а-а! Помогите! Соня! Соня, нет! — бестолково вопила девица на балконе. За ее спиной уже толкалось и галдело человек шесть. Судя по голосам, они уже успели основательно захмелеть.

«Это ведь она грозилась стукнуть вторую девушку головой об асфальт, — припомнила Алина, — я узнала ее по голосу. Похоже, откапывая в сумке телефон, я пропустила самый острый момент…»

Парень на скамейке дрожащими руками достал из кармана пачку дешевых сигарет «Петр I» и закурил.

— Простите, — обратилась к нему Алина, — не поделитесь ли сигареткой?

— Ага, — парень протянул ей пачку и зажигалку. — Что, тоже прифигели?.. Фигасе вечерок повернул!

Курить Алина бросила пару лет назад, наслушавшись гневных спичей Алексея Матвеевича о «дымоглотстве», отвыкание перенесла легко и думала, что закрыла эту страницу. Но сейчас ей просто необходима была сигарета. Летящее к земле тело, развевающиеся черные волосы, отчаянный крик и хрусткий чмокающий удар о крышу машины не отпускали ее, мешали нормально мыслить, заполняли мозг… А такое состояние Алина не любила. На ее работе нужно всегда быть в форме, владеть собой, быстро принимать решения и не «тормозить». «Причина уважительная, — мысленно сказала Добровольская отсутствующему здесь боссу, — раньше при мне никогда не сбрасывали людей с балкона!»

— Это, «скорую» надо, — пролепетала какая-то женщина в окне первого этажа.

— Какая «скорая», у нее вместо головы лепешка, — ответил бледно-зеленый Сергей, — труповозку надо!

— Выбросилась, что ли? — более выносливый напарник Сереги достал рацию и стал докладывать о том, что они увидели, прибыв по сигналу на адрес.

— Да ее Маринка Мухина грозилась об асфальт башкой приложить! — воскликнул грузный мужчина в куртке поверх спортивного костюма и сланцах на босу ногу.

— Ага, реально, на весь двор орала, — подтвердила одна из девочек в черном.

— Они там аж подрались, — добавила ее подруга, — так мутузькались!

Чуть позже, сидя в салоне полицейского фургона, Алина рассказывала допрашивающей ее молодой женщине в форме с капитанскими погонами:

— Да, я услышала перебранку, выйдя из машины. Понять, из-за чего девушки ссорились, было сложно, они кричали одновременно и нецензурно выражались. Потом одна схватила другую за волосы… Я открыла сумку и стала искать телефон, но он куда-то завалился, и я довольно долго не могла его найти… А потом услышала крик, подняла голову и увидела, как с балкона кто-то падает. И длинные черные волосы развеваются на лету… Нет, я не видела, что предшествовало падению, я смотрела в свою сумку. Нет, я ни с кем в этом доме не знакома. Я приезжала сюда, чтобы посмотреть квартиру, выставленную на продажу. Нет, в первый раз я приезжала сюда с риэлтором еще днем, но решила заглянуть позже уже самостоятельно, чтобы осмотреться еще раз. Не хотелось купить кота в мешке… Я остановилась в отеле «На берегах Невы» на улице Ломоносова… («И очень хотела бы поскорее там оказаться. Позвонить Алексею Матвеевичу, получить указания, принять душ и лечь спать… Вот это так съездила! Вот это посмотрела квартиру!»).

Двор заполнился полицией. Через какое-то время из парадной вывели отчаянно рыдающую девушку в блестящих «чешуйчатых» брюках и белой полупрозрачной тунике под легкомысленной курточкой веселенького бирюзового цвета от «Макс Мара». Когда ее заталкивали в полицейскую машину, девушка твердила: «Я ее не убивала! Я не виновата! Отпустите меня, я ее не убивала!»

Потом появились двое, которых Алина сразу узнала. Представительный мужчина лет пятидесяти и яркая длинноногая брюнетка. Она их видела в позапрошлом году, когда они защищали на суде сестру босса Ингу, вляпавшуюся в скверную историю. Успешные адвокаты из Петербурга, муж и жена, о которых ходила молва, будто они не проиграли ни одного процесса и не знают слова «невозможно». Как только Алексей Матвеевич нашел на них выход?.. Сестра Нерона, Инга Анисимова, была очень любвеобильной особой, и в сочетании с бесшабашным авантюрным характером это не раз создавало ей проблемы в жизни. Но тогда она оказалась на волосок от гибели; за короткий промежуток времени потеряла мужа Михаила и любовника — красавца-вахтовика откуда-то с юга, была тяжело ранена, а выздоровев, едва не загремела по обвинению в особо тяжком преступлении… Адвокатам из Питера пришлось попотеть, доказывая, что Ингу Трофимовну подставили недоброжелатели ее брата, и вместо пятнадцати лет по 105-й статье Анисимова получила два года в колонии-поселении за причинение смерти по неосторожности. В ближайшем будущем Инга Трофимовна должна выйти на свободу и, если не передумает, Алине придется ехать в Сочи и подготавливать почву для переезда сестры босса, давно грезящей о пальмах и теплом море. «С квартирой все порешать, финансовые дела устроить так, чтобы эта дуреха за полгода всё не профукала и не оказалась на улице, — говорил помощнице Алексей, — ох и сестрица мне досталась, настоящая катастрофа… но другой сестры у меня нет и не будет!» Алина не понимала Ингу Трофимовну. Как можно до такой степени терять голову из-за мужчин? Нерационально. Рассудок всегда должен держать эмоции под контролем.

Из гостиницы Алина позвонила шефу. Время шло к рассвету, но Нерон разрешил ей в случае необходимости звонить ему в любое время суток. Тем более что очень часто его рабочий день заканчивался в 7—8 часов утра, если в клубе на Руднике проводились бои… Так и вышло. Алина застала Алексея Матвеевича в клубе. Выслушав ее, Иноземцев сказал:

— Можешь отвечать на вопросы полицейских и следователя, если еще вызовут. Ты просто свидетель, тебе скрывать нечего. Покупки свои я делаю легально, не химичу, законы не обхожу. Ничего, все бывает в жизни, ты молодец, хорошо держишь удар.

Приняв душ, Алина расстелила постель в своем номере с живописным водопадом, изображенным на стене и шоколадного цвета плотными шторами, и забралась под одеяло. Заснула она как всегда крепко и без сновидений, едва коснувшись щекой прохладной подушки. У Алины Добровольской действительно были очень крепкие нервы.

*

Белла и Ефим вышли из отделения полиции, когда солнце уже поднялось над Петербургом, пытаясь согреть по-осеннему холодный воздух.

Поеживаясь и зевая, Белла застегнула ярко-красную ветровку и закурила. Ефим потер воспаленные глаза.

— Ну и ночка, — произнес он, — я как та лягушка из-под асфальтового катка в анекдоте… И на что Мухина рассчитывает, твердя, что не убивала коллегу? Весь двор слышал их драку и угрозы.

— Кофе, — ответила Белла, — мне нужна хорошая порция крепкого кофе, чтобы еще ненадолго активировать мозг. Но ты прав… Свидетелей полно. Не знаю, что мы сможем сделать, чтобы добиться смягчения приговора. Если только доказать состояние аффекта…

Они прошли немного по Московскому проспекту и, уловив соблазнительный аромат горячего кофе и свежей выпечки, зашли в кофейню и заказали кофе, пирожки с грибами и сыром и круассаны. Устроившись за высокой стойкой в небольшом опрятном зале, они размышляли о том, что удалось узнать по горячим следам после бесед с Мухиной, ее ошалевшими гостями, оперативниками и следователем.

Двадцатитрехлетняя Софья Гольдман была дочерью банкира Исаака Гольдмана, университетского друга директора «Счастливого ключика» Юлиана Столбова. «Слышал я о нем, — буркнул Ефим, — жучара еще тот, субстанция непотопляемая!». Отец отселил Софью и пристроил ее на работу в фирму Столбова год назад, устав от «мажорных» забав и скандалов, в которые регулярно влипала красавица Сонечка. Девушка не поладила с молодой женой отца, Ниной, считая, что Исаак Давидович предал память ее матери, и после женитьбы Гольдмана пошла вразнос. Один раз Исаак Давидович с трудом вытащил дочь из скверной истории, которая могла, несмотря на все его деньги и влияние, обернуться для Сони уголовным делом и тюремным сроком. Но последней каплей для банкира. Да еще Соня постоянно открытым текстом угрожала отцу и мачехе «устроить им вырванные годы», и, не выбирая выражений, проклинала своего годовалого братишку. Гольдман купил дочери квартиру в жилом комплексе «Граф Орлов», нашел ей работу и жестко предупредил, что больше не собирается вытаскивать ее из переделок, так что если Соня не возьмется за ум, то пусть сама расхлебывает последствия. «Останешься на улице или пойдешь по этапу — значит, так тому и быть! — сказал он. — Презираешь меня, считаешь, что у меня в голове калькулятор, что я предатель и так далее, вот и презирай дальше… на расстоянии!»

На работе в фирме Соня свела знакомство с Мариной Мухиной, тоже весьма бесшабашной девицей, и довольно быстро влилась в ее «тусовку». Свободное время компания Мухиной проводила в ночных клубах, коворкингах и на разнообразных тематических вечеринках, а по пятницам собиралась в гостях у Марины, чтобы весело проводить прошедшую трудовую неделю. Устраивать вечеринки у себя Соня не могла, боясь, что соседи поднимут шум, нажалуются в ТСЖ, и у нее могут быть неприятности… Эти люди безропотно терпеть дискомфорт точно не будут. А Маринкины соседи, в основном безобидные «пенсы», поворчат и утрутся.

Уже несколько месяцев Марина встречалась с сослуживцем Андреем Потаповым. Этот спортивный загорелый даже зимой блондин, великолепно одетый, обаятельный интеллектуал заставлял всех сотрудниц «Ключика» мечтательно вздыхать и завидовать Марине. Соня же решила не вздыхать, а действовать. Она уже привыкла к своему статусу «бедной девочки, потерявшей мать», и при его помощи получала все, что пожелает. Моральных тормозов Соня не имела, а в фирме хорошо знали, чья она дочь, и поэтому именно ей отдали освободившееся место начальника отдела. Андрей, заметив неприкрытый интерес Гольдман, быстро рассудил, что такая «смена аэродрома» может принести ему выгоду. Да, сейчас Соня не поддерживает отношений с отцом, но ситуация может измениться… К тому же после скандала с материальным ущербом и судом положение Марины в фирме слегка пошатнулось; Юлиан был недоволен пробуксовкой в делах и срывом нескольких прибыльных сделок из-за слишком ретивой и любознательной адвокатессы мухинского соседа, а Соня была на коне… Марина видела, что Потапов отдаляется от нее, а Соня уже победоносно ухмыляется. Это приводило Мухину в ярость, которую девушка еле сдерживала. Но на вечеринке, выпив три крепких коктейля, Марина утратила свою железную выдержку. А тут еще Сонька мило щебечет с Потаповым на козетке в уголке огромной гостиной… Дождавшись, когда Андрей отвалит в туалет, Марина попросила Соню выйти на балкон — «на минутку поговорить».

За ревом музыки и собственной болтовней, и хохотом, гости не слышали перебранку с балкона. Зато отчаянный вопль Софьи услышали. Потом завыла автомобильная сигнализация и заорала Марина. Выбежав на балкон, гости увидели бьющуюся в истерике хозяйку, а далеко внизу — тело Сони на асфальте и полицейскую машину, вползающую во двор…

По словам Марины, она действительно поругалась с Соней, в сердцах пригрозила ей и даже «пару раз вложила, а то эта коза борзела реально». Но тут же спохватилась: за такое можно и пинка под зад получить. Юлиан дружит с Сонькиным отцом-банкиром. К тому же он и так зол на Марину из-за того, что они запороли несколько дел, когда она судилась с соседом. Юлик уже высказал ей в резкой форме все, что думает об этом: «Черт тебя дергал ночью во дворе в телефон орать! Здорово же ты заманала соседей, если они уже ведра из окон начали на тебя выливать! Теперь еще и наша работа из-за этого страдает! Учти, мое терпение не безгранично. Твои отношения с соседями меня не касаются, но если из-за этого фирма будет нести ущерб, я сделаю выводы!». А если еще и Сонька пожалуется на «наезд» с рукоприкладством, Юлиан приведет угрозу в исполнение. Так можно не только Андрея, но и работу потерять… «Хрен с ними, руки марать неохота!» — еще раз послав Соню по известному адресу, Марина прошла на кухню, дверь которой тоже выходила на балкон. Но едва перешагнув порог, она услышала за спиной отчаянный Сонин вопль. Обернувшись, Марина увидела метнувшуюся тень. На полу валялась одинокая туфелька Соньки. Во дворе завывала чья-то машина. Подойдя к открытой оконной створке, Марина посмотрела во двор… и чуть не свалилась в шоке вслед за Соней.

— Охота за тенью, — хмыкнул Коган, выслушав Марину, — вы, конечно, не видели, куда эта тень метнулась и ничего толком не разглядели: рост, комплекцию, одежду?..

— Вы мне что, не верите? — вскинулась Мухина. — Это длилось всего пару секунд, и на лоджии было темно, вы бы тоже ни хрена не разглядели! Я не выбрасывала Соньку! Я еще с ума не сошла! Сами можете себе представить, что со мной сделал бы ее папендель! А меня сейчас крайней сделают потому, что все знали, как она увела у меня парня!

Ефим еле заметно поморщился; ни потерпевшая, ни подозреваемая добрых чувств у него не вызывали, но промолчал.

— Все показания свидетелей против вас, — терпеливо объяснял он, — на балконе вы были вдвоем, с улицы слышали вашу перебранку, вы угрожали стукнуть Софью Исааковну головой об асфальт… Как вы уходили на кухню и как мелькала тень никто не видел. Для всех свидетелей Софья упала с балкона после того, как вы пригрозили ей расправой.

Марина выругалась, вытерла слезы и ответила:

— Блин, да я это просто так сказала… Ну, выбесила она меня! Вы что, сами никому на психе не говорите «Я тебя убью»? Но ведь не убиваете же!

— Это верно, говорю, — кивнул Коган, вспомнив, как часто в сердцах он грозится «порвать на британский флаг», «оторвать все лишнее», «отправить в хор кастратов» или «искупать в унитазе». Но пока еще все, кому он это сулил, целы, невредимы и в «ночную вазу» не окунались.

— Я заплачу сколько скажете! Вы можете развалить дело? Прикопаться к чему-то и развалить? Или дать на лапу? — напирала Марина. — Или дать им п… лей, чтобы искали того урода, а не манались ко мне?

— А у вас нет предположения, кто мог желать гибели Софьи настолько, что не испугался даже ее отца? — поинтересовался Ефим, про себя усмехнувшись над пассажами Марины о взятке следователю или развале обвинения.

Неестественно гладкий лоб Марины наморщился от напряженного размышления.

— Да хрен ее знает! Она мне что, все рассказывала? Ну, тусили вместе, а в ее дела я не вникала. Подруга? Да хрен с два! Она бы меня без соли схавала, если что… Я бы ее — тоже, — решила быть честной девушка.

«Вы не дружили, вы бы друг друга „без соли схавали“, но „тусили вместе“ и она каждую неделю бывала у тебя в гостях… Не пойму я логику этого поколения! Марина терпеть не могла Соню, но приняла ее в свою тусовку, зная, чья это дочь. Соня терпеть не могла Марину, но ходила к ней в гости потому, что у себя в „Орлове“ не могла устраивать ночные гульбища; соседи там грамотные, подкованные, и быстро приструнили бы развеселую барышню, вот и отрывалась на стороне, у „не-подруги“. Становлюсь старым занудой, однако эти ребята, которым сейчас от двадцати до тридцати лет, как инопланетяне какие-то, их логику понять — надо сначала супа накушаться! Кстати, с их „яблоком раздора“, сиречь Андреем, надо будет тоже побеседовать!».

— Фима, бабушку твою об косяк, ты что, оглох?

— А? — обхватив крупными ладонями свой стаканчик из жаростойкого картона, Коган так глубоко ушел в свои размышления, что не слышал, как Белла уже в третий раз окликает его.

— Бэ! — сердито буркнула жена. — Я говорю: если она тебе не заливает насчет этой метнувшейся тени, то получается, что Софью столкнул кто-то из гостей. Наблюдал за ними, дождался, когда Мухина отвернется, сделал дело — и быстренько вернулся в гостиную… Я не думаю, что в квартиру мог незаметно войти кто-то посторонний. Не в стельку же они там нарезались, чтобы все на свете проигнорить! А значит, это был кто-то из приглашенных! Толкнул девушку или схватил сзади за ноги и выбросил и тут же вернулся обратно… Со стороны гостиной это выглядело так, будто человек просто выглянул посмотреть, «что за шум, а драки нету». Все-таки гости были уже под хмельком, восприятие реальности немного смазалось — постороннего бы они еще заметили, а друг к другу особо не приглядывались, — Белла в азарте с большим трудом заставляла себя говорить тихо, чтобы не услышали скучающие за стойкой бариста.

— Белка, я гений, — Ефим в один присест умял оставшуюся половинку круассана и запил почти остывшим кофе. — Из всех женщин я выбрал себе в жены самую смышленую и получил хорошую помощницу! Чует моя чуйка, что ты права. Но тогда получается, что этот некто хотел не только избавиться от Гольдман, но и обставить все так, чтобы виновной для всех была Мухина: все ясно, девчонки из-за бойфренда поцапались и одна ушатала другую, все ясно, можно особо не заморачиваться.

— Карма, — резюмировала Белла, — в прошлый раз Мухина сделала крайним Савелия Петровича, и никого не интересовало, что у него пенсия — всего двадцать тысяч рублей, что ему под восемьдесят лет, что Мухина задолбала весь двор своими гулянками и ором по телефону во дворе — его просто признали виновным и прислали исполнительный лист и на этом успокоились. А теперь крайней оказалась она сама, — Белла взяла с картонной тарелки круассан, — и точно так же никого не интересует, виновата она на самом деле, или нет. Нехорошо так говорить, Фима, но Бог шельму метит. Если только она не выдумала эту тень…

— Мне кажется, что не выдумала, — ответил Ефим. — Знаешь, у меня уже профессиональное чутье выработалось, в разговоре я улавливаю, правду ли говорит собеседник.

Белла неторопливо доела круассан с вишневым джемом, запила кофе и собрала пустую одноразовую посуду, чтобы отнести в бак.

— А сколько гостей было в квартире? — поинтересовалась она.

— Гмм… С Гольдман — тринадцать.

— Не лучшая примета. Есть даже «правило четырнадцатого гостя», когда человека приглашают затем, чтобы за столом не сидела «чертова дюжина». Похоже, Мухина в приметы не верила, — Белла вытерла влажной салфеткой пальцы. — Но в данном случае они сработали безотказно. А что это за свидетельница была во дворе? Ты узнавал?

— Узнавал. Белка, если я тебе скажу, кто она и откуда, ты не поверишь!

Супруги вышли из кофейни. Крепкий кофе немного взбодрил их, но все равно бессонная суматошная ночь сказывалась. «Сначала нужно выспаться, а потом уже приступать к делу. А то будем, как красноглазые кролики… и соображалка будет, как у кроликов!».

— Фима, не тяни кота за бейцалы, — нетерпеливо дернула мужа за рукав Белла. — Говори уже!

— Алина Добровольская, из Воркуты.

— Хм, интересно… Наташка недавно ездила на вокзал, встретить помощницу Иноземцева… Он решил открыть филиал своего клуба в Питере и прикупить квартиру, чтобы каждый раз не манаться с гостиницами, и отправил своего человека подыскивать помещение для бизнеса и жилые апартаменты.

— Наверное, это она и есть. Дама сказала в полиции, что приезжала в этот двор, чтобы посмотреть выставленную на продажу квартиру. И что, Леха без помощников и недвижимость выбрать не может?

— Ты что! Не царское это дело, самому, задрав штаны, по адресам носиться, помещения смотреть, стены щупать! Он же Нерон!.. Я думаю, Фима, с ней надо будет встретиться.

— Мы с тобой мыслим в унисон, жёнка моя бесценная!

*

Новость о гибели дочери банкира Гольдмана настигла Наташу Навицкую, когда она утром пила на кухне кофе с пышками и готовилась заняться кульминацией книги.

Наташа была немного знакома с Исааком Давидовичем Гольдманом и его женой, красавицей Ниной, бывшей фотомоделью. В первом браке банкир овдовел лет десять назад. О его дочери от первой жены вспоминали только тогда, когда она оказывалась замешана в очередной скандальной истории. Воровство в магазинах — на пари с друзьями, для забавы, драки, вандализм, школьная травля неугодных… По этим рассказам Софья представлялась Наташе обычной «мажорной девицей», но иногда думалось, что это попытка бунта против того, как быстро ее отец сбросил траур и начал ухаживать за вьющимися вокруг него девицами. Банк Гольдмана щедро финансировал съемки телесериалов, художественных фильмов и клипов, и многие молоденькие актрисы, певицы и девушки из подтанцовки старались хоть ненадолго привлечь внимание «папика». Наверное, Соня чувствовала себя после смерти матери одинокой и никому не нужной — работа и бойкие старлетки съедали все время отца, и о дочери он часто забывал. Только иногда подростковый бунт Сони приобретал уродливые формы.

Три года назад Исаак торжественно женился на Нине, а еще через год у них родился сын Стасик. Гольдманы праздновали это событие так же пышно, и о сыне банкир говорил намного больше и охотнее, чем о старшей дочери. «Похоже, только сейчас он по-настоящему ощутил себя отцом», — подумала Наташа, однажды встретив Исаака с женой на тусовке и выслушав длинный восторженный рассказ о том, как Стасик начал ползать и лепетать первое связное «ма-ма-ма» и «па-па-па». Новые успехи сына — встал на ножки, научился сам держать ложечку, повторяет новые слова за взрослыми — стали излюбленной темой для неформальных разговоров сияющего от счастья и гордости Исаака Давидовича. А о дочери банкир совсем забыл. Словно ее и не было. А теперь Соня свалилась с балкона пятого этажа в разгар вечеринки у коллеги…

— Гольдман? — спросил Уланов, заглянув на кухню с чашкой кофе и телефоном в руках. — Не дочь ли банкира?..

— Она самая, — кивнула Наташа, допивая кофе, — говорят, убийство произошло на почве ревности, подозреваемая задержана… Хм, Московский проспект? Именно там живет эта токсичная Мухина, тоже любительница ночных тусовок «на большой палец».

— Марина с ведром? — фыркнул от смеха муж. — Ну, не обязательно, что это произошло именно там, Московский проспект большой, от Сенной до Победы тянется…

Они замолчали, вспомнив еще один адрес на проспекте, тоже неподалеку от «Фрунзенской». Три года назад Наташа часто там бывала. Все закончилось трагически. Единственный раз она позволила чувствам взять верх над разумом, и это многим дорого обошлось… И похоже, что эта история до сих пор не закончилась.

— Интересно, Исаак хотя бы узнает?.. — спросила Наташа, просто чтобы отвлечься от тяжелых воспоминаний и сменить тему. — Или он вычеркнул дочь из жизни, и теперь для него существуют только Нина и Стасик?

В своем кабинете Наташа открыла общую тетрадь, в которой писала черновой вариант романа, подвинула поближе блокноты с записями, но, повертев в руках ручку, отложила е и включила компьютер.

Интернет пестрел ссылками на главную новость Северной столицы на сегодняшний день. Там Наташа узнала кое-какие подробности, которые не вошли в лаконичное сообщение в выпуске новостей на радио. Итак, Софья погибла в гостях у сотрудницы на вечеринке. Последний год девушка проживала в комплексе «Граф Орлов» («Отец расщедрился на апартаменты, устав постоянно жить как на вулкане с неуправляемой дочуркой?») и работала в фирме «Счастливый ключик» («Там же, где и Мухина!») … Подозреваемая, 26-летняя Марина М., задержана на месте. По предварительным данным, причиной рокового конфликта между девушками стало личное соперничество. Бойфренд М., ее сослуживец Андрей П., недавно переметнулся к Софье Гольдман… Наташа еще немного побегала по ссылкам и нашла статью в какой-то интернет-газете «с желтинкой», где фамилии фигурантов дела давались полностью. «Ни фига себе! Так это Мухину подозревают в убийстве?!»

Она позвонила Белле и, едва дождавшись ответа, возбужденно заорала в трубку:

— Лестрейндж, ты уже читала, как отличилась твоя недавняя оппонентка?!

— Навицкая, — зевнула Белла, — у тебя нет сердца… Я только что заснула! Мы с Ефимом вернулись домой всего лишь час назад…

— Опять гуляли в «Танцые»?

— Да если бы! Как раз с этим мухинским делом манались, — Белла зевнула еще громче. — Ночью Мухина позвонила Фиме вся на измене, рыдала в трубку… Ты же моего супружника знаешь, ради интересного дела он и среди ночи куда угодно помчится. Ну и я такая же чокнутая. Теперь Фима подписал с ней договор и официально занимается ее защитой… А я, как классическая декабристка, следом за мужем… Есть одно обстоятельство, которое нас смущает, если, конечно, Марина нам не соврала… Но если это правда, то очень похоже на подставу. Кто-то хотел убить Гольдман и повернуть все так, чтобы обвинили Мухину. И знаешь, кто среди свидетелей? Добровольская, из Воркуты!

— Алина? — вырвалось у Наташи.

— Она самая… Говорит, приезжала квартиру посмотреть. Ищет апартаменты для твоего Лёшика? — заговорщицки хихикнула Белла.

— Ты дошутишься, — мрачно посулила Наташа. — Ясно… Не буду тебя мучить. Извини, что разбудила, я же не знала…

— Да ладно, — незлобиво ответила Измайлова, — еще успеем выспаться, а потом включимся в работу… Ой-ой-ой, опять я продинамила Ташку. Ведь я обещала ей, что повезу ее в воскресенье на Крестовский, на аттракционы, и погода ожидается хорошая… Опять с няней поедет! Бедная девочка, ей достались ненормальные родители!

— По-моему, она вас любит и такими, — успокоила подругу Наташа.

— Ммммм, — уже в полусне промычала Белла и отсоединилась.

«Я бы на ее месте выключила телефон, чтобы выспаться. А то сначала я позвонила, потом еще кто-нибудь побеспокоит… Вот это новости — Алина Сергеевна попала в свидетели, в убийстве подозревают Мухину, а Ефим будет представлять ее интересы на суде. Ничего себе история! Что я еще узнаю?»

Рабочее настроение пропало безвозвратно.

*

Ефим Коган оставил машину у тротуара и углубился в лабиринт дворов на улице Ломоносова. Петлять на «ровере» по дворам, давя голубей и пугая прохожих, Коган считал глупым и бессмысленным барством. «Корона с головы не упадет, если я по дворам пешком прогуляюсь, да и для здоровья полезнее… Терпеть не могу людей, которые и в сортир готовы на авто ездить, как же без нее десять метров пройти!.. И я бы еще понял, если бы человеку было физически трудно ходить пешком. Нет же, есть такие: здоровы, как кони, хоть в плуг запрягай, а все равно повсюду прутся на своих колесах, думают, что очень крутыми выглядят! Подумаешь! У нас с Белкой аж три машины, и что теперь, не вылезать из них?»

Раздобыв у Наташи адрес гостиницы, где остановилась воркутинка, и с Наташиного телефона договорившись о встрече с Алиной Сергеевной, Коган направился в знаменитый район Пяти углов.

Изрядно пропетляв по проходным дворам, Ефим наконец-то вышел к скромному желтому флигельку с табличкой у входа «Мини-отель «На берегах Невы». От флигелька шел еще один ход, и за наглухо запертыми воротами высились дома («Неужели алфавит все еще продолжается? Сколько же литер у дома номер шестнадцать?!»). У этих ворот стояла стройная черноволосая женщина лет тридцати в темно-сером брючном костюме и элегантной серо-голубой ветровке. Услышав шаги, она обернулась.

— Ефим Захарович, верно?

— Алина Сергеевна, добрый вечер.

Они отошли к скамейке возле затихшей к вечеру детской площадки.

— Говорят, что днем тут шумно, — сказала Алина, — не знаю. Я днем в номере не сижу. Уезжаю, когда здесь еще тихо, возвращаюсь, когда УЖЕ тихо.

— Мда, — кивнул Коган. — Как идут дела с поиском недвижимости?

— Нормально. Сегодня смотрела квартиру в переулке Гривцова.

— Гривцова? Об этом переулке несколько лет назад очень интересный детективный роман вышел. Как раз о покупке квартиры… Вот будет забавно, если вы смотрите апартаменты в доме из книжки!

— Не знаю. Возможно. Квартира с видом на канал… Ремонт, конечно, нужен, но в целом внешний вид устраивает, и главное — с квартирой все чисто, никаких фриков.

— Да уж, с предыдущей квартирой неприятная история вышла, — стал подводить разговор к интересующей теме Коган, — пришли посмотреть, а вам под ноги труп упал…

— Ну, не совсем под ноги… Да, мне сразу расхотелось покупать квартиру в этом дом. Не то, чтобы я страдала суевериями, но все же… Да и риэлтор пытался меня обмануть, а я этого не люблю и с такими людьми все деловые отношения прекращаю.

— Вы, наверное, испугались, когда случилась трагедия, — сочувственно понизил голос Коган.

Воркутинка пожала узкими плечами:

— Да, немного… А вы, как я поняла, будете защищать девушку, которую подозревают в этом убийстве? Мне госпожа Навицкая сказала.

— Да. Марина Аркадьевна позвонила на мой рабочий мобильник («За полночь с постели сорвала, ядрён-батон!»).

— Я не следила за их ссорой, — призналась Алина. — Только услышала крики и брань, покосилась на балкон и стала искать в сумке телефон. Я хотела сразу же позвонить риэлтору и отказаться от его услуг; он пытался скрыть от меня, что по соседству с выставленной на продажу квартирой регулярно происходят шумные гуляния, а потом Алексей Матвеевич вставил бы пистон мне за то, что плохо проверяла варианты. А потом раздался крик, я подняла голову и увидела, как с балкона кто-то падает. Нет. В эту парадную никто не заходил и не выходил, я припарковалась как раз напротив и увидела бы… Хотя, подождите-ка! Совсем забыла. Когда вторая девушка выглянула с балкона, увидела упавшую и начала кричать, мне показалось, что по крыше дома кто-то пробежал. Нет, не кошка. Силуэт был похож на человеческий. Я еще удивилась: неужели руферы здесь гуляют по крышам даже поздней осенней ночью? Нет, подробностей я не разглядела — только темный силуэт, быстрое движение…

«Марина видела метнувшуюся на балконе тень. Алина Сергеевна — силуэт, бегущий по крыше. Так… Белку удивило, что на тусовке было тринадцать человек — обычно в таких случаях приглашают „четырнадцатого гостя“, чтобы не сработала дурная примета. Но мы списали это на тотальный нигилизм Марины Аркадьевны, считающей все приметы глупостями и пережитком прошлого. А что если все-таки в квартире было не тринадцать человек, а ЧЕТЫРНАДЦАТЬ?»

— Благодарю вас, Алина Сергеевна, — он поднялся со скамейки.

Отыскивая выход из лабиринта на улицу Ломоносова, возвращаясь с улицы Рубинштейна и ругая «тупящий, как Буратино» навигатор, Ефим мурлыкал на ходу то отрывок «Трассы Е-95» про «тени Пяти углов», то про получившего по морде Саню Соколова из репертуара Высоцкого. «Если Добровольской не померещился человек на крыше, — думал он, — то это вполне может быть тот самый четырнадцатый гость, который поспешил ретироваться сразу после трагедии. Да как хитро, не из парадной вышел, а через крышу чесанул! Так, надо выяснить, есть ли в доме, где живет Мухина, выход на крышу. Как правило, ключ от чердака находится в одной из квартир, жильцы которой взимают плату с желающих прогуляться по крышам. Только бы не оказалось, что этот руфер забрел туда с какой-то другой крыши и не имеет отношения к Марининой тусовке! В любом случае надо поговорить с „хранителем ключей“, может, он вспомнит, кто пожелал пройти на крышу в неурочный час. Вряд ли в конце сентября, особенно — по вечерам, у них большой наплыв руферов. Немногим нравится ходить по верхотуре темной осенней ночью, под студеным ветром, по сырой крыше… Так что если кто-то просил открыть дверь, „ключник“ должен был его запомнить».

Ефим наконец-то вышел к своей машине. «Ровер» радостно пиликнул, снимая блокировку, и мигнул хозяину фарами. «Все-таки кое-что я узнал!».

Белла пыталась разговорить сотрудников «Счастливого ключика», которые были в гостях у Марины, а Наташа решила встретиться с отцом и мачехой Сони Гольдман, которые, если верить каналам светских сплетен, на сегодняшний вечер были званы на презентацию модного художника Ильи Шерстова и не отменяли свой визит… «Что само по себе странно… Ладно, для жены Гольдмана Софья — чужая, но Исаак-то — родной отец. И неужели, едва узнав о гибели дочери, пойдет картинки смотреть?!.» За что могли убить молоденькую девушку? Да еще специально так все повернули, чтобы представить виноватой хозяйку квартиры, в которой собралась веселая компания. «Мухина и Гольдман, Гольдман и Мухина… Чует моя чуйка, что их намеренно замкнули друг на друге, чтобы следователь дальше и не копал, а работал с этой версией», — думал Ефим, выруливая на Садовую.

Алина Добровольская вошла в свой номер и до ужина штудировала все, что ей удалось узнать о квартире в доме на Гривцова. Этот вариант ей нравился больше других, и она знала, что боссу эта квартира тоже понравится. Да и новый риэлтор не в пример честнее с покупателями, чем его предшественник. «И надо же мне было в поисках апартаментов оказаться втянутой в историю с убийством! И прав Ефим Захарович: не все в это деле так просто, как кажется вначале… Ладно, пусть этим делом Коганы занимаются. А у меня своя работа есть…»

*

Наташа не поверила своим глазам, когда увидела эту пару в зале, где проводилась выставка работ молодого, но стремительно набирающего популярность петербургского художника. Меньше всего она ожидала, что отец, утром узнавший о гибели дочери, вечером явится, чтобы посмотреть картины, скульптуры и художественные композиции Ильи Шерстова, и будет выглядеть как ни в чем не бывало.

…Да, композиции были еще те. Наташа невольно хмыкнула, вспомнив один случай из детства. Ее сестренки Катя и Таня, двойняшки, двумя годами младше нее, во втором классе захотели принять участие в выставке-ярмарке поделок учеников средних классов. Построили домик из конструктора, поставили рядом великодушно пожертвованный им Наташей, которая уже считала себя слишком взрослой, чтобы играть, заводной автомобильчик, а на крыльцо домика прикрепили куклу, и хотели нести это в школу. Но мама рассудительно сказала им: «Это не поделка, это вы просто собрали игрушки. А если кто-то это купит, то у вас уже не будет ни конструктора, ни куклы, ни машинки, мы с папой не можем часто покупать вам игрушки»… Двойняшки понуро отнесли «поделку» обратно в детскую, а Наташе было жалко сестренок и она даже обиделась на маму, которая так безжалостно обесценила их старания.

«Эх, мамуля, видела бы ты… Сейчас за такое «просто собрали игрушки» большие деньги дают — на двести конструкторов и триста кукол хватит, — Наташа остановилась возле одной из композиций. — Сейчас это называется «креативное мышление, нестандартное воплощение и тэдэ… А Катюха с Танюхой были родоначальницами этого жанра, правда, непризнанными и недооцененными!».

И тут она заметила их. Рослый немного грузный мужчина с редеющими черными волосами и крючковатым носом, похожий не то на слегка располневшего министра Нушрока из Королевства Кривых зеркал, не то на классического персонажа анекдотов серии «таки, Яша, не делайте мне нервы», только в дорогом темно-сером костюме и ботинках «Сантони» из натуральной крокодиловой кожи. Его спутница — высокая статная молодая женщина, брюнетка с густыми блестящими волосами, шелковой волной лежащими на спине. Бежевый костюм «Шанель» с укороченной юбкой подчеркивает великолепную фигуру, а ботильоны от Феррагамо на стройных ногах — на зависть маленькие. Наманикюренной рукой дама держит спутника под руку. На безымянном пальчике правой руки поблескивает бриллиантовой крошкой обручальное кольцо.

— Посмотри, Изя, — дама указала спутнику на одну из композиций, — не правда ли, напоминает то, что сооружает в игровой Стасик?

— Не отличить, — хмыкнул мужчина. — С таким же успехом мы можем устроить выставку его работ, и зрители так же будут ахать: «Как креативно! Новое слово в искусстве!».

— Главное — грамотный пиар, — мило прощебетала Нина Гольдман. — И тогда можно будет выдать за произведение искусства даже скомканную салфетку, брошенную мимо урны. Талант создателя необязателен, умеючи можно раскрутить что угодно…

— Если в осла вложить такие деньги, он тоже станет безумно популярен, — кивнул муж. — будет покорять сердца и кружить головы. Шерстов — лишь продукт работы пиар-технологов… А какой важный вид на себя напускает!

«На ловца и зверь бежит, — Наташа двинулась к ним навстречу. — И еще, терпеть не могу это злословие, когда в глаза мило улыбаются, а за глаза высмеивают»… О вкусах не спорят. Кто-то любит классическую живопись, кто-то — новаторские изыски стиля «я так вижу», а кто-то считает вершиной искусства картины с румяными девочками в пышных кружевах, умильными щенятами и кошками в платьях, то, что сама Наташа называла «я вся в розовом, белая и пуффыстая». Или портреты домочадцев, интерьеры и натюрморты в стиле «китч», «смотрите, как у нас богато». Но если ты не хочешь, чтобы кто-то насмехался над твоими симпатиями, не высмеивай других. Да и Илья Шерстов вовсе не выглядел «напустившим важный вид». Молодой человек волновался на своей первой выставке. Он стоял в конце зала около книги для отзывов, затянутый в непривычный костюм вместо любимых джинсов и свитера, разрумянился от бури эмоций и напряженно следил за лицами посетителей, как им нравится экспозиция.

— Наталья Викторовна, добрый вечер! — кивнул Наташе Исаак Давидович.

— Добрый день, Наталья, — подхватила Нина.

Перебросившись парой реплик о выставке и посетителях, Наташа, понизив голос, сказала:

— Я уже слышала о том, что случилось… Сочувствую вам.

Гольдманы переглянулись.

— Насколько я знаю, виновница уже задержана, — после паузы сказал Исаак Гольдман. — Надеюсь, что следствие разберется, почему она это сделала, и вердикт суда будет справедлив. Прошу прощения, — он достал телефон, по сравнению с которым многотысячный гаджет Марины выглядел как бюджетная «трубка», которую покупают для первоклассника — «все равно разобьет, так чтобы не жалко», и отошел.

— Муж не хочет показывать, насколько его потрясла трагедия с Соней, — тихо сказала Наташе Нина Гольдман, — хоть он и говорил, что она — давно отрезанный ломоть, но все же любил дочь. Ужасная история.