Бесплатный фрагмент - Танцующие линии сознания

Предисловие к четвёртому тому

Перед вами заключительный, четвёртый том учебника, увенчивающий собой многотрудный путь освоения нейрографического метода. Этот том принципиально отличается от предыдущих — здесь мы совершаем переход от практического применения к глубокому теоретическому осмыслению методологических основ нейрографики. Если прежде мы изучали, как работает метод, то теперь обращаемся к вопросу, почему он работает, погружаясь в научные обоснования и философские корни этого уникального психологического инструмента.

Особенность данного тома заключается в системном рассмотрении нейрографики через призму основных психологических школ и направлений. Мы скрупулёзно проследим связь метода с глубинной психологией К. Г. Юнга, где каждый нейрографический рисунок предстаёт как проекция коллективного бессознательного, а спонтанные формы и линии обретают статус архетипических символов. Вы убедитесь, что процесс рисования становится современной формой активного воображения, позволяющей вести содержательный диалог с бессознательным.

Значительное внимание уделено рассмотрению нейрографики в контексте гештальт-подхода. Мы детально разберём, как метод работает с незавершёнными гештальтами, помогая пациенту обретать целостность через визуальное выражение и преобразование внутренних конфликтов. Вы освоите технику работы с фигурой и фоном на нейрографическом поле, научитесь помогать пациентам завершать прерванные циклы контакта в безопасном пространстве «здесь и сейчас».

Трансперсональный аспект нейрографики раскрывается в разделе, посвящённом работе с расширенными состояниями сознания. Вы узнаете, как метод способствует преодолению границ индивидуального «Я» и подключению к надличностным источникам опыта. Мы рассмотрим нейрографику как инструмент снятия ограничений и расширения восприятия, позволяющий выходить за рамки привычных паттернов мышления и поведения.

Отдельный большой раздел посвящён нейробиологическим основам метода. Мы тщательно разберём, как процесс нейрографического рисования влияет на нейропластичность мозга, способствуя образованию новых нейронных связей и преобразованию устойчивых паттернов. Вы поймёте механизмы воздействия метода на дофаминергическую систему вознаграждения, синхронизацию мозговых ритмов и процессы реконсолидации памяти.

Особую ценность представляет исследование символического языка нейрографики. Мы детально проанализируем архетипическое значение базовых форм — круга, квадрата, треугольника, спирали — и их комбинаций. Вы научитесь распознавать в спонтанных композициях пациента проявления Самости, Тени, Анимы и Анимуса, Персоны и других ключевых архетипов, что значительно обогатит ваш диагностический инструментарий.

Практическая часть тома включает рассмотрение применения нейрографики в повседневной жизни. Мы представим систему утренних и вечерних ритуалов, которые помогут пациентам поддерживать психологическое равновесие и осознанность. Вы освоите методику ведения нейрографического дневника как инструмента самонаблюдения и личностного роста, научитесь интегрировать метод в процесс воспитания и образования.

Завершает том раздел, посвящённый профессиональному становлению нейрографиста. Мы обсудим этические принципы работы, философию ответственности за свои изменения и путь трансформации из практика в тренера. Этот материал поможет вам осознать свою профессиональную миссию и выстроить этичную практику сопровождения пациентов.

Четвёртый том не просто подводит итоги обучения — он открывает новые горизонты для профессионального роста и научных исследований. Глубокое понимание теоретических основ метода позволит вам не только применять нейрографику более осознанно и эффективно, но и вносить собственный вклад в развитие этого направления, создавая авторские методики и интегративные подходы.

Этот том станет для вас надёжным фундаментом для дальнейшей профессиональной деятельности, источником вдохновения и руководством к действию. Он призван превратить вас из пользователя метода в его творческого интерпретатора, способного адаптировать нейрографику к уникальным запросам каждого пациента и постоянно расширять границы её применения.

Изучение этого тома потребует от вас готовности к глубокой рефлексии и переосмыслению уже полученных знаний. Мы будем двигаться от практики к теории и обратно, выстраивая целостное понимание нейрографики как современного, научно обоснованного метода психологической помощи и личностного развития.

Пусть этот заключительный том станет для вас не конечной точкой обучения, а началом нового этапа профессионального пути — пути мастера, глубоко понимающего теоретические основы своего дела и способного творчески развивать метод в практике. Вперёд, к новым горизонтам знания и мастерства!

Научные и теоретические основы

Связь с психологией

Нейрографика, будучи современным и динамично развивающимся методом, категорически не возникла в теоретическом или философском вакууме. Её философские, методические и практические корни уходят в самую плодородную почву выдающихся психологических школ двадцатого столетия.

Для нас, практикующих психотерапевтов, скрупулёзное понимание этих связей ни в коем случае не является абстрактным или сугубо академическим знанием. Оно позволяет предельно осознанно и безопасно применять линии, фигуры и цвет как мощный инструмент тонкого взаимодействия с самыми глубокими, подчас скрытыми слоями психики пациента, придавая всей терапевтической работе не только системность, но и солидную теоретическую обоснованность. Это своего рода надёжный и прочный мост между интуитивным творческим процессом и строгой, выверенной научной мыслью, между спонтанным озарением и клинической практикой.

Одной из ключевых, основополагающих фигур, чьё богатейшее наследие нашло своё глубокое и многогранное отражение в нейрографике, бесспорно является Карл Густав Юнг. Его фундаментальное учение о коллективном бессознательном и об универсальных архетипах даёт нам, практикам, поистине бесценный ключ к пониманию того, почему же спонтанный, ничем не скованный рисунок может быть столь содержательным и психологически насыщенным.

Когда пациент погружён в процесс рисования, он не просто механически изображает свои сиюминутные личные переживания. Через его руку, минуя фильтры сознания, начинают говорить универсальные, врождённые психические структуры, общие для всего человечества — мощные архетипы. Эти первичные символы и образы, будь то целостная мандала, теневая часть личности, анима или анимус, спонтанно и непроизвольно проступают в самых разных нейрографических композициях, наполняя их глубинным, часто совершенно неосознаваемым самим пациентом смыслом и огромной энергией трансформации.

Сам процесс нейрографического рисования, его внутренняя динамика, может быть рассмотрена и интерпретирована как классическое активное воображение в его юнгианском понимании. Это ни в коем случае не пассивное наблюдение за спонтанно возникающими образами, а живой, динамичный диалог с ними через конкретное действие, через физический акт творения.

Пациент, сталкиваясь с мучительным внутренним конфликтом или с давней неразрешённой проблемой, не просто бесконечно размышляет о ней или анализирует её. Он мужественно выводит её на бумагу в виде уникальной абстрактной конфигурации, вступая таким образом в прямое и осознанное взаимодействие с содержаниями собственного бессознательного. Каждая проведённая линия, каждый найденный изгиб, каждый новый форм-фактор — это не просто штрих, это настоящий шаг навстречу своей внутренней реальности, попытка её ощутить, структурировать и, в конечном счёте, мягко интегрировать в сознательную жизнь.

Особое, поистине сакральное значение в этом глубоком контексте приобретает юнгианское понятие мандалы. Мандала как древний, архетипический символ целостности самости, как наглядное выражение изначального стремления психики к порядку, гармонии и исцелению, закономерно возникает в спонтанном творчестве людей самых разных культур и эпох.

Нейрографическая композиция, особенно в её сбалансированных, завершённых и гармоничных формах, очень часто представляет собой именно такую, рождённую самим пациентом мандалу. Она становится зримым, графическим выражением сложного и многотрудного процесса индивидуации — движения пациента к своей подлинной, целостной сущности, болезненного преодоления внутренних противоречий и обретения нового, более устойчивого жизненного равновесия.

Кроме того, метод предлагает нам, терапевтам, практичный и элегантный инструмент для деликатной работы с Тенью — с той тёмной, отвергаемой частью психики, которая содержит все вытесненные, неприемлемые для сознания переживания, импульсы и качества. Нейрографируя своё глубинное напряжение, необъяснимый страх или стыд, пациент не изгоняет Тень, не ведёт с ней войны, а мягко и мудро приглашает её к конструктивному диалогу. Через соединение, казалось бы, несоединимых линий, через сглаживание острых, режущих углов и через интеграцию разрозненных, конфликтующих элементов происходит мощное символическое принятие этих отвергаемых частей себя. Это не уничтожение Тени, а её творческая трансформация и бережное включение в единую, сложную структуру личности, что неизбежно ведёт к увеличению её жизненной силы, к обретению подлинной полноты бытия.

Переходя к гештальт-терапии, мы обнаруживаем не менее profoundые и методологически важные параллели. Базовый, краеугольный принцип гештальта — это фундаментальное стремление психики к завершению незавершённых ситуаций, так называемых «незавершённых гештальтов», — находит в нейрографике своё прямое, наглядное и эффективное воплощение. Внутреннее напряжение, тревога или чувство вины, с которыми пациент приходит на сеанс, очень часто являются прямым следствием такого «незакрытого», незавершённого гештальта, прерванного цикла контакта. Рисуя, прорисовывая свою проблему, он создаёт на бумаге зримый, осязаемый образ этого незавершённого процесса, делает его доступным для наблюдения и, что самое главное, для преобразования.

Далее, через манипуляции с этим графическим образом — через закругление резких линий, через соединение изолированных элементов, через нахождение новых, неочевидных связей — пациент символически, но оттого не менее эффективно, завершает тот самый прерванный когда-то цикл контакта со средой или с самим собой. Он делает это не в прошлом, которое уже неуловимо, а в безопасном и контролируемом пространстве «здесь и сейчас», которое является абсолютно краеугольным камнем всего гештальт-подхода.

Нейрографическое поле, лист бумаги, становится для пациента настоящим экспериментальным полигоном, где он может абсолютно безопасно прожить, прочувствовать и завершить то, что когда-то было заблокировано, обретая, наконец, желанное чувство закрытости, целостности и глубокого удовлетворения.

Пара фигура и фон, являющаяся ещё одной центральной, несущей конструкцией в гештальт-терапии, также исключительно наглядно отыгрывается в нейрографическом процессе. Актуальная проблема, фиксирующая всё внимание пациента, болезненно застревая в сознании, является фигурой, а всё остальное содержание жизни — лишь размытым фоном.

Однако в состоянии острого стресса или хронического невроза фигура и фон становятся ригидными, фигура «залипает», не давая психике никакой возможности здорового переключения, не позволяя ей отдохнуть. Нейрографический процесс, с его постоянным, динамичным преобразованием композиции, учит психику утраченной гибкости. То, что было яркой, доминирующей, всепоглощающей фигурой (боль, проблема, травма), постепенно смягчается, соединяется с другими, нейтральными или позитивными элементами и, в конечном счёте, становится органичной, не доминирующей частью общего, сложного фона. Это и есть практическое, прожитое обучение здоровому, естественному циклу контакта и последующего ухода.

С сугубо феноменологической точки зрения, гештальт-терапия всегда призывает нас работать с непосредственным, прямым опытом пациента, а не с его последующими интерпретациями или умозрительными конструкциями. Нейрографика как метод полностью и органично соответствует этому важнейшему принципу. Мы не просим пациента заранее продумать, спланировать, что будет означать каждый символ, каждая линия.

Напротив, мы поощряем его полностью погрузиться в сам процесс рисования, в чистое наблюдение за тем, как линия ведёт руку, как формы самостоятельно складываются в причудливый узор. Таким образом, акцент закономерно смещается с традиционного, аналитического вопроса «Что это значит?» на более глубокий, процессуальный вопрос «Что я сейчас чувствую, проживая это изменение формы? Как трансформируется моё состояние?». Это и есть подлинная работа с чистой процессуальностью, с самим потоком переживания.

Теперь, уважаемые коллеги, обратим наш взор к трансперсональной психологии, которая смело и решительно расширяет привычные рамки нашего понимания человеческой психики далеко за пределы сугубо индивидуального, личного опыта. Эта масштабная область знаний изучает изменённые состояния сознания, духовный опыт и глубинную связь человека с чем-то неизмеримо большим, чем он сам — с коллективным бессознательным, с человечеством, с планетой, с космосом. Нейрографика, особенно в своих продвинутых, сложных формах, может служить безопасным и при этом структурированным проводником в эти обширные и загадочные области, позволяя пациенту соприкоснуться с надличностными переживаниями без потери связи с реальностью.

В процессе глубокого, почти медитативного, полностью поглощённого рисования пациент закономерно может войти в состояние, близкое к неординарному, когда привычные, жёсткие границы его «Я» становятся более проницаемыми, мягкими и пластичными. В этом особенном, изменённом состоянии сознания через его спонтанный рисунок могут проявляться не только сугубо личные, но и мощные надличностные, архетипические содержания. Он может необъяснимо ощутить свою связь с архетипическими силами природы, почувствовать себя органичной частью единого потока жизни, что несёт в себе невероятно мощный целительный и интегрирующий потенциал, способствуя ощущению осмысленности своего существования.

Понятие «расширенного сознания», являющееся центральным для всего трансперсонального подхода, напрямую и логично связано с базовым нейрографическим принципом «снятия ограничений». Социальные установки, травматический опыт, жёсткие, иррациональные убеждения — всё это, словно тиски, сужает восприятие человеком себя и окружающего мира, обедняет его жизненный опыт.

Нейрографика, через акт физического рисования новых, непривычных, нелогичных конфигураций, буквально «прорисовывает» в нейронных сетях мозга новые, прежде не существовавшие пути, активно способствуя развитию когнитивной, эмоциональной и поведенческой гибкости. Этот процесс можно рассматривать как конкретную, практикуемую технику по расширению индивидуального сознания, выводящую его на принципиально иной, более целостный, трансперсональный уровень восприятия реальности.

Таким образом, подводя промежуточный итог, мы ясно видим, как три этих мощных, самостоятельных психологических направления органично и сложно переплетаются в едином методологическом поле нейрографики. От гения Юнга мы берём глубинное понимание символического языка бессознательного и практическую работу с универсальными архетипами. От гештальт-терапии — чёткий фокус на процессе, происходящем «здесь и сейчас», и эффективные методы завершения незавершённых ситуаций. От трансперсональной психологии — смелость и методологическую базу для работы с надличностными, духовными аспектами человеческого бытия, выходящими за рамки эго.

Интеграция этих разноуровневых подходов делает современную нейрографику не просто техникой или методикой, а глубокой, многомерной системой, ориентированной на целостное, всестороннее преобразование личности пациента. Для нас, практикующих психотерапевтов, это открывает поистине широкие, почти безграничные возможности. Мы можем использовать её как основной, стержневой метод в рамках нашего эклектичного подхода, либо как высокоэффективный вспомогательный инструмент, способный значительно усилить результативность и глубину других, уже используемых нами терапевтических модальностей.

Крайне важно всегда подчеркнуть, что нейрографика ни в коем случае не подменяет собой глубинный, долгосрочный психоанализ, не заменяет собой кропотливую, деликатную работу в гештальт-терапии и не является единственным или универсальным путём к трансперсональному опыту. Но она предлагает уникальный, телесный, наглядный и потому очень безопасный способ доступа к сложному материалу, с которым исторически работают эти уважаемые школы. Она творчески воплощает их базовые принципы на универсальном языке линий, форм и цвета, делая сложные, абстрактные психологические концепции доступными для прямого, прожитого, эмоционально насыщенного опыта нашего пациента.

Хочется особо отметить, что научные и теоретические основы нейрографики как метода только начинают своё серьёзное, системное осмысление в академической среде. Однако уже сейчас совершенно очевидно, что метод обладает значительным, ещё не до конца раскрытым эвристическим и терапевтическим потенциалом, коренящимся в самых плодотворных и прогрессивных идеях психологии XX и XXI веков. Его скрупулёзное изучение, творческое осмысление и профессиональное применение в работе с самыми разными пациентами позволяет не только эффективно помогать им в разрешении конкретных, индивидуальных проблем, но и способствует нашему собственному, непрерывному профессиональному и глубоко личностному росту как терапевтов, сознательно идущих по сложному, но благородному пути интеграции.

Рассматривая нейрографику через призму юнгианского анализа, мы можем углубиться в её способность работать с процессом индивидуации на символическом уровне. Когда пациент сталкивается с необходимостью объединения противоположностей внутри своей психики, например, сознательного и бессознательного, мужского и женского начала, нейрографический процесс становится полем для этой сложной работы. Через соединение разрозненных элементов в единую композицию, через нахождение баланса между хаосом и порядком, пациент графически проживает свою внутреннюю трансформацию. Этот метод позволяет мягко обходить сопротивление сознания, которое часто блокирует прямое вербальное обсуждение таких глубоких тем, давая возможность бессознательному выразить себя в безопасной, невербальной форме.

В контексте гештальт-подхода особенно важным представляется аспект повышения осознанности в процессе нейрографического рисования. Пациент учится отслеживать свои телесные ощущения, эмоциональные реакции и спонтанные мысли, возникающие в момент создания и преобразования изображения. Это развивает его способность к саморегуляции и рефлексии, что является важной целью гештальт-терапии. Более того, работа с фигурой и фоном на бумаге тренирует навык переключения внимания в реальной жизни, помогая пациенту выходить из состояний фиксации на проблеме и замечать более широкий контекст своей жизненной ситуации.

Трансперсональный аспект нейрографики раскрывается особенно ярко в работе с переживаниями, выходящими за рамки индивидуальной истории пациента. В процессе творчества могут спонтанно возникать образы и символы, относящиеся к коллективному опыту человечества, архетипические сюжеты и универсальные паттерны. Это позволяет пациенту ощутить свою связь с чем-то большим, чем его личная история, что часто приносит глубокое чувство осмысленности и исцеления. Для терапевта важно создавать безопасное пространство для проявления таких надличностных содержаний, умея распознавать их и помогая пациенту интегрировать этот опыт в свою жизнь.

Интегративная сила нейрографики проявляется в её способности объединять разные уровни психической реальности. На одном рисунке могут сосуществовать личные воспоминания, актуальные переживания и архетипические символы. Это отражает сложную, многослойную природу человеческой психики и открывает уникальные возможности для работы на стыке различных психологических направлений. Специалист, владеющий языком нейрографики, получает инструмент, который позволяет гибко перемещаться между уровнями психики пациента, находя именно те аспекты, которые требуют внимания и углублённого рассмотрения в данный момент.

С точки зрения практического применения в психотерапевтической работе, нейрографика предлагает разнообразные возможности. Её можно использовать как в индивидуальной, так и в групповой терапии, адаптируя сложность заданий под потребности и возможности конкретных пациентов. В начале терапевтического процесса метод может служить диагностическим инструментом, помогающим понять внутренний мир пациента и выявить актуальные проблемы. В процессе терапии нейрографика становится способом проживания и преобразования трудных переживаний, а на завершающих этапах — инструментом интеграции полученного опыта и создания нового, более здорового образа себя и своей жизни.

Важным аспектом является развитие у пациента через нейрографику способности к символическому мышлению и творческому подходу к решению проблем. В отличие от стандартных вербальных методов, нейрографика активирует правое полушарие мозга, включая в работу интуицию, образное мышление и спонтанность. Это особенно ценно для пациентов, склонных к чрезмерной интеллектуализации, рационализации и контролю, помогая им восстановить контакт с эмоциональной сферой и телесными ощущениями. Постепенно пациент переносит навыки, полученные в процессе рисования, в повседневную жизнь, научаясь более гибко и творчески подходить к решению жизненных задач.

Эффективность нейрографики в лечебной практике во многом объясняется её положительным влиянием на способность мозга к изменению. Регулярное создание новых, нестандартных композиций стимулирует образование свежих нервных связей. Это приводит к реальным и устойчивым переменам в восприятии, мышлении и поведении пациента. Данный факт подтверждает связь метода с современными достижениями науки о мозге и повышает его ценность при работе с последствиями душевных травм, для которых часто характерны устоявшиеся, неподатливые схемы мышления и поведения.

Профессиональное применение нейрографики в психотерапии требует от специалиста не только технического владения методом, но и глубоких знаний в области психологии, психотерапии и психиатрии. Это позволяет адекватно оценивать показания и противопоказания к использованию метода, понимать глубинные процессы, происходящие с пациентом, и грамотно интегрировать нейрографику в общий терапевтический процесс. Только при таком ответственном подходе нейрографика раскрывает свой полный потенциал как мощного инструмента психологической помощи и личностной трансформации.

Нейробиология за рисунком

Нейропластичность, или удивительная способность человеческого мозга к постоянной функциональной и даже структурной перестройке, является тем самым краеугольным камнем, на котором строится современное понимание процессов обучения, адаптации, памяти и, что особенно важно для нас, психотерапевтических изменений. Каждое наше осознанное переживание, каждая глубокая мысль и каждое целенаправленное действие неизбежно оставляют свой уникальный след в обширных нейронных сетях, укрепляя одни синаптические связи и постепенно ослабляя другие.

Нейрографика, как целенаправленная, структурированная и насыщенная смыслом деятельность, предлагает нам уникальный инструмент для направленного, бережного воздействия на эти пластические процессы, способствуя созиданию новых, более адаптивных и гармоничных нейронных конфигураций, лежащих в основе психического здоровья.

Когда наш пациент впервые берёт в руки карандаш и начинает медленно, вдумчиво рисовать свою первую линию, в его мозге практически мгновенно активируется чрезвычайно сложный, хорошо скоординированный ансамбль разнообразных нервных процессов. Этот, казалось бы, простой акт вовлекает не только первичную моторную кору, ответственную за тонкие движения руки, но и зрительную кору, проприоцептивную систему, префронтальную кору, отвечающую за стратегическое планирование и принятие решений, а также лимбическую систему, тесно связанную с эмоциональным сопровождением всей нашей деятельности. Таким образом, каждый сеанс рисования создаёт интенсивный, богатый кросс-модальный диалог между различными, часто удалёнными регионами мозга, активно укрепляя и миелинизируя связи между ними.

Сам процесс свободного создания абстрактной композиции, сознательно лишённой жёстких шаблонов и предписаний, является мощным, естественным стимулом для нейрогенеза — образования совершенно новых нейронов, прежде всего в гиппокампе, структуре, критически важной для консолидации памяти и всех процессов обучения. Новая, непривычная, нестандартная задача, требующая смелого отказа от устоявшихся стереотипных паттернов, служит для мозга мощным сигналом к активному обновлению и творческому поиску нестандартных решений. Это особенно важно для пациентов с ригидными, фиксированными формами мышления, чьи нейронные пути словно застыли в повторяющихся, часто деструктивных и бесплодных циклах.

Каждый раз, когда пациент сознательно сталкивается с необходимостью творчески преобразовать свою собственную композицию, например, соединить конфликтующие между собой элементы или сгладить психологически острый угол, он заставляет свой мозг активно искать новые, обходные нейронные маршруты. Преодоление внутреннего когнитивного диссонанса, неизбежно возникающего при виде дисгармоничного, тревожащего изображения, и последующий поиск визуального и смыслового решения — это и есть процесс создания новой нейронной связи в прямом и переносном смысле. Мозг пациента буквально «прорисовывает» новые пути, активируя ранее не задействованные или спавшие синапсы.

Зрительная кора, непрерывно обрабатывающая создаваемые изображения, находится в состоянии постоянной динамической обратной связи с глубинными эмоциональными центрами мозга, такими как миндалевидное тело и островковая доля. Когда пациент внимательно наблюдает, как его внутреннее напряжение, выраженное в виде хаотичных, сбитых линий, постепенно упорядочивается и приходит к визуальной и смысловой гармонии, это наглядное, зрительное подтверждение успешной трансформации вызывает немедленные положительные сдвиги в его эмоциональном состоянии. Успешно завершённая, сбалансированная композиция посылает в лимбическую систему мощный сигнал безопасности и глубокого удовлетворения, надёжно закрепляя новый, более адаптивный и здоровый паттерн психологического реагирования.

Важнейшую, ключевую роль в этом сложном процессе играет дофаминергическая система вознаграждения. Каждое успешное, осознанное действие в процессе рисования — найденный изящный баланс, удачно соединённая сложная форма, рождение эстетически приятного узора — сопровождается умеренным выбросом дофамина. Этот крайне важный нейромедиатор не только создаёт у пациента чувство законного удовольствия и радости, но и тонко маркирует успешные нейронные последовательности, существенно облегчая их последующее закрепление и автоматическое воспроизведение. Таким образом, нейрографика умело использует естественные, врождённые механизмы мотивации для значительного облегчения сложных нейропластических изменений.

Ритмичные, повторяющиеся, почти медитативные движения руки во время тщательного закрашивания фигур или проведения плавных линий могут оказывать выраженный медитативный эффект, способствующий синхронизации мозговых ритмов. Этот глубокий процесс, схожий с классическими практиками осознанности, помогает мягко снизить доминирование быстрых бета-ритмов, связанных с стрессом и активным анализом, и постепенно усилить более медленные тета- и альфа-ритмы. Состояние спокойного, сосредоточенного, безоценочного внимания является идеальным для консолидации новых знаний и глубинных нейронных перестроек, так как оно снижает активность миндалины и создаёт оптимальные условия для нейропластичности.

Длительная, глубокая, полностью поглощающая работа с нейрографической композицией, когда пациент целиком и полностью погружён в творческий процесс, может способствовать возникновению знаменитого состояния потока. В этом особенном, изменённом состоянии сознания кора головного мозга работает с максимальной эффективностью, а связи между различными её отделами значительно укрепляются. Это состояние высокой концентрации, полной вовлечённости и временного растворения эго является мощным катализатором пластических изменений, так как весь мозг объединяет свои ресурсы для создания устойчивых новых нейронных сетей.