Бесплатный фрагмент - У костра

Собиратель

От автора

Прежде чем вы перевернете эту страницу, позвольте предупредить: история, которую вы держите в руках, — не о поимке маньяка. Она о том, как далеко может зайти одержимость. Одна — в стремлении к справедливости, другая — в поисках безупречного, выхолощенного идеала.

Это рассказ о двух коллекционерах. Один собирает улики, другой — части тел. Одна склеивает рассыпавшиеся жизни, другой — тленно-прекрасную статую, свою Венеру, чье бездушное совершенство дороже человеческих судеб.

Их миры разделены лишь тонкой стеной обыденности. Он — неприметный кладовщик, чья жизнь — безупречный фасад. Она — капитан милиции, чья собственная жизнь стала расследованием. Их связывает невидимая нить утраты и безумия, протянутая через годы.

Готовы ли вы заглянуть в мастерскую, где пахнет формалином и лавандой? Где холодный металл встречается с теплой плотью, а граница между гением и монстром стирается в хирургически точном разрезе? Тогда входите. Но помните: некоторые образы, однажды увиденные, уже невозможно забыть.

Глава 1

1

Влажный, пропитанный запахом гниющей кожи и химикатов воздух застыл неподвижно. Милицейские «Жигули» резко остановились у зияющего провала ворот, разбрызгивая воду из луж. Майя Сомова вышла из машины, не застегивая плащ. Холод ей был не страшен — внутри всё и так горело ледяным огнём.

Участковый, бледный как мел, лишь молча указал рукой вглубь цеха. Его пальцы слегка дрожали.

— Там… Там, товарищ капитан. Я патрулировал территорию, заглянул для проформы… И… оно.

Майя кивнула, не глядя на него, и шагнула внутрь. Ботинки вязли в слое пыли, грязи и облупившейся штукатурки. Луч фонарика, который она достала из кармана плаща, выхватывал из мрака гигантские ржавые станки, похожие на скелеты доисторических чудовищ.

И вот, в луже бледного света, лежала она.

Девушка. Лет двадцати. Одета в простое синее платье, аккуратно отглаженное. Волосы были уложены, на лице — следы лёгкого, естественного макияжа. Она лежала на спине, руки вытянуты вдоль тела, словно кукла, аккуратно оставленная на полке. Ни намёка на борьбу. Ни единой лишней морщинки на одежде.

И от этой неестественной чистоты и порядка становилось не по себе.

Владислав, её напарник, уже возился рядом, щёлкая фотоаппаратом «Зенит». Его обычно невозмутимое лицо было напряжённым.

— Ничего не понимаю, Майя, — прошептал он, отводя взгляд от объекта. — Ни крови, ни признаков насилия. Как будто уснула и не проснулась.

Майя не отвечала. Её взгляд скользил по телу, выискивая несоответствие. И нашёл его.

Она присела на корточки, направив луч фонаря на кисти рук девушки.

— Влад, — её голос прозвучал глухо, отдаваясь эхом в пустом цеху. — Смотри.

Там, где должны были быть изящные пальцы и ладони, зияли… ничто. Абсолютно чистые, ровные, почти хирургические срезы чуть выше запястий. Кожа и плоть были аккуратно отделены, обнажая тонкий срез костей, словно на учебном анатомическом пособии.

Но самое жуткое было не это.

Края ран не были багровыми или синими. Они имели странный, восковой, почти блестящий оттенок. И от иссечённой плоти исходил слабый, но отчётливый запах — не смерти и разложения, а резкий, химический, знакомый ей до тошноты. Формалин. Смешанный с чем-то ещё, цветочным и приторным.

— Он её… забальзамировал? — Владислав сглотнул, и его рука с фотоаппаратом дрогнула. — Срезы… Господи, они идеальные. Как будто не ножом, а лазером.

Майя медленно поднялась. Ледяная тяжесть нарастала внизу живота, сжимая горло. Она смотрела на эти идеально обработанные культи, на это спокойное, почти спящее лицо, и в её памяти, словно вспышка, возник образ — такой же ровный, хирургический разрез на щиколотке её сестры. Дело, которое ей пришлось закрыть за неимением улик. Дело, которое она не закрыла в своей голове ни на день.

Она обернулась к Владиславу. Её лицо было маской спокойствия, но глаза горели холодным, стальным огнём.

— Это не убийство, Влад, — тихо, но чётко произнесла она. — Это извлечение. Он не забрал её жизнь. Он забрал то, что считал слишком совершенным для неё.

Она сделала паузу, глотая ком в горле.

— И я почти уверена, что это… подарок. Первый из многих. Он начал собирать свою коллекцию.

2

Тишину в квартире нарушало лишь ровное, механическое жужжание вытяжки над плитой. Мужчина стоял у раковины, тщательно, с хозяйственным мылом оттирая руки и предплечья. Под ногтями могли остаться микроскопические частицы, и это было недопустимо. Чистота — основа всего.

Он вытер руки насухо белым, без единой зацепки, полотенцем и прошёл в самую большую комнату. Обычную гостиную. Диван, телевизор, книжная полка с подборкой классической литературы и медицинских атласов. Ничего лишнего.

Ключ, висевший у него на цепочке, с лёгким щелчком открыл неприметную дверь, замаскированную под стенную панель, обитую той же дерматиновой тканью, что и остальная мебель.

Его Мастерская.

Воздух здесь был другим — стерильным, холодным, с примесью запаха консервантов и лаванды. Он не включал верхний свет. Вместо него загорелись несколько точечных галогенных ламп, чьи лучи были направлены на центральный объект комнаты.

Она стояла на низком вращающемся подиуме, как манекен в ателье высокой моды.

Его Венера.

Пока ещё лишь каркас. Идеально симметричный металлический остов, повторяющий женскую фигуру, собранный им по канонам золотого сечения. К этому каркасу были аккуратно прикреплены… экспонаты.

У основания крепились две изящные женские ступни с высоким подъёмом и тонкими пальцами — его первая большая удача. Выше, на месте бёдер и таза, был натянут идеальный, без единой родинки или растяжки, лоскут кожи цвета слоновой кости, взятый с живота третьей жертвы. Он любовно обработал его специальным составом на основе воска, чтобы сохранить упругость.

Он подошёл ближе. Его дыхание было ровным, пульс — спокойным. Здесь он обретал покой.

Он протянул руку и провёл пальцами по коже. Холодной, гладкой, совершенной.

— Скоро, моя прекрасная, — прошептал он. — Скоро ты обретёшь форму.

Его взгляд упал на пустые места на каркасе — места для кистей рук, предплечий, груди, шеи… и, конечно, головы. Головы с идеальным лицом.

Из холодильника-витрины, стоявшего в углу, он достал новый, сегодняшний, «материал». Две кисти руки. Они лежали на чёрном бархате, и свет ламп выхватывал их из полумрака, словно драгоценности в музейной витрине. Длинные пальцы, изящные запястья, ухоженные ногти овальной формы. Её руки. Девушки из цеха.

Он взял один из «экспонатов» и поднёс к каркасу, примеривая к металлическому креплению. Совершенно. Абсолютно. Он позволил себе редкую, едва заметную улыбку. Процесс шёл. План воплощался.

Внезапно его взгляд зацепился за крошечную, почти невидимую родинку на тыльной стороне ладони. Он её заметил ещё на месте, но тогда это показалось милой деталью, «изюминкой». Сейчас, в стерильной чистоте Мастерской, это выглядело… изъяном. Несовершенством.

Лёгкая тень досады скользнула по его лицу. Ничего. Он всё исправит. У него есть инструменты. Перфекционизм — это путь к Абсолюту.

Он аккуратно положил кисть обратно на бархат и направился к шкафу с хирургическими инструментами. Работа требовала внимания.

3

Майя откинулась на спинку стула, закрывая на секунду глаза. На веках, словно на киноплёнке, проступали образы: идеальные срезы, восковая кожа, спокойное лицо девушки из цеха. И поверх этого — другие образы, из прошлого. Щиколотка сестры. Такое же хирургическое иссечение.

Она открыла глаза и снова уставилась на фотографии, разложенные на столе. Три жертвы. Три «экспоната».

— Он не злится, — тихо проговорила она, больше для себя.

Владислав, дремавший на стуле в углу, вздрогнул и выпрямился. — Что?

— Он не испытывает к ним ненависти, — Майя провела пальцем по снимку культей. — Смотри. Ни следов пыток, ни унижений. Он их… подготовил. Вымыл, уложил волосы. Платье на первой жертве было выглажено. Это не гнев. Это… ритуал.

Владислав скептически хмыкнул, потирая затекшую шею: — Ритуал? Маньяк-перфекционист? Звучит как сценарий для голливудского ужастика.

— Нет, — Майя резко встала и подошла к доске, где были приколоты фотографии жертв и схемы мест преступления. — Это единственное, что связывает все три дела. Он не насильник. Он не садист в привычном понимании. Он — коллекционер. — Она обвела указкой фотографии. — Ступни. Кожа с живота. Кисти рук. Он не просто убивает. Он изымает определённые части. Те, что кажутся ему идеальными.

Она взяла мел и провела три стрелки от жертв к пустому центру доски.

— Он что-то строит, Влад. Собирает. Как пазл. И каждая новая жертва — это новая деталь для его… конструкции.

Владислав присвистнул: — То есть, ты считаешь, где-то у него стоит неведомая хреновина, собранная из частей тел? Здорово. Очень утешительно.

— Не смейся, — голос Майи стал стальным. — Это объясняет всё. Почему нет следов борьбы — он обездвиживает их, вероятно, инъекциями. Почему обрабатывает раны — он заботится о сохранности «материала». Он видит в них не людей, а… сырьё для своего искусства.

Она снова села, листая отчёт судмедэкспертизы. — Эксперт говорит, что срезы сделаны профессионально. Очень острым, тонким инструментом. Скорее всего, это хирургический скальпель или что-то подобное. У нашего «Призрака» есть медицинские познания. Или опыт. Может, он работал в морге. Или ветеринаром. Или просто одержим анатомией.

— Отличные новости, — мрачно бросил Владислав. — Ищем человека с медицинским образованием в городе с населением в миллион. Задача на один вечер.

Майя проигнорировала его сарказм. Её взгляд упал на карту города, где были отмечены места обнаружения тел. — Все тела найдены в заброшенных, безлюдных местах. Индустриальная зона, старый склад, парк после закрытия. Он их не прячет. Он их… оставляет. Как художник подписывает готовую работу. Он не боится, что мы найдём. Ему важно, чтобы мы увидели результат его труда. Его почерк.

Она замолчала, вглядываясь в пустое место в центре доски, где должен был быть портрет убийцы.

— Он мужчина. Достаточно сильный, чтобы перемещать тела. Организованный, педантичный. Живёт один, иначе кто-то заметил бы его… хобби. У него есть машина или фургон. И главное… — Майя посмотрела на Владислав, и в её глазах горел тот самый холодный огонь. — Он не остановится. Его проект не закончен. Он ищет следующую деталь. Идеальные глаза. Идеальные волосы. Идеальную линию челюсти…

Её собственный телефон лежал на столе. На экране была фотография её сестры. С фотографии на неё смотрели живые, весёлые глаза. Идеальные глаза.

— Он уже ищет следующую жертву, — тихо закончила она. — И мы должны найти его первыми.

4

— Аркаша, выручай! Срочно нужны три коробки катетеров для 4-й горбольницы, у них ревизия!

Артём, которого на работе все звали Аркадием, обернулся на крик кладовщицы Галины Петровны. Лёгкая, доброжелательная улыбка тут же появилась на его лице.

— Сейчас, Галина Петровна, всё будет! — его голос был ровным, спокойным, располагающим к себе.

Он ловко орудовал ручной гидротележкой, перемещая многоярусные стеллажи в поисках нужного товара. Движения его были выверенными, экономичными. Здесь, на складе, он ценился за невероятную аккуратность и исполнительность. Бумаги в его уголке всегда были разложены по папкам, коробки стояли с идеальной маркировкой, а его смену принимали без единой претензии.

— Вот, пожалуйста, — он подкатил к Галине Петровне аккуратную тележку с заказом. — Три коробки. Срок годности проверил, партия совпадает.

— Спасибо тебе, золотой мой! — Галина Петровна похлопала его по плечу. — Без тебя мы тут все давно бы по уши в бумагах утонули. Как там твоя мама? Самочувствие получше?

Тень искренней, натренированной заботы скользнула в его глазах. — Спасибо, что спрашиваете. Держится. Врачи говорят, возрастное. Я к ней после смены заеду, продукты привезу.

— Ах, какой же ты сын, Аркаша! — вздохнула женщина. — Нынешней молодёжи бы твою ответственность. Заходи в обед, пирожков принесла, с капустой.

— Обязательно зайду, — кивнул он.

Он наблюдал, как она удаляется, и улыбка медленно сошла с его лица, не оставив и следа. Его взгляд стал пустым, направленным внутрь себя. Он повернулся и пошёл в самый дальний угол склада — зону, где хранилась бракованная или списанная продукция.

Здесь пахло пылью и металлом. И тишиной. Он подошёл к ящику со старыми хирургическими инструментами, предназначенными для утилизации. Его пальцы, сильные и ловкие, привыкшие к тяжёлым коробкам, вдруг стали нежными, почти чувственными. Он взял скальпель с затупившимся лезвием. Для работы он был не годен.

Но Артём смотрел на него не как на брак. Он видел в нём потенциал. Форму. Баланс. Он положил инструмент на ладонь, взвешивая его.

«Слишком тяжёлый для тонкой работы… Неправильный угол заточки… Раздражает»

Мысленно он сравнивал его с тем идеалом, что хранился в его Мастерской. Его собственный, отполированный до зеркального блеска инструмент был продолжением его воли. А это — просто кусок металла.

Внезапно его взгляд упал на молодую практикантку, Катю, которая разбирала коробки в другом конце зала. Она что-то весело напевала себе под нос, записывая данные в планшет. Артём несколько секунд смотрел на её шею. Длинная, изящная линия от уха до ключицы. Чистая, гладкая кожа.

«Интересный угол… Но гортань выдаётся слишком сильно. Напрягает мышцы, портит линию. Несовершенство»

Он мысленно отклонил «кандидатуру», как бракованный товар, и снова сосредоточился на скальпеле в своей руке. Шум склада, голоса коллег, гудки погрузчиков — всё это сливалось для него в отдалённый, не имеющий значения гул. Его мир сузился до формы лезвия и идеальных линий, которые ему ещё предстояло найти.

Ровно в 18:00 он сдал смену, попрощался с охраной — шутливой фразой о футболе — и сел в свою невзрачную «Ладу». Он вёл её аккуратно, строго по правилам, никогда не превышая скорость. По дороге он заехал в магазин, купил йогурты, гречку и бананы. Для «больной матери».

Никто бы и не подумал, глядя на этого спокойного, немного уставшего мужчину, везущего домой скромные продукты, что в багажнике его машины лежит свёрток со стерильными контейнерами и запасом бальзамирующей жидкости. И что его мысли заняты не ужином, а поиском идеальных губ для его Венеры.

5

Тиканье настенных часов сливалось с стуком её сердца — неровным, уставшим. На столе перед Майей лежали не отчёты, а её собственные, испещрённые безумными схемами, заметки. Карта города была испещрена красными крестами — места находок тел. Рядом — фотографии жертв, их счастливые, живые лица, вырезанные из соцсетей. А поверх — холодные, обезличенные снимки с мест преступлений.

Она провела рукой по лицу, кожа была сальной, под глазами — фиолетовые тени, словно синяки. Спать она пыталась. Но стоило закрыть глаза, как перед ней возникала она.

Лиза.

Не изуродованная, не мёртвая. А такой, какой запомнилась — шестнадцатилетней, с беззаботной улыбкой, в том самом синем платье, в котором её потом и нашли.

«Май, он всё ещё там…» — голос сестры в её кошмарах был не упрёком, а мольбой. «Он смотрит… Он ищет…»

Майя резко встряхнула головой, прогоняя видение. Она встала и подошла к доске. Три жертвы. Три «дара» от «Собирателя».

Жертва 1: Елизавета С. (16 лет). Обнаружена в парке. Изъяты: ступни.

Жертва 2: Ирина П. (29 лет). Обнаружена в котловане недостроенного дома. Изъят: лоскут кожи с живота.

Жертва 3: Ольга М. (22 года). Обнаружена на старом заброшенном заводе. Изъяты: кисти рук.

Она смотрела на фотографии изъятых частей. Не на тела, а именно на них. Идеальные срезы. Стерильная чистота.

— Зачем? — её шёпот был хриплым от бессонницы. — Ступни… Кожа… Руки… Что дальше? Грудь? Бёдра? Шея?

Она закрыла глаза, пытаясь думать как он. Не как маньяк-убийца, а как коллекционер. Художник. Создатель.

— Он строит, — выдохнула она, открывая глаза. — Он не просто собирает трофеи. Он собирает статую. Женскую фигуру.

Мысль была чудовищной и… логичной. Она подошла к карте. Места преступлений были разбросаны по всему городу, как будто случайно. Но что, если это не так? Она взяла циркуль и начала чертить. Нет, не круги. Она попробовала соединить точки. Ничего.

— Он оставляет их там, где удобно. Где его не увидят, — бормотала она. — Но он везёт их откуда-то. Где он их… готовит?

Мысль о «мастерской», о месте, где он творит своё «искусство», заставила её содрогнуться. Это должно быть частное, изолированное место. Гараж. Подвал. Чердак.

Она снова уставилась на фотографии жертв. Все они были разными. Блондинка, брюнетка, шатенка. Разного роста, телосложения. Но их объединяло одно — каждая из них обладала чем-то, что «Собиратель» счёл идеальным.

— Ты ищешь не человека, — прошептала Майя, глядя на пустоту, где должен был быть его портрет. — Ты ищешь детали. Лучшие детали от разных моделей.

От этой мысли стало физически тошнить. Он не видел в них людей. Они были для него расходным материалом, кусками мрамора, из которых он высекал своё извращённое идеальное творение.

Она опустила голову на стол. В ушах снова зазвучал голос Лизы: «Май, пойми… он не злится… ему просто нужно…»

Майя резко поднялась. Глаза горели лихорадочным блеском. Она поняла. Чтобы его поймать, нужно было не просто искать убийцу. Нужно было предугадать его следующий шаг. Понять, какая «деталь» ему нужна. И найти идеальную женщину, которая подошла бы под его запросы, прежде чем он найдёт её сам.

Она посмотрела на своё отражение в тёмном окне. Уставшее, измождённое лицо. И свои собственные, дрожащие от усталости, руки.

Она медленно сжала их в кулаки.

— Я найду тебя, — пообещала она своему отражению, Лиза, всем его будущим жертвам. — Я найду тебя!

Глава 2

1

Следственное совещание на следующий день было похоже на попытку разбудить спящего льва ударами бумажного стаканчика. Полковник Гордеев, начальник управления, сидел во главе стола, и его лицо постепенно багровело по мере того, как Майя излагала свою версию.

— Коллекционер? Статуя? — он переспросил, и его голос прозвучал как скрежет гравия. — Сомова, ты мне сейчас какую-то готическую сказку рассказываешь? У нас три трупа, паника в городе, а ты мне про какого-то Франкенштейна в юбке!

Майя стояла у доски, прямая и негнущаяся, как штык. Внутри всё замерло, превратилось в тот самый лёд, что позволял ей не чувствовать усталости и сомнений.

— Товарищ полковник, это не сказка. Это единственная рабочая версия, которая объясняет почерк. Он не насилует, не грабит, не оставляет следов хаоса. Он аккуратно изымает биологический материал. С медицинской точностью.

— Материал? — Гордеев язвительно усмехнулся. — Может, он ещё и в интернете заказывает, с доставкой на дом? У нас есть улики? Есть свидетели? Есть хоть капля ДНК, оставленная этим вашим «Фантомасом»?

Владислав, сидевший рядом, потупил взгляд. Гордеев бил в самые больные места. Улик не было. Ни отпечатков, ни волокон, ни следов обуви. Преступник был призраком.

— Он профессионален и педантичен, — не сдавалась Майя. — Он использует сильнодействующие релаксанты, вероятно, миорелаксанты или производные барбитуратов. Он обрабатывает места иссечения консервантами. У него есть своя лаборатория, своя… мастерская. Ищем в базах людей с медицинским, ветеринарным образованием, работников моргов, лаборантов.

— Ищем! — Гордеев ударил кулаком по столу, заставив вздрогнуть всех присутствующих. — Мы ищем уже третью неделю! Результатов ноль! Пресса уже вовсю трубит о «маньяке-хирурге», мэр меня на ковёр вызывает каждый день! Мне нужны зацепки, Сомова, а не теории!

Он тяжко вздохнул и откинулся на спинку кресла. — Версия о коллекционере… пусть будет. Но я даю вам неделю. Неделю, капитан! Или ты приносишь мне хоть одного вменяемого подозреваемого, или я отстраняю тебя от дела и передаю его группе Белова. Понятно?

В глазах Майи вспыхнула молчаливая ярость, но голос её остался ровным. — Понято, товарищ полковник.

— И чтобы я больше не слышал про эту вашу статую! — крикнул он ей вслед, когда она уже выходила из кабинета. — Ищите нормальные, земные мотивы!

В коридоре Владислав просто давит, ты же понимаешь.

— Он ничего не понимает, — отрезала Майя, срывая с доски фотографию Лизы и пряча её в папку. — Он думает, что это обычный маньяк. А он не обычный. Он умнее. И он смеётся над нами.

Она повернулась к напарнику, и в её глазах Владислав увидел то, что заставило его внутренне содрогнуться — не ярость, а холодную, бездонную одержимость.

— Он оставляет нам тела, как визитные карточки. Показывая, на что способен. Следующий «подарок» не за горами. И мы его получим, только если будем думать, как он.

2

Артём стоял в очереди в отделении банка. Скучная, рутинная процедура — нужно было оплатить квитанцию за квартиру. Он ненавидел очереди. Ненавидел хаотичное движение, толкотню, неэффективность. Его пальцы нервно барабанили по папке с документами.

Впереди него, у стойки, две девушки о чём-то оживлённо болтали. Одна из них, высокая брюнетка с длинной, вьющейся гривой волос, повернулась, чтобы что-то сказать подруге, и он увидел её профиль.

И замер.

Всё его существо, всё внимание сфокусировалось на линии её носа и подбородка. Идеальный угол. Прямой, почти греческий нос, плавно переходящий в высокий, чётко очерченный лоб. И подбородок — с ямочкой, сильный, но не массивный, завершающий овал лица безупречной геометрической формой.

«Вот… — пронеслось в его голове. — Основа. Каркас для лица».

Он мысленно представил эту линию, этот профиль, прикреплённый к каркасу его Венеры. Это было именно то, что он искал. Та самая архитектурная чистота, которой ему не хватало.

Он не сводил с неё глаз, изучая, анализируя. Шея — чуть коротковата, но это поправимо. Глаза — карие, обычные, их можно заменить. Но костяк… костяк был безупречен.

Девушка, почувствовав на себе его взгляд, обернулась и на секунду встретилась с ним глазами. Она слегка нахмурилась, почувствовав лёгкий дискомфорт, и отвернулась, понизив голос.

Артём тут же опустил взгляд, на его лицо вернулось привычное, нейтральное выражение простого парня, уставшего после смены. Он сделал вид, что изучает квитанцию.

Но внутри всё пело. Адреналин ударил в голову, сладко и остро. Охота началась. Он уже знал, что будет делать дальше. Проследит. Узнает, где она живёт, работает. Изучит её распорядок. Найдёт слабые места.

Его очередь подошла. Он быстро расплатился, кивнул вежливой кассирше, и вышел из банка, не глядя на брюнетку. Нельзя было проявлять интереса. Нельзя было оставлять следов в памяти случайных свидетелей.

На улице он сел в свою «Ладу», завёл двигатель и сделал глубокий вдох. Воздух в машине пахло старой обивкой и его собственным, привычным запахом. Запахом нормы.

Он достал из бардачка блокнот с обычными, бытовыми пометками — списки продуктов, номера счетов. На чистой странице он коротко, условными значками, которые были понятны только ему, набросал: «Банк, Центральный. 14:30. Брюнетка, рост ~175, нос-подбородок. Идеально».

Он убрал блокнот и тронулся с места, сливаясь с потоком машин. Обычный человек в обычной машине. Ничего примечательного.

Мысли его уже были далеко. Он представлял, как будет работать с новым «материалом». Скальпель должен быть идеально острым. Нужно подготовить контейнеры. И лавандовое масло. Оно лучше всего перебивает запах формалина.

Охота была для Артёма таким же ритуалом, как и последующая работа в Мастерской. Это требовало терпения, выверенности и абсолютной анонимности.

Он не стал бросаться за девушкой из банка следом. Это было для примитивных хищников. Вместо этого он действовал как тень. Он запомнил несколько ключевых деталей: бренд её сумки (недорогой, но качественный), стилизованный брелок-сову на ключах, небольшая наклейка на чехле телефона — логотип какой-то студии йоги.

Йога. Это сужало круг поисков. В её осанке, в том, как она держала голову, и правда угадывалась тренированная грация.

На следующий день он в час пик припарковал свою «Ладу» в паре кварталов от того же банка, заняв место с хорошим обзором. Он не ждал, что увидит её снова — это было бы слишком большой удачей. Он изучал паттерны. Какие женщины заходят в банк в это время? Как они одеты? Куда идут потом? Он искал не её, а тип. Женщин с правильными, с его точки зрения, чертами.

Его взгляд, холодный и аналитический, скользил по прохожим, выхватывая и тут же отбраковывая «кандидаток». Слишком короткая шея. Неправильный изгиб брови. Слишком массивные челюсти. Каждое несовершенство отмечалось в его сознании автоматически, как брак на конвейере.

Он провёл так три дня, меняя местоположение и время. Он был невидимкой, частью городского пейзажа. Никто не обратил бы внимания на мужчину, сидящего в машине — возможно, кого-то ждёт, возможно, просто отдыхает.

На четвертый день удача улыбнулась ему. Он увидел её. Она выходила не из банка, а из небольшого кооперативного магазина через дорогу, с экологичной сумкой-шоппером в руке. Та же сумка, тот же брелок. Она повернула и пошла в сторону спального района.

Артём не завёл сразу машину. Он ждал, пока она отойдёт на достаточное расстояние, затем вышел и последовал за ней пешком, сохраняя дистанцию в полсотни метров. Он не смотрел на неё пристально — его взгляд блуждал по окнам, по рекламным щитам, лишь изредка фиксируя её силуэт в поле зрения. Он запоминал её походку, манеру нести сумку, то, как она поправила волосы.

Он проследил за ней до ничем не примечательной пятиэтажки. Она достала ключи и зашла в подъезд. Артём не подошёл ближе. Он остался на другой стороне улицы, делая вид, что разговаривает по телефону. Он запомнил адрес, подъезд. Этого было достаточно для первого этапа.

В течение следующей недели он установил её режим. Она работала, судя по всему, в небольшом дизайнерском бюро в двух остановках от дома. Ходила на работу пешком. По вечерам, три раза в неделю, она посещала ту самую студию йоги — «Ом-студио», чей логотип он и разглядел на её телефоне. По субботам ходила на рынок.

Он ни разу не пересекся с ней близко. Ни разу не посмотрел в глаза. Он был призраком, собирающим информацию по крупицам. Он узнал, что её зовут Алина. Узнал из обрывков разговора, подслушанного в очереди за кофе, что она живёт одна. Узнал, что по средам она возвращается со студии позже остальных дней — задерживалась, чтобы позаниматься одной.

Среда стала ключевым днём в его календаре. Её маршрут со студии до дома пролегал через короткий, плохо освещённый переулок, служивший сокращением между двумя оживлёнными улицами. Идеальное место.

Охота подходила к концу. Начиналась подготовка к добыче.

3

Майя сидела в своем кабинете, перед ней лежала карта с красными крестами. Она соединила их линиями, потом попробовала наложить поверх сетку городских округов, искала закономерность — может, все жертвы жили в одном районе? Или работали? Нет. Ничего.

Она откинулась на стул, закрывая глаза. Она пыталась думать как он. Где он ищет своих жертв? Не в банальных ночных клубах или в тёмных переулках. Он не нападает на первых попавшихся. Он отбирает. Он ценитель.

«Он ищет демонстрацию, — промелькнула у неё мысль. — Ему нужно увидеть товар лицом».

Она резко потянулась к стопке фотографий жертв. Анна К. — парикмахер. Ирина П. — фитнес-тренер. Ольга М. — продавец-консультант в бутике дорогой косметики. Все они работали с людьми. Их внешность, их руки, их кожа — всё это было на виду.

— Влад, — позвала она напарника, который дремал, положив голову на стол. — Где можно вдоволь наглядеться на женщин, не вызывая подозрений? Не в банальных барах.

Владислав, протерев глаза, сморщился. — Ну… торговые центры? Салоны красоты? Может, какие-нибудь курсы… Танцы, йога.

Йога. Слово повисло в воздухе. Майя уставилась на фотографию Ирины П., фитнес-тренера. У неё было идеальное, подтянутое тело. А у Ольги М. — безупречная кожа, которую она демонстрировала, продавая кремы.

— Йога, — повторила Майя уже громко. — Или пилатес. Места, где женщины в обтягивающей одежде демонстрируют своё тело. Где можно разглядеть каждую линию, каждую мышцу.

Она схватила телефон. — Саша, это Сомова. Мне нужны списки всех студий йоги, пилатеса и рядом расположенных фитнес-клубов в городе. И проверь, не пересекались ли там наши жертвы. Не по клубным картам, может, они платили наличными. Опроси администраторов, покажи фотографии.

Это была слабая, призрачная ниточка. Но первая за долгое время, которая не была порождена её собственной одержимостью, а имела под собой логичную, пусть и зловещую, почву. Преступник был охотником, выбирающим жертву на своеобразной «ярмарке тщеславия». И им нужно было найти эту ярмарку, пока он не забрал оттуда очередной «экспонат».

4

Возвращаясь домой после очередного дня наблюдений, Артём чувствовал не возбуждение, а спокойную, сосредоточенную ясность. Охота вступала в решающую фазу, и это требовало безупречной подготовки. Его «Лада» бесшумно катила по улицам, пока не остановилась у ничем не примечательной пятиэтажки в спальном районе. Его крепость. Его святилище.

Квартира на третьем этаже была такой же, как и сотни других — чистая, безличная, с стандартной мебелью и запахом бытовой чистоты. Ничего лишнего. Он снял куртку, аккуратно повесил её на вешалку и прошёл в гостиную.

Ключ, висевший у него на цепочке, с лёгким щелчком открыл неприметную дверь.

Его Мастерская.

Пространство было организовано с педантичной точностью. Слева стоял холодильник-витрина, внутри которого на чёрном бархате лежали его «экспонаты» в герметичных контейнерах. Справа — раковина из нержавеющей стали и шкафы с химикатами: баллоны с формалином, бутыли с этанолом, флаконы с консервирующими маслами. Рядом со шкафами находился небольшой стерильный стол, своего рода операционный. На нём под светом мощной лампы-лупы лежали его инструменты: хирургические скальпели с ювелирными сменными лезвиями, зажимы Мишеля, тончайшие пинцеты и иглодержатели. Каждый инструмент был тщательно отполирован до зеркального блеска и разложен в строгом порядке.

Но главное находилось в центре.

Под мягким, направленным светом нескольких софитов стояла Она. Его Венера.

Пока ещё лишь каркас. Идеально симметричный остов, сваренный из матового хирургического сплава, повторяющий женскую фигуру. К нему были уже прикреплены первые «трофеи»: две изящные ступни с высоким подъёмом; лоскут безупречной кожи, натянутый на области таза, обработанный до бархатистой упругости; и, наконец, кисти рук, прикреплённые к концам титановых предплечий.

Артём подошёл к операционному столу. Его движения были медленными, ритуальными. Он взял скальпель. Рукоять идеально лежала в его ладони, становясь продолжением руки. Он проверил остроту лезвия, поднеся его к свету — никаких заусенцев, линия идеальна. Удовлетворённый, он положил его на место.

Затем он открыл один из шкафов и достал небольшой чёрный кейс. Внутри, в углублениях из поролона, лежали шприцы и несколько стеклянных ампул с прозрачной жидкостью. Это был его ключ. Быстродействующий миорелаксант курареподобного действия. Он достал одну ампулу, проверил маркировку и аккуратно уложил обратно. Доза была рассчитана точно — полная парализация без угрозы для жизни. Ему была нужна не труп, а живой, податливый материал.

План был прост и отточен, как его скальпель. Среда. Поздний вечер. Плохо освещённый переулок. Он будет ждать в тени. Когда Алина поравняется с ним, один быстрый укол в шею. Рука, держащая шприц, будет обёрнута тёмной тканью, на голове — балаклава. Шум города, её наушники — всё работало на него. Её тело, обмякнув, он подхватит и буквально за пару секунд загрузит в багажник пригнанной вплотную машины. Ни крика, ни борьбы. Тишина.

Он закрыл кейс и подошёл к каркасу Венеры. Он медленно провёл пальцем по холодной металлической шее, представляя на этом месте новый, совершенный материал — ту самую линию носа и подбородка.

— Скоро, — прошептал он, и его голос был единственным живым звуком в этой ледяной, стерильной тишине. — Скоро ты обретёшь своё лицо.

Он выключил свет в Мастерской, погрузив её во тьму. Оставалось только ждать. Следующей среды.

5

Влажный асфальт блестел под тусклыми фонарями, отражая размытые очертания ночного города. Переулок был пуст. Артём стоял в тени аварийной будки, сливаясь с тёмной стеной. Его дыхание было ровным, сердце билось спокойно и медленно. Он был не охотником в засаде, а хирургом перед входом в операционную. В кармане ветровки лежал шприц с рассчитанной дозой. В ушах — беруши, заглушающие всё, кроме собственного пульса.

И вот он услышал её шаги. Лёгкие, быстрые, отбивающие ритм по мокрому асфальту. В наушниках. Идеально.

Он не шевелился, пока она не поравнялась с ним. Одно движение — стремительное и точное, как удар змеи. Левая рука — захват и фиксация. Правая — короткий укол в обнажённую шею, чуть ниже линии волос.

Алина не успела даже понять, что произошло. Лишь короткий, подавленный звук удивления, который утонул в шуме города. Её тело мгновенно обмякло, стало тяжёлым и безвольным. Наушник выпал из уха и повис на проводе.

Артём подхватил её, как спящего ребёнка. Его «Лада» была в двух шагах, багажник уже приоткрыт. Он уложил её внутрь на заранее постеленное непромокаемое полотно, мягко закрыл крышку. Всё заняло не больше десяти секунд.

Тишина. Только шорох дождя.

6

В его Мастерской царила та же, знакомая, стерильная тишина, нарушаемая лишь ровным гулом холодильника-витрины. Алина лежала на операционном столе, всё ещё без сознания, её дыхание было поверхностным, контролируемым остаточной дозой релаксанта.

Артём работал.

Это не было убийство. Это было творчество. Та самая, долгожданная процедура извлечения. Скальпель в его руке был послушным продолжением воли. Движения — выверенными, лишёнными суеты. Кровотечение было минимальным и тут же останавливалось. Он не испытывал ни жалости, ни злорадства. Лишь глубокую, почти духовную концентрацию.

Когда работа была завершена, он с почти религиозным пиететом перенёс новый, главный «экспонат» — ту самую безупречную линию носа, подбородка и лба — к каркасу Венеры. Он закрепил его на предназначенном месте. Теперь у неё было лицо. Совершенное, спокойное, лишённое какой бы то ни было индивидуальности, кроме чистой геометрии.

Он долго стоял, глядя на своё творение. Пустые глазницы смотрели в никуда, но для него они были наполнены высшим смыслом. Его проект приблизился к завершению.

Затем он приступил к уборке. Это был такой же важный ритуал. Он тщательно обработал… то, что осталось от Алины. Промыл, накачал бальзамирующим составом, чтобы замедлить разложение и заглушить запах. Он одел её в ту же одежду, аккуратно уложил волосы. Он возвращал «брак» в презентабельном виде.

Ранним утром, когда город только начинал просыпаться в сером предрассветном тумане, он отвёз тело обратно в тот самый переулок. Аккуратно усадил в той же позе, в которой она «уснула». Как куклу, наскучившую своему хозяину.

7

Майя спала. Её сон был беспокойным, провалом в кошмар, пахнущий формалином и страхом.

Она снова была в том парке. Видела, как Лиза смеётся, бежит к качелям. И тут же видела её лежащей на земле, с тем самым, аккуратным, хирургическим разрезом на щиколотке. Но в этот раз Лиза повернула к ней голову. Её глаза были пусты, как у фарфоровой куклы.

«Май, — прошептала она беззвучно. — Он взял моё лицо. Он сделал его частью её».

«Её? Чьей её?» — закричала во сне Майя, но голоса не было.

Лиза указала пальцем куда-то за спину Майи. Та обернулась и увидела в тумане гигантскую, собранную из частей разных тел, статую. Её Венеру. И на месте лица у статуи было лицо Лизы. Идеальное, холодное, мёртвое.

— Сомова! Майя!

Голос был резким, реальным, вырывающим из кошмара. Она дёрнулась и подняла голову. Щёки были мокрыми от слёз, в горле стоял ком. Перед ней стоял Владислав. Его лицо было серым от усталости, но глаза горели.

— Проснись! — он тряс её за плечо. — Он снова вышел на связь. Новая жертва. Только что нашли.

Майя с трудом фокусировала взгляд. — Где?.. Кто?..

— Девушка. Молодая. Идентифицировали быстро, документы в сумке. Алина Королёва. — Влад сделал паузу, глотая воздух. — Её нашли в переулке, в двух шагах от её дома. Сидела, прислонившись к стене, как будто уснула.

Майя медленно поднялась. Кости ныли от неудобной позы, во рту был противный привкус.

— И?.. — её голос был хриплым. Она уже знала, что услышит.

Влад посмотрел на неё с странной смесью жалости и ужаса. — Изъято, Май. У неё… у неё нет лица. Идеальный, чистый срез. И этот запах… Формалин и лаванда. Он сделал своё дело и вернул её. Как почтовую посылку.

Майя закрыла глаза. На секунду перед ней снова возник образ статуи с лицом сестры. Лёд в её груди раскололся, уступив место чистой, нечеловеческой ярости. Она открыла глаза.

— Следил за ней, — прошептала она. — Он всё это время следил за ней, изучал, знал её маршрут. Он не случайный охотник. Он стратег.

Она посмотрела на Владислава. — Едем. Сейчас же. Я должна это видеть.

Она схватила плащ и выбежала из кабинета, оставив на столе недопитый стакан холодного чая и призрачный запах своего кошмара, который только что стал явью.

8

Милицейские «Жигули» с визгом шин резко остановились у ленты оцепления, перегораживающей вход в переулок. Майя выпрыгнула из машины, не дожидаясь, пока Владислав заглушит двигатель. Воздух был холодным и влажным, но не это заставило её содрогнуться.

За лентой клубился неестественный, знакомый до тошноты запах — сладковатый аромат лаванды, смешанный с резкой химической нотой формалина. Запах «Собирателя». Его визитная карточка.

— Пропустите, — бросила она молодому милиционеру, стоявшему у ленты. Тот кивнул, его лицо было бледным, взгляд отрешённым.

За оцеплением царила гнетущая, неестественная тишина, нарушаемая лишь щелчками фотокамер и приглушёнными командами криминалистов. И ещё одним звуком — отдалённым, приглушённым рвотным позывом, доносившимся из-за угла. Майя увидела одного из оперативников, который, отойдя в сторону, опёрся руками о колени, его плечи судорожно вздрагивали.

И вот она увидела её.

Алина Королёва сидела на земле, прислонившись к кирпичной стене, точно так же, как описывал Владислав. Поза была на удивление естественной, расслабленной, будто она присела отдохнуть и забыла проснуться. На ней была та же одежда, что и на фотографии из дела — куртка, джинсы. Волосы были аккуратно убраны.

Но там, где должно было быть лицо, зияла пустота.

Идеально ровный, почти хирургический срез проходил от виска до виска, под челюстью, аккуратно отделяя волосистую часть головы. Кожа и мышцы были обработаны тем же восковым составом, края выглядели неестественно гладкими и бледными. Ни крови, ни признаков борьбы. Только эта оглушительная, бьющая по мозгам пустота. Словно кто-то стёр лицо человека с фотографии, оставив лишь чистый, жуткий холст.

Рядом стоял судмедэксперт, Корнев, седовласый ветеран, видавший всякое. Но сейчас его руки в перчатках слегка дрожали, когда он делал предварительные пометки в блокноте.

— Капитан Сомова, — кивнул он ей, голос был глухим. — Почерк тот же. Обезболивающее, вероятно, миорелаксант. Срез… идеален. Сделано одним движением, профессиональным инструментом. И… запах. Тот самый коктейль.

Майя не отвечала. Она стояла, впитывая ужас происходящего. Её взгляд скользнул по лицам других милиционеров. У некоторых в глазах читался леденящий душу ужас, другие смотрели с каменными, отрешёнными масками, пытаясь отгородиться от кошмара. Это был не просто труп. Это было послание. Вызов. Демонстрация абсолютного превосходства.

Из-за ленты оцепления, сквозь шум города, доносились обрывки голосов немногочисленных зевак, которых не успели разогнать.

— …опять он, «Собиратель»… — прошептал чей-то испуганный женский голос. — Говорят, лицо забрал… Господи, до чего докатились… — Уже четвертая? И ни одной зацепки… маньяк какой-то… — Детей одних не отпустишь теперь… кошмар…

Слово «Собиратель» висело в воздухе, как отравленный газ. Город узнал своего монстра и начинал замирать в страхе.

Владислав подошёл к ней, его обычно невозмутимое лицо искажено гримасой отвращения. — Май… — он сглотнул. — Как такое вообще возможно? Он же… он же её вернул. Как вещь. Как бракованный товар.

Майя медленно обернулась к нему. Лёд в её груди снова сковывал все чувства, оставляя лишь холодную, безжалостную ярость. В её памяти всплыло лицо из кошмара — лицо сестры, ставшее частью чудовищной статуи.

— Он не вернул её, — тихо, но чётко произнесла она, глядя на пустое место, где было лицо Алины. — Он вернул нам отчёт о проделанной работе. Деталь для его коллекции готова. Он её уже использовал.

Она сделала шаг в сторону от тела, её взгляд стал острым, как лезвие. — Он где-то рядом, Влад. Он наблюдает. Он должен видеть результат. Он должен видеть наш ужас. Это часть его ритуала.

Она окинула взглядом крыши, окна окружающих домов. — Ищите камеры. Опросите всех, кто живёт в этих домах. Кто мог что-то видеть прошлой ночью. Он не призрак. Он оставляет след. Мы просто ещё не нашли его.

И впервые за всё расследование она почувствовала не бессилие, а жгучую уверенность. Они играли с монстром, который считал себя богом. И теперь она знала — чтобы поймать его, нужно думать не как следователь, а как одержимый.

8

Майя обошла место преступления по широкому кругу, её взгляд, затуманенный усталостью и яростью, выхватывал каждую деталь: окурок в луже, смятый фантик, битое стекло. Всё это было мусором, не имеющим отношения к делу. «Собиратель» не оставлял следов. Он был тенью.

Она остановилась в паре метров от тела, уставившись на асфальт, где криминалисты уже установили маркировочные таблички. Всё было стерильно. Слишком стерильно. Даже в этом грязном переулке он сумел создать вокруг своего «творения» зону абсолютной чистоты.

И тут её взгляд упал на решётку ливневой канализации, метра полтора от пяток погибшей. Что-то блеснуло в щели между прутьями, едва заметное в тусклом утреннем свете. Не осколок стекла и не капля воды. Что-то другое.

— Корнев! — резко позвала она судмедэксперта. — Фонарь!

Он подошёл, направив луч мощного фонаря на указанное место. В луче света, глубоко в щели, между ржавыми прутьями, лежал крошечный предмет. Он был почти невидим, заляпанный грязью, но его форма и неестественный блеск выдавали в нём нечто инородное.

С помощью пинцета и нечеловеческого терпения криминалисту удалось извлечь его. Он положил находку на ладонь в прозрачный пакет.

Это был наконечник от шприца. Не обычный, пластиковый, а металлический, хирургический, с резьбой для очень тонкой иглы. Тот самый, что откручивается от поршня. Он был микроскопическим, не больше полсантиметра в длину.

— Это не от одноразового шприца, — тихо проговорил Корнев, всматриваясь в находку. — Это от многоразового, профессионального. Стоматологического, ветеринарного… или из какого-то специфичного медицинского инструмента.

— Он уронил его, — прошептала Майя, не веря своему счастью. Её сердце заколотилось. — Когда доставал шприц… или когда делал укол. Он его не заметил. Он был в перчатках, не почувствовал, что открутился.

Она представила картину: мгновенная, отточенная атака. Шприц в руке. Быстрое, резкое движение. И крошечный, ничтожный кусочек металла, сорвавшийся с резьбы от давления и упавший в щель. Ошибка, которую мог допустить только тот, кто пользуется этим инструментом постоянно и перестал его проверять с педантичной тщательностью. Ошибка, вызванная уверенностью в собственной непогрешимости.

— На нём могут быть следы, — уже громче, с нарастающей уверенностью сказала она, глядя на Владислава. — Микрочастицы его кожи, если он собирал шприц без перчаток. Остатки препарата. Это первая его ошибка. Первая настоящая зацепка.

Она повернулась к криминалистам. — Просеять всё вокруг! Каждый сантиметр! Искать иглу! Её тут нет, значит, он унёс её с собой, но она могла выпасть где-то по пути!

Эта крошечная, ничтожная деталь была подобна вспышке света в абсолютно тёмной комнате. Она ничего не говорила сама по себе, но она была материальна. Осязаема. Это был первый кусочек пазла, принадлежащий не призраку, а человеку из плоти и крови. Человеку, который, наконец, допустил оплошность.

Майя сжала пакетик с наконечником в руке, чувствуя холод металла через пластик. — Он не бог, Влад, — выдохнула она, и в её глазах снова вспыхнул тот самый стальной огонь. — Он просто очень аккуратный ублюдок. И мы только что нашли его первую щербину.

Глава 3

1

Крошечный наконечник от шприца лежал в лаборатории, как священная реликвия. Эксперты работали с ним в режиме строжайшей секретности, но процесс был медленным. Нужно было извлечь малейшие частицы, провести химический анализ, попытаться найти невидимые глазу следы.

Майя пыталась сосредоточиться на бумагах, строя теории вокруг медицинских учреждений, где могли использоваться такие шприцы, но мысли путались. Надежда сменялась горьким осознанием, что даже эта зацепка может ни к чему не привести.

И тут в кабинет ворвался дежурный сержант, его лицо было бледным. — Капитан Сомова! Срочно выезжайте! На стройке нашли ещё одну. На проспекте Гагарина. Почерк… почерк «Собирателя».

Лёд в груди Майи сдавил сердце. Так скоро? Это было невозможно. Он никогда не действовал с таким коротким интервалом. Что-то было не так.

Когда они с Владиславом подъехали к пустырю, где стоял заброшенный каркас многоэтажки, их встретила уже знакомая картина: милицейские машины, оцепление, перекошенные от ужаса лица сотрудников.

Но стоило Майе переступить за ленту, как её внутренний детектор сработал тревогой. Запах. Он бил в нос — резкий, химический, но совсем другой. Не лаванда с формалином, а что-то едкое, напоминающее дешёвый растворитель и хлорку.

Тело лежало в той же неестественно аккуратной позе — на спине, руки вдоль тела. Молодая девушка. Но детали…

— Смотри, — хрипло проговорил Владислав, указывая на область груди.

У жертвы отсутствовала грудь. Вернее, её грудь была… варварски удалена. Срезы были неровными, рваными, видна была работа не скальпеля, а чего-то более грубого, возможно, садового секатора или тупого ножа. Кровоподтёки вокруг ран, синяки на запястьях… признаки борьбы.

— Он её… связывал? — удивился Владислав. — Наш «Собиратель» так не работает.

Майя молча подошла ближе. Её взгляд упал на шею девушки — след от цепочки, но самой цепочки не было. Рядом валялась открытая сумочка, из неё торчал пустой кошелёк.

— Ограбление? — недоверчиво спросил Владислав. — «Собиратель» грабит своих жертв?

Судебный эксперт, молодой парень, сменивший Корнева на этом вызове, подошёл к ним. — Капитан, тут… нестыковки. Телу не больше восьми часов. Но обработка… сделана каким-то кустарным составом, даже не пытались остановить разложение, просто залили вонючей химией. И… — он понизил голос, — изъяты не только молочные железы. Украшения сняты, деньги изъяты.

Майя медленно обошла тело, её мозг работал на высоких оборотах. Та же поза. Та же демонстративность. Изъятие частей тела. Но всё остальное…

— Это не он, — тихо, но абсолютно уверенно произнесла она. Владислав уставился на неё. — Как не он? Поза, часть тела удалена…

— Это подражатель, — перебила его Майя. Она указала на неровные срезы. — Наш «Собиратель» — хирург. Перфекционист. Для него это искусство. А это… — она с отвращением кивнула в сторону тела, — это садизм, замешанный на жадности. Кто-то увидел в газетах историю про «Собирателя» и решил списать на него своё преступление. Он скопировал внешние признаки, но не суть.

Она почувствовала приступ тошноты. Теперь в городе орудовал не один, а два монстра. Один — хладнокровный и методичный создатель. Другой — жестокий и алчный имитатор.

— Нам нужно разделить дела, — сказала она, поворачиваясь к Владиславу. Его лицо вытянулось. — Группа Белова пусть займётся этим подражателем. Ищите по базам грабителей, насильников, тех, кто мог пойти на такое. А мы… — её взгляд снова стал острым и сосредоточенным, — мы продолжаем охоту на настоящего «Собирателя». Этот ублюдок только что подарил нам самую ценную вещь.

— Что? — не понял Владислав.

— Он подтвердил нашу теорию, — объяснила Майя. — Своим жалким подражанием он выделил и подчеркнул уникальный, безупречный почерк настоящего маньяка. Теперь мы знаем о нашем «Собирателе» ещё больше. Он не убивает из садизма. Он не грабит. Для него важен только его извращённый идеал. И этот подражатель… он его осквернил. И я почти уверена, что нашему «Собирателю» это не понравится.

2

Кабинет полковника Гордеева снова напоминал поле боя. Воздух был густым от табачного дыма и напряжения.

— Два маньяка, Сомова?! — Гордеев не кричал, его голос был низким, опасным, как рычание. Он встал из-за стола и медленно обошёл его, приближаясь к Майе. — Вы мне сейчас серьёзно предлагаете поверить в то, что в нашем городе вдруг, как грибы после дождя, объявились два идентичных маньяка-хирурга? Один — гениальный, другой — так, середнячок? Это фантастика!

— Товарищ полковник, это не фантастика, это факты, — твёрдо стояла на своём Майя, чувствуя, как под взглядом начальника по спине бегут мурашки. — На месте преступления на проспекте Гагарина нет главного — почерка. Там работал садист и мародёр, который попытался скопировать внешние признаки.

— Признаки те же! — Гордеев ударил кулаком по столешнице, заставив вздрогнуть стоящие на ней папки. — Поза тела! Изъятие частей! Это его, чёрт возьми, визитная карточка!

— Поза — да, но она неестественна, тело просто уложили. У «Собирателя» жертва замирает в такой позе из-за релаксантов, — парировала Майя, её голос начал срываться. — Срезы! Сравните фотографии! У нашей жертвы на проспекте Гагарина — рваные раны, следы борьбы, синяки. Наш «Собиратель» не оставляет синяков! Он их не допускает! И запах! Он использует специфическую смесь формалина и лаванды для консервации, а на этом теле — дешёвый растворитель, который даже не маскирует запах разложения, а просто кричит о кустарщине!

— Вы строите теории на запахах и ощущениях, капитан! — язвительно бросил Гордеев. — Может, у него закончился его фирменный парфюм? Может, он торопился? А грабёж… так, побочный доход. Все они там с приветом, эти маньяки.

— Нет, товарищ полковник, — Майя сделала шаг вперёд, её глаза горели. — Для этого преступника важен только его проект, его коллекция. Деньги, украшения — это шум, это грязь. Он бы не стал так пачкать свой ритуал. Это осквернение его «искусства».

— Его искусство! — Гордеев с силой выдохнул, смотря на неё с нескрываемым раздражением. — Хватит мне про это искусство! У нас паника в городе, на нас давит руководство, а вы тут разводите высокие материи!

Он тяжело опустился в кресло и провёл рукой по лицу. — Слушайте меня внимательно, Сомова. Дело одно. И ведёте его вы. Но если вы ошибаетесь, и этот ублюдок на проспекте Гагарина — наш «Собиратель», и он из-за ваших теорий уйдёт и убьёт снова… это будет на вашей совести. И на вашей карьере я поставлю жирный крест. Понятно?

— Понято, — сквозь зубы выдавила Майя.

— Что? — переспросил Гордеев, приставив ладонь к уху.

— Понято, товарищ полковник! — выкрикнула она, вытянувшись по струнке.

— Выйдите.

Она развернулась и вышла из кабинета, чувствуя на спине его тяжёлый взгляд. В коридоре, прислонившись к стене, её ждал Владислав.

— Ну что? — спросил он, по лицу было видно, что он всё слышал.

— Он не верит, — коротко бросила Майя, проходя мимо него. — Он считает, что мы имеем дело с одним и тем же человеком, который «просто торопился».

— И что будем делать?

— То, что должны, — она остановилась и посмотрела на него. Её лицо было каменным. — Мы продолжаем охоту на настоящего «Собирателя». А это дело… — она кивнула в сторону кабинета Гордеева, — пусть Белов копает. Но мы дадим ему все наши соображения. Если он умный, он поймёт, что ищет другого зверя.

— А если не поймёт?

— Тогда, — горькая улыбка тронула уголки её губ, — у нас будет на одного подражателя больше. И Гордеев получит своё второе дело. Но мы-то с тобой будем знать правду.

Она пошла по коридору, её шаги отдавались гулким эхом. Давление нарастало, но вместо того чтобы сломаться, оно закаляло её решимость, как сталь. Она должна была доказать свою правоту. Не ради карьеры. Ради того, чтобы остановить монстра, которого никто, кроме неё, по-настоящему не понимал.

3

Белов, коренастый капитан с вечно недовольным выражением лица, слушал Майю, откинувшись на спинку стула в её кабинете. На его лице читался скепсис.

— Итак, ты хочешь сказать, что мне достался какой-то уценённый маньяк? — проворчал он, когда она закончила.

— Не уценённый, Алексей, — устало поправила его Майя, передавая ему папку. — Другой. Он жесток, жаден и неорганизован. Он не хирург, а мясник, который попытался спрятаться за чужим почерком. Ищи грабителей, насильников. Кто-то, кто недавно вышел из тюрьмы. Кто-то, кто следит за новостями и увидел в этой истории свой шанс.

Белов с неохотой взял папку. — Теории, теории… Ладно, посмотрим, что там на месте нашлось. Но если этот твой «гений» окажется тем же парнем, я лично приду к тебе за твоими погонами.

— Держи в курсе, — лишь кивнула Майя.

Как только Белов вышел, дверь приоткрылась снова, и в кабинет заглянула лаборантка из химико-биологического отдела, молодая девушка с сияющими глазами.

— Капитан Сомова? Результаты по вашей… детали готовы.

Майя мгновенно встрепенулась, вся её усталость как рукой сняло. — Что у нас?

— Вы были правы, — девушка протянула ей отчёт. — На внутренней резьбе наконечника мы обнаружили микроскопические следы препарата. Сложный миорелаксант, не из тех, что в свободной продаже. Используется в ветеринарии для обездвиживания крупных животных и… — она сделала драматическую паузу, — в некоторых узкоспециализированных хирургических процедурах, связанных с микрохирургией.

Майя впилась взглядом в бумагу. — Ветеринария… Микрохирургия… Это сужает круг.

— И это ещё не всё, — лаборантка улыбнулась. — Мы нашли несколько микрочастиц. В основном — пыль, уличная грязь. Но одна… одна оказалась интересной. Это мельчайшая стружка. Древесина. Но не простая.

Майя подняла на неё взгляд, затаив дыхание.

— Это древесина красного дерева, обработанная специальным составом на основе воска. Такой состав используют не для мебели, а для… консервации биологических образцов. В музейных коллекциях, например. Или в старых, дорогих аптечках для хирургических инструментов.

Майя медленно опустила отчёт на стол. В её голове, словно щелкая переключателем, зажглась новая цепь.

Ветеринария. Медицина. Стерильность. Педантичность. И… старая, дорогая аптечка из красного дерева для инструментов. Не пластиковый контейнер, а именно дерево. Со вкусом. С традицией.

— Спасибо, — тихо сказала она лаборантке. — Это… это очень многое меняет.

Когда девушка вышла, Майя подошла к доске и провела мелом от наконечника шприца к пустующему портрету «Собирателя».

— Он не просто медик, — прошептала она. — Он… традиционалист. Консерватор в самом прямом смысле. У него есть старые, возможно, даже антикварные инструменты. Он ценит не только результат, но и процесс. Ритуал.

Она обернулась к Владиславу, который только что вошёл в кабинет.

— Влад, срочно. Нам нужны все, у кого есть лицензия на ветеринарную практику, особенно те, кто работает с крупными животными или в хирургии. И все, кто был уволен или отчислен из медицинских вузов за последние… скажем, десять лет. Особое внимание — тем, у кого в семье были врачи, от которых могли остаться старые инструменты. Он не просто маньяк. Он наследник. Хранитель какого-то своего извращённого ремесла.

Владислав присвистнул. — Красное дерево… Боже, это же надо так любить своё дело.

— Он не любит своё дело, — ледяным тоном поправила Майя. — Он служит ему. И мы только что получили его первое настоящее приглашение.

4

Столовая на складе была обычным местом с пластиковыми столами, липким полом и запахом дешёвого борща. Артём стоял в очереди с подносом, механически следуя за коллегами. Его мысли были далеко — он мысленно перебирал планы по дальнейшему усовершенствованию каркаса Венеры, теперь, когда у неё появилось лицо.

Внезапно его слух уловил обрывок разговора двух кладовщиц, стоявших впереди.

— …да, представляешь, Людка? Четвёртая уже! — с придыханием говорила одна, толстая и краснолицая. — Вчера на проспекте Гагарина нашли. Опять этот «Собиратель».

— Ужас какой! — ахала вторая. — Говорят, опять что-то отрезал. И в этот раз ещё и обокрал, подлец! Деньги из кошелька стащил и золотую цепочку с шеи снял.

Артём, обычно абсолютно невозмутимый, застыл с подносом в руках. Внутри у него что-то ёкнуло, а затем вспыхнуло холодным, яростным огнём. Обокрал? Это слово резануло слух, как фальшивая нота.

— Не может быть, — резко, громче, чем он планировал, вырвалось у него.

Кладовщицы обернулись, удивлённые. Рядом стоявшие мужики-грузчики тоже перевели на него взгляд.

— Что не может быть, Аркаша? — улыбнулась первая кладовщица, Галя. — В газетах пишут! Все обсуждают.

— Это не он, — проговорил Артём, и его голос, обычно ровный и спокойный, прозвучал с несвойственной ему резкостью и раздражением. — «Собиратель» так не поступил бы. Он не грабитель. Он… — он чуть не сказал «художник», но вовремя осекся, — …он не для этого.

В столовой на секунду воцарилась неловкая тишина. Все смотрели на него с лёгким изумлением. Спокойный, всегда услужливый Аркадий, который обычно лишь кивал и улыбался, вдруг проявил такую осведомлённость и странную уверенность в деталях работы маньяка.

— А ты откуда знаешь, как он поступил бы? — с лёгкой усмешкой спросил один из грузчиков, Вадим. — Ты с ним, что ли, кофе по утрам пьёшь?

Артём почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Он осознал свою ошибку. На его обычно бесстрастном лице на мгновение проскользнула тень — не гнева, а скорее ледяного, бездонного презрения. Его глаза, которые коллеги привыкли видеть добрыми или уставшими, вдруг стали чужими, острыми, как скальпель. Это длилось лишь долю секунды, но Вадим невольно отступил на шаг.

— Я… читаю, — быстро, пытаясь вернуть себе образ простого парня, пробормотал Артём, и его лицо снова стало привычно-нейтральным. — И там везде пишут, что он ничего не забирает, кроме… ну, вы понимаете. А грабёж — это уже что-то другое. Наверное, кто-то другой.

— Ну, может, и другой, — нехотя согласилась Галя, всё ещё с лёгким недоумением глядя на него. — Всё равно жуть. Иди, Аркаша, проходи, а то ты задерживаешь очередь.

Артём кивнул и двинулся дальше, накладывая на поднос еду автоматически. Внутри всё кипело. Осквернение. Кто-то посмел примазаться к его работе. Использовать его тщательно выверенный, чистый метод для какого-то грязного, примитивного грабежа. Этот подражатель, этот недоучка, выставил его искусство в дурном свете, сделал его похожим на обычного уголовника.

Он сел за отдельный столик, не притрагиваясь к еде. Спокойствие, которое он обрёл в своей Мастерской, было разрушено. Теперь, помимо полиции, у него появился ещё один враг — бездарный имитатор, порочащий его имя. И с этим нужно было что-то делать. Мысль о том, что где-то в городе орудует этот бездарный подражатель, вызывала в нём почти физическую тошноту.

Он смотрел в тарелку, но видел лишь неровные, рваные срезы на теле той девушки и украденную цепочку. Это было несовершенство. А несовершенство нужно было устранять.

5

Капитан Белов с удовлетворением осматривал место преступления на проспекте Гагарина. В отличие от эфемерных теорий Сомовой, здесь всё было грубо, осязаемо и понятно. Та же зловещая поза, то же изъятие части тела — для него это был ясный почерк «Собирателя». Майя со своими догадками о подражателе, по его мнению, просто не хотела признавать, что маньяк мог изменить почерк или действовать в спешке.

— Смотрите, товарищ капитан! — один из оперативников позвал его к дренажной канаве в полусотне метров от тела. — Кажется, мы нашли его «сувениры».

Белов подошёл и застыл, глядя на извлечённый из грязи свёрток. Его лицо озарилось торжествующей улыбкой. Это была та самая, недостающая улика, которая должна была поставить точку в споре с Сомовой.

— Ну вот, — проговорил он, глядя на разложенные на столе в оперативной палатке вещи. — «Собиратель» решил пополнить не только свою коллекцию, но и кошелёк. Я же говорил, что все эти ваши теории про «искусство» — ерунда. В стрессовой ситуации все они показывают своё истинное лицо — обычного уголовника.

На столе лежала женская золотая цепочка с крестиком и пустой кошелёк. И самое главное — окровавленный садовый секатор и пачка дешёвых влажных салфеток.

— Срезал грудь этим секатором, — с отвращением указал Белов на грубый инструмент. — Видите? Никакой хирургической точности, как на первых жертвах. Значит, торопился. Или нервничал. А потом, убегая, выбросил всё в первую же канаву. Совершил ошибку, которую не должен был допустить их «гений». Но он же человек, в конце концов!

Для Белова всё было очевидно. Да, срезы были менее аккуратными, да, был грабёж. Но это не меняло сути. Один и тот же маньяк, «Собиратель», начал делать ошибки под давлением обстоятельств или из-за растущей уверенности в своей безнаказанности.

— Снимайте отпечатки со всего! — скомандовал он. — С цепочки, с секатора, с салфеток! Теперь мы его поймаем. Сомова ищет призрака, а мы возьмём его за грязные пальцы.

Он был абсолютно уверен, что сейчас они найдут отпечатки того самого неуловимого «Собирателя», и это дело будет закрыто его группой. Идея о подражателе казалась ему надуманной и сложной. Жизнь, как знал Белов, обычно проще и циничнее.

Когда из информационного центра пришёл ответ, он лишь укрепился в своей правоте. Отпечатки принадлежали Сергею Молотову, рецидивисту с брутальным досье. Белов даже не допускал мысли, что это может быть другой человек. В его картине мира «Собиратель» наконец-то обрёл имя и лицо — лицо обычного, жестокого уркагана.

— Готовьте группу для задержания, — распорядился он, с удовлетворением глядя на фотографию Молотова. — Мы задержим «Собирателя» сегодня же. И пусть Сомова потом объясняет Гордееву, почему она гонялась за ветрами.

6

Майя, держа в руках свежий отчёт по анализу наконечника шприца, решительной походкой направилась к кабинету Гордеева. Впервые за долгие недели у неё в руках были не теории, а вещественные доказательства, ведущие к настоящему «Собирателю». Анализ микрочастиц открыл новое, многообещающее направление. Она была готова настоять на расширении группы и точечных проверках.

Она уже собиралась постучать, когда из-за двери донёсся громкий, уверенный голос Белова. Майя на мгновение замерла, затем тихо приоткрыла дверь.

— …и мы установили личность преступника, товарищ полковник! — докладывал Белов, стоя по стойке «смирно» перед столом Гордеева. На его лице играла торжествующая улыбка. — Сергей Молотов, рецидивист. Его отпечатки найдены на орудии преступления и на похищенных украшениях. Всё сходится.

Гордеев, сидевший с сигаретой в руке, смотрел на Белова с нескрываемым удовлетворением. — Видите, Белов? А некоторые тут строили теории о двух маньяках, — он многозначительно бросил взгляд на вошедшую Майю, но не дал ей вставить слово. — Работать надо, а не фантазировать! Итак, вы уверены, что этот Молотов и есть «Собиратель»?

— Абсолютно уверен, товарищ полковник! — Белов выпрямился ещё больше. — Все улики указывают на него. Он и есть тот самый маньяк.

— Нет! — не выдержала Майя, шагнув вперёд. Её пальцы сжали папку так, что кости побелели. — Товарищ полковник, это ошибка! Молотов — подражатель! Наша группа нашла новые улики на месте третьего убийства, которые ведут к настоящему преступнику! Вот отчёт! Он использует…

— Хватит, Сомова! — Гордеев резко поднял руку, прерывая её. Его лицо снова налилось краской. — Ваши «улики» и «теории» меня больше не интересуют! У нас есть отпечатки пальцев, есть орудие преступления и опознанная жертва ограбления! Это — результат! А то, что вы там наковыряли, — это песок, в котором вы пытаетесь утопить реальную работу!

Он с силой потушил сигарету и повернулся к Белову. — Белов, ваша группа получает все ресурсы. Задержите этого Молотова. Немедленно. Я хочу видеть его в камере к концу дня.

— Есть! — отчеканил Белов, бросив Майе победный взгляд, и быстрым шагом направился к выходу.

Майя стояла как вкопанная, чувствуя, как жгучая волна ярости и бессилия подкатывает к горлу. Она сжимала папку с отчётом, который теперь казался никчёмной бумажкой.

— Товарищ полковник, умоляю вас, — её голос дрогнул, но она заставила себя говорить твёрдо. — Вы отпускаете настоящего монстра. Молотов — это шелуха. Он не способен на ту чистоту и точность, с которой работал «Собиратель» первые три раза. Это два разных человека!

— Доказательства, Сомова! — рявкнул Гордеев. — Я требую доказательства, а не интуицию! Когда вы принесёте мне на стол отпечатки пальцев вашего «гения», тогда и поговорим. А до тех пор — дело закрыто. Ваша группа распускается. Передайте все материалы Белову.

Он отвернулся, демонстративно взяв следующую папку. Разговор был окончен.

Майя медленно вышла из кабинета. В ушах стоял оглушительный звон. Она чувствовала себя так, будто только что протянула утопающему руку, а её оттолкнули, назвав сумасшедшей. Она посмотрела на папку в своей руке. Там была правда. Но её никто не хотел слышать.

Она понимала, что теперь охота на настоящего «Собирателя» стала её личной, нелегальной войной. И времени у неё было катастрофически мало. Пока все будут праздновать поимку «нужного» преступника, настоящий монстр продолжит своё дело. И следующая жертва будет уже на её совести.

7

Задержание Сергея Молотова было стремительным, громким и грязным — полной противоположностью тому, как работал его вдохновитель.

Оперативники Белова взяли его на съёмной квартире в районе обшарпанных хрущёвок. Дверь вынесли одним ударом тарана. Внутри пахло потом, дешёвым пивом и жареной картошкой. Сам Молотов, крупный, мясистый мужчина в застиранной майке, в этот момент смотрел телевизор и хлебал из кастрюли. Он даже не успел понять, что происходит. Его просто скрутили, придавили к липкому полу и надели наручники.

— Что вы?! Я ничего не делал! — сипел он, пытаясь вырваться.

— Молчи, «Собиратель», — с презрением бросил один из оперативников, вставая коленом ему на спину.

В квартире тут же начался обыск. Никакой стерильности, никакого намёка на «мастерскую». Всё было как у обычного уголовника: под матрасом нашли пачку денег — тех самых, что были украдены у жертвы. В чулане — замызганную куртку со следами крови на рукаве, а под раковиной, в ведре с мусором, валялись те самые окровавленные садовые перчатки.

Белов, наблюдая за этим, с удовлетворением закурил прямо в квартире. Он даже не задавал вопросов про цепочку — она лежала в его сейфе, в пакете с вещдоками, с отпечатками Молотова. Дело было замкнуто в железную логику: отпечатки на цепочке и деньгах, орудие преступления, мотив. Для Белова это был триумф факта над бредовой теорией Сомовой.

— Всё, «художник», хватит с нас твоих «шедевров», — с насмешкой бросил он скрученному Молотову. — Увезти.

Молотова выволокли из квартиры под вспышки камер и возмущённые крики соседей. Новость о поимке знаменитого маньяка-«Собирателя» разнеслась по городу со скоростью лесного пожара. В управлении царило ликование. Гордеев принимал поздравления.

Только Майя, стоя у своего стола и глядя на пустую доску, с которой уже сняли все фотографии и схемы, понимала — это фикция. Да, Молотов был на месте преступления. Да, он ограбил труп. Но он не был тем, кто аккуратно, с хирургической точностью, извлёк грудь. Настоящий зверь не попал в капкан. Он остался в тени, наблюдая, как ловят и осуждают жалкую пародию на него самого.

8

Кабинет подполковника Гордеева был переполнен. От вспышек фотокамер в глазах рябило, а гул голосов сливался в сплошной торжествующий гомон. В центре этого ажиотажа стоял капитан Белов, выглаженный и сияющий, с трудом скрывая самодовольную улыбку. Рядом, отодвинутая всеми к стене, неподвижно стояла Майя. Она чувствовала себя призраком на собственном празднике жизни.

Гордеев, сияя, как медный таз, поднял руку, призывая к тишине. — Товарищи! Коллеги! Представители прессы! С огромным удовольствием заявляю — кошмар, терзавший наш город, окончен! Маньяк, известный как «Собиратель», обезврежен и находится в камере предварительного заключения!

В кабинете взорвался гром аплодисментов. Гордеев многозначительно потряс в воздухе папкой с делом Молотова. — Это — результат кропотливой, профессиональной работы, а не пустых фантазий! Благодаря оперативным и грамотным действиям капитана Белова и его группы, улики были найдены, а преступник — задержан в кратчайшие сроки! Город может спать спокойно!

Взгляд Гордеева на мгновение скользнул по Майе, стоявшей в тени. В нём не было упрёка — лишь холодное удовлетворение от доказанной правоты.

Журналисты тут же окружили Белова, протягивая микрофоны. — Капитан Белов, как вам удалось выйти на след этого изощрённого преступника? — Расскажите о ходе операции по задержанию!

Белов, стараясь придать лицу суровое и скромное выражение, начал вещать о «следственной интуиции» и «выверенных оперативных комбинациях». Он ловко избегал прямых вопросов о нестыковках в почерке, сводя всё к «изменению поведения маньяка под давлением правосудия».

Майя не слушала. Она смотрела в заоконную тьму, сжимая в кармане плаща тот самый пакет с наконечником от шприца. Он обжигал ей пальцы, словно раскалённое железо. Каждое слово Гордеева, каждый самодовольный пассаж Белова были для неё не просто оскорблением, а надгробной плитой, которую они сами возводили на могиле будущих жертв.

Она видела не это помещение, залитое светом и наполненное ликованием. Она видела холодную, стерильную комнату, где в тишине, под светом софитов, стояла незавершённая статуя из плоти и металла. И она знала — там, в этой тишине, настоящий творец этого кошмара сейчас спокойно работал, зная, что его никто не ищет. Что его «искусству» больше ничто не угрожает.

Кто-то из коллег хлопнул её по плечу. — Что хмурая, Сомова? Дело закрыли! Можно выдохнуть!

Она медленно повернула голову и посмотрела на него пустыми глазами. — Да, — тихо ответила она. — Закрыли.

Она отстранилась и, не глядя ни на кого, вышла из кабинета. За её спиной гремели аплодисменты, а впереди, в гулкой тишине пустого коридора, её ждало лишь одно — тяжёлое, ледяное знание, что самая страшная часть охоты только началась. И теперь она была абсолютно одна.

8

Артём сидел в своей безупречно чистой гостиной, в кресле, стоящем строго под прямым углом к телевизору. На экране сиял подполковник Гордеев, а рядом с ним — упитанный капитан, чьё имя Артём даже не запомнил. Слово «Собиратель» резало слух, звуча из уст этих убогих.

«…Маньяк, известный как „Собиратель“, обезврежен…»

Пальцы Артёма непроизвольно сжали подлокотники кресла. Гнев, горячий и острый, как вспышка, пронзил его. Этот тупой, неряшливый скот, этот Молотов… Его имя уже успели протрубить в новостях. Это животное, осквернившее его метод, его чистый, выверенный ритуал, теперь отождествляли с ним. Это было чудовищное, невыносимое оскорбление.

Но затем, как волна ледяной воды, пришло другое чувство. Облегчение. Спокойствие. Абсолютная, безраздельная уверенность в своей безопасности.

Они поверили. Эти мнимые «служители закона» с их примитивным мышлением схватили первого попавшегося уголовника и успокоились. Они увидели грубую пародию и приняли её за оригинал. Они были слепы. И их слепота была его щитом.

Уголки его губ медленно поползли вверх, обнажая ровные, белые зубы. Это был не смех. Это был оскал. Оскал хищника, который только что услышал, как охотники, потратив все патроны, подстрелили своего же сторожа и ушли из леса, празднуя победу.

Его взгляд скользнул с экрана на неприметную дверь в стене. За ней ждала его Венера. Её каркас, её безупречные линии. Ей не хватало ещё нескольких… элементов. И теперь ничто не мешало ему довести свой шедевр до совершенства.

Милиция успокоилась. Сомова, та самая навязчивая женщина-капитан, чьё упорство он смутно чувствовал, теперь была нейтрализована собственным начальством. Давление исчезло.

Он выключил телевизор. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь ровным гулом холодильника. Он подошёл к окну и смотрел на ночной город, на огни, за которыми жили тысячи несовершенных, бракованных существ.

Теперь он мог работать. Спокойно. Методично. Без спешки.

Оскал медленно сменился лёгкой, почти незаметной улыбкой человека, держащего в руках все козыри. Охота возобновлялась. Но на этот раз охотник был невидим, а весь мир думал, что он уже мёртв.

Глава 4

1

Прошло несколько дней. Ажиотаж вокруг поимки «Собирателя» поутих, сменившись рутинным ожиданием суда. Сергей Молотов, находясь в камере, метался между злостью и отчаянием. Он был пойман, но за совсем не то преступление, в котором его теперь упорно обвиняли.

Майя шла по длинному, пропахшему дезинфекцией коридору СИЗО. Она проделала немалую работу, чтобы организовать эту встречу. Ей было нужно услышать это лично.

В небольшой комнате для свиданий Молотов сидел, ссутулившись. Увидев Майю, он лишь мрачно хмыкнул. — Оперативник? Я всё уже рассказал. Я её убил. За деньгами и цепочкой. Всё. Больше мне нечего сказать.

— Я знаю, — тихо ответила Майя, садясь напротив. — Я знаю, что ты убил её. Но я не из группы Белова. Меня зовут Сомова. Я веду дело настоящего «Собирателя».

Она внимательно смотрела на него, видя не хитреца, а загнанного, отчаявшегося человека, попавшего в чудовищную ловушку собственной же глупости.

Молотов сжал кулаки, его голос дрогнул от накопленной ярости и бессилия. — Так скажите же им! Я же кричу всем — это я её убил! Я! Не какой-то там ваш «Собиратель»! Я даже не знал, как он там режет, я просто… — он замолкает, глотая воздух. — Я прочитал в газетах и подумал… если тело найдут таким, все решат, что это он. А я просто деньги взял и всё. Но они не слушают! Они хотят, чтобы я был им!

В его глазах стояла настоящая, животная тоска. Он был готов признаться в убийстве, лишь бы его перестали называть чужим, страшным именем.

— Они нашли у меня деньги, перчатки… Я всё признал! — почти кричал он. — Зачем мне врать сейчас? Я говорю — да, я убил, ограбил! Но я не он! Я не псих с коллекцией!

Майя медленно кивнула. Она видела это сотни раз — ложь можно распознать, а вот эта искренняя, истеричная попытка сбросить с себя чужое, более страшное обвинение, была уникальной.

— Я верю тебе, — тихо сказала она.

Молотов замер, смотря на неё с немым изумлением, словно она сказала что-то на незнакомом языке.

— Вы… вы верите?

— Да. Потому что ты — вор и убийца. А он — нечто другое. И я это докажу.

Она встала. Её лицо было серьёзным.

— Ты совершил ужасное преступление, и ты понесёшь за него наказание. Но ты не будешь разменной монетой, которой прикроют чужую вину. Я найду настоящего «Собирателя». И всем станет ясно, кто ты есть на самом деле.

Она вышла, оставив его в одиночестве. Он сидел, уставившись в стол, и впервые за долгое время в его душе появилась не злоба, а призрачная надежда. Кто-то услышал его. Кто-то понял.

А Майя, выйдя на улицу, поняла — теперь её охота стала ещё и искуплением. Она должна была найти настоящего монстра не только ради новых жертв, но и ради того, чтобы правда восторжествовала над удобной для всех ложью. Даже если эта правда заключалась в том, что в городе орудовали не один, а два убийцы.

2

Зал суда был полон. Воздух гудел от сдержанных разговоров и щелчков фотокамер. Под стеклянным колпаком общественного интереса разворачивался финальный акт трагедии, которую все так жаждали закрыть. Майя сидела в задних рядах, невидимый свидетель, чья роль в этом спектакле была давно отыграна и забыта.

Сергей Молотов, в застиранном казённом халате, стоял в клетке для подсудимых, но больше всего он напоминал загнанного зверя в невидимой ловушке. Его глаза, полые от бессонницы и отчаяния, метались по залу, выискивая хоть один взгляд, в котором он увидел бы не осуждение, а понимание.

— …и на основании представленных доказательств, суд признаёт подсудимого виновным в совершении серии особо тяжких преступлений, — мерный, лишённый всякой эмоции голос судьи раскатывался под сводами зала.

— Я не он! — хриплый, сорванный крик Молотова прорвал официальную тишину. Он вцепился пальцами в прутья клетки. — Я убил её, да! Но я не «Собиратель»! Вы что, не слышите?!

Журналисты усердно строчили в блокнотах. Члены суда смотрели куда-то в пространство поверх его головы. Прокурор с лёгким пренебрежением поправлял мантию. Его крик был для них лишь досадным помехой, не вписывающейся в чёткий сценарий правосудия. Город хотел закрыть дело, а не вникать в тонкости психики очередного маньяка, отрицающего свою вину.

— Я обычный вор! Поймите же! — его голос сорвался в истошный шёпот, полный обречённости. Но присяжные уже не смотрели на него. Вердикт был вынесен ещё до начала слушаний.

Майя смотрела на это, и внутри у неё всё сжималось в холодный, тяжёлый ком. Она видела не торжество закона, а ритуал жертвоприношения. Молотова приносили в жертву общественному спокойствию. Он был удобным козлом отпущения, на которого можно было взвалить все грехи настоящего дьявола.

— …приговаривается к пожизненному лишению свободы в колонии особого режима.

Судья ударил молотком. Звук был сухим и окончательным, словно захлопнулась крышка гроба.

Молотов замер, его плечи обвисли. Последняя искра борьбы погасла в его глазах, сменившись пустотой. Его увели из зала, и на этот раз он не сопротивлялся и не кричал. Он просто шёл, сломленный не приговором, а тотальным нежеланием мира услышать правду.

В зале поднялся шум, журналисты ринулись к выходу, чтобы первыми передать сенсацию. Майя медленно поднялась и вышла в безлюдный коридор, прислонившись к холодной стене.

Она сделала это. Она добилась, чтобы против Молотова вынесли обвинение по всем статьям. Он был убийцей и понесёт наказание. Но её победа была пирровой. Настоящий монстр, чьё имя теперь навсегда будет ассоциироваться с жалким подражателем, получил самый ценный подарок — полную свободу действий.

Она закрыла глаза, и в памяти всплыло лицо сестры. Теперь она понимала Лизу ещё лучше. Та тоже была жертвой, чью историю переписали и забыли. Но Майя не позволит забыть. Она продолжит следствие, даже в одиночку.

3

В городе наступило затишье. Словно густой туман страха, weeks висевший над улицами, наконец рассеялся. В очередях, в троллейбусах, в магазинах люди всё реже вспоминали о «Собирателе». Пойманный и осуждённый Молотов стал страшной, но закрытой главой. Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло.

Тишина. Именно её больше всего ценил Артём в эти дни. Тишина снаружи и та, желанная, стерильная тишина в его Мастерской. Его Венера обрела лицо, но работа ещё не была завершена. Каркас требовал новых деталей. Идеальных деталей.

Он вышел на охоту с новым, острым, как его скальпель, чувством свободы. Он был тенью, призраком, о котором все забыли. Его глаза, холодные и аналитические, выискивали в толпе не просто красоту, а соответствие строгому, внутреннему канону.

И он нашёл её в парке, у самого фонтана.

Девушка. Лет шестнадцати. В её смехе, в том, как она запрокинула голову, была та самая, щемящая чистота линий, которую он так ценил. Её шея… он замер, мысленно примеряя её изгиб к пустующему месту на каркасе Венеры. Да. Это было идеально. Тот самый хрупкий, но выразительный изгиб, та самая длина. Совершенство.

Он не знал, что много лет назад, в самом начале своего пути, он уже брал подобный образец. Та девушка из прошлого, Лиза, была его первой большой удачей, пробой пера. Он почти не помнил её лица — лишь безупречную линию щиколотки, которую он тогда изъял. Он и не подозревал, что та жертва была чьей-то сестрой, чьей-то болью, чьим-то незаживающей раной. Для него это был просто экспонат, первый кирпичик в фундаменте его великого творения.

И вот судьба, слепая и равнодушная к человеческим драмам, предложила ему тот же самый, но усовершенствованный эталон. Это было знаком. Символом того, что его путь верен, что он движется к абсолюту.

Он проследил за девушкой взглядом, не мигая, впитывая каждую деталь: маршрут, время, привычки. Она шла с подружкой, ничего не подозревая, её молодое лицо было озарено улыбкой.

Артём медленно повернулся и пошёл прочь, растворяясь в толпе. На его лице не было ни волнения, ни злорадства. Лишь спокойная, безраздельная уверенность хирурга, который только что нашёл идеальный материал для трансплантации.

Его Венере требовалась шея. И он нашёл её. Охота началась. Для него это был всего лишь следующий, логичный шаг в работе. Он не видел в этом ни мести, ни вызова. Только стремление к совершенству. Ирония судьбы заключалась в том, что, сам того не ведая, он снова нацелился на самое больное место капитана Сомовой, готовясь нанести удар в ту же самую, незажившую рану.

4

Кабинет подполковника Гордеева был погружён в привычную, деловую атмосферу. Майя Сомова, стоя у доски, монотонно зачитывала отчёт о раскрытых за последнюю неделю преступлениях: разборки на рынке, угон автомобиля, серия краж из гаражей. Дела были пустяковые, но работа кипела. Город жил.

Голос Майи был ровным, профессиональным, но в нём не было ни капли жизни. Она была похожа на хорошо отлаженный механизм, выполняющий свою работу без искры. Когда она закончила и опустила папку, в кабинете повисла короткая пауза.

— Всё, товарищ полковник, — сказала она, глядя куда-то в пространство над его головой.

Коллеги стали потихоньку расходиться. Майя собрала бумаги и уже направилась к выходу, когда Гордеев остановил её.

— Сомова. Останься на минуту.

Дверь закрылась, оставив их вдвоём. Гордеев откинулся в кресле, изучая её. Он видел не усталость — с усталостью он мирился. Он видел пустоту. Гаснущий взгляд, опущенные плечи. В ней не осталось того стального огня, который он, бывало, с раздражением, но уважал.

— Что с тобой? — спросил он, отложив сигарету. — Месяц прошёл. Дела в норме. А ты ходишь как на похоронах. Не могу же я тебя в таком виде на повышение представлять.

Майя медленно подняла на него глаза. В её взгляде была не ярость, а тяжёлая, безнадёжная усталость.

— Товарищ полковник, — начала она тихо, срывающимся голосом. — Молотов… Зачем? Зачем он это делал?

Гордеев нахмурился. — Опять за своё? Он маньяк, Сомова. У них в голове одни черти.

— Но зачем? — она сделала шаг вперёт, и в её голосе впервые зазвучали надрывные нотки. — Если он «Собиратель», то что он собирал? Где его коллекция? Мы обыскали всё — его квартиру, все его укрытия. Ничего! Ни одной банки с формалином, ни одного… «экспоната». Он ни разу не сказал, куда дел… добычу. Почему?

Она смотрела на Гордеева, умоляя если не согласиться, то хотя бы задуматься.

— Какие препараты он использовал? Откуда у рецидивиста с тремя классами образования доступ к миорелаксантам и знания по бальзамированию? Он не врач! Он не ветеринар! Он даже не санитар!

— Хватит! — Гордеев резко поднялся, его терпение лопнуло. — Я сказал — дело закрыто! Прошёл месяц. Целый месяц! И за это время — ни одного намёка, ни одного подозрительного трупа. Ничего! Город спокоен. Знаешь, что это значит? Это значит, что мы поймали того, кого нужно было поймать! Может, он и не всё рассказал, может, где-то там закопал свои «сувениры». Но он — в клетке. И он больше никого не убьёт. С этим и живи.

Он тяжело вздохнул, видя, что его слова не доходят.

— Майя, тебе нужно отдохнуть. Взять отпуск. Эта идея фикс с «двумя маньяками» съедает тебя изнутри. Допусти, хоть на минуту, что мы победили.

Майя покачала головой. Горечь на её губах была горче полыни.

— Мы ничего не победили, товарищ полковник. Мы просто… отгородились от правды высоким забором. И рано или поздно она перелезет через него. Только будет уже поздно.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и вышла из кабинета. Гордеев смотрел ей вслед, и впервые за долгое время на его лице появилась не злость, а тревога. Он победил в споре, но проиграл одного из своих лучших следователей. А тишина за окном, которую он считал победой, внезапно показалась ему зловещей.

5

Пока в кабинете Гордеева звучали горькие слова и напрасные предупреждения, в другом конце города начинался новый, тщательно выверенный ритуал.

Артём припарковал свою невзрачную «Ладу» в двух кварталах от школы — достаточно далеко, чтобы не привлекать внимания, но достаточно близко, чтобы всё видеть. Он сидел за рулём, его поза была расслабленной, но взгляд, устремлённый на шумную толпу старшеклассников, был сфокусирован и холоден, как у хирурга перед операцией.

Он уже знал её имя. Катя. Шестнадцать лет. Училась в десятом классе. Жила с матерью в пятиэтажке неподалёку. Её расписание было простым и предсказуемым — школа, затем либо дом, либо, по вторникам и четвергам, художественная студия. Именно этот маршрут — от школы до студии — интересовал его больше всего. Он пролегал через тихий, застроенный гаражами переулок.

Вот и она. Вышла из школьных ворот, смеясь, с подружками. На ней было простенькое синее платье и рюкзак за спиной. Артём не сводил с неё глаз, мысленно отмечая каждую деталь: лёгкую, упругую походку, изящный поворот головы, ту самую, идеальную линию шеи, которая так манила его.

Он не следовал за ней сразу. Это было примитивно и опасно. Вместо этого он завёл машину и медленно, соблюдая все правила, поехал по параллельной улице, лишь изредка бросая взгляд на её фигурку в потоке других школьников. Он не преследовал, он предвосхищал. Он знал, куда она идёт.

Его метод был отточен до автоматизма. Никаких резких движений, никаких пристальных взглядов. Он был частью городского пейзажа — очередной водитель в очередной машине. Если бы она случайно посмотрела в его сторону, она увидела бы лишь усталого мужчину, сосредоточенного на дороге.

Он наблюдал, как она отделилась от подружек и свернула в заветный переулок. Его сердцебиение оставалось ровным. Не возбуждение охотника, а спокойная уверенность мастера, приступающего к работе.

Он проехал мимо, не замедляя хода, лишь на секунду зафиксировав в памяти точное место, где она сейчас находилась. Этого было достаточно на сегодня. Узнать, запомнить, подтвердить.