Бесплатный фрагмент - У меня идея

В память о Томасе

Томас … -07.07.2025

Был найден на скамейке у подъезда поздно ночью, после чего нашел свой дом.

Любил лезть в лицо так что приходилось спать лицом в тумбочку или стену

Любил разминать лапки об горло когда лежишь.

В детстве любил побесится.

Был тем ещё засранцем.

Однажды застрял на дереве на несколько дней, так мы с Ирой его валерьянкой спустили.

Помним (временами), любим (всегда), скорбим.

Карточный домик

Бог сидел за столом. Перед ним лежала колода судеб. Он строил домик, аккуратно ставя карты на ребро. Каждая — чья-то жизнь.

Ветер гулял за окном. Легкий, но упрямый.

— Осторожнее, — сказал Ангел.

Бог улыбнулся. Он поставил карту мальчика, который мечтал стать художником. Рядом — карту девушки, которая любила его втайне. Потом добавил карту старика, случайного прохожего.

Домик рос. Баланс был хрупким.

Ангел смотрел, как карта старика дрожит.

— Он умрет завтра, — прошептал Ангел.

— Нет, — ответил Бог. — Он умрет сейчас.

Он вытащил карту. Домик рухнул.

Мальчик не стал художником. Девушка вышла замуж за другого.

Бог собрал колоду и начал снова.

Ветер стих. На столе лежала новая карта.

Мир, где люди не умирают

Сначала это казалось благословением. В тот день, когда перестали умирать, в больницах замерли тикающие часы, а похоронные бюро перепрофилировались под цветочные магазины.

Старик Матвей, последний могильщик на Земле, теперь подрабатывал ремонтом велосипедов. Его клиенты — столетние подростки с вечно юными морщинками — часто спрашивали:

— А правда, что раньше люди… уходили?

— Правда, — кивал он, вытирая руки о промасленный фартук. — И знаешь, странная вещь — мы боялись смерти, но именно она делала спелыми яблоки на моей старой даче.

Города превращались в переполненные музеи. В домах хранились поколения прапрапрадедов, молча сидевших у окон. Молодые (хотя какая теперь разница?) пытались изобрести новые смыслы: строили башни до луны, писали романы толщиной с телефонные книги, женились по триста раз.

Жизнь продолжилась. Просто теперь в ней ценили каждое увядание.

Сладкая правда

Булочки пахли детством. Тёплые, с поджаристой корочкой, они лежали на тарелке, а из разреза сочилась варёная сгущёнка.

Марина разломила одну пополам.

— Ешь, — сказала мать.

Она откусила. Сладкий вкус.

Неловкий момент

Он решил сделать ей предложение в парке. Купил кольцо, договорился с оркестром из трёх студентов-музыкантов, даже нашёл лебедя для фото.

Лебедь клюнул его в задницу, когда он опускался на колено.

Оркестр заиграл «Калинку» вместо «Лунной сонаты».

Кольцо выскользнуло из коробки и покатилось к пруду.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Ты… это серьёзно?

Он полз за кольцом по мокрой траве.

— Да! Нет! То есть…

Кольцо упало в воду.

На поверхности появилась голова утки. В клюве — его кольцо.

Оркестр замолчал.

Утка вышла на берег и положила кольцо перед ней.

Она подняла его.

Она надела кольцо.

Лебедь громко хлопнул крыльями.

Оркестр заиграл что-то весёлое.

Они поцеловались.

Утка крякнула.

Это было идеально.

Семь

Они не строили пирамиды. Они были пирамидами.

Гиза просыпалась раз в столетие, чтобы перевернуться на другой бок. Пески вздымались, как волны. Туристы бежали с криками.

Висячие сады Вавилона — не деревья, а волосы спящей богини. Когда она смеялась, в воздухе вырастали мосты из плюща.

Статуя Зевса в Олимпии моргала. Только один человек видел это — мальчик-пастух. На следующий день он начал говорить стихами. Через неделю исчез.

Мавзолей в Галикарнасе дышал. Раз в год из его дверей выходила тень царицы Артемисии. Она спрашивала первого встречного:

— Где мой царь?

Если не получала ответа, город страдал от засухи.

Колосс Родосский шагал по морю. Рыбаки молились ему, когда штормило. Иногда он поднимал ладонь — и корабль оказывался на другом берегу.

Александрийский маяк был глазом. Он смотрел вглубь веков. Те, кто встречался с ним взглядом, знали дату своей смерти.

Храм Артемиды в Эфесе пел. По ночам.

Ты слышал?

Нет?

Значит, он пел не для тебя.

Арбузный сезон

Впервые их увидели на поле у шоссе. Арбузы — но не совсем. Круглые, полосатые, с пустыми глазницами в кожуре, как у тыкв-фонарей. И кости. Длинные, белые, торчащие наружу, словно спицы.

— Может, мутанты? — спросил тракторист Дэйв, тыкая палкой в ближайший.

Арбуз заскрипел. Повернулся. Кости зашевелились, впиваясь в землю, и вся штука покатилась за Дэйвом.

К утру половина городка наблюдала, как арбузы-скелеты гоняются за почтальоном.

— Стреляйте! — орал шериф, паля из револьвера.

Арбуз взорвался, как граната. Кусочки мякоти засыпали витрину магазина.

Вы боитесь арбузов?

Тсс. Они это слышат

Так и должно быть

Он проснулся с чувством, что уже видел этот день.

Кофе на плите закипел ровно в 7:03. Автобус опоздал на две минуты. На остановке стояла девушка в красном — она чихнула, когда он проходил мимо.

— Будь здоров, — сказал он, хотя никогда не говорил так незнакомцам.

Девушка улыбнулась.

— Спасибо.

Он сел в автобус. Знакомый запах сигарет и дешевого парфюма.

На работе коллега спросил:

— Ты в порядке?

— Всё так, как должно быть, — ответил он.

В обед он пошел в кафе за углом. Официантка пролила воду. Он поймал стакан до того, как он упал.

Вечером он стоял на мосту.

В кармане звонил телефон. Он не стал отвечать.

Он закрыл глаза.

Ветер дул в лицо.

Мыслитель

Он сидел на скамейке у реки уже третий час. В руке — яблоко. Надкусанное, но недоеденное.

— Зачем? — спросил он яблоко.

Ветер шевелил листья. Река текла. Яблоко молчало.

Прохожий остановился.

— Вы уронили что-то?

— Не важно, — ответил парень.

Прохожий поспешил уйти.

Вечером к нему подсела девушка.

— О чём думаешь?

— О том, что если я ничего не делаю, то кто-то должен делать за меня. Значит, моё бездействие — чьё-то действие.

Она засмеялась.

— Ты голоден?

Он посмотрел на яблоко.

— Не знаю.

Она взяла его за руку.

— Пойдём.

Он позволил себя увести.

Яблоко осталось на скамейке.

Наутро его склевали птицы.

Они не спрашивали «зачем».

Бумажный кораблик

Он пролил кофе на новые брюки. Автобус уехал прямо перед его носом. Дождь начался ровно в тот момент, когда он забыл зонт.

Дома он обнаружил, что холодильник пуст.

Он сел на пол, прислонившись к плитке. Напротив висела старая фотография — он в шесть лет, с бумажным корабликом в руках.

— Куда ты плывёшь? — спросил тогда отец.

— За сокровищами, — ответил мальчик.

Он взял газету со стола. Сложил кораблик.

Поставил его в раковину, под слабую струйку воды.

Кораблик намок и потонул.

Он вытер лицо.

Завтра снова будет кофе. Снова автобус. Снова дождь.

Но сейчас он достал ещё один лист.

И начал складывать.

Квест

Над головой у него висел уровень — 43. Неплохо для его возраста.

Он зашел в кафе, и сразу всплыло меню:

Заказать кофе (+5 к бодрости, -2$)

Поговорить с бариста (Возможность получить квест)

Он выбрал второе.

— Можете помочь, пожплуйста, — сказала бариста. Над ней светилось»?». — Можете передать это в пиуерию?

Новый квест: «Доставить пакет»

Награда: 50$, +10 репутация в районе

Он согласился.

Пакет оказался легким. По карте GPS он дошел до темного переулка. Там стоял человек с»!» над головой.

— Спасибо, — сказал незнакомец и протянул деньги.

Квест выполнен!

Дома он открыл статистику:

Здоровье: 82%

Энергия: 45%

Репутация: «Нейтральный»

Он лег спать.

Утром его разбудил звук:

«Событие: Неожиданная встреча»

За дверью стояла девушка. Над ней — «Романтический интерес».

Он улыбнулся.

Последняя история

Он дописал рассказ о кораблекрушении в три часа ночи. Выпил виски, затушил сигарету, лег спать. Утром по радио сообщили о пароме, затонувшем у восточного побережья. 214 погибших.

Я пришел к нему днем.

— Опять? — спросил я.

Он молча кивнул, налил мне виски. На столе лежала рукопись — новый рассказ. Я не стал читать.

— Ты не можешь просто перестать?

Он посмотрел на меня усталыми глазами.

— Пробовал.

— И?

— Написал рассказ о писателе, который перестал писать. Утром нашли его мертвым.

Мы выпили молча.

Вечером он сел за пишущую машинку. Я видел, как его пальцы зависли над клавишами.

— Что будешь писать?

Он улыбнулся впервые за много месяцев.

— Рассказ о писателе, который написал счастливый конец.

Я вышел, не попрощавшись.

На следующее утро газеты вышли с заголовками о мире во всем мире.

Его нашли за машинкой. Лицо было спокойным.

В пишущей машинке остался лист. Чистый.

Тур выходного дня

Дверь в Рай находилась в старом торговом центре, между аптекой и магазином электроники. Очередь выстраивалась с пяти утра.

Я пришел в семь.

— Паспорт и медицинская страховка, — сказал ангел в форме охранника.

Я протянул документы.

— Цель визита?

— Посмотреть маму.

Он кивнул, поставил штамп.

Рай пах корицей и ванилью. Мама сидела на стандартной небесной лавочке, в стандартном небесном парке.

— Как там? — спросила она.

— Как обычно.

— Ад все еще дешевле?

— В два раза.

Она вздохнула.

В шесть вечера я вышел через турникет.

Напротив, у двери в Ад, толпилась молодежь.

— Ты идешь? — спросил знакомый.

Я покачал головой.

— Не сегодня.

— Трусишь?

— Нет.

Он засмеялся и ушел.

Я пошел домой.

Завтра снова на работу.

Обмен

Ваня из деревни Сосновка впервые увидел городского парня на ярмарке. Тот щурился от солнца, как крот, вылезший на свет, и всё норовил протереть ботинки о траву.

— Давай поменяемся, — вдруг сказал городской. — Ты — в мою квартиру, я — в твою деревню. Неделя.

Ваня засмеялся, но на следующий день уже ехал в душном поезде, сжимая в кармане ключи от чужой жизни.

Квартира оказалась клетушкой с видом на стену. Шум машин не стихал ни на минуту.

Тем временем городской в Сосновке доил корову. Молоко попало ему в ботинок.

На пятый день Ваня вышел в парк. Девушка на лавочке улыбнулась ему.

— Ты новый в доме?

Он кивнул.

— Временно.

Они разговорились.

Вечером он позвонил в деревню.

— Как там? — спросил он городского.

Тот долго молчал.

— Куры украли мой телефон.

Ваня рассмеялся.

— Возвращайся, — сказал он.

— Завтра, — ответил городской.

Но оба знали — никуда они не поедут.

Последний эксперимент

Доктор Вейт положил передо мной бумаги.

— Подпишешь? — спросил он.

Я прочитал. Отказ от ответственности.

— Что будешь делать?

Он улыбнулся.

— Узнаю, что там.

— Где?

— За краем.

Я подписал.

Он провел меня в лабораторию. В центре стояла машина, собранная из деталей ускорителя и МРТ

Он лег на стол.

— Включай.

Я нажал кнопку.

Машина загудела. Свет погас. Потом вспыхнул так ярко, что я закрыл глаза.

Когда открыл, Вейт сидел на полу.

— Ну? — спросил я.

Он поднял голову.

— Ничего, — прошептал он. — Там ничего нет.

Голод

Я проснулся от запаха крови. Опять.

Человек стоял посреди нарисованного мелом круга, дрожащими руками сжимая старую книгу.

— Приди, — шептал он. — Приди.

Я вздохнул.

— Ты уверен?

Он вскрикнул, уронил книгу.

Я вышел из круга.

— Последний шанс. Уходи.

Он не ушел. Они никогда не уходят.

Через час я ел его сердце. Оно было горьким, как всегда.

Я спал три дня. Потом снова проснулся от запаха крови.

На этот раз девушка.

— Я хочу мести, — сказала она.

Я показал ей цену.

Она согласилась. Они всегда соглашаются.

Я выполнил свое дело. Ее враг умер быстро.

Когда я пришел за платой, она плакала.

— Я передумала.

Я пожал плечами.

Ее сердце было таким же горьким.

Груша

Собака опять разорвала подушку. Кот сбросил вазу. Перья и осколки везде.

Я стоял посреди этого хаоса, сжимая кулаки. Они сидели в углу — собака виновато опустила морду, кот выгнул спину. Ждали.

Я повернулся и вышел во двор.

Груша висела на старой покрышке. Я ударил. Раз. Потом еще. Костяшки горели.

Сосед выглянул.

— Лучше грушу, чем их, — хрипло сказал я.

Он понимающе хмыкнул и ушел.

Я бил, пока руки не онемели. Потом остановился, тяжело дыша.

Из двери высунулась морда. Потом вторая. Они подошли осторожно. Собака тыкнулась носом в колено. Кот терся о ногу.

Я сел на землю. Они прижались ко мне.

Я погладил собаку по голове, кота за ухом.

— Дураки, — прошептал я.

Груша качалась на веревке.

Мы сидели так долго.

Потом пошли домой. Все вместе.

Дом на перекрёстке миров

Купил его за бесценок. Риэлтор шептала, что предыдущие хозяева «исчезали», но я думал — суеверия.

Первый раз заметил неладное в ванной. Зеркало показывало меня с усами. Я не ношу усов.

Потом нашёл в холодильнике продукты с незнакомыми этикетками. «Молоко с Венеры», гласила одна.

Сегодня дверь в подвал ведёт в пустыню. Вчера — в океан.

Просто для справки проверил себя в больнице. Здоров!

Иногда ночью слышу, как «другие я» ходят по дому.

Один играет на пианино.

Другой плачет.

Третий стучит в дверь моей спальни.

Я не открываю.

Но сегодня утром нашёл на кухне ребёнка.

Мои глаза. Её нос.

Он протянул мне игрушечный космический корабль.

— Папа, мы потерялись?

Передатчик

Он брал пятьсот долларов за сеанс.

— Расслабьтесь, — говорил он клиентам. — Ваш близкий войдёт в меня.

Потом откидывался на спинку кресла, и его тело становилось чужим.

Вдова плакала, когда он (её муж) мастерски завязал морской узел.

Девочка смеялась, когда он (её пёс) ловил брошенный мяч зубами.

Каждый раз он впитывал их навыки, их память.

Теперь он умел играть на скрипке, говорить на шести языках, чинить радиоприёмники.

Вчера к нему пришла старуха.

— Мой сын, — прошептала она.

Он кивнул, закрыл глаза.

Последний бог

Он проснулся в поле с полным осознанием того, кто он. Колосья пшеницы касались его ладоней, солнце стояло в зените. Вдалеке дымилась деревня.

К первому дому он подошёл босиком. Женщина у колодца взглянула на него — и вдруг уронила ведро.

— Ты… вернулся?

Он кивнул.

Так начался цикл.

Он исцелял больных простым прикосновением. Предсказывал дожди. На третий день остановил лавину, подняв руку. Люди плакали и целовали его одежду.

На седьмое утро небо потемнело. Он знал, что осталось мало времени.

— Почему ты не спасаешь себя? — спросил мальчик, держа его за руку.

Он улыбнулся:

— Потому что тогда не будет вас.

Когда мир начал рушиться, он стоял на холме. Люди толпились вокруг, но уже не кричали — ждали.

Он поднял руки.

Свет вспыхнул.

А потом был только ветер над пустым полем, где колосья снова начинали расти.

Где-то вдалеке женщина уронила ведро.

— Ты… вернулся?

Купюра

Три сестры жили в старом доме у болота. Старшая, Марта, умерла первой — упала с лестницы, но перед смертью прошептала: «Моя душа — в купюре под половицей».

Средняя, Агата, нашла потрёпанную банкноту под доской в спальне. В тот же вечер младшая, Лиза, подавилась рыбной костью за ужином. Перед тем как захрипеть, она указала на Агату и прошептала: «Ты следующая».

Агата смеялась, пока не заметила — купюра теперь лежала в её тарелке.

Она бросила её в печь. Огонь погас.