Бесплатный фрагмент - Универсальный пассажир

Пролог

Лечебница опустела.

Когда-то она сияла белым светом — храм разума и покоя, оплот Высшего мира. Теперь же стояла мертвая, как высушенная раковина, в которой еще слышался отголосок прибоя.

Здесь больше не горел свет. Не звучал плеск фонтана. Не раздавались шаги по мозаичным плитам, что когда-то отражали солнце, словно память о вечном дне.

Спящий Дельфин пал — и вместе с ним пал сам порядок Сообщества.

Иногда, глубокой ночью, в одном из запыленных окон дрожал слабый огонек свечи — крошечная искра, упорно противостоящая тьме.

Таланай и Герда, последние верные эфоры, остались стеречь руины, охраняя пепел мира, который еще помнил свое величие.

Сюда всё чаще приходили потерянные — те, кто остался без направляющих, без гидов. Их исчезновение оказалось роковым, как и предрекал Архонт.

Преступность росла, словно сорняк сквозь мрамор. Люди бродили в забытьи, теряя цели, имена, смысл.

Нить, что вела человечество вперед, порвалась, и теперь она висела над бездной, спутанная в тугой узел.

Кто-то должен был распутать его. Или позволить бездне забрать себя.

София не знала покоя. Она постоянно меняла убежища, будто беглец от собственного отражения.

Эмоции бурлили в ней, как перегретое молоко — сбегали, пенились, шипели, обжигали.

Гиды ушли.

Но не все.

Некоторые остались бродить, как тени по осиротевшим улицам, прячась среди людей, потерявших память о чуде.

Иногда Софии чудилось, что она узнает кого-то — Каниса, что, как старый дед, ковылял за земным внуком, не смея заговорить. Тогда она отворачивалась.

Слишком многое могло отразиться в их глазах: осуждение, сожаление, а хуже всего уважение. Всё это одинаково приводило её в дрожь.

По ночам София выходила на крыши. Город внизу дышал тьмой — влажной, густой, как смола.

Даже днем свет казался искусственным, чужим.

Тучи сгущались над ней. Шли по пятам.

Как и он.

Архонт исчез — будто растворился в собственных пророчествах.

Где он теперь, никто не знал.

Но София чувствовала: это лишь пауза перед возвращением.

Он не ушел. Он ждал.

А вот у Константина времени было в избытке.

Художник исчез два месяца назад, будто кто-то стер его с холста самой жизни.

Человек, ставший искрой для целой расы существ, теперь просто спал.

Он лежал в палате — живой, но молчаливый символ поражения для одних и триумфа для других.

Его не тревожили сны. Память была выжжена.

Процедура забвения не оставляла ни боли, ни надежды. Только холод.

София больше не навещала его.

Это стало слишком опасно. Даже с новой стрижкой и обесцвеченными волосами её могли узнать эфоры, сохранившие верность Дамиру.

Дамир.

Одного имени хватало, чтобы дыхание перехватило.

София так и не поняла, что именно в нем её пугало — страх ли, или то иное, запретное чувство, тянущее, как омут.

То, чему она не смела дать имени.

Она всё еще надеялась, что Элизабет и Кираз живы. Хоть что-то от старого мира должно было уцелеть.

Но вместе с этой надеждой в ней жило и другое чувство — тревожное, жгучее, как тлеющее напоминание о душе, когда-то врученной ей.

Гиды всё реже появлялись перед ней.

София становилась человеком.

Часть 1

Их больше никто не вёл.

Только небо, уставшее быть свидетелем, всё еще смотрело сверху — холодное и бесконечное.

Глава 1

«Когда-то всё было просто» — теперь эта фраза раздражала Либби до дрожи в хвосте, жужжащей мухой, что рассекала круги в закопченном холле её ума. Отмахнуться не получалось — муха возвращалась. А с ней рос страх, что скоро прилетит целый рой.

Каллидус прикрыла глаза и, сквозь редеющие ресницы, когда-то густые, как пламя её роскошной рыжей шерсти, попыталась насладиться первыми лучами рассвета. Это было единственное время суток, когда гид чувствовала себя… менее взвинченной. Насколько это вообще возможно для самой эмоциональной составляющей человека.

— Во мне больше нет нужды. Я подвела.

— С кем ты разговариваешь? — холодный голос Кираза, как обледеневшие пальцы, прошелся по стенам и рухнул на Либби, вышвыривая её из сладкого полусна.

— Опять во сне болтала, — пробурчала она, зная, что Ломбаск давно привык к её бормотанию.

— Даже во сне не можешь помолчать, — Кираз глянул на неё синими глазами — не то насмешливо, не то укоризненно. Она до сих пор не научилась ловить нюансы его настроения.

Прошло два месяца с тех пор, как они с позором оставили своих подопечных и улизнули с поля битвы. Каллидус всё еще чувствовала себя потрепанным енотом в мокром подвале, с лохмотьями гордости вместо меха.

Когда-то гидам не требовался сон. Их коды были чисты, без изъяна, без пауз, без сбоев. «Муза» и вовсе была создана как вечный наблюдатель — неустанная, как сама идея. Но теперь… что-то сдвинулось. Протоколы размылись, инструкции дрогнули, и даже незримые проводники стали подвержены той странной усталости, что раньше была прерогативой земных. Их схемы перегревались, их сознания — как будто где-то там, на другом слое реальности — начинали дрожать, терять фокус. Появился сон. Или его эмуляция. Ломбаск называл это перезагрузкой. Каллидус подозревала: то был симптом.

— Я устала прятаться в этом сыром углу, — снова простонала она, вытягиваясь на старом диване Константина. Раньше она бы сделала это грациозно, плавно выгибая спину, но теперь всё, что получилось — болезненно потянуть лопатку и разочарованно выдохнуть.

Когда художник погрузился в забвение, а Либби была ранена, Кираз притащил её в его мастерскую — единственное место, которое еще можно было назвать «домом». Запыленная, промерзшая, с неоплаченными счетами за электричество — мастерская утопала в тишине. Лишь иногда её нарушал скрип половиц или попытки грабителей проникнуть внутрь.

Преступность в прибрежном городе ползла, как плесень — из подвалов, с чердаков, из нутра. Без гидов многие потеряли контроль. Либби и Кираз сделали всё, чтобы защитить территорию Константина. Хоть она и знала, что Кираз делает это не ради искусства.

«Если уж берешься — делай на совесть. Иначе не берись», — любил повторять Ломбаск. Вот и стали они призраками мастерской. Стук, скрип, подрагивание занавески в окне — всё это были они. Их новая забава: пугать воров.

Кираз с каждым днем всё больше походил на голубя, облезшего и усталого, а не на прежнего гордого ворона. А Каллидус… ну, она никогда и не была особенно цела.

— Сегодня нужно поесть, — сказал Кираз, спускаясь с верхнего этажа, не удостоив её даже взглядом.

— Я не голодна, — нахмурилась Либби.

— Ты еле стоишь на ногах. Если не начнем подпитываться, совсем ослабеем. И не сможем разбудить твоего подопечного, — добавил он мрачно.

Эти слова били сильнее, чем кулаки. Каллидус до сих пор винила себя за проведенную процедуру забвения. Ей надо было вцепиться тому гиду в глотку. Надо было…

Холод скользнул по позвоночнику. Она обвила себя хвостом, вспоминая Дамира. Архонт играл с ними, как шулер — карты всегда ложились в его пользу. Даже сейчас, в тишине, Либби знала: он вернется. И на этот раз — с парадом и барабанами. И тогда их головы украсят набережную, как урок для тех, кто посмел ослушаться.

«Когда-то все было просто», — повторила Каллидус про себя. Но вслух лишь ответила:

— Давай найдем сегодня кого посочнее. Мне не идут синие оттенки под глазами. А вот тебе — в самый раз.

Кираз не ответил. Вероятно, уже пожалел, что разбудил её.

Отношения между ними остывали по мере того, как она выздоравливала. Иногда Либби даже шутила, что готова снова получить по шее, лишь бы он снова посмотрел на неё с теплом. Кираз не смеялся.

Они вышли на улицу.

Ранее сияющие проспекты теперь напоминали черные вены города. Асфальт потрескался, из ливневок поднимался вонючий пар. С обеих сторон улицы валялись выброшенные жизни — люди со стеклянными глазами и обвисшей кожей, напоминали оплывший воск. Местами на стенах мигали остатки граффити — когда-то призывы к творчеству, теперь лишь отголоски безмолвной войны. Подворотни кишели силуэтами. Запах дешевого спирта, мусора и перегара был невыносим.

— Жалкое зрелище, — пробормотала Либби, обходя очередного забулдыгу. — Флавусам должно быть стыдно за это.

— У всех был выбор, — резко ответил Кираз. — Эти люди просто не захотели бороться.

— А мы? Мы что же, далеко ушли? — усмехнулась она, замечая парочку, направляющуюся к дешевому мотелю. — Мы тоже доедаем крошки, вместо того чтобы вкушать десерт.

— Я в кафе напротив, — коротко бросил Кираз. — Там людно. Развлекайся.

Он исчез в клубах пара, вырывающегося из канализационных люков. Либби осталась одна. Она пошла за парочкой. От них пахло разбавленной текилой и несовместимостью. Подпитка ради выживания — вот всё, что ей нужно. Сегодня мальчишку, возможно, озарит вдохновение. Завтра он будет звать музу обратно. Только она не придет.

***

Кираз вошел в кафе с прямой спиной и выверенной до автоматизма походкой — как солдат, которому даже пол указывает направление. Он без лишних движений направился к дальнему столику, покрытому тонкой пеленой пыли — за него почти никто не садился. Это было кафе из тех, где люди хватают кофе и несвежую булочку навынос по соблазнительной цене, чтобы сразу же умчаться дальше, неизменно опаздывая.

Всё в духе Каллидусов: ноль усидчивости, ноль самоконтроля, максимум идей, за которые кто-то другой потом должен отвечать.

Ломбаск машинально потянулся в карман пиджака. Тот уже давно утратил первозданную выправку и носил на себе пятна, как шрамы, оставшиеся от прошлых подвигов. Кираз ожидал нащупать блокнот — тот самый, в который раньше записывал поведение своих подопечных. Но вовремя остановился. Писать теперь было не о чем.

За два месяца, шесть часов и сорок две минуты, проведенные рядом с Элизабет, он так и не нашел в себе смелости рассказать ей правду. О том, как прибыл в Розовый город, чтобы следить за ней. О том, что уже тогда состоял в рядах Сарапуллов, потому что только протестантство давало ему свободу передвижения. И, главное, о том, что он оставил собственного подопечного, чтобы следовать за ней.

Он понятия не имел, как бы Либби отреагировала. В гневе она могла обвинить его в предательстве, решив, что именно из-за него Сообщество погрузилось в пучину хаоса. А могла — что ещё страшнее — увидеть в этом акт романтического безрассудства.

Нельзя этого допустить. Мы должны сосредоточиться на художнике. Когда… если он проснется, Либби останется с ним. А я уйду. Она не должна знать.

Кираз сдержанно пригладил лацкан пиджака, осмотрел пространство кафе и начал присматривать подходящую цель.

Когда он вступил в ряды Вергиза, пища всегда была в избытке. Сарапуллы не гнушались «перепрыгивать» с одного объекта на другой, быстро пополняя энергетические запасы перед очередной операцией. И хотя Кираз знал, что долго среди них не задержится, ему даже нравилось ненадолго «пришвартовываться» к тем, кто стоял у верхушки бизнеса, — питаясь их амбициями, как спелыми фруктами.

Но он допустил одну ошибку: поверил, что такая жизнь не оставит в нем следов. И теперь он — не тот прежний Ломбаск. Стал нервным. Терял стальное самообладание.

Или всё началось из-за неё… — Кираз снова попытался выровнять лацкан, словно именно он мешал сосредоточиться. Гид смахнул с ткани несуществующую пылинку.

Когда он впервые увидел Элизабет с её подопечным, что-то внутри него дрогнуло. Позже он пытался игнорировать эту реакцию, забыть о знойной, наглой Либби — существе, которое не знало стыда. Но именно в этом и была её суперсила. Её жесты, полные эротизма, не были банальными — в них скрывался глубокий смысл. Глубже, чем у всех Каллидусов, которых он знал.

Либби наживала неприятности с той же скоростью, с какой подопечные Ломбаска поднимались по карьерной лестнице. И, возможно, именно в этом заключалась её магия — в абсолютной противоречивости.

Колокольчик на двери звонко оповестил о новых посетителях. Кираз мгновенно встал, бросив на вошедших оценивающий взгляд. Время действовать.

Это были двое мужчин, на вид — около сорока. На них была полицейская форма с броскими погонами, ясно дававшими понять, кто здесь главный. Первый — худощавый, рангом пониже. Второй — массивный, с таким видом, будто сам факт его звания освобождал от необходимости следить за весом. Его вид буквально заявлял: «В моём положении диеты — это для тех, кто не дослужился».

— Положи-ка нам самое свежее, что у тебя есть, — заявил громко упитанный полицейский, не утруждая себя вежливостью. Официант мигом кивнул и с осторожной старательностью начал укладывать в крафтовый пакет свежие пончики.

— Смена сегодня обещает быть жаркой, — пробормотал худощавый, явно пытаясь завязать беседу.

Ломбаск мгновенно почувствовал прилив долгожданных сил. Его тело потянуло энергию, с которой эти двое вошли: самодовольную, слегка закисшую, но всё же питательную.

— Правильно делаешь, что не расслабляешься, — буркнул мужчина, хватая со стойки стопку салфеток с зубочистками и бесцеремонно заталкивая их в поясную сумку. Официант метнул в него осуждающий взгляд, но промолчал.

— Последние месяцы на улицах — чёрт знает что. Некогда даже планерку провести, все патрули на ногах. Заплати ему, пошли.

Щуплый полез в карман, отсчитал мятые купюры, протянул официанту и, не глядя ему в глаза, виновато прихватил парочку салфеток себе.

Когда они ушли, и дверь с пронзительным звоном захлопнулась, официант беззвучно выругался, щедро и профессионально, будто держал репертуар для особых случаев. К органам власти здесь никогда не питали симпатий, а с уходом гидов полицейские стали нарушать покой чаще, чем преступники.

Но Кираз получил, что хотел. Тело налилось силой, разум прояснился. Теперь можно было возвращаться к Элизабет — если, конечно, ей тоже повезло также быстро.

Интересно, сколько времени я тут просидел?

***

Мотель давно просился под снос. Но посетителей таких мест, как правило, мало волновали паутина у изголовья и вздувшиеся от сырости обои. Сюда приходили те, кому нужно было сделать всё быстро и без лишнего шума.

Хотя — не в буквальном смысле. Шума здесь хватало: из каждого номера доносились то приторные песенки из радио, то истеричный скрип кроватей, то чья-то ругань.

Либби медленно шла за молодой парочкой, которая, по всей видимости, с радостью собиралась присоединиться к этому хору визга и лязга.

На девушке была дешевая, но опрятная одежда, которую она старательно выдавала за стильную. Много бижутерии, облепленные лаком волосы, резкий парфюм — явно не по возрасту. Зато на парне всё было по-настоящему дорого: одежда из натуральных тканей, пастельные тона, аккуратный покрой. Видимо, чувства у него к спутнице были либо сугубо платоническими, либо он просто не хотел, чтобы об их связи узнали состоятельные родители, уверенные, что сын в университете, грызет гранит высших наук.

По подсчетам Каллидуса, до «завтрака» оставалось недолго.

Элизабет прошла в ванную, с отрешенным видом, и сморщилась, заметив в раковине чужие волосы.

Главное, чтобы тут не было крыс. Ненавижу крыс, — вздохнула она, мысленно позавидовав Ломбаску. В такие моменты она особенно остро осознавала, что его способ подпитки был куда приятнее её собственного.

Из соседней комнаты раздался крик — и это точно не был звук удовольствия. Каллидус выглянула из ванной, и округлила глаза. Парень лежал без сознания на кровати, а девушка забилась в угол и с ужасом смотрела на светловолосого мужчину, который потирал содранные руки и теперь разворачивался к Элизабет.

— Я тебя обыскался, — сказал он с натянутой улыбкой, тут же поморщившись, когда треснула разбитая губа.

Либби застыла. Она мельком уловила слабый поток влюбленности от пары — этой новой энергии едва хватило бы на ссору, не то что на драку. А вот сам мужчина был похож на человека, с которым спорить смертельно опасно: кожа обветренная, покрыта рыжеватыми веснушками, светлые волосы выбивались из-за ушей спутанными прядями, будто он сражался с ветром и проиграл. Нос кривой, явно ломался не один раз, под глазами — доказательства недосыпа. Глаза — светлые, почти прозрачные, с фанатичным блеском. На нем висел разодранный костюм, который когда-то наверняка был форменным, но теперь больше походил на мокрое полотнище.

— Ты эфор?

— Да. У тебя с памятью беда? — раздраженно вскинул он руки, будто говоря: «Вот же я, смотри!»

— С кем ты разговариваешь? — всхлипнула девушка, всё еще сжавшаяся у стены.

— Так и будем стоять и моргать, Либби? — его голос становился всё резче. — Я не для того тащился через полгорода, чтобы найти тебя и… — Он замер, оглядываясь. — Где Ломбаск?

— Слушайте… я не знаю, что вам нужно, но денег у нас нет, — пролепетала девушка, вытянув руки вперед. — Пожалуйста, просто уходите…

— Помолчи, ладно? — рявкнул эфор, не отворачиваясь от ванной. Но Элизабет уже исчезла.

Каллидус выскочила из номера, пока он отвлекся. Она бежала, стараясь как можно скорее покинуть мотель, добраться до Кираза и выяснить, как их нашли.

«Как такое вообще возможно?» — лихорадочно думала Либби. — «Мы были осторожны. Ни разу не питались дважды в одном месте…»

Но её бегство оборвалось. Сильная рука эфора схватила гида за хвост и резко дернула назад. В прежние времена Каллидус без труда бы оттолкнула противника. Теперь же всё, на что она оказалась способна — вскрикнуть, перекатиться через плечо и уйти в сторону, уводя преследователя подальше от выхода.

В этот момент девушка из номера высунулась в коридор, застыла на секунду, а потом с гулким хлопком захлопнула дверь, словно решив, что ненормальный дерется с приведением.

— Успокойся, Элизабет. Я не за дракой пришел, — выдохнул мужчина на бегу, и Каллидус уловила в его голосе боль. Вероятно, у него были сломаны рёбра.

— Вот как… — прищурилась она. — Я тебя не знаю. А ты меня знаешь. Почему?

Мужчина перестал сжимать кулаки, потер глаза.

— Боже… Ты меня просто убиваешь. Я Наиль. Мы знакомы.

Либби резко распрямилась, вглядываясь в его побитое лицо. Она с трудом узнала в нем правую руку Архонта. Его телохранителя.

— Ты… — только и смогла выдохнуть гид. — Ты преградил мне путь. Не дал помочь Константину. Пока Ломбаск… пока он запускал процедуру забвения, — голос Элизабет предательски задрожал, будто она вот-вот заплачет.

— Я думал, что поступаю правильно, — Наиль нахмурился, в его взгляде было настоящее раскаяние. — Но теперь знаю, как сильно ошибался. Поэтому я и искал тебя. Вас. Тебя и Кираза. Я хочу всё исправить. Хочу, чтобы Архонт ответил за всё, что сделал.

— Старая песня, — с горечью фыркнула Либби. — С чего ты решил, что нам нужно твое общество? И откуда узнал, где нас искать?

— Я не знал… не сразу. Но потом один из Флавусов сообщил, что видел тебя с Ломбаском возле мастерской.

Элизабет передернуло. Сколько еще существ знали об их местоположении?

— Один я не справлюсь, — срывающимся голосом признался Наиль.

— А где же твой верный друг? — ядовито хмыкнула Каллидус. — Неужто побежал к Архонту, как преданный щенок?

— Не смей так говорить о Дарии, — лицо Наиля напряглось, по скулам заиграли желваки. — Он сражался с честью. За нас. За Сообщество. И умер, как герой.

Либби опустила голову. Улыбка исчезла с её лица так же внезапно, как появилась. Дарий спас её, когда вспыхнул мятеж. Помог сбежать из палаты. Успел ли он тогда повидаться с Амрит?..

— Мы… слабы, — зачем-то призналась она. — У нас пока нет четкого плана.

— Значит, создадим его. Вместе, — твердо произнес эфор.

— Я не уверена, что Кираз согласится на это, — тихо сказала Либби. — И я сама… не уверена, что смогу тебе доверять. Не после всего.

— У нас есть общий враг, — напомнил Наиль. — А это уже кое-что. Для начала.

Каллидус покачала головой, но не успела ответить — в коридоре появился Ломбаск. Волосы взъерошены, синие глаза налились гневом. Под пиджаком угадывались напряженные мускулы. Каллидус сразу поняла: сыт. Иначе не зашагал бы к ним так стремительно, прижимая Наиля к стене с такой легкостью, что эфор лишь застонал.

— Что ты здесь забыл? — властно бросил Кираз.

— Он хочет к нам присоединиться, — поспешно ответила Либби за эфора.

В ней мелькнул странный трепет: Ломбаск выглядел чертовски хорошо, даже в гневе. Но вместе с тем проклюнулась досадная мысль: могла бы и «прихорошиться» перед встречей.

— Проваливай, Наиль, — процедил Кираз. Либби удивилась: они что, знакомы? — Нам не нужна помощь предателей.

— Вообще-то… нужна, — робко возразила она. Оба уставились на гида.

Кираз отпустил эфора. Тот зашевелился, ощупывая лицо — похоже, проверял, не сломан ли нос. В который раз, вероятно.

— Отойдем, — сказал Ломбаск, махнув Каллидусу за собой.

Когда они удалились достаточно, чтобы их не слышали, он прошипел:

— Ты в своем уме, Либби? Этот эфор веками служил Архонту — днем и ночью. И ты хочешь, чтобы мы вот так просто его подпустили?

— Мы все служили Архонту. Днем и ночью, — приподняла бровь Каллидус.

— Не передергивай. Наиль знает слишком много. Кто поручится, что его не подослал сам Архонт, чтобы выяснить, насколько далеко мы зашли?

— Вот именно, он слишком много знает, — Либби задумчиво покусала губу.

Кираз ненавидел, когда она так делала. Потому что в такие моменты забывал, почему злится.

— Если бы Архонт знал, где мы, думаешь, он бы не явился сам? Казнить нас на месте — в его духе.

— Почему тебя так легко одурачить? — не сдавался Кираз.

— Потому что я хочу, чтобы меня одурачили, деревянная ты голова, — хихикнула Либби. — К тому же, мы всегда будем начеку. Пусть думает, что мы ему верим. А сами разработаем план Б. На случай, если ты окажешься прав.

— Я всегда прав, — буркнул Ломбаск. — Это моя работа — быть наблюдательным. И вдумчивым.

— Твоя работа — действовать мне на нервы своим снобским видом, — глаза Либби весело заискрились. — Ну, и еще иногда радовать.

— Перестань, — отрезал Ломбаск.

— Что именно? — она захлопала ресницами.

— Это. Ты знаешь, как я это не люблю.

— Ну так что? — окликнул их Наиль, глупо переминаясь с ноги на ногу.

— Ладно, — кивнул наконец Кираз, подходя к эфору. — Но даже не думай нас обмануть.

— У меня есть информация, которая поможет вам продвинуться. Всё расскажу, но сперва нужно убраться отсюда. Полиция может быть уже в пути.

— Мне нужно поесть, — виновато сказала Либби, дернув Кираза за рукав.

— Иди. Мы подождем, — кивнул он.

Элизабет поспешила обратно. Но не к парочке, а в соседний номер. Если парень и очнулся, вряд ли ему сейчас до девицы. Скорее всего, он лежит со льдом на голове и надеется, что родители не заметят синяк.

***

Либби с Киразом, казалось, ждали целую вечность, пока Наиль возился с замком в мастерской, пытаясь попасть внутрь. У гидов в этом всегда было преимущество — они просто проходили сквозь стены. Когда у эфора ничего не вышло, он выругался, разбил форточку с тыльной стороны здания и, кряхтя, как неуклюжий опоссум, влез внутрь.

— Спасибо, что помогли, — буркнул Наиль, заметив, как гиды едва сдерживают смешки.

— Тебе еще и окно чинить, — напомнила Либби. — Позже.

— Давайте сосредоточимся на насущном, — вмешался Ломбаск, деловым тоном. Хотя в глубине души он порадовался — Каллидус явно была в хорошем настроении. Он давно не видел Элизабет такой.

Наиль осушил два стакана воды, затем выдохнул и заговорил быстро, как будто давно вынашивал это:

— У Архонта теперь на попечении Найда. Я видел её в действии. Активация уже началась, и прогрессирует пугающе быстро.

— Что? — шерсть Каллидуса, ярко-медная после недавней подпитки, встала дыбом.

— Подробнее, — потребовал Кираз. Его голос был спокоен, но внутри всё рухнуло.

— Мы с Дарием нашли её в лечебнице много лет назад. Саяна — так её зовут. Тогда она казалась обычной пациенткой. Был с ней и гид, потому мы долго не распознавали в ней ничего необычного. Но позже Дарий заметил: она слишком часто смотрит на своего гида. Словно видит его. Это показалось нам подозрительным. Мы сообщили об этом Архонту, когда он прибыл в Спящий Дельфин.

— По протоколу, — кивнул Кираз.

Либби нахмурилась. Скучал ли Ломбаск по своей старой службе?

— Именно, — сухо подтвердил Наиль. — Архонт особо не делился деталями, но уже тогда было видно — он выделяет Саяну.

— В каком смысле? — уточнила Либби.

— Ближе к сути, — подбросил Кираз.

— Он стал регулярно навещать её. Дарил подарки, разговаривал, искал доверия. А мы все знаем: если вождь начинает кому-то улыбаться, значит, у него план.

— И этим планом было переманить Найду, — подытожил Ломбаск.

— Он хотел развить её силу и научить использовать её в своих целях, — Наиль откинулся на спинку дивана. Каллидус ревниво отметила: это её диван.

— Значит, все эти месяцы Архонт не просто прятался от мятежников, — протянула Либби.

— Он тренировал её. Где не знаю. Узнать не успел, — Наиль покосился на гидов. — Она убила Дария. Без колебаний.

— Как ты выжил? — спросил Ломбаск. Внутренние шестеренки логики уже работали.

— Она подумала, что я мертв. И только поэтому ушла. Лучше бы так и было, — горько хмыкнул Наиль. — Это я повел нас туда. Верил, что её еще можно остановить.

— Приободрись, — сказала Либби. — Если бы ты не выжил, мы бы ничего не знали. А теперь у нас есть информация.

— И повод готовиться, — добавил Кираз. — Если Архонт действительно активировал такую силу, он не просто мстит.

— Он собирает армию, — мрачно кивнул Наиль. — Новую армию.

— Чтобы вернуть себе власть в Сообществе, — хвост Каллидуса дернулся от тревоги.

— В таком случае, у нас проблемы посерьезнее спящего художника, — заметил Ломбаск.

— Эй! Нет ничего важнее спящего художника. Моего подопечного, — вспылила Либби.

— Если приближается новая бойня, нам нужно предупредить как можно больше существ, — покачал головой Кираз. — Если Найда действительно так сильна… мы все пожалеем, что не в коме.

— Вы знаете, где Рёскин? — Наиль бросил взгляд на разбитое окно. — О ней совсем ничего не слышно.

— Хотела бы я знать, где София, — Либби опустила глаза. — Надеюсь, она еще жива.

— Мы найдем эфора, — уверенно сказал Ломбаск. Даже сам удивился своей решительности. — А затем решим, как не угодить в надвигающуюся бурю.

— Вот такого настроя я и ждал, — просиял Наиль.

— Прилизанный мех мне не к лицу, — с усмешкой бросила Либби. — Я предпочитаю бурям… не мешать.

Ломбаск и Наиль приподняли брови, а Каллидус расхохоталась. Все они знали: если Элизабет рядом, значит буря уже в пути. И стоит она в самом её эпицентре, с холодным металлом в руках. Там, куда молния всегда бьет первой.

Глава 2

Осень вступила в свои права затяжными дождями — привычным явлением для приморского городка. Яблоневый сад утопал в перезрелых плодах, сок которых содержал амальфин. Морти осторожно шагал по скользким извилистым дорожкам, брезгливо обходя гниющие яблоки, разбросанные то тут, то там.

Поначалу Флавус считал каждый день, проведенный на дачах с «поехавшей» подопечной. Гид хорошо понимал: не существует волшебной кнопки, при нажатии на которую жизнь внезапно вернется в привычное русло, а вновь пробудившиеся способности Саяны перестанут угрожать целому Высшему миру. И всё же в его меланхоличной душе еще теплилась надежда, что всё могло бы быть иначе.

Теперь же он дней не считал.

Саяна усердно оттачивала навыки скрытого убийцы, а Архонт, словно горделивый отец, вальяжно расхаживал по участку, оценивая её успехи. В его уме кирпичик за кирпичиком выстраивался план, в который он упрямо отказывался посвящать даже самых близких. Когда-то он уже совершил такую ошибку, и теперь начинал всё с нуля. Морти мог его понять. Предательство лидера каралось смертью или чем-то куда более изощренным. Но теперь Архонт вынашивал месть, чтобы подать её горячей.

Флавус робко подошел к тетушке Эстер, работавшей в саду. По просьбе Архонта Саяна — Найда — внушила женщине, что новое удобрение и прививка плодовых культур необходимы для повышения урожайности. Эстер, не задавая лишних вопросов, проводила над садом новые эксперименты — словно ученый, искренне верящий в благое дело, но закрывающий глаза на последствия, полные страданий и хаоса.

Флавус оглядел женщину с ног до головы. С момента, как они почти силой захватили дачу, прошло не так уж много времени. Но Эстер, как и он сам, выглядела заметно хуже. Некогда румяная дачница стала худой, изможденной и редко улыбалась. Оно и понятно: столько дел, столько забот.

Гид по-прежнему оставался в образе взрослого парня. Тревога стала его панцирем, а страх — оружием. Бесполезным оружием перед лицом силы, о которой он знал слишком мало.

— Ты ведь знаешь, что тетушка тебя не видит?

Флавус вздрогнул и посмотрел на Саяну рассеянным взглядом. Погруженный в мрачные мысли, он не заметил, как Эстер отошла, и на её месте появилась девушка.

Он скучал по её белокурым волосам и розовой прядке, которая когда-то озорно подпрыгивала у лица, придавая ей живость. Теперь волосы отросли до лопаток и стали черными, как нефть. Они колыхались на ветру, и Флавус был готов поклясться, что слышит их безжизненный шелест.

А может, это шелест деревьев… а у меня — галлюцинации.

Кожа Саяны стала еще бледнее, чем прежде, а на щеках проступила звездчатая сеть вен, тонкими нитями ведущая к её бездонным синим глазам — глазам, напоминающим холодные воды глубокого моря.

— Чему я бесконечно благодарен, — мрачно вздохнул Морти.

Саяна фыркнула, как непокорный жеребенок:

— Завтра у тебя будет новое задание.

— Я весь трепещу, — буркнул гид. Он уже привык к грубоватой манере своей подопечной, в характере которой больше не осталось теплых оттенков. Сарказм с горькой примесью разочарования всё чаще сопровождал их диалоги, но Саяну это ничуть не смущало.

— Архонт хочет, чтобы ты наведался в город и оценил обстановку.

— Что там оценивать? — Морти и так хватило прошлой вылазки: перед глазами до сих пор стояли остатки изголодавшихся гидов и развращенные, полубезумные люди. Тогда, вернувшись на дачи, он целый час просидел на чердаке, зарыв лицо в ладони.

— Это не тебе решать. Ясно? — Саяна помолчала, а потом вздохнула, будто великодушно снизошла до младшенького. — Мы начинаем собирать тех, кто еще верен Архонту. Но чтобы это сделать, нужно знать, кто уцелел.

— Думаешь, после падения Спящего Дельфина такие остались?

Или ты убьешь и их?… Последнюю мысль Морти не решился произнести вслух.

— Я знаю, между нами в последние месяцы возникло… недопонимание, — будто прочитав его тайные мысли, произнесла Саяна. — Но, поверь, ради твоего же блага советую тщательнее подбирать слова и не перечить воле Архонта. Ты отправишься в город и отберешь для нас союзников — из тех, кого по списку выберет Дамир.

— С чего ты решила, что они пойдут за мной? — удивленно приподнял белоснежную бровь Флавус.

Ветер усилился, подхватил волосы девушки — они взвились, как темные щупальца, готовые в любую секунду задушить гида.

— Просто скажи им, что у них есть выбор, — произнесла Саяна. — Они могут добровольно пойти с тобой… или дождаться персонального приглашения от твоей любимой подопечной, — в её глазах вспыхнул неестественный блеск, словно отражение солнца на ледяной глади. — А дальше их выбор определит их судьбу.

***

Флавусу меньше всего хотелось возвращаться в лечебницу. Не после того, что там устроила Найда. Даже стены, казалось, всё еще помнили её поступок, и содрогались.

Он осторожно прокрался внутрь и задержал дыхание, осматриваясь.

Здание встречало тишиной, в которой звенела усталость. Коридоры без света тянулись, как вытянутые силуэты каменных великанов, чьи спины прогнулись под тяжестью лет. Они стояли в темноте, неуклюже и угрожающе, будто выжидая, кто осмелится пройти сквозь их ребра.

Где-то в глубине поскрипывали двери — не то от сквозняка, не то от чего похуже. Потолки были низкие, покрытые сеткой трещин, а стены — изъедены влагой и временем, с обрывками облупившейся краски, как ссадины на коже старика. По углам скапливалась плесень, словно тень прошлого, притаившаяся в тишине.

Тем не менее, кто-то здесь пытался наводить порядок. Полы были подметены, кое-где даже вымыты, оставляя на старом кафеле мутные разводы. Запах хлорки вперемешку с сыростью цеплялся к горлу. На столах стояли ржавые лотки, тщательно выложенные бинты и старые пузырьки с пожелтевшими этикетками. Всё выглядело как экспонаты давно забытого музея медицины, где смотрители еще не сдались.

Но несмотря на все старания — место оставалось мертвым. Оно дышало сквозняками и шептало в трещинах стен.

Флавус сжал пальцы в кулак. Он знал: впереди ждет нечто большее, чем просто запах страха.

Гид осторожно поднялся на этаж выше, избегая лифта — тот вряд ли бы сдвинулся с места, а если и сдвинулся, то в самый неподходящий момент.

Как я его сейчас понимаю… — мысль прокатилась по Морти зудом, как нервный импульс, и осела тяжестью в ногах, когда он остановился на месте, где погиб Дарий.

Оттуда несло чем-то странно сладким, словно сама смерть оставила после себя запах — не разложения, нет, а чего-то неестественного, застывшего между измерениями. Следов уже не было, только воздух, которым не хотелось дышать.

Эфоры и гиды никогда особенно не дружили. Но и врагами, по крайней мере до недавнего времени, они не были. У каждого был свой участок работы, свои цели, свои рамки. Это был хрупкий баланс профессионального уважения: эфоры — как надзорный механизм системы, гиды — как тихие носильщики чужих судеб. Каждый знал свое место и ценил, что другие знают свое.

Но всё изменилось. И стоя на этом пустом этаже, Морти ощущал: взаимное уважение — одна из первых вещей, что сгорела в этом новом мире.

— Преступник всегда возвращается на место своих преступлений, — раздался голос в конце коридора.

Из тени вышел Таланай, вытянув вперед керосиновую лампу. Пламя внутри колебалось, отбрасывая дрожащие тени по облезлым стенам. Его маленькие карие глаза прищурились с презрением.

— Ну да. Зрение меня пока не подводит.

— Я здесь не по своей воле, — глупо начал оправдываться гид, словно Таланай мог его понять или, хуже того, утешить.

— В этом я как раз не сомневаюсь, — буркнул эфор и зашагал вперед, подкручивая лампу, чтобы света хватало им обоим. Пламя чуть подросло, вырвав из тьмы пятна пыли и следы обуви на плитке. — Чего хочет Архонт?

— Он требует навестить одного пациента. И привести с собой, — тихо сказал Морти.

Таланай закряхтел, и Флавус не сразу понял, что эфора трясет от смеха.

— И кого же ты, кроме мышей да моли, собрался тут искать?

Гид с осторожностью достал скомканный листок из кармана толстовки и поднес ближе к лампе, чтобы Таланай мог разглядеть имя в списке.

Глаза эфора округлились, и без того неприятный взгляд стал почти жутким.

— Рой Хельвик, — вслух прочитал Морти. — Архонт уверен, что он остался в Спящем Дельфине.

— Он опасен, — коротко отрубил Таланай.

— Лучше скажи, кто у нас теперь безопасен, эфор, — парировал Морти.

— Идем за мной, — буркнул Таланай и зашагал в ту самую комнату, из которой появился. Морти не стал спорить.

Это была бывшая палата или, скорее, её тень. Две сдвинутые узкие кровати, покрытые линялыми одеялами, и столик, заваленный пустыми мисками с остатками чего-то жирного. По всей видимости, эфор всё еще налегал на чебуреки.

За письменным столом сидела Герда. Как только Морти появился в дверях, её плечи поднялись, а грудь расправилась — будто она готовилась к битве. Пышные волосы торчали в разные стороны, как у безумного клоуна. По крайней мере, без прежних длиннющих красных ногтей.

Уже лучше.

— Этот… что здесь делает? — прорычала она.

— Пёсика прислал Архонт, милая, — равнодушно пожал плечами Таланай.

Морти передернуло. Пёсик. Так его назвала Саяна в тот злосчастный день. Слово всё еще звенело в голове, как пощечина.

— И что же ему теперь нужно? Ключи вернуть? — хмыкнула Герда. — Скажи ему, пусть оставит у фонтана.

— Он послал меня за Роем Хельвиком, — процедил Морти, наблюдая, как выражение лица Герды резко меняется.

— Ни за что, — отчеканила она.

— Это не просьба, — устало выдохнул Флавус.

— Скажи, что он здесь больше не лежит. Пусть бегает и ищет его в городе, — отмахнулась эфор, как будто речь шла о потерянном коте.

— Да скажите уже, в чём проблема?! — не выдержал Морти. — Я не хочу возвращаться к Найде и снова наблюдать резню!

Последние слова сорвались почти визгом. Эфоры замолчали и впервые посмотрели на него иначе — в их взгляде промелькнуло сочувствие. Или, может, просто испуг.

— Тебе известно о пациентах с пометкой Нулевой Субъект? — прервал неловкое молчание Таланай, глядя на гида поверх лампы.

— Впервые слышу, — покачал головой Морти.

— Чему вас только учили, — хмыкнула Герда с ехидцей.

Но Таланай поднял руку, призывая её к молчанию. Жест был резкий, отточенный годами власти, и Герда замолчала, хотя и фыркнула в сторону.

— Нулевой Субъект — так называют тех, у кого с рождения нарушена связь с гидом. Или её просто никогда не было, — сказал Таланай, глядя на Морти испытующе.

Морти нахмурился. Слова прозвучали просто, но их смысл ускользал, будто что-то важное пряталось между строк. Он чувствовал, что должен понять… но не мог.

— Это как… сбой в системе? — осторожно спросил он, не сводя глаз с эфора.

— Да у нас тут сбой на сбое… в системе, — отмахнулась Герда.

— Много столетий назад Высший мир проводил эксперимент над земными душами, — продолжил Таланай, бросив короткий взгляд на Герду. Было ясно: помощи от неё в этом разговоре не будет. — Сообщество хотело понять, что произойдет с детьми, у которых нет наставника по жизни. Или у которых связь с гидом нестабильна. Эксперимент держали в секрете. Позже, после неутешительных результатов, и вовсе попытались стереть из памяти.

— И что же выяснилось? — настойчиво спросил Морти.

— Примерный результат ты можешь наблюдать на улицах сегодня, — ответил Таланай. — Но те, кто родился вообще без проводника, куда опаснее. Рой Хельвик — не просто исключение. Он — живая батарейка, проводящая нестабильную энергию. Если хоть один гид попытается «подсоединиться» к нему, произойдет отторжение. Болезненное.

— Насколько болезненное? — спросил Морти, натягивая капюшон поглубже, будто хотел спрятаться от самой идеи.

— При его приближении гиды «глохнут», слепнут, теряют контроль, — вмешалась Герда. — Его агрессия вызывает энергетические всплески, которые сбивают всех, кто зависит от разумной связи.

— Как антисигнал? — пробормотал Флавус. — Камеры глючат, техника отказывает…

— Вроде того, — кивнул Таланай. — Архонт попытается установить прямую связь с человеком. Один на один. После этого вмешательство извне станет невозможным.

— Он может превратить гидов в армию, — Герда произнесла медленно, почти шёпотом. — Послушную. И управляемую страхом смерти.

— А если Рой не совладает со своей силой? — сдавленно спросил Морти.

Таланай не сразу ответил. Он поднял руку над лампой — пламя вздрогнуло, заплясало, словно в испуге.

— В таком случае, он покалечит столько гидов, что по сравнению с ним Найда покажется неумелым ребенком. Или… искрой от атомной бомбы.

Морти сглотнул, как будто слова эфора оставили привкус ржавчины на языке.

— Но… если он отторгает гидов, может ли он, наоборот, кого-то привязать? Насильно? — голос Флавуса взял высокие ноты, как перегретый чайник со свистком.

— Нет, — покачал головой Таланай. — Это умеют другие. Другие Нулевые Субъекты. Эксперименты были масштабные, а Высший мир, сам знаешь, никогда не скупился на… варианты.

Морти снова вытащил листок из кармана. Он развернул его и поднял взгляд на эфоров с мольбой.

— Архонт послал тебя не просто за людьми, приятель, — тихо сказала Герда, опуская глаза. — Он хочет, чтобы ты нашел всех Нулевых Субъектов в нашем городе. Всех, кто еще жив.

— И что же мне теперь делать? — выдохнул Флавус, чувствуя, как листок в руке становится влажным от пота.

Герда молча сжала губы в узкую линию. Она выглядела так, будто тоже хотела задать этот вопрос — только себе и гораздо раньше.

— Делай то, для чего тебя послали, — наконец проговорил Таланай. — Найди Роя. Убедись, что он… стабилен. Или хотя бы поддается влиянию. И передай Архонту, что с остальными будет сложнее.

— Ты серьезно? — глаза Флавуса сузились. — Убедись, что он стабилен? Мы только что обсудили, что он может аннулировать половину города одним приступом ярости.

— Вот поэтому ты и пойдешь первым, — буркнул эфор. — Может, не взорвет с ходу.

— Оптимистично, — пробормотал Морти.

— Слушай, — вздохнула Герда, наконец встряхнувшись. — Если хочешь моего совета… не подходи к нему как к пациенту. Не как к подопечному. И уж точно не как к выбору Архонта. Подойди к нему как к… неисправному реактору. Наблюдай. Не раздражай. Не прикасайся, если не хочешь обгореть.

— А если он не захочет идти?

— Тогда ты, — Таланай поднял палец, — будешь первым, кто узнает, на что он способен сейчас.

Повисла тишина. Где-то в глубине лечебницы хлопнула дверь или показалось. Морти сжал бумагу в кулаке, будто та могла спасти его.

— Отлично, — выдохнул он. — Значит, иду уговаривать ходячую катастрофу. Без поддержки. В разваливающемся здании. С историей провала эксперимента на заднем фоне. Почему бы и нет.

Герда уже отвернулась к окну, но бросила напоследок:

— Только не вздумай соврать ему. Он… чувствует ложь. Не знаю как — просто чувствует. Как будто в нем кто-то еще слушает за тебя.

Флавус побледнел.

— Прекрасно, — прошептал он. — Просто идеально.

***

Рой Хельвик сидел в своей палате. Амальфин ему больше не вводили — уже давно. Разум прояснился, затишье в голове сменилось холодной, колючей ясностью. В окне подачи пищи регулярно появлялась еда — кто-то, не показываясь, заботливо подсовывал ему порции. Надо отдать должное: рацион был разнообразный, хоть и без излишеств. Но за последние месяцы с ним не разговаривал ни один человек.

Иногда Рой ловил себя на том, что начинает разговаривать сам с собой. Или с тенью в углу. Или с воображаемыми врагами. Возможно, в этом и заключалась суть их «лечения» — ни пытки, ни цепи, а тишина. Изматывающая. Очищающая. Издевающаяся.

В следующий раз подумай дважды, прежде чем вытирать чьей-то мордой стены, — усмехнулся он про себя.

Он хрустнул костяшками пальцев, вытянул шею и медленно откинулся на спинку кровати. Поджал ноги, устроившись в позе лотоса. Питание, хоть и сбалансированное, сделало свое дело — человек похудел, но рельеф остался. Мышцы под кожей были как натянутые канаты: ждали, когда их пустят в дело.

Рой посмотрел в зеркало напротив. Каштановые волосы отросли до плеч, борода превратилась в колючую, взлохмаченную тень прежнего себя. Глаза — настороженные, чуть насмешливые — смотрели в ответ, как будто ждали сигнала.

Пива бы сейчас… или хорошей драки.

Что угодно, лишь бы выпустить пар. А то еще немного и вся эта лечебница зашевелится вместе с ним.

В палате внезапно стало холодно. Как-то непривычно резко — зябко, по-зимнему, будто снаружи рухнула температура, а обогрев в лечебнице просто забыли включить. Хельвик поежился. Холод просачивался под кожу, не физический — эмоциональный, словно чья-то тоска заползла в стены и теперь сочилась сквозь него.

Мужчина почувствовал раздражение. А за ним — странную, липкую грусть. Она накатила, как волна, застигшая врасплох. Будто его выкинули из лодки в открытое море, где не было ни берега, ни дна, ни воздуха, чтобы вдохнуть. Он никогда не умел хорошо плавать. Ни в воде, ни в чувствах.

Рой повернул голову к зеркалу. Рядом с его отражением стоял мальчик. Худощавый, в потертом капюшоне. И прежде чем Хельвик успел моргнуть, мальчик снял капюшон. Глаза у него были красные. Неприродно яркие, как светоотражающие метки в темноте. Они не светились — они смотрели сквозь.

Рой недоверчиво моргнул. Но белокурый мальчик не исчез.

Что страннее всего — страха не было. Ни следа тревоги. Только… отчетливое ощущение, что сейчас он может просто сесть на пол и разрыдаться. Без причины. Без смысла. И почему-то это казалось правильным.

— Чё тебе надо? — буркнул Хельвик, нервно кашлянув и шмыгнув носом.

— Здравствуй, Рой, — голос отозвался не снаружи, а внутри головы. Словно кто-то шепнул из самой темени.

— И тебе не болеть, — хмыкнул Рой, почесав затылок. — Ты, значит, дух здешнего бедолаги? Залечили насмерть и теперь ты тут с приветом?

Мальчик заморгал, будто не уловил шутки. Потом спокойно покачал головой, будто бы утешая.

— Мое имя Морти. Я гид. Незримый наставник. Я пришел предложить тебе сделку.

— Ага. А я — Мать Тереза, — Рой присвистнул. — Ну и какую сделку мне предлагает отражение в зеркале?

— Я помогу тебе выбраться из Спящего Дельфина… сегодня же. Взамен ты встретишься с моим главным.

— Сатана-сутенер, — хохотнул Хельвик. — Значит, ты местный жнец? Учти, я не особо верующий. Молитв не знаю, перекрещиваться тоже не умею.

— Я серьезно, — Морти скрестил руки на груди, и снова накатило это чувство. Грусть, да еще и стыд — неприятный. — Ты обладаешь силой, которую не умеешь контролировать. Архонт оценил твои способности и хочет предложить обучение. Подавление агрессии не работает, верно?

— Какой еще Архонт? — Рой почесал подбородок, провел рукой по колючей бороде. — А… этот? Который приходил в халате, втирал что-то про силу капельниц и пользу принятия?

— Да, этот, — Флавус закатил глаза, полыхнув алым.

— Ну так чё он сам не пришел? — фыркнул Рой. У него хватало ума, чтобы понять: неспроста за ним послали «голос в голове».

— Главный не находится в Спящем Дельфине. Лечебница закрыта. Формально — на карантине.

— А я тут, значит, по доброй воле? — Хельвик начал закипать. — Ну-ну.

— Вот поэтому я и здесь, — Морти вытянул руки ладонями вперед, словно молил: «не бей». — Если согласишься без шума проследовать за мной, мы уйдем отсюда прямо сейчас.

— Следовать… куда? — подозрительно сузился Рой. — В зеркало, что ли?

— Нет. Просто возьми его с собой. Чтобы… видеть меня, — признался Флавус с внутренним скрипом. Идея казалась идиотской, но лучшего он не придумал.

— Ладно, пацан, — Рой резко дернул зеркало со стены, и на пол осыпалась старая штукатурка. В отражении остался только он сам, с темно-карими глазами и непониманием в зрачках. — Эй! Ты где?

— Я Морти. И я — за твоей спиной, — пронеслось эхом в голове. — Поверни зеркало. Поймаешь правильный ракурс — увидишь.

Рой повертелся, как балерун с ломкой, и наконец уловил в отражении худую фигуру гида у двери.

— Ну что, готов? — спросил Флавус. И Рою показалось: голос его дрогнул.

— А чё нет-то. Готов, — пожал плечами мужчина.

Дверь отворилась сама собой, будто кто-то подал команду. В проеме появился Таланай в медицинском халате, с бумагами в руках. Где-то включили аварийный генератор — лампы моргнули и загудели. Видимо, захотели, чтобы выход пациента прошел при полном освещении.

— Все необходимые процедуры вы успешно прошли, мистер Хельвик, — натянуто улыбнулся Таланай, изображая вежливого врача. — Спасибо, что выбрали лечебницу «Спящий Дельфин». До свидания.

Рой фыркнул, шмыгнул носом, забрал у эфора свои вещи и документы. Сунул зеркало подмышку и, не оборачиваясь, потрусил к выходу.

Морти бросил последний взгляд на Таланая. Тот молча закрыл за ними дверь — тихо, как крышку гроба.

Глава 3

Раннее утро в доках встречало рыбацкие лодки глухими ударами волн о сваи. Соленый ветер гнал по причалу запахи ночного улова — сырой рыбы, водорослей и старого дизеля. Пол под ногами скользил от влаги и рыбной чешуи, среди беспорядочно разбросанных ящиков со льдом, мокрых веревок и свернувшихся в комки сетей. Молчаливые силуэты разгружались без слов, будто всё уже было сказано в темноте открытого моря.

В глубине полуразвалившегося разделочного павильона, за ржавым каркасом когда-то работающего холодильника, висела одинокая боксерская груша. Потрепанная, как и всё вокруг, она покачивалась от сквозняка — чужая среди рыбы и ножей. Но, кажется, кто-то всё еще приходил сюда, чтобы выбить из себя лишнюю злость до рассвета.

— София, — Руфус опустил на стол ящик с морепродуктами и посмотрел на блондинку, нехотя разматывающую боксерские бинты. Длинные серые ленты хлопка соскользнули, обнажив разбитые костяшки её пальцев.

— Просил же, береги руки. Хочешь и дальше здесь работать — перейди на более щадящие тренировки. Иначе вышвырну эту грушу к чёртовой матери.

София метнула недовольный взгляд, но послушно остановила раскачавшуюся грушу и подошла ближе. Её когда-то сапфировые глаза выцвели, став серо-голубыми.

— Ночь выдалась щедрой, — попытался разрядить напряжение Руфус. — Жаль, что ты не вышла с нами в море.

Когда-то, спасаясь от разъяренной толпы гидов и меняя цвет волос как камуфляж, она прибилась к рыбаку, словно подбитая чайка. Мужчина проникся к ней почти отцовскими чувствами и без долгих раздумий дал кров и работу. Стоять у прилавка на рынке девушка отказалась наотрез, и Руфус научил её тому, что сам умел еще мальчишкой: ловко орудовать филейным ножом и разделывать рыбу.

Он догадывался, что у Софии серьезные неприятности. Она вздрагивала от любого шороха, по ночам запиралась в комнате на втором этаже доков на все засовы. Поэтому рыбак чаще брал её в море: под навесом звезд девушка будто отпускала беспокойство.

Однажды, вернувшись после очередной смены, Руфус увидел в углу старую боксерскую грушу — та глухо принимала удары Софии.

— Нужно вернуть форму, — объяснила она. — Позволь тренироваться в перерывах.

— От кого ты бежишь, девочка? — вздохнул он, качая головой.

— Я хочу, чтобы бежали от меня, — усмехнулась София. То был единственный раз, когда на её лице мелькнуло что-то иное, кроме усталой тоски.

Сейчас София сморщила тонкий нос и, натянутая как струна, наклонилась над ящиком:

— Опять кальмар.

— А что ты ожидала? Краснокнижную калугу? Или, может, палию? — хмыкнул Руфус.

Девушка пожала плечами и ловко переставила тяжелый ящик на край стола, освобождая себе место для работы.

— Ей-богу, жалею о том дне, когда связался с молодежью, — буркнул рыбак, вытаскивая сигарету из мятой пачки и направляясь к выходу.

Солнце уже окончательно проснулось. На завтрак к докам начали стекаться коты. Среди них София заметила Флинна — всё тот же скучающий, светло-зеленый взгляд и рыжая шерсть, слегка пожелтевшая от соли и времени.

Когда Руфус скрылся из виду, эфор принялась за дело. Хотелось побыстрее закончить с потрохами — пока еще свежий улов не начал обдавать теплом и напоминанием о мертвечине. Она по-прежнему была благодарна рыбаку за ту помощь, в которой остро нуждалась всего несколько месяцев назад.

Архонт до сих пор не дал о себе знать, что было делом времени. Константин всё еще не пришел в себя. А Рёскин с каждой попыткой найти Либби всё яснее понимала: художник может больше не проснуться.

Софии нравилось выходить в море с Руфусом. Тянуть тяжелую, мокрую сеть было куда надежнее, чем пытаться управлять собственной судьбой.

Или душой.

Прошедшие месяцы были трудными. Эфор училась дышать. Училась не вздрагивать от каждого всплеска чувств, как от выстрела. Эмоции накатывали, напоминая забродившее варенье.

С предпочтениями в еде она еще не разобралась. Но одно знала точно: изюм она терпеть не может.

По ночам девушка выбиралась из доков через старую лестницу, ведущую на крышу. София тренировала не только силу удара — она оттачивала выносливость, терпение, тишину. Училась двигаться, как тень, становиться неуловимой, как воин, что наблюдает за спящим городом с высоты. Пока отдыхает мир.

Пока спит художник.

Теперь, когда душа наделила эфора новой, тонкой внутренней конфигурацией, Рёскин понимала: одолеть Архонта будет еще труднее. Не только потому, что он силен. А потому, что теперь она стала по-настоящему жива. А живым — всегда есть что терять.

По утрам, возвращаясь к работе, София нарочно шумела замками — с показным скрипом поворачивала ключи, лязгала засовами, щелкала щеколдой, как будто только что проснулась и отперла все задвижки. Это была игра для публики, тщательно разыгранный спектакль. Пусть Руфус и остальные рыбаки продолжают думать, что она запирается из страха и ночует в комнате. Пусть считают её пугливой и не лезут вечером с лишними вопросами. Главное — чтобы никто не узнал, что кровать под её одеялом каждую ночь остается холодной и пустой.

В работе на разделочных доках были и свои плюсы. Гиды давно бросили посты рядом с рыбаками — слишком сыро, слишком воняет, слишком не престижно. Простые жители приморского городка сюда тоже почти не заглядывали. Торговля шла либо прямо у лодок, либо на городском рынке. Так что шанс столкнуться с озверевшим существом здесь был минимален. Но никогда не был равен нулю.

Рёскин невольно улыбнулась уголками губ, вспоминая Флавусов. Даже без их прямого влияния на характер, она ощущала резкие перепады настроения — или вдруг накатывала мутная, тошнотворная ностальгия. Она скреблась изнутри, шептала меланхоличные обрывки прошлого, будто насмешливо подразнивая из глубины памяти.

Закончив с кальмарами и тщательно отмыв рабочую поверхность, София бросила еще один жадный взгляд на грушу — с вожделением, в котором смешались усталость и голод до борьбы. Но тренировка могла подождать. Она вышла из доков — было время позднего обеда, а телу с душой требовалась энергия.

Руфус стоял в стороне, среди других рыбаков, повернувшись к ней спиной, и это только играло ей на руку. Эфор не стремилась к разговорам. Сегодня особенно.

К приморскому городку подступала поздняя осень. Деревья давно пожелтели, местами осыпались, и ветер уже смело шарил по голым веткам. Раньше София любила это время года. В Высшем мире осень приносила особый прилив рабочих сил — всё становилось ясным, упорядоченным. Летом людьми было труднее управлять, на это постоянно сетовали гиды: земные тянулись к отдыху, к праздности, к солнцу. Даже упрямые Ломбаски в жаркий сезон отпускали поводья, позволяя подопечным выдохнуть. Осенью же всё снова становилось послушным и четким.

Эфор давно оценила прелесть питания из автоматов и крошечных частных магазинчиков. Дешево, быстро и, главное, без лишних взглядов. Никто не задает вопросов, никто не пытается заговорить. Разве что со временем продавщицы начинают узнавать лицо, запоминать вкусы. Но тогда София просто меняла магазинчик на соседний — в этом городке их хватало.

Вот и сейчас она зашла в маленькое помещение, обставленное с бережной заботой. Видно было, что хозяин вложил в него душу, даже если работал в ноль.

Эфор натянула серую кепку поглубже. Из-под неё выбивались неухоженные, слипшиеся пряди (в последнее время волосы жирнились быстрее), и уставилась на полку с печеньем, выискивая упаковку без изюма в составе.

— А я тебе говорю: тот ненормальный хотел меня изнасиловать! — выкрикнула девушка.

Внимание Софии привлек громкий голос молодой пары, вошедшей в магазин.

— Да тише ты. Кому ты вообще сдалась, Анна? — парень раздраженно направился к полке с бинтами и пластырями. — Это не тебе прилетело по башке. Чел просто обдолбался знатно. Я же говорил, что в тот район лезть — плохая идея.

— Это ты сам хотел держать наш роман в тайне, — Анна надула губки и хлопнула ресницами. — Но я оценила, как доблестно ты сражался за мою честь. До последнего!

— Ага, — хмыкнул он. — Было бы еще что защищать. Всё, с этим цирком надо завязывать. Лучше бы в универ пошел сегодня.

София молча улыбнулась, протянула кассиру наличные и стала складывать покупки в свой небольшой рюкзак. Уже собиралась уходить, когда услышала продолжение.

— Когда тот ненормальный махался сам с собой в коридоре, я думала, он сейчас башкой стену пробьет, — прохихикала Анна. — Было ощущение, будто его кто-то реально подбрасывает. Надо было заснять. Видео бы в тренды улетело.

— Спасибо, что хоть этим не занялась, пока я без сознания валялся, как дебил, — буркнул парень, доставая из холодильника упаковку с сухим льдом.

У Софии участилось сердцебиение. Она вышла из магазинчика и остановилась рядом, дожидаясь, пока пара появится с другой стороны двери. Когда те наконец вышли (всё еще ворча о чести Анны и разбитых головах), эфор бесшумно шагнула вперед и преградила им путь.

— Ну что еще? — грубо фыркнул парень.

— Извините, — София слегка опустила голову, пряча лицо. — Я случайно услышала ваш разговор. Скажите, как выглядел тот человек?

— У вас что, фетиш на чудиков? — рассмеялся парень. — Оставьте эту затею, девушка.

— Нет, — София стиснула зубы, подавляя желание прилепить этим двоим новую пару синяков. — Вчера пропал мой друг. Мы вместе в клубе зависали, а потом он просто исчез. Я подумала… может, речь о нем.

— Мужчина был высокий, в костюме, — начала вспоминать Анна. — Правда, костюм уже не спасти, как и его нос.

— Видимо, кто-то до меня уже навалял ему, — парень удовлетворенно кивнул. — Лезет в неприятности часто, похоже.

— Что еще вспомните? — София настаивала. Костюм мог многое значить. — Особые приметы? Имя?

— Имени не называл, да мы и не спрашивали. Времени не было, — парень достал сухой лёд и приложил его к разбитой голове, где уже набухла шишка.

— Но он всё время звал какую-то Либби, — улыбнулась Анна. — Когда разговаривал сам с собой.

— Может, так свое либидо называл, — парень закатил глаза. — И пытался с ним поговорить.

Ладони Софии вспотели.

— В каком мотеле это было?

— Зеркальный бульвар, дом 23, — машинально ответила Анна. Парень, по-видимому, уже успел забыть всё, словно страшный сон. — Мотель «Серебряный Клен».

Эфор коротко поблагодарила пару и быстрым шагом направилась к докам. Даже если Либби удалось отделаться от напавшего на неё эфора и сбежать, теперь София знала: Каллидус жива и всё еще в городе.

Сегодня ночью она её отыщет.

Глава 4

Дамир смыл пену с лица и взглянул в зеркало на гладко выбритое отражение. Черные глаза сверкнули привычным гневом, тем самым, что неизменно поднимался из глубин, как раскаленная лава, стоило Архонту остаться наедине с собой.

Он аккуратно провел гребнем по волосам, зачесал их назад. Поправил парадное графитовое пальто до колен и вышел из дома Эстер.

Безупречный до последней пуговицы. Как будто порядок снаружи мог удержать хаос внутри.

— А когда я смогу отдохнуть? — протянула Саяна с недовольством. Она была вся в грязи, волосы спутаны, ладони испачканы землей — тренировалась, используя силу на природных ресурсах. — Хочу принять душ. От тебя за километр пахнет шампунем.

— Когда выполнишь задание, — холодно ответил Дамир, бросив скептический взгляд на ведро с обугленными, мертвыми червями. — Ты должна была заставить их подчиняться, а не поджарить. Помнишь?

— Надоело! — по телу Саяны пробежал всплеск цвета индиго, словно сквозь неё проскочила живая молния. Так бывало каждый раз, когда Найда теряла контроль и уступала эмоциям. — Я хочу заниматься тем, что мне нравится. А мне нравится, когда меня слушаются!

— Судя по содержимому в ведре, с этим у тебя пока туго, — устало вздохнул Архонт. Он наблюдал за ней, как за неисправным часовым механизмом, в котором кукушка вот-вот вылетит… с огнеметом.

— И мне нравится, когда получают по заслугам те, кто не хочет меня слушаться, — холодно добавила Саяна.

— Если бы я жил по твоей схеме, вокруг уже лежали бы горы трупов, — заметил Дамир, выуживая из внутреннего кармана белоснежный платок и протягивая его девушке. — Польза, дитя мое. Вот высшая цель, которую ты должна терпеливо извлекать из наших занятий. Поверь, мне они приносят не больше радости, чем тебе. Но они необходимы. Если мы действительно хотим вернуть прежний порядок.

Он умышленно выдернул слово мы из контекста — бросил, как наживку. Ни о каком мы Дамир и не думал. Он собирался выжать из Найды всё, на что она была способна. Саяна была всего лишь одним из червей в ведре — приманкой, с помощью которой Архонт надеялся привлечь добычу покрупнее. А что делать с ней потом… еще предстояло решить.

Кстати о приманке.

За воротами послышался шум мужской брани и по забору кто-то громко постучал.

— У нас гости, — воскликнула тетушка Эстер, открывая калитку.

Во двор вошел здоровенный мужчина, держа подмышкой большое зеркало, будто тащил мешок картошки.

— Рой Хельвик, — с наигранной радостью произнес Дамир. — Мы заждались. — Архонт перевел взгляд на Морти, который, к удивлению, снова выглядел ребенком. — Я уж начал думать, что мой помощник не справился.

Флавус шумно выдохнул, поклонился и натянул капюшон. Затем молча удалился в дом. Очевидно, предпочитая держаться как можно дальше от нестабильного субъекта.

— Не самый удобный способ общения, — присвистнул Рой, указывая на зеркало. — И паренек у тебя чудной. Мрачный он какой-то.

— И не говори, — хохотнула Саяна.

— А ты у нас кто, красавица? — Рой расплылся в улыбке, обращаясь к незнакомке.

— Я та, кто за неосторожные слова превратит тебя в руины, — спокойно ответила Саяна, вскидывая руки. На её ладонях всё еще проступали темные линии, появившиеся после недавнего разговора с Дамиром.

— Сбавим градус, господа, — вмешался Архонт, поправляя ворот пальто и подключая всё свое тщательно отточенное обаяние. — Мы здесь все с общей целью. Саяна, давай будем доброжелательнее к новоприбывшему.

А ты, Рой, будь добр — подбирай выражения и веди себя прилично.

Хельвик продолжал глупо улыбаться, и эфор недовольно скрестил руки на груди. Все последующие выходные Дамир пытался привить хоть какие-то манеры своей пока еще небольшой свите — учил, как правильно ходить, стоять, говорить в присутствии Архонта. Но выходило слабо. И главное — это совершенно не походило на то благоговение, к которому он привык в Высшем мире.

Там дисциплина была основой всего, культура — гордостью, а иерархия — законом. А теперь воронка, в которую провалился прежний порядок, навязывала моду на треники, дерзость и смешки в сторону классического искусства и воспитания.

Дамир с неохотой покосился на Роя с Саяной, которые вовсю флиртовали и подстрекали друг друга к дурачествам, как малолетние. Детский сад. За такую свиту другие эфоры высмеяли бы его в пыль.

— Перерыв, — сухо бросил Архонт и направился в сторону ручья, что протекал вдоль дачного участка. На ходу, не оборачиваясь, добавил: — Приберитесь за собой. И обсудите работу над ошибками.

Они, конечно, ничего подобного делать не станут. Но приказы должны звучать. Хотя бы ради формальности.

Единственное, что приносило эфору настоящее удовлетворение, — это яблоневый сад. Архонт чувствовал амальфин: он бурлил в соках стволов, обволакивал спелые плоды, как теплый парафин. Он вдыхал фруктовый аромат полной грудью и представлял, как однажды возродит лечебницу. Или, еще лучше, построит новую. Больше. Величественнее. Чтобы Высший мир вспомнил, кому обязан своим порядком.

Шагая мимо рядов яблонь, послушных и благодарных, в отличие от его новых учеников, Архонт вдруг уловил движение. На заднем участке, за забором, мелькнула тень. Едва заметный блик — что-то, или кто-то, явно не желал быть замеченным.

Он остановился. Несколько секунд вглядывался в то место, где только что была тень. Затем медленно направился к заднему забору, ступая почти бесшумно по перепаханной земле.

Яблони остались позади. Ветви слегка шелестели над головой, как будто подсказывали — будь осторожен. Архонт миновал край сада и вышел к ограде. Тишина. Ни звука, ни движения. Но он чувствовал: кто-то был здесь. И, возможно, еще оставался поблизости.

Дамир приложил ладонь к деревянной доске забора, чувствуя под пальцами легкую вибрацию. Как будто сама древесина пыталась выдать чужака.

— Кто здесь? — спросил он негромко, но голос прозвучал достаточно чётко, чтобы его услышали.

Ответа не последовало. Только легкий хруст ветки где-то левее, за пределами участка.

Архонт направился туда, не спеша, но сосредоточенно. Если кто-то пытался шпионить за ним — это была очень плохая идея.

Здесь забор был ниже, ветхий и давно нуждался в ремонте. Дамир ухватился за шатающееся ограждение, а затем с хищной грацией перемахнул через него.

С наступлением осени основная масса дачников всё реже наведывалась в свои угодья. Узкая тропинка, где едва могла проехать машина, была влажной после недавних дождей, а местами примятая трава уже пожелтела, заботливо укрывая старые следы шин. Архонт присел, внимательно вглядываясь в надломленную ветку — ту самую, хруст которой указал ему путь.

— Любопытно, — протянул Дамир.

В ту же секунду он затылком ощутил чужое присутствие. Резко обернувшись, эфор выхватил из кармана складной нож — нажал кнопку, и из рукояти с щелчком вылетело длинное, тонкое лезвие. Одним движением он повалил преследователя в грязь.

Мокрые комья брызнули в лицо Флавусу. Тот взвизгнул, и прямо под руками Архонта стал меняться — вытянулся, исчезли детские черты. На земле лежал молодой парень с распахнутыми от ужаса алыми глазами.

— Морти, — рыкнул Дамир, не ослабляя хватки. — От кого ты тут прячешься?

— А… Архонт… — испуганно выдавил гид. — Я просто… гулял.

— Тогда почему побежал? — прищурился эфор. — Я ведь не запрещал тебе ходить по участку, если у тебя нет задания.

— Знаю. Простите, Архонт. Я… хотел побыть один.

Дамир еще несколько секунд пристально смотрел ему в глаза, как будто взвешивал, стоит ли верить. Затем встал и молча протянул руку. Флавус с трудом поднялся, испачканный и мокрый.

— Я мог тебя прирезать, — сказал эфор спокойно, почти буднично. — Больше никогда не подкрадывайся ко мне.

— Да, Архонт. Конечно, — быстро закивал Морти и поспешил к забору.

— Стой, — резко окликнул его Дамир. Голос был острым, как удар.

Морти застыл. Но не обернулся.

— Ты часто выходишь за пределы дачи Эстер?

— Когда есть настроение, Архонт, — последовал ответ.

— Никого странного здесь не видел? Других существ?

— Нет. Только я.

Дамир молча прошел мимо, легко перемахнул через ограду:

— Ладно. Пошли. Для тебя есть еще одно дело.

Морти сглотнул тяжелый, вязкий ком. Всё тело дрожало, подталкивая к бегству. Он чувствовал, как сердце колотится слишком быстро, слишком шумно. Но знал: стоит замешкаться — Архонт раскусит ложь.

Он выпрямился и пошел за ним, послушный, как должник перед казнью.

— Как прикажете, — ровно произнес он. — Что от меня требуется?

***

Когда Морти привел Хельвика к дачам, он знал, что на выходные его никто не побеспокоит. Всё внимание и власть Архонта были направлены на обучение Нулевых Субъектов — тех, кто демонстрировал полную неспособность усвоить базовые принципы.

От Саяны требовалось научиться контролировать свою силу, мягко манипулируя сознанием дождевых червей. Дамир хотел, чтобы Найда умела подчинять их волю, заставляя копошиться в земле синхронно, как слаженный механизм вспашки.

Хельвику же отводилась роль сдерживающего элемента. Архонт считал, что его агрессивная энергия способна подавлять эмоциональные всплески Найды, создавая необходимый баланс. В теории — черви должны были работать быстро и послушно.

На практике всё шло иначе. Саяна то и дело теряла плавность энергетических импульсов, Рой откровенно смеялся и подстрекал её к очередному срыву. Бедные подопытные вспыхивали с пугающей частотой, и Архонту не оставалось ничего, кроме как отправлять учеников откапывать новых.

Гид бродил возле курятника, где тетушка Эстер собирала яйца и вполголоса ворковала с курами, как с детьми. И именно тогда он заметил её.

На другом конце участка, неподвижная, как изваяние, стояла Номадум. Желтые глаза — яркие, как два маленьких солнца, — сверлили взглядом свою бывшую подопечную.

Морти огляделся, чтобы убедиться, что вокруг нет посторонних, и быстро приблизился к гиду.

— Эс-сстер выглядит такой уставшей, — грустно произнесла Номадум. — Что они с ней с-сделали?

— Ты её наставник? — осторожно спросил Морти, внимательно разглядывая гида.

На ней было выцветшее коричневое пальто, под которым мерцала змеиная чешуя. Все пальцы украшали массивные серебряные кольца с лунными камнями. Плотные кудри были заправлены под широкий тканевый ободок, обнажая заостренные черты лица.

Гид посмотрела на свои грубые кожаные ботинки, будто стыдилась ответа:

— Была. Когда я увидела, что Архонт прибыл с-ссюда, я испугалась и убежала.

— Тебя трудно за это осуждать, — хмыкнул Флавус. — Кто из нас может похвастаться, что не лелеял подобных мыслей?

— Я вернулас-ссь в лечебницу. Но не нашла там ничего, кроме разрушения и отчаяния, — прошипела Номадум.

— Ты голодна, — Морти кивнул на её похудевшие руки и тонкую шею. — Поэтому и пришла обратно. Свобода отнимает больше, чем Высший мир.

— Не с-ссуди по себе, Флавус-ссс, — раздраженно ответила гида. — Я хочу забрать Эстер. Мы уедем.

— Мы раньше не встречались. Как тебя зовут?

— Нимэя, — Номадум показала свой длинный змеиный язык. — Я с-сстарше тебя.

— Но не выглядишь мудрее, — фыркнул Морти. — Ты ведь понимаешь, что не сможешь забрать Эстер? Она нужна Архонту. Она — его садовник.

— Зачем ему с-сстолько амальфина? Что он задумал?

— Я не знаю всего, — честно признался Флавус. — Но, послушай, Нимэя, что-то готовится. Прольется много крови. Я уйти не могу. А ты — можешь. Уходи, пока тебя никто не увидел. И не возвращайся.

Нимэя смерила Морти прищуром своих желтых глаз:

— Я хочу помочь. Что мне с-сссделать?

— Если бы я знал… — Морти едва не рассмеялся от собственных слов. — Просто держись подальше от Архонта. Хотя…

— Говори, — насторожилась Номадум.

— Ты знаешь Рёскин? — в голосе гида зазвучала надежда.

— С-ССофия, — подтвердила Номадум. — Она бывала здесь. Мы знакомы.

— Она — наша единственная надежда, когда всё начнется. Ну… я так думаю, — замялся Морти под усмешкой Нимэи.

— От неё и этого Каллидус-сса одни беды. Ес-ссли бы не они, Высший мир не пал бы.

— Возможно. Но Рёскин хотя бы попыталась что-то изменить. В отличие от нас. — В памяти Флавуса всплыло безжизненное тело Дария. Если бы он только тогда был смелее…

— И что ты предлагаешь?

— Найди Софию, — взмолился Морти. — Она наверняка не знает, где Архонт. Скажи ей, чтобы не приближалась к дачам.

Нимэя направилась к забору, когда послышались шаги. Издалека приближался Дамир.

— Скорее, — испуганно поторопил её Морти.

Словно песчаная эфа, Нимэя скользнула через забор, не издав ни звука — как раз в тот момент, когда появился Архонт.

Флавус знал — тот вот-вот заметит шпиона. Почувствует её энергетику. Поэтому Морти неуклюже перебросился следом через изгородь и, как назло, всем телом рухнул на сухую ветку. Та хрустнула под ним.

Гиды всегда были незримы и не вмешивались в баланс природы. Но теперь, почему-то, это изменилось.

Флавус уставился на сломанную ветку, не веря своим глазам. Шаги Архонта становились всё ближе. Он, естественно, не был глух.

Гид спрятался за деревом через тропинку, надеясь, что сумеет тихо забраться обратно на участок, пока Архонт отвернется. Но эфора нельзя было так просто обмануть.

Лежа в грязи, чувствуя, как на шее стучит собственная артерия, прижатая холодным лезвием ножа, Морти на миг даже возжелал конца. Умереть от руки вождя — не самая худшая смерть. Куда лучше, чем сгинуть от голода.

Или от руки собственной подопечной.

Но Архонт, казалось, позволил себя обмануть. И теперь Морти оставалось только гадать — почему.

Глава 5

София с трудом дождалась наступления темноты. В малиново-персиковых сумерках рыбаки укладывали несбытый за день улов и готовились к следующему выходу в море. Лодки лениво покачивались в ровной, почти неподвижной воде. Ветер стих, и воздух наполнился резким запахом соли и несбыточных обещаний, которые эфор так и не смогла сдержать.

Оставалось только дождаться, пока ночь вступит в полную силу, и знакомый скрежет замков убедит всех, что девушка заснула.

Эфор осторожно приоткрыла дверь, бесшумно направившись к старой железной лестнице на противоположной стороне доков — той самой, через которую она всегда покидала порт. Несколько минут спустя она уже стояла на крыше, тяжело дыша и поправляя за плечами рюкзак.

— Ничего не забыла? — силуэт сидел на краю крыши, привалившись спиной к ограде, защищающей от падения. В руке у него тлела трубка, и едкий запах жженого табака расплывался в ночном воздухе. У ног мужчины послышалось знакомое мурчание Флинна.

— Руфус, — у Софии всё сжалось внутри от стыда. — Не ожидала тебя здесь увидеть… в такой час.

— Не спалось, — отозвался мужчина, поглаживая кота. — Флинну тоже. Вот и пошли прогуляться. А потом он вдруг начал вести себя странно и привел меня сюда — будто знал, что рейс уходит сегодня.

— Прости, — девушка поправила рюкзак, который внезапно стал казаться тяжелее. — Я должна идти. Кажется, я наконец напала на след своих друзей.

— Да не оправдывайся, девочка, — сказал рыбак с таким пугающим пониманием, что эфор чуть не передумала. — Всё равно знал: надолго ты на этой чёртовой работе не задержишься. Только руки зря угробила.

Эфор взглянула на свои мозолистые ладони — следы неумелой работы филейным ножом.

— Дело не в этом, Руфус. Я совершила много ошибок. И мне нужно было время, чтобы понять, как всё исправить.

— Значит, поняла? — хмыкнул он, затянувшись трубкой.

— Не уверена… Но ждать больше нельзя. Я и так пряталась слишком долго.

— Тогда иди. Найди друзей. И береги себя, — сказал Руфус и протянул руку, чтобы попрощаться.

Но у Софии была душа, слишком чувствительная к простым добрым жестам. И вместо рукопожатия она резко подалась вперед и обняла его — крепко, по-настоящему.

— Спасибо тебе, Руфус, — София сморгнула непрошенные слезы. — Когда я улажу все свои дела, я обязательно навещу тебя.

Если я смогу уладить всё и останусь жива.

— Ну-ну, — он заметно растерялся от такого проявления чувств, но постарался не подать виду. — Здесь тебе всегда рады, София. Флинн, похоже, к тебе прикипел.

София благодарно кивнула, провела ладонью по теплой спине кота — тот, кажется, одобрил прощание, хоть и глянул неодобрительно, — и ловко заскользила по крышам. Легкая, выносливая, натренированная, она бесшумно пересекала бетонные навесы, словно акробат. По такому случаю она даже купила специальные кроссовки — с гибкой резиновой подошвой и выступами для лучшего сцепления.

Эфор подготовилась заранее — еще днем изучила на карте адрес, который назвала пострадавшая пара. И нашла в нем тот самый знак, о котором молилась каждую ночь последние месяцы: мотель «Серебряный Клен» находился всего в нескольких кварталах от мастерской Константина. А значит, была надежда, что Либби могла скрываться именно там.

Оказавшись на крыше бывшего стекольного завода, эфор подползла к самому краю и осторожно перегнулась, чтобы осмотреть обстановку вокруг здания. В памяти одна за другой всплыли горькие сцены: как она впервые пришла сюда на выставку картин, как Константин провожал её до машины… а потом — тот момент, когда она ворвалась к нему, чтобы унизить его подругу и испортить работы Саяны.

«Я просто выполняла приказ Архонта», — безуспешно пыталась успокоить себя София. Но она знала: тогда, в той пустоте, что позже заполнилась её душой, ей этого действительно хотелось. Эфору нравилось играть с чужими чувствами — неумело, порой грубо, но без страха. Без страха пошатнуть и разрушить собственные.

Снизу доносились пьяные голоса и резкий, хриплый смех девушки, что, пошатываясь, шла между двумя мужчинами — явно слишком взрослыми для её компании. Они кружили возле мастерской, как стервятники, выискивая, чем бы поживиться на заброшенной территории. Жилых домов поблизости не было, да и будь они — люди теперь предпочитали держать окна зашторенными и по возможности не становиться свидетелями. Еще одно последствие для тех, кого гиды оставили без присмотра.

Эфор напрягла слух, пытаясь разобрать, о чём говорят внизу.

— Холодно сегодня, — пожаловалась девушка, на вид лет шестнадцати.

В этой части города всегда было ветрено, даже в теплую погоду, а сейчас температура резко упала. Рыжеватые волосы девчонки тревожно дрожали. Или это дрожала она сама.

— Да щас согреемся, подожди, — ответил один из мужчин, допивая пиво и небрежно бросая смятую банку на землю.

На нем была кепка с развернутым назад козырьком, из-под которой торчали волосы разных оттенков — седина, должно быть, пришла рано.

— Глядите-ка, окно разбито, — отозвался второй, заметно выше и грузнее. Пивной живот нависал над ремнем, ноги заплетались.

— Давайте посмотрим, чё там, — икнул первый.

— Может, лучше поищем другое место? — девушка обняла себя руками. — Не нравится мне тут.

— Да не бухти, — сказал второй, воодушевленный находкой. Он натянул рукав свитера на кулак и выбил остатки стекла, чтобы расчистить проем.

Мужчины без колебаний полезли внутрь, будто вовсе позабыли о своей спутнице.

София тем временем уже бесшумно спустилась по трубе со стены. Словно кошка, она приземлилась на землю и стремительно подскочила к девушке, дернув её в сторону. Эфор успела зажать ей рот ладонью как раз в тот момент, когда та вдохнула поглубже, чтобы закричать.

— Молчи, — резко приказала она. — Это частная территория. Понимаешь, что вас троих ждут огромные проблемы, если сюда нагрянет полиция?

Карий взгляд девушки был затуманен алкоголем, но, с запозданием, она медленно кивнула.

— Эти двое уже подписали себе приговор. Но ты внутрь не заходила, — продолжила София. — Поэтому сейчас я тебя отпущу, и ты быстро побежишь домой. Поняла?

Новый кивок был куда быстрее — адреналин, похоже, начал вытеснять хмель.

— Если попробуешь вернуться за ними или увижу тебя здесь снова — пожалеешь, что так спешила повзрослеть. Ясно?

Эфор не собиралась калечить подростка, но за последние месяцы хорошо научилась чувствовать грань между жестокостью и необходимым воспитательным вмешательством.

К счастью, девчонка приняла предупреждение всерьез и, не оглянувшись, сорвалась с места, исчезая за соседними зданиями.

Только когда её тень растворилась в темноте, эфор осторожно двинулась к разбитому окну.

***

— Мне не нравится, как он на тебя смотрит, — буркнул Кираз, стоя у барной стойки в мастерской.

Он с раздражением вперил взгляд в Наиля, который, в свою очередь, не отводил любопытных глаз от картины — на ней художник изобразил лисоподобное существо с ярко-зелеными глазами.

— Ревнуешь? — Либби просияла, словно ей только что сделали комплимент. Она сидела на краю стойки и лениво виляла хвостом. Сытость пошла Каллидусу на пользу: шерсть стала гуще и пышнее, мягко очерчивая округлые формы. Веснушки приобрели оттенок спелого грейпфрута, а волосы закучерявились сильнее. Либби, что случалось редко, собрала их в пучок — обычно она предпочитала трясти своей буйной шевелюрой направо и налево.

— Он что-то вынюхивает, — Ломбаск проигнорировал вопрос Каллидуса. — Наверняка собирает информацию, чтобы сбежать к Архонту и всё ему доложить.

— Его напарника убили, Кираз, — Элизабет спрыгнула со стойки и хлопнула по ней ладонью, как будто охотилась на муху. — Ты правда думаешь, что после такого он останется верен Дамиру?

— Нас учили всегда быть верными главному, — гид скрестил руки, будто защищаясь.

— Поэтому мы прячемся здесь, а не стоим рядом с главным, чтобы наказать перебежчиков? — ухмылка Либби тут же испарилась, когда раздался звон бьющегося стекла.

Наиль, действуя как натренированный солдат, мгновенно скользнул к дивану и задул единственную свечу, освещавшую помещение. Либби и Кираз присоединились к нему, хотя знали — их и так не было видно.

— Кто это к нам пожаловал? — тихо спросила Каллидус.

— Проверишь? — прошептал Наиль, за что сразу получил хмурый взгляд от Ломбаска.

— Это могут быть существа, — произнес тот. — Я пойду. Прикройте меня.

Он расправил плечи. Глаза на мгновение засветились глубоким неоново-синим светом. Либби с открытым ртом завороженно следила за ним, пока гид скользил по комнате и скрылся за мольбертом на подставке.

В зал ввалились двое. Один из них, повыше, неуклюже задел столик на колесиках, где Константин обычно держал инструменты. Кисти, тюбики и баночки с краской с гулом посыпались на пол, забрызгивая всё вокруг яркими пятнами.

Второй поправил кепку и шумно втянул воздух:

— Виктор, это у тебя чё, кровь?

— Да какая кровь, Дорн. Мазня какая-то, — брезгливо ответил Виктор и вытер разукрашенную руку о зад джинсов. — Ни черта не видно. Надо свет найти.

— Тут электричества нет, — Дорн уже безуспешно теребил выключатель на торшере в углу.

— Значит, никто здесь не живет. Может, в отпуск уехали? А хоромы приличные, — Виктор шарил перед собой вытянутой рукой, почти задевая Ломбаска — технически.

— Пошли, осмотримся, — предложил Дорн. — Ценное прихватим, раз уж зашли.

Виктор нащупал бутылку за барной стойкой и, не раздумывая, сделал глоток.

— Хорошее пойло. Попробуй, — он встряхнул бутылкой, распыляя в воздухе терпкий запах виски. — А чё у тебя рука такая…

Слова застряли у него на языке — Наиль выскочил из-за дивана и с разбега налетел на Виктора.

Дорн метался в темноте, пытаясь найти приятеля, но не успел — его атаковали гиды. Ломбаск и Каллидус «подключились» к мужчине, и тот внезапно оказался в состоянии мучительно-яркого вдохновения. Ему одновременно захотелось развлечься и получить повышение. Работая в мебельном цеху, он вдруг страстно возжелал создать шедевр — что-то такое, что увидит начальство и, наконец, переведет его в офис, к чертежам и проектам.

Либби с хищной грацией кружила вокруг жертвы. Она ловко подтолкнула Ломбаска ближе к Дорну, и тот тоже начал подпитываться нестерпимым возбуждением земного. Мужчина рухнул на колени, вцепившись в голову, как перепуганный ребенок. Каллидус, муза, посылала ему слишком много вдохновения.

— Хватит, — голос эфора был резким, как удар хлыста.

Гиды сразу пришли в себя. Ломбаск послушно отступил, Либби моргнула, сбрасывая наваждение, и посмотрела на ту, кто прервала их пир.

— Софи! — Каллидус бросилась обнимать Софию. — Ты нашлась. Ты жива.

— Никто не хочет помочь? — сухо осведомился Наиль. Он стоял рядом с Виктором, который, окончательно потеряв равновесие, махал руками в пьяном угаре и всё вокруг крушил.

София вздохнула, подскочила к мужчине, заломила ему руки за спину и без труда потащила к разбитому окну. Одним движением вытолкнула незваного гостя на улицу. Наиль последовал её примеру и выдворил рыдающего Дорна.

Оказавшись за пределами мастерской, оба быстро пришли в себя и, шмыгая носами, поспешили прочь.

— Клянусь, там кто-то был! — убеждал Дорн. — И не один!

— Завтра же пойду к начальству! — пылал Виктор. — Либо они мне зарплату поднимают, либо я увольняюсь! Такого мастера, как я, с руками и ногами оторвут!

— Ты вообще меня слышишь?! — взвизгнул Дорн, ткнув пальцем в сторону мастерской. — Это место проклято!

— Где твоя кепка? — прохрипел Виктор.

— Да пошла она! Я туда не вернусь! — Дорн изверг поток мата и зашагал прочь, обгоняя приятеля с нервным энтузиазмом.

***

Четверо существ стояли в тишине, прислушиваясь к брани, доносившейся с улицы, а затем разом рассмеялись.

— Весело у вас тут, — наконец выдала София. Эфор была несказанно рада, что нашла Либби с Киразом — эта радость почти полностью заглушила тревогу, которую она испытала, увидев импровизированное застолье Каллидуса и Ломбаска.

В Высшем мире действовали строгие правила, касающиеся «кормежки»: один гид — один подопечный. Исключение составляли лишь гиды-близнецы, способные делить между собой воздействие на человеческий разум.

София не сразу вспомнила, что среди них есть еще эфор.

— Рёскин, — Наиль зажег свечу и подошел поближе к остальным, которые уже расположились за диваном — на случай, если кто-то еще заметит проход через окно. — Не буду скрывать, рад, что ты уцелела.

— Наиль, — кивнула София. — Удивлена, что ты уцелел. Где Архонт?

— Не церемонишься, — хмыкнул эфор, едва не задув свечу своим дыханием.

— Это не может немного подождать? — надулась Каллидус. — Я хочу знать подробности. Где ты была? Как умудрялась скрываться так долго? Что с твоими волосами?

— Позже расскажу, — София понимала, что этим обижает Либби, но слишком долго вынашивала план мести, чтобы ждать еще.

— Я знаю, где Архонт, — гордо сказал Наиль, задрав подбородок. В свете свечи бросился в глаза его искривленный нос. — Но ты же не думаешь, что нас хватит, чтобы одолеть его армию?

— Армию? — брови Софии взметнулись вверх, складки легли на лоб. — Кто-то остался верен ему?

— Вот в чём проблема, София, — заерзала Либби. — С ним Саяна.

— Саяна? — имя пронзило Софию ревностной щекоткой в желудке. — Причем здесь человек?

— Она — Найда, — коротко ответил Кираз.

— Эй! — возмущенно ткнула Либби Ломбаска в бок. — Такую новость испортил! Можно было сказать красочнее: «София, Архонт раскрыл в земной нечеловеческую сущность, и теперь они лучшие друзья. Ах да, Саяна убила Дария, немного потренировалась и оставила предупреждение: любой, кто приблизится к Архонту — покойник.»

— Что? — София подогнула под себя колени и уставилась на Наиля. — Как ты выжил?

— Просто повезло, — пожал плечами эфор, не желая ворошить подробности.

— Это многое меняет, — София нервно покусала губу. — Есть новости о состоянии Константина?

— Ничего не изменилось, — из Либби вырвался придушенный смешок. — Спит.

— Мы можем остановить Архонта и разобраться с художником, — сказал Ломбаск. — Первый пункт был найти тебя, Рёскин. Но раз ты ускорила наши поиски, пора переходить к следующему.

— И какой же следующий пункт? — нетерпеливо спросила София, заметив, как Либби прижалась к Ломбаску.

Глава 6

Загородный дом семьи Дольманов словно застыл между прошлым и настоящим, укутанный густыми зарослями самшита и высокими голубыми елями. Его прозрачные стеклянные стены позволяли заглянуть в глубину помещений, но только тем, кого впускали — посторонним же оставалось лишь гадать, что скрывается за холодным блеском и отражениями.

Дом хранил в себе дух старины — коллекция антиквариата, собранная хозяином с одержимостью истинного коллекционера, заполняла каждый уголок, словно замедляя время. Старые бронзовые фигуры и резные шкатулки напоминали о давно забытых судьбах, о воспоминаниях, что не отпускают. Здесь прошлое было живее настоящего.

Вокруг дома, словно неустанное око, следили камеры видеонаблюдения, а в угловых будках по периметру территории молчаливо дежурили охранники — бывшие военные, чей взгляд не выдавал ни страха, ни сомнения. Они охраняли не только стены и имущество, но и саму атмосферу — хрупкую и напряженную, словно дом дышал чужим дыханием.

В этом месте жил мальчик, которому было тесно под стеклянным куполом, слишком ярким днем и холодным ночью. Ему не нравился круглосуточный надзор, тяжесть чужих глаз и свет, который выжигал все тайны и превращал дом в безжизненный сосуд. В глубине этого «замка» из стекла и бронзы он ощущал не защиту, а тень одиночества, которая сгущалась с каждым часом.

В своей спальне на третьем этаже громко спорили родители. Последние месяцы в доме всё чаще звучал повышенный тон, и мальчик гадал — не связано ли это с простоями в бизнесе отца. Тот всегда был человеком властным, но раньше в нем хватало терпения: он был снисходителен к детям, внимателен к жене.

Что же теперь могло так резко его изменить?

Казалось, будто по щелчку пальцев все перестали создавать что-то новое. Желание творить, а тем более продавать свои работы, просто исчезло. Даже антикварные лавки одна за другой закрывались — их владельцы либо внезапно заболевали, либо неожиданно меняли сферу.

А может, трещина в браке родителей, долго скрытая под внешним благополучием, наконец прорвалась — и теперь зияла на весь дом.

Мальчик тихо вышел из своей комнаты на втором этаже и осторожно спустился по широкой лестнице, ступая бледными босыми ногами прямо в галерею отца. Он любил приходить сюда вечером, когда агрессивное солнце скатывалось к закату, и в этом розовом сумраке галерея преображалась. Ему всегда нравилась определенная мрачность этого места — возможно, когда он вырастет, он даже начнет писать ужасы.

Всюду по галерее висели работы знаменитых художников, но особенно выделялась картина Вана. Мальчик долго упрашивал отца купить именно её — работу, которая запала ему в самое сердце на выставке Константина. Долгое время Дольман старший был непреклонен, но с кризисом творцов его пыл поутих, и так в галерее появились близнецы.

Девочки-альбиносы с двумя аккуратными косичками стояли неподвижно, пристально глядя на мальчика. Тот же, в свою очередь, ждал, когда солнце опустится на нужный уровень, чтобы оранжевый луч пробился сквозь картину ровно на уровне глаз близнецов. В этот момент их взгляд начинал светиться ало-красным цветом. Такое зрелище открывалось в ранние утренние часы рассвета — и вот оно повторялось сейчас, на закате.

Эта картина неизменно приводила в шок хозяйку дома — мать мальчика, которая негодовала, зачем муж купил такое детям. Но детей это, похоже, совсем не смущало.

Внимание мальчика привлекла фигура на подоконнике — девушка, которая медленно крутила в руках виниловую пластинку в раритетной обложке. Он нехотя отвернулся от картины. Солнечный луч опустился ниже, коснулся шеи близнецов, и их глаза снова стали бордовыми — как бархатная обивка бабушкиного чехла для очков.

— Зоя, — мальчик поник, как мокрая простыня. — Не рановато вернулась?

— Я никуда и не уходила, — девушка отбросила пластинку в сторону, явно не оценив жанр. — Слышишь, как родители срутся? Это всё из-за меня.

— Им не нужна причина, чтобы разбить пару ваз, которые маме не по душе, — мальчик поднял пластинку с пола и бережно убрал её в коробку к остальным.

— Не-е, — протянула Зоя, с ноткой самодовольства. — Сегодня точно из-за меня. Я наказана. Под домашним арестом. До свадебного сезона.

— И кто же этот несчастный?

— Полегче, умник, — Зоя спрыгнула с подоконника и помахала пальцем перед лицом мальчика. В её карих глазах промелькнула заговорщическая искра. — Вчера ночью мы с братвой пробрались в чужой дом.

— Чужой? — мальчик потер нос, по которому она только что щекотно провела пальцем.

— Конечно чужой, дурень. Не в наш же. — Она кивнула в сторону картин. — И угадай, чей это был дом?

— Понятия не имею, — зевнул мальчик. Ему вдруг отчаянно захотелось спать. Так случалось каждый раз, когда кто-то пытался завести с ним разговор.

— Ты же мозг семьи Дольманов, — фыркнула Зоя. — Давай, Лукас, включайся. Тебе понравится.

— Я устал, — только и выдавил он.

— Это твое обычное состояние, сонная моль, — отмахнулась сестра. — Так вот, я была в доме самого Константина Вана! — Она театрально раскинула руки, как будто ждала аплодисментов. Объятия в этой семье не входили в рацион.

— Правда? — ахнул Лукас.

— Ну… почти. Я постояла у окна, — фыркнула Зоя. — Но когда вернулась, загуглила. И оказалось, что набрела на твою звезду.

— Звезды слишком шумные и яркие, — нахмурился Лукас. — От них глаза болят. А Константин — талант. Он творит в одиночестве. Он рисует то, чего другие не видят.

— Тебе-то откуда знать? — хихикнула Зоя, катая пирсинг языком. — Хотя ты и сам не из простых. Все вы, мечтатели, — со странностями.

Лукас снова повернулся к картине Вана и блаженно улыбнулся. Он боготворил художника и мечтал научиться видеть мир его глазами.

— И всё-таки… за что тебя наказали?

— Бельский с Орлютиным доложили отцу, что я вернулась домой заполночь. Пыталась перелезть через забор, но оказалась слишком шумной, — Зоя рассмеялась. — Наш папочка был разбужен моим «непотребным внешним видом» и знатным перегаром. Видел бы ты маму…

Лукас мрачно вздохнул. Бельский и Орлютин были лучшими охранниками отца. Даже если бы сестра умоляла их в слезах, стоя на коленях, они бы всё равно доложили — глядя, как глава семьи четвертует непутевого подростка прямо на голубой ели.

— Ты им рассказала, где была? — спросил он.

— Нет, конечно, — Зоя скривилась. — Выслушала нотации, сделала вид, что раскаялась, и ушла к себе.

— В следующий раз выбирай компанию получше, — пробурчал Лукас, снова зевая. — А я спать пойду.

— Не рано ты стал походить на отца? — фыркнула Зоя. — Где азарт? Мы могли бы пойти вместе к его мастерской. Ты ведь хочешь еще раз увидеть работы своего художника? Как она там называется… лимитированная коллекция! — Девушка задумчиво пожевала кончик рыже-золотистой пряди.

Лукас ссутулился, отпирая тяжелую стеклянную дверь. Или это у него просто не было сил. В галерею просочились крики родителей. Только теперь он знал, по какому поводу была сегодняшняя опера.

В тот день, когда отец привез долгожданную покупку для сына, его лицо не выражало ни малейшего восторга.

— Твой художник в дурке лежит, — сухо бросил он. — Говорят, не скоро выйдет. Так что новых картин не жди. Эту мне продал какой-то Макс, друг Вана. Может, и вынес её без спроса, кто знает.

После этой новости мальчик совсем сник, будто потерял ориентир.

— Надо уважать чужие границы, Зоя, — пробормотал он. — Так мама говорит.

— А еще она говорит, что тебе пора становиться самостоятельнее, — парировала сестра, пнув ножку стула. — Так и будешь до старости спрашивать у прохожих, что в автомате купить.

— Не начинай, — Лукас услышал, как в спальне родителей открылась дверь и раздраженные шаги отца зазвучали по коридору. — Я хотя бы не злю отца.

Он не стал дослушивать подстрекательства Зои и направился к себе. Может, сегодня ночью он не отправится исследовать мастерскую Вана. Но, закрыв глаза, он точно окажется там мысленно — воссоздавая в памяти каждый штрих, каждую тень, каждый сюжет, будто это могло спасти картины от исчезновения.

***

— Мы как маньяки, — пробормотал Морти, съежившись и пытаясь слиться в новой малахитовой толстовке среди буйства хвои.

Хотя стояла уже глубокая осень, ели и сосны оставались неизменно зелеными, а воздух был насыщен резким запахом пихты.

— Ну и кто наша первая жертва? — с усмешкой поинтересовалась Саяна, намеренно выводя гида из равновесия. Она знала, что Морти всегда воспринимает её полушутки о «кого-нибудь изувечить» слишком буквально.

И не без причин…

— Перестань, пожалуйста, — взмолился Флавус. Он продолжал дергаться между обликом мальчика и взрослого парня, как сломанный проигрыватель, у которого заело переключатель.

— О, Архонт, — закатила глаза Саяна. — Определись уже, Морти. Мы всего лишь хотим забрать мальчика на обучение, а не съесть.

— И в чём разница? — буркнул Флавус. От него словно тянуло сыростью — такая угрюмая аура, что можно было ждать дождя в любую минуту. — Почему Дамиру было мало тебя и Хельвика? Зачем впутывать в это ребенка?

— Потому что он важен, Морти, — спокойно ответила Саяна и, соскользнув с ветви старого дерева, ступила во внутренний двор. Они ждали, когда в доме погаснет свет. — Если Архонт считает, что у мальчика есть дар, мы обязаны помочь ему раскрыться. Помочь Лукасу Дольману так, как когда-то помогли нам.

— Тоже мне помощь, — буркнул гид, лениво спускаясь следом. Шел за ней, хмурый и напряженный. — Школа высшего зла. Добро пожаловать.

— Школа жизни и выживания, — отозвалась Саяна, не оборачиваясь. — А теперь заткнись и сосредоточься. В твоих интересах, чтобы нас не засекла охрана.

— Иначе нам придется весело перебить народ, чтобы Лукасу некуда было возвращаться, — пробормотал Флавус.

— Это запасной план, — кивнула Саяна без тени иронии.

— Что?! — взвизгнул Морти. — Я же пошутил!

Внутренний двор выглядел как нечто среднее между японским садом и отчаянной попыткой дизайнера вспомнить, как тот вообще должен выглядеть. По изумрудному газону вились белоснежные каменные дорожки, расходясь от центра, словно лучи солнечных часов. В самой сердцевине — круглая площадка с композицией из гальки и мха, где, казалось, время замирало.

В глубине двора поблескивал пруд с миниатюрным фонтанчиком — он тихо булькал, едва нарушая тишину. Морти был готов поклясться, что если заглянуть туда внимательнее, можно будет увидеть, как в глубине медленно скользит крупная рыба, будто сторожит границы этого идеального пейзажа.

— Здесь повсюду камеры, — тихо предупредил Морти, косо взглянув на темную воду пруда.

— Предоставь их мне, — ответила Саяна и бесшумно скользнула к распределительному щитку, вмонтированному в колонну фасада. Она раскрыла ладонь.

Флавус завороженно наблюдал, как на её коже вспыхнула серебристая искра, мгновенно преобразуясь в тонкие фиолетовые струи энергии. Щупальца вытянулись, словно живые вены, решившие покинуть тело хозяйки, и в следующий миг исчезли в щелях щитка. Раздался резкий треск — камеры мигнули и погасли, оставив двор в зыбкой тишине.

Послышались встревоженные возгласы охраны, и по территории разнеслись спешные шаги — множество ног ударяли по плитке с растущей тревогой.

— Быстрее, — скомандовала Саяна, направляясь к задней части дома, туда, где располагался гараж и другие, менее презентабельные стороны зажиточной жизни семьи Дольманов. — Нужно проникнуть внутрь, пока охрана разбирается с камерами.

— Они смогут починить щиток? — нахмурился гид, оглядываясь.

— Только если поменяют всю проводку в доме, — хмыкнула девушка, не замедляя шага.

С тыльной стороны дом выглядел куда прозаичнее. Вместо стеклянных стен и ухоженного сада — глухой бетон, технические двери, спутанные провода и массивные блоки кондиционеров, нависающие, как грибки на коре. Под окнами стояли мусорные баки, аккуратно спрятанные от парадного взгляда, но выдаваемые запахом и ржавыми подтеками. Здесь не было ни подсветки, ни камней в форме часов — только тень от дома, сгустившаяся до цвета сажи, и покосившийся навес над дверью в гараж.

— Изнанка, — проворчал Флавус. — Всегда серая, всегда отличается от лицевой обивки.

— А мне здесь больше нравится, — Саяна покрутила ручку двери запасного выхода, и та с недовольным щелчком поддалась.

— Ты умеешь вскрывать замки? — удивленно спросил Морти.

— Скорее разрушать, — подмигнула девушка. — Дамир научил.

— Деструктивный из него учитель, — Флавус шагнул вперед, чтобы осмотреться. — Вроде пусто.

Саяна аккуратно прикрыла за ними дверь и защелкнула её изнутри ключом, торчащим из замочной скважины, чтобы охрана не заподозрила взлом.

— Найдем его спальню, — Морти понизил голос, будто боялся, что их могут услышать.

Дом спал. Не было слышно ни топота охраны, ни перешептываний, ни шелеста листьев под осенним ветерком, ни плеска воды в пруду.

Они быстро перебегали из комнаты в комнату в поисках Лукаса. На первом этаже никого не было, и они поднялись на второй. Морти осторожно проследовал сквозь дверь, снял капюшон и всмотрелся в темноту. Его зрение и слух, созданные по подобию летучих мышей, моментально адаптировались, позволяя обнаружить живой объект даже издалека. Эхолокация Флавуса уловила, как на кровати мирно посапывает юная девушка, лет шестнадцати на вид. Гид невольно вспомнил те золотые дни, когда прятался с Саяной в шкафу, мечтая о будущем.

Морти надеялся, что она продолжит создавать сувениры, а теперь Найда словно лепила из его глиняных нервов протекающий сосуд.

Отрицательно качнув головой, он вернулся к подопечной и перешел в следующую комнату.

Если спальня девушки выглядела как стеклянный аквариум, через который можно было разглядеть всю территорию у дома, то спальня Лукаса напоминала мрачный склеп — оцененный Флавусом по достоинству. Тяжелые шторы блэкаут нависали на каждой оконной стене до самого пола. Сюда не проникал лунный свет, и, вероятно, даже днем эти шторы не поднимали.

Мальчик не спал. Он беспокойно крутился в собственной кровати, а затем резко сел на ней, всматриваясь в пустоту.

— Не уверен, что хочет спать, — произнес женский голос.

Гид обернулся к двум Флавусам, сидевшим на полу у письменного стола, в самой гуще темноты, словно были её порождением. Близняшки-альбиносы, такие же бледные, как и сам Морти.

Одна из них выглядела взрослой: с длинными белоснежными волосами, она покачивалась в позе лотоса, будто убаюкивала невидимого младенца.

— Но и не уверен, что хочет бодрствовать, — сонно протянула вторая, похожая на школьницу с белыми косичками — если не считать носа-пятачка.

Обе одновременно задвигали огромными заостренными ушами, торчащими из-под волос — уловили присутствие третьего гида.

— Здесь нет ничего интересного для тебя, Флавус, — хрипло проговорила старшая, обращаясь к Морти.

— Многие ушли. Многие остались. Но наш подопечный под защитой, — добавила младшая. Её голос звучал мягко, как звонкая, печальная песня, затихающая на ветру.

— Эдит. Лорина, — кивнул гид. — Я думал, вы ушли, как только появилась свобода.

Морти знал о них из рассказов других существ. Это были самые меланхоличные и, возможно, самые сильные гиды среди всех Флавусов. Их подопечные становились поэтами и рыцарями, слагали стихи, устраивали дуэли, умирали за руку и сердце возлюбленной. Совершали героические поступки во времена рыцарских турниров.

Правда, всё это непременно сопровождалось слезами, страданиями и склонностью к неуверенности, граничащей с безрассудством.

— О какой свободе ты говоришь, Морти? — старшая из близняшек, Эдит, прищурилась, и её алые глаза блеснули в темноте. Очевидно, они тоже были наслышаны о нем. — Сообщество распадается, как циррозная печень.

— Но мы всё еще функционируем. Кто-то должен восстановиться, — вставила Лорина.

Мальчик вздрогнул, когда дверь в спальню тихо отворилась, и внутрь вошла Саяна. В отличие от Флавусов, она не сразу сориентировалась в темноте, но Лукас смог. Его глаза давно привыкли к отсутствию света. Он юркнул под кровать и зажал рот рукой, чтобы не выдать себя.

— Ничерта не видно, — раздраженно выдохнула Саяна. — Лукас, ты где?

— Он под кроватью, — буркнул Морти. — Ты его напугала.

— Ну да, я же страшнее загробной троицы в потемках, — пробурчала девушка, осветив комнату неестественным огоньком, трепещущим на кончиках пальцев. Свет выхватил из тени фигуры близняшек. — Вы его гиды?

— Уходи, — сказали обе в унисон, вставая. Их крылья развернулись с сухим шелестом, как свитки. — Оставь мальчика в покое.

Морти уже знал, чем может закончиться такая встреча. Найда вспылит и просто уничтожит этих Флавусов, расчистив путь к своей цели.

— Постойте, — спешно заговорил он, лихорадочно перебирая варианты. Нужно было срочно сбить напряжение. — Это воля Архонта. Он приказал доставить мальчика к себе. Вы можете пойти с нами… или остаться.

И лучше бы вам остаться.

Лорина встряхнула головой — её косички подпрыгнули и снова мягко упали на плечи.

— Почему Архонт заинтересовался Лукасом?

— А почему мы вообще должны отчитываться перед вами? — встряла Саяна, и Морти тихо застонал. — Таков приказ.

— Ты видишь нас, — прошипела Эдит, всё еще не сводя напряженного взгляда.

— И слышишь, — добавила Лорина. — Как это возможно?

— У моей подопечной… открылся необычный дар, — осторожно ответил Морти. Не уточняя, что этот дар заключался в том, чтобы убивать существ в состоянии аффекта. — Архонт считает, что и у мальчика есть способность. Мы просто пока не знаем, какая именно.

— Удовлетворились? — нетерпеливо бросила Саяна.

Она присела и заглянула под кровать, где Лукас всё еще дрожал, вжавшись в пол.

— Привет, Лукас, — мягко улыбнулась она. — Ты меня пока не знаешь, но я знакома с тобой. Ты мечтал о переменах?

Ребенок сдавленно пискнул, кивая.

— Я хотел, чтобы родители перестали ссориться… Чтобы мама не злилась на Зою… Чтобы в доме снова стало тихо.

— Меня зовут Саяна. Я пришла исполнить твое желание, — пропела Найда, и Морти передернуло. Он уже слышал этот тон. — Если пойдешь со мной, я научу тебя быть сильным. Родители перестанут ругаться. Они начнут тобой гордиться.

— А куда мы пойдем? — мальчик нехотя выполз из-под кровати и сел рядом с ней.

— Это очень красивое место, Лукас, — продолжала девушка. — Там пахнет яблоками, там много зверей… Может, ты даже найдешь друзей. Ты особенный. Как и мы.

— Но… я самый обычный, — пробормотал он. — Мама называет меня робким мышонком.

— Каждый мышонок вырастает, — Саяна протянула руку и взяла его за ладонь. Морти увидел, как воля в глазах мальчика медленно угасает — тот же взгляд был у тетушки Эстер. — Всё зависит от тебя. А мы поможем.

Лукас поднялся и кивнул, обняв Саяну за талию. Найда властно опустила ладонь ему на темя.

— Мы пойдем с подопечным, — уверенно заявила Эдит.

— Мы не оставим мальчика, — вторила Лорина.

— Вы не обязаны. Больше нет, — попытался переубедить их Флавус, заранее зная, что это бессмысленно. Ему хотелось умолять, шепнуть им план, сунуть записку… Но Саяна не сводила с него взгляд.

— Пусть идут, — ухмыльнулась девушка. — Дамиру нужны союзники. Чем больше, тем лучше.

— С кем ты разговариваешь? — тихо спросил Лукас, вглядываясь в ту часть комнаты, где стояли Флавусы.

— С нашими друзьями, — спокойно ответила Саяна. — Позже ты с ними познакомишься. А пока нам нужно быть тихими.

— Как мыши? — наивно уточнил мальчик.

— Именно.

— Уже очень поздно. Родители спят. Вряд ли они разрешат мне гулять в такое время, — между его бровей легла осторожная складка.

— Мы расскажем им утром, — сказала Саяна, вскинув подбородок, будто отдавая команду. — Они не будут против, когда узнают, что я была с тобой.

Мальчик потер сонные глаза, заслезившиеся от зевка, и вышел из комнаты следом за ней. Настороженные и мрачные, Флавусы неохотно двинулись за ними, не проронив ни слова.

***

Они тихо спустились по лестнице, направляясь к запасному выходу. Лукас взволнованно теребил в руках завязки на пижамных штанах с желтыми утятами. Яркая ткань контрастировала с его мраморно-белой кожей. Внезапно Саяна остановилась, и мальчик налетел ей в спину.

— Лукас, — прошептала она так тихо, что он едва её услышал. — Как нам выбраться отсюда незаметно? Мы ведь не хотим тревожить охрану… или будить твою семью.

Он немного подумал, потом кивнул и показал в сторону галереи.

— Там можно открыть окно и выбраться через южную изгородь. Сестра всегда так делает.

— Умный мальчик, — Саяна с улыбкой потрепала его за щеку и направилась туда.

В галерее было светлее, чем в остальной части дома: полнолуние вступило в свои права, заливая антиквариат и картины мягким серебром. Когда Найда украдкой взглянула на работы, она шумно втянула воздух. Её рука потянулась к полотну Вана, тонкий палец обвел подпись в углу картины.

— Константин, — с почтением произнесла она.

— Я очень люблю этого художника, — просиял Лукас, будто впервые кто-то разделил с ним это чувство. — У него такие странные, красивые картины.

— Ты даже не представляешь, насколько, — усмехнулась Саяна и сняла картину со стены.

— Что ты делаешь? — удивился Морти.

— Мы забираем её с собой, — спокойно ответила она, не глядя на него. — Это будет наш талисман. Или пусть пылится среди тех, кто не способен оценить глубину? Нет уж. Верно, Лукас?

Мальчик кивнул, одобрительно улыбаясь.

— Вы кто? — раздался голос.

Все резко обернулись: в приоткрытых дверях галереи стояла Зоя со стаканом апельсинового сока, испуганно глядя на Саяну.

— Друг… или плохой сон. Выбирай сама, — пожала плечами Найда.

И прежде чем девушка успела разбудить родителей, Саяна сжала кулак.

Глаза Зои закатились, и она медленно осела на пол.

— Прекрати! Она же ребенок! — вскрикнул Морти, а близняшки-Флавусы забили крыльями, как встревоженные курицы.

— Ей не больно, — спокойно сказала Саяна, наслаждаясь своей силой. — Поспит до утра, пока давление не придет в норму.

Лукас, похоже, не испугался. Он подобрал упавший стакан, наступив босой ногой в цитрусовую лужу, подложил под голову сестры подушку и осторожно убрал волосы с её лица.

А потом произошло то, что Морти позже внес в свой личный список событий, пугающих его до чёртиков.

— Зое будет одиноко без меня, — тихо сказал Лукас, глядя на сестру. — Я хочу, чтобы с ней осталась частичка меня… чтобы ей не было страшно в темноте.

Лорина вскрикнула.

Её словно притянуло магнитом к телу Зои. Она встала рядом с ней и не смогла отойти.

— Что происходит? — зашипела Эдит.

— Я… я не могу… — в панике пробормотала Лорина, дергаясь, как пойманная птица. — Меня… привязали к ней.

— Как это «привязали»? — яростно спросила Эдит. — Это невозможно! Близнецы-Флавусы не разделяются! Как ты можешь?

— Я не могу, — спокойно отозвалась Найда. — А вот он — может. Теперь всё по его правилам.

Лукас открыл окно. Свежий осенний воздух ворвался в галерею, шевельнув его прямую чёлку. Он перелез наружу и поманил Саяну.

Морти виновато взглянул на Эдит.

— Простите… Я предупреждал. Но сила Нулевых Субъектов до конца не изучена.

— Я не оставлю Лорину, — упрямо рявкнула Эдит.

— Ты нужна нашему подопечному… — всхлипнула Лорина, всё еще тщетно пытаясь отделиться от Зои. — Найди способ это исправить. Мы еще встретимся.

— Мы еще встретимся, — эхом повторила Эдит и скользнула за Морти в окно.

Погода стремительно портилась, словно вся боль Флавусов прорвалась сквозь хмурое небо. Ливень обрушился резко, заглушая все прочие звуки.

Лукас подвел Саяну к южной стороне ограды и показал детским пальцем на выступы в каменной стене — по ним без особого труда можно было вскарабкаться.

— Здесь, — сказал мальчик.

Саяна подхватила Лукаса, осторожно поддерживая снизу, пока тот карабкался по выступам вверх. Затем легко перемахнула следом, не выпуская из левой руки картину — теперь уже надежно спрятанную в чехол, который она успела найти в галерее. Эдит злобно расправила крылья и взмыла над оградой, будто бросая вызов ночному небу.

Морти оглянулся на дом. В одном из окон он увидел Лорину. Она стояла помахивая ему рукой, как забытая кукла, с которой взрослый ребенок больше не хочет играть.

Гид натянул капюшон, сожалея, что не может в полной мере ощутить ливень на своей коже. Затем бесшумно прошел сквозь изгородь, как призрак — навсегда изгнанный из дома Дольманов.

Роскошного дома, где утром Зоя сообщит родителям о пропаже брата… и странной, липкой, как пролитый сок, тени, опустившейся на их семью.

Тени, что вытекала из трещины, давно проросшей в их семье — и теперь расколовшей её окончательно.

Глава 7

В те спокойные времена, когда Сообщество строго придерживалось устава Высшего мира, при Архонте всегда находились эфоры-прислужники — такие, как Наиль и Дарий. Они безоговорочно исполняли волю лидера и неустанно следили за тем, чтобы его внешний вид оставался безупречным.

Теперь же, в третий раз проходясь по сапогам черным кремом, Дамир вздохнул и окинул взглядом отполированную юфть. Ему всегда импонировала эта разновидность офицерской обуви из прошлого — сапоги из мягкой, но прочной кожи, доходившие до середины голени. Они были неотъемлемой частью парадной формы и чем-то напоминали о порядке, которого так не хватало сейчас.

Во времена своей работы под прикрытием среди высшего командного состава Дамир любил повторять:

— Мокрая тряпка, восковый крем и терпение.

Сегодня, когда его собственная «империя» стремительно канула в лету, эта старая фраза вызвала у эфора лишь блеклую улыбку. Он отложил губку и сдержанно оценил результат, мягко стукнув сапогами друг о друга. Темная поверхность кожи заиграла благородным блеском — как зеркало на закате.

— Любитель ретро-шмоток? — с ехидной ухмылкой осведомился Рой, скрестив руки на груди и изучающе глядя на своего бывшего главврача.

Дамир выпрямился, тут же вернув себе холодный, отстраненный взгляд, и поправил брюки, аккуратно заправленные в сапоги.

— Что-то хотел, Хельвик?

— Я вроде как вопрос задал, — набычился Рой.

Архонт отметил, как стремительно на лбу человека вздулась вена.

Но Дамиру было не привыкать к подобным вспышкам — всего пару месяцев назад он стоял перед разъяренной толпой, поднятой против него давним другом и по совместительству Примархом Сарапуллов — Вергизом.

— И получишь ответ, если я посчитаю нужным, — отрезал Архонт. Лоб Хельвика тут же разгладился.

На каждую кислоту найдется свой нейтрализатор.

— Понял, — примирительно буркнул Рой. — Вообще, я пришел спросить, куда делась Саяна?

— Уже соскучился? — хмыкнул Дамир. — Я поручил ей с Морти задание. До утра их не будет.

— А когда мне найдется работа? — Хельвик хмуро сжал кулаки. — Я, конечно, благодарен, что ты вытащил меня из той тюрячки, но хочется уже размяться, а не сторожить ведро с червями, пока девушка прокачивает свои навыки.

— Для этого тебе придется сначала найти собственные, — бросил Дамир и направился в сторону амбара, где Эстер хранила старые вилы и всякий хлам: вещи, что еще хранили на себе приятную память, но уже ожидали судного дня на пути к мусорке. — Идем со мной.

Рой зашагал за ним, оставляя глубокие следы от своих ботинок на сырой земле.

В амбаре ярко горел свет — Дамир заранее позаботился о том, чтобы на всем участке заменили лампы и расставили фонари по периметру. Меньше всего Архонту сейчас были нужны неожиданные гости или любопытные глаза. Именно поэтому следовало срочно разобраться с новой проблемой — той самой, на которую случайно указал Флавус, сам того не подозревая.

Дамир коротким приказным жестом указал на тяжелые двери амбара, и Рой, не задавая вопросов, с усилием распахнул их. Двери открылись с грубым скрежетом, как будто просыпались после долгой спячки.

Внутри оказалось неожиданно просторно и, к удивлению Хельвика, чисто. Вдоль стен ровными рядами стояли старинные сундуки с отломанными ручками и потрескавшимися от времени замками. В пыльных щелях между ними тускло поблескивали забытые гвозди, мотки проволоки и потрепанные ремни. Из угла тянулся терпкий запах сухих дров — у стены стояла аккуратная дровница. Рядом высился широкий железный шкаф, доверху забитый инструментами для вспашки, прополки и мелкого ремонта — след векового сельского упрямства.

Дамир посмотрел на Роя и, вдыхая древесный запах опилок, спросил:

— Что ты чувствуешь, Хельвик, находясь здесь?

— То же, что любой человек в амбаре, — хохотнул Рой. — Что сейчас дадут какую-нибудь грязную работенку или попросят починить старый трактор.

Архонт покачал головой:

— Ты уже знаком с Морти. Вспомни день вашей первой встречи. Какие эмоции ты тогда испытал? Что-то нехарактерное, чуждое тебе?

— Было тоскливо, — Рой поежился. — Как будто собаки на душе завыли.

— Каждый гид призван усиливать в человеке определенный набор качеств. Морти относится к Флавусам и отвечает за… — Дамир слегка улыбнулся глазами. — Назовем это скромностью.

— Имел я такую скромность, — Рой усмехнулся.

— Судя по тому, что ты, друг мой, с детства обходился без наставника, ты «имел» большинство качеств, — Архонт пожал плечами. — И это дало тебе определенные привилегии. В отличие от других, более приземленных людей.

— Например?

— Например, ты способен острее чувствовать эмоции, которые тебе не присущи.

— Сплошное раздражение, — фыркнул Рой. — Нытики и наивные дети кругом.

— Вот именно, — шаги его отполированных до блеска сапог глухо разнеслись по амбару, пока Дамир направлялся к дровнице. — Твоя агрессия — это лакмус. Компас, указывающий на гида.

— Ты сейчас сравнил меня с ищейкой? — Рой прищурился.

— Называй как пожелаешь. Но если ты действительно хочешь, чтобы я научил тебя пользоваться своей силой, — раскрой её.

Эфор взял из шкафа грабли, подошел к дровнице и, стоя сбоку, зацепил ими сдерживающие замки. Резко дернув металл на себя, он освободил завал.

С грохотом тяжелых бревен дрова покатились по полу, обнажая нишу за дровницей. Там, в единственном укрытии, которое, как она полагала, оставалось тайным, сидела Нимэя. Сгорбленная, настороженная — как рептилия, нашедшая убежище среди поваленных деревьев в знойный полдень.

Стоило ей увидеть Архонта, как чешуя под светлой льняной майкой завибрировала — точно хвост гремучей змеи. Зеленоватые отблески пробежали по рукам, украшения на теле дрогнули. Яркие янтарные глаза метнулись вверх, встретились с его взглядом — и Нимэя сразу поникла.

Кожа её разгладилась, потемнела — стала ровной, золотисто-смуглой, как у странницы с юга. Гид непроизвольно потянулась к пыльному пальто, на котором сидела, будто ища в нем хоть иллюзию защиты.

— Что ты чувствуешь, Хельвик? — Архонт смотрел на Номадума с властным спокойствием и едва уловимым блаженством. Она не пыталась сбежать — лишь тревожно переводила взгляд с Дамира на Роя, словно искала в ком-то из них спасение.

Хельвик не видел гида — лишь смутно ощущал перемены в воздухе, и потому просто нахмурился и тяжело втянул носом запах опилок и старого дерева.

— Скуку, — наконец выдал он после долгой паузы. — Мне скучно. И я хочу уйти отсюда. Уехать как можно дальше. Начать новую жизнь.

Архонт аккуратно присел напротив гида и улыбнулся — так, будто застал непослушного ребенка за игрой в прятки.

— Ночью здесь холодает, — спокойно сказал Дамир, хотя одного его голоса было достаточно, чтобы тело Номадума дрогнуло. — Пойдем в дом, Нимэя? Иначе соседи решат, что я невежлив с гостями.

— Там чё… кто-то есть? — Рой шагнул назад и задел цепь на двери. Та лязгнула так громко, что испугала и человека, и гида.

Нимэя резко вскочила и метнулась к выходу, но Архонт перехватил её за руку. Кожа под его ладонью была прохладной и шероховатой. Опилки, застрявшие в косах гида, осыпались на рукав Дамира. Он задержался лишь на долю секунды, затем смахнул их свободной рукой.

— Не паникуйте так, друзья, — сдержанно произнес он и кивнул на Нимэю. — Это моя коллега. Такая же, как Морти.

— Она тоже из Флавусов? — напрягся Рой. — Что-то не похоже…

— А я-то думал, ты необучаем, — цокнул Дамир. — Она — Номадум. Отвечает за дух приключений. Именно этот стимул ты и уловил.

— Да я уже чемоданы готов паковать, — гоготнул Хельвик.

— Архонт… — Нимэя слабо дернула рукой, будто этот жест мог выкупить её свободу. — Прос-сстите меня.

— За что мне тебя прощать? — Дамир изобразил искреннее удивление, хотя внутри всё грохотало от ярости. Но он был известен своей выдержкой, и не собирался уступать чувствам. — Ты просто приглядываешь за своей подопечной. Так ведь?

Нимэя быстро кивнула, опустив взгляд.

— Я ждал тебя, — продолжил Дамир. — Но, признаться, был немного расстроен. Ты первой поздоровалась с Морти, проигнорировав своего покровителя. Я тебя чем-то обидел?

— Что вы, Архонт! — гид вздрогнула. — Я не хотела Вас-сс беспокоить…

— Я дал тебе непыльную работу, — перебил её Дамир. — Ты много лет честно служила на благо Сообщества. Так что же изменилось?

— Племянница Эс-сстер, — осуждающе бросила Нимэя. — Она что-то сделала с моей подопечной. Эстер никогда не была такой безвольной… А теперь я едва могу прикос-сснуться к ней.

— Эстер избрана помогать Высшему миру, — произнес Архонт, отпуская гида и легким жестом обводя пространство. Избрана, чтобы помогать мне. — Ты должна гордиться своей работой, Нимэя. Немногим выпала честь участвовать в восстановлении Сообщества. Разве ты против?

Нимэя сжалась, обхватив себя руками, словно пыталась слиться с хламом вокруг. Она понимала: Архонт играет. Хищник уже выследил добычу — и просто ждет, когда та перестанет сопротивляться.

«Надо было уходить, когда Морти дал мне шанс-сс», — кольнула запоздалая мысль.

Теперь оставалось лишь надеяться, что Дамир не решит покончить с ней прямо здесь.

— Я вс-ссегда была верна вам, — смиренно произнесла она. — Ничего не изменилось. Прос-сстите, если заставила вас усомниться во мне, Архонт.

Дамир хлопнул в ладоши.

— Вот и славно. Раз мы уладили это недоразумение — пойдемте в дом. Я представлю тебя Рою как следует.

Хельвик, всё еще не до конца привыкший к виду людей, разговаривающих с пустотой, стиснул зубы и зашагал следом за Архонтом. Закрывая амбар, он на всякий случай приподнял дверцу, надеясь, что не прищемил невидимку.

***

Эстер привычно хлопотала на кухне, когда мимо неё величественно проследовал Дамир, направляясь в свою спальню, а за ним — Рой. Мужчина на секунду встретился с тетушкой взглядом, и женщина расплылась в туманной улыбке.

— Я испекла вишневый пирог. Саяна его обожает. Он в духовке — греется, чтобы подать горячим, как только она вернется. Не желаете кусочек, мистер Хельвик?

Рой замешкался, всем своим видом выдавая желание, но Дамир резко бросил через плечо:

— Присоединимся позже. Спасибо.

В спальне Архонта было просторно. Стоило ли удивляться, что он обустроился в самой большой комнате в доме, желая хоть как-то подчеркнуть свой вес.

У стены напротив окна стоял старинный шкаф, цвета горького шоколада, с глянцем, напоминающим засохшую кровь. Его дверцы украшали выцветшие резные животные, у которых были слишком тонкие лапы и слишком внимательные глаза. Над шкафом висело узкое зеркало — мутное, с трещиной в углу, как будто оно не просто отражало, а наблюдало.

Архонт жестом велел Нимэе встать напротив.

— Яви себя земному, — повелительно сказал эфор.

— Нам не прис-сстало нарушать баланс, Архонт, — Номадум испуганно взглянула на Хельвика, который уже неотрывно вглядывался в зеркало, явно ожидая увидеть нечто.

— Баланс уже нарушен, — вздохнул Дамир. — А раз вам предстоит работать сообща, вы должны познакомиться. Рой должен понимать, с кем имеет дело.

Нимэя тревожно зашипела, обнажая длинный язык. Казалось, сам факт появления перед человеком причинял гиду нестерпимый дискомфорт. В этом было что-то почти постыдное, как если бы Номадума выставили обнаженной на центральной площади.

По поверхности зеркала пробежала легкая рябь — словно его покрыла тонкая пленка воды. А затем в отражении показалась Нимэя. Она пыталась принять максимально человеческий облик: меньше зеленоватой чешуи, более привычная для земного глаза поза её худощавого, гибкого тела. На фоне статного Архонта она выглядела почти болезненно хрупкой. И неудивительно — гид мало питалась, лишь изредка ухитряясь остаться с Эстер наедине хотя бы на минуту.

Но глаза… Глаза не поддавались трансформации. Ярко-желтые, светящиеся, они с вызовом смотрели на Роя, вязкие, как смола, готовая облепить всё живое.

В воздухе повисла тревожная, плотная тишина — будто застывшее напряжение невысказанных желаний.

И Хельвик, внезапно, снова ощутил знакомую тяжесть. Вспомнились старые, горькие обиды — как отец никогда не брал его с собой на рыбалку. Тогда он был еще совсем юным, темноволосым мальчиком, и, по мнению отца, пугал всю рыбу в округе. А Рою просто не хотелось, чтобы её вытаскивали из привычной, уютной среды ради одного ужина.

— Номадум Нимэя, собственной персоной, — торжественно произнес Дамир. — Трудно представить более подходящую кандидатуру для миссии, связанной с пробуждением в человеке тяги к исследованию новых территорий. Мы бы не стояли сегодня на этих обустроенных землях, если бы не гиды-кочевники.

— Будем знакомы, — попытался вежливо кивнуть Рой, но получилось скорее что-то похожее на нервный тик. — Я примерно так вас и представлял… Почти.

— Не обольщайс-сся, Хельвик, — за ушами гида раскрылся змеиный капюшон, и Рой в ужасе отпрянул от зеркала. — Ты и представить с-ссебе не можешь, кто мы такие.

— Будет тебе, Нимэя, — Дамир отмахнулся и кивнул Рою в сторону отражения. — Не стоит пугать нашего союзника дешевыми фокусами. Он и так понимает, насколько всё непросто.

— Я бы предпочел убраться отсюда, если ты не против, — буркнул Рой.

— Для первого раза достаточно, — согласился Дамир. — Можешь поощрить себя пирогом.

Хельвик поспешно удалился, едва не зацепив плечом косяк в дверном проеме, а Дамир бросил суровый взгляд на Номадума, которая выглядела вполне довольной своей выходкой.

— Я бы на твоем месте не улыбался. Этот человек обладает неиссякаемой силой, как и все Нулевые Субъекты. И если он случайно причинит тебе вред или, того хуже, сделает это осознанно, — не вздумай винить меня.

Нимэя поникла.

— Архонт, прошу прос-сстить мою наглость… но будет ли позволено побыть с Эс-сстер?

Дамир хмыкнул. Он отлично понимал, насколько подпитка важна для гидов. Именно это он и пытался выстроить в Сообществе — чтобы существа выполняли свою работу и при этом не испытывали мучительного голода. Но Вергиз поставил всё это под угрозу, и не только систему, но и жизни самих гидов, променяв их на свое сладкое возмездие.

Однако Номадум, не ведая всей этой внутренней борьбы, расценила его усмешку как холодное равнодушие.

— Я не имела права прос-ссить…

— Напротив, — Дамир поправил ворот пальто. — Ты имеешь полное право. Покровитель обязан заботиться о боевом духе и самочувствии своих товарищей.

Он спустился по деревянной лестнице в кухню, где Эстер кружила вокруг Хельвика, словно бабушка над внуком, согласившимся наконец выпить чаю.

Завидев эфора, Рой закашлялся, неуклюже глотая огромный кусок пирога.

— Не обращай на нас внимания, — сказал Дамир, зная, что Хельвик уловил в слове «нас» гораздо больше, чем хотел. Он повернулся к Эстер. — Вы так много сделали для Саяны и для меня, миссис Эстер. И я чувствую некоторую вину за то, что в последние месяцы совсем не интересовался, чего хотите вы.

Женщина удивленно заморгала, глядя на кондитерскую лопатку в руке.

— Ну что вы, помогать племяннице, вам, ухаживать за садом… этого вполне достаточно.

— Верю, — Дамир улыбнулся, заметив краем глаза, как напряглась Нимэя. — Но ваша племянница рассказывала, что вы очень любите кататься на велосипеде. А в бытовых делах, кажется, совсем забросили это увлечение.

— И правда… — Эстер нахмурилась, будто совсем забыла, чем жила раньше.

— Скоро зима, — Дамир бережно взял её под руку и повел к выходу. — Не отказывайтесь от любимых занятий ради нас. Урожай подождет, если вы позволите себе короткую поездку.

— Но уже темнеет… — женщина с опаской вышла на крыльцо.

— У дач ночью — своя особая прелесть, — пожал плечами Дамир. — К тому же я распорядился установить освещение на всех тропинках. Теперь они безопасны. Может, даже встретите кого-то из старых знакомых.

— Я действительно давно ни с кем не беседовала, — Эстер накинула теплую дутую жилетку на свитер и подошла к велосипеду, который все эти месяцы стоял у ворот, покрытый слоем пыли. Аккуратно протерев его влажной тряпкой, она не увидела, как Нимэя задрожала от тихого, почти блаженного трепета.

— Езжай с ней, — тихо сказал Архонт. — Позволь вам прожить это маленькое ночное путешествие. Но утром я жду вас обратно.

— С-сспасибо, Архонт, — гид склонилась в глубоком поклоне. — Вы даже не представляете, как это важно для подопечной и для меня.

— Надеюсь, мне не нужно напоминать, что случится с тобой или с ней, если ты ослушаешься и попытаешься сбежать? — Дамир взглянул холодно. — Если хочешь, чтобы я даровал ей свободу — выполняй приказы. Всегда. Понятно?

— Да, Архонт, — Нимэя не лукавила.

Пока за их спинами медленно закрывались ворота, а Эстер с сияющей улыбкой крутила педали, увозя себя всё дальше по извилистой тропинке, Номадум с ужасом осознала: теперь и она, как когда-то Морти, связана обязательствами перед своей подопечной.

Даже если ей удастся отыскать Рёскин этой ночью… к утру Найда уже будет на дачах.

И Эстер никогда не вернет себе рассудок, если гид облажается.

Глава 8

На улице светало. Доносились крики чаек, пролетающих над зданием, — они стремились вернуться к морю.

София вздохнула и в который раз похлопала ладонью по несвежей подушке, будто это могло вернуть сон. Остальные без лишних вопросов отдали ей спальню художника, и теперь эфор лежала в его кровати, не в силах заснуть. Она всё время думала о Константине — о том, что могла бы изменить, если бы выпал такой шанс. Но теперь, когда она находилась на его территории, казалось, будто сама энергетика этого человека не покинула здешних мест: она пропитала мебель, въелась в картины, в стены… Девушке хотелось впитать этот едва уловимый аромат жизни — той самой жизни, которая медленно ускользала из Вана и могла покинуть его тело в любую минуту.

София села на кровати и всмотрелась в темноту комнаты. Под дверью мелькнул блеклый свет — зажгли свечу. Эфор тихо приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Вниз по лестнице спускался Наиль.

София последовала за ним и вскоре поняла: отдохнуть не удалось никому.