Бесплатный фрагмент - В плену тёмных душ

Если бы не было тёмной силы, добро потеряло бы смысл.

Последняя битва

Они наступали. Я закрыл забрало шлема и напряженно ждал. Рядом со мной на облаченных в доспехи конях находились мои соратники, рыцари королевства Валенсия. Мы — краса и гордость её армии. Королевские рыцари готовы защищать свое королевство до последней капли крови. Сзади слышался беспокойный ропот среди пехоты и лучников.

— А ну, прекратили базар! — прикрикнул на них кто-то из рыцарей.

«О, тебе это нравится? Как долго ты сможешь скрывать свою сущность под этими доспехами. Три года — немалый срок. Из оруженосцев в рыцари. Но как ещё долго ты намерен убивать самого себя. Ты ученик проклятого мага. Захотел забыть, кто ты? А получится?»: вдруг появился ехидный голос в подсознании.

Я потряс головой, стараясь заглушить эти слова в своей голове. С некоторых пор этот голос стал появляться иногда даже ночью, не давая мне спать. Я было подумал, что схожу с ума. И сейчас так не вовремя. Из-за дальнего холма послышался шум и металлический скрежет. Вскоре на пригорке появились они. Дикие варвары в шкурах, вооруженные чем попало, с неутомимой жаждой крови в покрасневших глазах на раскрашенных лицах, опустошающие все на своем пути, словно саранча, не оставляя никого в живых.

«Ну и что ты намерен делать? Снова махать своей железякой? Ты один из лучших учеников своего учителя. Ты пошел к нему в ученики, движимый жаждой мести. И он увидел в тебе столько тьмы, что принял тебя безоговорочно и научил всему, что знал сам. Твоя месть была поистине страшна. В поглощении души из живого человека нет ничего приятного. Согласен? А те крики ужаса и вид агонии. Просто песня для твоей черной души и отрада для твоих черных глаз. Ты отомстил, но у всякой силы есть цена, и у магии тоже. А у сильной магии она на порядок выше. И теперь ты перестал быть человеком, хотя умело это скрываешь. Твоя глупая уверенность в том, что черной магии не бывает и все зависит от того, в каких целях она применяется, смешна. Ты правда в это веришь? Ну что ж, тешь себя надеждой и дальше».

— Замолчи. Я рыцарь великой Валенсии, — прошептал я, споря со своим подсознанием, как-будто пытался не забыть об этом.

Конь подо мной нетерпеливо переступал копытами и то и дело беспокойно и шумно дышал. Он помнил запах крови во время сражений и очень не любил его. Я тоже помнил. Наоравшись вдоволь, дикари пошли в наступление, махая над головой оружием. Лучники дали залп. Небо потемнело от тучи стрел. Я медленно, с металлическим лязгом вытащил меч из ножен, крепко сжимая рукоять. Эфес так удобно лег в мою руку, закованную в латную перчатку, и я готов был в любой момент пришпорить коня и сорваться в опасный галоп, лавиной врезаясь в орду нападавших, пройдя сквозь неё, как нож сквозь масло.

«Чувствуешь его, этот пьянящий запах крови, дурманящий запах смерти. Теперь ты чувствуешь только это: ненависть, ярость, злобу. Но в основном в тебе царит ледяное спокойствие и равнодушие. Такие чувства, как сострадание, радость и любовь тебе больше неведомы. Такова цена. Тебя же предупреждали о последствиях твоего выбора. Ты презираемый всеми. Тебя боялись и ненавидели. Даже после смерти тебе не видать покоя. Ты обречен стать личем, исчадьем ада, последователь Ордена Хранителей Смерти. И ты бежал, испугавшись то, во что превращаешься».

Я постарался не слушать голос, настойчиво твердивший то, что я так старался забыть и сосредоточиться на предстоящей битве. Прозвучал сигнал к наступлению, и лавина рыцарей тронулась с места, всё быстрее и быстрее набирая скорость, неслась вперед, на неприятеля. Мы врезались в толпу обезумевших от вида крови дикарей. Я наотмашь махнул мечом. Стоны и брызги крови. И тот самый дурманящий запах. Как неудобно было смотреть сквозь прорези для глаз в шлеме. Это сильно сужает кругозор и мешает следить за тем, что происходит сбоку. Удар, второй, третий. Врагов было слишком много. Каждый из нас буквально сражался в окружении. Кто-то схватил меня за ногу, пытаясь сбросить с коня. Ударил латным сапогом кому-то в лицо, поранив его. Убивая одного, на его место вставали другие, и от этого смертельного круговорота слегка кружилась голова. Толчок в плечо, и я почувствовал, как сталь моих доспехов деформировалась. Однако от повторного удара булавой по шлему я удачно увернулся. Развернул лошадь. Ответный удар мечом. Громила упал навзничь, закрывая руками лицо, заливающееся кровью. Мой конь тоже не скучал. То и дело, чуть вставая на дыбы, ударял задними копытами, поворачивался то одним боком, то другим, не давая обойти меня с тыла. Шум на пригорке позади меня привлек внимание. Там тоже шел бой, неравный и кровопролитный. Нас обошли с тыла. Но как? Нас предали. Это заставило рыцарей немного опешить, и некоторых всё-таки удалось выбить из седла. Те, вставая, израненные и уставшие, продолжали сражаться. Уже не за великое, но по сути, маленькое королевство Валенсия, которое уже обречено, а за собственные жизни. Латники сражались отчаянно, но в конце концов и их смяли, подавив числом. Удар, ещё один. Я уже потерял счет тем смертям, что я породил своим мечом. Вдруг болью прошило плечо. Я с удивлением смотрел на остриё арбалетного болта, который торчал из него, пробив доспехи.

«Стреляли с близкого расстояния», — догадался я и в подтверждении своей догадки, обернувшись, увидел варвара с тяжелым арбалетом в руках.

Я судорожно сжимал меч уставшими руками, как будто от этого зависела моя жизнь. Да, зависела. Я выпал из седла, ослабев. Шлем слетел с головы. Под доспехи струилась горячая кровь. Встать… Надо встать. Я поднимаюсь. Бью наотмашь мечом, даже не целясь. Мой взмах легко отбивают. Я знаю, что они рядом, вокруг меня. Оскаливающиеся злорадством обветренные лица. Кто-то ударил по моим рукам обухом топора, и я роняю меч. Осматриваюсь. Всё поле, докуда хватает взгляда, завалено трупами: своими, чужими. Кто-то из окруженных рыцарей падает замертво, проткнутый насквозь мечом. Кого-то, видимо, из лучников, пытавшегося убежать, настигает брошенный уверенной рукой топор, который застревает в его спине, и тот падает замертво. Они ходили по полю, добивая раненных. Всюду слышались стоны и предсмертные крики. Я почувствовал сталь меча у своего горла. Кто-то ударил по ногам, и я упал на колени. Стоять и так не было сил. Что ж, видимо, всё так и закончится. Не было больше той уверенной в собственном превосходстве хорошо вооруженной армии. Я остался один.

«Вот, к чему привело твоё глупое упрямство. Ты же знаешь, кто ты. Решайся, вспомни. Ты тот, кто ты есть. Тот, кого бояться и ненавидят. Но сейчас это то, что нужно. Ты лучший ученик проклятого мага!»

Варвар что-то кричал мне на своем сумбурном языке, потрясая мечом. Потом с какой-то непонятной мне речью обратился к своим. Видимо, убить последнего воина вражеской армии было большой честью.

«Интересно, как он это сделает? Проткнет мечом или обезглавит», — спокойно подумал я.

Как ни странно, страха или отчаяния я не испытывал. И не потому, что был таким смелым. Я просто не мог ничего ощущать, кроме усталости, отдав чувства за науку, о которой долгое время пытался забыть. Варвар опять обратился ко мне, но быстро понял, что я его просто не понимаю. Тут из толпы вышел сгорбленный седой старик в шкурах и обратился ко мне на понятном языке:

— Как тебя зовут, воин?

«Вот, оно что. Он не может убить меня, пока не узнает моего имени, чтобы потом было что вставить в рассказ о своём подвиге. Он, видимо, один из лучших воинов или вождей», — догадался я.

Я встал с колен и глубоко вздохнул, пробуждая тот огонек магии, который я подавлял в себе все это время. Он, словно оголодавший зверь, быстро перерос в бушующее пламя, захватывая всё мое тело и сознание. Память вернуло мне всё, что я умел и что так упорно пытался забыть.

— Я кровавый некромант великого королевства Валенсия, — тихо произнес я, схватив за одежду старика и притянув к себе. Леденящим кровь ужасом наполнился его взгляд.

«Что, мои глаза уже начали меняться. Посмотри в лицо своей смерти, старик», — улыбнулся про себя я.

При использовании этой магии их заволакивала непроглядная кровавая тьма, даже глазное яблоко становилось тёмно-багровым. Он в ужасе открыл свой беззубый рот, пытаясь закричать, но так и не смог произнести ни слова. В моей памяти всплыло заклинание. Его глаза и распахнутый рот засветились зеленоватым светом, и легкая дымка от него потянулась к моим глазам. Он пытался отбиваться, но тщетно. Жизнь вместе с душой уходили из его тела, превращаясь в мою пищу, подпитывая мою магию. И вскоре я откинул в сторону его иссохшийся в одно мгновение труп. Окружившие меня варвары, ошарашенно наблюдая за происходящим, не шевелясь, в страхе отпрянули. Никто даже не подумал остановить меня. А вокруг уже вспыхнуло зеленоватое пламя, и губы мои уже шептали заклинание призыва. Из-под земли показался деревянный посох с навершием в виде черепа, с горящими глазами, увешанный магическими талисманами, ускоряющими и усиливающими магию, привычно ложась в мою руку, облаченную в латную перчатку.

«Странно наверное смотрюсь. Рыцарь с посохом мага», — мелькнула мысль.

Как только посох оказался в моей руке, я ударил им оземь, произнося ещё одно заклинание, и поле вокруг вмиг заволокло зеленоватым туманом. Медленно стали подниматься те, кто всего минуту назад был мёртв. Варвары, рыцари, лучники с горящими зелёным пламенем глазами, всё ещё кровоточащими смертельными ранами. В них не осталось воспоминаний, но их тела помнили, как сражаться. Они не ведали страха и жалости, не чувствовали боли. А что ещё нужно, чтобы свершить мою месть. Теперь это была моя армия. Варвары, окружавшие меня, испуганно озирались. Мертвый лучник вытащил топор из своей спины и всадил его в голову стоявшего к нему спиной варвара. Тот упал за мертво. Кто-то пытался повторно проткнуть мечом мертвого рыцаря, но что ему была эта рана. От ответного удара варвар повалился набок и затих. И когда жизнь окончательно ушла из его тела, он восстал, становясь частью моего войска. Этим и страшна некромантия. Чем больше павших людей, тем больше твоя армия. Снова отовсюду слышался металлический лязг, нарушая могильную тишину этого места. Варвары еще пытались сражаться, но что можно было сделать с практически бессмертной армией. Кто-то из захватчиков попытался добраться до меня, но преградившей ему путь мертвый варвар снес ему голову. Это плохо. Обезглавленные трупы не поднять. Это единственное слабое место моих воинов и единственный способ их победить. Магия, текущая по моим венам, будоражила, как игристое вино, опьяняя своей силой, и овевало тело могильным холодом. Мои глаза светились тем же самым зеленоватым пламенем, а поглощаемые мной души, превращаясь в легкие серые дымки, питали мою магию. Таким образом, она не слабела, пока были умирающие люди и их души, и мне не приходилось использовать собственный резерв для управления мертвецами. Ничто не сравнится с ощущением явного превосходства над этими дикарями. Явного превосходства над всеми.

«О, да, наконец-то теперь ты в своей стихии. Чувствуешь, как это приятно. По щелчку пальцев лишать людей жизни и выпивать их души. Ты явно в экстазе. Вот для чего ты сделал тогда этот выбор. Вот для чего очернил свою душу, изучая это проклятое искусство. Теперь тебя снова станут бояться и ненавидеть. Ты будешь гоним всеми. Твой приход в любое селение будут воспринимать хуже, чем пришествие чумы. Но твоя сила, внушающая страх, так пьянит. Страх же — неплохой инструмент управления».

Остатки варваров всё-таки дрогнули, гонимые каким-то первобытным ужасом. Но мой приказ. не оставлять никого в живых обрёк их на гибель. Они даже не смогли добежать до спасительной чащи леса, и вскоре на поле воцарилась мертвая тишина. Удостоверившись, что все действительно мертвы, я поднял посох и, произнеся заклинание отмены, ударил им о землю. Зеленое пламя стало покидать глаза моих воинов, и они падали замертво там, где и стояли. И снова я был единственным живым человеком на этом проклятом поле. Я вернул посох в землю, и зеленое пламя вокруг меня погасло. Я устало опустился на колени.

«Ну, вот и всё… всё закончилось», — с облегчением подумал я.

Я отомстил за тех, с кем не посижу больше в трактире, за тех, от кого не услышу забавных историй. За то, что заставили вспомнить, кем я являюсь на самом деле. Лучшим учеником проклятого мага, последователем одной из самой презираемой практики магистров Ордена Хранителей Смерти, кровавым некромантом. Я повалился набок, корчась от боли. Нет, я не забыл, что ранен, но рана была тут ни при чём. Так всегда бывало, когда долго управляешь большим количеством черной магии. Душевной боли я не мог испытывать, а вот физическую — вполне. Я упрямо стискивал зубы, чтобы не закричать. Но кто меня мог услышать. Когда волна боли понемногу стала утихать, и тьма в глазах исчезла, я услышал скрип подъехавших к полю телег. Видимо, это крестьяне с ближайшей деревни. Звук шагов, тихий говор. Они шли, осматривая тела павших.

— Неужели никого не осталось в живых? — удивлялся мужчина.

Меня тронули за плечо, переворачивая. На меня смотрели голубые глаза совсем молоденькой светловолосой девушки.

— Есть! Живой!!! — крикнула она кому-то и меня подняли сильные руки и усадили на землю.

Вытащили застрявший в плече арбалетный болт. Очередная волна боли накрыла моё тело. С меня сняли доспехи, чтобы перевязать рану, поднесли ко рту кружку с каким-то отваром. Я огляделся. Крестьяне, пришедшие на поле сражения, собирали оружие и доспехи. Да, у местного кузнеца будет теперь полно работы, хотя и весьма прибыльной. Доспехи наших солдат он, конечно, вернет гвардии короля, а вот вражеские может использовать по своему усмотрению, что принесет неплохой доход и ему, и всей деревне. Девушка внезапно обняла меня, повиснув на шее. Но я не сопротивлялся, хотя и очень удивился. Резкая боль снова пронзила раненое плечо, но я, как мог, сдержал эмоции. Знала бы эта дурёха, кем я являюсь, бежала бы от меня в ужасе, забыв о том, что благодаря мне все они живы.

— Спасибо вам, господин рыцарь, вы нас всех спасли… вы победили, — говорила она со слезами благодарности на глазах.

«Нет, я проиграл», — подумал я.

«Что же теперь ты будешь делать? Опять вернёшься к королю, нацепишь свою жестянку и будешь зарывать свой талант, вместо того чтобы совершенствовать то, в чём и так весьма неплох. Смирись с тем, кто ты есть. От своего предназначения тебе не скрыться. Ты уже пытался, и чем всё закончилось? Ты обречён. Так стань же тем, кому предназначено покорить не только это королевство, но и весь мир!»: снова появился этот ненавистный насмешливо-ехидный голос.

«Заткнись. Я не верю в предназначение» — мысленно отмахнулся я, зная, как поступлю, погладив обнимающую меня девушку по спине, пытаясь успокоить, стискивая зубы от боли. Но на душе было невероятно спокойно.

Таверна у дороги

Он медленно ехал верхом на лошади по лесной дороге. Доспехи привычно давили на плечи, и тяжесть меча на перевязи уже тяготила. Поскорее хотелось очутиться в своем доме, отдохнуть в цветущем саду.

Лучи света проникают сквозь густую листву деревьев, создавая причудливую игру света и тени. Лошадь тихо шагает, и в каждом шаге чувствуется усталость, как и у её седока. Миссия, возложенная на него господином, выполнена, и он наконец-то возвращался домой.

Вереница дорог уходила всё дальше. И вскоре лесная сменилась просёлочной. Сельские зеваки с любопытством и восторгом рассматривали блестящие на солнце доспехи, красивый герб на щите и синий тяжелый плащ. Грозный меч, всегда готовый к защите своего хозяина, вызывал особый интерес. Кое-кто из местных ребятишек пытался даже потрогать плотные кожаные ножны. Жадные взгляды деревенских пышногрудых красавиц провожали темноглазого жгучего брюнета, надеясь, что он остановится именно около неё и увезёт в свой прекрасный замок.

Так одна деревня сменялась другой, чередуясь с заливными лугами и золотыми от тяжелых колосьев пшеницы полями. И, как только день начал клониться к вечеру, и, миновав ещё одну деревню, молодой воин решил свернуть с дороги, завидев в стороне крыши домов другой деревни. Он решил остановиться на ночлег. Когда рыцарь въезжал в деревню, уже начинало смеркаться. На улицах среди темных неприметных домиков он встретил лишь несколько стариков, активно загоняющих расшалившихся детей в дома и напрочь запирая ворота, с подозрительной настороженностью поглядывая на незнакомца.

— Где тут постоялый двор? — спросил он у проходившей мимо старухи. Та указала крючкообразным пальцем в сторону большого здания в конце ряда домов. И что-то пробормотала вслед путнику. Что именно, он не расслышал.

Усадьба располагалась у самого леса. Недалеко поблескивал берег широкой реки. Живописное место, что может быть лучше для отдыха? Рыцарь резко дёрнул поводья, понуждая коня двигаться в нужном направлении, но тот беспокойно заржал и не сдвинулся с места. Парень ткнул в бока шпорами более настойчиво, и тот поплёлся по дороге, спотыкаясь буквально на каждом шагу.

— Потерпи, вот доедем и отдохнёшь, поешь, — успокаивал он животное.

Вскоре воин заехал в ворота поместья. Сонный конюший, светловолосый паренек, взял рыцарского коня под уздцы, намереваясь завести его в конюшню, но гнедой вел себя беспокойно, вырывался, с намерением вернуться к хозяину.

— Ну что ты, что ты. Всё хорошо, — шептал ему рыцарь, гладя по гриве, не понимая волнения животного.

Конюший снова взял лошадь за поводья и, ничего не сказав, повел её в конюшню, украдкой взглянув на рыцаря. И тому показалось, что свет полной луны отразился в алых зрачках подростка. Видимо, просто показалось.

Рыцарь подхватил сумку с одеждой и направился в здание. В таверне посетителей было немного. Новый потенциальный постоялец обратил на себя внимание. За стойкой стоял ещё полный сил круглолицый улыбчивый старик.

— Чего изволите? — спросил он рыцаря.

— Комнату, ужин и ванну, — ответил тот.

По залу сновали три бойкие девушки. Рыжая, брюнетка и блондинка. Они подавали еду, убирали со стола. Все они были весьма симпатичные, с ясными глазами, точеной аппетитной фигурой. Во взгляде, скользящем по гостю, читался озорной интерес. Особенно выделялась одна. Блондинка с темными глазами, почему-то одетая в черное. Волосы заплетены в две косы.

«Из родных кто-то умер», — решил рыцарь.

Было в них что-то восхитительно наивное. Молодой человек отвел взгляд, ведь его сердце уже было занято черноволосой голубоглазой красавицей, согласившейся стать его женой. Через месяц должна состояться их свадьба, и когда он внесет её на руках в их спальню, уложит на кровать с прозрачным балдахином и…

В зал вышла крупная женщина и прикрикнула на работниц.

— Чего копаетесь, как мухи сонные? Накрыть на стол! Приготовить комнату! Нагреть воды! — отдавала она чёткие приказы.

Блондинка, убирающая со стола, вдруг уронила тарелку. Та со звоном разбилась. Девушка с испугом взглянула на женщину. Злоба перекосила лицо трактирщицы.

— Ах ты растяпа неуклюжая, жалкое отродье! — орала она и, выхватив из-за пояса длинное полотенце, стала бить девушку.

Та притихла на полу, съёжившись в комок, даже не пытаясь защищаться, бормоча извинения. Никто из работниц или посетителей не пытался вступиться за нее. Тут к ней подошёл рыцарь, и тяжелая рука в латной перчатке легла на руку женщины. Та недовольно посмотрела на него.

— Не стоит так сурово. За разбитую тарелку я заплачу, — ответил парень.

Блондинка с благодарностью взглянула на своего спасителя. Сытый ужин и горячая вода ванны сделали свое дело, буквально вернув к жизни его уставшее тело. Он лег на крепкую дубовую кровать в маленькой, но уютной комнате, даже не одеваясь. Решив, что оденет чистое на следующий день перед завтраком.

И вскоре ночь вступила в свои права. Шепот листвы и стрекот сверчков за открытым окном наполняли загадочными звуками. Теплое дыхание ночи своим нежным прикосновением погружало во что-то таинственное и сокровенное. Диск полной луны горел так ярко, словно озаряет весь мир завораживающим светом. Сон сморил его быстро, унося в мир приятных и радужных грез. Он не услышал неясный шепот у своей двери.

— Повезло же тебе, Леола. Какой аппетитный красавчик, — прошептала рыжая.

— Первый раз. Смотри, не перестарайся, а то убьёшь ещё, — тихо ответила брюнетка.

Дверь с легким скрипом открылась, и комната озарилась светом принесенной девушкой свечи. Кроме легкой длинной сорочки, на ней ничего не было. Распущенные светлые локоны водопадом спускались до талии. Ночь окутала комнату темным покрывалом. Лишь едва пробившись сквозь короткие шторы, лунный свет наполнял пространство нежным сиянием, скользя по рельефам обнаженного крепкого тела мужчины. Она не сводила с него внимательного взгляда. Он лежал на кровати и был необычайно красив, погруженный в мир сновидений. Его длинные темные ресницы слегка дрожали, подчеркивая глубокий и ровный ритм его дыхания. Запрокинутая рука с грубоватыми от меча подушечками пальцев касалась густых, цвета воронова крыла, волос. Луна, касаясь его лица нежным светом, придавая его чертам невероятную мягкость и притягательность. Съехавшее на пол покрывало давало насладиться видом гладкой кожи, подчеркивающей каждый изгиб рельефных мышц тренированного торса. Её взор остановился на покрывале, укрывающем гладкие мускулистые бедра. Девушка жадно сглотнула и подошла к нему вплотную. Потянула за шнурок своей сорочки. С тихим шорохом она упала к её ногам, оставляя её совершенно обнаженной, и единственной одеждой Леолы были распущенные светлые волосы. Изящные изгибы её стройной фигуры, нежная бархатная кожа, высокая упругая грудь, округлые бедра, плавно переходящие в стройные ножки. Лунный свет охватил её изящное тело приглушенным сиянием, скользнул по груди, темно-розовым соскам. Остановился на сиянии серо-синих глаз, в которых с каждой секундой созерцания его обнаженного тела рождался огонь вожделения. Он здесь, перед ней, прямо сейчас. Такой прекрасный и такой желанный.

Она тихо присела на край его кровати. Коснулась его волос. Наклонилась к его губам. Они были так близко, что можно было ощутить их теплое дыхание на своих. Не в силах больше сдерживать себя, она впилась в его губы страстным, жадным поцелуем, прильнув к нему всем телом, ощущая каждой клеточкой тепло и мощь его тела. Он вздрогнул, просыпаясь и удивленно смотря на ночную гостью. Парень опустил руки на её плечи, пытаясь оттолкнуть, но она резко отстранилась от него и пригвоздила его руки в постели, проявив недюжую силу, несмотря на видимую хрупкость. Её губы снова коснулись его плеча, горячий язык скользнул к шее.

«Что она делает? Это же неправильно, порочно. Нет, остановись. Это же распутство», — его скомканные мысли метались в сознании.

Её жаркие поцелуи переместились на его грудь, чуть прикусывая горошины затвердевших сосков. Его дыхание участилось, сердце вырывалось из груди, и его стук, казалось, слышала вся деревня. Кровь тяжелым набатом стучала в висках.

«Нет, остановись!» — отчаянно повторяло подсознание, вызывая в памяти образ голубоглазой брюнетки, его возлюбленной.

Но тело уже горело неистовым, жадным, бесстыжим пламенем страсти. Цепочка её поцелуев опустилась ниже, осыпая торс. Язык изучал каждую впадину рельефов мужского тела, изображая на нём витиеватый рисунок.

«Почему же так хорошо? Только не останавливайся, прошу. Я хочу этого. Пусть это продолжается дальше… дольше… до конца», — шептало разгоряченное тело.

Член уже налился кровью, затвердев, и белые капли в канале его основания уже стекали по затвердевшей головке. Протяжный полустон-полувздох сорвался с его полуоткрытых губ, когда она коснулась его своими пальчиками, провела по нему горячим языком. Он поддался вперед. Навстречу безудержной страсти и бесконечному удовольствию. Язык девы неистово оплетал затвердевший ствол члена, бугрящегося вздувшимися венами. Его стоны стали громче. Руки отчаянно сжимали светлые простыни. Темные тени на стенах танцевали танец безудержной страсти, охватившей их тела. Прервав эту сладкую пытку, девушка приподнялась и медленно опустилась на его бедра, погружая его возбужденную горячую плоть в свое лоно, слегка охнув и поморщившись. Парень застонал и вцепился в ее бедра, заставил опуститься ниже, желая проникнуть в нее как можно глубже. Лунный свет скользнул по ее лицу, отражаясь завораживающим блеском в ее глазах. И всего на мгновение ему показалось, что в них вспыхнул алый огонек. Ее руки скользнули по его горячей коже, вызывая в нем дрожь и волнение, и, чуть приподнимаясь, девушка начала двигать бедрами, тихо застонав от удовольствия. Его руки неистово и жадно ласкали ее ягодицы, бедра, вздымающуюся ритмично двигающуюся грудь, срывая стоны с их губ. Их движения становились все более интенсивными. Стоны заполняли комнату музыкой всепоглощающей страсти. Она откинулась назад, прогнувшись в талии, не прекращая двигаться. Экстаз волнами накрывал их тела, и казалось, мир вокруг них перестал существовать. Только они друг в друге. Всё остальное сейчас не имело значения. Только он — огонь страсти. Достигнув верха блаженства, он вдруг поднялся и, заключив ее в страстные объятия, с силой прижал к себе, желая слиться с ней воедино. Тело колотила неистовая сладкая дрожь, выплескивая в нее горячие струи. Когда эта дрожь утихла, она обвила руками его сильные плечи и страстно поцеловала. Обессилев, он откинулся назад, закрыл глаза и быстро заснул.

Проснулся он оттого, что почувствовал пронизывающий тело холод. Парень медленно открыл глаза. Попытался подняться и оглядеться. Рыцарь лежал на берегу какой-то реки, вокруг был лес, и не было и намека на деревню. Рядом был конь и его доспехи.

«Если это был сон, то слишком явный и слишком приятный», — подумал он, одеваясь.

Сильную слабость он списал на ночевку в лесу под открытым небом и сон на земле. Рыцарь оделся и подошёл к реке, чтобы набрать воды в дорогу. Но, взглянув на своё отражение, оторопел. Из зеркала водной глади на него смотрел старик. Как будто он проспал не ночь, а не один десяток лет. Лес огласился пронзительным душераздирающим криком, полным неописуемой боли и отчаяния, спугнув птиц с насиженных мест.

Король с колдовскою душой (повесть)

Часть 1. Враг

В столицу славного королевства Креадия после недолгой войны с королевством ненавистного короля-чернокнижника Басмуса возвращалось войско. Да, они вернулись не все, и на их изможденных лицах была печать невосполнимой потери, но вернулись с победой. В последней и самой кровопролитной битве король-колдун бесславно бежал, бросив своё войско, что решило исход войны. Но они вернулись не с пустыми руками. На большой повозке стояла клетка, в которой сидел прикованный цепями парень лет восемнадцати-двадцати. Разорванная одежда клочьями свисала с его тела, длинные волнистые волосы были спутаны, и полные безразличия лиловые глаза устало смотрели перед собой. Сын короля-колдуна был взят в плен, хотя перед этим убил своей черной магией десять славных рыцарей. Вот теперь они за всё отплатят ему, за слезы вдов и сирот. Принц сидел в клетке, прикованный цепями к ее прутьям, и на оковах то и дело вспыхивали руны. Кандалы были зачарованы, лишая возможности колдовать, и приносили мучительную боль. Запястья жгло словно каленым железом. Его лицо, когда-то надменное и прекрасное, теперь было покрыто грязью и запекшейся кровью. В глазах не было ни страха, ни раскаяния — лишь холодное безразличие. Казалось, он не замечал ни ненавидящих взглядов рыцарей, ни презрительных криков собравшейся около дороги толпы.

Камни летели в клетку, ударялись о прутья, некоторые достигали цели, оставляя синяки на бледной коже принца. Он даже не вздрагивал. Словно всё это было ему давно известно и не могло удивить. Он видел это прежде, когда сам приносил боль и страдания другим. Теперь пришла его очередь. Ирония судьбы, не более.

Рыцари, сопровождавшие клетку, сдержанно проклинали его. Они жаждали не просто его смерти, а мучительной и унизительной кончины. Кто-то из них потерял друга или брата от его руки, и теперь месть жгла их сердца. Но принц молчал. Он был выше этой злобы, хотя со стороны могло казаться, что он сломлен.

Горожане, ожесточенные горем и страхом, выходили из своих домов, чтобы плюнуть в лицо поверженному колдуну. Они бросали в него гнилые фрукты и овощи, выкрикивали оскорбления. В их глазах читалась ненависть, смешанная со страхом — страхом перед тем, что он сделал, и страхом перед тем, что еще мог бы сделать, если бы не попал в плен. Но принц смотрел сквозь них, словно видел что-то, чего не видели они. Что-то, что делало их злобу и ненависть бессмысленными и ничтожными.

— Пусти, не то я велю тебя выпороть! — сердито топнув ногой, сказала юная королевна Ланика.

В дверях стояла грузная кормилица, загораживая дверь её шикарно обставленной комнаты.

— Матушка не велели, — спокойно произнесла она. Гнев девушки вовсе не пугал ее.

— Я тоже хочу увидеть настоящего колдуна. Почему матушке можно, а мне нельзя? — упрямилась Ланика.

— Не дай боги. Он зло, а вы ещё девица, — объясняла по-своему запрет королевы служанка.

Девушка, изловчившись, поднырнула под рукой женщины, которой она упиралась в косяк двери, и, смеясь, выбежала из комнаты, не обращая внимания на гневные предостережения кормилицы.

«Только бы успеть!» — с восторженным предвкушением думала она, направляясь к конюшне, на ходу завязывая шнурки плаща.

Вскоре его привезли на городскую площадь к эшафоту, на котором стояла, гордо вскинув голову, королева Эригона. Она с нескрываемым отвращением смотрела на плененного мага.

— Народ Креадии, мы победили в войне против кровавого тирана, против жестокого колдуна и его королевства. Теперь наши дети могут спать спокойно и не бояться мора, голода и умертвий, что могут наслать чернокнижники. К сожалению, король-колдун не пал от рук наших отважных рыцарей, без чего наша победа не будет окончательной и бесповоротной. Но мы знаем, как выманить его из той глубокой норы, в которую он спрятался, как последний трус. У нас в руках его сын, который ничуть не уступает ему в злом могуществе. Посмотрим, насколько ему дорого его дьявольское отродье. Пусть придет и займет его место на плахе. Тогда Креадия вздохнет спокойно! — воодушевленно говорила королева.

Во время её речи к эшафоту подъехала на белом коне девушка в богатой изумрудного цвета одежде с льняными длинными волосами и озорным зелёным взглядом. Она взошла на эшафот и стала рядом с королевой, не обращая внимания на её недовольный взгляд, брошенный украдкой.

Взгляд Ланики упал на пленника в клетке. Черные как смоль кудри спадали на грудь, местами было видно мускулистое тело в синяках и ссадинах, свидетельствах гостеприимства жителей столицы Креадии. Он никак не реагировал на слова королевы, даже не смотрел на неё, опустив задумчивый спокойный взгляд. Казалось, даже возможная гибель от рук палача не волновала его. Тут он почувствовал на себе её изучающий взгляд и поднял голову. Цвет его выразительных лиловых глаз поразил девушку. Лицо принца было образцом мужской красоты. Высокие скулы, прямой нос, мягкий овал подбородка — все черты были словно выточены скульптором, знавшим толк в идеальных пропорциях. Плавный овал губ, тронутых тенью презрительной усмешки, добавляли облику загадочности.

Девушка не могла отвести взгляд. В этих глазах цвета спелой сливы она видела гипнотическое влечение, силу и какую-то непостижимую глубину. Ей вдруг показалось, что она тонет в этом омуте, теряя чувство реальности. Что-то в нём притягивало её с непреодолимой силой, против которой она была бессильна.

Но разум, как назло, отказывался замолчать. Она знала, кто он — темный маг, плененный за свои злодеяния. Имя его отца шепталось в коридорах замка с ужасом и отвращением. И все же… Все же эта мрачная аура, окружавшая его, не могла скрыть его невероятную привлекательность. В её душе разгоралась борьба. Страх и отвращение сталкивались с неописуемым влечением, рождая странную, незнакомую ей прежде бурю эмоций. Как можно одновременно бояться и желать? Как можно чувствовать жалость к тому, кто, как утверждают, не знает пощады?

Она понимала, что играть с огнем опасно, но пламя его взгляда манило ее, как мотылька на свет. И она, словно завороженная, не могла отступить.

— Неужели такая красота может быть злом, — прошептала Ланика.

После нескольких часов под палящим солнцем его отвезли в городскую тюрьму. Каждый день его будут возить по улицам города, чтобы выманить его отца, и ждать, что он придет освободить своего сына.

Вернувшись в королевский замок, девушка не находила себе места. Тревога за судьбу пленника сжимала сердце холодными тисками. Почему она отчаянно не желала его смерти? Он враг, он зло. Но как только королевна закрывала глаза, вспоминала его проникновенный взгляд, и мурашками покрывалось её тело. Никто из отпрысков аристократических родов не вызывали в ней таких чувств. Она даже пыталась выпытать у матушки о его судьбе, боясь услышать решение о смертном приговоре. Но Эригона говорила, чтобы дочь не забивала свою прекрасную головку ненужными мыслями, поглаживая её по светлым локонам.

Королева души не чаяла в своей любимой единственной дочери, та отвечала ей ответной любовью и послушанием. Но иногда в девушке просыпался озорной чертёнок, и вела она себя порой безрассудно. Эригона закрывала глаза на мелкие шалости королевны, но любопытство к пленнику восприняла с опаской.

— Что за интерес к нашему врагу? — спросила она.

— Именно потому что он враг. Не станется так, что если мы казним этого чернокнижника, его отец в ярости обрушит на нас засуху или падеж скота, — придумала предлог для своей заинтересованности Ланика.

— Не волнуйся, дитя моё. Если Басмус не хочет, чтобы навредили его сыну, он не станет вредить нашему народу, — заверила её королева.

Он сидел на полу каменной темницы, маленькое окошко с решеткой было единственным, что дарило свет и прохладу днём. Он слушал, как стучали о каменный пол капли воды, падающие откуда-то сверху, и это было его единственным развлечением. Охапка прогнившей соломы была ему постелью. Мысли. Временами он размышлял о том, что его ожидает, прислушиваясь к разговорам рыцарей по ту сторону решеток, но это не принесло ожидаемых результатов. Королева повелела стражам следить за ним, но за время своего пленения принц не проронил ни слова. Некоторые думали, что он лишился дара речи от сознания того, что был побеждён. Иногда он что-то чертил соломинкой на полу, и это вызывало настороженные взгляды от рыцарей, его охранявших, опасавшихся, что он чертил магические руны. Некоторые нетерпимые заходили к нему в камеру и ударом латного ботинка под ребра прекращали эти действия. Пленник с еле сдерживаемым стоном заваливался на бок, стискивая зубы от боли, но опять-таки не произносил ни слова.

Поздним вечером, спустя пару дней, королевна выбралась из дворца вместе с одним из рыцарей стражи и служанкой. Торопливый цокот копыт её лошади стремительно нес её к городской тюрьме. Сердце взволнованно билось и пыталось выпрыгнуть из груди. Этот красивый юноша не давал ей покоя.

«Взглянуть, только посмотреть на него», — шептала её душа.

Объяснив цель своего визита главному надзирателю, она проникла в темные коридоры тюрьмы, освещаемые чадящими факелами. Темницы, наполненные смрадом испражнений, гниющей крови и плоти, ударили в её чувствительный носик, и Ланика постаралась задержать дыхание. Откуда-то слышались крики, стоны и звуки хлестких ударов. Девушка молилась о том, чтобы эта участь не постигла плененного чернокнижника.

Вскоре они пришли к решетчатой двери. Узник никак не отреагировал на звук поворачивающегося ключа в увесистом замке, всё так же смотря в пол. Один из рыцарей подошёл к нему и ткнул древком копья в бок.

— Поднимайся, скотина. Перед тобой её Высочество, королевна Ланика, — сказал воин.

Маг медленно встал на ноги и поклонился с поистине королевским изяществом, несмотря на свой весьма плачевный вид. Парень был высокий, широкоплечий и довольно пропорционально сложен. Он медленно поднял голову и взглянул на неё. Девушка невольно вздрогнула, когда встретилась с ним взглядом, но постаралась придать своей наружности гордый, пренебрежительный вид, дабы показать ему своё безразличие, даже не подозревая, что алый румянец выдал её волнение.

— Как твоё имя? — спросила она.

— Оделис, — ответил парень мягким голосом, от которого мурашки побежали по её спине.

«Имя такое же прекрасное, как и его владелец», — невольно подумала Ланика.

— Твой отец могущественный чародей, неужели он не может вызволить тебя из темницы? — спросила она.

— Вы этого и добиваетесь. Мой отец не настолько глуп, чтобы попасть в вашу ловушку, — ответил Оделис с легкой усмешкой.

Он давно заметил, что на дне клетки, в которой его возят по городу, и на стенах темницы есть магические руны опутывающего заклинания, которые были весьма сильны и действовали исключительно на магов. Белые маги Креадии не зря ели свой хлеб.

— Неужели темным магам неведома любовь… любовь к своим детям? — возмутилась королевна.

— Зато я знаю, что такое любовь… к своему отцу, и я не хотел бы, чтобы он являлся сюда, что бы со мной ни случилось, — ответил парень. Ланика заметила, как потеплел его взгляд, и ей пришлось собрать всё своё самообладание, чтобы не поддаться его очарованию.

Королевна поспешила покинуть его темницу. Всю дорогу до замка в мыслях звучал его бархатный голос, от которого сладко замирало сердце.

Наступила ночь, и в маленьком зарешеченном окошке его темницы показались звезды. Оделис усмехнулся, стоя у окна, вспомнив визит юной принцессы, как она всеми силами старалась казаться такой же высокомерной, как и её мать, но это, если честно, у неё пока плохо получалось. Вдруг он почувствовал дикую головную боль. Он, опираясь о стену, медленно дошёл до вороха соломы и опустился на неё, и через секунду в своем сознании услышал голос:

«Сын мой, я явлюсь и освобожу тебя».

«Нет, отец, ты попадешь в ловушку. Теперь в этом нет необходимости. Я сам выберусь на свободу и вернусь в наше королевство. Жди меня», — ответил он на ментальный контакт.

Руны на оковах засияли зеленым светом. Головная боль, причиняемая антимагическим заклинанием, была нестерпима, и Оделис прервал телепатический контакт с Басмусом. Его отец был жив и полон сил, и это немного успокаивало.

Королева заметила, что взгляд её дочери стал задумчивым и отстраненным, иногда она улыбалась каким-то ведомым только ей мыслям. Ланику все сильнее затягивало в омут страсти к притягательному пленнику. Её смелые мечты окунули ее в водоворот поцелуев и жарких объятий, признаний в вечной любви. Ей было мало просто смотреть в его глаза. Она страстно желала прикоснуться к нему и ощутить ответное прикосновение. Она ловила себя на том, что рисует в воображении его руки, скользящие по её коже, его дыхание, опаляющее её щеки. Мысли становились все смелее, все более дерзкими, раскрашивая серые будни яркими красками запретной страсти.

Ланика чувствовала, как в её душе распускается робкий цветок надежды. Надежды на то, что и в его сердце проснётся искра ответного чувства, если он узнает, какое пламя зажёг в её душе одним только взглядом. Она представляла, как они оставят вражду и предрассудки ради любви.

Голос рассудка пытался ее остановить, напоминая о долге, о чести, о том, что он — враг. Но голос сердца был сильнее, он звучал мелодией любви, захватывающей, всепоглощающей, неотвратимой. Ланика знала, что стоит на краю пропасти, но отступать не желала. Она была готова рискнуть всем ради мимолетного прикосновения, ради одного взгляда, полного нежности и понимания. Ведь что может быть важнее любви, особенно если она так сладка и запретна?

И вот девушка снова стояла перед дверью его темницы, и он снова отнесся к её визиту безразлично. Как только королевна вошла в его темницу, он встал и поклонился, не дожидаясь принуждения.

— Ещё один визит, я польщён, — чуть ехидно произнёс Оделис. Её приход был ожидаем.

— Я хотела спросить. Как жители твоей страны выживают среди чудовищ? Неужели они не боятся за жизни своих детей? — взяв себя в руки, спросила она.

— Чудовищ? — удивился принц.

— По вашим городам и селам бродят зомби и скелеты, — напомнила Ланика то, что слышала от тех, кому довелось путешествовать по просторам Идекатуса.

— Но они никому не мешают и никого не трогают. Умертвия делают то, что прикажет им мастер: могут убить человека, а могут просто перенести какую-то тяжелую вещь, — объяснил Оделис, интерес королевны к жизни в его стране забавлял его.

— И ты утверждаешь, что колдуны, ведьмы, чернокнижники и некроманты вовсе не опасны для обычных людей, — не поверила девушка.

— Быть некромантом почётно в моей стране. Некроманты служат королевству, занимаясь расследованием убийств. Труп может о многом рассказать, и именно некромантия может разговорить его. Во время военных действий экономит людские ресурсы во время битв. Это сохраняет сотни жизней, — говорил маг.

Выражение задумчивости появилось на милом личике королевны. Она никак не могла себе представить, что зло может приносить пользу. Она сделала пару шагов навстречу к нему.

— Королевна, не подходите к нему. Он кровавый убийца и колдун, у которого не может быть ничего хорошего на уме, — сказал стражник, увидев это.

— Ты можешь причинить мне вред? — спросила Ланика пленника.

— В любом случае оковы не позволят мне этого сделать, — многозначительно ответил Оделис.

— Ты хочешь причинить мне вред? — спросила она, заглянув в омут его глаз.

— Нет, — тихо прошептал он.

Она подошла к нему почти вплотную, посмотрела на его руки и увидела алые полосы под оковами. Болью и ужасом наполнился её зелёный взгляд. Лёгкое прикосновение к его запястью пронзило её тело словно молнией и оказалось невероятно волнующим. Парень слегка поморщился.

— Тебе больно? — тихо спросила она.

Оделис улыбнулся, и от его улыбки сладкая нега разлилась в груди.

— Немного, — ответил принц, и в его голосе послышались легкие нотки нежности.

— Ваше Высочество, не стоит так надолго оставаться здесь. Королева будет недовольна… — говорил главный надзиратель, явившись в камеру, и наткнулся на гневный взгляд королевны.

— Поймите, я расстанусь с головой, если что-то с вами случится, — пояснил мужчина с нескрываемым страхом в глазах.

Со вздохом сожаления Ланика покинула его камеру, улыбнувшись ему на прощанье. Она понимала, что мать не одобрит её визиты, ведь о них королева ничего не знает. Это только её сокровенная тайна.

Часть 2. Любимый

Эригона всё-таки прознала про визиты дочери в тюрьму и поспешила высказать своё недовольство Ланике.

— Ты не отдаешь себе отчета в том, что этот юноша — чернокнижник и он опасен. Зачем ты ходишь к нему?

— Матушка, он принц вражеского королевства. Я хочу как можно больше узнать о нём и о его стране, чтобы понять, чего от них ожидать, — придумала отговорку королевна.

— Я боюсь за тебя, дитя. Я запрещаю тебе видеться с ним, — решительно заявила королева.

В зал, где они разговаривали, вошёл слуга и поклонился.

— Ваше Величество, прибыл посланник из королевства Дорория. Просит срочной аудиенции, — сказал он, и королева удалилась в тронный зал.

Сердце королевны разрывалось между дочерним послушанием и чувством к Оделису. Каждая секунда, проведенная вдали от него, казалась вечностью, наполненной острым, колючим отчаянием. Она бродила по холодным коридорам замка, словно призрак, преследуемый тенью материнской воли. В пышных залах, где эхом отдавались лишь ее шаги, она чувствовала себя несчастной пленницей в золотой клетке.

Посланник изящно поклонился королеве при её появлении.

— Я прибыл из далёкого королевства Дорория. Наш принц Тихальд наслышан о красоте вашей дочери Ланики и о её добродетелях и просит её руки, — сказал гонец, подавая ей свернутый лист пергамента.

Женщина развернула его и взглянула на портрет потенциального жениха и информацию о королевстве: количество городов, сел, золотых шахт и прочего.

— Что ж, недурен собой, если портрет правдив, — ответила Эригона, придирчиво окинув взглядом рисунок.

— Мы бы не посмели оскорбить вас подобной низкой ложью, — заверил её посланник.

— Для нас честь, что принц Тихальд обратил внимание на наше скромное королевство, но идёт война, и не время думать о свадьбах, когда народ в таком бедственном положении, — ответила королева.

— Принц с радостью возьмет все расходы на себя, если ваша дочь даст согласие, — заверил посол.

— Что ж, мы подумаем и дадим вам ответ в течении месяца, — сказала королева и удалилась, давая тем самым понять посланнику, что аудиенция закончена.

Мысли об Оделисе, его задумчивом взгляде и тихом голосе, преследовали королевну днем и ночью. Она вспоминала каждую их встречу, каждое украденное мгновение. Эти воспоминания были единственным светом в ее мрачном мире, но они же причиняли нестерпимую боль, напоминая о том, чего она лишена.

Королевна знала, что ее мать непреклонна. Любовь к узнику, врагу будет считаться предательством, позором для королевской семьи. Но как объяснить матери, что сердце не выбирает, к кому ему тянуться? Как объяснить, что Оделис — не просто пленник, а смысл её жизни.

Она стояла у окна, наблюдая за тем, как ветер гонит серые облака по небу. В ее глазах плескалось отчаяние. Она понимала, что должна принять решение, которое навсегда изменит ее жизнь. Подчиниться воле матери и обречь себя на вечное несчастье? Или ослушаться, рискуя всем, ради любви, которая казалась ей единственным смыслом существования? В этот момент она чувствовала себя одинокой, потерянной и отчаянно нуждающейся в ком-то, кто мог бы понять ее боль. Но ни служанкам, ни кормилице она не могла доверить свою сердечную тайну, опасаясь, что они могут донести на неё королеве, уже всё для себя решив.

Как только на столицу опустилась ночь, она сбежала из замка через черный ход для прислуги, одевшись в простую одежду.

— Ваше Высочество, вам запрещено видеть пленника. Так что возвращайтесь во дворец. Даже то, что я разговариваю с вами здесь, грозит мне бедой, — говорил главный надзиратель, когда девушку привели к нему в кабинет.

Ланика отвязала от широкого пояса внушительный кошель с золотыми монетами и высыпала их на стол перед мужчиной.

— Если вы никому не расскажете, то и я никому не скажу. Это за три визита, — сказала она, и её отвели к камере Оделиса.

Он пытался заснуть, как услышал лязг ключа в висячем замке. Оделис приподнялся, когда Ланика зашла к нему в камеру. Он еле узнал её в простом наряде. Девушку буквально трясло от волнения.

— Королевна, визит в такой поздний час. Какое внимание к обычному рабу, — горько усмехнулся он.

— Ты не раб, — сказала девушка, не сводя с него пытливого взгляда.

Принц беспокойно взглянул на неё, догадавшись, что случилось что-то ужасное.

— Я не знаю, магия это или чёрное колдовство, но я не могу перестать думать о тебе с того самого дня, как увидела на площади. И мне всё равно, кто ты: чернокнижник, может, сам дьявол, я готова наплевать на все запреты, лишь бы иметь возможность видеть тебя, говорить с тобой, прикоснуться к тебе. Теперь можешь посмеяться над наивной дурочкой. Возможно, ты и не ответишь мне взаимностью, но и в этом случае я не перестану любить тебя, — еле сдерживая слёзы, говорила она, теперь уверенная в своём чувстве. Кому же ещё можно доверить свою тайну, как не предмету своей пламенной страсти.

Выражение лица Оделиса ничуть не изменилось. Он всё так же смотрел на неё спокойно и безразлично, будто её признание ничуть его не тронуло и не нашло отклика в его мрачной душе. Ланика поняла, что эту битву она проиграла. Сердце сжалось от боли и отчаяния. Она повернулась, чтобы уйти, скрывая свою обиду, но тут почувствовала, как он коснулся её руки, и в следующее мгновение она оказалась в его крепких объятиях. Девушка замерла от неожиданности и несказанного счастья. Мир вокруг перестал существовать, остались только его сильные руки, обнимающие её, и тепло, исходящее от его тела.

В объятиях возлюбленного время словно остановилось. Всё, о чём она мечтала долгими ночами, стало явью. Сердце бешено колотилось, отбивая ритм любви, который эхом отдавался в каждой клеточке её тела. Она чувствовала его дыхание на своей щеке, упругость его кожи. Оделис такой родной и такой желанный. Казалось, что она тонет в этом океане чувств, растворяясь в его прикосновениях.

Нежность, которую она так долго хранила в своём сердце, теперь вырывалась наружу, наполняя её душу светом и теплом. Она почувствовала, как слезы счастья подступают к глазам, но не стала их сдерживать. Это были слезы облегчения, радости и безграничной любви. Она прижалась к нему еще сильнее, боясь, что это волшебное мгновение исчезнет, как утренний туман. В этот момент она поняла, что нашла своё место в этом мире — в его объятиях, рядом с ним, навсегда.

— Простите, я не ожидал, что вызову в королевне такую бурю чувств. Мне лестно слышать подобное, но я не уверен, что достоин этого. Я ваш враг, и этого не изменить. Откажитесь от этого чувства. Ничего хорошего это вам не принесёт, — говорил он, поглаживая её по шёлку светлых волос.

Она подняла голову и с тревогой посмотрела на него.

— Ты просишь перестать любить тебя и думаешь, что это возможно? — удивленно прошептала она.

Оделис улыбнулся.

— Я не знаю. Я никогда не влюблялся. Не хочу, чтобы тебе было плохо по моей вине. Я пленник, я не смогу тебя защитить, — ответил маг.

— Если ты будешь рядом, то мне ничего не страшно, — уверенно ответила девушка, положив голову ему на плечо.

Оделис сохранял спокойствие, всё шло по заранее задуманному плану.

— Возможно, ты научишь меня раскрыть своё сердце этому чувству, научишь любить, — тихо произнёс он.

Она взглянула на него и улыбнулась, коснулась его щеки. Конечно же, она научит, наполнит его взгляд пламенем страсти, руки — нежностью, губы — сладостью поцелуев. Теперь она всецело принадлежит ему, что бы кто ни говорил.

«Нужно спасти его, вырвать из этой темницы, но как?» — напряжённо думала она.

— Есть артефакт с пентаграммой деактивирования. Это может быть медальон или сфера с пентаграммой внутри. Достаточно прикоснуться им к оковам, и это не только сделает их бесполезными, но и предотвратит срабатывание магических ловушек, и я буду на свободе, мы будем на свободе, — будто прочитав её мысли, ответил Оделис.

— Нам придется бежать, — с нескрываемым страхом прошептала девушка.

— Если ты хочешь быть со мной, то да. Здесь этого нам не позволят, — ответил чернокнижник.

— Я сделаю всё, что смогу, — пообещала королевна перед уходом.

Торопливым шагом она шла по коридорам замка, всё думая, как раздобыть то, что она и в глаза не видела. Тут за дверью одного из залов девушка услышала голос матери и ещё двух мужчин.

— Что будем делать, если Басмус не появится? — спросила королева.

— Казним щенка, и дело с концом, — ответил один из мужчин.

— Если мы убьем принца, то какой смысл ему тогда вообще появляться? — поинтересовался другой. — А вот наслать на наши границы умертвий повод появится.

— Неужели мы зря напали на Идекатус, неужели нашим планам не суждено сбыться. Ведь после казни колдуна и его отпрыска и истребления чернокнижников мы могли бы посадить на престол кого-нибудь из моих родственников и не иметь под боком государство, населенное черными магами, — говорила королева, нервно прохаживаясь по кабинету.

— Не беспокойтесь, Ваше Величество. Главное — выдержка. Если не поможет то, что мы выставляем его сына на всеобщее обозрение и издевательства, как дикого зверя, мы применим пытки и посмотрим, как долго Басмус сможет взирать на страдания своего чада, — говорил всё тот же мужчина.

— Промедление смерти подобно, — возразил другой.

Подслушанное поразило королевну. Оказалось, что агрессором было не королевство Оделиса, а её королевство. И теперь смерть пленённого принца — дело времени.

«Что же делать?» — не находила себе места Ланика.

Сердце билось в бешеном ритме, словно пойманная в клетку птица, отчаянно рвущаяся на свободу. В голове роились мысли, сталкиваясь друг с другом, словно бушующие волны во время шторма. Любовь и долг, верность и предательство — всё смешалось в один неразрешимый клубок. Казнь принца Оделиса означала не только потерю любимого, но и неминуемую войну, кровь и страдания для её народа. Басмус не простит его смерти. Она не могла допустить этого, не только потому что отчаянно любила его, но и потому что боялась за судьбу своего королевства.

Но как остановить надвигающуюся катастрофу? Как убедить королеву, свою собственную мать, в том, что она совершает чудовищную ошибку? Ведь если подозрения окажутся правдой, и её королевство действительно спровоцировало конфликт… Значит, все эти годы она жила во лжи, окруженная паутиной интриг и обмана, ведь с самого детства все вокруг твердили, что Идекатус — империя зла.

Собрав волю в кулак, Ланика приняла решение. Она должна поговорить с королевой, узнать правду любой ценой. От этого разговора зависела судьба не только её любви, но и всей Креадии. В ее душе рождалась уверенность, оттесняющая страх и отчаяние.

Рано утром она направилась к покоям королевы, полная решимости пролить свет на темные тайны, окутавшие ее родной дом.

— Я всё знаю, и бесполезно отпираться, — заявила с порога девушка.

Эригона расчёсывала длинные светлые волосы, сидя перед серебряным зеркалом, и поначалу даже не отреагировала на слова своей дочери.

— Я знаю, что Идекатус не имел намерений нападать на нас. Это мы вторглись в их границы, а они просто защищали свою землю от кровавых убийц, то есть от нас. А может быть, этих ведьм и некромантов вообще не было, может быть, вы всё это придумали, чтобы иметь повод напасть на другую страну, — возмущалась королевна.

— Ты ещё молода и многого не понимаешь, — спокойно ответила Эрагона.

— Чего я не понимаю? — продолжала в том же тоне Ланика.

— Того, что порой лучшая защита — это нападение. Неужели ты думаешь, я буду ждать, пока этот проклятый колдун нашлет мор и голод на мои земли? — ответила королева.

— Но разве он хоть словом или делом давал понять, что собирается это сделать? Идекатус живет по своим законам, и не их вина в том, что тебе они не нравятся, — сказала девушка и удалилась.

Ланика не могла дождаться ночи и снова стояла перед прутьями его темницы.

— Почему ты не сказал мне? — с укором произнесла она.

— О чём? — не понял он, поднимаясь на ноги.

— О том, что это Креадия напала на твоё королевство, а не наоборот, — говорила Ланика.

— И ты бы мне поверила? — с сомнением усмехнулся Оделис.

Девушка потупила взгляд, давая понять о том, что опасения принца были не беспочвенны. Затем подошла к нему и обняла, уткнувшись в его плечо лицом.

— Я найду то, что тебе нужно, и мы уйдём, уйдём отсюда вместе, — пообещала Ланика.

Оставалось только одно: найти артефакт, о котором говорил Оделис. Она обыскала кабинет матери и его тайники, её спальню, перевернув даже подушки. Девушкой всё чаще овладевала паника. Если она не найдет эту магическую вещицу, то Оделис погибнет. От одной мысли, что он может лишиться головы, её охватывал панический ужас.

Оставалось одно место, где, по её мнению, может быть искомый предмет, — тронный зал. Звук её шагов гулом разносился по пустому помещению. Девушка подошла к трону, украшенному золотом и бордовым бархатом. Обошла его кругом, ощупала спинку. Сзади под бархатом оказался выступ. Она нажала на него, и ей открылся тайник, в котором была подвеска, в ней была запечатана пентаграмма, о которой говорил Оделис. Девушка сунула находку в кошель и удалилась.

Ланика не могла дождаться ночи, когда вновь увидит его, когда они будут свободны, когда наконец будут навсегда вместе.

— Это он? — спросила девушка, оказавшись вновь в его темнице, подавая подвеску.

Молодой чернокнижник посмотрел на сияющие руны и, улыбаясь, кивнул.

— Что я должна сделать? — спросила она.

— Подойди и коснись кристаллом моих оков, и мы окажемся далеко отсюда. Я не могу сделать это сам, — сказал Оделис.

Сомнения и страх вдруг обуяли её. Если она покинет своё королевство, то, возможно, никогда больше не увидит свой дом и королеву. Девушка взглянула на парня, ища поддержки. Тот улыбнулся и протянул ей руку.

— Ничего не бойся. Я не дам тебя в обиду, — произнёс Оделис.

Её ладонь утонула в его сильных длинных пальцах. Ланика прикоснулась кристаллом к оковам, и они вмиг рассыпались. Оделис взял из её рук кристалл, и тут же пол темницы и стены затряслись. Откуда-то сверху посыпались огромные камни. На них голубым светом вспыхнули магические руны и тут же погасли.

— Теперь иди, обними меня и закрой глаза, — сказал маг, раскрыв объятия.

Дважды просить её не пришлось. Она подошла к нему и крепко обняла за талию, уткнулась лицом в его грудь. Ланика слышала крики и лязг железа. Это стражники пытались ворваться в камеру, вход в которую завалило булыжниками. Яркий свет озарил помещение, и в следующий момент она услышала шум ветра и песни птиц. Девушка открыла глаза и огляделась. Они были в лесу.

— Где мы? — спросила она.

— Недалеко от границы. Здесь неподалеку есть деревня. Пройдем её и будем на месте. Я оказался ещё слаб и не смог перенести нас в моё королевство, — объяснил Оделис.

— Ты бывал в этих краях? — спросила королевна.

— Периодически объезжал свои владения и видел, как наши торговцы обменивались товарами с этими крестьянами, которые приходили к самой границе, — ответил Оделис.

«Отец, жди меня. Я возвращаюсь домой», — сосредоточившись, послал он телепатическое известие правителю Идекатуса и место где они находятся.

«Я прикажу встретить тебя у границы», — ответил король, назвав точное место, которое было принцу хорошо известно.

«Я буду не один», — мысленно сообщил он отцу, взглянув на впереди идущую королевну.

Вечером они добрались до той самой деревни и, пробравшись в один из зажиточных крестьянских домов, сняли с веревки женскую и мужскую одежду, которые сушились после стирки. Выйдя к реке, Ланика переоделась в крестьянское платье, а Оделис, сняв с себя одежду, которая за время пребывания его в тюрьме превратилась в вонючие лохмотья, вознамерился искупаться, совершенно не стесняясь присутствия королевны. Он пошел к воде, а девушка то и дело отводила взгляд от смущения. В ней боролись постулаты, вбитые воспитанием, что смотреть на обнаженного мужчину неприлично, и желание любоваться любимым принцем.

Вскоре он погрузился в воду. Сорвав пучок травы, растущей на берегу, тер руки и плечи, используя её как мочалку. Поплавав немного, он вышел на берег, выжал длинные черные, словно вороново крыло, волосы и растянулся на траве, не желая надевать одежду на мокрое тело. Спустя какое-то время его сморил сон. Всё это время королевна не спускала с него жадного взгляда.

Солнце играло на его обнаженной коже, оттеняя рельеф мускулов, оставляя рисунок на теле, о котором она могла только мечтать. Каждая линия, каждый изгиб казались выточенными рукой искусного скульптора. Она никогда не видела ничего подобного. В залах дворца, наполненных напыщенными вельможами, она встречала лишь холеные тела, скрытые под слоями парчи и бархата. Здесь же, перед ней, лежал совершенный образец мужской силы и красоты, бесстыжий и необузданный.

Ее щеки пылали. Ей следовало отвернуться, уйти. Но ноги словно приросли к земле. Она чувствовала себя дерзкой воровкой, подглядывающей за чем-то запретным, но не могла оторваться от этого зрелища. Его грудь мерно вздымалась под спокойным дыханием, живот был плоским и твердым, а бедра… Она отвела взгляд, чувствуя, как краска смущения заливает ее лицо. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. В ней боролись стыд и восхищение, страх и неведомое ранее желание. Она принцесса, она должна быть неприступной и сдержанной. Но этот спящий красавец словно пробудил в ней дремлющий вулкан. Она жаждала прикоснуться к нему, ощутить тепло его кожи, узнать, что скрывается за этой маской желанной красоты.

Ланика медленно подошла и опустилась рядом с ним, коснулась плеча. Он даже не шелохнулся. Затем её ладонь ласкающим нежным движением скользнула по груди, животу, лобку, но зайти дальше не осмелилась. Она наклонилась над ним, желая поцеловать, коснулась его волос. Легкая боль внизу живота говорила о том, что её тело неистово жаждет продолжения, слиться с ним воедино, принадлежать только ему. Оделис вздрогнул и проснулся. Девушка испуганно отдернула руку.

— Я, кажется, заснул, — сказал он, потирая заспанные глаза.

— Да, — ответила девушка, скрывая вспыхнувший на щеках румянец.

Оделис оделся и осмотрелся. Уже вечерело. Надо было спешить. Они благополучно достигли границы. Там их действительно уже ждали. Повозка, запряжённая несколькими лошадьми, люди в стальных доспехах. Их лица скрывали маски и глубокие капюшоны. Один из них вышел вперёд и поклонился.

— Мы ждали вас, Ваше Высочество, — сказал он.

— Как отец? — спросил Оделис.

— В добром здравии, — ответил боевой маг.

Оделис удовлетворенно кивнул. Они сели в повозку и тронулись в путь, направляясь в столицу Идекатуса. А тем временем в королевском замке Креадии все сбились с ног, разыскивая пропавшую королевну, и ломали голову, как удалось бежать из тюрьмы ненавистному плененному принцу-чернокнижнику.

Часть 3. Желанный

Повозка ехала по пустым улицам столицы. Казалось, все жители бежали от войны и гнева агрессоров. Мрачные высокие шпили зданий упирались в пасмурное небо. Изредка поскрипывали незакрытые ставни домов.

Каменная кладка мостовой, выщербленная временем и копытами лошадей, отражала тусклый свет из-под нависших туч. Запах сырости и тлена витал в воздухе, смешиваясь с гарью от недавних пожаров. Узкие переулки, словно змеи, извивались между домами, погружая их в еще больший мрак. Там, в тенях, казалось, таились призраки прошлого, наблюдая за покидающими город душами.

Площадь, когда-то оживленная и полная торговцев, теперь представляла собой жалкое зрелище. Опрокинутые телеги, разбросанные товары, сломанные вывески — всё свидетельствовало о панике и спешке. В центре площади возвышалась одинокая виселица. Труп мужчины с табличкой на груди с надписью «колдун», висящий на ней, покачиваясь со зловещим скрипом, стал ужасным напоминанием о жестокости захватчиков.

Река, протекавшая через город, казалась черной от отражения туч и сажи. Заброшенные лодки покачивались на волнах, словно оплакивая ушедшие дни. На другом берегу виднелись полуразрушенные стены крепости, когда-то неприступной, а теперь зияющей брешами.

Даже ветер, казалось, нес в себе отголоски печали и страха, завывая между зданиями и заставляя дрожать редкие уцелевшие фонари. Город, некогда гордый и величественный, превратился в призрак самого себя, обреченный на медленное умирание под гнетом войны.

Ланика, оглядывая город, вскоре потупила взгляд и виновато посмотрела на Оделиса. Смерть и разруху принесли «освободительные» войска Креадии на земли Идекатуса.

— Прости, я не знала. Если твой отец не захочет меня принять, потому что я дочь его врага, я пойму, — тихо произнесла девушка.

— Не волнуйся, он любит меня больше, чем ненавидит твою мать, — ответил молодой маг, ласково посмотрев на королевну.

Его взгляд и нежное прикосновение успокоили её. Вскоре процессия миновала город и углубилась в лес. Там, в самой чаще, стоял полуразрушенный замок. Пара башен возвышалась над остатками ограды, оплетенной диким плющом, но стоило им миновать кованые покосившиеся ворота, как замок изменился. Темные развалины превратились в здание с высокими шпилями, окнами с цветной мозаикой.

Каждый шпиль был увенчан флюгером, сверкающим в лучах заходящего солнца, словно драгоценный камень. Стекла витражей, сложенные в причудливые узоры, пропускали внутрь замка потоки разноцветного света, окрашивая стены в оттенки рубина, изумруда и сапфира. Вокруг замка раскинулся парк, тщательно спланированный и ухоженный. Аккуратные аллеи, выложенные светлым камнем, вели к многочисленным фонтанам, из которых с тихим журчанием изливалась кристально чистая вода.

Фонтаны были украшены скульптурами мифических существ и грациозных нимф, казалось, застывших в танце под вечным дождем брызг. Кусты роз, высаженные в форме геометрических фигур, источали тонкий, сладкий аромат, смешиваясь с запахом свежей травы и влажной земли. В тени деревьев, кроны которых переплетались, создавая прохладные зеленые туннели, стояли скамейки, приглашая отдохнуть и насладиться красотой окружающего пейзажа.

Вдалеке виднелось озеро, спокойная гладь которого отражала замок и облака, создавая иллюзию двойного мира. Лебеди, величаво скользящие по поверхности воды, дополняли картину идиллии и безмятежности. Всё здесь дышало гармонией и величием, словно замок был создан не просто для защиты, а для восхищения и вдохновения.

На террасе стоял мужчина лет сорока с небольшим в богатой, украшенной золотом и драгоценными камнями одежде, темноволосый, с уставшим синим взглядом. Золотой обруч на голове ясно давал понять, что это сам Басмус. Он беспокойно прохаживался перед высокими дверьми, ожидая прибытия того, кого любил больше жизни.

Повозка остановилась перед широкими ступенями. Оделис вышел из повозки. Король быстро сошёл со ступеней и заключил в долгожданные объятия своего сына.

— Мой мальчик, — взволнованно произнёс Басмус, затем отстранив Оделиса и окинув беспокойным взглядом экипаж.

— Я в порядке, отец. Лучше посмотри, кого я привёз, — сказал он, вернувшись к повозке и помогая Ланике выйти из неё, подвёл девушку к отцу.

— Это Ланика, королевна Креадии, — представил он свою гостью.

Счастливая улыбка сошла с лица короля. В его взгляде появилась некоторая отстранённость. Девушка невольно сделала шаг назад и внутренне сжалась в комок, страшась гнева короля-колдуна.

— Благодаря ей я на свободе, — произнёс Оделис в её защиту.

— Что ж, будь как дома, дитя моё, если мой сын так дорожит тобой, то и мне следует проявить гостеприимство, — сказал Басмус, смягчившись.

Они вошли в светлые залы замка. В коридоре собралась вся прислуга, приветствуя молодого господина радостными приветственными репликами.

— Я просил бы вас проявить уважение и приветливость к моей дорогой гостье. Этим вы проявите уважение и ко мне, — сказал Оделис, и слуги поклонились ему, обещая выполнить его повеление.

После служанки отвели Ланику в отведенные для неё покои, затем в приготовленную для неё ванную. Ланика отказалась от услуг служанок и, скинув крестьянское платье, шагнула в огромную ванну, наполненную теплой водой с цветочным ароматом, с удовольствием расслабившись.

«Интересно, Оделис сейчас тоже принимает ванну?» — подумала она, представив его обнаженным, и сладко потянулась.

Вдруг девушка задалась вопросом, понравится ли ему её тело, достаточно ли нежна её кожа. Способно ли созерцание её прелестей вызвать желание в любимом мужчине. Не отпугнёт ли его её неопытность. Стоило ей закрыть глаза, как она вспоминала его крепкое ладное тело на берегу реки. Ланика подняла из воды ногу с узкой икрой и округлым коленом, придирчиво осмотрела её. Затем раскинула ноги, положив их на чугунные борта ванны, закрыла глаза. Её руки скользнули по упругой груди, затвердевшим от горячей воды соскам, заставляя вздыхать, представляя, как Оделис касается их. Потом они медленно переместились на округлый живот, лобок, бесстыдно утонули в редких светлых коротких волосах и коснулись раскрывшегося влагалища, заставляя сладко вздрогнуть. Вдруг она почувствовала, как её пальцы накрыла широкая мужская ладонь и погрузила её пальцы глубже, заставляя застонать от удовольствия. Она, ведомая чужой рукой, ласкала свой клитор, раскрывая бедра ещё шире, ощущая вязкую влагу на своих пальцах. Ланика открыла глаза и увидела Оделиса, на его лице блуждала пошлая и одновременно злорадная улыбка. В следующее мгновение он провел пальцами по её шее, заставляя снова стонать от бури приятных ощущений, которые были неведомы ей до этого дня. Дикое желание слиться с ним воедино, почувствовать его внутри себя было нестерпимо. Пусть он считает её распутной девкой, но сделает своей.

«Прочитай это в моём взгляде», — мысленно молила она.

Но тут его пальцы сомкнулись на её шее, одновременно лаская её клитор, и быстро начал топить в ванне. Она резко вдохнула воду и вцепилась в его руку, пытаясь освободиться, с ужасом понимая, что тонет. Тут девушка стремительно вынырнула из воды, сделав глоток воздуха. В ванной она была одна. На её крик в помещение вбежала служанка.

— Успокойтесь, госпожа. Вы, видно, заснули в ванной, такое бывает, поэтому и наглотались воды. В этом нет ничего страшного, — успокоила она разволновавшуюся королевну. Может быть, ей всё это привиделось, приснилось.

За трапезой она сидела напротив принца и то и дело поглядывала на него, любуясь им в парадной, богато украшенной одежде, его гордой осанкой и безупречными манерами. Он улыбался и изредка перекидывался с отцом парой слов. Она чувствовала себя лишней на этом празднике воссоединения. После она бесцельно бродила по замку с ощущением, что здесь не ко двору.

Тем временем Оделис с отцом вели беседу в других апартаментах.

— Ты уверен, что стоит это делать сейчас? Ты не до конца восстановился. Твоих сил может не хватить для подобного ритуала, — с сомнением произнёс король.

— Боюсь, у меня не будет выбора. Всё зависит от обстоятельств, — ответил принц.

— Ты не можешь простить их за то, что они сделали с тобой? — печально произнёс Басмус.

— Я похож на мелочного мстителя? Я не могу простить им того, что они сделали с моим королевством, с моим народом, — уверенно ответил Оделис.

Проходя по коридорам замка, Ланику снедала тревога, и она знала, что её сможет успокоить только его нежный взгляд, его объятия, его страстные поцелуи. Девушка остановила одну из служанок.

— Не знаешь, где сейчас может быть принц Оделис? — спросила она.

— Кажется, я видела его в саду, — ответила она, поклонившись.

Ланика поблагодарила её и пошла прочь. Она не видела, как исказилось гримасой отвращения лицо служанки и как она плюнула ей вслед.

Оделис сидел под деревом и любовался лучами закатного солнца. Золотой свет скользил по траве, окрашивая ее в оттенки меда и янтаря. Легкий ветерок шелестел листвой, создавая тихую, успокаивающую мелодию. Казалось, сама природа замерла в ожидании ночи, погружая мир в состояние умиротворения.

После пребывания в плену, где его подвергали унижениям, принц Оделис вернулся в родной замок. Теперь, когда угроза со стороны соседей почти миновала, и его народ мог вздохнуть свободно, принц имел право на покой. Однако сердце его металось между желанием отомстить тем, кто разорил его страну, и стремлением к безмятежности.

Воспоминания о пережитых ужасах всплывали в памяти, омрачая радость возвращения. Лица погибших, крики отчаяния, пепел разрушенных городов — всё это преследовало его, требуя возмездия.

Но в то же время он жаждал покоя. Он мечтал о тишине, о возможности забыть о войне и насилии. Оделис хотел просто жить, наслаждаясь красотой окружающего мира, любовью своего отца и своих подданных, простыми радостями бытия. Эта борьба между долгом и желанием разрывала его изнутри, не давая обрести истинный покой. Принц чувствовал себя кораблем, попавшим в шторм, бросаемым волнами то в одну, то в другую сторону, не имеющим возможности найти тихую гавань. Закат догорал, и вместе с последними лучами солнца на землю опускалась прохлада ночи. Оделис продолжал сидеть под деревом, погруженный в свои мысли, один на один со своими терзаниями.

— Вот ты где? — произнесла Ланика, улыбаясь, выглядывая из-за дерева, под которым он сидел.

Она устроилась рядом с ним и, прильнув к нему, положила голову ему на плечо.

— Тебе здесь нравится? — спросил он, обнимая её в ответ. Его пальцы утонули в её легких светлых волосах.

— Здесь красиво, но непривычно. Хорошо лишь рядом с тобой, — ответила Ланика, и её взгляд многозначительно скользнул по его лицу, остановившись на овале его губ.

Она обняла его за шею и притянула к себе, ожидая от него желаемых действий, не в силах проявить инициативу. Оделис не стал её разочаровывать и прильнул к её губам нежным поцелуем. Его язык скользнул по её губам, раскрывая их, проникая внутрь, лаская её язык своим. Волна неистовой дрожи охватила её тело, от сладкой неги немного закружилась голова. И этот приятный водоворот затягивал всё дальше, всё глубже, останавливая время. Вздох разочарования слетел с её губ, когда он отстранился.

— Люблю тебя, без ума люблю, — прошептала она. Её зелёные глаза горели пламенем ещё не остывшей страсти. Её воображение уже рисовало картину, где она в белом свадебном платье.

Они вернулись в замок, когда совсем стемнело.

— Покажи свою комнату, — попросила Ланика, лукаво поглядывая на него.

Парень повёл её по коридорам и, поднявшись по лестнице на этаж выше, подвёл к резной высокой двери, открыл её, приглашая войти внутрь. Девушка огляделась: резная мебель, большие окна с тяжёлыми плотными шторами, письменный стол, на котором лежали какие-то пергаменты с непонятными знаками. Мягкий ковёр, устилающий пол, делал шаги практически бесшумными. Около окна стоял диван с мягким сиденьем. Ланика прошлась по просторной комнате и дошла до кровати. Просторная, с фиолетовым постельным бельём. Она села на край постели, призывно смотря на молодого принца.

— Теперь ты знаешь, куда идти, если тебе приснится кошмар, — сказал Оделис, садясь рядом с ней.

Ланика согласно кивнула и вскоре нехотя ушла в свою комнату. Там она переоделась в сорочку и легла в холодную постель. Девушка долго не могла заснуть. Ей снова снился Оделис на берегу реки, он целовал и обнимал её, снимая одежду. Королевна резко вскочила на постели, увидев, что она в комнате одна.

Утром принц заметил, что Ланика плохо спала в эту ночь. Когда он спросил, что же такого ужасного ей снилось, она ответила:

— Я с ума сойду, если не стану твоей по-настоящему, если моё тело не будет принадлежать тебе. Ты не оставляешь мои мысли ни на минуту. Умоляю, сделай меня своей, — взмолилась Ланика, презрев все правила приличия.

Оделис заметно растерялся.

— Ланика, я не думаю, что с этим стоит торопиться, — пытался он охладить её пыл.

— Мы же всё равно станем мужем и женой. Какая разница, когда это произойдет, — настаивала девушка.

Он видел, что она на пределе, и это было ему на руку.

— Раз ты этого так хочешь, — нехотя согласился Оделис.

Она пришла к нему в комнату этой же ночью в легкой накидке поверх сорочки, зашла к нему без стука. Он лежал на постели на животе, и его единственной одеждой был каскад волнистых чёрных волос. Ланика некоторое время любовалась его широкими плечами, крепкой спиной и полушариями ягодиц. Затем нетерпеливо скинула накидку и села на постель, коснулась его плеча. Он обернулся и взглянул на неё.

— Хочу, чтобы ты желал меня так же, как хочу тебя я, — прошептала она.

Он приподнялся, обнял её и бережно уложил на подушки. Ланика подняла сорочку, оголяя ноги, бедра, живот. Оделис окинул её взглядом и наклонился к ней, запечатлев на её животе влажный поцелуй. Девушка вздрогнула от неожиданности. Цепочка поцелуев медленно поднималась вверх, и, достигнув пышной груди, он заключил губами в нежный капкан сосок одной из них, срывая с её полураскрытых губ нежный стон. Его пальцы захватили сосок другой груди, нежно поглаживая его, чувствуя, как он твердеет. Затем припал к её губам. Её руки скользнули по его груди, плечам, талии, ягодицам.

— Пожалуйста, сжалься, — прошептала она, тяжело дыша.

Его руки медленно развели её бедра в стороны, и его пальцы погрузились во влажное от неистового желания лоно. Он взял её руку и заставил коснуться своего эрегированного члена, скользнуть по его бугристому от вздувшихся вен стволу и гладкой напряжённой головке, чуть вздрагивая всем телом, давая ей понять, что он тоже желает её. Он коснулся членом её клитора и медленно начал движение бедрами, вызывая в её теле волны безумного наслаждения. Её стоны постепенно переросли в крики. Она вцепилась в его плечи, шире раскрыла бедра, давая понять, чего так страстно жаждет.

Затем он наклонился к её лицу и прошептал:

— Прости за ту боль, которую я тебе причиню.

Резкий толчок ей навстречу сорвал с её губ крик боли, но волна приятных ощущений заглушила её. Его постель окрасилась каплями крови. Оделис двигался медленно, чуть вращая бедрами. Ланика выгибалась ему навстречу, кусала губы, шептала его имя, сжимала ладонями простыни. От наслаждения кружилась голова, хотелось, чтобы его действия не заканчивались никогда. Потом он отстранился от неё. Его руки захватили её запястья. Толчки его бёдер стали резкими и яростными. Это опять причиняло лёгкую боль, но и приятные чувства. Девушка стонала. Парень ускорил темп, тяжело и часто дыша, и через некоторое время произошла разрядка, которая заставила его выгнуться назад в талии и тихо застонать. Ланика чувствовала лёгкую вибрацию его члена в её теле при семяизвержении, и это было верхом блаженства.

Он довольно грубо повернул её на бок, поднял бедро и снова погрузил член в её лоно, заставляя её ахнуть от новой волны наслаждения. Его движения снова были пронзительными и жёсткими, будто он занимается этим не с любимой девушкой, а со шлюхой из придорожной таверны. Ланика не винила его, ей было хорошо, а остальное было неважно. Если он так её видит, пусть. Она будет для него тем, кем он захочет. Оделис опять достиг оргазма, ощутив избыток спермы в её влагалище, вытекающий на постель, заставив её тело содрогаться в сладостном экстазе. Этого было недостаточно. Он поставил её на колени к нему задом и заставил наклониться вперед, взял её за локти и потянул на себя. Снова его член проник в её влажное влагалище, снова эти неистовые движения, при которых парень пытался проникнуть в нее как можно глубже. Ланика стонала, то упрашивая остановиться, то умоляя продолжать. Её грудь колыхалась под его движениями. Мысли окунулись в водоворот запретных, бесконечных удовольствий, о которых она раньше и не подозревала. Девушка не знала, сколько это продолжалось. Оделис снова достиг пика удовольствия, при котором его тело содрогнулось от конвульсий. Она не видела, как загорелись его лиловые глаза, как под ней на постели вспыхнула пентаграмма, как его сперма смешалась с её девственной кровью, как его губы шептали заклинание. Свет озарил комнату, и сизый туман заполонил её. В следующее мгновение девушка исчезла из комнаты, и он остался один. На его красивом лице играла удовлетворенная улыбка. Он сделал то, что хотел, достиг своей цели. Принц повалился на кровать, давая своему телу время прийти в норму. Дело оказалось легче, чем он предполагал, не ожидая, что вызовет интерес в дочери Эригоны. Потом он дал событиям идти своим чередом. Его свобода стала вопросом времени. И там, на реке, он нарочно дал ей посмотреть на своё обнаженное тело и коснуться его, чтобы стать для несчастной королевны самым вожделенным из кошмаров. Он ничего не обещал и не давал пустых надежд, позволяя ей сделать выбор самой. Ланика стала заложницей собственных фантазий, которые шли в разрез с намерениями молодого чернокнижника. Хотя Оделис опасался ответных чувств к королевне. Пришлось бы убить в себе это недоразумение. К счастью, этого не понадобилось. Чтобы проникнуть в его сердце, нужно что-то больше красивого личика, нежного холеного тела и королевских избалованных замашек.

Оделис встал с постели и, одевшись, направился в ванную, чтобы смыть вязкую влагу с члена и её ненавистный запах со своего тела.

Часть 4. Ненавистный

Когда свет померк и Ланика очнулась, она услышала трель птиц, шелест листвы, шорох травы. Она поднялась и огляделась, чувствуя, что находится в мокрой одежде. Да, она была в одежде, в том самом платье, которое было украдено в деревне. Её ноги утопали в топи. С ужасом она поняла, что находится на болоте.