Бесплатный фрагмент - Вот это я попал…

От составителей

Перед вами двадцатый сборник рассказов Литературного сообщества «Леди, Заяц & К». В нём собраны рассказы авторов, принявших участие в тематическом конкурсе «ВОТ ЭТО Я ПОПАЛ!»

Кто-то писал истории про пападанцев, кто-то — про суперспособности. У всех получилось жутко интересно.

Сердечно благодарим подписчиков сообщества и участников конкурса за отзывчивость, креативность и поддержку. Отдельная признательность — читателям, которые продолжают следить за нашим сообществом и вдохновляют на новые проекты.

Отдельно благодарим Вадима Кузнецова за обложку для сборника.

Сборник посвящается талантливому автору Елене Насёк (Ленсанне).

С Уважением, редакция Литературного сообщества «Леди, Заяц & К»»: Сергей Кулагин, Григорий Родственников, Дмитрий Зайцев, Денис Моргунов, Татьяна Осипова, Дмитрий Королевский, Юлия Ростовцева. Ноябрь 2025 года.

Григорий Родственников А ЧТО БЫ ВЫБРАЛ ТЫ?

Виктор Петрович Севрюгин привычно крутил педали велосипеда и размышлял о женской меркантильности. Третья жена оказалась такой же недалёкой и жадной, как предыдущие две. Собрала вещички, обозвала «алкоголиком» и съехала. Нашла алкоголика. Да, он после работы мог «уговорить» бутылочку беленькой, но ведь не больше. Работа каторжная, нужно стресс снимать.

Тяжёлая коробка била сзади по спине, и Виктор Петрович в сердцах выругался:

«Сами ничего из себя не представляют, а туда же — оскорблять!»

Первая обзывала солдафоном. Вторая — неудачником. А третья вообще окрестила алкашом. И у всех на уме только деньги. А он что? Баклуши бьёт? Вкалывает с утра до вечера. И ведь ушла, подлая, в такой ответственный момент, когда он ипотеку взял. Мечтал собственное уютное гнёздышко завести. Не для себя ведь старался. Хотел, чтобы они утром просыпались не в унылой комнатухе, где на потолке трещина в виде ухмыляющейся морды Бабы-Яги, а в солидной двушечке в элитной новостройке. Предательница!

Он ехал по аллее и вдруг заметил на ближайшей скамейке девочку. «Лет десять», — определил Севрюгин. Время позднее, сидит одна. Конечно, район у них относительно спокойный, но всё одно — непорядок.

Остановился, скинул наземь ядовитого цвета котомку с яркой надписью «Обжорка» и кивнул ребёнку:

— Ты чего здесь одна?

Девочка повернула к нему личико, и Виктор Петрович увидел слёзы на глазах.

— Мне страшно!

Севрюгин присел рядом, вспоминая, что ещё совсем недавно он был не жалким разносчиком жрачки, а школьным учителем. Приготовился провести с девочкой педагогическую беседу, как вдруг она затараторила:

— Мой брат Мишка пропал! Отправился в Древний Рим и пропал!

Виктор нахмурился:

— «Древний Рим» — это клуб новый на соседней улице?

— Нет! Настоящий Рим! Времён Цезаря!

Севрюгин крякнул от неожиданности, потрогал лоб ребёнка. Вроде не горячий, тогда откуда этот бред?

— Значит, твой брат отправился в первый век до нашей эры? — участливым голосом заговорил он, стараясь не смутить ребёнка недоверием. — И как же он туда добрался? Наверное, обнаружил временной портал?

— Да, портал! Его дедушка сделал.

— А дедушка у нас волшебник?

— Учёный.

— Это дедушка тебе сказал, что учёный?

— Это все знают. Он профессор! Портал — его изобретение. Только он недоделанный. Дедушка сказал, что ещё месяц надо работать. А Мишка не захотел ждать. Надел кольцо и пропал. Его уже три дня нет!

— Какое кольцо?

— Вот такое! — девочка показала колечко, похожее на обручальное, но из какого-то серого металла.

— Так чего дедушка не пойдёт за Мишкой и не вернёт домой?

— Дедушка в больнице. Ему операцию сделали. Я сама хотела, но мне страшно! Эти римляне настоящие изверги, они всех чужаков на крестах распинают. И Мишку, наверное, уже распяли! — девочка зарыдала в голос и уткнулась белобрысой головкой в подмышку Виктору Петровичу.

«Как всё некстати, — подумал Севрюгин, — остался последний заказ. Какой-то крендель купил аж тридцать банок свиной тушёнки, свиноед хренов! Но ребёнка нужно непременно отвести домой».

— Как тебя зовут?

— Анечка.

— Слушай, Анечка. Никаких порталов не бывает, это сказки. Твой брат просто ушёл. Надо в полицию сообщить. Три дня прошло — они отреагируют. — Вот смотри, — Виктор взял кольцо и надел себе на палец. — Видишь, ничего не про…

Вспышка, а затем тьма. Было ощущение, что неизвестный хулиган накинул ему на голову мешок.

* * *

Виктор Петрович проснулся оттого, что ему на лицо упало что-то тёплое, мягкое и… откровенно зловонное. Он инстинктивно отшвырнул предмет прочь, услышав недовольное блеяние. Открыв глаза, увидел не привычный потолок своей хрущёвки с трещиной в форме зловредной старухи из сказок, а низкое закопчённое перекрытие из грубых балок. Воздух был густым, как борщ после застолья, и состоял из дыма, запаха жареной рыбы, пота, мочи, чего-то сладковато-гнилостного и щекочущих нос ноток скотного двора.

«Блин… опять соседи снизу экспериментируют с шашлыком из чего-то запрещённого? — подумал Виктор Петрович, пытаясь приподняться. — Скока сейчас времени?» — Его рука вместо смартфона на тумбочке уткнулась во что-то влажное и холодное. Он отдёрнул её и увидел, что лежит не на своём привычном диване, а на соломенной подстилке посреди грязного земляного пола. Огляделся и вскрикнул от ужаса, потому что увидел рядом с собой морду чёрта. Отвратительно серую, мохнатую, с загнутыми рогами. Чёрт равнодушно смотрел на человека и неторопливо что-то пережёвывал.

Секунду спустя пришло понимание, что видит перед собой козу. Ту самую, чей «подарок» он только что с себя скинул.

— Ни фига себе, — пробормотал Севрюгин. — Уже коз в городских квартирах держат. Ну не уроды?

Виктор Петрович осмотрелся. Помещение напоминало гараж, переделанный под сарай, с земляным полом, глиняными стенами и единственной дверью, ведущей на улицу, откуда доносился гвалт, сравнимый разве что с московской пробкой на Садовом кольце в час пик. Только вместо клаксонов — ослиные крики, вместо ругани — незнакомая, но явно не менее эмоциональная речь.

«Ладно, — мысленно скомандовал себе Виктор Петрович, бывший сержант спецназа, несостоявшийся школьный учитель, а ныне курьер-разносчик сети магазинов „Обжорка“. — Ситуация нетипичная. Шаг первый: понять, где я. Шаг второй: найти чего пожрать и выпить».

Он встал, с трудом расправляя затёкшие конечности. На нём были те же потёртые джинсы, футболка с надписью «Я не ленивый, я в режиме энергосбережения» и любимые кроссовки, уже порядком истрёпанные жизнью и асфальтом. Последнее, что он помнил — вёз свиную тушёнку клиенту и встретил плачущую девочку. Она что-то говорила про портал, кольцо… На безымянном пальце обнаружилось то самое кольцо. Серое и какое-то шершавое. «Бред!»

Он осторожно высунул голову в дверь. И обомлел.

Узкая улочка, вымощенная крупными булыжниками (явно не по ГОСТу, подумал он машинально), кишела людьми. Мужчины в просторных туниках до колен, некоторые — с пурпурными полосами, женщины в длинных столах и паллах, «Стоп! Откуда ему известны эти слова?», детишки в мини-копиях взрослой одежды. Повсюду лотки: с рыбой, мясом, овощами, странными лепёшками, глиняной посудой. Воздух дрожал от криков торговцев, споров, смеха и всепроникающего гула голосов. И запах… Запах был концентрированным, как спиртовая настойка истории: человеческий пот, жареное сало, специи, вино, конский навоз и подозрительно знакомый аромат общественного туалета, который явно где-то рядом.

«Цирк какой-то, — подумал Виктор Петрович. — Или съёмки сериала. Причём, низкобюджетного».

Его внимание привлекла группа молодых людей в туниках и тогах, с явным боевым настроем. Они что-то горячо обсуждали, жестикулируя в сторону здоровенного мужика в шлеме и кольчуге, стоявшего у входа в какое-то более приличное здание с колоннами. Мужик выглядел как эталон римского легионера из учебника истории, который Виктору Петровичу за последние два года надоел до блевоты. Не удивительно, директор школы, отложив в сторону его диплом об окончании педагогического техникума, коротко поэкзаменовал Севрюгина по истории и вынес вердикт: «Извини, дорогой. Пока ограничимся пятым классом. Чуть подучишься — дам шестой». Правда, до «шестого» дело так и не дошло. Ипотека. Со школой пришлось распрощаться.

Тем временем молодые люди узрели Севрюгина и отреагировали весьма бурно.

— Лентул! — крикнул один из парней, указывая на Виктора Петровича. — Смотри! Новый раб Тита? Или варвар-гистрион? В штанах! И в такой обуви! Ха! Я сейчас лопну от смеха!

Все обернулись. Десяток пар глаз уставились на его джинсы и кроссовки, как на что-то невиданное и очень забавное. Виктор Петрович почувствовал себя экспонатом на выставке «Антропология: Человек Нелепый».

Нужно было что-то отвечать.

— Слушайте, пацаны, — начал он на своём родном, великом и могучем, пытаясь придать голосу дружелюбно-небрежные нотки. — Я, в общем, не местный. Заблудился. Может, подскажете, где тут… э-э-э… метро ближайшее? Или аптека? Голова трещит, как Колизей после землетрясения.

Его речь вызвала взрыв хохота. Парни покатывались, тыча пальцами в его кроссовки.

— Слышал, Марк? «Метро»! «Аптека»! — захлёбывался от смеха тот, которого назвали Лентулом. — Это же надо, какой дурак! Наверное, галл. У них там в голове — как в ихнем вине: бродит и мутно!

Легионер у здания с колоннами нахмурился и быстро зашагал в сторону Севрюгина.

— Ты! В странных браках! — прогремел он на ломаном, но понятном языке, который Виктор Петрович с удивлением идентифицировал как латынь. Откуда он её знал? Из прошлой учёбы в техникуме? Или это был стандартный бонус для попаданцев, как бесплатная бутылка воды в отеле? — Господин Габиний хочет говорить с тобой! И интересуется, почему пахнет варваром и… козлом? — воин указал на дом с колоннами. На ступенях стоял какой-то низкорослый жирный ушастый хмырь, завёрнутый в банную простыню. Физиономия у хмыря была надменной, узкие губы брезгливо сжаты.

«Браки? — мысленно перевёл Виктор Петрович. — А, штаны! Ну да, брака… бракодел… логично». Он посмотрел на легионера, затем на хохочущих парней, на козу, высунувшую голову из сарая с философским равнодушием, на грязь под ногами и на небо, где светило ослепительное, непривычно яркое для Москвы солнце.

«Эх, — подумал он с горьковатой иронией. — Ипотека. Пробки. Сосед с перфоратором в выходные. Казалось бы, чего уж хуже? Ан нет, Виктор Петрович. Хуже — это когда ты не просто в глубокой… браке, а в Древнем Риме. Без страховки. Без загранпаспорта. И с единственным порталом на пальце, который ни фига не действует. Эх, девочка Анечка, почему я не поверил тебе?!»

Он вздохнул. Глубоко. Пахнуло историей. И козлом.

— Ладно, — пробормотал он себе под нос. — Раз уж попал… попал сюда. Надо выкручиваться. Главное — не тупить. И попробовать не умереть в первый же день от дизентерии, удара гладиуса или смеха этой школоты в тогах. Хотя последнее, кажется, самое вероятное.

И, поправив футболку с философским слоганом, Виктор Петрович Севрюгин, курьер-попаданец, неуверенной походкой двинулся навстречу жирному ушастому мужику, римскому праву и полному отсутствию сантехники. Приключение началось. И пахло оно, мягко говоря, навозом.

Жирдяй в простыне, видимо, недовольный его неспешностью, топнул ногой и сделал нетерпеливый жест рукой.

«Главное, не вляпаться по-глупому, — размышлял Севрюгин. — Что я знаю про этот период? Да ничего толком. Два года преподавал историю в пятом классе, но зачем детишкам знать про римское право и быт этих латинян, будь они неладны. Вспоминай, Витя, вспоминай! От этого зависит твоя жизнь. Чего там в техникуме говорили? На рабе должен быть ошейник? Нет, сенат это отменил. Теперь рабы одеваются как свободные. Катон в своём труде „De agricultura“ указывает, что разумный хозяин выдаст рабу лишь одну тунику на год и плащ-сагум — раз в два года. Рабов не стригут, а у меня короткая причёска — уже хорошо. Римские граждане, чтобы подчеркнуть свой статус, поверх туники надевают тогу. Выпендрёжники хреновы!»

— Кто ты? — требовательно спросил жирдяй. Голос у него был тонкий и гнусавый.

«Евнух, что ли? — подумал Виктор Петрович. — Да нет, евнухи — это из другой оперы. Но до чего противный голос».

Он ударил себя кулаком в грудь и поклонился:

— Я путешественник. Приехал посмотреть на великий и прекрасный Рим.

— Перегрин?

— Да, господин.

— Твоё имя?

— Виктор.

— У тебя латинское имя? — удивлённо поднял бровь Габиний. — Откуда ты?

«Вот тут можно вляпаться. Ну, раз те молокососы признали во мне галла — значит, стоит придерживаться этой версии».

— Из Галлии, господин.

— Точнее!

«Блин, какие там были провинции при Цезаре? Что-то типа Аквитания, Кельтика, Альпийская галлия, нет, Цезальпинская!»

— Цезальпинская Галлия, господин.

Габиний кивнул, и Севрюгин облегчённо перевёл дух.

— По какой причине смущаешь граждан такой нелепой одеждой? — продолжал допрос жирдяй в простыне.

— Это образ, господин. Для увеселения публики. Не успел ещё переодеться.

— Для увеселения? — брезгливо поморщился римлянин. — Ты гистрион?

— Воистину так, господин. Гистрион, самый натуральный.

— Что представляете? Сатуры? Этрусские танцы?

— Всё, господин, и русские танцы, и немецкие. Ходим на руках, показываем фокусы!

— Фокусы? — оживился Габиний. — Покажи!

«Блин! Кто тебя за язык тянул, дурака?!»

Виктор Петрович замялся, выискивая возможность отказаться. Ощупал карманы и вдруг наткнулся на зажигалку. Обычную китайскую зажигалку из синего пластика.

Спрятал её в руке, чтобы скрыть от Габиния, сделал каменное непроницаемое лицо и замогильным голосом произнёс:

— Во имя Юпитера-громовержца, да возгорится огонь неугасимый в моей длани! Гори!

Щёлкнул колёсиком. Вспыхнул язычок пламени.

Жирдяй был впечатлён, даже не удержался от удивлённого возгласа. С уважением посмотрел на Севрюгина:

— Мне нравится твоё искусство, Виктор. Сколько гистрионов в твоей труппе?

— Нас семеро, — не моргнув глазом соврал Севрюгин.

— И они такие же искусные?

— Более чем.

— Жду вас всех сегодня после захода солнца у меня в триклинии. На трапезе будут важные гости. Надеюсь, ваше представление развлечёт их. Не подведи меня, Виктор. Награда будет щедрой.

— Будет сделано, господин! — ударил себя в грудь Севрюгин. — Непременно придём!

— Не придёте — умрёте, — широко улыбнулся Габиний. — Я не прощаю оскорблений. — Развернулся и пошёл вверх по лестнице. Простыня волочилась за ним по ступеням, как белый плащ короля.

— Нашёл клоуна, — тихо буркнул Петрович, — буржуй недорезанный, эксплуататор трудового народа.

«Однако его угроза — это не пустяк. Нужно валить из города. Первым делом сменить одежду на местные тряпки, вторым — обзавестись деньгами и пожрать чего-то, а то брюхо с голодухи подвело».

«А ведь вокруг самый натуральный рынок. Вон, как орут зазывалы. И не такая ты важная персона, господин Габиний, раз твой дом в таком непрестижном месте. Запаришься меня ловить, коротышка римская».

«Вспомнить, какие деньги сейчас в ходу. Вроде сестерции? И можно ли что-то продать? Джинсы, наверное, их не заинтересуют. Несколько российских монет — тоже. Эх, жаль, смартфон на тумбочке оставил. Сейчас бы произвёл фурор в этом античном муравейнике. Главное богатство — зажигалка. Придётся продать, и главное — не продешевить».

Он шёл вдоль нескончаемых рядов с едой, побрякушками, оружием. Остановился напротив чернявого толстяка с вороватыми глазками. Тот разложил на деревянном столе настоящее богатство: мечи с позолоченными рукоятями, кинжалы, чьи ножны украшали самоцветные камни, связки жемчужных бус, дорогую одежду из багряницы.

«Словно для принцепсов товар разложил. Вроде пурпур простым гражданам носить не дозволялось?»

Один из мечей отличался от других особенным великолепием. Прямо императорский клинок.

Севрюгин ткнул в него пальцем и спросил:

— Сколько за гладиус?

— Это не гладиус, варвар, — фыркнул торговец. — Паразониум. Его привёз из похода центурион легиона Помпея, Корнелий Фест. И раньше он принадлежал главному киликийскому пирату Зеникету. Чтобы его купить, оборванец, тебе не хватит и десяти жизней.

— Много болтаешь! — оборвал его Виктор Петрович. — Я спросил цену.

— Я уже год его продать не могу. Народ обнищал. Раньше просил пятьсот сестерциев, теперь согласен отдать и за двести.

— Всего-то! — с преувеличенным равнодушием откликнулся Севрюгин. — Мой «неугасимый огонь» стоит, как минимум раза в четыре дороже.

— Какой ещё огонь? — прищурился торговец.

— Вот этот, — Виктор вытащил из кармана зажигалку и крутанул колёсико.

Чернявый заворожённо уставился на огонёк:

— Что это? Волшебство?

— Никакого волшебства. Последняя разработка учёных из этого… как его? Из Карфагена!

— И он так постоянно горит?

— Если покрутить колёсико. Его мой вождь в дар императору собирается вручить. Я думаю — неплохой подарок для Юры Гая.

Торговец облизнул мгновенно пересохшие губы:

— Продай! Сто сестерциев дам!

— Ищи дурака. За эту вещицу я полбазара скупить смогу.

— Двести!

— Нет.

— Двести и всё, что пожелаешь из моих товаров!

— Даже не знаю. А как же подарок императору? Мой вождь разгневается. Я впаду в немилость.

— Я дам тебе больше, чем деньги, — зашептал чернявый. — Защиту! В Риме очень неспокойно. Много бандитов и убийц, а с моим знаком тебя никто не тронет. Возьми кольцо, надень на палец. Знак Абаля «Каракурта» — все знают!

«Ещё одно кольцо. Надеюсь, не очередной портал в преисподнюю».

Севрюгин принял кольцо, по виду золотое. С непонятной гравировкой, похожей на паука. «Вот, значит, как. А торгаш непростой. С преступным элементом дружбу водит. А если те у него на довольствии, то чего ему стоит кивнуть, и меня тихо прирежут, да и зажигалку бесплатно отберут. Ладно, не буду напрягать голову. Сейчас главное — денежков заработать».

Он со вздохом отдал китайский ширпотреб, примерил добротную коричневую тунику, скинул свои драные кроссовки, взамен надел высокие кожаные калиги.

Торгаш протянул кошелёк с монетами:

— Ровно пятьдесят денариев!

Севрюгин хотел возмутиться, но вовремя вспомнил, что денарий вроде повыше по номиналу сестерция будет. Пожелал чернявому удачной торговли и откланялся.

Мешочек был увесистый, грамм этак на триста. На рынке Виктор купил местный бутерброд с рыбой и кувшин какого-то сока. Кинул торговке денарий и с ухмылкой смотрел, как она возится, отсчитывая сдачу.

Монет было много. Откуда-то из глубин сознания всплывали названия: дупондии, ассы, семиссы, квадранты… Знал ли он раньше эти названия или это был попаданческий дар? «Плевать, — решил Севрюгин. — Похавать, выпить и рвать когти из Вечного города». Теперь он при деньгах. Можно нанять корабль и двинуть в какую-нибудь римскую провинцию, а там затеряться. Похоже, назад в будущее путь ему заказан.

Мешок с деньгами носить в руке было несподручно, и Виктор на том же рынке прикупил себе тряпочную сумку через плечо. Пока он отсчитывал деньги, силясь припомнить, сколько в дупондии ассов, его внимание привлёк шум за спиной.

Трое здоровенных амбалов грубо толкали паренька лет двадцати. Паренёк на вид был крепкий и мускулистый, но против трёх громил устоять не мог. Те откровенно издевались над ним, драли за уши, отвешивали подзатыльники.

Виктор собирался пройти мимо, не его дело. Но остановился, когда услышал, как один из громил громко сказал:

— Господин Лентул сказал не калечить тебя. Но если ты не угомонишься, мы с парнями сделаем из тебя сирийского мальчика. Отработаешь так, что неделю сидеть не сможешь.

Лентул… Так звали того молокососа, который громче всех смеялся над ним.

— Сейчас другие времена! — воскликнул паренёк. — Лентул поступил бесчестно. Раб — мой!

— Похоже, он не понял, — с преувеличенным сожалением заявил один из троицы и неожиданно ударил паренька в живот. Тот согнулся пополам. В следующий миг другой громила врезал ему кулаком по голове. Паренёк упал. Негодяи принялись пинать его ногами.

Вокруг шумел рынок, кричали зазывалы, кудахтали куры, ревели ослы — на экзекуцию никто не обращал внимания.

«Ну и порядки. А где же, мать вашу, полиция?»

Окровавленный паренёк распластался в пыли. Пытался подняться, но здоровяк наступил ему на спину ногой:

— Какой он грязный. Надо помыть неряху, — он приподнял свою тунику с явным намерением помочиться на несчастного.

Для Виктора Петровича это было уже слишком.

— Эй, уроды! — крикнул он. — Пошли прочь!

Все трое одновременно обернулись.

— Кто это? — спросил один.

— Какой-то неместный дурак, — ответил другой. — Иначе молчал бы.

Севрюгин, не спеша, подошёл к здоровякам.

— Не терпится подраться? Так я обеспечу вам инвалидность. Пошли прочь!

— Какой грозный, — усмехнулся один из громил. — А ты знаешь, кто мы? Мы служим дому Тарквиния.

— Да хоть гавнилия. Мне пофиг.

Такое неуважение к известной патрицианской фамилии вызвало мгновенную ярость у троицы. Они синхронно бросились на Виктора. Вот только незадачливые слуги Лентула раньше не встречались с бойцами российского спецназа.

«Главное, не покалечь кретинов, — скомандовал себе Петрович. — Мягонько. Нижняя челюсть. Кадык. Грудь».

Один из драчунов лежал в нокауте, блаженно закатив глаза и пуская слюни, другой сидел на коленях, кашлял и блевал. Последний никак не мог восстановить дыхание, напоминая рыбу, вытащенную на берег. К нему и обратился Севрюгин, похлопав по широкой спине:

— Плохо тренируетесь, парни. Зажирели на казённых харчах. Если ваш Лентул хорошо будет платить — так и быть, потренирую его бойцов. Меня зовут Виктор Петра Севрюг. А теперь пошли вон!

Двое громил поднялись и, охая, побрели прочь.

— Стоять! — прикрикнул на них Севрюгин. — Своего дружка заберите!

Паренёк застонал и перевернулся, уставился на спасителя:

— Спасибо…

— Не за что, — отмахнулся Виктор Петрович. — Терпеть не могу отморозков.

Он быстро осмотрел избитого, привычно ощупал тело:

— Ничего серьёзного нет. Просто ушибы. До свадьбы заживёт!

— Я женат.

— Да. Я тоже… был. Целых три раза.

— Меня зовут Луций Сергий Туллий.

— А меня…

— Я слышал. Виктор Петра Севрюг.

— Надо же, запомнил. Слышь, Серёга, кровь бы тебе смыть. Где умыться можно? Давай до дома доведу?

— Не хочу расстраивать жену. Здесь рядом новые термы — дар городу эквинта Корнелия Квинтуса. Вход бесплатный.

— Не, это нам не подходит. Представляю, какой там гадюшник. Нам бы нормальную баньку, чтобы и сенаторы не побрезговали.

— Через квартал термы Варена, но там дорого…

— Пусть это тебя не смущает. Я нынче при бабках! — Виктор потряс сумкой, послышался звон монет.

Вдвоём они неспешно двинулись с рынка. Зеваки глядели им вслед и перешёптывались.

— Ты победил трёх сателлитов Лентула, а туда слабаков не берут! — восхищался Луций. — Никогда не видел такого сильного бойца. Но ведь ты не легионер…

— А как ты определил?

— У тебя нет мозоли под подбородком.

— Ничего себе! — хмыкнул Севрюгин. — Интересное наблюдение.

— Может, ты гладиатор?

— Бог миловал. Я просто русский солдат из элитного подразделения.

Луций явно ничего не понял, но переспрашивать не стал.

* * *

— А это библиотека, — показал Луций на просторный зал, ярко освещённый лампами с маслом.

— Мы мыться пришли или книжки читать? — недовольно буркнул Виктор. Размеры бани поразили его. По его мнению, хватило бы парилки и бассейна. Нет, эти извращенцы устроили настоящий развлекательный комплекс. Впрочем, массажная комната с симпатичными девочками пришлась ему по душе. Тем более, девочки явно намекали на свою доступность.

Была и прекрасно действующая канализация, и проточная вода в бассейне. И даже парилка, напоминающая сауну. Потом прилежные рабы тёрли им спины мочалками, они нежились в огромной ванне с белоснежной пеной. После чего с удовольствием поплескались в бассейне с прохладной водой. А в заключение юные банщицы умастили их благовониями.

— Живут же буржуи! — радостно воскликнул Виктор Петрович. — Я бы из этой термы всю жизнь не вылезал. Представляю, как вкалывают бедные рабы, чтобы обеспечить функционирование этой громадины.

— Рабы нынче дороги, — вздохнул Луций, когда они после омовения возлежали на перинах, набитых лебяжьим пухом.

— А потому что вы в корень оборзели! Самим надо работать. Труд облагораживает. Привыкли на рабах в рай въезжать.

— А разве у вас в Галлии нет рабов?

— Нет! — отрезал Севрюгин, но тут же поправился: — Если и есть, то немного.

Потом они молчали, и каждый думал о своём. Виктор вспомнил задолженность по ипотеке, потерю велосипеда и короба с тушёнкой, недовольную мордашку супруги, ехидную усмешку тёщи, и громко рассмеялся:

— Да пошли вы! Замучитесь пыль глотать, вылавливая меня на просторах Древнего Рима!

— Ты чего? — удивился Луций.

— Да ничего. Родину вспомнил. А скажи, Серёга, чего на тебя этот Лентул наехал? Я так понимаю, он патриций, а ты типа пролетарий. Какие у вас тёрки?

— Из-за раба, — печально вздохнул Луций.

— Из-за какого раба?

— Из-за мальчишки. Я нашёл потерявшегося раба. Хотел отвести хозяину и получить вознаграждение. Но выяснилось, что раба никто не терял. Тогда я решил записать его на себя. Мальчик крепкий, смышлёный. Помогал бы жене в лавке. Но об этом узнал Лентул и заявил, что раб принадлежит ему.

— Постой! — встрепенулся Севрюгин. — А как он выглядел и как зовут?

— Лет десяти, лицо эллина, волосы светлые, курчавые, зовут Михаил.

— Блин! — взвыл Виктор. — Мишка нашёлся!

— Ты его знаешь?

— Конечно! Это мой земляк! Сегодня же выкуплю его у Лентула!

— Ты избил его людей. Лентул очень злопамятный. Сын могущественного сенатора. И ты сказал, что обманул Габиния. Этот не лучше. Тебе надо бежать, Виктор Севрюг.

— Само собой. До захода солнца ещё далеко. Но такое событие нужно отметить! Айда в хороший кабак! Выпьем, поедим жаркого!

— Накормить могут и здесь. Ты так щедро отсыпал денариев, что распорядитель выполнит любое твоё желание.

— Не хочу! Видел я местную кухню, одни овощи и фрукты. А я хочу жареного мяса! Чтобы на углях да с маринадом! Пошли отсюда!

* * *

Столы ломились от яств, подавальщики торопились выставить перед богатыми клиентами новую партию деликатесов.

— А это чего? — удивлялся Виктор. — Соловьиные языки в грибной заливке? Ничего себе! Вот вы, ребята, жируете. Ставь сюда рядом с хоботом слона! А устриц унеси — переперчённые!

К большому разочарованию Севрюгина, крепких алкогольных напитков в заведении не было. Зато имелся обширный выбор вина и медовух.

Виктор попробовал с десяток видов, но оказалось, что не продегустировал и трети.

— Сафлоровое не хочу! Давай из изюма и вон то, синего цвета!

Вино было слабенькое, но количество приумножило градус. Севрюгин изрядно захмелел, то громко смеялся, то угрюмо бурчал что-то про человеческую неблагодарность и женскую меркантильность.

Уперев тяжёлый взгляд в приятеля, проникновенно посвящал его в историю своей жизни:

— Начинал я в спецвзводе ВВ МВД. Служба непыльная, по плацу не маршировали, как другие. Целыми днями рукопашкой занимались да кошмарили солдатиков, попавших на губу. Дома меня никто не ждал, родители погибли в авиакатастрофе. Вот я и остался на сверхсрочную. А там и в спецназ позвали. А спецназ — это знаешь, что такое?

Осоловевший Луций смотрел на Виктора влюблёнными глазами и глупо улыбался.

— То-то, не знаешь. Спецназ — это такая штука, что если кто-то где у нас порой… мы сразу туда. Вот меня судьба в Таджикистан и закинула. Там этих полевых командиров расплодилось, что мышей без кота.

— Таджикистан — это в Африке?

— Ещё дальше. У дьявола на рогах. Я там два года провоевал. А потом словил пулю под левый сосок.

— Стрелу?

— Ага, её, только свинцовую. И трындец. Списали из элиты. У вас, говорят, ЭКГ плохое. Ну, я обиделся и уволился. А жить надо. Вспомнил про свой педагогический диплом. Пошёл в учителя, детишек учить.

— Из преторианской гвардии в тривиальную школу? — поразился Луций.

— Именно.

Неожиданно шум вокруг них стих. Все посетители разом замолчали, когда в помещение вошли десяток крепких мужчин. Среди них была троица, что уже испытала на себе севрюгинское мастерство рукопашного боя.

Один из громил, чей подбородок украшал багровый синяк, ткнул пальцем в Виктора и громко сказал:

— Ты! Сейчас встанешь и пойдёшь с нами!

— Ага, — недобро прищурился Севрюгин. — Только разбег возьму. Как ты, малыш? Мордочка не болит?

— Взять его! — скомандовал детина.

И началось…

Убивать было нельзя. Но внутренний контроль под влиянием винных паров дал слабину. Треснула чья-то челюсть, у кого-то обнаружилась патологическая подвижность в локтевом суставе, а кто-то охромел сразу на обе ноги.

Когда Петрович достал очередного противника ударом пятки в лоб, раздался чей-то зычный голос:

— Прекратить!

Нападавшие сразу угомонились.

— Вон! — приказал тот же голос.

Уйти сумели не все. Трое лежали на полу без сознания. Двое копошились в фонтане, пугая разноцветных рыбок. Один послушно полз к двери, волоча за собой ноги. Перешагнув через него, в триклиний вошёл Лентул:

— Браво, варвар! Я думал, мой ликтор ошибся, превознося твои боевые качества. Хотел лично убедиться.

— Убедился? — исподлобья глянул на него Севрюгин, потирая сбитые костяшки пальцев.

— Да. Ты мне подходишь. Но ты совершил ошибку. Мы могли договориться.

— А сейчас что?

— Сейчас поздно. — Он сделал жест рукой, и в помещение вошли шестеро стражников.

— Действуй, декурион! — распорядился Лентул.

Солдат, чей шлем украшал гребень из чёрных страусовых перьев, повернулся к нему:

— А второй?

— Второй просто дурак. Он мне не нужен.

Декурион кивнул и обратился к Виктору Петровичу:

— Варвар из Галлии, именующий себя Виктор Петра Севрюг, ты арестован за оскорбление Императора и Сената, за произведённые беспорядки в городе и за нанесение побоев свободным гражданам Рима.

— И мечеть тоже я?! — не удержался Севрюгин. — Сержант! Это грубая клевета! Этот молокосос просто враль!

— Вот видишь? — усмехнулся Лентул. — Какие ещё нужны доказательства?

* * *

Что такое хвалёная римская демократия, Виктор Петрович убедился на собственной шкуре. Как выяснилось, никаких прав он не имеет, потому что не является гражданином Рима. А с чужаками, совершившими преступления, особо не церемонились. Пятеро сонных мужиков, завёрнутых в белые простыни, зевая, заслушали перечень злостных преступлений наглого варвара и быстренько записали его в рабы Флавия Гая Лентула Тарквиния.

Дом его хозяина был помпезный, с высоченными колоннами из голубого мрамора. У входа на железной цепи стоял голый негр. Увидев Севрюгина, раб грозно зарычал.

— Фу! Абдул! — прикрикнул на него Лентул. — Глупый пёс! Это наш добрый друг из Галлии. Понюхай его и больше не рычи.

— Меня ты тоже так закуёшь? — спросил Виктор.

— Ну что ты? Ты на привилегированном положении. Даже запирать не будут. Можешь свободно ходить в город, посещать термы, кушать, любить женщин. Ты же не настолько глуп, чтобы пытаться сбежать? Поймают и заклеймят.

— Но ведь я могу выкупить себя. Я богат!

— Не смеши. Ты нищий бесправный раб.

— У меня была сумка с деньгами!

— Сумка? Не видел никакой сумки. Или ты обвиняешь меня в воровстве? Смотри, даже твои кольца не взяли. Одно дрянное, где-то уже подобное видел… А вот перстень — чистое золото, увесистый. Откуда?

— Подарок папы.

— Скажу больше. Ты мне должен, Виктор Севрюг. Ты ведь слышал обвинения почётного гражданина Рима, эквита Габиния? Ты причинил ему ущерб в размере трёхсот сестерциев.

— Ложь!

— Ложь — не ложь, а мне пришлось погасить твой долг. Будешь учить моих сателлитов, пока не расплатишься. Человек ты умелый, думаю, лет за пять управишься. Обещаю, сразу дам вольную. Видишь, я честен и откровенен с тобой. Я сразу понял, что из-под палки работать не будешь. А за свободу постараешься на совесть.

Они обходили владения Лентулла и беседовали как приятели.

— У меня даже имеется маленькая гладиаторская школа. — хвастался рабовладелец. — Пойдём, покажу. Есть отличный учитель по подготовке велитов. Ты, кстати, владеешь коротким копьём?

— Нет. Ножом могу.

— Ножом? Это отлично. Подумаем над этим. А вот гордость дома Тарквиниев — сад. Уверен, таких экзотических цветов и плодов ты ещё не видел. Айва, гранат, инжир, дамасская слива… Здесь очень хитрая система полива. Вода поступает по трубам, это изобретение мудрецов Рима. Ты, конечно, о таком не слышал.

— Что же, мы в Галлии водопровода не знаем? — усмехнулся Виктор.

Лентул крякнул и выпучил глаза.

В этот момент из приземистой каменной пристройки вышел мальчик лет десяти, худой и бледный, волосы слиплись от грязи. Сзади на серой тунике бурели засохшие пятна крови. Он, сгибаясь от тяжести, нёс большое медное блюдо, наполненное водой. Подойдя к какому-то пышному кусту с жёлтыми цветами, принялся медленно поливать.

Лентул тут же забыл о Севрюгине и гневно заорал:

— Ты что творишь, дурак?! Тебе сказано — лить под корень! Куда на листья?!

От крика хозяина маленький раб вздрогнул и выронил блюдо.

— Ах ты, гадёныш! — побагровел Тарквиний. — Сейчас убью!

Он двинулся на ребёнка, сжав кулаки, но Виктор Петрович ухватил его за рукав туники:

— Не стоит.

— Чего не стоит?! Он помял стебли. А ты знаешь, сколько стоит этот цветок?!

Не обращая на него внимания, Севрюгин подошёл к мальчику, опустился на корточки:

— Здравствуй, Миша. Не бойся меня.

Ребёнок смотрел на него широко открытыми испуганными глазами, губы дрожали.

— Не бойся, — повторил Севрюгин. — Я дяди Витя из Москвы.

Мальчик всхлипнул и стремительно прижался к нему. А он осторожно гладил его по спине и приговаривал:

— Всё хорошо. Теперь всё будет хорошо.

— Из какой Москвы? Где это? — спросил подошедший Лентул.

— В Галлии, — усмехнулся Виктор. — Маленький такой городок с золотыми куполами.

— Ты знаешь моего раба? Вы земляки?

— Именно так. — Виктор Петрович выпрямился и твёрдо посмотрел в глаза рабовладельцу: — У меня есть одно условие, Флавий Гай Лентул Тарквиний. Этот мальчик теперь будет при мне. Даже спать в моей комнате. Никто отныне его пальцем не тронет.

Лентул надул щёки, собираясь возразить, но Севрюгин возвысил голос:

— Это будет твой лучший боец! Я обучу его воинскому искусству, и, клянусь Юпитером, равного в Риме ему не будет!

Лентул выдохнул, покачал головой и рассмеялся:

— Звучит убедительно. Этот сопляк твой!

Так для Севрюгина началась новая жизнь в Вечном городе. Домочадцы сенаторского дома уважали его, рабы любили, торговцы на рынке благодушно подмигивали, продажные дамы кокетливо махали ручками. И лишь почётный гражданин Рима, эквит Габиний, не скрывал злобы. Когда мимо Виктора проносили паланкин с этим жирным ушастым патрицием, Виктор кожей ощущал флюиды ненависти.

Он прилежно тренировал сателлитов хозяина и даже стал получать удовольствие от работы, когда парни добивались ощутимых успехов. Его наполняла гордость и чувство выполненного долга. Зачем Лентулу нужны два десятка профессиональных рукопашников, его мало волновало. Может, школу открыть с подготовленными инструкторами, а может, государственный переворот совершить? В политику Виктор не лез. Не его дело. Раз в неделю он брал с собой Мишку, и они встречались с Луцием. Шли в термы и триклинии. На это Лентул щедро выделял пяток сестерциев.

Единственно, что расстраивало новоявленного попаданца, так это Мишкина грусть по маме, сестрёнке и дедушке. Он часто плакал, а во сне просил у них прощения. «Ничего, — говорил про себя Виктор. — Это болит русская душа. Не можем мы забыть белые берёзки, отчий дом и перезвон православных колоколов. Пройдёт, Миша. Ты маленький. Маленьким легче забыть».

Прошёл месяц. Был выходной, и Севрюгин уже цеплял к поясу кошель, когда появился хозяин и объявил, что выход в город отменяется. Приезжает важный покупатель из Македонии за гладиаторами.

— Он будет брать два десятка моих велитов. Но я хочу продолжить сотрудничество. Пусть посмотрит на твоё умение. Сделай так, чтобы он возжелал покупать у меня бойцов!

Македонянину было за шестьдесят. Худой, поджарый, с пронзительными серыми глазами. Показательное выступление Севрюгина ему понравилось, он даже аплодировал, а в конце представления попросил Лентула дать ему возможность поговорить с таким одарённым бойцом с глазу на глаз. Тарквиний только пожал плечами: как пожелаешь.

Старикашка подхватил Виктора под руку и повёл по гранитной дорожке. По пути он что-то щебетал, восхищался воинским искусством, предлагал потренировать его бойцов за хорошую плату.

Севрюгин слушал вполуха, кивал, ссылался на хозяина и вдруг замер, когда грек сказал ему на чистом русском языке:

— Не стосковался по Москве, Витя?

Он ошарашенно выпучил глаза, а македонянин тихо проговорил:

— Не надо так реагировать. Улыбайся, парень, улыбайся.

Севрюгин растянул губы в улыбке, а дед, как бы невзначай, погладил себя правой рукой по ухоженной бородке. На безымянном пальце тускло блеснуло серое кольцо.

Виктор Петрович проглотил застрявший в горле ком и спросил:

— Когда?

— Сегодня ночью буду ждать вас с Мишей на улице Сапожников на Эсквилине. Это возле храма Матери-Земли.

— Я знаю, где это.

— Отлично! — громко воскликнул лже-македонянин. — Уверен, твой хозяин пойдёт мне на уступки!

Потом он вернулся к Лентулу и что-то долго внушал ему.

Когда гость уехал, Тарквиний, смеясь, подошёл к Виктору:

— Хитрый грек, хотел купить тебя. Предлагал огромные деньги. Даже не буду пугать тебя суммой, а то возгордишься.

— Да я не гордый, — вздохнул Севрюгин. — Устал. Хотел помыться — не вышло.

— Завтра помоешься.

«Завтра я буду мыться в своей ванне, — подумал Петрович. — Если Меркурий, хитрюга, поможет. Или же буду кормить червей, если не поможет».

* * *

Они быстро шли по тёмным извилистым улочкам. Чем дальше углублялись, тем становилось темнее. Факелов встречалось всё меньше.

— Это бандитский район, — сказал Виктор. — Сюда по ночам никто не суётся. Только стража. Если нас засекут стражники — что будет?

— Ничего, — ответил дед. — У меня есть пропуск.

— Как-то всё сложно с вашим порталом. Попасть легко, а выйти — целая проблема.

— Я не мог установить портал в людном месте. Потому он на берегу реки, замаскирован. А вляпаться в дерьмо всегда проще простого. Кто в здравом уме сунется в такое опасное место, как имперский Рим, без тщательной подготовки? Я два года потратил на изучение этого периода. Но до сих пор не знаю и десятой части. Тот же Лентул мог легко разгадать во мне шпиона. Я был не готов к переходу. Бегство Миши заставило меня действовать в спешке.

Мишка, услышав, что говорят о нём, всхлипнул и заканючил:

— Дедушка, прости меня, пожалуйста. Я не хотел. Думал, надену колечко, посмотрю и обратно.

— Не думал он, — буркнул дед. — Ладно, проехали. Нам ещё километр топать, и дойдём.

— Уже дошли, — сплюнул Севрюгин и остановился. — Похоже, Лентул разгадал вас, уважаемый. Нас встречают.

Путь им перегородила толпа мужчин самого разбойничьего вида. И самое неприятное, в руках они сжимали мечи и ножи.

— Быстрее назад! — вскричал профессор.

Однако пути назад не было. Ещё с десяток бандитов отрезали им путь к отступлению.

— Обложили, — вздохнул Виктор. — С двумя десятками мне точно не справиться.

— Обидно, — вздохнул лже-македонянин. — Первый мой переход, и такой неудачный…

Тем временем из толпы головорезов вышел бородатый одноглазый тип и заорал:

— Варвар из Галлии, именуемый Виктор Петра Севрюг! Аттиус Вир Габиний передаёт тебе привет и объявляет «царём Сатурналий»!

— Ха-ха! — рассмеялся Севрюгин. — Так вот кто решил отдать меня в жертву Сатурну! Думал, Лентул послал за мной своих ребят, а это мой заклятый друг Габиний нанял местных бандосов выпустить мне кишки! И чего этот жирный крыс так вызверился на меня?!

— Какая разница, кто тебя заказал?! — раздражённо зашептал профессор. — У меня есть деньги! Много! Надо предложить им!

— Это успеется, — с усмешкой ответил Виктор. — Сначала кое-что проверю. Вдруг — сработает!

Он сделал шаг вперёд и обратился к одноглазому:

— Ты главный? Обзовись!

Бандит криво усмехнулся:

— Я Тит «Сколопендра». Зачем тебе моё имя, мертвец?

«Да у этих мокрушников только пауки в чести».

— Потому что у меня тоже есть для тебя привет. Я, Виктор Севрюг, передаю тебе привет, Тит «Сколопендра», от Абаля «Каракурта», и в доказательство предъявляю это! — он поднял руку вверх и продемонстрировал перстень, подаренный торговцем на рынке. — Поднеси факел поближе и посмотри на знак!

Одноглазый почесал бороду, кивнул дружкам, и они толпой двинулись к Виктору.

Подошли. Замерли. Похоже, узнали.

На их лицах появилась растерянность. Кто-то не выдержал:

— Это точно печать «Каракурта»!

— Откуда он у тебя? — спросил одноглазый.

— Абаль — мой друг! — стукнул кулаком себя в грудь Севрюгин. — Отдал мне его и сказал, что никто не посмеет тронуть меня в Вечном городе, а даже напротив — окажет содействие.

— Мы взяли деньги, — печально вздохнул предводитель бандитов.

— Это не страшно, — заверил его Петрович. — Возвращать не придётся. Скажите Габинию, что зарезали меня, как свинью, и кинули в реку. Я навсегда покидаю Рим.

— Что мы можем для тебя сделать, друг Абаля?

— Сопроводите нас до места, которое укажет этот господин, — Севрюгин показал на профессора.

Вот и портал, а значит, конец приключениям. Виктор Петрович оглянулся на тёмный, мрачный город. Вздохнул и проговорил:

— Прощай, Древний Рим. Не поминай лихом. Было прикольно…

* * *

Виктор Петрович сидел на своём диване в семейных трусах и задумчиво откручивал пробку на водочной бутылке. «Как странно, — рассуждал он. — Вроде было, а вроде — нет. Похоже на бредовый сон после перепоя. Значит, надо опохмелиться». Не спеша налил полстакана и прислушался. Из радиоприёмника на кухне доносилась задорная песенка:

Миры, как звёзды, в ночи горят,

Они меня к себе манят,

В одном — дворцы хрустальных снов,

В другом — песок да ржавый кров.

За каждой дверью — новый свет,

Где вход открыт, а где — запрет.

Куда пойдёшь? Где вечный бой?

А может, предпочтёшь покой?

А что бы выбрал ты?

А что бы выбрал ты?

Ответь!

— А что бы выбрал ты? — повторил Севрюгин. Залпом выпил водку и поставил стакан на тумбочку, прямо на ворох корреспонденции: счёт за электричество, счёт за воду, просрочка платежа по ипотеке, повестка в суд и эмоциональное письмо от любимой супруги, где она, не стесняясь в выражениях, подробно рассказывала, как он на протяжении нескольких лет старательно ломал ей жизнь и, наконец, вынудил подать на развод.

За дверью пьяные соседи громогласно выясняли отношения, за окном у кого-то сработала автосигнализация. И вдруг прямо над головой оглушительно задолбил перфоратор.

Севрюгин посмотрел вверх и понял, что трещина на потолке больше не напоминает ему противную рожицу Бабы-Яги.

«А ведь это вылитый Аттиус Габиний!»

Виктор Петрович захохотал и воскликнул:

— Вот это я попал!

ПРИМЕЧАНИЯ:

Гистрион — бродячий актёр.

Перегрины (peregrini) — свободнорождённые категории граждан, не принадлежавшие к римскому или латинскому гражданству, но находившиеся в подданстве Римского государства.

Триклинии:

1. Специальное помещение, где проходили пиры зажиточных римлян.

2. Пиршественные ложи.

3. Заведения общепита, типа таверн.

Сателлиты — телохранители у богатых римлян.

Ликтор — должностное лицо, член личной почётной охраны римских сановников.

Велит (veles, множество — velites) — гладиатор, вооружённый дротиками (hastae velitares). Гладиаторы-велиты использовали вооружение и тактику древнеримских лёгких пехотинцев-велитов, по аналогии с которыми и были названы.

«Царь Сатурналий» — им становился главный преступник, которого приносили в жертву богу Сатурну на празднике Сатурналии.

P.S.

Господ заклёпочников прошу не рассматривать этот текст как монографию по бытописанию Древнего Рима, это всего лишь байка для развлечения со всей прилагающийся атрибутикой: ляпами, несуразностями и анахронизмами.

Татьяна Осипова ПРАВО ПО КРОВИ

Выбралась из подземки. Станция «Спортивная». И я спортивная, улыбаюсь, пытаясь не раскиснуть. Под ногами потоки воды. Иду и злюсь: на него, на себя, на его маму. Тюфяк, маменькин сынок! Ну и пофиг. В воздухе запах осени. Листья в каплях дождя невероятно красивы. Клёны. Буду думать о хорошем. Надо жить дальше. В двадцать пять жизнь не кончается. Главное — это я его бросила. Хватит о Славике. Иду к подруге, вот где мы перетрём его косточки, и пусть икает. Снова улыбнулась. Гудок автобуса. Перебежала дорогу. До дома Ларисы недалеко. Дождь прекратился разом. Я закрыла зонт и шагала к старой пятиэтажке на Большом проспекте. Люблю Петроградский. Вошла в парадную, вспомнила, что надо миновать двор. Пробежала по ступеням лестничной клетки. Вот какой дурацкий проход. Толкнула скрипучую дверь, выскочила наружу в предвкушение встречи с Лариской. Вынула смартфон… Туман какой-то. Что за…

За спиной глухо стукнуло. Знакомый запах сырости и мусора сменился чем-то острым, сладковатым, с едким привкусом озона. Я открыла глаза. Дом, в котором бывала много раз, исчез. Двор-колодец сгинул. Вместо него — небо цвета расплавленной меди и… лес. Но не из деревьев. Из гигантских, переливающихся всеми цветами радуги кристаллов, уходящих ввысь, словно иглы невероятного собора. Город на возвышенности — отсюда открывался удивительный вид. Где-то вдалеке алело огромное озеро. Розовое. По берегу бродили стаи фламинго, неестественно крупных, как розовые призраки. Над головой с грохотом и шипением пролетело что-то, похожее на дирижабль, сбитый на скорую руку из железа и дерева. Я стояла, вжавшись спиной в тёплую, гладкую поверхность кристалла, пытаясь понять, сон ли это. Гул земли — тяжёлый, ритмичный — заставил обернуться. По аллее, мощёной тем же розовым камнем, что и озеро вдали, прямо на меня надвигался… раптор? Настоящий, зубастый, покрытый блестящими чешуйчатыми доспехами. А на его спине, в развевающемся плаще цвета запёкшейся крови, сидел всадник. Холодные глаза, слишком молодое, но надменное лицо.

— Бродяжка из Нижних?! — его голос скрежетал, как сталь по камню. — Как ты просочилась сквозь Врата Гемариона?

Я не знала, что ответить. Не понимала, что это за Гемарион. Чувствовала только леденящий страх. Взгляд чужака, скользнувший по мне, вдруг замер. Странный браслет из кристалла на его руке, до этого тускло светившийся жёлтым, взревел ослепительно-белым светом, треснул и погас. Всадник вздрогнул, будто его ударили током.

«Пятая»… — прошептал он так тихо, что я едва разобрала. В его глазах промелькнуло нечто большее, чем удивление. Нечто опасное. Благоговение и ужас одновременно. Казалось, он колебался: преклонить колени или схватить. Выбрал второе, но… вежливо.

— Почему я должна идти за вами? — тихо спросила я. Страх сжал горло, голос сорвался.

— Простите, госпожа, — его руки в кожаных перчатках сжали поводья. Раптор нервно переминался с ноги на ногу, когти цокали по камню. — Здесь небезопасно. И на Торе вам ехать… не по рангу.

«Не по рангу? Вот те на!» — мелькнуло в моей голове.

— Здесь проходит трек Первогрупников к «Гемариту». Позвольте проводить вас в безопасное место.

«Трек? „Гемарит“?» Мысли путались. За спиной была только гладкая, холодная стена кристалла, похожая на огромный драгоценный камень. Ни двери, ни выхода. «Что это за место? Что мне делать?»

— Простите. Не подумал, — отрывисто сказал воин. Откинул кроваво-красный плащ, обнажив на поясе не меч, а странный прозрачный прямоугольник. Быстро провёл по нему пальцем — устройство вспыхнуло золотым, кивнул. — Сообщил в Кристаллгем о вашем прибытии. Но ждать здесь опасно. Рекомендую пройти со мной до «Прибежища королевы». — Он глянул на прямоугольник, который мигнул зелёным. Кивнул. Его взгляд скользнул по моей футболке и джинсам. — Ваша одежда… выделяет вас. Пройти недалеко. Это для вашей безопасности.

«Одежда? Да, в платье с кринолином тут явно было бы уместнее», — мелькнула ироничная мысль, тут же подавленная волной нового страха. «Прибежище королевы»? Звучит как ловушка».

— Как я могу обращаться к вам? — спрашиваю, а сама в ответ не знаю что отвечать. Настя — слишком просто для этого медного царства.

Воин приложил руку к груди, склонил голову:

— Эоган, Копьё из тиса, к вашим услугам.

— Анастасия, — выдавила я, чувствуя себя нелепой пародией на светскую львицу в этом безумном месте. Любопытство грызло, но его перекрывал нарастающий холодный ужас. «Во что я вляпалась?»

Эоган спешился. Взял под уздцы раптора, погладил рептилию по бронированной шее, что-то тихо сказал. Чудовище, ростом с лошадь, фыркнуло, но замерло. Мы пошли по серой мостовой. Улицы были пустынны. Здания по сторонам напоминали пещеру гномов — но не из камня, а из полированного, переливающегося материала, то ли кристалла, то ли стекла. Впереди показалось громадное строение с башнями и вывеской «Прибежище королевы». Витражные окна, стены, инкрустированные рубинами, тёплый жёлтый свет, лившийся из огромных окон.

Внезапно послышался гул — не сверху, а сбоку. Голоса. Много голосов. Эоган резко остановился.

— Прибавим шагу, Анастасия, — его голос стал жёстким. — Они близко.

— Кто? — прошептала я, инстинктивно прижимаясь к холодной стене ближайшего здания.

— Первогрупники. Идём!

Он почти толкнул меня к сияющему порталу «Прибежища». У ступеней коснулся браслетом (уже другим, тот, что был на правой руке, испорчен) дверной панели. Дверь бесшумно открылась. Он жестом указал внутрь, коротко склонив голову. Я мельком оглянулась — Эоган щёлкнул пальцами, и раптор замер у входа. «Дрессировка или магия?» Шагнула в залитый золотым светом простор зала. Воздух дрожал от гула множества голосов. Знать. Их роскошь кричала даже на расстоянии. За моей спиной Эоган снял шлем. И теперь, впервые, я смогла хорошо разглядеть его лицо.

Его не назовёшь красавцем — смуглая кожа, крупные черты лица и тёмные коротко подстриженные волосы. На шее шрам. «От былых сражений»? Глаза ярко-голубые. Меня поразила их глубина. Наверное, для образа грубого солдата его взгляд казался слишком чистым и проницательным.

Музыка, звучавшая в зале, казалась приятной, но странно неуместной в этом великолепии — отдалённо напоминая что-то знакомое, но не вписывающееся в ожидаемый Вивальди или Грига. Мысленно прокрутила мелодию «В пещере горного короля». Вот это было бы в тему, улыбнулась я.

— Уйдём от любопытных глаз. — Рука Эогана коснулась моего запястья. Мурашки. Что-то в нём есть такое не от солдата, а от короля. Однако я ошибалась. — Поднимайтесь за мной, — махнул он рукой. Я с облегчением покинула залитый светом зал. Люди, потеряв интерес к моей персоне, вернулись к танцам и напиткам.

Мы поднялись на балкон башни, откуда открывался вид на весь город. Странно. Это здание не казалось поначалу настолько высоким. В этом мире размеры и расстояния часто обманывали.

Внизу в тени фиолетовых гигантских кристаллов, тянулась серая очередь. «Первогрупники. Кто они такие?» В серых робах люди двигались в густой колонне между зданий. Головы их смиренно склонены, казалось, они шли уже не в первый раз к гряде из лиловых скал-кристаллов. Вокруг — всадники на рапторах. Толпа двигалась молча — женщины, мужчины, дети.

— Куда они идут? — спросила я Эогана. Он молча протянул мне подзорную трубу. «Странно, что воин дал мне возможность понаблюдать».

— Смотрите, госпожа.

«Что, если бы моя группа крови не подошла, — спрашивала себя, — мне пришлось бы идти с этими людьми? Для чего?» Я наблюдала. По коже мороз. Страх подкрался и затих в складках мыслей. «Жуткий мир — красивый и жестокий».

Людей вели к массивным, похожим на пьедесталы, устройствам из полированного металла и тускло светящихся голубых кристаллов. Человек в белом халате с нашивкой — капля крови на шестерёнке — быстрым движением прикладывал к предплечью рабочего металлическую присоску, соединённую гибкой трубкой с пьедесталом. Рабочий вскрикнул, но его уже толкали вперёд. Багровая жидкость побежала по прозрачной трубке.

— «Гемосинтез». — Голос Эогана показался мне надломленным. — Первогрупники — низшее сословие. У воинов вторая группа, у магов и лекарей — третья. У знати — четвёртая.

— А пятая? — спросила я, хотя догадывалась. Просто хотелось услышать это вслух. Взгляд Эогана стал остекленевшим, в нём мелькнула боль. Губы криво дрогнули.

— Пятая группа… это кровь. Королевская кровь. Только они…

— Отчего у меня пятая? — не понимала я. Смотрела в его голубые глаза. Он проводник между мирами? В нём чувствовалась сила и чистота. — Там, где я живу, всего четыре группы. Но… Я даже не знала, какая у меня.

— По необъяснимой причине система Гемариона признала в вас носителя Пятой, — его голос звучал глухо. — Как… почему… не знаю. Но браслет не лжёт. Вы здесь, и для мира Сангустраты вы — королевская кровь. — Краска прилила к моим щекам. Сроду не краснела. Отвернулась и поднесла к глазам подзорную трубу.

Тусклый кристалл на пьедестале вспыхнул ярче, его голубой свет стал почти белым. Где-то вдали взревел двигатель летучего корабля, поднимая в небо очередного вельможу. «Батареи заряжены», — усмехнулся стоявший рядом стражник, одетый в доспехи цвета запёкшейся крови. — Благодаря «Нижнему Потоку», светит солнце над Кристаллгемом, гремят моторы, летают корабли“. Он бросил взгляд в сторону башни, словно видел меня и моего спутника. Разглядывал госпожу из мира за Дверью. „Вам, «высоким», не понять. Ваша кровь — не топливо. Ваша кровь… она «правит». Его взгляд упал на запястье женщины, стоящей рядом, где под тонкой кожей пульсировала жилка. Стражник не знал, «какая» именно кровь течёт во мне. Но я «слышала» его. Хотя он был слишком далеко. Почему? Знать бы…

— Даже королевский раптор, на котором вы отправитесь во дворец, питается энергией от кристалла, заряженного жизнями таких же, как те, что внизу. — Эоган тоже чувствовал слова стражника. Поприветствовал его, приложив пальцы к виску. — Вы слышите мысли, Анастасия. Это ещё одно доказательство вашей связи с миром Сангустраты. Нам пора.

* * *

До дворца добрались быстро. Кристаллгем — так называли его. Я впервые ехала верхом. Если учесть, что мой опыт никогда не связывал меня с лошадьми, на рапторе было… терпимо. Эоган помог мне забраться, посадив перед собой, и, держа поводья, ловко управлял ящером. От воина пахло металлом и мужским телом. Запах надёжности и силы. «Зачем мне встречаться с королём? Почему просто не вернуться домой?» Вспомнилась подруга, к которой я должна была сегодня зайти. «Боже. Мама будет волноваться. Задерживаться здесь нельзя».

— Эоган, зачем нам ехать во дворец? — спросила я. — Меня ждут дома.

— Во-первых, я дал клятву королю Ронгу, — холодно отозвался воин. — И ваш дом здесь, госпожа. — В его голосе вдруг прозвучала неуверенность.

— Мне здесь не нравится.

— Что поделать, — горько усмехнулся Эоган.

— А что, во-вторых?

— У каждого своё предназначение. И у вас тоже.

Понимала, что попала в ловушку. Хотелось сбежать, хотя куда и как — не ясно. И каким образом вернуться домой, я понятия не имела. Оставшуюся часть пути молчали. В тот момент не задумывалась, что попаду в силки охотника, как маленькая беззащитная птичка.

Кристаллгем. Огромное сооружение возвышалось над площадью. Чёрная скала среди розовых плит. Тут и там сновали мальчишки — разносчики еды и напитков. Богато одетые дамы и господа с интересом разглядывали меня. Девушек в джинсах и футболке они явно никогда не видели. «Неужели и на меня нацепят какое-нибудь платье, как из девятнадцатого века?» Не хотелось чувствовать себя неповоротливой куклой в тисках корсета.

— Мы приехали. — Эоган остановил ящера. Спрыгнул первым и принял меня в объятия. «Я уже начала задирать нос, — рассмеялась про себя, — куда ему прикасаться к особе с Пятой группой». Рассмеялась. И тут же поймала себя на мысли, что была бы не против отправиться в небольшое путешествие с Эоганом. Мне он нравился мужественностью и искренностью.

А как он отводил глаза, если я долго смотрела на него.

— И что дальше? — спросила его. Он опустил голову. Неужели сожаление? О чём? — Мы увидимся снова?

Он вскинул брови. На лице удивление и непонимание, почему я спросила об этом.

— Конечно, госпожа.

Щелчок пальцев. Раптор замер. Опять этот фокус. Я поднялась по гладким ступеням. Было весело, словно я играла в игру. Однако улыбка скоро улетучилась. Меня встретил не король. Хотя о чём я думала. Здесь всё не так, как можно представить.

Три дородные женщины разглядывали меня, как товар на рынке. Вертели в красных ручищах. Им бы жернова катать, а не осматривать, возможно, будущую принцессу.

— Спасибо, Эоган. Ты молодец, — пробасила самая старшая. — В ванную, — коротко бросила своим товаркам, и те потащили меня. Я сопротивлялась! Напрасно.

— Эй! Что вы вздумали, тётки! — выкрикнула от неожиданности. Бросила взгляд в спину моего провожатого. Он уходил. — Эоган! Что происходит? — Он обернулся. В глазах его я увидела боль и бессилие вассала. «Заигралась? Вот и получай полный комплект фэнтези по группам крови»!

— Не стоит сопротивляться, милочка! — Голос одной из женщин напоминал шёпот палача. Ласковый такой голосок, в глазах — ненависть. Стало по-настоящему страшно. Захотелось сбежать из Кристаллгема. Любой ценой.

Не вышло. Меня окунули в ванну, наполненную розовой водой. Говорили тихо, как маньяки. Стянули намокшие джинсы, футболку… всё. Боже. Я сидела под слоем густой пены совершенно голая, раздавленная, уставшая сопротивляться.

— Вот и славно, милочка, — проворковала самая толстая тётка. — Его Величество должен увидеть чистый цветок лотоса, а не бешеную кошку из преисподней. Я только открыла рот, чтобы возразить, но широкая ладонь легла мне на макушку. Словно младенца перед крещением меня окунули с головой под воду. Только не крестили — готовили как блюдо к подаче. Пока душа сопротивлялась, тело терпело мочалки, благовония, эпиляцию и лосьоны. Благоухала я, как жертва на заклании. В голове зрел план побега. Главное — не выдать себя. «Взгляните, мол, какая у нас королева из другого мира». Дёрнул же меня чёрт поехать в этот дворец.

Слава богу, мне дали одежду. Помогли надеть кружевное бельё, чулки, корсет (как я и думала — тиски империализма), тяжёлое платье. Высушили волосы и украсили перьями фламинго и диадемой с рубинами.

— Посмотрите, госпожа, — сладко улыбнулась старшая из тёток. Её благородный бас под стать Шаляпину. — Подойдите к зеркалу.

На меня смотрела принцесса из забытой сказки. Тёмные волосы струились локонами, кожа сияла. Платье цвета спелой вишни подчёркивало белизну кожи. Оно сидело идеально. Не скрыть восхищения. Тётки кивали, довольные. «Король обрадуется — кинет им косточку».

Идти в облачении тяжело. Туфли и платье лишь на вид были прекрасными.

Служанки втолкнули меня в раскрытые двери, и я увидела правителя. За спиной щелчок замка. Обернулась. Клетка захлопнулась. Я в западне.

В огромном зале всё сияло золотом и драгоценными камнями. Точно как в пещере горного короля.

Он не один. Перед ним преклонил колено… Эоган.

— Теперь ты заслуженно носишь звание капрала Сангустрата, первогрупник. — Смех Ронга разбился на тысячу осколков. — Благодари меня, пёс.

Воин коснулся губами перстня Ронга. Взгляд Эогана остановился на новой игрушке властителя — мне. В груди сжалось. «Проклятый корсет». Сердце колотилось. Этот взгляд ненависти к правителю, когда тот не видит. Стыд на лице. Наши глаза встретились. Он опустил голову.

Запах дорогой еды, напитков и парфюма. От меня пахло так же — богатством и титулом. Тётки постарались.

Его величество обернулся. Сколько ему? Тридцать или меньше? Лицо красиво, светлые густые волосы до плеч, тёмные брови и ярко-синие глаза. Но Ронг — воплощение всего, что мне отвратительно: пресыщенная жестокость, трата жизней первогрупников. Одного взгляда в его холодные глаза хватило, чтобы почувствовать себя косулей перед волком.

— Убирайся, — сказал он тихо Эогану. — Ты справился. Теперь никто не узнает твой секрет. Но помни. — Взгляд Ронга словно острый меч. — Я держу тебя, пыль, потому что ты нужен. Знаешь Нижние, как никто. Умеешь находить… интересное. И твоя ненависть греет мне душу. Напоминает, что даже сильнейший из первогрупников — грязь у моих ног.

— Спасибо, Ваше Величество. — Голос глухой, но со скрытой силой. Эоган не жалок. Я видела это. Король тоже знал: долго мучить зверя на привязи опасно.

— Ступай, — махнул рукой. — Я умею благодарить.

— Да, Ваше Величество. — Воин поднялся, склонил голову и быстрым шагом направился к двери. Прошёл мимо меня стремительно, словно ветер. Обернулась, видя, как он прикоснулся браслетом к дверной ручке. Щелчок замка. «Мне б такой ключ…».

— Милое дитя. — Король умел быть любезным. Чуть не фыркнула. Сдержалась. — Эоган сказал, что ты чужестранка?

— Типа того, — ответила я, желая скорее убраться. — Почему я здесь? Зачем меня нарядили…

— Тсс, — он прижал палец к пухлым губам. — Мне нравится твоя строптивость. Но во всём нужна мера.

— Зачем вы унижаете воина? Он помог мне…

— Невоспитанная чужеземка. — Он рассмеялся и захлопал в ладоши. — Мне нужна ещё одна жена. Новая кровь принесёт в Кристаллгем отличную поросль.

— Чего?! — Хотелось врезать ему. «А меня спросили? Я тебе что, инкубатор?» — Не хочу быть грубой, Ронг, — сдерживалась. — Но я здесь не для того, чтобы стать твоей женой и рожать наследников. Я оказалась здесь случайно. Спасибо за гостеприимство, но насчёт замужества — я подожду. Да и ты не в моём вкусе.

Ронг ничего не ответил. Он сжал ладони, захихикал, а потом зааплодировал снова. Так ведёт себя бог, когда ты делишься с ним планами. Его лицо стало каменным.

— Иди сюда, бестия. — Он поманил меня пальцем и приблизился. — Я и не таких кобылок объезжал. По праву крови.

На лице оскал хищника. Ужас просочился под тяжёлым платьем. Запах страха заставил вздрогнуть. Бравада исчезла. Ронг приближался. Облизал губы.

— Мне сказали, тебя звать Анастасия, — усмехнулся он. — Вкусное имя, чужеземка.

Я увернулась от его выпада и рванулась на другой конец зала. Моё бегство раззадорило его. В два прыжка, словно тигр, он настиг меня. Схватил за волосы и притянул к себе. «Что он задумал? Только не это!» Ударить? А потом? Велит сжечь?

Его рот накрыл мои губы — влажный, тяжёлый. Пахло алкоголем и чем-то чужим. Мясистый язык. Я старалась не поддаваться. Упрашивать? Нет, только не показать слабость.

— Я не хочу! — выкрикнула ему в лицо. — В моём мире так не принято!

— О, великий «Гемарит». Это легко исправить. — Ронг подхватил меня на руки и швырнул на широкую кровать. — Нет желания и покорности? Ничего. Хотя я бы поиграл. — Король запрыгнул на кровать и мигом оказался на мне. Радовалась, что корсет и платье с тысячью пуговицами не так просто сорвать. Это не помешало ему целовать меня и сунуть руки под юбку. Влепила ему пощёчину, обозвав уродом. — Я не стану терпеть унижение от чужеземки.

На пальце Ронга перстень. Теперь я поняла — это не совсем простое кольцо. Сжав кулак, он поднёс руку с перстнем к моему лицу. Камень — огромный изумруд в оправе змеиного глаза — вспыхнул ядовито-зелёным. Ледяные иглы вонзились в виски, а следом хлынула волна огненного, чужого желания. «Магия!» — мелькнуло в панике. Разум захлебнулся в наваждении. Тело предательски рвалось навстречу.

* * *

Сколько прошло времени, не знаю. Лежала на шёлковых простынях, ощущая голод. Король. Где же он?

Ронг сидел на стуле, о чём-то размышлял. Разглядывала его. Тело гладкое, белая кожа с синевой вен. На боках жирок. Властитель обернулся:

— Ты хороша. Ты как спелая дыня…

— Но тебя что-то не устроило? — спросила я с издёвкой.

— Ты пятая… Ты не имела права…

— Право на что?

— Ты была с другим мужчиной. — Утверждение.

— Я не напрашивалась в твои невесты. — Приподнялась на подушках. Так хотелось одеться и смыться. — А ты ожидал девственницу? Прости. Теперь я не могу быть твоей женой. Но ты же не велишь отрубить мне голову?

— Нет. — Он хмурился. Ощущал себя осмеянным. Король не терпит насмешек, тем более от женщины. «Надо дать понять, что я не пыталась унизить его».

— Я хотела рассказать. Но ты набросился. Применил магию. У нас принято заниматься… этим… по любви. — На лице короля непонимание. Удивление и снова оскал. — Ты хочешь, чтобы я умоляла? — Молчание. Но глаза Ронга говорили — «Да». — Но я не стану. Ты циничный, скучающий, капризный мальчишка. Видишь мир как игрушку. Жестокость — способ развеять скуку. И твоя Пятая группа — не ответственность, а лицензия на вседозволенность.

Время шло. Ронг не приказал отрубить мне голову. Он не хотел чувствовать себя оскорблённым. Впервые столкнулся с женщиной, которая не хотела быть с ним. Это злило его. Желание становилось только сильнее. Что я могла сделать? «А что, если я и правда забеременею? Рожу ему наследников и стану медалью на стене его славы?» Страх остаться в этом мире навсегда терзал сильнее, чем ночи с королём Ронгом.

Надеялась, что игры со мной наскучат. Но властитель реально был влюблён. Опасно играть с правителем. Понимала это и надеялась выбраться из Кристаллгема. Как открыть дверь домой? Может, нужен тот самый браслет?

— Почему ты не любишь меня? — спрашивал король. — Разве я не осыпаю тебя подарками? Мои жёны плачут, потому что я больше не навещаю их.

— Это плохо, — ответила ему, смотрела в окно и вздыхала.

— Почему? — Голос обиженного мальчишки, у которого забрали любимую игрушку. «Неужели такой человек способен управлять королевством?» — Каждая из них получила в своё время мою любовь, но ни одна не подарила наследника.

— У тебя нет детей? — удивилась я. «Неужели король бесплоден?»

— Мои жёны способны рожать лишь девочек, — брезгливо проговорил он, отбросил длинные волосы со лба. — Мне нужен сын.

— А что же с дочерями? — Ответ, который я могла услышать, уже пугал. Ронг сказал, что их души на небесах. — Маги забрали их в обитель «Гемарита». Они не были нужны мне.

Не стала упрекать, что это твоя плоть и кровь. Убивать своих детей, потому что они не того самого пола? Не просто жестокость. Что говорить о Низших. О них Ронг предпочитал отзываться как о пыли.

— Я бы хотела прогуляться. — Надежда, что смогу усыпить бдительность короля, обретала силу.

— Это можно. — Внезапно он согласился. — Посмотришь на «Гемарит», кристальный лес. Он даёт энергию и пищу королевству. Также мы продаём кристаллы соседним странам.

— За счёт крови первогрупников? — не удержалась я.

— Кто-то в этом мире ест пищу, а кто-то становится едой. Закон жизни. — Король взял со стола кристалл для связи. Теперь я знала, что это был за прямоугольник у Эогана.

Эоган, почему-то вспомнила его и поняла, что соскучилась.

* * *

Впервые за время, что я провела в Гемарионе, над головой раскинулось голубое небо. А я-то думала, здесь оно всегда красно-жёлтое. Казалось, даже воздух посвежел. Втягивая его, я ловила себя на мысли о доме.

Король со свитой выехал из Кристаллгема. Его раптор в багровых доспехах ехал впереди. Я не умела управлять ящером и, к моему удивлению, сопровождающим оказался Эоган. После двух недель плена у короля воин, принёсший меня в жертву, стал единственной ниточкой, связывающей с надеждой на свободу.

— Король доверяет тебе? — спросила я, когда мы отстали. Эоган вёл раптора, поводья в правой руке, левой крепко придерживая меня за талию. Он не ответил. — Мне так плохо здесь, Эоган. Я в ловушке.

— Что вы хотите от меня, госпожа? — Конечно, что он мог сказать? Доверять мне было бы безумием.

— Помоги, — голос дрогнул, в нём застыли слёзы. Коснулась пальцами его запястья. Кожа мужчины покрылась мурашками. — Я ненавижу Ронга. Он монстр, пожирающий собственных подданных.

— Знаю.

— Капрал Эоган! — раздался окрик Брана, командира отряда. — Держим путь к «Гемариту»!

«Будь он проклят», — едва уловимо донёсся его шёпот. Я повернула голову, глядя на внезапно побледневшее лицо воина. На висках выступили капли пота. Рука инстинктивно сжала меня сильнее. Он не проронил больше ни слова.

На границе Гемариона нас встретили люди в белом. Позже я узнала — это маги, хранители «Гемарита». Разглядела шевроны с каплей крови и шестерёнкой. Совершенно лысые, неопределённого возраста, они склонили головы перед раптором короля Ронга.

— Сегодня готова большая партия кристаллов, Ваше Величество, — проговорил самый высокий.

— Это отличная новость, Дуарт, — Король спешился, передал поводья Брану.

— Дуарт — Страж Кровавого Сердца, — тихий шёпот прозвучал над самым ухом. Дыхание Эогана. По спине пробежал холодок. Неужели сегодня я снова вернусь в покои Ронга? Сжала зубы, продолжая играть роль.

Воин помог мне спуститься с Тора. Подвёл к королю, поклонился и отошёл в сторону.

— Идём, Анастасия, — Ронг с гордостью повёл меня к зловещей фабрике. Он показывал установки по зарядке кристаллов человеческой кровью. Рассказывал историю «Гемарита»: как тысячу лет назад упала звезда, породившая кристальный лес; как воин поранился, и его кровь заставила кристалл светиться; маг Гуллан открыл, что кровь даёт камню магическую силу.

Мы вошли внутрь. Множество металлических пьедесталов. Повсюду следы засохшей крови. Воздух пропитан дыханием боли.

— Маги кормят кристаллы. Они дают энергию. Рудники «Гемарита» — золотое дно для казны. И в то же время мы остановили наступление кристального леса.

— Неужели нельзя было уничтожить лес или создать подобие крови? — спросила я, ощущая себя на отвратительной ферме. — Люди остаются людьми.

— Зачем? — покачал головой король, на губах застыла усмешка. — Первогрупники созданы для жертвы. — Он бросил осторожный взгляд за спину. — К примеру, Эоган. Он первогрупник, хотя имеет статус воина. Былые заслуги… Я простил ему ложь. Он знает: если впадёт в немилость, отправится сюда, как и его семья.

— У него… дети? — спросила зачем-то я.

Ронг рассмеялся. Его хохот пронёсся неприятным эхом.

— Воин его звания не имеет права жениться. Его семья — отец, младший брат и сестра. Грязные первогрупники. — Мне стало противно до тошноты. Желание бежать стало почти физической болью. Главное — усыпить бдительность.

Ронг пресыщен, избалован и жесток, но не так уж глуп. Притворство давалось с трудом. К счастью, Эоган часто сопровождал свиту, а потом стал моим инструктором по верховой езде. Сам того не ведая, король облегчил путь к побегу.

Ронг хотел, чтобы я не скучала и меньше бродила по дворцу, где его жёны открыто ненавидели меня. «Устроил гарем. Вот и расхлёбывай», — думала я, удивляясь, как эти женщины могли желать властителя, погубившего их детей.

Наши встречи с Эоганом стали чаще. Мы избегали говорить о короле. Воин редко рассказывал о себе. Но порой на его лице вспыхивала редкая улыбка. Я знала, нас неудержимо тянет друг к другу. Только страх разоблачения сковывал чувства.

Но разве возможно затоптать пламя? Оно разгоралось всё сильнее.

Мы были на круглой арене, где я училась гарцевать на Торе. Никого вокруг.

— Мне пора, — легко спрыгнула на песок. — Спасибо. Здесь… я чувствую себя почти свободной.

— Мне тоже… легко с вами, госпожа, — неожиданно ответил он. Я застыла, ощущая под рёбрами дрожь.

— А что, если б ты был королём? — вдруг вырвалось у меня. — Ты бы правил иначе?

Мой учитель усмехнулся, горечь на его губах стала похожей на яд.

— Госпожа. Анастасия… Не вечны правители, вечна лишь грязь. Земля. Кто бы ни пришёл к власти, он подчиняется законам выживания. Жестокость иной раз оправдана. — Он помолчал. — Сейчас я бы сказал, что был бы справедливым. Но всё меняется, стоит ступить на путь власти. Если тигр не сожрёт гиен, гиены сожрут тигра.

Сердце колотилось. «Умчаться отсюда! Где дверь из этой клетки?» Наши взгляды встретились. Его глаза — голубые сапфиры. «Не могу вернуться сейчас… Признаться»…

Его поцелуй был внезапным и горячим. Я инстинктивно отпрянула. Краска залила щёки.

— Простите, госпожа, — страх сдавил ему горло. Он резко повернулся, но я схватила его за рукав.

— Эоган…

Мы стояли, смотря друг другу в глаза. Слёзы подступили к горлу. Понимала, что совершаю роковую ошибку. Но отказаться значило предать то, что зарождалось между нами.

Я притянула к себе воина. Он вздрогнул всем телом. «Поцелуй меня снова, — молила беззвучно, — спаси меня от него».

Скрываться оказалось несложно. Мы часто прогуливались до самых врат «Гемарита». Маги Ордена Крови пропускали нас.

— Король называет меня пылью, — говорил Эоган с горьковатой улыбкой. — Но он нуждается во мне. Иногда… мне даже жаль его.

— А меня? Нет? — воскликнула я, злость кольнула остро. — Я хочу быть только с тобой. Мы любим друг друга. Представь, что чувствую я, когда Ронг…

— Поверь, Анастасия, — его взгляд превратился во льдинки боли. — Стоит мне лишь подумать об этом — и разум заволакивает туман. Ты моя… но принадлежишь ему. — Он стиснул меня в объятиях так, что захватило дух, и прошептал, что нашёл способ спасти. — У нас мало времени. Дверь открывается на рассвете. Нужен ключ.

— Где же взять его? — Сердце бешено колотилось. И тут же душу сжала тоска: «Как я оставлю тебя? Сможешь ли уйти?» — А как же ты?

— Кроме ключа… нужна кровь, — ответил он, будто не расслышав. — Ключ — чёрный кристалл треугольной формы. В кабинете короля и защищён магией крови. — Эоган замолчал, сжал мои пальцы. — Но ты сможешь коснуться его. У тебя Пятая группа. Если я прикоснусь — ключ начнёт пить. Как и любое устройство.

— Ты говорил… о крови? — Мне стало страшно. — Чья же? Твоя? — Эоган кивнул. Тень печали легла на его лицо.

— Мы успеем уйти вместе.

— Ты честен со мной? — Прошептала я, терзаемая сомнениями.

— Нам пора, любимая, — его вздох полон боли. — Через неделю Ронг объявит о вашей свадьбе.

— Что?! — Я словно потеряла дар речи. — На мне? Зачем?

— Он жаждет окончательно покорить тебя. Его страсть — не любовь. До тебя было много девушек. Неугодных он отправлял к «Гемариту». У нас есть шанс. Через два дня у врат. Я помогу.

— А ТЫ? — почти крикнула я.

— Главное — спасти твою жизнь.

— Я не уйду без тебя!

— Идём. Да, чуть не забыл. — Эоган вынул из кармана кристалл-каплю, переливавшийся всеми цветами радуги на кожаном шнурке. — Наденешь перед тем, как мы отправимся сюда.

Мы стояли на крыше «Гемарита». Гудение машин внизу заглушало голоса. Маги пропускали невесту короля без вопросов. «Может… нам удастся сбежать? Вместе?» — мелькнула слабая надежда. Я верила, что мой мир примет его. Смотрела на раскинувшийся внизу Гемарион. Виднелась новая вереница первогрупников, бредущих к фабрике. Этот город — сплав роскоши и нищеты, цинизма знати, заражённой жестокостью короля.

— Уходим, — повторил Эоган твёрдо. Я кивнула, заглянула в его голубые сапфиры и обняла, крепко сжимая за плечи.

Нет, позволить ему остаться — смерти подобно. Король уничтожит его. «Мой воин. Вспомнились твои ласковые руки, поцелуи. Ты не давал обещаний, но я чувствовала искренность. Эта крыша — наше пристанище. О, как больно потом идти во дворец…» Возвращаясь к Эогану, я чувствовала себя осквернённой. Лишь его объятия были бальзамом. Вера, что Ронг ни о чём не догадывается, придавала смелости. Но это была смертельно опасная игра.

* * *

Король ничего не говорил о свадьбе. Оставался ненасытным хищником. Казалось, отпуская, он держал меня на невидимом поводке. Говорил, что мечтает о сыне, и если я подарю ему наследника, сделает королевой. Слова.

Ночью, когда зверь заснул, я выскользнула из постели. Прокралась в кабинет короля. Ключ-кристалл будто ждал меня. Смотрел прямо в душу. Прикоснулась с опаской. Пора. «Я буду ждать тебя. Сегодня». Голос Эогана звучал в голове.

Я схватила ключ. В ладони он простая стекляшка. Моя одежда громоздкая. Кроссовки и джинсы не помешали бы. Но тётки сожгли их. На мне ничего подходящего. Усмехнулась. Лихорадочно соображаю. Платье — смерть в шёлковой ловушке. Нужно стать тенью.

Коснулась ключом дверной ручки. Щелчок. Вздрогнула. Тишина. Выскользнула в тёмный коридор. Помню, где помещение с вещами пажей. Эоган говорил переодеться там. Ключ открывал все двери.

Маленькая комната. Темнота. Запахи кожи, тканей, мыла и старой обуви висели в спёртом воздухе.

Штаны. Тёмные. Плотные. Сапоги — чтобы бежать не оглядываясь. Куртка из грубой ткани, впитавшая пот и страх прежних хозяев. Капюшон — пелена для лица. Снять блеск драгоценностей, смыть запах духов, стереть свой облик. Одеться в чужую кожу. В кожу, которая не шуршит, не цепляется, не кричит «смотрите!». Время текло, как песок в королевских часах. Скрип двери гардеробной прислуги прозвучал громче выстрела в ночной тишине. Рука нащупала в темноте грубую ткань. Брюки. Рубаху. Жилет. Сапоги — чуть велики, но крепки. Капюшон. Натянуть глубже. Теперь бежать. Бежать, как пыль на ветру. Бежать к нему. К призраку свободы.

Я неслась по пустым коридорам, гонимая не страхом, а безумной надеждой. Королевский ключ послушно открывал одну дверь за другой. Четыре утра — мёртвый час, когда дворец спал крепким сном. Кралась вдоль холодных стен, сливаясь с тенями. Юркнула в узкую дверь для прислуги и вынырнула на задний дворик, где пахло землёй и гнилыми овощами — сюда привозили припасы.

Неужели никто не поднимет тревогу? Неужели Ронг позволит уйти так легко? Или это изощрённая ловушка? Сердце колотилось: «Боже, пусть всё получится!»

Рассвет в Сангустрате был не голубым, а кроваво-багровым, предвещая бурю. Маленький кристалл на кожаном шнурке лежал на груди тяжело и холодно, как осколок льда, впившийся в кожу. Ключ. Ключ к свободе и, возможно, к гибели. Я сжала его в ладони, ощущая едва уловимое, мерзкое биение — магию крови, дремлющую внутри. Эоган ждал у конюшни Тора. Его лицо в предрассветных сумерках было непроницаемой маской, только глаза — те самые голубые сапфиры — горели лихорадочным блеском. Он молча, почти грубо, помог вскочить на спину раптора. Его пальцы, обхватившие мою талию, дрожали — не от страха, а от напряжения стальной пружины, готовой вот-вот распрямиться.

— Готов? — шепнула я, прижимаясь к его спине, чувствуя под латами жёсткий, учащённый ритм его сердца.

— Никогда не был так готов, — голос сорвался на хрип. — И никогда не был так напуган. За тебя.

Тор рванул вперёд, унося нас сквозь спящий город к зловещему силуэту «Гемарита».

— Когда окажемся в самом сердце кристального леса, — его слова едва пробивались сквозь свист ветра, — «Гемарит» останется за спиной. Вытяни руку с ключом навстречу первым лучам. Они укажут на дверь. Ты узнаешь её. Главное — вдохнуть в замок жизнь. А ещё… приправить его кровью. Моей кровью.

— Но, Эоган… — в горле встал ком.

— Молчи, — мне на губы легли его пальцы, шершавые от рукояти меча. — Ты справишься. Если что-то пойдёт не так — беги. Не оглядывайся.

— Нет! — протест вырвался сам собой.

— Ты должна…

«Гемарит» возвышался среди переливающихся игл кристального леса, как чудовищный жук на спине умирающего гиганта. Он светился, дышал, переваривая жизни. У главного входа, словно белые изваяния, замерли двое боевых магов. Мы въехали через старый, полузаброшенный проход в стене — лазейку, известную лишь таким же, как Эоган, «пылинкам» королевской службы. Воздух здесь был густым, пропитанным запахом серы и тяжёлым ожиданием. Тор ступал бесшумно, его чешуйчатые бока едва шевелились под нами. Город спал мертвецким сном измождённого раба. Лишь со стороны «Гемарита» плыл в ночи ровный, зловещий гул — ненасытные машины продолжали свою вечную жатву.

Добрались до главных врат быстрее, чем ожидали. Маги Ордена Крови, застывшие у входа, не шелохнулись. Их лысые, безликие головы были повёрнуты в одну сторону — к чёрным зубьям Кристаллгема. «Ждут сигнала? Или уже знают?» Холодная струйка пота скатилась по спине.

Эоган спрыгнул, оставив Тора в глубокой тени, и жестом велел следовать за ним.

— Они применят колдовство при малейшей угрозе. Тогда нам не поздоровится.

Нападение было молниеносным и безжалостным. Одним точным ударом меча Эоган снёс головы обоим магам. Тела рухнули беззвучно. Внезапно воцарилась тишина, нарушаемая лишь гудением машин изнутри. Он бросил на меня быстрый взгляд. На скуле и подбородке — алые брызги.

— Идём. Быстро.

Внутри «Гемарита» царила зловещая пустота, нарушаемая лишь призрачным блеском тысяч кристаллов. Они светились тускло, насытившись. «Сколько жизней ушло сегодня, чтобы заставить вас сиять?» Сердце сжалось. Мы миновали главный зал и вышли в низкую штольню. Серая мгла стелилась под ногами. Стены дышали сыростью и сладковатым запахом разложения. Впереди, за арочным проёмом, в свете голубой луны сиял кристальный лес. Огромные иглы тянулись к багровому небу. Странное ощущение закралось в душу: не слишком ли гладко всё?

— Ключ, — прошептал Эоган, спешиваясь и помогая мне слезть. Его рука инстинктивно легла на эфес меча. — Иди к Центральному Пьедесталу. Там… должна быть дверь.

Я кивнула, пальцы судорожно сжали холодный кристалл. Сердце бешено колотилось, грозя вырваться. Оставив его с Тором в тени гигантской трубы, извергавшей клубы пара с резким запахом железа, я скользнула обратно в знакомый зал смерти.

Внутри царил полумрак, разрываемый лишь призрачным свечением кристаллов, жадно впитывающих энергию по металлическим желобам. Воздух был густым, пропитанным озоном и… свежей кровью. Я прижималась к холодным стенам, стараясь слиться с тенями. Центральный Пьедестал возвышался в самом сердце зала — массивная чёрная конструкция, испещрённая жилами светящегося минерала. На его вершине пульсировал тусклым светом сложный механизм — сплетение кристаллов и меди. И там, в центре механизма, висела в воздухе неровная линза из тёмного, почти чёрного стекла. «Дверь?»

Я поднялась по узкой винтовой лестнице, каждый шаг отдавался гулким эхом в зловещей тишине. Вот он. Момент истины. Вытянула руку с кристаллом-ключом. Пятая группа. Королевская кровь. Кристалл в моей ладони внезапно ожил, засветившись изнутри тёплым, золотистым светом, резко контрастируя с холодным мерцанием вокруг. Чувствовалась незримая нить, связывающая меня с порталом. Магический замок на Пьедестале отозвался — медные шестерни завертелись с тихим шипением, жилы кристаллов вспыхнули ярче. Тёмная линза двери заколебалась, в её глубине заплясали искры, наметился вихревой проход, ведущий в сумрак…

— СТОЙ! — Рёв, подобный удару грома, разорвал тишину. Я обернулась, сердце провалилось в бездну. В проёме входа, залитый багровым светом восходящего солнца, стоял Ронг. Не один. С ним Бран и десяток королевских стражей в чёрных, как ночь, доспехах. На их лицах — чистая ярость и торжество загнавшего зверя охотника. — ПРЕДАТЕЛЬНИЦА! И ты… ПЫЛЬ!

Эоган! Он был уже рядом, меч обнажён, клинок направлен на врага. Лицо искажено гримасой ярости и бездонного отчаяния.

— Беги, Анастасия! В дверь! СЕЙЧАС! — он рванулся вперёд, подставляя себя под удар, чтобы прикрыть меня. — Я задержу их!

— Нет! Мы уйдём вместе! — отчаянный крик сорвался с губ, но его заглушил свист первых стрел. Они просвистели мимо, вонзившись в ближайшие кристаллы с противным «чвяком». Бран с рёвом бросился на Эогана, их клинки скрестились с оглушительным лязгом, высекая снопы искр.

Я метнулась к вихревому порталу. Кристалл в руке горел, как раскалённый уголь, тянул к спасительному сумраку. Ещё шаг… Ещё…

— НЕ ОТДАМ! — Король, игнорируя схватку, ринулся по лестнице. Его лицо, искажённое бешенством, было похоже на демоническую маску. Он занёс руку, перстень с зелёным камнем вспыхнул зловещим светом. Волна невидимой силы ударила в меня, как таран. Я вскрикнула, потеряв равновесие, и кубарем скатилась с верхней площадки Пьедестала. Кристалл-ключ вырвался из пальцев и со звоном покатился по холодному металлическому полу, его свет погас. Портал заколебался, стал расплываться!

— Ключ! — хриплый стон донёсся от Эогана, отбивающего яростный натиск Брана. По его рукаву текла тёмная струйка крови. — ВОЗЬМИ КЛЮЧ!

Я поползла по полу, игнорируя боль в боку и ссадины. Рука нащупала гладкую, холодную поверхность кристалла. В тот же миг на меня упала тень. Ронг. Он стоял надо мной, тяжело дыша, с неоспоримым торжеством палача в глазах.

— Моя, — прошипел он, и его рука потянулась, чтобы схватить. — Только моя. Навеки.

Рык Тора, дикий и яростный, прокатился по залу, заглушив на мгновение гул машин и лязг стали. Огромный раптор, ведомый инстинктом или отчаянием, ворвался внутрь! Он сбил с ног пару стражей, его мощный хвост, как бич, хлестнул по ближайшим установкам, сметая хрупкие кристаллы. Хаос достиг апогея. Маги Ордена, наконец, пришли в движение, их безликие маски повернулись к незваному гостю, амулеты на груди засветились угрожающе.

Эоган, воспользовавшись секундной неразберихой, отшвырнул Брана сильным ударом эфеса в лицо и рванул не к Ронгу, а ко мне — к угасающему порталу! Он схватил меня под руку, с нечеловеческой силой дёрнул на ноги и толкнул к основанию Пьедестала.

— Заводи! Кровь! Моя кровь! — в его глазах горела решимость.

Он ранен. Рубаха на плече пропиталась тёмным. В отчаянии я прижала треугольный кристалл к его окровавленной ладони. Алые капли упали на гладкую поверхность ключа. Он вспыхнул ослепительно! Золотой свет ударил в своды зала. Угасающий вихрь портала с оглушительным рёвом ожил, стал плотным, стабильным, зовущим!

— ВПЕРЁД! — закричал Эоган, вталкивая меня в светящуюся, холодную спираль. Я шагнула в пустоту, чувствуя, как неведомая сила затягивает…

Оглянулась в последний миг. Он стоял спиной к порталу, лицом к Ронгу и его воинам. Меч поднят в готовности. Обернулся. На мгновение — всего на мгновение — наши взгляды встретились. В его глазах нет страха. Только спокойная решимость и… прощание. Губы шевельнулись, формируя беззвучное: «Беги!»

За его спиной Ронг завыл от бессильной ярости, махнув рукой:

— ВСЕ ЗА МНОЙ! ПОЙМА-А-АТЬ! ЖИВОЙ…

Солдаты ринулись вперёд. Эоган принял бой, его фигура на мгновение слилась с атакующими тенями. Потом всё исчезло в ослепительной вспышке света портала. Я летела в никуда, сжимая в одной руке горячий кристалл-ключ, а в другой — леденящий ужас и тлеющую искру надежды. Позади оставались гул «Гемарита», лязг стали, яростный рык Тора и… его крик? Или это был лишь вой ветра в ушах?

Очнулась в холодном, знакомом сумраке подъезда. Пахло сыростью, пылью и кошками. Гробовая тишина. И вдруг воздух тонко зазвенел, словно незримые кристаллы Сангустраты прощально пели свою ледяную песню. Кристальный Лес. «Гемарит». Гемарион. Всё осталось позади.

Ключ в руке погас, лишь слабое, угасающее тепло напоминало о его невероятной силе. Где Эоган? Успел ли шагнуть вслед? Или… Нет. Не могла допустить мысли об «или». Сзади, сквозь толщу стен и реальностей, донёсся приглушённый, искажённый рёв — то ли раптора, то ли неутолённой ярости короля. И последний, зловещий лязг оружия. В глазах потемнело, и я рухнула на холодные ступени, теряя сознание.

* * *

Время не лечит. Оно лишь притупляет остроту.

Его не хватало каждый день. Глупо, месяцами я искала следы, намёки — газеты, необычные новости, сны. Вернулась я странно: мама нашла меня у подъезда в чужой, грубой одежде, без сознания. Она не поверила бреду о другом мире. И я солгала, что всё привиделось. Но сердце… сердце помнило каждый взгляд, каждое прикосновение. Скучала по воину, чья судьба навсегда осталась завесой тумана. Ключ, когда я разжала ладонь, рассыпался в пыль, словно его и не было. Лишь кристалл-капля, подаренный Эоганом, холодом и переливами напоминал о любимом.

Известие о беременности стало ударом под дых. Чей он? Плод насилия монстра? Или… дитя той единственной, чистой ночи перед побегом? Мама уговаривала, умоляла, плакала — «избавься, пока не поздно». Но я не смогла. И когда я клала холодный кристалл на округлившийся живот, он вдруг слабо светился, как далёкая звезда, даруя странную надежду. Страх и эта хрупкая вера помогали оставаться на ногах.

* * *

— Ваш малыш чувствует себя отлично, — улыбнулась медсестра, протягивая крошечный свёрток. Я взяла его на руки, прижала к груди. Смотрела на него сквозь стекло бокса раньше — теперь он был здесь. Тёплый. Живой. Страх отступил, уступив место потоку нежности. Мне было всё равно, чья кровь текла в его жилах. Я любила своего ребёнка. Безусловно.

Листок из лаборатории был холодным в руке. Цифры, буквы, стандартные графы. Всё в пределах нормы. И внизу, жирным шрифтом, как приговор или ключ:

ГРУППА КРОВИ: O (I) Rh+ (Первая положительная)

* * *

Прошли годы. Забыть Эогана, когда его живое напоминание смотрит на тебя его же глазами — невозможно.

— Мама. — Голос Максима, уже не детский, а подростковый, вернул меня из глубин памяти. Сын смотрел с беспокойством, сморщив лоб. Его глаза — чистые сапфиры, точь-в-точь как у отца. — Почему ты плачешь?

— Это слёзы счастья, солнышко, — выдохнула я, быстро смахивая влагу с щеки. Ложь? Или правда? Горько-сладкая амброзия воспоминаний. — Просто вспомнила одного… очень смелого человека. С такими же, как у тебя, удивительными глазами.

Отвела взгляд к окну. За стеклом был обычный городской пейзаж. Но где-то там, за невероятными просторами и границами реальности, лежала Сангустрата с её багровыми небесами и вечно жаждущими кристаллами. Кристаллами, что пили кровь первогруппников. Как у моего сына.

Ленсанна
ПАРАГРАФ 35

Я всегда думал, что попаданец — это абсолютно фантастический субъект, такой же как, например, дракон или эльф. Перечитав гору книг, пересмотрев море фильмов о попаданцах, я был уверен, что это чистой воды выдумка. Но вот чего я никогда не мог предположить, так это того, что сам стану попаданцем! С чего всё началось? То есть, как я попал, спросите вы? Всё произошло совершенно банально: я вошёл в кабинет паспортиста и…

Огромный зал с высоким прозрачным потолком был разделён ограждениями на множество секторов, над каждым из которых возвышался указатель с цифрой. Шум и суета в зале были похлеще, чем на стихийном рынке возле моего дома. Время от времени эту какофонию голосов перекрывал металлический голос, объявлявший чьё-то имя и номер сектора, куда он должен пройти. Люди, вернее сказать, существа, заполнявшие этот зал, торопились каждый в свой сектор, сталкивались друг с другом, ругались и снова спешили к столам, за которыми их ждали служащие в фиолетовой униформе.

Не успел я удивиться всему увиденному, как услышал голос невидимого диктора, оповещавшего: «Объект перемещения Артём Кусиков, проследуйте в сектор номер сорок восемь». Почему в тот момент я не повернул обратно, не знаю, но тогда, повинуясь какой-то необъяснимой силе, я нашёл глазами табличку с цифрой сорок восемь и стал двигаться в ту сторону, мастерски лавируя между пёстрыми посетителями и уныло-фиолетовыми служащими. Добравшись до нужного сектора, я присел на стул возле стола с табличкой «Инспектор Кноус».

— Заполните форму №125-b, — инспектор положил передо мной разграфлённый лист бумаги.

— Простите, а могу я поинтересоваться, куда я попал? — очень вежливо спросил я.

Инспектор поднял на меня глаза. Его взгляд выражал явное пренебрежение:

— Сначала попадают к нам, как… Вы откуда?

— Из Борисовска, — ответил я просто, не зная, насколько точные координаты тут требуются.

— Ага, с Земли, значит. Тогда, используя ваш фразеологизм, как снег на голову, — продолжил Кноус. — А потом только интересуются, куда это они попали. Это ГКУОП — Главная Контора по учёту объектов перемещения. Прежде чем переместить вас в пространстве или времени, мы должны оформить на вас Справку по форме №73 и внести вас в Общий Реестр объектов перемещения. А для этого вы должны заполнить форму №125-b, представить документ, удостоверяющий вашу личность, справку о прописке, справку о составе семьи, справку с места работы, справку о доходах, справку об отсутствии задолженности по коммунальным услугам, аттестат зрелости, диплом о высшем образовании…

— Подождите! У меня с собой нет этих справок. Я же не собирался никуда попадать!

— Все вы так говорите, что не собирались, но ведь попали! А справки необходимы: порядок есть порядок. Так что заполните для начала форму №125-b.

Я взял ручку и начал привычно заполнять пункты анкеты: «1. Имя, фамилия — Артём Кусиков; 2. Возраст — 25 лет; 3. Место рождения — город Борисовск».

— Что вы пишете? — возмутился инспектор, заглянув в бланк.

— Ответы на вопросы в этой вашей… форме №125-б.

— Во-первых, №125-b. А во-вторых, её надо заполнять по Междумировым стандартам, — Кноус забрал лист и положил передо мной новый.

— Я, честно говоря, не знаю как, — смутился я. — Может, вы заполните сами?

— По Правилам оформления формы №125-b регистрируемый объект перемещения должен заполнять формуляр собственноручно.

— Тогда объясните мне, что значит «по Междумировым стандартам».

Инспектор Кноус положил передо мной книгу, по объёму очень похожую на один из томов Большой Советской Энциклопедии (у бабушки на даче лежат все тридцать томов!). «Полный Справочник соответствия Междумировым стандартам» — прочитал я потёртую надпись на обтрепавшейся обложке.

— Так это ж на три дня чтения! — возмутился я. — И то, если не прерываться!

— В соответствии с Протоколом Учёта объектов перемещения, без оформления соответствующих документов объект перемещения не может быть перемещён ни во времени, ни в пространстве.

— Тогда верните меня домой! В чём проблема? Я ведь и не хотел никуда попадать!

— Повторяю: в соответствии с Протоколом Учёта объектов перемещения без оформления соответствующих документов объект перемещения не может быть перемещён ни во времени, ни в пространстве. То есть ни в какое время и ни в какое место. Понятно?

— С кем я могу поговорить выше вас? Ну, кто у вас тут начальник? Руководство? Старший?

— Вы, наверное, имеете в виду Старшего инспектора Рэфина?

— Наверное.

— Чтобы попасть к Старшему инспектору Рэфину, требуется заполнить Запрос по форме №94/5. Будете заполнять?

— Да! — выкрикнул я, краснея от злости.

— Пожалуйста, — Кноус пододвинул ко мне стопку листов.

Сверяя каждое слово со «Справочником стандартов», я просидел над «Запросом» часа два, не меньше. Поставив подпись на последнем листе, довольный собой, я вернул бумаги инспектору. Тот внимательно, водя пальцем по строчкам, начал медленно читать. В нескольких местах он задумчиво поднимал глаза к потолку, затем кивал сам себе и продолжал читать дальше.

— Запрос будет передан в Седьмой Отдел к Старшему инспектору Рэфину, — закончив изучать мою писанину, провозгласил Кноус.

— И как скоро примет меня этот ваш Рэфин?

— Старший инспектор Рэфин, — чётко произнёс звание и имя своего босса Кноус, — может вас вообще не принять. Если сотрудники Седьмого Отдела сочтут недостаточными данные, отражённые в Запросе, вам придётся дополнительно заполнить Карту №37—2 и предоставить справки определённой формы.

— Что-о-о?! — взбеленился я. — Может, мне ещё вам и снимок флюорографии предоставить?

— Если ваше Дело будет направлено из Седьмого Отдела в Третий Департамент, то не исключено, что вам придётся предоставить и медицинскую карту, — спокойно ответил инспектор Кноус.

— Это дурдом какой-то, — обречённо произнёс я. — А что мне делать, пока ваши конторы, отделы и департаменты будут изучать мои справки?

— Ждать вызова в Седьмой Отдел, — в голосе инспектора прозвучало явное безразличие.

Кноус нажал на столе синюю кнопку и произнёс в микрофон:

— Сектор номер сорок восемь. Объект перемещения в статусе ожидания.

Буквально через минуту к нашему столу подошёл скрюченный старичок в такой же, как у Кноуса, униформе.

— Пройдёмте, — обратился он ко мне.

— Куда? — тупо спросил я.

— Он что, в первый раз? — это он уже повернулся к инспектору.

— Да, — не отвлекаясь от перелистывания каких-то бумаг, ответил Кноус, затем поднял голову и хохотнул. — Он с Земли, дружище Ампус.

Старичок понимающе закивал головой, затем снова обратился ко мне:

— В ПО.

— Куда? — снова переспросил я.

— В Приёмник для ожидающих.

Я устало поднялся со стула и поплёлся за стариком Ампусом.

Приёмник для ожидающих оказался небольшим помещением, в котором на стульях и скамеечках сидели такие же, наверное, как и я бедолаги. Примостившись на край скамьи, я приготовился долго и скучно ждать. Но, к моему удивлению, минут через десять из-за двери вышла миловидная дамочка средних лет (всё в той же фиолетовой униформе) и пригласила меня пройти за ней. В смежной комнате за столом сидел толстый лысый мужчина, который, не глядя на меня, пробубнил что-то себе под нос и передал зелёную папку сопровождавшей меня женщине.

— Для ожидания вам назначено место Помощника Архивариуса в Главный Архивный Отдел. Дальнейшие распоряжения вы будете получать от Старшего Архивариуса Стэттитра, — перевела мне, вероятно, то, что сказал лысый. — Вас проводят.

И снова я шагал за Ампусом, разглядывая одинаковые конторки-сектора. В каждом секторе сидели «клиенты» и старательно заполняли формы, формуляры, карточки, анкеты. «Вот интересно, как отправить меня куда-нибудь, так им гору справок подавай. А как на работу назначить, так ничего и не понадобилось! Помощник архивариуса — это что вообще такое? Раскладывать по полкам и шкафам все эти их справки и досье? Надеюсь, в Седьмой Отдел меня вызовут раньше, чем я подохну от скуки!» — за этими мыслями я и не заметил, как старик остановился перед широкой дверью. По инерции я налетел на Ампуса и чуть не сшиб его. Тот оглянулся на меня и с раздражением в голосе произнёс:

— Вам сюда.

Я поднял голову и прочитал табличку на двери: «Главный Архивный Отдел. Вход строго по пропускам!»

— А где мой пропуск? — спросил я… у пустого места — старичка рядом уже не было.

Я постучал, затем, набрав в грудь побольше воздуха, открыл дверь.

— Можно войти? Только у меня пропуска нет, мне забыли его выдать. Я — новый Помощник Архивариуса.

— Да закрой ты уже дверь!

Голос говорившего был настолько громким, что от неожиданности я сделал шаг назад, споткнулся о порог и вывалился за пределы архива. Моментально вскочив на ноги, я оглянулся — не видел ли кто моего нелепого падения. Нет, на меня абсолютно никто не обратил внимания. Собравшись с духом, я решительно шагнул в помещение архива и закрыл за собой дверь.

— Меня зовут Артём Кусиков. Меня назначили Помо…

— Слышал я уже! Помощником Архивариуса, — прервал меня всё тот же голос.

Я огляделся. Огромные стеллажи заполняли такой же огромный зал. На полках стеллажей стояли картонные короба с бирками. Каждый короб был размером с коробку из-под телевизора «Рубин» (тоже видел у бабушки на даче). Вдруг за крайним стеллажом послышалась какая-то возня, и оттуда вышел… дракон! Моя челюсть невольно отвалилась, и я попятился к двери.

— Здорово! Я — Стэттитр, но ты можешь звать меня просто Тэт.

— А я — Артём Ку…

— Да, да! Я слышал — Кусиков, — снова на полуслове перебил меня дракон. — Значит так, ты теперь работаешь и живёшь в архиве. Подчиняешься только мне. Выполняешь все мои распоряжения. Надеюсь, мы с тобой сработаемся, не так, как с прошлым помощником.

Дракон громко рыгнул, облизал длинную чешуйчатую морду синим раздвоенным языком.

— Можно поинтересоваться? — слегка запинаясь, спросил я. — А что произошло с…

— Предыдущим помощником? — опять перебил меня Тэт. — Я его сожрал!

Первую неделю мне, честно говоря, было интересно работать в Архивном Отделе. Я даже забыл, что нахожусь в «статусе ожидания». Тэт оказался «своим» парнем, сильно меня не третировал. В мои обязанности входило надписывать и приклеивать те самые бирки на коробки. Не скрою, работы было много: я и представить себе не мог, сколько же попаданцев каждый день проходит через «фильтр» ГКУОП. Были и такие, кто возвращался в свой мир, но в основном, говоря языком Конторы, объекты перемещения возврату не подлежали. Рабочий день у меня был наш, стандартный — восемь часов с часовым перерывом на обед. А поскольку я и жил в архиве — у меня была своя комнатка в дальнем конце зала, — то свободного времени у меня было много. И тратил я это своё свободное время на… изучение архива. Перекладывая архивные документы в новые коробки (старые со временем разваливались), я увлёкся чтением тех самых Форм, Карточек и тому подобного. А ещё в архиве был стеллаж с инструкциями, протоколами, положениями и прочим. Так вот, я решил убить «горгону» её же оружием! Не зря же у меня неоконченное высшее юридическое!

— Тём, я смотрю, тебе нравится копаться в этой макулатуре, — вертикальные зрачки Тэта впились в меня как иголки.

— Не очень, — не смог я соврать «начальнику».

— Тогда зачем ты таскаешь к себе в коморку документы? — Тэт не сводил с меня гипнотического взгляда.

— Я… я изучаю их, — тихо произнёс я и опустил голову.

— Изучаешь? — дракон засмеялся. — Для чего?

Я поднял глаза на босса. Тот приоткрыл рот, выставив, как напоказ, два ряда острых зубов, и ждал моего ответа.

— Понимаешь, я хочу вернуться домой, Тэт.

— И чем тебе в этом может помочь куча старых бумажек? — Тэт ехидно то ли хохотнул, то ли хрюкнул, но, помолчав, грустно добавил: — Впрочем, это хоть какое-то развлечение здесь.

Дракон потянулся к верхней полке и достал одну из коробок. На бирке я прочитал: «Дело №1279824. Объект перемещения — рептилоид, драконоподобный, Стэттитр. Место перемещения — Каспитария. Время перемещения — 378126 год по Межмировому стандарту. Возврат: не состоялся».

— Это… это твоё «Дело»? — удивлённо воззрился я на Тэта.

Старший Архивариус молча кивнул, развернулся и пошёл прочь, таща за собой гребенчатый хвост. А я распечатал коробку и начал с жадностью читать казённые фразы документов, за которыми скрывалась судьба моего начальника. Тэт меня не беспокоил, пока я копался в «его» коробке, и к вечеру я уже знал практически всю подноготную дракона Стэттитра. На поверку оказалось, что он тоже попаданец, который застрял в ГКУОП на обратном пути домой. Где-то в недрах Конторы потерялась справка о количестве сожранных драконом существ. Один из многочисленных Отделов вынес вердикт: «Статус ожидания с привлечением к работе в качестве младшего помощника Главного Архивариуса». Тэт был настолько возмущён тем, что его не могут вернуть обратно, что в порыве отчаяния сожрал Главного Архивариуса. И теперь он — Главный Архивариус, вот уже лет десять (земного летоисчисления).

— А почему ты отсюда не сбежишь? Ты же дракон! Сильный и могучий!

— Ты ещё не понял? Отсюда сбежать просто так невозможно! Контора — это тот механизм, который «перебрасывает» попаданцев во времени или пространстве. Без неё невозможно…

Такой долгожданный вызов в Седьмой Отдел всё равно поступил неожиданно. В архив явился Ампус:

— Объект перемещения Артём Кусиков, следуйте за мной! — глядя на меня, как на пустое место, механически произнёс старик.

— Куда? — в один голос спросили мы с Тэтом.

Старик встрепенулся, заметив за одним из стеллажей чешуйчатую морду дракона.

— Приветствую вас, Главный Архивариус. Согласно Предписанию №348/4 от сегодняшнего числа, ваш помощник вызывается в Седьмой Отдел.

— Удачи, Тём! — дракон подмигнул жёлтым глазом и скрестил пальцы на передних лапах.

Дорога в таинственный Седьмой Отдел пролегала через всё тот же огромный зал, куда я попал в первые минуты своей эпопеи. «Ну, я и попал!» — эхом отозвалось в голове. Объектов перемещения было значительно меньше, чем в тот день. «Интересно, у них что, сегодня выходной?» — усмехнулся про себя я, а вслух спросил:

— Я так полагаю, что Старший инспектор Рэфин ознакомился с моим Делом, и сегодня решится вопрос с моим возвращением домой?

Поработав в Архивном Отделе, я уже прекрасно знал, что сегодня мои мытарства не закончатся. Не зря же я всё свободное время копался в пыльных документах и изучал фолианты справочников. Я задал этот вопрос, во-первых, чтобы прервать нудное молчание, а во-вторых, чтобы услышать, что же мне скажет этот напыщенный старикан. Но ответа не последовало, потому что мы пришли.

Седьмой Отдел был просто комнатой примерно десять на десять метров, всё убранство которой состояло из трёх столов, стоящих почти посередине; зато вдоль всех стен тянулись высоченные стеллажи с приставными лесенками. Старик Ампус моментально испарился, оставив меня в пустой комнате. Я озирался на полки, буквально утрамбованные кипами бумаг.

— Вас вызывали на 18:34, а сейчас ещё только 18:33, — услышал я за спиной недовольный женский голос.

Я обернулся на голос. Передо мной предстала сущность, которую с трудом можно было назвать женщиной: высокая, угловатая, с грубыми чертами лица, длинным носом, «ёжиком» коротких фиолетовых волос. Она напоминала мне какого-то персонажа из анимационного фильма.

— Мне выйти? — просто спросил я.

— Нет, раз вошли, присаживайтесь. Итак, от вас поступил Запрос по форме №94/5. Изложите кратко суть вопроса.

— Я же всё написал в Запросе. Вы ознакомились с ним? — спокойно спросил я, глядя в глаза женщины с фиолетовыми волосами.

— Это не имеет значения. Я спросила вас о сути Запроса.

— Подождите! — грубо прервал я женщину. — Согласно Процедуре работы с Запросами объектов перемещения, вы должны были тщательно ознакомиться с Запросом, провести анализ Запроса, при необходимости запросить дополнительную информацию об объекте перемещения.

Лицо сотрудницы Седьмого Отдела медленно вытянулось.

— Объекту перемещения, которому отказано в перемещении, — тем временем продолжал я, — вы обязаны выдать Справку по форме №94 о причинах отказа в перемещении, согласно пункту 4/18 параграфа 378 Свода Межмировых правил по перемещению.

— Позвольте, вам никто не отказывал в праве перемещения! — попыталась вставить слово сотрудница Отдела.

— Нет, это вы позвольте! Даже на устное заявление объекта перемещения о желании аннулировать процесс перемещения инспектор обязан был или удовлетворить просьбу объекта перемещения, или выдать Справку. Ни то ни другое сделано не было, что является грубейшим нарушением Инструкции по работе с объектами перемещения, — выпалил я на одном дыхании.

Женщина сидела молча и часто-часто хлопала белёсыми ресницами. Её ступор продолжался минут пять. Я ликовал! Но червячок сомнения всё же меня покусывал: а что дальше? Я ведь не вундеркинд и не уникум: все инструкции и параграфы этого бюрократического ада выучить просто невозможно. Я запомнил лишь то, что касалось именно моего конкретного случая в данный момент. Но Главная Контора не так проста, как кажется. Может, и на мои контраргументы найдутся пункты, параграфы и правила? Одним словом, я ждал реакции.

Сотрудница наконец-то ожила:

— В связи с новыми данными ваше Дело передаётся в Третий Департамент. Ожидайте вызова. А пока отправляйтесь по месту вашей временной работы. А Главный Архивный Отдел, если я не ошибаюсь?

Вопрос прозвучал с такой интонацией, будто я работаю не Помощником Главного Архивариуса, а ассенизатором в общественном туалете парка культуры. Дамочка захлопнула папку, на которой я успел заметить своё имя, давая понять, что разговор окончен.

— Тём, не расстраивайся! Третий Департамент — не приговор, — увещевал дракон после того, как я пересказал ему, что произошло в Седьмом Отделе. — Есть ещё Высший Совет! Да и, в конце концов, можно и тут жить! Скучно, правда…

— Тэт, как ты не понимаешь, это стало делом принципа! — разгорячённо ответил я. — И не хочу я всю свою оставшуюся жизнь провести в этой пыльной бумажной пещере, как крыса! Ой, извини…

Стэттитр шмыгнул носом и быстро смахнул лапой слезу. При виде такого человеческого жеста мне стало одновременно и смешно — чешуйчатый монстр шмыгает носом, и грустно — даже такое сильное существо оказалось под колёсами адской машины под названием ГКУОП.

— А знаешь, Тём, ты первый за всё время моего нахождения здесь, кого мне не хочется сожрать, — растроганно сказал дракон. — Честно-честно!

— Спасибо, Тэт! И я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы выбраться отсюда. И постараюсь помочь тебе. Кстати, я где-то видел Справочник по структуре ГКУОП.

— На третьем стеллаже, вторая полка, — автоматически ответил дракон.

— Я поражаюсь, как ты помнишь, где что лежит в этом архиве, — восхищённо произнёс я.

Тэт улыбнулся, показав зубы (я уже привык к его «фирменной» улыбке и перестал дёргаться):

— У меня феноменальная память!

Весь следующий день я провёл за изучением структурной схемы Конторы. И я нашёл то, что искал!

— Тэт! — позвал я.

— Что? — тут же отозвался дракон.

— Ты тут уже десять лет…

— По моему летоисчислению — три года, — традиционно перебил меня чешуйчатый.

— Не важно, — отмахнулся я. — Скажи, ты когда-нибудь что-нибудь слышал о Главном Защитнике?

— Нет, — после некоторой паузы ответил Тэт. — А это кто?

— А это, друг мой, — существует такая должность в Конторе. Это независимая должность, которая не подчинена ни одному из Департаментов и Ведомств. Говоря простым языком — это адвокат.

— А кто такой адвокат? Что-то я не слышал о таком здесь.

— Вот то-то и оно, что ни в одном Деле, которые я тут читал, ни разу не фигурировал Главный Защитник. Адвокат — это тот, кто должен защищать твои права.

— Хм, — задумался дракон. — Не понимаю, что даёт тебе это знание? Ну, есть в Справочнике такая должность, и что?

— А ты можешь, как Главный Архивариус, уточнить, кто является Главным Защитником и как к нему попасть?

— Ох, Тём! Ты как первый день здесь, — вздохнул Тэт. — Это же надо оформлять Запрос, ждать ответ… Постой! Наверное, я смогу тебе помочь! Завтра! Завтра я попробую всё выяснить!

Тэт появился в архиве после обеда и выглядел слегка озадаченным.

— Ну что? Ты что-нибудь узнал? — насел я на него.

— Узнал, — дракон медлил с ответом.

— И?

— Эта должность вакантна уже более полутора тысяч лет по Межмировому стандарту. После того как предыдущий Защитник умер при странных обстоятельствах, эту должность никто не хочет занимать. Все, похоже, боятся противостоять Конторе. Но это не главное. Вот, — с этими словами Тэт протянул мне аккуратную папку.

— Что это?

— Прочти.

— «Положение о Главном Защитнике», — я открыл папку и начал читать.

И чем дальше я читал, тем сильнее колотилось моё сердце. Лоб покрылся испариной, щёки горели, руки начали подрагивать, во рту пересохло.

— Тэт, — прохрипел я, закончив чтение. — Тэт, ты… Это…

— Да, ты законно можешь занять должность Главного Защитника, — искорки в жёлтых глазах дракона сверкали как звёздочки. — Но это ничего тебе не даст.

— Почему? — не понял я. — Я смогу пропустить или упростить многие процедуры, пользуясь правом Главного Защитника!

— Это да, но не для себя, — грустно сказал дракон. — Главный Защитник не может ходатайствовать за самого себя.

— Ну да… Что-то я на радостях упустил этот момент… Но я смогу помогать другим, — помолчав немного, ответил я Тэту. — Тебе, например. Давай составлять Заявление!

— Тём! Ты хорошо подумал? — взгляд друга выражал одновременно и надежду, и отчаяние.

— Неси формуляр!

— Ты думаешь, это сработает? — в который раз спрашивал меня дракон.

— Должно! Ведь полторы тысячи лет — это не шутка! За это время все забыли, что есть такая должность, и что в Положении есть пункт о самоназначении. Да и принцип: «каждая бумажка должна отлежаться», никто не отменял! — я хохотнул. — Пока копии моего Заявления через Отделы дойдут до Департаментов, пока там разберутся, что это такое и с чем его едят, дедлайн будет пропущен — подавать Протесты будет поздно!

— Тём! А может, ну его? Прожили же мы с тобой в этом архиве месяц, проживём и дальше. А там всякое может случиться, может, тебя бы и отправили домой через…

— Тэт! Не ной! Всё, дороги обратно нет! За нами Москва!

— Кто за нами? — не понял дракон и оглянулся.

Я рассмеялся, правда, смех получился какой-то нервный:

— Это из моего мира. Неважно. Ждём…

— …Согласно пункту 17 параграфа 35 Положения о Главном Защитнике, Высший Совет подтверждает твои полномочия, Артём Кусиков! И поздравляет с назначением! — торжественно, но с явной неохотой провозгласил Председатель. — С этого момента ты являешься полноправным членом нашей Главной Конторы по учёту объектов перемещения. Должность Главного Защитника налагает на тебя ответственность за судьбы объектов перемещения в пределах ГКУОП. Высший Совет выражает уверенность, что, являясь Главным Защитником, ты, Артём Кусиков, будешь неукоснительно соблюдать Законы Конторы.

Я стоял перед двенадцатью членами Высшего Совета в новенькой фиолетовой униформе, но… лацканы моего пиджака отличались ярко-оранжевым цветом.

«Да-да! Господа хорошие, щас-с-с! Вы сами ещё поплачете от своих законов, инструкций и справок. Эх, работы — непочатый край! А первое, что я сделаю, — это отправлю Тэта домой, без всяких там ваших справок о сожранных существах!»

Жозефина Лорес НЕ ТО ВРЕМЯ

Я резко проснулся от противного щекочущего ощущения в носу — чьи-то тонкие волосатые лапки скреблись, пробираясь глубже и глубже. Инстинктивно чихнув, я почувствовал, как что-то маленькое и шевелящееся вылетело из ноздри. Оно повисло на шёлковой подкладке напротив моего лица. Я пригляделся. Недовольный насильственным выдворением из нового дома чёрный паучок. Он побежал вбок к узкой щели и умело в неё заполз.

Не самое элегантное пробуждение в начале нового этапа вечности, должен признаться. Особенно, когда последнее, что отпечаталось в памяти — 1872 год, хрустальный бокал с благородным купажом крови и моя прекрасная невеста Амалия в подвенечном платье цвета слоновой кости. Смертная девушка, та самая, что умоляла меня разделить с ней бремя бессмертия. Кто я такой, чтобы отказывать даме в её сокровенном желании? Хотя, судя по всему, наш ритуал пошёл не по плану…

Я упёрся ладонями в крышку гроба и надавил. Дубовые доски даже не дрогнули.

— Чёрт побери! — прошипел я, ощущая, как клыки сами собой удлиняются от ярости.

Второй удар был сильнее — костяшки пальцев проломили дерево, послышался сухой треск, и крышка с пыльным скрипом съехала в сторону. Я приподнялся, стряхивая с рукавов сюртука вековую пыль, которая кружилась в воздухе, как пепел. Склеп. Мой фамильный склеп с гербом на стене. Но всё было… неправильно.

Во-первых, вонь. Вместо привычного аромата сырого камня, плесени и тлена, какой-то химический смрад, режущий ноздри, как дешёвый одеколон. И под ним — явственный, оскорбительный запах человеческой мочи, въевшийся в стены за долгие годы. В груди закипела тёмная ярость, пальцы сами собой сжались, ногти впились в ладони. Охота. Кровь. Расплата. Я заставил себя сделать медленный выдох. У меня будет время разобраться с осквернителями.

Во-вторых, свет. Сквозь трещину в древней стене и щель в досках дверей пробивались резкие электрические лучи, неестественно белые, лишённые тёплого мерцания газовых фонарей.

— Что за адское колдовство… — прошептал я, и эхо слабо повторило мой вопрос в пустоте между стен.

Я выбрался из гроба, чувствуя, как суставы скрипят после столетия неподвижности. Дверь склепа поддалась не сразу — петли заржавели намертво, и мне пришлось рвануть её с такой силой, что железные крепления вырвались из камня с облаком кирпичной пыли.

И тогда… тогда я увидел.

* * *

Наше родовое кладбище, некогда раскинувшееся в тиши вековых дубов, теперь оказалось зажато среди гигантских кубических сооружений, уходящих ввысь. Их зеркальные стены сверкали холодным отражением неба.

И небо… Боже, небо! По нему, рыча и сверкая красными глазами, пролетела огромная металлическая тварь. За ней в воздухе остался белый след, словно у нее проблемы с пищеварением. Кто это? Лишь позже я узнал, что люди называют их «самолётами». Они придумали и построили летающих железных драконов. Кто мог помыслить о таком раньше?

Но самое невероятное — улицы. Они кишели народом. Людьми, которые смеялись, кричали, обнимались, целовались прямо на виду у всех, словно стыд и приличия давно канули в Лету. Их одежда была… вызывающе уродливой. Обтягивающие штаны, яркие, словно вырванные из кошмара сумасшедшего художника, куртки, а женщины… «О, ужас!» — щеголяли с голыми ногами, будто уличные девки.

Я шагнул за ограду, и волна звуков обрушилась на меня: грохот, музыка, смех, чьи-то крики и визг. От этого хаоса в висках застучало.

— Ого, прикинь! — раздался рядом звонкий голос.

Я обернулся. Передо мной стояла девушка — нет, даже не девушка, а какое-то невообразимое создание: синие волосы, будто вымазанные в чернилах, кольцо в носу, словно у быка на ярмарке, и платье… если это можно было назвать платьем — короткое, чёрное, едва прикрывающее бёдра.

— Классный костюм! — она осклабилась, разглядывая мой сюртук.

— Ты с того ретро-феста, о котором болтали в рекламе?

Я замер, не зная, как реагировать на такую наглость. В мои времена за подобное обращение к дворянину можно было лишиться языка. Но вместо гнева я почувствовал лишь глухое недоумение.

— Я граф Вальдемар фон Моройану, — произнёс я, медленно обнажая клыки.

— И я — вампир.

Она фыркнула, будто я сказал что-то смешное.

— Ага, конечно! — она закатила глаза.

— А я — фея-крёстная. Ну всё, пока, Дракула!

И прежде чем я успел что-то ответить, она скрылась в толпе, оставив меня стоять посреди этого безумного мира, где даже правда звучала как шутка. Я сжал кулаки. Если это и был новый век — он явно нуждался в напоминании о том, что такое настоящий ужас. Он нуждался во мне.

* * *

Я шагал по улицам этого чужого мира, вглядываясь в очертания зданий, пытаясь уловить хоть что-то знакомое. Где-то здесь должен был стоять дом маркизы де Ларомин, где мы пили чай с лепестками роз. Там, где теперь возвышался стеклянный монстр с неоновой вывеской «24/7 Супермаркет», когда-то была маленькая кондитерская, пахнущая миндалём и ванилью. Я закрыл глаза, пытаясь воскресить в памяти узкие мощёные улочки, фонари, мерцающие в туманной дымке, шелест шёлковых платьев…

— Эй, чувак, ты в порядке?

Резкий голос вырвал меня из воспоминаний. Передо мной стоял молодой человек в нелепой розовой рубашке с расстёгнутым воротом, обнажавшим странные узоры на коже — то ли татуировки, то ли ритуальные шрамы. Его волосы были уложены неестественным образом, будто их специально взъерошили.

— Я вампир, — пробурчал я, приоткрыв глаза.

— Мне нужна кровь.

Парень не моргнул.

— А, понятно, — кивнул он так спокойно, будто я сказал, что хочу купить газету.

— Тогда тебе в «Кровавую Мэри», это через дорогу. Там как раз хэллоуинская тематика, тебе зайдёт.

Я медленно повернул голову в указанном направлении. Напротив, в здании с вычурной псевдоготической вывеской, мерцали тусклые красные огни. Над дверью висел знак с изображением клыкастой ухмылки.

Я зашёл.

Внутри царил хаос. Грохочущая музыка, пронизывающая до костей, вспышки разноцветных огней, крики, смех. Люди в чёрных одеждах, с неестественно бледными лицами и накладными клыками потягивали из бокалов густую алую жидкость. На стенах висели плакаты с надписями: «Пей кровь — живи вечно!» и «Вампиры тоже любят „счастливый час“!»

Я подошёл к стойке. Бармен — молодой человек с выбритыми висками и серьгой в носу, окинул меня оценивающим взглядом.

— Вау, чувак, крутой образ! — он присвистнул.

— Настоящий готический вампир! Прям как из старого кино!

— Я настоящий вампир, — прошипел я, чувствуя, как клыки сами собой удлиняются от ярости.

— Ага, — бармен подмигнул, словно мы были заодно в какой-то игре.

— Тогда тебе «Настоящую Кровь»? Это вишнёвый шот с сиропом, выглядит прям как настоящая. Сверху ещё пенка, как пена на свежей ране. Жутко атмосферно!

Он поставил передо мной маленький бокал с красной жидкостью. Я поднял его, вдохнул аромат — сладкий, приторный, с оттенком химии. В горле встал ком. Замутило.

Этот мир… Он не просто изменился. Он превратился в пародию. В карнавал, где даже проклятие вечности стало шуткой, дешёвым маскарадом для пьяных смертных. Для глупцов, не понимающих, что мир намного более опасен, чем кажется.

Я опустил бокал на стойку, чувствуя, как злость и разочарование пульсируют в висках.

— Что, не понравилось? — бармен нахмурился.

— Есть ещё «Слёзы Дракулы», с гранатовым соком…

Я резко вскинул руку, размахнулся и разжал пальцы. Бокал разбился о стену, оставив кроваво-красный след. В баре на секунду воцарилась тишина.

— Ого, драма! — кто-то засмеялся.

Бармен вздохнул.

— Эй, мужик, ты же понимаешь, что за разбитую посуду придётся заплатить?

Я бросил на стойку монету, завалявшуюся в кармане. Медленно повернулся к выходу. Мне нужно было уйти. Пока я не показал им, что значит настоящая кровь.

* * *

Я сидел на холодной железной скамейке в каком-то жалком парке, где вместо огромных деревьев росли чахлые кусты и невысокие деревца. Вокруг урн валялись скомканные пакеты и окурки. Луна, бледная и равнодушная, висела в задымлённом небе, едва пробиваясь сквозь свет уличных фонарей.

Как низко я пал…

Раньше одного моего имени было достаточно, чтобы в деревнях запирали двери на семь замков. Девушки бледнели и падали в обморок при звуке моих шагов по паркету. Мужчины осеняли себя крёстным знамением и сжимали в потных ладонях осиновые колья. А теперь? Теперь я стал забавным чудиком в старомодном костюме, над которым можно посмеяться между глотками дешёвого пива?

Всё вокруг было чужим и непривычным. Я не уверен, что самый опасный хищник здесь — это я. Инстинкт подсказывал, что нужно затаиться и не привлекать внимание. Но это против моих правил!

Из темноты вывалилась шумная компания — три парня и две девушки, явно перебравшие с алкоголем. Одна из них, с розовыми волосами и обилием косметики на лице, вдруг указала на меня дрожащим пальцем.

— О божечки, смотрите-ка, настоящий Дракула!

Она вытянула губы «уточкой».

— Дракулька такой «глустный»! — заплетающимся языком сказала она, будто обнаружила диковинное животное в зоопарке.

Прежде чем я успел опомниться, они облепили меня со всех сторон, тыкая в мою сторону странными светящимися плитками. Позже я узнал, что эти мерзкие штуки называются «смартфоны». Один наглый тип в кепке задом наперёд и с серьгой в брови сунул свою дрянь мне прямо под нос.

— Ну-ка, граф, покажи свои зубки! — фыркнул он, от его дыхания пахло дешёвым пойлом и мятной пастилкой.

Я медленно поднял голову. В глазах у меня скопилась вся ярость прожитых мною столетий. Зрачки вспыхнули кроваво-красным. Я обнажил клыки — настоящие, острые, слегка влажные от резко накатившего голода.

Но вместо ужаса компания разразилась восторженными визгами.

— Вау! Это просто охрененно! Где ты такие заказал? На Aliexpress? — захлопала в ладоши розоволосая девчонка, тыча пальцем в мой рот, как будто я был дрессированной собакой.

Я зарычал так, что перекрыл шум движения, доносившийся с ближайшей дороги. Где-то вдалеке завыла сирена, а в кустах бросилась наутёк испуганная крыса. Но эти идиоты даже не дрогнули.

— Ой, он ещё и звуки издаёт! Это типа колонка где-то спрятана? — восхищённо прошептал второй парень.

Я вскинул руку, чтобы размазать их по парковой аллее, но… опустил. Что за бессмыслица? Уничтожить этих ничтожеств? Они даже не стоят того, чтобы я марал о них руки. И пить их гадостно…

Повернувшись, я растворился в ночи, оставив их с их дурацкими коробочками и плоскими шутками. Но в груди клокотало что-то новое… Что-то страшнее голода.

Одиночество.

Вечность вдруг предстала невыносимо… тоскливой.

* * *

Но я не сдался. Если этот жалкий век превратил проклятие вечности в дешёвый хэллоуинский костюм — я стану королём этого карнавала.

После недели поисков я нашёл «Чёрную Розу» — малопосещаемый готический клуб на окраине города, где ещё витали отголоски былой элегантности: бархатные занавеси, потрескавшиеся витражи и настоящие свечи вместо неживых неоновых огней.

Владелец, немолодой уже человек с седыми висками и усталыми глазами, заинтересованно приподнял бровь, когда я продемонстрировал ему свои клыки — не пластиковую бутафорию, а настоящие, способные пронзить плоть.

— Последний настоящий вампир, говорите? — он медленно выдохнул сигаретный дым.

— Ну что ж… Публика любит экзотику.

Теперь я — звезда. Каждую пятницу и субботу я выхожу на сцену под аккорды мини-органа, в облаке искусственного тумана. Мои представления — это смесь театра и жестокой правды: я томно скольжу между столиками, шепчу на ухо посетительниц комплименты на шести мёртвых языках, «кусаю» желающих — оставляя лишь два едва заметных следа от клыков. Неглубоко и аккуратно, чтобы не нарушить закон.

Публика обожает, когда я пью «кровь» из хрустального бокала — на самом деле это коктейль с гренадином и виски. Особенно восторженно визжат, когда я демонстративно вытираю губы и стекающую «кровь» чёрным шёлковым платком с вышитой серебром буквой «V».

А затем… Когда последний гость уходит, а бармен гасит свет и запирает двери — я поднимаюсь на крышу. Сижу среди спутниковых антенн, завернувшись в плащ (настоящий, XVIII века, с подкладкой из шёлка, который когда-то принадлежал одному аристократу приближённому к императору). Смотрю на луну — ту самую, под светом которой я когда-то пил кровь у стен монастырей, не опасаясь «камер наблюдения», сирен полицейских машин, наручников и «экспертизы ДНК».

Теперь всё иначе. Однажды я попробовал по-старому — утащил пьяного хулигана в переулок. Не успел я насладиться первым глотком, как услышал вой сирен. Оказывается, теперь у каждого есть эти чёртовы «смартфоны», и кто-то успел снять моё лицо. Пришлось найти врача из городской больницы — теперь он раз в неделю приносит мне пакеты с донорской кровью, холодной, безвкусной, лишённой страха и жизни. А я отдаю ему взамен честно заработанные гонорары и чаевые.

Я стал… законопослушным. Плачу налоги. ИП «Граф Вальдемар фон Моройану» — какая насмешка! Завёл аккаунт в соцсети.

Боже, как же я ненавижу этот век!

Мне, пережившему инквизицию, чуму и падение империй, пришлось сидеть и разбираться, что такое «хештеги» и «сторис». Пришлось потрудиться. Несмотря на образование, мне не хватает гибкости ума. Я читал труды Аристотеля в оригинале, говорил на семи языках, а теперь тупо пялился в экран, пытаясь понять, как «залить видео в тикток».

В старые времена знали, что такое настоящий ужас. А сейчас? Теперь я должен улыбаться в камеру, подписывать посты сердечками и терпеть комментарии вроде: «Ой, какой у вас классный грим!»

И самое унизительное — подписал контракт на участие в дурацком вампирском фестивале. «Вампир-кон». Там будут косплееры, фанаты «Сумерек» и продавцы плащей с Aliexpress. Меня посадят за стол, и толпа идиотов будет тыкать в меня телефонами, крича: «Сфоткайся с нами, Дракула!»

Но клянусь тенью Дракулы…

Если ещё одна восторженная девчонка в розовых колготках и пышной юбочке пискнет: «Ой, вы такой милашка-вампирчик!» Если ещё один усатый гик с потными ладонями и блеском фанатизма в глазах сунет мне в лицо открытку с моим фото и прохрипит: «Я ваш самый большой фанат! Дайте автограф!»

Я сорвусь.

И тогда, пусть приезжает их полиция. Пусть включают все сирены, какие у них есть. Пусть вызывают ОМОН, спецназ, национальную гвардию. Пусть пишут в своих «бложиках», орут в новостях, снимают «экстренные выпуски».

Я покажу им, что значит настоящий вампир!

Небутафорский. Не «имидж». Не «стиль».

Последний.

Настоящий.

Бессмертный.

И смертельно опасный…

Сергей Капустин НАСЛЕДСТВО

— Семён, смотри, опять «твой странный мужик» пришёл, — раздался голос официантки Юли, когда Семён только налил себе в чашку кипяток из вскипевшего чайника и собирался окунуть в него пакетик чая.

От запаха кофе Семёна уже воротило, а не пил он его уже почти год, хоть и работал бариста в одном из многочисленных кафе на центральной улице города. Городок был туристический, и от наплыва посетителей редко когда выпадала минутка сделать перерыв на чай. Вот и сегодня народу было предостаточно, несмотря на довольно жаркую, но хмурую погоду.

Семён всё же погрузил пакетик в чашку, но не стал по привычке макать несколько раз, чтоб он быстрее насытил кипяток цветом и ароматом, а поставил чашку на стол в кухне и вышел в зал за стойку. «Странный мужик» выглядел лет на десять старше его, лет тридцать-тридцать пять, среднего телосложения с короткими под «ёжик» стрижеными волосами, сидел за привычным столиком у окна и с завидной регулярностью проверял время. Часы были карманные, на длинной цепочке и хранились в кармашке жёлтого жилета, надетого поверх белой рубашки. Жёлтыми были и брюки, и пиджак, аккуратно висевший на спинке стула, и галстук с идеальным ровным узлом. Чёрными были только очки в роговой оправе и отполированные до блеска туфли. Семён тоже взглянул на экран смартфона, чтобы узнать точное время. 12:02. Как и все прошлые разы.

Этого странного мужичка Семён приметил почти год назад. Сначала он просто подавал ему заказанную чашечку кофе, когда ещё начинал работать официантом до повышения до бариста, а потом, заметив некую закономерность, стал более внимательно присматриваться к странному посетителю. Он приходил в кафе каждые две недели. Заказывал чашечку кофе и сразу расплачивался, потом сидел за столиком у окна и постоянно следил за временем. Глядя на это Семён тоже стал следить за стрелками на своих часах, и уже на четвёртый визит «странного» клиента отметил, что кафе он покидает всегда в одно и то же время, в 12:05.

Через минуту этот «жёлтый гражданин» встанет, наденет пиджак и выйдет из кафе, пересечёт улицу и войдёт в арку с коваными воротами. Семён пару раз после работы заходил в тот дворик. Это даже не дворик, а заросший высокой травой и кустарниками закуток, забытый давным-давно всеми и вся. И это было очень странно, учитывая местоположение. На центральной улице чистота и порядок, вывески и огни реклам, а стоит пройти через скрипучую калитку в кованых воротах, и словно попадаешь на поляну дикого леса. Но самым удивительным для Семёна оказалось то, что из двора не было никаких других выходов. По периметру только обшарпанные стены из красного кирпича строений царских времён и кое-где маленькие оконца, в которые если и смог бы пролезть, то, наверное, только ребёнок. Семён дважды обследовал двор, первый раз летом прошлого года, а потом ближе к зиме, надеясь, что когда не будет травы, он сможет найти какой-нибудь люк в некий погреб. Но ни люков с погребами, ни люков канализационных он найти не смог.

12:05. Мужик поднимается, вешает пиджак на руку, согнутую в локте и, выходит из кафе. Пересекает улицу и по противоположному тротуару направляется к арке.

— Юль, я отойду на минутку, — на ходу бросает официантке снятый фартук и практически бегом устремляется за «жёлтым».

Семён слышит, как скрипят петли, влетает в арку и распахивает ещё не успевшую закрыться дверцу. Входит во дворик и зажмуривается от вспышки бирюзового света. Позади со странным щелчком закрылась дверь. Тут же чья-то рука с силой схватила его за правое плечо и дёрнула вниз. Высокий жёсткий воротник впился Семёну в шею, а колени и по инерции выставленные руки больно ударились о камень, а не об землю. Парень открыл глаза и замер от увиденного.

Вместо дворика, заросшего травой, перед ним была широкая зелёная лощина, по которой прямо, с небольшими изгибами, текла река, деля лощину почти пополам. По обе стороны высились отвесные скалы. На противоположной стороне лощины река впадала в озеро, в центре которого возвышался замок.

Семён посмотрел на того, кто притянул его к земле. Это был «странный мужик», но теперь термин «странный» возводился в квадрат. Теперь на нём вместо жёлтого был тёмно-зелёный, скорее тёмно-изумрудный костюм, и если раньше он был примерно сорок восьмого размера, то сейчас никак не меньше пятьдесят четвёртого, а сидел на владельце также чинно. Очков не было, а вместо «ёжика» на плечи спадали длинные локоны волос из-под широкополой шляпы. Шикарные усы и бородка клинышком придавали его лицу схожесть с киношными мушкетёрами. Его рука по-прежнему сжимала плечо Семёна и с силой прижимала к камню, а сам он стоял, приклонив одно колено.

Осмотревшись, Семён понял, что они находятся на одном из уступов скалы, подковой опоясывающей лощину с рекой. И сделай он один лишний шаг, то непременно сорвался бы вниз. Мушкетёр, схватив и прижав его к уступу, фактически спас ему жизнь. Он попытался отползти назад, к воротам, но державшая его рука не позволила сдвинуться.

— Поздно. Проход уже закрыт, — не смотря на Семёна, пояснил мужик. — Да и уходить уже поздно, нас приняли. Вставай.

И мужик поднялся, помогая встать Семёну.

— Что значит «приняли»? — первое, что спросил озадаченный бариста.

— Посмотри на себя, — сказал мужик, оглядев Семёна с головы до ног.

Семён опустил глаза и в удивлении стал себя ощупывать. Вместо привычных кроссовок, узких джинсов и белой рубашки на нём был подогнанный китель кофейного цвета с блестящими серебряными пуговицами и воротником стойка, брюки, больше напоминающие галифе, и высокие до колен чёрные хромовые сапоги. Пальцем он провёл между шеей и подшитым воротником, понимая теперь, что так больно впивалось ему в шею всё это время, пока он стоял на коленках.

— Кто ты? — спросил мужик Семёна. — А, кажется, узнаю. Ты тот парень из кафе. Как ты попал сюда?

— А где мы? — поинтересовался Семён у мужика, когда тот вновь вынул часы из жилета и начал вращать на них головки. Не одну, а целых пять.

— Мы в четвёртом пространственно-временном измерении Синего Гиганта, -буднично ответил тот.

— Где-где? — переспросил Семён.

— Солнце видишь?

— Вот это синее?

— Да. Только это не Солнце, в обычном для тебя понимании. Это Синий Гигант.

— Так мы не на земле? Я хотел сказать мы не на планете Земля?

— Если я скажу «да», от этого что-то изменится? Кстати, тебя как зовут?

— Семён, — ответил парень и протянул руку.

— Демитриус, — пожал протянутую руку мужик. — А имя не подходящее, надо придумать что-то другое, более приемлемое. Есть что-то на примете?

— Семёнус подойдёт?

— Наверное, да, хотя, — Демитриус вновь осмотрел Семёна с головы до ног, — думаю, Барон Фон-Нёмес звучит гораздо эффектнее.

— Ну, барон так барон. Так всё же, где мы? — ещё раз спросил новоиспечённый Барон Фон-Нёмес.

— Читать любишь? — вопросом на вопрос ответил Демитриус.

— В детстве любил, — ответил Семён, — сейчас времени на это не хватает.

— А сам что-то пробовал сочинять?

— Не-е-е, — протянул Семён. — У меня на такое фантазии не хватит.

— Странно, на одежду у тебя фантазии хватило. Я первый раз оказался здесь в виде маленького мальчика в шортах и с сачком. Только через пару месяцев я научился подбирать свой образ. Как тебе нынешний?

— Класс. Чем-то на мушкетёра похожи.

— Да. Именно. Собирательный образ из четвёрки Дюма.

— То есть, вы хотите сказать, что в этом месте я могу стать кем угодно? Хоть терминатором, хоть Халком?

— Ну, да, только при следующем заходе.

— Слушайте, мы во сне? Мы в стране грёз? В мире фантазий? Это как в фильме «Бесконечная история»?

— Фактически это можно считать одним и тем же, — пространственно ответил Демитриус. — Что ж, идём, мой юный друг. Мы и так подзадержались, а надо бы успеть к сроку. — Демитриус вновь извлёк из кармана часы. — В путь.

«Странный мужик», ловко перескакивая с уступа на уступ, стал спускаться в ущелье. Семён, глянув вниз с уступа, на котором стоял, оценил на взгляд высоту, что была никак не меньше полукилометра, вздохнул и не так резво, как его проводник, стал перескакивать с одной площадки на другую, стараясь скакать след в след. Преодолев треть спуска, Семён решил прервать тишину:

— Демитриус, слушайте, если это мир фантазии, то почему вы не нафантазировали себе планер, ну или параплан, или дельтап… — Семён чуть не сшиб остановившегося Демитриуса.

— А это и в самом деле хорошая идея! — воскликнул Демитриус и, широко улыбаясь, хлопнул Барона по плечу так, что тот чуть не упал. — Надо будет попробовать в следующий раз. Вот видишь, а говоришь, что не умеешь фантазировать, а я ведь реально об этом даже никогда и не задумывался.

Дальнейший спуск прошёл в более дружественной атмосфере. Семён спрашивал, уточнял, предлагал новшества, а Демитриус отвечал на заданные вопросы и рассказывал про жизнь под синим солнцем. На спуск ушло чуть более трёх часов, но Семён не чувствовал усталости. Он прикинул, что на путь от дома до работы он тратит минут сорок, но на работу он приходит уже уставшим, а здесь он не просто шёл по ровному тротуару, а прыгал в постоянном напряжении с уступа на уступ.

Лощина встретила их приятным ветерком, колышущим высокую траву и доносящим стрекотания насекомых в этой траве. Утопая по пояс в траве, Демитриус словно ледокол проделывал путь для своего спутника. Барон Фон-Нёмес шёл следом, раскинув руки в стороны, а травинки ласково щекотали его ладони. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Сразу в голове яркими вспышками стали возникать воспоминания из детства, проведённого в деревне. Игры на лугу за околицей, ловля лягушек в ручье, вечер на реке с удочкой под постоянный писк комарья. Так за воспоминаниями он не заметил, как они дошли до реки. Выйдя на берег, Семён присел у кромки и опустил руку в воду. Она была настолько кристально прозрачной, что было видно, как у дна в трёх метрах от берега проплывает довольно большая рыбина, похожая на карпа. Семён зачерпнул в ладони прохладной воды и умылся. Затем зачерпнул ещё и попробовал её на вкус. Букет, если так можно выразиться о воде, поразил Семёна. Чувствовалась прохлада льда, освежающая мята и еле ощутимые нотки цитрусовых. Он озадаченно посмотрел на Демитриуса, а тот приняв позу «упор лёжа», «стоя» в воде руками по локоть, опустил лицо в речку и жадно пил. Семён последовал примеру. Он пил и наслаждался каждым глотком, и казалось, что с каждым глотком вкус воды немного менялся.

— Как тебе водичка? — Демитриус расправлял рукава, которые заранее закатал, прежде чем опустить руки в воду.

— Она всегда такая? Откуда она течёт?

— А что ты почувствовал?

— Что-то среднее между мятным и лимонным вкусом.

— Ха! — усмехнулся Демитриус. — Я наслаждался барбадосским ромом под кубинскую сигару.

— Что?! — удивлению Семёна не было границ, и он снова опустился на колени и припал губами к глади реки.

Когда он встал, Демитриус хохотал в голос, глядя на его разочарованное лицо:

— Ладно, пошли. Не переживай, в следующий раз повезёт. Может быть…

И они пошли вдоль берега по направлению к замку на озере. Семён шёл следом и молчал. Он всё никак не мог поверить во всё происходящее. Пытаясь проснуться, он себя ущипнул — было больно, но он по-прежнему шёл по берегу за Демитриусом. Оставив попытки проснуться на потом, он стал изучать местность. Ему показалось очень странным, что на всей лощине не было ни единого деревца. Только повсюду высокая зелёная трава и кое-где виднелись пятна: белые, синие, фиолетовые, жёлтые. И чем ближе они подходили к озеру, тем цветных мест становилось больше. Когда они уже были практически в устье, загадка цветных пятен разрешилась сама собой. Белые пятна это были ромашки, синие — колокольчики, фиолетовые — васильки, а жёлтые… Они были похожи на подсолнухи, но совсем маленькие. Семён прежде никогда не видел таких цветов.

Недалеко от устья на берегу озера был оборудован небольшой пирс, с привязанными к нему тремя лодками. Лодки были, а вёсел не было, но, несмотря на это, Демитриус запрыгнул в одну из них. Семён спрыгнул с пирса в лодку и сел на лавку. Проводник отшвартовался, и на удивление Семёна, лодка сама поплыла к Замку. Демитриус сел на лавку напротив и улыбался, глядя на удивлённое лицо его подопечного.

— Дракона не хватает и будет натуральное «фэнтози», — только и вымолвил изумлённый Барон Фон-Нёмес.

— Не, драконов здесь нет, — буднично ответил Демитриус. — Они живут вон там, — и он указал рукой куда-то левее от замка. — А великаны, если тебе вдруг интересно, вон там, — и он указал немного правее замка.

— А что тогда прямо за замком? — спросил Семён, думая, что ему сейчас начнут рассказывать про фей и гномов.

— Сам увидишь. Уж больно хочется посмотреть на твою физиономию.

Лодка плавно стукнулась носом о каменистый берег. Демитриус вылез из лодки, подождал, когда вылезет Семён, и оттолкнул лодку от берега. Та поплыла назад. Семён задрал голову, рассматривая дворцовую стену высотой метров восемь-десять. Бойниц не было, просто сплошная прямая стена, что в понимании Семёна никак не подходило под стену замка. Рассматривая стену, он не заметил, как Демитриус отошёл от него уже на приличное расстояние, и Семён побежал вдогонку, оскальзываясь на гладких, отполированных водой, камнях. Догнал его только у ворот, где Демитриус задержался, разговаривая с двумя парнями в странной, но почему-то знакомой одежде. Он подождал, когда они закончили разговор и почти шёпотом, чтоб не выглядеть неприлично, спросил:

— Погоди! Стой-стой-стой! Это что, были сталкеры? Как их, — начал вспоминать Семён, — Химик и Пригоршня?

— О! Да ты не совсем отсталый, как я погляжу, — усмехнулся Демитриус, — да, они самые. Любишь вселенную «Сталкер»?

— А то, — почти с вызовом ответил Барон Фон-Нёмес. — И играл, и читал, — и тут же сник, — когда было больше свободного времени, то есть в школьные годы.

— Что же тебе сейчас не даёт хоть пару страниц в день да прочитать? — Демитриус шёл по улице и то и дело с кем-то здоровался, то просто поднимал руку в знак приветствия, а для кого-то элегантно приподнимал шляпу.

— Не знаю, — ответил Семён, стараясь не отстать, и при этом с интересом рассматривал окружающие дома, улочки, переулки и тех, с кем здоровался его провожатый, стараясь узнать в них кого-то ему знакомого.

Они шли вглубь этого необычного города. Здесь смешались все эпохи и все стили. Одна улица была вымощена булыжником, другая заасфальтирована, а по некоторым переулкам, как средневековье, текли помои, которые выплёскивали прямо из окон. Мимо проехала чёрная Импала шестьдесят седьмого года, а через квартал им пришлось остановиться и пропустить роскошную карету с шестёркой лошадей, кучером и лакеем-японцем сзади. Однажды Семён увидел, как трое подростков, стоявших вот прямо посреди улицы, взяли и исчезли с небольшим хлопком. За стеклом одной таверны, мимо которой они проходили, ему показалось, что за одним столиком сидели Дракула и Ван-Хельсинг, и мило беседовали за чашечкой кофе. А через квартал в пабе шумно веселились тринадцать гномов.

Вскоре они вышли на площадь, посреди которой высился дворец со шпилем, упирающимся прямо в небо. Это было что-то нечто среднее между Собором Парижской Богоматери, Тадж-Махалом и Бурдж-Халифа. Окна выполнены изящными витражами, множественные выступы и парапеты укрощали искусная резьба по камню и диковинные горгульи. Весь дворец сиял перламутром чистейшего мрамора. Семён во все глаза рассматривал величие поистине сказочной архитектуры, когда они подошли к дверям невероятных размеров. Каждая створка была шириной метра три, а высота с пятиэтажное здание, но, несмотря на это, ворота открыл всего один человек. Это был рослый, широкоплечий пират, в кожаной треуголке, с повязкой на левом глазу и в красном мундире без знаков отличия. За широкий пояс без ножен вставлена сабля с богатым эфесом и рукоятью. Седые волосы, торчащие из-под треуголки, седые усы и бородка, сплетённая в короткую косичку, говорили о возрасте и опыте этого, скорее всего, капитана.

Демитриус снял шляпу и в элегантном реверансе поприветствовал пирата. Глядя на это, Семён не придумал ничего лучше, как выпрямится по стойке «смирно», щёлкнуть каблуками, и склонить голову. Пират же в знак приветствия просто слегка приподнял свою треуголку.

— Позвольте нам получить аудиенцию у Леди? — спросил Демитриус, когда ритуал приветствия был закончен.

— Прошу, господа. Леди вас ожидает.

— Премного благодарен, — ответил Демитриус со вторым поклоном, и они вместе с Семёном вошли внутрь. Позади них мягко закрылись двери.

Вестибюль, если этот огромнейший зал можно было назвать вестибюлем, поразил Семёна не только своими размерами, но и убранством. Отполированная до блеска напольная мозаика играла всеми цветами радуги от проникающих лучей Синей Звезды через разноцветные витражи. По бокам широкой лестницы, которая раздваивалась и плавными изгибами уходила вверх, стояли великолепные малахитовые вазы с цветами, сияющими на свету. Многочисленные картины украшали стены. Между картинами были кованные с вензелями канделябры. С потолка свисала огромнейшая люстра жирандоль из чистейших бриллиантов. От осознания цены одного камушка в этой люстре Семён невольно присвистнул, за что получил от Демитриуса увесистую затрещину. Эхо от свиста и хлопка ещё несколько секунд блуждало по залу.

— Пойдём, — позвал Демитриус, дав насладиться великолепием убранства своему крестнику. — Нам по лестнице направо.

Они стали подниматься по извивающейся лестнице, которая уводила их в правое крыло дворца. Поднявшись на широкую площадку, которая уже была частью длинного коридора в обе стороны, они повернули налево и пошли в самый конец. Демитриус шёл быстро, не давая Семёну возможности, как следует разглядеть висевшие вдоль стен портреты людей, но Семёну показалось, что он смог узнать некоторых, среди которых были Пушкин, Толстой, Хемингуэй и ещё несколько титанов мировой литературы.

Дойдя до конца коридора, Демитриус остановился, снял шляпу, прижав её к груди, и свободной рукой постучал в белоснежные двери. Выждав несколько секунд, он потянул за позолоченную ручку, открыв створку, и кивком головы предложил Семёну войти внутрь первым. Растерявшийся парень, сначала было попятился, но совладав с нахлынувшей паникой, нерешительно вошёл. Немного подтолкнув его, следом вошёл Демитриус и закрыл за собой дверь. Вся комната была ярко освещена светом, льющимся из огромных окон от самого пола до самого потолка. Оглянувшись, Семён осознал, что этого не может быть, ведь окна занимали все стены, даже ту, где была дверь, через которую они вошли. Подобное остекление больше напоминало комнату на вершине башни с входом через люк в полу, но никак не комнату в конце коридора. Но это было не последнее его удивление. За массивным дубовым столом с резными ножками в под стать ему кресле, сидела изумительной красоты женщина. «Арвен» — в голове Семёна всплыл образ возлюбленной Арагорна, наикрасивейшей эльфийки Средиземья.

Подтолкнув Семёна в спину, Демитриус направился к столу и остановился в метре от него. Семён остановился чуть позади и всё никак не мог оторвать глаз от созерцания самого прекрасного лица за всю свою жизнь. Роскошные, густые, слегка вьющиеся серебристые волосы ниспадали на плечи спереди и закрывали практически всю спину до пояса. Усыпанное блёстками белое платье в пол с кокетливым декольте подчёркивало всю грацию и идеальность фигуры. Из украшений была только небольшая, но очень элегантная диадема.

— Здравствуй, Демитриус. Кто твой протеже? — нежным звоном колокольчиков прозвучал её голос.

— Здравствуйте, Леди. Я не в силах этого объяснить, но этот молодой человек смог пройти вслед за мной.

— И как же зовут этого удачливого молодого человека? — она вышла из-за стола и подошла вплотную к Семёну.

— С-с-с… — начал было, заикаясь, Семён, но опомнился, и также заикаясь, продолжил. — Б-б-барон Ф-ф-фон Н-нёмес, — и зачем-то добавил: — Ваше Величество.

Леди залилась искристым звонким смехом:

— Спасибо за комплимент, Барон Фон-Нёмес, но я не королева, не царица и даже не принцесса. Я Леди, просто Леди. Итак, Демитриус, — она подошла к нему и нежно пальчиком отодвинула волосы с его лица, — ты что-то хотел сказать, очевидно, что-то важное.

— Да, Леди, вы абсолютно правы. Видите ли, по неким обстоятельствам я вынужден буду отсутствовать какое-то время. Дело чести.

— Хорошо, — сказала она как-то грустно и ласково провела ладонью по его щеке.

Демитриус взял её руку и поцеловал изящные длинные пальчики. Поклонился, развернулся, Семён последовал его примеру, и оба направились к двери. Уже на выходе Леди добавила:

— Обязательно зайди к ушастику. Он очень будет рад новенькому.

— Разумеется, Леди, — с повторным поклоном ответил Демитриус.

Они вернулись к лестнице, спустились и поднялись теперь по левому пролёту. Семён отметил тот факт, что по высоте обе лестницы были одинаковые и по идее должны были выходить на один и тот же этаж, но когда они поднялись, это был уже совершенно другой коридор. Вдоль стен тоже висели портреты, но на этот раз на них были изображены герои книг. Это Семён понял, когда узнал в одном из них «мальчика, который выжил» с характерным шрамом в виде молнии на лбу.

На этот раз не пришлось идти далеко. Демитриус остановился у одной из дверей где-то посредине коридора и, не стуча, прошёл в дверь. У Семёна отвисла челюсть. Он уже успел повидать всякого, но чтоб живой человек прошёл сквозь закрытую дверь, видел впервые. Подойдя к двери, он робко протянул руку и попытался коснуться её. Ладонь исчезла за дверью. Он отдёрнул руку и посмотрел на свою ладонь, перебирая пальцами. Рука была в порядке.

— Ну, где ты там? — послышался голос Демитриуса из-за двери.

Семён встряхнул головой, зажмурился и шагнул вперёд. Ничего не произошло. Семён открыл глаза, и челюсть снова отвисла. Это была нора. Натуральная нора, вырытая в земле. Плотно утрамбованный земляной пол, земляные стены плавно переходили в сводчатый потолок, из которого то там, то тут торчали корешки. Посредине комнаты стоял круглый столик, а вокруг него стояло шесть больших чёрных кожаных кресел. В одном сидел Демитриус, а в другом сидел заяц. Да, ростом под метр восемьдесят, да, в шикарном с иголочки костюме «тройка» с галстуком «бабочка», но заяц. Заячья голова с длинными ушами и носиком с усиками, которые время от времени подёргивались. Заячьи лапки вместо рук и ног высовывались из рукавов и брючин. На ногах, если считать задние лапы ногами, не было обуви. В одной руке, точнее, в передней лапке бокал с оранжевым напитком и трубочкой, которая входила в рот с выпирающими двумя зубами.

— Заяц, это Барон Фон-Нёмес, — представил Демитриус Семёна зайцу. — Барон, это Заяц.

А Семён стоял заворожённый, глядя на заячьи уши. Ушки между тем сначала вертикально выпрямились, потом согнулось левое, затем левое выпрямилось, а правое согнулось, потом оба выпрямились и стали плавно раздвигаться в разные стороны, и когда они стали практически горизонтально, с хлопком резко сомкнулись. От звука хлопка Семён вздрогнул, отойдя от оцепенения. По норе разнёсся безудержный смех с дробью ударов ногой зайца по полу норы. Демитриус от хохота в кресле сложился пополам.

— Как мне нравится прикалываться над новичками, вы бы только знали, — сквозь смех выдавил Заяц. — Ладно, приятель, не тушуйся. Падай в кресло и чувствуй себя как зайчик в норке.

Семён принял приглашение и сел через кресло слева от Демитриуса, который сидел в соседнем справа от Зайца.

— Что желаете? Могу предложить морковный сок, сладкие морковные палочки, сушёные морковные колечки…

— Спасибо, я не особо голоден, — ответил Семён, перебив Зайца.

— Ну, не хочешь как хочешь, было бы предложено, — ответил Заяц с усмешкой. — Тебе как обычно, одно солодовый виски и безо льда? — обратился он к Демитриусу, подходя к буфету, вмонтированному прямо в стену, и распахнул дверцы. — Или ирландский тёмный эль? — Заяц извлёк запотевшую бутылочку.

— Давай эль, — соблазнился Демитриус. — И хватит подколов, угости парня.

Заяц вытащил ещё пару бутылок и протянул гостям по одной, когда уселся в своё кресло. Ловко отвернул крышку, вытер горлышко лапкой и прям-таки присосался к бутылке. Семён и Демитриус отвернули пробки со своих бутылок и пригубили по глоточку. Вкуснее напитка Семён ещё не пробовал. Никакое, даже самое дорогое пиво из алкомаркета не сравнится с этим нектаром. Он закрыл глаза, тая от наслаждения. И каждый следующий глоток не терял дара первовкусия.

— Ну, так чего ты припёрся? — голос Зайца вернул Семёна на землю, точнее, под землю.

— Я уже сообщил Леди, что буду вынужден отсутствовать какое-то время.

— Ну и что? Чего ты от меня-то хочешь?

— Позволь этому юноше, пока меня не будет, временно попользоваться моим входом?

— Это почему же? — не унимался Заяц.

— Видишь ли, я не знаю почему, но ему сегодня удалось войти вместе со мной.

— Это как? — удивился Заяц. — Да не может такого быть! Одна точка доступа — один посетитель. Ты меня дуришь?!

— Ни в коем разе, дружище. Поверь, я сам озадачен не менее твоего.

— Интересно зайцы скачут… — Заяц чесал горлышком бутылки между ушек. — Так, ладно. Допустим, что я открою для него твой проход, а если у него не получится?

— Я отдам ему свой прокалыватель, — сказал Демитриус, доставая из кармана жилета свои часы с пятью головками. — На время, разумеется.

— Хорошо. Если ты готов пойти на такие жертвы… — Заяц развёл лапки, — будь по-твоему. Другой вопрос, как он будет выходить? — И оба, Заяц и Демитриус уставились на Семёна.

— Выходить? — не понял Семён. — А как выходят?

— Ты ему не рассказывал? — спросил Заяц.

— Не успел, — ответил Демитриус, — да и времени как-то не было.

— Слухай сюда, парниша, — и Заяц начал объяснять.

Чтобы попасть в это измерение, нужно всего-то в определённое время войти в определённую дверь. Не важно, где эта дверь будет находиться. Главное, чтоб эта дверь не была проходной. То есть через неё можно куда-то попасть и только через неё можно выйти обратно. Если не будет выполнено это условие, перемещение не случится. Заяц напомнил несколько случаев, когда вошедшие не могли выйти обратно из-за того, что их точка входа теряла единственность прохода. Были случаи, когда дверь ломали и пока её не починили, приходилось ждать. Самые печальные случаи, когда дверь сносили вместе со зданием и тогда посетитель оставался в четвёртом измерении навечно. Но, как оговорился Заяц, известны случаи, когда друзья или близкие родственники, попавшие сюда, находили своих пропавших родных или близких и через свои точки прохода выводили «потеряшек». В таком случае для них, в смысле для «потеряшек», обратной дороги уже не было. Из-за этого многие отказывались возвращаться, пожелав остаться под Синим Гигантом навечно.

— Так, хорошо, как попасть это вроде как понятно, — заговорил Семён, когда Заяц откинулся на спинку кресла, — а как выйти отсюда?

— Проще, чем выдернуть морковку.

— Как? — Семён даже отставил бутылку с элем.

— Книги.

— Какие?

— Да любые, — ответил Заяц. — Ну, кроме научных, энциклопедий и религиозных…

— В общем, нужна художественная литература, — подвёл итог Демитриус.

— Да, — подтвердил Заяц.

— Кажется, я попал… — расстроился Семён.

— В каком смысле «попал», куда «попал»? — обеспокоился Заяц.

— Я не читал книг уже несколько лет, — пояснил Семён.

— Да, брат, дела плохи, — призадумался Заяц, лапкой разглаживая свои усики. — Вспомни какую-нибудь книгу, у которой ты более или менее помнишь сюжет.

— Последнее, что я читал, это «Гарри Поттер и философский камень». Мне эту книгу подарили на пятнадцатилетие.

— Ага. Уже хорошо, — оживился Заяц. — Помнишь, как она заканчивается?

— Не смотри на меня, подсказывать не допускается, иначе не сработает магия, — отверг умоляющий взгляд Семёна Демитриус.

— Он прав, — подтвердил Заяц. — Видишь ли, недаром даётся две недели на прочтение новой книги, чтобы запомнить её как следует и мухлёж не прокатит — прочитанные несколько последних страниц не помогут вернуться, проход не сработает. Нужно знание всей книги.

— Гарри на поезде вернулся на вокзал Кинг-Кросс, прошёл через барьер и встретился с дядей и тётей.

— Во-от! Помнишь, значит, читал с удовольствием, и отложилось в памяти, — одобрил пытки памяти Заяц.

— И что мне это даст? — до сих пор не понимал Семён.

— Как что, — заулыбался Демитриус. — Тебе надо найти этот проход.

— Какой?! — почти в истерике вскрикнул Семён.

— Так, зайчонок, узбагойся, — Заяц примирительно выставил пушистые лапки, растопырив пальчики. — Даю первую и единственную подсказку: тебе надо найти вокзал и на нём платформу с барьером, через который надо пройти.

Семён переводил взгляд с Зайца на Демитриуса, который спокойно попивал эль. Паника, зарождающаяся в голове, была готова выплеснуться наружу. Чтоб как-то успокоиться, он схватил бутылку со стола и залпом допил эль крупными глотками. Не помогло.

— Ещё? — спросил Заяц.

— Что «ещё»?

— Ещё бутылочку? — уточнил Заяц.

Семён уронил голову в ладони. Весь этот абсурд начинал ему надоедать.

— Значит, мне, где-то в этом городе надо найти вокзал, чтоб на этом вокзале была платформа 9 ¾, на этой платформе найти барьер, через который я смогу выйти. Так? — не поднимая головы из рук, подвёл итог, немного успокоившийся Семён.

— Да, — дуэтом прозвучали голоса Зайца и Демитриуса.

— Дайте выпить, — попросил Семён. — Только чего-нибудь покрепче.

* * *

Прошло пять месяцев.

Барон Фон-Нёмес отстегнул параплан и аккуратно стал укладывать его в рюкзак. Параплан у него получился только с седьмого посещения, а вот вода в реке по-прежнему была вкуса мяты. Закинув рюкзак за спину, он направился к пирсу с лодками. Перелететь прямо в замок не получалось, словно невидимая стена не пропускало его дальше. Запрыгнув в лодку, он отвязал швартовый и уселся на центральную лавку. Замок вечером был так же прекрасен, как и днём. Заходящее светило освещало башни и башенки своим голубоватым светом, а восходящая луна монохромным белым цветом покрывала противоположные их части. Луна в четвёртом измерении была великолепна. Она свела бы с ума любого романтика. Всегда полная, всегда яркая и всегда большая, гораздо больше чем наша луна. На ней можно было рассмотреть любой кратер, не прибегая к оптическим приборам. Именно Луной и любовался Барон Фон-Нёмес, пока лодка плавно несла его к замку.

В воротах он повстречал старых знакомых, трёх подростков-волшебников, которые помогли найти ему выход в самый первый раз. Как же давно это было и как смешно сейчас вспомнить поиски вокзала и нужной платформы. Как оказалось, на территории замка было не меньше двадцати вокзалов. Три дня ему тогда потребовалось, чтобы найти искомый вокзал, с выходом в обычный мир. С тех пор каждый раз находить выход удавалось всё быстрей и быстрей. Он несколько раз побывал в Припяти вместе со Стрелком, Кальтером и другими сталкерами. Штурмовал замок вместе с Айвенго. Преодолевал снежные бураны с Белым Клыком. Нырял на дно с Ихтиандром. За полгода в четвёртом измерении у него появилось больше друзей, чем за всю жизнь.

Чтобы не отлучаться с работы, он договорился с Зайцем о переносе времени прохода. Теперь он входил в арку и отворял заветную калитку в 20:37. Барон Фон-Нёмес узнал через знакомого в администрации города, что в данном районе, где располагалась «потайная дверца» не будут производиться никакие ремонтные, и тем более строительные работы. Это порадовало, но он не переставал искать собственный вход, но пока безрезультатно. Вроде бы подходящую дверь однажды спилили на металл бомжи. Их вычислили, поймали, нашли пункт приёма, куда они сдали искорёженные двери, но поскольку двери не представляли исторической достопримечательностью, проход просто замуровали кирпичом и нарисовали на них украденные ворота. Именно после этого случая Семён и обратился к знакомому в администрации. Вторые двери, подходящие под условия, пришлось отвергнуть на второй визит. Один из собственников смежного здания прорубил в стене проём, чтобы сделать пожарный выход. Была ещё одна дверь, подходящая по всем критериям, но чтобы её проверить, нужно было получить персональный прокалыватель.

Так что пока приходилось пользоваться временно одолженным входом.

Барон Фон-Нёмес шёл по одной из многочисленных улочек нескончаемого замка (он, кстати, так и не узнал, что же находится за ним, так как пока не смог добраться до противоположного конца) и рассматривал прохожих. С кем-то он здоровался, кому-то кивал, но многие просто проходили мимо или обгоняли его, идущего неспешной походкой. Вдруг боковым зрением он уловил жёлтое пятно за одним из икон какого-то заведения. Он остановился и присмотрелся. За столиком у окна с чашкой в руке сидел Демитриус в жёлтом костюме и в очках с роговой оправой. Улыбка расползлась от уха до уха. Как же он был рад видеть своего крёстного. Он перешёл улицу, вошёл в кафе, машинально поздоровался с Юлей и сел напротив «странного мужичка».

— С возвращением, Демитриус. Как же я рад тебя видеть, — и протянул руку.

— А, Семён, — крёстный пожал протянутую руку. — То есть я хотел сказать Барон Фон-Нёмес.

— Вот, — Семён выложил перед Демитриусом его прокалыватель. — Премного благодарен. Завтра зайду к Зайцу и возьму свой, персональный. Тем более Заяц уже дано на это намекает.

— Не надо. Не ходи. Можешь продолжать пользоваться этим. — Как-то грустно предложил Демитриус.

— А как же ты? Как ты будешь проходить?

— А я… — Демитриус посмотрел в глаза крестника. — Что ты видишь, Семён?

— Как что? — не понял Семён. — Тебя вижу, стол вижу, вон Юльку ви… жу…

Семён осёкся. Огляделся. Помещение, в котором они сидели, было тем самым кафе, где он работал. Он был так рад встречи с Демитриусом, что не сразу понял, что официантка Юля не ответила ему на приветствие, а сейчас чем-то занималась за стойкой, не обращая внимания на двух посетителей. Всего двух. Хотя в кафе обычно заняты почти все столики.

— Что это значит, Демитриус? — от радости встречи не осталось и следа.

— Вспомни, что ты говорил в нашу первую встречу? — спросил Демитриус и, не дожидаясь ответа, процитировал: — «Мы во сне? Мы в стране грёз? В мире фантазий? Это как в фильме „Бесконечная история“?» Помнишь?

Семён молча кивнул.

— Есть ещё один момент. Понимаешь какой? — спросил Демитриус.

— Воспоминание… — на глазах Семёна проступили слёзы. — Вы умерли, ведь так?

— Да, Семён. И поэтому всё, что ты здесь видишь — это лишь мои воспоминания. Возможно, это день, когда мы познакомились, а возможно, какой-то другой. Не горюй, малой, по крайней мере, здесь я могу жить вечно, пока обо мне существуют воспоминания. Вот хотя бы этой очаровательной девчушки. Её, кажется, Юля зовут. — Семён молча кивал, смахивая рукавом настырно лезущие слёзы.

Демитриус пододвинул прокалыватель к Семёну:

— Пользуйся, крестник, а теперь ещё и наследник.

Николай Кадыков ЯБЛОЧНЫЙ СПАС

Сашка опасливо оглянулся, посмотрел на друга и прошептал:

— Уходит она, как я и говорил. Сегодня же Яблочный Спас, все яблоки в церковь несут. И она понесёт, куда ей деваться.

Вовка промолчал, потом высунулся из зарослей крапивы и ответил:

— Так ведьма она, не зря же в селе говорят. Что ей Спас, что ей церковь? Хотя, и правда, вроде, куда-то идёт. И корзинку яблок с собой тащит…

Он посмотрел вслед сухой старушке, с явным усилием несущей корзину яблок, и поднялся на ноги.

— Ну что, пойдём, проверим её сад? Или испугался?

Сашка возмутился, вскочил было, а потом присел. Он был намного осторожнее товарища, несмотря на то, что был на полгода младше.

— Про яблоки те волшебные только слухи ходят, — сказал он. — Никто же, вроде, их не пробовал? А вдруг — обычные яблоки?

Поднялся ветер, кинув под ноги товарищей пригоршню сухих листьев. Вовка посмотрел на друга, подтянул штаны и проговорил, глядя вдоль улицы:

— Вот и проверим. Зря мы, что ли, на Барбоса кило колбасы извели? На меня родители уже косятся — куда колбаса пропадает? Барбос нас уже за друзей считает, пустит нас в сад, не беспокойся. Нам много не надо — по яблочку возьмём, и всё. Ну что, пошли уже? А то баба Катя вернётся, тогда уж точно в её сад не попадём.

— Пошли, — печально вздохнул Сашка. — Там посмотрим.

Друзья пересекли улицу, оглянулись и подошли к высокому дощатому забору. Вовка достал из-за старой яблони, растущей около дороги, грубую лестницу и прислонил её к забору.

— Погнали, — прошептал он и первым полез по лестнице.

Сашка последовал за ним. С забора друзья спрыгнули вниз, внутрь обширного сада. Вековые яблони тянули свои ветки куда-то в синее небо, невдалеке стоял слегка покосившийся домик, вокруг него, вдоль тропинки, были посажены какие-то цветы. Раздался хриплый лай, и к друзьям подбежал огромный серый пёс.

— Барбос, хорошая собака, — проговорил Вовка осторожно и запустил руку в карман, доставая кусок краковской колбасы. — Кушай, пожалуйста.

Пёс осторожно взял колбасу из руки мальчика, сел и стал тщательно жевать. Мальчик облегчённо вздохнул и показал другу на ближайшее дерево:

— Вон, яблоки висят. Одно — мне, другое — тебе.

Вовка подошёл к яблоне, внимательно посмотрел на яблоки и спросил:

— А почему тут яблоки разноцветные? Одно красное, другое — белое, и вон, зелёное даже есть? Чур, моё красное!

— Ешь давай, — прошипел Сашка. — Красное ешь, ладно. Я белое съем, а зелёное, думаю, неспелое пока.

Вовка сорвал красное яблоко, откусил небольшой кусок и начал жевать. Сашка подскочил, сорвал белое яблоко и почти целиком засунул его в рот.

— Жуй быстрее, — сказал он, проглатывая огромный кусок яблока. — Баба Катя сейчас вернётся, мало нам не покажется тогда. Она не Барбос, её колбасой не заманишь.

Друзья быстро съели яблоки, кинули огрызки в сторону и подбежали к забору. Потом взобрались на стоящее рядом дерево, перелезли на забор и спрыгнули наружу.

— Лестницу убери, — прошептал Сашка. — А то сразу поймут, как мы сюда попали.

Вовка оттащил лестницу за яблоню и спросил:

— Ну как? Чувствуешь чего необычное?

Сашка посмотрел по сторонам, потом пожал плечами и ответил:

— Вроде ничего. Вот только Барбос показался мне каким-то очень здоровым. Ну, в смысле, со здоровьем у него всё хорошо.

— Так это я и сам так мог сказать, — воскликнул Вовка. — Огромный пёс, здоровый.

— И у тебя всё хорошо, — осторожно сказал Сашка. — Нога только побаливает у тебя, левая. Упал, что ли?

— Это ты как определил? — подозрительно спросил Вовка. — Ну да, нога болит, вчера ударил об порог, когда домой заходил. Проходит уже, но ещё немного побаливает, конечно.

— Да вот вижу, и всё, — пожал плечами Сашка. — А раньше не видел. Это от яблока, что ли?

Друзья помолчали. Потом Вовка вздохнул и сказал:

— А я вот теперь знаю, какие числа в лотерее победят, ну, в «Спортлото». Эх, не купил я билета…

— Так давай купим, — оживился Сашка. — Сколько там он стоит?

— Шестьдесят копеек. У меня только тридцать есть.

— Найду я тебе тридцать копеек, — засмеялся Сашка. — Только чур — выигрыш пополам!

***

Лето постепенно уступало права осени. День ещё был по-летнему длинным, но по утрам уже было довольно холодно. Давно минул Ильин день, и вода в речках затянулась ряской.

От автобусной остановки отошёл высокий мужчина, в лёгкой куртке и кепке на голове. Он оглянулся, вздохнул и зашагал в сторону видневшейся невдалеке старой церкви. Пройдя несколько шагов, он остановился, внимательно посмотрел на стоящую у дороги скамейку и курящего мужчину, сидящего на ней.

— Вовка, — прошептал он. — Как есть, Вовка… Не может быть!

Мужчина подошёл поближе и закричал во весь голос:

— Вовка! Сколько лет, сколько зим! Вот уж никак не ожидал тебя здесь встретить!

Тот встал, отбросил окурок в сторону и развёл руки:

— Сашка! Привет! Я вот непременно ожидал тебя здесь увидеть, уж поверь! Как-никак, ровно двадцать пять лет прошло с того дня, как мы яблоки у бабы Кати свистнули. Меня словно магнитом сюда повлекло, все дела забросил. Думаю, и тебя тоже.

Был Вовка невысок, моложав, одет в дорогой импортный плащ с цветастой подкладкой. Курил он «Кэмэл», что само по себе по себе определяло его немаленький социальный статус.

Сашка засмеялся, снял кепку, погладил ладонью густые каштановые кудри и ответил:

— Точно. В последнее время даже сны только об одном и снятся — приехать в родную деревню, походить по знакомым местам. Вот и приехал. Да ладно, это всё ерунда. Рассказывай, как живёшь? А то, как уехал в Москву — так и пропал совсем, даже адреса не оставил.

Вовка достал ещё одну сигарету, закурил, потом махнул рукой и сказал:

— Да нормально всё у меня. Даже очень. Деньги есть, семья есть. Детей двое. Всё хорошо. Вон, моя «Волга» стоит, на ней приехал. Ты-то, небось, на автобусе?

— На нём, — улыбнулся Сашка. — Откуда у врача деньги на машину, тем более на «Волгу»?

— Обратно подкину, куда скажешь, — Вовка зашагал по дороге, Сашка пошёл за ним.

Минут пять оба молчали. Первым заговорил Вовка:

— Помнишь, мы с тобой в «Спортлото» выиграли? По триста рублей получилось? Это я тогда забоялся шесть чисел угадывать, решил, что подозрительно будет. Пять всего угадал, в итоге. За шесть-то мы по десять тысяч получили бы… Но и вопросы сразу бы возникли — как малолетние балбесы могли столько денег выиграть? Опасно…

Сашка ничего не ответил, только прищурился и хмыкнул. Вовка продолжал:

— Уже тогда я понял, что могу угадывать во всех вероятностных играх. Хоть в «орлянку», хоть в лото. Терпел, не показывал этого. Как школу закончили, я в Центр, в институт поступать уехал. Представляешь — поступил! Да и как не поступить, когда я заранее знал, какой мне билет на экзамене достанется, только его и учил. Тоже ж вероятность… Так все шесть лет экзамены на «пятёрки» и сдавал. А попутно в лотереях выигрывал.

— Подожди, — заинтересовался Сашка. — И что, никто и не заметил, что ты всегда выигрываешь?

— Я ж не совсем дурак, — засмеялся Вовка. — Я выигрышные билеты продавал. Есть кому, знаешь… Закончил институт, работать инженером не пошёл — за сто двадцать-то рублей! Устроился вот в библиотеку, чтоб тунеядцем не посчитали. Да я там и не появляюсь почти, только зарплату заведующему отдаю. Ему хорошо — и мне неплохо. На ипподром захаживаю — нужным людям подсказываю, какая лошадь победит. По окрестным сберкассам езжу, лотерейные билеты проверять. Представляешь, мне как протянут пачку — чтобы я себе билет выбрал, за тридцать копеек, — так я сразу вижу, какой именно брать. Тут сто рублей, там двести, а тут — мотоцикл, например. Нет, билет с мотоциклом я сразу продаю — зачем мне? Полторы тысячи с мотоцикла, шесть — с «Жигулей»… Так и живу. А у тебя как дела?

— Хорошо дела, — ответил Сашка. — Закончил медицинский, работаю терапевтом. Помнишь, как я научился болезни определять? Ну, тогда, когда мы яблоки съели?

Вовка кивнул.

— Ну вот, оказалось — я сразу стал видеть, кто чем болеет. Нет, понятно, что без специального образования я болезнь назвать не мог, только где болит. А вот после института — запросто. Я только на человека взгляну — моментально диагноз ставлю. И не ошибаюсь никогда. Ко мне больных со всего Союза везут! Широкую известность получил, правда, в узких кругах. Вокруг шутят — раньше думали, что лучший диагност — это патологоанатом, а сейчас — я, получается! Денег, правда, немного выходит, до твоих далеко, но это же не главное. Работаю себе тихонько, жена у меня хорошая, дочку воспитываем… Всё, как у людей, короче.

Приятели подошли к высокому кирпичному забору старой церкви. Ворота были широко открыты, и около входа толпились люди, и у каждого в руках была корзинка яблок.

— Яблочный Спас, — проговорил Сашка. — А помнишь, тогда тоже Спас был?

Вовка посмотрел на людей во дворе церкви и хмыкнул:

— А пойдём, посмотрим на дом бабы Кати? Стоит, небось, до сих пор? Вряд ли она жива до сих пор, как-никак, четверть века прошло. А она и тогда старая была — мама не горюй.

— Пошли, — согласился Сашка, и оба зашагали дальше по дороге.

Минут через пять они подошли к высокому деревянному забору. Сверху свисали ветки яблонь, но плодов, как ни странно, на них не было, хотя год был яблочным.

— Всё, как обычно, — заметил Сашка. — И раньше ни одного яблока наружу не падало, хоть ветки, вон, на метр поверх забора свисают. Сорт, что ли, какой-то особенный? Только у стволов яблоки даёт?

— Жадность — это бабы Кати, а не сорт, — проворчал Вовка. — Подрезала яблони так, чтобы ни одно яблоко забесплатно не упало.

Тут калитка в заборе отворилась, и на улицу вышла невысокая худая женщина. Она оглядела приятелей и улыбнулась:

— Вот уж не ожидала! Пришли, сорванцы, значит. Ну, захотите, коли так.

Старушка отошла в сторону и указала на калитку. Из неё выглянул большой серый пёс и глянул на хозяйку.

— Свои, Барбос, — сказала женщина, и собака моментально успокоилась и уселась рядом с калиткой.

— Барбос? — удивился Сашка и посмотрел на собаку. — Тот самый? Да не может быть, собаки столько не живут. Здоровый какой… В смысле — ни одной болезни у него, это я точно говорю. Сколько же ему лет?

— А я почём знаю, — засмеялась баба Катя. — Я у него спрашивала, а он не отвечает. Бессловесный он, не человек, собака. Да не стойте, проходите уже. У меня как раз чай особый поспел. Вам, с дороги-то, в самый раз будет.

Приятели вошли в калитку и оказались в большом дворе. К невысокому дому шла дорожка из вросших в землю плиток, у крыльца виднелся деревянный стол, вокруг него стояло несколько табуреток. Везде, куда только не взгляни, росли высоченные, метров по десять, яблони, с почти метрового диаметра стволами. Кое-где поросшие мхом, в некоторых местах потрескавшиеся от морозов — они всё ещё крепко вгрызались в землю толстыми узловатыми корнями. На ветках висели яблоки самых разнообразных цветов — красные, зелёные, жёлтые…

На столе стоял серебристый самовар, из его трубы вился сизый дымок. Рядом стояли три чашки и заварочный чайник. Женщина подвела приятелей к столу и указала на табуретки:

— Присаживайтесь, в ногах правды нет. Креслами не обзавелась, уж извините, придётся так посидеть.

Сашка с Вовкой сели на табуретки, хозяйка по очереди налила заварку в чашки и разбавила её кипятком из самовара. Потом взяла розетку с вареньем и подвинула её на середину стола. Серый пёс незаметно подошёл поближе, сел у женщины за спиной и внимательно уставился на гостей.

— Пейте чай, — заулыбалась баба Катя. — На цветах настоян, полезный. И варенье кушайте, яблочное. Вы же яблоки любите?

Женщина тихонько засмеялась. Приятели переглянулись, Вовка немного покраснел и отхлебнул чай из чашки. Сашка же пожал плечами, зачерпнул ложкой варенье и отправил его в рот.

— Вкусно, — сказал он. — Это из этих яблок? — указал он на ближайшую яблоню.

— Да из каких ещё, — всплеснула руками хозяйка. — Нешто я яблоки покупать буду, у самой девать некуда! Только из прошлогодних, из нынешних завтра варить начну. До Спаса же нельзя яблоки есть, и готовить из них ничего нельзя. Вот с сегодняшнего дня — можно.

Сашка опять пожал плечами и отпил чая из чашки. Баба Катя помолчала, потом задумчиво сказала:

— Вот не догадалась я, что вы в Яблочный Спас ко мне залезете. В любой другой день вас Барбос бы не пустил. Сами догадались, или надоумил кто?

— Да так получилось, — ответил Вовка и поставил чашку на стол. — Мы собаку неделю колбасой подкармливали. Как закончилась — так и решили залезть. Но мы всего-то по одному яблоку и взяли. Просто интересно было.

— Колбасой, — засмеялась женщина. — Только зря продукт извели. Этому проглоту что ни дай — всё съест. И притом никак с угощавшим не подружится. Говорю же — не подумала я, что в Спас он никому вреда причинить не сможет… Ладно, меры я приняла, дело давнее, чего вспоминать. Ты, я вижу, — посмотрела она на Вовку, — красное яблоко сожрал? И как, помогло оно тебе?

— Вполне, — осторожно ответил Вовка.

— Ну и хорошо, ну и хватит с тебя, — закивала хозяйка. — А ты, — это она Сашке, — белое съел? Хорошо, что не зелёное. Теперь, значит, людям помогаешь? Или нет, в себе таишь?

— Не таю, — твёрдо ответил Сашка. — Терапевт я, диагнозы ставлю, больных лечу. Хочешь — забирай мой дар, всё равно я на врача учился, уж как-нибудь и без тебя справлюсь.

— Какой гордый, — восхитилась баба Катя. — Глупый, конечно, но гордый. Ладно, твоё при тебе останется, так уж и быть. Через четверть века глянем, как оно выйдет. Может, и передумаю. Ну что, напились чаю? Давайте уже, топайте, дела у меня. Барбос, проводи.

Пёс встал, посмотрел на гостей, потом на калитку и глухо зарычал. Приятели вскочили и отправились к выходу. Барбос следовал за ними, тихонько ворча.

— Всё пропало, — сказал Вовка, прикрыв калитку. — Исчез мой дар, как не было. И что я теперь делать буду?

— Работать пойдёшь, — ответил Сашка. — В библиотеку. Ну, или по специальности. Ты хоть помнишь, на кого учился?

— Инженер-строитель, — обречённо сказал Вовка. — Да когда это было? Я уж и забыл всё.

— Тогда терпи. Сбережения-то есть? Вот на них и проживёшь. А через двадцать пять лет опять здесь встретимся. Вдруг баба Катя передумает?

Они подошли к остановке. Вовка указал в сторону, где на просёлке стояла белая «Волга»:

— Подвезти?

— Не надо, — Сашка посмотрел на расписание и сел на скамейку. — Нам не по пути.

Сергей Кулагин ФАНТАЗЁР, МАМА МЕНЯ НАЗЫВАЛА

Я не строил модель пространства и времени, чтобы проложил путь к пониманию того, как загораются и светят звёзды. Я просто иногда смотрел на них без какого-либо глубинного смысла, потому что — красиво.

Пространство как понятие интересовало меня лишь в рамках определённой туристической поездки, туда, где солнышко, песок и тепло. Чтение сборников фантастики в немалой степени послужило причиной беспокойных снов. Проваливаясь в темноту, я пилотировал космические корабли, покорял галактики, но проснувшись, всегда оставался самим собой. Сновидения обеспечивали отдых организму — главное. Случались периоды многосерийных снов, может, поэтому я никогда не ходил в кино и редко смотрел телевизор, хватало собственных развлекательных историй. В детстве я робко пересказывал их маме. Она смеялась и называла меня фантазёром. С возрастом я стал неплохим рассказчиком, душой любой компании. Мне всего-то нужно пару часиков вздремнуть и «родить» новую байку.

Время незаметно приближало к полтиннику, но оно интересовало меня ещё меньше. Все годы жизни его не хватает, но это — если за ним следить. Хочешь жить долго — живи по своим законам. И я жил, не особо забивая голову о том, что творится вокруг. Парадокс заключается в том, что думать о прошлом или будущем, не хватало времени, жизнь неслась галопом. Я находился в придуманном физиками пространстве на поверхности голубой планеты, время вело свой отсчёт, и вдруг умер.

Чтобы разобраться в сути этого скорбного события, нет необходимости знать теорию относительности Эйнштейна. Меня просто не стало, так бывает — судьба.

Не хочется о печальном, но как бы сказал мой друг — автослесарь Дмитрий Зайцев: «Клапана прогорели, тормоза в хлам». Лежу на ручнике, как старое корыто АвтоВАЗа и вроде запчасти есть, а толку нет, в общем, поздняк метаться. «Если бы это была лошадь, то я бы её пристрелил», заканчивая осмотр «убитых» авто, резюмировал Димка, — мы вместе смеялись, но почему-то в этот раз мне было не смешно.

«Не паникуй!» — мысленно успокаивал я сам себя. Против судьбины не попрёшь, но обидно, уж очень мало пожил. Сижу, смотрю на себя со стороны и не могу вспомнить последний сон. Главное страха нет, а есть лёгкая растерянность. Ада — это не географическое понятие, а психологическое. Рая тоже не существует — его придумали, чтобы успокоить человеческие души. Иными словами, с точки зрения атеиста — всё кранты, я труп. Сейчас начну остывать, чуть позже покроюсь пятнами, потом: окоченение, высыхание и разложение… фу, мерзко. Стало так противно, что я уснул…

Вы не поверите! Стою у окна, смотрю на себя (на мёртвого и спящего) со стороны и тихо схожу с ума. Поверьте, «есть отчего в отчаянье прийти», как говорил Чацкий.

Первыми в квартиру проникают санитары и миловидная дама в белом халате. Ей около сорока-сорока пяти. Выглядит элегантно и стильно. Кольцо на левой руке. В общем, мой вариант. Чёрт! Как же некстати я умер. Санитары — молодые люди, скорее похожие на электриков, чем на медработников, неторопливо подошли к моей кровати.

— Нинель, ему уже не помочь — отошёл, — сказал один из них, тот, что выше и попрыщавее. — Оформляй кончину, и валим дальше, сегодня ещё девять вызовов.

— Правильно! Дедок идиотом оказался. Какого фига он медицинский браслет отключил? Инфа только утром на сервер упала, — фыркнул второй, низенький и пухлый. — Таймер настроен на включение по будильнику. Одним словом — суицид.

— Ах ты, сопля зелёная! Какой же я тебе дед? — подчёркнуто громко возмутился я, но на меня никто из присутствующих не обратил никакого внимания.

Нинель сняла халат, бросила его на стул, а сама очень изящно села на стол, закинула ногу за ногу, незаметно приподняла подол платья и уткнулась в планшет. Бесспорно, ноги хороши, особенно вон та родинка выше колена… Намного выше колена, если точнее. Я покраснел, насколько возможно призраку, молодняк потупил взор.

— Мама о нём часто рассказывала, — оторвав взор от экрана гаджета, бархатным голосом произнесла Нинель и тут же пояснила: — Наши родители дружили.

— Тогда за дело! — скидывая рюкзак, сказал высокий санитар.

— Вытащим, не сомневайся, — добавил толстый санитар и многозначительно добавил. — Но, за тобой должок!

— Сочтёмся, парни, — весело ответила Нинель и приподняла подол ещё выше.

Прыщавый снова покраснел, толстяк застыл, облизывая вмиг высохшие губы. Я тоже остолбенел, боясь неосторожным движением спугнуть удачу — у меня появилась надежда воскреснуть. Забившись в угол, я принялся молиться всем богам, которых только мог вспомнить, мысленно даже перекрестился, и тут в комнату зашли ещё двое.

— Он мой, — спокойно заявила демонесса, то расправляя, то складывая чёрные как смоль крылья.

— Если санитары не разбудят, — глухо ответил её спутник, невысокий мужчина с абсолютно неприметной внешностью школьного учителя.

— Пусть только попробуют! — не сдержавшись, гневно воскликнула девушка-демон. — Сожгу!

— Жанна, успокойся. Мы обещали не вмешиваться.

Если убрать крылья; небольшие рожки, копыта и хвост, то Жанна спокойно могла выиграть любой конкурс красоты. У её спутника тоже были крылья, но белого цвета, как у ангела.

Неплохой сюжет для очередного рассказа нарисовался, но не для моего умершего мозга, который всё происходящее воспринял как мистический бред. Может, Эйнштейн прав, и Вселенная устроена совсем не так, как мы думаем.

Относительно пространства и времени я умер — факт, чтобы не говорили Нинель и санитары. Надо отдать им должное, они старались. Ассортимент трубок, подведённых к моему телу, был поистине грандиозен. Все они сводились к моему аквариуму, в котором что-то бурлило и судя по тому, как медики, морщась, затыкали носы, жутко воняло. Рыбок жалко, но себя жальче, воскресну куплю новых. Судя по появлению девушки-демона и ангела скорость моего вознесения на небеса или падения в тартар соизмерима со скоростью света в вакууме, составляющая сколько-то там миллионов метров в секунду. Проще говоря, через восемь минут моя душа пролетит мимо Солнца, а значит «Прощай, родной Млечный Путь» и «Здравствуй, Туманность Андромеды» Я понял, что обречён, и в первый раз после смерти потерял сознание…

— Постойте, если он сможет довести скорость разложения своего тела до скорости света, то где-то в другом мире появится возможность построить машину времени, способную перенести его тело в любую точку истории.

Это первое, что я услышал, очнувшись. Говорила Нинель не со мной. Плакала. Поди пойми, о чём именно женщина рассуждала, но в её голосе чувствовалась какая-то обречённость, от которой мне стало совсем не по себе.

Трубки с тела исчезли. Понятно, взывала к разуму санитаров, которые тоже пропали, видимо, ушли, не поверив в возможность моего возвращения с того света. Второй я всё ещё спал, сладко похрапывая. «Счастливчик тот, кто не видит снов» подумал я и посмотрел на себя другого, третьего по счёту. Он лежал на полу в отключке. Определённо после смерти начинают происходить странные вещи, — решил я.

— Он сможет отправиться в период до своего рождения и случайно или преднамеренно помешать себе умереть? — спросила у ангела Жанна.

— Это неплохой сюжет для фантастической литературы, но не для воскрешения из мёртвых, — печально ответил ангел и тихо добавил: — Теперь он твой.

— Эй, вы чего творите! Не бросайте меня! Не отдавайте демону! — яростно завопил я.

Я кричал, метался, молил о пощаде, но всё без толку. Сверхъестественные существа и доктор меня не слышали. Друг друга они тоже никак не воспринимали. Всех видел и слышал только я. Разбираться в том, кто я теперь или что не оставалось времени, заканчивалась пятая минута. Встал извечный вопрос: «Что делать?» Все мы знаем о нём ещё со школьной скамьи, но, к сожалению, ответа ни у кого до сих пор нет. Всё, что у меня имелось — бред двух симпатичных особ. Из их слов я понял, что моё спасение зависит от скорости света и массы моего мёртвого тела. Как это связано с машиной времени, которая должна отправить меня во времена, где я ещё не существовал, непонятно. Ещё есть относительность, но никто из меня четверых не Эйнштейн. Тщательное обдумывание полученной информации завело мой разум в тупик.

«Пространство и время настолько тонко переплетены, что подобные парадоксы недопустимы», — рассуждал я к концу третьей минуты. Однако всё, что происходит, имеет свою значимость, и в этом случае главное — это я.

Чтобы не случилось, я всегда становлюсь в конец цепочки. Моё первое «я» умерло. Но есть ещё я — второй, который спит. Я никогда не жаловался на сердце, но, допустим, моё второе я, проснувшись, увидит своё мёртвое тело и тоже скопытится от инсульта — цепная реакция смертей в пространстве. Плевать! Есть ещё я — третий. Даже если он, придя в сознание, увидит, что второго забирает Жанна и его постигнет та же участь, есть я — четвёртый. И тут детали головоломки сложились. Всё возможно изменить при перемещении из одного я в другое. Оставалось меньше минуты, но не зря же меня при жизни называли и дразнили фантазёром…

Место, куда я попал — мистический мир моих же фантазий. Во-первых, из мужчины пятидесяти лет, я превратился в восьмилетнего мальчишку. Во-вторых, идёт урок. В-третьих, физику преподаёт Айвенго. Я не помню его лица, поэтому забрало шлема закрыто. На доске знаменитая формула E = mc2. Из неё следует, что любой перенос энергии связан с переносом массы. Я давно её знаю, поэтому мне неинтересно, но сижу и слушаю, сам придумал. Ещё я знаю, что за окном бороздят небо космолёты, а слева от доски мой рисунок, прости Эйнштейн, я тебя люблю, но физика не учит рисовать. Если в этом мире я вечером лягу спать и просплю восемь часов, то к моменту пробуждения перемещусь более чем на 800 тысяч километров. А если со мной что-то случиться, перемещусь в любое фантастическое место, теперь у меня их наготове сразу несколько.

Безусловно, я вернулся в свой первый мир и позволил нам с Нинель любить друг друга. От Жанны я тоже не смог отказаться. Второй я до сих пор спит у её ног, в одном из фантастических миров. Третьего забрал ангел. Пятый только учится жить. Я — четвёртый. Я живу в каждом из них, и моя жизнь растянулась почти до бесконечности.

Инна Воронова ВКУС КОЛБАСЫ ИЛИ КАК ТАМ В «СОЮЗЕ»

Северное лето не особо балующее своих жителей июльским зноем, всё же разогрело к вечеру старенькую полуразвалившуюся лавочку у не менее старого пятиэтажного дома «хрущёвской» постройки, на которой уютно расположились, наслаждаясь долгожданным теплом, такие же «полуразвалившиеся» древние старушки.

Окна дома в этот июльский день, преимущественно были нараспашку, наполняя замёрзшие, после отключения отопления, квартиры, запоздавшим в этом году теплом.

Пушистый белый Кот на подоконнике первого этажа скучал, развалившись на забытом хозяйкой махровом полотенце. Понаблюдав некоторое время за голубями и не найдя сегодня в них ничего для себя интересного, он лениво перевёл взгляд на старушек.

— Представляете, Вера Пална, хлеб опять подорожал! А колбаса…

— Ой, и не говорите Варвара Семёновна, а вот раньше-то, при Союзе, как жили…

Кот уже не в первый раз слышал это странное слово «Союз», которое вспоминали с придыханием, или ругали беспросветно…

«Эх, как бы так посмотреть, что же это за «Союз» то такой, — думал Кот, кстати большой любитель колбасы. Он смачно потянулся, ещё раз взглянул на ворчливо причитающих бабушек и окончательно решил действовать.

«Надо сходить в Потустороннее, там кто-нибудь да подскажет», — принял решение Кот и растворился в пространстве.

Очутившись по ту сторону реальности, он призадумался, на предмет того, у кого же можно получить те самые нужные сведения, так волновавшие его, Кота, о том самом загадочном «Союзе», с какой-то особенной колбасой.

Что-то зашуршало сверху, и на ветку отцветающей рябины опустилась большая серая Ворона с потрёпанным хвостом.

— О, привет, пушистик, давно не захаживал! Как там у вас на Севере, Полярное Сияние светит?

— Здорово, старая, Сияние у нас зимой, а сейчас, этот… Полярный День. Это когда солнце круглые сутки по небу шастает, правда не греет ни черта… А вот скажи-ка мне лучше, друг Ворона, не слыхала ли ты, случайно, про какой-то там «Союз», который был раньше? Там, говорят, хлеб был дешёвый и особенно вкусная колбаса?

— Ха, вспомнил! Я-то слыхала, а вот тебе молокососу, откуда об этом известно? Эх, тогда молодая я была, краса-а-а-вица! Видел бы ты, какие Вороны меня обихаживали! Какие подарки приносили… — мечтательно закатила глаза Ворона.

— Да ты мне это… про колбасу лучше расскажи!

— А чего про неё рассказывать, есть тут одно местечко. Мы, Вороны про него давно знаем, но это большая тайна и ещё секрет! Туда старые Коты иногда тоже заглядывают, ну, ты знаешь, которые уже по шесть-семь жизней прожили, у вас-то их девять вроде… потому что опасное это место, всякое может случиться, — сделала «страшное лицо» Ворона. — Ну как, всё ещё хочешь за колбасой?

— Ладно тебе пугать, пошли уже, показывай дорогу!

— Ну, смотри, я предупредила. Давай-ка, забирайся ко мне сюда.

Кот нехотя полез на дерево за Вороной. Тонкие ветки рябины колыхались, и путешественник чуть было не свалился пару раз на землю. Наконец, он добрался до птицы и обнаружил, что она сидит рядом с небольшим дуплом, скрытым ветками и по этой причине совершенно незаметному снизу.

— Ну пошли, — протискиваясь в дупло, каркнула серая.

— Ты в своём уме, подруга, я же туда не пролезу!

— Ну, как знаешь, — гулко раздалось откуда-то из недр дерева, и Ворона скрылась из виду.

Кот вздохнул, посидел ещё несколько минут на ветке и нехотя заглянул в дупло. Пахнуло сыростью, деревом, и ещё чем-то таким, чего Кот определить сразу не смог. Ворча и поминая Ворону недобрым словом, он стал пробираться вовнутрь. Протиснув своё холенное пушистое тело через узкий проход дупла, он обнаружил, что пространство внутри довольно просторно, и это его слегка озадачило. Впереди виднелся тёмный коридор без обозначений и других понятных признаков. В надежде всё же догнать Ворону он побежал по тёмному коридору. Впрочем, темнота Кота немало не смущала, подумаешь, темнота! Печалило его лишь то, что смотреть вокруг было совершенно не на что.

Так преодолев некоторое расстояние, Кот обнаружил, что оказался на развилке. Здесь тоннель внезапно расходился на три разные стороны…

«Вот незадача», — подумал путешественник и вспомнил, что так и не догнал Ворону, которая вообще уже куда-то подевалась.

— Эй, серая! Куда дальше-то двигаться?! — закричал он, но ответа не последовало.

«Ладно, тогда я направо», — выбрав направление движения, Кот уверенно свернул в выбранный тоннель. Почему именно нужно идти направо он не знал, но само слово «право» почему-то нравилось Коту и внушало доверие.

Пробежав ещё немного, он обратил внимание на лёгкий просвет впереди, а вскоре уже показался и сам выход. Протиснувшись сквозь него Коту сначала показалось, что он никуда и не уходил — потому как он по-прежнему находился у дупла, на ветке рябины… только всё-таки что-то было здесь не так!

«Надо разобраться», — подумал мохнатый, перелез на более удобную ветку и стал наблюдать.

«Два кусочека колбаски, у тебя лежали на столе…

Ты рассказывал мне сказки, только я не верила тебе…»

Зазвучала откуда-то задорная мелодия. А прямо под рябиной стоял небольшой павильон. Впрочем, павильонов было довольно много, они тянулись вдоль улицы, а вокруг сновал многочисленный народ.

«И откуда они здесь все взялись, да ещё в таком количестве» — удивился мохнатый.

Кот потихоньку перелез с неудобной ветки на крышу павильона. Воздух наполняли аппетитные запахи, среди которых он с тоской узнал такой любимый запах колбасы… и совсем некстати вспомнил, что сегодня ещё ничего не ел. Запах парализовал волю и манил, притягивал и просто требовал немедленно спуститься с крыши и выпросить себе кусочек лакомства…

«А что, котов все любят, а я вон какой красавчик, пойду спущусь, пусть покормят меня голодного», — решил Кот и стал спускаться с крыши павильона.

Он осторожно спрыгнул прямо на небольшую деревянную площадку под окном ларька и заглянул внутрь.

А там, на деревянных горках прилавка был разложен товар. Какие-то разноцветные банки, бутылки, пакетики с конфетами, пачки сигарет и ещё всякая непонятная дребедень. А чуть пониже лежала разная колбаса! Уже слегка заветренная, она всё ещё издавала манящий Кота аромат.

За прилавком стояла девушка, в голубом с оборками фартуке, и Коту показалось, что они давно знакомы, хотя на самом деле он никогда её раньше не видел. Да и где бы ему её видеть, он, Кот, здесь вообще первый раз… и всё-таки странное чувство, что они встречались раньше, не покидало и беспокоило Кота. Решив непременно разобраться в ситуации, он просунул мохнатую морду в окошко ларька, чтобы познакомиться поближе. Но в этот самый неподходящий момент с обратной стороны загрохотала дверь, и грубый мужской голос потребовал немедленно открыть. По лицу продавщицы пробежала тень тревоги, но дверь она всё-таки отворила.

На пороге, покачиваясь, возникли двое лысых персонажей в чёрных кожаных «косухах», синих спортивных штанах с тремя белыми полосками по бокам и золотыми цепями на накаченных шеях. Причём цепи были такой же толщины, как поводок соседского Бультерьера, на котором его регулярно выгуливала соседка Женщины, что несколько озадачило Кота. На каждой цепи висел большой золотой крест.

«Может, это служители Божьи, — в сомнении подумал Кот. — Только странные они какие-то, наверно сектанты»…

— Эй, Коза, деньги отдавать когда собираешься?! — грубо изрёк один из пришельцев.

— Ребята, я только открылась, сейчас наторгую и заплачу, — испуганно отозвалась Девушка.

— Ты че-то, видимо, не поняла, я посмотрю, — сказал второй пришелец, вваливаясь в тесный павильон.

Он подошёл к прилавку, схватив колбасное колечко и откусывая на ходу большой кусок, замахнулся на Девушку.

Внутри Кота что-то непостижимо для него самого перевернулось, и сам не понимая почему, он бросился от окна ларька на голову пришельца с криком «Наших бьют!», выпустив острые коготки из мохнатых лап. «Приземлившись» на лысую голову нежданного гостя, он впился в неё так, что капли крови брызнули на прилавок.

— А-а-а-а-а-а-а! Убери эту тварь, убью-ю-ю, падла! — орал пришелец.

А девушка, обомлевшая от поступка внезапного «спасителя», пыталась снять Кота с головы «гостя».

В это время на окошко опустилась непонятно откуда появившаяся Ворона.

— Мохнатый, вот ты где, а я тебя обыскалась по всему проходу! — закаркала она, — Бежим скорее, пока цел!

Кот ловко перепрыгнул с головы «сектанта» на прилавок, прихватив оттуда батон копчёной колбасы, и шмыгнул в окошко вслед за своей подругой. При этом «почти честно» приватизированная колбаса едва не застряла в спасительном окне, к которому кинулся озлобленный пришелец.

На этот раз Кот запрыгнул на рябину с такой быстротой, с которой ему позволял его кошачий возраст и колбаса, волочащаяся за ним, как боевой трофей, заработанный в честной боевой схватке. Добежав по веткам до дупла, где его уже поджидала Ворона, Кот остановился отдышаться.

— Угощайся, серая, что-то мне совсем не понравился этот «Союз»…

— Вот балбес-то, а ещё их умными считают, — вздохнула Ворона, отщипывая колбасу крепким клювом. — Это не «Союз», это «Перестройка»!

— А это ещё что за зверь такой? — проворчал Кот, с набитым колбасой ртом.

— Откуда же мне знать, — ответила Ворона, — только так этот проход называется. И что тебе прямо не шлось, обязательно надо было куда-то сворачивать? Ладно, кончай хомячить, пойдём уже, — сказала она и скрылась в дупле.

Кот решил на этот раз не отставать и поспешил следом. Они опять оказались в тёмном проходе, и он только по шороху крыльев догадывался о том, где сейчас пролетает старая Ворона. Наконец, впереди показался просвет, и стало понятно, что цель путешествия уже совсем близко.

Выбравшись наружу, Кот обнаружил, что снова находится на той же рябине, словно он опять никуда и не уходил.

«Да что же это происходит-то, в самом деле?»

Только вот рябина эта почему-то стала как будто меньше. Он аккуратно пристроился на довольно крепкой ветке и стал осматриваться. Вокруг был заброшенный пустырь, а за ним виднелся строящийся пятиэтажный дом, и место казалось каким-то безлюдным.

Ворона перелетела поближе к Коту:

— Ну вот он, твой «Союз», наслаждайся, а я полечу родню проведаю, до встречи!

Она вспорхнула с ветки и скрылась из виду. А Кот лениво спрыгнул на землю и отправился исследовать незнакомую территорию.

Пробежав пустырь и стройку и не повстречав там ничего примечательного, он двинулся дальше. Впереди начинающейся улицы, выстроившись в строй, стояли люди. Не обращая внимания на Кота, они пребывали в каком-то волнении…

— Больше никому не занимать! По одному батону в руки! — прокричала толстая тётенька в белом неопрятном халате с накрахмаленной шапочкой на голове.

Люди заволновались, переговариваясь между собой:

— А нам-то хватит… три часа уже стоим? — взволнованно щебетала какая-то старушка.

— Не пускайте без очереди! Вы здесь не стояли! — визжала женщина в тёмно-синих джинсах.

— А что дают? За чем стоим? — спросил проходящий мимо дедуля.

— Да колбасу «выбросили», отец, иди впереди меня становись — отозвался мужчина в больших роговых очках.

— Ишь, становись, — возмутилась тётка неопределённого возраста. — Колбасы на всех не хватит!

Кот, услыхав вожделенное слово «колбаса», попробовал протиснуться между людских ног, но в этот момент…

— А ну, брысь отсюдова! — завопила толстая продавщица, и схватив Кота за пушистый загривок, вышвырнула его в кусты.

Обиженный Кот, всю свою сознательную жизнь пребывавший в уверенности своей неотразимости и так и не попробовавший вожделенной колбасы, уныло брёл вдоль длинной неприветливой улицы.

Навстречу ему напевая и, озаряя мир радостной улыбкой, шла кудрявая весёлая девочка, в коричневом платьице, с белыми кружевными манжетами и таким же кружевным воротничком. Сверху на платье почему-то был надет чёрный фартук. Очень понравилась Коту ярко-красная косынка, завязанная у малышки вокруг шеи. Это выглядело очень нарядно.

Пока он внимательно разглядывал ребёнка, она сама заметила и стала звать Кота:

— Кис-кис-кис… иди сюда, маленький, ты, наверное, потерялся, проголодался, иди скорее, я тебя накормлю.

С этими словами девочка сняла с плеч ранец и достала оттуда… шелестящий пакетик, из которого исходил манящий, неповторимый запах бутерброда с колбасой!

Кот знал, что такое «бутерброд». Женщина в его мире, угощала иногда Кота этой «вкусняшкой».

Поедая угощение, ему вдруг снова померещилось, что он откуда-то знает эту девочку… уже встречался с ней…

«Да нет, глупости всё это, показалось! Как я могу её знать, если я только сегодня сюда пришёл. А колбаса и вправду, вкусная, другая какая-то…»

Где-то в районе строящегося дома, из репродуктора заиграла грустная песня:

«Светит незнакомая звезда…

Снова мы оторваны от дома…»

И в этот момент Кот понял, как сильно он хочет дамой, зарыться в любимые диванные подушки, развалиться на подоконнике и наблюдать за голубями и старушками, тереться пушистой шубкой о ноги Женщины: «Как она там без меня?! Всё, пора домой!»

Кот посмотрел на девочку, благодарно потёрся о её ногу и побежал обратно к рябине. Вечерело. Ворона дремала на ветке, поджидая Кота.

— О, явился! Нагулялся, мохнатый?!

— Да, уж… что-то меня домой потянуло со страшной силой, пойдём-ка уже.

Через знакомое дупло они быстро добежали обратно, а там уже Кот, попрощавшись со старой Вороной, вернулся из Потустороннего к себе домой.

Женщина сидела в кресле, уютно поджав под себя ноги. У неё на коленях лежала какая-то большая толстая книга, которую она рассматривала и грустно вздыхала.

Кот, запрыгнув на спинку кресла, занял наблюдательный пункт сверху за её спиной. Книга, была какая-то «не книга» вовсе, на её страницах были прорези, в которых находились картинки с разными людьми.

«Какие-то они все серые», — подумал Кот и хотел уже было отвернуться, как вдруг на одной из картинок увидел девочку, которая сегодня угощала его бутербродом…

Он почувствовал волнение и уже не мог оторваться от «книги». А Женщина перелистнула ещё несколько страниц, и на картинке показалась девушка. Правда, она была красиво причёсана с венком из белых цветов на голове, и ещё на ней было сказочное платье и туфельки на тонких каблучках… но Кот её сразу узнал! Ну да, это же она, сегодня в ларьке… а рядом держа её за руку стоял, тот самый «пришелец», которому Кот расцарапал сегодня всю лысину. Только он был одет в строгий тёмный костюм, белую рубашку и галстук.

«Ох, как же это они все здесь…» — подумал Кот, и тут же решил непременно выяснит это завтра, потому что такое длинное «сегодня» незаметно быстро закончилось и настала пора отдохнуть.

Николай Лебедев ОХОТНАДЗОР МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ

Голова болела невыносимо. Уйя её ощупал. Шишка. Большая.

«Твою ж мать! Устроил своим сюрприз!»

Он лежал на голых камнях в дальнем углу родной пещеры и пытался восстановить события прошедшей недели.

— Уйя! — над ним склонилась лохматая голова Ы. Голова ему радостно улыбалась.

* * *

Некоторое время назад.

День задался с самого раннего утра. Как только забрезжило солнце, Уйя со своим корешем Ы и ещё с несколькими пацанами завалили мамонта. Нет смысла объяснять, как это им удалось, просто повезло. Хорошая охота, но целиком эту волосатую тушу их племя не съест. В прошлый раз пытались, но ничего не вышло. Мясо жарили и на огне, и коптили в дыму, и тушили в яме, обмазав глиной. Бесполезно, не справились, только желудки растянули и хищников со всей округи привадили. Бродят с тех пор ежедневно вокруг пещеры, зубами клацают.

— Уйя, Ы-ы-ы! — восторженно кричали голодные соплеменники удачливым охотникам, когда они доволокли добычу до дома. Тащить пришлось далеко, а в конце пути так вообще в гору. С некоторых пор мамонты начали уходить в сторону зарождения очередного дня и с каждым разом всё дальше и дальше.

Тот факт, что повторится предыдущее обжорство, после которого они несколько лун страдали животами, никого сейчас не волновал. Мозг выдавал лишь одну команду: жрать! Орехи, да коренья основательно приелись, вяленое мясо закончилось, а рыба не ловилась. Голод! Людям хотелось впиться зубами в горячую плоть ароматной дичи, только что снятой с костра.

Как только общий ажиотаж спал, началась разделка охотничьего трофея. С помощью кремневого инструмента толстенная кожа отделялась от сочного мяса, оно нарезалось на порции, радующие голодные взоры своими размерами, и сразу отправлялись на заранее разведённые костры.

Восторг! Уйя поедал свою порцию вместе со всеми. Тёплый жир стекал по подбородку и капал на новую шкуру саблезуба, самолично добытого им недавно. Он никогда и никому из племени не рассказывал подробности этой охоты, темнил, ведь если они о них узнают, то непременно побьют камнями и лишат всех привилегий, полагающихся ему, как вождю.

Дело в том, что его всенародно избрали новым вождём без традиционного состязания со старым и прочими формальностями именно благодаря этой самой шкуре и блестящему на солнце острому лезвию, разимо отличающемуся от традиционных, обсидиановых, чёрных, как ночь.

Между тем пир закончился, и насытившиеся соплеменники повалились вздремнуть здесь же, на видавшие виды шкуры, носимые ранее оленями, бизонами и медведями. Уйя сделал вид, что тоже заснул, и даже показательно всхрапнул. Тем не менее чувство ответственности за чужую жизнь одержала верх над послеобеденной негой. Незаметно для окружающих он поднялся, взял солидный шмат мяса и тихо выскользнул из дома.

Свежий воздух после задымлённой пещеры слегка опьянил и придал Уйя бодрости. Он огляделся по сторонам. До заката солнца далеко, так что ночных хищников можно не опасаться, их время ещё не пришло. Быстрой походкой и поминутно оглядываясь, Уйя спускался с горы к тому месту, где оставил своего раненого пленника. Ещё немного и он на месте. Не без труда отвалив кусок скалы, загораживающий вход в небольшое углубление в склоне, Уйя осмотрелся, привыкая к полумраку.

Прислонившись к стене пещеры сидел человек. Судя по внешнему виду, страшно недовольный. Увидев Уйя, человек испуганно дёрнулся, но заметив в руке у того кусок мяса, успокоился. Захотел бы с ним расправиться, не стал бы кормить.

— На, ешь, — Уйя бросил на колени пленника еду и немного понаблюдал за стремительным её исчезновением.

* * *

Пленник поглощал мамонтятину, а Уйя захлестнули воспоминания.

Шесть лун назад их племя охватил небывалый голод, и оно из последних сил держалось лишь благодаря женщинам, варившим кашу из собранных ими же семян, и детям, добывающим корни кувшинок и рогоза. Дичь в округе по неизвестной причине пропала или оказалась кем-то обглодана до костей. Избежав бдительно взора старого вождя, подмечающего абсолютно всё, Уйя подхватил своё копьё, спустился с горы и отправился на добычу зайца для своей рыжеволосой подружки. Ну не мог он ежечасно видеть её голодный взгляд!

Зайца он не выследил, но нашёл нечто другое: место битвы человека с саблезубой зверюгой. Мёртвый тигр валялся в лужи крови и внутренностей, вывалившихся из его распоротого брюха. Орудие убийства валялось здесь же, рядом с незнакомцем с распоротой когтём хищника ногой. Почти ничья, но человек оказался жив. С закрытыми глазами он лежал в высокой траве и стонал. Странный человек: тело покрыто пятнистой тонкой шкурой, на ногах чудные кожаные копыта. Ко всему прочему был он без бороды и лыс, как обкатанная рекой галька.

Блестящим трофеем, Уйя шустро снял с тигра шкуру и разделал его. Только после этого он оценил свои возможности. Несколько минут Уйя боролся с собой, прикидывая все за и против. Нелёгкий это оказался выбор: ценный трофей в виде головы хищника, его шкуры и мяса или полуживое существо. Победила человечность. Найдя поблизости небольшую яму, Уйя аккуратно поместил в неё голову тигра и мясо, завёрнутое в большие листья растений, росших здесь повсюду. Мяса оказалось много. Накрыл свой схрон шкурой саблезуба и закидал ветками, чтобы не добрались падальщики. Только затем Уйя взвалил человека на плечо и тяжёлой поступью направился домой. В голове его родился план.

Путь дался нелегко. В соответствии с планом, Уйя направился не домой, а к своей секретной пещере у подножия горы. В раннем детстве он прятался в ней со сверстниками от вечно голодных гиен. Отвалив от входа камень, Уйя положил незнакомца на старую шкуру и приступил к обработке его раны. Занимался он этим не впервые. Бурное детство, ранняя молодость и вступление во взрослую жизнь научили его многому. Уйя быстро сгонял к реке и наполнил свой кожаный бурдюк чистейшей водой. По пути назад он нарвал широкие лечебные листья и пучок высокой травы. Когда он вернулся, незнакомец ещё не пришёл в себя. Уйя промыл ему рану, разжевал один из листьев и замазал её получившийся кашицей. Затем наложил на рану оставшиеся листья и закрепил скрученной в жгут травой. Готово. Подумал немного, положил рядом с раненым бурдюк и ушёл, плотно прикрыв за собой каменную входную дверь.

Согласно своему плану, Уйя вернулся к месту битвы человека со зверем и вынул из ямы припрятанное мясо. На скорую руку сплёл нечто, напоминающее сетку, заполнил её деликатесом, накинул на себя ещё свежую шкуру, с которой капала кровь, взял в свободную руку голову со страшным оскалом, и только потом направился домой. Сделав несколько шагов Уйя остановился и вернулся. Голова подождёт. Он вернул её назад в яму, сплёл ещё одну сетку и наполнил оставшимся мясом. Тяжело, но он не мог поступить иначе!

Дальнейшие события известны: мясо с аппетитом съели, намекнув добытчику на желание повторить банкет, а Уйя стал новым вождём с непререкаемым авторитетом. За головой он всё же вернулся, и она заняла почётное место над входом в пещеру для устрашения непрошенных гостей.

Неделя пролетела в заботах, ведь кроме льгот на нового руководителя навалились должностные обязанности в соответствии с регламентом. В первую очередь — накормить подчинённых, с чем Уйя успешно справился сегодняшним утром. Ещё он имел право не разглашать сведения, ставшими ему известными при исполнении. Короче говоря, не ставя никого в известность, Уйя втайне посещал своего пленника, сытно его кормил и поил. Как ему с ним поступить, Уйя пока не решил. Похоже, рана на ноге спасённого затянулась, так что теперь тот мог уже ходить. Тащить пленника к себе домой не имело смысла. Зачем? Лишний рот, соплеменники могут этого просто не понять и, скорее всего, сразу убьют чужого. Бросить? Так того могут в тот же день сожрать, волки и гиены не упустят лёгкую добычу.

Чувство ответственности за чужую жизнь оказалось сильнее, и Уйя решился.

«А что, нашего языка он не знает, так лишнего не сболтнёт».

Последнее обстоятельство больше всего его беспокоило, ведь саблезуба-то он не убивал.

«Завтра отведу его к своим и совместно с ними решим», — подумал Уйя, снимая с себя личную ответственность и не осознавая того, что делает первый шаг в зарождении демократии.

* * *

Между тем пленник закончил трапезу, удовлетворённо рыгнул и начал что-то быстро тараторить на своём птичьем языке. В его речи изредка проскакивали слова, до предела насыщенные эмоциональным содержанием. Похоже, что негативным.

Внимательно слушавший его Уйя не понял из этой болтовни ни слова. Тогда тот попытался объясниться жестами. Поочерёдно оттягивал кусочки кожи, пришитые к своей шкуре, засовывал в них ладони и разводил после этих действий руками.