Бесплатный фрагмент - Я — такое золотце!

Я — такое золотце!

Забавные истории из жизни

маленькой девочки

для взрослых

Предисловие

Что на самом деле происходит в сердце ребёнка, когда он впервые сталкивается с завистью, разочарованием или обидой? Как рождается чувство справедливости, сострадания, любви? Простые, на первый взгляд, истории в этой книге открывают перед нами целый мир — мир маленького человека, где каждая эмоция острая и настоящая, где радость сияет ярче солнца, а обида способна перевернуть целый день.

Взрослым иногда кажется, что дети быстро забывают, не делают выводов, живут только моментом. Но на самом деле именно в детстве формируются основы характера, привычек, отношения к себе и к окружающим. Каждая мелочь оставляет след, каждая ситуация — это урок жизни.

Эта книга приглашает взрослых заглянуть в свой собственный опыт, вспомнить себя маленькими. Вспомнить восторг от первой игрушки, горечь от неудачи, смущение перед чужим вниманием. И, главное, почувствовать: рядом с нами дети — такие же настоящие личности, пусть ещё маленькие, но уже умеющие думать, чувствовать и любить.

Пусть эти истории помогут родителям и всем взрослым стать ближе к своим детям, услышать их и понять. Ведь, чтобы лучше понимать ребёнка, нужно самому хотя бы на мгновение снова стать ребёнком.

Коляска

Я уверена, что вы знаете, как пахнут новые вещи. Это особый запах, его ни с чем не спутать! Именно этот запах я ощутила, когда соседская девочка Ася гордо прошла мимо меня с игрушечной коляской. Пластмассовые колёсики весело стучали по асфальту. В такт им застучало моё сердечко. Как мне захотелось такую же коляску: ярко-розовую, с жёлтыми колёсиками и откидным верхом! Коляска выглядела совсем как настоящая, как у взрослых.

— Яночка, малышка моя! — сказала мама, утирая мне горькие слёзы. — Как только я получу зарплату, сразу куплю тебе такую же.

Я продолжала хлюпать носом.

­– Золотце моё ненаглядное, — успокаивала меня бабушка. — Ну подожди немножко.

Легко бабушке говорить — подожди. Когда ждёшь, то время ползёт словно улитка. Так и хочется дать ему пинка. Вот мама говорит, что у неё дни пролетают незаметно. Когда я стану взрослой, тогда время будет не ползти, а бежать. Или даже лететь… наверное. И ждать будет не трудно, оп — и всё!

Сейчас я ждать не могла. Катить коляску хотелось прямо сию минуту! У меня созрел коварный план. Я вытерла слёзы, и решительным шагом вышла во двор.

Кроме меня и Аси во дворе никого не было. Мальчишки не в счёт. Ася прошлась мимо меня, напевая колыбельную песенку и укачивая в коляске куклу. Я сделала вид, что мне совсем не интересна ни сама Ася, ни кукла, ни, тем более, коляска. Я присела в песочницу и сделала вид, что очень занята стряпанием песочных куличиков. На самом деле я исподтишка следила за Асей. Хозяйка вожделенной коляски важно вышагивала по двору, задрав нос. Она ходила мимо меня, намеренно пытаясь вызвать мою зависть. И у неё это получилось. «Ничего, — думала я, — рано или поздно Ася отвлечётся. Надо же ей хоть иногда гольфы подтянуть, банты поправить или в носу поковырять».

И Ася отвлеклась: она достала из коляски нарядную куклу и принялась её качать на руках, расхаживая взад-вперёд, то поворачиваясь спиной к коляске, то возвращаясь. Наверное, кукла сильно расплакалась, и Ася, достав из коляски носовой платок, взялась утирать кукле слёзы. Ася увлеклась заботой о кукле. Я выскочила из песочницы, мёртвой хваткой вцепилась в свою розовую мечту и побежала. Так быстро я бегала первый раз в жизни. Ветер свистел у меня в ушах, хвостики с огромными бантами еле поспевали за мной. Я ощутила восторг.

Но чем дальше я удалялась от места преступления, тем хуже мне становилось. И вдруг я разрыдалась. Из-за слез я почти не видела коляску. Она превратилась в противную розовую кляксу, а тротуар, по которому я мчалась, казался бесконечным.

Мои ноги отяжелели и перестали меня слушаться. Мир замедлился, и я, словно муха, попавшая в вязкий вишнёвый кисель, не могла и шагу ступить. «Надо бежать, надо прятаться!» — думала я, но сдвинуться с места не могла. Тут всё происходящее мне увиделось со стороны: растрёпанное зареванное золотце с коляской, Ася, орущая не своим голосом и прижимающая к груди куклу. Летнее утро превратилось в кошмар.

И вдруг я поняла, что украденная вещь не приносит счастья. Вот же она! Прямо у меня в руках. Но она всё равно не моя. Вместо радости –страдание.

«Я так не хочу! Я не хочу убегать и прятаться. Я не хочу жить в ожидании наказания. Пусть лучше у меня не будет ни одной игрушки, чем такая, ворованная!»

Мне стало легко и свободно!

Я развернулась и пошла к Асе. Докатив до девочки коляску, я расцепила побелевшие от напряжения пальцы и отдала игрушку законной владелице…

Меня не ругали, я же золотце! На следующий день в нашей прихожей красовалась коляска. Но кроме неё я получила в подарок нечто большее — урок.

Приговор отменяется

В нежном возрасте (без трёх месяцев четыре года) меня повели на запись в балетную студию. Да, в нашем крохотном городке на севере Молдавии при Доме пионеров была балетная студия!

Меня завели в зал. Огромным вокруг было всё: и сам зал, вдоль стен которого располагались деревянные хореографические станки, и окна, и входные двери. Даже люди в зале мне казались великанами.

Меня долго осматривали какие-то строгие тёти, крутили и так, и эдак. Просили хлопать, топать, наклоняться и еще что-то делать — всего я уже и не упомню. Зато помню фразу: «Ваша девочка никогда не сможет танцевать. После второго поворота её начинает тошнить». Ещё говорили про «булярный аппарат», и что он у меня слабый.

Так сказал хореограф моей маме. При мне! Почему-то взрослые уверены, что маленькие дети ничего не поймут. А если вдруг поймут, то скоро всё забудут.

Я всё поняла и всё запомнила. Только «булярный аппарат» для меня ещё долго оставался загадкой: где-то он во мне есть, но, наверное, сломан.

На самом деле вестибулярный аппарат у меня действительно был так себе. Меня укачивало от одного вида автобуса. Но вот про повороты я очень хорошо всё поняла. «Я не могу кружиться. Из-за этого тёти не взяли меня танцевать», — подумала я.

Как только мы вернулись домой, я прошмыгнула в комнату и…

После четвёртого или пятого поворота на мой рёв прибежала мама. Меня вырвало. Я стояла в луже непонятно чего и ревела белугой.

Отмыв меня и комнату, мама спросила:

— Золотце, что случилось?

— Я танцуваля.

— Покажи, как ты танцевала.

Я сделала поворот, качнулась и чуть не упала.

— Тебе нельзя кружиться! — ласково сказала мама. — Подрастёшь немного, и всё получится.

Эх, никто даже представить не мог, каким упёртым созданием было золотце. Всех сбивала с толку моя ангельская внешность, покладистость и слишком хрупкое телосложение.

А я выходила во двор и пряталась от мамы с бабушкой за стволом огромной дикой черешни. По стволу слезами стекали янтарные капли камеди. Они были тягучими и вкусными. Но мне было не до них. Я начинала кружиться. Под ногами шуршали осенние листья, словно еле слышная музыка. Два поворота — отдых. Два поворота — отдых. Отдыхала я, обняв шершавый ствол дерева. Спустя время я спокойно делала три поворота подряд, потом четыре…

Чем закончилась эта история? Только став взрослой, я поведала маме о своих танцах под черешней. Она поверила не сразу.

Вопреки приговору умной тётеньки из балетной студии я стала танцовщицей и хореографом.