Бесплатный фрагмент - Ярость пламени. Клятва четырех

---

Посвящается тем, кто остался, когда стало трудно. Тем, кто увидел цену и всё равно не отвернулся. Кто понял, что верность — это не свет, а решение.

Эта история — о выборе и о тех, кто выдержал его до конца.

---

Пролог

— Совсем скоро вы увидите меня.

Чёрное зеркало стояло в самом центре мёртвого зала. Его поверхность не отражала ничего: ни света, ни теней, только вязкую глубину, похожую на застывшую нефть. Женщина склонилась ближе, её коготь лениво прочертил по стеклу. По тьме поверхности разошлись волны, будто вода от брошенного камня.

— Вы думаете, дорога принадлежит вам? — произнесла она, её голос стал мягким, почти обволакивающим, но каждое слово отзывалось эхом во мраке. — Но каждый шаг уже давно ведёт ко мне.

За её спиной раздались шаги. Генерал возник из тени, высокий и мрачный, его глаза горели зелёным пламенем. Он склонил голову, держа спину прямо, как клинок:

— Моя госпожа. Двери скоро откроются.

Она не обернулась, только улыбнулась уголками губ. Глядя в чёрную гладь, она говорила не столько с ним, сколько с теми, кто стоял по ту сторону. Словно слова её рождались для чужого мира.

— Я знаю. В каждой судьбе есть излом. Достаточно дотронуться, и тогда их звёзды угаснут, чтобы стать моими.

В её ладони появилась матовая, чёрная монета, будто вырезанная из тени. На её поверхности холодным светом вспыхнули пять огней. Она подбросила её, и звон разнёсся эхом в пустом пространстве. Генерал ловко поймал монету и прижал к сердцу. Его глаза вспыхнули ярче, а на зеркале остался только светящийся след, медленно затягивающийся тьмой. Она тихо рассмеялась и почти пропела слова, как колыбельную:

— Пять звёзд вспыхнут во тьме. Четыре падут. Лишь одна укажет путь…

Волны снова дрогнули на чёрном зеркале, на миг открывая белоснежные вершины гор, и всё стихло так же стремительно, как и появилось.

Глава 1

Орёл летел с севера, где воздух резал лёгкие осколками льда. Небо было бледным, вымытым до прозрачности, по нему скользили тонкие облака. Птица держалась высоко, а ветер вытягивался по крыльям в острую стрелу. Снизу сменялись картины: суровые равнины, еловые чащи, тёмные пятна скал. Здесь пахло снегом и влажной корой. Орёл сделал крутой разворот, и под ним зашевелилась хвоя. Кролик, испуганный тяжёлым взмахом крыльев, заторопился вглубь своей норы. Но птица не снизилась, мелкая добыча её не занимала. Река синей лентой изгибалась между холмами, прокладывала для птицы дорогу дальше на юг.

Он снизился к верхушкам, едва касаясь крыльями мягких игл елей. Хвойные великаны вздымались к небу. Под напором воздуха ветви гнулись и шептали, но орёл прорвал последний зелёный заслон, и лес расступился. Навстречу ударил иной порыв воздуха: тёплый, пахнущий солнцем и пыльцой, замедливший его стремительный полёт. Перед ним развернулась южная равнина, вся залитая огнём рассвета. Земля, тянущаяся к горизонту, дышала в такт, раскрываясь под крыльями. Ветер принёс с собой не только тепло, но и солёный привкус моря.

Под ним оживала Вестра — небольшая империя на континенте Этир, гордая и упрямая, как выстоявший после бури дуб. На полях уже сгибались первые фигуры, поднимая мотыги. В деревне на верёвке сушилось бельё. По двору мальчишка с визгом гонял упрямого петуха. А женщина поднимала ведро из колодца. Старик, привалившись к воротам, махал проходившему стражнику, и тот отвечал коротким кивком. Утро было простое, как хлеб на столе, но не менее ценное — как обыденное спокойствие.

Где-то внизу по восточным землям шёл караван, тянущийся по тракту нитью. Повозки поскрипывали, лошади медленно шагали, люди переговаривались. Кто-то смеялся, кто-то зевал. По бокам шли неторопливо патрульные стражи, внимательно осматривая доверенные им маршруты. Орёл пролетел над ними, не замеченный. И через пару взмахов открылись столичные шпили башен, серые каменные стены, выросшие из земли. Они были ещё в полутени, но верхушки уже поймали первый золотой свет солнца. Он скользил по черепице крыш, медленно пробираясь по каждой плитке. Усиливался в разноцветных стеклах витражей, попадая внутрь, отражаясь причудливым и ярким узором. И, наконец, добрался до ярко-алого императорского герба на флагах: пламя с пересечённым крылом. Новый символ свободы, воли и решимости, что горит в самом сердце Вестры. Орёл описал круг и исчез за облаками, оставив под собой мир, где ненадолго воцарилась тишина.

За этот год дворец привык к миру, и утро во дворце утро начиналось со звоном металла и шороха шагов: стражники менялись у постов, копья постукивали о камень. Внутренний двор оживал. Мальчишки-оруженосцы бегали с вёдрами, конюхи выводили коней к плацу. Из окон кухни тянуло свежим хлебом и жареным мясом, по галереям сновали служанки, переговариваясь шёпотом. Солнце ложилось на мраморные колонны и витражи, и весь дворец будто открывал глаза вместе с этим светом. В императорской спальне мир словно замер. Вирена лежала, не двигаясь, чувствуя, как тонкое одеяло едва касалось её обнажённых плеч, а подушка хранила тепло сна. Рядом мирно спал Сарем. Его грудь размеренно вздымалась, лицо было необычно спокойно, лишь во сне он отпускал тревоги. Тёмные его волосы были чуть растрепаны, а ладонь покоилась на её талии.

Вирена повернула голову, глядя на спящего Сарема. За прошедший год их чувства не угасли. Они стали глубже и тише, как огонь в камине, согревая теплом всё вокруг. В такие моменты она вспоминала тщетные попытки Совета уговорить их не афишировать отношения, боясь разногласий с соседями. Будто кто-то мог заставить их отказаться друг от друга?! Но стоило простым гражданам узнать, кто именно спас их императрицу от наёмников, они приняли этот союз как символ стабильности.

Вирена улыбнулась своим мыслям, перевела взгляд на прикроватную тумбу, где лежали свитки: отчёты, доклады, жалобы. Лазурная печать Малессы ярким пятном выделялась среди них. Каждый день новое руководство страны прилагало множество усилий, чтобы Вестра поднималась и крепла. Совместно с Викторией и орденом Пламенников открывались школы, при храмах строились детские дома. А после слухов о том, что императрица поощряет новаторские идеи, молодые аристократы наперебой просились к ней на приём.

И всё же оставались неразрешённые вопросы разделения земель. Старый Совет утопал в коррупции: те, кто стоял выше и имел больше состояния, всеми путями отнимали земли у младших лордов. Некоторые регионы на окраинах страны совсем пришли в упадок, погрузившись в воровство, нищету и мятежи.

Рука Вирены потянулась к одному из свитков, но остановилась на полпути. Она взглянула на Сарема. Его ресницы дрогнули, и мир словно качнулся, подхватив её желание удержать этот миг. Хотелось остаться под одеялом, дышать только им, будто всё остальное было лишь тенью.

— Ты не спишь. — Его голос был глухим, ещё сонным, но уверенным.

— У тебя дар? — Вирена усмехнулась, запуская пальцы в его волосы.

— Нет. Просто ты думаешь слишком громко.

Он приоткрыл глаза и посмотрел на неё так, что у Вирены сбилось дыхание.

— Нам пора вставать, — прошептала она, но не двинулась.

— Нет. Ещё не время. На чём мы остановились ночью?

Он притянул её ближе, и одеяло соскользнуло на пол, оставив их в золотом свете. Смех перетекал в поцелуи, и утро растворилось в их дыхании.

В длинном коридоре Элва резко остановилась и вытянулась, будто кошка, улавливая звук. Чёрные волосы спадали на плечи, а чёлка упрямо торчала. Из императорских покоев донёсся приглушённый, тягучий стон, наполненный жаром. На её лице появилась улыбка, она обернулась к Карвену, который сонно шёл следом:

— Утро у кого-то началось явно лучше, чем у нас.

Карвен приподнял бровь, откусил яблоко и едва заметно усмехнулся:

— Лучше, чем у всех в этом дворце.

Элва скрестила руки на груди, сдерживая смешок.

— Интересно, кто там сегодня победил?

— Победа у них всегда общая, — лениво протянул он, потянувшись. — Просто иногда звучит, как капитуляция.

Элва рассмеялась, не пытаясь сдержаться, и взяла Карвена под руку:

— Пошли за завтраком, пока мы не узнали подробностей, которые потом не вытравить из памяти.

Карвен шагнул рядом, склонил голову чуть ближе, и в его голубых глазах мелькнул огонёк:

— А вдруг это и есть та самая государственная тайна, которую нам знать необходимо?

Она фыркнула, но улыбка всё выдала. Элва демонстративно откинула рукой волосы и показательно закатила глаза:

— Если так, то я предпочитаю оставаться в счастливом неведении. Идём скорее, не хочу есть холодные лепёшки.

Они поторопились на кухню, где их уже ждал запах свежеиспечённого хлеба и корицы, мягко стелившийся по коридору. Кухня давно стала для них особым местом. Каменные стены хранили следы сотен закатов, низкий потолок с тёмными балками создавал ощущение тепла. Узкие окна впускали утренний свет, который ложился золотыми лентами на утварь. У очага всегда потрескивали поленья, отбрасывая рыжие отблески огня на начищенные котлы, а деревянный стол посередине служил не только для еды: он был их оплотом, где решались споры, строились планы и звучал смех.

Вирена вошла в тот момент, когда Элва и Карвен о чём-то спорили. Её длинные чёрные волосы, ещё влажные от воды, были собраны в изящную причёску и украшены золотыми заколками. Сегодня она выбрала простую одежду: лёгкую тунику цвета угля и мягкие кожаные сапоги с застёжкой на голенище. За ней тянулся лёгкий шлейф лаванды и сухих трав. Она так и не привыкла к тяжёлым благовониям, которые обожали придворные дамы.

— Доброе утро, Ваше… — Карвен вскочил из-за стола с преувеличенной галантностью, но, заметив её взгляд, сел обратно. — Вирена.

Она лишь улыбнулась, скидывая плащ на вешалку у входа. Элва уже тянулась за второй лепёшкой с мёдом, ловко пододвигая к себе тарелку Карвена, чтобы стащить его ложку. Попытка быстро была раскрыта: Карвен щёлкнул её по запястью.

— Эй, ты, кажется, перепутала. Элва, ты снова за своё?

— У моей ложки нет твоего вкуса, — отозвалась она с полным ртом. — А ещё твой чай вкуснее. Почему у тебя так получается?

— Скучал по тебе, пока заваривал, — бросил он, не глядя, и вдруг замер, сам удивившись сказанному.

Элва по-кошачьи довольно сузила глаза, в её взгляде промелькнула игривость. Она не ответила, но спорить дальше не стала. Вирена тихо улыбнулась, садясь на своё место.

Возле очага заторопилась кухарка Мари. Невысокая, крепкая, с тёплыми глазами, она шагнула вперёд, вытирая руки о фартук.

— Ваше Величество, — обратилась она с уважительным поклоном, и в голосе прозвучала забота. — Поешьте больше. Государственные дела берут своё, а вы и так исхудали. Нельзя держать огонь без топлива.

Она пододвинула к ней тарелку с румяным хлебом и кусочком сыра. Вирена улыбнулась в ответ:

— Ты говоришь, как всегда, прямо в сердце.

Мари поклонилась снова, в глазах промелькнуло удовлетворение, и она вернулась к своим кастрюлям, продолжая ворчать что-то про то, что даже императрица должна иногда быть просто человеком. Дверь открылась почти неслышно, и в кухню, как солнечный луч, ворвался лорд Либен. Он едва не зацепил рукавом дверную ручку, но и это выглядело так легко, будто так и задумывалось. Жизнерадостная беззаботная улыбка словно сама несла свет в комнату.

— Доброе утро! — бросил он весело, но, заметив Элву с полным ртом оладий, остановился на полуслове.

— Садись, — мягко произнесла Вирена. — Лорд Столен снова нагрузил тебя поручениями?

Либен смущённо кивнул, пряча за спину свёрток бумаг, будто это была не миссия, а украденная игрушка.

— Я… только хотел свериться с утра.

— Только если свериться с хлебом и мёдом, — прозвучал хрипловатый голос Сарема. Он вошёл следом, в идеально белоснежном костюме с высоким воротом. Окинув всех медленным взглядом, сел рядом с Виреной.

— Завтрак — это пища и для души, и для тела, — по-отечески продолжил он. — Если кто-то решил прервать его делами, значит, мечтает умереть пораньше.

Либен смутился ещё сильнее, румянец вспыхнул на щеках.

— Мы уже говорили об этом, — лениво протянул Сарем, подтягиваясь. — Много раз. Утро начинаем без политики. Иначе завтраки будут проходить в императорской столовой — с протоколами и глашатаями.

По кухне прокатился дружный гул возмущения. Сарем, не меняя выражения лица, сложил руки на груди.

— Всё, приступайте, — буркнул он, делая глоток чая. — Пока эти двое не успели всё съесть.

Он кивнул на Элву и Карвена. Смех разлился по столу, лёгкий, как утренний ветер. Элва незаметно ткнула Карвена ногой под столом, и тот ответил тёплым взглядом.

Вскоре разговоры стали стихать, еда остывать, и было ясно: утро звало их дальше. Слуги молча заменяли тарелки и кувшины. Элва дремала, откинувшись на спинку стула с довольной улыбкой. Карвен неторопливо пил, считая последние минуты покоя. Либен, опустив глаза, водил пальцем по столешнице, чертя узоры, стараясь не смотреть на свёрнутый свиток рядом.

Вирена подливала себе ещё чаю, когда почувствовала взгляд Сарема. Он сидел вполоборота, облокотившись на спинку её стула. Голос его прозвучал негромко, но достаточно ясно, чтобы услышала не только она:

— Не передумала насчёт Малессы?

Она замерла, не сразу отвечая. Из кружки поднимался тонкий пар, и казалось, сама комната затаила дыхание вместе с ней.

— Нет, — сказала наконец. — Слишком много нитей ведут туда. Мы должны разобраться с ними сами.

Сарем едва заметно кивнул, будто предугадывал её ответ. Но в голосе его теперь звучала лёгкая тревога:

— Я верю Лорану и Мейриссе. Но их окружению — нет. Достаточно одного неверного шага, и нас утащит в бездну.

— Мы умеем идти по тонкому льду, — мягко возразила Вирена, коснувшись его плеча. — Главное — не останавливаться.

Они встретились взглядом. Сарем продолжил рассуждения:

— Тогда остаётся решить, каким путём отправимся.

А потом уже громче:

— Элва. — Девушка дёрнулась и выпрямилась, смахнув остатки дремоты. — Турнир не щадит слабых. Ты сильный претендент, но этого мало. Я не хочу, чтобы ты погибла в первом бою.

gpВ этот момент в дверях возник слуга. Он переминался с ноги на ногу и, наконец, опустил голову в почтительном поклоне:

— Ваше Величество, совет собран. Все ждут вас.

Он не задержался и сразу ушёл. Кухня ещё хранила остатки тепла. Из полузакрытых шторами окон солнечные лучи резали комнату на тонкие полосы. Пар от чая вился над чашками, пахло мёдом и поджаренным хлебом. Но шаги уже звенели иначе. Слуга унёс последнюю пустую тарелку, и в воздухе растворилась лёгкость утреннего часа.

Вирена задержала взгляд на столе, где смех и тишина жили рядом всего несколько мгновений назад. Теперь всё выглядело как сцена после спектакля: актёры разошлись, остались только предметы — стулья, недопитые чашки, крошки на скатерти.

Она выпрямилась, рассправив плечи. Сарем встал следом, его шаги зазвучали рядом, как тень. Элва легко последовала за ними, Карвен молча отодвинул стул, а Либен прижал к груди бумаги, будто они были щитом. Дверь за ними закрылась почти неслышно. Всё, что недавно казалось домом, теперь было только воспоминанием. А дальше их ждал Совет, где уют больше не имел власти.

Глава 2

Коридор тянулся артерией, уходя во тьму. Высокие стены из светлого камня казались ещё выше в полумраке. Камень хранил прохладу, и воздух был сухим, с лёгким привкусом железа и воска. Пол устилала тёмно-бордовая ковровая дорожка с золотой вышивкой по краям — узоры напоминали языки пламени, переплетённые с крыльями. Гобелены рассказывали свою историю: древние битвы, клятвы предков, огонь, который никогда не угасал. Иногда попадались ниши со статуями: воины в старых доспехах, женщины с факелами, юные герои с мечами. Казалось, их каменные глаза следили за каждым проходящим.

Вирена шла первой. Она держала голову прямо, её чёрный наряд подчёркивал осанку. Каждое движение было выверено, словно она уже засидала на Совете и давала указания. Сарем шагал чуть позади. Над их головами тянулись своды, расписанные потускневшими фресками. В них угадывались сцены побед и падений, и в полутьме казалось, что фигуры двигались.

Карвен шёл расслабленно, насвистывая, но его острый взгляд замечал каждую мелочь: жесты стражников у дверей, тихий скрип пола под ногами, мимолётные взгляды. Слуги спешили мимо, низко склоняя головы и прижимая к груди свитки или кувшины.

Две молодые служанки выглянули из-за колонны. Завидев Вирену, они засияли от восторга. Они шептались с почтением и с юным восхищением, не смея подойти ближе. Вирена слегка улыбнулась уголками губ, оставаясь под маской жесткой и опасной императрицы.

У развилки Элва остановилась, обернувшись, она помахала остальным:

— Я на тренировку, — сказала она и сощурила глаза, обращаясь к Карвену. — А ты постарайся на Совете новую войну не развязать своей улыбкой.

Карвен усмехнулся шире.

— Если начнётся война, значит, я улыбнулся вовремя.

— Значит, — парировала Элва, уже отходя, — я буду первой, кто ударит тебя деревянным мечом по голове.

Она ещё раз махнула рукой и скрылась за поворотом, оставив в воздухе свой смех, растворившийся в холоде каменных стен. С другой стороны показался младший писарь — совсем юный, сутулый, прижимавший свитки крепко к груди, словно боялся их уронить. Он низко поклонился и протянул бумаги Карвену. Он принял их с лёгкой ухмылкой, быстро пробежался по печатям и со свойственной ему ленивой небрежностью предложил их Сарему. Тот взял крепко, серьёзно, и только после беглого взгляда оставил у себя. Через несколько пролётов они вышли к высоким створкам. Две двери из тёмного дерева, обитые железом, возвышались, как вход в крепость. По обе стороны стояла стояли стражники, склонив головы.

— Совет ждёт вас, Ваше Величество.

В зале Совета не первый час шло горячее обсуждение маршрута императорской делегации на турнир в Малессу.

— Перевал Сальхор, — сказал один из советников, высокий, в воинской одежде. Его палец ткнул в линию у восточной границы. — Там путь короче. Но район нестабилен. Варвары всё ещё беспокойны. Одно нападение — и мы теряем неделю.

Карта раскинулась по длинному столу, словно сама земля расстилалась перед их глазами. На неё ложились тени рук, скользили указки, падали тяжёлые взгляды. Красные и синие метки оживали в свете факелов: тракты, перевалы, заставы. Каждый цвет был вариантом, но ни один не выглядел правильным.

— Севернее, через равнину Кенмар, — вмешался другой, перебиравший бумаги с заметками. — Дольше, зато минуем засады в горах.

Сарем, сидевший ближе к центру, в размышлениях поглаживал чёрную бороду.

— Там дожди, — сказал он. — Лошади увязнут, обозы будут тормозить. А дороги после весеннего разлива? Кто из вас видел их своими глазами? Мне нужны не догадки, а гарантии.

Тишина на миг повисла в воздухе.

— Их нет, — негромко заметила Виктория. Она стояла у окна, прислонившись плечом к каменной раме. Свет из проёма скользил по её лицу, обрамляя силуэт золотой линией. — Любой путь по земле — сеть ловушек. Чем дальше от столицы, тем гуще слухи о тенях. И ни один из них не звучит безопасно.

Разговор зашёл в тупик. Все говорили, спорили, жестикулировали. Только Вирена молчала. Она стояла в другом конце стола, не прикасаясь к карте, но внимательно следя за каждым, кто выступал. Её глаза скользили по линиям маршрутов, по знакам опасности, по стрелкам, что вели к Малессе, будто по шнуру висельника. Вирена выпрямилась, и её голос прозвучал негромко, но так, что в зале стих даже шорох бумаги:

— Мы пойдём морем.

Совет замер. Взгляды метнулись друг к другу: кто-то прошептал о безумии, кто-то нахмурился, вспоминая прошлое. Карвен наклонился вперёд:

— Морем? Простите, но… у Вестры нет флота.

Вирена подошла к столу и пальцем очертила линию вдоль побережья.

— Да, я в курсе, — сказала она спокойно. — Можно продолжить курс от нашего порта до Варденa, а дальше — до столицы Малессы, Серебряной Гавани. У них есть флот, и они встретят нас. Мы прибудем не как делегация, а как союзники — те, кто не побоялся выйти за пределы привычного.

Советники загудели. В их голосах звучала тревога: зависимость от чужих кораблей, риск предательства в открытом море, опасность штормов. Несколько человек говорили одновременно, напоминая, что у Вестры нет даже десятка судов, чтобы сопровождать делегацию.

Вирена позволила шуму нарастать, а потом подняла ладонь.

— Да, наш флот был уничтожен в войне с варварами и долго не восстанавливался. Мы не нуждались в нём: все пути шли по земле. Но старая верфь ещё работает. Если будет приказ, через месяц у нас будут первые новые суда. А пока — мы идём с теми, кто готов открыть нам море.

В зале повисла тишина. Несколько человек переглянулись: её слова звучали не как надежда, а как решение.

Сарем сцепил пальцы на столе, его голос прозвучал глухо, но без возражений:

— Ты предлагаешь доверить дорогу Малессе и одновременно возродить собственный флот.

— Да, и предлагаю дать Вестре то, что ей давно нужно, — ответила Вирена. — Свободу выбора.

Снова поднялся ропот, но теперь в нём звучало недовольство, смешанное с сомнением, но и надежда. Сарем молча свернул несколько свитков.

— На сегодня достаточно. Проработаем вариант с морем.

Зал зашумел: кто-то вышел с раздражением, кто-то переговаривался вполголоса. Но никто не решился возразить открыто. Императрица сделала шаг, и остальным оставалось только решать, смогут ли они идти за ней. Когда за последним советником закрылась дверь, Вирена и Сарем остались вдвоём.

— Ты правда считаешь, что это единственный путь? — спросил Сарем, не поднимая головы.

Она подошла ближе, опёрлась ладонью о край стола.

— Не единственный. Но этот даёт инициативу. На суше слишком много мест для засады. На море враг у нас один — сама стихия. Остальное, для нашей команды не страшно.

Сарем откинулся в кресле, на мгновение задумался и кивнул, принимая её слова.

— Через Варден? — он нахмурился. — Это пограничный порт под контролем наёмников. Старые склады, мало охраны…

— Именно так, — ответила она. Её палец коснулся метки на карте. — Там никто не ждёт посольских знамен. А мы едем не только на турнир. Это возможность войти, пока все смотрят в другую сторону.

Сарем поднял глаза. В них было беспокойство не только за империю, но за нее.

— А люди, что поведут корабль? Ты им доверяешь?

— Я доверяю тебе, — мягко сказала Вирена. — И знаю, что ты найдёшь тех, кто не подведёт.

Сарем задержал её взгляд и впервые позволил себе усмешку.

— У меня есть друг. Отличный капитан. Мы вместе ходили с ним под парусом. Он вытащил меня из самого ада во время войны, когда наш лагерь был в осаде. Если кто и способен провести нас по морю, то только он.

— Ты умеешь управлять кораблем? Сколького я ещё о тебе не знаю?

— Когда жизнь висит на волоске, быстро начинаешь учиться. Скажи честно, — Сарем прошёлся вдоль стола, — ты выбрала этот путь не потому, что он безопаснее. Ты хочешь добраться быстрее. Ты чувствуешь: в Малессе что-то есть?

Вирена остановилась. Брови чуть сдвинулись к переносице. Доли секунды она спорила сама с собой: сказать или скрыть. От этой мысли резкий, пронзающий холод охватил её, и она невольно шагнула ближе к огню.

— После нападения мы больше не поднимали эту тему, — заговорила она тихо. — Но тогда… в тот миг, когда я падала, я услышала не только твой голос. Было нечто иное. Чужой зов, тянущий в сторону Малессы. Я не знаю, что это.

Тишина ненадолго повисла в комнате.

— Я понял, — Сарем не стал расспрашивать дальше. Он подошёл ближе, положил руки ей на плечи. — Тогда готовиться нужно быстрее. Команду я соберу. На верфь поедем вместе.

Он прижал её к себе, вдохнул запах её волос, поцеловав в макушку. Как она и ожидала, Сарем примет любой её выбор. Вирена проводила его взглядом, когда за ним закрылась дверь, она вышла на балкон. Ей нужен был глоток воздуха, чтобы избавиться от неприятных воспоминаний о падении. Она осторожно облокотилась о тёмный камень перил. Перед ней открылась вся столица, залитая дневным светом.

Узкие улицы тянулись каналами, по которым текла сама жизнь города. Рыночная площадь наполнилась движением и звуками: у фонтана звенел смех детей, рядом гулко стучал молот кузнеца, а торговцы перекрикивали друг друга, предлагая различные товары. Запах свежей выпечки смешивался с остротой пряностей, делая воздух насыщенным и тёплым. Дальше по брусчатке разносился отчётливый низкий звон колоколов. Над крышами поднимался собор Ордена Пламенников. Его белое строгое здание с арками и башнями уходило в небо. Именно сюда недавно переехала Виктория, забрав весь архив из Орлена. Вирена была только рада этим изменениям. Она любила её общество: после обеда они часто встречались в тени собора за чашкой чая, и тогда разговоры текли свободно, без протоколов и масок.

Сам же дворец всё ещё строился: одна башня стояла в лесах, стены белела свежим камнем, а бойницы смотрели тёмными глазами. В саду, где демон спас её от наёмников, садовники постарались скрыть следы, но она знала: в корнях этих деревьев спит магия боли. Земля всё помнит. Снизу гулко донёсся голос лорда Столена, тренирующего новобранцев. Кто-то уронил меч — звон прошёл по камню и отозвался в её груди. Вирена закрыла глаза, вдохнула глубже. Это был её балкон. Её замок. Её империя. Пока она здесь — огонь жив. Она не заметила, сколько простояла, когда в тишине отозвался голос внутри.

— Ну здравствуй, Пепелка, — он прозвучал лениво, почти с усмешкой. — Стоишь на своём балконе, словно статуя трагедии. Осталось только плащ накинуть и произнести высокие слова о судьбе.

Вирена приподняла бровь.

— Пепелка? С каких это пор я для тебя Пепелка?

— С той ночи, когда я обратил сад в пепел, чтобы сохранить тебе жизнь. Маленькое пламя, слишком упрямое, чтобы исчезнуть.

— Не звучит, как похвала.

— Я и не собирался хвалить, — ответил он с насмешкой. — Это имя тебе подходит. Искра, что держит целый мир.

Она вздохнула и развернулась к стеклянным дверям. В отражении будто появилось очертание её демона.

— За словами ты точно не собираешься следить. Назвал бы хотя бы Императрицей Огня.

— Слишком длинно, — отозвался он. — А Пепелка — просто и верно. Моя Пепелка.

— Я не твоя, — медленно сказала Вирена.

Внутри разлилась тишина, тянущаяся, как натянутая струна. Потом он заговорил низко и серьёзно:

— Я в твоей крови, в каждом вдохе, в каждом ударе сердца. Отними меня — и останется лишь тень. Ты можешь отрицать меня, Пепелка. Но я не откажусь от тебя. Никогда.

Её губы дрогнули в некоем подобии улыбки. Она знала: спорить с ним бесполезно. Он всегда будет рядом. Но гнев за его слова растекался у неё в душе. Вирена оттолкнулась от перил, расправив плечи, и двинулась в глубь комнаты.

А её демон продолжал — по голосу стало понятно, он не собирался отпускать:

— Всё равно моя, Пепелка. Ты можешь толкать двери, рушить стены, носить любые титулы, но внутри ты горишь моим огнём. Ты дышишь им. Ты воюешь им. Даже твоя ненависть ко мне — тоже моя.

Она остановилась на пороге. Внутри всё сжалось, словно от хватки когтей, но лицо осталось неподвижным. Только пальцы сильнее сжали ручку двери.

— Я не твоя, — повторила она твёрдо.

Он усмехнулся в её мыслях, тяжело, как скрежет металла:

— Ты можешь отрицать меня перед миром. Но когда придёт миг, я встану рядом — не друг, не враг. Я — твоя тень. И если ты падёшь, паду вместе с тобой, выжигая всё вокруг.

Вирена захлопнула дверь так, что стража по бокам вздрогнула. Гул прошёлся по тихому коридору эхом и встретился с далёким шумом тренировочного поля. Там звенела сталь. Там ждала Элва. А позади остался балкон, пропитанный ветром и огнём, где эхо его голоса всё ещё горело в глубине:

— Ты можешь быть императрицей для них. Но для меня ты навсегда останешься моей Пепелкой.

***

За белой аркой, что вела в казармы Ткачей, кипела своя жизнь — далёкая от дворцовых интриг и политических споров. Вирена любила возвращаться сюда. Для неё это было не просто место службы, а настоящий дом. Она помнила, как впервые переступила этот порог в двадцать лет: тогда стены казались чужими и глухими, ночи — пустыми и слишком длинными. Но именно в этих стенах старшие братья-Ткачи стали её опорой. По пути ей встретились младшие — совсем юные, едва вступившие в Орден. Они вытянулись в приветствии, прижимая ладонь к сердцу. Вирена на миг увидела себя в их лицах: ту, что дрожала от усталости после первых тренировок, ту, что не знала, выдержит ли вообще.

У входа в сводчатый зал её встретил жрец призыва. Высокий, худой, с лицом, словно выточенным из камня, и глазами, что смотрели куда-то в глубину. Длинное бесформенное одеяние скрывало фигуру. Только тонкие кисти рук, обвитые браслетами, двигались. Жрецы не приходили извне. Они выходили из рядов Ткачей, тех, кто познал союз с демоном так глубоко, что перестал быть простым воином. Их было мало, и каждый словно принадлежал иной силе. В их присутствии всегда пробирала дрожь: напоминание, что дар Ткачей никогда не принадлежал им до конца. Жрец низко поклонился, и мурашки пробежали по коже Вирены. Она вспомнила свой ритуал: запах благовоний, очертание огненного круга, голоса старших, тянущие её внутрь. Тогда она впервые услышала Зов и осознала: это путь, с которого нет возврата.

Двор шумел: одни Ткачи тренировались с клинками, другие — отрабатывали дыхание, входя в ритм зова. На возвышении стоял Рилль, новый командир, занявший пост вместо Вирены. Он был из тех людей, которых замечаешь ещё до того, как они заговорят. Высокий и крепко сбитый, с широкими плечами, будто созданными под тяжёлые доспехи, он двигался уверенно, а два топора за его спиной смотрелись как часть его самого. Лицо оставалось резким и угловатым, а на висках блестели тонкие серебряные нити, рождавшиеся от возраста.

Его тёмные внимательные глаза мгновенно оценивали всё вокруг. Магия Рилля была редкой и опасной. В его ладонях собирался концентрированный жидкий огонь глубокого синего оттенка, похожий на медленно стекающий расплавленный металл. Стоило этой силе коснуться земли, и она превращалась в стекло, а если настигала врага, тот застывал изнутри, прожжённый насквозь. Голос Рилля звучал низко и хрипловато, будто обожжённый собственной магией. Когда он отдавал приказ, слушались все, даже те, кто формально стоял выше по рангу, потому что его уверенность не требовала доказательств. Он оставался рядом со своими людьми, и о нём ходили слухи, будто он никогда не спит полностью, оставляя часть сознания на страже.

Преданность Вестре была для него не словом, а огнём внутри, очень ярким и очень старым. Если кто-то угрожал Ткачам, он становился стеной, которую невозможно было сдвинуть. Он жил войной, дышал дисциплиной и защищал своих так, будто каждый из них был частью его собственной души.

Позади Рилля наблюдали за процессом тренировок три старших наставников, отвечавшие каждый за свою ветвь: клинки, копья и внутреннюю силу. Полигон встретил императрицу гулом стали. Воздух был густ от криков, запаха пота и горячего камня. Воины стали расходиться, уступая место, когда Вирена вышла в центр. Элва шагнула за ней, нервно поправляя ремень с клинками.

— Начнём, — сказала Императрица.

Вирена двинулась первой. Её зов вспыхнул мгновенно: малой искры хватило, чтобы все вокруг почувствовали тяжелое давление воздуха. Взмах её меча был резким, отточенным, в нём чувствовался ритм закалённого воина. Элва ответила всплеском — её сила вырвалась бурно, как огонь в сухой траве. На миг она ускорила шаг и сделала быстрый выпад, едва коснувшись плеча Вирены. Дыхание сбилось, пальцы дрогнули, и поток силы оборвался, оставив пустоту.

— Рано, — холодно бросила Вирена, шагнув вперед. — Держи его. Иначе он сломает тебя.

Элва стиснула зубы, пытаясь удержать остатки пламени, но каждый её шаг становился тяжелее предыдущего. У края арены появился Сарем. Он встал рядом с Риллем, наблюдая за схваткой.

— Как она? — спросил он негромко.

— В ней есть сила, — ответил Рилль сдержанно. — Но нет меры. Она горит, пока хватает дыхания, а потом сгорает сама.

Сарем кивнул, не отрывая глаз от Вирены. Его губы едва заметно дрогнули:

— Значит, придётся учиться у огня.

На арене Вирена не сбавляла напор. Её движения были спокойными, выверенными, а зов слушался, как зверь на цепи. Элва же рвалась вперёд и каждый раз теряла больше, чем выигрывала. Но в её глазах не было страха — только упорство.

— Элва, думай, оценивай силы противника. Не бей так открыто. Противник не должен читать твои движения, как открытую книгу, — произнесла Вирена, когда остриё её клинка в очередной раз оказалось у горла ученицы.

Сталь звенела всё реже. Элва сбивала дыхание, её шаги тяжелели, а сила рвалась наружу и обрывалась, как слабая струна. Меч Вирены сверкал, разрезая воздух гулким свистом. Её стиль был похож на смертельный танец. Она не просто била — она ловила ритм противника, встраивалась в него и ломала его дыхание. В каждом ударе чувствовалась ярость, сдержанная и направленная.

Элва, заблокировав очередной удар, отступила, стиснула рукоять кинжала. В её глазах мелькнуло отчаяние. Она злилась и, собрав остаток сил, обратила мысли внутрь себя:

«Ты называешь себя моим демоном? Тогда докажи. Дай мне то, что не дают другим. Покажи скрытое».

В ответ только тишина. Лишь звон стали и стук сердца. Элва ударила яростнее.

«Или молчи дальше, как трус, — продолжала она внутри. — Но помни: когда они падут рядом в настоящем бою, твоё молчание станет предательством!».

И вдруг что-то дрогнуло. Словно невидимая ткань разорвалась в глубине, и сознание пронзил резкий импульс. По рукам прошёл огонь, обернувшись чёрной дымкой. Он сомкнулся на запястьях, как оковы, и миг спустя вспыхнул, меняя цвет на зеленое пламя. Оно растекалось по венам, согревая каждую жилу. Глаза Элвы засветились тем же светом, и мир изменился. Линии стали чёткими, словно стёрли туман. Она ощущала каждое движение вокруг: ритм и дыхание Вирены, изгиб руки перед ударом, дрожь воздуха от её силы. Стена неприступности вдруг рассыпалась на нити, в которых обозначились уязвимые точки.

Когда по рукам Элвы заструился зелёный свет, плац будто замер. Младшие Ткачи отшатнулись, старшие нахмурились, но остались на месте. Сарем резко подался вперёд, в глазах мелькнула тревога.

— Зелёный… Ты такое видел? — коротко бросил он Риллю.

Тот, не отводя взгляда от Элвы, сдержанно ответил:

— Никогда. Ни в хрониках, ни на ритуалах. Это не тот Зов, что мы знали. Это нечто иное.

Сарем сжал кулаки:

— Новое может быть даром. Или проклятием.

— Для неё это пока лишь испытание, — произнёс Рилль, и в его взгляде мелькнуло уважение.

Сердце Элвы колотилось. Она шагнула вперёд, движения стали быстрее, чем ожидала сама. Демон направлял своей силой. Клинок скользнул так близко от Вирены, что воздух у её плеча зашипел. Внутри она услышала резкий голос своего демона: «Берегись!». На миг показалось, что Элва прорежет броню. Но зов оборвался, сила ослабла. Рывок оказался короче, чем нужно. Вирена увернулась, и всё же клинок Элвы достиг её плеча, оставив тонкую яркую полоску. Лучи солнца отразились в каплях крови. Девушка замерла, дрожа и сжимая оружие. Дым на её руках едва коснулся кожи, будто демон внутри усмехнулся, оставшись доволен результатом. Вирена коснулась плеча, посмотрела на кровь и подняла тяжёлый, серьёзный взгляд на Элву.

— Отличный удар, — сказала она тихо. — Но над контролем нужно ещё поработать.

Элва едва не выронила оружие. Её дыхание сбивалось, тело дрожало, а в глазах горела смесь ужаса и гордости. Сарем выдохнул сквозь зубы, когда лезвие Элвы скользнуло по плечу Вирены. Рука сама дёрнулась к мечу на поясе, он готов был сорваться вниз, но удержался.

— Чуть-чуть, — пробормотал он, не сводя взгляда. — Она едва не задела всерьёз.

Рилль стоял неподвижно, по его лицу нельзя было прочесть мыслей. Только глаза следили за каждой мелочью.

— Демон показал ей, — сказал он глухо. — Это не её техника. Она не знает таких приёмов.

Сарем резко повернулся к нему:

— Значит, он вмешался?

— Она идёт по верному пути, — поправил Рилль, не отводя взгляда от Элвы. — Но без должной тренировки это станет опасно. И всё же… — он приподнял подбородок. — Это и есть путь Ткача. Зов не любит молчать вечно.

Сарем снова посмотрел на Вирену. Она стояла прямо, зажимая рану рукой.

— Элва юна и хрупка, — произнёс он тихо, почти для себя.

— Хрупкость — иллюзия, — ответил Рилль. — В ней есть безрассудство. А из безрассудства рождается сила.

Они оба продолжали следить за действием на арене в молчаливом согласии. Когда зелёное свечение окончательно развеялось, Элва вскинула взгляд на Вирену, ожидая укора. Но в глазах Вирены не было гнева: только серьёзность и редкая мягкость, которую она почти никогда не показывала.

— Сегодня ты была близка, — продолжила она. — Ближе, чем думаешь.

Элва дрогнула, но подбородок её остался поднятым.

— Я не сдалась.

— Именно, — Вирена сжала её плечо чуть сильнее. — И я горжусь тобой.

Она сказала это негромко, почти шёпотом, но как старшая сестра, признающая силу младшей. Девушка сглотнула, и на миг её глаза блеснули так же ярко, как пламя в её крови. Вирена отпустила её и отвернулась, пряча тепло, что всё ещё звучало в её голосе:

— Отдыхай. Завтра снова попробуешь.

Элва выдохнула, чувствуя, как эти слова легли в сердце глубже любой раны. Карвен, стоявший чуть поодаль, неторопливо похлопал в ладоши.

— Прекрасно, — протянул он. — Императрица едва не осталась без руки, Элва едва не свалилась в обморок. Но в остальном — великолепное зрелище.

Элва резко обернулась в его сторону.

— Если хочешь, можем продолжить, — прохрипела она, едва удерживая клинок.

— Нет-нет! — Карвен вскинул руки. — Я слишком дорожу своей красивой физиономией.

Постепенно площадка пустела. Элва и Карвен ещё перебрасывались словами, когда к ним присоединился Либен, протянув девушке флягу с водой. Его улыбка сияла, слова лились потоком, будто он хотел заглушить усталость друзей собственным светом. А Вирена, глядя им вслед, вдруг ощутила, как теряет привычное равновесие. Мир словно сдвинулся, и тогда внутри отозвался её демон.

— Странно… — голос его был задумчивый. — Этот Зов такой знакомый. Будто вкус слова на языке, которое никак не вспомнишь. Оно крутится рядом… и ускользает.

— Ты знаешь, что это?

— Нет, — он словно пробовал каждое слово, подбирая их медленно. — Этот… отклик. Импульс, которого я не помню, но чувствую. Почти как наше пламя, но не совсем. Как отражение в воде: линия та же, но искажена.

По спине Вирены пробежало холодное волнение. Её демон редко признавал незнание, а ещё реже говорил таким тоном.

— Значит, ты не можешь назвать это?

— Нет, и это хуже всего, Пепелка. Это рядом. Оно было когда-то и ушло. Но возродилось в ней. Я не знаю, почему.

Элва, тяжело дыша, покинула плац вместе с Карвеном. Рядом вышагивал сияющий Либен, слова его перекрывали усталость друзей своей жизнерадостностью. Их шаги постепенно стихли в коридоре, оставив за собой только эхо смеха. Вирена задержалась, глядя им вслед. И в тишине её настигла мысль: а сколько они на самом деле знают о своей силе? Все учения, все наставления — лишь горсть того, что передают старшие. Но и старшие когда-то учились у таких же, слышали только то, что им позволяли услышать. Может ли кто-то до конца понимать природу демонов, если каждый новый Зов приносит иное пламя? Эти мысли увлекли её так глубоко, что шаги Сарема прозвучали неожиданно близко. Он шёл уверенно, в руках держал сложенный хлопковый бинт и глиняный кувшин с настойкой.

— Я сам обработаю рану, — коротко сказал он, указывая на кровь на её плече.

Сарем развернул ткань и аккуратно прижал её к порезу. Тепло его пальцев перебивало жжение, а аромат трав напоминал о походных лагерях, где забота была редкостью, но всегда значила больше, чем слова.

— Опять не пожалела сил, — произнёс он тихо, почти с укором.

Вирена посмотрела на него, но промолчала. И только край губ тронула лёгкая улыбка.

Глава 3

Комната Элвы была почти пустой: кровать, низкий столик с парой бумаг, на полу брошенный тренировочный жилет. Камень под ногами холодил, стены хранили тишину, которую она любила. Вирена не раз предлагала переселиться поближе к её покоям, но Элва всегда отказывалась. Здесь не было ни роскоши, ни суеты — только пространство, где можно было услышать себя.

Она сидела на краю кровати, локтями уперевшись в колени. Тело ломило после тренировки, мышцы горели, дыхание было тяжёлым. Карвен сидел за её спиной. Его ладони двигались уверенно, надавливая на затёкшие плечи. Делал он это молча: слова ему были не нужны — усталость он снимал руками. Элва прикрыла глаза, позволяя себе несколько долгих минут покоя. Но именно в этой тишине родилась мысль, которая жила давно и только теперь решилась выйти.

— Знаешь, — её голос прозвучал низко, — я ведь никогда не спрашивала тебя прямо. Кто ты на самом деле, Карвен?

Он слегка замер, но пальцы продолжили двигаться медленнее, осторожнее.

— Кто? — переспросил он легко, будто не уловил смысла.

Элва откинула голову назад, открыв глаза. Волосы мягкой волной упали на плечи, обнажая линию шеи. В этот миг Карвен оказался слишком близко. Он склонился к ней так, что между ними почти не осталось воздуха. Его взгляд скользил по её лицу, затаив то, чего он не решался сказать.

— У тебя руки не солдата. И не уличные. Они слишком аккуратные… Как у аристократа. Вряд ли Сарем взял бы в ученики простолюдина.

Слова прозвучали тихо, но в воздухе тяжело осели, словно камень, брошенный на дно озера. Тень улыбки мелькнула на лице Карвена.

— Призрак, обман, иллюзия. Разве этого недостаточно?

— Нет, — отрезала Элва, не опуская глаз. — Сегодня этого недостаточно.

И впервые его пальцы на её плечах замерли. Карвен убрал ладони, медленно выпрямился. Улыбка осталась на лице, но в глазах мелькнуло что-то жёсткое.

— Опасные слова, Элва. Руки, говоришь, как у аристократа? Может, я просто хорошо за ними ухаживаю.

Элва резко развернулась. Ладони упёрлись в кровать по обе стороны от Карвена, и он оказался зажат. Его плечи коснулись подушки, и на миг он замер от неожиданности. Её лицо оказалось совсем рядом: горячее дыхание скользнуло по его губам, карие глаза Элвы не позволяли отвести взгляд. Пространства между ними почти не осталось. Девушка нависала над ним, не касаясь, но её близость чувствовалась острее любого прикосновения.

— Не шути. Я вижу. Ты стараешься казаться кем-то другим, но твоя кожа, твой голос, твои манеры… Это не улица.

Он старался оставаться отстраненным, но голос его стал холоднее:

— А если я не хочу, чтобы ты знала?

— Тогда, — Элва опустилась к самому его уху, — это значит, что скрываешь не мелочь.

Слова прозвучали твёрдо, и между ними повисла тишина, натянутая, как тетива. И именно в эту паузу внутри неё откликнулся чужой глухой голос, словно из глубины сна, прошёлся по позвоночнику:

— Он лжёт.

Элва вздрогнула. Всё вокруг стало плотнее, тяжелее, словно стены комнаты придвинулись ближе. Она видела губы Карвена, с которых была готова сорваться новая шутка… но ничего не разобрала. Слышала только этот низкий шёпот, от которого кровь побежала быстрее. Карвен заметил её перемену и нахмурился:

— Элва? Что с тобой?

Она упёрлась лбом в его плечо, будто удерживая себя в реальности, и прошептала одними губами:

— Ты лжёшь.

Сначала воздух стал вязким, словно в комнате вдруг стало слишком душно. Свет у окон потускнел, а затем прямо над её головой разошлось пятно. Будто в прозрачную воду капнули густыми чернилами, и они медленно растекались во все стороны, поглощая всё вокруг.

Карвен что-то сказал, приобняв её, но звук растворился в чернильной пелене. Мир утратил плотность: всё вокруг таяло в вязком дыму, и он сам втягивал её внутрь, глубже. Элва судорожно втянула воздух, но дыхание оборвалось. Колени подкосились, и на миг ей показалось, что она падает. Только падение было не вниз, а внутрь — туда, где нет ни времени, ни горизонтов.

Элва падала в пустоту. Но падение неожиданно замедлилось, словно её подхватила невидимая рука. Тьма вокруг не исчезла, наоборот, стала густеть, складываться в очертания. Она почувствовала под ногами камень. Сначала зыбкий, как сон, потом всё твёрже, пока шаги не стали отдавать глухим эхом. В воздухе пахло сыростью и железом.

Чернота постепенно расступалась, и в ней проступили линии невысокой каменной арки с обломанным краем. За ней открывалась аллея, выложенная плитами, по сторонам поднимались прямоугольные кусты, идеально подстриженные чья-то заботливой рукой. Всё выглядело слишком упорядоченным для того, что рождалось из мрака. Элва сделала шаг, сердце забилось чаще. Мир казался хрупким, как зеркало, — прикоснись, и он снова рассыплется. И тогда она заметила движение.

Из тени между кустами вышло нечто тёмное, до этого сливавшееся с пейзажем. Огромная фигура шагнула вперёд: сутулая, вся покрытая чёрными шипами. Длинная мантия ложилась мягкими складками, а в руке фигура держала посох, служивший ей опорой.

Элва застыла. Дыхание перехватило, когда она подняла взгляд. На неё смотрели изумрудные горящие глаза, нереально яркие в этой тьме. Два глаза, а между ними, на лбу, медленно открылся третий — узкий, вертикальный. Искажённое лицо заставило её вздрогнуть: там, где должен был быть рот, натянулась гладкая кожа с шипастыми отростками вместо бороды. Фигура не представляла угрозы, лишь терпеливо переместилась с ноги на ногу. Элва невольно отступила, сердце сжалось от первобытного страха. Но ноги не подчинились, любопытство тянуло её вперёд.

— Что… ты? — прошептала она, и эхо её голоса гулко разнеслось по аллее.

Все три глаза смотрели внимательно на неё. Существо сделало медленный шаг, посох скрипнул о камень, воздух стал плотнее. И внутри неё прозвучал ответ:

«Я тот, кто ждал. Я тот, кто всегда был рядом, скрытый в твоей тени. Ты не знала меня, но я знал тебя. С самого твоего рождения».

Она сглотнула:

— Но как ты можешь со мной говорить? У тебя же нет… рта.

Существо не двинулось. Лишь подняло длинную руку и коснулось когтистым пальцем виска.

И голос снова наполнил её сознание — низкий, тяжёлый, как удар старого колокола, звучащий прямо в груди:

«Словам не нужен рот. Я живу в тебе. Я говорю там, где рождаются твои мысли».

Элва почувствовала, как закружилась голова. Мир дрогнул, но она не отступила. Только выдохнула и посмотрела прямо в его глаза — во все три.

— Это… невозможно, — прошептала она.

И тьма сомкнулась плотнее. В её голове прозвучало одно слово, словно удар:

«Элва».

Она вздрогнула. Имя отозвалось в груди, будто оно всегда принадлежало ему.

«Элва. Я знал твоё имя раньше, чем ты научилась говорить».

— Как… ты знаешь моё имя?

Ответ прозвучал без паузы, тяжёлый, неоспоримый:

«Потому что твоё имя — часть меня».

Слова ещё звенели в её груди, когда демон снова заговорил:

«Истине не нужны слова».

Он слегка наклонил голову, словно изучая её реакцию, а затем растворился в дымке. Чернильная тень дрогнула, и его фигура возникла глубже по аллее. Посох опёрся о камень, когтистая ладонь приподнялась, приглашая её следовать. Сердце Элвы колотилось, ладони вспотели, но ноги сами сделали первый шаг. Демон ждал. Он явно хотел показать ей что-то важное. Они остановились у арки. Камень был треснут, по шву тянулись тонкие жилы мха, но на миг Элве показалось: это вовсе не мох, а застывшая кровь.

Голос демона вернулся:

«Ты думаешь, твоё предназначение биться клинком. Но правда иная: твоя сила не в войне. Я — не воин в привычном смысле. И потому ты не оружие, Элва. Ты — зрение. Видение. Твой дар видеть вещи такими, какие они есть на самом деле».

Изумрудные глаза моргнули, и мир дрогнул. Листья кустов, ровные и ухоженные, обернулись гнилью и полчищами чёрных жуков. Камень под ногами покрылся сетью трещин. Элва в ужасе протёрла глаза, и сад вернулся к прежнему облику. Но сердце уже знало правду.

«Эта сила глубже, чем любое оружие. Она требует воли и готовности выдержать то, что другие даже видеть не осмелятся. Воины умирают на поле боя. Но тот, кто несёт Видение, держит на плечах саму истину».

— Но я… не смогу, — едва выдавила она.

Третий глаз раскрылся шире.

«Сможешь. Потому что сила уже в тебе. Я лишь открыл глаза, которые ты боялась поднять».

Сад двоился: ухоженные аллеи и гниль под ними, гладкий камень и трещины, полные памяти крови. Элва дрожала, но не отводила взгляд.

«Ты боишься. И правильно. Но эта сила не ради тебя одной».

Он шагнул ближе.

«Ты должна видеть то, чего не видят они, чтобы удержать их на краю бездны».

Концом посоха он коснулся земли, и в тот же миг мир переломился на два слоя. В верхнем сиял сад, в нижнем скрывались лица мёртвых и шёпот теней. Элва зажмурилась, но образы вспыхивали уже под веками. Она сорвалась на крик:

— Хватит!

Голос демона прозвучал в груди:

«Не сопротивляйся. Правда не покоряется. Она либо сокрушает, либо закаляет».

Мир рвался, но рука демона поднялась — и изумрудные глаза вспыхнули ярче. Сила мягко замкнулась вокруг Элвы, удержав её от падения.

«Ты увидела слишком много. Но ты не сломалась. Это — начало».

Она открыла глаза. Мир снова был садом, только садом. Но память хранила другую картину.

— Я едва не сгорела, — прошептала она.

«И всё же, ты стоишь».

Он наклонил голову.

«Ты открыла лишь первую завесу. Остальное придёт позже. Мир многослоен, и не всякий способен вынести правду. Но ты уже сделала первый шаг».

— А если я не захочу?

«Тогда она сама найдёт тебя. Истина не ждёт согласия. Она идёт рядом, пока ты дышишь. Удержать её труднее, чем меч. Но если ты отступишь, кто удержит тех, кто идёт за тобой?»

Его голос звучал в её сознании, но будто проходил дальше, сквозь неё, в темноту, где мог слышать кто угодно.

«Ты думаешь, эта история о войне. Но нет. Это история о том, кто решился смотреть. И о том, кто читает её вместе с тобой».

Элва вздрогнула, ощутив странное чувство, что она сама стала чьим-то взглядом. Мир начал гаснуть. Сад потянулся в тень, как рисунок, смытый дождём. Всё расплывалось, кроме одного: изумрудного глаза демона. Он горел в надвигающейся ночи, как маяк, приковывая её к себе.

И лишь когда глаз закрылся, Элва оказалась в своей комнате.

— Ты лжёшь, — на выдохе произнесла она.

Тишина словно хрустнула. Пальцы Карвена, всё ещё лежавшие на её плечах, резко дёрнулись.

— Что?

Она не отвела взгляда. Её глаза, горящие новым светом, будто прорезали его насквозь.

— Ты врёшь не миру, а себе.

Карвен задержал дыхание и резко вскочил с кровати. Его плечи напряглись, пальцы стиснулись в кулак.

— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — глухо сказал он.

Элва медленно поднялась с края кровати. Движения её были спокойны, но в них чувствовалось что-то новое, твёрдое.

— Но я уже вижу.

Его привычная усмешка мелькнула и тут же погасла. Маска оказалась слишком тонкой, чтобы выдержать её слова. Он отвёл взгляд, провёл ладонью по лицу, словно хотел стереть с него то, что она прочла.

— Тебе лучше не видеть дальше, — произнёс он наконец. Голос был хриплым, усталым. — Иногда правда ломает сильнее любой лжи.

Элва смотрела прямо. Её дыхание было ровным.

— Пусть ломает. Но она будет моей. Мы разделим её вместе.

Карвен встретил её взгляд. Долгий, мучительный миг, в котором сошлось слишком многое: злость, боль, желание сказать правду, и страх того, что она сожжёт их обоих.

И он… отвернулся. Карвен долго молчал, словно взвешивал не слова, а саму возможность их произнести. Его плечи опустились, взгляд на миг стал открытым, почти уязвимым. Элва почувствовала, что он готов. Вот-вот, и он скажет. Она почти потянулась вперёд, ловя это дрожащее колебание. Но вместо слов он резко отпрянул, развернувшись к двери.

— Нет, — коротко ответил Карвен. — Не сейчас.

Она шагнула за ним, но он поднял ладонь, словно ставя стену. Его спина казалась шире, чем обычно, а голос хрипел от сдержанных слов:

— Поверь… иногда молчание спасает куда надёжнее правды.

Элва остановилась. Её руки дрогнули, будто хотели схватить его за плечо, заставить обернуться. Но он уже ушёл. Дверь закрылась за ним, оставив только её дыхание и странный звон в ушах. И в этой тишине внутри неё шевельнулся демон.

«Ты почувствовала? Он носит тень. Большую, чем сам себе признаётся».

Элва сжала кулаки, её новый взгляд всё ещё горел изумрудным светом.

— Я узнаю. Даже если он убежит.

«Именно так, — усмехнулся голос внутри. — Правда не нуждается в его согласии. Она сама идёт за тобой».

Дверь закрылась за ним, и тишина коридора ударила сильнее, чем крик. Карвен опёрся ладонью о каменную стену. Холод камня обжёг кожу, но внутри было жарче. Мысли рвались — спутанные, злые.

«Зачем? Зачем я позволил себе снова довериться?»

Он сжал кулак, так что суставы побелели. В висках билось одно: глупо. Снова глупо. Сначала он поверил Сарему. Теперь этой девчонке с глазами, которые видят слишком много. Он шагнул дальше по коридору быстро, пытаясь убежать от самого себя. Каждый шаг отдавался в груди, как удар.

«Я должен был молчать. Держать всё внутри. До конца».

Он остановился у окна, глядя на двор внизу, где тренировались новобранцы. Их крики и звон металла казались далёкими, чужими. Его дыхание сбилось, он провёл рукой по лицу, пытаясь стереть чужой взгляд, что пронзил его насквозь.

«Она слишком близко. Опасно близко. Если узнает правду, сгорит вместе со мной».

Карвен закрыл глаза, выдохнул и заставил себя надеть маску обратно. Улыбку, лёгкую, как насмешка над самим собой.

«В следующий раз я не позволю. Ни ей. Ни себе».

Впереди показался молодой служка с охапкой свитков. Увидев его, мальчишка едва не споткнулся, но тут же поклонился и протянул бумаги:

— Милорд, это срочно. Пришли отчёты.

Карвен моргнул, будто его выдернули из бездны. На лице мгновенно появилась привычная усмешка, лёгкая и холодная, словно всё, что было минуту назад, к нему не относилось.

— Срочно, говоришь? — он взял свитки, перелистал первый, взгляд стал резким, деловым. — Надеюсь, писцы перепроверили данные. И не будет ошибок, как в прошлый раз.

Служка покраснел, кивнул и поспешил прочь. Карвен остался с бумагами в руках. Шаги стали размеренными, дыхание ровным. Никто бы не сказал, что ещё мгновение назад он почти разбил кулаки о каменную стену.

«Работа. Бумаги. Приказы. Здесь я нужен. Здесь нет места её чарующим глазам».

Карвен ушёл в дела. Бумаги, поручения, цифры. Его шаги звенели по коридорам ровно, будто он и не знал иных ритмов, кроме рабочего. Маска снова легла на лицо, холодная и безупречная, а все недавние трещины спрятались глубоко, под слоями привычной уверенности.

Элва ушла в тренировку. Арена встречала её камнем и потом. Она падала, поднималась, снова рвалась в атаку, пока тело не начинало дрожать, а руки не горели от усталости. Её демон жил рядом, подталкивал, жёг изнутри, требовал ещё.

И только Либен видел то, чего другие не замечали. Он стоял в тени арки, прижимая к груди стопку книг. Его глаза бегали между ними: Карвен уходил, не оглядываясь; Элва, наоборот, с каждым днём будто сгорала на арене. Либен молча сжал зубы. Он слишком хорошо знал цену одиночества и потерянных друзей. И потому страшился одного: что в этом доме, где он впервые почувствовал себя частью семьи, снова начнёт расползаться трещина.

***

Тяжёлая дверь кабинета Столена закрылась за Либеном глухо, отрезая шум казарм. Здесь пахло кожей, железом и маслом для оружия. Стены были увешаны картами, на которых чернели линии границ, и трофейным оружием, каждый со своей историей. На полках вперемешку лежали книги и отчёты, кое-где рядом с ними стояли фигурки из кости, вырезанные явно чьей-то твёрдой рукой. Стол был завален свитками и чернилами, но беспорядок казался продуманным: каждое письмо и карта имели своё место.

Столен оторввал глаза от бумаг. В полумраке его фигура казалась массивной, плечи, как броня, взгляд тяжёлым и прямым.

— Либен, мальчик мой, — коротко бросил он. — Зачем пришёл?

Парень смял в руках перчатки. Его обычно светлое лицо потемнело, стало почти взрослым.

— Я… хотел поговорить. Об Элве и Карвене.

Брови Столена едва заметно дрогнули.

— Наконец-то кто-то сказал это вслух.

— Между ними что-то случилось, — выдохнул Либен. — Но они молчат. Элва избегает его, Карвен… стал другим. Я боюсь, что они сломаются. А я только нашёл друзей. Не хочу снова потерять их.

Столен откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Некоторое время он молчал, потом заговорил низко, спокойно, но с металлической нотой:

— С Карвеном всегда будет трудно. Он живёт с тенью прошлого. А Элва только начинает понимать, что значит быть Ткачом. Их демоны дерутся не меньше, чем они сами.

— Но ведь мы — команда, — поднял голову Либен. — Разве нельзя им помочь?

— Помочь можно только тому, кто сам готов принять руку, — ответил Столен. — Карвен слишком привык прятать раны за улыбкой. Элва слишком гордая, чтобы просить поддержки. Ты прав, трещина есть. Если её не залатать, она станет пропастью.

Он встал, подошёл к карте на стене и провёл пальцем по линии границы.

— Запомни, мальчик. Самые страшные трещины на войне не в земле, а между людьми. Если они не научатся доверять друг другу, никакая армия их не удержит.

Потом он снял с полки потёртый том в кожаном переплёте и положил его на стол.

— Я давно решил тебе это отдать. Это мой дневник, — сказал он устало. — Писал его много лет. Всё, что пережил: битвы, ошибки, победы. Хотел отдать старшему сыну, чтобы не повторял моих. Но судьба решила иначе. Оба моих сына ушли раньше меня.

Его голос прозвучал ровно, но в глазах мелькнуло то, что он редко позволял себе показать: боль, спрятанная за привычной суровостью.

— Тебе стоит его прочитать, — добавил он, посмотрев прямо на Либена. — Там есть ответы, которые пригодятся тому, кто ещё учится держать друзей рядом.

Слова повисли в воздухе, тяжёлые, как камни. Либен замер, крепче сжал перчатки и кивнул.

— Я понял, — тихо сказал он.

— Хорошо, — отозвался Столен. — Запомни: доверие — тоже оружие. Без него даже лучшие мечи ломаются.

— Это огромная честь для меня. Я вам безмерно благодарен.

— Пустяки, — по-отечески отмахнулся Столен. — Твой отец много сделал для нашей страны, когда ещё был жив. В тебе живёт его свет.

Либен поклонился и вышел из кабинета уже другим: менее лёгким и более взрослым.

У дверей мелькнула тень. Элва, будто поправляя плащ, задержалась и услышала последние слова о дневнике, о сыновьях, о доверии. Сердце её ударило чаще. Она дождалась, когда Либен ушёл, и растворилась в коридоре.

Архив находился в глубине дворца, за тяжёлыми дверьми с бронзовыми замками. У входа, за высокой стойкой сидел писец: сухонький старик с чернильными пальцами. Он оживился, когда увидел её.

— Госпожа Элва! Давненько не видел вас здесь.

Она мягко улыбнулась:

— А я всё время думала о вас, мастер. Скучала по вашим рассказам.

Старик растаял, как воск свечи.

— Что ищете?

— Старые записи, — почти шёпотом сказала она. — Я уверена, только вы знаете, где ключ от нижнего зала.

— Это тайный архив Совета, дитя. Туда без приказа нельзя, — замялся он.

Элва улыбнулась мягче:

— Вы знаете, насколько мы с Викторией близки. И, возможно, за одним из чаепитий я невзначай упомяну, как безупречно один из смотрителей справляется со своей службой.

Старик замялся, но пальцы сами нашли связку ключей. Элва подхватила нужный лёгким движением.

— Я верну, — пообещала она.

Когда тяжёлая створка закрылась за спиной Элвы, воздух сразу стал другим: плотным, гулким, будто сам камень помнил слишком много. Пахло пылью, старым маслом и чернилами, запахами, которые не уходят даже через десятилетия. Ряды шкафов тянулись вглубь, деревянные полки прогибались под тяжестью свитков и книг в кожаном переплёте. Тишина была такой густой, что каждый её шаг отзывался эхом. Элва на миг задержала дыхание, словно боялась потревожить этот сон веков.

«Сюда редко ступает нога человека», — промурлыкал внутри демон. Его голос был тих, ленив, но в нём звучал едва заметный оттенок любопытства.

«Место, где ложь хранится в кожаных одеждах и ждёт, когда её прочтут».

Элва сжала губы и пошла медленнее. Она не знала, что именно ищет. Но мысли снова и снова возвращались к Карвену. Его взгляд, иногда слишком прямой, иногда слишком избегавший её. Его слова о том, что правда ломает сильнее лжи. И то чувство, что он носит в себе больше, чем хочет показать.

«Ты ищешь его тень, — подсказал демон. — Она оставлена на бумаге. Слова выдают людей охотнее, чем их клинки».

Элва провела ладонью по корешкам. Одни были новыми ровные, чёткие, другие потёртые, почти рассыпающиеся. Сердце билось быстрее.

— Если его прошлое скрыто, значит, его вычеркнули, — прошептала она. — И если вычеркнули, то запись должна быть в хрониках.

Демон тихо усмехнулся: «Смотри глубже. Верхние полки всегда для любопытных. Настоящие раны прячут внизу».

Она присела, скользя пальцами по нижнему ряду. И действительно, здесь лежали тяжёлые тома в тёмной коже, их золотые буквы потускнели. Элва достала один наугад, положила на стол.

Страницы шелестели, словно сопротивляясь её рукам. Она пробежала глазами сухие строки: налоговые отчёты, имена чиновников, списки зерна, записи о поставках металла. Всё это было важно, но не то, что она искала.

— Слишком поверхностно, — пробормотала она.

«Да, — согласился демон. — Слишком много слов о хлебе, а не о крови. Но смотри дальше. Истории любят прятать под маской обыденного».

Она взяла другой том. Там были описания судебных процессов: кражи, дуэли, измены. Листая, Элва ловила себя на том, что-то она упускает из виду. Сопоставляла даты, имена, заметки на полях.

— Если его семья исчезла… Значит, было дело. Обвинение. Казнь или ссылка. Но где?..

Она вчиталась в строки о ряде дел десять лет назад. Глазами зацепилась за знакомую фамилию: «Виндскор». Элва вернулась, прочла внимательнее.

«Род Виндскор. Лорд Карст, обвинённый в измене. Близкая рука дома Алвар. Приговорён к смерти вместе со всем родом. Сопротивление было яростным. По хроникам, сын погиб рядом с отцом, тело сгорело при пожаре. Отличительная черта — светлые волосы, голубые глаза».

Элва застыла. Пальцы сжали край страницы до боли. В висках загудело.

— Голубые глаза… — выдохнула она.

Лицо Карвена всплыло перед глазами: его улыбка, лёгкая, почти насмешливая. Его взгляд, в котором всегда жила тень.

«Вот оно», — отозвался демон. Его голос был необычно низким, задумчивым. «Его имя вычеркнули, но кровь осталась. Он носит в себе то, что все решили забыть».

Элва провела пальцами по строчке, словно могла стереть её прикосновением. Но буквы оставались, впечатывались в её сознание, как клеймо. Она листала дальше, пытаясь найти подтверждение или опровержение. Но хроники были беспощадны: приказы о конфискации имений, имена казнённых, сожжённые гербы. Страницы пестрели печатями Совета.

— Его дом стёрли, — прошептала она. — Но он выжил. Почему?

«Выжил — значит, был нужен, — ответил демон. — Такие люди не исчезают случайно. Кто-то спрятал его. Кто-то позволил ему жить, чтобы использовать потом».

Элва вскинула взгляд от книги. Её дыхание сбилось. В голове срастались обрывки: усмешки Карвена, его слишком выверенные движения, тайные взгляды, которые он бросал на Сарема.

— Ты хочешь сказать, он был пешкой? — спросила она. — Что его оставили нарочно?

«Не пешкой, — тихо отозвался демон. — Свидетелем. А свидетель — это оружие. Пока он молчит, он принадлежит себе. Но как только он заговорит, то станет опасен для всех».

Элва захлопнула книгу. Сердце билось так громко, что казалось, услышит весь архив. Она поднялась, оглянулась на ряды томов. Сотни историй, сотни судеб, и среди них одна, спрятанная за чужими словами: Карвен, наследник рода Виндскор.

И в этот момент она услышала тихий скрип дверь архива. Элва замерла. Свет факела дрогнул. Кто-то вошёл.

«Ну вот, — шепнул демон. — Истина редко любит одиночество».

Сердце сжалось. Она уже приготовилась к старому писцу, к его ворчливому голосу и дрожащим шагам. Но шаги, что раздались по каменному полу, были тяжёлые, уверенные, слишком знакомые.

— Я знал, что рано или поздно увижу тебя здесь, — сказал голос.

Элва обернулась. У входа стоял Карвен. Свет факела выхватывал его лицо из полумрака: тень под скулами, прищуренные глаза, в которых сейчас не было ни шутки, ни привычной усмешки. Он прикрыл за собой дверь, и гулкий звук отрезал их от остального мира. Она попыталась спрятать книгу за спину, но слишком поздно — он уже заметил. Его взгляд скользнул по кожаному переплёту, по золотым буквам на корешке.

— «Хроники десятилетия», — медленно произнёс он, подходя ближе. — Слишком тяжёлое чтение для того, кто ищет сказки.

Элва выпрямилась, стиснув пальцы на переплёте.

— Мне не нужны сказки.

Карвен остановился в шаге от неё. Воздух между ними стал вязким. Он смотрел так пристально, что казалось вот-вот дотронется до её мысли.

— И что же ты нашла? — спросил он ровно. — Или, лучше сказать, кого?

Его интонация была холодной, но под ней слышалось напряжение, почти дрожь. Элва почувствовала: он знает, что она прочла.

— Я ищу ответы, — твёрдо сказала она. — Ты не даёшь их сам, значит, я возьму их здесь.

Карвен прищурился. Его пальцы сжались, суставы побелели. На миг она подумала, что он вырвет книгу из её рук, но он только наклонился ближе, почти касаясь её лица своим дыханием.

— Ответы? — прошептал он. — Или оправдания?

Его голос звучал так, будто он сражался сам с собой. В его глазах отражался огонь факела: то яркий, то гаснущий, словно и сам он колебался.

«Смотри, — подсказал демон в её сознании. — Е о слова — маска. Но сердце бьётся быстрее. Он боится того, что ты уже знаешь».

Элва не отводила взгляда.

— Боишься, что я прочла твои тайны?

Карвен замер. Усмешка мелькнула на его губах, но была жёсткой, нерадостной.

— Мои тайны — мои. Они не для чужих глаз.

— Но ты среди нас, — отрезала Элва. — Ты часть команды. Твоя тень уже падает на всех нас.

На миг его лицо изменилось. В глазах блеснула боль, и быстро спряталась внутрь.

— Ты не понимаешь, — сказал он глухо. — Есть тени, которые убивают тех, кто смотрит на них слишком долго.

— Тогда почему ты до сих пор жив? — спросила Элва.

Слова прозвучали как удар. В архиве стало тише, даже факел будто горел слабее. Карвен отшатнулся на полшага, но не ответил сразу. Его дыхание стало резче.

«Хорошо, — снова прошептал демон. — Ты задела его. Ещё чуть-чуть — и он сорвётся».

Элва сжала книгу, словно щит.

— Я не боюсь твоей правды, Карвен. Даже если она страшнее любой лжи.

Он смотрел на неё долго, слишком долго, будто решал: признаться или уйти. Его губы дрогнули, плечи опустились, и на миг показалось — он готов. Но в последний момент он отвернулся, шагнул к двери. Но Карвен не ушёл. Вместо этого он шагнул обратно к ней. Его ладонь медленно коснулась её руки, той самой, что сжимала тяжёлый том. Он осторожно опустил книгу на стол, будто хотел избавить её от лишнего груза.

— Ты слишком упрямая, Элва, — тихо сказал он. — Я боюсь, что однажды твоя смелость обернётся против тебя.

Она не отстранилась. Только посмотрела ещё твёрже, и в её голосе прозвучало неожиданное тепло:

— Но разве ты не видишь? Вместе мы сильнее. Твои тени не страшнее моего демона. А если мы держим их рядом, они не смогут нас сломать.

Карвен задержал дыхание. Его пальцы всё ещё касались её ладони, и он не убрал их. Взгляд стал мягче, но в глубине глаз прятался тот самый страх, о котором он говорил.

— Ты говоришь, будто это так просто, — выдохнул он.

— А я верю, что это возможно, — ответила она. — Я не прошу рассказать всё сразу. Но если хочешь, чтобы я доверяла тебе, доверься и ты.

В груди Карвена что-то дрогнуло. Он опустил голову, позволив себе редкую слабость: короткий, искренний выдох, похожий на смех и отчаяние одновременно.

— Ты умеешь загнать меня в угол, — сказал он тихо, почти с улыбкой. — И всё же… рядом с тобой не так страшно.

Элва шагнула ближе. Их дыхания смешались, но она лишь кивнула:

— Значит, не убегай больше.

Карвен закрыл глаза на секунду, словно борясь с собой. Но когда открыл — его взгляд уже был другим. В нём всё ещё таилась тень, но рядом с ней — решимость.

— Хорошо, — произнёс он. — Попробуем. Вместе.

Факел потрескивал, отбрасывая на стены длинные тени, но в этот миг они казались не врагами, а спутниками. Элва впервые почувствовала: то, что было между ними, больше страха и больше лжи.

— Это твоя кровь, — сказала Элва тихо. — Голубые глаза… светлые волосы… сын, сгоревший вместе с отцом. Но ты жив. Ты — Виндскор.

Глава 4

Карвен закрыл глаза, и на миг всё в нём словно сломалось. Он опёрся ладонью о холодный камень, вдохнул резко и глубоко, будто тонущий.

— Да, — выдохнул он. — Я Виндскор. Тот самый «погибший мальчишка». Моё имя вычеркнули, моё прошлое сожгли вместе с домом. Для Совета я мёртв. Для всех — мёртв.

Он поднял взгляд, и Элва впервые увидела в его глазах не тень, а бездонную усталость.

— Моего отца Лорда Карста Виндскора, верного до конца обвинили в том, чего он не делал, и казнили вместе со всем родом. Я был рядом. Я видел, как горел наш дом. Я должен был сгореть вместе с ними. Но я выжил. Меня вытащил один человек. — Его голос дрогнул. — Сарем.

Элва побледнела. Сердце гулко ударило.

— Сарем?..

Карвен кивнул.

— Он нашёл меня в огне. Вынес, когда стены рушились. Но спасённым детям не всегда рады. Чтобы я выжил, он… заставил меня забыть, кто я. Спрятал моё имя. Дал другое. Карвен. Я должен был быть новым человеком. Но память… память всё равно осталась.

Он усмехнулся горько, без привычной лёгкости.

— Ты спрашивала, почему мои руки не как у простолюдина. Почему голос — не улицы. Потому что я не оттуда. Я вырос во дворцах, среди карт и мечей. Я знал, как держать кубок, ещё до того, как научился держать клинок. Всё во мне выдаёт аристократа, даже если я тысячу раз откажусь от этого.

Элва не отводила взгляда. В её глазах пылал свет, сила, принимающая правду.

— Почему ты молчал? — спросила она. — Почему позволял мне гадать, видеть только маску?

Карвен сжал кулаки.

— Потому что правда убивает, Элва. Она убила мой дом, мою мать, моих братьев. Она забрала у отца честь. А меня превратила в тень. Я боялся, что, если скажу её вслух, — снова потеряю всё. И главное тебя.

Она шагнула ближе, её ладонь скользнула по его щеке.

— Но ты не потеряешь. Потому что теперь мы вдвоём.

Карвен вскинул глаза. В них мелькнула боль, неверие, но быстро сменилась на робкую надежду.

— Вдвоём? Ты не понимаешь, Элва. Я ношу клеймо предателя на своей крови. Если это выйдет наружу, Совет уничтожит меня. Даже Вирена не сможет помочь. И, может быть, тебя тоже.

Её голос прозвучал твёрдо, будто клятва:

— Пусть попробуют. Ты сказал, что правда убивает. Но правда ещё и спасает. Мы докажем, что твой отец был невиновен. Вместе.

Карвен смотрел на неё долго. И впервые за всё время его маска сломалась окончательно. Губы дрогнули, глаза блеснули от непрошеной влаги. Он отвёл взгляд, но его голос был хриплым и настоящим:

— Ты даже не представляешь, что это значит для меня.

— Я представляю. Потому что теперь твоя тень и моя тоже.

Она стояла так близко, что между ними не осталось воздуха. Её ладонь ощущала, как под пальцами бьётся его сердце. Карвен наклонился, словно спрашивая разрешение. Элва не отстранилась, дыхание коснулось его губ. Он поцеловал её осторожно, боясь разрушить мгновение. Поцелуй был тёплым и тихим, словно обещание. Она ответила, и всё вокруг исчезло. Только их дыхание и дрожание света на стенах. Карвен целовал её снова и снова: голодный, нетерпеливый, он так долго сдерживал это чувство. Поцелуй стал глубже, жарче, их дыхания слились. Карвен опрокинул рукой всё со стола: бумаги, книги, чернильницу — не глядя. Элва откинулась, почти легла на край, чувствуя под спиной дерево и горячие ладони на своей коже. Он был рядом, так близко, что мир сузился до их движений, до хриплого звука дыхания.

Как только в коридоре раздался гулкий звук шаркающих шагов. Они оба замерли. Элва тяжело дышала, а Карвен медленно выпрямился, всё ещё держась рукой за край стола.

— Что это было? — выдохнула она, и в её голосе впервые звучал не страх, а гнев, что их вернули обратно в реальность.

— Пойдем отсюда, я знаю отличное место.

Они вышли из тяжёлого воздуха архива в коридоры дворца. Камень был прохладным, но всё равно казался слишком тесным после правды, что прозвучала. Карвен молчал, шаги отдавались глухо. Элва шла рядом, не задавая вопросов. Она чувствовала: любое слово сейчас может разрушить хрупкое равновесие.

Когда они свернули за угол и воздух стал свежее, Элва поняла, куда он ведёт. Запах сена и лошадиного пота подсказал раньше, чем открылись двери. Конюшни. Карвен толкнул створку, и в нос ударил тёплый, живой запах. Лошади переступали копытами, фыркали, вскидывали головы. В глубине тихо ржание встретило его.

— Урас, я пришел, — сказал Карвен своему старому другу.

Из стойла вышел огромный вороной конь с белой отметиной на лбу. Он потянулся к Карвену, почти толкнув его мордой в плечо. Карвен рассмеялся так тихо, что Элва удивилась: она ещё не разу не слышала у него такой чистый и открытый смех. Он достал из набедренной сумки красное наливное яблоко. Протянул коню на ладони. Урас захрустел так громко, что Элва не удержалась от улыбки.

— Ты поэтому всегда носишь яблоки с собой? — спросила она, прищурившись.

Карвен погладил шею коня, не оборачиваясь. Его руки двигались осторожно, почти бережно.

— Всегда. Урас не простит, если я приду без угощения.

Элва вскинула бровь:

— А я-то думала, это твои таинственные привычки аристократа. Вино, свечи, яблоки в кармане…

Он хмыкнул, наконец взглянув на неё мягче обычного.

— Нет. Это моя единственная привычка, которая делает меня человеком. Слишком многое можно потерять. Но пока рядом лошади, я знаю, что ещё жив.

Элва на миг замерла. В этих словах прозвучало что-то большее, чем просто шутка. Она подошла ближе, протянула ладонь. Карвен молча вложил в неё второе яблоко. Конь ткнулся к ней, и Элва рассмеялась, когда тёплые губы коснулись её пальцев.

— Он доверяет тебе, — заметила она.

Карвен посмотрел на неё чуть дольше, чем нужно.

— Урас умеет чувствовать людей. И всегда выбирает тех, кому можно верить.

Элва уловила скрытый смысл, но не отвела глаз. Только гладила коня, чувствуя, как напряжение уходит.

— Значит, и мы теперь — его команда, — сказала она.

Карвен улыбнулся впервые за долгое время по-настоящему.

— Пожалуй, да.

В конюшнях было тепло. Впервые за весь день они стояли рядом без тяжести недосказанных слов. Карвен стоял, уперевшись плечом о стойло, гладя шею коня. Его пальцы машинально двигались по шерсти, но взгляд был не здесь, не в конюшне.

— Я всё время искал, Элва, — сказал он тихо. — Все эти годы. Когда тебя ещё не было рядом, когда я был один. Я не просто тренировался или служил — я искал. Шёл по следам, собирал крохи.

Он вынул из-за пазухи свиток, помятый, со следами десятков сгибов. Раскрыл. На нём были заметки, куски писем, обрывки фамилий. Чернила расплылись от старости и оттого, что бумагу слишком часто держали в руках.

— Я хотел узнать, кто подставил моего отца. — Голос его стал резким, будто сам металл, из которого он делал себе опору. — Его назвали предателем не просто так. Я хочу докопаться до правды.

Он резко провёл пальцем по строкам, и Элва ощутила, как от этого движения будто холод прошёл по воздуху.

— Все нити ведут к одному человеку, — продолжил он, и теперь смотрел уже прямо на неё, не пряча ни ярости, ни боли. — Ко всеми уважаемому, верному, непогрешимому. К тому, кого ты любишь и уважаешь.

Он сделал паузу. Элва почувствовала, как сердце сжалось.

— К Сарему.

Урас фыркнул, переступил копытами, будто уловил напряжение. Элва сжала яблоко в руке так, что ногти впились в кожу.

— Нет, — выдохнула она, голос её дрогнул. — Ты не можешь так говорить.

Карвен наклонился вперёд, глаза горели.

— Я не хочу в это верить, Элва! — почти рявкнул он. — Но я видел документы, я слышал свидетелей, я проследил каждую тень! И все они ведут к нему. Либо он сам… либо кто-то очень искусно прячется за его именем.

Он тяжело выдохнул и опустил голову, проведя ладонью по морде коня.

— Я слишком долго в это смотрел, слишком глубоко. Иногда мне кажется, я сам схожу с ума от этих нитей. Но другого ответа нет.

Элва молчала. Внутри неё поднялась буря: обида, неверие, страх. Демон в её крови зашептал глухо: «Он не врёт. Но и правда его может быть кривым зеркалом».

Она сделала шаг ближе, взяла Карвена за руку, заставив оторвать взгляд от коня.

— Тогда мы будем искать дальше. Пока не узнаем всё.

Карвен посмотрел на неё долго. В его глазах впервые мелькнула искра усталого облегчения. Он сжал её пальцы в ответ.

— Вместе, — повторил он. Но в голосе звучало и другое: «Ты не представляешь, насколько это опасно».

Карвен всё ещё держал её руку, когда шаги и звонкий голос нарушили тишину конюшни:

— А вот и мои любимые заговорщики!

В проём вошёл брат Оллен, ведя за собой коня: высокий, с вечно растрёпанными рыжими волосами и хитрой улыбкой. Плащ на нём был забрызган грязью, сапоги стучали громко, и вся его фигура излучала энергию дороги.

— Ну, конечно! Стоит мне отлучиться на неделю, как вы тут без меня загрустили.

Элва вздрогнула и поспешно отступила от Карвена, убрав руку. Карвен тоже отступил на шаг, будто вновь натянул маску. Только глаза ещё хранили ту тяжесть, что он едва успел выговорить.

— Оллен, — Элва выдавила улыбку. — Ты вернулся.

— Вернулся! — Оллен скинул мешок на ближайшую тумбу и привязал поводья к крюку на столбе. — Виктория снова отправила меня черт знает куда, искать очередные забытые свитки и ругаться с деревенскими старостами. Но я же не жалуюсь, правда? Уж кто-кто, а я всегда возвращаюсь.

Он хлопнул Ураса по шее, сунув ему яблоко из собственного мешка. Конь довольно фыркнул, принимая угощение.

— Ты снова к лошадям первым делом, — усмехнулся Оллен. — Карвен, да ты в прошлой жизни конюхом был, а не воином.

Карвен не ответил, лишь отвёл взгляд, пряча вспыхнувшее раздражение. Элва заметила, как он невольно потянулся к Урасу, успокаивая себя привычным жестом.

— И что у вас тут? — Оллен прищурился, переводя взгляд с одного на другую. — Лица такие серьёзные, будто Совет решил завтра всех нас казнить. Я, между прочим, принёс хорошие новости. А вы, похоже, сидите тут, как на похоронах.

— Мы говорили… о тренировках, — быстро сказала Элва, чувствуя, как внутри ещё звенят слова Карвена.

— Тренировки? — Оллен вскинул бровь, но не стал допытываться. Вместо этого откинулся на стойло и расплылся в улыбке. — Ну что ж, тогда завтра я вам обоим покажу, что такое настоящая тренировка. Вы ведь скучали по моему стилю?

Он щелкнул пальцами и между пальцами появился маленький огонь. Элва рассмеялась, и напряжение на миг рассеялось, будто ветер развеял туман. Карвен молча гладил Ураса, но в его глазах оставалась та же тень. Он понимал: их разговор был прерван, но не завершён.

Элва резко подняла голову, но Оллен лишь усмехнулся и, махнув рукой, продолжил:

— Ладно-ладно, не смотрите так мрачно. Я не шпион Совета. Но если уж вы что-то ищете… — он на миг умолк, глядя в темноту коридора, — …помните: самое опасное не то, что спрятано глубоко. Самое опасное то, что всё время на виду, но никто не решается посмотреть прямо.

Элва нахмурилась. В его словах было слишком много точности для простой шутки. Карвен напрягся, бросив на брата быстрый взгляд.

— Ты… — начал он, но Оллен перебил, хлопнув его по плечу так, что конь даже недовольно вскинул голову.

— Я что? Я просто устал в дороге и несу всякий вздор. — Он широко улыбнулся. — Но, если уж решились играть в охоту за тайнами, учтите: иногда тайна сама находит охотника.

Элва почувствовала, как слова Оллена впились в неё, словно он действительно знал больше, чем должен. Она хотела спросить прямо, но тот уже отвернулся, весело насвистывая, и принялся копаться в своём мешке. Карвен сжал челюсти, будто хотел что-то сказать, но не решился. Вместо этого он снова протянул яблоко Урасу.

Оллен не смотрел на них, его улыбка стала шире, голос звучал почти беззаботно:

— Ладно, бывайте, ребятишки. — Он подкинул на ладони яблоко, ловко поймал и сунул в карман. — Мне ещё к Виктории заглянуть надо, а вы тут не кисните.

Он направился к выходу. Сапоги глухо стучали по камню, тень вытянулась вдоль стойл и скрылась за дверью.

Элва молчала, прислушиваясь к собственному сердцу, оно стучало слишком громко. В его лёгком тоне прозвучало что-то, что она не могла объяснить: будто за шуткой стоял намёк, который ускользнул, но оставил след. Карвен смотрел на дверь, за которой исчез брат Оллен, и стиснул кулаки.

— Он слышал, — тихо сказал он. — Я знаю этот его взгляд.

Дверь конюшни закрылась, оставив за собой гулкое эхо шагов. Внутри снова воцарилась тишина, прерываемая лишь редким фырканьем лошадей, и перестуком копыт по каменному полу. Элва всё ещё смотрела на дверь.

— Ты слышал его? — спросила она шёпотом. — «Если искать то, что скрыто…». Будто он всё понял.

Карвен медленно провёл ладонью по гриве коня, не поднимая глаз.

— Он всегда так говорит, — пробормотал он. — Полуслова, намёки… Но этот раз был другим.

Элва шагнула ближе, пальцы её невольно сжались в кулак.

— Ты думаешь, он знает про твой род? Про Сарема?

Карвен нахмурился, взглянул на неё, и в его глазах мелькнула тревога.

— Если знает — молчит. А это хуже. Оллен не из тех, кто бросается словами зря. Иногда мне кажется, что он слышит больше, чем показывает.

Урас дернул ушами, и Карвен машинально сунул ему очередное яблоко.

— Все Огневики ордена опасны. А Оллен — их предводитель. Поверь, за этой улыбкой скрыто куда больше, чем кажется. К тому же он близок с Викторией. Если они что-то заподозрят, сразу пойдут к Вирене. Я не хочу стать причиной нового раскола между Ткачами и Пламенниками.

Элва резко взяла его за руку, заставив поднять взгляд.

— Тогда мы сами дойдём до истины, Карвен. И если он что-то знает — значит, нужно быть готовыми.

На мгновение в его глазах дрогнула слабая улыбка, впервые за весь разговор.

— Вместе, говоришь? Ты всё ещё веришь, что сможешь вынести мои тени?

Элва чуть прищурилась, её голос зазвучал твёрдо:

— Я уже вынесла. Остальное — вопрос времени.

Он выдохнул, и его пальцы на миг сильнее сжали её ладонь, словно проверяя её решимость.

Конюшня снова погрузилась в полумрак. Только дыхание Ураса и редкий скрип дерева заполняли тишину. Карвен облокотился о стойло, глядя на распахнутую дверь, за которой исчез Оллен.

— «Если искать то, что скрыто»… — медленно повторил он. — Словно бросил нам кость.

Элва нахмурилась, в её глазах горело упрямство.

— Не просто кость. Это предупреждение. Или вызов. Может, он знает больше, чем сказал. Может, он хочет, чтобы мы проверили сами.

Карвен резко выпрямился.

— Проверили? Элва, ты понимаешь, о чём говоришь? Его слова вели к одному месту.

— Кабинет Сарема, — закончила она, не отводя взгляда.

Молчание повисло, но их мысли уже сошлись. Карвен сжал губы, пальцы привычно нащупали очередное яблоко, но он так и не отдал его коню. Вместо этого бросил обратно в сумку.

— Это безумие. Если он узнает…

— Если мы не узнаем, — перебила Элва, — нас сожрёт неизвестность. И твоя тень, и мои сомнения.

Она подошла ближе, её голос стал тихим, но в каждом слове чувствовалась решимость:

— Сегодня ночью. Мы проберёмся туда. Посмотрим его бумаги. Найдём хоть что-то.

Карвен задержал дыхание, глаза его блеснули.

— Ты понимаешь, что если он действительно замешан…

— Тогда мы должны узнать первыми, — отрезала Элва.

Они стояли близко, словно оба на краю, с которого уже не повернуть назад. Карвен наконец кивнул.

— Хорошо. Сегодня.

Ночь во дворце всегда была другой. Днём он гудел голосами, шагами, звоном стали, а ночью становился похож на ловушку: слишком много углов, теней и тишины, в которой любой звук выдавал слишком многое. Элва шла первой. На ней был простой тёмный плащ, без лишних украшений. Сердце било так сильно, что казалось, оно заглушает всё остальное. Карвен шагал за ней бесшумно, но его присутствие чувствовалось: уверенное, настороженное.

— Если нас поймают… — пробормотал он тихо, почти неслышно.

— Тогда будем объяснять, что пришли проведать Сарема, — отозвалась она так же шёпотом. — А если не получится… то придумаем что-то другое.

Он усмехнулся одними уголками губ:

— Отличный план.

Они свернули в длинный коридор, где факелы горели редкими пятнами света. Каменные стены отбрасывали тени, вытягивая их фигуры, будто сами стены шептали о предательстве. Элва остановилась у поворота, прислушалась. Стук сапог раздался где-то вдали — дозорные. Она быстро затащила Карвена в нишу между колоннами. Двое стражей прошли мимо, их силуэты мелькнули в свете факелов и исчезли. Сердце Элвы колотилось в груди.

— Слишком близко, — выдохнул Карвен, когда стражи скрылись.

— Значит, мы на верном пути, — ответила она.

Они добрались до двери кабинета Сарема. Тяжёлая, дубовая, с бронзовыми накладками, она выглядела непреклонно, как сам хозяин. Элва провела пальцами по замку, ощущая холод металла.

— У тебя есть план, как её открыть? — спросил Карвен.

Элва улыбнулась уголком губ и достала из рукава тонкую отмычку.

— Улица многому может научить.

Карвен присвистнул:

— Ты опаснее, чем кажешься.

Замок щёлкнул. Тишина стала ещё плотнее. Элва толкнула дверь, и та приоткрылась с тяжёлым скрипом. Внутри кабинет был погружён в полумрак. Запах кожи, чернил и лаванды стоял густо. На стенах висели карты, у стола — несколько кресел, а сам стол был завален свитками и книгами. Всё аккуратно, и в порядке чувствовалась военная педантичность: каждая бумага на своём месте.

— Быстро, — прошептал Карвен. — У нас мало времени.

Элва двинулась к столу. Её пальцы дрожали, когда она разворачивала свитки. Доклады о передвижении войск, списки снаряжений, карты с пометками. Всё важно, но не то.

Демон в её сознании шепнул глухо: «Ниже. Там, где он не ожидает чужих глаз».

Она опустилась на колени, проверяя нижние ящики. Один оказался заперт. Элва достала отмычку, едва заметно усмехнувшись:

— А пальцы все ещё помнят.

Щёлк. Ящик поддался. Внутри лежала стопка бумаг, перевязанная чёрной лентой. На обложке золотились буквы: «Дело Виндскор». Элва выдохнула, пальцы побелели на ленте. Она развязала её и открыла. Это оказали донесения, показания свидетелей, списки. И имя. Карст Виндскор. Обвинён в измене. Подписавший приговор — Сарем Алвар. Карвен застыл. Его глаза вспыхнули, и Элва впервые увидела, как дрожат его руки. Он выхватил лист, пробежал глазами строчки, будто хотел прожечь их взглядом.

— Это… Это его подпись. — Голос сорвался. — Он… Он сделал это.

Элва схватила его за руку, не давая листу выскользнуть.

— Подожди. Может быть, это подлог. Или приказ старого императора. Мы не знаем всего.

Карвен резко повернулся к ней, его лицо исказила боль.

— Я десять лет искал ответы, Элва. И все дороги ведут к нему. Всегда к нему!

Тень в её сознании зашептала: «Смотри глубже. Истина не в том, что написано, а в том, кто писал».

Элва пролистала дальше. Последним был ещё один лист — засекреченный отчёт, с вырванными кусками текста. Но там, среди строк, мелькнуло другое имя. Лорд Бренель.

— Смотри, — прошептала она. — Здесь ещё одно имя.

Карвен замер. Его дыхание сбилось, он медленно провёл пальцем по строке.

— Бренель… Он уже тогда был в Совете. Один из тех, кто требовал расправы.

Элва посмотрела на него прямо.

— Значит, это ещё не конец. Сарем мог быть лишь частью игры.

За дверью кабинета вдруг тихо послышались шаги. Элва и Карвен замерли. Тень скользнула в щель. Они переглянулись: кто-то идёт. Карвен быстро схватил стопку бумаг, спрятал её под плащом. Элва сдвинула кресло, чтобы скрыть открытый ящик. Шаги приблизились. Тяжёлые, размеренные.

Карвен шепнул, уводя Элву к боковой двери:

— Быстро. Тут есть тайный проход.

Они скользнули в полумрак, растворившись в тени ниши. В кабинет вошёл Сарем. Его силуэт вытянулся, стал почти чужим среди пятен вечернего света. Элва сжала край плаща, Карвен замер. Он буквально растворился в стене, став частью тени. Из их укрытия было видно, как тени в комнате двигаются, меняются. Карвен с Элвой стояли, настороженно следя за каждым дрожащим силуэтом, им казалось, что в комнате был кто-то ещё.

Сарем прошёл к столу, задержал взгляд на чуть сдвинутом кресле, пальцы скользнули по столешнице. Он замедлил шаг, на миг замер, будто учуял что-то лишнее, потом резко обернулся. Свет упал на его лицо, в его взгляде промелькнуло тревожное предупреждение.

Тишина сгущалась.

— Если вы ищете правду, — тихо сказал он, почти в пустоту, — помните: не всякая правда выдерживает свет.

Они затаились, понимая: теперь всё стало серьёзно. Сарем провёл рукой по воздуху, будто смахивая пыль. Его голос стал ниже, опаснее:

— Не глупите. Выходите.

Элва сжала руку Карвена, её пальцы вцепились в его запястье. Они вышли из тени. Вино из бокала на столе поблёскивало, а Сарем смотрел прямо на них: спокойно, тяжело, без привычного тепла. Его взгляд был, как сталь, готовая рассечь горло без предупреждения.

— Я мог бы убить вас обоих сейчас, — сказал он, не повышая голоса. — Одним движением. И никто не спросил бы почему.

Карвен шагнул вперёд, но Элва заслонила его собой.

— Тогда убей меня первой, — бросила она резко. — Но знай: мы искали лишь правду.

Сарем долго молчал. Взгляд его скользнул по лицу Карвена, остановился на Элве. Тишина была такой густой, что треск свечи показался грохотом. Он вдруг тяжело вздохнул, опустился в кресло, словно сбросил груз с плеч. Взял кувшин, плеснул вина в бокал. Движение было размеренным, как у человека, который слишком устал для гнева.

— Вы слишком молоды, — сказал он устало, делая глоток. — Думаете, что мир держится на чёрном и белом. Но есть только грязное, липкое серое.

Элва не отводила глаз, не опуская руки.

— Мы нашли «Дело Виндскор». Мы видели твою подпись.

Сарем замер с бокалом у губ, потом поставил его на стол. Взгляд его стал ледяным и точным.

— Значит, вы дошли до самого дна.

Карвен не выдержал:

— Ты убил его! Моего отца!

Сарем вскинул голову. На миг в его глазах вспыхнуло что-то: ярость или боль. Но в следующее мгновение он снова стал камнем.

— Если ищешь виновного, — произнёс он низко, — то лучше будь готов услышать правду. И она редко бывает такой, какой ты её ждёшь.

Элва сделала шаг ближе. Внутри неё шевельнулся демон, но его голос был тихим, почти хриплым:

— Осторожно. Он опасен даже сидя.

Сарем налил себе ещё вина и, наконец, откинулся в кресле.

— Садитесь, — сказал он. — Раз уж вы решили открыть двери, за которыми лучше не было бы смотреть, вам придётся дослушать до конца.

Сарем смотрел в тёмную жидкость, будто видел там прошлое.

— Род Виндскор, — произнёс он наконец, — всегда был правой рукой дома Алвар. Верные, гордые, неподкупные. Твой отец, Карст, был моим братом по оружию. Мы делили не только хлеб и битвы, мы делили доверие. Я считал его другом… до конца.

Карвен напрягся, пальцы стиснулись в кулак.

— Тогда почему его кровь пролилась по твоей вине? — выдавил он.

Сарем медленно поднял глаза. В них не было страха, только тяжесть, которая ложилась, как камень.

— Потому что в то время, — сказал он глухо, — уже начинал плести свои сети Бренель. Старый лис. Он слишком долго сидел в Совете, видел, как гниёт власть, и решил: если не может подняться сам, то утянет других вниз. Он знал, где ударить.

Он поставил бокал на стол, звук стекла по дереву прозвенел, будто точка в приговоре.

— Виндскоры были щитом Алваров. Их верность мешала планам Бренеля. И он нашёл способ разрубить эту связку. Поддельные бумаги, подкупленные свидетели, и приказ, который я… — голос дрогнул, он на миг замолчал. — …который я подписал.

Карвен шагнул ближе, в его глазах горел гнев.

— Ты подписал смерть невиновного!

— Я подписал то, что казалось правдой, — рявкнул Сарем, но тут же осёкся, сжал виски рукой. — Тогда мне показали доказательства. Карст будто бы слил врагам расположение гарнизонов. Если бы это оказалось правдой, сотни жизней висели бы на волоске. Я выбрал долг. Но оказалось, что выбрал нож, воткнутый в спину.

Он поднял глаза, и в них впервые мелькнула боль.

— Я потерял его. Я потерял друга. И с тех пор каждый день плачу за ту подпись.

Элва шагнула вперёд, глядя то на Карвена, то на Сарема.

— Значит, Бренель… Он всё это устроил?

Сарем кивнул.

— Он тогда только начинал. Но семена были посеяны. Род Виндскор сгорел в огне, и с ним сгорела половина доверия в этом доме.

Карвен не мог отвести взгляда. В его лице боролись ненависть и сомнение. Ярость в его груди рвался наружу, но Элва сжала его руку.

— Теперь ты знаешь, — сказал Сарем устало. — Твой отец погиб не потому, что предал. А потому, что кто-то решил вырвать его имя из книги верности.

Он снова поднял бокал и сделал большой глоток, будто вино могло заглушить годы боли.

— И если вы решили рыться в этой правде дальше, — добавил он, голос стал жёстче, — то готовьтесь к тому, что Бренель давно играет не в одиночку.

Сарем сидел в кресле, тень от свечи ложилась на его лицо, делая его ещё суровее. Бокал вина стоял рядом, но он почти не прикасался к нему. Его взгляд был усталым, тяжёлым, но, когда он заговорил, в голосе прозвучала сила, которой нельзя было не верить.

— Карвен… твой отец был мне ближе брата. Мы вместе росли, вместе служили, вместе шли в каждый бой. Когда на Алваров ложились сомнения, когда интриги Совета душили изнутри, рядом всегда был Карст. Его честь была опорой, его слово — крепче стали. И когда его обвинили, я… я не спас его.

Карвен сжал кулаки, плечи дрожали от ярости, но он не перебил.

— Я пытался, — продолжил Сарем глухо. — Искал, копал, следил. И каждый след вёл к одному человеку. Бренель. Он уже тогда тянул за ниточки, расставлял ловушки. Вы оба чуть не погибли из-за него на том поле. Столен и я искали его. Но он словно растворился в тени Малессы. Там его следы оборвались. Турнир просто ширма, я лично хочу добраться до него.

Он поднял взгляд, встретился с глазами Карвена.

— Я знаю, что ты хочешь отомстить. Но поверь мне: месть — это худший путь. Она сожрёт тебя раньше, чем ты дойдёшь до врага.

Элва шагнула ближе, но Сарем поднял ладонь, останавливая её слова.

— Ты думаешь, я не видел, как ты растёшь? Как прячешь свои тени под усмешкой? Всё это время я оберегал тебя так, как мог. Пусть не сказал прямо, пусть не назвал тебя тем, кто ты есть, но для меня ты всегда был не просто мальчишкой с чужим именем. Ты — наследник дома Виндскор. И я учил тебя, как учил бы родного сына Карста.

Карвен пошатнулся, словно слова ударили сильнее любого клинка. Его губы дрогнули, но он не смог ответить. Только глухо выдавил:

— Почему… почему ты молчал всё это время?

Сарем отвёл взгляд к бокалу, взял его и медленно пригубил, словно скрывая тяжесть вины.

— Потому что иногда молчание защищает лучше, чем правда. Я боялся, что, если ты узнаешь слишком рано — твоя ярость погубит тебя. Я хотел, чтобы ты стал сильнее. Чтобы, когда придёт время… ты мог выдержать правду и не сломаться.

Элва коснулась плеча Карвена, её голос прозвучал твёрдо:

— Но он выдержит. И вместе мы найдём Бренеля.

Сарем посмотрел на них обоих и впервые за долгое время позволил себе вздохнуть чуть свободнее.

— Тогда ищите. Но помните: дорога, на которую вы ступаете, — это не только правда. Это кровь, предательство и страх. Бренель не тот враг, которого легко достать. И, может быть, он уже готовит новую сеть. Не ищите мести, дети. Ищите правду.

Сарем встал медленно, как будто каждый шаг отнимал от него силы. Он опёрся локтем о стол и положил руку на свитки, будто поддерживая не бумаги, а память. Затем мягко снял с цепочки у шеи тяжёлое кольцо, печать с выгравированным на ней пламенным гербом Виндскоров, край поцарапан.

Он поднёс печать к свету, и на металле вспыхнул знакомый отблеск.

— Это — печать твоего дома, — сказал он тихо. — Она принадлежала Карсту. Я берег её всё то время, что держал это бремя на себе. Я думал, рано отдавать её тебе. Думал, что ты не готов.

Карвен шагнул вперёд, протягивая ладонь.

— Ты дал мне её теперь, потому что боишься? — голос Карвена был хриплым, но ровным.

Сарем коротко улыбнулся:

— Я боюсь за тебя. И за нас всех. Я отдаю печать, потому что ты должен носить её на собственном пальце, а не как память у чужого шеи. Это не знак, что всё исчерпано. Это знак, что у нас теперь есть цель.

Он вытянул руку. Карвен не сразу принял, пальцы дрожали. Сарем осторожно вложил кольцо в его ладонь. Металл лёг плотнее кожи, как будто примерялся к новой судьбе.

— После турнира, — произнёс Сарем, опуская голос до шёпота, чтобы слова стали почти только для них троих, — я сделаю всё, что в моих силах. Я соберу бумаги, свидетелей, старые приказы и тех, кто ещё помнит правду. Я скажу людям, чего заслуживает ваш дом. Я верну тебе имя и земли, если они ещё дышат и, если в столице найдутся те, кто готов слушать.

Он отступил на шаг и посмотрел прямо в глаза Карвену.

— Но знай одно: это не будет триумфом меча. Это будет работой в судах, палатах и залах, где люди любят удобные версии правды. Бренель не просто исчез, он затаился. Он будет плести сети, пока мы играем по правилам. И если ты решишь идти путём мести, я не буду мешать.

Карвен сжал печать в руке, почувствовав тяжесть и тепло одновременно. В груди у него боролись горечь и благодарность.

— Спасибо.

Элва стояла рядом и чувствовала, как что-то в воздухе меняется: не только решимость, а теперь ещё и ответственность, принятая сообща. Она шагнула вперёд, положила ладонь на плечо Карвена.

— Мы вернём твоё имя, — сказала она твёрдо. — И сделаем это так, чтобы никому не хотелось подсовывать бумаги вместо правды.

Сарем кивнул, впервые позволив себе чуть шире улыбнуться.

— Хорошо. Вернёмся, и мы начнём действовать. А пока — берегите друг друга. И учтите: Вирена будет за вас волноваться ещё сильнее. Если полезете в авантюры поодиночке, ей будет совсем не до шуток.

Карвен усмехнулся коротко, почти нечаянно, и на мгновение в комнате послышался лёгкий, странно облегчённый смех. Они вышли из кабинета уже не просто с секретом в руках, а с печатью, которая теперь требовала действий. Ночь ждала их шагов, но шаги эти стали другими — не только движением к ответам, но и к тому, что называли домом.

На следующее утро на кухне уже пахло хлебом и корицей. Скатерть лежала чуть сбившейся складкой, кувшины с чаем давно покрылись тонкой плёнкой пара. Элва и Карвен зашли вместе, держась за руки.

— Ну, наконец-то! — воскликнул Либен, вскакивая со стула. Его лицо светилось так, словно вернулись потерянные друзья из долгого похода. — Я уж думал, вы поубиваете друг друга, а я останусь один завтракать!

Элва закатила глаза, но в уголке губ мелькнула тень улыбки. Карвен только хмыкнул, сдерживая ответ.

— Всё остыло, — ворчала Мари, ставя на стол ещё один поднос. — Я старалась сохранить всё горячим, а вы, значит, гуляете где-то. Но ладно уж, ешьте, пока совсем камнем не стало.

Она говорила с ворчливостью, но в глазах теплилась доброта. Улыбка всё-таки прорвалась сквозь строгость, когда она взглянула на Элву и Карвена вместе.

— Спасибо, Мари, — мягко сказала Элва и села за стол.

Мари махнула рукой, будто отгоняя ненужные слова, но всё же осталась у печи, прислушиваясь, как мать, что не признается, что переживала. А Либен, сияя, пододвинул к друзьям тарелки:

— Всё. Теперь мы снова вместе. И пусть завтрак будет свидетелем.

Элва рассмеялась, а Карвен впервые за утро позволил себе улыбнуться по-настоящему.

Глава 5

Во дворце было ещё утро, когда у главного входа остановилась карета. Из неё вышел глава торговой гильдии. Это был мужчина лет пятидесяти пяти, сухой, вытянутый, с глазами цвета стали. Он быстро оглядел дворец, поправляя манжеты камзола. На первый взгляд одежда была без излишеств и украшений, но стоило присмотреться к деталям: ткань оказалась редкой и дорогой, крой — безупречным, а оттенки подобраны так, что всё сидело точно по фигуре. Господин Личен создавал образ скромного человека, за которым угадывалось огромное богатство. В сопровождении у него было лишь двое помощников, тенью следовавших следом. Их провели в кабинет для частных приёмов. В ожидании императрицы гостям подали чай и угощения. Личен про себя отметил убранство комнаты: никаких лишних деталей. Прямые полки вдоль стен, два мягких дивана напротив друг друга и разделяющий их стол. Каменные стены смягчали ковры с узорами, окно прикрывал тяжёлый шёлк. Слуга открыл дверь, и первой вошла Вирена. За её плечом шагал Сарем, чуть позади — Карвен и лорд Либен. Глава гильдии поднялся, поставив чашку на стол.

— Ваше Величество, — он поклонился неглубоко и сдержанно. — Честь лично засвидетельствовать нашу преданность.

— Взаимно, господин Личен, — Вирена присела на диван, указав, что он может сесть.

Он устроился напротив. Его голос звучал сухо и ровно, но в каждой фразе чувствовался заранее взвешенный расчёт:

— Гильдия единогласно одобрила импорт редких специй из Вестры. Мы рассчитываем, что это станет началом долгого сотрудничества. Уверен, это укрепит ваши позиции на рынке.

— Хорошая новость, — мягко улыбнулась Вирена. — Наши специи заслужили место на каждом столе.

Либен тоже улыбнулся, но глава гильдии продолжал, не сделав паузы:

— Однако у меня другой вопрос. Не передумали ли вы, Ваше Величество, насчёт найма Ткачей? При прошлом правлении их ценили во всех землях как отменных наёмников. Это приносило Вестре золото, а гильдии — проценты. Всё было честно и выгодно.

Воздух в комнате стал тяжелее. Вирена медленно выпрямилась, её взгляд вспыхнул: сдержанный, но неумолимый.

— Ткачи — не товар. — Её голос прозвучал твёрдо, как удар меча о камень. — Они — гордость Вестры. Никто не будет их продавать, даже если вы предложите всё золото мира.

Глава гильдии прищурился. На лице появилась тень сожаления. Он откинулся на спинку кресла и щёлкнул пальцами. Один из помощников шагнул вперёд и поставил на стол небольшую шкатулку из чёрного дерева.

— Я так и предполагал. Тогда примите это в дар, — сухо произнёс Личен.

Крышка открылась. Яркий свет хлынул в комнату: холодный, резкий, обжигающий. Сарем мгновенно шагнул вперёд, заслоняя Вирену. Карвен рывком захлопнул крышку. В глазах Ткачей мелькнула тревога.

— Как вы посмели пронести это во дворец? — голос Сарема был резким. — Все знают, эти камни токсичны, они разрывают сосуды, как гниль, нанося вред всему окружающему.

Глава гильдии рассмеялся. Смех его был сухим, как треск старой бумаги.

— Верно. Но больше нет. Хладбергу удалось стабилизировать формулу. Говорят, не без помощи одного из своего молодого гениального учёного. Теперь они безопасны. Они отличная замена свечам и факелам. Их не нужно каждый раз зажигать, от них нет копоти. И заметьте, горят они намного ярче любого огня. Их можно зачаровать по своим нуждам. Эти камни будут стоить, как один Ткач. Малесса уже закупила огромную партию для освещения дворца. А я приношу вам три в дар, в знак долгой дружбы.

Вирена молчала, прислушиваясь не только к словам, но и к тишине своих людей. Потом шагнула вперёд, не касаясь шкатулки, и посмотрела прямо в глаза торговцу.

— Мы примем их, — сказала она тихо. — Но не как цену и не как подачку. Это будет лишь дар. Только дар. Вестра не продаёт своих детей. Никогда.

Он чуть склонил голову. Губы тронула холодная улыбка.

— Конечно, Ваше Величество. Только дар.

Либен, до этого державший бумаги при себе, шагнул вперёд. Его улыбка была слишком широкой, словно он пытался сгладить углы.

— Гильдия делает щедрый жест, — сказал он лёгким голосом. — И мы ценим щедрость. Но любой торговец знает: щедрость без выгоды редко существует. — Он прищурился. — Так какая же выгода здесь для вас?

Личен перевёл взгляд на него, задержавшись чуть дольше, чем стоило. Улыбка стала тоньше.

— Мудрый вопрос для столь юного человека. Удивительно… — голос его был вкрадчив, но с оттенком уважения. — Видно, кровь торговца в вас сильна.

Либен не смутился. Он лишь слегка склонил голову:

— Мой отец всегда говорил: дар без цены — самый дорогой.

Сарем фыркнул, но промолчал. Карвен сидел в тени, не проронив ни слова. Он следил за мелочами: дрожью уголков губ, когда упоминалась Малесса; напряжением пальцев на подлокотнике, когда прозвучало слово «дружба». Но больше всего его насторожили лица помощников Личена: слишком ровные, слишком отрепетированные.

— Дар остаётся даром, — подытожила Вирена. — Но торговля душами моих воинов больше никогда не будет обсуждаться.

Либен облегчённо выдохнул. Карвен кивнул сам себе. Каждый из них увидел в этой сцене своё: Либен — удачный торг, Карвен — начало партии, где ставки выше золота.

— Дворец всегда рад приветствовать главу гильдии собственной персоной, — сказала Вирена.

Она поднялась, давая понять, что разговор окончен. Либен тут же подхватил момент:

— Господин Личен, — сказал он с жизнерадостной улыбкой, — позвольте мне лично провести вас по дворцу. Уверен, новые залы произведут впечатление даже на такого знатока изысков, как вы.

Глава гильдии чуть приподнял бровь, потом вежливо кивнул.

— Это будет честью.

Он поднялся, и помощники последовали за ним. Карвен остался в стороне, наблюдая, как фигура Личена скрывается за дверью. Его глаза сузились. Слишком гладкая улыбка купца, слишком уверенные движения сопровождающих. Он коротко посмотрел на Вирену, и без слов между ними прозвучало: «Нужно быть осторожнее. Этот человек играет не только в торговлю». Сарем, нахмуренный, провёл ладонью по столу, будто проверяя, не осталось ли на дереве ядовитого сияния.

— Я бы выбросил эти «дары» в море, — буркнул он.

Вирена положила ладонь на крышку шкатулки, сжала пальцы.

— Нет. Мы оставим их. Пусть будут напоминанием: даже дружбу порой предлагают в ядовитых формах.

Вечером, оставшись одна, Вирена подошла к высокому окну. Внизу, при свете факелов, Личен прощался с Либеном. Сухая ладонь крепко сжала руку юноши, и по довольной улыбке гостя было ясно: разговор удался. Либен кивнул чуть серьёзнее, чем обычно, но в глазах всё равно светилось его жизнелюбие. Вирена задержала взгляд. Она знала: такие рукопожатия значат больше, чем целые свитки договоров. Гильдия будет ждать, будет давить. Мир меняется быстрее, чем люди успевают это осознать. Сияние тех камней не было случайностью — оно было предвестием. Мир меняется, появляются всё больше новых технологий. Вирена коснулась пальцами холодного стекла. Ей нужны были новые шаги, новые пути и новые решения. Вестра не могла оставаться страной прошлого. Значит, настало время для моря.

Глава 6

Солнце поднялось над горизонтом, заливая бухту янтарным светом. Воздух у пристани пах солью, свежим деревом и смолой. Колёса кареты катились по гравию, а Вирена смотрела в окно, где мелькали дома, лавки и слышались первые крики торговцев. Край её тёмно-зелёного дорожного плаща с серебряной вышивкой мирно лежал на мягком диване. Сарем сидел напротив, скрестив руки на груди, но взгляд всё время возвращался к ней. Не к императрице, а к женщине, рядом с которой хотелось забыть обо всех проблемах.

— Ты напряжена, — сказал он тихо.

Вирена улыбнулась, не отрывая взгляд от меняющегося пейзажа за окном.

— Я в ожидании. Каждый корабль — это выбор. И мне нужно не ошибиться с ним.

— Ты ещё ни разу не ошибалась, — отозвался он спокойно.

Она отвернулась к окну, пальцы невольно перебирали край плаща.

— Этот выбор не о нас двоих. Он о том, как будут видеть нас союзники. И враги.

Он протянул руку, коснулся её пальцев и прижал их к губам.

— Я горжусь тобой.

Дорога тянулась почти весь день. Колёса мерно постукивали, воздух дрожал от стрекота цикад, пахло гарью и пылью. К обеду трава по обочинам сменилась песком, и впереди открылся вид на бухту. Верфь лежала в низине между скалами: настилы уходили в воду, рабочие тянули канаты, а стук молотков отдавался эхом.

Карета остановилась. Сарем помог Вирене выйти, и в лицо ударил тёплый ветер с запахом моря. Вскоре к ним поспешил хозяин верфи Ролан, крепкий мужчина с загорелыми руками и усталым, но гордым лицом.

— Ваше Величество, милорд, — поклонился он. — Рад приветствовать. Всё готово.

Их повели вдоль рядов. Корабли стояли в полутьме навесов, каждый со своим характером. Один был быстрым, но лёгким. Другой грузным и надёжным. Третий красивым, но неповоротливым. Ролан перечислял достоинства и недостатки, а Вирена слушала, не задерживая взгляд. Всё это было не то, что требовалось.

— У нас остался ещё один, — наконец сказал он тише. — Особенный.

Он махнул подмастерью, и гостей вывели к самому краю. Там стояло судно: чёрное, со скобами из бронзы, будто из тени и огня сплетённое. Корпус напоминал зверя, готового к прыжку, а корма была украшена пламенем.

— На него так и не нашёлся покупатель. — Ролан говорил почти шёпотом. — Но вчера ночью на корме появилось имя. Мастер клялся: корабль сам подсказал.

Судно слегка повернули, и на солнце проступили выжженные буквы: «Непокорный».

Вирена затаила дыхание. Сарем тихо наклонился к ней:

— Он твой. Даже не думай спорить.

Она шагнула ближе и коснулась борта ладонью. Древесина была холодна и крепка, как камень, но внутри будто отзывалась пульсом.

— Непокорный… — прошептала она. — Да, это его имя.

Сарем встал рядом. Она подняла голову, и глаза её вспыхнули решимостью.

— Пусть море и небо знают: отныне у Вестры есть «Непокорный».

Ролан поклонился низко, почти касаясь пола.

— Он послужит вам верой и правдой. Клянусь.

А Сарем едва слышно добавил ей одной:

— И я всегда буду рядом.

Вирена позволила себе секунду нежности, прежде чем снова стать Императрицей. Голос её прозвучал твёрдо, так, чтобы слышали все:

— Готовьте его к отплытию. Команда заберёт его сама.

В этот миг над бухтой пронёсся крик чайки, и Вирена почувствовала, как ветер ударил в лицо: свежий, дерзкий, свободный. Такой же, как их новый корабль.

— Принято, Ваше Величество, — кивнул Ролан. — Он будет не просто готов. Он станет вашим отражением на воде.

Сарем улыбнулся, словно вспоминая прошлое. Затем хлопнул хозяина по плечу:

— Покажи Императрице то место, где мы когда-то спорили, кто кого в море перетянет. Оно всё ещё стоит?

— Даже больше, — усмехнулся Ролан. — Теперь там летняя веранда. Только для тех, кто платит золотом и никогда не задаёт лишних вопросов.

Веранда стояла на вершине обрывом, словно парила в воздухе. Деревянный настил мягко скрипел под шагами, в перилах путалась виноградная лоза, а морской ветер приносил соль и запах смолы. В углу горела чаша с огнём, его пламя дрожало на ветру, отбрасывая рыжие блики на столы, накрытые простыми белыми скатертями.

Ролан проводил их до края и с улыбкой сказал:

— Здесь я когда-то понял, что полюбил этот берег навсегда. Думаю, вы тоже поймёте.

Он поклонился и ушёл, оставив их вдвоём вместе с горизонтом, что раскрывался во всю ширь.

Вирена стояла у перил. Ветер трепал её волосы, играл краем плаща. В груди шевелилось чувство не тревога, не радость, а что-то иное. Что-то похожее на начало.

Сарем налил вина, но пил медленно, словно в кубке был не напиток, а память. Она села напротив, подперев подбородок рукой.

— Расскажи про ту войну. — сказала она тихо. — Ты всегда уходишь от этой темы.

Сарем долго молчал, словно внутри боролся: сказать или оставить всё в тени. Его пальцы сжали кубок так сильно, что стекло тихо звякнуло о стол. Потом он отставил его в сторону.

— Тринадцать лет назад… — начал он, стиснув зубы. — Мне было примерно, как тебе сейчас. Командование свалилось на меня не потому, что доверяли, а потому что других не осталось. Все офицеры погибли или сбежали.

Он резко поднялся, прошёл к перилам и упёрся руками в дерево.

— Варвары шли стеной. Их было втрое больше. Они верили, что сами боги ведут их очищать землю. Их огонь не грел, а жёг. Деревни исчезали, людей не щадили. Мы вязли в грязи, дожди не кончались. Чёрный Перевал… — его голос стал хриплым, дыхание сбилось. — Они кричали и падали. Геран… — он сжал кулак и ударил им по перилам. — Закрыл меня собой. Я слышал его хрип. Хотел что-то сказать, но лёгкие уже были в крови.

На миг он замолчал. Лицо оставалось напряжённым, но плечи дрогнули.

— С той ночи я практически не спал, — произнёс он глухо. — Война не прощает снов.

Он отвёл взгляд на море. В закатных отблесках вода светилась огнём, и глаза Сарема стали мягче.

— Тогда я впервые увидел Ткачей. Они не были такими, как сейчас. Дикие, непокорные, с глазами зверей. Им никто не смел приказывали, их вёл только Зов. Они ворвались в ряды врага туда, где обычные солдаты бежали бы. Я испугался… но понял: без них мы бы пали. Они были прекрасны. Мощные воины с демонами внутри. С того времени используя свои связи я собирал всё, что мог о них: донесения, слухи и обрывки новостей. Всегда искал в них что-то своё.

Он снова повернулся к ней, и голос его изменился. Ожесточённость ушла, остался человек, который держал в руках не армию, а собственное сердце.

— Потом пришло донесение о девочке, найденной после песчаной бури. Никто не верил, что можно выжить в ней. Но ты выжила. Как мне кажется, именно тогда твой демон впервые дал о себе знать. По какой причине, мне не известно.

Он усмехнулся почти смущённо.

— Сначала я следил за тобой из отчётов. Как прошел твой ритуал, как проходили твои тренировки. Но потом понял, что жду и радуюсь каждой вести о тебе. Любой мелочи. Ещё раньше, чем увидел тебя в живую. Когда узнал, что ты разрушила крепость, защищая своих, я приказал: срочно вернуть тебя в столицу любой ценой, чтобы Совет не добрался до тебя первой.

Сарем провёл ладонью по лицу, будто хотел скрыть эмоции, но не смог. Его взгляд задержался на ней, и в нём уже не было ни тени, только мужчина, позволивший себе сказать правду.

— Забавно, — тихо сказал он. — Первое, что я выбрал не ради долга, а ради себя. И это оказалась ты.

На веранде жил будничный вечер. Купцы лениво спорили о цене товаров, музыканты перебирали струны, а служанка, улыбаясь, ставила на стол кувшин с вином. Всё выглядело обыденно, почти сонно. Даже ветер, казалось, потерял остроту, превращаясь в мягкое дыхание моря. Вирена слушала рассказ Сарема, кивала, но в груди у неё натягивалась тонкая струна тревоги. Будто за этим светом пряталась тень, готовая шагнуть.

В дальнем углу веранды два купца внезапно опрокинули стол, посуда и вино пролились на пол. Девушка-официантка попыталась выскользнуть, но один из мужчин, бешено дыша, выхватил нож и полоснул второго по горлу. Брызнула кровь, заливая скатерть и белый передник девушки. Мир застыл на секунду, но не для Вирены. Нападавший поднял голову: его глаза были пустыми, словно выжженными изнутри. Рот скривился в неестественной гримасе, и чужим, нечеловеческим голосом он прорычал:

— Ты выбрала его?!

Он рванулся к девушке. Вирена, не думая, перехватила официантку за локоть и рывком отдёрнула к себе. Свободной рукой схватила ближайший стул и выставила его вперёд, как щит. Нож со скрежетом врезался в дерево, оставив глубокую борозду. От стула запахло гарью и кровью. Сарем уже оказался рядом. Его пальцы сомкнулись на запястье нападавшего, выкручивая клинок с такой силой, что тот завыл по-звериному. По залу прокатился холод.

— Назад! — бросила Вирена, заслоняя девушку. — Всем отойти!

Нападавший вырвался, бросился снова, но Сарем коротким рывком ударил в запястье, нож звякнул о каменный пол. В тот же миг двое Ткачей Боли, словно возникнув из воздуха, вцепились в противника: один схватил его за плечо, другой подсек ноги. Купец рухнул, но и на земле извивался, рычал, словно одержимый.

— Держите, — приказала Вирена. — Это не человек сейчас.

Нападавший вдруг затих, и чужой голос прохрипел сквозь его губы:

— Вы не спасётесь. Как не спасли тех, кто был до неё.

Вирена и Сарем обменялись быстрым взглядом. Фраза, как метка. Толпа зашумела, люди в панике спешили к выходу. Кто-то бормотал молитвы, кто-то уводил детей. Слуги хватали из-за столов посуду, лишь бы унести хоть что-то. В этом хаосе один человек в тёмном плаще скользнул к двери. Он двигался слишком уверенно, слишком плавно. На миг свет коснулся его лица: тонкая улыбка, острые, нечеловеческие зелёные глаза. И тут же он исчез в ночи. Вирена резко повернулась в его сторону, но уже никого не было.

Когда зал опустел, Вирена поставила стул на место и впервые позволила себе вдохнуть глубоко. Демон внутри шепнул, холодно, но почти с усмешкой: «Вот теперь, Пепелка, у нас начинается настоящее плавание. Кто-то проверяет тебя. Проверяет твой берег».

Она не ответила. Только глаза её вспыхнули огнём. Тем временем Ткачи склонились над телами. Один, присев на корточки, осторожно разжал руку первого купца.

— Видите? — негромко сказал он. — Ногти вжаты в ладонь. Он умер не от ножа, а от ужаса. Но в глазах страха нет. Там пустота. Будто душу вынули, оставив оболочку.

Второй Ткач, наклонясь над телом второго купца, резко отпрянул. Тело на глазах серело и усыхало, пальцы скрючивались, кожа трескалась, словно пергамент. Покрыв все тело чёрными пятнами, как плесень.

— Это не яд, — сухо бросил он. — Яд убивает иначе. А здесь его выжгли изнутри. Душу вытянули, тело обмякло. Видите? — он коснулся пальцем щеки, и та осыпалась пылью. — Его опустошили, будто кто-то пил силу прямо изнутри.

Ткач поднялся, вытирая пальцы о плащ, и обратился к Вирене:

— Такую магию я видел только раз. На границе с варварами. Но здесь… здесь работа тоньше. Это не нападение ради грабежа. Больше похоже на послание. Кто-то проверяет нас, Ваше Величество.

Вирена смотрела на мёртвые тела, и в её взгляде не было ужаса.

— Перекрыть улицу, — твёрдо сказала она. — Обыскать каждый угол. Ни одна душа не должна уйти без нашего ведома.

Ткачи молча кивнули, расходясь по залу. Сарем, поднимая клинок, сказал вполголоса:

— Кто-то играет с нами. Похоже, мы тут задержимся. Пойду договорюсь о комнатах.

Вирена кивнула ему в ответ и повернулась к дрожащей девушки-служанке и тихо сказала:

— Всё хорошо. Ты под нашей защитой.

Когда тела убрали и в трактире стало немного тише, Вирена мягко взяла официантку за плечо и жестом пригласила пройти в маленькую кухню. Девушка дрожала, бледная, руки сжимали уголок передника так, что костяшки побелели. Внутри всё ещё пахло гарью и кровью, но здесь, вдали от чужих глаз, можно было выдохнуть.

Вирена не села, но встала рядом, чтобы быть выше лишь на полшага и не давить. Лицо её было спокойным, взгляд внимательным.

— Как тебя зовут? — спросила она негромко.

— Ирса, Ваше Величество, — выдохнула девушка, всё ещё не глядя в глаза.

— Ирса, посмотри на меня, — мягко, но твёрдо попросила Вирена. — Ты сейчас в безопасности, всё позади. Никто не причинит тебе вреда. Я хочу знать, что произошло. Всё, что сможешь вспомнить.

Девушка медленно подняла глаза. В них был не просто испуг, а первородный животный страх.

— Я… не знаю, — начала она сбивчиво. — Они часто спорили. Тот, что с ножом… он всегда был мрачнее. Но сегодня утром он выглядел странно. Говорил сам с собой, не слышал меня, будто был не здесь. Потом… когда случилось это… — её голос сорвался, глаза стали мокрыми, — он посмотрел на меня, и в глазах… я увидела только чёрную пустоту. Будто он совсем не человек.

Вирена кивнула, позволяя ей говорить дальше.

— Когда он бросился, я почувствовала… не страх, а холод. Как будто кто-то коснулся моей кожи изнутри. И этот голос… это был не его голос! Он никогда так не говорил. Я… думала, что умру, но вы… — Ирса внезапно зарыдала, но слёзы были не только от ужаса, в них было облегчение.

Вирена подождала, пока она успокоится, и только тогда осторожно спросила:

— Раньше ты что-нибудь подобное видела? Странные люди? Знаки? Может быть, кто-то говорил тебе что-то необычное?

Девушка отрицательно покачала головой, всхлипывая.

— Только… один человек в капюшоне сегодня утром оставил мне монету на счастье. Лица я не видела. Я не придала значения. Она странная… холодная, будто изо льда. Я оставила её в подсобке. Могу показать.

— Принеси, — спокойно велела Вирена. — И никому больше не говори об этом. Всё хорошо, Ирса. Ты выстояла.

Девушка, всё ещё дрожа, поспешила в соседнее помещение, чтобы отыскать странную монету. Вирена осталась наедине с собой и своим внутренним жаром, уже зная: всё, что случилось, без сомнений, было не случайно. Кто-то оставил метку. Кто-то проверяет их на прочность. Демон внутри прошептал:

«Теперь у тебя есть след. Лови его, Пепелка. Не отпускай».

Через пару минут Ирса вернулась, всё ещё бледная, но уже собранная. По её походке было видно, что ей важно выполнить поручение до конца. В руках у неё лежал небольшой кожаный мешочек. Она дрожащими пальцами раскрыла его и достала монету. Монета была непривычной: не блестящая, а мутно-матовая, с холодным голубым отблеском, словно её вырезали не из металла, а из застывшей воды. При свете фонаря на тусклом, ледяном металле чётко проступил знак — пять вытянутых звёзд, сложенных в круг, будто их стягивал невидимый узел. В следующую секунду сердце Вирены сжалось. Этот символ, тот самый, что был на пропавших караванах, когда Карвен и Элва чуть не погибли. От монеты шёл настоящий холод: даже на расстоянии вытянутой руки она чувствовала, как в комнате внезапно стало прохладнее.

— Я раньше таких монет никогда не видела. Когда я держу её в руке, у меня сразу застывает сердце. И… мне не хотелось её брать, — прошептала Ирса, глядя на монету с подозрением.

Вирена кивнула, и, наконец, осторожно взяла монету в перчатку, не касаясь голой кожей. В этот момент по её пальцам пробежала ледяная дрожь, и в висках будто что-то резко зашептало: не словами, а эхом чужого намерения. Внутри, едва уловимо, демон подал голос:

«Осторожно, Пепелка. Это не просто метка. Она пропитана странной древней магией. Будь настороже».

Вирена сжала монету чуть крепче, ощущая, как холод пробирается к самому сердцу, но взгляд её оставался твёрдым.

— Ирса, ты хорошо держалась. Теперь можешь идти отдыхать. Дальше мы сами разберёмся, — сказала она девушке. — Но если что-то странное ещё произойдёт, сразу скажешь мне. Или Ткачам.

— Спасибо, Ваше Величество. Если бы не вы, меня уже не было в живых. Я никогда не забуду вашей доброты и смелости.

Ирса поклонилась с облегчением, а когда вышла, Вирена ещё раз посмотрела на монету, поворачивая её в свете фонаря. Она быстро спрятала монету в карман плаща, лицо вновь стало холодным и собранным. Огляделась, будто проверяя: никто ли не заметил её реакции. Но все были заняты делом, только один Ткач мельком глянул на неё, словно почувствовал перемену.

— Сарем, — тихо распорядилась Вирена, уже выходя из кладовой. — Срочно найдите его и ко мне. Это касается не только сегодняшней ночи.

Внутри что-то дрогнуло, но не сломалось. Огонь стал ярче. Ночь уже сползла на город, окна трактира гасли один за другим, пока не остался гореть только свет в небольшой гостиничной комнате наверху. Вирена стояла у окна, в руке сжимая холодную монету, словно пытаясь согреться мыслью о том, что знает, с чем столкнулась. Сарем вошёл без стука, он давно уже знал, когда ей не нужны лишние церемонии.

— Ты звала, — негромко сказал он, закрывая за собой дверь.

Вирена развернулась, глаза её были полны тревоги, но голос звучал ровно:

— Посмотри.

Она протянула монету на ладони. Пять звёзд в круге тускло поблёскивали в полумраке, будто в них горел свой холодный свет. Сарем нахмурился, взял монету, покрутил в пальцах, задержав взгляд на знаке.

— Это он. Знак, — наконец произнёс он. — После исчезновения караванов с востока все следы пропали.

— Теперь этот знак снова появился, — тихо ответила Вирена. — Именно сегодня, когда мы приехали на верфь. Кто-то пытается открыто о себе заявить, и не прячется больше в тени.

Сарем присел на край стола, сжимая монету в кулаке. В его взгляде была не только тревога, но и сосредоточенность человека, который не верит в совпадения.

— Значит, им не важно, заметим мы или нет. Они уверены, что никто не остановит их даже здесь. Либо… хотят нас испугать.

Вирена медленно покачала головой:

— Не получится.

Она приблизилась, глядя ему прямо в глаза.

— Нам предстоит путь, а теперь и бой не только с тем, что ждет в море, но и с тем, что уже прокралось в Вестру. Сарем, это больше не просто дворцовые интриги. Мы столкнулись с чем-то совершенно другого уровня.

Он кивнул:

— Мы приготовимся. Удвоим охрану. Всем командирам дадим распоряжение предупредить людей: никого не подпускать близко к команде. Экипаж и Ткачи под особым присмотром.

Между ними повисла тяжелая тишина. Снаружи ветер хлопал ставнями, ночь была слишком холодной для середины лета.

— Ты не одна, — сказал Сарем, и голос его стал глубже, почти шёпотом. Он подошёл ближе, коснулся её плеча, а затем обеими ладонями мягко обхватил её лицо, заставляя посмотреть прямо в глаза.

— Слышишь? — тихо сказал он. — Ты не одна, Вирена. Как бы ни сложилось — я с тобой. Я твой щит. Всё, что понадобится.

В этот миг между ними не осталось ни звёзд, ни угроз, ни завтрашнего страха — только его сильные, тёплые ладони, её дыхание и невидимая нить доверия, которую не разорвать ни демонам, ни судьбе. Вирена выдохнула, позволив себе на секунду стать просто женщиной, не императрицей.

— Спасибо, — ответила она, слабо улыбнувшись. — Знаю. И потому мне не страшно.

Он прижался лбом к её лбу, задержался так, просто рядом, без слов, в этой ночи, где вся их сила была в том, что они вместе.

Когда Вирена, наконец, уснула так тихо, почти незаметно для самой себя, Сарем долго ещё стоял у окна. Сон никак не приходил. Что-то ему не давало покоя. Ночь вползала в комнату, ветер тормошил занавески, где-то вдалеке шумели волны, и город затихал, готовясь к новому дню. Он смотрел на спящий профиль Вирены, на тёплый свет её дыхания, и в груди у него сжималось что-то знакомое и тяжёлое. Словно мир подбирался к тому рубежу, где всё, что ты знал, перестанет быть опорой. Сарем опёрся лбом о холодное стекло. Ночь за окном дышала тьмой, и только редкий огонёк факела на башне отсекал её тяжесть. Его губы чуть шевелились, слова были едва слышны: то ли молитва, то ли признание в пустоту:

— Огонь. Вода. Холод… И любовь. — Он сжал кулак, пальцы побелели. — Всё слишком близко. Слишком рано.

На стекле дрогнул его отражённый силуэт, и вместе с ним будто возникла тень прошлого. Воспоминание вернулось тихо, как шаг по скрипучему полу, из тех, что не стираются со временем. Лето. Старый дом на берегу моря. Сад, где жужжат пчёлы, деревянный стол, пропитанный солью и солнцем. Его дед, коренастый, с глазами, в которых жила мудрость, вырезает дощечку и вдруг кладёт ладонь на голову мальчика.

— Запомни, Сарем, — сказал он тогда, низким голосом, что пах и морем, и дымом, — мир держится не только на людях. Есть силы, что дремлют в его основании. Пока нечто великое не угрожает, они спят. Но однажды проснутся.

Мальчик слушал, затаив дыхание.

— Какие силы? — спросил он.

Дед усмехнулся, словно рассказывая тайну, за которую однажды могут казнить.

— Вода лечит. Мороз хранит. Свет указывает. Любовь зажигает. Но всё это — только круг. Без центра он рассыплется. И центр этот — огонь. Где есть настоящий огонь, тьма не войдёт.

Сарем тогда кивал, не понимая, но чувствовал: в этих словах больше, чем легенда. Его завораживала сама мысль о героях: свободных, решительных, кто рвался в бой. Он мечтал встать рядом с ними. А не слушать очередную лекцию про политику и экономику, или тетку Ренею, которая в очередной раз перечисляла достоинства идеального образа наследника рода Алвар, поправляя ему воротник рубашки.

Теперь, много лет спустя, он стоял у окна гостинице, и в памяти оживал запах дерева и летнего ветра. Он рукой поправил манжету рубашки и перевёл взгляд на Вирену, спавшую за его спиной. Прошептав почти неслышно, и только стекло, в котором отразились его глаза:

— Когда они соберутся все… она вернётся.

Он стоял так до самого рассвета, дыша медленно, будто пытался удержать в груди то знание, которое нельзя было произнести вслух.

Глава 7

По возвращению во дворец Вирена и Сарем созвали ближний круг. Огонь в камине потрескивал, бросая тёплые отсветы на стены. Пахло дымом, кожей от старых кресел и лёгким вином. Сарем стоял у окна, спиной к комнате. За стеклом столица уже погружалась в вечер, её огни медленно загорались, как звёзды в озере. Он молчал в ожидании пока все соберутся. Виктория села ближе к огню, скрестив руки. Брат Оллен устроился рядом, нервно постукивая пальцами по колену. Либен застыл в пол-оборота у камина. Столен со своей сдержанностью, но с искрой в глазах, осматривал всех, будто снова собирал свою боевую свиту. Карвен с Элвой пришли вместе, но делая вид, что по отдельности. Она стремительно шагнула в тень, он держался на шаг позади. Вирена прошла к центру. Без плаща, в простой тёмной рубашке с широким поясом.

— Мы нашли знак, — без вступлений начала она. — Не случайный, не брошенный. Нам его оставили.

Она достала монету. С лёгким, почти певучим звоном металл коснулся деревянного стола, будто в этот миг рассёк не только воздух, но и само течение разговора. На тусклой поверхности монеты проступали пять звёзд, вытравленных с пугающей до одержимости точностью.

— Этот символ мы уже встречали, — сказал Сарем, всё ещё не оборачиваясь. — А теперь он в сердце верфи. Они оставили его на виду, как вызов.

Карвен присвистнул:

— Прямо под нашим носом?

— Явно специально для нас, — бросила Элва, не сводя взгляда с монеты.

Брат Оллен подошёл ближе, провёл пальцем рядом, но не коснулся:

— «Созвездие верных» — их боялись ещё с древних времен.

— Это всё старые сказки для детей. Нигде и никогда не было упоминания про этот орден. Лишь слухи, — сдержанно откинулся на спинку Столен, глядя на Сарема.

Тот наконец повернулся. Лицо у него было жёстким.

— Я хочу сказать, что скоро мы отплываем не просто как делегация на турнир, а в поисках ответов. И враг, возможно, уже на борту.

Никто не пошевелился. Только поленья трещали в камине. Виктория выдохнула:

— Если это ловушка, мы в ней с того момента, как заметили этот знак. Но и оставлять его без ответа — значит сдаться заранее.

— Мы не сдадимся, — твёрдо сказала Вирена. — Я хочу, чтобы вы знали: это будет опасно. И, возможно, никто из нас не вернётся прежним. Но я доберусь до правды. Если мы сейчас отступим, потом может быть поздно.

Тишина повисла, будто на вдохе. Карвен криво усмехнулся и посмотрел на Элву:

— Ну что, опять встрянем, как всегда.

В ответ она хмыкнула и пожала плечами:

— Кто ж тебя отпустит одного. Мы уже влипли.

Брат Оллен поднял взгляд:

— Я не знаю, что нас ждёт. Но я пойду. Я вам верю, Ваше Величество, — он кивнул Вирене, — больше, чем кому-либо.

Либен лишь кивнул. Он не привык к речам. Но по тому, как он сжал рукоять за поясом, было ясно, он принял решение. Сарем снова взглянул на монету.

— Тогда через неделю выходим. И мы все должны хорошенько подготовиться. — Он перевёл взгляд на Столена. — Ты говорил, что когда-нибудь мы пожалеем, что дожили до этого дня?

Тот усмехнулся, потирая пальцы рук:

— Я говорил, что вы — упрямцы. А таких уносит буря. Надеюсь, ты не разучился держать штурвал, Сарем. И смотреть в оба за Императрицей, и за этими двумя, — он бросил взгляд на Карвена и Элву, — которые обязательно найдут, во что вляпаться.

Смех разрядил напряжение. Вирена снова взяла монету. Её пальцы на секунду дрогнули, не от страха. От чувства, будто на этой маленькой детали было завязано что-то большое.

— Вот и началось, — сказала она скорее себе, чем окружающим.

***

Легкое дуновение ветра задело занавески, открывая вид за окном, где далеко за крышами столицы, в бухте, готовился к отплытию «Непокорный». Когда разговор стих, каждый стал собираться: кто-то проверял вещи, кто-то обменивался короткими взглядами или парой слов, Виктория попрощалась крепким объятием, брат Оллен шутливо кивнул на прощание. Даже Столен задержался у двери чуть дольше, словно хотел запомнить этот вечер. Либен остался в комнате последним. Камин уже горел тише, в зале осталось только эхо их голосов и тёплый свет на ковре. Он внимательно смотрел на место, где недавно лежала монета: «Столько лет учился не бояться, — думал он. — А сейчас страшно, что за этим не просто чужая угроза, а что-то… что всегда было рядом». Либен разжал пальцы, взглянув на огонь, вспомнив слова Виктории, и мечтательно прошептал:

— Пусть этот раз не будет последним.

Он быстро окинул взглядом комнату, что ещё не забыла голоса его друзей, а затем спешно вышел вслед за остальными, унося в себе не только тревогу, но и твёрдую, взрослую решимость: в этот раз он уже не будет стоять в стороне.

Вирене хотелось побыть одной. Она дома. В комнате всё такое родное: шкаф, наполненный книгами, что так тщательно она собирала, мягкие кресла у камина и столик между ними с тонкой вазой и свежей веткой лаванды. Она прошлась по комнате, расстёгивая пряжку на поясе и скидывая на стул. Только камин согревал вечер, и в огне отражался не лик императрицы, а усталый светлый отблеск той девочки, что когда-то мечтала о море. Вирена села ближе к огню, снимая тунику и стягивая сапоги, позволила себе не держать спину ровно. Она сжала монету в ладони, чувствуя её ледяной вес. Сколько бы боев она не провела, тьма по ночам до сих пор вызывала у неё страх.

«Вот и всё. Теперь назад не повернуть. Думала, что готова к любой битве, — мысленно усмехнулась она. — Но вот этот знак, это что-то большее, чем угроза. Это вызов, который принимаешь не мечом, а сердцем. Почему он кажется куда более знакомым?».

Внутри, в привычной тени, уже шептал демон:

— Страшно, Пепелка?

— Да, — мысленно ответила она и сама удивилась, насколько это правда. — Не страшно за себя. Страшно потерять кого-то из них. Страшно, что сделаю ошибку, и они не выживут.

— Ты всегда шла первой, — заметил демон. — Это и есть огонь. Ты не только их щит. Ты их центр. Ты держишь этот круг.

— А если сломаюсь?

— Тогда они подхватят. Круг не рвётся, если в нём есть доверие.

Она прижала монету к груди, вдруг почувствовав усталость, почти похожую на покой.

«Сейчас я просто человек. Просто женщина. И этого достаточно, чтобы идти дальше».

Камин потрескивал, тени мягко плясали по стенам. Вирена закрыла глаза, но даже во сне внутри горел огонь, тот самый, что скоро поведёт всех сквозь любую бурю.

За неделю до отплытия дворец и весь портовой квартал будто бы жили в новом ритме. Каждый день начинался чуть раньше, заканчивался позже, словно само время сжалось, убыстряя подготовку к большому путешествию. С утра слуги таскали ящики, перебирали запасы и упаковочные мешки. В коридорах стояли стопки свёрнутых карт, повсюду мелькали списки и черновики. Сарем был неотступно рядом с Виреной, сверяя бумаги, уточняя детали маршрута, проверяя каждую деталь плана. Он держал всех в тонусе: не забывал ни одного человека, ни одного мешка с провизией, ни одной вещи из личных покоев.

Элва большую часть времени проводила на арене, тренировалась до изнеможения, хотела быть готовой к любой опасности, восполняя все время, что её демон молчал. Её короткие встречи с Карвеном оборачивались шутками, тайными перебранками и вечной борьбой за оружие или за книжку, которую он собирается взять на корабль тайком. Иногда они тренировались вместе, тогда арена наполнялась их смехом и разлетающимися искрами. Карвен метался между оружейной, конюшней и портом. Помогал и там, и тут, то спорил с бывалыми матросами, то учился у них, как правильно вязать морские узлы. Всё делал с азартом, не веря самому себе, что ему поручили столько дел сразу.

Либен, вечно улыбаясь, брался за любую работу: мог помочь с книгами, сходить в архив за пропущенной деталью, подбодрить кого-то из молодых слуг или утешить мальчишку, который боялся первого плавания. Иногда он уходил в сад, чтобы почитать дневник Столена, старую тетрадь с заметками о жизни и людях. В тени среди жасмина он подолгу размышлял о том, как быть полезным: не только на суше, но и на корабле.

Виктория проверяла зелья и лекарственные сборы, молясь и освещая их. Брат Оллен же по долгу пропадал над рукописями, ища любые упоминания тайного знака. Весь дом был полон движения: кто-то пел, кто-то ругался, кто-то смеялся. Каждый находил своё дело, и никто не позволял себе расслабиться. По вечерам все собирались за длинным столом: ели, делились новостями, обсуждали слухи о погоде и приплывающих кораблях. Порой звучали шутки, иногда разговоры о страхах, о надежде на удачный исход. Смеялись, спорили, подкалывали друг друга, строили планы. Каждый день приближал их к отплытию, и в эти короткие, наполненные хлопотами дни, команда становилась всё крепче и сплочённее, как семья, которой предстояло пройти вместе через что-то большее, чем просто дорога к новому берегу.

Глава 8

Рассвет над Вестрой был свежим и ярким, как бывает только в те дни, когда всё должно измениться. На причале уже гудел «Непокорный»: команда заканчивала погрузку, матросы перекликались, готовя корабль к отплытию. У трапа собирались все: Вирена и Сарем стояли бок о бок, Виктория с Олленом читали молитву, Либен о чём-то говорил со Столеном. Карвен и Элва подошли вместе, не отпуская рук, и этот маленький жест не ускользнул от взгляда Вирены. Она только коротко кивнула с пониманием и уважением.

— Готовы? — спросил Сарем.

Карвен улыбнулся впервые открыто и честно:

— Теперь да.

В этот миг кто-то крикнул с борта, паруса вздулись от первого ветра, а солнце наконец поднялось над городом. Виктория стояла, как обычно, прямо и уверенно, но в её глазах на этот раз таился не только привычный свет внутренней силы, но и тихая тревога. Оллен, обычно первый за любую шутку, сегодня чуть растерянно перебирал пальцами край плаща, улыбаясь больше для других, чем для себя. Столен держался чуть в стороне, но его присутствие ощущалось так же неотвратимо, как тень за спиной, он не сказал ни слова, но каждый взгляд говорил больше, чем любые напутствия.

Виктория подошла к Вирене и, не обращая внимания на суету вокруг, крепко по-сестрински прижала к себе.

— Возвращайся не ради победы, — тихо сказала она. — Возвращайся ради себя. Если захочется свернуть с пути — сверни, если устанешь — остановись. Императрица или нет, ты — человек. И этого никто у тебя не отнимет.

Вирена только кивнула, не говоря лишних слов, они и так всё чувствовали друг в друге. Оллен подошёл чуть ближе, слегка поёживаясь от ветра.

— Хотя бы на этот раз останусь в столице, вдали от приключений, — проворчал он, хотя в голосе сквозила привычная ирония.

— Твоя задача не хуже морских приключений, — ответила Вирена и, понизив голос, добавила: — Найди мне всё, что сможешь, про этот знак.

Она передала ему на ладони монету с пятью звёздами.

— Не только официальные хроники. Сказки, байки, бред сумасшедших, записки с полей — всё. Даже если это самый безумный слух. Мне нужна каждая ниточка.

Оллен забрал монету, разглядывая её, хмыкнул:

— Значит, пришло время искать клад, а не сочинять песни. Обещаю, разрою даже те чердаки, где прячутся куры.

— Вот и договорились, — сдержанно улыбнулась Вирена.

Столен наблюдал за этим молча, но когда подошёл, посмотрел на неё как на равную, без титулов и церемоний:

— Ты всегда умела делать из беды шанс. Только не забывай, чужая беда быстро становится своей, если слишком часто в неё прыгать. — Он перевёл взгляд на Сарема, потом на Карвена и Элву. — А вы двое следите за ней. И за собой, чтоб не влипнуть в первую же передрягу.

Карвен усмехнулся, Элва фыркнула. Лорд Столен просто похлопал по плечу Либена:

— Мальчик мой, запомни: свет у тебя внутри. И хватит тратить время на слова.

В ответ Либен только растеряно улыбнулся.

Пока у трапа «Непокорного» звучали прощальные слова и крепкие объятия, на палубе царил свой, почти ритуальный порядок. Капитан Ардин Лакас не присоединялся к суете у борта, он был полностью погружён в своё дело, словно сам корабль слушался только его дыхания. Высокий, с небрежно собранными каштановыми волосами и глубоким шрамом над левой бровью, Лакас обходил палубу, бросая короткие команды матросам. Его голос не требовал крика, один взгляд ярких зелёных глаз — и сразу становилось ясно, что делать. Он проверял паруса, проходился вдоль борта, поправлял снасти, быстро останавливался, чтобы оценить, как загружают припасы.

— Готовьтесь к отплытию! — скомандовал он, оглядываясь на небо и на воду, где уже тянулись к горизонту первые утренние полосы. — Всё должно быть крепко! Сегодня прощаются только на берегу, на палубе работают!

Мимо промелькнул юнга, и капитан без слов подал ему моток верёвки. Перемещаясь между мачтами, Лакас иногда ловил на себе уважительные взгляды команды: его привыкли слушать, все знали, благодаря ему вся команда выбиралась из любой передряги. С высоты кормы он мельком взглянул на Вирену, она стояла на пристани, прощаясь с друзьями, и ветер играл краем её плаща. Капитан чуть прищурился, будто запоминая этот миг, а потом вновь обернулся к своей команде:

— Ждать сигнала! Как только её нога ступит на палубу, отпускаем канаты!

И, будто отвечая на внутренний зов, команда синхронно взялась за дело: крепили шлюпки, настраивали штурвал, проверяли всё до мелочей.

Пока на берегу завершались последние слова, «Непокорный» под чутким взглядом Лакаса уже был готов к отплытию: уверенный, сильный, надёжный, как и сам его капитан. Паруса вздулись, наполняясь ветром, а палуба ожила сотнями голосов и звуками спешных шагов. Вирена шагнула на трап, держа спину прямо, словно в этот момент она несла на плечах не только собственную судьбу, но и всю тяжесть империи. Навстречу ей раскинулось бесконечное море, пока ещё спокойное, но таящее в себе неведомые испытания. Вслед за Виреной шёл Сарем: сдержанный, собранный, словно ожидающий опасности в любой момент. Карвен и Элва молчали, плечом к плечу, решительные. Либен, чуть волнуясь, с неизменной улыбкой, способной поддержать даже в самые трудные моменты. За ними ступала охрана из Ткачей Боли. По их суровым и спокойным лицам сложно было что-то узнать. Их белые плащи слегка колыхались на ветру, и каждый шаг был чётким, словно заранее отмеренным.

Когда последний человек поднялся на корабль, капитан Лакас сделал шаг вперёд. Он расправил плечи, его фигура казалась ещё крепче и выше на фоне развевающихся парусов. В глазах мелькнула едва заметная одобрительная искра. Он встретил Вирену ровным, открытым взглядом и коротко, уверенно склонил голову, отдавая честь:

— Добро пожаловать на борт «Непокорного», Ваше Величество. Корабль готов к отплытию, команда на своих местах.

Вирена остановилась, оглянулась на свою команду и едва заметно улыбнулась. Лакас, наблюдая за этим, подумал с искренним уважением: «Она не просто символ. Она — связующее звено. Пока она твёрдо стоит, устоит и всё вокруг».

Она коротко, но уверенно кивнула:

— Благодарю, капитан. Верю, что наш путь будет таким же надёжным, как и ваше слово.

Лакас слегка склонил голову, принимая её доверие без лишних слов. На его лице мелькнула сдержанная, едва заметная улыбка.

— Можете не сомневаться, — сказал он спокойно. — Наша команда видела и не такие шторма. Сарем Алвар, чтоб тебя буря забрала, ты и вправду жив!

— Ардин Лакас, — произнёс Сарем, едва сдерживая улыбку. — Ты, как всегда, громче шторма.

— Иначе ты бы не поверил, что это я! — капитан схватил его в объятия, хлопнул по спине. — Гляжу, пост главного советника тебя не испортил. Всё тот же хмурый вояка, только волосы седее стали.

— А у тебя их вообще не было, — спокойно парировал Сарем, — но голос всё тот же.

Лакас расхохотался, откинув голову.

— Ха! Вот за это я и уважаю тебя, сухопутная душа! — Он отступил на шаг, смерил его внимательным взглядом. — Не забыл, как в море держаться? Но, скажу честно, я был сильно удивлен, когда ты вспомни про старого друга. Малесса обзавидуется, когда увидит наш корабль. Жаль, не увижу лицо Лорана.

Сарем чуть склонил голову, сдерживая эмоции.

— Рад, что ты всё ещё держишься наплаву, Лакас.

— Я не просто держусь, — с гордостью ответил капитан. — Мой «Серый Ветер» пережил три шторма и одну свадьбу матроса, и, поверь, второе было страшнее.

Они оба коротко, по-мужски рассмеялись, но с тем смехом, что снимает усталость лет. Вирена улыбнулась уголками губ, едва заметно расслабляясь.

— Пора, капитан, — сказала она негромко, но так, чтобы услышали все.

Голос Лакаса прогремел над палубой уверенно и резко:

— Отдать швартовы! Поднять паруса!

Матросы тут же бросились исполнять приказ, палуба ожила новой, стремительной суетой. «Непокорный» вздрогнул и начал медленно отходить от причала. Вирена ещё раз взглянула на берег, где остались провожающие. Их фигуры постепенно растворялись вдалеке, и с каждым ударом сердца её взгляд становился увереннее. Теперь она смотрела только вперёд. Капитан вернулся к штурвалу, уверенно направляя корабль к горизонту, который уже ждал их с новыми испытаниями. Путешествие началось, и каждый на борту чувствовал: назад дороги нет.

На берегу, на верхней площадке причала, остались трое. Виктория стояла прямо, ладони сцеплены впереди, взгляд прикован к удаляющейся палубе, где в утреннем свете выделялась фигура Вирены. Рядом, чуть расставив ноги, будто готовясь к долгому дозору, стоял Столен. Оллен уселся на самый край булыжной плиты, болтая ногами, но даже его привычная небрежность сегодня была немного натянутой.

— Вот и ушли, — негромко сказала Виктория.

— Как всегда, в самую бурю, — хмыкнул Столен. — Если хоть кто-то из них сумеет вернуться без новых шрамов, удивлюсь.

Оллен обернулся в усмешке:

— Вирена не даст им пропасть. А мне снова нужно погрузиться в старые тайны и пыльные книги.

— У тебя работа не из лёгких, — не без тепла ответила Виктория. — Если найдёшь хоть слово о пяти звёздах, отправляйся сразу ко мне. Иногда в сказке больше правды, чем в имперских летописях.

Оллен посмотрел на монету в ладони и чуть помрачнел:

— Честно? Не все легенды охотно вспоминают. А если правда хоть наполовину, им придётся туго.

Столен скрестил руки на груди:

— У этих ребят есть то, чего не было ни у кого раньше.: они держатся друг за друга. Это редкость. Даже среди старых офицеров было проще поклясться в верности короне, чем вот так — кому-то живому.

Виктория кивнула, не отводя взгляда от корабля.

— Вирена найдёт способ выжить. Не ради трона, а ради всех них. И ради себя.

Оллен притих, глядя, как «Непокорный» выходит в открытое море. Флаг Вестры взметнулся к небу.

— Пусть вернутся. И пусть принесут хоть одну историю, в которой финал не будет слишком дорогим, — негромко произнёс он, больше себе, чем спутникам.

Столен улыбнулся краем губ:

— Вот когда вернутся, тогда и попируем. А пока держим крепость. Это тоже битва.

Виктория на секунду прикрыла глаза в молитве:

— Пусть море будет к благосклонно.

Глава 9

Первые дни на «Непокорном» были для всех, как второе рождение: всё вокруг дышало иначе, время тянулось и сжималось, солёный воздух забивал лёгкие до одури, а новые заботы не давали ни минуты покоя. На палубе каждый искал своё место, и ни у кого не было права просто плыть по течению. Вирена быстро поняла: титулы остались на берегу. Перед морем все равны, и ошибку прощают. Сарем почти не покидал штурвала, сменяя капитана на этом посту: вглядывался в горизонт, отдавал короткие распоряжения, проверял карты. За ним уже начали тянуться молодые матросы, ловить каждое слово, каждую привычку опытного воина. Карвен поначалу выглядел чужаком среди команды: наблюдал за людьми, за снастями, за разговорами боцманов. Один из бывалых матросов, седой и широкоплечий, быстро втянул его в работу:

— Эй, светловолосый, думаешь, геройствовать будешь? А ну-ка, на вахту!

Карвен не спорил: работал, учился, быстро ловил всё новое. Вскоре к нему стали относиться с уважением за выносливость и за чувство юмора. Элва умудрялась быть везде и всюду. То её видели спорящей с Ткачом на корме, то уже помогающей команде на средней палубе. Однажды ночью она втянула Карвена в забаву: кто быстрее добежит по вантам до фок-мачты и вернётся обратно. Проиграла, но зато её имя тут же стало известно каждому, кто держал палубу.

А Либен сиял. Это был тот самый человек, чьё любопытство могло бы разжечь даже мокрый порох. Он появлялся с самого утра, как только прозвучит первый звон уже у штурвала, или с картой, или в разговоре с капитаном или командой.

— А если шторм? — спрашивал он у боцмана.

— А если чайки сядут на реи? — смеялся над ним один из матросов.

— А если море заговорит с нами? — полушёпотом бросал Либен Карвену.

К нему быстро привыкли за открытый взгляд, быструю смекалку и тот внутренний свет, который не умел прятаться даже под усталостью.

Капитан Лакас держался своей линии: каждое утро обход, каждый вечер короткое собрание у карты. Он не терпел паники и пустых разговоров, но для молодых всегда находил лишний вопрос или тёплый взгляд, он помнил, каким был на их месте.

В рубке горела лампа, карта была разложена на широком столе. Морской воздух просачивался сквозь неплотно прикрытое окно, смешиваясь с ароматом воска и соли. Вирена стояла, облокотившись ладонью о стол, вглядываясь в разметку маршрута. Сарем расположился рядом, строгий, собранный, в дорожном камзоле. Капитан сидел напротив, легко покачивая пером между пальцами, на лице у него играла вкрадчивая полуулыбка.

— Курс держим ровно, — сказал Лакас, склонившись над картой. — Если штормов не будет, к Малессе прибудем раньше срока. — Он посмотрел на Вирену чуть внимательнее. — Но, должен признаться, редко доводилось видеть такого командира на суше и на море.

Он чуть наклонил голову, зелёные глаза сверкнули.

— Ваше присутствие на палубе вдохновляет команду, Ваша Величество.

Вирена поймала его взгляд, ответила короткой, сдержанной улыбкой, в которой всё же было тепло.

— Спасибо, капитан. Но моя сила в людях, что идут рядом.

Сарем едва заметно напрягся, плечи выпрямились, голос стал чуть ниже:

— А когда ты стал любителем пустых слов, Ардин? — Он бросил на Лакаса внимательный, почти испытующий взгляд. — Главное — результат. А вдохновение само по себе редко спасает корабль в бурю.

Лакас усмехнулся краем губ, взгляд его стал чуть насмешливым:

— Тогда нам повезло: на этом корабле собраны и результат, и вдохновение. В мире я ещё не встречал ни одной женщины, которая держала бы взгляд на горизонте дольше меня самого.

Вирена не отводила взгляда:

— Женщина или мужчина — море не спрашивает. Как говорили бывалые моряки: «Оно всегда забирает должное, если не держать курс».

В этот момент между ними повисла короткая, но ощутимая пауза. Лакас чуть откинулся назад, переводя взгляд на Сарема.

— Тебе очень повезло, старик. Не часто встретишь такую силу рядом.

Сарем на секунду задержал взгляд на капитане, в его глазах вспыхнуло что-то колючее, ревнивое, но он сдержал себя.

— И не часто встретишь капитана, который готов спорить не за должность, а за честь.

Лакас кивнул с тем самым уважением, которое между мужчинами бывает после первого обмена шпагами.

— Давайте вернёмся к курсу, — мирно сказала Вирена, чтобы разрядить напряжение. — На рассвете меня интересует не комплимент, а точное время прибытия к берегу.

— К вашим услугам, — быстро ответил Лакас и снова уткнулся в карту, но глаза его ещё долго задерживались на Вирене, даже когда обсуждали рутину. А Сарем всё никак не отпускал из виду капитана.

Сарем и Вирена вышли на верхнюю палубу. Оба молча смотрели на море, вглядывалась в темноту горизонта. Сарем тихо коснулся её руки:

— Он может быть навязчивым. Но человек надежный. Все-таки благодаря ему, я все ещё жив. И могу быть рядом с тобой.

Вирена улыбнулась, но в тот же миг где-то внутри всё оборвалось. Сердце замерло, дыхание стало тяжелее. В глазах пеленой нависла тьма, в ушах гулкий звон.

— Вирена? — голос Сарема прозвучал будто издалека.

Но она уже не слышала. Всё исчезло: палуба, ночной ветер, даже сам корабль. Она падала не телом, а чем-то более хрупким, скользила вниз, проваливаясь сквозь собственную тень. И вдруг остановка. Вокруг открылось пепельное пространство, пустое и бесконечное. На его дальнем краю возвышался трон, вырезанный из темного камня, как в скале. На троне сидела человекоподобная фигура: высокая, с огромными крыльями за спиной, играя живыми тенями на полу. Взгляд у него был спокойный и пронизывающий, в нём светился тот самый огонь, который Вирена всегда ощущала в себе.

— Решила сама прийти в гости? — демон, прищурив глаза и откидываясь на троне, закинул одну ногу на другую.

Вирена, оглядываясь по сторонам, скрестив руки на груди:

— Не моя заслуга. Что за театральные выходки?

— О, я, конечно, могу ко многому приложить руку, но не в этот раз, Пепелка. — Демон лениво перебирал длинными когтистыми пальцами. — Может, решила отдать мне поводья? Тяжко быть императрицей, да?

— Если это не ты и не я, то что сейчас происходит? — Вирена ещё раз осмотрелась по сторонам. — Тут так тихо. Ты не боишься? Кажется, что-то надвигается.

Демон резко встал, движение его замедлелись, как бывает во сне: секунду назад он был на троне, в следующую уже стоял за её спиной, склонив голову, почти насмешливо прошептал ей на ухо:

— А чего мне бояться? Всё, что стоит страха, уже случалось сотни раз.

Резко воздух разорвалось молнией, где-то вдалеке раздался крик низким искажённым женским голосом:

— …пустота… огонь… вспомни меня…

Демон мгновенно изменился в лице, хищно прищурив глаза. Его крылья с шумом раскрылись, закрывая Вирену, как две чёрные створки щита.

— Назад! — рявкнул он, обхватывая Вирену руками, притянул её к себе.

Она не успела даже понять, что происходит. В тот же миг из пустоты что-то огромное, невообразимое сорвалось на них тяжёлой волной. Демон сжал крылья плотнее, Вирена не видела ничего, кроме тёмных кожаных крыльев, чувствуя лишь вибрацию, как внутри корабля, когда его бьёт буря. Голос демона, прошептал на ухо:

— Не бойся. Вот теперь интересно.

Снаружи что-то билось, рвало и царапало их щит, пытаясь прорваться, а искажённый женский голос снова протянуло:

— …ты должна вспомнить… огонь… тьма…

Вирена чувствовала на себе его руки, на удивление приятные и тёплые. Каждая мышца на них, как стальной натянутый канат. Она подняла голову на лицо демона. Глаза светились янтарным огнем, рот исказился, оголяя белые острые клыки, он прикладывал силы, чтобы выдержать напор. Вирена не боялась его внешности, наоборот, находила привлекательными его хищные черты.

Всё исчезло так же резко, как началось. Демон медленно раскрыл крылья. Шумно выдохнув, с показным облегчением произнёс:

— Ну, не скучно же теперь, Пепелка? Видишь, даже мой трон не гарантия покоя.

Вирена переведя дыхание, пыталась усмехнуться в ответ:

— Похоже, ты до сих пор охраняешь меня. Что это было?

Демон стряхнул пепел с плеча:

— За такую… грех не постоять горой. Так, мелкая пакость. Кто-то хочет завладеть твоим сознанием. И голос, и удар, и страх — всё это пришло сюда не случайно.

Вирена резко выдохнула словно её вытолкнули из воды. Всё вокруг зазвенело одновременно: крики чаек, скрип снастей, гулкое биение сердца. Сарем стоял прямо перед ней, нахмуренный, пальцы сжимали её плечи. Его взгляд был напряжённым, в нём читалась тревога, и злость, и не высказанное «что с тобой творится?».

— Ты меня слышишь? — Хриплый голос Сарема прозвучал почти оглушающий.

— Всё в порядке… — выдохнула Вирена, всё ещё не сразу узнавая, где она. Сверху спрыгнула Элва, волосы растрепанные, в руке швартовый конец, будто она только что тренировалась:

— Вирена! Ты чуть не рухнула за борт! Ты что творишь? — Она взяла её за руку, пытаясь вернуть в обычный ритм.

— Всё под контролем, — сквозь лёгкую дрожь усмехнулась Вирена, хватаясь за фальшборт. — Просто немного закружилась голова. Бывает.

Но никто не обманулся: её глаза были слишком темны, а на висках проступили капли пота.

С палубы кто-то выкрикивает:

— По местам! К вантам! Запасные шкоты, держать крепче!

Боцман командовал громче, команда отвечала почти хором:

— Сворачиваем лишние паруса, крепим всё, что можно, быстро!

Сначала наступила тишина: ни звука, ни пения птиц, ни вздоха моря. Ветер шевельнулся у самого горизонта. Осторожно, будто пробуя силы. Затем налетел вновь, с другой стороны, и в его движении появилась ярость. Запах соли стал густым, пряным. Вода темнела, обретая тяжесть. Небо над горизонтом застыло серым куполом. По нему скользили тучи, и казалось, кто-то невидимый вёл их, собирая в единый фронт. Море зашевелилось: лениво, но неукротимо. Волны становились выше, шире, живее. С каждой новой вспышкой ветра они поднимались выше, ударяя о борт, оставляя белую пену. Птицы исчезли, скрылись неведомо куда. Только воздух звенел — тяжёлый, натянутый до предела.

Первая ледяная волна прокатилась по палубе, забирая за собой всё, что не закреплено. Воздух сорвался с цепи. Корабль застонал, будто живое существо, и пошёл вразнос. Сначала — лёгкое покачивание, потом рывки влево и вправо, вверх и вниз, пока желудки у новичков не сжались в тугой узел, а бывалые вцепились в поручни. Небо разорвалось на клочья. Первые капли падали острыми иглами, обжигая кожу, оставляя следы соли. Через минуту всё превратилось в сплошную стену дождя. Вода текла по доскам мутными потоками. Горизонт исчез, как вырванный лист из мира. Молния вспыхнула, на миг осветила лица, и стало видно, что все они одинаково бледны. Гром ударил в небо, и звук покатился по воде, будто расколол само море.

За штурвалом стоял Лакас. Руки белые, до боли сжатые, лицо высечено из камня.

— К штурвалу! Держи курс! — его голос прорезал рев ветра, но слова утонули в гуле волн. Матросы ползли по вантам: пальцы цеплялись за мокрые канаты, сапоги скользили по дереву, порыв ветра едва не срывал людей в чёрную пустоту. Снасти визжали. Дерево глухо стонало. Волны били в борт, каждый удар отзывался в груди гулкой болью. Корабль гнулся, но держался. В каждом вдохе — горечь солёной пены. В каждом взгляде — страх, который никто не называл вслух. Море стало зверем: рваным, голодным, чужим. И где-то внутри, в самом сердце бури, у каждого был один и тот же вопрос: сколько выдержит человек против такой силы?

Вдруг воздух разрезал дикий визг — выдранная балка пронеслась по палубе. Она снесла ящики, ударила матроса, в следующий миг попала в Элву. Одно движение: она держалась за леер, но ноги соскользнули. Пальцы сжали пустоту.

— Элва! — выкрикнул кто-то из команды.

Тело исчезло в чёрной пене за бортом. На миг весь корабль застыл, будто даже море замедлило дыхание. Сарем бросился к борту, Карвен следом, но было поздно: пена, доски, клочья водорослей, и ни одного следа.

— Верёвку! Быстро! — голос Лакаса прорезал хаос.

Капитан обмотал себя концом троса, другой петлёй зацепился за мачту.

— Держи! Не отпускай! — крикнул он, и бросился в бушующую тьму.

Верёвка дрожала в руках матросов, когда Лакас исчез за бортом. Море было закрытое, чёрное, ревущее. Волна за волной накрывала капитана, тянула в глубину, сбивая дыхание. Ничего — ни света, ни крика, только ревущая темнота под водой. Он уходил всё дальше, хватаясь за обломки, но нигде не было Элвы. Дыхание вырывалось короткими рывками, каждый удар сердца отмерял время. Его мысли путались. В голове была только одна мысль: «Если я не найду девчонку. Всё было зря». Но в тот момент, когда надежда почти ушла, впереди вдруг блеснул яркий изумрудный свет. Не вспышка молнии. Не огонёк судна. Свет шёл из глубины моря. Лакас рванул на него. На миг всё вокруг осветилось изумрудным: волны, его ладони, и его глаза уловили плечо Элвы, распущенные волосы в воде. Её тело тихо покачивалось среди пены, и казалось, сама стихия на миг раздвинулась, чтобы его впустить. Капитан схватил её за талию, крепко, одной рукой прижал к себе, второй потянул за трос.

Над поверхностью бушевала буря, но здесь, в этом круге света, на миг стало почти тихо. Верёвка натянулась, команда на палубе почувствовала первый рывок. Лакас, не выпуская Элву, резко ударил ногой по воде, и зелёный свет, казалось, сам повёл их наверх — туда, где все ждали.

— Держите! Тяни! — выкрикнул боцман, когда трос дёрнулся в руках.

Сначала показалась рука, потом вторая. За ними сам капитан, державший Элву. На палубе её подхватили, уложили на мокрые доски. Лицо было в синеве, губы разорваны, на лбу свежая рана. Карвен рухнул рядом, хватал её за плечи, звал, даже не скрывая слёз. Сарем уже стоял на коленях, ладонями давя на грудь, наклонялся, отдавал ей своё дыхание, снова и снова.

Дождь лил, смывал кровь, но время застыло. Капитан, едва держась, вцепился в леер. Карвен не отступал, шептал её имя, срывался, клялся, что не отпустит.

— Элва! Ты не посмеешь!

Сарем давил сильнее, лицо побелело, голос рвался:

— Дыши… Дыши…

Минута тянулась, как вечность. Сквозь шум ветра, крики, рев моря — вдруг короткий вдох, кашель, ещё вдох. Элва втянула воздух, судорожно выплёвывая воду. Карвен обнял её, прижимая к себе.

— Больше так не делай. Слышишь меня?

Она улыбнулась еле-еле, тихо, совсем слабо:

— Море сильное… Но я упрямей.

На палубе на миг стало светлее от того, что страх ушёл, уступив место облегчению. Потом снова вернулся шум, работа, и корабль продолжил бороться с бурей, но теперь каждый знал: чудеса случаются. Команда облегчённо засмеялась и задышала. Кто-то хлопал Карвена по плечу, кто-то поддерживал Лакаса. А сам капитан сидел, прижимая руку к плечу, но глаза у него были ясные. Вирена стояла рядом, молча, крепко держа Элву за руку.

— Ты сильная, — только и сказала она.

Шторм не ушёл, но на палубе «Непокорного» всё уже было по-другому. Люди стали единым целым, связаны не только страхом, но и тем, что случилось. Команда поверила: ночь будет их, корабль выдержит, пока рядом такие, как они.

Когда Элву перенесли в трюм, где можно было согреться, потрясение не отпускало. Вода всё ещё лилась по палубе, ветер рвал снасти, но уже не казалось, что их сломают. Жизнь возвращалась с каждым спасённым вдохом. Вирена подошла к капитану. Ардин Лакас сидел, опираясь на мачту, переводя дыхание, лицо у него было вымотанное, но в глазах стальной свет. Он собирался подняться, но Вирена махнула рукой:

— Оставайтесь.

Она опустилась рядом, не скрывая усталости. Несколько секунд они просто молчали под ревущий ветер, слушая, как корабль живёт после бури.

— Спасибо, — тихо сказала Вирена, глядя прямо в глаза капитану. — Не как от императрицы. Как человека, который чуть не потерял члена своей семьи.

Лакас чуть усмехнулся, едва заметно пожал плечами:

— На море мы все одинаково уязвимы, Ваше Величество.

— Сегодня вы были не только капитаном, — сказала она твёрже. — Сегодня вы были другом. Не все умеют бросаться в шторм ради других.

Лакас потёр руку, на которой уже проступала синяя полоса от удара:

— Корабль — это не только дерево и паруса. Это люди. Вы знаете это не хуже меня.

Вирена коротко кивнула, поднялась, снова обретая своё обычное достоинство:

— Если когда-нибудь я смогу отплатить тем же, просто скажите.

Проходя мимо, она почти незаметно лёгким движением коснулась его плеча. Капитан смотрел ей вслед, и в этот момент уголки его губ дрогнули. Он улыбнулся чуть в сторону, и едва слышно, чтобы никто не заметил, произнёс:

— Обязательно придёт такой момент…

Сквозь шум ветра его слова унесло, но, пожалуй, именно такие обещания море запоминает лучше всего.

На нижней палубе в каюте Элва, освободившись от мокрой одежды, сидела на жёстком матрасе, укрытая пледом. Лицо ещё бледное, губы дрожали, но в глазах уже проступал прежний огонёк. Карвен присел рядом, проверял, чтобы плед был закутан до подбородка.

— Тепло? — спросил он негромко.

— Уже лучше, — слабо улыбнулась Элва, поднимая на него взгляд.

В этот момент кто-то из матросов протянул кружку с тёмной жидкостью — крепкий ром плескался внутри, отдавая терпким, сладким ароматом.

— Пей, малышка, — раздался хриплый голос боцмана, — после такого только он согреет.

Элва приняла кружку обеими руками. Первый глоток обжёг горло, вернув медленно тепло, разгоняя остатки холода. Она выдохнула, и в улыбке снова заискрилась жизнь. Карвен, не сводя с неё глаз, чуть улыбнулся — теперь он был спокоен. С каждой минутой Элва становилась всё больше собой. Карвен на секунду задержался, не зная, что делать с руками. Хотел бы просто обнять, но боялся задеть больное плечо, поэтому осторожно взял её за ладонь.

— Если ещё раз вздумаешь так рисковать, я тебя сам за борт выброшу, но только в тихую погоду, — буркнул он, чтобы скрыть волнение.

Элва тихо засмеялась, слабо, но искренне:

— Только обещай, что будешь рядом.

— Всегда, — серьёзно ответил Карвен.

Они немного помолчали, слушая, как где-то наверху жизнь на корабле понемногу возвращается к обычному ритму.

— Спасибо, что ты был рядом, — сказала Элва, глядя на его пальцы, переплетённые с её.

— Глупая, — мягко ответил он, наконец обнимая её осторожно, но крепко. — Ты у меня самая упрямая. А таких море не уносит.

В этот момент Элва впервые за всю дорогу расслабилась. Она прижалась к нему, и страх ушёл прочь, оставляя только усталость и тёплую благодарность.

Шторм ушёл, оставив за собой только тяжёлое дыхание моря. К утру небо стало прозрачнее. Солнечный свет коснулся палубы «Непокорного», растопив остатки ночного холода. Ветры стихли, море скользило ровно, лишь высокая зыбь лениво качала корабль, напоминая о том, что было ночью. На палубе двигались медленно, шаги у всех стали осторожнее. Кто-то поправлял снасти, кто-то перебирал мокрые паруса, а некоторые просто сидели — глядели вдаль, словно искали там ответ, для чего всё это выдержали. В воздухе стояло не спокойствие, а что-то другое — светлая тяжесть. Словно и корабль, и люди на нём стали другими.

Неделя пролетела незаметно. Море дышало спокойно, дни тянулись размеренно, наполненные привычной работой и короткими разговорами. На корабле снова воцарился старый порядок: латали паруса, сушили одежду, готовили оружие. Всё будто стало прежним, только в этих людях теперь жила память о том, как вместе они выстояли перед бурей. По ночам скрипели снасти и отзывалась тихие шаги дозорных, а за ужином снова звучал смех: спокойный, тёплый, возвращающий на сушу воспоминания о доме.

Волны стали мягче, ветер — ровным, и даже Лакас впервые позволил себе короткий отдых у штурвала. На рассвете впереди показался берег изломанной линией скал, между которыми клубился дым. Варден — порт контрабандистов, где солнце никогда не стояло высоко. Здесь пахло не морем, а порохом, жареной рыбой и дешёвым ромом. В воде плавали разбитые доски, на пирсах стояли люди с лицами, пережившими не одну бурю и не одно преступление. Лакас, спустившись с мостика, подошёл к Вирене. Ветер шевелил прядь её волос, и в глазах отражалось всё то же спокойствие, что не покидало её даже в бурю.

— Мы пришли, — сказал капитан. Он посмотрел на берег, потом снова на неё, и добавил мягче. — Прошу, не сходите на сушу. Это порт не для императрицы. Здесь даже свет продают по весу.

Вирена чуть усмехнулась.

— Думаете, я не справлюсь?

— Думаю, они не справятся с вами, — ответил он, не скрывая иронии. — Но всё же позвольте мне разобраться с местными. Мы здесь ненадолго. Пополним припасы и уйдём.

— Варден, — тихо произнесла Вирена. — Дом для тех, у кого нет дома.

Лакас ничего не ответил. Только коротко поклонился и ушёл отдавать приказы. На палубе повисла настороженная тишина.

— Держим курс на северный пирс, — бросил он. — Там наши. Остальные — чужие.

«Непокорный» входил в бухту Вардена медленно, словно сам корабль не верил, что дожил до суши. Доски были рассечены бурей, снасти изодраны, паруса висели лохмотьями. На бортах — соляные потёки, в щелях ещё стояла морская пена. Команда выглядела не лучше. Синяки, порезы, руки, сбитые до крови, глаза, воспалённые от ветра и бессонных ночей.

Карвен первым ступил на трап, чуть поморщился от вони и всё равно улыбнулся:

— Вот где настоящее море. Без этой вони я бы и не поверил, что жив.

Сарем шёл следом, мрачный, собранный.

— Не забывай, — произнёс он, — здесь за улыбку тоже могут выставить счёт.

Город жил своей тенью — место, где золото и кровь имели одинаковую цену. С берега доносился скрип кранов, звон цепей, ругань грузчиков, крики торговцев. Пахло рыбой, смолой, морской водой и чем-то жареным — густо, тяжело, и даже почти вкусно. Узкие улицы, уставленные лавками и шатрами, тянулись от самого порта до скал. В одной подворотне звенели золотом наручные браслеты, в другой двое били третьего за неоплаченный долг. На крыше мальчишка с ободранным флагом свистел, оповещая кого-то невидимого о чужаках.

С одной стороны — купцы с холёными лицами, шелками и мехами. С другой — грязные, вечно настороженные рыбаки, что могли продать не только товар, но и информацию. Карвен останавливался у каждой лавки, словно отвлекался нарочно, чтобы отвлечь и других.

— Возьмём сушёную рыбу, бочки с водой, пару мешков соли. Либен, смотри, не дай втюхать тебе морской песок вместо муки.

— Уже пытались, — буркнул тот. — Но я быстро учусь.

Сарем проверял цены, договаривался жёстко, без торга, просто взглядом. Местные не любили таких покупателей, но уважали и уступали. На площади перед доками играли музыканты. Смех, крики, звон кружек. Между рядами мелькали женщины в простых платках, дети с голыми ногами, нищие у стен, и над всем этим — ржавые вывески, колышущиеся от ветра. Элва мрачно смотрела по сторонам, мыслями где-то внутри себя.

— Здесь все выживают, — сказал Карвен, заметив её взгляд. — И каждый делает это по-своему.

— Как я раньше, — только и произнесла в ответ, вглядываясь в толпу.

Когда команда вернулась к причалу, корабль уже стоял в полной готовности. Лакас ждал их на трапе, с привычным прищуром и лёгкой усмешкой.

— Быстро управились, — отметил он. — Даже не подрались. Удивительно.

Карвен пожал плечами:

— Просто никто не предложил нам цену повыше.

Капитан тихо рассмеялся:

— Тогда грузимся и уходим. В этом городе слишком много слухов, а мне не нравятся те, что шепчутся про Вестру.

Он поднял взгляд на небо. Облака плыли низко, серо-зелёные, словно тоже крались.

Глава 10

Туман медленно опустился на «Непокорный» ночью, почти неощутимо после нескольких дней в пути. Сначала это казалось обычным морским покровом: влажным, белёсым, он стелился по палубе, забивал нос, лип к коже. С каждым часом становился плотнее. Исчезали контуры вещей. Огни фонарей превращались в мутные жёлтые пятна, корабль выглядел не больше плота, плывущего в молоке. К полуночи пропал горизонт, затем мачта. Дежурный матрос позвал кого-то на корме, но голос утонул. Остались только шаги и растущая тишина. Никто не смеялся. Даже самые смелые матросы теперь не отходили далеко друг от друга, словно за пределами света их ждала безликая пасть. Дикий чужой крик прокатился по кораблю. Туман сжался, вцепился в дыхание, и все поняли: это не случайность. Это охота. Живые стали добычей белой пустоты.

Где-то за бортом раздавались шаги по воде. Не птица и не зверь — что-то иное, чьи шаги оставляли глухие всплески. Старый боцман, тот, что не боялся даже смерти, начал молится. Ночь сгущалась, казалось, стоит вытянуть руку, и пальцы исчезнут в пустоте. Уставшие матросы, засыпая, слышали шёпоты. Один мальчишка проснулся в крике, уверяя, что кто-то гладил его по волосам. Туман проникал не только в лёгкие, но и в сознание. Один матрос смеялся чужим голосом, другой шептал, что в трюме его зовёт мать, мёртвая уже много лет.

Элва прижималась к борту, избегая взгляда на углы, где тени скользили по доскам, словно по воде. Либен закричал, глядя в пустоту. Карвен схватил его за плечо, встряхнул, но мальчишка смотрел сквозь него. В глазах блеснул холод — не страх, а бездушие. Послышались рыдания, и странный смех плыл над палубой. Фонари мигали, лица становились чужими. Элва почувствовала дыхание за спиной — тяжёлое, почти звериное. Обернулась, никого не увидела. И всё равно ощущение, что не одна, её не покинуло.

Сарем попытался выйти из каюты. Дверь не поддавалась. Воздух густел, как сироп. За стенами послышались когти. По дереву растекались тёмные пятна, на стенах проявились слова. Голоса говорили изнутри: «Ты оставил нас. Почему выжил ты, а мы нет?».

Он узнал лица мёртвых товарищей. Взгляд каждого тянул его в прошлое, туда, где началась его вина. Одна тень протянула руку с раной, как у Герана, погибшего на Чёрном Перевале. Голоса становились ближе: «Ты не должен был выжить. А если бы ты выбрал иначе?». Сарем бросился к двери, но воздух будто запаял пространство. Тени прошлого окружили его плотным кольцом. Чужие руки закрыли его глаза и сомкнулись на горле. На стекле окна проступил отпечаток руки.

Вирена поднялась на палубу. Туман сжимал корабль холодом. Мир сузился до нескольких шагов. Старые страхи ожили — песчаная буря, ночь, когда она думала, что умрёт. В голове раздался голос демона: «Не бойся. Я не дам тебе сгинуть. Слушай мой голос, Вирена». Он вышел из тени, глаза горели тёплым светом. Туман дрожал вокруг него, отступая. Сквозь плотную завесу доносился скрип дерева и тихий, неровный смех. Тени скользили по борту, лица без душ. Демон шептал: «Держись за мой голос. Не всё, что реально, живое. Ты уже выживала. И теперь выживешь снова».

Элва смотрела на Карвена. Его губы беззвучно шевелились, будто он молился. Её демон молчал, и это было страшнее всего. Тени двигались по полу, хрипло смеялись.

— Кто у нас тут? — женский голос, холодный и насмешливый. — Мышка? Всевидящая? Ты же ничего не видишь.

Элва пыталась разглядеть их, но мир терял очертания, погружая её в пустоту.

— Что ты сделаешь, крошка? — голос расхохотался.

Фигуры, выросшие из теней, метнулись к ней: худые, искривлённые, с провалами вместо глаз. Она сжалась, не в силах закричать. И тогда вспыхнул зелёный свет. Демон вырвался наружу, зелёное пламя рассекло тьму, как живое лезвие. Существа завыли и рассыпались. Элву выкинуло из сна. Она лежала на полу каюты, тяжело дыша, с солью на губах. Карвен лежал рядом, клинок выскользнул из его руки. Лампа дрожала, как после грозы. В глазах Элвы горел новый свет. Она поняла: то, что охотилось во тьме, было отражением её собственной слабости. Она выбежала на палубу. Её демон незримым охранником последовал за ней. Зелёные всполохи пробежали по его глазам. Элва шла, держась за леер, пока не увидела Вирену. Та стояла, вцепившись в дерево, как в спасение, взгляд стеклянный, дыхание сбивчивое. Элва подбежала, тронула её за плечо.

«Это не реальность. — Голос демона прозвучал глухо, но твёрдо. — Всё вокруг иллюзия. Увидь истину».

Туман зашипел, извиваясь, будто от боли.

«Скорее, — торопил он. — Если замешкаешься, мы исчезнем».

Элва закрыла глаза, вспоминая сад, где впервые ощутила огонь внутри. Тепло пробежало по венам, вспыхнуло из груди. Среди тумана вспыхнули чужие зелёные глаза и оскал.

— Я тебя вижу, — прошептала Элва. — Туман больше не властен надо мной.

Всё внутри взорвалось волной зелёного света, вырываясь во все стороны, прорезая клубы тумана. Он вспыхнул её пламенем мягко и тихо, превращаясь в серый пепел. Последнее, что успела заметить Элва — глаза капитана Лакаса, полные страха и восхищения.

— Что это было? — спросил он, но слова растворились.

Элва улыбнулась и упала. Её подхватили, но она уже не слышала ничего. На лице осталась лёгкая улыбка. Она понимала: им удалось выжить.

Корабль снова шёл вперёд. Сознание возвращалось к Элве медленно, словно сквозь плотную вату. Она ещё не могла открыть глаза: веки налились свинцом, тело не слушалось. Но сквозь дремоту уже слышала шаги — ровные, узнаваемые.

«Вирена всегда так ходит, чуть прихрамывая, когда устала», — отметила про себя Элва.

Рядом звучал мужской голос, строгий, хрипловатый:

— Что это было, Вирена? Как такое возможно?

«Сарем. В голосе тревога и недоверие», — подумала Элва, не понимая, почему он так взволнован.

— Я не знаю, — тихо ответила Вирена, — но, если бы не Элва, мы бы не выбрались. Она дала команду силе. Я впервые видела, как её демон проявился наяву.

Чей-то вздох — будто кто-то сел у изголовья.

— Она слышит нас? — спросил Карвен. Голос был ближе всех, почти у самого уха.

— Возможно, — сдержанно бросила Вирена. — Пусть отдыхает. Ей нужен покой.

Элва попыталась пошевелиться, но лишь пальцы слабо дрогнули. Сквозь сон она почувствовала тёплую ладонь Карвена, накрывшую её руку.

— Я здесь. Слышишь? — прошептал он, и этот голос, наконец, протянул ниточку обратно в реальность.

Воздух в каюте был густой, солёный, пропитанный чужими мыслями и новой, невысказанной тревогой. Но Элва знала: она не одна. Всё самое страшное осталось в тумане. А дальше — снова жизнь. Сначала она услышала только собственное дыхание — медленное, чуть хриплое. Потом голоса стали громче, и сквозь закрытые веки пробился мягкий свет, как на заре.

— Она шевельнулась, — сказал кто-то, кажется, Либен.

Сарем подошёл ближе, в голосе вернулась привычная твёрдость:

— Элва, слышишь меня? Ты в безопасности.

С трудом, с усилием Элва приоткрыла веки. Над ней склонились расплывчатые лица: Вирена, Сарем, Карвен и Либен.

— Ну вот, — улыбнулась Вирена устало, но по-настоящему. — Доброе утро. Если бы ты знала, как ты нас напугала!

Карвен выдохнул с облегчением. Его голос дрожал, хотя он изо всех сил старался держаться:

— Ужасно напугала.

Либен не шутил, только держал её за руку, будто боялся, что она снова упадёт без сил. Элва попыталась улыбнуться:

— Я здесь… — голос сорвался, превратившись в слабый смешок. — Вы тоже все целы?

— Все, — ответил Сарем и на миг посмотрел на Вирену. — Благодаря тебе и твоему демону.

Элва медленно вдохнула. Память о тумане оставалась мутной, но внутри жила новая сила — её собственная, неотделимая. Вирена села рядом, коснулась лба Элвы тыльной стороной ладони:

— Отдыхай. Потом расскажешь всё, что видела.

Карвен наклонился, осторожно поцеловал её в висок.

— Я теперь с тобой. И ты — больше никуда.

— Не собираюсь, — прошептала Элва, слабо улыбаясь. — Здесь уютнее.

В каюте стало тихо. За иллюминатором мерцало море — уже спокойное, светлое, словно, и оно знало: опасность миновала. С этим ощущением Элва снова закрыла глаза.

***

Путь подходил к концу, скоро должны показаться берега Малессы. За кормой море было ровное, будто притихло, но тревога не уходила. На палубе пахло солью и свежим деревом. Вирена стояла у борта. Ветер трепал волосы, но мысли были тяжелее воды. Сарем молча присоединился, вглядываясь в даль, где горизонт сливался с мутным небом.

— Всё кажется слишком спокойным, — тихо проговорила она. — После того тумана… И эта монета!.. Я не верю в случайности, Сарем. Словно нам что-то показывают, а главное всё время ускользает.

Он посмотрел на неё внимательно, чуть нахмурившись.

— Иногда детали выплывают только когда уже поздно, — ответил он. — Я думал о том же с самого утра. Такое чувство, будто кто-то держит нас в неведении намеренно.

Вирена помолчала, проводя пальцами по холодному дереву перил.

— Мы знаем слишком мало о своих демонах, — вырвалось у неё. — Ты ведь изучал их раньше. Как будто половина силы — всегда вне досягаемости.

Сарем кивнул, глядя в волны.

— Демоны… всегда больше, чем мы о них думаем. Я лет десять собирал все слухи, истории, что ходили между Ткачами. Кто-то считал их проклятием, кто-то благословением. Но даже самые старые из наших не знали, откуда на самом деле идёт связь. Есть догадки, но настоящую правду держит только сам демон. И то, что ты видела в тумане… это предупреждение, Вирена. Иногда они хотят защитить, а иногда — что-то показать.

Она сжала ладонь в кулак.

— И всё же… Я всё сильнее чувствую: наш путь связан с их природой. Пока мы не узнаем правду, всё остальное будет только поверхностью. А если мы снова что-то упустим, следующая буря будет последней.

Сарем подался ближе, его рука легла на её плечо — крепко, уверенно.

— Мы узнаем. Только не отбрасывай вопросы. И не позволяй себе привыкнуть к тому, что осталось непонятым. Так погибают лучшие капитаны.

Она тихо усмехнулась.

— Хорошо бы хоть раз не быть капитаном. Просто человеком, который не боится спрашивать.

В каждом углу корабля жизнь текла по-своему: каждый готовился к высадке в Малессе отдельно, в своей каюте, за закрытыми дверьми.

Элва спорила с Карвеном через переборку, ругаясь из-за зацепившегося ремешка, Либен молча проверял свой меч, время от времени бросая взгляд на эмблему пламени на рукояти. Сарем долго сидел у стола, будто собираясь с мыслями, и только потом надел военный плащ, глухо звякнув пряжкой. Вирена остановилась перед зеркалом. Свет лампы падал на её лицо, придавая ему особую резкость и тонкость. Она надела простое, но идеально сшитое платье цвета лазури, а затем — главное: тонкую тиару, усыпанную камнями. Символ статуса и власти. Она поправила её, ощущая тяжесть, что всегда появляется в такие моменты: сегодня она не просто женщина, а Императрица Вестры.

Только когда все были почти готовы, на пороге её каюты появился Лакас. Он стоял, чуть ссутулившись, но взгляд оставался острым.

— Ваше Величество, — сказал он негромко, когда дверь за ним закрылась, — позвольте мне пару слов.

Она обернулась, поправляя тиару, и впервые за весь этот путь позволила себе усталую улыбку.

— Говорите, капитан.

Лакас подошёл ближе, его голос стал тише, почти откровенным:

— Многие женщины, которых я встречал за годы, были смелыми. Но среди них не было ни одной, кто мог бы вот так, не дрогнув, пройти сквозь шторм и вывести за собой всех. Я… не привык говорить подобное, но для меня честь быть рядом. Пусть это останется между нами.

Он чуть склонил голову, не пряча гордости в глазах. Между ними повисла пауза — короткая, но полная смысла. Вирена посмотрела на него уже иначе: без маски, без титула, просто как человек, которому доверяют.

— Спасибо, Ардин. Сегодня нам всем придётся быть храбрее, чем прежде.

В этот миг где-то за дверью затрещали шаги, команда собиралась к выходу. Лакас вышел первым, Вирена чуть задержалась у зеркала, проверяя, чтобы тиара сидела ровно.

***

Брат Оллен шёл по мостовой, когда над городом загудели колокола храма. Сквозь дым утренних очагов проступали шпили: белые, ослепительные, словно огонь, застывший в камне. Он двигался неторопливо, взглядом отмечая каждую мелочь: кто склоняет голову искренне, а кто слишком поспешно, будто из страха. Ликтарии — юные ученики в тёмных плащах — сновали туда-сюда, неловкие, с горящими глазами. Они ещё не приняли обет, но уже несли себя, как служители.

Пламенники стояли у входа в храм неподвижно, как изваянные из света. Их лица были суровы, руки сжаты на посохах. Оллен знал большинство из них: братья по делам, а не по молитвам. Они вместе проходили через очищения. Каждый ожог на их руках был свидетельством веры. Но когда он проходил мимо них, воздух будто густел. Никто не говорил этого вслух, но Оллен знал: его опасались. Даже свои. Он замечал, как пламенники чуть склоняли головы, избегая взгляда; как молодые ликтарии отворачивались, делая вид, будто заняты. Не из неуважения — из тревоги. Брат Оллен был один из немногих огневиков, что выполняли самые разные поручения: от наблюдения до казни, за этого их боялись. Слишком сильные, слишком свободные, они подчинялись лишь Пламени и Верховной Жрице. И всё же Оллен усмехнулся: страх — тоже форма почтения.

У подножия храма один из ликтариев споткнулся и выронил лампаду. Пламя дрогнуло, готовое погаснуть. Оллен поднял лампу и поставил обратно.

— Смотри под ноги, — тихо сказал он, глядя на юношу. — Огонь любит внимательных.

Он пошёл дальше, по ступеням, где пахло воском и золой. Наверху воздух был плотнее, где-то в глубине храма пульсировало вечное пламя — сердце Ордена. Шагнув в тень врат, он ощутил, как свет обволакивает его, будто признавая: вернулся тот, кто несёт жар без страха.

Архив Храма Пламенников был похож на колодец: высокие своды уходили в темноту, запах пергамента и масла держался в воздухе, а свет ламп мягко отражался в металлических ободах полок. Здесь всё казалось неподвижным, но именно здесь рождалась власть: память, которой доверяли больше, чем словам живых. Брат Оллен склонился над книгой, пальцы скользили по строчкам, давно стертым временем. Его мантия была поношена на локтях, а на поясе блестела простая застёжка с огненной эмалью. Только она выделяла его особый статус.

Двое молодых ликтариев у дальней полки переговаривались вполголоса, не замечая, что звук в архивах ходит кругами.

— Слышал, брат Оллен снова спустился в архив? — шепнул один ликтарий, озираясь по сторонам.

— Говорят, да. Когда он идёт туда, даже свечи гаснут. — Второй поёжился. — Говорят, он видит то, что скрыто от других.

— Ещё бы. Верховная жрица доверяет ему тайны, о которых Сиянты только догадываются.

— А я слышал, что он был при ней, когда Императрица Вирена дала клятву Пламени.

— Значит, он видел её силу? Настоящую? — Первый наклонился ближе, глаза загорелись.

— Может, и видел. Только не расскажет. У Огневиков язык, как лезвие, лишнее слово может обжечь.

Оллен, не поднимая глаз, перевернул страницу, и сухой треск пергамента заставил обоих смолкнуть. Внутри себя он усмехнулся — эти разговоры ходили в храме всегда, и каждый шёпот только крепче приковывал к нему взгляды. Он вытянул из-под стопки свитков другую книгу, обложка которой почернела от времени. На корешке угадывались стёртые буквы, а в центре — символ, затёртый пальцами так, что трудно было разобрать. Оллен провёл рукой по этому месту, и едва ощутимый холод прошёл по коже.

— Союз верных… — пробормотал он, и звук эхом отозвался в пустоте сводов.

Оллен отодвинул тяжёлую книгу и шумно выдохнул. Спина отозвалась тянущей болью, и он позволил себе на миг откинуться на спинку стула. Взгляд скользнул в сторону — туда, где у полки застыли двое учеников. Юнцы тут же заметили его внимание: склонили головы, неловко поклонились и, не поднимая глаз, торопливо задвинули обратно книги, будто руки сами искали повод уйти из поля его зрения. Их шаги стихли, и зал вновь погрузился в густую тишину.

Оллен поднялся. Половицы под ногами скрипнули, отразившись эхом под каменными сводами. Он начал медленно прохаживаться вдоль ряда полок, словно выстраивая в голове цепочку огня и теней.

— Союз верных… — Слова сорвались как молитва.

Он повторял их тихо, будто боялся, что сам звук развеет их след.