Бесплатный фрагмент - Записки карванщика. Том 2

Записки караванщика
Заметка третья

Горячая дорога

Глава 1

Песня

Мы расположились в первом ряду импровизированной концертной площадки, организованной неподалёку от стоянки караванов. Прямо перед нами, на небольшом дощатом настиле, возвышающимся над землёй на полметра, находилась группа музыкантов из четырёх человек. Трое молодых парней, немногим младше меня, расположились с акустическими гитарами. А довольно симпатичная девушка-брюнетка сидела за небольшой барабанной установкой. Они прибыли в Уральск сегодня днём. Их явно много повидавший УАЗ «буханку» приволокли пара мулов и нанятый погонщик.

Небольшая сцена под открытым небом выглядела по-своему уютной. Зрители располагались на нескольких длинных лавках, сколоченных из деревянного бруса и выкрашенных в голубой цвет. Каждый последующий ряд был расположен чуть выше предыдущего. Эти нехитрые конструкции образовывали небольшой полукруг. Сама же концертная площадка робко пряталась в тени ветвистых крон пары раскидистых тополей, порядком потрёпанных недавним ураганом, но сохранивших ещё много листвы. На случай дождя нехитрое приспособление имело крышу, держащуюся за счёт задней и боковых стен. Помнится, мама в детстве называла подобные штуки летними эстрадами.

Поначалу послушать музыкантов пришло не очень много народу. Может десять-пятнадцать человек, и то в основном караванщики. Но спустя минут двадцать концерта лавочки стали заполняться и местными жителями. Мужчины деловито курили. Женщины постарше, забравшись на дальние ряды, успевали в полголоса обсудить свои дела.

Позже подтянулась и молодёжь, предпочитая располагаться вдоль хлипкого забора под растущими неподалёку деревьями. Даже шестилапые псы задумчиво слушали странные мелодии, на некоторое время забыв о своих делах и свернувшись клубком у ног хозяев.

Выглядели музыканты достаточно странно, словно были вообще не из этих мест. Да и не из наших тоже. Думаю, даже старик Коновальцев удивился бы и счёл их вид весьма необычным. У меня вообще складывалось стойкое ощущение, что их «буханка», выглядывающая из-за стены летней эстрады была более чем исправной.

Играли они разные известные песни и красивые инструментальные композиции, в которых смешивался звон стальных струн двух акустических гитар, низкое гудение баса и тихий ритм баранов. Девушка играла какими-то железными щётками, а не палочками. Насколько я смог понять, они издавали не столь резкий звук и не заглушали собой гитары.

Инструментальные композиции были весьма странными, совсем не похожими на те резвые мотивы, что играл наш музыкальный дуэт в караване Уджаева. Впрочем, у меня они всё равно ассоциировались с дорогой и путешествием. А ещё с ощущением глубокой тоски и душевного одиночества. Ритмическая пульсация незамысловатых нотных последовательностей одной гитары на толстых струнах и витиеватое кружево звонких высоких нот на второй. Слушая эти тягучие мелодии, я готов был поспорить, что этим музыкантам тоже есть о чём рассказать, сидя у костра под ночным небом. Не могли люди с пустой душой так красиво играть.

— Толик, ты чего мрачный такой? — тихо прошептала Зара, практически положив голову мне на плечо.

Горячее дыхание и близость её обветренных губ на секунду выдернули меня из музыкального плена. Перед внутренним взором тут же промелькнула картинка из недавнего прошлого, как точно так же Лидия Фролова кладёт голову на плечо своему ныне покойному мужу.

Я невольно тяжело вздохнул и сильнее обнял Зару за талию, притянув к себе. В голове висел лёгкий пивной хмель, дарящий телу блаженное расслабление, а мыслям необходимый покой.

— Ты всё так об этой истории и думаешь? — продолжила девушка, пристально на меня посмотрев.

— Нет, — тихо соврал я. — Просто музыка очень красивая и печальная. Вот и мысли такие же. Всё в порядке.

Я хотел быстро поцеловать её в губы, но яркий платок, покрывающий голову девушки, и наглухо застёгнутая одежда подсказали мне, что лучше этого не делать. Всё-таки в этих местах не принято было публично проявлять свои нежные чувства. Я и так позволил себе больше, чем следовало, демонстративно обнимая девушку. Впрочем, поймав на себе пару недовольных взглядов, открытых претензий я так и не услышал. Очевидно, расцарапанное кирпичной крошкой лицо и быстро разлетевшаяся по Уральску история нашей поездки делали своё дело. Никто не хотел связываться. А может, после того, как я вынужден был застрелить того «мутного» и во мне что-то изменилось. Даже Зара это заметила.

Помню, какой это был упоительный момент, когда в вечерних сумерках она тихо постучала в стекло моей комнаты, и я, мгновенно узнав её силуэт в опускающейся тьме, пулей вылетел на улицу. Практически без всяких лишних слов и пустых приветствий, она буквально запрыгнула на меня, как тогда у забора, и мы забылись в долгом поцелуе. И только потом, уже отстранившись, она пристально посмотрела мне в глаза и сказала: «Ты постарел, что ли?». А я лишь хмыкнул в ответ.

Стараясь отмахнуться от мрачных мыслей, я подумал о том, что никто не знает, что на Заре сейчас надет красивый белый кружевной лифчик, в котором её и без того красивая грудь выглядит ещё более округлой и пышной. И, похоже, только мне одному останется известным тот факт, как же красиво это кристальной чистоты кружево оттеняет её смуглую кожу. Девушка сдержала своё обещание, доведя тот незабываемый вечер на крыше до своего логического завершения. Я не знал, выменяла она это нижнее бельё на что-то или просто долго хранила где-то найденный комплект, но видеть её в таком виде было ни с чем не сравнимое удовольствие. И я всё это только для меня.

После того, как Зара постучала в окно моей комнаты, мы практически сразу же рванули вглубь Уральска. Только на этот раз я предусмотрительно прихватил с собой рюкзак и ПМ Фроловой, который Жангир вручил мне то ли как памятный подарок, то ли как компенсацию за пережитые страдания. Пистолет оказался достаточно удобным, ведь для него не обязательно было даже пристёгивать кобуру. Он и в кармане неплохо умещался.

Никаких следов присутствия того странного мужика, который напал на нас в ночь перед ураганом в Уральске, не было. Зара быстро успокоила меня, что больше не видела, чтобы кто-то за ней следил. Так же она внимательно слушала все местные сплетни. Но никто максимально похожий на незнакомца, в тот день за медицинской помощью в здравницу не обращался. Да и на следующий день тоже. А ведь резанул я его нормально. Да и повод был подходящий, всегда мог сослаться на то, что получил рану во время урагана. Видимо, тоже укрылся где-то в пустой части города или же и вовсе покинул его. Для чего? Зачем? Все эти вопросы так и оставались без ответа, но я был рад, что с девушкой всё хорошо.

А потом… Потом Зара опять вела меня какими-то только ей известными проулками за территорию обжитых дворов, подальше от света фонарей и посторонних глаз и ушей. Пустые здания, дверные проёмы, окна. И вот мы уже влетаем на второй этаж неприметной постройки, где девушка запирает за нами массивную дверь. Свет далёких звёзд и бледной луны проникает сквозь раскрытое окно, и она отдается мне посреди большой, хорошо убранной комнаты с широкой кроватью.

Похоже, это и был дом Зары. Я вполне ожидал увидеть нечто подобное. Потому что в моей голове так и не укладывалось то, что она могла жить каким-то серьёзным хозяйством. Скажем, разводить скотину или ухаживать за огородом.

А вот это скромное жилище, подальше от всех, имеющее минимум предметов мебели и обихода, вполне соответствовало впечатлению, которое она производила. Такая же странствующая душа, как и я. Можно даже сказать, вторая половинка. Идеальная женщина…

Я невольно осёкся, снова выныривая в реальный мир из потока мыслей, навеянных странными мелодиями.

«А действительно ли такая же? — подумал я, вспоминая Фроловых. — Ты уверен, Толик? Возьмёт потом и всадит полмагазина тебе в грудь…»

Я фыркнул, отгоняя дурные мысли.

— Большое спасибо, — улыбнулся парень с короткой стрижкой, волосы которого уже начинала трогать обильная седина, стоило только последним нотам очередной композиции раствориться в вечернем воздухе.

Послышались неуверенные аплодисменты, и я был вынужден выпустить Зару из своих объятий, чтобы поддержать ребят громкими хлопками в ладоши.

— Спасибо, спасибо, — закивал головой солист и отпил воды из пластиковой бутылки, стоящей рядом с ножками его стула.

Второй гитарист, который был явно ниже него ростом, но более плечистым, задумчиво посмотрел куда-то вдаль и проверил настройку гитары, дёрнув пару струн, затем чуть-чуть подкрутив колки.

— Ну что, Гарик, нормально всё? — повернулся к нему седой.

Тот молча кивнул, взяв пару аккордов, чтобы проверить строй. Я в этом практически ничего не понимал. У нас в семье никто на гитаре не играл. Но сейчас я подумал, что это было большим упущением. А ведь было бы здорово сыграть что-нибудь нежное и приятное для Зары в ночном полумраке комнаты. Может быть, стоило всё-таки попробовать освоить этот инструмент.

— Сейчас мы исполним что-нибудь более подвижное.

— Ага, я говорил, что эта хмурь замогильная всех зрителей разгонит, — добродушно хихикнул третий участник коллектива с акустическим басом.

— Да вроде никто пока не убежал, — заключил седой и кивнул барабанщице, — кто знает слова, может смело подпевать.

Девушка несколько раз тихо ударила щёткой по небольшому барабану, видимо, задавая темп, и ребята ударили по струнам. Это было что-то очень знакомое. Кажется, мне несколько раз доводилось слышать эту композицию в детстве, пока ещё дома исправно работал проигрыватель компакт-дисков. Я напрягал память, пытаясь узнать, что это, но так и не смог, пока не услышал слова:

Я сижу и смотрю в чужое небо

Из чужого окна.

И не вижу ни одной

Знакомой звезды.

Я бродил по всем дорогам

И туда, и сюда.

Обернулся и не смог

Разглядеть следы…

Теперь я узнал эту композицию. Она была на диске с большой, сделанной отцом от руки надписью «Кино». Эти песни часто исполняли под гитару, только всегда пропускали все эти красивые заполнения. Но сейчас её исполняли очень похоже на ту запись. Я невольно стал хлопать в такт и к своему удивлению услышал множество других таких же звуков. Обернувшись, я увидел, что это были в основном караванщики. Хотя и некоторые местные тоже стали подпевать. Что ж, похоже, «Кино» любили и знали не только у нас на Урале.

— Ну вот, наконец-то стесняться перестали, — улыбнулся между строчками гитарист и продолжил исполнение.

«Да уж, действительно, — подумал я, — обернулся и не смог разглядеть следы. Словно проехал по той зелёной дороге, возвращаясь в Уральск, где ждала Зара. А ведь действительно ждала, я в этом уверен. Эту радость встречи и эмоции невозможно было изобразить или подделать. Можно было только прочувствовать».

Я посмотрел на девушку. Та подняла с земли недопитую бутылку «Нуржанара» и протянула мне.

— Держи.

— Спасибо.

Это был действительно волшебный вечер. Не такой как тогда на крыше и не такой как сегодняшняя ночь, но тоже по-своему уникальный. Во-первых, мне удалось выспаться. Во-вторых, я наконец-то мог наслаждать обществом Зары и дать волю всем нежным чувствам, которые испытывал к ней всё сильней.

Мне снова начинало хотеться, чтобы время замедлило свой бег, и это мгновение длилось как можно дольше. Чтобы эти странные ребята, внешний вид и манера держаться которых больше походили на матёрых караванщиков, продолжали играть свои инструментальные мелодии. А мы так и сидели, потягивая местное пиво и наблюдая за тем, как медленно опускаются сумерки.

Со временем на концерт подтянулось ещё больше народу. Спустя час были заняты почти все лавки, а некоторые просто уселись на землю, вслушиваясь в затейливые композиции.

Перед нами даже прошёл Азамат Бикашев. Я легко узнал логиста по толстой папке для бумаг, с которой он был неразлучен. А так же по небольшой тюбетейке, сильно сдвинутой на затылок. Он явно выискивал себе место, чтобы не стоять на ногах, но теперь это было практически бесполезно. Если только кто-то из своих караванщиков не решится уступить ему место. Но я в этом сомневался. После того случая, как он избил провинившегося, отношение к нему немного изменилось. Не у всех, конечно, но было такое дело.

Встретившись со мной взглядом, он как-то странно посмотрел на Зару, после чего еле заметно пожал плечами и исчез из вида. Я не придал этому особого значения, поймав себя на мысли, что при всей своей неприязни я всё-таки рад, что он жив здоров.

Ещё несколько песен и инструментальных композиций пролетели одна за другой. Музыканты делали небольшие перерывы, перебрасываясь фразами со слушателями. Постепенно люди проникались их творчеством, и аплодисменты становились всё более громкими и искренними. Больше всех шутил добродушный басист, которого звали Володей. Было видно, что все четверо очень дружны между собой.

Тем временем солнце село за линию горизонта, и небо над головой начинало окрашиваться в тёмно-синие тона. В честь концерта на небольших столбах рядом с площадкой от аккумуляторов запитали несколько старых светодиодных ламп комнатного освещения. Так же загорелись и две квадратные панели над головами музыкантов и даже парочка светильников, направленная от переднего края сцены в лица исполнителей.

На желтоватый свет тут же слетелось множество мотыльков разного размера. Большие ночные пауки бросились радостно плести сети, предвкушая скорую добычу.

— Ну что же, отличный вечер, — протянул седой, которого товарищи звали просто Тоханом, и похлопал в ладоши в знак благодарности за тёплый приём. — Спасибо большое, что пришли, это очень здорово.

— Спасибо погонщику Рашиту! Без него мы бы не сдвинулись с места! — крикнула из-за барабанов брюнетка, помахав рукой кому-то в толпе.

— А теперь мы хотим исполнить для вас песню, которую мы сочили между делом, но она оказалась настолько хороша…

— Между каким делом? — перебил его Володя с очень серьёзным выражением лица.

— Откуда же я помню… — начал было Тохан.

— Да между любым делом, — отмахнулся Гарик.

— А! Про дорогу?

— Да, да, — кивнул седой. — У тебя же на листочке написано, ты чего?

— Всё, понял.

— В общем, давайте начнём.

С этими словами он кивнул барабанщице и та, поймав какой-то внутренний темп, снова начала счёт лёгкими ударами по ободу небольшого барабана перед собой. На нужном счёте Тохан начал играть.

На секунду мне показалось, что я слышу не только красивый гитарный перебор, но и словно тиканье старых часов. Сделав ещё один глоток из пивной бутылки, я внимательнее присмотрелся к его пальцам на грифе. Было похоже на то, что она как-то глушит одну струну, не давая ей звучать, но при этом всё равно подцепляя её правой рукой, отчего и получался такой звук. Я видел подобный приём игры у нашего гитариста. Да и старик Коновальцев демонстрировал схожий эффект, называя его то ли заглушкой, то ли приглушкой.

В скором времени эта «тикающая» тема развилась в красивую аккордовую последовательность. Вступила вторая гитара и бас. Звонкий перебор очень подходил тёплому летнему вечеру и вызывал перед моим внутренним взором странные образы множества пройденных дорог. Тем временем седой запел:

Мы идём по горячей дороге,

По горячим следам.

От тревоги к тревоге.

Мы идём по солнечным бликам,

По иссохшим ручьям,

По улыбкам и крикам…

Слова песни вновь затронули мою душу. Если бы кто-нибудь попросил меня сейчас дать краткое описание своей работе, я бы сказал именно так, как и прозвучали эти строчки. Что-то остро кольнуло в сердце, и я подумал, что пора бы послать домой свежую весточку. Затянул я с этим делом. Это было совсем нехорошо. Особенно учитывая то, сколько времени письмо будет идти вместе с попутными караванами.

Помимо этого, мелодия, действительно передающая ощущения горячей пыльной дороги, пробудила во мне и другие мысли, которые я специально не допускал в свою голову, чтобы не портить прекрасный момент. Но, похоже, их время пришло. Я наклонился к Заре и тихо спросил:

— Слушай, по поводу твоей просьбы. Не хочешь уже рассказать, в чём суть? Кому надо помочь?

Девушка пристально на меня посмотрела, словно до конца не решаясь озвучить всю суть проблемы. А в это время в её прекрасных серовато-зелёных глазах подрагивали отражения уличных ламп.

— Толик, у меня брат есть, — начала она. — Вернее, как это правильно сказать, братик. Он малыш ещё. Пять лет ему.

— Так, — сосредоточенно кивнул я.

— В общем, долгая история. Плохой человек его держит у себя, как залог…

— Залог?

— Ну да. Много монет ему мой отец задолжал, а потом умер. Болел сильно. Долг на меня перешёл. Выплачивать надо. Я думала сбежать с братиком, но он поймал и Дияра себе оставил…

В уголках глаз Зары проблеснуло несколько слезинок, но она не боялась, что я их увижу. И как бы она ни старалась говорить так, словно это обыденные вещи, голос её все равно немного дрогнул. Я снова обнял её одной рукой за талию.

— А мать?

— Что мать? — не поняла девушка.

— Мама твоя? С отцом ситуацию я понял, а мама ваша где?

— А, — Зара махнула рукой. — Мама от нас ушла, когда Дияру годик был. Не нравилось ей, как папа нас воспитывал. Ругала меня всё время, что я беспутная расту, бегаю да прыгаю по заборам, вместо того, чтоб мужа искать и гусей кормить…

«Вот те раз, — подумалось мне. — А местные говорят, что у них тут бандитов давно не видели, а тут такие вот истории с долгами и похищениями людей… А братик совсем маленький, выходит. Ей двадцать два, ему пять. Значит, уже в семнадцать лет вовсю носилась везде, где хотела. А я всё-таки был прав, чертовка та ещё…»

— Так ты, поучается, по развалинам шастаешь, чтобы долг отдать?

— Ну да, — кивнула девушка, беря мою руку в свою ладонь и сплетая наши пальцы в замок. — Ищу что-нибудь дорогое, чтобы продать. И выкупить Диярку…

— Что за бред, выкупить! — сдавленно воскликнул я, чувствуя праведное негодование. — Он что, вещь какая-то?

— Да, да, — закивала Зара, и мелкие слезинки всё-таки скатились по щекам девушки. — Дияр такой хороший, он ждёт меня. Ждёт, когда я ему помогу…

— Получается, мог этот негодяй того мужика послать, чтоб долг с тебя взыскать? Не зря же он говорил, что ему только ты нужна?

— Мог, запросто мог. Я давно монет не приносила. Не попадалось ничего хорошего.

— А братику угрожает что-то?

— Я думаю, что пока нет. Вряд ли он ему плохое делает. Это ведь важно. Случится что-то с Дияром, я и не принесу ничего, логично же?

— Логично, конечно, но люди всякие бывают, — протянул я. — Ладно, хорошо. А кто вообще удерживает его? Как зовут? И местные какие-то силы есть, у кого заручиться поддержкой можно? Что-то типа милиции, полиции? Караванщиков?

Зара отрицательно помотала головой. Но я и не ожидал другого ответа. Везде, где были замешаны монеты и долги, жаловаться кому-то было бесполезно. Потому что этот кто-то, скорее всего, тоже был лицом очень даже заинтересованным во всём этом безобразии. Мне невольно вновь вспомнился старик Коновальцев и его история.

«Чёрт подери, — подумал я. — А ведь действительно, это всё не случайно! И встреча загадочного путника, и история с Фроловыми, и вообще моё стремление покинуть родной дом. Может, вот она, судьба? Судьба не просто посмотреть этот мир, но сделать его чуточку лучше? Помочь такой же странствующей душе, как и я сам, воссоединиться с родным человеком? А как иначе понимать все эти знаки, которые она активно мне подаёт, словно намекая на то, каким путём я должен пойти…»

— Так. И каким образом я должен помочь? Предлагаешь выкрасть братика или я должен оказать на этого хмыря более серьёзное воздействие?

— Воздействие? Ты его стрелять, что ли, хочешь? Нет, нет, надо проще действовать, Толик. Зачем тебе проблемы?

— Ха, это у него уже проблемы, — начал храбриться я.

— Ты добряк, Толик, не пачкай душу… — протянула девушка, и от этих её слов мне стало немного не по себе, словно кто-то снова положил на плечи всю тяжесть поездки с Фроловыми, которую я так активно пытался забыть.

Не знаю почему, но я не сказал Заре, что застрелил человека. Пока мы лежали на растерзанной постели, нежно поглаживая друг друга, я вкратце поведал ей о своих приключениях, упустив неуместные подробности перестрелки.

Может быть, с одной стороны, я хотел казаться мужественнее, чем я есть. Почему-то думая, что охранник каравана должен быть бесстрашен и готов валить из своего дробовика любого противника, практически не задумываясь. А с другой стороны, я, наверное, и сам не понял, как теперь к себе относиться. Конечно, я всё сделал правильно. Как того требовали обстоятельства. Но если это было действительно так, отчего же я до сих пор мог буквально услышать отголосок того выстрела? Теперь вот Зара сказала «не пачкай душу», а меня так и подмывало ляпнуть в ответ, что нечего там уже пытаться сохранять в чистоте…

Тем временем в песне закончился большой инструментальный проигрыш, и Тохан продолжил петь:

И везде нас встречают рассветы,

Нас встречают закаты и немые скелеты.

В городах, где давно всё сломалось,

Где уже никого, кроме крыс, не осталось,

Сотни лет без всяческой цели,

Мы всё время на мушке, всегда на прицеле…

Среди тумана разных мыслей и поисков способов помочь девушке, в памяти тут же всплыла картина собачьего черепа, отрывающегося от земли…

— Какая хорошая песня, — невольно вырвалось у меня, и я посмотрел на музыкантов.

Те снова принялись увлеченно играть большое инструментальное заполнение, только теперь темп стал намного быстрей. Гитарный перебор сменился динамичным боем, и у меня складывалось ощущение, что на горизонте этой горячей дороги, начинают собираться грозовые тучи, не предвещающие ничего хорошего.

— Не напрягайся так сильно, пальцы мне отломишь — хихикнула девушка, смахивая слезинки быстрым движением руки. — Ух, грозный какой, уже готов всех победить, наверное?

— А как иначе…

— Не надо никого силой побеждать. Есть идея у меня, после обсудим. Музыка красивая, давай дослушаем.

— Давай, — согласно кивнул я, расслабляя напрягшиеся руки

На улице уже стемнело, когда концерт подошёл к своему логическому завершению. Собравшийся народ проводил музыкантов бурными аплодисментами. Володя встал со своего стула и, прислонив к нему бас, спрыгнул со сцены, держа в руках небольшую коробочку. Ловко двигаясь между скамейками, он принимал оплату от тех, кто готов был это сделать. Я одним из первых опустил в неё половину монеты и допил пиво.

Бегло осмотрев собравшихся людей, я так и не увидел среди них владельцев караванов. Похоже, те не считали, что подобное развлечение достойно их уровня. А вот рядовых охранников и погонщиков было достаточно. Да и местным концерт тоже явно пришёлся по душе. Иногда сквозь гомон радостных голосов можно было услышать характерный звон оплаты, падающей на дно Володиной коробочки.

Тохан с Гариком отставили гитары и стали помогать девушке-барабанщице, имя которой я так и не услышал, перетаскивать инструменты поближе к буханке. Если бы не мысли о ситуации, в которой находилась Зара, я бы с удовольствием перекинулся с ними парой слов, но сейчас было не до этого.

— Так в чём план? — наконец-то спросил я, поднимаясь со скамейки.

— Сейчас расскажу.

Девушка поднялась следом и, поправив одежду, быстро потянула меня за собой подальше от скопления людей и света ламп.

Ночь выдалась очень тёплой. Небо как всегда оказалось полностью безоблачным. На нас смотрели всё те же бесчисленные звёзды и огромная луна. Мы быстро миновали центральные обжитые улицы и вышли на менее освещённые под зоркие взгляды шестилапых псов, охраняющих свои дворы.

— В общем, — начала девушка, — нехорошо, конечно, спрашивать, но сколько у тебя монет будет?

— Почти сто, — практически не задумываясь, ответил я, честно назвав всю скопленную сумму.

— Ого! Много же работал, чтоб накопить!

— Да не то чтобы накопил, просто я не тратил практически, — ответил я, подумав, что не стоит распространяться о редком приятном времяпрепровождении в компании определённых девиц на караванных заставах, когда уже совсем становилось невмоготу. — Даже вот очки стрелковые никак не прикуплю, да и бинокль не помешает…

С этими словами я указал пальцем на заживающие царапины вокруг глаза.

— Да, нужная вещь.

— Ста монет хватит, чтобы братика твоего выкупить?

Зара расстроенно помотала головой.

— Да это на что же твой отец в долг столько набрал?! — невольно воскликнул я. — И сколько вообще?

— Много. Но ты не беспокойся, часть я уже выплатила.

— Может, как-то выкрадем Дияра?

— Нет! Как бы тебе объяснить… — Зара задумчиво хмыкнула. — Тут надо осторожно всё сделать. Понимаешь, уже лет десять — пятнадцать, как в этих краях спокойно. Стреляют, конечно, где-то за пределами города и других посёлков, но это редкость. Вот даже эта ситуация с твоими Фроловыми, выходящая из ряда вон. Давно такого не было, понимаешь?

— Примерно понимаю.

— Так вот, порядок вещей сложился, и не надо его трясти лишний раз.

— А как быть тогда? Как я тебе помочь смогу?!

— Ты такой добрый и от этого, видимо, глуповатый, — мило хихикнула девушка. — Почему ты сразу думаешь, что я тебя попрошу кого-то стрелять или воровать? Зачем всё так решать? Всё проще сделаем.

— Я тебя внимательно слушаю.

Меня немного удивлял игривый тон девушки, ведь дело было весьма серьёзное. Но я решил лишний раз не умничать и выслушать её предложение.

Тем временем Зара, осмотревшись по сторонам, сняла с головы платок и расстегнула молнию своего балахона. Тугие ухоженные косы чёрных волос тут же упали ей на грудь, блеснув матовым отблеском в свете луны.

— Помнишь, ты спрашивал, знаю ли я Азамата Бикашева?

Я молча кивнул.

— Он же в караване Удажева ходит, верно?

— Верно.

— Но сейчас Удажев в Уральске и пока никуда двигаться не собирается. А Азамат… Своё дело у него есть. Ему крепкие парни нужны. Он как раз завтра собирается выдвигаться, может, ты к нему попросишься на недельку? Он хорошо платит. Очень.

— Ничего не понял, куда выдвигается?

— Он в караване ничего не говорил, разве?

— Я лично с ним особо не разговаривал. По работе не положено.

— А, понятно. Они тяжелые грузы собирают в старых городах и возят по округе. Работа не сложная, но очень тяжёлая физически. Двигатель с машины снять-поднять, кирпич в телегу загрузить. Такое, в общем…

— Грузчиком, что ли, предлагаешь поработать?

Зара улыбнулась и прижалась ко мне.

— У вас так, да, это называется, когда тяжести весь день носить надо?

— Примерно.

— Ну так вот, заплатит хорошо, если хорошо поработать. Я на такую работу не гожусь, Азамат женщин не берёт, сам понимаешь, пользы не будет.

— А куда он все эти грузы потом?

— Как куда? На продажу и обмен. У Уджаева тут знаешь, какие склады большие?

— Нет, не видел.

— Большие, поверь мне. И кто-то же их наполняет.

— И как нам это поможет?

— За неделю заработаешь столько, что если всё вместе сложить, как раз хватит всё тихо сделать, без стрельбы. Да и к тому же, Толя, давай я честно скажу…

Зара остановилась и встала напротив меня.

— Давай, — хмыкнул я.

— Не сделаешь ты один ничего стрельбой, там людей много. Тебя быстрее подстрелят, а я этого не хочу…

Она обняла меня за шею, и мы забылись в долгом поцелуе посреди безлюдной ночной улицы. Лишь только местная собака недовольно брехнула на нас из-под ближайшего забора, видимо, призывая соблюдать местные обычаи.

— Ты уверена, что это хороший план? — спокойно спросил я, когда девушка отстранилась, и мы пошли дальше. — Может, занять у кого-нибудь из знакомых?

— Я похожа на ту, у которой здесь много друзей и знакомых?

— Нет.

— Ты такой наблюдательный! — снова хихикнула она. — Неделю на Азамата поработаешь и хватит. А за свои сбережения не переживай. Диярку вернём, и я снова что-нибудь насобираю на продажу или обмен, и всё тебе верну. Только времени больше уйдёт, но там уже намного спокойней всё будет, ведь братика заберу. А то, что тебе тяжёлая работа достанется, я всё компенсирую… Хоть в десять, хоть в сто раз…

С этими словами девушка игриво сверкнула глазками, покосившись на свою грудь.

«Ну, раз цель достигается так просто и надо просто поработать, так поработаем! — мысленно воскликнул я, невольно подумав о белом лифчике. — Может быть, Зара и права. Не стоит лезть в местный порядок вещей, если жизнь здесь и правда достаточно спокойная. А скопленные монеты? Монеты — дело наживное. Заработаем ещё больше, только уже вместе».

Глава 2

Глоток воды

Это оказалась тяжёлая, отупляющая в прямом смысле этого слова работа. Второй день мы разбирали пассажирские вагоны, навечно застывшие на железнодорожной ветке небольшого безымянного разъезда посреди выжженной степи. И хоть рельсы и почерневшая обшивка состава первое время наталкивала меня на мысли о родном доме, в скором времени я вообще перестал о чём-либо думать. Даже лёгкое чувство радости от осознания того, что у меня получится помочь Заре с её бедой относительно простым способом, очень быстро растворилась в сильной усталости. Даже с лихвой выданный девушкой «аванс» практически стёрся из памяти, будучи вытесненным непрерывной беготнёй среди вагонов и грохотом инструментов.

Азамат Бикашев выступал в роли не только работодателя, но и своеобразного надсмотрщика. Все его качества, которые были очень кстати в караване Уджаева, теперь усилились в несколько раз, и я уже не считал их столь хорошими, как раньше. Сразу было видно, что логист сейчас работает исключительно на себя и его деятельность никак не регулируется замечаниями старшего караванщика.

Каждая минута, если не секунда рабочего дня была строго рассчитана. Одна группа из четырех человек разбиралась с креплениями внутри вагона. Вторая тут же вытаскивала все освободившиеся материалы на улицу и сортировала их. Там все эти полки, столики и просто хромированные железяки перекладин попадали в руки третьей группе, занимающейся очисткой от чёрной сажи. Их работа, пожалуй, была самой лёгкой. К тому же они находились под небольшим навесом из выгоревшего брезента, растянутого между фонарными опорами старого перрона.

Стучали молотки, грохотали кувалды и ломы, свистели шуруповёрты. Для подзарядки последних рядом была развёрнута небольшая ферма солнечных батарей с подключенными к ними аккумуляторами и несколькими удлинителями, воткнутыми в небольшой трансформатор.

Пара повозок, на которых мы прибыли в это место, разместилась рядом с почерневшей коробкой здания разъезда. Крыши у постройки не было. Видимо удар Катастрофы сдул её начисто. Мулы тихо паслись в на дворе старого хозяйства, очевидно, принадлежавшего когда-то станционному смотрителю. Животные практически никак не реагировали на суетящихся вокруг людей, заполняющих материалами повозки, продолжая жевать свой корм и отгонять хвостами надоедливых мух.

На моё счастье, Илья Столяров тоже подписался на эту работу, узнав о такой возможности от ребят из каравана Уджаева. Оказывается, он ждал, пока я вернусь из поездки с Фроловыми, чтобы предложить пойти вместе с ним. Я оказался весьма рад такому раскладу, потому что, не будь рядом здоровяка, чувствовал себя немного не в своей тарелке. Из этой бригады я практически никого не знал. А несколько знакомых Уджаевских ребят почему-то не горели желанием со мной общаться. Впрочем, и я не ради общения здесь оказался.

Мне и Столярову досталась самая грязная и тяжёлая работа — вытаскивать снятые с креплений предметы. Мы быстро подхватывали подаваемые через выбитые окна вагонов длинные полки и буквально бежали с ними к бригаде, занимающейся очисткой. Ронять ценный груз или медлить с его переносом было нельзя. Стоило произойти чему-то подобному, и тут, словно вырастая из-под земли, появлялся Бикашев, после чего с недобрым выражением лица делал какую-то отметку в своей толстой папке с бумагами.

Казахстанское солнце, которым так приятно было наслаждаться, будучи в тени навеса телеги и кабине повозки, сейчас беспощадно жгло обнажённые плечи. Илья держался молодцом, полагаясь на силу своих огромных мышц, но всё же было видно, что он тоже устаёт. Я вообще еле переставлял ноги в пыльных берцах, в который раз жалея о том, что до сих пор не прикупил себе мягкие лёгкие сандалии с закрытыми пяткой и носком. А теперь, учитывая наш с Зарой план, это дело придётся отложить в очередной раз.

Желающих заработать неплохие деньги собралось много. В общей сложности нас было тридцать пять человек, считая логиста. Но работало намного меньше. Два погонщика, сам Азамат, шестеро вооружённых охранников и ещё трое, выполняющих функции бригадиров, в работах не участвовали. Впрочем, тяжело пыхтя с огромной стопкой грязных вагонных столиков в руках, я был склонен считать, что группа, занимающаяся очисткой, тоже особо не работает.

Пот струился ручьями по грязному телу, измазанному пылью и чёрным нагаром катастрофы. Перед глазами плыли цветные круги, но выбора у меня не было. Единственной радостью было то, что солнце прошло полуденную отметку, и мы со Столяровым носились по той стороне насыпи, на которую падала тень от вагонов.

Со временем я подметил, что нам достаются самые максимально тяжёлые или крупногабаритные предметы. Бригада рабочих-казахов, некоторые из которых были из нашего же каравана, обходилась более лёгкими заданиями. Что ж, отчасти я это понимал. Что не говори, а всё-таки мы с пулемётчиком были не местными. К тому же Илья и правда был огромным и сильным, поэтому именно ему и выпадали поручения таскать из вагонов снятые титаны.

Я хотел было высказать определённое возмущение такому распределению обязанностей, но, поймав на себе несколько недружелюбных взглядов своих товарищей, решил не выступать. К тому же у меня была весьма конкретная цель. Только вот осознание того, что впереди ещё шесть полных дней такой работы, начинало немного угнетать. Всё-таки сидеть за высокими бортами повозки с дробовиком на коленях было значительно проще.

Логист планировал разобрать этот небольшой пассажирский состав за четыре дня. После чего мы должны были двинуться дальше вдоль полотна и разобрать ещё что-то, известное только ему одному. Насколько я смог понять, после удара Великой Катастрофы до этого полустанка практически никто не добрался. Уцелевших людей вокруг не осталось, а сам полустанок был ничтожно мал и не представлял никакой ценности, как источник ресурсов. Тысячи подобных мелких разъездов так и остались заброшенными на десятки лет. Было похоже на то, что даже степное зверьё не беспокоило вечных покой почерневших останков хозяев этих маленьких технических станций.

А вот обнаружение на таком полустанке состава оказалось хорошей находкой. Я не знал, как конкретно Бикашев собирается всё это использовать, но, вспоминая внутренне устройство телеги Жангира Оспанова, мог примерно догадываться.

А ещё меня поразило то, с какой простотой первая группа буквально вытряхивала из пыльного вагона почерневшие останки пассажиров. Рассыпающиеся кости и черепа с характерным стуком падали на гравий насыпи, напоминая мне о скелете того самого шестилапого пса. Я невольно старался держаться от них подальше, пожалев о том, что МР-133 остался в доме Зары за ненадобностью. А ПМ и вовсе лежал сейчас хорошо завёрнутый в куртку среди вороха других вещей.

По договору на данный вид работы оружие мне было не положено, а безопасность гарантировал сам логист. За нарушение грозил денежный штраф, но без оружия я чувствовал себя весьма неспокойно. Впрочем, понимание того, что до куртки надо ещё добежать и успеть достать из неё пистолет, тоже особой уверенности не прибавляло. О том, что я формально уже нарушаю договор, никто не знал. Даже Столяров.

Но помимо опасений, что кости могут начать двигаться, меня больше поразила общая манера обращения с останками. Невольно вспомнился Жангир, который вообще предпочёл в своё время не трогать скелеты. У нас же на Урале останки, конечно, выносили, если требовалось что-то расчистить, но предварительно переложив на плотную ткань. Но чтобы их выбрасывали в окна — такого я не припоминал. Ясное дело, что мёртвым было давно наплевать на свои бренные кости, но всё равно выглядело это весьма неуважительно. Больше всего меня раздражало то, что я уже несколько раз наступил на лежащие кости, с глухим хрустом разломив их среди камней.

«Ну хоть бы в одну кучу сложили, — злобно подумал я, помогая Илье тащить сразу несколько длинных пассажирских полок. — Странно, конечно, не припомню, чтобы во время караванного пути я видел подобное неуважение к костям. Впрочем, мы с ними и не сталкивались…»

— Эй, смотрите лучше! — крикнул везде поспевающий Азамат первой группе, которая как раз выбрасывала в окна очередную партию останков. — Вдруг монеты будут! Монеты сразу мне! Кто попробует надуть, всё равно узнаю, и тогда мало не покажется!

У меня сложилось стойкой ощущение, что сказано это было больше для нас с пулемётчиком, нежели для остальных. Потому что сразу после этих слов логист перешёл на родной язык и поспешил на другую сторону состава.

Тем временем мы с Ильёй добежали до третьей группы и аккуратно опустили наши вагонные полки поверх стопки таких же. Пулемётчик тут же развернулся и широкими шагами направился назад к составу.

— Илюха, притормози чутка, — сдавленно прохрипел я, догоняя его и упираясь рукой в тёплый и пыльный металл обшивки. — Азамат вроде в дальний вагон заскочил, давай хотя бы пару минут передохнём, я не могу уже. Руки тянет и спина ноет.

— Ты потому что поднимаешь всё неправильно, — спокойно заметил здоровяк. — Сильно спину напрягаешь. Надо вес от земли ногами поднимать, а спину прямо держать. Так и сорвать недолго.

С этими словами он продемонстрировал правильное движение.

— Тебе с твоими габаритами хорошо умничать, — буркнул я.

— Не кипятись. Мои габариты тоже не с пустого места появились. Слушай, чего говорю.

— Да, конечно, ты прав. Извини, я просто устал жутко.

Столяров молча кивнул и, прикрыв глаза рукой, посмотрел на солнце.

— Скоро перерыв, — заключил он, прислоняясь спиной к выгоревшей краске вагона.

Я молча кивнул, продолжая сгибать и разгибать руки в локтях и массировать кисти. Носить полки было очень неудобно. Чёрная сажа и пыль покрыли ладони толстым слоем, из-за которого приходилось напрягаться ещё сильней, чтобы не дать грузу выскользнуть из пальцев.

— А тебе зачем столько монет? — внезапно спросил здоровяк.

— А тебе?

— Лишними не будут.

— Вот и я так решил.

Илья положил ладонь на могучую грудь и стал задумчиво её тереть, сильно прижимая пальцы, отчего смешенная с потом грязь стала скатываться в небольшие комочки.

— Я просто не припомню, чтобы ты их сильно тратил. Копишь на что-то?

— Если честно, хотел по возвращении дом себе очистить. Обустроиться отдельно от родных. Но не слишком далеко, чтоб всегда помочь можно было… — протянул я.

— Дело хорошее, — кивнул здоровяк.

Из глубины вагона раздались торопливые шаги. Короткий отдых был окончен. Практически не сговариваясь, мы тут же отстранились от борта и направились к месту, где кипела работа.

— Быстрей! Там уже столько полок снято и вас ждёт! Ходите где? — загудел над головами голос логиста, раскатывающийся глухим эхом в пустоте разобранного вагона.

— Мы и так торопимся! — отозвался я.

— Плохо торопитесь. Мало! Думаете монеты за просто так получить? К вечеру ещё два вагона полностью надо разобрать!

— Хорошо, что колёсные пары ему не нужны, а то бы и их таскать пришлось, — тихо буркнул я, когда мы отошли достаточно далеко.

— Не исключено, — отозвался Илья. — Говорят, что несколько раз такое было.

— Вот дерьмо…

Тем временем нам действительно подготовили огромную стопку из снятых пассажирских полок. Я поймал себя на мысли, что начинаю тихо ненавидеть всё, что связанно с железной дорогой. Впрочем, никаких других вариантов у меня всё равно не было. Бросить работу я не мог, ведь цель была весьма конкретной. Так что ничего не оставалось, кроме как стиснуть зубы и продолжить делать своё дело.

Илья присел перед стопкой, ухватившись за край нижней полки. Я быстро его обошёл и сделал то же самое. Следуя указаниям Столярова, я попробовал поднять вес так, как он говорил, но всё равно по большей части напряг спину. В принципе, я и так знал, как правильно делать, но никак не мог приноровиться. Сейчас мне и вовсе пришлось повернуть голову на бок и подпереть щекой верхнюю в стопке полку. В таком положении я даже не видел, куда идти.

Убедившись, что я взял груз, Илья уверенно зашагал вперёд. А я буквально побежал за ним, чувствуя, как щебёнка насыпи расползается в разные стороны под подошвами ботинок.

— Давай помедленней, — пропыхтел я. — Не вижу нихрена, куда ноги ставить! В этот раз ещё больше положили, чтоб их…

Илья ничего не ответил, но скорость шага сбавил. Руки буквально свело от напряжения, и складывалось такое чувство, что их вообще сейчас вырвет из плеч. Я продолжил тяжело пыхтеть и стараться не ударить в грязь лицом перед Столяровым и другими работниками.

Под ногами снова хрустнули выброшенные кости. Я сдавленно выругался, надеясь на то, что в следующем заходе окажется стопка столиков или мешки с более-менее сохранившимся постельным бельём.

Последние несколько метров до бригады очистки оказались самыми тяжёлыми. Я был уверен, что ещё чуть-чуть и все эти полки с грохотом посыплются на пыльный бетон перрона, выскользнув из одеревеневших пальцев.

— Опускаем! — услышал я голос Столярова сквозь мутную пелену, заволакивающую глаза.

Я согнул колени, пока не почувствовал, как костяшки пальцев упёрлись в шершавую поверхность. Илья издал громкий звук, сигнализирующий о том, что пора убирать руки, и я резко отпустил тяжёлый груз. Вся стопка полок с глухим звуком легла на перрон. Я тут же выпрямился и отшагнул от ненавистной ноши, чуть было не потеряв равновесие.

— Что, устал? — язвительно поинтересовался подходящий к полкам помощник Азамата. Это был коренастый мужчина в светлой футболке, имени которого я не знал.

Думаю, по выражению моих глаз он понял всё, что я о нём думаю, но это его никак не смутило. Вместо этого он расплылся в широкой улыбке, продемонстрировав прекрасные здоровые зубы, парочку из которых мне тут же захотелось выбить. Впрочем, я бы сейчас не смог поднять ничего тяжелее кружки с водой, не говоря уже о том, чтобы кого-то там бить.

— Хорошо работаете вы два, — довольно хмыкнул он, начиная пересчитывать полки. — Я Азамату скажу, что хорошо. Крепкие. Друг твой крепкий, много носит. Ты, конечно, хиловат, но в паре справляетесь. Нам такие дальше очень пригодятся…

«Пошёл в задницу, — мысленно послал его я. — Что это за оценка такая? Я тебе что, мул какой-нибудь?»

— Перерыв! — долетело от вагонов повелительное распоряжение логиста. — Пятнадцать минут, не больше!

— О, повезло тебе, — хихикнул его помощник. — Давай отдохни, чтоб хорошо работать.

— Мне бы воды попить, — устало прохрипел я, борясь с сильным раздражением и ноющей болью во всём теле.

— Нет. Не положено. Вода строго по расписанию. В следующий перерыв. Всё точно посчитано. Терпи…

— Это тебе хорошо терпеть, — не сдержался я. — Ходишь, полочки считаешь, даже не вспотел…

— Зачем хамишь? — невозмутимо ответил мужчина, не отвлекаясь от своего дела. — Ты мне не тычь, я тебя постарше и поумней буду. Думаешь, я всегда только полки считал и никогда ничего не таскал, что ли? Неправильно думаешь.

Я хотел было сказать что-нибудь ещё, но решил не связываться. В том, что запас воды будет идеально рассчитан по количеству необходимых литров в день на каждого человека, я почему-то вовсе не сомневался. Азамат был в этом деле весьма хорош. Даже слишком.

Но вот это наглое улыбающиеся лицо напротив с каждой секундой раздражало меня всё больше и больше. Так что я не был уверен, что смогу сдержаться, чтобы, как минимум, не послать его куда подальше. Но неприятности мне были не нужны. К тому же, у меня имелся и собственный запас воды в пластиковой зелёной фляге. Надо было только подойти к стопке наших со здоровяком вещей, примостившихся у стыка перрона и железнодорожной насыпи. Там же стоял мой полупустой рюкзак и лежал, завёрнутый в крутку пистолет, который я даже не успел засунуть в рюкзак, потому что буквально сразу же приступил к работе.

Я развернулся и, продолжая потирать гудящие руки, поспешил к вещам. Столяров быстро зашёл под брезент, где присел на растрескавшийся бетон, прислонившись спиной к одному из столбов.

Когда мы только прибыли на место и приступили к работе, я бросил вещи в тень небольшого иссохшего гульданыша. Так назывался местный кустарник, который обычно рос в жилых дворах. Здесь растение, видимо, сохранилось ещё с тех времён, когда этот полустанок был обитаем.

Но теперь солнце оказалось в другой точке небосвода, беспощадно нагревая своими лучами рюкзак и лежащую рядом одежду. Я мысленно чертыхнулся, представляя, какой температуры окажется вода внутри фляги.

— Что за чёрт? — буркнул я, быстро убирая куртку с пистолетом в рюкзак, но не обнаруживая вожделенной ёмкости. — Сбоку же пристёгнута была…

Я недоумённо поднял вещи и осмотрел насыпь рядом с ними. Потом куст гульданыша, подумав, что может Столяров предусмотрительно переложил флягу подальше в тень. Но её нигде не было.

— Илья! — крикнул я, обернувшись через плечо. — Флягу мою не брал?

Здоровяк отрицательно помотал головой.

Я ещё раз тряхнул рюкзак, рассчитывая услышать характерное бульканье, хотя уже понимал, что искать флягу бесполезно. Похоже, её участь была весьма очевидна. Пока мы носились вдоль вагонов туда-сюда, кто-то менее занятый из группы очистки быстро приделал ей ножки.

«Сам дурак! — воскликнул внутренний голос. — Во-первых, на видном месте оставил. Во-вторых, за вещами не следил. Надо было их в повозке оставить».

— Да когда мне за ними следить! — прохрипел я, чувствуя закипающую злость. — В какой повозке? Тут из-под носа утащили, а там чего говорить. Тоже мне, коллеги, мать их…

Я со злостью бросил рюкзак на камни и повернулся лицом к брезентовому навесу, пытаясь понять, кто из собравшихся там людей утащил мою флягу. А в том, что это было именно так, я не сомневался.

Ответ не заставил себя долго ждать. Тот самый коренастый помощник логиста, словно издеваясь надо мной, как бы невзначай достал откуда-то точно такую же зелёную фляжку, после чего стал неспеша откручивать пробку.

Не успел я даже подумать о том, что таких фляжек после Катастрофы осталось огромное количество, как мои ноги уже решительным шагом направились в сторону этого наглеца.

Руки, плечи и спина ужасно ныли. Грязь и пот противно щипали кожу. Вдобавок к этому я почувствовал мелкую дрожь, начинающую пробирать тело от распирающей злости.

— Знакомая фляга, — процедил я сквозь зубы, остановившись напротив помощника логиста.

— Да? — спокойно хмыкнул тот, продолжая крутить пробку. — Когда это ты успел с ней познакомиться?

Мужчина говорил достаточно громко, отчего трое других работников, тоже расположившихся на отдых в тени брезента, дружно хихикнули и перекинулись какими-то фразами на казахском.

— Это же моя фляга, верно?

— Нет. Моя.

— Покажи донышко.

— Зачем?

— На моей инициалы вырезаны.

— Я рад за тебя.

— Донышко покажи…

Жара и физическая усталость делали меня больше не способным сопротивляться нарастающей злости и раздражению.

— Не буду я тебе ничего показывать. Ты кто такой вообще? Моя это фляга. Иди, отдыхай, пока время есть.

С этими словами мужчина пренебрежительно помахал ладонью перед моим носом, словно отгоняя назойливую муху. Но при этом делать глоток из открытой фляги так и не стал, вместо этого постучав пробочкой по горлышку и став снова её закручивать.

— Покажи донышко!

Я вцепился в его руку и резко задрал её на уровень глаз. Несмотря на то, что я старался держать его как можно сильнее, коренастый всё равно смог выдернуть руку, не дав ничего толком разобрать. На дне фляги действительно было что-то вырезано. Но утверждать на все сто, что это именно мои инициалы, я не мог. Помощник логиста тут же отскочил назад и разразился потоком громкой ругани на казахском, обильно разбавляя её матом.

Трое сидевших рядом работников тут же вскочили на ноги и с не менее громкими криками мгновенно обступили меня со всех сторон. Зато я успел заметить, как с другой стороны медленно поднялся Столяров. Очевидно, именно его массивная фигура за моей спиной была единственным сдерживающим фактором, не позволяющей этой компании начать как следует меня мутузить.

«Ну и дурак же ты, Толик! — воскликнул внутренний голос. — Ты же здесь для Зары монеты зарабатываешь! Чего лезешь к местным? Хочешь ни с чем вернуться?»

— Эй, эй, а ну-ка успокоились быстро! — услышал я голос Бикашева, и в следующую секунду в поле зрения возник и он сам.

Никогда бы не подумал, что буду действительно рад столь быстрому его появлению.

— Что происходит? — тут же спросил логист, обводя нас всех недобрым взглядом.

Я только открыл было рот, но коренастый тут же перебил, затараторив на казахском языке и тыкая в меня пальцем. Азамат выслушал и задал какой-то вопрос. Получив ответ, молча кивнул и махнул всей бригаде очистки рукой, что бы те расходились. Работники не заставили себя долго упрашивать и мгновенно удалились на противоположный край пыльного перрона. А я невольно вспомнил то, с какой скоростью Бикашев наносит удары. Что ж, если он сейчас решит отвесить мне пару пинков в воспитательных целях, то у меня нет ни малейшего шанса хоть как-то оказать ему достойное сопротивление.

— Ты зачем шум устроил? — раздражённо поинтересовался логист, пронзив меня взглядом своих карих глаз.

— Пить хочется, устал очень. А фляги нет… — начал я.

— И ты сразу подумал, что её украли? Обвинять моих людей вздумал?

«Молчи, Толя, — подсказал мне внутренний голос. — Монеты… Зара… Давай-ка, выкрутись, пока он тебя кулаком в ухо не приложил».

— Я тут подумал, я её, наверное, потерял, — неохотно протянул я усталым голосом.

— Потерял?

— Да. Может быть, фиксатор у чехла расстегнулся и выпала где-нибудь, пока ехали. Или пока сюда бежали…

Азамат пристально на меня посмотрел. Я невольно потёр нос, переступил с ноги на ногу и сделал ещё кучу бесполезных и ненужных движений, выдающих то, что я нервничаю.

— Да, бывает такое, — хмыкнул логист. — Ладно, отдых скоро кончится. Пить всё ещё хочется?

Я молча кивнул.

— А друг твой тоже пить хочет, наверное? — Бикашев ткнул папкой в подошедшего Столярова.

— Я думаю, от пары лишних глотков по такой жаре никто не откажется…

— Это верно, соглашусь.

Азамат совершенно неожиданно для меня улыбнулся и расстегнул оттопыренный боковой карман своих армейских брюк пустынной расцветки.

— Ладно, вот вода, — с этими словами он достал маленькую пластиковую бутылочку весьма затасканного вида. — Говорят, вы хорошо работали. Быстро. Это мне нравится. Лентяев не люблю же. Держите…

Не успел я ничего сообразить, как моя рука уже взяла протянутую бутылку и начала откручивать пробку. Я расслабленно выдохнул, радуясь тому, что конфликт был остановлен в зародыше и не перерос в потасовку. Но между тем, в очередной раз мысленно поругал себя за то, что чуть было не запорол дело, ради которого я здесь оказался.

— Балбес ты, — безобидно буркнул Столяров.

— Я знаю, — выдохнул я, сделав пару больших глотков. — Ух, ледниковая, похоже. Видимо, хочет, чтоб у нас сил прибавлюсь. Похоже, теперь до самого вечера без перерыва таскать эту ерунду будем. На, держи.

Илья кивнул, забирая протянутую ему бутылку, и без лишних раздумий влил в себя оставшуюся жидкость. Только, в отличие от меня, поступил намного умнее, не торопясь её проглатывать, а задержав во рту, чтобы как следует увлажнить пересохшее горло.

— Сколько ещё времени от перерыва осталось, как думаешь? — спросил я, чувствуя, как нервное напряжение начинает сходить на нет, и в тело возвращается ноющая боль и усталость.

— Минут пять, — ответил Илья, после того, как проглотил воду.

— Мало…

Я устало опустился на поверхность перрона, уперевшись спиной в стопку принесённых нами же полок.

— Меньше бы отношения выяснял, было бы больше, — заметил пулемётчик.

— Слушай, но утащил же какой-то гад фляжку. Очевидно же, — оправдался я.

— После расчёта новую купишь, — ответил Столяров, возвращаясь к своему столбу и тоже опускаясь на перрон.

«Купишь, ага… — подумалось мне. — Знал бы ты, Илюха, куда эти монеты пойдут. Боюсь, я ещё долго ничего не куплю».

Тело продолжало ныть. Я невольно подумал о том, а как долго я смогу продержаться в таком рабочем режиме? Всё-таки не привык я к подобной работе. Спину сильно тянуло, и вдобавок ко всему начинала кружиться голова.

Я устало потёр гудящие виски и посмотрел на железнодорожный состав, чёрной гусеницей выделяющейся на фоне выгоревшей серо-коричневой степи. Потоки горячего воздуха окутывали дальние вагоны, причудливо искажая их восприятие.

— Ну и жара, — протянул я, чувствуя, как веки начинают тяжелеть, а пред глазами плывут жёлто-красные круги.

До моего слуха долетела приглушенная казахская речь. Я повернул голову и увидел, как Азамат общается со своим коренастым помощником. Логист тыкал пальцем в старую, сложенную в несколько раз карту, которую держал поверх своей неразлучной папки. Работники группы очистки сидели на противоположной стороне перрона и почему-то выжидающе смотрели на нас с Ильёй.

— И чего им надо? — буркнул я, даже не замечая, что язык практически меня слушается.

Сидящий напротив Столяров закрыл глаза, и его голова безвольно упала на могучую грудь.

«Что за…» — я так и не закончил мысль, провалившись в какую-то странную мягкую черноту.

Глава 3

Товарищи по несчастью

Я не мог точно определить, в какой именно момент я пришёл в сознание. Окутавшая меня тьма стала постепенно исчезать, уступая место ощущению собственного тела и положения в пространстве. Возвращались зрение и слух. Я точно лежал на жёстком полу чего-то, что находилось в движении. Судя по характерному поскрипыванию рессор и хрусту деревянных элементов, это была телега.

Я попробовал пошевелиться, но тело пока ещё не было готово повиноваться. Сквозь веки пробивались красноватые солнечные пятна, но разлепить глаза пока не получалось. Помимо понимания положения тела в пространстве, начали подключаться другие ощущения. Кажется, я уже очень долго лежал на дощатом полу. Во всяком случае, одна щека полностью онемела, а в теле были противные ноющие ощущения. Кто-то настойчиво дёргал меня на штанину. Я тут же почувствовал бесцеремонное прикосновение чьих-то рук, пытающихся перевернуть меня на спину и добраться до пуговиц на ширинке. Кому и зачем это понадобилось, я не знал. Но ничего хорошего подобное действие не предвещало.

Я захотел было крикнуть на того, кто пытался стащить с меня штаны, но вместо этого из пересохшего горла вырвался лишь какой-то сдавленный хрип.

— В себя приходит, — услышал я тихий голос, словно доносившийся откуда-то издалека. — Оставь его в покое, сдался он тебе.

— Так он мне и не нужен, — отозвался кто-то практически над моей головой с хитрым казахским акцентом. — Штаны заберу. Мои провоняли уже совсем.

— Оставил бы ты его в покое, Касым…

— Помолчи там. Сидишь спокойно же, вот и сиди.

Настырные пальцы скользнули вдоль пояса, и меня перевернули на спину.

— Отвали… — просипел я, пытаясь открыть глаза.

Это уже начало получаться, и первое, что я увидел сквозь небольшой разлипшийся зазор между веками, стали мутные очертания светлого квадрата, словно парящего среди серой пустоты. Квадрат этот был разделён прутьям толстой решётки, и я понял, что это своеобразное окно, расположенное, очевидно, в крыше телеги, в которой я оказался.

— Отвалю, отвалю, — шутливо передразнил меня голос. — Штаны отдай и отстану.

— Пошёл на…

Грубая ладонь шлёпнула меня по онемевшей щеке.

— Зачем ругаешься? Тише себя веди.

— Касым, оставил бы его в покое, сдались тебе эти штаны, — вновь вмешался робкий голос.

— Помолчи, я тебе сказал же.

Тем временем я почувствовал, что контроль над телом понемногу возвращается. Руки пока просто нелепо подёргивались, не желая повиноваться, а вот с ногами почему-то дело обстояло значительно лучше. Пока настырные пальцы боролись с пуговицами на штанах, я смог согнуть одну в колене и попытаться упереть ступню в мутные очертания человеческой фигуры, сидящей рядом.

— Э, убери ляжки свои!

Я почувствовал грубый тычок кулаком в бок.

— Пошёл к чёрту, я тебе говорю, — наконец-то смог уже более внятно выдавить я.

— Ты получишь сейчас, — снова с какой-то добродушно-издевательской интонацией услышал я.

— На место сядь, — раздалось сдержанное, но весьма властное распоряжение.

— Туууу, — тут же протянул Касым с характерной интонацией. — Вы что, сговорились что ли? Что такого? Хорошие брюки.

— Это его брюки, — хрипловато заключил голос. — Не лезь, а то по сопатке получишь.

— Ай, какой злой ты, Рамзан. Шуток совсем не понимаешь. Хотя я сам дурак, надо было раньше это сделать.

Мутная фигура оставила в покое мои штаны и нехотя выпрямилась в полный рост.

— А ты шути понятно и смешно, — возразил всё тот же сухой и скрипучий голос.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь скрипом досок и рессор телеги. Я совершил несколько непонятных движений, пытаясь упереться руками в пол. Было такое ощущение, словно меня внезапно разбудили среди ночи, и тело ещё не до конца отошло от какого-то тяжёлого затянувшегося сна.

В скором времени я всё-таки смог с трудом приподняться и сесть. Голова всё ещё была тяжёлой. Казалось, одно неловкое движение, и она сразу же завалится на бок, увлекая за собой и всё тело. Я подтянул колени себе и, обхватив её двумя руками, стал медленно оглядываться.

Это действительно была телега. Только внутренне помещение не походило на типичную караванную ячейку. В стенах, сколоченных из грубых неотёсанных досок, не было окон. Свет проникал сквозь единственное квадратное отверстие в крыше, закрытое железной решёткой. Всё это сразу же вызвало ассоциацию с тюремной камерой. В углу стояло грязное железное ведро, накрытое куском фанеры. Свою округлую правильную форму оно давно утратило из-за множества покрывавших его вмятин. Я тут же уловил резкий запах продуктов человеческой жизнедеятельности.

«Какого чёрта я тут делаю? — прозвучала первая внятная мысль в моей голове. — Мы что, поезд разобрали уже? Так, стоп, какой поезд? Азамат дал воды попить, и я сознание потерял. Это что получается, отравил, что ли? Зачем?»

— А где Илья? — спросил я, чувствуя, как язык с трудом ворочается в пересохшем горле.

— Какой? — тут же отозвался Касым.

— Не было никого, тебя одного приволокли, — тихо отозвалась светлая фигура из противоположного угла этого странного помещения.

— Друг, что ли, твой?

— Да, — я болезненно сглотнул. — Мы вместе на заработок отправились.

— А, заработок. Ну, считай, заработали по полной!

Стоящий всё это время рядом Касым тихо засмеялся и стал ходить от стены до стены этой передвижной камеры или тюрьмы. Глядя на то, как он мгновенно разворачивается, сделав не больше двух шагов, я наконец-то осознал, насколько маленьким было помещение, в котором я оказался.

Зрение полностью вернулось вместе с контролем над телом. Теперь я ощущал ноющую боль груди от того, что долго и неподвижно лежал на полу. Его грубые доски с большими щербинами и мелким мусором оставили глубокие отпечатки даже на коже лица, которую я сейчас медленно растирал, собираясь с мыслями и рассматривая людей, оказавшихся со мной в одной камере.

Снующий от стены до стены Касым был худощавым казахом лет двадцати восьми. Из одежды на нем были только серые лёгкие брюки. Босые ноги с неопрятными ногтями были покрыты грязью и мусором. Из подмышек торчали пучки густых чёрных волос, на которых поблёскивал выступивший пот. Несмотря на кажущуюся худобу, его мышцы были явно тренированными и оплетены густой сетью сухожилий и выступающих вен. Да и ощутимый тычок в бок говорил о том, что парень может как следует приложить.

В камере было очень душно. Зарешеченной дырки в потолке оказалось явно недостаточно, чтобы обеспечить полноценную вентиляцию. Я ощущал настырный запах нечистот и немытых тел. Но мои спутники, похоже, давно к этому привыкли.

В противоположном углу, обняв согнутые колени руками, сидел молодой парень. Похоже, русский. На нём были какие-то грязные, оборванные ниже колена брюки и не менее драная светлая рубашка с коротким рукавом, из которого торчали тонкие руки. Русые, явно давно не стриженые волосы уже превратились в грязные сосульки, свисающие с головы.

Я посмотрел в противоположный край нашей камеры, где расположился обладатель того самого властного голоса, не давший Касыму стащить с меня штаны. Это был мужчина лет пятидесяти, который сидел, уперевшись спиной в угол телеги. В отличие от других, он был полностью раздет. Снятые брюки и трусы лежали рядом с ним, свернутые аккуратным квадратиком. Обнаженные ноги были вытянуты, а руки свободно расположились вдоль тела. Можно было подумать, что мужчина дремлет. Но держащаяся прямо голова, лишь изредка покачивающаяся синхронно с движениями телеги, говорили об обратном.

На лице мужчины была чёрная неухоженная борода и усы. Волосы были курчавыми, тронутыми обильной сединой. Снизу живота поднималась не менее густая поросль неопрятных волос, обрамляющая пупок. Грудь неизвестного мерно вздымалась, и было похоже на то, что его вообще мало интересует всё происходящее в камере. На смуглой коже с прилипшими к ней соринками поблёскивал капельки пота.

— Давай познакомимся, что ли, раз уж в себя пришёл, — хмыкнул Касым, не переставая мерить шагами тесное помещение.

— Анатолий Воронов, — буркнул я, отметив, что на мне тоже нет футболки, ботинок, носков и поясного ремня.

— Я Касым Садыков, — отозвался он, потом махнул в сторону молодого парня в светлой рубашке. — Там в углу сидит Сашка Заречный, а за твоей спиной Рамзан Файзулин.

— Файзулин Рамазан Зарипович, — уточнил обнаженный мужчина, не открывая глаз.

— Не похоже на казахское имя, — протянул я, погружённый в свои мысли.

— Ага, — хихикнул Касым, — он башкир же.

— Татарин.

— Какая разница? Мы все теперь без роду и племени Бикашевские рабы, верно же?

— В смысле рабы? — не понял я и взглянул на Касыма.

Тот остановился у одной из стен и прислонился к ней спиной.

— В прямом смысле. Будешь теперь работать на него за плошку похлёбки два раза в день. Про мясо вообще забудь. Ты вон, пока жирненький даже, будешь за нас троих отдуваться, пока силы не кончатся. Похудеть не собирался, случайно?

— Чего?

Касым говорил с какой-то странной улыбкой, словно находил всё это очень смешным. А у меня в голове невольно всплыли слова того охранника, что Азамат обязательно мне припомнить попытку ему помешать избить нерадивого погонщика.

«Да быть такого не может! — подумал я. — А не слишком ли мощная месть? Что вообще здесь происходит?»

— Может, ты похудеть хотел? — весело продолжил Касым, почёсывая затылок. — Так вот, самый подходящий стимул.

— Что за бред ты несёшь? — огрызнулся я. — Куда мы едем вообще? Какое рабство? С ума сошли, что ли?

Сидящий в углу Саша горько хмыкнул и уронил голову на колени.

— Никто не знает, куда мы едем, — ответил Садыков. — Рабство самое настоящее. Тебя какие шайтаны дёрнули на Бикашева работать?

— Откуда знаешь, что я на Азамата Бикашева работаю? — спросил я, пытаясь осмыслить всё услышанное.

— Слушай, это не секрет же, — хмыкнул Касым. — И я на него работать согласился, и Сашка, и Рамзан…

— Рамазан, — спокойно поправил его мужчина.

— Так мы тут все на это купились. Много же монет предлагал да?

— Вы что, тоже из Уральска все?

— Нет, я из Аксая. Сашка из-под Соль-Илецка. Зарипыч вообще не пойми откуда взялся. Он тут дольше всех…

— Дольше всех? А сколько времени вы тут?

— Я с весны. Сашка чуть позже, — Касым кивнул на Рамазана, — а этот вообще не отвечает. Тебе куда столько монет надо было? Нужда заставила или вон как это щегол хотел наконец-то мужчиной стать? Присунуть уже хоть за монеты?

— Касым, я же не… — замялся Заречный, подбирая слова.

— Да ясно всё с тобой же, — продолжил улыбаться Садыков. — Правильно всё делал. Такому дрищу только за монеты и дадут. И то какая-нибудь уродина кривая и одноглазая.

— Да пошёл ты, — тихо буркнул Александр.

— Как сказал? Я что-то не расслышал…

— Ничего я не сказал, — громче отозвался парень и, отвернувшись к стене, стал скрести грязным ногтем деревяшку стены.

— Так тебе зачем монет столько? — Касым выжидающе не меня посмотрел.

— Очки стрелковые хотел купить, — протянул я, касаясь почти затянувшихся корост от мелких царапин, оставленных осколками бетона.

Касым засмеялся. Я ничего не ответил, погружённый в собственные мысли. Пришедшее в себя сознание стало собирать всю полученную информацию воедино. Я вспомнил о Заре и о том, что у нас с ней был план по тому, как выкупить её братика Дияра.

«И что теперь? — как-то на удивление спокойно начал рассуждать внутренний голос. — Как теперь я смогу ей помочь? И что вообще это за бредовая ситуация с рабством? Я про такое ни разу не слышал. Бандиты, нападение на караваны — ладно, это понятно. Тут логика ясна. Одни перевозят ценности, другие хотят их забрать. Слышал, что женщин наложницами делают, тут тоже всё понятно. Но рабство? Что за бред? Так, в любом случае надо понять, куда мы едем, как долго, и на сколько я удалился от Уральска…»

— А сколько я тут пролежал и как вообще здесь оказался? — спросил я.

— Да так же, как и все, — продолжил Касым, видимо, больше всех соскучившийся по разговорам. — Мы остановились, дверь открылась, тебя затащили сюда, и мы дальше поехали.

— А где это было?

— Тууууу, — протянул Садыков. — Если бы я знал. Перед нами никто не отчитывается, а в окно только небо видно.

С этими словами он ткнул пальцем в решётку на потолке.

— Когда дверь открывалась, степь была, — продолжил он. — И рельсы.

— И сколько я так пролежал?

— Весь вечер и ночь. И сегодня. Причём, заметь, ты даже не обоссался за это время. А знаешь почему?

Я помотал головой, думая о том, какое расстояние могла проделать за это время телега и в какую сторону мы двигались. Было бы здорово, если бы повозка так и шла вдоль железной дороги, тогда я бы смог вернуться вдоль полотна до того состава. А там бы уже сообразил, как добраться до Уральска.

— Бикашев же воды тебя дал попить, правильно?

Я ещё раз кивнул.

— Он какой-то сок редкого кактуса туда добавляет. Не знаю, где берёт, — задумчиво протянул Садыков. — Говорят, растёт теперь такой где-то в сторону Китая. Этот сок как-то мышцы блокирует, что не хочется по нужде. Но ничего, тебя ещё не до конца отпустило. Скоро побежишь. Если что, ведро вон там стоит. Его Сашка обычно выносит, но раз ты новенький, будет твоя очередь. Только не плескай тут.

— Откуда ты про сок знаешь? — спросил я, почувствовав, как в сердце что-то ёкнуло при слове Китай.

В памяти тут же всплыли перепалка между логистом и Уджаевым и слова о том, что этим нельзя заниматься. И что Уджаев никогда не позволит Бикашеву иди по стопам его отца. Неужели речь шла именно об этом?

— Подслушал у охранников как-то раз.

— И много их?

— Кого?

— Охранников?

— А… — Садыков хитро улыбнулся. — Бежать думаешь? Это хорошо. Попробуй, пока ещё силы есть.

— А вы втроём не пробовали?

— Нас четверо же раньше было. Один попробовал…

— Получилось?

— Застрелили его, не успел и на сто метров в степь отбежать.

— Ерунда какая-то! — не смог больше сдерживать я нарастающее раздражение и беспокойство. — Какое, к чёрту, рабство? Кто им вообще право дал меня в этой коробке запереть? Я охранник каравана, меня Уджаев нанял. Меня же искать будут. Как он пропажу объяснит?

— А перед кем он должен её объяснять? — тут же поинтересовался Касым.

«Перед Зарой! — мысленно огрызнулся я, но вслух решил не говорить. — Он же видел нас вместе во время выступления тех музыкантов!».

— Ты же не местный, правильно я понял? — продолжил тем временем Садыков. — Наверняка издалека. Очень издалека. Тут никого не знаешь, и тебя никто не знает. Тем более охранник караванов. Пришёл, ушёл, кто тебя искать будет?

Я недовольно кивнул. Про то, что где-то в Уральске находилась Зара, которая сейчас даже понятия не имела о том, в какие неприятности я вляпался, я решил умолчать. Не к чему было этим людям знать об истинных мотивах моих действий, пока я толком не разберусь, что за ерунда здесь происходит.

— И что, Бикашев всех, кто на него работает, вот так вот? — спросил я.

— Нет. Говорю же, только тех, кого точно искать не будут. И кто особо не примелькался нигде.

— Но я-то примелькался! Я в Уральске работу брал, сопровождал тамошнего погонщика и ещё пару людей…

— Да? — наигранно удивился Касым. — И что, хорошо сдружился с ними? Будут тебя искать?

Как бы мне не хотелось признавать, но звучало действительно не убедительно. Семён был мёртв, Лидия в местной тюрьме, а Жангир, скорее всего, отлёживался в здравнице или проводил время с семьёй. Никому я в этом поселении нахрен был не нужен. Кроме Зары.

Словно уловив ход моих мыслей, Рамазан, так и не открывая глаз, спросил:

— Толик, а совершенно случайно тебя не девка на эту авантюру подбила?

Я постарался скрыть своё удивление и посмотрел в его сторону.

— Нет, — недовольно ответил я. — А что должна была?

— Ну, Сашу вот и нашего Касыма девчонки уболтали. Дескать, быстрая работа. Тяжёлая, правда, но и монет много будет.

К пробуждающемуся чувству тревоги и смятению добавилось предчувствие чего-то недоброго. Я вопросительно посмотрел на казаха, так и стоящего, прислонившись спиной к стене.

— Да, есть такое, — хмыкнул он. — Сашку вообще просто развели. Типа, хочешь женской ласки ­– заработай много, тогда дам. Он же ни разу ещё даже сисек не трогал…

— Касым, но я же просил не говорить так… — как-то болезненно протянул парень.

— А что такого? Правда же. Чего стесняться. Нас, что ли? Рамзан вон вообще голым сидит и никого не стесняется.

— Рамазан, — спокойно поправил его мужчина.

— Это разные вещи, — буркнул парень, продолжая скрести ногтем доску.

— А с тобой как вышло? — вернул я разговор в нужное русло.

— Да тоже по-глупому. Познакомился с девкой. Молодая, красивая, всё при ней. Скачет по заборам, как коза. Посидели, покушали, я её чпокнул, а она давай историю про брата своего мелкого рассказывать. Там мутно как-то всё. Какие-то люди в плену его держат, монет надо. А тут как раз заработать можно…

От всего услышанного в моей голове что-то лопнуло. И без того беспокойное сердце внезапно словно подскочило в груди, ударившись прямиком об мозги и рухнуло куда-то в область живота. Тело пробрал нервный спазм, и я с трудом смог замаскировать его за растиранием отпечатков досок на своём лице. В ушах повис какой-то звон, подобный тому, когда я первый раз в жизни застрелил человека. Дальнейшие слова Касыма пробивались сквозь него словно через толстую подушку.

— Ну и я вызвался помочь, — тем временем продолжал Садыков. — Только честно тебе скажу, плевать я на неё хотел. Думал расчёт получить, да на себя потратить.

— Почему? — спросил я, проверяя, не дрогнет ли голос.

— Потому что к чёрту девок этих. Себя любить надо. А она там сама разберётся, пусть других дурачков ищет. А по итогу видишь, как вышло? Дураком я оказался же.

— И что, даже имя этой козы не запомнил? — стараясь говорить как можно спокойней, спросил я, хватаясь за тоненькую соломинку надежды, что услышу что угодно, только не…

— Зара, — хмыкнул Касым.

— Ой, дурак… — протянул я, поднимаясь с пола и не находя себе места в этой тесной камере.

— Да, не самый умный мой поступок. Согласен.

В глазах потемнело, а сердце пронзила такая боль, словно в него вогнали нож. Мне вдруг захотелось разбежаться и со всей силы врезаться в стену повозки, выбив её на улицу к чёртовой матери. Но вместо этого я лишь подпрыгнул и вцепился в нагретые солнцем прутья решётки, подтянувшись к ним.

Я так хотел ощутить порыв холодного ветра, который остудит пылающее лицо и чувства. У меня не было оснований сомневаться в услышанных словах. И вряд ли это было простым совпадением. Я часто и усиленно пыхтел, надеясь на то, что горячий степной воздух приведёт мои чувства в порядок и натолкнёт на мысль, которая бы всё объяснила и расставила на свои места. Ведь не могла же это быть та самая Зара! Девушка, которую я хотел позвать с собой. Девушка, у которой был маленький брат Дияр и которого надо было выкупить у плохих людей!

Та самая Зара, которую я встретил буквально на следующий день после истории старика Коновальцева и был уверен, что это всё не может быть простым совпадением. Все эти чувства и мысли вцепились в моё сердце и душу, подобно своре диких собак, и стали с остервенением рвать их на куски. Но больше всего глухим эхом в ушах звенело мерзкое слово «чпокнул».

— Не, решётка крепкая, не сорвёшь, — раздался голос Касыма. — Мы пробовали уже.

— Точно тебя не девка на это всё подбила? — словно безучастно спросил Рамазан.

— Точно, — прохрипел я, радуясь тому, что дрожь в голосе можно оправдать напряжением подтянутого к решётке тела.

— Значит, я ошибся.

— В чём? — спросил я, чувствуя, как начинаю задыхаться от эмоций, напряжения и горячего воздуха.

— Я думал, у Бикашева этого нечто вроде агентурной сети, — практически безучастно отозвался мужчина, словно его это и не касалось вовсе. — В основном женщины симпатичные. Которые под разным предлогом дурачков всяких подбивают на эту работу. Уж слишком на схему похоже. Потом вода с соком кактуса и рабство.

— Так ты, Рамзан, выходит, тоже дурачок, раз здесь оказался, — хихикнул Касым. — Тебя тоже девка одурачила? А не староват ты для этих дел?

— Пожалуй, и дурачок, раз с тобой в одном помещении нахожусь, — спокойно ответил Рамазан. — А девка тут не при чём.

— Ну да, у тебя своя история, и ты её нам не расскажешь.

— Именно так.

Я был больше не в силах держать себя на согнутых руках, прижимаясь лицом к горячим стальным прутьям. Мне было мерзко и противно. Мысли бешеным вихрем неслись в голове, наскакивая одна на другую. Теперь было понятно, почему все события произошли так быстро. А я уже поверил в какую-то свою уникальность, благодаря которой Зара готова была к продолжению знакомства уже не следующий день, если бы не вся эта история с нападением и моей работой. И жилья постоянного, обустроенного у неё не было. Да и с чего я вообще взял, что она местная, если она даже практически ни с кем не разговаривала? Чёртова история старика…

В уголках глаз невольно выступили предательские слезинки. На моё счастье, вид безоблачного неба заслонила высокая тень охранника, находящегося на крыше телеги.

— Руки убери, — рявкнул он.

В эту же секунду по пальцам левой руки пришёлся резкий удар тяжёлым прикладом дробовика, и я, вскрикнув от боли, повалился на пол камеры.

— А, забыл предупредить, — хихикнул Касым. — Они там не любят, когда мы пальцы в решётку суём.

— Сука, — протянул я так, чтоб было непонятно, кому именно это адресовано.

Внезапно произошло то, о чём и говорил Садыков. Я ощутил острый позыв воспользоваться вонючим ведром в углу помещения.

— Сука, больно-то как… — промычал я, поспешно расстёгивая ширинку дрожащими разбитыми пальцами и откидывая с ведра фанеру.

Оказывается, до этого в передвижной камере пахло не так уж страшно. Стоило только струе ударить в наполовину заполненное ведро, как снизу тут же поднялась резкая вонь тухнущих на жаре продуктов жизнедеятельности.

— Постарайся побыстрее, — сказал Касым, наигранно зажимая нос.

— Стараюсь, — отозвался я, борясь с рвотным рефлексом.

Мысли решили сыграть со мной какую-ту злую и неуместную шутку. Перед внутренним взором абсолютно ни к месту предстал образ стройной Зары в красивом белом белье на смуглой коже. Я буквально чувствовал нежное прикосновение её губ к своим, и всё это теперь сопровождалось булькающими звуками мочи и отвратительной вонью нечистот.

«Неужели меня развели, как дурака последнего? — с горечью подумал я. — А как же крыша, небо, звёзды? Всё было так прекрасно! А на самом деле я просто одинокий пришлый дурачок, которого можно вот так просто сдать в какое-то рабство? А как же все эти слова: „ты добрый, Толик“? Видимо, поэтому тут и оказался, потому что добрый».

Я закончил своё дело и накрыл зловонное ведро фанеркой. Разум и чувства находились в полном смятении. Я остался без всего и даже не знал, где именно я нахожусь. Всё это походило на какой-то дурацкий сон или злую шутку. Но внешний вид моих товарищей по несчастью, расположившихся в этой камере, точно давал понять, что это не так.

— Ладно, разберёмся… — злобно протянул я, отходя к противоположной стене и застёгивая пуговицы ширинки.

В это время телега стала замедляться и остановилась. Через окно в крыше долетели приглушенные оклики людей и фырчанье мулов. Касым стал нетерпеливо растирать ладони, а Александр так и продолжил сидеть в углу. Рамазан открыл глаза и, бросив на меня быстрый взгляд, стал одеваться.

— Приехали, — протянул он. — Посмотрим, что теперь для нас уготовили.

Я хотел было спросить, а что было до этого и как вообще всё устроено, но тут за стенкой нашей камеры раздался характерный грохот массивной цепи, протаскиваемой через стальные петли, и в помещение ворвался яркий солнечный свет через открывшуюся наружу дверь. Спустя пару секунд послышался грубый оклик на казахском языке.

— Тут почти все по-нашему не понимают! — крикнул Касым. — По-русски говори!

— Выходите медленно и по одному! — раздалось с улицы.

Рамазан спокойно застегнул свои штаны и направился к открывшемуся проёму. Несмотря на свой возраст, у него была на удивление крепкая и широкая спина. Наверное, даже атлетично сложенный Столяров смог бы позавидовать таким пропорциям и рельефу мышц. При этом руки и ноги выглядели весьма обычно. Не такими тонкими, как у Саши, но и не так хорошо развитыми на фоне проработанной спины. Вообще, для своих пятидесяти лет Файзулин выглядел весьма крепким мужчиной. Единственное, что портило его весьма статную фигуру, так это лёгкая сутулость и небольшой шрам на левой лопатке, подозрительно похожий на след от удара ножом.

Постояв пару секунд на пороге и осмотрев вид за пределами камеры, он спрыгнул на землю. Следом нетерпеливо последовал Садыков. Я посмотрел на Александра. Тот с отсутствующим взглядом продолжал скрести стену.

— Эй! — послышалось с улицы. — Всем выходить, сказал!

Заречный быстро поднялся и проскользнул мимо меня. Он действительно был очень худым. Пока он сидел, обняв колени, это не так сильно бросалось в глаза, но сейчас стало хорошо заметно. Сутулые плечи, на которых, подобно спинке стула, висела замызганная рубашка с засаленным воротником, были безвольно опущены вниз. Тонкие, словно спички, руки и ноги казались буквально вставленными в тело, как в игрушечную заготовку.

Я невольно помотал головой, подумав, что если и планировать какие-то действия, то на этого паренька явно рассчитывать не придётся, в отличие от жилистого Касыма и подозрительно спокойного Рамазана. Александр быстро выпрыгнул из камеры, и я последовал за ним.

Перед нами раскинулся пологий берег какой-то практически пересохшей речушки, больше напоминающей грязный ручей. Мы прибыли сюда небольшой колонной, состоящей из двух тюремных телег и обычной транспортной повозки, чем-то напоминающей ту, что была у Жангира. Сейчас из них под прицелом стволов дробовиков и автоматов выводили незнакомых мне людей. Они тоже были босыми и лишёнными какой-либо одежды, кроме штанов.

Вооружённые охранники выглядели весьма обыденно, какими я и привык их видеть. Лёгкие брюки светлых цветов или армейские штаны. Рубашки, футболки. У кого-то на голове национальная тюбетейка, у кого-то панама с небольшими полями. Ножи, пистолеты, перекинутые патронташи или подсумок для магазинов и фляжки с водой. Если бы не абсурдность происходящего, то они ни чем не отличались от моих коллег по ремеслу. И мне вообще казалось, что стоит приглядеться повнимательней, и я узнаю кого-нибудь из каравана купца Уджаева.

Горячий воздух заполнился лаем нескольких больших лохматых шестилапых псов. Двое из них рвались с поводков стоящих на удалении охранников, а ещё один вторил своим собратьям, будучи привязанным к вбитому в землю лому рядом с бытовками.

Сердце бешено колотилось. Меня терзало мерзкое ощущение своей беспомощности. В голове никак не укладывалось то, что какой-то гад посмел что-то сделать со мной помимо моей воли. Опоить чёртовым кактусом и увезти в неизвестном направлении. И самое главное, что всё это было не без помощи близкой мне девушки…

«Предательство это называется, — мелькнула мысль в воспалённом мозгу. — Самое настоящее предательство. И ради чего? Зачем? И сколько таких приезжих дурачков уже было облапошено Зарой? И что, каждый её перед этим чпокал?»

От этих мыслей стало ещё хуже, и я начал быстро крутить головой в поисках хоть чего-нибудь, что могло помочь выкрутиться из этой дурацкой ситуации.

Никаких намёков на дорогу или прокатанный путь здесь не было. Но примятая серебристая полынь и бурые колючки говорили о том, что телеги ходили здесь достаточно часто. Пологий глинистый берег, тянувшийся десяток метров до поблёскивающей на солнце воды, был покрыт множеством следов босых ног. Рядом было брошено несколько досок, образующих некое подобие мостков и направляющихся под небольшой самодельный навес из тонких жердей и растянутого тента.

Всё это очень походило на ту же контракцию, под которой ещё вчера группа очистки отскребала вытаскиваемые из вагонов полки. Судя по большому количеству чёрной сажи, осевшей вокруг навеса, здесь занимались тем же самым.

Вдалеке, сквозь марево горячего воздуха виднелись тёмные очертания небольшого города. Неподалёку от ручья стояла пара старых бытовок дорожных рабочих, вокруг которых был обустроен небольшой лагерь. Между ними находился огороженный загон для мулов с навесом от солнца и половиной разрезанной железной бочки, служащей поилкой. С другой стороны примостилось несколько старых, выгоревших на солнце палаток, вокруг которых лежали рюкзаки и обрывки кошмы. Костровище, разбросанные мелкие предметы, небольшая поленница — всё это говорило о том, что люди здесь находятся уже давно. Неподалёку виднелась небольшая куча разрытой земли, рядом с которой валялась куча мелкого мусора. Скорее всего, это была яма для отходов и нечистот. Воздух заполнился резкими криками вооружённых людей, подгоняющих других бедолаг. Называть их рабами у меня язык не поворачивался. Это дурацкое слово никак не хотело уживаться с моим сознанием.

— Давай быстрей, шевелись, — услышал я всё тот же голос, который выгонял нас из камеры, и получил неприятный тычок стволом дробовика в спину.

Ступать босыми ногами по жёсткой полыни и колючкам было очень больно. Я невольно замедлял шаг, пытаясь ставить ногу как можно осторожней, чем явно вызывал недовольство охранника с ружьём за своей спиной.

— Быстрей, я сказал, — и он стал настойчиво давить стволом оружия мне спину, отчего я вынужден был начать быстрее перебирать ногами.

Я ничего не понимал. Мысли и чувства путались, воспринимая всё это как дурацкий сон. Боль от уколов колючками пробирала от ступней до самых мозгов. Я боролся с желанием развернуться и со всей силы заехать охраннику по лицу, но понимание того, что его палец на спусковом крючке всё равно окажется быстрее, останавливали меня от этого.

Из соседней телеги показалась здоровая фигура Столярова. Двое охранников, держась на удалении в несколько метров, на всякий случай направили в него стволы своих автоматов.

— Илюха! — вырвалось у меня, и я, повинуясь привычке, вытянул вверх руку.

— Ах ты! — только и услышал я за спиной, и в эту же секунду мне в лопатку пришёлся сильный удар прикладом дробовика.

Тупая боль пробрала только пришедшее в себя тело, и я невольно повалился на землю. Со всех сторон послышались крики вооружённых людей на казахском языке. Шестилапые псы стали рваться ещё сильнее. Их злобный лай перерос в хриплое пыхтение, передавленное ошейниками.

— Нельзя говорить! Руки при себе держи! — кричал ударивший меня охранник.

— Пошёл к чёрту! — крикнул я и.

Похоже, этот удар прикладом окончательно выключил какой-то протрудившийся механизм, отвечающий за попытку всё осмыслить и расставить по своим местам. А самое главное, отключил он и страх за собственную жизнь и здоровье. Ощущение горечи и тяжелой обиды усилилось стократно, и мне внезапно стало всё равно, что будет в следующую секунду.

В ушах раскатистым эхом отозвались звенящие звуки того выстрела из дробовика, отражающиеся от белёсых стен глиняного карьера. Я подумал, что убивать мне уже довелось. Хоть это и было сделано не по собственной воле, а под гнётом обстоятельств. Так неужели после всего этого какой-то неизвестный хмырь с дробовиком сможет мне хоть как-то навредить?

Преданное и растерзанное Зарой сердце внезапно перестало что-либо чувствовать, и я бросился на обидчика с желанием дёрнуть его за ноги и повалить на землю.

Противник разразился сухой бранью и встретил мой импульсивный выпад резким ударом ногой в лицо. Весь видимый мир в сотую долю секунды заслонила приближающаяся пыльная подошва его обуви, и в голове тут же раздался звук лопнувшего воздушного шарика. Кажется, я даже увидел маленькие жёлтые искорки.

Я упал на колючую траву. Но сдаваться было нельзя. Я попытался как можно быстрее встать и вцепиться в охранника, но краем глаза увидел двух подбегающих ему на помощь товарищей. Обрушившийся на меня град ударов ногами мгновенно отрезвил сознание, которое наконец-то, похоже, приняло тот факт, что всё происходящее действительно реально, а не является сном или розыгрышем. И что помимо сильнейшей раны, нанесённой моей душе и нежным чувствам к Заре, надо озаботиться куда более реальной угрозой собственному здоровью.

— Эй, хватит! — оборвал серию ударов знакомый голос. — Сломаете ему что-нибудь! Плохо работать будет же!

Я поднял глаза и увидел того самого помощника логиста. Больше всего меня почему-то поразили не собственные болевые ощущения от полученных ударов, а то, с какой надменной вальяжностью он подходил ко мне. Словно весь окружающий мир лежал у него в кармане, а он был его единственным полноправным владельцем. А я оказался всего лишь каким-то маленьким жуком или степным кузнечиком, посмевшим стрекотать на пути этого хозяина жизни. Где-то я уже слышал о подобном типе людей… А ведь ещё вчера утром мы ехали в одной повозке на разбор того самого поезда. И тогда он выглядел простым работягой, как и все остальные люди.

«Люди, — горько подумал я. — Получается, что вся бригада на разборе поезда была в курсе, чем это всё для нас со Столяровым кончится. Все знали и тихо молчали. Это сколько же людей работает на Азамата Бикашева? Ведь некоторые из них — наши же караванщики. Ерунда какая-то».

— А, пропавшая фляжка, — надменно засмеялся он, остановившись рядом и снимая с пояса ту самую пресловутую ёмкость, из-за которой всё и началось. — Ты же воды тогда хотел? Вот, попей.

Под одобрительный смех только что избивавших меня охранников, на голову полилась тоненькая струйка тёплой воды. Я убрал руки от лица, которое закрывал всё это время, и посмотрел на своих сокамерников. Оказывается, ещё несколько подбежавших охранников давно уложили их носом землю. Насколько я мог судить, соотношение рабов и надзирателей было явно не в нашу пользу.

«Придётся как следует пораскинуть мозгами, — абсолютно спокойно заключил внутренний голос, словно наблюдавший за всем происходящим со стороны. — Эх, Толя, можно подумать, они у тебя есть, мозги эти. Будь у тебя в голове хоть немного трезвого мышления, не валялся бы ты сейчас на траве. Впрочем, не смогли тогда мутные тебя убить гранатой, не смогли прошить автоматной очередью, не сможет и этот хмырь ничего сделать. Я так думаю».

Я растёр стекающую воду по лицу и приподнялся на колени, встретившись взглядом с Касымом.

— Ты дурак, что ли? — тихо прошептал он.

— Поступок отчаянный, но абсолютно бессмысленный, — заключил Рамазан.

— Так, хорошо, поднимайте его! — скомандовал помощник логиста, перестав поливать меня водой.

В меня тут же вцепились крепкие руки охранников и рывком поставили на ноги. Я поморщился от болевых ощущения в рёбрах, по которым пришлось несколько увесистых ударов. Хотя надо было признать, что били действительно не со всей силы. Похоже, и правда берегли «рабочую силу».

Я бросил короткий взгляд в сторону Ильи. Его вместе с рабами из другой телеги уже отвели на значительное удаление от нас. Шестилапый пёс продолжал неистово лаять, пытаясь вырваться из рук своего хозяина с очевидным желанием разорвать кого-нибудь на куски.

«Да, так просто сбежать не получится,» — заключил я.

Мы находились на абсолютно открытом пространстве, которое прекрасно просматривалось во все стороны не то что на сотни метров, а на несколько километров. Спрятаться было абсолютно негде. Даже русло грязного ручья не имело резких обрывов, за которыми можно было бы укрыться. Никаких складок местности или хотя бы одиноких деревьев, или редких кустов. Только бескрайняя степь, единственными возвышающимися предметами на поверхности которой были телеги, дорожные бытовки и растянутый у ручья тент.

На крыше нашей тюремной повозки, укрывшись в тени самодельного навеса, сидел тот самый охранник, что разбил мне пальцы прикладом. Рядом с бытовками на земле находилось ещё несколько человек, не сводящих с нас ленивого взора. Скорее всего, это были охранники, смена которых ещё не началась.

Меня невольно поражала вся простота происходящего. Если не брать во внимание странный вид глухих деревянных будок тюремных телег, то вполне можно было подумать, что это обычная стоянка небольшого местного каравана. Вот только неистовый лай псов и количество вооружённых людей не вписывались в картину мирной остановки.

— Давайте я быстро объясню суть дела, — продолжил помощник логиста, который, очевидно, был здесь за главного. — Поднимите пока остальных. Вы теперь собственность Азамата Бикашева. Будете делать всё, что он скажет. Не будет проблем с вами, не будет проблем и у вас.

Из здания бытовок вышло несколько человек, гремя цепями. Мы все посмотрели в их сторону. К нам несли самые настоящие кандалы, скреплённые толстой цепью, на которую обычно сажали особо крупных и злобных шестилапых псов.

— Ваша задача работать. Наша задача не дать вам умереть. Сейчас из города придёт гружёная повозка. Вы, — Бикашевский прихвостень обвёл всех нас в воздухе рукой, — будете вот под этим навесом очищать от сажи всё, что вам принесут.

— А остальные? — спросил Касым.

— Остальным работу найду, не переживай, — хмыкнул он. — Там на песке много ракушек валяется, можете ими пользоваться. Пока всё не очистите, еды и питья не получите. Чистить надо аккуратно. Сильно не царапать. Полоскать в воде, вон её сколько тут бежит. Но пить её не советую. Лекаря тут нет. Это понятно?

Никто не отвечал.

— Понятно, я говорю? — злобно переспросил помощник логиста.

— Понятно, — ответил за всех Рамазан.

— Вот и хорошо. А вот этому, — он ткнул в меня пальцем, — сегодня пить и есть не давать вообще. Считай, что это предупреждение за то, что кинулся на моего человека. На первый раз прощаю. На второй раз собаку спущу, уяснил?

Я, продолжая смотреть на приближающихся людей с кандалами, молча кивнул.

— Вот и хорошо же, — хмыкнул прихвостень и обратился к подошедшим, — давайте быстро оформляйте их.

— А с теми что? — кивнул один из людей с кандалами в сторону группы, в которой оказался Столяров.

— А там поздоровее, их сейчас в город отправим, чтоб дальше собирали всё.

— Ноги на ширине плеч ставим и не дёргаемся, — распорядился другой и загремел цепями.

Это было унизительно. На щиколотки и запястья надели самые настоящие железные кандалы, до блеска затёртые предшественниками в тех местах, где скобы касались тела. Передвигаться в них можно было только маленькими шагами, а небольшого куска цепи между кистями хватало только для движения рук, необходимого для предстоящей работы. Впрочем, его также вполне могло хватить и для того, чтобы накинуть эту цепь на шею нерадивому охраннику и свернуть её к чертям собачьим.

Я не понимал, для чего и зачем это всё. Самым очевидный ответ, который приходил мне на ум, был в желании Азамата и всей его явно крупной шайки сэкономить монет. Но мне казалось это очень глупым. Конечно, у нас на Урале бывали случаи, когда один мог обмануть другого на пару-тройку монет. Недоплатив за работу, например. Но чтобы вот так… Это до сих пор не укладывалось в голове, которая продолжала гудеть после полученного пинка.

Я знал, что такое рабство. В школе нам немного рассказывали историю мира до Великой Катастрофы. Но мы не воспринимали это всё всерьёз. Так, просто какая-то страшилка из прошлого. Мне внезапно вспомнилось, что именно на этом уроке мне было намного интереснее мастерить кораблик из тетрадного листа и разрисовывать его карандашом, вместо того, чтобы слушать учителя. А зря. Возможно, я бы запомнил, для чего это всё было нужно и к чему вело. И что вообще могло ожидать раба в будущем.

Впрочем, я почему-то не сомневался, что призову Бикашева к ответу за всё происходящее. Причём самое очевидное, что приходило мне сейчас на ум, это просто сдать его Уджаеву. И пусть тот уже сам решает, насколько далеко зашёл сын его бывшего друга в своих непозволительных делах. А то, что это были именно дела Азамата, о которых караванщик явно ничего не знал, я тоже не сомневался.

— Как хоть вашего начальника зовут? — хмуро спросил я у мужчины, затягивающего кандалы на моих запястьях.

Вместо ответа он быстро шлёпнул меня ладонью по лицу. Я инстинктивно дёрнулся с желанием тут же отвесить ему сдачи, но стоящий рядом охранник быстро вскинул ствол своего ружья. Я кое-как заставил себя сдержаться от того, чтобы не начать реализовывать свой замысел по сворачиванию чьей-нибудь шеи прямо сейчас.

— Молчи, что ли, — ухмыльнулся тот. — Тебе с нами говорить нельзя, понял?

— Понял, — буркнул я и снова получил по щеке.

— Ничего ты не понял. Ещё раз спрошу, понял?

Я злобно запыхтел, но решил не отвечать и просто кивнул.

— Вот и хорошо, — ухмыльнулся мужчина, поднимая с земли разложенные цепи и направляясь в сторону группы Столярова.

— Ну всё, к реке идите! — сказал охранник и махнул стволом в сторону навеса у воды. — Дурить не вздумайте, мы за вами следим.

— Жолдубай его зовут, — тихо протянул Рамазан, когда мы загремели цепями по доскам, прокинутым через глинистый берег.

— Откуда знаешь? — тут же оживился Касым.

— А я его видел уже несколько раз. Тут не так много стоянок. И не так много людей за всем этим безобразием присматривает. А нас просто перевозят с места на место…

— Так сколько ты здесь? — спросил я у шагающего впереди меня Рамазана.

— Недостаточно, видимо, — задумчиво протянул он, осматриваясь по сторонам.

— В смысле?

— Ты, Толик, больше вот так не кидайся на них, — проигнорировал мой вопрос Файзулин. — Это смело было, конечно, но бесполезно. Сегодня ещё воды и еды не получишь, а её и так дают мало. Но не бойся, мы поделимся…

— Тууу! Не буду я с ним делиться, — тут же возмутился Касым. — А Сашка, если поделится, вообще с голоду помрёт тут же.

— Я поделюсь, — уточнил Рамазан. — А работать надо много. Прибереги силы, сейчас не время их тратить.

— Слышишь, Сашка, видел зато как он на того хмыря с ружьём кинулся? — хихикнул Садыков. — Ты бы, дрищ, так не смог. Ты только на девку так кинуться готов, наверное. А ты, Толик, дурачок немного, да?

— Видимо, да, — буркнул я, думая о своём.

Александр ничего не ответил. Кандалы выглядели особо массивными на его тонких руках и ногах. Я тем временем внимательно осмотрел свои оковы.

Похоже, их основной задачей, помимо ограничения подвижности, было оказание психологического воздействия. Затянуты они были на толстый болт с хитрой накидной гайкой, которая затягивалась большим шестигранником. Пытаться раскрутить такую конструкцию голыми руками было абсолютно бесполезно, но при наличии подходящего инструмента на это ушла бы пара минут. Вот только раздобыть этот самый инструмент не представлялось возможным.

Я внезапно понял, кого мне напоминала вся эта разительная перемена, произошедшая с Жолдубаем. Сейчас он один в один стал похож на барыгу Камиля из истории старика Коновальцева. Только разве что размахом деятельности не шёл с ним ни в какое сравнение. Всего лишь жалкий прихвостень, а не единоличный властитель прилегающих земель.

Впрочем, правильно говорил тот одинокий путник. Как это всё может принадлежать кому-то одному? Объясни окружающей степи, палящему солнцу, вот этой глине, траве или журчащей воде, что она кому-то принадлежит.

«А как человек может кому-то принадлежать против своей воли? — подумал я. — Раб — это же вещь, собственность. Так вроде к ним относились. И с какого перепугу это я стал собственностью Азамата? С чьей подачи? С подачи Зары, разумеется. Чёрт, а ведь я был уверен, что она теперь моя девушка. Моя не в том плане, что вещь какая-то, а что со мной будет. По взаимному согласию. Да, как оказывается, резко меняется смысл разных слов в зависимости от ситуации…»

Глава 4

День визитов

Прошла пара дней, истязающих душу и тело своим унылым однообразием. Спустя полчаса после рассвета дверь нашей передвижной камеры открывалась, и нас под прицелом ружей и автоматов отводили к речному навесу, где мы, как проклятые, скребли ракушками огромную гору железной посуды, которую на тачке подвозили другие рабы, вернувшиеся из городских руин.

Самое мерзкое в этом деле было то, что хоть руки и были заняты какой-то деятельностью, голова оказалась полностью свободной. Предоставленные сами себе мысли постоянно возвращались к Заре. Прошло не так много времени, чтобы всё просто забылось. Даже это непонятное положение раба не терзало мою душу так сильно, как мысленное представление того, как наглый Касым, обливаясь трудовым потом, неистово её чпокает. Я старался гнать этот образ от себя как можно дальше, но он настойчиво всплывал перед глазами каждый раз, когда Садыков говорил о чём-нибудь подобном или подкалывал Александра.

Иногда мне хотелось опробовать план со сворачиванием шеи именно на нём. И только осознание того, насколько глупы такие претензии, сдерживали мой порыв. А порыв был действительно глупым и неуместным. Это было сродни тому, если бы сейчас на меня кинулся какой-нибудь неизвестный парень за то, что я имел мимолётное приключение с малознакомой девицей на заставе. Которая при этом сама была весьма не против. Откуда мне знать в такой ситуации, что кто-то уже видит её свой будущей спутницей жизни?

Несмотря на разрывающие меня гнев и раздражение, к которым примешивалось постоянное чувство голода, я решил ничего не рассказывать остальным. Никого не касалось, как и зачем я здесь оказался. А вот мысли о загадочном мужике, что напал на нас в тот самый вечер перед ураганом, всё чаще посещали мою голову. Теперь что-то мне подсказывало, что неспроста ему нужна была именно девушка, а я просто спутал его планы. А мне ведь почти удалось забыть об этом за время путешествия с Фроловыми. Хорошо, что общее положение наших дел помогало удачно оправдывать своё подавленное состояние и не озвучивать всё то, что было сейчас на душе.

Мы могли только работать. Спать можно было после захода солнца. Даже переговариваться между собой в полголоса получалось только тогда, когда кому-нибудь из охранников надоедало прохаживаться вдоль берега, и он увлекался беседой со своими товарищами. Может быть, со стороны подобное отношение могло показаться безответственным, но это было не так. Быстро бежать мы не могли из-за кандалов. К тому же ландшафт местности не позволял даже думать об этом. С крыши тюремной телеги прекрасно простреливалась вся степь, особенно если учесть большое количество нарезного оружия в руках наших надсмотрщиков.

Я злился и скрёб створками речных ракушек кастрюли и сковородки, возвращая им первозданный блеск. Уже в начале первого же дня кандалы натёрли запястья, и мне пришлось оборвать штанины своих брюк, чтобы приспособить из них некое подобие защитной обмотки грубых железяк.

У Рамазана и Касыма кожа, видимо, была более грубой или уже давно привыкшей к этим рабским оковам. Во всяком случае, у них такой проблемы не было.

Ночью в тюремной повозке было очень холодно. Душный воздух, пропитанный запахом отхожего ведра, с наступлением темноты быстро вытягивался через решётку на потолке, и ночная прохлада быстро касалась грязного потного тела. Остальные, кажется, давно привыкли к такому перепаду температур, но я сильно мёрз, постоянно думая о том, как было здорово сидеть у костра и слушать историю старика Коновальцева.

С положением раба я вовсе не смирился и не собирался этого делать. Просто ситуация была такой, что предпринять что-либо было практически невозможно. Охранники-надсмотрщики, хоть и вели себя достаточно расслабленно, не подходили к нам ближе, чем на десять метров, всё время сохраняя дистанцию, достаточную, чтобы успеть не торопясь привести оружие в боевое состояние и сделать выстрел, пока мы будем ковылять до них, гремя цепями. Еду и воду просто ставили на приступку открытой двери телеги и только потом сопровождали нас до неё.

Мысли всё время путались. Очередная попытка придумать хоть какой-то план побега тут же сменялась образом Зары, вызывающим дикое раздражение и отторжение своим предательством, подобно вони тухнущих нечистот. Но стоило пройти десятку минут, и сердце начинало щемить от какой-то юношеской нежности к её образу и вновь повторяющимся воспоминаниям моментов нашей близости. А ещё той чудесной ночи, что мы провели на крыше, любуясь звёздами. Всё это очень сильно раздражало. Я то обвинял её во всём, что произошло, то начинал искать какие-то оправдания и даже пытаться убедить себя в том, что Касым на самом деле говорил о какой-то совсем другой Заре.

Но самым удивительным было то, что я почему-то абсолютно не переживал за свою жизнь. Даже воспоминания об оставленном доме отошли куда-то далеко на задний план. Единственное, о чём я действительно жалел, что не могу ощутить в руках приятный вес своего МР-133 и полного патронташа, перекинутого через плечо. А я бы сейчас смог найти им достойное применение.

Солнце стояло высоко. За моей спиной тихо журчал грязный ручей, который все почему-то называли рекой. В самом глубоком месте он едва доставал мне до колен. И течение в нём было очень слабым.

Мы снова скребли предметы кухонной утвари, очищая их от чёрной сажи Катастрофы. Никаких инструментов для этого дела нам никто не выдал, так что брошенная Жолдубаем фраза про речные ракушки оказалась не шуткой, а практической инструкцией к действию.

Чёрный налёт от раскисающей в воде сажи облепил руки и тело. Спина противно ныла из-за того, что практически всё время приходилось сидеть, согнувшись над очередной кастрюлей.

Стараясь хоть чем-то занять себя помимо отупляющей чистки, я пересчитывал охранников и подмечал особенности поведения своих товарищей. Самым ответственным работником оказался именно я. Если этот термин вообще был уместен в сложившейся ситуации. Моя внутренняя злоба и разочарование находили выход в том, чтобы с остервенением скрести стальную поверхность какой-нибудь сковородки или ковшика, между делом думая о том, как и где можно попробовать применить заточенную ракушку.

Касым звенел цепями ровно в таком темпе, чтобы не раздражать надсмотрщиков тем, что работа идёт слишком медленно. Александру было явно тяжело, и он часто останавливался, выгибая спину назад и болезненно при этом морщась. Пару раз он уже получил пощёчины от охранников за то, что скребёт недостаточно шустро.

Но больше всех в этой ситуации меня интересовал Рамазан Файзулин. Он словно находился в каком-то другом месте, а не под навесом для рабов на берегу этого грязного ручья. Даже когда он смотрел на предмет, который чистил, его взгляд словно был направлен вовсе не на него, а в какую-то несуществующую точку. И вообще, он выглядел очень спокойным, будто всё происходящее его не касалось.

При этом именно он, заметив, что работа даётся Заречному тяжелее всех, предложил тому счищать только самый лёгкий верхний слой налёта. А после этого уже передавать кастрюлю ему или мне для более тщательной очистки. Касым, в силу какой-то своей природной вредности, на подобную оптимизацию труда не согласился.

А ещё Файзулин тоже придерживался тактики Садыкова и шевелился только тогда, когда какой-нибудь особо рьяный охранник долго не сводил с нас глаз. А когда тот удалялся, он и вовсе опускал руки, лишь изредка шевеля запястьями, чтобы цепь издавала звон от соприкосновения с предметом кухонной утвари.

— За каким чёртом ему столько посуды? — тихо пробурчал я, когда очередной охранник немного отошёл от стыка травы и береговой глины, чтобы перекинуться с товарищем парой слов.

— А ты посмотри, какая это посуда, — отозвался Рамазан.

— Обычная…

— Женщины у тебя нет, — спокойно хмыкнул он.

Я недовольно на него посмотрел. Рамазан хитро сощурил свои карие глаза, выглядывающие из-под густых и спутавшихся бровей.

— Спутницы жизни у тебя нет? Дома наверняка никто не ждёт? — продолжил он, хитро улыбнувшись. — Будь у тебя женщина, пусть будет жена для простоты понимания, хотя это и не обязательно, ты бы знал толк в этих кастрюлях. Вот посмотри, какое дно толстенное и тяжёлое. Такой и убить можно при желании…

Последние слова он протянул как-то особенно расчётливо, словно действительно собирался использовать предмет столовой утвари как оружие. Я был вынужден признать, что тоже об этом подумывал, и выглядело это куда более перспективным, чем заточка из ракушки, которые оказались слишком ломкими.

— Говорят, до Великой Катастрофы они больших денег стоили, — быстро заметил Касым, который любил поговорить. — Смотри, там же на ручке написано «зептер».

— И что?

— «Цептер», — уточнил Файзулин. — По-немецки вроде бы так должно читаться. В общем, после того, как мы это безобразие очистим, Азамат сможет с лёгкостью за одну такую кастрюлю брать две, а то и три монеты. А теперь посчитай, сколько их тут. А мы бесплатные. Даже с учётом затрат на те помои, которыми нас кормят и перевозкой мулами, он всё равно по итогу будет в большом плюсе.

— Зептер-цептер, — тихо хихикнул Касым. — Ты в кого, башкир, такой умный?

— Татарин.

— За три монеты? — возмутился я. — Что за бред! Я в Уральске на постой на неделю встал с питанием и баней за немного большее количество. Вон в любой мёртвый город выберись да набери этих кастрюль, сколько тебе надо.

— Толя, ты не слушаешь меня, — улыбнулся Рамазан и продолжил медленно скрести дно сковородки. — Такую не везде найдёшь, это раз. К тому же, люди всё больше лениться стали. Не хотят никуда ходить, а больше на караванщиков надеятся. Это два. Есть ещё и три, и это самое пугающее…

— Это что? — тут же поинтересовался Садыков.

— А то, что хотят выглядеть лучше остальных. Подчеркнуть, что у них даже кастрюля или сковородка не простые. Простых, как Толик говорит, в любых руинах полно. А они уникальные, у них за монеты купленные. Такую уже лишний раз и на костёр не поставишь, жалко будет. И не каждый себе позволить может. А ты можешь. Значит, ты уже лучше его.

— Ничего ты не лучше, — хмыкнул я, продолжая выковыривать уголком ракушки остатки чёрной сажи из стыка ручки и корпуса небольшого ковшика. — Просто это бред полнейший — монеты за кастрюли отдавать.

— А ты бы сейчас куда монеты потратил? — хихикнул Садыков. — Очки стрелковые купил? Хотел же вроде?

— На патроны… — протянул я.

— А вот Сашка бы на девку сразу, да? Герой-любовник!

Заречный ничего не ответил. Он явно устал. Чтобы хоть как-то сменить вид деятельности, он взял пару перемазанных раскисшей сажей крышек и молча вышел из-под тента, чтобы прополоскать их в реке.

— Есть ещё и четыре… — протянул Файзулин, проведя ладонью по большому округлому носу снизу вверх и швыркнув при этом.

— И что там?

— А то, что рано или поздно они додумаются не только кастрюлями друг перед другом хвастаться, а ещё и тем, что им даже чистить их от нагара не приходится…

— Это как так?

— Кто-то будет за них это делать.

— Кто?

— Подумай, Касым, подумай, — хмыкнул Рамазан. — Тебе полезно будет.

— Туууууу, киргиз, давай прямо говори, — зло хихикнул Садыков.

— Ты не хами, а то по сопатке получишь.

Судя по всему, Садыкову уже довелось испытать это пресловутый «удар по сопатке», потому что он быстро поменял тон и перевёл всё на шутливый манер.

— Ну, ты же умный, вот и объясни мне дураку, что имеешь в виду. Жара такая, не до загадок твоих.

— Мы все с вами сейчас кто? — задал Рамазан наводящий вопрос.

— Идиоты, — буркнул я.

Файзулин улыбнулся.

— Это ты за себя говори, Толик, — хихикнул Касым.

— Рабы мы с вами… — сказал Рамазан, перестав улыбаться.

Я не совсем понял, что именно он хотел этим сказать, и открыл уже было рот, чтобы уточнить, но тут до нас долетел оживлённый шум голосов наших надзирателей.

— Чего это они разорались? — тут же поинтересовался Садыков, оборачиваясь через плечо. — Давай, Толик, глянь, только осторожно.

Я кивнул и поднялся с доски, на которой сидел всё это время, не выпуская из рук уже почти очищенный ковшик и продолжая скрести его ракушкой, чтобы лишний раз не провоцировать охранников.

— Телеги приближаются, — сказал я, глядя на то, как вдалеке, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, движется пара повозок.

— Ещё рабов везут?

Садыков тоже поднялся, заводя руки за спину и растягивая затекшее тело.

— Не похоже, — хмыкнул я, приглядываясь к телегам. — Эти больше на караванные походят. Выглядят нормально, а не как наши будки на колёсах.

— Эй, вы! Ну-ка сели и продолжайте работать! — тут же гаркнул охранник, возвращающийся на своё место. — Головы опустить и молчать. Не вашего ума дело.

Мы быстро опустились на доски продолжая позвякивать цепями и посудой. Вернулся Александр с поблёскивающими на солнце окончательно отмытыми крышками. Стряхнув капли воды, он положил их в старый пластиковый контейнер, уже заполненный очищенной за сегодня посудой.

Послышался унылый скрип старого колеса и что-то со стуком наехало на первую из досок, ведущих через весь глинистый берег к нашему навесу.

— Ещё везут, чтоб их, — недовольно пробурчал Касым.

Я даже не стал смотреть в сторону приближающегося раба, толкающего перед собой небольшую садовую тачку, с верхом наполненную почерневшей посудой. Раздражение, от которого удалось было отвлечься разговором про монеты, тут же подступило к горлу, настырно требуя найти выход в том, чтобы обматерить бедолагу, прибавляющего нам работы. Спустя пару секунд послышался звон сваливаемой на землю посуды.

— Так, аккуратней! — крикнул охранник. — Погнёшь что-нибудь, без еды останешься!

— Это же нержавейка, погнёшь её, как же, — очень тихо пробурчал я и посмотрел на подошедшего раба.

Это был седой мужчина, намного старше Файзулина. Голова его была почти лысой, если не считать кантика из жидких волос, свисающих со всей её окружности. Старое, покрытое морщинами, лицо выражало какое-то полное опустошение, словно перед нами был уже и не человек вовсе, а какая-то его бледная тень.

Раб быстро закивал охраннику и, начав осторожно составлять сваленную посуду, встал так, чтобы быть к надсмотрщику спиной, после чего что-то тихо прошептал по-казахски.

— Эти трое не понимают, что ты говоришь, — так же тихо ответил Касым. — Они нашего не знают.

— Скребите аккуратней же, — повторил старик на русском, но с очень сильным акцентом. — Сильно царапаете, мы по полдня войлоком полируем до блеска. Сейчас Азамат приедет принимать, нам всем плохо будет же. Пожалейте нас. Осторожней.

— Так это Азамат там едет? — уточнил я.

— Да, да, — закивал старик, не переставая составлять кастрюли. — Говорили сегодня, что приедет.

— Как не царапать? — возразил Касым. — По-другому не очищается же.

— Осторожней, пожалуйста, — тихо зашептал старик. — Руки старые, устаём полировать. Тяжело…

— Слушай, у меня тоже руки устают сажу соскребать, — тихо засмеялся Садыков.

— Пожалей руки наши…

— А мои руки кто пожалеет?

— Мы постараемся не царапать, — сказал я.

— Хорошо, хорошо, — закивал старик и, поставив в тачку пластиковый контейнер с очищенными кастрюлями, повёз их в сторону бытовок, где уже был оборудован ещё один тент, под которым занимались финальной очисткой ковшиков и сковородок.

Пользуясь тем, что охранник на берегу смотрел в сторону приближающихся телег, я снова встал и тоже устремил взгляд на останавливающихся мулов. Мои глаза меня не подвели. Одна из телег действительно была грузовой, наподобие тех, что были в караване Уджаева. А вторая больше напоминала ту небольшую туристическую повозку Жангира Оспанова. В том, что если логист и прибудет сюда лично, то будет находиться именно в ней, можно было даже не сомневаться.

Мулы фыркнули и остановились. К ним тут же подошли погонщики из бытовок и стали распрягать. Скрипнула дверь повозки поменьше, и на землю спрыгнул Азамат Бикашев со своей неразлучной папкой, пристёгнутым пистолетом и маленькой тюбетейкой на затылке. Я услышал какой-то назойливый частый звон, доносящийся у меня из рук. Спустя пару секунд я понял, что это от злобы затряслись руки с зажатым в них осколком речной ракушки.

Из тёмного нутра старой бытовки показался Жолдубай и быстро поспешил Бикашеву навстречу. От вальяжной походки властелина этого маленького лагеря не осталось и следа.

«Ещё бы, — злобно подумал я. — Истинный владелец прибыл».

Тем временем Бикашев поздоровался со своим прихвостнем. Было видно, что он старается избегать быстрых и резких движений. Очевидно, зажившие раны, оставленные корсаком, ещё доставляли определённое беспокойство. А я поймал себя на мысли о том, что теперь мне уже не кажется хорошим то, что зверь тогда загрыз какого-то несчастного бедолагу, а не самого Азамата.

Жолдубай что-то ему говорил, указывая рукой в нашу сторону и под второй навес, где очищенная посуда подвергалась полировке. Логист безучастно посмотрел в обе стороны и кивнул. На секунду мне показалось, что он задержал на мне взгляд, явно узнав. Впрочем, расстояние было приличным, а я весь перемазан раскисшей чёрной сажей, так что это было не точно.

— Эй, делом займись! — прикрикнул на меня охранник, поспешно вернувшийся к исполнению своих обязанностей.

Я опустился на доску, даже не стараясь унимать злобную дрожь в руках.

— Отомстить ему хочешь? — тихо спросил Файзулин, даже не глядя в мою сторону.

— А ты?

— Мне ему мстить не за что, но остановить явно надо, — протянул он, легонько пожав плечами.

— В смысле? — не понял я.

— Не разговаривать! — долетело с берега.

Охранник явно старательно демонстрировал своё рабочее рвение. Мы замолкли, продолжая скрести осточертевшие кастрюли.

Спустя пару минут я услышал знакомые голоса и поднял взгляд. Оказывается, Азамат и Жолдубай уже подошли к берегу, поравнявшись с охранником. Прихвостень что-то говорил логисту на казахском языке, а тот редко кивал в знак согласия.

— Вот этих тогда начнём подготавливать, — сказал он. — Скоро люди прибудут, которые этим займутся. Кто из наших особо впечатлительный и ненадежный? Есть такие?

Жолдубай задумчиво почесал затылок.

— Пожалуй, да, — протянул он, видимо, перейдя на русский следом за своим начальником.

— Вот и хорошо. Тогда мы их с товаром обратно в Уральск отправим…

После этих слов Бикашев как-то нехорошо скривил губы в недоброй ухмылке и зашагал прочь. Мне даже показалось, что он специально перешёл на русский язык, чтобы я смог услышать и понять часть их разговора, из которого стало очевидно, что ничего приятного нас всех, и меня в частности, не ждёт.

После того, как логист и Жолдубай скрылись из видимости, ничего не произошло. С прибытием в лагерь Азамата охранники стали более ответственно относиться к своим обязанностям, так что даже перекинуться парой фраз было практически невозможно.

Мы чистили посуду ещё несколько часов, погружённые в свои мысли. Я невольно думал о Заре, о своей работе и о том, что меня ждёт впереди. Несмотря на утомительную работу, от которой ныли руки и спина, я ещё чувствовал себя полным сил и готовности действовать. Но только не здесь. Надо было найти более подходящее место и ландшафт, который можно было использовать в своих целях. А так же придумать способ разжиться оружием, потому что без него любая попытка освободиться будет обречена на провал.

«А что если не получится? — начали забираться в голову мрачные мысли. — Что если нас продержат здесь неделю или месяц? С таким питанием я сильно ослабну. Что тогда? Сколько времени я буду этим самым рабом? Сколько лет Азамат будет пользоваться своей „собственностью“? Пока я не состарюсь или не помру от какой-нибудь болезни?»

— Эй, ты, — отвлёк меня от грустных размышлений оклик охранника. — Да, да, ты! Отложи дела, иди сюда.

— Что? — я непонимающе посмотрел на него, перестав скрести.

— Ты не разговаривай тут, а сюда иди! — огрызнулся охранник и хлопнул ладонью по штанине, словно подзывая собаку.

Я посмотрел на остальных. Касым с любопытством рассматривал надсмотрщика. Александр устало опустил руки, а Файзулин еле заметно пожал плечами.

— Иди сюда! Глухой, что ли?! — охранник начал злиться. — Азамат велел тебя привести, быстро давай…

Садыков тихо хмыкнул, поджав губы.

— Иди, Толя, — прищурившись шепнул Рамазан.

— А чистить кто будет? — спросил я.

— Ты опять много говоришь, мало идёшь! — охранник скинул с плеча ремень дробовика и взял оружие в обе руки. — Иди сюда, быстро!

— Хорошо, хорошо, — протянул я, поставив неочищенную сковородку на землю и поднявшись на ноги.

— И говорить прекрати!

Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Звеня цепями, я миновал глинистый берег и подошёл к охраннику.

— Вперёд, давай, — сказал он, делая несколько шагов в сторону и указывая стволом ружья в сторону бытовок. — Шагай туда.

Я поплёлся в указанном направлении, пытаясь понять, что именно от меня понадобилось логисту. Может, он наконец-то решил открыто припомнить мне ту попытку заступиться за погонщика? В любом случае, терзать и без того уставший мозг пустыми догадками было попросту бесполезно. Оставалось только подождать и посмотреть, что же произойдёт дальше.

— Вот здесь сиди, — охранник указал мне на деревянный ящик, стоящий прямо на траве. — Сиди и работай.

Я ничего не понял. От ящика до входа в бытовки было более двадцати метров. Вопреки моим ожиданиям, ни логист, ни его прихвостень Жолдубай из двери так и не показались. Если целью этого непонятного указания было моё публичное унижение, то оно явно не состоялось.

На ящике лежала пара очищенных кастрюль, которая нуждалась только лишь в полировке. Обрезок толстого войлока валялся рядом на траве. Я пожал плечами и устало опустился на землю, приступив к работе.

Солнце припекало голую грязную спину, и в скором времени я начал думать о том, что на берегу реки, под защитой спасительной тени растянутого тента было не так уж и плохо. Я не спеша натирал войлоком нержавейку, заслонив её от солнца собственным телом, чтобы отражающиеся лучи не били по глазам.

Большой лохматый шестилапый пёс, тот самый, что был привязан к вбитому в землю лому, долгое время злобно на меня рычал и периодически гавкал. Я бросил на него взгляд, и мне стало не по себе от того, насколько он огромный и злой. Мне казалось, что если он широко откроет пасть, то без особых проблем сможет обхватить мою голову. Не говоря уже о руке, ноге или шее.

Тем не менее, в скором времени животному надоело устрашать меня своим рычанием, и он улёгся в большую вырытую яму, спасаясь от жары. А мне ничего не оставалось, кроме как продолжать полировку кастрюли, позвякивая своими кандалами. Какой смысл был в том, чтобы я занимался этим именно здесь, я так и не понял.

Из бытовок никто не выходил. Большинство охранников укрылось от жары в своих палатках или в тени, отбрасываемой телегами. Единственными звуками, заполняющими жаркий воздух, было лишь позвякивания столовой утвари, доносившейся от реки и из-под соседнего навеса.

Нельзя было сказать, что я слишком увлёкся своим отупляющим занятием, но, тем не менее, я пропустил момент, когда на горизонте показался широкий пыльный шлейф. Я всё ещё находился в своих невесёлых мыслях, когда меня отвлёк знакомый монотонный шум.

В голове тут же промелькнула сотня образов, словно всплывших из прошлой жизни, а тело содрогнулось от неприятных ощущений и эмоций, накрепко связавшихся с этим звуком. Я поднял голову и увидел, как к лагерю приближается пара автомобилей, обгоняющих ещё одну медленно плетущуюся повозку.

Впереди шёл большой чёрный джип, а за ним старый зелёный УАЗик с открытым верхом. Я невольно отложил кастрюлю и уставился на приближающиеся автомобили. Перед внутренним взором развернулись события недельной давности. Мой ночной дозор в небольшой рощице. Еле различимый шум без света фар. А потом засада, которую устроили нам мутные. Грохот выстрелов среди тесной промоины и падающее на землю тело Фролова, пробитое пулями.

После кандалов на руках и ногах меня уже тяжело было удивить, но вид двух остановившихся машин смог это сделать. Ещё больше мне стало не по себе, когда их двери открылись и оттуда стали выбираться мутные.

Я не знал, есть ли среди них те самые, что смогли удрать после своей неудавшейся засады, но в том, что это та же самая группа людей, я не сомневался. На вновь прибывших были чёрные разгрузочные жилеты. Причём на тех, которые находились в открытом УАЗике, они успели порядком запылиться. Зато на пассажирах джипа выглядели вообще как новенькие. Армейские штаны, разномастные футболки или рубашки, высокие ботинки, в руках автоматы Калашникова и карабины. Не было никаких сомнений, что это те же самые мутные, что и прибыли в Уральск.

«Да какие они мутные, бандиты обыкновенные, — вспомнились мне слова Лидии. — Это что, получается, Азамат решил меня им сдать? Чёрт!»

Несмотря на дневную жару, тело пробрал мерзкий озноб. Я не был уверен, что успевшие сбежать во время нашей перестрелки бандиты каким-то образом запомнили моё лицо. Но если учесть тот факт, что по возвращению мы с Жангиром подробно пересказали всё случившиеся местным служителям правопорядка, разузнать, кем были те наглецы, пострелявшие их товарищей, мутные могли без особого труда.

Я нервно сглотнул пересохшим горлом и, опустив голову к земле, стал деловито тереть кастрюлю, продолжая наблюдать за происходящим из-под бровей. Но, похоже, мутным было на меня абсолютно наплевать. Они не спеша потягивались, поправляли оружие и одежду и отряхивались от дорожной пыли. Некоторые пошли к багажникам и стали доставать вещи.

С прибытием бандитов лагерь пришёл в движение. Пёс за моей спиной снова начал лаять. Ему тут же вторили другие. Только в этот раз они не рвались со своих поводков и цепей с желанием порвать кого-нибудь на куски, а скорее просто выполняли свою собачью работу без особого энтузиазма.

Скрипнула дверь бытовки, и навстречу бандитами поспешил Жолдубай. Бикашева не было видно. Тем временем из машин уже был выгружен ворох вещей. Несколько человек стали устанавливать большую, многоместную палатку. Солнечные лучи периодически вспыхивали яркими бликами на их золотых перстнях и цепях. Я не знал почему, но, видимо, им нравилось носить все эти побрякушки.

Я продолжал полировать кастрюлю, стараясь не привлекать к себе внимания. Впрочем, это было тяжело сделать, если учитывать то, что я оказался ровно посередине между остановившимся машинами и дверью бытовки. Что бы там не задумал Азамат, было очевидно, что он хотел, чтобы я был у всех на виду.

Тем временем с машинами мутных поравнялась та самая повозка, которую они обогнали. Погонщик взял немного в сторону и остановил мулов. Распрягать он их не стал, но крикнул охранникам, чтобы дали животным воды. Эта повозка была значительно меньше той, в которой прибыл Бикашев, и по своей сути это был просто старый ПАЗик, передняя часть которого была переоборудована для управления мулами.

Из пустого проёма, где когда-то была дверца автобуса, показалась ещё пара человек, а следом за ними на сухую траву спрыгнула изящная женская фигура, тут же встреченная радостными восклицаниями мутных и других мужчин.

Мне наконец-то стало предельно ясно, для чего Азамат распорядился отделить меня от остальных и посадить именно сюда. Сделано это было не только для того, чтобы я был у всех на виду, но и чтобы я мог всё прекрасно видеть.

Несмотря на дневную жару и марево горячего воздуха, поднимающегося от земли, я мгновенно узнал прибывшую девушку, стоило лишь подошвам её обуви коснуться пыльной травы. Непокрытая голова, чёрные длинные волосы, собранные в две тугие косы, перекинутая через плечо сумка, в которой, скорее всего, лежал свёрнутый балахон и головной платок. Внутри меня всё оборвалось, а шею словно сковал мышечный паралич. Я был не в силах пошевелиться, так и продолжая смотреть на неё из-под бровей.

Зара никак не отреагировала на восторги и шутки окружающих мужчин, решительным шагом сразу же направившись к бытовкам. Судя по свободной походке и абсолютно равнодушному выражению лица, она была здесь далеко не в первый раз.

У меня в глазах потемнело от огромной лавины ударивших чувств и эмоций. Сердце снова безвольно сжалось и со свистом рухнуло куда-то в низ живота, видимо, пытаясь выпасть на горячие колючки прямиком через задницу. Последняя соломинка надежды, за которую цеплялся мой уставший разум, сломалась пополам. А я ведь действительно пытался уговорить себя, что, возможно, это была какая-то другая Зара, не моя…

Сомнений не было. Женщина, которой я доверился без всяких вопросов и сомнений, женщина, которая пленила меня исходящим от неё чувством свободы и с которой я хотел дальше пойти по жизни, оказалась всего лишь тайным агентом Бикашева. Всего лишь красивой привлекательной наживкой, которую я заглотил с таким рвением и страстью, что сейчас этот рыболовный крючок вытягивал из меня наружу все кишки.

Я ничего не сказал, когда девушка прошла мимо, даже не посмотрев в мою сторону. В таком виде, наверное, меня было уже не узнать. Оборванные брюки, грязные ноги, кандалы. Лицо, зарастающее грубой щетиной и толстый слой раскисшей сажи, покрывающей всё тело. Пожалуй, это было к лучшему. Ведь я всё равно не знал, что именно я хочу сказать. А задавать глупые вопросы зачем и почему, теперь уже не имело никакого смысла. Как и пытаться что-то там объяснять про всю боль разрываемой души. Всё это было хорошо тогда, там, лёжа на крыше под звёздным небом. Всё это можно было говорить той Заре, кажущейся самой лучшей и привлекательной девушкой во всём мире. Но та, что сейчас прошла мимо, не имела к ней никакого отношения.

Ужасная внутренняя боль пронзила моё тело, когда за моей спиной раздался звук скрипнувшей двери бытовки. Я наконец-то расслабил шею и безвольно опустил плечи. Как бы я не старался держать себя в руках, из моих лёгких вырвался какой-то сдавленный скулёж, который никто не услышал, кроме шестилапого пса, тут же навострившего уши.

«Как же жалко я сейчас выгляжу, — подумалось мне. — Какое мерзкое чувство отвращения ко всему и к самому себе. Какая постыдная ложь. Надо же было такое придумать! Помоги братика выручить, и тогда мы с тобой заживём… Поеду с тобой куда хочешь… А он вообще существует? Братик этот? Какой же я идиот!»

Солнце напекало неприкрытую голову. Пальцы тряслись от переживаемых эмоций, а перед глазами начинали плыть разноцветные пятна. Я внезапно подумал о том, что может светило сделает одолжение и нагреет мозги настолько, что они откажут и я быстро сдохну, желательно не приходя в сознание. Но что-то мне подсказывало, что подобного не допустят. Азамат был отличным логистом. Скорее всего, мы у него уже были посчитаны как необходимые или не очень вещи. А каждой вещи нужен свой уход.

Снова скрипнула дверь бытовки, и я услышал голоса Зары и Бикашева.

— Обязательно здесь это обсуждать? — негромко спросила она.

— Конечно, — протянул Азамат, явно наслаждаясь тем, какую ловкую месть он придумал.

И я был вынужден согласиться, что план действительно оказался хорошим. Бить меня или сдавать мутным — это было такое себе решение. Очевидное, если можно так выразиться. А он ведь видел нас на выступлении тех музыкантов и мою счастливую рожу, упивающуюся этим моментом блаженства и покоя. Красивой музыкой и красивой девушкой рядом. Что ж, вывод он сделал абсолютно верный. Я для Зары скорее всего ничего не значил, а вот она для меня — да… Почему? Как так получилось? Я же даже толком так ничего про неё и не узнал. Неужели в всём виновата магия той звёздной ночи на крыше сарая и чёртово пиво «Нуржанар»?

— Сотню спиши, как обычно, — продолжила девушка, и её голос теперь казался мне сухим и колючим. — Ещё трёх приведу и всё, я тебе больше ничего не должна.

— Ты неправильно считаешь же, — явно хмыкнул Бикашев.

— В смысле?

— Ты считаешь количество людей. А надо считать количество монет.

Я переставил кастрюлю и медленно, стараясь не привлекать к себе внимания, ещё больше отвернулся от них, продолжив механически тереть чёртову посудину.

— Что это значит? Ты опять обдурить меня хочешь? Сколько можно?!

— Тише, не ругайся, — довольным тоном ответил логист. — Я просто немного пересмотрел условия нашего с тобой договора. И тебе так даже выгодней получается.

Зара тихо выругалась на родном языке, послав Бикашева на аналог слова из трёх букв. Я невольно вспомнил, что последний, кто себе такое позволил, был тут же избит логистом. Но на этот раз он лишь тихо засмеялся.

— Послушай для начала. За этого твоего Толика я закрою тебе пятьдесят.

— Пятьдесят монет! Ты с ума сошёл? Ты хоть представляешь, как это всё тяжело? Сколько сил надо потратить…

— Не ругайся, говорю же, — посмеиваясь, перебил её Бикашев. — Ты мне про тяжести не рассказывай, не так уж ты и плохо последний раз время провела. Ну да ладно, не об этом речь. Завтра мы начнём подготовку, посмотрим, выйдет ли из них толк. И из Толика в том числе. Охранник каравана он такой себе, если честно. А вот работает хорошо.

— Зачем взяли его тогда?

— Это решение Анарбек принимал, не я. Ну так вот, недельки через две мы двинемся в Китай. Если всё будет хорошо, мы получим много монет. Толика я планирую за большую сумму выставлять. При любой сделке я тебе закрываю половину от общего количества. То есть, если его возьмут за триста, тебе закрою сто пятьдесят. Плюс пятьдесят уже есть, и того двести. Так что не количеством людей считай, а количеством монет.

— Поклянись, что не обманешь, — сухо отозвалась девушка после небольшой паузы.

— Слово караванщика, — хмыкнул Бикашев.

Последнее сильно резануло мне слух. Я уже начал понимать, чем таким занимался отец логиста, чем не следовало заниматься караванщику, да и вообще никому во всём мире. Торговлей людьми. Разное бывало после Великой Катастрофы, но чтобы вот так одни люди похищали других и делали из них рабов, я про такое не слышал. Да и ни в одном караване никто о подобном не говорил.

Оторвавшись от чувства собственной ничтожности, я подумал о том, что, возможно, это явление ещё значительно молодое и не получило широкого распространения во всём мире.

«Или просто до нас ещё не добралось, — тут же протянул внутренний голос. — Ты посмотри, сколько людей во всём это задействовано. Явно не первый день этим занимаются. В любом случае, надо положить этому конец. Прав Анарбек Уджаев, нельзя этого допускать!»

— Когда назад повезут? — спросила девушка.

— Ближе к вечеру. А что, торопишься куда-то? Может, нового кого присмотрела уже?

— Пошёл к чёрту.

— Нет, не пойду, — хмыкнул Азамат, явно прибывающий в хорошем расположении духа. — Жди до вечера. А если скучно, вон с этим можешь парой слов перекинуться. Думаю, он рад будет.

Судя по шуршанию подошвы армейских ботинок, Бикашев даже не стал кивать или вытягивать руку в мою сторону, а просто поддел носком обрывок колючки, указывая им направление.

— Не хочу я с твоим товаром говорить. И с тобой не хочу. Жду с нетерпением, когда всю сумму выплачу, чтоб не видеть тебя больше никогда.

— А я вот всегда рад с тобой поболтать, — хмыкнул Азамат и направился в свою бытовку.

Зара тут же направилась к ПАЗику и быстро скрылась внутри салона, так и не посмотрев в мою сторону.

«Не хочу с твоим товаром говорить… — глухим эхом повисли её слова в моей голове. — Твоим товаром. Так я, выходит, теперь просто товар. А как же „ты добрый, Толя“? Нет, просто товар. Просто вещь. А я ведь… Да ну тебя к чёрту!»

Я так и остался, погруженный в свои мысли, сквозь которые практически не расслышал, что какой-то долг перед Бикашевым у девушки действительно был. Но меня это больше не волновало.

Я словно оказался в плену какого-то желтоватого тумана и сильного чувства горечи. Сквозь эту мутную пелену пробился голос подошедшего охранника, который велел двигаться назад под речной навес и продолжать работу. Я даже не стал смотреть на ПАЗик, радуясь тому, что со стороны реки он будет скрыт от моих глаз очертаниями тюремных телег.

Оказавшись под навесом, я не стал отвечать на тихие расспросы любопытного Касыма о том, что именно хотел от меня Азамат. Я вообще испытывал ещё большее желание взять тяжёлую сковородку и как следует треснуть ему по голове, словно он был в чём-то виноват. Кипящие внутри гнев, злость и разочарование рвались наружу. Чувствуя, что ещё немного, и я точно совершу какую-нибудь глупость, а их за последнюю пару недель и так было сделано предостаточно, я подхватил с земли пару кастрюль и пошёл к воде, чтобы смыть с них разводы чёрной сажи.

Я мысленно проклинал себя, Азамата, Зару и то стечение обстоятельств, которое свело нас вместе. И надо было так мне купиться на причудливую историю Коновальцева? И надо было действительно вообразить себе, что есть какие-то знаки судьбы? И что всё происходящее может быть не случайно?

Но уже в следующую минуту я подумал о том, что старик Игорь был прав, просто я сделал неверные выводы. Ведь он же сразу же сказал, что подобных женщин надо опасаться, а не бежать сломя голову строить с ними отношения. И он, будучи молодым дураком, поплатился за это потерей дома и изгнанием с родной земли. Вот и я вляпался в не менее сложную историю, которая ещё неизвестно, чем кончится.

За подобными мыслями пролетел остаток дня. Рабы из соседней группы загрузили полную телегу очищенной посуды и ещё какого-то барахла, видимо, подготовленного задолго до нашего прибытия.

В ПАЗик загрузилось человек десять из наших охранников-надсмотрщиков, и обе повозки покинули лагерь. Очевидно, теперь большая часть обязанностей по наблюдению за работой была возложена на плечи этих бандитов в чёрных разгрузочных жилетах.

Для нас пока ничего не изменилось, и с заходом солнца мы наконец-то вернулись к своей тюремной телеге, на приступке которой уже стояли четыре разномастные плошки с какой-то серой, скользкой и практически безвкусной кашей. Судя по всему, это была перловка, но тот, кто её готовил, вообще не старался. Даже злобные шестилапые псы получали лучшее питание, чем мы. Воды тоже было мало. Я почти двумя глотками опустошил затёртую полулитровую пластиковую бутылочку, не обращая внимания на стойкий затхлый привкус.

Группа Ильи Столярова, которую увезли ещё в первый же день, до сих пор не вернулась. Судя по всему, они были где-то среди руин того самого города, виднеющегося вдалеке, продолжая набивать грузовую телегу различным барахлом, которое нам предстояло очистить.

Получив по затрещине от мутного за нерасторопность, мы были загнаны в нашу камеру. Дверь захлопнулась, и послышался знакомый звук тяжёлой цепи, протаскиваемой через железные ручки.

Все тут же разбрелись по своим углам и улеглись на грязный пол. Только Рамазан Файзулин, по своему обыкновению, прислонился спиной к стене и остался сидеть с закрытыми глазами.

Несмотря на дневную усталость и нервное перенапряжение, я никак не мог уснуть. Острое чувство голода, которое безвкусная перловка раззадорила ещё сильней, терзала желудок. Ночная прохлада уже опустилась сквозь потолочную решётку, от чего тело начал пробирать мерзкий озноб.

Я понимал, что лучший способ забыть обо всём — это заснуть. Но сон никак не хотел приходить. Сознание периодически проваливалось в какой-то мир оживших и беспокойных картинок, в котором одни образы быстро сменяли другие, и я тут же выныривал из него, переворачиваясь на другой бок и сворачиваясь калачиком, чтобы хоть как-то согреться. И так длилось очень долго.

Я слышал, как похрапывает Касым и тихо посвистывает худощавый Александр. Похоже, они давно смирились с таким положением дел и в отличие от меня, крепко спали, экономя силы и нервы.

Вынырнув из очередного провала в нервную суматоху беспорядочных картинок, я почувствовал прикосновение горячей ладони к своему плечу.

— Что такое? — спросил я в темноту.

— Тише, Толя, — спокойно отозвался Рамазан. — Ты чего изворчался весь? Хочешь завтра вообще с ног валиться?

— А ты чего не спишь?

— Хочу послушать, чего скажешь.

Я приподнял голову и попытался разглядеть Рамазана. Но его не было видно. Бледный свет луны проникал сквозь потолочное окно, очерчивая лишь небольшой прямоугольник на грязном полу, в котором были видны только вытянутые ноги Файзулина.

— А что я должен сказать? — тихо прошептал я, чтобы не разбудить спящего Касыма и Сашку.

— Девушку свою видел?

— Чего?

«Откуда узнал? — подумал я, осторожно поднимаясь и тоже прислоняясь спиной к стене, поближе к Рамазану. — Я же не говорил никому?»

— Всё ясно, Толик, — спокойно продолжил он. — Я же говорю, у Бикашева нечто вроде сети, я давно за этим безобразием наблюдаю. Ты молодец, что не признавался, но ведь это так?

— Да тише ты, — недовольно буркнул я, но на самом деле почувствовал напирающее желание выговориться и поделиться всем тем, что было сейчас на душе.

— Не волнуйся, — ещё тише протянул Файзулин. — Они крепко спят и ничего не слышат. Ну так что? Та девушка приезжала, из-за которой ты здесь оказался?

— Ты её видел?

— Нет, но слышно было, как все мужики разом заорали от радости. Тут тяжело не догадаться.

— Да, она была, — признался я после затянувшейся паузы.

— Красивая?

— Да ну её в задницу…

— Толя, просто скажи, красивая или нет.

— Зачем?

— Затем, что ты сейчас пытаешься себя убедить, что она тварь последняя и ничего для тебя не значит. А сам весь вечер себе места не находил. Просто скажи, как чувствуешь…

— Красивая, — невольно вырвалось у меня, не успел даже Рамазан закончить свою фразу. — И дальше что?

— Ничего.

Похоже Файзулин пожал плечами. Воцарилась тишина, в которой было слышно сонное дыхание Садыкова и Заречного. Я внезапно почувствовал неудержимое желание рассказать всё, что чувствую и думаю. Хотелось просто выговориться, даже без стремления получить поддержку и понимание. И, похоже, случай был весьма подходящим. Да и собеседник тоже. Говорить с Касымом чём-то подобном я вовсе не хотел по понятным причинам. С Александром и так было всё ясно. Думаю, с него хватало непрекращающихся насмешек Садыкова, и я вовсе не хотел лишний раз затрагивать и так болезненную для него тему. А вот Рамазан выглядел каким-то слишком спокойным, что давно вызвало мой интерес.

— Что это за люди такие в чёрных жилетах? — тихо спросил я, думая, как начать. — Ты же тут давно. Раньше не видел?

— Эти нечто вроде наёмников, — протянул Рамазан. — Я так понял, что у них достаточно большое сообщество или организация. И промышляют они всякой грязной работой. В открытый разбой не ввязываются, но, сам понимаешь, всегда найдётся что-нибудь, за что можно взяться по-тихому.

— Это да, — протянул я. — Мутные ребята.

— Почему мутные?

— Так Илюха сказал, когда первый раз их увидел. Как-то вот и прилипло это слово, во всяком случае, для меня.

— А что, хорошо. Так и будем их назвать.

В темноте послышался звук потираемого носа и характерный швырк. Я даже смог отчётливо представить, как Рамазан кивнул и вытер нос этим странным движением ладони снизу верх.

— Ну так что, Толя, сталкивался уже с ними?

— Да, — кивнул я, подтягивая к себе ноги и обхватывая их руками.

— Когда успел?

И раз уж разговор сам так сложился, я выложил Рамазану всё, что произошло со мной с того момента, как я прибыл в Уральск. Говорить приходилось очень тихо, чтобы не разбудить спящих, а также не привлечь внимания охранника на крыше телеги. Иногда мне казалось, что даже приглушенный стрёкот ночных насекомых, долетающий сквозь потолочное окно, звучал намного громче моего усталого голоса.

Рамазан слушал, не перебивая, лишь изредка произнося короткие фразы, подтверждающие, что он не спит. Я почувствовал сильное эмоциональное облегчение от того, что смог наконец-то хоть с кем-то поделиться своими переживаниями. Впрочем, я понимал, насколько это глупо звучало со стороны. Жаловаться на душевные терзания человеку, которой чёрт знает сколько времени провёл в заточении этой тесной камеры и на принудительных работах.

— Проверять будут, значит? — тихо протянул Файзулин, и из темноты послышалось тихо позвякивание кандалов и задумчивый хруст спутанной бороды.

— Да, так Бикашев сказал. Это плохо?

— Плохо, Толя. И вопрос в том, насколько плохо и к чему будут готовить.

— Как к чему? К продаже, — с горечью прошептал я. — Будто мы кастрюли какие-нибудь…

— К продаже ещё куда ни шло, — задумчиво отозвался Рамазан. — Да уж, эксплуатация человека человеком в чистом виде.

— Это откуда?

— Это из одной книги. Я по молодости лет увлекался историей мира до Катастрофы, там много чего интересного.

— А зачем?

— А вот хороший вопрос, — тихо хихикнул Файзулин. — Сидел внутри какой-то необъяснимый внутренний голос, который навязчиво шептал, что надо это. Знать, что было и как. И знания эти сохранить. А главное ­– на практике применить.

— И как, получается?

Я задавал вопросы не столько от того, что мне было действительно интересно услышать ответ, сколько просто хотелось продолжить говорить с этим странным мужчиной, который явно много чего не договаривал.

— Получается, — загадочно протянул голос из темноты. — Не так хорошо, как хотелось бы, но получается. Всё в этом мире не случайно…

Я невольно вздрогнул, словно от очередного приступа ночного озноба.

— И то, что я здесь оказался? Вернее, все мы?

— Тут смотри, какая штука, Толик. Всё это зависит от того, как ты к этому относишься. И это действительно важно, поверь. Лично я уверен, что, конечно, я здесь не просто так. Есть у меня на это веские причины. И Касым, и Сашка. И ты тоже. Есть в этом некий замысел. Но если ты так не считаешь, то тогда это просто неприятная случайность.

— Некий замысел высших сил? — я ткнул пальцем в потолок и только потом понял, что Файзулин вряд ли видит мой жест.

— Сложная это тема для разговора, — ответил Рамазан спустя несколько секунд. — В общем, я так понял, ты не заснёшь сегодня, если я тебе не помогу.

— Чем?

— Поделюсь методом одним, за которым целая философия стоит. Интересно тебе или так и продолжишь мёрзнуть и цепями греметь?

— Поспать всё-таки надо, — тихо согласился я.

— Вот и хорошо, тогда слушай и делай то, что я буду говорить. Не переживай, никаких усилий прикладывать не придётся, просто слушай и повторяй…

— Хорошо, что надо делать?

— Прислонись спиной к стене, вытяни ноги, расслабь руки…

— Если честно, Рамазан, звучит как-то странно.

— Не хочешь — не делай, продолжай цепями греметь, и мозг и душу терзать мыслями всякими, — спокойно ответил Файзулин и замолчал.