18+
Жить сердцем

Объем: 192 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Все перосонажи вымышлены. Любое совпадение является случайностью.


ПРЕДИСЛОВИЕ


До недавнего времени я всегда считала себя «недоженщиной», а мама в детстве говорила: «Лучше бы ты родилась мальчиком». И к женщинам в целом у меня было не совсем здоровое отношение.

Но жизнь сама направляет нас туда, куда нужно. Тогда я решила брать интервью у женщин, чтобы разобраться. Потом этот проект притих, но желание дойти до сути никуда не исчезло. Навыки интервьюера остались, и я решила собрать всё это в книгу.

То, что я услышала в процессе, помогло мне пересобрать себя, стать целостнее. Я хочу разделить этот личный путь с читателем, поэтому приглашаю персонажа, который давно со мной и которому я доверяю, как себе самой.

Пока я писала, я проживала свой развод, и это не могло не лечь в основу книги — с моими чувствами и личными эмоциями.

Личное счастье женщин Востока.


ОСЕНЬ


Был тёплый августовский вечер. Когда ещё тепло, но прилавки уже полны канцелярии, рюкзаков и белых бантов. В воздухе витало настроение осени.

Время отпусков подходило к концу. Кто-то усердно закручивал в банки соленья в попытке встретить холода с полным погребом или кладовой — для внутреннего спокойствия. Хотя продовольственная корзина в магазинах уже давно стабильна, а супермаркеты пестрят разнообразием того, что пылится в погребах, в постсоветских странах ещё долго будут заготавливать запасы впрок. Потому что генетическая память хранит страх войны, голода и разрухи. И ничего, что эти банки открывают только на Новый год — для салата «Оливье». Главное — сам процесс. Он успокаивает тревожность в душе.

Август вообще — таинственный месяц. Тёплый, бархатный, ласковый. Он как бывший мужчина: когда уходит, долго от него отходишь, скучаешь, остаются лишь воспоминания.

«Август — это ты» — есть такая песня.

Август и май были любимыми месяцами Айнаш. Романтичные, тёплые, пушистые. Но после них ей всегда становилось грустно. Конец мая означал приход жары, которую она не любила, а конец августа — приближение мерзкого холода, от которого уже отвыкаешь за лето.

Айнаш аккуратно припарковала машину, пикнула сигналкой и зашла в любимое кафе на углу дома, где когда-то жила.

Вообще, где она только не жила — в каких уголках города и даже мира. Есть что вспомнить, есть с чем сравнить, есть к чему стремиться дальше. Благо сейчас время свободы: можно купить билет на самолёт и улететь куда хочешь. Не как в её детстве, когда на протяжении 200–500 километров вдоль трассы не было даже света, потому что его в принципе нигде не было. Хорошо, что это осталось в прошлом. Своих детей в таком хаосе растить совсем не хотелось бы.

Айнаш заказала, как обычно, латте и открыла почту — проверить свежие письма.

Редактор журнала накинул новый план.

Тема: «Женское счастье».

Улыбнувшись краем рта, она открыла заметки и записала:

«Что такое женское счастье?»

И поставила жирную точку.

Но слова дальше не шли.

Это было удивительно. Она всегда писала легко и на любую тему.

Посидев в таком ступоре минуту, Айнаш молча пила кофе и смотрела на эту строчку.

Впервые в жизни она — опытный журналист с более чем 15-летним стажем, чьи статьи публиковались в крупных международных журналах The Global Voice и Perspectives Today; она, которая в 2019 году представляла Казахстан на международной конференции журналистов в Женеве с докладом о роли СМИ в формировании гендерного равенства; она, у которой есть медаль «За вклад в развитие журналистики» и множество публикаций на самые разные темы — впервые не знала, что написать.

И, что самое странное, — этот вопрос давно терзал её саму.

«А счастлива ли я?» — подумала она.

Ответ застрял комом в горле.

У Айнаш было двое детей: дочь-подросток Айлин и восьмилетний сын Санжарик. Муж Данияр, любимая работа журналиста, просторная квартира в центре города.

Наверное, ей следовало ответить самой себе: да, я счастлива.

Ведь что ещё женщине нужно для счастья?

Озадаченная, она вышла на улицу.

Решила развеять набежавшие, словно тучи, мысли — в объятиях тёплого августа.

                                        * * *

Айнаш проснулась от звонка будильника. Начался новый учебный год, и детей нужно было отвозить в школу. Школа находилась через пару кварталов от их дома. Они недавно переехали в новую просторную квартиру, о которой они с мужем так мечтали.

Но школа теперь оказалась немного вдали, а дети не хотели менять свои классы и друзей.

Она готовила завтрак, одновременно собирая детей в школу. Утро, как всегда, было шумным: младший пытался первым забежать в ванную, старшая возмущенно кричала, что ей тоже нужно чистить зубы.

— Мне нужнее! — восклицал младший.

— Нет, мне! — вторила ему сестра.

— Там папа!!! — в итоге раздался возмущенный хор.

Айнаш усмехнулась, разнимая детей. В этом хаосе было что-то уютное, родное. Вот она — их жизнь, полная энергии, тепла, привычных мелочей. Да, квартира еще не до конца обустроена, но какая разница? Главное — они вместе, у них всё хорошо.

Она задумалась о новом проекте, который предложили в редакции. Интересная тема, но она еще не была уверена, готова ли взяться за неё. «Обсужу с Данияром за завтраком», — подумала Айнаш.

Когда муж наконец вышел из ванной, дети уже распределились по своим местам, доедая кашу. Айнаш поставила перед Данияром чашку кофе и, вздохнув, начала:

— Мне предложили новый большой проект…

— Уверен, у тебя всё получится, — перебил он, не поднимая глаз от телефона.

Сухость в его голосе сразу кольнула в грудь. Айнаш напряглась, но попыталась не поддаваться тревоге.

— Я хотела посоветоваться с тобой…

— Айнаш, у меня встреча. И вообще, я что, свои планы всегда должен под вас подстраивать? У меня бизнес, я деньги зарабатываю, а не играю в игрушки! — в голосе прозвучало раздражение.

Она замерла. Данияр поднялся из-за стола, быстро выпил кофе и, не глядя на неё, вышел из дома.

Айнаш осталась стоять на кухне, машинально стискивая край стола. Он никогда раньше так с ней не говорил. Да, уставал, мог быть резким, но не таким… отчужденным.

Она хотела бы объяснить его поведение усталостью, рабочими проблемами, но что-то внутри подсказывало: дело не в этом.

В голове мелькнули воспоминания: их первая встреча, как он тогда смотрел на нее с интересом и легкой улыбкой, как подбежал с мороженым, как долго потом переписывались и говорили по телефону все ночи напролет… И как на их свадьбе Данияр поднимал и кружил свою невесту, а Айнаш сияла, как все лучи солнца одновременно. Они были счастливы. У них родились двое прекрасных желанных детей. Айнаш считала себя абсолютно счастливой, многие вокруг говорили, что ей очень повезло и с мужем, и с профессией, и вообще она счастливая и везучая.

Айнаш тряхнула головой, отгоняя эти мысли. Сейчас не время накручивать себя. Надо отвезти детей в школу, а там уже разберется.

Но обида внутри, как затаившийся зверь, уже подняла голову.


                                        * * *

— Давно нужно было начать писать, — отпарировала подруга, когда Айнаш, сидя напротив неё, по маленьким кусочкам уплетала любимый чизкейк.

Они с Айман в обеденное время сидели на первом этаже здания редакции. Здесь было уютно и тихо — можно было выпить кофе и поговорить.

— Да кому это интересно? Сейчас из каждого окна все осознанные и знают, как жить, — сказала Айнаш. — Хотя, конечно, поделиться есть чем, не скрою.

Когда редактор скинул тему, по телу Айнаш пробежала дрожь.

«Что же я расскажу людям? О чём могу написать? У меня всё как у всех — не лучше, не хуже», — размышляла она. Да и тема щепетильная, но есть о чём поразмыслить.

Женская тема давно крутилась вокруг неё. У неё самой подрастала дочь, которая уже задавала вопросы, смотрела на мать и понимала: не всё так просто. Что хвостики, платья и куклы — это не точный набор женского счастья.

— Ну и что я, по его мнению, должна написать? — не переставала возмущаться Айнаш. — Он ведь прекрасно знает, что моя тема — психология, бизнес, иногда путешествия. Зачем грузить меня этим?

— Так, а ты что, мужик что ли с яйцами? — пристально посмотрев на неё, сказала Айман.

Айман была её подругой, коллегой и верстальщицей публикаций и статей. Они почти одновременно пришли в редакцию и, возможно, поэтому сразу подружились. С самого начала всегда поддерживали друг друга, но дальше работы отношения не выходили. Айнаш часто предлагала встретиться, но Айман как-то уклонялась от этих встреч. На работе же они были очень близки.

— Ты себя в зеркало видела? Ты же восточная пэри. Кому, если не тебе, писать на женские темы? Ты побывала в разных странах, видела людей разных наций, вер, цветов кожи, менталитетов. Тебе есть с чем сравнить. И вообще, нашим женщинам полезно будет почитать о себе, о тех мифах, в которых мы живём. Кому, как не тебе, об этом сказать? Ты глубокая, разносторонняя, с широким кругозором. Ты жена, мама, секси-штучка, ты мозг! Об этом нужно и важно говорить, дорогая! — не унималась подруга.

— Ты только посмотри, как мы живём! — продолжала она. — На дворе XXI век, а мы до сих пор следуем законам XVI-го. Умирающий патриархат не даёт женщинам вздохнуть, хотя и тогда, в XVI веке, наши женщины были ого-го. Но наш восточный менталитет оброс ростками «Тысячи и одной ночи», где мужчина — падишах, который может казнить или помиловать, а женщина должна ублажать своего господина. Только вот те, кто писал эти негласные законы, не учли, что жизнь — не сказка. Невозможно всю ночь рассказывать истории, а утром тащить на себе бытовую, семейную и финансовую корзину и не сдохнуть, как та лошадь по пути… — Айман засмеялась. — Ладно, в общем, ты знаешь мою точку зрения. Я за женскую тему могу всем глотки порвать! — рассмеялась она уже в голос.

— И ты предлагаешь мне взять на себя роль наблюдателя и дать пищу для размышлений?

— Вот именно. Ты лишь скажешь, из чего делается блюдо, а каждый приготовит его по-своему. Даже обычные котлеты у каждой женщины выходят разными. Что уж говорить про женское счастье. У нас есть множество архетипов и ролей: женщина-мама, дочь, жена, любовница, трудяга, нимфа, спасательница, жертва, королева… Ты знала, что архетипов более тысячи? — рассмеялась Айман. — Прикинь, какие мы многогранные и офигенные! И ты, моя дорогая, со своим писательским талантом просто обязана закрутить это в крутой переплёт. И редактору своему «ауызын жауып тастайсын!» (перевод с казахского-закроешь рот) — подмигнула она.

— Ну… не знаю, — степенная и привыкшая анализировать Айнаш задумалась.

— Дорогая моя, кажется, ты зажралась. Не тебе ли, такой удачливой, писать про счастье? У тебя же всё идеально — и любовь, и муж, и карьера, и дети. Мне бы жить, как ты, я бы вообще не парилась. А у меня всё мрачно и сложно. Ну всё, мен кеттым! (я пошла- с казахского) — Айман встала из-за стола и чмокнула подругу в щёку, оставив след яркой помады.

— Туууф, это новая помада опять? — засмеялась Айнаш, вытирая щёку.

— Это Диор, дорогая. А Диор — это как прикосновение крыльев бабочки, как цветение сакуры, как летний дождь… а ты вытираешь! Всё, бесишь меня. Пошла я. Увидимся! Я сегодня отпросилась пораньше. А тебе — хорошего дня и не заморачивайся. Мне вот никто не предлагает такое писать. Наверное, не просто так, — сказала Айман и, махнув рукой, скрылась за дверью.

— Ну и что мне делать с этой информацией? — вслух произнесла Айнаш. — Женщины, архетипы, Диор-Жадор-Лямур… Может, я действительно зажралась и не замечаю, что счастлива?

В разговоре с Айман она отчётливо почувствовала зависть. «Мне бы так», — сказала подруга.

А раз ей завидуют женщины, может, она действительно себя накручивает?

«Вечером дома поговорим, и всё решится», — успокоила она себя. Может, мужу сейчас просто нужна поддержка. А лучшая поддержка для него — не делать ему мозг.

Они столько лет вместе, она знала его как облуплен-ного.

«Буду просто писать о себе. О своей семье, о мыслях обычной женщины. И всё получится», — подумала Айнаш и пошла домой готовить ужин любимому.

                                         * * *

Айнаш любила свой офис, свой рабочий стол, свою профессию. Зарабатывала она на гонорарах и был еще оклад, денег ей хватало. Получается, она делала любимое дело, и при этом ей еще платили. Как сказала Айман, ей грех жаловаться, конечно. На работе у нее со всеми были достаточно тёплые отношения, были и друзья-коллеги, и подруги как Айман. Начальство тоже всегда было хоть и строгим, но отзывчивым и внимательным. «Работа мечты», — как говорил её друг Олжас.

Проходя по общему залу, она посмотрела в его сторону, и он, увидев её взгляд, помахал ей, показывая жестом кофе и улыбаясь своей голливудской улыбкой. Он был не женат, и позволял себе флиртовать со всеми и замужними, и незамужними, и всегда делал комплименты татешке уборщице. В целом, был любимчиком женщин и знал к ним подход. Он работал в отделе маркетинга, был очень веселым и открытым человеком. Айнаш он почему-то называл «Цветочек» и говорил ей: «Ты, как весенний подснежник, свежа и прекрасна».

Её стол был почти напротив кабинета шефа, она видела его за стеклом и иногда слышала, как он ругается или громко смеётся. Редактора звали Артём. Айнаш уважала его за деликатность и грамотность. На таких людях, как он, и держится редакция.

Айнаш села в своё любимое кресло и стала размышлять. Слова её подруги дали ей понять, насколько хорошо сложилась её судьба. Печатая текст, она невольно ушла в размышления, остановилась и, задумавшись, улыбнулась.

Действительно, она, оказывается, абсолютно счастливая женщина. Видимо, просто привыкла к этому состоянию и недооценивала то, что есть у неё, и что на самом деле ей есть чем поделиться со своими читателями.


Прошло несколько дней. Айнаш всё ещё сомневалась, браться ли за эту тему.

Отказаться она могла только по очень веской причине. «Я не знаю, о чем писать» вариант не подходит.

В тот день она почему-то была удивительно довольной. Она поняла, что сомнения по поводу мужа, которые были на днях, и тревожность — это просто от усталости, и повода для беспокойства нет.

После пасмурных осенних дней наконец выдалось солнечное утро. Эти лучики освещали лица прохожих, здания, улицы и как будто даже лужи на асфальте улыбались, понимая, что это последние в этом году ясные денёчки, и резвились с яркими лучиками.

Данияр позвонил, когда она была на работе и дописывала статью о причине суицида детей на основе интервью с известным психологом города. Голова была полностью занята.

— До скольки на работе? — как обычно спросил супруг, — я заеду за тобой.

— Хорошо, Даник, захвати, пожалуйста, мне сегодня капучино, что-то латтэ мне надоел.

Они встретились на парковке у её работы. Он как-то странно улыбался и был взволнован. Вроде, действия те же, забирает её с работы, но что-то было странное.

Айнаш села к нему в машину, сердце как-то «ёкало» непонятно, но она не подала вида. Она всегда уводила куда-то в сторону тему, когда чуяла «что-то не то». И в жизни, и на работе она вела себя так, как будто не желала смотреть правде в глаза и признавать, что что-то происходит. В такие минуты мы не хотим слушать нашу интуицию, давая волю фантазии и сомнениям. Но в этот раз она чувствовала, что что-то не так.

— Знаешь, все забываю тебе сказать, на днях, когда мы ходили во дворе гулять с детьми, я же видела Аселю, которая занимается обучением за границей и готовит детей к поступлению. Так вот она рассказала, что у них новая программа есть, лагерь языковой в Чехии, отличные условия, и она нам скидку может сделать, как соседям. Может, Айлин отправим? Как думаешь? — щебетала как обычно Айнаш.

— Ага, да, можно, — как-то отстраненно ответил Данияр. Было видно, что он не слушал её.

— Данияр, что с тобой? Может, ты заболел, или у тебя какие-то проблемы? Ты как себя чувствуешь? — с беспокойством спросила Айнаш.

— Да нормально всё, не замерз я, — отстраненно произнес Данияр. Айнаш посмотрела на него и поняла, что он что-то хочет сказать, она знала его уже за столько лет брака. Так же он вел себя, когда у него были проблемы с партнером по бизнесу, и когда их кинул риэлтор. Она поняла, что-то произошло.

— Данияр, ты ничего не хочешь мне сказать? — улыбнулась она, а в душе уже медленно поднималась тревожность. Видно было, что он прям собрался весь, сжался, возможно, даже сжал кулаки незаметно.

— Айнаш, я не знаю, как тебе сказать, но врать больше не могу и не хочу, потому что люблю и уважаю тебя, и ты моя жена. Я считаю, ты должна знать правду. Я полюбил другую девушку. Она моложе меня, я сам не понял, как это случилось и что это вообще такое, — смело заявил супруг, сидя напротив неё с кофе в руках.

— И давно? — только и смогла выдавить из себя Айнаш, но ком из огненной лавы обжигал горло и слова выходили глухие и как будто немые.

— Недавно. Мы познакомились на курсах предпринимателей. Ты же знаешь, я тебе рассказывал, что хожу около месяца. Она тоже там обучается. Мы виделись пару раз, потом я понял, что она мне очень нравится. Когда я увидел её улыбку, она поразила моё сердце. Это произошло не специально, я этого не хотел, поверь. Но я должен тебе признаться, что я полюбил другую. И я не знаю, что мне делать, но врать не хочу, — голос его немного дрожал.

Айнаш потеряла дар речи. Пауза была явной. Её взгляд забегал от волнения из стороны в сторону, и она не могла посмотреть ему в глаза.

«Что происходит? Может, это сон? Тогда ущипните меня». Ведь только сегодня она считала себя совершенно счастливой женщиной. Разве так бывает? В душе Айнаш метали гром и молния. Она не знала, плакать ей, кричать или убежать куда глаза глядят. Так происходит в летний день, когда ты вышел погулять, и солнце светило ярко, но резко набегают тучи, тяжёлые и объёмные. Обычно это бывает в августе, гром и молния разрывают спокойное пять минут назад небо просто пополам. Так же у Айнаш было в душе, и не было ни зонта, ни дерева, ни кустика, под который можно было спрятаться.

Айнаш тихо прошептала «Мне нужно побыть одной» и вышла из машины. Пошла куда глаза глядят. Она слышала отдаленно, как её звал Данияр, но в голове стоял гул, и она не замечала ничего вокруг.

«Как так? Зачем? Почему? — пульсировало у неё в висках. Злая усмешка витала на устах. — Может, это розыгрыш? Может, мне это снится? Пусть это будет сон».

Бесконечный поток мыслей, просто как рой вылетевших из улья пчёл, жалил каждую клетку её сознания. Чувства вырывались из груди, та лава хотела низвергнуться. «Но куда я пойду? Что я буду делать?» — она даже не знала, где и как ей плакать, и плакать ли вообще.

Она впервые в жизни была в такой ситуации. На улице уже темнело. Кое-где горели уличные фонари и вывески магазинов добавляли яркости, но в целом было мрачно. Зайдя за угол, она всплакнула. Как будто только начинающийся дождь, две капли скатились по её щекам.

«Каааакккк?» — заплакала ее душа. «Почемуууууу?» — душу рвало на части от боли. И слёзы градом хлынули из её глаз, рыдания рвались наружу, прося освобождения от этих мучительных чувств. Слёзы просто лились рекой, солёной, горькой водой.

Она просто шла. Не зная куда, не замечая прохожих, не видя, куда идёт. Просто шла. Наше тело, испытывая стресс, запоминает эту эмоцию и реакцию. И очень важно в этот момент оказать себе внимание, пройтись, поплакать, пробежаться. В общем, дать телу выгрузить это, не проглотив эмоции и боль.

Айнаш знала об этом и решила просто проживать этот момент и эту щемящую боль.

Перед глазами пронеслись самые счастливые моменты их совместной жизни. Да, не все было гладко, бывало разное. Они оба были молодые и современные, и когда женились, сразу договорились ничего не скрывать друг от друга. И Айнаш ценила его честность, но она даже не представляла себе, как это больно. Когда ты ещё любишь человека, и у вас семья, и дети, и планы, и чувства, а тебе приходят и просто признаются в любви к другой, — это пощечина, которая бьет под дых и спазмирует сердце. Такое раньше она видела только в кино или читала в книгах. Почему это произошло с ней и как вообще такое возможно? Её Данияр, такой родной, такой любимый, такой верный. От него она такого точно не ожидала.

Флэшбэком всплыли ощущения из сна. Сейчас её страшный сон стал реальностью. Ей всегда снился один и тот же сон, что она бродит где-то одна, без него. И это же чувство она испытывала сейчас. Чувство глубокого одиночества, предательства и боли. Как будто что-то живое голыми руками вырвали из груди. Не описать, не передать эти чувства. Только испытав, можно понять. «Что же делать?» — крутился в голове вопрос. Переживания немного остыли, и включился разум. «Как это пережить? Простить? Развестись? Что будет дальше?»

Она пришла домой поздно. Дети спали, Данияр спал в зале на диване. Может, он делал вид, что спит. Айнаш была настолько опустошена внутри, что не осталось сил ни на что. Она умылась, приняла душ и легла спать. Сон не шел, она пошла на кухню попить воды и поняла, что после той чашки кофе в машине она ничего не ела.

Открыла и закрыла холодильник, есть не хотелось.

«Что теперь будет» — крутилось у нее в голове. В сердце было столько боли, что, казалось, оно разорвется. И Айнаш решила обратиться к Всевышнему, чтобы Он облегчил её боль.

«О, мой Создатель, — подняла руки к груди Айнаш. — Освободи меня от этой боли, она разрывает мое сердце. Как мне жить дальше? Как жить, зная, что он больше не любит меня и у него в сердце другая? Покажи мне, куда мне идти и что мне делать, и избавь меня от этих чувств, пусть любовь пройдет совсем, если она причиняет эту невыносимую боль».

Сидя одна, в темной комнате, в которой были только блики от ночного города и луны, она подумала, как жаль, что нет таблетки от душевной боли. Когда болит голова или что-то в теле, мы можем как-то это подлечить и обезболить, а душевную боль, когда сердце стонет, может вылечить только тот, кто сотворил тебя. И только он знает, что ты испытываешь сейчас. Выплакав все до последней слезы, когда они просто высохли, как полноводная река в засуху, она уснула только под утро.

Ей снилась их с Данияром свадьба и их счастливые лица.

                                         * * *

Прошло несколько дней после разговора с мужем. Жизнь как будто разделилась сейчас на до и после. Все было как-то фоново и на автомате. В душе у Айнаш был ураган, её штормило и качало, но она старалась держать себя в руках.

Данияр уехал, и эти дни его не было дома. Айнаш пришла на работу, горели сроки сдачи рекламного материала, и ей уже пришли уведомления на почту от начальства.

Редактор, увидев Айнаш, позвал её к себе. Она вспомнила про тему, которую он ей отправил. Релиз не готов, и вообще она не знает что писать. Пусть это выглядит глупо, но ей сейчас точно не женского счастья. «Что же мне ему ответить? Откажусь от проекта — потеряю его доверие, и это отразится на рейтинге и гонораре. Но как я это сделаю?» — пока шла к нему, размышляла она.

— Айнаш, проходи, кофе давай попьем? — подойдя к кофе машине, предложил Артём. Я уже себя чувствую баристой. Знаешь, как круто я уже научился варить кофе здесь? — улыбаясь, говорил Артём, и его кудрявая шевелюра на голове как будто улыбалась вместе с ним.

— Ты, по-моему, любишь латтэ, да? — протягивая ей готовый кофе, произнес Артем.

Он сел напротив неё в кресле и занял свою любимую позу, скрестив ноги. И, одной рукой облокотившись о спинку дивана, а второй держа кофе, он продолжил разговор:

— Когда ты начнешь новый проект, который я тебе предложил? — смотря прямо на Айнаш, спросил Артём.

— Артём, — сжимая пальцы в ладонях, начала Айнаш, — я вынуждена отказаться. Я не могу. Понимаю, что после отказа вы можете уволить меня, и несмотря на это я не могу. У меня есть на это личные причины.

— Тааак, — протянул Артем. — Как это ты отказываешься? Айнаш, ты же понимаешь, как происходит процесс. Мы уже продали этот блок, реклама уже под этот формат продана на год. Ты понимаешь, что мы не можем повернуть назад, эта машина уже запущена. Ты знаешь, что проект и бюджет согласовывается на полгода вперед. Ты же давно в нашей системе. Что может быть важнее? И что же это за причины, можно узнать? — нахмурив брови, произнёс Артем. Кружка с кофе остывала на столике.

— Это личное, семейные проблемы, — тихо произнесла Айнаш, — мне даже стыдно об этом говорить. Слёзы предательски подступили к горлу.

Артём, видно, был удивлен её реакции и наклонился ближе к Айнаш, понимая, что ей сейчас сложно говорить.

— Айнаш, у нас у всех бывают проблемы и в жизни, и в семье, и в работе. И мы на то и люди, чтобы испытывать определенные чувства и эмоции, и ничего стыдного в этом нет. Это просто жизнь, она бывает разная, — как-то по-отечески и по-братски произнёс Артём, — Что произошло?

По щекам Айнаш уже текли горячие, солёные слёзы. Она понимала, что не сможет это скрывать, это больно и сложно носить это все в себе и делать вид, что с ней всё нормально. Сделав глубокий вдох и выдох, Айнаш призналась Артему:

— Артём, у меня семейные проблемы. Муж полюбил другую девушку, признался мне в этом и, скорее всего, мы разведёмся. Я не могу сейчас ни работать, ни писать, и уже тем более про женское счастье. У самой всё рушится, как карточный домик. 15 лет брака просто в одночасье превратился в пепел. Рухнули все мечты, все планы, всё меняется. Внутри пожар и руины, я не знаю, как жить дальше, как собрать себя в кучу и где взять силы, и во что верить, — Айнаш уже не скрывала ни эмоций, ни слёз.

Артём был удивлен, но он старался сохранять спокойствие и как мужчина, и как руководитель.

— Айнаш, я скажу, что тоже расстроился и понимаю тебя. Но ты выдержишь и сможешь ещё так вырасти на этом. Это тебе дано не просто так. Ты сильная и очень талантливая. И возможно, именно сейчас тебе важнее всего не бросать свое дело, особенно писательство, потому что перо для автора — лучшее лекарство все времена. Смотри, давай ты успокоишься, возьми салфетку, вытри слезы, выпей кофе и знай, что ты профи своего дела, ты тайное агентство человеческих мыслей, Мы упаковываем чувства людей в строчки и выдаем на блюде, и ты в этом деле как повар со звездой Мишлен. Я знаю, ты сотворишь шедевр. Я убираю дедлайны, пиши как придет, как почувствуешь, как сможешь, но пиши. Тебе сейчас важно много работать, пиши рекламные материалы и свою колонку, и ты увидишь, как быстро всё пройдёт и взойдёт солнышко за горизонтом. Всё решится, поверь, — Артём протянул руку Айнаш и, взяв её левую ладонь в обе руки, с таким теплом пожал ей руку, глядя прямо в лицо Айнаш. Она почти сразу успокоилась. Его слова подбодрили её и внушили доверие.

Айнаш молча кивнула и, улыбнувшись, попросила

идти.

— Да, конечно, Айнаш. Умывайся, приходи в себя и верь, что ты особенная и, может, это начало чего-то большого и светлого, — открывая дверь, вслед ей тихо произнес Артём.

Айнаш решила быстро пробежать к туалету и увидела на себе взгляд Олжаса.

Пока она шла, он прямо смотрел на неё всё это время. На его лице было удивление и смятение. Она прошмыгнула в туалет, потому что не хотела лишних слов и шёпота за спиной. Тем более она впервые показала свои эмоции так явно.

На выходе из туалета в дверях уже стоял Олжас.

Он молча прямо посмотрел на неё и, взяв аккуратно за локоть, повёл в сторону.

— Что произошло? — как-то непривычно серьёзно спросил он. — Ты плакала? Что-то случилось? Артём чем-то обидел? Я видел, ты заплаканная вышла от него.

— Олжас, давай не будем мешать личное и работу, это моё личное дело, и я не хочу обсуждать это с тобой или с кем-то ещё, — отводя взгляд, тихо проговорила Айнаш.

— А я для тебя чужой? — Олжас был настойчив. — Ты думаешь, я так просто пройду мимо? Или ты считаешь, что можно просто смотреть, как близкий тебе человек заливается слезами, и просто сделать вид, что всё ок?

— Олжас, — Айнаш посмотрела прямо на него, — я, правда, не хочу это обсуждать.

— Хорошо, как хочешь, просто скажи, это Артём? Если так, я сейчас пойду и тресну ему по морде, — злобно произнес Олжас, направляясь в сторону кабинета шефа.

— Стой, — остановила его Айнаш. — Отойдем в сто-рону.

Они пошли в сторону лестницы, и Айнаш почувствовала себя маленькой девочкой, за которую заступается мальчик. Как-то непривычно стало тепло на душе, и доверие к нему моментально сменило тон. «Ему что, действительно не все равно?», — подумала она.

— Рассказывай, — Олжас встал прямо напротив неё.

— У меня семейные проблемы, муж… — она выдержала паузу, — в общем, полюбил другую, после пятнадцати лет брака. У меня рушится мир под ногами, всё, что было важно и ценно, всё летит к чертям. А Артём требует новый проект. Я сказала, что не могу писать, тем более про женское счастье, — слёзы снова подкатили, и глаза стали красными, — Олжас, разве так бывает?

И она зарыдала. Он прижал её к своей груди. Его рубашка стала мокрой от её слёз.

— Айнаш, он просто мудак и не достоин тебя, раз так мог поступить с тобой, — тихо успокаивал её Олжас. — Ты красивая, умная и очаровательная. А он дурак. Артёму, конечно, тоже нужно свой материал получить, и он знает, что с этой задачей справишься только ты.

Айнаш как будто стало легче, она почувствовала, что реально ему не всё равно. Она не думала, что позволит себе расплакаться на плече у другого мужчины. И в этот момент Олжас крепко обнял её, взял её лицо в ладони и нежно поцеловал в кончик носа.

— Ты такая маленькая, оказывается, королева редакции. Всегда думал, что ты важная и недоступная, а ты просто малышка. Знаешь, ты всегда знай, пожалуйста, что я рядом и что я есть у тебя, не просто друг.

Айнаш посмотрела на него и улыбнулась.

— Пойдём, — пока нас не начали искать, — Спасибо тебе за поддержку, Олжас.

Они пошли в сторону кабинетов, и пока они шли, Айнаш как-то было волнительно. «Королева»? «Не просто друг»? — крутилось у неё в голове. Такого она от него не ожидала. Весельчак Олжас к ней относится не как к другу, он что, не во френдзоне? Она что, красотка и для других мужчин?

Они разошлись по кабинетам, и Айнаш, посмотрев в сторону, где сидел Олжас, почувствовала еще большую злость на своего мужа. Она отдавала всю себя ему и семье, не замечая, что она просто красивая женщина, и что есть другие мужчины, которые в трудную минуту рядом, а не он, человек, которого она считала родным, в этот момент был дальше всех. «Жизнь продолжается и меняется, — подумала она. — И Артём прав, сейчас нужно много-много работать, и будь как будет». Её всегда это спасало и раньше. Много работы. Качественной, нужной, ценной.

Вечером, придя домой, немного остыв после эмоционально сложного дня, Айнаш открыла свой ноутбук. Незакрытая тема была только про женское счастье. Она решила примерить, что же вообще она думает по этому поводу и начала просто писать.

Большими буквами она написала «Женщина». Творение Всевышнего из ребра мужчины. Почему из ребра? Почему из его ребра? Кто такая женщина? Кто она для Всевышнего? Какой смысл Ты вложил в неё? Продолжение рода? Чтобы мужчина находил успокоение в ней? Вроде так написано в священной Книге. Почему тогда столько неспокойных женщин и не менее беспокойных и несчастных мужчин?..

Где эта золотая середина? Айнаш задумалась. Столько вопросов. Где ответы? Кто на них сможет ответить?

Погрузившись в свои мысли, Айнаш невольно начала вспоминать свои мысли и ощущения. Первое, что она вспомнила, это мама и бабушка, главные женщины в её жизни. Невольно подсознание достало картинки и кадры из ее детства.

И она решила записать свои размышления, потому что когда она писала, мысли как будто заворачивались в особый ритм и выливались в понятную форму.

«Апашка», — начала писать Айнаш. Почему о ней хотелось рассказать в самом начале? Потому что эта женщина была великой для Айнаш. Она так её и называла — «Моя великая женщина». Бабушка Айнаш была мамой её мамы. Она буквально вырастила девочку. Столько любви и тепла она подарила этому цветку. «Ашони-Пашони» ласково называла она Айнаш. У неё были такие мягкие руки, до самого того дня, когда её не стало. Прикосновения бабушки, когда она гладила по голове малышку Айнаш, успокаивали и согревали, всегда. Даже когда ей было не до объятий, когда всё валилось из рук, или когда она взрослела и ей казалось, что весь мир был против неё.

Когда она получила первую плохую оценку, Айнаш, придя домой, с порога бросив портфель, просто ринулась на кровать от вселенского тогда для неё горя. Она рыдала навзрыд от обиды, считая этот мир несправедливым и жестоким. Апашка подошла к ней осторожно и просто, присев рядом и погладив нежно по голове, спросила: «Что случилось, Ашон?»

«Я получила двойку!» — прорыдала Айнаш.

Едва сдерживая улыбку, бабушка спокойно сказала:

— Жаным, так это же такая радость, кто бы принёс первую двойку мне если не ты? Это же так здорово. Представь, если бы люди получали всегда только хорошие оценки? Это же скучно и неинтересно. И совсем не важно, по какому предмету. Двойка — это как пятёрка, только из будущего. Ты её возьми в руки и поиграй с ней. А ещё лучше покушай и просто пойди и поиграй. Хорошенько поиграй, на улице. И увидишь, завтра ты скажешь этой оценке спасибо.

— И я не виновата? — спросила осторожно девочка.

— Конечно, нет, жаным. Я рада, спасибо тебе. Я так ждала твою первую двойку. И тройку можно, и вообще оценки в дневнике не так важны, как все думают.

Айнаш улыбнулась и протянула свои тонкие ручонки к любимой апашке. И тучи внезапно рассеялись, и выглянуло солнце.

Апашка была тоже очень статной женщиной. Видимо, эта стать шла из поколения по женской линии, потому что бабушка говорила, что её мама была отличным всадником и лихо управлялась с лошадьми и вообще любила животных, и тоже была как её породистые лошадки. Могла и лягнуть, если надо, и могла обскакать любого.

Бабушка очень много поведала своей внучке о наследии и жизни женщин их рода.

Когда Айнаш было лет пятнадцать и она только начала понимать, что уже не ребёнок, и замечать многие ранее не видимые вещи, она смотрела на апашку, любила наблюдать за ней, как она что-то делает, как ловко умеет делать домашние дела, как у неё всё спорится в руках.

Даже косички она заплетала с каким-то особенным шармом, вкладывая в каждое плетение какой-то важный смысл.

«Мы любили в детстве плести друг другу косы, — рассказывала апа. — Мама оставляла нам еду на целый день и уходила в поле, к своим лошадкам. Они были наши «кормилица», как говорила мама, и мы понимали это, и тоже их любили.

Нас было четыре сестры, и мы, заплетая косы, так проявляли заботу друг о друге. Бывало даже, специально убегали из дома с распущенными волосами в поле наперегонки, игрались, валялись на траве, хохотали, и потом, счищая траву и цветы с волос, заплетали друг другу косы и пели песни. И весь мир тогда принадлежал нам, мы выросли дружными и заботливыми. Поэтому для девочки косы — это её сила, и её красота, и её скромность. Красота девушки — в её скромности. Мне так Мама говорила», — вспоминала апашка.

И она до последних дней плела сама себе косу или просила внучку. У бабушки были длинные и густые волосы.

И когда повзрослевшая Айнаш решила срезать свою косу, это было для неё очень значимое решение. Все её долго и много отговаривали, но она заплела длинную косу и попросила её срезать, как бы давая шанс себе на новую жизнь, не такую, как у бабушки и мамы. «Почему я должна жить, как они? Почему я должна жить их ценностями и привычками?» — думала юная девушка. И это чувство сопровождало её всю жизнь.

Она очень уважала и любила этих двух женщин, но почему-то никогда не хотела быть похожей на них. Всегда сопротивлялась каким-то их взглядам и манерам. Как она уже поймёт позже, став взрослой, будучи на приёме психолога, она найдёт ответ на своё такое поведение. Оказывается, ей не нравилась их жизнь, как женщин, и как и в случае с косой, она отрицала это просто в силу своего бунтарского характера. Хотя порой, будучи юной, она испытывала иногда стыд за то, что бойко отвергала все их устои и нравы. Но всё равно делала всё по-своему. Набивая свои шишки, пробуя эту жизнь на вкус, выжимая сок по своему рецепту.

И все же слова и воспитание бабушки не прошли мимо, не пролетели, как летний ветерок в июне. Скорее, они, как ураган, вовлекли её в круговорот жизни.

Апашка и аташка-художник оставили свой след в её воспитании.

Больше всех Айнаш запомнила историю, которую рассказывала апашка. В этой истории можно узнать, понять и отследить, что же было счастьем для их бабушек, и насколько это проникло в гены нас и наших детей.

«Обязательно нужно будет поделиться с читателями этой историей», — подумала Айнаш, но сейчас ей как будто чего-то не хватало и не вышло ничего. Она решила закрыть эту свою «писательскую сессию» и захлопнула ноутбук. Она вымоталась за эти несколько дней и поняла, что надо набраться сил, поговорить с мамой, найти поддержку и как раз написать эту важную историю их рода ей нужно в доме у своих родителей. «Ну конечно, нужно съездить к родителям на выходные», — подумала Айнаш и решила взять с собой детей, как раз давно не были там.

                                         * * *

Поездка к родителям — это всегда тёплое событие. Мама у Айнаш достаточно спокойная, да и отец тоже. Никто никуда не торопится, у них в семье была атмосфера размеренной жизни. Мама в семье была зажигалкой. Папа Айнаш был прямо аташка. Кажется, что он всегда был в этой роли, она уже не помнит его как папу, она помнит его как аташку своих детей, которых он неимоверно обожал. Родители жили отдельно, сами: свой огород, сад, тихо и спокойно, в нескольких десятках километров от города. Дети с визгом и радостью восприняли поездку в посёлок.

Айнаш по приезду о чем-то хлопотала с мамой на кухне. Была осень, и мама складывала свои банки в погреб. Айнаш в этом плане была очень современной, ведь это всё можно купить. У мамы было понятие, что в магазинах всё искусственное. Айнаш всегда в такие моменты вспоминала детство, когда осенью тазиками солили капусту и вообще солили абсолютно всё: капусту, огурцы, мясо, всё, что нужно было сохранить на шесть-восемь месяцев долгой зимы. Так и вырастили их поколение в сложные девяностые годы после развала Советского союза, когда не было ни денег, ни продуктов, ни работы. В Айнаш каждый раз просыпалась бесконечная благодарность родителям, что в сложное время они вырастили их и дали образование и воспитание. Сейчас и времена, и нравы изменились. Из ностальгии её вытащила мама.

— Опять в облаках летаешь? Как твои дела? Ты какая-то молчаливая, всё хорошо? — с беспокойством спросила мама.

— Ну, как сказать, в целом всё хорошо. Но есть кое-что важное, мам, ты присядь лучше, — прикрывая дверь кухни, сказала Айнаш.

Мама с полотенцем в руках, вытаращив глаза на дочь, села напротив.

Она всегда так делала, с детства, даже когда Айнаш просто говорила что-то об учебе, она придавала важность всему. И сейчас она молча ждала, что на этот раз выдаст дочь. Сейчас она понимала, что случилось что-то важное. Она сразу заметила, как Айнаш осунулась, глаза впали так глубоко и стали такими грустными. Она прекрасно знала свою дочь, за её тотальным спокойствием могли бушевать бури, но она всегда была выдержана и собрана.

— Мама, — тихо начала Айнаш, — у нас с Данияром проблемы, мы, возможно, разведемся, — на этом месте Айнаш замолчала, понимая, что слова застряли комом в горле. — В общем, он сказал, что любит другую, и я не знаю, что мне делать, даже не знаю, как реагировать. Пока всё на паузе, он уехал. Что будет дальше и как жить, я не знаю, это как снег на голову, — прощебетала на скорости Айнаш.

Мама выдержала паузу и, глядя в глаза Айнаш, ска-зала:

— Доча, у вас двое детей, им нужен отец. Ну и что, что сходил налево один раз. У всех такое бывает. Да, неприятно, да, обидно. Но ведь он тебя не бьёт, не пьёт, не материт, и муж и тем хороший. И вообще вас никто не заставлял жениться. Детей родили, терпите. И ты прости и терпи. Все мы что-то терпим, у каждой своя боль, но ради детей всё прощаем. У меня, у моей мамы и вообще у нас в роду у всех женщин что-то да было, но кто из нас не терпел? Вырастили вас зато, женили, замуж выдали, а вы сразу разводиться, ишь какие шустрые. Детям нужен отец и точка.

— Хорошо, мам, я тебя поняла, — тихо прошептала Айнаш и выбежала из кухни.

Слёзы снова покатились сами как тогда в офисе. Она не ожидала от мамы такой реакции. Хотя, может, мама права, она всё-таки жизнь прожила, знает, наверное, как лучше. Может, действительно, стоит потерпеть? Как ее мама, бабушка. Они смирились со своей участью и терпели и прощали. Может, у всех так на самом деле? Может, правда, все через такое проходят? И, действительно, как дети будут без отца?

Как она сама их вырастит? Счастье ведь в детях, ну и что, что любит другую, время пройдёт и забудет её. Зато дети будут при отце, а она, глядя на счастливых детей, будет тоже счастливой женщиной.

Айнаш, придя в себя от мыслей, протирая глаза от слёз, посмотрела по сторонам и увидела справа в коридоре висевший бабушкин зеленый шапан, который остался маме по наследству. И как будто знаком, в подтверждение её мыслям в памяти всплыла история, которую рассказывала ей её апашка, мамина мама, именно в этом зелёном шапане. Айнаш будто током шарахнуло. Так ли это на самом деле?

Она накинула на себя шапан, побежала за ноутбуком и села писать.

Кайша

Это история, которую рассказывала апашка, как часть судьбы всех женщин того времени.

История про сестру её мамы. Это было, казалось бы, давно, но она течёт по жилам и современных женщин, взращенных степью, зноем пустыни и холодом суровых зим.

Сестру звали Кайша. Она была второй дочерью в семье. Выросла, как и многие в то время, в большой и бедной семье. Когда ей было шестнадцать, её решили выдать замуж. Тогда это было нормально и обычно, что девушка, едва став половозрелой, выходила замуж и создала свой очаг. А по сути, ещё не выросший ребёнок, не созревшая личность становилась чьей-то женой и потом мамой. Как правило, муж был старше и уже более-менее мог содержать юную жену и растить потомство. Так же случилось и у Кайши. Она была красивой, тонкой, как тростиночка, и полногрудой, с большими карими глазами и двумя длинными косами до пояса. Парни её возраста и чуть старше украдкой мечтали об этой девочке, но чем красивее была девушка, тем больше была вероятность, что её выдадут за богатого. Так и случилось.

На неё положил глаз местный зажиточный купец, или, как таких называли, «сатушы». Он возил ткани и тряпки: постель, перины и прочее — и торговал по аулам. Часто бывал в отъездах и каждый раз приезжал с навьюченными лошадьми и верблюдами.

Он был младшим сыном в семье бая, у которого были свои стада лошадей. Тогда это было главной материальной ценностью — стада и земли.

Кайша его знала, но ей казалось, что он слишком взрослый. Хотя и замечала его взгляды на себе. Каждый раз замечая его со стороны, она старалась обходить и не проходить мимо. И все же пару раз они пересекались на аульских посиделках, и он просто обжигал взглядом юную девушку. А она даже не подозревала, что станет его женой.

Однажды утром она привела баранов с водопоя и с весёлым смехом зашла домой.

Они с сестрой вбежали в дом с громким смехом.

— Ах ты, проказница, — щекотала она младшую сестру. Та, тоже не отставая, пыталась достать до шеи сестры, чтобы пощекотить. Весёлый детский смех внезапно прервал голос отца.

— Кайша, койындар, вы же уже не дети, — одернул девочек отец.

— Кешир аке, — произнесла девочка, — я напоила и накормила баранов, до вечера они сытые. Можно мы с Калимой поиграем на улице? — спросила отца дочь.

— Кызым, нам нужно поговорить, — сказал отец и немного побледнел.

— Конечно, акетайым, — ничего не подозревая, сказала Кайша и поправила свои длинные косы, которые после игр на улице и беготни за непослушными баранами немного растрепались. Присев на край корпе, она поправила платье и внимательно посмотрела на отца, ожидая разговора, как она считала о её поведении егозы и шалуницы.

— Кызым, ты уже взрослая, — начал тихо отец. — Хватит играть и бегать с сёстрами с утра до вечера. Пора подумать о том, как строить дальше свою жизнь. У тебя есть 7 классов школы, ты грамотная, надо думать, что делать дальше.

— Ты хочешь меня отправить учиииться! — радостно вытаращила глаза девчонка и прыгнула на шею отцу. — Спасибо, акешим! Я так этого ждала. Я очень хочу учиться, хочу стать врачом и лечить детей и взрослых.

Отец отстранил от себя дочь и побледнел ещё сильнее.

— Нет, кызым. Нет, Кайша, — уже более глухим голосом сказал отец. — Мы решили выдать тебя замуж. Есть один хороший человек, который хочет взять тебя в жены. Предлагает хороший калым. И ты будешь жить в тепле и богатстве, — не глядя в глаза, сказал это тихим голосом отец.

У Кайши замерло сердце. Замуж? Как? Ведь она еще юна и молода, она в куклы только недавно перестала играть. Она еще не готова, подумала Кайша.

Она сидела, глядя в одну точку, не зная, как переварить эту новость.

— Я не хочу, отец, — лишь промолвила она.

— Дочка, мы уже согласились и взяли калым. Мы не можем ему отказать. Он очень уважаемый человек, и наш отказ будет для всех нас и твоих сестрёнок позором и погибелью. Так не делает никто. Если мы взяли калым, это значит мы дали согласие.

— Это значит, что вы меня продали. Как этих баранов, которых я пасу каждый день. Так вот откуда еще новых десять голов. Что еще они вам дали за меня? Сколько я стою? — процедила сквозь зубы девушка.

— Не смей так говорить с отцом, негодная девчонка, — вспылил отец, вскочив со своего места. Он начал нервно ходить из стороны сторону. — Мы растили и кормили тебя, мы дали тебе образование, у нас растут еще другие дети, твои сестрёнки и братишки. Им тоже нужно что-то есть и как-то жить. Ты ведь сама видишь, что мы еле сводим концы с концами. На всё вокруг поднялись цены, бараны уже не стоят как раньше, хлеба, который печёт твоя мать, еле-еле хватает, чтобы всех прокормить, и осталась всего одна корова. А он после свадьбы сказал, даст еще три. Мы сможем вырастить остальных детей. А ты, неблагодарная девчонка, такие слова говоришь. Скажи спасибо, что мы нашли тебе богатого, вышла бы за какого-нибудь оборванца, как твоя сестра, и ходила бы людям кланялась, чтобы помогли.

— Зато она счастлива, — выпалила Кайша.

— Счастлива? — рассмеялся отец. — Жить впроголодь — это счастье? Ты знаешь, что такое счастье? Ты знаешь, почему мы с твоею матерью поженились? — эмоции отца бурлили. Видно было, что ему самому это всё нелегко даётся. Осознание и слова дочери резанули по его сердцу как ножом.

— Ты знаешь, почему мы стали семьей? Никогда мы вам не показывали, как нам тяжело, никогда не говорили, через какие трудности мы прошли. Мы тоже были молоды, но мы не знали тогда слова «любовь». Мы решили с ней пожениться сами, чтобы поднять на ноги своих братишек и сестрёнок, видя, как они недоедают. Мы были соседями, наши семьи очень дружили. И ни я, ни твоя мама, не думали тогда о счастье. Мы просто пошли и сказали родителям, что теперь будем жить вместе, и начали с ней работать вдвоём в поле, у Аргына. Ещё до того, как вставало солнце, мы уже снова были в поле. Наши руки были истёрты в кровь, мы не успевали залечивать эти раны. Руками собирали и скирдовали пшеницу и солому. И нам тоже было тогда 15—16 лет. Всё, что мы заработали, мы отдавали родителям, приносили еду в дом и делили поровну на два дома.

Так мы помогли своим родителям. Наши семьи стали сытнее есть, появилась какая-то одежда. Только когда братишки и сестрёнки подросли, мы стали думать о себе. Нас было по девять-двенадцать детей, пять детей умерли у меня на глазах, — продолжал уже со слезами на глазах отец. — Я не мог ничего сделать. Мать убивалась от горя, а мы были бессильны. Холод, голод и болезни — это страшные вещи.

Отец резко замолчал. Кайша впервые слышала такую длинную и откровенную речь от отца. Оба молчали. Оба понимали, что тяжело обоим. Каждому по-своему. Но они родные друг другу, и эта боль от этого была вдвойне больнее.

— Хорошо, — чётко ответила Кайша. — Я согласна. Что нужно делать?

Отец, ничего не сказав, вышел из дома, плечи были опущены и походка стала как будто тяжелее. Сегодня он постарел сразу лет на десять. Любимую дочь придётся выдать замуж за нелюбимого. Но традиции и нужда были сильнее его чувств.


                                         * * *

На улице не прекращая лаял алабай с рыжим пятном на спине. Его лай разносился по всему аулу. В казане варилось мясо, а толпа женщин крутилась возле него и рядом жарили баурсаки. Сегодня Кайшу придут сватать. А она даже не знала за кого. Родители не имели права говорить до самого кудалыка. Иначе, узнав, невеста могла убиться от горя, или наложить на себя руки. Поэтому это держали в секрете до момента передачи её жениху. После этого все права на неё переходили ему. А там уже он сам должен был расположить как-то невесту к себе, понравиться ей и стать её мужем.

Успокаивало Кайшу то, что братишки и сестрёнки крутились рядом счастливые, их радостные глазки затмевали всю печаль происходящего. Дети радовались подаркам, которые им принесут гости, и с нетерпением ждали жениха и его родню.

По традиции казахов, кудалык считался помолвкой, но иногда родители объединяли это с узату и сразу же передавали невесту жениху. После узату они уже не имели права забрать её назад или вернуть калым.

Так же решили сделать и родители Кайши, потому что им было не по карману проводить столько тоев. Сам узату тоже был в узком кругу.

Лай на мгновение замолк, потому что собаке кинули кости, лакомство, которое обожает любая собака. Многие любят угощения. Когда люди собираются за столом, суть в том, чтобы вкусно поесть, посидеть вместе, обсудить новости и просто пообщаться. Испокон веков застолье было важным в любой культуре. В этом процессе рождались новые идеи, новые связи, новые вкусы. Казахи, привыкшие кочевать и живущие общиной, понимали, что в суровой степи невозможно выжить одному. Поэтому они всегда были и остаются уже долгое время гостеприимным народом. И богатый и бедный ставит на стол всё, что есть у него дома. Для дорогих гостей у хозяйки всегда найдётся какой-то вкусный припасённый кусочек. У почётного гостя есть своё такое же почётное место — төр. И этому гостю дают самые вкусные куски, самые лучшие яства и угощения. Лишь бы гость ушёл сытым и довольным.

Кайша услышала из окна улюлюканья, детский смех и крики. «Куддар келди», — кричали дети, радуясь. Это были почётные гости. Людей, которые становятся роднёй, после женитьбы молодых называют «кудалар». И им положено самое лучшее место в дома, тор.

Кайша сидела за шторкой, большой длинной бордовой занавеской. По правилам она не должна была видеть жениха, только его руку. Они обменивались рукопожатием, это было их знакомство. В этом ритуале было столько волнения и таинственности, что у любой юной девушки замирало сердце. А вдруг там за шторкой её джигит, её герой, который пленит её сердце, и она будет безгранично счастлива?

Каждая девушка в любое из времён мечтает о большой любви, хочет быть счастливой раз и навсегда. Каждая грезит надёжным, любящим и заботливым мужчиной. И в этот момент ей так мало нужно для счастья. Лишь бы её мечты осуществились и ожидания оправдались. Также и Кайша сидела в ожидании. А вдруг?

Гости шумно зашли в дом, сразу повеяло тёплом и чужим запахом. Первое, что почувствовала девушка, — чужой запах. Сердце так сильно колотилось от волнения.

Гормоны в этот момент горели красной лампочкой, и такими же были щёки Кайшы.

— Ну и где же наша красавица келинжан? — спросила громко женщина. Потом почему-то стало тихо, слышны были тяжёлые мужские шаги, шторка слегка зашевелилась и появилась рука, большая мужская крепкая рука. Кайша растерялась в первые секунды, это было страшно. Держать чужую мужскую руку. Но, справившись с волнением, она прикоснулась к его руке. Он мягко взял её ладонь в свою и подержал так несколько секунд. В это время гости начали петь песню, хлопать и поздравлять друг друга. Кайша убрала руку, и красный румянец не сходил с её лица и стал просто алым. Ещё в маленькой комнате стало резко душно от большого количества людей.

Через несколько минут шума за шторку зашли две женщины, поцеловали Кайшу в щёки и надели на её голову платок, а в уши серьги. С этих пор она считалась их снохой — келин, и дочкой. Они обязаны были о ней заботиться, кормить, одевать, обувать и любить её, как родную дочь.

Но либо время тогда было такое, либо сердца матерей сыновей были чёрствыми, либо по праву положения «я терпела, теперь твоя очередь». Чаще к юным девушкам относились как к чужой, и ещё хуже не давали и лишали её каких-либо прав. Они как будто покупали себе домработницу и служанку.

Путая традиции и воспитание с грубостью и собственничеством, из молодой и красивой девушки её превращали в злобную и измученную женщину.

Но это было не всегда, в каждой семье было по-своему. Где-то сноху принимали как родную дочь, оберегали и относились с любовью и уважением. И в то время это было большой редкостью. Юные девушки знали об этом, и их готовили к этому в родном доме. Что и как должна делать сноха в доме, молодая жена. И Кайша тоже об этом знала.

Гости поели, попили и собирались уходить. Это был самый волнительный момент для девушки. Она должна уйти вместе с ними из родного дома к совершенно чужим людям. Насколько это тяжело и больно, знает только девушка, прошедшая через это в таком юном возрасте. Сепарация от родителей происходила резко, грубо и очень болезненно, взрослели такие дети моментально. Потихоньку стали выходить гости, и мать зашла за шторку.

— Всё ли ты собрала, кызым? Я там положила тебе свежее бельё и сорочку. Выполняй всё, чему я тебя учила. Помни, самое главное почаще опускай глаза перед ата-ене. Теперь это твои родители. Слушайся их. Мать говорила холодно и сдержанно, но голос её слегка дрожал. Она за день до этого выплакалась уже, но отпускать дочь из дома, не зная, как сложится её жизнь, было очень сложно каждую минуту. Это невозможно просто выплакать и отпустить, нужно время.

— И самое главное, күним, каждое утро просыпайся и каждую ночь засыпай с Бисмиллях. Аллаға тапсырдым. Пусть Аллах благословит тебя, бағын ашылсын. Я желаю тебе счастья, доченька.

С этими словами она взяла дочку за руку и повела её к выходу. Кайша, опустив взор, шла за ней. Её котомку сзади нёс братишка. Он единственный из детей понимал, что происходит. И молча по-мужски переживал расставание с сестрой.

Большая часть гостей уже уехала, осталась только одна бричка, на которой поедут молодые. Кайша по очереди обняла и попрощалась с каждым. Крепче всех она прижимала маленьких. Братишке 13 лет, который остался после неё, она сказала присматривать за родителями и всегда во всем им помогать. Обняв мать и отца, Кайша почувствовала жгучую боль в области груди. Но слёз не было. Они застыли камнем в груди, только прожигая её. Так начиналась взрослая жизнь молодой девушки. Её посадили на бричку и увезли.


                                         * * *

За десять лет Кайша родила своему мужу шестерых детей. Два мальчика и четыре девочки. Как раз в это время наступили более тяжёлые времена. Тогда нелегко было всем, и бедным и богатым. Российская империя вторглась в жизнь кочевников, как колесница с огнём. Забирали всё: скот, имущество, взрослеющих сыновей. Относились к казахам как к неучам и чернорабочим. Не давали заниматься рыболовным промыслом, ставили свои сети. Рыбакам приходилось выходить в открытое море и ставить сети там. Это было очень опасно, и многие умирали в поисках еды.

Кайша за это время стала статной и взрослой. Её муж был старше её на 8 лет. Начали жить они неплохо. Кайша была воспитанна, он аккуратен. Но главной в доме была ене. Она делала всё, чтобы прищучить жену сына. Когда ей что-то не нравилось, она говорила сыну «Ур мынаны», что означало «Бей её». Муж был послушным сынком и, если что-то им не нравилось в поведении Кайши, он брал плеть, висевшую на стене, и ею побивал жену. С этой плети пошла любимая фраза казахских мужчин «Әелди бастан, баланы жастан», что означало «воспитывай жену с самого начала, а ребёнка с детства».

Кайша не сопротивлялась. Её сломали. Сначала родители, «продав за скот», потом эта семья, которая показывала ей каждый раз, смотри, какая ты несчастная, родившись девочкой. Твоя доля — быть послушной скотиной и слушать своего мужа. И неважно, что он тупой маменькин сынок, но он глава семьи. Единственной её отдушиной были дети и братишки с сестренками, которые иногда приезжали к ним.

Она весь год собирала разные подарки им, откладывала всё самое лучшее, припрятывала лучший кусочек, сахарки и сладости. И один раз в два года летом, ей разрешено было ездить к своим или им приезжать к ней. Тогда Кайша была счастлива. Она улыбалась, только когда приезжала и обнимала своих родных.

Безумно по ним тоскуя, она наслаждалась каждый секундой рядом с ними, радуясь, что все они живы и здоровы.

Других радостей у женщины не было. Её счастье были её дети, её родные. Мужа она никогда не любила, она и не знала, что такое любовь. Знала, что такое супружеский долг, знала, что нужно было «любить» мужчину по первому его требованию, но никогда она не знала, что такое страсть и удовольствие от ласки любимого. Юная озорная девочка превратилась в загнанного зверька. Её не радовали ни подарки, ни украшения, ни еда, ни гости. В современном мире, это выглядело бы как затянувшаяся депрессия, и её уже пошли бы лечить все кто смог.

А тогда это была её жизнь. С нелюбимым мужем, с жестокой свекровью, с болеющими и умирающими детьми. Женщины того времени беременели и рожали сколько даст бог, сколько могли, столько и рожали. Главная ценность казахской женщины была как в матке, которая способна рожать. Без врачей, без ухода, без послеродовой депрессии. Дети умирали от холода, от болезней. Мать оплакивала своё дитя и рожала следующего. Так же и Кайша, у неё были выкидыши, были двое младенцев, которых она похоронила еще совсем грудными. Оттого она любила детей ещё сильнее. Каждого своего дитя она называла любя «кулыным». И глядя на их личики, была в те моменты счастлива. Это было её женское счастье. Её дети были и смысл и вообще её жизнь. Нерожающую женщину просто меняли на другую, а такую оставляли как работницу, заставляя делать самую чёрную работу, если она была из бедной семьи. Вообще девочке из бедной семьи доставалась тяжёлая судьба.

Поэтому многие хотели рожать сыновей. Но девочки были и живучее. В младенчестве из болезней выходили больше девочки.

Потом наступил голод. Тяжёлый и мучительный. Царская империя «заморила» голодом казахскую степь. Кайша в то время похоронила еще четверых детей. Не от голода — от болезней. Смерть просто гуляла по степи. Из семьи из девяти-десяти детей в живых оставались один или два. Иногда вымирала вся семья.

И это время пережила Кайша. И как будто принимая её жертву своим счастьем, Аллах сохранил всех её братьев и сестёр. Как они выжили, знают только они.

Умерла и свекровь Кайши. От старости, не от голода. Тяжёлая судьба, тяжёлые времена. «Женское счастье», слово тогда было не то что неуместно, это было бы издевательством. Счастьем для женщины было родить ещё детей, чтобы утолить горе от потерянных.

И после этих голодных времён люди тяжело, но оправились. И Кайша понесла ещё ребёнка. Она готова была к его потере. Но надежда в ней жила очень сильно. Этот малыш был для неё как луч солнца. Двое оставшихся в живых детей уже окрепли, но их забрали братья мужа, которые потеряли всех детей, и о возврате их назад муж сказал даже не заикаться.

Они жили в соседних сёлах, Кайша тосковала по ним безумно, но ей не разрешали с ними даже видеться. И этот малыш в её утробе был единственной её зацепкой за жизнь, последней попыткой выжить.

Наверное, это единственные 9 месяцев счастья женщины. Она каждое утро просыпалась ради него, говорила с ним, поглаживая животик, улыбалась блаженно и целый день ходила пела песни, смеялась, была счастлива. Она улыбалась каждому лучу солнца, была нежна и ласкова и с мужем, и с родными мужа, и с животными, и со всем миром. Глядя на неё и не зная её судьбу, все, наверное, подумали бы «какая счастливая женщина». Её глаза сияли особенным светом, щёки были румяные и свежие. Она как будто только начала жить, как будто только вышла замуж и это её первенец. И муж не был уже так противен, как будто жизнь заиграла новыми красками. И когда пришел срок рожать, она с особенным счастьем и упорством родила этого малыша. Родился мальчик, маленький, немного недоношенный, но живой.

Кайша плакала от счастья, прижимая его к себе так крепко, как будто только стала мамой и впервые в жизни она была так счастлива. И это счастье она чувствовала всем сердцем.

Малыш прожил ровно неделю. Ночью на седьмой день, когда Кайша спала, ей внезапно стало холодно, тело сжал жуткий холод. Она соскочила с кровати, подбежала к люльке, и всё поняла. Она не один раз видела, как остывало тело мла-денца.

У неё не было слёз. Только дикий вопль вырвался из груди женщины. Утром пришли люди, все её успокаивали, говорили «молодая, родишь ещё». Кайша безмолвно сидела возле тела её Жалғаса («продолжение» в переводе). Когда люди более-менее перестали приходить, женщина молча встала, пошла в комнату, надела белую сорочку, подаренную матерью, когда она выходила замуж, заплела косы, надела самое красивое платье и белый платок на голову. Она не видела ничего и никого вокруг. Смотрела прямо перед собой. Так же, молча, она взяла тело своего младенца, завернув его в одеяльце, незаметно вышла из дома. Никто не обратил внимания, все были заняты суетой предстоящих похорон.

Кайша тихо шла в сторону реки. Ветер трепал выбившиеся из-под платка волосы. Женщина смотрела прямо перед собой куда-то вдаль. У реки был обрыв, с которого ей, бывало, хотелось спрыгнуть, но всегда держали дети, любовь к ним. Её счастьем были они. Не знала женщина больше ничего и даже не пробовала какое-то другое счастье.

С широко открытыми глазами она начала громко петь песню, колыбельную своему сыночку. Её лицо было белым и как будто безжизненным, взгляд был стеклянным. Она медленно подошла к обрыву, резко закончила петь. Посмотрела на небо, на мёртвого сына, обняла его сильнее и прыгнула вниз, крепко прижимая к себе.

Это была обычная жизнь обычной казахской женщины. Все женщины тогда были сильные, отчаянные и многие несчастные, но жили. А Кайша не смогла больше нести эту боль. Была ли она счастлива? Наверное, да, в тот миг уходя со своим долгожданным сыном, потому что, умирая, она улыбалась.

                                         * * *

Поездка домой наполнила её как всегда, и ей стало реально легче и уже не так страшно. Им завтра уже нужно было ехать домой, и Айнаш решила прогуляться и подышать свежим воздухом. Она любила, приезжая к родителям домой, ходить по местам детства. Это придавало ей всегда сил и вдохновения. На улице слегка вечерело. Она тепло оделась, укуталась в синий папин старый шарф, почувствовав его запах, и так тепло стало на душе, как в детстве. Айнаш пошла по любимым улицам и начала прокручивать последнюю работу в голове, нужно было докрутить свои размышления.

Это была история её рода. Часть её самой, в ней текла степная кровь кочевников, послушных женщин и суровых мужчин. И для Айнаш это было как отголоски и её жизни. Порой она тоже не знала, спрыгнуть со скалы или убежать, подчиниться или защищаться, любить или ненавидеть. Ей важно было именно проговорить свои истинные чувства и мысли. Она включила диктофон, чтоб не потерять важные осознания:

«Я вот, например, вроде тоже вышла замуж по любви, меня никто не заставлял. Меня никто не бил, не отнимали детей, не мучали и не унижали, я не голодала и не видела многих жизненных трудностей. И в принципе времена, конечно, другие. При том, что женщины водят машину, возглавляют компании, разводятся, дети так не умирают, как тогда, есть медицина, есть свобода, есть финансы, есть возможности. Но при этом мужья до сих пор бьют своих жён, до сих пор могут запирать в домах, наказывать рублём, унижать, оскорблять, вешают камчу на стену, как символ власти. Да, этот мир создан для мужчин, но ведь в исламе говорится «оберегайте женщин». Пророк Мухаммад перед смертью сказал: «Хорошо относитесь к женщинам», три раза повторил, это достоверный хадис. Почему же наши мужчины не следуют за этой сунной, но следуют за традициями предков-язычников? Отживёт ли когда-нибудь, или перестроится патриархат? Или женщинам нельзя позволять проявляться, и пословица наших предков будет жить ещё долго и передаваться новым поколениям?

Та женщина, Кайша, разве не имела она права быть счастливой? Обнимать и ласкать любимого мужчину? Не имела права не отдавать тех двоих детей, которые у неё остались? Она стала заложницей своего времени? Возможно, и сейчас есть какая-то несчастная Кайша, которая берёт своих троих живых детей и прыгает с ними в открытое окно, потому что не знает, как поступить, потому что продавлена и подавлена. Как нам растить своих детей, дочерей? И хочется не быть той «я сама», но и при этом быть любимой и уверенной в своём мужчине.

Я не призываю читателя ответить на мои вопросы, но это мысли, которые назрели у меня и, наверное, заложены в моих кодах ДНК. Может, это голос моих предков во мне, тех несчастных женщин, которые хотели и не могли быть счастливыми. А я хочу. Хочу обнимать любимых, хочу идти и ехать туда, куда могу.

Имею ли я на это право? Честно ли это по отношению к моей той прабабушке? А что если бы я увидела Кайшу, что бы я ей сказала? «Беги из родительского дома, не позволяй сломать свою судьбу ни ради кого, беги от мужа-тирана, забери своих детей, будь смелой и в этом будет твоё счастье»? Послушала бы она меня?

Почему-то думаю, нет. И знаешь почему, потому что это страшно менять что-то в своей жизни, идти наперекор системе, когда тебя бьёт плетью человек, которому ты рожаешь детей и ублажаешь ночью, а днём кормишь его из своих рук, то это страшно, психика уже сломлена. Потому что так не должно быть. Потому что Аллах сотворил женщину для того, чтобы мужчина находил успокоение в ней. И она в нём. А Кайше даже не дали выбора».

Айнаш нажала на стоп диктофона. Когда она писала про Кайшу, невольно осознавала свои точки отношений с мужем. И это было сложно. Она понимала, что водоворот историй, мыслей и событий уже начинает нести её куда-то, куда она ещё не знала, но её уже заворачивало, и нужно было набирать воздух в лёгкие и нырять в это.

Раз она ничего про женское счастье сходу не придумала, то, может, она уже и не любит мужа? Естественно, что после таких известий живой страсти уж точно нет.

Только недоговоренность и куча обид, неисполненных желаний и совместных разбитых мечтаний. Тем более что она в последнее время заметила, как муж стал проявляться. Она как будто сняла очки и увидела его другим. Если раньше он забирал детей со школы, то сейчас его совсем не было дома. Он молча уезжал и приезжал под утро. Ни с кем не говорил, но при этом глаза сверкали и он по виду был счастлив, а, приходя домой, становился угрюмым и печальным.

На днях он пообещал сыну свозить его на хоккейный матч, который они так любили вместе, и просто забыл о нём. Много чего в нем изменилось, либо она просто раньше этого не замечала. Она как будто увидела в нём другую, плохую сторону его личности, чужую, которую он либо скрывал, либо она просто проявилась только что.

Ему откровенно стало плевать на семью. При этом он и уходить не хотел. И на каждую попытку поговорить, он убегал, либо огрызался, либо говорил: «дай мне время, это пройдет».

«И как долго это будет продолжаться?» — думала Айнаш. Как Кайша, терпела до последнего. Может, у неё тоже такая родовая программа? Но ведь она не Кайша, и время другое. Сейчас можно просто развестись и жить так, как хочешь. Каково это было бы сейчас развестись? От одной мысли стало страшно. Она не представляет свою жизнь без Данияра. А может, это временно, и он успокоится и это пройдёт?

«Нужно поскорее закончить с этим заданием, — промелькнула мысль, — А то Бог знает чем это закончится. А что я потом буду делать? Если разведусь, например, и писать если перестану? А кому я могу быть интересна?»

                                         * * *

В прогулке Айнаш не заметила, как пролетело время, уже был вечер. И она только сейчас поняла, что ушла в процесс. Стало совсем темно, она слегка замерзла и решила идти домой. Она поняла, что писательство помогает ей не убегать от своих проблем, а решать их. И для неё самой сейчас, наедине с собой и в этой боли, было очень важно.

— Мама, — услышала она голос сына. Санжар стоял возле калитки и звал её.

— Сынок, ты что раздетый, замёрзнешь же, — увидев его, побежала к нему Айнаш и начала укрывать его папиным шарфом.

— Я вышел искать тебя, запереживал, что тебя так долго не было, и уже темно, — взволновано сказал сынок.

— Я вышла прогуляться, решила пройтись по местам детства, — улыбаясь, ответила Айнаш.

— Мама, ты бы нас предупредила, я всегда за тебя волнуюсь, — обнимая её, произнёс с заботой Санжар.

— А что делают ажека с атакой? Айлин дома? — смотря с любовью на своего подрастающего и заботливого сына, спросила Айнаш.

— Да, все дома. Ажека нажарила баурсаков, пойдём чай попьём вместе. Я что-то переволновался, пока искал тебя, — улыбаясь, предложил сын. Айнаш кивнула, прижала сына крепче и, обнявшись, они пошли домой. На улице пахло свежестью и так уютно сияли звёзды в небе. Так спокойно стало ей на сердце. Родители и дети рядом, всё хорошо.

Остальное обязательно наладится, решила Айнаш и пошла пить чай со своей семьёй.

                                         * * *

Айнаш сидела у окна, держа телефон в руках. Они сегодня собирались ехать домой, но погода что-то не заладилась, всю ночь лил проливной дождь и был порывистый ветер. И они решили ещё пару дней побыть у родителей. В комнате было тихо, только за окном кричали птицы, но ей казалось, что этот крик звучит внутри неё. После написания и осознания истории Кайши в ней как будто заиграли какие-то новые струны, она много что переоценила за эти пару дней.

Еще сегодня утром она прибирала в комоде у родителей и нашла их свадебные фотографии и совместные фото с их поездок за границу с детьми, и ещё где они только поженились и дочка была совсем малышкой. Эти фотографии навеяли воспоминания и грусть, и вызвали волну эмоций.

«Когда же всё изменилось?» — с грустью смотрела Айнаш на эти фото и понимала, что как тогда уже не будет, либо они пройдут этот сложный период и станут ещё крепче как семья, либо всё развалится, как карточный домик, и останется лишь пепел от счастливых лет.

Внезапно экран телефона мигнул, и на нём появилось знакомое имя.

Данияр.

Она не хотела отвечать. Каждый раз, когда он говорил, в ней что-то ломалось, но палец сам провёл по экрану, и глухой голос мужа ворвался в её утро.

— Айнаш, где ты? Почему ты не отвечаешь?

Она молчала.

— Дети в порядке? Что ты молчишь? Почему ты так со мной?

— У детей всё хорошо, не волнуйся за них. Как я с тобой? Скажи мне, а почему же ты так со мной, Данияр? — её голос звучал спокойно, но внутри закипал вулкан.

На другом конце провода повисло молчание.

— Нам нужно поговорить, Айнаш, так и будем бегать друг от друга? Вы у родителей? Возвращайтесь домой, мне вас не хватает.

— К кому ехать? К тебе? Или к вам? Или ты уже привез её к нам домой?

— Айнаш, не начинай. Я не хочу терять тебя. Но и её тоже. Так сложилось. Ты мать моих детей, я тебя люблю. Я люблю вас обеих. Ты можешь злиться, можешь не отвечать, но это правда. И я не хочу рушить нашу семью. Всё может остаться, как есть. Не могу тебе объяснить эти чувства. Ты женщина и вряд ли поймешь меня.

Айнаш прикрыла глаза, глубоко вдохнула.

— А ты сам слышишь, что говоришь? Семья? Какая семья, Данияр? Где в этом слове место для меня?

Он тяжело вздохнул, словно устал объяснять очевидное.

— Я понимаю, тебе тяжело, но подумай…

— Ты вообще представляешь, каково это — быть в этом треугольнике? Ждать, пока ты выберешь? Пока ты решишь, сколько любви мне оставить, а сколько ей?

— Я не выбираю, Айнаш. Я уже выбрал. Я хочу быть с вами обеими. Я смогу вас обеих обеспечивать, я буду рядом. Разве тебе от этого станет хуже?

— Мне станет хуже, Данияр. Потому что я не могу делить мужчину с другой, я даже не представляю, как это возможно. Я хочу либо всё, либо ничего. И нам нужно что-то решить окончательно. Я так больше не могу и не хочу.

— Ты серьёзно? Ты правда думаешь, что сможешь без меня? — возмущенно и с издёвкой в голосе проговорил медленно растягивая слова Данияр. — Как ты будешь жить, Айнаш? На этой своей писанине? Да ты и три дня не протянешь без моей помощи.

Она почувствовала, как внутри что-то хрустнуло.

— Ты всегда так думал? Всегда смотрел на меня сверху вниз? — у Айнаш словно рушились какие-то замки. Скорее всего, в этот момент рассыпалось на части доверие, накопленное годами.

— Я просто реалист. Будь честной с собой: тебе нужны деньги, стабильность. Да и дети… Ты правда хочешь растить их без меня? И думаешь, сможешь? — по тону было слышно, что он проявлял преимущество над ней.

— Я хочу растить их без унижений. Без ожиданий. Без обмана, — сквозь зубы процедила Айнаш.

Он замолчал, потом выдохнул:

— Я перевёл тебе деньги. На месяц, два… Сколько тебе нужно, чтобы успокоиться.

Айнаш услышала звук уведомления и мельком взглянула на экран.

Перевод. Сумма, на которую она могла бы жить несколько месяцев.

— Для убедительности моих слов. Поверь, я лучше знаю, как будет лучше для нас. Я люблю тебя.

Она тихо засмеялась. Этот смех был сухим, пустым.

— А я тебя — нет.

Ещё миг — и она сбросила вызов.

Айнаш закрыла глаза, чувствуя, как в груди всё дрожит, как сердце отбивает новый ритм.

«Это конец. Я больше не жду и не буду. И пусть будет как должно быть».

Она открыла телефон, нашла нужный контакт и нажала вызов.

Артём ответил почти сразу:

— Айнаш? Что случилось?

— Я готова, — её голос звучал ровно. — Я буду писать. Без дедлайнов, но я постараюсь не затягивать. Мы сделаем бомбу. Обещаю.

— Я в тебе не сомневался, — усмехнулся он.

Она отключилась.

И тут же, не колеблясь, набрала ещё один номер.

Данияр.

Сообщение.

«Мы разъезжаемся. Ты съезжаешь. Завтра. И на этом всё».

Отправить.

Айнаш глубоко вдохнула.

Впервые за долгое время ей стало легко.


ЗИМА


Ближайшие две недели Айнаш впала в состоянии фрустрации. Она была без сил и физически и морально. Все дни были для молодой женщины просто потеряны, как ей казалось. Она просыпалась и засыпала как в тумане. Все слова и мысли потеряли смысл. На автомате она кормила детей, отравляла в школу, забирала оттуда, кормила, укладывала спать и утром по кругу. Ей казалось хотя тогда, что она живёт как раньше, что ничего особенно не поменялось. Она всеми силами цеплялась за жизнь. Даже сделала новую причёску, постройнела, похорошела, но ночами рыдала в подушку, а утром опухшая шла работать.

Так прошло несколько дней. И вот однажды пришло его сообщение: «Я буду жить на две семьи, всё будет как раньше». Эти слова вонзились ей в душу, как осколок льда. Сердце забилось, но в этот раз не от любви — от боли. Она поняла, что больше не может закрывать глаза на реальность.

— Ты серьёзно думаешь, что это нормально? — спросила она его в следующий раз, когда он заехал навестить детей. Он отвел взгляд, явно стараясь не встречаться с её глазами.

— Так всем будет легче, — сказал он, сухо пожимая плечами.

Тогда Айнаш почувствовала, как холод от его слов обволакивает её изнутри, отбирает все силы. Она долго молчала, раздумывая, стоит ли что-то говорить, но затем выдавила из себя:

— Я не могу так, Данияр. Это не семья… И это не та жизнь, которую я хочу для себя и для наших детей.

Их диалог прервался, оставив за собой тишину, в которой только гул в ушах Айнаш напоминал ей, что это реальность, а не страшный сон. Она поняла — от этого уже не убежать, и теперь ей придется пережить всё это до конца, и они обоюдно решили взять паузу в их семейной жизни, чтобы разобраться вообще, что происходит и как с этим всем жить дальше. Хотя оба понимали, что ни дети, ни быт, ни материальные ценности не вернут и не возродят снова чувства.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.